Книга

Эдуард Печенежский
Всю свою жизнь я веду споры со своими родными. Их взгляды на жизнь и мысли о мире мало отличаются от взглядов и мыслей простых смертных. Этим Мескэнет и Уми похожи на маленьких детей, которых выгнали из дома еще до наступления осознанного возраста. Дети впитывают информацию как губки воду — быстро, без разбору, но разве это не опасно? Информация всегда обладает силой. Правда или ложь — не имеет значения. Правда способна резать, ложь способна обжигать.

С самого начала начал я знал. Знание было моим даром и проклятием одновременно. Мне известно абсолютно все: как начнется и закончится последняя война, почему в типографии поленятся добавить букву "ё" в фамилию главного героя одного романа и зачем сторож на кладбище начинает завтрак со странной молитвы. Меня лишили возможности взрослеть. Я никогда не обожгусь и не порежусь, потому что сам обжигаю и режу. Я есть и правда, и ложь. Каждое убеждение, каждое философское изречение уже сказанное или еще не придуманное, каждая жизненная позиция, считающаяся некоторыми за ниспосланное откровение, уже сидят в моей голове с рождения.

Но знания мои начинаются от происхождения мира и заканчиваются у наших истоков. Я не способен знать мысли и чувства моей сестры и моих братьев. Они закрыты для меня, а потому вызывают интерес. Или даже голод. Я хочу знать. Я должен знать. Как они будут реагировать на происходящее в мире? В чем они видят цель нашего пребывания среди смертных? Какие эмоции возникнут на лице у Мескэнет, когда...

***

Перо неслось по бумаге со скоростью первых лучей утреннего рассвета. Строчка за строчкой рождался в полумраке дешевой съемной квартирки настоящий шедевр. Джордж понятия не имел, откуда у него столько сил и энергии, но остановиться не мог. Всю ночь он непереставая работал над своей первой книгой, до завершения которой всегда оставалось совсем немного.

Когда вчера вечером он садился за письменный стол, ему казалось, что до безупречного финала осталось два абзаца. После написания первого, второй раздробился на три других, не уступавших размерами двум изначальным. Рука, выводившая на бумаге буквы, будто нашла драгоценный клад из мельчайших деталей и кончиков тонких второстепенных сюжетных нитей.

Затем появилась идея эпилога, доносившего до читателя столь много пищи для раздумий, что и опытный критик долгое время не решался бы вынести вердикт произведению. Последние строчки книги рождались уже в присутствии тысячи пылинок, тщательно выделяемых в окружающем воздухе комнаты редким солнцем, пробивающемся сквозь щели в плотной материи темных штор.

Эффектно и быстро опустив перо в чернильницу и оставив его там, Джордж откинулся на спинку стула и устремил взгляд в потолок, будучи чертовски довольным собой. Его лицо осветила блаженная улыбка, видимо ослепившая писателя и заставившая прикрыть глаза. В такой полудреме Джордж и провел следующие несколько часов вплоть до полудня. Книга была закончена.

***

Издательский дом мистера Грея находился почти в самом центре города. Сюда ежедневно съезжались амбициозные писатели и графоманы не только страны, но и всего мира в целом. Каждый мечтал продать свое произведение именно здесь, с самого детства разучивая биографию мецената-основателя издательского дома. Это было необходимо, потому как ходили слухи о каверзных вопросах на личных встречах и излишней зацикленности Мартина Грея на себе. И в самом деле, какой уважающий себя английский джентльмен решится взять под свое крыло писателей, чтобы сделать доброе дело и вывести их на мировой уровень, если они даже дату рождения своего покровителя не знают?

В этот знаменательный день, сразу после пробуждения, Джордж надел свой любимый костюм, всего лишь дважды ношенный: на свадьбе и похоронах своей приемной матушки; аккуратно сложил объемную рукопись в потрепанный дипломат, наспех проглотил несколько пожаренных яиц и отправился в знаменитый издательский дом, где оказался уже через четверть часа. Казалось, что сами ноги внезапно стали крыльями и несли своего хозяина к месту каждодневных мечтаний любого писателя.

И вот он, волнующий момент. Мысленно перекрестившись и обратившись про себя со словами благодарности к матушке, Джордж открыл перед собой дверь в удивительный мир творчества.

