(Вариант с картинками - здесь: http://bouriac.ru/BT/BELARUS/Mogilev.htm)
На фоне всего остального в Белоруссии Могилёв выглядит, как
довольно большое о-го-го. В некоторых аспектах он поинтереснее
даже, чем Минск (который, впрочем, превзойти не трудно).
Все туристические описания Могилёва, какие попадались на глаза,
были слишком короткие и простоватые и не отражали ярких досто-
инств этого замечательного города.
Могилёв -- город не на один день, а хотя бы на два дня. Но
лучше на три -- чтобы не носиться по нему на пределе своих воз-
можностей. И это без заглядывания в музеи и без опробования
местной кухни. За один день толком не обойти даже центра.
* * *
Автобус Минск-Могилёв идёт через Червень (бывший Игумен), Бере-
зино, Белыничи -- исторические городишки, в которых ныне смотреть
почти нечего. Когда созерцаешь остатки остатков, только портишь
себе нервы.
В Березино есть не совсем плохо смотрящаяся церковь недалеко от
моста через Березину, но это продукт XXI века. Лет через 150 её
уже более-менее намолят и оботрут, так что, может, она даже пре-
вратится в архитектурный памятник и заслужит посещение её в по-
знавательных целях.
* * *
При случае я падаю в кресло и заворожённо слушаю про Могилёвс-
кий замок, про три могучих пояса могилёвских укреплений и т. п.
Про родную литвинскую Атлантиду, в общем. После таких повествова-
ний мне всякий раз хочется хоть с кем-нибудь за всё расправиться:
за разрушение архитектурных памятников, срывание валов, засыпание
рвов, переименование улиц...
* * *
В устье речки Дубровенки место для могилёвского замка было
весьма хорошее (там и теперь берег Днепра впечатляет высотой и
крутостью), только от замка почему-то ничего не осталось.
Дубровенка -- речка узкая, но за тысячи лет своего существова-
ния она весьма подрезала возвышенность по левую сторону от себя,
чем обеспечила этой возвышенности высокий крутой склон, очень
привлекательный во времена, когда при выборе места под город
большое внимание уделялось естественным преградам, должным до-
полнять крепостные стены и всякие искусственные валы и рвы.
С другой, противоположной Дубровенке стороны древней части
города тоже идут какие-то низины, овраги и мокрые места, ныне
всего лишь приятно разнообразящие городской ландшафт.
Вообще, холм, впадина, болотце и т. п. -- это на самом деле не
помехи, а ПОДАРКИ природы градостроителю -- если тот стремится
создать что-то красивое и удобное. Таким же подарками, только от
предков, являются всякие искусственные валы и рвы, а также карь-
еры, в которых добывалось хоть что-нибудь, а ещё "поля фильтра-
ции". Я бы отнёс сюда и мусорные кучи (если они высокие и хорошо
слежались), но с ними та сложность, что им не дадут спокойно
лежать археологи будущего.
* * *
Чтобы объяснить название "Могилёв", напридумывали про "могилу
льва" и прочую ерунду. На самом деле, скорее всего, в истоках
лежат просто какие-нибудь "мОгилки" ("кладбище" по-белорусски).
Раньше ведь люди к таким вещам относились много проще, чем
теперь, когда смерть оказалась отодвинутой подальше от глаз.
* * *
В XVIII веке распределение значимости мест обитания в Литвинии
было существенно отличным от теперешнего. В частности, Минск яв-
лял собой мало что (хотя и не лишь бы что), а Могилёв -- наобо-
рот, много что. На перераспределение значимости повлияли, во-пер-
вых, железные дороги, во-вторых конфигурация границ, в третьих,
административный статус, изменявшийся сначала в связи с переходом
здешних земель к России, потом -- из-за установления Советской
власти.
* * *
Могилёвская топонимика -- такая, что хочется за неё убить кого-
нибудь глобусом: сплошь улицы Ленинская, Первомайская, Пионерская
и т. п. Чёрт с ним, с коммунизмом: достаёт не он, а убожество
мысли. Назвали бы какой-нибудь переулок хоть улицей "Светлого
будущего" или "Счастливых людей", к примеру (тем более что дейст-
вительно счастливых людей там будет жить вряд ли больше, чем ком-
мунистов на Коммунистической).
Вопрос: если вот всё-таки как-то появилась (прорвалась через
"совочий" ментальный барьер) улица Прожекторная, то почему нет
аналогичных -- к примеру, Фонарной или, скажем, Светильниковой?
Ну, почему не появилась (не сохранилась?) Свечечная -- хотя бы
понятно: лампочка Ильича и всё такое (может, Прожекторная -- это
и есть бывшая Свечечная).
Ещё интересуюсь: если решились назвать улицу Танковой, почему
соседнюю не назвать Подводнолодочной, Торпеднокатерной, Истреби-
тельной, Миной или Огнемётной? Или если отважились на "проспект
Мира", почему не сделали заодно и "проспекта Прогресса"? Потому
что прогресс -- меньшая ценность, чем мир, или потому что в
Минске такого не было? А в Минске не было, потому что не
появилось в своё время в Москве? Когда я вижу очередную улицу
Челюскинцев, непроизвольно рождается мысль: если бы они утонули,
то, может, на уличных шильдах сохранилось/оказалось бы что-то
другое?!
В Белоруссии к общесоветской именовательной дурости добавлялась
местная подражательность и трусость. Не исключено, что здешние
людишки так панически боялись репрессий за отклонение от топони-
мической линии партии, что старались не отступать от московских
образцов даже на один шаг.
Любопытно, каким образом такое единообразие получалось: черпали
в произвольном порядке из рекомендованного списка, или же соблю-
дались некоторые соответствия: Архиерейская -> Карла Маркса,
Губернаторская -> Советская, Троицкая -> [Льва Троцкого] Революци-
онная и т. п.?
Один из микрорайонов Могилёва неким чудом (на самом деле по
ошибке, наверное, или вследствие злоупотребления) всё-таки полу-
чил нетиповое название "Сараканайск" (мнемоника: Сара канает).
Думаю, кабинетная шелупонь от него морщилась и всё подумывала,
как бы это район в какой-нибудь Комсомольский переименовать -- к
очередному Первомаю.
