Безумцы на эшафоте трагикомедия (Павел Ондрин) / Проза.ру

            Павел Ондрин



            «Безумцы на эшафоте».
            (трагикомедия)

Действующие лица:

Георг – палач, крепкий мужчина за 40 лет.
Мартин – сын палача, 21 год.
Бертран – розовощекий монах, (ровесник Георга).
Фрэя – дочь могильщика, девушка альбинос, 17 лет.
Перышко – просто куриное, очень легкое перо.

            Первый акт.

Идет репетиция пьесы, действие которой происходит в середине лета и очень похоже, что в средние века, в одном из европейских городков. На сцене внутренняя часть стены католического храма, справа, рядом с входной дверью старая скамья для молитвы, рассчитанная только на одного человека - палача. Слева, наверху небольшое, арочное окно, со стеклянной, цветной мозаикой, вернее тем, что от неё осталось – окно разбито. Сквозь него проникают лучи заходящего солнца, озаряя каменный пол, скамью и урну со святой водой, ещё пару длинных молельных скамей для всех прихожан, остальное пропадает в темноте. На одинокой скамье сидит Георг, голова его опущена, из темноты храма доносится шипение жареного мяса и бульканье разливаемого в бокалы вина.

(звучат редкие аккорды атмосферной театральной музыки)

Бертран: Будь проклят этот городок с его сливовым вином, кислятина ужасная.
         Полно же всякой ягоды и в лесу, и в садах, так нет, на нашем рынке
         одна только сливовица. Хорошо ещё, что тебе не приходиться за неё
         платить. А,что за мясо тебе сегодня подсунули? Это баранина? Тебе с
         кровью, Георг?
Георг:    Не надо с кровью. Мартин так не любит.
Бертран: (выходит, обращается в зал) Простите, конечно, дорогой наш режиссер,
         но всё так и будет?

            (Музыка обрывается, Георг устало поднимает голову и обречённо
            смотрит на Бертрана).

Бертран Я дико извиняюсь, конечно, что прерываю репетицию, но как в этом
         играть? Тут кто-нибудь понимает, что через три дня премьера? Вот это
         всё? (показывает на свой костюм и декорации) И вот это,и всё вот это,
         похоже на средние века. Это что, окно в храме? А это, скамьи для
         молитвы? Кто нам поверит? (пауза)Я, конечно, не большой специалист в
         истории веков и костюмов, но я не первый год в театре. Я понимаю, что
         вы хотите. Что бы всё было условно,
         так сказать, игрово. Но, по-моему, всё это хрень собачья. (пауза)
         Вам, конечно, виднее оттуда. Ну, может, когда по сцене расставят
         ваши любимые горшочки с растениями, всё как-то оживет? Может опять
         тряпочки кругом навесим красивенько?А, чего мы тогда, просто на
         стульчиках не играем, как на читках?

            (Георг предупредительно кашляет, Бертран Георгу в полголоса)
         Извини,брат, действительно, кому это я…? Ты прав, раньше сядем, раньше
         выйдем.(режиссёру) Извините, ради Бога, это всё нервы. Прошу прощения.
         Можно,я ещё раз начну?
      (пауза) (Бертран скрывается за кулисами, Георг послушно опускает
         голову, заново звучит музыка, голос Бертрана из темноты)
Бертран: Будь проклят этот городок с его сливовым вином, кислятина ужасная.
         Полно же всякой ягоды и в лесу, и в садах, так нет, на нашем рынке
         одна только сливовица. Хорошо ещё, что тебе не приходиться за неё
         платить. А,что за мясо тебе сегодня подсунули? Это баранина? Тебе с
         кровью, Георг?
Георг:    Не надо с кровью. Мартин так не любит.
Георг: (актер, осветителю, в пол голоса) Макс, давай дыши, светом. Ты видишь,
         атмосфера задышала, а ты замер.
Бертран: (играет) Он не был на исповеди наш ангелочек, ты знал? Хочешь об этом
            поговорить? (пауза) Впрочем, ты с самого утра был со мною
            немногословен, я бы даже сказал, совсем, молчалив. (пауза) Я
            чем-то тебя обидел? Нет, если тебе кажется, что сказать
            господу только одно слово «грешен», это необходимо, но и
            достаточно, что ж, твоё право, но разве это
            исповедь, Георг? Разве, наши с ним уши не достойны большей
            откровенности?
            (музыка смолкает)
Георг:          Прости. (актер, сам себе, тихонько) Нет, не так. Может
            просипеть…(пробует сипло) Прости. (за кулисы артисту Бертрану)
            Как?
Бертран:       (актер шепотом, из-за кулис, артисту) Второе прости, прям в
            яблочко.
            (Бертран появляется в фартуке, со свертком и двумя бокалами
            вина)
            Ну, вот, наконец-то, ты выдавил ещё одно желанное для господа
            слово. Возьми, я к мясу положил базилик и две ещё теплые
            лепёшки. (Георг поднимает голову) На ужин, вам, с Мартином, в
            самый раз будет.
Георг:          (так же сипло) Спасибо.
Бертран:       (актер, актёру) Супер…чувствуешь, мы нащупали…
            (играет) Да, спасибо, господи, что даешь нам, грешным,
            хлеб насущный. Да, не оскудеет рука твоя. А, теперь, мой милый
            друг,протяни мне свою руку, возьми бокал, мы причастимся и
            ты мне, наконец, расскажешь, в чём я провинился.
            (пауза, Бертран испуганно достает из кармана текст, убеждается,
            что всё сказал и прячет текст обратно) Нет? (пауза)
Георг:          Дело не в тебе, Бертран.
Бертран:          А в ком? В Мартине? В его девице? Она беременна?
Георг:          Нет.
Бертран:          Слава Богу. Что за день сегодня такой? Её мать, сегодня, на
            исповеди, промычала что-то не вразумительное и была так же
            бледна, как её дочь поганка, прости Господи. Вот, прямо, белее
            молока. Совсем как наша Аннушка, помнишь? Перед тем, как ей
            разродиться . (пауза)
            Извини, как ты можешь это забыть.
            Глаза её, в последний момент стали, такими невыносимо
            красивыми и…неподвижными, что показалось она, в саму секунду
            смерти,увидела ангела. И этот ангел, вдруг, заплакал устами
            младенца. Заплакал так горько, по ней, по нам, по нашей
            будущей жизни без неё.
Георг:          Еще слово и я откручу тебе башку. Сколько ты за день выпил,
            две бутылки, три? Мартин сказал, что ты и вчера был в ударе,
            весело службу отвёл.
Бертран:          Георг, не начинай… и не приплетай сюда нашего сына..
Георг:          Я сказал, закрой рот. Моего сына! Моего! Или ты хочешь, чтобы
            из-за твоего поганого языка, у него были проблемы? И сними
            уже этот фартук,не будь бабой.
Бертран:       (актер, режиссеру в зал) Слушайте, шеф, может мне правда мне
            другой фартук сшить? Такой с оборками, ну чтоб понятно было,
            почему он меня бабой…
Георг:          (актер, тихо, сквозь зубы, актеру) Слушай, не зли его, играй,
            а то мы опять на первом акте застрянем до полуночи. Ты и так
            копия бабы.
Бертран:       (актер, актёру) Я? Я копия?
Георг:          (актёр, актеру) Вот. Хорошо сейчас завёлся. Играй…
Бертран          Хорошо, Георг… Хорошо! Передай Мартину привет от дяди
            Бертрана. Не забудешь? Я ему тут сладостей положил, но всё
            сразу не давай, у него прекрасные зубы, прямо как у тебя,
            видимо это наследственное. По чуть-чуть, не забудешь? Дверь
            как будешь уходить, на щеколду, ты знаешь. Ой, действительно,
            чуть в фартуке на площадь не вышел, вот бы ребятишек
            повеселил. Окно вот вчера разбили, во что они интересно
            играли… Что ж. Оставайся с Богом, Георг. (выходит)
Георг:          (опускает голову) Прости.
Бертран:       (врывается) Прости? Ты думаешь этого достаточно? Даже если твоё
            «прости» предназначалось, сейчас не мне, а Ему, думаешь, этого
            достаточно? Думаешь, я не вижу, что с тобой что-то
            происходит?
            Думаешь,…что я…думаешь мне…
            На самом деле, я не знаю, о чём ты думаешь и думаешь ли
            вообще!Обычно, мысли рождают хоть какие-то эмоции, а где они,
            твои эмоции? Где, я спрашиваю твои эмоции?
Георг:          (актер, актёру) Ты это, сейчас, по роли?
Бертран:       (актер, актёру, в запале игры) Да!
Георг:          (актер, актёру) Сума сойти.
