Шостакович Дмитрий. О святости души

Валентина Ерошкина
 "В моем понимании святой - это такой человек, который и в непорядочном обществе остается порядочным человеком". Курт Воннегут



    Дмитрий Шостакович. Молчаливый, застенчивый и нерешительный. Организованный и ненасытный, если дело касалось творчества, и честолюбивый.

    Отличался воспитанностью, деликатностью и интеллигентностью, не позволявшей внешне выделять себя. И одинокий.

    Не вёл дневника и не оставил мемуаров, но его письма близким людям - высокий эпистолярный слог, блестящий стиль и природное остроумие. Когда читаешь выдержки из писем, начинаешь жалеть, что традиция эта уходит.

    Дмитрий Шостакович. Удивительно теплый,добрый, порядочный и благородный ЧЕЛОВЕЧИЩЕ. Шостакович - элита.

    Элита. Насколько  девальвировалось значение этого слова. Если раньше элита - это честь и порядочность,благородство и неравнодушие,  духовная чистоплотность. но в наши дни "элита" - это богатые.

   Читаешь фрагмент воспоминаний Анатолия Мариенгофа и воспринимаешь его поступок как выражение исключительной нравственной высоты. А ведь она не искючительная, а совершенно НОРМАЛЬНАЯ для любого честного человека.

    "На девятнадцатом году революции Сталину пришла мысль (назовём это так) устроить в Ленинграде «чистку».
Он изобрёл способ, который казался ему тонким: обмен паспортов. И десяткам тысяч людей, главным образом дворянам, стали отказывать в них. А эти дворяне давным-давно превратились в добросовестных советских служащих с дешёвенькими портфелями из свиной кожи.
За отказом в паспорте следовала немедленная высылка: либо поближе к тундре, либо — к раскалённым пескам Каракума. Ленинград плакал.
Незадолго до этого Шостакович получил новую квартиру. Она была раза в три больше его прежней на улице Марата. Не стоять же квартире пустой, голой. Шостакович наскрёб немного денег, принёс их Софье Васильевне и сказал:
— Пожалуйста, купи, мама, чего-нибудь из мебели.
И уехал по делам в Москву, где пробыл недели две.
А когда вернулся в новую квартиру, глазам своим не поверил: в комнатах стояли стулья павловской и александровской эпохи, столики красного дерева, шкаф, бюро.
И всё это, мама, ты купила на те гроши, что я тебе оставил?
— У нас, видишь ли, страшно подешевела мебель, — ответила Софья Васильевна.
— С чего бы?
"— Дворян высылали. Ну, они в спешке чуть ли не даром отдавали вещи. Вот, скажем, это бюро раньше стоило…
И Софья Васильевна стала рассказывать, сколько раньше стоила такая и такая вещь и сколько теперь за неё заплачено.
Дмитрий Дмитриевич посерел. Тонкие губы его сжались.
— Боже мой!..
И, торопливо вынув из кармана записную книжку, он взял со стола карандаш.
— Сколько стоили эти стулья до несчастья, мама?.. А теперь сколько ты заплатила?.. Где ты их купила?.. А это бюро?.. А диван?.. и т. д.
Софья Васильевна точно отвечала, не совсем понимая, для чего он её об этом спрашивает.
Всё записав своим острым, тонким, шатающимся почерком, Дмитрий Дмитриевич нервно вырвал из книжицы лист и сказал, передавая его матери:
— Я сейчас поеду раздобывать деньги. Хоть из-под земли. А завтра, мама, с утра ты развези их по этим адресам. У всех ведь остались в Ленинграде близкие люди. Они и перешлют деньги — туда, тем… Эти стулья раньше стоили полторы тысячи, ты их купила за четыреста, — верни тысячу сто… И за бюро, и за диван… За всё… У людей, мама, несчастье, как же этим пользоваться?.. Правда, мама?..
— Я, разумеется, сделала всё так, как хотел Митя, — сказала мне Софья Васильевна.
— Не сомневаюсь.
Что это?..
Пожалуй, обыкновенная порядочность. Но как же нам не хватает её в жизни! Этой обыкновенной порядочности!"

Анатолий Мариенгоф