Памяти брата Все равно напиши... Часть 2

Ольга Зарецкая
"Я тебя покину очень скоро … "   Вероника Тушнова

Вместе  со старым родительским буфетом  к нам на дачу переехали   Женины книги. Для его жены  они никакой ценности не представляли, а детей у него не было. Размазывая слезы по лицу, я перебирала  книги моего брата, как будто бы даже ощущая его присутствие рядом с собой.  Зачитанные книги и  потрепанные походные  блокноты с его записями,  песнями  и стихами - это все,  что осталось  от него.  В них душа моего неугомонного братца,  я  их выбросить  не могу.  Во многих книжках загнуты листки,  всегда ругала его за эту дурную привычку,  но он, увлекшись,  все равно таким образом отмечал  тронувшие его  душу моменты.

Веселый неисправимый оптимист, заядлый турист,  альпинист,  спелеолог, гитарист,  бард,  романтик и лирик   - таким  остался   Женя  в нашей памяти.
Интересы его разнообразны, классическая литература,  минералогия,  туризм,  альпинизм,   спелеология,  уфология,  бардовская песня.    Я аккуратно составляла его любимые книги на полки в маленьком деревенском домике.  Над некоторыми задумывалась надолго, вспоминая истории,  с ними связанные.

Вот сборник стихов Евгения Клячкина и воспоминания современников о нем. Мой Женя любил вспоминать историю о беседе Е. Клячкина  с корреспондентом.
Корр:  А как  Вы сочиняете песни?   К  Вам приходит Муза  или Вы высасываете их из пальца?
Е. Клячкин: Ко мне  приходит Муза,  и я  высасываю у нее  из пальца!

Моему братцу тоже были знакомы  такие встречи с Музой.  Он  тоже написал много песен про свои походы и  туристичекие  приключения,  никогда не расставался с гитарой. Шутил про себя:”Бард, широко известный в узких  кругах!”
Взгляд упал на  тонкий  сборник стихов  Вероники  Тушновой. На загнутой страничке читаю:

Не сули мне золотые горы, годы жизни доброй не сули.
Я тебя покину очень скоро по закону матери-земли.
Мне остались считанные весны, так уж дай на выбор, что хочу:
елки сизокрылые, да сосны, да березку - белую свечу.
 Подари веселую дворняжку, хриплых деревенских петухов,
мокрый ландыш, пыльную ромашку, смутное движение стихов.
День дождливый, темень ночи долгой, всплески, всхлипы, шорохи во тьме...
И сырых поленьев запах волглый тоже, тоже дай на память мне.
Не кори, что пожелала мало, не суди, что сердцем я робка.
Так уж получилось,- опоздала... Дай мне руку! Где твоя рука?

Тяжелая жестокая болезнь  быстро скрутила Женю,  не дав ему никакого выбора,  свою последнюю весну  он встретил на больничной койке. Он сам твердо верил, что выкарабкается и в нас,  надломленных  надвигающейся бедой, всеми силами старался вселить надежду.  Даже планировал  новые походы с  нашими подрастающими  внуками,  чтобы открыть им глаза на красоты родного Уральского  края,  “ елки сизокрылые, да сосны, да березку - белую свечу”. 

Мечтал еще выбраться в лесную сторожку,  где любил остаться один на пару деньков, со своей любимой гитарой,  книгами  и веселой дворняжкой, под треск  поленьев в печи ощутить  “ смутное движение стихов”.   “Душа должна уединиться, чтобы прислушаться к себе”.


 Это стихотворение  Вероники  Тушновой  тоже про него :

Шагаю хвойною опушкой, и улыбаюсь, и пою,
и жестяной помятой кружкой из родничка лесного пью.
И слушаю, как славка свищет, как зяблик ссорится с женой,
 и вижу гриб у корневища сквозь папоротник кружевной...
Но дело-то не в певчих птицах, не в роднике и не в грибе,-
душа должна уединиться, чтобы прислушаться к себе.
И раствориться в блеске этом, и слиться с этой синевой,
и стать самой теплом и светом, водой, и птицей, и травой,
живыми соками напиться, земную силу обрести,
 ведь ей века еще трудиться, тысячелетия расти.

