Президент продолжение

Валент Филиппов
Мы  же  все  знаем,  о новейших  компьютерных  технологиях,  надо  просто  связаться  и  поговорить  по  телефону с  теми,  кто проявил  решимость, и  не  явился  на это  заседание.   Никто  не заметил,  как   на  сцене  появился Матрос Железняк, и  только  когда  он, басовито  откашлявшись, начал  произносить  речь,  все  глянули  на  трибуну,  возле  которой   стоял пулемет максим,  знакомый  всем по  кинофильмам о  революции. Тут  каждый  понял,  что  с  ними  не шутят.
–  Господа! – Произнес революционный  матрос и  в  сердцах  сплюнул на  паркет. – Господа,  как  я  отвык от  этого  обращения,  что  вам даже  не  понять  скольких  усилий  мне  стоит не расстрелять  здесь  в этом  зале, но  я  отпущу  вас  как только  вы утвердите  закон   представленный  вам  президентом,  другого  не дано, или  вы  единогласно  одобряете  самый  справедливый за  все  время  вашего  правления, закон,  и  уйдете  отсюда  с  миром, или все  поляжете  здесь.  Мне  не  привыкать уничтожать всякую  контру,  врагов  революции,  и врагов народа.
– Это  незаконно  и  несправедливо – Раздался  из  зала  чей-то  визгливый  голос.
– Незаконно  начислять  себе незаработанные  деньги,  незаконно  грабить государственную  казну,  незаконно вывозить  богатства  России к  нашим  извечным  врагам. Незаконно народ  России опускать  в  нищету. Так  что  помолчите,  господа хорошие,  и  делайте  то,  о  чем  вас  попросил  президент.

Угрюмо  разбредались  по  фракциям,  помощники  пытались  связаться  с  неявившимися  на  заседание представителями  народа. Им  сообщали  нечто  невразумительное  и  непонятное,   лица, сопровождавшие  пропавших  депутатов,  не  верили  в  то,  что  остались  без  кормильцев и  толком  ничего  не объясняли.
Семьи исчезнувших народных  избранников, находящиеся  на  ПМЖ  заграницей еще  не были  оповещены.