Изначально я полагал, что "Сараканайск" имеет тюркское проис-
хождение: на турецком "сара" -- "падучая", "сары" -- "жёлтый",
"кан" -- кровь. Какая-то жуть, в общем. Подстать "Могилёву". Ока-
залось немного не так. На месте теперешнего Сараканайска в Межво-
енье располагался латышский колхоз, который назывался то ли "Сар-
канайс земниекс" ("Красный земледелец"), то ли "Сарканс арклс"
("Красный пахарь"). Из латышского:
arkls -- пахарь
sarkanais -- красный
sarkans -- красный
zemnieks -- земледелец
* * *
Теперешняя Белоруссия -- это четыре Атлантиды в одной упаковке:
литвинская, польская, еврейская и татарская. Наследование им
очень незначительное. В настоящее время в местной культуре преоб-
ладают старый российский и новейший западный привнос, советские
достижения и постсоветский новодел.
* * *
Увы, и по Могилёву отчётливо видно, что белорусам катастрофичес-
ки не хватает креативной воли высшего порядка. Здесь никто не ри-
сует с размахом, не пишет с вызовом, не играет на разрыв аорты.
Есть оригинальничающие позёры, но они отмечаются в культуре ско-
рее как клоуны, а не как могучие личности -- сокрушители нехоро-
ших устоев и привносители новых смыслов. Белорусы по их тепереш-
нему культурно-психологическому складу -- вторичники, подхватыва-
тели, подражатели-искажатели, встраивальщики в тенденции, отра-
ботчики заграничных грантов, фигуральные лизальщики задних частей
высоко вознёсшихся тел. Здесь все интеллектуально мельчат -- хотя
бы ради личного комфорта. Есть несколько апломбистых бородатиков
в очёчках, но даже эти бородатики строчат какую-то нудную муть,
которую нет смысла критиковать за частности, потому что она как
целое -- не в дугу. Здесь даже не с кем толком поругаться на
приличном интеллектуальном уровне: все, кто корчат из себя что-то
шибко особенное, слишком эмоциональны либо абсурднуты либо
отрабатывают подачки, так что истина им безразлична, если за неё
не платят.
Еврейский Могилёв дал поговорку "Лёва из Могилёва", еврейские
фамилии "Могилёвский" и "Могилёвер" и много чего ещё.
С сайта www.eleven.co.il:
"МОГИЛЁВЕР Шмуэль (1824, местечко Глубокое, Витебская губерния,
- 1898, Белосток), раввин и общественный деятель, основоположник
религиозного течения в движении Ховевей Цион, предшествовавшего
сионизму. Происходил из семьи раввинов; учился в Воложинской
иешиве, где в 1843 г. получил звание раввина. Могилевер считался
одним из крупнейших талмудических авторитетов своего времени.
Интересовался и светскими науками - математикой, техникой; знал
русский, польский и немецкий языки и был знаком с литературой на
них. С 1848 г. - раввин в Глубоком, в 1854-60 гг. - в Шаках, в
1860-68 гг. - в Сувалках, с 1868 г. - в Радоме, с 1883 г. - в
Белостоке."
* * *
Из городка Чаусы Могилёвской губернии (40 км к востоку от
Могилёва), в котором всё старинное было "зьнiшчана бальшавiкамi",
происходят родители американского киноактёра Кирка Дугласа, в
раннем детстве носившего имя "Исер Даниелович". Внешность у Кирка
нордическая, но такая своеобразная, как если бы он перенёс плас-
тическую операцию по радикальному изменению расовых признаков.
У его сына Майкла, кстати, то же самое. Кирк родился в 1916 году.
В 1958 г. снялся в фильме "Викинги", в 1960 г. -- в фильме
"Спартак". В обоих играл роли рано обветрившихся молодых людей,
выглядевших на все 50. Надо думать, считался супермегаактёром,
должным привлечь толпы зрителей.
* * *
Из Могилёва происходит писатель Рувим Фраерман (1891-1972) --
автор книжки "Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви"
(1939) и чего-то ещё.
* * *
Когда в Могилёве запретили новые захоронения на Машековском
кладбище, все ломанулись погребать на соседнем еврейском (оно
через дорогу), на которое по известным причинам давно не было
больших поступлений. Куда при этом девался традиционный бело-
русский антисемитизм, не понимаю. Когда он действительно нужен,
его нет. В итоге еврейское кладбище в Могилёве уже в основном
утратило свой еврейский характер. Белорусы не только натыкивали
своих покойников, но вдобавок теснили чужих, еврейских. Всё это
отвратительно. Возможность культурно разминуться по пути на тот
свет была ведь здесь вполне. В итоге еврейская часть кладбища
представлена в настоящее время узкой полоской зарослей, из
которых торчат старые камни с могендовидами и еврейскими
каракулями.
* * *
Теперешние белорусы даже похоронить толком не умеют. Раньше
получалось лучше (что-то из этого лучшего местами чуть-чуть со-
хранилось, так что даже можно посмотреть). Образцовое белорусское
сельское или местечковое кладбище -- на возвышенном месте и окру-
жено плотными зарослями -- зелёной оградой, отделяющей мир мёрт-
вых от мира живых.
* * *
Белорусское кладбище как отражение ситуации в белорусском об-
ществе. Революция 1917 года привела к вульгаризации похоронного
дела: склепы больше не строились, крупные семейные надгробия
исчезли, эстетически значимое появлялось разве что на могилах
творческих деятелей, да и то редко. Что было хорошего из старого,
в основном развалили. После 1991 года попёрли нувориши -- с
деньгами, но без культурной традиции. На кладбища это принесло
кич: крупное мраморное аляповатое разномастье, не вызывающее
почтения. Но на склеп, вроде, ни одна ещё дрянь не отважилась. На
мавзолей -- тем более. В общем, на белорусских кладбищах царят
плебеистость и тоска. Я уже попросил родню, если что, не возвра-
щать моё тело на Родину.
* * *
Кладбища должны быть компактными -- хотя бы потому, что для
территории есть и другие применения. Варианты обеспечения ком-
пактности:
1. Уничтожение старых захоронений факторами времени. Оно значи-
тельно ускоряется при использовании исключительно деревянных
надгробий. Недостаток: не накапливается исторический материал.
2. Многократное захоронение в одних и тех же местах при
неизменных долговечных надгробиях (семейных).
3. Захоронение после кремации -- с занятием минимума места.
4. Захоронение стоя.
Наилучшим представляется вариант №2.
Как правильно хоронить. Инструкция:
1. Всех родственников помещать в одно место, а не где попало.
2. Если нет определённости, в каком из нескольких мест погребать,
то не расчленять тело, а хоронить его целиком в одном месте.
3. Отдавать предпочтение одному общему надгробию на семью.
4. При устройстве могилы и надгробия предусматривать удобство
подзахоронения.
