Андрей Платонов и его произведения.
(Лекции для…)
Когда он строил этот Днепрогэс
И ковырял лопатой смачно-смачно
Как будто до Аравии счастливой
Он докопаться в принципе хотел…
Игорь Яркевич
Моя безликая страна,
Ответь мне, на каких обломках
Напишут наши имена?!
Михаил Гаврюшин
Андрей Платонов (Клементов) (1899-1951гг.) в самом начале своего творческого пути писал: «Я буду делать хорошие души из рассыпанных потерянных слов…» Сын железнодорожного слесаря, парень с рабочей окраины Воронежа А. Платонов поначалу представлял жизнь гулким бесконечным пространством, в котором обитает человечество, где блага и справедливость распределяются как паёк. Об этом своём раннем представлении он и ведёт речь в своих главных произведениях.
Его сюжеты – это вереница вдохновенных и отчаянных попыток переустроить, обновить, двинуть жизнь в нужную колею. Он уже пишет людскую массу не как непроницаемую толпу и не как череду блистательных характеров, а, следуя классическому реализму, показывает бессчётные лики народного сознания, проявившиеся в расколотых зеркалах революции. То, что современный человек стал брать в расчёт только в конце ХХ века: реальность полного исчезновения жизни, её насильственного или искусственного аннулирования, самоликвидации. Писатель всё это почувствовал на более чем пол века ранее, Платонов своим творчеством ломает привычные штампы обыденного сознания, для чего создаёт особый, адекватный состоянию социума язык. Напор мысли писателя вспарывает мощный, мёртвый покров бюрократического дурмана, пропитавшего весь стиль жизни «нового» общества, речь, язык, образ мыслей и действий людей…
В конце 20-х, начале 30-х годов Платонов создаёт свои самые значительные произведения: роман «Чевенгур», хронику «Впрок», повести «Джан», «Сокровенный человек», «Котлован», и «Ювенильное море». В это время он пишет жене: «Я должен опошлять и варьировать свои мысли, чтобы получились приемлемые произведения. Именно опошлять. А если бы я давал в сочинении действительную кровь своего мозга, их бы не стали печатать». А. Платонов ошибался: даже то, что он считал нарочито опошленным в угоду редакторам, не печаталось, обвинялось в клевете на социализм, лично великим вождём называлось «кулацким» и «антисоветским». Только в 1988 году его главные произведения пришли к читателю. Всё случилось потому, что предметом творчества мыслителя стали эксперименты революционного идиотизма, неприукрашенный труд, голод, разруха, сиротство людей в стране всеобщего братства – и всё это на фоне строительства «самого светлого общества трудящихся» Писатель писал: «Искусство заключается в том, чтобы посредством наипростейших средств выразить наисложнейшее. Оно высшая форма экономии.»
1. Роман «Чевенгур» писался в 1929 году. В нём автор не подвергает художественной ревизии саму идею социализма, он лишь не принимает методы претворения идеи в жизнь, те средства, способы и формы политического насилия, которые, как считал участник и романтик революции Платонов, противоречат социалистическому идеалу. Для создания панорамы действительности в произведении писатель избирает традиционный для русской литературы сюжет странствия-путешествия, дающий автору возможность провести своих героев через пространства, сталкивая их с различными общесоциальными коллизиями и многими людьми.
Два «полевых», т.е. действующих большевика (теперь понятно откуда пошло название «полевые командиры» - и тут совсем не новое поколение выдумало) Копёнкин и Дванов движутся с мандатами партии по центрально-чернозёмной России и наводят в сёлах и городах такой революционный порядок, какой им диктует их собственное «классовое чутьё»: они, например, одобряют некую коммуну «Дружба бедняка», где руководящих должностей больше, чем самих коммунаров, а смысл всего существования коммуны в «усложнении жизни в целях всеобщей запутанности» (прямо пример деятельности сегодняшних властей, видать, из потомков тех путаников). Цель бродящих по российской степи «рыцарей революции» – сделать всё, «чтобы к лету социализм из травы виднелся…» Вообще один из них, как стародавний Дон Кихот влюблён в «мировую невесту революции Клару Цеткин».
