Деревенский народ по-разному называл деда Мокея: и жадным, и скупым, и жмотом, а еще и хапугой, и скрягой. Только сути все это не меняло совершенно. Собственно говоря, дед и не скрывал: было и есть у него нечто примерное. Наподобие… Но только совсем и не скряга он какой-то, вроде гоголевского Плюшкина. Ничего подобного! Он, дед Мокей, просто повидал в жизни намного более тех, кто наградил его подобными прозвищами. К тому же, еще и нелегкое, трудное время ему досталось. Обзывающие его так, пусть радуются, что не захватили голодные тридцатые годы, страшную войну и восстановление страны после. И не дай Бог им вообще об этом узнать. А ему все пришлось пережить, и он знает цену копейке. А рублю - и тем более.
Да, прижимист он. Однако, выражаясь по-научному, дед Мокей просто чрезвычайно экономный, вот и все дела. Но без толку, зазря, бороться с собой - он ни в коей мере не собирается. Ибо нелегкая жизнь научила его что-либо иметь в «загашнике». Да. На всякий пожарный. Посему и огород у деда был самый большой в деревне, однако … он не прочь был бы прибавить себе и еще столько же. Нет-нет, не ввиду некоей жадности, а только ради одного биологического эксперимента, задуманного мудрейшим дедом Мокеем.
А вдруг, да и получится он у него? Неуемный старикан уже несколько лет поистине жаждет этого, и глаз его навострён на огромный бесхозный песчаный пустырь прямо за дорогой перед домом. И он ведь один хрен весь зарос чапыжником, крапивой, и замусорен валяющимся там никому ненужным хламом. И, наконец, дед Мокей устал ждать, потому он осмелел, набрался соответствующей наглости, и вот уже битую неделю, (правда, без особого пока толку), подбивал клинья к местной «ненасытной утробе», аж к самому Главе администрации. Но, приложив немалые усилия, однажды укараулил-таки поддатого «голову» и за пять литров первача уломал отдать бросовую землю.
Крепко поднатужившись, убрал по весне всю территорию, повыдергал заросли и даже нанял трактор. Не обращая внимания на людские насмешки, распахал, разбороновал и капитально огородил свой новый надел пусть и ржавой, но зато настоящей защитной колючей проволокой от лихих людей и живности. И Мокей грозно высказался перед насмерть перепуганной женой Агафьей, покачав перед носом престарелой своим огромным волосатым кулачищем. Мол, вот теперь, милая подруженька, ни одна живая тварь, кроме их двоих, не посягнет на его, мокеевское, экспериментальное поле!
И о давно запланированном, до мельчайших подробностей обсосанном за долгие зимние ночи тайном своем замысле, «биологическом эксперименте», Мокей до первых пробных растительных всходов на делянке не поделился даже с половинкой, по извечной сорочьей и болтливой бестолковой бабьей натуре заинтересовавшейся, было, но вовремя досконально им запуганной пудовым кулаком своим. И он выразился жестко, как и всегда, прямо в лоб.
«Агафья Харитоновна! Чудо ты заморское! Каждому овощу есть свой срок. Усекла, кулёма ты этакая?». К тому же, Мокей за их более чем полувековую совместную жизнь не понаслышке знал о её излишне «завидующем» глазе. А еще больше – об упомянутом уже выше чересчур длинном её «языке без костей». Ведь и вправду. Сколь раз бывало по жизни: вроде бы, и ничего плохого не пожелает Агафья своему Мокеюшке, а получается – раз и всё насмарку. Сглазила зараза! И за эти ведьмовские штучки её несколько раз даже и бивать пришлось. Только всё бесполезно, это у неё в крови заложено.
А потому что она, недалекая по разуму, до сей поры, к сожалению, не до конца еще покорилась ему, хозяину дома и фамилии его. И лишь когда, наконец-то, взошли первые ростки, дозволил он Агафье, горевшей от бабьего нетерпения прийти и посетить, глянуть на его огород. Но, снова поднеся заскорузлый кулачище, поведал ей на ушко об уже начавшемся осуществляться «эксперименте века». Да. Детища, мол, его, Мокея. И именно с помощью им задуманного бессонными долгими зимними ночами, они с его Агафьюшкой, скорее всего, даже к этой осени непременно должны «в люди выйти»!
Ну, в смысле того, что чуток разбогатеют. А судя по нешуточным всходам будущего дорогого ягодного деликатеса – поправят они свои финансовые дела на все сто процентов! И всей деревне на удивление, а многим - на зависть, уродились на песчаном мокеевом пустыре дотоле невиданные для этих краев арбузы. Да к тому же, ещё и всем на загляденье – очень больших размеров, по типу знаменитых кавунов с Астрахани. И в количестве, знаете ли, прямо-таки неимоверном! Даже и сам Мокей в глубине души приятно ужасался своему неожиданному везению. Ну, вот, наконец-то! Кажется, всё сбывалось.
Уже реально осуществлялось столь долго ожидаемое им дело… Зная местный народишко и особо-то не надеясь на ржавую колючку, соорудил дед охранный шалаш, а еще ранее, и всего лишь за кило пряников, притащили ему пацаны четырех бесхозных собак. По расчетам арбузного комбинатора, как раз «по одной морде» на каждый угол деляны, и жил теперь дед Мокей, как шутливо выражался он сам, «непосредственно на охраняемом объекте». Неустанно карауля кавуны, он с нетерпеливой и приятной дрожью внутри, с этаким сладким еканьем в сердце, подсчитывал предстоящие совсем и не хилые барыши от реализации столь ходового в их краю арбузного товара.
Но только еще одна неразрешимая проблема теперь постоянно теребила его мятущуюся экономную душу: как бы вот научиться использовать в какое-нибудь нужное, денежное дело, ещё и остающиеся после съедания сладкой красной мякоти многочисленные семечки эти арбузные? Вы гляньте, сколько их зазря пропадает! Душа, особенно бережливая и расчетливая, буквально на части разрывалась при их бессмысленном выбрасывании вон. А у деда Мокея весь обширный двор всегда заполнен был разной птичьей живностью.
Здесь и куры, и гуси, и утки, и индюки. А в этом году по двору величаво, видимо, на правах самых сильных, расхаживала даже семейная пара страусов с намерением попытаться дать приплод. Но вот проблема. Ведь ни одна из перечисленных ненасытных на абсолютно любую еду тварей клевать арбузные семечки кратно отказывалась. И назло страшно недовольному Мокею, даже самая прожорливая домашняя птица, утка, из-за этой её жадности к еде ненавидимая экономным дедом, но и та очень симпатичные на вид семечки арбузные напрочь игнорировала! И что только с семенами Мокей не делал.
Уж он, бедный, и сушил их, он и с фуражом, даже с чистым зерном перемешивал – все бесполезно. Выберут пернатые твари из насыпанного всё вкусное, а семечки – ни-ни. Не жрут, хоть убивай! Что дед Мокей в порыве гнева иногда, более не сдержавшись, и делал. Их благородия, птицы эти ненасытные, видите ли, только неимоверно дорогое цельное зерно уважают. Но, с другой стороны, без должного корма они, однако, ведь ни яичек, ни мясца тебе хорошего не дадут… Вот и думай тут, как быть… А ведь какая была бы выгода! На сколь сэкономил бы он на пшеничке, если бы птички поумнели и семена арбузные клевали бы, а?! И переживал, аж стонал Мокей.