Листаю  странички и явственно вижу,  как читал их мой  братик,  что он думал в свои последние дни. Эти тревожные думы он  делил только  с книгами,  никого не хотел огорчать. Его истерзанное  непереносимыми болями тело перестало подчиняться ему,  а   измученная душа не сдавалась,  упорно  считая,  что “ ей века еще трудиться, тысячелетия расти ”.   Ведь души не умирают,  наши ушедшие дорогие люди  живут в нашей памяти.

Вероника Михайловна Тушнова  скончалась в Москве 7 июля 1965 года от рака.  Это одно из последних ее стихотворений:

Я стою у открытой двери, я прощаюсь, я ухожу.
Ни во что уже не поверю,— все равно напиши, прошу!
Чтоб не мучиться поздней жалостью, от которой спасенья нет,
напиши мне письмо, пожалуйста, вперед на тысячу лет.
Не на будущее, так за прошлое, за упокой души,
напиши обо мне хорошее. Я уже умерла. Напиши!

Спустя пятьдесят лет ее строками ко мне обращается мой  любимый братик.

Я тоже напишу о тебе хорошее,   я очень постараюсь, мой родной!  Как мы помним и любим  тебя, как нам тебя не хватает!
 
Женя родился 10 декабря 1967 года.  Мне было 9 лет.  Помню, как мы с отцом  выбирали  братику имя.  Мне очень нравилась   трогательная песня тех лет  про девчонку,  по имени Женька.  И я  предложила назвать его Женей.  Родители согласились.  Потом отец шутил иногда,  что я назвала брата девчоночьим  именем!   

Я очень любила этого забавного смышлего малыша, много водилась с ним,   а он долго звал меня  няней.  Так научили его  мама и бабушка,   а  вредные мальчишки во дворе всегда потешались надо мной.  Я научила его читать в 4 года,  он ходил вместе со мной в детскую библиотеку и выбирал себе книжки.  Недоверчивые библиотекари  удивлялись,  когда он им читал и пересказывал  прочитанное,   умилялись над стихами,  которые он  декламировал  очень проникновенно. 

По его  настойчивой просьбе  в пять лет повела в музыкальную школу  учиться играть на баяне.  Не взяли,  сказали,  что маленький очень для баяна.
Но на следующий год приняли!

В школу в свой десятый класс я пошла со своим любимым первоклашкой!
А потом поступила в университет и уехала из дома на пять лет.  Мы очень скучали друг без друга.  На выходные я всегда рвалась домой,  привозила братику всякие подарки и вкусняшки,  рассказывала  о своей  интересной студенческой  жизни,  о хороших друзьях  и разнообразных  увлекательных событиях.  Женя радовал меня своими успехами в обычной и музыкальной школе.

Мой единственный завал в студенческие годы  случился с его участием.
Это был последний экзамен в летнюю сессию первого курса.  Высшую алгебру сдавали суровому профессору Старостину.  Я купила на этот день билеты в цирк и привезла с собой Женю,  чтобы сходить туда после экзамена.
Мама отговаривала,  но это был последний день гастролей  хорошего цирка и я  хотела порадовать брата на каникулах.   Зашла в аудиторию в числе первых,  поручив однокурсникам последить за братом.  Сессию я сдавала хорошо,  с автоматами по некоторым предметам,  даже без пересдач зачетов . Уже заканчивала писать ответы на вопросы,  как услышала беспокойные голоса ребят  в коридоре.
-А где этот  малой-то?
- Да тут был все время,  сестру ждал!
-Пойди поищи!
-Я заходить сейчас буду!
- Да найдется,  куда он денется! Сейчас Ольга выйдет,  пусть сама ищет!

Понятно, Женька утопал куда-то! Я подошла к профессору, чтобы отпроситься  найти брата и вернуться отвечать.  Я не знала,  что так делать нельзя!
-Давайте Вашу зачетку!
Я  растерянно подала. Он  вернул мне ее,  поставив жирный  “неуд” со словами  “Вы свободны”!
Даже не поняв толком, что произошло, выскочила из аудитории  и бросилась по извилистым коридорам искать брата,  несказанно удивив однокурсников своим завалом.   Нашла его возле какого-то яркого плаката,  который он внимательно изучал.   Поход в цирк был подпорчен этим происшествием, предстояло еще выслушать нотации родителей. Но брат был счастлив!

