Сверчок
Часть II
Коллежский секретарь
49
Пожарский
Мы рождены для свободы!
О том, как встречали подобные реплики и как эти реплики, прозвучавшие «кстати», создавали успех и их исполнителей, свидетельствует судьба трагедии Матвея Крюковского «Пожарский», долго державшейся в петербургском и московском репертуаре. Этот успех объяснялся не столько достоинствами пьесы, сколько актуальностью ее содержания. Трагедия появилась на сцене в 1807 году незадолго перед Фридландским сражением и заключением Тильзитского мира. Здесь патриотизм соединился с благонамеренностью и политическим консерватизмом.
Вот програмка.
Действующие лица
Князь Пожарский.
Ольга, супруга его.
Георгий, сын их.
Минин.
Заруцкий, казацкий гетман.
Есаул войска Заруцкого.
Вождь Смоленской дружины.
Славен, оруженосец.
Начальник дружины.
Вельможи.
Вожди.
Воины.
Дружина Пожарского.
Дружины Смоленская и Вяземская.
Казаки и Народ московский .
Продолжается несколько часов.
Действие происходит у Москвы, во время междуцарствия в России.
Что запомнилось?
Представление началось; сцена Заруцкого с есаулом прошла холодно. Но вот, наконец, появился Пожарский, которого играл знаменитый артист Яковлев. Он остановился посредине сцены, прискорбно взглянул на златоглавую Москву, прекрасно изображенную на задней декорации, глубоко вздохнул и с таким чувством решимости и самоотвержения произнес первый стих своей роли:
«Любви к отечеству сильна над сердцем власть!»
Театр затрещал от рукоплесканий.
Но при следующих стихах:
"То чувство пылкое, творящее героя,
Покажем скоро мы среди кровава боя.
Похищенно добро нам время возвратить!"
Тут начались топанья и стучания палками и раздались крики: „браво! браво!“ до такой степени оглушительные, что Яковлев принужден был оставаться минуты с две неподвижным и безгласным. С таким восторгом приняты были почти все стихи в его роли, которая состоит из афоризмов и декламации о любви к отечеству... Но стих, возбудивший наибольший энтузиазм, находится в сцене, в которой Пожарский, узнав в одно и то же время об измене Заруцкого и об опасности, в которой находится его семейство, бросается к Москве, не слушая убеждений своих приверженцев поспешить на помощь родным своим:
«Родные! но... Москва не мать ли мне?..»
Говорили, что такого энтузиазма публики, какой произвел этот стих, никто не забывал.
Но «Пожарский» удержался в репертуаре: Я видел постановку, когда мне и 20 лет не было. В те годы внимание привлекали другие места, в другом их осмыслении, например:
«Коль надобно граждан оковы тяжки рвать
И лютого врага за дерзости карать,
Тогда, последуя любви и мести гласу,
Не должно избирать ни времени, ни часу».
или:
«Не славы алчем мы, отечества свободы!
Жить можно без побед; но льзя ль дышать рабом?
Да гнусну нашу цепь расторгнет брани гром!
Честна в свободе смерть, в неволе жизнь позорна».
или:
«О участь горькая отечества сынов!
Под игом зреть его, зреть и не рвать оков!»
В годы разговоров о законе и его высоком значении особенным смыслом наполнялись слова Пожарского:
«Добро!.. что мы всего привыкли выше чтить:
Свободу общества, законом огражденну,
Что игу чуждому мы зрим порабощенну».
Все такие места трагедии получали особый смысл и особое применение. Зрителей не смущало то, что в других местах трагедий могли быть речи, несовместимые с желательным для них истолкованием. Важно было, что со сцены раздавались стихотворные изречения, которым придавался вольнолюбивый смысл. Такое применение сценических реплик создавало повышенное настроение, царившее в зрительном зале.
А Яковлев, когда я его увидел, уже был старичком!
И пил, сукин сын, в соответствии с вдохновением.
Без закуся и... неограниченно!