Из каждого арбуза (ведь каждого!) горсти две без толку выкидывается! А кроме дум этих и ночей бессонных, так как попытки залезть на «объект», конечно же, были, весь извёлся главный охранник. Правда, поползновения эти жестко и в корне пресекались в самом их зачатке ввиду его неустанного бдения. Разумеется, страшно уставал дед Мокей, а тут вдруг ещё и «радость» неожиданная в его парную семью привалила. Бездумно ликовала по данному поводу лишь только бабка Агафья, а ему – ещё одна новая проблема! К тому же, была она для деда неприятна и болезненна, ибо касалась … экономики…
А то мало ему уже имеющихся затруднений! Прибежала к нему на объект «гусыня» его, светится вся, словно самовар начищенный, и торжествует. Вот бабка глупая. Ручками машет и во весь тонюсенький, надтреснутый голосочек, весточку, как птичка в клювике несёт, что, мол, её внуки-школьники из города приехали. И ведь выразилась-то не по-человечески, а, как и всегда, бестолково, что это именно ЕЁ внуки, а не их с Мокеем общие. И радостно пищит, ликует баба глупая. Что сразу аж все четверо нагрянули! И в прямом смысле этак натурально, со слезой, заранее переживает: мол, слишком уж мало, всего лишь на короткие две недельки, только до начала их занятий в школе внучата побудут. Хотя, добавила неразумная, зато и Мокею повезет.
Подмога, мол, будет вон какая большая: и караулить огород впятером легче будет поочередно, да и с самой уборкой урожая внучата родненькие посодействуют. И прямо в этот же день преданные внуки, наследники его, мокеевого, корня, услышав, а потом и воочию обозрев необъятное арбузное богатство, с горящими от возбуждения глазами тут же, на будущем «рабочем месте», «на крови» уверили деда о помощи вплоть до распроклятой школы!
Чертыхнулся в душе Мокей, по привычке просто пока еще только в уме шустро прикинув, скольких арбузов НЕДОСЧИТАЕТСЯ он за эти страшные для его бизнеса целых полмесяца… Угощать-то ведь, несомненно, прожорливых, типа уток, бездельников каждый день придется… А куда денешься? Внуки, ё-моё… И заранее переживал. «Да ведь еще уворуют, паршивцы, не меньше… А эта чокнутая клуня Агафья чему-то, дурра, радуется. Объедят, ох, как пить дать, объедят нас они за столь длинный срок! Шутка ли? Дармоедов-то аж четверо! Да, и на жратву подавать им, поди, придется ведь и не только одни арбузы?! Да, еще и не один раз в день… Привыкли они, оболтусы, в своем городе объедаться чего попало… А всё ведь вон как дорого…
Всё «от пуза» трескают. А за ними, само собой, потом еще и сыновья на своих машинах приедут, и им тоже кавуны в подарок выделять придётся… Видать, эта зловредная Агафья каким-то образом известила сынков о его невероятном арбузном урожае, и поэтому-то в срочном порядке и прислали они своих «помощников» в гости, дабы приуменьшить его…Таким образом стоял и размышлял, и эдак мрачно расстраивался неимоверно прижимистый, и донельзя расстроенный, дед Мокей. Зато прекрасно зная своего скупого до невозможности деда, бабка Агафья потихоньку досыта накормила внучат дорогих блинами, тушеной курятиной, а после обеда ведь и деду пришлось угощать свой «мокеевский корень» кавунами.
И «старший корня» Мокей, скрепя сердце и горестно вздохнув, выделил-таки каждому аж по арбузу. Конечно, что само собой разумеется, величин средненьких… Куда им чересчур уж огромные? Да, просто беспокоился он, чтоб внуки после обильного обеда и с непривычки вдруг не объелись бы... А после ужина, вечерком, выделение арбузов пришлось повторить, вызвав этой дедовой щедростью неописуемый восторг обрадованных наследников. Но наутро, придя «с ночного дежурства» и выйдя во двор, Мокей наткнулся на явный беспредел.
Один из его «наследных принцев», (ну, не Агафья же?!), прямо посреди чисто подметенного двора, так сказать, всей родне на обозрение, навалил немалую кучу «отхода». Только как узнать, кто это ночью совершил? Докажи, попробуй. И юный «преступник» необычайно смел, так как дал понять: вот вам, родственнички мои разлюбезные, «подарочек». Разглядывайте его, радуйтесь! И стоял разгневанный хозяин двора над предложенным на обзор «натюрмортом», и с долгую минуту размышлял, серьезно готовясь к немедленным разборкам.
«Спустить на тормозах наглость этакую ведь ни в коем разе нельзя! Потом тебе еще и на голову какой-либо их них «сделать» примерится… Они сейчас шустрые. Погоди. А, может, и не специально «дело сделано»? Вдруг, да не успел «донести» добро свое до туалета наружного? Ночь же, темно, не в городе»? И решил дед провести собственное расследование. А вдруг и впрямь диарея у внука? Тогда и оправданием запахнет, ибо он, понос, реализуется ведь иногда быстрее мысли… Не успел подумать «о нём» – а он вот уже, тут! Тогда уж ничего не попишешь, в таком случае можно простить и реабилитировать его».
Нацепил дед очки, нагнулся и … враз аж обомлел… На всём опоганенном, и в действительности настоящем «поносном» пространстве … сплошь одни они, арбузные семечки! Ай-яй-яй! Объелся, бедненький! Торопился, наверное. Крал и потому-то, видно, жрал арбуз не разжевывая. Некогда было… Кусками, видать, целиком глотал, пакостник! Заглатывал прямо с семечками, досадливо возмущался дед Мокей. Но додумать помешала птичья живность, заметив стоящего в раздумье и что-то ковыряющего палочкой на земле кормильца-хозяина, и всем скопом разом кинулась к нему. Подумали, еду принёс им дед.
Ну, да, поклевать чего спозаранку. Рассерженный дед Мокей хотел, было, шугануть вечно голодных бездельников, и вдруг буквально оторопел… И даже моментально холодной испариной покрылся… Пернатые объедалы ненасытные семечки арбузные вприкуску полными клювами … вместе с дерьмом хватают, неистово за добычу дерутся, толкаются, каждый торопясь ухватить семечку арбузную. И, по всему видно, мало им?! Они дерутся … и еще просят! Совсем ошалев от внезапно блеснувшей идеи, обессилевший Мокей даже и на землю опустился. Прямо рядом с кучей, которой, правда, вскоре и в помине не стало.
«Так в чем же тут дело? Из «отхода» птички семечки, значит, клюют, а свежие - не хотят?! Странно, однако… Но почему же так? Это что? Получается, в человеческой утробе под воздействием желудочного сока и разных других пищеварительных ингредиентов происходит с семечками некий благотворный процесс, после чего они становятся для птичек съедобными?! От неожиданно вползшей в мозг шальной мысли у Мокея … даже дыхание перехватило и неровно так сердечко толкнулось, что лоб обалдевшего деда снова покрылся бисеринками пота... Так неужели это «она», та самая эврика?!
