«…А дочку тебе на шею свалила»
- без всяких церемоний заявила Вероника Сергеевна.
Вдвоём они остались, когда Люсе только-только исполнилось пять лет. Мария Фёдоровна приехала тогда к ней с горячим ещё яблочным пирогом, игрушками и мандаринами, которые внучка - болтушка и резвушка, минуты не усидит на месте - очень любила. Правда, Марию Фёдоровну невольно настораживало то, что Люся чистила оранжевые кругляши с каким-то неприятным, по-зверушечьи хищным выражением на хорошенькой мордашке. Она даже пыталась забрать у неё мандарин и помочь, но девчушка держала его цепко, а то и вовсе убегала с «добычей». Дочь Катя вяло удивлялась:
- Ты чего, мама? Она сама умеет.
Ну, ладно, умеет так умеет. В тот день рождения Люси Мария Фёдоровна заметила ещё одну странность - теперь уже в поведении Кати. Дочь то и дело задерживала на ней слишком пристальный и словно бы оценивающий взгляд. Но спросить, с чего бы это, Мария Фёдоровна не рискнула. Она давно уже не вмешивалась в так называемую личную жизнь дочери: не говорит сама - значит, пока нет нужды.
Катю она с десятилетнего возраста поднимала одна, когда муж Георгий трагически погиб на стройке многоэтажного дома: на него сорвалась с крюка подъёмного крана плита. Горе горем, а дочку надо было растить, кормить, одевать. Катя получилась справной девушкой, с хорошим характером, спокойным и несуетливым. Выучилась на бухгалтера. И только потом привела в дом жениха Володю, будто всё в жизни делала по строго продуманному плану. Но Мария Фёдоровна не успела привыкнуть к зятю, как они от неё съехали. Купили по дешёвке частный дом. Не совсем чтобы развалюха, однако работы требовал много. И Володя впрягся. Она прямо поражалась, как у него на всё сил хватало. Хватало. По выходным друзья помогали. Володя торопился, ведь Катя уже ждала ребёнка, и он хотел, чтобы к его рождению дом был готов. Ну, не царские палаты соорудил, конечно, но даже соседи по улице уважительно при встрече пожимали руку умелому трудяге. Что произошло потом, Мария Фёдоровна так до конца и не поняла. Трёхлетняя Люся уже вовсю носилась по двору, где отец поставил ей песочницу и качели, когда их семья приказала долго жить. Катя приезжала к матери с опухшими от слёз глазами, чтобы пересидеть-переждать какое-то время, и молчала как партизан. Мария Фёдоровна сунулась было к ней с вопросами, сочувствием, но дочь внезапно зло ощетинилась:
- Не твоё дело! Не лезь! Займись вон лучше Люськой…
Обижаться не стала - глупо. Пытать зятя, вызвав на «беседу»? Да тоже не вариант. Захотел бы поговорить - сам приехал бы. В общем, узел развязался и без неё, когда спустя несколько месяцев Катя - опять же без всяких объяснений - сообщила ей для сведения, что Володя ушёл, оставив им дом. Мария Фёдоровна не удержалась, хлюпнула носом:
- Как же ты будешь одна-то с дитём?
- Ой ты господи! - с раздражением откликнулась Катя. - А другие как? И что я, в конце концов, хуже всех? Мужиков кругом полно, - она подошла к старому, давно не модному трюмо, покрутилась, пристрастно оглядывая себя. - Вовка дураком оказался, - чуть приоткрыла она тайну, - ревнивым дураком.
После родов фигура у Кати округлилась и приобрела ту женственность, которая волей-неволей останавливает на себе мужской взгляд. Чей-то из них, видимо, задержался дольше. Нет, конечно, не сразу после развода с Володей (Мария Фёдоровна всегда с грустью вздыхает, вспоминая о нём, ведь такой славный человек и… вряд ли виноват). Короче говоря, однажды Катя приехала к маме, держа одной рукой за ладошку Люсю, а другую оттягивал чемодан с детскими вещами.
- Пусть у тебя поживёт пока, ладно? Мне нужно ненадолго из города отлучиться.
Ну и всё. Поставила чемодан, присела на корточки и Люсю обняла. А как лицо-то у Кати в этот момент исказилось от внутренней боли, Мария Фёдоровна увидела - и сердце у неё тревожно стукнуло: что-то не то.
Вот «не то» и вышло. Катя как в воду канула. От её подруги - Мария Фёдоровна специально её подкараулила, дом-то рядом - после мучительного вытягивания каждого слова узнала, что познакомилась дочь с каким-то парнем с Кавказа, красавцем - «Правда-правда, тёть Маша!» - с орлиным профилем и чёрными глазами. Катя ему очень понравилась, а Люся нет: не надо девочку, мол, чужая кровь. Оказалось, что и дом продан, и возвращаться никто не собирается. Так вот почему доченька и присматривалась к ней тогда, на дне-то рождения внучки: рассказать или не стоит? Видимо, побоялась, что мать осудит и откажется принять ставшую лишней малышку.
