Сливаются в один неостановимый болезненный звук гудки машин. Блестящие дорогие и совсем старые, дребезжащие автомобили перемешались здесь, под мостом, «пробка» больше напоминает свалку. Почти без зазора, еще чуть-чуть и коснутся боками, то стоят, то пытаются ползти моторикши. Ближайший рикшавала подогнул под себя ногу и чешет грязную пятку, зевает его пассажирка – женщина в малиновом шарфике, закрывающем голову и плечи, движется крупная серьга в носу, ребенок ерзает на материнских коленях, засунув в рот пальцы. До заката еще далеко, но небо заволакивает серый туман. К вечеру он станет малиновым, затем серо-фиолетовым, затем почернеет.
Мужчина бросает участливый взгляд на женщину, сидящую рядом с ним на заднем сиденье автомобиля. Она вытирает бумажным платком воспаленный глаз, комкает бумагу, вновь прикладывает к левой щеке и носу край шерстяного платка, по лицу пробегает судорога. Мужчина вспоминает, как уверенно говорил врач про то, что не ждет осложнений, как весело щебетала медсестра, объясняя его жене, с какой стороны лучше прикладывать лед. Что ей стоило подержать этот сверток у лица чуть поменьше? А теперь она кусает в кровь губы от нестерпимой боли, и до врача еще - с таким движением – очень далеко. Шофер болтает по телефону на гортанном наречии южного штата и даже не смотрит на светофор: бесполезно.
Вдруг женщина вся подается вперед, насколько позволяет пространство машины, губы передергиваются, но вряд ли на этот раз от боли. Она открывает окно, и автомобиль заполняет горячий воздух, переполненный пылью, выхлопами, влагой и пряными запахами.
Среди машин медленно передвигаются двое. Впереди – ребенок лет десяти. Его ноги не знают обуви, волосы запылены так, что похожи на бутафорский парик из дешевой искусственной шерсти. За руку он ведет рослого круглоголового старика, который держится неправдоподобно прямо. Левый глаз старика – сплошное бельмо, часть носа отсутствует, видны кости и беззубые десны.
Женщина отрывает руку от щеки, протягивает ее к мужчине будто в мольбе, и он кладет в ладонь жены все, что лежит у него в кармане.
Мальчик и старик подходят совсем близко к окну. Ребенок берет инвалида за руку, поднимает вверх его кисть, сгибает его ладонь в просящем жесте. Рука старика оказывается небольшой, она оказывается точь-в-точь как та, что протянулась к нему из автомобиля. Монеты, желтоватые и белые, легкие и тяжелые, сыплются сверху вниз. Одна ладонь случайно касается другой, и мальчик уводит старика прочь. Гудки становятся резкими и отрывистыми, скоро можно будет ехать, шофер нехотя прерывает телефонный разговор.
Если мальчик поднимет голову, он увидит невдалеке перед собой старинный дворец, купол которого едва различим в серебристом дыму. Но он не поднимет и не увидит. Ноги его уже шлепают по мусору, рассыпанному у тротуара, за ним семенит старик. Дорога, будто река, уносит женщину с белыми руками, мужчину, разговорчивого шофера и рикшавалу с грязными пятками.