Бертран:       (играет) Что за отношение ко мне? Сколько можно прятаться от
            единственного твоего друга? (пауза) От отца твоего сына, в
            конце концов!
Георг:          (актер, актеру) Вот, здесь не торопись, потяни паузу.
Бертран:       (пауза, играет) Понимаю, это даже звучит смешно, но я никогда
            не думал, что мне придется подобное произносить. Мы
            договорились,Георг, и за двадцать лет ты не услышал от меня ни
            слова, ни намека… Это ничего не стоит, Георг? Скажи мне, друг,
            это совсем для меня ничего не стоит? Молчишь!? А всего минуту
            назад ты затыкал мне рот. Да, я не трезв, но я и не глуп,
            чтобы не понимать, о чём ты молчишь!
Георг:          И о чём же?
Бертран:          Не ты один любил Анну, не ты один…!
            (убегает)
Георг:          (нетерпеливо и тихо себе под нос) Ну! Третий выход, Бертран.
            Давай, не тяни!
Бертран:       (врываясь) А может быть дело не в Анне? Дело не в ней, да? Как
            зовут эту бледную погань, эту курицу, которая дочь могильщика
            – Фрея? И те, мелкие цветочки, что утром держала она в руках,
            подарил ей ты? Это был не Мартин, сознавайся, это были твои
            цветы? Боже! Куда катится мир?! Куда катишься ты?!
Георг:          Иди к черту.
Бертран:          (визжит) Не забывайся, Георг. Ты в храме. (вылетает со сцены,
            тут же возвращается к режиссёру, актер, радостно) А, можно я,
            уходя, дверью хлопну? Ну, в сердцах! (актеру Георгу) Нет? Ну,
            да, … масло масляное. Понял. Спасибо брат, мы всех порвём…
            (довольный убегает)
Георг:          (актер, режиссёру) Играем дальше или….?(пауза)
            (играет, обращаясь наверх) Прости, что тебе пришлось всё это
            слышать, но ведь не впервой. Как видишь, я сегодня не на
            высоте, но я стараюсь, я пытаюсь быть с ним помягче, как
            обещал. Только не молчи. Меня убивает твоё молчание. Ты больше
            не хочешь говорить со мной? Ты ещё здесь, наверху?
Фрея:          (появляясь из темноты, нервно) Уже спустилась.
            (подходит к Георгу, садиться к нему на колени)
Георг:          (актер, тихонько, актрисе) Успела?
Фрея:          (актриса, актеру) Я на такси. И, да, … теперь я пустая.
            (актриса, режиссёру) Можно попробовать пристроиться к
            мизансцене?
            Мы всего один раз этот момент репетировали. (пауза)
            (Фрея возвращается на место, играет) Уже спустилась. (подбегает
            к Георгу, садиться на колени)
Георг:          (актер, актрисе, тихо) А моё мнение как отца тебе, значит,
            побоку?
Фрея:          (актриса, тихо, актеру) Отвали. Только мне выбирать стать
            матерью или оставаться актрисой. Вот, я и выбрала. (режиссёру)
            Я ещё раз можно? Что-то мне мешает, или кто-то. (возвращается
            на место) Уже спустилась. (подбегает к Георгу, садиться на
            колени)
Георг:          (актер, тихо, актрисе) Тебе плохо? Ты бледная.
Фрея:          (актриса, актёру, тихо) Это грим. Играй, прошу тебя. Пауза
            затянулась.
Георг:          (играет)             Тебе удобно?
Фрея:          (играет)             А тебе?
Георг:          Ты легкая. Только вот перья на твоем платье щекочут мне грудь.
Фрея:             А у тебя ноги костлявые, но я же привыкла.
Георг:          Понравились цветы?
Фрея;             Красивые. Ты, наверное, держал их под рубашкой, когда сорвал,
            да?
Георг:          Ну, да, а что, провоняли?
Фрея;             Нежностью пахнут. Ты прятал их, чтобы никто не увидел, что в
            тебе есть нежность?
Георг:          Если кто-то из нас нежен, так это ты. Как тебе удается так
            бесшумно порхать по всему храму, птичка? Ты для этого пришила
            к платью перья?
Фрея:             Да, что бы летать. Не смейся, я серьезно. Это перья одной моей
            подруги. Прекрати смеяться, я обижусь. Её звали Лиза. Если я
            сейчас скажу, что это была курица, и ты опять захихикаешь, я
            уйду. То-то же. Я её обожала.Она как человек всё понимала.
            Нет, она была лучше людей – она всё прощала. Мне кажется, что
            она заранее простила отца, перед тем как он вынес её во двор и
            … обезглавил. Саму смерть я не видела, я струсила и убежала, а
            когда вернулась, то нашла, на пеньке, перед домом,
            пятнышко крови и много, много её перьев. Я представила, как
            это всё произошло и … отключилась. Лучше, все-таки, видеть,
            чем потом додумывать. С тех пор хожу на все твои казни.
Георг:          Вот значит как.
Фрея:             Хочу тебя спросить, можно?
Георг:          Что за новость? Раньше ты просто спрашивала. Что-то случилось?
            Почему глазки красные?
Фрея:             Отец дома не ночевал. Ты же знаешь, у могильщиков и ночью есть
            работа, но без него мне совсем не спится. А утром Мартин
            появился, такой неприятно загадочный, с забинтованной рукой. Я
            спросила, где же он поранился, а он не ответил и прошёл мимо..
Георг:          Говорил же. Надо было сразу ему всё рассказать…
Фрея:             Это пустяки, поверь, у каждого есть свои причины, что-нибудь
            скрывать, и это совсем не значит, что тебя не любят, даже
            наоборот, скорее, оберегают от чего-то, совсем не нужного и
            даже страшного. Мне так нравится гладить твой нос, он у тебя
            как у льва широкий, а на кончике холодный.
Георг:          У тебя есть знакомый лев для сравнения?
Фрея:             Ты опять меня смешишь, а я хочу, о серьёзном спросить.
            Но если тебе не понравится, можешь просто закрыть глаза и
            промолчать, как ты это обычно делаешь.
Георг:          Уже не терпится услышать. Что за вопрос?
Фрея:       (пауза)Что ты почувствовал в первый раз, когда убил человека?
Георг:       (актер, актрисе, тихо)       Может, пропустим сцену?
Фрея:          (актриса, актеру, тихо)    Да, играй же, я еле держусь.
Георг:       (актер, режиссеру)             Можно сделать перерыв?
Фрея:          (актриса, режиссеру)          Нет, нет, я в порядке.
            (играет) Что ты почувствовал, Георг, в первый раз, когда убил
            человека?
Георг:          Погоди, мы так не говорим. Казнил, обезглавил – можно. Убил -
            нет. Даже слово «палач», внутри семьи, произносить нельзя.
Фрея:             Хоть я, ещё и не семья, но… не буду. Поняла, продолжай.
Георг:          Тебе действительно интересно? Что ж. Мне было двадцать четыре
            года, и отец уже давно меня к этому готовил, как и я Мартина.
            По началу, я просто точил меч для отца, а у него был волшебный
            меч. Он горел на солнце начищенный и заточенный, словно молния
            в руках Господа. Я и не предполагал, что он такой тяжелый,
            когда первый раз взял его в руки.
            Конечно, мне не сразу его доверили, и я тренировался, с такой
            же, по весу и размеру, болванкой из дешевой стали. Помню,
            лупил ей, со всей молодой дурью, по всему, что под руку
            попадется. По пням, заборам, подушкам, перья летели во все
            стороны. Не смотри так. Или эти курицы тоже были твоими
            подругами?
Фрея:          Очень смешно. Продолжай.
Георг:       Первым испытанием для меня была старая лошадь.
Фрея:          Живая?
Георг:          К сожалению, да. Срок её жизни истёк и хозяева привели
            старушку для
            забоя. Я тогда не умел отвлекаться и меня всего трясло. И хоть
            силы у меня было уже достаточно, я никак не мог
            сосредоточиться, чтобы ударить между двумя нужными
            позвонками. Я измучил себя, и бедную лошадь, и отца. Потом,
            он научил меня одному трюку и,скоро, я стал рубить не хуже
            него. После первых же моих ударов, головы животных начали
            точно и быстро отлетать в корзину.
Фрея:          Что за трюк?
Георг:          Не знаю, как объяснить, но попробую. Это, как бы, настрой,
            уход, в состояние полного безразличия. Такой, полуобморок, но
            тело и воля твоя остаются послушными. А у тебя только одна
            задача – разделить плоть,выпустить душу на волю. Понимаешь?
            Главное, не включатся в человека, которого казнишь, в его
            чувства, в его волю к жизни. Иначе дрогнешь, иначе не
            сможешь…
Фрея:          Значит, ты сам превращаешься в полу-мертвеца, что бы лишить
            другого жизни?