5. Ограничить количество семейных мест захоронения. Для пришлых
одиночных покойников устраивать коллективные места погребе-
ния. Иммигрантским семьям выделять новые места лишь в исключи-
тельных случаях (и только за дополнительную плату), а в осно-
вном передавать им участки выморочных родов при условии
сохранения старых надгробий.
Ещё следует:
1. Выработать национальный стиль оформления могил: эстетичный,
компактный, стойкий к воздействию климатических факторов.
2. Установить жёсткие требования к виду и материалу надгробий.
Снижение качества пресекать.
3. Поощрять авторов особо эстетичных надгробий.
Как правило, покойники -- это не разновидность органических
отходов, а возможные ходатаи на небесах, а ещё якоря, удерживаю-
щие этнос на его территории.
Держите-ка это в памяти, о, соплеменники!
* * *
Бывают святилища и поэффектнее, чем могилёвский костёл Святого
Станислава, но всё равно он очень хорош, тем более по белорусским
меркам. Здесь хватает старой росписи, и эта роспись -- далеко не
провинциальная мазня самоучек и не модернистская скоростная пач-
котня сумасшедших. По состоянию paintware и woodware в костёле Свя-
того Станислава можно догадаться, что большевики успели сделать
какие-то гадости и этому храму тоже.
* * *
Сектанты в Могилёве расположили свой "дом молитвы" так, чтобы
перехватывать идущих к Никольскому монастырю со стороны еврейско-
го кладбища. Но такого, как я, они не своротили бы с пути, даже
если бы выставили голых женщин в окнах своего заведения перекопа-
ли дорогу. До Никольского монастыря я таки дошёл, чего и другим
желаю.
* * *
Кстати, подумалось вот что: даже плохо выглядящий храм бывает
полезен -- хотя бы тем, что, находясь в нём, легче доразочаровы-
ваться в религии и переходить на более развитую, скептическую
позицию.
* * *
О могилёвской ратуше. Она "восстановленная". Архитектурная
доминанта башенного типа была нужна в том месте позарез, иначе
город со стороны Днепра выглядел неполноценным. Вопрос: какая
культурно недоразвитая мразь распорядилась взорвать могилёвскую
старую ратушу?! "Героя" -- на Доску позора, чтоб следующие поко-
ления начальствующих моральных уродцев боялись оказаться рядом.
Могилёв сильно пострадал во времена правления всяких "великих
сынов белорусского народа", вроде К. Т. Мазурова (1914-1979) и
П. М. Машерова (1918-1980), немало потрудившихся над пополнением
мартиролога старой белорусской архитектуры, особенно по части
храмов.
* * *
Самая убогая архитектура в наших краях приходится на эпоху Хру-
щёва. Если вдобавок принять во внимание борьбу Хрущёва с церквями
методом разрушения, можно вполне уверовать в то, что он был
замаскированным троцкистом. Троцкисты взрывали храмы в 1920-е и
1930-е годы, мерзкий Хрущ -- в конце 1950-х, начале 1960-х. Да
гоняй ты попов на здоровье, хоть кругами по стадиону, но зачем же
храмы (= архитектурные памятники) взрывать?!
* * *
Попытка представить мыслишки уничтожателя архитектурных памят-
ников. Наверное, есть несколько типов уничтожателей:
1) ненавистник, борец с символами, невольник собственных буйных
эмоций;
2) злобный человек с садистской наклонностью, которому
нравится безнаказанно причинять страдания другим людям.
3) жлоб: безразличный ко всему, что не касается его собственных
непосредственных интересов;
4) выживальщик-приспособленец, вынужденный усердствовать в
нехорошем, чтобы не пострадать самому;
5) абсурдист, путающийся в ценностях.
* * *
Я весь в попытках разгадать код да Винчи архитектурный концепт
сталинской эпохи. Этим своим ампиром сталинисты люди эпохи свер-
шений хотели что-то сказать нам: обратить наше внимание на какие-
то вещи, куда-то нас послать...
* * *
Согласно Малой Советской Энциклопедии" 1930 года издания, в
окружном центре Могилёве в 1930 году было 50.2 тысяч жителей, но
"промышленность развита слабо". Зато на Днепре функционировал
речной порт.
По мнению Владимира Короткевича ("Земля под белыми крыльями"),
Могилёв как самый крупный город белорусского Поднепровья должен
считаться как бы столицей оного. В самом деле, когда было раз-
вито речное судоходство, тогда Поднепровье (а также Поберезинье,
Посожье, Поприпятье и Понёманье) являло собой некую целостность.
Но сегодня этого уже нет.
* * *
Могилёв -- запасная столица Белоруссии. От великого "страха
польска" Могилёв в конце 1930-х едва не превратился в основную
столицу БССР -- как город, который более, чем Минск, удалён от
страшной польской границы: пока польские крылатые гусары и просто
уланы неслись бы от Барановичей к Днепру при поддержке танкеток и
аэропланов, столичные большевики имели бы время собрать чемоданы,
а может, даже прочухаться для героической обороны. В Могилёве
успели построить здание под размещение правительства, очень похо-
жее на то, к которому вожди белорусского народа успели привыкнуть
в Минске, но Адольф Гитлер в 1939 году спутал людям планы.
* * *
Белорусская Википедия:
"28 студзеня 1577 кароль i вялiкi князь Стэфан Баторы надаў
Магiлёву поўнае Магдэбурскае права i першы герб."
Это к вопросу о том, кому белорусы наибольшие братья. Таки
Степану Батуре, соколы!
Среди прочего, обратим внимание на то, что Могилёв расположен
на ПРАВОЙ стороне Днепра, то есть, как бы отгораживается рекой от
востока. Вызвано это, думается, не только тем, что в здешних
краях правый берег Днепра, как правило, выше, чем левый, но также
тем что в прежние времена всякие полчища пёрлись в эти литвинские
места по большей части с востока, а не с запада.
* * *
Впрочем, к примеру, в в 1595 г. полчища попёрли даже с юга, и
Могилёв сильно пострадал -- в литвинско-хохляцких разборках. В
том же источнике:
"13 сьнежня 1595 казацкiя загоны С. Налiвайкi спалiлi каля 40%
забудовы Магiлёва, у тым лiку некалькi цэркваў, i зьнiшчылi
значную колькасьць месьцiчаў."
Кстати, у кровавого Наливайки было изящное имя Северин.
* * *
В войне 1654-1667 гг. между Московией и Речью Посполитой моги-
лёвцы сначала (в 1654 г.) сдались "маскоўскiм захопнiкам", но
потом (в 1661 г.) передумали, и "у вынiку народнага паўстаньня
месьцiчы зьнiшчылi акупацыйную залогу" не совсем благородным
образом, за что король Ян Казимир на радостях уравнял Могилёв в
правах с Вильней, а ещё обновил городу герб.
