Кольцевая тропа вокруг деревни

Александр Кочетков
Деревня та, а может так статься и небольшое сельцо, мирно развалилась на двух берегах покрытой безразличными кувшинками речушки. Откуда в речке кувшинки благоразумно спросите вы и будете правы. Однако я вас призываю не торопиться, оттого как больше, чем кувшинок было у речушки тёмных внутри омутов. И согласно народной приметы водились в них черти. Всякие: с хвостом и без рогов, с рогами и без хвоста, но с копытами, без копыт и рогов, но с прямым пробором в кучерявых волосах. Да и не перечислить всех. Только в двух омутишках водились русалки. Прямо скажем – красавицы, но ребята местные их не любили. Ни ног, ни пяток, одна чешуя. Наши – то девки, кровь с молоком, летом в сарафанчиках, загорелые. А пацаны, в ночном, видели даже чудовище, похлеще Лохнесского, задом наперёд, голова совиная, а может тараканья. Из рогаток в него стреляли, но ушёл, бегемот – бегемотом.
Вон – вон один гражданин из тихого омута схватил отражение луны из ароматной воды и швыряется им в зазевавшуюся русалочку. Селена та колючая, а дева трепетная, отчего ей щекотно теперь.
Тропа вокруг околицы, километра два – три, а может и более. Кто ж замерял? Ходят по ней ночью парочки, в двух местах остановки, одна автобусная, другая в виде камышового шалаша, для привала значит. К автобусной дорога подходит. Ага, асфальтовая, полностью составленная из колдобин, рытвин и прочих канав. Асфальт сохранился в двух  местах, в виде пятен размером полтора на два метра. По такой дороге, федерального значения, могут передвигаться только русские, на чудо - юдо «Жигулях».
Два огорода выходят прямо к околице. Да – да, тут всё по два. В одном копается гражданка Сенокосова Аглая Тихоновна, в другом соответственно Стогова Нюрка. Без отчества, оттого, что молодая ещё, пятьдесят семь, лет пять назад было. У Аглаи овощи на грядках прямо с ВДНХ, до того хороши и равновелики, что зубы передние ломит.

- Это, Тихоновна, у тебя, что же за НЛО в дальнем углу огорода, за самой теплицей – потянулась всем телом Стогова.

Та долго и упорно молчала, толи не желая разговаривать, толи забыв чего – то. Наконец, когда даже серые воробьи на проводах раскрыли от интереса рты, проговорила:

- Паркинсоны это.

- Ха – ха – ха, деревня, патиссоны наверное – задорно хохотнула Нюрка.

- Они – не обиделась Сенокосова. – Прут, как на буфет.

- В будущий год дашь ли мне на рассаду? – мигом выспросила Стогова и ожидая ответа привалилась боком к плетню. – Семенами поди, или целиком сади?

- Из гранаты патрон не вырастит – не раскрыла секрета Аглая и снова взялась за лопату. Лопата у неё шикарная, из титанового сплава, почти, что сама капает, и сама закапывает. Только направляй чуть – чуть. В прошлом году пошла за грибами и нашла в лесу. Может, кто рассеянный и забыл. Откуда ж знать? Говорят Егор Озимый таких уже с дюжину пропил. Жена покупает, а он пару за бутылку и сдаёт. А Тихоновна вот в лесу нашла. Деревенские же за грибами с лопатами титановыми ходят.

- Лишь бы войны не было – развернулась и Нюрка.

Мужики – то деревенские, как и все на Руси, зашибают сильно. Вот один – то мужик и пошёл ночью купаться. Забыл с похмелья, что в омутах парнокопытные водятся и только в двух русалки в неглиже. Как нырнул, а там иииих, как комаров. Мужик даже забыл, как его зовут. Только к обеду следующего дня сказали. Оказывается Агафон. Вот так и живут в сельце весело. Кто вместо грибов лопаты в лесу собирает, кто без имени – отчества в тихом омуте ночью купается.
А тропа та кольцевая с некоторых пор прям – таки легендарная. Уже и с телевидения приезжали, а шкет – профессор в стоптанных в разные стороны босоножках всё под нос всем книжку совал. Плоскостопие у него, но книжку крепко держит. Книга рекордов Гиннеса называется. У нас этих рекордов пруд пруди, всю книжку испишешь и дополнительный тираж ещё. А дело тут дорогие мои вот в чём, расскажу попозже.

- Ох ты мама! – звякнула титаном лопаты о камень Аглая. – Откуда здесь кирпичи – то? Кажный год копаю, а не было. Теперь вырос, всю лопату затупила! Опять точи.

- Эти лопаты не тупятся – подслушала эти горестные причитания Нюра. – Их чем больше тупишь, тем они острее.

- Бабы, а вы знаете как меня зовут? – крикнул из – за забора какой – то кудлатый мужик.

Аглая Тихоновна не стесняясь покрутила пальцем у виска, но ответила:

- Чего не знать, Агафон ты, ходишь головы нам ерундой забиваешь, чеши мимо, ато причешем поперёк. В две расчёски.