Георг:          Не буквально, конечно, но ты всё правильно почувствовала. И
            это не самый плохой способ исполнять мою работу, птичка.
            Многие, перед казнью, заливают чувства вином, затуманивают
            травой, но, это невыход, понимаешь?
Фрея:          (актриса, актеру) Понимаю. Я как никто понимаю, дружок. Меня
            тошнит по утрам от понимания. А ты способен меня понять? Или
            тебе нравиться только играть в это понимание…?
Георг:          (актер, актрисе, тихо) Вернись к тексту, не позорься. В перерыве
            поговорим.
Фрея:          (играет) Отец столько пьет, что увядает на моих глазах, как
            георгин без солнца. А раньше, он после бокала вина учил меня
            танцевать и слышать музыку места.
Георг:          Музыку места? Еще раз,… места?
Фрея:             Ты не ослышался. У каждого места есть своя музыка. Не знал?
            Здесь очень красивая музыка. Когда ты начнёшь танцевать, ты её
            обязательно услышишь. Пойдем, станцуем?
Георг:          Ну, знаешь, я тот ещё танцор.
Фрея:          Пойдем, это весело. Вставай, не упрямься.
Георг:          Но, здесь просто тихо и я не слышу никаких звуков.
Фрея:          (танцует) А сверчок? А ветер, залетающий в окно? А голубиную
            возню под куполом слышишь? Вот так, танцуй…Верх, вниз, словно
            тебя несет ветер. Вправо, влево…Вверх, вниз.
( Постепенно, из ритма, рожденного звуками сверчка, перемежающегося, то взмахами голубиных крыльев, то дуновением ветра, то шорохом просыпавшегося, где-то зерна, рождается и набирает обороты , музыка. Теперь, её слышит и Георг, который следит за неистовым танцем Фреи. Вдруг, она останавливается.)
Фрея:          Ого. Здесь ещё кто-то есть. Я слышу не только наше дыхание.
Георг:          Здесь только я, это я задыхаюсь от нежности к тебе, Фрея. Куда
            ты?
Фрея:          Я вернусь, и ты мне расскажешь, как тебе удается вернуться в
            живые,после казни. Пока, пока…
Георг:          Куда же ты?
Фрея:          Продолжим завтра…(целует Георга и упархивает, пауза)
Георг:          (актер, актеру Бертрану за кулисы) Проследи там за ней.
            (актер Бертран показывает знаком, что понял)
Мартин:          (голос из темноты) До сих пор я не мог понять – ты просто нашёл
            свободные уши, или для чего-то ещё пудришь ей голову? Теперь я
            понимаю…
            (появляясь, кричит) Ей семнадцать, папа!
Георг:          (актер, актеру) Эээ, ээээ…децибелы сбавь. Это твой гуру научил
            тебя так играть?
Бертран:       (актер, выглядывая, актеру Мартину) Мартин, соберись. Подбери
            игру. Помни – не показывай свой предел.
Мартин:          (актер, растеряно) Понял. (играет) Ей семнадцать, папа!
Георг:          (играет) Нам надо было сразу поговорить, Мартин.
Мартин:          О чём? О чем мне с тобою говорить? Ты обезумел? Да, ты просто
            сумасшедший. Её родители знают? Не знают?
Георг:          Не смей!
Мартин:          Не выпучивай на меня глаза, ты смешон. Я тебя не боюсь. Сам
            это знаешь, ты не воспитывал меня трусом.
Бертран:       (актер, из-за кулис, актеру Мартину) Молодец!
Георг:          (актер, актёру Бертрану) Я тебе, что сказал? Будь рядом с нею.
Мартин          (играет) Мне, просто интересно, что у вас общего? Может, это ты
            играл с ней в разбойников в детстве? Или вытаскивал её из
            оврага, испуганную и мокрую от дождя, после первой увиденной
            казни? Может ты защищал её от насмешек над белыми ресницами и
            её дурацкими перьями, пришитыми к платью? Если бы это был ты,
            я не был бы так удивлен, увидев её вчера у тебя на коленях. А
            сегодня, она танцевала для тебя? Серьезно?
Георг:          И ты разбил стекло в окне.
Мартин:          Жаль, что осколок врезался мне в руку, а не попал в твое
            лживое сердце. Ты же не мог не видеть, не знать, что она моя.
            Надеялся, что я стерплю или что? И вообще, как твоё стареющее
            тело посмело к ней прикоснуться. В нашем городе столько
            одиноких баб, а мой отец запал на ребенка.
Георг:          Мартин…
Мартин:          (перебивая) Если еще хоть раз я увижу вас вместе… Если я увижу
            как вы…
Георг:          Не увидишь. Больше не увидишь. Клянусь. Это ошибка. Просто…
            это… только влечение. Я не понимаю, что делаю, почему я так с
            тобою поступаю. Но она так похожа на твою…
Мартин:          Маму?
Георг:          Да. Только очень белая. (актер, для себя тихо) Какой грим,
            она, просто, как снег…
Мартин:          (актер, актеру, тихо) Что за текст? Не понял…
Георг:          (актер, актеру, тихо) Тебе и не надо. Играй дальше.
Мартин:          (играет) И это всё твое оправдание, папа? (пауза) У тебя руки
            дрожат… И ноги тоже. (актер, актёру) Слушайте, у вас реально
            всё дрожит, как вам удается так играть…
Георг:          (перебивая, играет) Мы не встретимся с ней больше, я клянусь
            тебе. Её имя, и этот её белый цвет, для меня, теперь, под
            запретом. Разве что, она сама придет на казнь. Ты позволишь
            ей, иногда, приходить на казнь? Ты прав, возможно, я чуть не
            погубил её, но ты же, не расскажешь её родителям о нас?
Мартин:          Да, не трясись уже. Так и знал, что у вас несерьезно. Тебе
            одиноко. Я понимаю. Ну, не то, чтобы совсем понимаю… Ну, ты
            понял…
Георг:          (зажигает свечи) Рука болит?
Мартин:          Нет, уже чешется, значит заживает.
Георг:          Дай, посмотрю.
Мартин:          Ещё чего. Рубашку застегни, когда будешь выходить,… повеса. И
            перестань трястись, у тебя завтра работа.
Георг:          Завтра? Кто?
Мартин:          Не знаю, вор какой-то. Говорят, был в бегах, но его уже
            выловили, у нас это быстро, под белые ручки, и с утра на
            эшафот. Обязательно на эшафот. Новый судья, по-моему, и слов
            то других не знает, кроме «обезглавить» и «повесить». С другой
            стороны, нам работы на весь век хватит, ну, тебе-то точно. Я
            только понять не могу, чего им неймётся? Ведь, знают чем все
            закончится, хрясь, мечём по шее и всё, и куда потом
            награбленное? Зачем оно тебе потом нужно? Дурной народ.
Георг:          Прости меня Марин, я совсем плохой отец.
Мартин:          (актер, неуверенно) У меня нет такой реплики…
Георг:          (актеру) Суки вы все, вы ж без реплик играть не можете, у вас,
            без привычных реплик жить не получается…
Мартин:          (актер, импровизирует) Ну, другого-то отца нет. Если бы, на
            твоем месте был другой, убил бы без разговоров. А на тебя у
            меня рука не поднимется. Вроде, и злоба распирает, да только
            не на тебя, не пойму на кого, от того и бешусь. Скамью что ли
            сломать? Чёрт, самому же потом чинить. У дяди Бертрана руки то
            из попы растут.
Бертран:       (появляясь)Это вы про кого сейчас? Про меня? Я слышал своё имя.
Георг:    (актер, актеру Бертрану)Ты зачем вернулся? Я тебе, где сказал быть?
Бертран:    (актер, актеру Георгу) Я слышу, вы заплыли с текстом, вот и
            вынырнул.
Мартин:    (актер, режиссеру, показывая на Георга)) Извините, шеф. Он,
            сейчас целую картину вымарал.
Георг:       (актер, актеру Мартину)    Тляяя… Ты ещё и стукач!
Бертран:    (играет, пытается вырулить в следующую сцену) Да, уж не на тебя я
            вернулся посмотреть, Георг. Вот, проверить зашёл, запер ты
            храм или нет. (актер, актерам тихо) А может и хорошо, что вы
            сцену сократили. У вас до моего выхода все равно ничего не
            происходило…
            (играет) Так и знал, что ты мясо остудишь и ребенок будет
            давиться холодным. Иди ко мне мой Марти, иди, скорее, к дяде
            Бертрану…
            (подходит к Мартину, обнимает)
Мартин:       (вырываясь) Ну, хватит дядя, я не маленький. Мне уже это
            неприятно.
Бертран:    (испуганно, глядя на Георга) Неприятно? И с каких это пор?
