Сверчок
Часть II
Коллежский секретарь
51
Эдип и Антигона
Эдип и Антигона появляются во втором акте пьесы.
Озеров начинает свою трагедию с того, чем кончается легенда, не предоставив театру событий, связанных с изгнанием Эдипа из Фив. Зритель впервые видит Эдипа у храма эвменид, у предела его жизни, которую эти богини-мстительницы наконец должны пресечь. Но здесь в предначертание судеб вмешивается Тезей. Он оказывает покровительство Эдипу и Антигоне. Борьба с Креоном — дело Тезея. Защищаемые отец и дочь остаются пассивными, они бессильны перед кознями Креона и гневом народа. Сцены, когда Антигона и ее раскаявшийся брат Полиник соревнуются в желании пожертвовать своей жизнью ради отца, не завершаются никакими реальными поступками. Действует Тезей, своим вмешательством останавливающий акт заклания.
Совершенная пассивность, статичность главных ролей пьесы обратно пропорциональна эмоциональной нагрузке этих ролей, которая создала необычайный успех пьесы, вызывая у зрителей не только слезы, но и рыдания. Игра актеров в этих ролях, как бы загнанная внутрь, заключается не в изображении этих чувств действием. Действия нет или почти нет. Игра — в самих переживаниях, в движении, и борьбе чувств. Ни Антигона, ни Эдип не содействуют своими поступками исходу пьесы. Содействие заключено лишь в движении их чувств.
Озеров лишил Эдипа волевого начала в борьбе с судьбой в его шествии к смерти. Эдип непрерывно колеблется, он полон противоречий. То он устремлен к смерти, то пугается ее, приблизившись к храму, где должно совершиться заклание. Он говорит о своих чудовищных грехах, но еще больше обвиняет других. Словом, он жалок!
Камертоном роли Эдипа служат слова:
«Печаль и бедствие всех сил меня лишили!»
Этот стих, произносился актером слабым, болезненным, совершенно изнемогающим голосом, едва-едва передвигая ноги и опираясь трепещущею рукою на Антигону. На слове всех он делал ударение и заметно возвышал голос, но затем тотчас же понижал его.
В роли Антигоны, в исполнении Семеновой, тоже есть стих-камертон:
«Опорой быть твоей — вот счастье Антигоны...»
Многострунным голосом и безошибочной пластикой движений Семенова заставила зрителя с неослабевающим вниманием следить за нарастанием самоотверженности Антигоны, создав иллюзию действия там, где были только нарастание, нюансировка чувств.
Монологи Антигоны и Эдипа имели успех как элегии, многие речения вошли в поговорки. Так, например, не уставали повторять горестные слова Эдипа:
«Родится человек лет несколько поцвесть,
Потом скорбеть, дряхлеть и смерти дань отнесть».
Чтение монологов Озерова уподобилось исполнению романсов. Семенову, со времени исполнения роли Антигоны, стали приглашать в вельможные дома, и программа ее концертов состояла из чтения элегических стихов Озерова. Особенным успехом пользовалась чувствительная тирада Антигоны, утешающей отца словами:
«Среди густых лесов, в жестокость бурных зим.
Ты согреваем мной, дыханием моим...»
Стихи эти можно найти во многих альбомах.
«Эдип» сделал своего рода переворот в языке трагического репертуара. Актеры приветствовали легкость и непринужденность языка, ритмические вольности (в пределах александрийского стиха). Частые, свободные переносы придавали стиху реплик характер разговорной речи. Ритмическая полнота отличала лишь монологи.
Успех Озерова был неслыханный, опьянивший автора.
Критика говорила о «революции» в русском театре.