Мне очень нравились тихие вечера, когда бабушка, взявшись за вязание или за пряжу, под монотонный шорох прялки, рассказывала увлекательные истории о своей жизни. И, знаете, это была еще молодая женщина 62-х лет, а не дряхлая старушка, как может представиться. Достаточно сказать, что именно в этом возрасте она научила меня стоять на голове. Смуглолицая, с густыми, черными с сединой волосами (такую седину еще называют «соль с перцем»), убранными со лба, зеленоглазая, с тонкими, слегка сжатыми губами. Всегда стройная (бабушка была в звании старшего лейтенанта медицинской службы), она не сутулилась даже сидя за прялкой. Ее натруженные, огрубевшие руки, с чуть согнутым мизинцем на правой, покрытые мелкими трещинками, ловко орудовали пряжей и веретеном. Надо сказать, что рассказчицей бабушка была отменной. В молодости она участвовала во всевозможных кружках самодеятельности, словом, была очень артистична. И, казалось, могла все: петь, читать стихи, играть роли в сценках, танцевать... Ее рассказы, были похожи на радио спектакли, которые часто звучали из стационарного приемника, висевшего у нас на кухне. Она обязательно раскрашивала их соответствующей интонацией голоса. Я устраивалась поуютней на сетчатой кровати, которая прогибалась как гамак, укутывалась в плед и с упоением слушала ее воспоминания.
Теперь, остается только жалеть, что в такие моменты мне и в голову не приходило взять в руки блокнот и ручку. Многое, из услышанного, потеряло четкие очертания или вовсе стерлось из памяти.
***Бояться надо живых!
Сказать, что жизнь Невы Федоровны, так звали бабушку, была сложна, многогранна и разнообразна - ничего не сказать... Впрочем, у многих ее ровесников, которые были еще очень юными, когда шла Великая отечественная война, жизнь, вероятно, была такой же нелегкой.
В 1944-ом году, бабушке было 16 лет. Она училась в медицинской школе, в г. Горно-Алтайске, где девчонок «на скорую руку» готовили для отправки на фронт. Сильное впечатление из ее рассказов про то время, на меня почему-то произвел тот факт, что было большой удачей, раздобыть обыкновенную мешковину. Из нее получалась очень прочная юбка, которая долго служила хозяйке. Наверно поэтому многие женщины умели шить. Каждый одевался в то, что мог раздобыть на скудной барахолке или у знакомых...
Учебную практику Невочка проходила в городском морге. Повидавший многое на своем трудовом веку, пожилой патологоанатом, увидев, как страшно и тяжело девочке работать с трупами, сунул однажды в ее руки сигарету.
- На вот, закуривай! - Сказал в приказном тоне врач, протягивая горящую спичку. - Так легче и с голодом бороться, и со сном, и с нервами. А трупов бояться не надо, девочка. Бояться надо - живых!
Девушка глубоко затянулась едким дымом и закашлялась. С тех пор она курила. Очень долго. С раннего детства я помню ее курящей папиросы «Беломорканал», и гильзы, остававшиеся после в пепельнице, с характерным изгибом, со следами зубов на кончиках.
Прочитанные и увиденные в фильмах подобные истории, должно быть, уже набили оскомину, пресытили рядового обывателя, и этот рассказ не вызовет какой-то особой реакции... Но только представьте себе современную девочку, шестнадцати лет, работающую в морге, днем и ночью, голодную, одетую абы как, не высыпающуюся...
***О том, как бабушка оказалась в Средней Азии
В мае 1945 года, Нева закончила медицинскую школу. Было ей тогда 17 лет. Поскольку война тоже закончилась, направили ее по распределению в горное село Чепош, расположенное вдоль реки Катуни, к югу от Горно-Алтайска - фельдшером. Жила она прямо в медпункте - маленьком, ветхом и сыром здании, от того местами покрытом мхом. Краска на окнах и дверях облупилась и осыпалась клочками. До своих пациентов, иногда, добираться приходилось на лошадях, по бездорожью. А зимой снега были до пояса, но полученная военная подготовка помогала преодолеть почти любое препятствие. Не долго ей пришлось поработать в этих местах, хотя местное население ее очень ценило. Приехавшая из Молдавии старшая сестра Васса, позвала ее за собой, увезя их маму и младшую сестренку в Среднюю Азию. Выехала Нева за ними из Сибири, где еще было холодно, а приехала в Узбекистан, - в самую жару, поскольку добиралась она туда три месяца. В Ташкенте, ей удалось выручить немного денег, продав за ненадобностью зимнюю шапку, сшитую из ваты и марли, сложенной в несколько слоев. На эти деньги и добралась она до места.