Георг:          Отстань от парня. Пойдем, Мартин, уже стемнело.
Бертран:          А что с рукой? Вы что, дрались?
Мартин:          С чего бы? С меча неудачно рука соскользнула, когда точил. А
            ты опять навеселе, дядя?
Бертран:       Немножко, тяжелый был день. Подождите, у меня есть одна травка,
            приложишь на ночь к руке и завтра будешь как новенький.
            (берет свечу, скрывается в темноте, слышан только голос)
            Вот, когда не надо, эти банки с травами тебе глаза мозолят, а
            когда приспичит, то днем с огнем…(пауза) Вы слышали, что
            поймали вора?
Мартин:          Какого вора, дядя?
Бертран:          А, я уж попрощался и со столовым серебром, и с кубками, что
            вчера украли из трапезной. Ан, нет, поймали. И кто бы мог
            подумать, что Генри могильщик, на такое способен.
Георг:          Генри, который отец Фреи?
Бертран:          Он самый. Пытался продать краденое, в соседнем городке, на
            рынке. Но…Бог то, всё видит и за всё воздаёт. (появляется) Не
            нашёл траву, свет тусклый, а зрение у меня…сами знаете. Я с
            утреца, если не найду, за новой травкой сбегаю.
Георг:          Ты совсем без души, Бертран?
            (Мартин срывается с места и выбегает из храма)
Бертран:          А как я должен был сказать? Ему в лицо? Прямо в лицо ему
            выпалить? Ты бы смог? (пауза) Бедный ребенок, угораздило же
            влюбиться в дочь вора. Хотя… Всё повторяется.
Георг:          Что повторятся?
Бертран:          Если бы мы выбирали в кого. Если бы у нас был выбор…
Георг:          Не надо, сейчас, об этом,… прошу.
Бертран:          А когда? Когда наступит то благословенное время, что бы, не
            сдерживаться, что бы поговорить обо мне? Никогда?
            (пауза) После того как ты укутал моего ребенка, отнёс в свой
            дом, и назвал своим сыном, я почувствовал себя таким
            одиноким, таким маленьким. Я забился тогда в угол и просидел
            там двое суток, но никто не хватился. Даже ты. Ты был занят
            похоронами нашей Аннушки и все же… Оказалось, что моё
            отсутствие ничего не изменило в этом мире.
            И тогда будущее, вдруг, перестало существовать, а прошлое
            обрушилось.И в этой зыбкой точке «между», я очень ясно понял,
            что только Анне я был нужен всегда, только её глаза и руки
            искали и хотели меня, что наш ребенок это единственное, что
            привязывает меня к жизни. И я смирился с тем, что, будучи
            отцом, не испытаю настоящего отцовства.
Георг:          Это был твой выбор.
Бертран:          Между чем и чем? Между ребенком и позором? Тогда, ты угрожал
            рассказать всем, что в нашей любви уместились трое, что Анна
            сумела равноценно любить сразу двоих, что мы были счастливы
            делить её друг с другом. Обещал растрезвонить всему миру, что
            я связался, не с ровней, а с дочерью могильщика, если я не
            оставлю тебе моё дитя. Ты был тогда подавлен и жесток, и
            только Бог знает, как поступил бы я на твоем месте.
            Только, чем ты рисковал, Георг, откройся правда? Ведь, с
            тебя бы всё сошло как с гуся вода. Ну, побил бы тебя твой
            отец. Ну, поплакала бы мать и всё. Вы же неприкасаемые.
            Сплетни у вас за спиной дело обычное. Тебе, даже, не пришлось
            бы смотреть людям в глаза, они и так их отводят, при твоём
            появлении. У меня же не было выбора, как нет его и теперь.
            Для монаха – это конец.
Георг:          И сейчас выход лишь один, Берти. Ты пойдешь и скажешь, что
            ошибся и сам отдал Генри серебро. Для обмена, не знаю, для
            продажи, говори что угодно, только вытащи его из тюрьмы. Ты же
            сам говорил, что человек слаб, что прощение ценнее наказания,
            так не дай последнему свершиться, Фрея этого не переживет.
Бертран:          Вот она, настоящая причина твоей, вспыхнувшей христианской
            добродетели – Фрея? Так знай, мой дорогой Георг, ради неё я не
            сделаю ни шага. И на этот раз я не отступлюсь.
Георг:          Послушай, наш Мартин влюблен в эту девочку и никогда не
            простит тебе, если узнает, что ты мог предотвратить трагедию,
            но смалодушничал.
Бертран:          Это что, шантаж? Вижу он становиться, твоим любимым способом
            добиваться желаемого. Жаль тебе нечем шантажировать сына,
            чтобы отбить у него Фрею, правда, Георг?
Георг:          Я никогда не встречусь с ней, слышишь. Никогда. Я обещал это
            Мартину, обещаю тебе. Я когда-нибудь не был верен своему
            слову? Чёрт вас подери.
            (пауза, Георг присаживается к Бертрану, достает остывшее мясо и
            лепешки, наливает в бокалы вино.)
Георг: (актер, актеру, тихо) Ты проследил за ней, как я просил? Как она там?
Бертран:(актер, актеру, тихо) Нормально. Лежит в гримёрке, слушает
            трансляцию. А из-за чего такие нервы? Я чего-то не знаю?
Георг: (актер, актеру) Тебе и не надо. (указывая на зал) Шеф там спит, что ли?
Бертран:(актер, актеру) Не знаю. Молчит сегодня. Туда мы, не туда? Да хрен с ним.
Георг: (актер, актеру) Согласен. Давай в легкую сцену сыграем, как без него
            пробовали?
Бертран:(актер, актеру) Кто начинает?
Георг: (играет)       Вспоминай, Берти.
Бертран:(актер, актеру) Что вспоминай? А! Ты уже начал?
Георг: (играет) Неужели ты забыл, Бертран, как мы втроём клялись поддерживать
            друг друга? Ты, я и Анна. Помнишь эти глупые клятвы на крови?
            Сколько нам было? Пятнадцать?
Бертран:          Четырнадцать. Я тогда разрезал руку больше всех, мне
            казалось, что чем глубже порез, тем лучше вы видите, как я
            вас люблю.
Георг:             Помню, я сбегал домой, принес кувшин холодной воды и мы
            опустили руки в него, чтобы остановить кровь.
Бертран:          А потом мы её выпили, для закрепления союза, идиоты.
Георг:             Полные кретины. Старались отхлебнуть побольше, особенно ты.
Бертран:          Врун, это ты выпил полкувшина, один, а он был огромный.
Георг:             Ага, огромный. Или нам так казалось. Аннушка все время
            давилась смехом, но пила. Я совсем не помню её грустной, а
            ты?
Бертран:          Нет. Задумчивой помню, грустной - нет.
Георг:             Я очень любил вас, Бертран. Я и сейчас тебя люблю, как брата,
            как Мартина, как себя. Веришь?
Бертран:          Ты никогда мне этого не говорил.
Георг:             А, разве, нужно? Бог же тебе не говорит, что любит, но ты
            знаешь, ты же его чувствуешь. Ты сам полон любви, Бертран,
            больше чем мы все. И ты никому не желаешь зла. Так посмотри
            на эту девочку глазами сына.
Мартин:          (вбегая) Я убью тебя. На куски порежу, жирная ты свинья.
Георг:          (пауза, актер, актеру Мартину) Ты, сколько лет на актера
            учился,…. гений?
Мартин:    (актер, актеру, растерянно) Четыре.
Бертран:    (актер, актеру, Георгу) Подожди, зачем ты так грубо. (достает текст
            читает, актеру Мартину) У тебя какая реплика на выход, сынок?
            Реплика, « я в этом уверен», да?
Мартин:    (актер, актерам) Там вас обоих плохо слышно…вы сегодня очень тихо и я
            подумал…
Георг:    (актер, актеру Мартину) Вот, почему я тебя, сука, слышу, как ты там,
            в стакане, чай ложкой наяриваешь, размешивая, а ты меня на
            сцене нет? Реплику ему опять не дали! Кусок чувствовать надо.
            Кусок чтоб закончился!
Бертран: (актер, актеру Мартину) Ну, в чём-то, дядя Георг прав, конечно. Но это
            же репетиция. Не отчаивайся, Марти, помни, здесь и сейчас,
            слышу, вижу, по живому. Ступай, жди репла.
            (актеру, Георгу)    Чего вскипел то? Сопляк же, совсем.
Георг:    (актер, актеру, Бертрану) Он тебе завтра руку по самую шею отгрызет,
            если будешь с ним так нянькаться.
Бертран:    (актер, актеру Георгу) Перестань, сам говорил, вре-мя! Нам еще
            второй акт проходить. Давай, с места, где остановились.
