Каждое время имеет характерные краски и запахи. В середине 70х на алюминиевом фоне преобладали багровые лозунги, и в подъездах пахло жареным хеком и мокрыми валенками.
Придя с военной службы, Вова Кутузов устроился на хладокомбинат грузчиком. Само по себе название «Кушелевка» не говорило ни о чём.
При царе горохе эти земли на окраине Петербурга принадлежали какому-то знатному вельможе, потом их скупил купец Кушелев, отсюда и название.
Теперь пригородная электричка пролетает Кушелевку без остановки.
И многие пассажиры, рассеянно глядя в окно, видят неказистые склады. Несколько позже количество складов поубавилось, и кое-где появились жилые дома. Между тем Кушелевский хладокомбинат, словно щупальца, распростирал крепкие объятия своих складов на несколько вёрст вокруг.
Любой мегаполис знаменит архитектурой и памятниками. Только без складов всё равно не обойтись, и чем больше складов, тем богаче и город.
Первый объект, куда попал Вова, была мойка консервов. Говяжья тушёнка произведена много лет назад, и когда подходил срок санитарной проверки, металлические банки пропускали через специальную мойку. Если банка от высокой температуры вспучивалась, её браковали, а к ровным банкам приклеивали этикетку и пускали в продажу.
Партия тушёнки, которая проходила мойку в момент, когда там появился Вова, датировалась 1942 годом. Об этом рассказал бригадир. Тембр его голоса сопровождался каким-то низким гудением, отчего собеседнику казалось, что бригадир сидит в железной бочке. К тому же бригадир являлся кандидатом в члены партии, и это обстоятельство придавало его фигуре значительности.
В свободные от партийной работы часы бригадир разъезжал в пространствах цеха на погрузчике. И представлялось, ездит не с конкретной целью, а для удовольствия, натурально танцуя на своём транспортном средстве.
Всего погрузчиков было два: вторым управлял хмурый кривоногий дядька похожий на Франкенштейна, как позже выяснилось, старший грузчик. Франкенштейн ездил одними зигзагами.
«Интересное дело, - думал Вова, - в 1942 в Ленинграде была блокада, люди голодали, а где-то в закромах лежали целые склады мяса!»
За длинным конвейером сидели полтора десятка женщин и приклеивали к банкам этикетки. В конце конвейера стояли рабочие с молотками в руках, которые заколачивали ящики с банками. Работа нехитрая и первые три часа непрерывного труда у конвейера пролетели быстро.
Оба рабочих, те, что с молотками, встретили Вову приветливо. Тот, что маленький и большеголовый, наверно сорокалетний, то и дело кричал куда-то вдаль, вызывая таинственного Колю, а во время перекура протянул руку:
- Лев Иваныч меня зовут!
- Как вратаря Яшина! – уточнил другой рабочий, лохматый и длинный.
Тот внимательно посмотрел в глаза и церемонно поклонился. Вова назвал свое имя и фамилию.
- Я так сразу и подумал, что набережная Кутузова названа в честь тебя! – усмехнулся лохматый.
- Почему это?
- Когда вошёл, по радио заиграли увертюру «1812 год».
Вова пожал плечами:
- Я на флоте служил.
- Интересное кино! – обрадовался он, - А я в авиации.
Лохматый помолчал, словно что-то припоминая, затем представился:
- Ной Ненастьев, актёр театра имени комиссара Ржевского, а Лев Иваныч у нас главный осветитель текущего момента.
- Какого комиссара? – растерялся Вова.
- Ржевского! – повторил Ной.
- Это он так шутит, – осклабился Лев Иваныч, - Я слесарь сборщик с Большевика.
А Ной спросил:
- В художественной самодеятельности участвуешь?
- Участвую! Играю в Гадком утёнке умирающего лебедя.
- Я так и знал!
- Почему знал?
- Потому что каждый фельдмаршал при отступлении исполняет танцы маленьких лебедей! Ной перешёл на громкий шёпот:
- Предупреждаю, нас теперь трое, и всё это добром не кончится!
- А при наступлении, что исполняет фельдмаршал? – спросил Вова.
- При наступлении он поёт Свадебный марш Мендельсона!
Ной никаким актёром не был, больше дурачился. Он демобилизовался раньше Вовы на полгода, действительно служил в авиации в подразделении укладчиков парашютов, и собирался в театральный институт.