Вот тебе и нА… И подумать-то страшно, какая из данной умнейшей затеи экономия может получиться! Да, это же, ребятушки … мудрее всеми хвалёного безотходного японского производства будет!» - обрадовано ужаснулся он. Идея в момент созрела, упорядочилась и начала незамедлительно приводиться в действие практическое. А кого ему ждать? Время – деньги! И взбаламученный дед Мокей, взяв четыре металлических ведра, большими буквами красной краской, (чтобы его помощникам виднее было!), начертал на каждом из них имена внуков, и аккуратно расставил по углам своего огромного двора.
Затем, бросив возле каждой тары по пачке старых газет, вдруг опомнился. Постояв, призадумался, горестно вздохнул, и вместо них положил у ведер по рулончику туалетной бумаги. «Городские, они уж больно нежные. Мы тут и соломой одной прекрасно обходимся, а им, графам, видите ли, обязательно мягонькой бумажки подавай» - недовольно ворчал Мокей. Еле дождавшись побудки ребят и утром зараз построив свою «гвардию» во дворе, дед на правах самого здесь главного, попросил неукоснительного внимания, и на их глазах, но пока молча, забил наружный туалет трехсотмиллиметровыми гвоздями.
Еще раз потребовав обязательного внимания, дед Мокей, для острастки не выпуская из руки топор, провёл подробный и жёсткий инструктаж. Первый пункт о «милостивом разрешении уминать арбузы в количестве неограниченном и начать их уничтожение хоть прямо сейчас», встречен был радостным гулом, а затем восхищенными криками и неистовым рукоплесканием! И больше всех орал буйствовал, и торжествовал самый младшенький внук, наевшийся халявных арбузов вечерком больше всех, и потому настолько позорно испражнившийся непосредственно на дворовой дорожке, не успев, видать, добраться до толчка.
Но переусердствовавший в тайном поедании арбузов, к тому же, ещё и прямо вместе с семечками, хитрый внучек в душе уже трижды прощён был непомерно вдохновившимся дедом Мокеем новатором. А всё потому, что внук своей диареей подарил ему идею плана поистине наполеоновского: как можно скорейшим способом обогатить родного деда через обычную дворовую птицу! И Мокей был «на все сто» уверен, что он – несомненно, первый на свете умник-дед, который для увеличения семейного бюджета умудрился применить совершенно ненужную «продукцию», именуемую «человеческими отходами»!
Ибо отходный материал содержал неимоверно ценный ингредиент, никем и никогда ранее неприменяемый, называемый арбузными семечками. И дед Мокей был попросту уверен: эти, якобы, никому ненужные семена, ставшие для него сейчас почти что драгоценными, уж точно поспособствуют резкому увеличению его, новатора, доходами и обязательно повысит их с Агафьей благосостояние! Даже и к всеведущей бабке Клаве гадать не ходи. Второй важный дедов пункт для достижения данной цели, на взгляд его внуков – был совершенно «плёвый», и кажущийся им совершенно пустяковым. Ну, да, этот. Насчёт того, чтобы «жрать вкуснейшие арбузы сколь душенька твоя желает»!
И пускай даже с одним непреложным дедовым условием – чтобы «есть их только лишь прямо вместе с семечками», потому что внуки встретили это невероятно легкое условие обрадованные наследники таким громогласным «ура», что заставили испуганную бабу Агафью стремглав выскочить из своего кухонного придела! И внуки подивились дедовой разумности: все правильно, дед! Ведь и вправду. А на хрена каждый раз, дрожа от нетерпения, мучиться, с ненавистью выбирая-выцарапывая из этакой вкуснятины семечки долбанные?! Так же намного проще! К тому же, теперь насколько быстрее можно сладкими кавунами насытиться!
После же весьма скорого мочевого облегчения и последующего за ним более неприятно пахнущего, кишечного, из-за съеденных арбузов вместе с семечками, зато можно снова жрать кавуны хоть «от пуза»! И ведь есть их столько, сколько твоя ненасытная утроба может принять! И таким образом объедаться - аж две благословенные недели?! Вот за это, мол, дед, великое от внуков спасибо! Правда, помянутое самое главное условие «об обязательном освобождении своих кишечников в специально отведённом месте», встретили разохотившиеся внучата корня мокеева, конечно же, без особого энтузиазма…
Мол, учуяв близость опорожнения, «нужно всего лишь перейти через дорогу, войти во двор и затем обязательно опростаться только рядышком со своим ведёрочком, после подтереться подготовленным заранее рулончиком бумаги, положив использованную в своё, подписанное, ведро», согласились с быстро прошедшим ропотом. Ведь зато уж вот первые два пункта – просто шик и блеск! Условие же о призовом и ежевечернем награждении того, кто чаще всех за весь день посетит свой «туалет» для освобождения именно кишечника, тоже было встречено бурными и продолжительными овациями.
Но тут дед Мокей сурово предупредил, чтобы все, исключительно все «командировки» к вёдрам должны быть честными, без обмана. К тому же, с обязательной отметкой очередного посещения лично у деда в специальной тетради! А у кого в наваленной куче дерьма рядом с ведром будет замечено их строгим контролером бабкой Агафьей слишком малое количество семечек - то тот его внук, получается, хитрит, сачкует. Значит, он ведь и ест меньше других? Да, ещё и глотает куски арбуза без семечек? А о чём они только что договорились? Верно? Кушать арбузы, вообще не очищая мякоть от семечек! Но самый хитрый и мудрый обманщик внук получит к ужину еды меньше всех. А еще сей хитроумный товарищ будет выявлен и принародно осуждён.
Да-да. Перед священным строем… И он, родной дед их, обещает это важное условие соблюдать! На недоумённый и осторожный вопрос внуков, кто же за ними всё наваленные ими отходы убирать будет, дедушка Мокей, лукаво глянув на ночного «поносного» проказника, и плутовато улыбнувшись, показал пальцем на только что закукарекавшего петуха Сидора. И еще указал на туда-сюда сновавшее по обширному двору бесчисленное птичье поголовье. Тут все внучата понятливо заулыбались и согласно закивали вихрастыми головами. По окончании инструктажа внуки возбужденно загалдели, ещё раз с повторным криком «ура» приняв настолько простецкие дедовы условия, и после обильного завтрака сразу приступили к их пробной реализации.
И удивлённые внуки вскоре убедились воочию – окружившие их пернатые даже «досидеть» не давали, прямо на ходу клюя появляющиеся семечки. А невероятно довольный, буквально светящийся от радости дед Мокей уже с первого утреннего и благодатного, поистине судьбоносного дня, дорогую свою пшеничку птице своей прожорливой давать, в конце-то концов, вообще пе-ре-стал! Чего и требовалось доказать, ибо «арбузно-семечковый биоэксперимент пошёл с размахом! Правда, бабке Агафье, как человеку пола от них сугубо противоположного, дед сделал некоторое послабление, милостиво разрешив старенькой и немощной супруге производить свершение аналогичных «актов» в более изолированных и комфортабельных условиях – непосредственно в курятнике, прямо рядышком с птичьими гнёздами.