Георг:    (актер)Ээээ, так… (играет) Посмотри на эту девочку глазами сына,
            Бертран. Посмотри так на неё. Она похожа на Анну. Если ты это
            увидишь, язнаю, что ты захлебнешься от любви и не дашь её в
            обиду, я в этом уверен.
Мартин: (вбегая) Я убью тебя. На куски порежу, жирная ты свинья.
Бертран: (актер, тихо, актеру Мартину) Шикарно.
Георг:    (актер, актёру Бертрану)    А, можно, без этой пошлости?
            (играет) Остановись, Мартин, возьми себя в руки.
Мартин: (играет, показывая на Бертрана) Это он подстроил кражу и подставил
            могильщика Генри. Зачем ты это сделал, ублюдок?
Георг:             О чем ты говоришь?
Мартин:          Мне мать Фреи всё рассказала. (Бертрану) Ты позавчера, пришел
            к ним, со своим барахлом и попросил припрятать его на время,
            мол, через неделю заберешь. Она тебя предупреждала, что
            доверять Генри хранение серебра, это все равно, что доверить
            мышам, охранять зерно. А, как тебе откажешь?
            Набожная она, вот и взяла. И от мужа спрятала, говорит, так,
            что сама забыла куда. При тебе прятала, вместе с ней вы всё
            схоронили. А на утро ты пришел и неожиданно попросил отдать
            вещички обратно. Кинулись искать, а тут пропажа. Так и
            задумано, да?
Георг:             Бертран, это правда?
Мартин:          Правда, папа, она Богом поклялась, а её клятвам я верю
            больше, чем словам этого беса.
Бертран:          А я, не верю своим ушам, Мартин. Как ты со мною
            разговариваешь? Как ты смеешь…? Я не давал тебе повода
            сомневаться в моей…
Георг:          (перебивая) Это правда, Бертран?
Бертран:          (заведён) Не вся правда! А, значит, совсем не правда! (пауза)
            Я, действительно отнес ценности на хранение, пока не
            выяснится, куда они
            пропадают. Выбрал для этого, самую совестливую прихожанку и,
            безусловно, хотел забрать их ровно через неделю, надеясь, за
            это время, во всём разобраться. Но на следующий день я уже
            выяснил, кто выносил из храма серебряную посуду. Это был я
            сам. Да, это нелепость, но я вспомнил, что забрал часть
            серебра домой, что бы почистить. Я совсем про это забыл и
            единственное в чем можно меня обвинить, так это в моей
            дырявой памяти. (пауза)
Георг:             Почему же ты не отнес оставшееся серебро к себе? Почистил бы
            у себя дома. Зачем тебе понадобилось искать хранителя?
Бертран:          Ко мне домой, как и в трапезную приходят одни и те же люди.
            Трудно было бы вычислить мошенника.
            (пауза) Я понимаю, почему ты так раздосадован и не обижаюсь на
            тебя, Марти. Но вора поймали, с поличным и тут уже ничего не
            поделаешь. Чем ты теперь можешь…? Ты можешь только
            поддержать Фрею, ей будет очень нелегко жить с таким…
            клеймом…
Мартин:          С каким…клеймом?
Бертран:          Дочь вора, та же воровка. Это прозвище приклеится к ней как
            репей к подолу и время не сразу сотрет его из памяти людей. В
            храме, я еще заставлю относиться к ней уважительно, но за
            его стенами я не властен. (пауза) Бедная девочка, и ужасная
            судьба. Как она? Ты её видел?
Мартин: (актер, актерам) Вы сейчас играете? Или вы про то, в гримёрке она или
            нет?
Георг:    (актер, актеру Мартину)    Он сейчас играет, а ты нам сцену сливаешь.
Мартин: (актер, актерам) Извините. (играет) Нет её, ни дома, ни на нашем
            месте, нет. Я не знаю где она. (чуть не плачет) Дядя, если б
            я только мог забрать себе все её страдания…
Бертран:          Ну, ну…ты ведь и так страдаешь из-за неё.
Мартин:          Почему такие светлые души, так несчастны, дядя? Почему к ним
            стремится вся грязь на свете, что бы заляпать их, измазать,
            запятнать, убить?
Бертран:          Мартин, не надо…
Мартин:          (перебивая) Я знаю, что ты скажешь. Что для чистых духом
            людей, господь приготовил особо тяжкие испытания. Зачем?
            Зачем испытывать то, что надежнее любой добродетели? Зачем
            испытывать этот свет?
Бертран:          Ты думаешь, я знаю все ответы? Я такой же полуслепой грешник,
            как и все. Я только пытаюсь разглядеть, выстланную мне
            господом дорогу и, по возможности, помогаю увидеть эту дорогу
            другим. А, порою, не вижу ничего и тогда иду впотьмах, лишь
            бы идти. И ты иди, Мартин, найди свою Фрею, пока с ней
            ничего не случилось.
            (Мартин долго смотрит на Бертрана и быстро уходит)
Георг:             Какой хитроумной ниткой ты плетешь свои узоры?
Бертран:          Не понял? Георг, выражайся яснее.
Георг:             Ты хочешь, что б я поверил во все эти случайности? Откуда
            Мартин узнал, о наших встречах с Фреей? Что за история с
            украденными ложками? Зачем тебе жизнь несчастного могильщика?
            Ревность? Ты ревнуешь, Бертран, и готов раздавить всех, кто
            способен любить не только тебя? Да ты стал монстром! И не
            каким-то там, сказочным, а настоящим, с когтями и клыками, с
            рогами и копытами. Загляни в зеркало, ужаснись увиденному.
            Или проснись уже тот, прежний Бертран, который плакал после
            каждой исповеди приговоренного преступника. Ты где?
            (заглядывает в глаза Бертрану) Эй,
            там, внутри...
Бертран:          Мне плохо. Не кричи. У меня, кажется, жар. Принеси мне вина,
            Георг, или просто глоток воды.
Георг:             Желаешь затушить пламя преисподнии? Его вином не зальешь,
            Берти, и глотка простой воды здесь будет мало. Как на счет
            святой?
            (Зачерпывает двумя бокалами из урны с водой и выплескивает в
            лицо Бертрану, тот задыхается).
Бертран: (актер, актеру, чуть не плача) Зачем ты? Блиин. Ты меня выбил. Я,
            теперь весь мокрый, блин. У меня и так монолог не идёт,
            импровизатор ты хренов.
Георг:    (актер, актеру) Давай, давай, разозлись, Бертран, до слез разозлись,
            до опустошения. Как там звали твою собаку? Мишель?
Бертран: (актер, актеру, вспыхивает) Не трогай, Мишель!!!
Георг:    (актер, актеру) Ага, цепляет? Когда, там твоя сучка сдохла? Год
            назад?
Бертран: (актер, актеру, кричит) Заткнись!
Георг:    (актер, актеру) Ковыряй, ковыряй свою рану. Она ушла от тебя,
            потому,что ты недостоин такой собаки, потому что ты предал
            её, потому, что ты всех предаешь, Бертран! Ты же мразь. Ты
            так ничтожен, что ни одно живое существо не может с тобою
            жить. Ты просто одинокая и лживая мразь,Берти.
         (актер Бертран зажимает рот рукой, чтобы не разрыдаться)
            Вот, теперь пошли в текст, играем: (играет) Исправь! Сейчас
            же всё исправь, слышишь? Беги к судье, в тюрьму, Молись
            Господу, делай что хочешь, но оправдай отца Фреи. Иначе… я не
            твой Мартин, я тебя точно убью.
            (уходит)
Бертран: (стонет) Я виноват, Господи, как я виноват. Георг прав.
            Глупое, хищное чувство захватило меня целиком и все живое
            теперь гибнет вокруг меня. Но, я же не был раньше таким. Я
            помню. Я был совсем другим.
            (пауза) С чего всё началось? Надо вспомнить, с чего. Я
            вернулся, в родной город, после долгого отсутствия и с
            трудом, но принял всё как есть. Что мой сын вырос, и, что
            тайна его рождения до сих пор не раскрыта. Я преодолел себя,
            отказавшись от мести Георгу, мести, которую лелеял в
            своем сердце долгие годы. Я испытал счастье, ощутив себя
            частью семьи, пусть странной, пусть связанной тайными нитями
            родства.Только после всё изменилось… Площадь. Казнь какой-то
            женщины.
            Вот оно! Я поймал их взгляды, Георга и Фреи, взгляды,
            обращённые друг к другу и мне сразу стало ясно – это связь.
            Неприятная, чужая, не зависимая и не учитывающая меня связь.