Иван  Васильевич угрюмо  смотрел   на  сидящих   в  различных  креслах  незнакомых  ему  людей.  Стараясь  на  взгляд  определить,  царского ли  они  роду племени и  по праву ли  находятся  в этой  палате. Незаметно,  дабы  не  уронить  достоинства озирался  по  сторонам,  желая  понять,  сильно  ли  изменилась  палата  за  его  отсутствие.  Изменилась,  но  в лучшую  сторону.  На лице  появилась легкая  улыбка  удовлетворения,  но  все  равно  его  беспокоили  сидящие  в  креслах  молчаливые  фигуры,  не  похожие  на  бояр. Иван  Васильевич  раздумывал: достойны  ли эти  люди  сидеть  в  его  присутствии,  и  если  они  расселись  тут,  то  кто  они?
Тишину  в  палате нарушил  густой,  ни  с чем  несравнимый голос:
 –  Все ли  собрались?
Неведомо  откуда  раздался более  нежный  голосок:
 –  Нет,  отец  наш,  не  все! Но  те кто радел  за  Русь  великую не жалея  живота  своего,  собрались. Не  изволили  явиться  полководцы,  отговорились  тем,   дескать  покуда не  война,    им в  совете   потребы  нет.
 А  мирные  дела  и внутренние неурядицы  пусть  цари  решаю,  таков  их  сказ  Батюшка.
 –  Правильное  разумение  у  полководцев,  не  следует  зря  оружием  бряцать  там, где  можно  беседой  и  добрым  словом  решить, как  нам быть  с внутренним  ворогом. Собрал  я  вас  здесь,  други  мои, в  самом  сердце  России в  Москве,  чтобы  вы на  нынешнюю Русь  из  центра  глянули и  уразумели,  что  делать  далее. Ибо  труды  ваши  тяжкие нынешнее  боярство решило уничтожить,  и  собранное   трудом  великим   вас  и  ваших  ратников,  пустить  на  распыл!  Что  скажешь  на это, Иван  Васильевич?
–   А почему это  сразу  я, пусть князь Киевский, Владимир  Красно  Солнышко выскажется. – Угрюмо  проговорил Иван  Грозный
– Не  выскажется  он.  Не скажет  он нам  ничего, бесы  вселились  в  его  головушку. Не досмотрели  мы,  а  его  давно лечить  следовало,  да  упустили  мы болезного. Где ж  это  видано,  основатель  Руси,  от  своего  детища  решил  отделиться,  как  Ливонец  несмышлёный.
Но  ничего,  погуляет,  покуражится, да  и  возвернется  в лоно России  матери. А  ты  Иван  Васильевич все же    слово  скажи.
– Мое  слово  крепкое не  в  моих правилах   зря  турусы  разводить. Я  давно   чуял  неладное меж  бояр,  вижу,  что  не  шибко  им хочется мошну  денежную для государевых дел  открывать.  На  войско  тратиться, и  казакам  первопроходцам денег  на  поход  давать.  Так  я   и  создал Опричнину, чтобы  смуту  выгрызали,  и  нечисть  из  Руси  выметали.  А  так бы  я  из-за  боярских смут,  Сибирь  без  внимания   и заботы  оставил. Казанское  ханство к  земле  русской  присоединил, и  Новгородцев  утихомирил. Был  бы  он  тогда  у  тевтонов  под  пятою. Уж  сильно  хотелось  тамошним  купчикам торговать   беспошлинно.
Мнение  у  меня  одно, и  никто  меня  в  обратном  не  переубедит. В  узде надо  держать   боярское  сословие,  все  они  норовят  с  царем  на  одну  лавку сесть. Не давать  им  воли,  чтобы  не  смели  они из  крестьян  кровь пить,  все до  последней  копейки  выжимать. Случись  война,  из  хилого мужика  хорошего  воина  не получится,  да  и земельку  хилый мужик  не  вспашет и  доброго  урожая  не вырастит. Вот  и  приходится   воровскому  племени бояр головы рубить. – Тяжело  вздохнув,  Иван  Васильевич  промолвил дале:
– Вот  за  это  и  нарекли  меня  Грозным, хотя  я  есть  собиратель  земель  и защитник  народа  от  ворога,  как  внешнего,  так  и внутреннего. Довели  бояре  крестьян,  что  они  стали  в  ватаги  сбиваться и   терема  боярские  громить. Дружина гридней  не  спасает,  против  оглобли,  сабелькой  особо  не  помашешь. Силен  мужик  Российский во  гневе!
После  моей  смерти, Шуйские  да  Годуновы,  дорвались  до  царства, и  уронили  мать Россию  в  смутное  время.  От  ливонских татей  не  смогли  оборониться, Лжедмитрия на  трон  пустили. И  ведь  не  бояре,  а  народ сбросили  Ливонцев  с  престола. Народное  ополчение вернуло  Русь на  круги  своя! В  веках  запомнили   россияне   имена  Минина  и  Пожарского
Лихо,  сдвинув  на  затылок шапку  Мономаха,  будто  это  не тяжелая  шапка  вся  усыпанная  каменьями драгоценными с  золотым  крестом  на  маковке,  а  легкая,  пляжная  панамка.  Иван  Васильевич,  блеснув  голубыми  очами, задорно  оглядел  присутствующих и  удобно  уселся  в  привычное  для его  сухопарой  фигуры,  резное  кресло.
Тут  в  Грановитой  палате,  под  каждым  из  присутствующих стояли    кресла,  разных  эпох  и  фасонов,  кресло  привычное  для  того  тела,  которое в  нем  располагалось. Каждый  из  присутствующих   чувствовал  себя   как  равный  среди  равных.
На  всю  палату раздался  голос крепкого мужика  в  простой  одежде,   сидящего  на  обычно  пеньке.  Голос не  был  грозным  басом и  не  звучал как  тоскливая  фистула, это был молодой баритон, который  казалось,  проникал  в  самую душу, и  заставлял  чувствовать  истину сказанного.
Все  присутствующие  обратили  внимание на  говорящего простолюдина. В  отличие  от  царственных  особ в  нем  не было   аристократической  изысканности, но  в  нем  воплощены стать  и  черты   простого  мужика крестьянина. Не  сказать,  что  он  богатырского  роста и  сложения, но  из  него  шла неведомая  сила. Все  в  нем  соразмерно,  кудри цвета  спелой  пшеницы  покрывали  голову,   небольшие  усы  и  бородка подчеркивали добрую  улыбку,  а  глаза   яркого   цвета  небесной  голубизны,  смотрели  в  душу  и  видели  даже  то,  что   прячут  от  любопытных  глаз. Нервные  пальцы  крутили,    как бы  играя  и  нежно  поглаживая  пастушью  дудочку. Казалось,  что  этот  парень, или  мужик в  простой  полотняной  рубахе-косоворотке, с   воротом расшитым  задорными  петухами,  сейчас  приложит  к  губам  дудочку и  мелодия  из   прошлых  веков окутает  волшебными  звуками    присутствующих  в  грановитой  палате. Кто находился  в  палате,  как-то  сразу  узнали  его.
Это же  один  из  Изгоев.  Их  троих,  родное  племя изгнало  из  первородного  леса.
Всеобщий  любимец женщин, Таргитай,  ничего  не  умеющий делать полезного,  кроме  игры  на  дудочке,  певец  и  музыкант,  но  обладающий  несокрушимой  силой любви  и  добра.
Именно  он  Таргитай  поставил  заключительную  точку в  борьбе с  вселенским  злом. Он  прогнал  с  лика  земли  в  тартарары поганую нечисть  во  главе  с их божеством «Ящером». Это  он после  победы  перековал    мечи  на  орала – это  он, Бог  Сварог заботится  состоянием  Руси.  Он собрал   в  сердце России  тех,  кто  принимал   участие в  собирательстве земель  Русских,  кто  из маленького Киевского  княжества,  создал  Российскую  империю.
И  вот  он  тут  в  грановитой палате Московского  кремля,   где происходили исторические встречи  и  принимались  решения,  сидит  на  пеньке старого  дуба,  неведомо  как  очутившегося  в   древней  палате.
Не  вставая  с  пенька Сварог  произнес:
–  Иван  Васильевич   сказал  свое слово,  его  опричнина,    принесла  ему страшную  славу, защитила  государство  от бояр  предателей,  от  бояр  угнетателей народа. Бояре  накладывали  на  подневольных  им  крестьян непомерные  тяготы. И  не  о  казне  они  радели,  а  собственном благоденствии. Кто  еще  хочет  сказать  о России,  други  мои?
Долго  не  раздумывая   стал  говорить, Пётр  Алексеевич Романов,  а  по-простому  Петр первый.
–  Если  кто  не  понимает, поясню, что  Русь  без  выхода в  моря  и  океаны,  останется  мелким,  никому  ненужным государством,  на  которое  будут  покушаться и зариться различные  колонизаторы,  живущие  мечтами  добраться до  Сибирских  богатств.
Мне  пришлось  переодеваться  в  мужицкое  платье,  работать  простым  работником  на  Голландских  верфях,  дабы  познать  науку  строительства кораблей.