С первых же минут все казалось ему великолепным: каждый сотрудник здесь носил строгий и элегантный костюм, приветствовал первым и широко улыбался; в воздухе стоял запах чернил и бумаги, сводящий с ума любого, хоть раз бравшего в руки свежий и только что отпечатанный номер какой-нибудь газетенки или самостоятельно занимавшегося писательством. Что уж говорить про внутреннее убранство и интерьеры многочисленных зал и кабинетов, по которым повели Джорджа сначала для получения формы А-12, затем В-14, а после — даже Е-76!

Великолепие издательского дома затмевало собой любую другую вещь в этом мире. До блеска начищенные полы, дубовые столы и стулья и наконец золоченые потолки и люстры сбивали с толку, переносили тебя в другой город, другое время. Здесь не было бедности и проблем, преследовавших каждого там, за самыми первыми дверьми.

Ярким хороводом какого-то ритмичного танца первобытных племен пронеслись все председатели и заместители, секретари и служащие. Джордж потерял счет времени и полностью отдался в руки верно знающих все на свете людей. Каждый из тех, кто брал в руки рукопись писателя, со временем удивленно поднимал брови и широко раскрывал глаза, а после сетовал на то, что ему не хватит смелости и полномочий работать с таким воистину великим произведением. Поэтому за одним шел второй, за вторым третий, у третьего был обед, поэтому сразу к четвертому...

***

Джордж не помнил, как именно оказался в кабинете у самого мистера Грея. Спросить этого он тоже не мог, потому что тело отказывалось слушаться, а челюсть отвисла от одного вида личного камина в рабочем кабинете основателя издательского дома. Мистер Грей молча и вдумчиво изучал книгу. В такой тишине еще вчерашний домосед и по совместительству прожигатель жизни, растрачивающий последние сбережения ради призрачной удачи и до сегодняшнего дня воображаемого романа собственного сочинения, и один из богатейших и солиднейших людей в стране, а может и на всей планете, сидели около получаса.

Камин очаровывал и приковывал своей роскошностью. Он был таких размеров, что Джордж понятия не имел, сколько стоит единожды растопить это чудо света. Совсем неподалеку, на небольших настенных полочках, виднелись разнообразные кубки и награды, выполненные, судя по всему, из чистого золота.

"Сколько же бумаги и бекона можно купить на одну такую?" - думал Джордж.

- Мистер...

- Картер. Джордж Картер. - ощутив прилив сил, писатель вернул себе дар речи, однако отвести взор от камина он все равно не мог.

- Мистер Картер, ваша книга заслуживает особых похвал. Пожалуй, мы могли бы ее более внимательно изучить, чтобы понять, сможем ли издавать литературу такого уровня. - Мартин Грей растягивал слова и говорил, не отрывая взгляд от рукописи.

- О, конечно, мистер Грей, спасибо вам большое! - Джордж был вне себя от радости. Его глаза все-таки отпустили камин и теперь гуляли по всей остальной комнате, а он думал, как сильно бы им гордилась матушка.

- Хотя возможно стоит отдать ее корректорам и редакторам уже сейчас, чтобы они начинали работать. Так сроки выйдут меньшие и отпечатать вашу книгу мы сможем быстрее...

- О большем я и мечтать не мог, мистер Грей! - глаза Джорджа светились от счастья. Неужели уже совсем скоро он сможет позволить себе такую же роскошную жизнь?

- Вижу ваш энтузиазм, что ж... - Мартин поднял глаза на писателя и опустил руки, мертвым хватом вцепившиеся в рукопись, на суконный стол, - думаю, уже сейчас я могу назвать эту книгу шедевром. Можете ли вы, мистер Картер, сегодня же продать нам эксклюзивные права на свое произведение? Обещаю, сумма в чеке вас приятно удивит.

Лишившись дара речи вновь и судорожно проглотив накопившуюся тут же слюну, Джордж резко закивал, а в голове у него закружились мысли, будто флюгер в шторм. Разве о таком он мог мечтать вчера? Или позавчера?

Сердечно распрощавшись с Мартином Греем, бедный писатель прошел еще через пару кабинетов и вышел из здания издательского дома уже богатым и уважаемым мистером Джорджем Картером. С этого момента началась его новая жизнь.

