Эпиграф "Песочницы вырастают вместе с человеком...
И мы не перестаём в них лепить куличики!"
Учительская конференция начиналась в десять. Автобусы подвозили делегатов к фойе районного Дома Культуры. За полчаса до начала, Лунин вышел из автобуса, и разминая затекшие ноги, остановился возле массивного крыльца с длинной лестницей. Группа мужчин покуривала тут же, возле облупленной бетонной мусорницы, но Лунин встал чуть поодаль. Курил он теперь редко и не выносил табачного дыма курилок.
Участники подъезжали. В очередной группе, поднимавшихся по лестнице, Лунин неожиданно узнал знакомый профиль, и распознал в элегантно одетой женщине знакомую юности, его давнюю студенческую любовь. «Нет, не может быть! Столько лет... - взволновано подумал он.»
Не докурив, он бросил сигарету, чуть не попав ею в одного из стоящих мужчин, наскоро извинился и метнулся ко входу, перешагивая через ступени. «Да и возможно ли? Столько лет пытался найти её, узнавал!.. Узнавал у всех, кто хоть как–то... хоть что–то, а тут?..»
Лунин почти догнал ту группу, в которой рассмотрел свою бывшую любовь, но они уже сдали пальто в гардероб и прихорашивались, стоя у зеркала. Он онемел: «- Да, это она! - его толкали, но он уже ничего не замечал. Стоял остолбенев, оперевшись о лакированный парапет гардероба и неотрывно смотрел на свою возлюбленную.
Она была так же хороша, как и прежде, - прежняя кукольная красота приобрела женственность; пышная копна волос уступила место короткой стрижке, оголив изящную шею и плечи, придав всему её облику необыкновенную грациозность.
– Вы будете раздеваться? - спросили Лунина его подошедшие коллеги, - скоро начало...
– А?! Да, да... - засуетился Лунин, видя, как публика проходит в зал, и как Она, не замечая Лунина тоже торопливо уходит.
Он сдал пальто и шапку, заспешил в зал, на ходу торопливо приглаживая поредевшие, смятые седые волосы. В узком коридоре, почти у самой двери, его тронула за локоть высокая худая незнакомая женщина.
– Можно вас на секундочку? – заговорщически позвала она. – Я, - ваша коллега из Заводского района... – добавила она, видя недоумение Лунина. – Вот посмотрите, – сказала она, открывая журнал в красной ледериновой папке.
Лунин доверчиво наклонился, пытаясь рассмотреть содержимое папки, и услышал торопливый шепот: «– Наталья Ивановна просила вас к ней не подходить, и не проявлять так явно внимания! Это неудобно... Она будет на семинаре по средствам обучения. Приходите туда...» Женщина изобразила радушную улыбку, кивнула ему, – будто они только что обсудили важный вопрос, захлопнула папку, и пошла в зал.
Всю торжественную часть Лунин просидел не слыша докладчика и не ощущая происходящего в зале. Единственное, о чём он мог думать – студенческие годы. Он приметил Наташу в момент подачи документов в Приемную комиссию. Её смущение при их первой встрече вдохновило его, и уже после экзаменов, когда всех отправляли на сельхозработы, он подсел к ней в автобусе. С тех пор, они не расставались. Их отношения развивались стремительно и страстно. На лекциях они сидели рядом, после занятий допоздна гуляли по городу, ели мороженое, смотрели кино... С последним троллейбусом он провожал Наташу домой, а сам, счастливый её близостью, ехал в общагу.
На последнем курсе Наташа забеременела и они мечтали о свадьбе, которой не суждено было сбыться...
Шум аплодисментов вывел Лунина из состояния задумчивости. Зажегся свет, трибуны опустели, задвигалась к выходу людская масса. Он вспомнил о семинаре и поспешил к протиснуться в проход. Волнение придало ему сил. Кабинет с семинаром нашелся быстро. Он вошел, Наташа сидела за столом у окна. Лунин взял папку с материалами, и как когда-то, уселся рядом к ней. Она робко взглянула на него, и тихо произнесла: «Привет!»