- Нам доверен самый ответственный участок работы, постольку - поскольку партия и правительство денно и нощно осуществляют продовольственную программу! – сообщил бригадир, и от его гудящего голоса задрожали сложенные в штабеля консервные банки, на которых ещё не было этикеток. Наступил получасовой перекур, поэтому все рабочие уже вышли из цеха.
- То-то я не пойму, почему продукты исчезают с прилавков?! – пробормотал Ной и шепнул Вове на ухо:
- Обрати внимание на его глаза...
- Пьяный?
- Нет, не пьяный, просто косой, вероятно с рождения, а ездит на погрузчике.
Вова осторожно оглядел бригадира, и пришёл к неутешительному выводу, что его выпуклые водянистые глаза, словно у рака, смотрят в разные стороны.
- Говорите, пришли к нам по комсомольскому набору, постольку - поскольку недавно демобилизовались? – бригадир обращался непонятно к кому, один его глаз смотрел на вентиляционную трубу, другой на Льва Иваныча.
- Я демобилизовался 20 лет назад?! – Лев Иваныч хмыкнул и пожал плечами, а Ной скосил глаза к носу.
- Я не про вас, – бригадир взял Вову под руку:
- Вы в каком полку служили?
- Вообще-то я служил не в полку, а в дивизионе малых ракетных кораблей, - пробормотал Вова, а бригадир, не давая опомниться, отчеканил:
- Всё что создано народом, должно быть надёжно защищено ракетными кораблями, постольку - поскольку имеет неслыханную ценность!
«Может ненормальный»? – подумал Вова.
- Во-во! Ыменно што зашышшено, Ыменно што! – согласился Франкенштейн, шумно перемешивающий костяшки домино.
- И ракетными подводными лодками! – добавил бригадир.
- Ну, што, зашшытники и полузашшытники, сгоняем в козла? – предложил Франкенштейн.
- Предпочитаю партию в бридж, - заметил Ной.
- Типишный полузашшытник! Вот и я шшытаю, што фамилия Дробиндраната Кагора уж больно похожа на японскую мать!
- А на какой интерес? - спросил Лев Иваныч, садясь за стол и беря кости.
- Ишшь ты, интерэс ему подавай. На пиво, дык!
После работы Лев Иваныч спросил:
- Ну, куда пойдём: на Первый Муринский или на Александра Матросова?
- А что там? – спросил Вова.
- Место встречи выпускников ВГИК, - ухмыльнулся Ной. Он двумя пальцами потеребил воротник и обшлага на Вовином бушлате, словно проверяя качество ткани.
- Дашь сфотографироваться?
- Надо обязательно отметить знакомство по рабочей традиции, - уточнил Лев Иваныч, - А как же иначе?
Они пошли к пивным ларькам, что находились на улице Александра Матросова, где после работы собирался окрестный гегемон. Несмотря на холод и моросящий дождь, вокруг полудюжины пивных ларьков толпились более сотни человек. А перед праздниками или в дни получки это количество вырастало в арифметической прогрессии. Ной в величественном жесте вскинул правую руку и воскликнул:
- Друзья мои, на празднике народном
Помянем тех, кто пал в краю холодном!
- Твои стихи? – спросил Лев Иванович.
- Если бы! - вздохнул Ной, - Когда б я так писал, работал бы грузчиком? Хотя у автора этих стихов тоже незавидная судьба…
- Спился? – Лев Иваныч шмыгнул носом.
- Хуже, - ответил Ной.
- Убили на дуэли или зарезали в подворотне?
Ной пояснил:
- В лагере просидел не за что 10 лет.
- Не за что не бывает, - Лев Иваныч махнул рукой.
- Ещё и как бывает! – вставил свои пять копеек Вова, - У нас в доме жил мужик, который отсидел 3 года не за что, а потом сбежал – хотел узнать, за что же его посадили, а когда поймали, ему ещё 5 добавили за побег.
- А говоришь «не за что»?! – Лев Иваныч натянул по плотнее кепку.
- У этого поэта ещё были такие стихи:
«Из-за облака сирена
Ножку выставила вниз,
Людоед у джентльмена
Неприличное отгрыз…
- А я знаю, кто это! – обрадовался Вова, - Это Николай Заболоцкий, у меня дома есть его книжка с автографом.
