Найдено в адыгейском архиве. Датируется 96 годом. Надо сказать, что крещен я в 97-м. Крайне изумительно мне это «дохристианское», наглое. Пацан оказался вполне симпатичен. Потому вот ))
Чистый мир (топология внечувственного)
«Вы, греки, навсегда останетесь детьми»
Египетский жрец — Геродоту
«Если кто хотел бы прибегнуть здесь к обычной уловке...»
Иммануил Кант
Открывая калитку небесного сада, реши, что ведет тебя. Жажда уйти из тусклого быта в радугу мифа, или жажда найти совершенное слово для зреющей правды. Если первое, то входи и будь счастлив как можешь. Если второе, приветствую брата по горю.
Медный колокольчик в моей руке распугивает ленивых духов, которые злы лишь тем, что непонятны. Лики же настоящего, кромешного зла, прожорливое воображение давно перетерло в картонные маски.
Карнавальным строем по лунной дорожке несут они крашенные высохшей кровью клыки и рога. И рука у идущего сквозь устала проламывать гнилые носы.
В каждой паре сверкающих глаз беспредельная липкая жажда. У страшных масок твои глаза. И ты понял, и отвернулся, и картонки распались. А на чистой дороге осталось лишь то, что не ты.
Порицаемая строгим онтологом страсть к образному изложению здесь послужит на благо. Все едино, что сухо научно, что вольно и ярко. По любому не должно о выходящем за рамки чувственного опыта на языке этого самого опыта рассуждать.
Например, плоское отражение на сетчатке глаза плюс аккомодация и смещение глазных осей при фокусировке. А у меня в правом глазу аккомодация отсутствует (амблиопия). Мой чувственный опыт не общее лицо имеет.
Значит ли это, что мы, господа, с вами в разных мирах живем? Вряд ли. Это значит только, что мне, при желании на потустороннее поглазеть, глаза скашивать, как Кастанеде, не нужно.
А нужно мне решить такой вопрос: Мое специфическое восприятие является причиной моей и мира специфической формы, или объективный мир диктует единственно возможную для меня форму восприятия.
Прекрасно существует совершенно бездоказательная уверенность в чем-то одном. В том, или в этом. Уверенность эта — благоприобретенная извне. Внушенная долгим потоком чужих уверенностей. Искусственная она.
А поглядев отстраненно на окружающие меня, изменяющиеся со временем, трехмерные вещи, можно сказать: «Я являюсь причиной мира, который является причиной того, что я являюсь причиной мира, который является причиной того, что я являюсь причиной...»
Такое называется сходящейся последовательностью. Эта неоднозначность зависает над бездной внечувственного. И прокол в зените возможен при определенных условиях.
Сухой колобок механического мира, который является причиной всего, и меня тоже — это тихий тупик позитивистов. Из него некуда и некому расти. Любой буйный дух это чувствует как смерть. Одного этого чувства достаточно для сомнений, ибо «откуда оно»?
Да и хорошая теория, это всего лишь совокупность суждений с наибольшим удобством трактующая происходящее. Потому свободной волей изберу единственно приемлемую для разговора о внечувственном точку зрения:
«Мое специфическое восприятие является причиной моей, а значит и мира, специфической формы».
Это не значит вовсе, что мое особенное восприятие создает соответственный себе мир. Это значит, что из имеющегося массива возможного, мое восприятие избирает то, что обусловлено его (восприятия) свойствами.
Проще, моя воспринималка больше отсекает, чем воспринимает, и я получаю то, что называю миром. Это аксиома - «мир растет вместе с человеком». А рост — это добыча из внечувственного, добыча чего-то из ничего.
Например, прекрасно пространство расчерченное Лобачевским. Через точку можно провести бесконечное число прямых параллельных данной. Это превращает прямые в окружности.
У прямой появляется новая характеристика — радиус. Это приводит к тому, что с изменением размеров меняется форма фигур. Но не это ли происходит всегда с изменением масштаба наблюдения любой реальной, а не идеальной фигуры этого мира?
Плоская во все стороны Земля под ногами превращается в полусферу под иллюминатором. А там и в шар, а дальше в невидимо геометрическую точку (перестает быть фигурой).
Что мешает продуктивно и напыщенно существовать диаспоре странных людей, у которых размер объекта и удаленность от объекта - неразличимое одно и то же?
Ничего не мешает. А смещение глазных осей при фокусировке со аккомодацией в придачу только помогут им все себе самим окончательно доказать. Даже если объект увеличивается или уменьшается прямо у них в руках.
