69
И снова букет. Но сегодня в нем лежит какой-то конверт.
Триша отошла от двери, рассматривая неподписанное послание.
В белом конверте без марки лежал листок бумаги с одной отпечатанной на компьютере строчкой: «Краснозерский скит. Отец Серафим».
Поставив цветы в вазу, Триша щелкнула поисковиком на компьютере. Машина выдала много разных вариантов, но ни одного именно Краснозерского скита почему-то не нашлось. Пришлось посидеть, покопаться. Когда она, наконец, нашла, то ей было нужно, некоторое время сидела, задумавшись. Сверилась тут же, в компьютере, с картой. Далековато.
Понимая, что в ближайшее время вырваться туда вряд ли удастся, Триша убрала послание и закрыла ноутбук.
Странно… Столько лет она получает эти белые розы, но за все время это второе отступление от правил. Первым был, помнится, адрес спортивного клуба, где ее научили приемам, которые спасли Трише жизнь. Теперь вот этот адрес… Неужели что-то в конце концов прояснится? Кто же этот таинственный «Мистер Икс», любитель белоснежных роз и прямо-таки всевидящее око? По крайней мере Тришу-то он точно отслеживает, в курсе всей ее жизни…
70
Огромные мощные ворота обители даже по нынешним временам казались неприступными. Триша почувствовала вдруг страх, легкий озноб моментально охватил ее тело. Судорожно сглотнув и отчего-то шмыгнув носом, она уставилась на тяжелое металлическое кольцо, судя по всему служившее здесь дверной ручкой. С робостью коснувшись холодного железа, она несколько раз постучала кольцом о ворота. Почему-то ей вдруг показалось, что сейчас ворота начнут медленно открываться, оглашая окрестности тяжким скрежетом или даже грохотом.
Но ничего этого не произошло. Ответом на Тришин стук была звенящая тишина. Триша задрала голову и посмотрела на небо. Хмурое, тяжелое, словно осеннее, хоть на календаре начало апреля… Бог мой, хоть бы солнышко светило, что ли! Все, глядишь, настрой был бы пободрее…
Триша тяжело вздохнула. Потом снова постучала. На сей раз попытка была успешной. Лязгнул какой-то замок, и в воротах приоткрылась небольшое окошко. Темные зрачки пытливо взглянули на девушку.
- Здравствуйте. – Триша запнулась. Так ли следует начинать разговор? Может, тут какие-то другие слова надобны? Она не заметила, как стала даже в мыслях рассуждать немного другим языком, не современным сленгом. Но человек с той стороны не обратил внимания на ее замешательство, лишь сухо ответил на приветствие:
- Здравствуй.
Несколько секунд они оба молчали. Триша испытывала просто какой-то животный страх перед всем этим могучим и древним - монастырем, его воротами, а уж тем более перед всем, что ее ожидает там, за этими самыми воротами. Человек с той стороны просто ждал, что она скажет.
- Мне нужно к отцу Серафиму, – выдавила, наконец, из себя посетительница.
Окошко тут же захлопнулось. Но не успела Триша изумиться, как с той стороны послышались какие-то негромкие звуки, и ворота приоткрылись. В проеме стоял невысокий человек в черной рясе. Густые каштановые волосы монаха были собраны сзади в хвост. На голове была надета небольшая черная шапочка, названия которой Триша точно не знала.
Божий человек сделал знак рукой, и посетительница пошла за ним. Гулкий длинный коридор, освещенный лишь светом из окон, и только они одни с ее сопровождающим. Нигде больше Триша не заметила ни единой живой души.
Человек в черном подошел к одной из дверей почти в самом конце коридора, открыл ее и жестом пригласил Тришу войти.
Триша никогда раньше не была в монастырях. И поэтому имела весьма смутное представление о внутреннем убранстве помещений. Просмотренные когда-то фильмы создавали весьма противоречивые образы – от роскошного до аскетического. Здесь же было как-то… просто, но очень основательно: крепкая деревянная мебель, не старинная, правда, но очень похожая. И огромное количество книжных полок. Все стены до самого потолка были заняты книгами.
От одного шкафа как раз отходил высокий крупный человек в таком же черном одеянии. От Тришиного сопровождающего его отличал большущий, явно старинный, крест на груди. В его широких ладонях лежала раскрытая книга.
Он сделал знак приведшему Тришу человеку, и тот моментально исчез.
- Здравствуйте, – произнесла гостья, с удивлением заметив, что страх ее вдруг резко прошел. – Мне нужно увидеть отца Серафима.
- Здравствуй. Я – отец Серафим.
- Мне сообщили, что у вас что-то есть для меня.
Внимательным взглядом он смотрел на Тришу. Долгим, словно считывающим какую-то информацию с ее лица, взглядом. И лишь спустя какое-то время отец Серафим согласно кивнул и снова взглянул на девушку.
- Да, – молвил коротко и, подойдя к столу, достал из ящика плотный конверт.
Протянув его Трише, предложил ей присесть.