И Мария Фёдоровна не то оскорбилась, не то обиделась: зачем было обманывать, неужели бы не поняла? Но точила того сильнее и тревога. Ведь Катя наобум подалась в совершенно неизвестные края, где совсем иная жизнь и иные люди.
А месяца через два от Кати пришло письмо. Позвонить, скорее всего, не решилась. Мария Фёдоровна читала его сквозь горячую пелену на глазах, едва различая слова и перечитывая их снова и снова. Она написала, что беспокоиться за неё не надо, что всё нормально, живёт в большой богатой семье, где о ней заботятся как о родной, потому что она беременна. Свадьба тоже была - обзавидуешься. И только в конце поинтересовалась, здорова ли Люся. А если денег не хватает, то вот Вовкин адрес, он ведь в Нефтеюганске теперь, пусть помогает. Мария Фёдоровна плакала, залила весь листок, хорошо, Люся мультики смотрела в соседней комнате и не услышала. Но с тех пор - ни слезинки. Володе она всё-таки коротенькую записочку отправила, обрисовала ситуацию. Он сразу же позвонил на домашний телефон, спросил, есть ли у неё банковская карта, хотел поговорить с Люсей, но она почему-то заупрямилась и не взяла трубку. Володя расстроился и пообещал:
- Приеду через полгода в отпуск - обязательно к вам зайду. Скучаю по ней, уж поверьте.
А о Кате - ни словечка. Но с тех пор каждый месяц Мария Фёдоровна наведывалась в банк - и это избавило её от поисков второй работы, потому что Володя не скупился. К праздникам отправлял подарки: то мягкую игрушку, то книжки и карандаши, то красивое платьице на три размера больше. Она улыбалась и складывала в шкаф «на будущее». А Катя ограничивалась аляпистыми открытками, которые Люся, повертев, отдавала бабушке.
Больше всего Мария Фёдоровна боялась её вопросов о матери. Был коротенький разговор - куда ж денешься… Люся глянула чистыми глазищами:
- А где мама? Она когда придёт? А папа?
- Не знаю, Люсенька. Мама далеко уехала по делам. И папа тоже.
Они жили в старой пятиэтажке, где бабулек-пенсионерок хватало с избытком. Одну из них, рыхлую, но ещё вполне бодрую Веронику Сергеевну, Мария Фёдоровна попросила сидеть с Люсей, пока сама бегала на работу. На предприятии отнеслись к ней с сочувствием (чего греха таить, приврала и там про дочерины «дела»), частенько отпускали пораньше на час-полтора. Вероника Сергеевна, добрая душа, встречала её то горячими оладушками, то варениками с картошкой. Еду для внучки на весь день Мария Фёдоровна готовила сама, вскочив спозаранку. Но прямолинейная она всё же, эта «баба Ника», как называла её Люся. Так и выдала однажды, оглянувшись, нет ли рядом ребёнка:
- Ты чего ей ерунду городишь, Маша? Девчонка заладила: «Мама по делам уехала. Скоро приедет с подарками». По каким таким делам? Удрала, поди, твоя Катька с хахалем, весь подъезд догадался, а дочку тебе на шею свалила. Хоть бы что-нибудь другое для Люси сочинила. А то ведь ждёт…
Мария Фёдоровна на секунду онемела, потом собралась с духом:
- Что я сочиню? Ждёт, конечно... Вы-то мне зачем душу бередите? А что люди болтают - всё равно. Им языки не завяжешь.
Вероника Сергеевна вздохнула: что, мол, за дочь ты вырастила, но смолчала. Даже и пожалела - не надо было соваться в чужую беду со своими советами.
А в субботу вечером позвонил Володя:
- Как чувствуете себя, Мария Фёдоровна? Люська ещё не все нервы вымотала? - он засмеялся. - Я вот чего… Ну, чтобы вы были готовы. В общем, женюсь скоро на очень хорошей женщине. И хочу забрать Люсю. Я всё-таки отец. Лене я всё рассказал. Она не против. Мы потом вместе приедем за…
- Постой-ка, Володя, - Мария Фёдоровна почувствовала, как у неё от волнения задрожали руки. - А ты уверен, что твоя будущая жена сможет стать мамой чужой девочке?
- Она правда очень добрая, вот увидите.
- Да не во мне дело. Вдруг Люся её не примет?
- Мы постараемся, чтобы всё сложилось. И вы поможете, да?
- Чем смогу, Володя, чем смогу…