- Ври больше! – крикнул Ной, - Заболоцкий давно умер.
- И ничего не вру, моя мама, когда была студенткой, однажды оказалась на вечере поэзии, там выступал Заболоцкий, купила его книжку и взяла автограф.
- А, ну тогда ладно.
Они взяли подогретого пива, и Лев Иваныч достал из-за пазухи маленькую.
- По рабочей традиции.
Ной снял шапку и громко процитировал стихи о Льве Яшине:
«Да, сегодня я в порядке, не иначе;
Надрываются в восторге москвичи,
Я спокойно прерываю передачи,
И вытаскиваю мёртвые мячи!»
- Евтушенко? – спросил Лев Иваныч.
- Бери выше, - усмехнулся Ной.
- Роберт Рождественский?
- Хм.
- Тогда не знаю, - Лев Иваныч махнул рукой.
- Высоцкий, дядя!
Они выпили и Вова спросил:
- Сколько сейчас стоят джинсы?
- Смотря у кого брать, - Ной отхлебнул из кружки, - У спекулянтов 160-180 рэ, в зависимости от фирмы, а у иностранцев можно достать дешевле, рублей за 120, но это сложнее.
- Фарцовка – дело опасное, - заметил Лев Иваныч.
- Могут посадить? – спросил Вова.
- Посадить, не посадят, но оштрафуют и на работу сообщат, короче огребёшь по полной программе.
- И уже никогда не выйдешь в старшие грузчики! – добавил Ной.
- Больше месяца надо пахать, чтобы заработать на джинсы, - вздохнул Вова.
- А на такой пахоте, как у нас только здоровье угробишь, - ответил Ной, было заметно, что он слегка окосел,- Надо идти в Метрострой.
- А в Метрострое не угробишь? – усмехнулся Вова.
- Тоже угробишь, но со смыслом, там зарплата гораздо больше. Зато и перспективы вырисовываются, может, комнату хотя бы дадут. А здесь только пинка под зад вместо государственной премии.
- А как же театральный институт?
- Да кому он нужен, твой театральный?
- Почему это «мой»? Я в театральный не собираюсь.
- Надо поступать во ВГИК! На режиссёрский, а для этого надо знать жизнь, а узнав жизнь, крепко встать на ноги, в финансовом, разумеется, смысле.
В конце недели Франкенштейн, сделав крутой зигзаг, наехал Ною на ногу. Хорошо ещё нога была в кирзовом сапоге. Правда, в стопе что-то хрустнуло. Вова заметил, что глаза у Франкенштейна тоже косят в разные стороны, правда, не постоянно, а время от времени. Здесь все что ли, кто управляют погрузчиками, косые?
- Што ж ты, полузашшытник, не видел што я еду? – заорал Франкенштейн.
- Если пойдёте в травмпункт, не говорите, что вам на ногу наехали, постольку - поскольку у комбината возникнут серьёзные неприятности! – обеспокоился бригадир, - Лучше скажите, что самопроизвольно упали с лестницы!
- Как это самопроизвольно? – вздрогнул Вова.
- Ага, так и скажу, что выпал прямо из окна, постольку - поскольку в дымину пьяный был! – кривясь от боли, прошипел Ной.
- С пьянством на производстве ведётся решительная борьба! – напомнил бригадир. – Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев на 26 съезде КПСС объявил пьянству бой прямо с трибуны!
- Вот сука! – прошипел Ной.
- Кто сука? – насторожился бригадир.
- Франкенштейн ваш косоглазый, вот кто: не видит, куда едет.
- Забота о здоровье трудящихся является нашей первоочередной задачей! – бригадир озабоченно посмотрел по сторонам. Затем выпрямился, и, словно Чапаев, шашки и бурки только не было, стремительно вскочил на погрузчик. – Постольку - поскольку в нашей стране лучшая в мире медицина!
- Оно и видно!
Нога у Ноя опухла, и они с Вовой отправились в травмпункт. Пока Ноя осматривал доктор, Вова разговорился с глазастой медсестрой. Она оказалась студентка медучилища, проходящая практику.
- Пойдём в субботу куда-нибудь? – предложил Вова.
- В кунсткамеру! – девушка улыбнулась ровными зубками.
- Зачем ещё?
- Ну как же: на других посмотреть и себя показать.
- Можно и посмотреть.