Она не знала, стоит ли принять его предложение. Может быть, наоборот, нужно хватать конверт и побыстрее «делать ноги» отсюда? Но конверт уже жег руки, ей не терпелось заглянуть в него.
«Пожалуй, я сначала взгляну на его содержимое, а уж потом видно будет – стоит ли тут рассиживать» - решила она и открыла незаклееный клапан.
Обычный лист белой бумаги, сложенный вдвое. Развернув его, Триша увидела небольшой написанный от руки текст. Почерк красивый, но очень размашистый, скорее мужской – машинально подметила она.
Здравствуй, Триша!
Мне очень сложно писать это тебе, но сказать «вживую» пока не имею возможности. А тянуть больше не стоит. Хватит уже таинственности и недосказанности. Ты выросла, теперь ты все поймешь. И очень надеюсь – поймешь все правильно.
Меня зовут Аркадий Иванович Гуревич. Я – твой отец.
Триша, прочитав последние слова, нервно сглотнула. Поморгала глазами. Вернулась к тексту.
Я твой отец, твой настоящий отец. Который тебя не растил. И в этом нет моей вины, Триша. Но я все равно виноват, я виноват в том, что смею объясниться тебе лишь сейчас, да и то только в письменном виде.
Я не знал, что ты родилась. Я не знал о тебе целых шестнадцать лет. Узнал случайно, причем незадолго до твоего дня рождения. Думал – подготовлюсь к разговору как следует. Но этого так и не случилось - мне пришлось надолго уехать.
Я любил и люблю до сих пор твою маму. Маша была удивительно светлым, добрым человеком. Она даже цветы любила такие же, как сама - нежные и красивые – белые розы. Нам не удалось прожить жизнь вместе, но и то время, что она была со мной, навсегда останется в моей памяти как самые лучшие месяцы моей жизни. И поверь, это не пустые слова… Я теперь многое отдал бы за то, чтобы вернуть ее, но, увы, оттуда не возвращаются. Так сложилось…
Триша, обстоятельства разлучили нас с твоей мамой задолго до твоего рождения, и я так и не узнал, что должен стать отцом.
Я впервые увидел тебя на фотографии в журнале. Ты была в составе делегации старшеклассников на каком-то слете. Не знаю, видела ли ты это фото, но я, когда увидел его, сразу узнал в тебе твою маму. Ты очень на нее похожа.
Я еще не знал, в чем дело, но решил тебя отыскать. То, что я узнал, даже меня, видавшего всякое, просто шокировало. Триша, ты выросла в хорошей семьей, но любящие тебя и любимые тобой мама и папа не родные тебе. Как ни горько это осознавать, но это правда. Раньше я думал, что такое бывает только в кино. В тот день, когда ты появилась на свет, в роддоме случилось две трагедии – умерла одна роженица, и умерла новорожденная девочка у другой женщины. Акушерка поменяла младенцев. Вот так ты и попала в эту семью. А родные твоей настоящей матери оплакивали потерю дочери и внучки. Ну, я, так понимаю, ты и сама теперь многое об этом знаешь.
Когда я узнал все это, то очень хотел познакомиться с тобой. Но, как уже писал выше, не сумел сделать это сразу. И все равно я не переставал следить за твоей жизнью, хоть и издалека. Не спрашивай – как я это делал. Поверь, у меня были возможности делать это даже не будучи рядом с тобой.
И вот тогда я сделал для себя еще одно открытие – оказывается, тобой интересуюсь не я один. И, к сожалению, от этих людей для тебя исходила настоящая опасность.
У меня не было возможности помочь тебе собственноручно, но я нашел способ, как сделать это. Я сам не мог открыться, но послал точно такое же фото твоему настоящему деду. У него есть возможности оградить тебя от опасности. Он смог отыскать тебя, теперь вы вместе. Я знаю, что тебе пришлось многое пережить, но никто не мог предвидеть твоего поспешного отъезда.
Скоро я ненадолго возвращаюсь на Родину. Мы с тобой сможем увидеться. Я очень желаю и жду этой встречи.
В день рождения твоей настоящей мамы, после полудня, я буду ждать тебя в твоем городе на набережной, там, где ступени спускаются к самой воде. Если нам не удастся встретиться – я найду тебя сам в другое время, но позже. Когда точно – не знаю.
До встречи, моя дорогая девочка!
Твой папа, Аркадий Гуревич.
P.S. Отец Серафим – мой давний друг. Он единственный человек, кто знает, чем я занимаюсь на самом деле. Но даже ему я не сказал, что ты моя дочь. Он не станет спрашивать тебя – кто ты и что ты, так что можешь ничего ему не объяснять.
Триша посмотрела на отца Серафима.
- Скажите, а этот человек давно оставил здесь письмо?
- Неделю назад.
Неделю назад?! Это что же получается – буквально несколько дней назад здесь был… здесь был ее отец?! (Господи, как же странно произносить это слово в отношении совсем еще незнакомого человека!). Без малого три десятка лет она жила, зная, что у нее есть семья, есть мама и папа. А теперь оказалось, что все гораздо сложнее.