* * *
28 сентября 1708 г. у деревни Лесная не очень далеко от Моги-
лёва русская армия под общим руководством Петра I Романова одер-
жала первую победу над шведами, которых возглавлял Карл XII
Пфальц-Цвейбрюккен некто Адам Людвиг Левенгаупт (1659-1719).
До славной битвы Пётр I успел побывать в Могилёве, но лучше бы
он этого не делал: 8 сентября 1708 г. по приказу Петра I Могилёв
был сожжен -- под тем предлогом, что могилёвцы не совсем сурово
приняли шведское войско во главе с Карлом XII (оно там находилось
7 июля по 14 августа 1708 г. и собирало с могилёвчан контрибуцию
-- за то, что те... помогали русским).
* * *
Великий могилёвец Георгий Конисский (1717-1795) -- архиепископ
Могилёвский, Мстиславский и Оршанский, богослов, педагог, общест-
венный деятель, местночтимый святой (с 1993 г.). В 1757 г. открыл
в Могилёве духовную семинарию и организовал типографию. В 1762 г.
присутствовал в Москве на коронации Екатерины II и просил импе-
ратрицу оказать помощь православным на территории Речи Посполи-
той. В 1765 году выступил в защиту православных перед новым поль-
ским королём и великим князем литовским Станиславом Понятовским.
Один из идеологов Слуцкой конфедерации -- пророссийского союза
грекокатолической, кальвинистской и лютеранской шляхты Великого
княжества Литовского, образованного в Слуцке в 1767 г. Был вынуж-
ден сбежать в Россию, откуда вернулся в Могилёв после первого
раздела Речи Посполитой (1772 г.) В 1780 г. заложил в Могилёве
храм во имя праведного Иосифа в присутствии императрицы Екатерины
II и австрийского императора Иосифа II. Автор нескольких книг
типа руководства для священников "О должностях пресвитеров при-
ходских". Заслужил одобрительный отзыв А. С. Пушкина. Изображён
на барельефе памятника 1000-летия России, установленного в Новго-
роде в 1862 г. Можно сказать, изменник Родины -- Речи Посполитой.
Правда, Родина подвергала его преследованиям за верность право-
славию. Что было первичнее -- религиозные преследования или про-
российская ориентация, выяснить вряд ли удастся. Скорее всего,
первичность не имела значения, а отношения накалялись из-за
неважного положения дел в Речи Посполитой вообще.
В 1812 г. у деревни Солтановки под Могилёвом геройствовали про-
тив французов П. И. Багратион, И. Ф. Паскевич и ещё несколько
тысяч воинов русской армии.
* * *
Героическая оборона Могилёва имела место и с 4 по 26 июля 1941
года. Она обрела дополнительную известность благодаря тому, что в
ней немножко поучаствовал в первых рядах "стал свидетелем отраже-
ния обороняющимися советскими войсками массированной танковой
атаки" (Википедия) в районе деревни Буйничи баловень советской
литературы, в то время простой военный корреспондент, Константин
Симонов (1915-1979), не успевший вовремя смыться в редакцию. В
дальнейшем он воевал только словом и закончил войну в звании
подполковника и лауреата двух Сталинских премий -- не считая
орденов и медалей. Потом были ещё четыре Сталинские премии и
звание полковника. Заряда ужаса, полученного Симоновым в окопах
под Могилёвом, хватило в дальнейшем на трёхтомный эпопейный роман
"Живые и мёртвые", в общем-то весьма крепкий.
(Про "стал свидетелем отражения танковой атаки". Утверждение
наверняка выверенное: чтоб обозначить героическое присутствие Си-
монова на поле боя, но ненароком не подтолкнуть к конкретному
детскому вопросу, а сколько танков он там лично подбил. Впрочем,
не известно ведь, как бы я сам себя там вёл: может, тоже был бы
только СВИДЕТЕЛЕМ -- на корточках, из дальних кустов, не успевая
добегать до первой линии окопов в промежутках между приступами
понятное дело чего.)
Настоящее имя Константина Симонова -- Кирилл, но он был не в
состоянии его выговаривать, потому как не произносил [р] и [л],
из-за чего и стал в конце концов просто Константином.
Женился Симонов преимущественно на еврейках и вдовах военных.
Мать Симонова -- якобы княжна (не путать с княгиней) Оболенс-
кая, отец -- якобы генерал-майор царской армии, тоже весь из себя
русский. Каким образом Константин-Кирилл приобрёл свою восточную
внешность, не понятно. У антисемитов есть уверенность в том, что
он по разным признакам каким-то боком немножко таки да, но имеют-
ся сложности с доказательствами. У евреев Симонов считается не
евреем, а только шибко примазавшимся.
В ранней молодости мне довелось видеть Константина Симонова
живьём по телевизору в серии передач "Солдатские мемуары", в кото-
рых он был ведущим: Симонов рекламировал употребление табака
(публично пользовался курительной трубкой) и приставал к ветера-
нам, чтоб те ему рассказывали, каково это всё-таки было --
воевать по-настоящему.
* * *
В обороне Могилёва летом 1941 года фигурировали на ведущих
ролях командиры со специфическими фамилиями:
генерал-майор Ф. А. Бакунин;
генерал-майор М. Т. Романов;
генерал-майор А. С. Жидов (позже по многочисленным просьбам
антисемитов ставший А. С. Жадовым);
полковник С. Ф. Кутепов (позже в романе Симонова ставший
Ф. Ф. Серпилиным, чтоб не перекликался с белогвардейским
героем Гражданской войны генералом Кутеповым А. П.
(1882-1930)).
* * *
Для истинных русских монархистов -- фанов дома Романовых --
Могилёв должен быть святым местом (надеюсь, что так оно и есть).
Потому что здесь с 8 августа 1915 находилась Ставка Верховного
главнокомандующего, коим с 23 августа 1915 года являлся сам
император Николай II, и здесь подолгу жила царская семья.
* * *
Когда я понемногу привык к Николаю II, он перестал раздражать
меня своим раздутым архаичным статусом и своими, мягко говоря,
неудачными решениями. Я начал видеть в нём просто довольно не-
счастного человека, старавшегося по мере сил и разумения делать
хорошее для России и окончившего свой жизненный путь катастрофич-
но, хотя, может, и заслуженно.
На Николае II, помимо всякого прочего, был огромный грех ввязы-
вания в 1914 г. в войну с Германией и грех недостаточной подго-
товки страны к такой войне, но это были грехи типа "ошибка", а не
типа "порочная слабость".