            Внутри, вдруг, что-то порвалось и вытекающая, из тайного
            сосуда едкая гадость ударила в мозг, затем в сердце,
            растворилась в крови и притаилась. Потом она снова разлилась,
            когда я заметил на берегу реки эту девочку гуляющую под руку
            с сыном. Боже! Неужели это я? Неужели, и крещение детей, и
            ревность, и наущение молитвою, и лож, и убийство, всё
            это я? Я сам смешал в себе пороки и добродетели, сплавил
            их в один монолитный, отвратительный кусок дерьма и этот
            кусок уже не разделим. Всё же, я чувствую, того чистого,
            отстраненного и маленького Бертрана. Он ещё жив. Где-то там.
            Он что-то кричит. Что ты хочешь? Чтобы я пошёл к судье и всё
            ему рассказал? Не только про серебро, но и про роман с Анной
            тоже? И про Георга? И про сына? Всё, без утайки? Обещаешь,
            что станет легче? Хорошо. Только выпью немного воды, немного
            воды…
Фрея:             (появляясь) Я принесу. (наливает воду, приносит Бертрану)
            Пейте.
Бертран: (актер, актрисе, тихо) Послушай, нам совершенно не обязательно
            репетировать сейчас финал акта, ты гениально его играешь…
Фрея:             (настаивая) Пейте.
Бертран: (подчиняясь, отпивает глоток, играет)) Как ты так, бесшумно? Ты
            давно здесь?
Фрея:             Не очень. Я пришла исповедоваться.
Бертран:          Это может подождать до утра, дитя моё. Какие у тебя могут быть
            грехи. Так, пустячные. Совсем, несравнимые с моими. Помоги мне
            встать. Я так виноват перед тобою, но всё это после, все
            разговоры после. Мне надо спасти твоего отца.
Фрея:             Не надо. Его уже нет.
Бертран:          Как, нет?
Фрея:             Он на небесах танцует вместе с моей подругой Лизой. Я думаю,
            они там подружились.
Бертран:          Ты в своем уме? С какой Лизой?
Фрея:             С курицей. Она ведь точно на небесах? Она же невинно убиенная.
Бертран:          Твой отец мёртв?
Фрея:             Да. Я его убила. Георг сказал, что так нельзя говорить, но
            другое слово я вспомнить не могу.
Бертран:          Как?
Фрея:             Ядом.
Бертран:          Зачем?
Фрея:             Я не могла позволить, чтобы ему отрубили голову, это, слишком
            ужасно. Я принесла ему вишни, смешанной с ягодами белладонны,
            их почти нельзя отличить, а в тюремной темноте, совсем
            невозможно. Он был пьян и голоден, поэтому не почувствовал
            разницу даже во вкусе. Он всё с удовольствием съел и, вскоре,
            умер.
            Потом, я переодела его в чистую рубаху, поцеловала в лоб,
            вышла к охраннику и сказала, чтобы папу не беспокоили до утра.
            Что он сыт и весел, и танцует с курицей. Охранник засмеялся, а
            я пошла сюда. Ну, вот – я исповедалась.
Бертран:       Ты не понимаешь, что ты сделала? В тебе нет ни капли раскаяния?
            (пауза)
            (кажется, что Фрея вот-вот лишиться чувств)
Георг: (актер, актеру Бертрану выглядывая, тихо) Уводи её, тихонько, за кулисы.
Фрея: (вдруг, играет) Я спасла его от ужасной смерти. Никто не достоин,
            умирать, проходя, через этот ужас, ожидания роковой минуты. В
            смерти и так мало хорошего, зачем же мучить ею ещё и палача,
            жён и детей жертвы? Ещё и ярмарки с шутами перед казнью
            устраивать, что бы повеселить народ. А
            музыканты? Они играют абсолютно неуместную музыку. Если бы
            люди
            услышали музыку, которую отскрипывают доски эшафота, они
            сошли бы с ума. Так страшно не звучат ни одни доски в мире.
Бертран:          Тогда, зачем ты ходишь на все казни в нашем городе? Зачем?
Фрея: (смотрит в кулису) Ради Георга, только ради него. Он возвышается
            над всеми, так безмятежно и величественно, как будто, только
            он до конца осознает всю трагедию и фарс происходящего. Я
            долго не могла понять, о чем он, в это время, думает? Что
            чувствует? Но сегодня, он открыл свой секрет. Он думает только
            о том, чтобы ничего не почувствовать, и не
            чувствует. Гениально. Мне это очень пригодилось, когда я
            увидела папу в кандалах. Сперва, во мне всё заныло,
            застонало … и казалось, что от напряжения, я так же потеряю
            сознание, как бывало в
            детстве. Но, поборов себя, я начала думать следующим образом:
            Ты должна его убить. Нет ничего важнее, чем сделать это. Он
            просто плоть и кровь, плоть и кровь, а душа останется не
            тронутой, отправляясь к небесам. И тут, рука сама протянула
            ему отраву. Я даже вздохнула с облегчением, когда он всё доел.
            Я сделала так, как должна была, как сделал бы Георг. Мой милый
            Георг. Я влюбилась в него с первого взгляда, будучи совсем
            ребенком. Плотское влечение к нему пришло много позже.
            Оказалось, и он давно наблюдал за мною в толпе зевак на
            площади, только виду не показывал. Как же вам повезло с
            Мартином, что вы так долго любили его. Всю свою жизнь. Ты
            знал, что Георг не умеет танцевать?
Бертран:       (растерянно) Не знал.
Фрея:             Вот. А я это узнала это всего за неделю наших встреч. Почему,
            Анна не научила его?
Бертран:          Не знаю. Наверное… Не успела.
Фрея:             А тебя успела? Тоже нет? Пойдем, я покажу, это просто.
Бертран:          Фрея, девочка, ты убила человека. Ты понимаешь это?
Фрея:             Тише. Когда, танцуешь нельзя разговаривать, это мешает слышать
            музыку.
            (звучит музыка, Фрея танцует)
            Смотри, вот так, вверх, вниз, как на качелях, вперед, назад…
Фрея:          (актриса, останавливается, смотрит в зал, звукооператору)
            Да, заткни уже шарманку.
            (режиссеру) Эй, там, режиссура! Вам, там весело или грустно,
            или что? Не пойму, вы чего там сидите, что бы молчать? Или у
            вас нет слов? Может и мыслей, нет? Воли тоже?
            (из-за кулис осторожно появляются актеры Георг и Мартин)
            Вы эту трагическую дребедень взяли, что бы мы почувствовали
            себя дерьмом, да? Чтоб полным говном себя ощутили? Они то там,
            из-за любви друг друга мочат, а мы здесь, зачем? Наши жертвы,
            наши убийства, они кому? Они, чему? Вот этот малой, зачем сюда
            пришёл?
            Слова разговаривать? (актеру Мартину) Иди пеки хлеб, паши
            землю, рожай детей. Так ведь нет, ты убьешь и предашь за этот
            пятачок помоста
            любого, как и я, как все мы. Хочешь встать в луч света и
            вещать. Давай. Удиви нас новизной или глубиной своей мысли.
            Слабо? Ты просто по играться сюда пришел? (актерам) А вы,
            аморальные мастера и педагоги, здесь зачем? О себе миру
            кричать? Самость свою засовывать в тексты это, ваша мораль?
            Отвечайте мне, безмолвные твари.
            Зачем вы все здесь? Зачем я здесь? Зачем это всё?
            (падает, к ней устремляются трое мужчин, Георг берет её на
            руки)
Георг: (актер, режиссеру, в зал) Извините, свет слепит, мне не видно, главный в
            зале? (пауза)
            Может, не будем второй акт? Она не выдержит.
Фрея: (актриса, актеру, Георгу) Почему же? Мне нужно только пятнадцать минут
            и я в строю. Пятнадцать минут.

            (все исчезают за кулисами, конец первого акта)

            Второй акт.

Осень. Тоже вечер. Холодает. Тот же храм. Зажжены свечи. На длинную
скамью, для всех прихожан, усаживаются Георг и Бертран. Мартин, с котомкой,
устраивается на месте палача и начинает уплетать за обе щёки лепёшку с сыром,
запивая молоком. В руках у Георга письмо.
Фрея: (актриса, появляясь без грима и парика, режиссеру) Спасибо, шеф, что
            разрешили пропустить первую сцену. Еще раз, извините за срыв.
            И про финал я ребятам потом скажу. Это интересно. (актерам)
            Ребят, можно, я в стороне, здесь, на сцене посижу. Там пусто…
            невыносимо.
Все трое: (актеры, актрисе) Сиди… Конечно, сиди.
Мартин: (актер, подбегает к актрисе, тихонько) А чего там с финалом?
Фрея:    (актриса, актеру) Потом, иди, играй, они уже начали.
Бертран: (играет) Отлично, Георг, прочти ещё.