Да-да! Чтобы и её труженицам-несушкам курочкам не так скучно было. Ведь насколько удобнее им поклёвывать поданный лично самой хозяйкой «деликатес», почти не отрываясь от весьма нелёгкого процесса производства изделия. Да. «Несения» нужнейшего пищевого продукта-яичка! И таким вот образом с помощью внуков, Агафьи и себя, планировал дед Мокей помочь, во-первых, насыщению продуктового рынка, и, что самое главное - не забывая пополнять семейный бюджет! Ведь, помилуйте! Им с бабкой целых полмесяца четверых оглоедов-внуков кормить! А бабку Агафью, которая и без того никогда не перечила деду в любых его сумасшедших начинаниях, дед Мокей тет-а-тет «убедил» давным-давно испытанным способом.
Еще раз покрутив перед съёжившейся супругой пудовый кулак, заросший рыжим волосом, дед Мокей заставил клятвенно пообещать её не сачковать, экономить на всём возможном, этим всемерно содействуя их общему делу обогащения. Конечно, он учитывал хиленькие «тактико-технических возможности состарившегося желудочно-кишечного тракта» своей Агафьи… И хотя одна из дедовых племянниц работала в НИИ сельского хозяйства, и дед Мокей, по сути дела, мог бы без проблем узнать причину столь странно изменившихся качеств арбузных семечек в человеческом организме, (отчего они стали для птиц невероятно лакомыми?), не стал принципиально.
А зачем? Какой смысл? Главное, идея-то уже заработала вон как! И пусть это будет пока его, одного Мокея тайна. Вон ведь как аккуратно и с жадностью семечки клюют! Главное, вместе с мерзко пахнущими «отходами»! И впрямь поистине безотходное производство. Куда хваленым японцам до него, Мокея?! Но с супругой Агафьей не поделиться он не мог, только вот загадочным своим поведением чуть, было, полностью не лишил ее рассудка, ибо уже в пять часов утра дед Мокей вдруг для чего-то спешно стал наглухо закрывать ставни. Оконные. Проснувшаяся бабка струхнула, ибо многое помнила.
Подобную процедуру совершали они в последние разы лишь в войну, в ожидании немецких бомбежек. Да и про штормовое предупреждение накануне вечером речи по радио тоже ведь не было… Тогда для какой цели её чудик закрывается наглухо?! А между тем её высокорослый венчанный супруг Мокеюшка, для чего-то постоянно то и дело оглядываясь по сторонам, и к чему-то прислушиваясь, вдруг … дополнительно ещё и все двери закрыл… К тому же, и на крючки, и на все засовы… Затем, включив на полную мощность телевизор вместе с радио, на ходу для чего-то засучивая, закатывая по самую локоть правую руку. Основную, бьющую…
И с огромным кулачищем, в точности, как перед неминуемой дракой, или резкой свиньи, её суженый медленно двинулся в спальню Агафьюшки. В предрассветных сумерках лихорадочно горевшие полубезумным синим огнём глаза её престарелого муженька не предвещали ничегошеньки хорошего, и оторопевшей от его ужасного вида Агафье немедленно вспомнился соседский телок. Да. Тот самый, случайно забредший месяц назад на их огород и ненароком убитый ударом Мокеевого кулака. И всего лишь только одного, но зато наотмашь! И это она сама, к несчастью своему, видела, и за бычка несчастного они ведь еще и расплатиться-то не успели. Поэтому столь необычное поведение Мокея повергло несчастную в совершеннейший трепет…
И приготовившаяся к худшему Агафья с тоскливым безразличием думала. «Да, собственно говоря, он меня уже с полвека «кончать» собирается… Но неужели, гад такой, на старости лет всё же решился на убиение?! Наверное, из-за ожидаемых им будущих арбузных барышей. Чтобы себе, себе, жадине, забрать… Ох, дал бы, сволочь он такая, дожить спокойно. Ведь и осталось-то всего ничего…». И перед глазами обречённой Агафьи, как на киноленте, промелькнули основные моменты их с Мокеем жизни, вечно полные тревог и волнений из-за его «экономических чудачеств», основанных на скопидомстве.
И, что очень любопытно, в бессмысленное осуществление коих он сам, дурья башка, всегда искренне верил! Содрогнувшись и буквально обмерев от страха, бабка Агафья подготовила себя к самому худшему. Низко нагнувшийся, прерывисто дышащий дед вдруг несколько раз привычно покрутил перед ее носом жилистым кулаком, с которым знакома она была не понаслышке, и горячим шёпотом, прямо в ухо, поведал съежившейся от ужаса бабке свою сокровенную тайну. К тому же, в этот раз не жёстко потребовав, а очень ласково попросив у Агашеньки «всяческого содействия в его историческом начинании». Потому что одному ему, видите ли, всего никак не осилить.
Мол, так как навар ожидается нешуточный, ибо он, Мокей, это не только нутром своим чувствует, но даже и прикинул в деньгах примерно! Она же, Агафьюшка его, по их долгой совместной жизни неоднократно убеждалась в зверином чутье Мокея!? Неужели забыла, она, старая, сколь идей было им провёрнуто? Насмерть, было, перепуганная, но теперь обрадованная половинка утвердительно закивала и, подивившись временному исчезновению опасности, облегченно вздохнула. Но ввиду особой серьезности семечкового мероприятия, дед на всякий случай перед уходом не выдержал и «поощрил» свою бабку.
Да-да, на всякий пожарный случай, так как Мокей слишком хорошо знал повадки и слабости венчанной, а потому снова горячечно, жарким шепотком, прошелестел ей уже в другое ушко. Для улучшения памяти. Типа инструктажа.
«Ну, смотри, Агашка! Если кому чужому про «дело» вякнешь – тогда прибью тебя уж точно! Как гвоздь трёхсотку, или телка того! Усекла, бабка, нет?». И твёрдым шагом пошел осуществлять задуманное. А дела, к счастью, прямо в первый день пошли как по маслу, все спорилось, но и без курьёзов не обошлось.
Один из самых хитроумных дедовых «кормопроизводителей», устав, по-видимому, глотать арбузные ломти прямо с семечками, (а может, на время, просто забывшись?), решил затем самостоятельно реабилитироваться. Лукавый внук собрал пару горстей семечек непосредственно из арбуза и потихоньку подбросил в свою кучу зловонного «добра». Однако … тут же был позорно вычислен. И ведь было бы кем?! А Сидором, петухом-куроводом! Если этот куриный топтун находил хотя бы зернышко, то сразу же начинал суетиться, призывая наложниц чуток подкрепиться его трудами. Но не бесплатно.
Ибо плутоватый начальник гарема этим призывным кличем идти «закусить», заодно создавал видимость постоянной заботы о «личном составе» и таким путём дополнительно завоевывал их куриное доверие. Да, чтобы затем уже без зазрения совести пользоваться правом «обрабатывать» курочек как можно чаще. Особенно тех, которые ему более нравились… Но в этот раз сунувшись клювом в помянутую кучу с семечками «обманками» и распробовав пару штук, только вот отчего-то слишком твёрдых, и потому невкусных, приглашать любимиц «к столу» он, истинный хозяин над дворовыми курами, постеснялся.