- А потом в планетарий! Найдёшь обратную сторону луны?
- Наверно сумею.
- Меня зовут Лёка, - девушка протянула тонкую ладошку.
- А меня Вова.
- Ты случайно не из отряда космонавтов?
- Он из отряда водолазов! - сказал Ной, вышедший прихрамывая от доктора. Перелома к счастью не оказалось, только сильный ушиб, - Вы ещё не читали самую последнюю повесть Хемингуэя?
- «Старик и море» что ли? – усмехнулась Лёка, - Теперь я поняла, почему он у вас такой сообразительный!
- В смысле? – покраснел Вова.
- В смысле, как молодой дельфин!
Вечером с Лёкой сходили в кино. Затем в субботу – снова в кино. Оказалось, Лёка живёт недалеко от него – всего-то в четырёх трамвайных остановках.
В воскресенье надо было уединиться, но ни у него, ни у неё было нельзя.
Выручил Ной: его родители были музыканты и укатили на гастроли, поэтому можно было оторваться у него прямо с утра. Правда, для Ноя требовалась девушка.
- Так мы ему девушку найдём! – сказала Лёка.
Собственно, девушка тотчас и нашлась в лице её подруги Тины, с которой они проходили практику в травмпункте. Тина была рыжеволосой хохотуньей, и легко приняла предложение.
Они встретились морозным ноябрьским утром возле метро «Лесная».
На автобусе ехали всё утро, и ещё пришлось идти потом пешком полдня до дома, где жил Ной. Обе девушки в почти одинаковых мохеровых шапочках напоминавших чепчики, и зимних пальто с вздёрнутыми вверх плечами, которые они ловко скинули в прихожей, словно царевны лягушки кожу, сразу превратившись в нарядных барышень.
Ной нашёл у отца спирт и развёл клубничным вареньем. Получилась какая-то розовая бурда, нечто вроде уценённого ликёра, наподобие пыльного мешка бьющая по мозгам. Закусывали пирожными, которые привезли девушки.
Ной с малых лет сочинял стихи, сначала это было про погоду, потом про природу, потом про облака, затем обо всём на свете. Он встретил своих гостей неожиданными строками:
- А я набью покрепче трубку,
И чтоб семь футов мне под киль,
Но с роду не надену юбку,
Когда б она звалась и килт!
Девушки застыли от неожиданности, и Ной закруглился:
- Ведь в Барнауле и Плоешти,
Париже, Осло, в Хельсинки,
Йошкар-Оле и Будапеште
Не носят юбки мужики!
Когда усаживались за стол, Ной, глядя на пирожные, испуганно спросил:
- Что это?!
- Пирожные бизе, - хохотнула Тина.
- А под бизе что?! – Ной выпучил глаза.
- Под бизе крем.
- А под Бизе должна быть Кармен!
Ной включил музыку, и стали танцевать. Потихоньку Вова и Лёка уединились в соседней комнате.
- У тебя давно не было женщины? – спросила Лёка. Вова почувствовал, как кровь хлынула к лицу:
- Как демобилизовался, не было.
- Или вообще ещё мальчик? Дрожишь от страха, а вдруг не получится?
Она разделась раньше него, у неё была маленькая грудь и белая кожа, которая казалась ещё белее на фоне тёмных волос, крупными локонами падающих на плечи. Пристально посмотрела в глаза, прижалась бёдрами, прикоснулась рукой.
- Зачем много пил?
- Не знаю, для храбрости.
- Храбрец…
«Может она проститутка, раз так умеет?»
Из комнаты Ноя доносились стихи:
- Вы сидели на диване, походили на портрет,
Молча я сжимал в кармане леденящий пистолет!
«Интересно, чьи это стихи?» - мелькнуло в голове.
- Смешной у тебя друг… на артиста похож.
- А он артист и есть.
- Зачем много пил?!
- Для храбрости.
- Храбрец!
- Расположен книзу дулом, сквозь карман он мог стрелять, - чеканил в соседней комнате Ной, - Я всё думал, думал, думал: убивать - не убивать?
- У нас тоже трудности! Может тебя убить? - Лёка вздохнула и посмотрела на потолок, можно подумать, там была написана подсказка.
- Просто я резко нажал на газ, а ты давила на тормоз!