Мартин:          Ну, хватит уже. Я же ем. Меня может стошнить от ваших слюней
            умиления.
Бертран: (ласково) Сынок, заткнись, когда папы разговаривают. Читай, Георг, ты
            прямо артист, так с выражением читаешь. Начинай…
Георг:          (читает) «Милый Георг и дядюшка Бертран».
Бертран:       (Мартину) Вот! Ты бы поучился, Марти, как письма писать. Она
            ведь младше тебя и ни одной ошибки. А ты мне, последнюю
            проповедь священника так записал, что сам чёрт не разберёт,
            прости Господи…
Мартин:          Так у меня она на восьми страницах мелким почерком. А тут три
            строчки и без ошибок. Что ты! Грамотейка!
Бертран:          Читай, читай, Георг, не отвлекайся.
Георг:          (читает) «У меня всё хорошо, я сыта и довольна жильем».
Бертран:          Умница, девочка. Только… подозрительно, что пишет - сыта.
            В прошлом письме, этого не было.
            (Георг и Бертран разворачиваются к Мартину)
Георг:          Мартин?
Мартин:          Да, ест она нормально. Чего привязались то?
Бертран:          Ты ей точно всё доносишь?
Мартин:          Вы достали. (отворачивается, продолжает есть)
Бертран:          Поговори мне ещё.
Георг:          Последнюю строчку читать?
Бертран:          Только, прошу, не торопись. Давай, с чувством.
Георг:          (читает) «Соскучилась очень. Целую Георга и обнимаю дядю
            Берти.»
Бертран:          Она, как и Аннушка, меня зовёт Берти.
            (закусывает губу собираясь заплакать).
Георг:          Ну, мы ведь, с Мартином, тоже,… иногда… Хочешь почаще будем…
Мартин:          Отец, прекращай.
Георг:          Ты это кому?
Бертран:          Судя по тону, это он мене, Георг. Всё, всё… Я так рад, что она
            жива.
            (снова закусывает губу)
Георг:          Действительно, Берти, кончай уже…
Бертран:          Всё, всё…Только нам надо быть очень осторожными. Очень.
            Мартин, ты два круга за городом делаешь, прежде, чем в
            землянку направится? Не ленишься?
Мартин:          Я три делаю, каждый день, на всякий случай. А, отец, который
            Георг,иногда, бегает к ней по прямой. Я видел.
Бертран:       (пауза, Георгу) Ты что, ополоумел?
Георг:          Я её раз месяц вижу.
Бертран:          И что? Такой нетерпёж, что ты готов её жизнь поставить под
            угрозу? Я, значит, совсем к ней не хожу, чтобы люди не
            судачили, чего это монах по лесу шляется. Сынок наш, хоть и
            отступился от неё, раз у вас такая любовь, и всё же, каждый
            день изворачивается, петляет, чтобы ей поесть принести. А, ты,
            значит, кобель, по короткой бежишь? Ты соображаешь, что будет,
            если её найдут?
Георг:          Что ты меня отчитываешь как мальчишку? Понял я всё. И не маши
            передо мной руками, отвалятся. Петлять буду, как Мартин.
Бертран:          Чего у меня отвалится?
Георг:          Ничего!
Фрея: (актриса, актерам) Ууу, как у вас здесь интересно. Легкий жанр. Это
            Кто придумал? (показывает в зал, на режиссера) Он?
   (актер Мартин, знаком, призывает актрису Фрею замолчать).
Мартин:          (играет) Так. Я поел. Спасибо. Бокал куда? (пауза) Хочу
            спросить, пока в семье затишье, я у кого сегодня ночевать
            буду?
            (Георг и Мартин смотрят друг на друга)
Георг:          Ночуй у Бертрана, сам говорил, у него подушки мягче.
Бертран:          Если только из-за подушек, то не стоит, Марти. Ночуй у него.
            Тебе до землянки намного ближе будет.
Мартин:          Понятно. Буду ночевать у Маргариты.
Георг и Бертран: (удивлённо) У кого?
Мартин:          Да, у проститутки. А вы думали, я всё ещё девственник?
            (уходит)
Бертран:          Он сказал, у проститутки?
Георг:          (машинально) Не девственник.
Бертран:          Теперь понимаешь, Георг, какой пример ты подаешь мальчику,
            этой своей, внебрачной связью?
Георг:          (актер, актеру Бертрану, шутя) А твой Бертран, он пыльцой
            Марина зачал, да?
Бертран:       (актер, актеру Георгу) Не смей шутить и вообще поднимать эту
            тему. Ты не представляешь, какой груз мой Бертран несёт
            двадцать лет.
Георг:          (актер, актеру) Я понял, что ты всё себе представляешь… Не
            заводись.
Бертран:       (актер, актеру Георгу) Тогда не заводи. Я одного не пойму. Мой
            персонаж, он, правда, до конца не понимает, что вся его
            жизнь с таким грехом, с такой тайной, это лож!? Это ж он,
            каждый раз,на каждой исповеди, врёт!
Фрея:          (актриса, актеру Бертрану) А, у тебя нет скелетов в шкафу? Ты,
            про себя, всё понимаешь?
Бертран:       (актер, актрисе) Ты…сиди, блин…не твоя сцена.
Фрея:          (актриса, актерам) Окей. Просто интересно, чем вы закончите.
Георг:          (актер, актрисе) Правда, умолкни. (актеру) А ты, не ори на неё,
            разбушевался. Ты где был на читках? В этом месте твой
            Бертран сказал, и не подумал, что смысл фразы и его самого
            касается, затем, через оценку Георга, Бертран понимает, что
            сам подставился и выкручивается… Мы, что впустую об этой
            сцене говорили ? А, то о ты рассуждаешь, это, финального
            монолога касается…
            Мозги включай, психолог-исследователь.
Фрея:          (актриса, хохочет)
Мартин:          (актер, выглядывает) У вас, чего так весело, перерыв?
Георг:          (актер, актеру) Иди отсюда, чайной ложкой стучи. (актерам) Я не
            пойму, вам, совсем атмосфера не нужна, что ли? Каждый, сука,
            может сцену остановить и начать разглагольствовать…
Бертран:       (актер, актеру) А тебе шутить отсебятиной, можно да?
Георг:          (актер, актерам, сдерживаясь) Ой, тляяя…. Проехали. Пошли
            дальше.
Бертран:       (взволнован, достает тест читает, играет) Впрочем, тут, другая
            проблема созрела. Скоро похолодает.
Георг:          Ты опять про разбитое Мартином окно? Я же обещал….
Бертран:          Георг, следи за мыслью. Я говорю, что кому-то, скоро, станет
            очень хо-ло-дно.
Георг:          Да, кому станет то? И зачем ты растягиваешь слово хо-ло-дно?
Бертран:          Как-то, вокруг меня все резко поглупели, от спокойной жизни.
            Холодно, Георг, это когда зубы стучат, а пальцы на руках и
            ногах немеют. Ты можешь представить нашу девочку, замерзающую
            в холодной землянке?
Георг:          Вот ты о чём…Так я не дам ей замерзнуть…Я для неё всё сделаю…
Бертран:          Ой, только не надо этих пошлостей про то, как ты её согреешь…Я
            серьезно. Те теплые вещи, что натаскал ей Мартин, скоро
            перестанут достаточно согревать. Начнутся промозглые дожди,
            потом снег, а костер в лесу может привлечь ненужное внимание…
Георг:          И? Я вижу, ты хочешь что-то предложить, но не решаешься.
            Выкладывай.
Бертран:          Как только мы спрятали её в землянке, я сразу понял, что
            надолго нашу затею скрыть не удастся и тут же начал думать,
            куда бы перепрятать, этот наш, секрет. И вот, вчера, я нашёл
            решение. Только, боюсь, оно не всем понравится. (пауза)
Георг:          Я, как-нибудь не вытерплю и всё-таки тебя придушу. Не тяни!
Бертран:          Как я тебе уже говорил, третий год подряд, ко мне в гости
            приезжает двоюродная племянница по маминой линии. Ну, хочется
            ей сутки трястись на телеге, что бы добраться до нас, ещё
            сутки отходить от утомительной дороги, лежа на моей кровати,
            а следующие сутки вновь болтаться, в этой же телеге,
            направляясь домой. Ради Бога! Хоть мне икажется, что это
            сумасшествие.
Георг:          Пощади, Бертран, выжимай из мыслей суть.
Бертран:          Неплохо сказано, Георг, и всё же, я не могу нарушить порядок
            событий, иначе, ты ничего не поймешь. Так вот, телега этой
            племянницы, абсолютной блондинки, абсолютной копии своего
            отца, красавца с пшенично-золотистыми волосами, подкатила
            вчера вечером к моему дому. Открываю дверь, вижу, черномазую
            служанку, что стоит на моем крыльце, и пытаюсь разглядеть, не
            идет ли позади неё хозяйка телеги. Как вдруг, эта чернявка,
            говорит мне голосом моей племянницы:
            Что, дядя не узнал злотовласку? Тут я, как стоял, так и рухнул
            мягким местом на пол. А она мне, как, говорит, тебе мой новый
            цвет волос?