А поэтому крайне раздосадованный обманом средь бела дня, петух Сидор возмущённо раскричался, распетушился, и в великом гневе своими мощными ногами с шикарными шпорами в момент расшвырял «обманную» кучу во все стороны. Громко продолжая негодовать, что-то сердито бормоча, (вполне возможно, что по-своему и матерясь), облапошенный петух срочно рванул к корыту с водой. Глупый вопрос, мужики, зачем! Да, чтобы пока не заметили «куры-невесты», поскорее отмыть свою гордость – столь позорно обляпанные и жутко пахнущие гадостью «гусарские конечности». А куда ему деваться, эталону красоты всего двора?
Ну, а немедленно последовавшее расследование неприятного инцидента с последующим наказанием ремнём, (в назидание остальным «стахановцам»!) и лишением вечернего арбуза, провёл случайно оказавшийся в это время рядом дед Мокей. Ведь его пустоголовая Агафья уж точно ничего бы не заметила. Но только не он, хозяин дома, плантации и двора! А «дело» шло. Несмотря на стоящую жару, инструктаж внуки соблюдали, в основном-то, исправно. Арбузы уничтожали с превеликим удовольствием, «как будь», и у деда Мокея от великого усердия «колрмопроизводителей» даже теплая волна в груди поднималась. А затем сладенько так опускалась.
Особенно когда видел он то и дело бегущих вприпрыжку молодцов своих бравых, торопящихся успеть «донести», не уронить долгожданное птичье лакомство в целости и сохранности для вечно голодного, и нетерпеливо ожидающего у вёдер, суетящегося пернатого «потребителя!». И ведь таковое наинужнейшее действо, к умилению деда Мокея, происходило ежедневно, и не един раз! Были, само собой, и издержки некоторые… Ввиду невыносимой жары и безветрия, мерзкие туалетные запахи, безусловно, преследовали всех. Ну, а как бы вы хотели?! А тут еще эти проклятые, вездесущие мухи зелёные.
Да, и целое марево клубящейся мошкары в местах «разгрузки» в полном смысле одолевала всех без разбора… Но, однако, держались мужики, не стонали! И посмотреть стоило на успехи в «деле»! Ведь всего лишь за неделю совместного, упорного, (а иначе и не назовешь!), труда, плоды просто напросто впечатляли! Словно на дрожжах располнели господа пернатые, ходят уже вперевалку, из-за чего прилично сбавляя в скорости своего хода. Неимоверно, прямо в разы, возросла яйценоскость, и вопреки здравому смыслу … нестись вдруг стали и гуси, и утки, величавые индюки! И … даже супруга страуса!
Гнёзд во дворе стало катастрофически не хватать. Разнокалиберные яйца частенько валялись попросту прямо на голой земле, где попало, поэтому руководителю «биоэксперимента» деду Мокею пришлось поднатужиться и срочно привезти с поля целый воз старой, мелкой, перепревшей соломы. Да. Вместо гнезд. А где её взять свежую? И, не жалея, разбросать её по всей территории двора. Правда, если сознаться честно, внешнему виду дворовых владений деда красоты оно нисколько не прибавило… Страшная жара в этом году, испражнения, вонь, рои летающих насекомых, разбросанные повсюду кучи старой соломы, отчего даже стали плохо различимы «опорожнительно-прикормочные» места с маркированными ведрами, создали некие неудобства.
Поэтому дед модернизировал двор. Чтобы внукам, спешащим освободиться от «корма птичьего» не поскользнуться на весьма усложнившейся трассе, (из-за раскиданной соломы), и в кровь не разбиться, выход дедом Мокеем был найден очень даже оригинальный. Сам додумался! Для лучшей ориентировки «кормильцев» пернатого поголовья, наиважнейшие пункты «опорожнения и кормления» окольцевал Мокей березовыми чурками, что намного улучшило видимость этих стратегически важных объектов. А еще очень здорово помогли оставшиеся с совковых времен четыре красных флага с серпами и молотами, которые довольный дед водрузил по углам двора у «прикормочных» пунктов.
Но появилась новая и сложнейшая проблема, требующая неукоснительного вмешательства лишь только его, инициатора проекта, ибо возникла срочнейшая надобность в немедленной реализации яйца. Поэтому деду Мокею пришлось на мотоцикле «Урал» с коляской каждое утро мотаться в райцентр на рынок. Экономя столь дорогое время, приходилось сдавать произведенную птичками продукцию оптом, что было, хоть плачь от обиды, несколько дешевле. Но, тем не менее, игра всё равно стоила свеч! И приходилось ещё ущерб возмещать.
Какой? А который, вне всякого сомнения, ежедневно наносился питанию пернатого поголовья вынужденными «рыночными командировками», поэтому-то после ужина дед вменил себе тяжкую для его уже преклонного возраста обязанность-нагрузку. Но что прикажете делать?! Съедать самому … не менее, чем хотя бы парочку средних арбузов. Только ведь потом до сна ему нужно было постараться любыми мыслимыми способами обязательно «опростаться» от принятой сладкой жидкости, чтобы не намочить постельку. И Мокей терпеливо дожидался лишней жидкости? Однако, чего не совершишь во благо кормящейся, полнеющей птицы и дорогих яичек!
Они же труженицы! Встают рано, и сразу мчатся на кормёжку. А дедова куча вечерняя – вот она вам, пташки родимые, пожалуйста, «готова»! Только знайте себе, клюйте досыта, да яички производите! К тому же, неутомимый, неугомонный дед, с рассвета загрузив птичью продукцию, вменял себе еще одну дополнительную обязанность: не забыть прихватить в дорогу три арбуза. Да. Чтоб, значит, ни в коем случае не вздумалось бездельничать на полном ходу! И с утречка на предельной скорости выдвигался дед Мокей в райцентр к месту оптовой реализации товара, по пути еще и каждое утро успевая совершить подвиг посредством прихваченных кавунов. Интересует, какой?
А вот такой! На бешено мчащемся тяжеленном мотоцикле «Урале», экономя драгоценное время и в любой момент рискуя сломать себе и не только шею, дед Мокей одной рукой прямо об руль разбивал арбузы на куски, умудряясь проглатывать их, почти не разжёвывая. Разумеется, они уже порядком осточертели ему! Но он упорно не прекращал столь необходимую «едовую работу» мчась и обратно, поспешая к месту постоянной дислокации, стараясь глотать мякоть арбуза. Конечно, вместе с семечками! А в отсутствие Мокея обязанности «главковерха» временно исполняла насмерть запуганная его последним неимоверно жестким инструктажём бедная бабка Агафья.
Но она, невзирая на запреты полусумасшедшего деда, на свой страх и риск под разными предлогами старалась, как можно подольше не будить дорогих своих внучат в отличие от окончательно обезумевшего на арбузных семечках новатора. И вот в один из самых страдных дней Мокей, радуясь несомненным успехам, поистине кожей ощущая в нагрудном кармане денежку от реализованного товара, лихорадочно торопился, гнал «Урал», давясь и с ненавистью доедая оставшийся кавун, ещё и пытаясь на ходу разрешить создавшуюся непростую, можно даже сказать, предгрозовую ситуацию.
Он остро переживал за оставшиеся всего-то три лишь денька до начала занятий в треклятой школе помощников-внуков. Как ему потом быть без ретивых и основных «кормильцев»?! Сейчас, в после перестроечный период, очень жаль деду Мокею те, прошлые, советские, времена. Да. Когда ученики школ часто брали шефство над престарелыми пенсионерами и всячески им помогали. По типу «Тимура и его команды». Эх, как раз вот теперь можно было бы запросто привлечь пионеров к поеданию арбузов с семечками «от пуза», а затем уговорить опростаться! Ведь всё было бы для них на халяву! И птички ох, как были бы рады семечек вдосталь ежедневно откушивать!