Вова протрезвел и вдруг успокоился, лёг на бок и стал шептать ей на ухо нежные слова. Эти слова выскакивали как-то сами по себе. Она закрыла глаза и улыбалась краешками губ. Затем прижалась. Несмотря на полумрак, её глаза так сияли, что казалось, освещали всю комнату.
«Обычно, когда это происходит, они закрывают глаза, а она улыбается…»
- У тебя есть кто-нибудь? – спросил Вова. Лёка лежала, заложив белые руки за голову.
- Для тебя это имеет значение?
Он кивнул.
- Если будешь каждый раз напиваться, это не будет иметь никакого значения!
- Выстрел, гром, сверкнуло пламя,
Ничего уже не жаль;
Я лежал к дверям ногами
Элегантный как рояль!
- Это стихи Хармса?
- Это стихи Геннадия Шпаликова.
- Который сочинил «Я шагаю по Москве»?
- Именно.
- Интересно.
Ной потом удивлялся:
- Представляешь, Тина, оказывается, парня из армии ждёт!
- Не понял?! – остолбенел Вова. – Вы с ней не того? Только стихи читали, в смысле ничего не было?
- Ещё и как было! Причём, по мере нарастания сексуального поединка, Тина проводила всё новые и новые эротические приёмы.
- Как в дзюдо или самбо! - хмыкнул Вова.
- А твоя, что, не проводила?
- В смысле?
- Приёмы?
Вова не знал, что ответить, а Ной его и не слушал.
- Я уж было подумал, что вот она, судьба, типа того, такая темпераментная хохотунья. А парня всё равно ждёт. Спрашивала, что ему можно в армию послать. И вообще, говорит, сильно соскучилась, и собирается к нему в Заполярье. А твоя?
- Лёка? Нет, никаких запрещённых приёмов не было, и никого не ждёт, говорит, что… и вообще, раньше собиралась замуж за одноклассника. Но теперь уже не собирается.
- О, женщины, вам имя вероломство!
Весь хладокомбинат окружал высоченный забор с мотками колючей проволоки. Однако от воровства это не спасало, очевидцы рассказывали, что иной раз через этот забор перелетали куриные окорока и даже небольшие бараньи туши. А солёную красную рыбу некоторые грузчики выносили в длинных полиэтиленовых пакетах, вероятно специально сшитых, обвязавшись рыбой вокруг пояса.
Льва Иваныча откомандировали с Большевика полтора месяца назад, платили ему, как слесарю, по среднему, и он рассказывал, что тащат со склада всё подряд: и мясо, и рыбу и консервы. И ничего не боятся.
- В русском языке нет слова «несун»! – то и дело повторял бригадир на пятиминутке, - Постольку - поскольку есть слово «вор». Поэтому партия и правительство объявили нешуточную войну этому позорному для светлого будущего явлению!
- Нысуны – нысуны и есть! – добавлял Франкенштейн.
- Дать бы тебе, модаку, пяткой в лоб! – бормотал Ной, - Как думаешь, если разбежаться и врезать Франкенштейну пяткой в лоб - устоит? – спрашивал он Вову.
- Рабочему человеку воровать незачем, - ворчал Лев Иваныч, - Рабочий человек зарабатывает своим трудом.
- Правильно, товарищ токарь с Кировского! Так оно и есть! – бригадир отдуплился, и подскочил на месте.
- Я слесарь! – поправлял Лев Иваныч, - Слесарь-механосборщик! И не с Кировского, а с Обуховского!
- Вот и именно что, вот и именно что! Постольку – поскольку и Кировский, и Обуховский, то есть Большевик, – это заводы с крепкими пролетарскими традициями!
- Вот и ыменно што! – подхватил Франкенштейн, - Ыменно!
- Кто не знает про Обуховскую оборону? – продолжал бригадир, - Все знают! - Кто не слышал про героизм рабочих Путиловского? Все слышали!
- Ыменно што!
- Дать бы тебе бревном по башке…
- А пяткой в лоб?
- Нет, сначала бревном, а потом можно и пяткой.
- Зачем мы вообще ходим на эту коллегию грузчиков, если нас никогда не ставят на погрузку мяса? – спросил Ной у бригадира, коллегией грузчиков он называл выдачу нарядов в начале смены.
- Это самый серьёзный участок работы! – пояснил бригадир, - Самый важный! Постольку - поскольку на него мы отправляем самых опытных и ответственных наших товарищей.