Мужик с тем и ушёл, а я продолжу насчёт тропы вокруг сельца. Два года уж, как были выборы в сельскую администрацию. Стало быть нужен всем стал глава администрации. А как же без него? Печать кому – то в кармане носить надо, справку опять же, выписку из домовой книги. А взятки кто брать должен? А начальство районное кого полуматерно отчитывает? Получается незавидная должность, а все хотят быть. Тут значится и объявились два кандидата. Одного из
райцентра спустили – Семён Семёнович Варфоломеев. А другой местный алкаш Ратов Пётр. Отчества у него не было, по простой причине отсутствия родного отца. Ну, отец – то конечно был, но инкогнито. Мать сама не знала кто. Из города на картошку в колхоз местный по сентябрю уже, студенты приезжали. Было их человек пятнадцать, может шестнадцать, все мужского полу. И орда эта зело оруща была. Поди угляди, кто набедокурил.
И скажу я вам началась тут предвыборная компания. Первым сколотил штаб посланник властей, а уж после, из того, что осталось, местный претендент. На чётных столбах пришпилили агитки одной стороны, на нечётных другой. И нет места ошибкам, в смысле занятия чужих столбов, словно на первый – второй рассчитались. Значит на чётных призывают за них голосовать, мол окружную тропинку в асфальт закатаем, мол автобус в город (сорок с гаком км.) два раза в день ходить будет, мол самогон варить разрешим легально. А кто проголосует против, того значит в асфальт.
А на нечётных всё наоборот. И тропу, зуб дают, плиткой китайской выложат, и автобус будет из города (сорок с гаком км.) два раза в день возвращаться, и самогон, как отрыжку прошлого из рациона уберут, потому, что цену на водку снизят до восьмидесяти семи копеек за бутылку. А тех, кто против, ночью тихонько загонят в омут, часа на два. В сельце этом всё по два. Думается и водка постепенно дойдёт до двух рублей за посудину. Но это только ежели победит местный.
И вот настал он - день выборов. Солнце встало рано. Так ей не терпелось посмотреть на проявление демократии. А народ уже стоял к дверям избы – читальни, двумя ровными рядами. А там, за дверью, о боже! Урна. Местный плотник сколотил своими руками. Стороны сбросились на это дело по полтора рубля, и ещё по шесть копеек из своего кармана. И кабина для обдумывания, похожая на туалет. Возьмешь бюллетень, сядешь за ширмочкой и…думай сколько можешь. Каждый думает разное время.
Проголосовали все за два часа, но полный светлый день, от забора и до обеда колготились у избирательного участка взволнованные местные люди, честно реализовавшие своё демократическое право. Пообедали, поспали, стали ждать утра. Луна всю ночь ненавязчиво чесала лысое темя и за ухом чесало. Скажу вам, я тоже не спал, прикидывал. А в избе – читальне ярко горели окна, подсчитывали. Меж ног бродил покинутый всеми кот, почти сутки не кормленый.

- Ровно сто два голоса – уже под утро хрипло и смачно потянулась Аглая Сенокосова. – Считавшая голоса за Варфоломеева.

- За Ратова тоже сто два голоса – ответила Стогова. – Как одна копеечка.

- Быть не может! Двести пять голосов всего! – окончательно проснулась Аглая.

- В этом мире может быть всё, даже то чего быть не может - попила водички из гранёного графина Нюрка Стогова. – Один бюллетень, доложу вам испорчен, в двух графах летают галочки чернильные. Вот он!

И наступило в сельце двоевластие, проще сказать безвластие. Те сто два, что проголосовали за Варфоломеева шли к тому. Сто два Ратовских вот так запросто костыляли к нему, оттого, что в основном пожилые и беременные. К кому шёл один электораторный, ну тот, что попортил бюллетень, история умалчивает. Праздник за праздником, будень за буднем, месяц за месяцем шагало время. Летом быстрее переставляло шестидесятиминутные угловатые часы, зимой и осенью медленнее. Кто старел, кто матерел, в смысле обучения матерщине, три бабы родили в гражданском браке. Но метрик выдать новорожденным никто не решился. Страшные дела творились, скажу я вам. Жители тихих омутов запросто разгуливали теперь по сельцу ночью, свистели в два мохнатых пальца, набивали репьёв в лошадиные хвосты. Один раз подпалили стоявший на отшибе заброшенный сарай, который благополучно и сгорел дотла. И пусть вину за содеянное взял на себя восьмилетний Димон Волков, но всё ж, дыма без огня не бывает. Русалки караулили ребят возле шалаша, ещё хорошо, что побаивались те их, обходили подальше. Что интересно, девы эти, не носили верхней одежды даже лютой зимой, даже в ливневые метели. Поблескивали голым торсом.
И тут, перед повторными выборами, ровно через год от первых, придумали в одном из штабов провести дебаты, между кандидатами. А фамилии у них были те же – Варфоломеев и Ратов. Событие то приравняли в сельце к престольному празднику. Электорат явился в избу – читальню весёлый и неугомонный. Плевали на пол шелуху от семечек, мужики покуривали ярый самосад. Папирос в то досточтимое время не найти бывало днём с огнём. Даже когда сарай горел подожженный чертёнком Димоном. Первым дали слово Семёну Семёновичу:

- Мои прошлогодние обязательства остаются в силе. Я как обещал тогда, так обещаю теперь. И я выполню их. Жизнь пожертвую для родной деревни. А что может обещать мой соперник? Разве, что отстроить из гнилых бревёшек, пункт приёма стеклотары. С навесом. Купил пузырёк и туда. Опростал, тут же сдал посуду и нос в табаке проследовать на собственный сеновал.

- А тебе завидно? – спросил какой – то полупьяный мужик.

- Я, да будет Вам известно, человек непьющий –  гневно сдвинул брови Варфоломеев. Чего и Вам желаю.

- Аааа – поскрёбся в темени мужик и счастливо задремал.

- А что? И построю! – взял слово Пётр. – Да я для родной деревни, сам не выпью, а тому, кто с похмелья отдам. Пусть человек подлечится. Вот один мужик помер от водки, а когда ему уже на заглохшее сердце спиртиком полили, оно же снова застучало. Вот так. А от прошлогодних обещаний я тоже не отказываюсь.

- Ну, вот  и правильно, ну  вот и сподручно – зашуршали голоса в зале. – Нам бы только, что б без обмана.

И в этот раз солнце встало пораньше. Только в отличии от прошлого уложились в два часа пятнадцать минут. Снова закрыли избирательный участок, читай избу читальню, до ночи. И уже под утро Сенокосова оповестила:

- За Семёна Семёновича Варфоломеева сто два голоса, что и требовалось доказать! – и радостно, предвкушая победу улыбнулась.

- За Петра Ратова, в свою очередь, тоже ровно сто два голоса – победоносно огляделась Стогова.

- Не может быть! - вознесла голос Аглая, два человека упокоились с миром и не один новый не достиг возраста для голосования. В итоге: двести три голоса. Ясно как белый день.

- Будем пересчитывать.

Пересчитали. Ровным делом – двести четыре бюллетеня. И откуда появился не учтённый, одному жителю омута известно. Все как на подбор одинаковые и легитимные. Я, честно говоря, тоже впал в неведение. Кто подсунул, кто постарался, может ветром надуло? А может лицедейство какое?
Так и идёт жизнь, так и извивается до следующего волеизъявления. Бежит тропинка вдоль околицы. Вон автобусная остановка, вон шалаш для интимных встреч, вон пьяный Агафон бродяче спит под забором. Вечерняя корова подошла, шлёпнула рядом блин и радостная от этого дела принялась жевать штанину мохрившуюся на его ногах. Есть все основания считать, что ещё две девахи родят потомство в гражданском браке, за этот год. Видно же по оформлению тела.
Только вот урну кто – то уволок под покровом ночи. Кому нужна? У народа же есть подозрения, что не чисто тут и косо поглядывают в сторону омутов. Но зарастает тихо – тихо речка осокой и длиннохвостые, прозрачные стрекозы шаловливо гоняются над ней. А вечером встают над водой дивные туманы и стоят в этом тумане по колено, стреноженные кони, летят осенью клинья уток, да разудалое эхо разносит над лесом их тоскливый крик. Коммунизм в сельце, ни начальства, ни денег.
И вот длитца эта канитель уж два года, как один день. Справок никто не даёт, девки все поголовно не замужем, страшное дело, печать уже никто не знает где! Вроде там, а там нету. А вдруг шпионаж какой? В омутах тишь, да гладь, одна русалка даже забеременела, по народным приметам. А может врёт народ, чёрт знает что! Но и он ничего не предполагает про печать. Оно и правильно, им – то она зачем?

- Нюрка, не забыла про завтрашние выборы!? – кричит с утра через плетень Аглая Тихоновна Сенокосова, она доверенное лицо Семёна Семёновича. – На этот раз, чует моё сердце разрешиться дело. Сколь долго можно терпеть тутошнее
безобразие? В город, к внукам не съездишь.

- Ни за что! – звонко отвечает ей Анна Стогова, руководитель предвыборного штаба Петра Ратова. С кем поведёшься, от того и наберёшься. Часто теперь набирается по вечерам. То беленького, то красного, то сухонького.

- Победа будет за нами! – убеждена Аглая.

- Только после нас! – не лезет за словом в карман Нюрка.

А в огородах буйно растут паркинсоны и по ночам всё темнее становится в омутах. Теперь в самом сельце пыль на кольцевой тропинке, тишь да гладь и смотрит рогатая луна в подслеповатые окна домишек. Закрыты пока на пудовый замок двери в избу - читальню. До утра…

Москва. 2019г.