Приложение: Ставка Верховного Главнокомандующаго
У М. Белевской ("Ставка Верховного Главнокомандующаго в
Могилеве"):
До войны Могилев ничем не был замечателен и ничем не выделялся
из ряда многочисленных русских губернских городов.
Он уютно и живописно расположился на высоком правом берегу Дне-
пра, широко раскинув по низкому луговому левому берегу свое пред-
местье с очень неблагозвучным названiем "Луполово", об'яснявшимся
тем, что большинство населенiя занималось кожевенным промыслом.
Две главных улицы параллельными линiями пересекали город и упи-
рались, как водится, в небольшую площадь, на которой находился
двухэтажный губернаторскiй дом, окружной суд и другiя присутст-
венныя места, так сказать, мозг и сердце целой губернiи.
Там же возвышалась старинная круглая башня-ратуша, воспоминанiе
о старине глубокой, свидетельница долгих и упорных споров между
Россiей и Польшей, дававшая прiют на своем фронте уставшим от боя
и празднующим победу, то польскому белому орлу, то двуглавому,
русскому.
В конце площади был расположен городской сад, называвшiйся
"Валом", с широкими тенистыми аллеями и очень красивым видом на
Днепр. По праздникам на "Валу" устраивались гулянья. Играл
военный оркестр. Яллеи заполнялись публикой. В обыкновенные дни
было тихо, торжественно и красиво. У входа стояла арка, на
ноторой крупными буквами было написано: "Добро пожаловать", a с
обратной стороны: "Вернитесь, погуляйте еще!"
Ни фабрик, ни заводов, ни крупной торговли в Могилеве не было,
он имел значенiе исключительно как административный центр.
Зимой давались три бала - студенческiй, польскiй и судейскiй. К
ним долго готовились и о них долго вспоминали.
(...)
Первыми ласточками войны были ковенскiе евреи. Неожиданно весь
Могилев наводнился многочисленными повозками, наполненными
домашним скарбом, пуховиками и подушками, из которых выглядывали
испуганныя физiономiи стариков, старух и детей. Зрелище было
невиданное и каждый останавливался и с удивленiем смотрел на эту
безконечную процессiю. Запрудив всю улицу от вокзала до Собора,
повозки остановились и евреи начали слезать с телег, пугливо
озираясь по сторонам. К ним подошли, начали разспрашивать.
Оказалось, что это евреи из Ковно, выселенные в трехдневный срок
из крепости, по приказу начальства, как элемент мало надежный и
опасный. Возражать не рекомендовалось. Надо было немедленно
складывать пожитки и ехать в неизвестном направленiи. По дороге
им приказано было ехать в Могилев и жить там до конца войны.
За время длиннаго и тяжелаго переезда фронт передвинулся и
Ставка должна была быть переведена из Баранович в Могилев.
О присутствiи в Ставке столь опасных беженцев не могло быть и
речи.
Как только все эти измученные долгим переездом люди прiехали к
месту назначенiя, им было приказано в 24 часа выехать из Могилева
и ехать не то в Тамбов, не то в Пензу. Тут нервы этих людей не
выдержали, - они начали вопить, воздевая руки к небу.
Но их некому было слушать.
Образовавшiйся комитет из еврейской интеллигенцiи испугался за
собственную судьбу: - "Сегодня они, а завтра мы".
Им собрали на дорогу какiе то гроши и уже утром в Могилеве их
не было.
Второе зрелище было еще трагичнее.
Первые были люди, они могли что то продать, кого то попросить,
кому то что то об'яснить; вторая же партiя, наводнившая все
окрестности Могилева,- была безгласна. Их жалобы никто не слышал.
И они умирали голодной смертью без криков и проклятiй,
Это был скот из Польши. По приказу свыше весь польскiй скот,
чтобы не попасть в руки врага, был эвакуирован вглубь Россiи.
Предусмотрено было все, за исключенiем фуража.
Тысячи коров и лошадей падали по дороге.
Подвоз фуража к месту их стоянок не был организован, и они шли,
шли, еле передвигая ноги.
К Могилеву подошло стадо скелетов, обтянутых кожей, издыхающее
и наводящее ужас. Был издан приказ распределить скот по усадьбам
помещиков и крестьян, но никто не хотел брать больного и заражен-
наго скота. Те, кто из жалости его брали, давали прiют на не-
сколько дней, пока измученное животное не издыхало.
Председателем комиссiи по устройству скота был назначен
управляющiй государственными имуществами Л. М. Чанцев. Он был
хорошiй, честный человек, но не чудотворец. Спасти агонирующее
стадо он не мог и тысячи туш разлагались по дорогам, заражая
воздух зловонiем.
Эти, вторые беженцы, уже наглядно показали, что где то не все
благополучно, что при таких порядках ждать скорой победы не
приходится.
(...)
Прiезд Ставки всех всколыхнул.
Тихiй маленькiй Могилев становился центром войны, в нем должны
были разрешаться важнейшiе вопросы и могилевскiй обыватель понял,
что он не ожиданно попал в свидетели мiровых событiй, начал
приглядываться к лицам, от которых зависела жизнь миллiонов людей
на фронте и существованiе всей нацiи.
Могилевскiя улицы наводнились автомобилями Ставки, тротуары
наполнились офицерами штабов и военных канцелярiй, гостиницы и
частныя квартиры были заняты для иностранных представителей союз
ных держав и высших представителей военнаго мiра. Маленькiй про-
винцiальный городок, как по мановенiю волшебнаго жезла, изменил
свой облик. Он стал во оруженным лагерем, шумным и деловым.
Каждый обыватель с трепетом смотрел на окна б. губернаторскаго
дома, где жил Верховный Главнокомандующiй и откуда исходили
приказы, которым безпрекословно подчинялись миллiоны людей.
О дне прiезда главнокомандующаго в. к. Николая Николаевича никто
не знал, но его присутствiе в Могилеве всеми почувствовалось.
В городе стало торжественно и тихо.
Чувствовалось деловое напряженiе в Ставке и это передавалось
обывателям. Никто не запре щал ходить мимо дома, где жил Николай
Нико лаевич, но как будто по какому то сговору все старались
обходить этот дом и около окон Главно командующаго не появляться.
Всеми Чувствовалась та ответственная и громадная работа, которая
там шла и каждый старался насколько мог, если не по мочь, то
облегчить эту работу. В Ставку входили только лица имеющiя к ней
отношенiе, и к этим лю дям чувствовалось какое то невольное
уваженiе.
Каждый обыватель понимал, что малейшая ошибка там - смерть
Россiи, понимал и заботливо оберегал покой Главнокомандующаго.