Теперь оказалось, что у нее совсем другие корни, что есть еще и живой дед. А теперь, вот, и отец.
Тришу и в самом деле никто ни о чем не спрашивал, ни отец Серафим, ни проводивший ее потом в монашескую келью на отдых, молодой рыжебородый монах. Гостью вкусно накормили и оставили в покое.
Ночью она не сомкнула глаз. Лежала без сна на узкой постели и никак не могла поверить, что все это на самом деле происходит. И происходит именно с ней…
На следующий день, когда Триша собралась в обратный путь, отец Серафим сам зашел к ней.
- Спасибо за приют, - поблагодарила Триша.
- На здоровье.
- Можно у вас спросить?
Святой отец согласно кивнул.
- Говорят, что все, что с нами случается, предначертано свыше.
Отец Серафим внимательно посмотрел на нее.
- Ты хочешь узнать мое мнение по этому поводу?
- Да.
- Я согласен с этим.
- А изменить свою судьбу можно?
- Сложно сказать. Я могу говорить только про себя лично. В молодости я был весьма отчаянным парнем. И не собирался не то, что служить Богу, но и креститься-то не умел. А потом попал в Афган. После ранения меня комиссовали вчистую. Если честно, то это и было первым шагом, это самое ранение… Сначала даже шансов на то, что выживу, у меня было мало. Потом началась гангрена и мне грозила ампутация обеих ног. И это в девятнацать-то лет…
Если честно, то сам я, может, и сдался бы тогда. Но меня вытянул из этого один парень, что лежал в том госпитале на соседней койке. Он был уже после операции, ему-то как раз ноги и отняли. Но он хотел жить. Он очень хотел жить! Такой воли и любви к жизни я никогда раньше не встречал. И вот, когда я однажды лежал, совершенно ничего уже не соображая, просто отупев от боли и безысходности, он сказал мне: «Дурак ты. Нюни распустил. У тебя же еще ничего не отрезали, а ты уже умирать собрался. Не рано лапки-то сложил?» А я ему что-то типа: «Какая разница! Все равно подыхать! Сделать-то все равно уже ничего нельзя». «А ты попробуй», - говорит он. Но чего мне пробовать-то – лежу, как полено, на койке! И он сказал мне просто так, безо всякого пафоса: «А ты попробуй захотеть жить. И молись. Боженьке молись». А я возьми, да нахами ему: «Что-то он тебе не больно помог!». Но парень не обиделся, или вида не показал. Говорит спокойно: «Помог. Ноги не сберег, но выжить силы дал. Остальное я сделаю сам». И тут я рассмеялся. Знаешь, говорю, слово даю – начну молиться. И, если ноги мои при мне останутся, то в монастырь уйду. Но он моей иронии не принял, наоборот, стал отговаривать, что не надо такими обещаниями бросаться.
Я не знаю, что это было потом, но только молитвы я читать стал. Сначала просто по бумажке, а так как память у меня всегда хорошая была, то быстро наизусть запомнил. Ноги мне спасли. А я понемногу пришел к вере. И стал служить Господу, но не от того, что когда-то в горячке слово дал, а от того, что уверовал по-настоящему.
Я, наверное, сильно тебя разочарую, но скажу честно – мне и самому неведомы ответы на твои вопросы. Ведь даже, судя по моему случаю, получается весьма двояко. Может быть, мне было предначертано умереть, но я смог изменить свою судьбу и остался жить. А, может, наоборот, именно такое и было мое предназначение – пройти через все эти испытания, выжить и прийти к истинной вере.
Одно могу сказать точно – если бы я не начал этот путь, не взял в руки листок с молитвой, не прочел первых слов, то неизвестно, жил бы я сейчас на этом свете или нет.
- То есть вам выпал второй шанс, вы получили возможность начать жить по-новому?
- Пожалуй, это был не второй шанс. Скорее это был знак, что второй жизни как раз и не будет. Надо принять эту жизнь. Может быть, что-то изменить в ней, но жить именно в этой жизни. Тем более, что мирская жизнь на самом деле очень короткая. И неважно, сколько отпущено каждому из нас – пять лет или девяносто пять. Это все равно на самом деле ничтожно мало…
- То есть надо жить… - задумчиво произнесла Триша.
- Да. И то, что происходит с нами, то, что мы делаем, это и есть наша жизнь, наша единственная и неповторимая жизнь.
При прощании отец Серафим осенил молодую женщину широким крестом и задержался взглядом на ее лице.
И Триша поняла, что он знает.
Даже если его друг (а ее отец) и не сказал ему, кто она на самом деле, он все равно сам все понял.
Взгляд священника потеплел, и Триша не сдержалась:
- Мы сильно похожи?
- Глазами. Вы очень похожи глазами.
Где-то она это уже слышала.
Продолжение:http://www.proza.ru/2019/09/17/800