- То-то я погляжу, что после вчерашнего, - Ной кивнул на Франкенштейна, - У ответственных товарищей сплошь сизые и одухотворённые лица!
- Не надо переходить на личности! – бригадир задумался, потом, правда, вспомнил, - Постольку - поскольку единица ноль, единица вздор, голос единицы тоньше писка!
- Кто её услышит? – добавил Ной, - Разве жена, и то, не на базаре, а близко!
- Тут мафия, и всюду твёрдая такса, - пояснил Лев Иваныч, - Грузчикам даёт водитель, чтобы погрузили хорошего мяса, и в случае чего закрыли бы глаза на то, что вывозит лишку, грузчики, в свою очередь, дают нормировщице.
- А нормировщица кому даёт? – спросил Вова.
- Нормировщица даёт, кому надо! – скривился Ной.
- Товарищ, вы что-то хотели спросить? – бригадир шёл впереди и мог всё слышать.
- Ага! – отозвался Ной, - Мы тут собираемся на рыбалку, и я хотел выяснить, какая чешуя у плотвы?
- Понимаете, молодой человек… - бригадир посмотрел куда-то вдаль, затем отчеканил:
- Коммунизм, молодой человек, это молодость мира, постольку - поскольку его возводить молодым!
Когда бригадир отошёл, Ной проворчал:
- Я думал, что устроился на хладокомбинат, а оказалось, что попал в сумасшедший дом.
- Обрати внимание на этого деятеля, - во время обеда сказал Ной, кивнув на одного мужика, сидящего за соседним столиком. Лев Иваныч в этот момент куда-то отлучился, - Это водитель, я его давно приметил, он возит в кузове специальные металлические бруски.
- Для чего? – спросил Вова.
- Хм… - Ной сделал гримасу, - Перед контрольным взвешиванием водила кладёт груз, вот такие бруски в потайном месте кузова. А после взвешивания прячет их где-то на территории комбината. Если увозит лишний центнер мяса, представляешь, какой навар? Грузчики за хорошее мясо получают четвертной, нормировщица тоже в доле.
- Нам на погрузку мяса не попасть, - вздохнул Вова.
- Можно стырить ворованное мясо и продать самим! – предложил Ной.
- Получится, как будто вор у вора дубинку украл! – усмехнулся Вова. – Нет уж!
- Попробовать то можно! А то, что: пусть другие жируют, а мы будем палец сосать? А ты, между прочим, джинсы хотел купить, да и Лёке своей наверно что-нибудь хочешь подарить?
- Ну, а как стыришь? Куда продашь?!
- Ещё не знаю. Попробуем за ним проследить, надо посмотреть, где он прячет свои бруски.
Через неделю, когда они шли с работы, недалеко от метро Площадь мужества, пересекая широкий двор, заметили знакомый газон. За час до этого они видели, как машина загрузилась мясом под самую завязку, и за такое короткое время разгрузиться ещё не могла. Водителя в кабине не было. Ной вскочил на подножку.
- Слушай, фельдмаршал, сейчас или никогда!
Ной дернул за ручку двери и та подалась.
- Да как мы поедем, ключей ведь нет?! – прошептал Вова.
- Только не надо переживать! – Ной пошарил в бардачке, отомкнул какую-то крышку, вытащил несколько проводов и нужные соединил напрямую, от чего машина вдруг завелась.
- Как это? – испугался Вова.
- Учись, матрос, пока я жив!
- Ты умеешь водить?!
- Курсы закончил ещё до армии, пару месяцев даже возил командира авиаполка.
- Куда ж мы это мясо денем?!
- Ещё не знаю, главное процесс, а результат подскажет ситуация.
Фургон, неровно дёргаясь, всё же тронулся с места, проехал по улице, повернул за угол, потом ещё за угол, и, оказался на широкой дороге, которая была Гражданским проспектом. В колонне машин Ной почувствовал себя увереннее, и грузовик набрал скорость. Затем свернул на проспект Науки, куда-то ещё, стал разворачиваться и машина заглохла. Ной глухо выругался.
- Смотри! – Вова кивнул на противоположную сторону улицы, там стоял постовой, который распекал водителя легковушки.
- Валим? – спросил Вова.
- Погоди, - Ной сделал ещё несколько попыток завести машину, чем привлёк внимание милиционера. Тот отпустил легковушку и направился к ним.