Идя по улице, из которой был виден белый дом Ставки, каждый
старался не смотреть на него и не проявлять празднаго
любопытства.
И только ночью, с берега Днепра, откуда вид ны были освещенныя
окна ставочнаго дома, обыва тель смотрел на них с благоговенiем,
глубоко веря, что, несмотря на тревожныя сведенiя с фронта, ему,
Главнокомандующему, удастся справиться и что Россiя выйдет и
должна выйти победительницею.
О суровости характера Николая Николаевича все знали. Знали, что
он требователен и груб с офицерами, не считается ни с чином, ни с
званiем, но каждый понимал, что так должно быть, особенно во
время войны, когда слабость Главнокомандующаго могла погубить все
дело. Николай Николаевич почти не появлялся в городе и за все
время его пробыванiя в Могилеве, мне удалось только один раз его
уви деть и воочiю убедиться, что Николай Николаевич шутить не
любит.
Незадолго до этого был издан приказ Попечителем Краснаго Креста
принцем Ольденбургским, что офицеры не могут появляться на улице
и в об щественных местах вместе с сестрами милосердiя. Повидимому
жизнь на фронте диктовала столь странное решенiе и к Могилеву в
те времена этот приказ мог и не относиться. Лазаретов было мало,
сестры, местныя дамы, во времена пребыванiя в Ставке вел кн.
Николая Николаевича, никаких знакомств с офицерами не вели.
Но как то раз немолодой полковник, возвратившiйся с фронта
вместе со своей женой, сестрой милосердiя, ехал на извозчике по
главной улице города.
В это время незаметно выплыл с площади автомобиль главнокоман-
дующаго.
Великiй князь большой и суровый сидел в нем нахмурившись, не
смотря по сторонам и не отвечая на поклоны. Но офицера и сестру,
ехавших ему на встречу, он заметил. Я стояла на тротуаре, ника-
кого отношенiя к проежавшей паре не имела, но мне стало страшно:
так исказилось злобой лицо князя, так страшен он стал в этой
злобе!
Он встал в автомобиле во весь свой могучiй рост и, пока пролет-
ка с несчастными седоками не скрылась из виду, он продолжал
стоять, испепеляя взглядом перепуганное супружество.
Николай Николаевич недолго был в Могилеве. На фронте дела шли
все хуже, но вера, что все изменится к лучшему, никого не покида-
ла. Смещенiе Николая Николаевича произошло внезапно. Может быть в
кругах близких к Ставке об этом и знали, но обыватель узнал уже
готовое решенiе. Николай Николаевич уехал так же незаметно, как и
прибыл.
Никто не радовался, что Государь на свои плечи взвалил столь
ответственное и страшное дело. Не вольно почувствовалось, что
приближается какая то неслыханная катастрофа, что Государь делает
ошибку беря на себя такую ответственность.
Сейчась трудно сказать, как развернулись бы событiя, если бы
Государь не брал на себя главнаго комакдованiя, но по резкой
перемене в настроенiи Ставки каждый, кто хоть немного задумывался
над происхсдящими событiями, видел, - что это начало конца.
При Нiиколае Николаевиче Ставка была военным лагерем, деловым и
строгим, с первых же дней прiезда Государя она внешне потеряла
этот облик.
Сразу все изменилось.
Прiехала оперетка, которой не было при Николае Николаевиче, те-
атр был до отказу набит дамами и ставочными офицерами. Начались
какiе то подношенiя артистке Лабунской и Грекову, появилась какая
то модная молодая опереточная примадонна, снискавшая кучу
поклонников, начались автомобильныя поездки к заставному домику,
открылся новоявленный ресторан в особняке высланнаго немца
пивовара Яника.
Все распустилось, и стало видно всякому, что машина начинает
давать перебои.
Прiехали великiе князья, которых раньше не было, а если и были,
то незаметно работали в штабе. Теперь на улицах Могилева то и
дело можно было видеть Царицу, наследника, князей: Дмитрiя Павло-
вича, Бориса Владимировича и других лиц Царскаго Дома и свиты.
Место Ставки, - Могилев прiобрел вид резиденцiи царской семьи и
война отходила на второй план, забывалась.
Жизнь была черезчур интересна, чтобы думать о столь тяжелых
событiях. Понятно, ни Государь, ни Царская семья в этом виноваты
не были, но была снята тяжелая рука и сразу все почувствовали,
что можно жить легко и весело, не думая о завтрашнем дне.
Самое ужасное, что вместе с прiездом Государя появился и страш-
ный слух о Распутине.
Слух этот варьировался, расширялся, и как снежный ком, облеп-
лялся всякими подробностями и прикрасами. Об этом говорили все с
наслажденiем, с каким то нескрываемым интересом и, чем слух был
ужасней и грязней, тем он сильнее действовал на воображенiе.
He помню человека. который постарался бы опровергнуть, или хотя
бы смягчить страшныя подробности этих сплетен.
Все принималось на веру, никто не хотел этого опровергать. Го-
ворилось открыто, что Николая Николаевича убрали, чтобы Распутин
имел доступ к тайнам командованiя, что он добивался и раньше
прiезда в Ставку, но что Николай Николаевич этому противился и
должен был сдаться и уйти перед страшной распутинской силой.
Хотя ни при Николае Николаевиче, ни при Го сударе Распутин ни
разу в Могилеве не был, слухи все же не унимались и, огибая Став-
ку, называли сообщников, которыми был, якобы, окружен Распутин.
Исторiя со временем раз'яснит роль Распутина при дворе, роль,
может быть, и действительно вредную, но еще вреднее были эти
страшныя сплетни, которыя проникали всюду, колебали авторитет
Государя и как Царя, и как Главнокомандующаго.
К Царице появилась общая ненависть. Она не видела не только
любви, но и простого уваженiя. И если это случайно проявлялось,
то ценилось и видимо доставляло и ей, и всей семье большую
радость. Я лично видела, как Царица задерживала ежедневно свой
автомобиль около домика стараго учителя, жившаго на краю города и
ожидающаго у окна проезда царсной семьи на прогулку. Царица и
царскiя дочери кланялись ему как родному и улыбались, стараясь
взглядами показать, как оне ценят его ожиданiя их проезда. После
службы в ставочной церкви ему посылалась просфора от Государя, а
его прiем ной дочери, девочке лет семи, от наследника. Иногда
наследник подходил после службы кдевочке и лично передавал ей
просфору.
Необыкновенно прiятное впечатленiе производил маленькiй
наследник. Это было милое дитя, любознательное и веселое и,
несомненно, в любой стране было бы любимым детищем своего народа.