В Майли-Сай - закрытый город по добыче стратегического сырья, героини моей истории перебрались через горы - единственную неохраняемую лазейку. Бабушка Васса была женщина «пробивная», устроилась заведующей столовой и маму свою пристроила техничкой. Невочку она устроила в местный медпункт фельдшером-акушером. Там-то и приключилась эта удивительная история.
***«Етмищ» - переводится как семьдесят
Поначалу казалось, что в жизни изменилось лишь место проживания да погодные условия с крепчайших морозов поменялись на изнуряющую жару. Работа досталась знакомая, в таком же крошечном медпункте, и жизнь потекла как в поговорке : «волка ноги кормят». По прежнему, чтобы помочь заболевшим, добираться к отдаленным кишлакам и колхозам приходилось то на лошади, то на ослике, а то и пешком.
Как-то поздней осенью запыхавшись забежал в медпункт мальчонка лет десяти. Он эмоционально махал руками:
- Ты дохтур?! Дохтур гиде?
- Да, я, - сказала Нева, показывая на белый халат, как на доказательство, - а ты кто? Ким сан?
Весь промокший и озябший на ломаном русском мальчишка объяснил:
- Там женшина... Плоха ему... Ребёнык будит... Помогат нада!
Еще не совсем понимая в чем дело, Нева быстро собрала чемоданчик с имевшимся оборудованием и лекарствами, накинула худенькое пальто и побежала вместе с мальчиком в сторону, куда тот показывал пальцем. Идти пришлось в гору. Не то, чтобы она была высокой, но шли долго. Моросил дождь. Размытые глинистые тропинки мешали передвигаться, галоши все время скользили и с трудом удавалось не упасть. Добирались часа полтора, несмотря на то, что сильно торопились.
Мальчишка оказался соседским. Сказав на последок: «туда захади!» - убежал к себе домой.
Из небольшого домика с плоской крышей и глинобитными стенами, доносились стоны. Нева вошла и огляделась в полумраке. Потолок в доме не был замазан даже глиной. На нем, в свете керосиновой лампы, были видны уложенные рядами на поперечные деревянные балки снопы хлопковых прутьев, а пол был земляной, хорошо утрамбованный. На полу лежал кигиз - большой войлочный ковер, из шерсти овец, настолько старый, что узоры стерлись. У стены, на курпаче - тонком и узком ватном матрасике лежала ворочаясь, измученная долгими схватками, немолодая женщина.
Рядом все время суетился старенький, но шустрый дедок, который по указаниям Невы грел и подносил воду, молча помогал чем только мог, но старался отводить глаза от роженицы...
Все закончилось благополучно. Мальчик родился крупный, килограмма четыре и тут же криком оповестил весь мир об этом.
- Хорошо, якши, что хоть отец, Ваш ата дома! - вытирая руки, еле подбирая слова, на полу-русском узбекском языке сказала Нева.
- Ой, йоок, эта не атес, это мяники бай - мая мууж! - сказала слабым голосом засмущавшаяся женщина.
- И сколько же ему лет? - удивилась бабушка.
Из слов и жестов пациентки удалось понять, что папочке новорожденного пошел уже восьмой десяток. И, если будет мальчик, родители договорились назвать сына Етмищ - что в переводе с узбекского означает семьдесят.
На удивление мамочка чувствовала себя неплохо. Маленький Етмищ прильнув к ее груди тихонько кряхтел, изучая широко раскрытыми глазенками новый мир, в который он пришел. И только тот факт, что как-то надо было возвращаться в медпункт, по скользкой тропе и в кромешной тьме, омрачал радость беспокойством.К счастью Ибрагим ата - новоявленный папочка, дал в дорогу старую керосиновую лампу и проводил фельдшера до порога.
Выйдя на улицу, Нева вытащила из кармана сырую папиросу, прикурила ее с трудом, шумно и глубоко затянулась: «Бывает же такое! Етмищ!» - мысленно усмехнулась она и шагнула в темноту.