Ему почему-то вспомнилась огромная глыба сине–фиолетового снега, качнувшаяся на краю нависающей скалы, как когда–то в горах, готовая вот-вот смести его в бездну. Лесовоз, груженный доверху кругляком и лопнувший шланг тормоза на полном ходу... Этот первый миг низвергающейся беды предстал перед ним! Миг надвигающейся катастрофы, когда от малейшего звука, движения, чуть заметного шороха нарушается равновесие, возвещающее о неизбежном... Но теперь, это было не важно!
Лунин взял её руку, почувствовал ответное нервное пожатие, дрожь...
– Как ты? – смог выдавить он.
– Я замужем, – почему-то ответила она, – муж обещал заехать за мной. Поговорим сейчас, и больше никогда не будем встречаться, ладно? – она взглянула на него своими нежно–голубыми глазами, полными слёз. – У тебя всё нормально?
Лунин горько усмехнулся.
– Нормально... да... – с долгими паузами выдавил он. – Я долго тебя искал! – вдруг торопливо забормотал он, как будто его немедленное объяснение может что–то изменить. – Я звонил по старому адресу. Я даже приезжал, и дежурил возле твоего подъезда...
– Не надо, Игорь...
– Но ты же присылала мне открытку! Я обнаружил её в почтовом ящике, я надеялся...
– После того, как мы потеряли своего первенца, и ты женился, уже ничего не могло быть, как раньше.
– Как ты жила все эти пятнадцать лет? Почему я раньше тебя не видел на таких семинарах? Я пытался найти тебя через районо...
– Я не работала эти годы. Мой муж богатый человек...
Лунин похолодел.
– Я пыталась выйти замуж, чтоб поскорее забыть тебя. Ничего из этого не получилось, – он оказался пьяницей и подонком... Предложил мне заработать денег, родить ребенка его шефу. Так я познакомилась со своим теперешним мужем... У нас уже трое детей... В этом году я решила пойти на работу. Он посоветовал. Он думает, что работа придаст мне сил, интереса к жизни...
Лунин молчал. Душа его разрывалась от невыносимой тоски и отчаяния! «Ничего не вернуть! Ничего!» Наташа почувствовала его нервозность.
– Не надо ничего, Игорь! Лучше не ворошить прошлое... Я рада была тебя видеть. Будь счастлив! – она поднялась, и, кивнув ведущему, поспешно вышла...
Лунин сидел подавленный. Возникшая было надежда увяла, как опаленный огнём цветок. Голова гудела от переживаний. Всё, что происходило вокруг него, казалось далёким несуществующим спектаклем. Звуки приходили искаженные, часть слов он не мог разобрать вообще...
– Игорь Сергеевич! Вам плохо? – географичка Инна, бывшая его ученица, тормошила его за локоть.
Лунин огляделся вокруг. Зал пустовал. Инна сидела напротив, пытаясь привлечь его внимание. Он всмотрелся в её лицо. Красивое, полное лицо. Губы, выдающие чувственный рот, густо накрашенные ресницы, карие глаза... «Чем не красотка? И клеится ко мне, уже старику, вдвое старше её... Какая же она ещё глупая! Что она понимает?..»
– Нет, всё нормально! Не выспался, видно! – промямлил Лунин непослушным языком и поднялся.
– А мы уже в автобусе! Ждем вас. А вас нет нигде... – тараторила Инна, сопровождая Лунина.
– Вы идите, спасибо! Я сейчас тоже, я иду, иду...
Он заспешил в вестибюль, в надежде, что ему придет в голову какой–то чудесный план; в надежде, что он увидит Наташу, что еще не всё потеряно. Дворец Культуры уже опустел, и он получил свое пальто почти последним.