Этот пример примерен ровно настолько, чтобы понять — восприятие мира может быть любым и не содержится в наших органах чувств. Они только отрабатывают сценарий написанный умозрением.
Привет, умозрение. Что же ты можешь сказать о внечувственном? Ну перво, нельзя говорить о внечувственном пользуясь производными от исходной данности под названием — чувство пространства.
Здесь стираются в хрупкую пену слова «здесь, там, внутри, снаружи, больше, правее, ниже, дальше и т. д.» В имеющемся внечувственном «здесь» равнозначно «там» - это одно и то же место при отсутствии всякого места.
А что будет «здесь», а что будет «там», определю я когда профильтрует аморфные многозначности мое чувственное восприятие.
Все сказанное относится и к условности под названием «время». Такие вещи как «было» и «будет» существуют «одновременно» в мире, который не заражен моим восприятием. В чистом мире внечувственного.
Вопрос о реальности чистого мира, как и любой вопрос о внечувственном, имеет несколько ответов. Для даоса перешагнувшего порог постижения, чистый мир — единственная реальность. Для материалиста химика, чистый мир — чушь собачья.
Для постижения части, необходимо ограничить себя этой частью, что и совершает героический химик. Для постижения целого, необходимо перестать быть частью, что и совершает даос.
Кстати, наличие доопытной исходной данности под названием «чувство целого», которой активно пользуется ученый, свидетельствует все же в пользу даоса.
Чувство реального, в отличие от чувства целого, не есть исходная данность, но благоприобретенный стереотип. Как и все благоприобретенные стереотипы, этот работает только в условиях в которых приобретен.
В ограниченных тем или иным восприятием условиях и на чистый мир внечувственного не распространяется. Каждый свободный, отдавший жизнь поиску, всегда находит то, что можно назвать чувством суперреального, или давлением внечувственного, или шумом чистого мира.
Достаточно один раз сосредоточиться на находке и ловушка уже не отпустит. Парадокс перестает быть логической игрушкой и становится суперреальностью. Не сознательному акту смены убеждений благодаря, но чувству. Субъективному чувству, которое — единственная достоверность.
Здесь не «чувство внечувственного». Здесь больше подходит «чутье». У человека внимательного к жизни впереди любого чувства бежит рыская чутье. Ментальный нюх, настроенный по его шкале ценностей.
Человечество говорит: «Я чую Бога». И это не слепая попытка объяснить непонятное, но твердая констатация незыблемой субъективной данности.
Без этого, избыточного по отношению к физиологии трех измерений, алогичного и ненаучного чутья, наука обречена на анализ без синтеза. То есть на глобальный пещерный ступор. А философия стоящая спиной к чистому миру стремительно вырождается в филологию.
Дабы не быть очередным сочинителем бесплодных терминов, позволю себе несколько синтетических суждений о внечувственном.
Чистый мир — это среда свободная от свойств, формы и характерных черт присущих тому или иному восприятию. Поскольку в подробностях мне знаком только мой тип восприятия, я могу судить о чистом мире, только как о среде лишенной конкретных характеристик — характеристик моего восприятия.
Так как слово «среда» наполняется смыслом с помощью чувства пространства, честнее использовать слово «суперсреда». Попробуем взглянуть на суперсреду, в которой понятия «пространство», «время», «целое-часть», «противоречие», лишены всякого смысла.
В дальнейшем мне придется использовать слово «однородность». Как ни странно, в мире моего восприятия, такая штука, как «однородность» или «идентичность» имеет очень относительный смысл.
По большому счету, она его не имеет вовсе, так как в мире моего восприятия нет ничего действительно однородного или идентичного.
Чего лишусь я, лишившись чувства пространства? Я лишусь способности отличать одно место от другого. Что приобретет реальное пространство освободившись от диктата моего восприятия (то есть став суперреальным)? Правильно — однородность.
Полная и безоговорочная однородность суперсреды, не результат моего упражнения по отключению чувства пространства. Смею думать, что она однородна независимо от моей воли, а перестает быть таковой для меня, когда я подчиняюсь законам трехмерного восприятия.
Ответ на вопрос: «Каким образом возможно получить из абсолютно однородной суперсреды множество абсолютно различных точек среды?» мы проработаем в финале.
Верну себе чувство пространства, запомнив результат упражнения — суперсреда однородна. Следующей точкой внимания будет чувство времени.