- Ваши права и документы на машину?
Ной пошарил в бардачке, похлопал себя по карманам, делая вид, что ищет документы.
- Так, документов нет?
- Не знаю, куда-то положил…
- Откройте фургон.
- Зачем это?
- Откройте! – повторил милиционер, - Может, вы вместо мяса боеприпасы возите?
- Боеприпасы не возим!
- Открывайте!
- Куда-то делся ключ от замка…
- Всё ясно, машину вы угнали. Я вас задерживаю! - добавил постовой и по рации вызвал наряд.
- Зачем угнали грузовик с мясом? – спросил капитан, когда их доставили в ближайшее отделение милиции.
- Мы хотели помочь… - пожал плечами Ной.
- Кому это хотели помочь?!
- Милиции, то есть вам.
- Помощнички… Теперь получите по 5 лет.
- Мы же хотели помочь!
- Интересно, каким это способом? Путём угона государственной собственности?
- Да, потому что мы видели, как шофёр этой машины вывез почти центнер лишнего мяса!
- Ещё чего выдумаете?
- И ничего не выдумываем, а видели сами!
Вова сидел, зажав руками голову, и молчал.
- Ладно, вот бумага и ручка, пишите.
- Что писать?
- Пишите, как всё было.
Капитан какое-то время походил по кабинету и вышел.
От волнения Вова весь взмок, и совершенно не знал, что писать.
- Вот вляпались!
- Давай напишем так, - стал подсказывать Ной, - Мол, давно следили за машиной, и знали, что водитель ворует мясо. И вышло так, что пришлось эту машину угнать.
- Так за угон статья?!
- Ну, да, ну, да… про угон тогда вообще не будем упоминать. Тогда напишем, что решили доставить машину в милицию, но не знали, в какое надо отделение, поэтому поехали в отделение, которое на станции Ручьи…
Открылась дверь, и вернулся капитан, а с ним какой-то человек в сером костюме. Они не сразу и поняли, что это Лев Иваныч, потому что он выглядел довольно непривычно.
«А его-то за что?!» - остолбенел Вова, когда, наконец, вышел из оцепенения.
- Оба-на! – выдохнул Ной.
Лев Иваныч усмехнулся:
- Ну, что Робин Гуды, попались?
- Я что-то не понял?.. – Ной вытянулся в лице.
- А что тут понимать? – Лев Иваныч продолжал улыбаться, - Мы третий месяц раскручиваем дело о хищениях с хладокомбината, не хватало одного звена, а вы нам своей самодеятельностью неожиданно помогли! Водитель грузовика с ворованным мясом, когда мы, с вашей подсказкой, ему сели на хвост, почуял неладное и смылся, испарился, только его и видели.
- Вроде того… - робко сказал Ной, - Мы так и хотели...
А Вова недоумевал: «Да чем мы помогли то?!» Однако помалкивал.
- Вы же нашли его машину? – повторил Лев Иваныч, - Нашли! Только немного поторопились, надо сперва было в милицию позвонить, а вы решили её сами доставить к нам.
- Так вы не слесарь? – очнулся, наконец, Вова.
- Слесарем был в молодости, а сейчас майор ОБХСС. Короче, пойдёте, как общественные помощники милиции.
Ной и Вова переглянулись.
- Типа, дружинники?
- Ну, да!
- Да мы, собственно, и не возражаем…
- Тогда пишите под мою диктовку…
Они долго и старательно выводили на бумаге текст, продиктованный Львом Иванычем, и выходило, что они сотрудничают с милицией уже более месяца.
- Ладно, теперь идите домой, но никому ни звука.
- А с работой как быть?
- А что с работой? Завтра на комбинате и увидимся, дело то ещё не закончено.
- Да здравствует свобода! – выкрикнул Ной, когда они очутились на улице. Вова в ответ пожал плечами:
- Сотрудничать с милицией наверно всё-таки лучше, чем за решёткой прохлаждаться.
- В наши-то годы! – Ной хлопнул его по плечу, - Ну, что, по пивку? Или может, сразу бутылку возьмём, чтоб отметить чудесное освобождение?
- Давай завтра, вечером договорились встретиться с Лёкой, а какое может быть свидание на нетрезвую голову?
- Ну, ладно, завтра, так завтра...