Ребятки обеспечили бы деда Мокея великолепным кормом, и от этого арбузного биоэксперимента абсолютно всем задействованным персонажам было бы ведь только хорошо! А погодите… Может, попробовать уговорить сыновей своих, чтобы хоть на недельку задержали внуков с их учебой в школе с 1 сентября? А почему бы нет?! Что, убудет с них?! Дед Мокей вчера вечером на подведении итогов «рабочего дня» специально беседовал об этом с понятливыми внуками, (видать, все в него, в деда, пошли!), и они сразу уяснили, встретив новое дедово начинание на громогласное «ура»!
Вот ведь как внучата его, по сути еще дети, а столь правильно понимают создавшуюся дедову ситуацию! Так неужели уж сыны родные, мужики в приличных годах, не войдут в положение, не вникнут в важность происходящего вокруг?! Он ведь потом воздаст каждому из братьев сторицей! И с такими архиважными, и впрямь наполеоновскими планами въезжал во двор «хозяин предприятия», в задумчивости чуть было не наехав на нетерпеливо ждущую бабку Агафью, заместителя своего, которая сейчас же и огорошила новостью, буквально «плюнув» в и без того изболевшуюся, мятущуюся душу Мокея.
И он даже обычной матерщиной покрыть ее за бестолковое стояние на дороге не додумался, до того расстроился из-за плохого известия. А его благоверная, и это прямо чувствовалось, даже нисколько не церемонилась с сообщением. Сквозь жеманные, в тонкую ниточку губки свои, доложила она «начальнику всего», что сразу два «продолжателя его, мокеевого, корня», видимо, нарушив дедову инструкцию, или перестаравшись в неумеренном пожирании арбузов, были в срочном порядке ещё с утра увезены «скорой». И уже с час назад ребятишки, внуки его, оперированы по поводу совершенно непонятно откуда взявшегося вдруг у них острого аппендицита. И случилась ведь оная болезнь почему-то сразу у обоих?!
Дед похолодел от отчаяния… И надо же было свершиться непонятно, и неведомо откуда взявшейся неприятности вот именно сейчас, в самый, можно сказать, «разгар страды»?! Не успел дед Мокей отойти от страшного двойного удара под дых, как к обеду - новый «плевок». И снова прямо в харю его. А заодно, значит, и в душу тоже. Ибо ещё один очередной мокеевский отпрыск с острыми болями в раздувшемся животе и полной невозможностью, (что, само собой разумеется, всего печальнее для их шокированного деда!), сходить в туалет с целью «опростаться» от кишечного содержимого, вскоре тоже был срочно оперирован в том же хирургическом отделении. Ну, да. В «братнином».
Только вот уже не с банальным аппендицитом, а с тоже неведомо откуда взявшимся вдруг самым настоящим заворотом кишок. Совершенно обалдевшие хирурги, прознавшие про дедов «биоэксперимент» с поглощением арбузов вместе с семечками, несказанно удивились настолько длительному, (хоть в книгу рекордов Гиннеса случай отсылай!), аж в целых 12 суток (!), отчаянному сопротивлению слабеньких детских желудочно-кишечных трактов такой доселе никогда не слыханной, тяжелейшей издевательской семечковой нагрузке!
И изумившиеся доктора предположили приурочить невероятную стойкость детских организмов на их необычайно крепкую наследственность. А еще и на юный возраст ребят. Кстати, впоследствии дед Мокей не раз гордо повторит эти слова «о крепком, а значит, несомненно, его, дедовом, наследстве», в сравнении с «некоторыми присутствующими рядом плюгавыми мозгляками»… Но к удивлению и радости деда, самым устойчивым среди них оказался именно внук, моментально «высчитанный» петухом Сидором и наказанный тогда Мокеем за излишнюю хитроумность… А, может быть, у внука произошло это просто из-за врожденного неистребимого чувства юмора и шутовства?
Чтобы даже и после наказания остаться всё одно таким же хитрющим, а еще и любителем пошутить? И ввиду имеющихся у него данных качеств, этот паршивец, наверное, так и продолжал уничтожать вкусные кавуны по-умному, как все нормальные люди, без семечек? И, может, потому-то и сей четвертый умник избежал печальной участи угодивших «под хирургический нож» братьев? И теперь именно данного внука, всё перемогшего, всех обхитрившего, и «не сломавшегося от болезни», втайне от других внуков ласково и гордо назвал дед «истинным, своим, мокеевским, корнем», твёрдо решив поставить его в своем завещании наследником под самым-самым «первым номером»!
Упёртый дед Мокей, никогда и никого особо-то не боявшийся, (в том числе, естественно, и сыновей), узнав об их срочном приезде ввиду болезни его внуков, «свернуть» хотя бы на короткое время пока ещё продолжающий функционировать «биозавод» не захотел. Даже и ради приличия, хотя бы из-за срочного появления сынов, пожелавших проведать болящих детей своих… А, может быть, дед просто не додумался… И вот она, как выражаются иногда перед стоящими и смотрящими так называемая «картина Репина маслом»…
Буквально ошарашенные, ошеломлённые в доску сыновья деда Мокея с расширившимися от ужаса глазами недоуменно взирали на забитый гвоздями туалет, раскиданную по всему огромному двору грязную солому, торчащие из неё маркированные ведра, переполненные использованной туалетной бумагой, «флаги на башнях» и торчащие березовые чурбаки… Совсем потеряв дар речи, лицезрели они неимоверно загаженные «разгрузочно-кормительные» пункты с отвратительным запахом и носящимися над ними роями чёрно-зелёных мух, галдящую, повсюду снующую, птицу с валяющимися везде разнокалиберными яйцами. И ещё одно дополнение к увиденной картине.
Посреди неприглядного бедлама – одиноко и скорбно стоящую в самом центре двора их скорбно плачущую маму Агашу с низко опущенной головой, и … большим недоеденным ломтем арбуза в руке. А в другой длани она еле держала очень крупное и грязное яйцо страуса. Сыновья, прекрасно знающие чудовищную скупость отца, его ужасающее упрямство и непреклонный характер, молча развернули свои авто, и уже через час вернулись, шустренько занеся в практически бездонные отцовы закрома … целых тридцать больших мешков различного зернофуража. Да-да. И все это для «пташек» его ненасытных.
И они столь большое количество кормов доставили папеньке, вручив его с некоторым пояснением. Мол, корм привезли папеньке за «недовыполненную внезапно разболевшимися внуками норму». Чтобы на годик вперед хватило кормов для живности их неуемного отца… Успокоив страшно расстроившуюся мать, пожурив (разумеется, только лишь для виду) невероятно обрадованного в душе привезенным дополнительным птичьим питанием папашу, сыновья умчались в город с вполне определившейся мыслью: на будущее в целях соблюдения правил ОБЖ, внуков к деду более, чем на сутки - не отпускать!