Но русскiй народ его не любил. Приходилось слышать шопот в
толпе при проезде наследника: "этот царствовать не будет!".
Это говорилось с озлобленiем. И говорившiе не замечали перед
собою веселаго, симпатичнаго ребенка, они видели в нем будущаго
деспота, который со временем лишит их права на накую то необыкно-
венно счастливую и свободную жизнь. А наследник этого не видел.
Он с любопытством вертелся сидя в автомобиле рядом со своим от-
цом, читал вывески и улыбался прохожим. Это было дитя, вырвавше-
еся из скучной дворцовой обстановки и имеющее возможность наблю-
дать подлинную жизнь. Для него устраивались игры с могилевскими
детьми то на Валу, то где нибудь в лесу около города и играть с
ним могли все дети без различiя нацiональности и положенiя
родителей.
Помню характерный случай с наследником в последнее лето перед
революцiей. Могилевскiя дамы устроили на Валу традицiонную
лотерею. О том, что будет наследник, не знали, но он пришел
вместе с каким то генералом. Дамы немедленно сообразили, что
наследник пришел попытать счастья и предложи ли ему осмотреть
выигрыши. Его заинтересовало все: и самовары, и подушки, и
карандаши, и пачки с цикорiем. Он купил билет и выиграл конечно
первый номер. Это был маленькiй улей с сотами и медом. Его ра-
дости не было границ. Он схватил улей и помчался домой показать
свой выигрыш отцу. Его остановили, и предложили через день взять
выигрыш, т. к. по правилам лотереи выигрыши раздавались после
окончанiя лотереи. Он огорчился и спросил у дам разрешенiя взять
улей ненадолго и показать Государю. Ему, понятно, разрешили и
скоро улей стоял на своем месте.
Прошло всего несколько месяцев и все изменилось.
Ребенок, видевшiй вокруг себя только поклоненiе, лесть и забо-
ты, был кинут своим народом на растерзанiе дикой толпе, не знаю-
щей ни жалости, ни пощады.
Маленькiй и жалкiй, он не понимал происходящих событiй и должно
быть это было самое ужасное, что пришлось пережить тем, кто его
любил не толь ко как наследника русскаго престола, но и как
близкаго ребенка.
(...)
Вплоть до выезда Ставки в Орел, в Могилеве проживали иностран-
ные военные представители. Кoe кого из них я знала и всех часто
видела. Каждый из них был характерен в своем роде, носил отпеча-
ток своего народа и по своему относился к Россiи и к русским.
Военный представитель Англiи, генерал Бартельс, грузный старик,
мрачный и насупленный, был всегда всем недоволен. Он брюжжал не
переставая и ему все не нравилось: и гостинница, где их помести-
ли, хотя это была лучшая в городе, и стол, хотя из Пе тербурга
был выписан прекрасный повар, и город, и люди. Вообще все.
Единственной, кажется, светлой точкой на темном горизонте
могилевской жизни для него была маленькая почтовая чиновница
Беленькая и незаметная она почему то пленила стараго генерала. Он
с удовольствiем ездил с ней на автомобиле за город, дарил
конфекты и несколько просветлялся при виде ея. С перваго дня
знакомства и до от'езда, он собирался изучать русскiй язык, но
так и не собрался.
Его ад'ютанты не были столь мрачны.
Наоборот, их можно было видеть целый день с кодаками на улицах
и они снимали все, что попадалось под руку: и людей, и собак, и
город, и деревни. У меня создалось впечатленiе, что они ничем
другим, кроме фотографiи, и не занимаются.
Один из них так же нашел свою светлую точку.
Это была молоденькая евреечка, очень некрасивая, но веселая и
живая, с увлеченiем хлопавшая вместе с ними кодаком. Эта еврееч-
ка, не смотря на протесты семьи, уехала со своим возлюбленным в
Англiю, и, пo слухам, вышла за него там замуж. Вообще же
англичане смотрели на всех остальных сверху вниз, считая себя
избранным народом.
Сербы - наоборот, были в каком то упоенiи от всего русскаго:
от русской культуры, русских просторов, русских нравов и поровну
делили свою любовь между Россiей и Сербiей.
Неудачи Россiи их так же приводили в отчаянiе, как и сербскiя.
Сербы были убежденными монархистами, и паденiе у нас монархiи
их потрясло, им не хотелось верить, что великая монархiя оконча-
тельно пала. Они были до последней минуты уверены, что все
изменится, и что монархiя возстановится.
По слухам, один из них, Жарко Мичич, желая спасти царскую
семью из Екатеринбурга, поехал туда и был якобы там разстрелян
большевиками. Впоследствiи сербам пришлось познакомиться и с
революцiонными деятелями, но, кроме Савинкова, котораго они
ставили очень высоко, они относились ко всем отрицательно. О
Савинкове они неизменно твердили: "о вы увидите, ваш Савинков
выведет Россiю из хаоса!"
Французов я не знала. Они как то незаметно сидели в своей
гостиннице и ни один слух о них не проникал в город.
Изредка их представителя, кажется ген. Жанена, можно было
видеть на вокзале.
Маленькiй блондин, по внешности напоминающiй простого русскаго
крестьянина, так не гармонировавшей с представленiем о французс-
кой нацiи, он скромно и тихо жил в Ставке.
Итальянцы красовались.
Они выходили на наши маленькiя улицы со спецiальной целью
показать себя.
И, действительно, было что посмотреть.
Голубыя, яркiя пелерины, перекинутыя через плечо, красивыя
южныя лица, важная осанка, все в них приводило провинцiалов в
восхищенiе. Они бывали в театрах, клубах и не одно женское
сердце, постаревшее за эти годы, начинает усиленно биться при
воспоминанiи о их генерале, графе Ромей.
Выделялся из всех японец Обата. К японцам вообще русскiе
относились с любопытством.
Маленькiй народ, котораго не удалось закидат шапками, всегда
вызывал в нас интерес. Обата был типичный сын своего народа. Он
весь жил Японiей и ея интересами. И в Ставке его ничто не
интересовало, кроме того, как всякое событiе может отразиться на
интересах его родины.
Он не страдал за наши неудачи и не радовался нашим успехам.
Он наблюдал.
Помню как то, когда пала Ковна и все мы, русскiе, опечаленные
и притихшiе, сидели по своим домам, Обата с каким-то другим
офицером-японцем ходил по улицам и громко и весело смеялся. Этот
смех меня возмутил и я, встретясь с ним, свое возмущенiе ему
высказала.