Всю обратную дорогу он перебирал события прошедших лет, однообразие рабочих дней, скучные вечера перед телевизором или за проверкой тетрадей. И теперь он корил себя за бездействие и глупую уверенность в том, что всё так и должно в жизни быть. Что бесполезно менять судьбу, что всё предопределено... «Если б тогда я начал её искать, ещё всё можно было исправить! И эти прекрасные, похожие на неё три девочки, были бы моими дочерьми! Я приходил бы домой и видел любимые черты, мог обнять каждую из них! Был бы окружен бесконечной любовью и нежностью! Что мне делать теперь?...»
Автобус мерно гудел, преодолевая длинный подъем среди заснеженных полей, когда Лунин прочитал знакомое название деревеньки, где они студентами работали по уборке картофеля.
– Возле магазина, останови! – попросил он водителя. – Мне надо зайти к знакомым! – сказал он Инне, сидевшей рядом. – Я доберусь на такси...
Он вышел в морозные сгущающиеся сумерки. Где-то вдалеке слышался дробный и разноголосый собачий лай. Напротив автобусной остановки, желтым светились окна магазина. Лунин вошел внутрь. В магазине царил холод, желтый свет оконца был единственным намеком на тепло, но и то, обманул...
– Бутылку водки пожалуйста, и пару сырков, – сказал он девушке–продавцу, в синем фартуке поверх тёплой куртки, одиноко сидевшей в углу, у кассы.
Он рассчитался, бросив две сотенные бумажки, и насыпав горку монет сверху. Улица деревни Шиловка была пуста. Пройдя к остановке, Лунин уселся на изрезанную ножами неровную скамью, достал сырок, и откупорив бутылку, выпил её до дна. Водка холодны стержнем встала внутри, оглушив его. Не дыша, он стал судорожно пережевывать холодные кусочки сырка. Он знал это состояние. Все эти долгие пятнадцать лет, Лунин почти не пил. После того, как побывал в реанимации после длительного запоя, он решил не пить более. И вот... Он проглотил пережеванный сырок вперемешку с горькой слюной. В животе зажгло. Он знал, что этот тлеющий огонёк разрастется, растопит холод, вставший ломом внутри и разольётся разноцветным дурманящим теплом по всему телу, – что еще несколько минут и он будет совершенно безучастным ко всему, что есть вокруг; что живёт и движется далеко, в почти неосязаемых, дальних просторах. В эти минуты ещё не замутнённого сознания, он должен сказать себе главное, сущее - ту правду, что мучила его и не давала ощутить радость жизни. «Что-же теперь? Как жить дальше? Как жить с этой бесконечной пустотой, образовавшейся тогда? Где все те, кто оберегал его от глупого шага жениться, кто пытался избавить его от проблем, а лишил, тем самым жизни? Где они?.. Где–е? Будьте вы все прокляты!»
Совершенно захмелев, он шел, не разбирая дороги. На скользких местах ноги непослушно разъезжались, и он падал. Встряска от падения возвращала реальность. Он смеялся своей неуклюжести, сгребал снег, отирал лицо, и тогда снег ему казался колючим и горячим. Он вставал и шел дальше... Ему хотелось петь, и он вспомнил, как они, молодые и задорные, садились вечером на скамейку и пели незамысловатые, наивные песни...
В полутьме, Лунин разглядел старый барак, где они, студенты, жили, работая в поле, и побрел к нему через заснеженное поле.
***
– Пишите! Лунин, Игорь Сергеевич... 19.. года рождения, учитель средней школы... – Записали? Далее... Следов насильственной смерти не обнаружено... смерть наступила предположительно в промежутке от двадцати двух часов... предположительно, в результате переохлаждения...
– Санитары! Грузите!..
– Гляньте! Тут на снегу написано, как кто–то нацарапал, – Наташа, плюс Игорь, получится Любовь...
– Ну, это к делу не относится! Какая тут любовь? Тут другое! Грузите!...