Но их переплюнули 11 местных чевенгурских большевиков: они уже учредили социализм и даже коммунизм в своём городке. Действуя по логике, что коммунизм наступит, когда не будет буржуев, эти прогрессоры расстреляли всех их в соседнем с городом овраге, отменили труд, «как форму угнетения народа» и с надеждой ждут, греясь на брёвнышках, когда «солнце само выгонит злаки из земли». И, хотя чевенгурцы имеют очень приблизительные представления о социализме, один из них, умом которого все восхищены, творя дела именем Маркса и Ленина, говорит: «Я его сроду не читал. Так слышал кое-что на митингах – вот и агитирую…»
Сам когда-то действующий большевистский пропагандист, А. Платонов уже в конце 20-х годов задумался об опасностях и последствиях примитивного извращённого понимания идей социализма, которые ведут к его казарменному воплощению, к идее «общего котла», что и демонстрировали все воплощённые системы этой модели, от советской с её метаниями и крайностями, до китайской, всё ещё находящейся в эксперименте, и наконец кампучийской с её звериной массовой резнёй населения. Недаром некий Прокофий, присвоивший добро расстрелянных буржуев, тоже носит фамилию «Дванов». Происходит как бы сдваивание ответственности: верящего в светлые идеалы революции Саша Дванова и причастного к убийствам и бесчинствам Прокофия Дванова, который, прикрывшись лозунгами социализма, делает всё в своих шкурных интересах. У писателя против чевенгурских решателей послана воинская часть, чтобы прекратить кровавый эксперимент. Но автор как бы предсказывает, что чевенгурский социализм задумывался, как рай для избранных, что по сути и стало итоговым казусом для всей системы социализма в СССР.
2. Произведение «Котлован» писалось в период с декабря 1929 года по апрель 1930 года, и стало явлением русской литературы. В прозе Платонова слово и понятие всегда едины, не отдалены от друг друга. Уже само название заставляет задуматься о полной безысходности уже начального этапа построения нового общества, что называлось «великим переломом и индустриализацией» …
Поначалу в реальном котловане, вырастающем в величайшее обобщение изначальной бесполезности задуманного, работают энтузиасты, зачинатели строительства, но уже сразу рядом с ними выведены образы прохиндеев от идеи, например, некий профорганизатор Пашкин и его жена, «размышляющая от сытой жизни и скуки» и вразумляющая своего мужа: что «…каждый человек должен иметь хоть маленькое господствующее положение, тогда он спокоен и приличен»… Сам же Пашкин живёт «… не идеей жизни, а идеей должности, он научно хранит своё тело», «определяет льготы», больше всех толкует о социализме. Но автор пишет: «Пашкин не ощущает себя», т.е. не живёт нормальной жизнью, а по постановлениям и циркулярам. Для Пашкина люди даже не «винтики», а всего лишь точки в его записной книжке, которые он ставит как знак «внимания к массе», снабжаемой им «долями лучшей жизни». По сути Пашкины делят социальные блага не ими произведённые и не им принадлежащие (прямо как нынешние управляющие компании – современное воплощение идей распределения чужого).
Роман «Котлован» – это традиционное для русской литературы синтез-слияние философии и художественности.
А. Платонов пишет, что герои «принялись рыть почву вглубь, точно хотели добыть истину из земного праха…» По сути творится дьявольское дело, хотя яма предназначена по высокое и красивое здание под названием «социализм» и готовится в приданное девочке сироте Насте, олицетворяющей будущее, но она умирает от голода, холода и болезней и её хоронят на краю котлована. Именно котлован – символ социалистической индустриализации, а ребёнок Настя воплощает в себе все надежды людей, поверивших в революцию. И эти надежды похоронены на краю глубокой ямы.