***

На следующий же день Джордж поменял свою съемную квартирку на роскошный дом, неподалеку от центра города. Наняв в прислугу дворецкого и экономку, он зажил богато и счастливо. Денег хватало на любое желание и любой каприз, казалось, все детские мечты наконец исполнились. Еще его приемная матушка жаловалась, что приходится покупать и пить наполовину скисшее молоко, а теперь посмотрите: есть и знакомые, продающие свойское молоко сразу из-под коровы, и сразу два строгих костюма, один из которых внезапно оказался нелюбимым, и даже камин.

О, какой же это был камин! Признаться, Джордж специально подбирал такой дом, в котором уже была бы основа для будущего предмета восхищения. Конечно ее пришлось переделать, расширить дымоход, переделать и украсить трубу, увеличить очаг, но какой же красавец получился в итоге из этой основы, спустя несколько дней шумных и дорогостоящих работ! Теперь Джордж, занимая кресло в гостиной и закрывая глаза, представлял, как он будет звать друзей к себе домой, они будут пить чай, причмокивая губами, нахваливать индийские сорта, ругать китайские, а потом еще целый час наслаждаться красотой камина.

Проблем было всего две: Джордж терпеть не мог чай и у Джорджа не было друзей. Но главное, у него теперь были деньги! А значит он всегда сможет купить кофейный сорт чая, а может даже купит какую-нибудь плантацию, чтобы выращивать такой, а потом найдет друзей. Только не глупых, а каких-нибудь умных, возвышенных. Желательно писателей. Точно! Джордж пойдет в издательский дом и найдет там друзей! Хотя зачем искать? С ним явно захотят дружить все, кто там появляется. Он даже мистера Грея позовет на чаепитие, и они вместе будут любоваться камином.

В таких блаженных мыслях витал Джордж около месяца. Затем он стал замечать, что количество цифр на счете в банке начало уменьшаться. В тот момент его обуял страх бедности. Джордж не хотел возвращаться в свою старую квартирку! Нет, ни в коем случае! Нужно было срочно получить еще денег.

Вспомнив, что его книги печатаются и продаются, мистер Картер неспешно собрал редкие распиханные по многочисленным ящикам письменного стола черновики, которые он все еще по привычке выдавливал из себя вечерами, в новомодный портфель и вальяжной походкой отправился в издательский дом мистера Грея. Через тринадцать четвертей часа он уже подходил к дверям...

***

- О, мистер Картер, здравствуйте, садитесь! Будете чай? - Мартин улыбался и выглядел даже моложе, чем был при первой встрече. Он стал шире в плечах, небольшая проплешина на голове заросла новыми волосами, а несколько едва замечаемых при первой встрече старческих пятнышка на лице вовсе исчезли.

- Здравствуйте, мистер Грей. Если только с кофе. Я пришел к вам по делу. Видите ли, деньги у меня начинают заканчиваться, вчера мне сказали, что я не могу позволить себе плантацию. Я бы очень хотел начать выращивать кофейный чай и, если позволите...

- Не спешите, Джордж. Присядьте для начала, не стойте столбом у дверей. - произнеся это, мистер Грей подождал, пока знаменитый писатель сядет у стола, и продолжил, - я прочитал вашу книгу два раза. Шедевр из шедевров, право. Пожалуй, за такой ценный и редкий экземпляр я готов заплатить еще немного, но не уверен, что вам хватит на плантацию.

- Позвольте, а как же отчисления с продаж? Мне обещали что-то около тридцати десяти процентов с каждой книги! - Джордж начал волноваться. Его уже не заботил внутренний интерьер кабинета, он беспокоился из-за дьявольских огоньков в глазах основателя издательского дома.

- О, конечно. Дело в том, что продавать вашу книгу мы не будем. Из печати неделю назад вышло два экземпляра, один из которых я с радостью и безвозмездно отдам вам. Однако второй останется у меня, и я готов его, номинально, купить. И тридцать пять процентов от этой символической продажи пойдут вам в карман. - улыбка и не думала уходить с лица Мартина, по которому теперь начали гулять странные тени, неизвестно откуда взявшиеся. Огоньки в глазах на секунду замерли, а после исчезли в черноте неестественно широких зрачков.