За пересдачу завала на экзамене  обычно больше  тройки не ставят. Строгий профессор написал  “хорошо”,  зачеркнув свой  “неуд  “,  и вернул мне зачетку со словами:” Можете ведь,  когда захотите!”   Это было даже забавно!  Ведь он  вообще  не посмотрел мой ответ,  когда закатил мне “неуд”!  Следуя совету  студенческого плаката:” Сдадим и пересдадим сессию в срок!”,  я  даже получала стипендию за этот семестр и,  как всегда, радовала брата подарками.

На  летнюю практику  я ездила   работать вожатой в пионерлагерь  в составе нашего вожатского стройотряда.  Мое детство тоже прошло в пионерских лагерях,  а вот Женя рос домашним  мальчиком, долгожданным любимым сыночком.   Я решила всерьез заняться его мужским  воспитанием. 
Очень много  рассказывала ему про мою работу пионервожатой,  про новых друзей, про походы, костры,  песни под гитару. Я тоже, как многие наши девочки-вожатые ,  выучила три популярных аккорда и мои пионеры распевали все песни под них!  Тогда гитара была  очень популярна.

Правда,  тот  местный лагерь был очень далек по комфорту от  моих пионерлагерей,  деревянные  постройки,  туалет и умывальник на улице,  но молодежная романтика и задор  скрасила все эти временные трудности.

После второго курса уговорила родителей  отпустить Женю  со мной в лагерь . Мне доверили старшеклассников,  а Женя попал в младший отряд к моей подруге. Это ему очень не понравилось, да и от лагерной жизни он был не в восторге.  Да он еще простыл и заболел там.  Недовольные родители быстро забрали его домой, удивляясь,  как мне вообще детей доверяют, за родным братом не смогла уследить!
Кто бы мог подумать,  что это изнеженный  мальчик станет настоящим туристом, исходившим множество дорог  и преодолевшим невероятные  трудности,  будет классно играть на гитаре  и писать песни.  Мои  старания в воспитании брата не прошли даром!

Вот эта Женина песня очень нравится мне, ее  поют его друзья-туристы, вспоминая  их совместные походы:

Когда я выйду из тайги,
Опять завьюжатся метели,
Я дома сброшу свой рюкзак,
Опять потянутся недели

И будет месяц в небо звать,
И будут звезды звонко плакать ,
Я буду тихо тосковать,
Я буду ждать тебя, тайга!

     Где костер по утрам разгоняет туман,
     Где болота и топи и дикий урман,
     Где мошка нервы жгет,  опадает кедрач,
     В топях клюква растет, где сухарь как калач
     Я буду ждать тебя, тайга!

Пускай пижамники в Сочах
Жуют миндали в ресторанах
И чешут кожу на пляжах,
И принимают грязи в ваннах,
Пускай флиртуют без жены,
Пускай любуются природой
И носят белые штаны
Им не понять тебя,  тайга !

      Где костер по утрам разгоняет туман,
     Где болота и топи и дикий урман,
     Где мошка нервы жгет,  опадает кедрач,
     В топях клюква растет, где сухарь как калач,
     Им не понять тебя,  тайга!
 

Мы помним  и любим тебя, Женя!   Очень-очень нам тебя не хватает, родной…

Нет,  ты не мог исчезнуть,
Пропасть на целый год,
Ты  победил болезни
И в свой ушел поход,
Там горные пороги
И сказочный  рассвет,
Ты далеко-далёко,
Там телефонов нет

Ворвешься в дом  уставший,
Веселый,  шебутной,
Костром насквозь пропахший,
С гитарой за спиной,
И Темка, с ног сбивая,
Стремглав к тебе летит,
Неугомонным лаем
Всех переполошит

Турист   неугомонный,
Ты с нами, ты живой,
И в книге телефонной
Как прежде  номер твой

Но, в рамку  обведенный,
Походный твой портрет,
Гитары зачехленной
Печальный силуэт...