Однако, ни столь щедрый зерновой подарок, ни отсутствие помощников, всё едино не смогли серьезно повлиять на «биоэксперимент» упорного деда Мокея. И он, естественно, продолжился, но только вдвоём, своими силами. «Ха-ха! Учить они меня приехали, молокососы!» - вслух возмущался он. «Яйца курицу вразумлять удумали! Да где этакое видано?! И без них, без сопляков, насморк!» - бушевал разгневанный дед. Стоически вынужденная ещё пару недель продолжать поистине иезуитский эксперимент, Агафья более не выдержала.
Не сумев сравниться с железным здоровьем «руководителя семечкового проекта», она целых две недели пролежала в хорошо знакомом ей «внуковом» хирургическом отделении и домой вернулась слегка «облегчённой», оставив студентам медицинского училища для изучения шикарный учебный препарат – свой желчный пузырь, полностью набитый чем-то твёрдым. И ещё в нём находилась непонятная зеленоватая жидкость с этаким приятным специфическим запахом, и чем оперировавший молодой хирург был крайне озадачен.
А потому, что явственный аромат свежеразрезанного арбуза исходил не только от желчного содержимого, но и схожим приятным арбузным запахом веяло даже и … из самой брюшной полости! И этот непонятный сладковатый запашок до того понравился эскулапу, что он, грешник, вопреки правилам и наставлениям, аж несколько дольше помедлил с окончательным зашиванием брюшной бабки полости. Когда облегчившаяся от камней и семечек Агафья выписывалась, встречающий её в больнице дед Мокей отчего-то был очень худ, бледен и молчалив. Но Агафья не выдержала, и решилась съязвить.
Да. Чтобы в отместку как-нибудь более чувствительно задеть Мокея. И она начала, было, очень подробно рассказывать о том молодом хирурге, учуявшем арбузный запашок не только от её пузыря желчного, но, о чём и подумать страшно … даже и из её утробы! Только вот она тут же вынуждена была замолчать. Не закончив язвительно-обличительную колкость с толстым намёком в сторону, конечно же, арбузных семечек деда, на слове «утроба» измождённое лицо её благоверного, чересчур уж внимательно и с опаской слушавшего о подробностях чревосечения Агафьюшки, внезапно исказилось гримасой боли. А еще и непонятным мычанием Мокея о чём-то нехорошем, мол, только что произошедшем где-то в его животе.
И высоченный дед Мокей вдруг содрогнулся от рвотного рефлекса, отчего выронил из рук тяжеленный баул, затем схватился за живот руками, сложился пополам, и вдруг без чувств рухнул прямо на пол. Увидев выкатившиеся из дедовой необъятной ёмкости три распроклятых арбуза, бабка Агафья внезапно ужаснулась: «А ведь это он, дубина стоеросовая, для меня столь «долгожданное меню» привёз! Ну, а для кого же ещё?! Гостинчик в больницу, так сказать! Конечно! Вон сколько дней уже не пробовала! Ну, не идиот же он?! Думает, уже соскучилась и хочу арбузов его отведать, да чтобы вместе с семечками!
Неужели, невзирая на выкинутый хирургами мой желчный пузырь, Мокей всё равно продолжит заставлять меня есть опротивевшие арбузы, да ещё и с семечками?! Да с него, скупердяя, станется… Ни себя, ни меня, ни внуков не жалеет! А что, если и после больницы кошмар этот продлится, а?! Пока я лежала в больнице, наверняка «работал», жрал их, пень старый, в полном и гордом одиночестве. С семечками, чудик безмозглый, глотал… Ведь года на два фуража, сынами нашими привезенного, хватит ему! Вот она, жадность! Еще неизвестно, с какой болезнью его самого сейчас в хирургию покатили… И
теперь почти вся наша семья в «родном» отделении «побывает». А всё из-за кого и благодаря кому?! Ему, беспредельно жадному Мокею. Ох-ох-ох…».
Самый настоящий и серьезнейший заворот кишок Мокея устранён был исключительно хирургическим путём, а что невероятно интересно, первейшая светлая мысль его после выхода из состояния наркоза была младенчески чиста и радостна. Но пеклАсь и заботилась мыслишка его ни в коей мере не о своем здоровье. Совсем нет! Как говорится, мысли Мокея барражировали в соответствии с его скопидомской натурой, и он был убеждён в правильности своей философии: мол, что бы ни происходило в жизни человека – то всегда приведёт только лишь к лучшему.
В любом случае он, Мокей, однозначно выиграл оттого, что случился этот заворот у него не где-нибудь там в лесу, а, слава Богу, именно прямо в больнице. Не раньше и не позже, а непосредственно в ней! А дело тут - в финансах. Ведь за проезд сюда из деревни на рейсовом автобусе он уже заплатил? Заплатил. А прикиньте вот такую ситуацию: если бы Мокей и выписанная из больницы Агафья успели бы уехать домой на автобусе? То, естественно, оба заплатили бы за этот проезд. Да, само собой. А приехали бы в деревню - и как раз там вдруг случился бы приступ у него, у Мокея?!
И что было бы? А тогда ведь снова сразу бы пришлось ехать обратно в больницу? Верно? Но вместе с ним непременно и Агашка увязалась бы сопровождать? Так? Ну, положили бы Мокея. Однако ей потом всё равно обратно пришлось бы опять на автобусе ехать! Правильно? А, значит, ей снова пришлось бы билет брать, а льгот-то у неё, у бестолочи, тю-тю! Нет, как нет! Вот где и выявились бы незапланированные финансовые расходы! Но, слава Богу, обошлось. Он, Мокей, как с ним не раз уже случалось подобное и ранее, видно, интуитивно предчувствовал свою болезнь и потому приехал в больницу сам. К тому же, ведь не с пустыми руками, а даже с «гостинцами».
Да-да! С арбузами, конечно, а с чем же еще-то? Мал подарок? Но он что? Агафье пельменей наделать должен был бы? Так что ли?! И он, Мокей, всю жизнь человек целесообразный и целеустремленный. Вот и сейчас. Только приехал, вошел в приемную больницы – и вот нА тебе, сразу свалился с заворотом! Словно знал об этом и прибыл сюда. Короче, выгода получилась совсем даже и нехилая, да и обошлось всё, в конечном итоге, совсем «малой кровью». Ну, обыкновенный заворот кишок у него…И что с того? Как поясняет молоденький хирург, скорее всего из-за арбузных семечек он и случился.
Ну, и подумаешь, эка невидаль… Эскулап сказал, где-то не менее, чем с полкило их выкинул он оттуда. А аппендикс, говорит, вообще забит ими был полностью. И что интересно, мол, знать для общего развития - некоторые из семян, якобы, уже и … прорастать вознамерились! И это по природе правильно, ибо каждому овощу определён свой срок, вот потому-то они и начали давать всходы, проклевываться. Правда, арбуз - не овощ, а ягода, но не в том дело. Если бы, добавил хирург, он, Мокей ещё чуток помедлил, то ему пришлось бы арбузы рожать. А сам доктор хитренько так улыбается. Шутит, разумеется.