- Но как же... Как же люди узнают об этой книге? Обо мне? - пот выступил на узеньком лбу Джорджа, заставив его невольно вздрогнуть от пробежавшего по спине холода. Писатель все еще силился найти источник света, создающий подвижные тени на лице мистера Грея, но камин не горел, шторы из двойной темной ткани были задернуты, а лампа на столе горела ровно, без подрагиваний.

- Ваша книга слишком хороша, чтобы люди о ней знали. Не беспокойтесь, ваше творчество в надежных руках. - улыбнувшись напоследок, Мартин резко посерьезнел, затем пропал, потянувшись в один из дальних ящиков дубового стола за книгой, которую затем явил на свет и вовсе недружелюбно протянул Джорджу вместе с чеком, в котором виднелось четырех- или пятизначное число, - Всего доброго, мистер Картер. Надеюсь на дальнейшее сотрудничество!

***

Джордж не помнил, как именно оказался дома. Спросить этого он тоже не мог — не у кого. Бедный писатель лежал в своей спальне на огромной и мягкой двуспальной кровати, отделанной позолотой и неслыханными узорами, и смотрел в потолок. Он вспоминал свою недавно отпечатанную книгу, подаренную ему самим Мартином Греем, на обложке которой не был указан автор. Только название. "Повесть для тебя...".

"Матушка."

Тоска и грусть навалились разом. Джордж вспоминал контракт, который подписал. Там действительно не было сказано, что книга обязана тиражироваться огромными количествами на продажу.

"Мое имя купили."

Мистер Картер наконец почувствовал то одиночество, что тянулось за ним все эти годы. Оно медленно, но верно сжимало леденящей хваткой горло писателя, сбивая дыхание и вызывая боль в груди. Не помогали мысли ни о камине, ни о дворецком, ни об ароматном беконе с яйцами. Только пустота оказалась за душой у творца. Больше он не ощущал себя мистером Картером. Да что уж говорить, он даже и Джорджем себя не ощущал...

***

"Джо-о-орджик! Ты где? Милый мальчик, ты опять говорил с теми детишками? Что я говорила, тебе не стоит с ними общаться. У них свое будущее, у тебя свое. Они тебя утянут за собой, ясно? Тебе не нужно с ними общаться, у тебя есть я и книжки. Смотри какая книжка! Это ни какая-то чепуха, это классика литературы, мой мальчик. Что? Да нет, не трать время на эти глупости, ты не напишешь такую же. Джорджик! Я что сказала? Не напишешь, хватит ныть! Хватит, я сказала! Давай лучше я тебе чая заварю... Пей его. Пей! Пей..."

***

Мескэнет плакала. Никогда прежде я не видел такой реакции у сестры на смерть человека. Мы стояли у небольшого полотна, на котором она собственноручно вышивала судьбу очередного доморощенного писателя. Видимо, этого она любила. Но теперь у самого края прекрасной вышивки слева выправилась ниточка, подозрительно похожая на петельку. Она мерно раскачивалась из стороны в сторону, отсчитывая секунды уходящего времени.

Моя сестра всегда была слишком сентиментальной. Сколько бы раз я не объяснял ей, что сейчас мы не можем вмешиваться в дела смертных, она меня не слушала. Вплетая в судьбу этого бедняги лучшие нити, Мескэнет дала ему все необходимое для взлета. Но чем выше ты можешь взлететь, тем легче и тоньше становишься. Тем легче будет расслышать звучный хруст косточек и тем тоньше окажется игла, что пронзит сердце болезненным уколом.

Все люди смертны. Глупо убеждать себя в ином. Все различаются в мыслях и эмоциях, они составляют особенность каждого человека, создают его личность, помогают преодолеть трудности. Но если все мысли и эмоции в твоих голове и сердце — не твои, значит и дорога под ногами не твоя, а сияющие доспехи, защищающие от напастей, сделаны из хрупкого стекла, а вовсе не из крепкой и полированной стали. Так в чем смысл такой жизни?

Моя сестра все еще плакала, а такт раскачивающейся петельки полностью совпадал с тактом другой петли, привязанной к богатой позолоченной люстре в одном богатом доме неподалеку от центра города. Я увидел все, что мне было интересно, и ушел обратно в летнюю беседку, чтобы заварить себе еще чашку листового зеленого, по пути размышляя об абсурдности, но гениальности идеи о кофейном чае.