Он засуетился, заморгал своими раскосыми глазами и начал
извиняться.
"Он не хотел обидеть русских. Он громко смеялся со своим дру-
гом, так как они только что получили посылки из Японiи и были оба
обрадованы этим. Они так скучают в Россiи, они уже не могут есть
русских кушанiй, а в посылках было так много их любимых вещей.
Они радовались и пусть русская госпожа простит им их неуместную
радость".
Обата старался присмотреться к русской жизни и делать все так,
как все.
Ему кто то сказал, что бывая в гостях надо давать на чай при-
слуге и он, как только горничная открывала дверь и снимала с него
пальто, уже совал ей в руку рубль. Если же она не знала, что
предстоит столь прiятное событiе и, сняв пальто, быстро исчезала,
он ее искал по дому и вручал ей этот рубль.
За обедом он считал нужным делать хозяйке подарки.
После перваго блюда он вставал, говорил витiеватую речь о рус-
ском гостепрiимстве и дарил три носовых шелковых платочка; после
второго блюда - веер с гейшей; после третьяго - какую нибудь соло
менную корзиночку.
И все с речами.
Он изучал русскiй язык и просил меня порекомендовать ему рус-
скiя книги.
Я дала ему купринскаго Штабс-Капитана Рыбникова.
Когда он, читая, наконец понял, что Рыбников это японец-шпiон, он
страшно заволновался, начал бегать по комнате, жестикулируя и что
то говоря на своем гортанном, птичьем языке.
Единственный из всех знакомых, с которыми приходилось говорить
после революцiи о событiях надвинувшихся на Россiю, японец Обата
предсказал всю тяжесть и продолжительность русской разрухи.
Он не сомневался, что Россiи придется очень много вынести, что
это будет долго, очень долго, но что все пройдет и Россiя снова
воскреснет.
Всем иностранцам нравился могилевскiй климат. Ровныя зимы и
ясное безоблачное лето. Ни больших морозов, ни туманов, ни без-
прерывных дождей. По их мненiю, Могилев мог быть прекрасным
курортом.
Удивляла их бедность русскаго крестьянина.
Маленькiя избенки под соломенной крышей с крошечными окошечками
и кучей грязных босых ребятишек, копошащихся в пыли. Эта бедность,
рядом с роскошными, богатыми усадьбами, их всегда пора жала.
(...)
Вскоре фронт придвинулся к Могилеву и Ставка во главе с Крылен-
ко, переехала в Орел.
В Могилеве во главе большевицкой власти стал прапорщик Гольман.
Начались аресты.
Одним из первых был арестован ксендз князь Святополк-Мирскiй.
(...)
Труп ксендза, обезчещенный большевиками, несколько дней лежал
в канаве за городом.
Через неделю после казни в Могилев вошли польскiе войска корпу-
са ген. Довбор-Мусницкаго и торжественно похоронили жертв больше-
вицких зверств.
С приходом польских войск обыватель вздохнул свободно.
Открылись ставни, поднялись шторы и улицы на полнились толпой,
радующейся уходу большевиков.
Но они были близко. Тут же, за Днепром, они устроили свой штаб
и ждали удобнаго момента, что бы снова войти в город.
(...)
Летом, в конце мая, в Могилев пришли немцы.
Еще так недавно могилевскiй обыватель с трепетом смотрел на
карту, и видя приближающiйся фронт, размышлял куда бы ему уехать,
лишь бы не быть свидетелем униженiя Россiи.
И вот теперь, после ухода большевиков, немцы уже не были страш-
ны.
Они несли униженiе, но не несли смерти! Обыватель с безпокойст-
вом взирал на развивающуюся страшную силу большевизма и мечтал,
что кто то должен спасти Россiю. В Германiи еще видели силу,
способную справиться с большевиками и вернуть порядок.
Но немцы уже были не те.
В Могилев пришли войска, спецiально предназначенныя для оккупа-
цiи. У них еще была железная дисциплина, но абсолютное отсутствiе
воинственнаго пыла. Это были солдаты, которые могли, как прекрас-
ный механизм, стоять на часах у б. Ставки, теперь немецкаго шта-
ба, могли, по распоряженiю своего на чальства, провести реквизи-
цiю продуктов, могли навести порядок в городе, но к наступленiю
они были уже неспособны. И офицеры, и солдаты мечтали только о
мире и о надежде русских на поход вглубь Россiи не хотели и
слушать.
Могилев не был для немцев маленьким русским городом, каких они
видели так много во время войны, это была для них бывшая Ставка,
где только что сосредотачивалась жизнь всей русской армiи, откуда
исходили приказы, где жили главнокомандующiе, имена которых были
знакомы каждому немцу. Для них на русском фронте Могилев был
конечным пунктом. Они не видели уже в русских врагов, это был
побежденный народ, не внушавшiй им страха. Они знали, что русскую
армiю победили не только они, что русская армiя была также
побеждена стихiйным бедствiем и с безпокойством всматривались в
начинающiеся и у них признаки разложенiя армiи, не имея
возможности скрыть свою тревогу.
В могилевскiй обыватель, слыша из-за Днепра звуки интернацiона-
ла, забывал так же в немцах врагов, смотрел на них умоляющим
взглядом, видя в них единственное спасенiе от большевизма. Боль-
шевики же грозили и время от времени пересылали в город "черные
списки", в которых чуть ли не вся могилевская интеллигенцiя
приговаривалась к смерти. И когда немцы об'явили об оставленiи
города, все переполошились и спешно начали готовиться к от'езду.
(...)
В конце iюля, перед самым уходом немцев, пришло известiе об
убiйстве царской семьи.
Для могилевцев это не была только царская семья, это была
семья, которая только что жила в этом городе, каждый их знал,
много раз видел и потому, когда была об'явлена по ним панихида в
соборе, массы народа пришло на это первое трагическое богослуже-
нiе.
И когда раздавались слова "за убiенных и замученных рабов
Божiих Николая, Александры, Алексiя, Ольги, Татьяны, Марiи и
Анастасiи", все с рыданiями опустились на колени.
Панихида об'единила всех, и все не скрывали своих слез. Co
смертью царской семьи начиналась новая эпоха как в жизни Россiи,
так и в жизни каждаго русскаго человека.
И все могилевцы оплакивали Россiю, прошлое, себя!
(Там ещё много чего, и всё интересно.)
Литература:
М. Белевская (Летягина) "Ставка Верховного Главнокомандующаго в
Могилеве. Личныя воспоминанiя. 1915 - 1918 г.", Вильно, 1932.
Грабеньский В. "История польского народа", Минская фабрика
цветной печати, 2006.