Но пальцем погрозил серьёзно и посоветовал. Хватит, мол, тебе, дед, увечить и себя, и невинных людей-родственников в эту глупость арбузную втягивая. В эксперимент свой. И обмолвился. Мол, так ему и до тюрьмы ведь на старости лет рукой подать… И убедительно сказал. Да-да, мол. Есть, есть статья такая, и сядешь ты, дед Мокей, как миленький, несмотря на свой преклонный возраст. А «чикнули» его хирурги капитально, молодцы! Кишку, сказали, метра с два выкинуть пришлось. Но доктор умный и сразу же его успокоил, сказав, чтоб особо не переживал, потому что у Мокея там еще более десятка метров осталось. И опять лукаво так, хитро-хитро улыбнулся.
Он добавил потом ещё вот что. А уж заодно, мол, удалил он все семечки и камушки из кишечника, почек, пузыря желчного, мочевого, и сам попросту одурел от аромата: а потому что все они словно братья родные - со сладко пахнущим арбузным запашком. Поэтому причину болезни Мокея искать нечего, всё ясно и понятно. Короче, хирургическую ревизию всего организма сделали. Ну, и что с того? Выкинули ненужное – и хорошо, ладно! Так что всё чепуха, и он, Мокей, еще повоюет! Жаль, конечно, но свой «биоэксперимент», наверное, свернуть ему придется… Видишь ли, почему-то все родственники против него: и Агашка, и сыновья его.
Да и доктора… Одни лишь внуки, кровь его наследная, не подкузьмили и политику дедову понимают очень правильно. Ведь они, наследники корня, до последнего, до самой больницы деду своему помогали! Особенно отличился внук-преёмник под «первым номером». Но неожиданно в этот момент Мокею с чего-то вдруг арбузы вспомнились…И даже ясненько так перед глазами они возникли. Как живые. Но это оттого, что давеча Агафья с ехидной улыбочкой по телефону их ему предложила… Якобы, для Мокея на завтра. На гостинчик, сказала, привезет она их непременно. Он тоже ведь ей в больницу привозил?
А долг, как известно, «платежом красен»… Парочку хотя бы крупных… А то как он тут без кавунов? Страдает, наверное, без них, родимых…Воочию представив ярко-красную мякоть с одуревающим, сладким запахом, Мокей вдруг с величайшим трудом сдержал подкатившую тошноту и быстро отхлебнул минералки. Чтобы жуткое арбузное наваждение отбить. И внезапно впервые крепко-крепко, как никогда, задумался о всё еще проводящемся эксперименте.
«Издевается, старая, подкалывает… Она, по всему видать, думает мне, Мокею, арбузы не надоели за полтора месяца ежедневного употребления их «от пуза»… Да еще и, блин, с надоевшими твердыми семечками. Но так нужно было, чудо ты заморское! Подожди-ка. А, может, все - таки в чем-то и правы врачи всезнающие, а? И семечки арбузные, такую огромную пользу птичкам принесшие, чем-нибудь и в действительности вредят человеку? Да. Наверное. Скорее всего, так оно и есть… Правы доктора. Четверо нас тут чуть, было, не сгинуло. Придется, видно, арбузно-семечковый опыт свой сворачивать…
И Агашка вон пузырь свой желчный потеряла и теперь до самой «доски» точить за него Мокея будет… И внуков оперировали, да ведь сам с грехом пополам еле-еле выкарабкался…». Дед Мокей обреченно махнул рукой и в итоге решился на крайнее. Раньше жил же он без кавунов этих? Правильно? И еще сколь-нибудь протянет. Тем более, за время нахождения в больничке … новая, совсем и не хилая идейка его посетила, сулящая, на все сто, немалую экономическую выгоду! Но пока что - молчок. И воспрянувший духом дед Мокей вдруг решился и звякнул своему «прямому заместителю». Ну, да, бабке Агафье, кому же ещё-то? Полученное ею долгожданное телефонное указание, разумеется, принято было «к немедленному и неукоснительному исполнению».
Да. Как и всегда, и всю её жизнь с не терпящим никаких возражений, упёртым в скупость и расчетливость муженьком. Срочно вызванным сыночкам бабка Агафья выдала по двухсотлитровой бочке посоленных арбузов и плюс столько же свежих. Короче, сколько уж они увезти смогли. Лично сама, и с превеликим удовольствием, реализовала она половину до печёнок надоевшую птицу. Хотела всех укокошить, но куда столько фуража девать? Часть мяса сынам отдала. Всё нельзя. Приедет «сам», посчитает и прибьёт, исполнив неоднократно обещанное. Как тот гвоздь трехсотмиллиметровый и телка...
Себе же обрадованная до умопомрачения бабка Агафья оставила с десяток курочек во главе с их гуртоправом петухом Сидором. Правда, не особо-то довольным этим ненормальным «бабским» решением. Каким? А ему даже стыдно и прокукарекать-то о совершенной глупости Хозяйки. Слишком уж маловатое количество «жён» оставила ему бестолковая… Ведь теперь опять придётся к соседским курочкам заглядывать и с петухом Прохором один на один драться. Одно слово, не мужик хозяюшка старая, не соображает.
А сыновья, в свою очередь, заключили с мамой секретный договор: о возникших новых «идеях» доморощенного «Кулибина» немедленно сообщать по тайком выданному ей мобильнику, чтобы подъехать и «на самом корню», сразу, подрубать вновь появившиеся «эврики». И таким вот образом нанести упреждающий удар чрезмерно экономному своему родителю первыми. Учитывая же несносный, поперечный, характер его - налечь на главу рода всей семьей, и с обязательным привлечением к процессу любимых внуков деда.
А потому что чересчур уважать стали внучата своего загадочного деда. Конечно, им совершенно непонятны были смешные перебежки с совсем близкого, прямо ведь через дорогу от дома арбузного огорода, чтобы «облегчиться» именно во дворе, и обязательно только возле своего ведра. И где сумасшедшее дедово птичье поголовье буквально кидалось поклевать арбузные семечки прямо из наваленного ими «добра». И разве в тягость внукам эти забавные соревнования, тем более, что они нравились их крутому, но чудаковатому деду Мокею? По сути дела внуки аж две недели радовались!
Они же всё это время прямо-таки «от пуза» вкуснейшими дедовыми арбузами попросту объедались, а он, старый, считал, что подобной ерундой внуки чем-то здорово помогали ему. Ну, хулиганили иногда, не без этого, но дед быстро урезонивал виноватых… А как бабушка Агафья закармливала их всякой всячиной? Словом, внуки очень довольны прошедшим отдыхом в деревне, они уважали строгого, но справедливого деда Мокея, и были за него горой. Вот поэтому родители ребят решили в какой-то степени и их привлечь к воздействию на упрямого деда, только не до конца понимали как.
А пока что на семейном совете постановили предварительно провести с внуками деда Мокея соответствующие разъяснения по поводу их чересчур уж долгого пребывания в гостях у дедушки. И с каждым говорить отдельно, и с обязательным напоминанием слов великого поэта В. В Маяковского о том, «что такое хорошо, и что такое плохо». А если того потребует дело – даже с использованием «неоднократно проверенного жизнью и самого доходчивого средства», висящего обычно на гвоздике. И с вполне понятной надписью на нем типа «для тех, кто не спит». Ну, да, правильно. Его, ремня сыромятного. О нём, родимом, речь. И на данной «ременной теме» семейный совет пока благополучно и завершился. Но дальнейшее, конечно, зависит от главы рода…