Представить себе «однородность суперсреды», не имеющей ничего общего с «однородностью среды», намного сложнее, чем представить себе одномоментное существование всех возможных мгновений времени.
Историк совершает последнее каждый раз, когда любуется целым хронологическим древом той или иной эпохи. Из всех ограничений, свойственных моему восприятию, чувство времени самое условное и легче легкого устраняется.
В одном был прав грек гонявший Ахиллеса за черепахой. Онтологическое доказательство существования движения отсутствует. Лишив себя чувства времени, я остановил все и всяческое движение.
Размазанные вдоль беговой дорожки Ахиллес и черепаха занимают по отношению друг к другу неподвижные позиции и кто кого обогнал — тайна.
Если нетерпеливый герой быстренько опередив черепаху покинул дорожку, а равнодушная черепаха ползла по этой дорожке до позднего вечера, то для наблюдателя свободного от чувства времени, для наблюдателя из суперреальности, именно черепаха + дорожка «темпорально жирнее», больше, заметнее и гораздо серьезнее мелькнувшего и сгинувшего Ахиллеса.
С этой точки зрения интересны некоторые египетские пирамиды. Четыре с половиной тысячи лет накручивают они спирали вокруг Солнца. И кто мне скажет, чего хотел Имхотеп?
Итак, суперсреда неподвижна. Здесь необходим реверанс в сторону слова «неподвижность». В реальности зависимой от моего чувства времени, это слово применимо только с поправкой «относительная». Ничего на самом деле неподвижного в мире моего восприятия нет.
На данном этапе разговора о внечувственном достаточно предположить, что чистый мир абсолютно однороден и абсолютно неподвижен.
Сейчас главное, не отводя взгляд, шагнуть дальше. Ключ к чувственному восприятию — способность делить мир на части. Искусственность (условность) этого деления видна из того, что в мире моего восприятия нет целого, которое не было бы частью, и нет части, которую нельзя было бы разделить.
Даже устранив самое генеральное свойство моего восприятия, я вынужден формулировать с его помощью: «Чистый мир внечувственного является абсолютно наибольшим целым, и абсолютно наименьшей (далее не делимой) частью».
Противоречие — результат использования языка чувственного восприятия для выражения внечувственных истин. Поскольку другого языка не имею, и создавать не желаю, вступлю на тропу противоречий.
Проницательный читатель уже увидел, что абсолютная неподвижность — характеристика абсолютно наибольшего целого, а абсолютная однородность — необходимый признак наименьшей неделимой части.
Сводя в одно полученные нами признаки чистого мира, можно сказать, что суперреальность, как абсолютно наибольшее целое — однородна, а значит является наименьшей неделимой частью. Она же (суперреальность), как наименьшая неделимая часть — неподвижна, а значит являет собой наибольшее неподвижное целое.
Тут нам придется честно выдержать взгляд Абсолюта, или ехидно захихикать. В любом случае, мы понюхали то, что не пахнет.
Горький привкус несорваных яблок я унес на губах из горящего сада. Однако тревожит вопрос: «Какова технология трансформации чистого мира в мир тривиального восприятия?» Или, по деревенски: «Что же это за акт такой, акт творения?»
Записи такого рода безвредны в принципе. Глухой не слышит водопада, а обладание слухом — исходный симптом безумия, который не мной больному подарен.
Нельзя свести с ума сумасшедшего. С ним можно только поделиться новой гранью, сверкнувшей тебе сквозь алмаз, что вовсе не твой и не спрятан, а у всех на виду, кто видит. Трансформация чистого мира — непрерывный труд совершаемый каждой тварью на этой земле.
Да простит мне академик в пыльной шапочке отсутствие реверансов в сторону сурового онтологического анализа. Да простят мне педагоги раскованность, а Божество — наглость.
Чистый мир состоит сам из себя. То есть его нет.Первое движение становится возможным при разделении целого, которого нет, на части, которые есть.
Первое различение становится возможным при получении путем бесконечного числа делений целого, которого нет, на части, которые есть, наименьшей неделимой части, которой нет.
Чистый мир начинает и завершает свой стремительный круг почета в самом себе. Необходимо уточнить, что приведенные выше трансформации — это один, цельный «одновременный» акт. Акт творения.
Я внес в него условную последовательность для удобства восприятия. Точно так, для удобства восприятия, человек (если его по прежнему отделять от мира, как самоценность) использует свое чувство времени.