(Видимо, ничего хорошего не ждёт и общество, хвастающее своим богатством и достижениями и тут же на том же «голубом глазу» собирающее подачки на больных детей, у которых других надежд, как на отклик таких же обделённых людей нет) Это к вопросу о современности классической русской литературы…
Великая трагедия крестьянства тоже проявлена в произведении: она изображена как ирреальная драма с реальными людьми, их настоящим горем (гробы в пещере заготовленные на всю деревню, даже для детей, ибо не доживут они до лучших времён). Насильственно оторванные от своего дела крестьяне роют котлован уже совсем не так усердно, как те, верующие в высокое светлое здание социализма, и одолевают их свои собственные мысли. Речь идёт о расхождении слов и дела, идеи и её реального воплощения: итак, один наращивает стаж, чтобы уйти из котлована учиться, другой хочет переквалифицироваться, а третий «скрыться в руководящем аппарате от тяжестей жизни»… Но спасения не будет никому в социальной машине, перемалывающей людей, уже утративших романтическую веру в ценность котлована, а значит и самого здания будущего, под которое он готовится.
Писатель рассказал о котловане строящегося социализма, в котором оставил умирать реальных строителей нового общества, тех, кто рыли его и погребли себя ради всеобщего светлого будущего, но оно не случилось и постепенно яма котлована превратилась в зловонное болото… «Котлован» – это повествование о столпотворении социального переустройства, только даже не вверх, а вниз, о несбывшихся идейных амбициях проф. и парт. организаторов, о крушении веры и обманутых надеждах простых людей, увидевших будущее в кривых зеркалах революции, разбившихся на мелкие осколки трагических судеб, каковой стала и жизнь самого автора…
3. Повесть «Ювенильное море» (молодое) – чистая антиутопия, направленная на развенчание технического большевизма 30-х годов. Вряд ли нынешние опиральщики на собственные из Сколково и ещё одной, более высокой конторы, читали сие произведение, а оно как специально написано для них…
Литература тридцатых, воспевавшая рекордоманию, изобретательство, опору на собственные резервы, их поиск, считающей это панацеей от всякой отсталости. Установка на сверхбыструю индустриализацию, рассматривается Платоновым как утопия, а молодые персонажи, претворяющие утопические постулаты в жизнь как утописты чистой воды, «творящие социализм в скудной стране, беря первичное вещество из своего тела…» (так называемый энтузиазм). Например, инженер Вермо, глядя во след своей возлюбленной, Босталоевой, с теплотой думает о том, «сколько гвоздей, свечек, меди и минералов можно получить из её тела». Она и вправду в командировке в Москву всё это добывает при помощи своего тела, т.е. некая помесь идейно-социальной проституции существовала…
Другой персонаж повести, некий Умрищев, выдвигает идею оппортунистического царства в форме Руси Иоанна Грозного (намёк на любимого исторического деятеля И. В. Сталина). И наконец, устами одного из своих непрояснённых персонажей писатель предлагает оставить историю в покое лет на пятьдесят, чтобы достигнуть благополучия без таких нечеловеческих усилий. Однако Платонов видел, что между прошлым и будущим России пролегла пропасть сталинского тоталитаризма, оставляющего героев молодого социального моря без будущего.
Преследуемый властями после рассказа «Усомнившийся Макар», тяжело живший в быту, переживающий семейную драму, 15-летний сын был арестован и погиб в лагере, Платонов писал: «Истина – тайна, всегда тайна. Очевидных истин нет.» Это его понимание проявилось и в тематике, и в стилистике, и даже языке его произведений. Вообще язык Платонова трудно поддаётся переводу, а писателей, сумевших бы перевести Платонова адекватно, хотя бы на английский, например, уровня Диккенса больше пока не появляется. В стиле писателя проявилась новая особая структура построения фразы, в которой смысл проявляется из маргинальной бессмыслицы монологов и диалогов персонажей. Писатель, понимая какой строится общественный уклад, далёкий от теоретического социализма, один из немногих и очень полно отразил колебания идеи вместе с линией и выверты времени индустриализации и коллективизации в структуре языка произведений. Его герои говорят как люди, желающие много сказать, что-то понимающие в глубинах своего мерцающего сознания, но не владеющие ни логикой, ни смысловой семантикой, ни широким спектром лексем, при полном отсутствии навыков синтаксического построения своих высказываний, и поэтому адаптивно изобретающие собственную логику изложения мысли на том малом лексическом запасе из бытовизмов, лозунгов, неологизмов и ненорматива, включая в бессмысленный набор своего изложения наболевшего непонятные слова и словосочетания, насаждаемые новой, но в общем-то непонятной для них идеологией. (И мы снова наступаем на те же грабли, пробивая головами и судьбами индивидов проход в новое-старое общество людей, которых ещё И.Х. усиленно изгонял из храма…).