Условную наглядность последовательного преломления того, что есть, в то, чего нет, демонстрируют астрофизика и физика элементарных частиц. Одна обращается к условно огромному, другая к условно мало малому.
Одна стремительно жаждет познания наибольшего неделимого целого. Предмет вожделений другой — наименьшая неделимая (вот ваще однородная) часть. Для обеих конечная станция — чистый мир.
Я далек от того, чтобы утверждать, что атомы — это планеты, на которых обитают крошечные человечки. Я говорю о том, что объективная бесконечность возможна при наличии встречных, но не встречающихся движений, которые не движения вовсе.
Это было бы похоже на кольцо, если бы потоки бегущие навстречу были разделены. Но это один поток. Разделяя его я уничтожаю чистый мир. То есть создаю свой.
Поделиться сжигающим тебя чувством просто, неизмеримо сложнее поделиться ведущим тебя чутьем. Язык чувств богат и доходчив, чутье же немо. Нубук в горизонте.
Сознательно трансформировать чистый мир способен только большой художник. Автоматически трансформацию эту производит каждый живущий. Она является необходимым условием его существования.
Можно сказать: «В каждом присутствует наименьшая неделимая часть Творца». По определению она же наибольшее неподвижное целое. То есть Творец собственно.
Каждый имеет право возопить: «Я Бог!» А я имею право его поправить: «ты Бог на автопилоте», то есть человек. Бог пораженный жаждой прибыли. Прибыли не важно какой, материальной, умственной или духовной.
Бог непрерывно дробящий целое, которого нет, на части, которые есть, дабы было что вожделеть. Поменяв полярность можно сказать: «Бог дробящий целое, которое есть, на части, которых нет, дабы непрерывно вожделеть иллюзорное».
Вот бонусом и самоотверженность всплыла, как единственно необходимое условие роста. Какой там моральный закон внутри нас? Никакой, пока в свой умственный и духовный потолок, шею согнув, не упрешься. Вот тогда — да.
Наблюдаемое же вокруг совершенно мультяшное колдожопие сродни горю несчастной обезьянки, что залезла лапкой в тыкву-капкан и нашла там вкуснющие орехи. Кулачок с орехами обратно через узкое отверстие не проходит. Разжать же лапу нет сил.
Человек, как и обезьяна у тыквы, не в силах себе отказать в удовольствии подержаться за вожделенное, даже без надежды использовать по назначению, и тем себя ловит.
Бездарная обезьяна занимается самообманом. Крепко зажмурив хитрые глазки, она то наслаждается иллюзорным обладанием, то впадает в панику и тонко визжит.
Иногда она открывает глаза и ханжески заявляет: «Я, господа, здесь занимаюсь изучением сего чудесного капкана. Меня крайне интересует в какой пропорции диаметр тыквы к диаметру дырки относится».
Первая и главная заповедь художника «Не лги». Автопилот начинает сбоить тогда, когда ты перестаешь врать самому себе. Когда ты перестаешь прятать глаза от чистого мира.
Когда ты находишь мужество спокойно признать, что орехи в тыкве тебе не съесть и разжимаешь руку, то становишься свободным пожирателем тех же орехов и прочего, что обильно растет в твоем лесу.
Реальная утопия не требует от населяющих ее существ сознательных усилий по соблюдению абсолютной нравственности. Она требует абсолютного художественного вкуса.
Абсолютного слуха на ложь, который исключает любую корявую маску на сцене жизни и позволяет непрерывно и своей волей балансировать в потоке парадоксов чистого мира.
Я далек от мысли призывать правительство к поголовной высылке на Марс людей лишенных чувства правды, но вышеприведенная утопия и есть царство небесное на земле.
Царство праведных, то есть «не лгущих», возможно на этой планете и возникнет, но не так скоро, как брешет проповедник. Все, что мы можем сделать — это заразить свободой наших детей.
Последовательность эта (мы заражаем детей сейчас, и через время наступает царство) условна, как и любое расчленение чистого мира. И «заражение детей», и «наступление царства» существуют одним актом.
Суть распада целого, которого «нет», на части, которые «есть» заключена в насильственном введении условной последовательности. Бессознательный ритуал исполняемый нами до тошноты однообразно. Это — мракобесие под чертову копирку. Найди в себе и поседей от ужаса.
Таков же и принцип условного дробления самодостаточного Творца на множество вожделеющих человеков. Наверное. Однако тревожит вопрос: «Когда же мы разожмем свои потные кулачки?» Это ведь случится с нами при жизни?