Примеры лексики героев произведений писателя или вечно цветущая лексика Платонова.
- Счастье произойдёт от материализма, а не от смысла… (заменим на слово «рынок» - и ничего не изменилось);
- Без думы люди действуют бессмысленно… (А как же, конечно же, без «думы» сегодня не обойтись);
- Всё равно счастье наступит исторически… (Судя по работе нынешних властей, так и думают);
- Гляжу на детей, а самому так и хочется крикнуть: «Да здравствует 1 Мая!»… (Гляжу на больных детей по телевизору, так и хочется кричать: «Да здравствует советская власть! Или долой российский капитализм!»);
- Не переживёт он социализма – какой-то функции в нём не хватает… (Не переживём мы капитализма – дальше всё по Платонову);
- Сафронов знал, что социализм слово научное и произносил слова так же логично и научно… (Подставляйте любое слово из лексикона наших финансистов – и увидите, что логика Платонова работает);
- Не есть ли истина лишь классовый враг… (А может заокеанский агент ..?)
- Не поставить ли нам радио для заслушивания достижений и директив… (Сегодня для этого есть ещё и телевидение);
- Пролетариат живёт для энтузиазма труда… (Российско-чейные там олигархи так и думают обо всём населении РФ);
- У кого в штанах лежит билет партии, тому надо беспрерывно заботиться, чтобы в теле был энтузиазм… (Лучше и нынче не придумаешь);
- Перед нами лежит без сознания фактический житель социализма… (Легко один «изм» заменяется на другой, а житель всё в лёжку);
- Жачёв начал водить Настю в детский сад, где она полюбила советское государство и собирает для него утиль сырьё… (Убрать только «советское», ну и ещё с Жачёва сегодня бы постоянно трясли «спонсорские взносы»);
- Да здравствует Ленин, Козлов и Сафронов… (Меняется только первое имя – остальное по-прежнему);
- Привет бедному колхозу, а не кулакам… (Привет богатому банку, а не нищебродам);
- Активист предложил, идти в среду окружающего беднячества и показать ему свойство колхоза путём призывания к социалистическому порядку, ибо всё равно дальнейшее будет плохо… (Словом, кандидат в депутаты и избирательная компания);
- Так и выйдет, что в социализм придёт один ваш главный человек… (Ну, может, и не один, а с тёплой компанией);
- Ты чуешь классы, как животное… («классы» меняем на «бабки»);
- Ивово-корьевая компания… (Цифровизация, борьба с мусором, пенсионные реформы, переход на четырёхдневку);
- Пора уже целыми эшелонами население в социализм отправлять… (Все догадываются, куда в наши дни отправляется население РФ, даже эшелоны не понадобились);
И наконец, пришли туда, откуда вышли, топором не вырубишь…
- Жачёв говорит: «Ты же сам видишь, я урод империализма, а коммунизм – это детское дело, за то я и Настю любил… Пойду сейчас на прощание товарища Пашкина убью…»
Своими произведениями Андрей Платонов показал народную трагедию, как драму идеологическую и социальную, национальную и историческую, как драму всего поколения своей эпохи. Писатель анализировал и раскрывал эту драму по глубине, накалу и уровню философского постижения проблематики своего времени адекватно творчеству Достоевского в XIX веке. Читая Платонова, можно понять истоки всех тоталитарных систем новейшего времени. Художник-мыслитель показал, как делается, что за этим стоит и чем заканчивается утопическая формула всех тоталитарных систем – движения в рай через принуждение и несвободу, поэтому насильственное привнесение счастья в жизнь людей всегда заканчивается забвением человеческого в человеке…
С.М. Серотян. Отпечатано 19.09.2019г.