Георг:          Я понял. Ты предлагаешь Фрею перекрасить, как твою эту…что бы
            она могла ходить по городу не узнанной?
Бертран:          Перекрасить, но не для того, что бы гулять по городу. Я
            рассказал о Фрее своей племяннице.
Георг:          Ты? Что?
Бертран:       Да, я рискнул. И не зря! Её очень тронула история нашей
            отшельницы и она готова помочь. Готова поменять ей внешность
            и увести достаточно далеко от нашего городка, для большей
            безопасности. Если ты не против, я сегодня же, этим займусь.
Георг:          Я - против. Против я. Ты опять хочешь отнять её у меня?
Бертран:          Её ищут Георг. Рано или поздно её схватят, и казнят за
            убийство, прямо здесь казнят, на площади. Тебе или Мартину
            придется это сделать, если ты не позволишь ей убраться отсюда
            навсегда.
Георг:          Что ты задумал? Зачем тебе это?
Бертран:          Посмотри мне в глаза, внимательно посмотри, ты видишь в них
            обман? Ты видишь в них, что-то, кроме заботы и страха за эту
            девочку?
Георг:          Нет.
Бертран:          Тогда давай сделаем, как я сказал.
Георг:          Хорошо. (пауза) Но, от мысли, что я совсем перестану её видеть
            у меня пропадает желание жить. Впустив её, в свою жизнь, её
            вкус, запах, улыбку, её музыку, я уже не смогу без этого. Мне
            не интересно жить по-другому и уже не получиться стать
            прежним. После наших свиданий, я с великим трудом заставляю
            себя взять меч. Я не могу больше врать. Я всё ей рассказал.
            Нет никакого секрета, что бы избежать вины. Его нет. Только
            презрение к самому себе, и злоба на всех, кому судьба даровала
            счастье не быть палачом, давали мне силы отнимать жизни
            других.
            На моё первое испытание мне досталась совсем не благородная
            лошадь, как я всем говорю, а коза. Маленькая, такая, старая,
            некрасивая коза с огромными, побуревшими от возраста глазами.
            Мне сказали, что она и так уже почти мертва, сутки не ест, не
            пьет, только тяжело дышит.
            Когда я увидел её, лежащую на боку со связанными копытами, я
            окаменел. Она не блеяла, не брыкалась и вообще не шевелилась,
            она ждала. Меня. Я это кожей ощутил – она именно меня ждала.
            Знаешь, у приговоренных к смерти, есть один взгляд, он
            обязательно случается. Как бы смертник не отводил глаза, как
            бы, не боялся увидеть того, кто лишит его жизни, он непременно
            так взглянет. Этот взгляд бывает коротким или чересчур долгим,
            но обязательно полным, ни боли, ни страха, хотя это тоже в нем
            есть, а надежды…знаешь, такой слабой, обреченной на неудачу,
            надежды. Теперь я вижу этот взгляд везде, в брошенном матерью
            котенке, что стоит, шатаясь от голода, прислонившись к забору,
            в старике, прилипшем к окну одинокого дома…в беспризорных
            детях, в смертельно больных…этого так много в мире…
            Я же видел смерть с детства, я видел много убийств и сам
            убивал, но, почему я ни на секунду, не задумался о том, что
            это можно остановить? В любой момент. Просто не поднимать меч.
            Не поднимать его и всё.
Бертран:          Тогда его поднимет другой, Георг. Поднимет и опустит, на твою
            же голову.
Георг:          Я обо всех, если только все, я обо всех нас.
Фрея:          (актриса, хохочет)
Бертран:       (актер, актрисе) У тебя реально не все дома, да?
Георг:          (актер, актрисе) Подожди. Дружочек, что не так? Я сам
            чувствую, где-то лажа. Но чтоб смех. Хотя, я же себя со
            стороны не слышу. Что тебя рассмешило?
Фрея:          (актриса, актерам) Не обращай внимания. Свои мысли. Правда. Не
            обижайтесь и продолжайте. Следующим у вас, появляется Мартин,
            так?
Мартин:       (актер, выходя, актрисе) Да. (актеру Георгу) У вас только
            эпизод закончился, я уже был готов выйти, но тут началось…
Георг:          (актер, актеру) Не парься. Вышел? Давай…текст.
Мартин:          (актер, актерам) Я так не умею, я еще раз выйду, я быстро.
            (выходит, возвращается, играет) Вы можете в это поверить, Фрея
            сдалась. Сама пришла к судье и сдалась. Сама.
      (Пауза, Георг, подходит к Мартину, рассматривает его, словно давно
            не видел, целует в лоб и выходит.)
Мартин: (Бертрану) Зачем? Ты можешь мне объяснить? В моей голове это не
            укладывается. Она, конечно, не вполне здорова, если отравила
            своего отца, но зачем самой умирать? Я не понимаю. И кто её…
            Кто исполнит приговор, мой отец? Это невозможно.
Бертран:          Или ты.
Мартин:          Я?
Бертран:          Ты сам говорил, что давно готов помочь отцу, вот и настал
            момент. Он теперь слаб. Я тоже. Я ослабел настолько, что нет
            сил, утешать его, тебя, себя. Как глупо. Как это ужасно.
            (пауза) Тебе придется взять в руки меч завтра утром. Иди,
            готовься, а я помолюсь. Я сказал, иди. Хотя, я знаю, ты и так
            хорошо исполнишь свою роль, лучше, побудь с
            отцом. Ступай.
Мартин:          Я не смогу. С чего ты взял, что я справлюсь? У меня что, нет
            сердца? Вы что все сговорились? Какого чёрта вы так про меня
            думаете? Мне, однажды, мать Фреи сказала странную вещь. Я, по
            началу, не придал её словам значения, но с тех пор они не
            выходят из головы. Она сказала: Я видела, Мартин, как ты мыл
            руки, после одной из казней, после того, как ты помог отцу
            снять с мертвеца одежду.
            Фрея поливала водой на твои испачканные кровью руки, а ты
            смотрел на неё и улыбался. Только ты не Фрее улыбался, ты
            улыбался воспоминанию и удовольствию от увиденной тобою
            кровавой сцены. Ты будешь хорошим палачом, сказала она, и
            потупив взгляд ушла.
            Я, конечно, не такой мягкосердечный как Георг, но я не зверь.
            Я любил её. Я не смогу.
Бертран:          Ты сможешь. Разве, есть другой выход? (пауза)
Мартин:          Ну, почему именно мне выпал жребий убить её?
Бертран:          Это не жребий, Мартин, просто, пришла твоя очередь.
            Кто-то все равно это сделает. Так пусть это будет не чужой ей
            человек. Ступай.
            (Мартин уходит, Бертран остаётся один, пауза.)
Фрея:          (актриса, актеру Бертрану) Извини. Не торопись, постой так.
            (удаляется за кулисы)
Бертран:          (актер, актрисе) В чём дело? (режиссеру) Мы что-то меняем?
Фрея:             (актриса, выходит, выносит табурет и клетку, в которой сидит
            живая курица, обращается к артисту Бертрану) Совсем немного.
            Сейчас у тебя монолог, ну, финальный, да? (снова удаляется
            за кулисы)
Бертран:          (актер, рассматривая курицу, актрисе) Да. Но перед ним, я
            сажусь, звучит музыка, как бы, проходит ночь, медленно гаснет
            свет, потом, сразу, набор света и звук толпы на площади…
            (В это время, актриса Фрея, выносит топор и устанавливает
            посреди сцены табурет)
Бертран:       (актер, актрисе) А, в чем дело то? (режиссеру в зал) Вы дали
            ей на это разрешение? Что происходит?
Фрея:             (актриса, актеру) Не волнуйся, все по плану. Садись на место и
            работай, как задумал, а я помогу. Звук, свет, начали.
(Бертран садиться, звучит музыка, гаснет и, вновь, набирается свет, слышен звук толпы на площади, Бертран поднимается и, разглядывая открывшуюся перед ним площадь, играет).
Бертран:             Безумцы. Все. Безумны их законы,
            Их страсти, их любови, их мечтания,
            И мук рождения, и смерти, стоны,
            Бессмысленно всё их существование.
            Кто это так точно про нас? Не помню… И всё же, этот человек,
            не был на казни. Он не видел настоящего безумия.
            (одинокий звук колокола)
Фрея:             (актриса, выходит в кожаном фартуке, засучивает рукава, и
            торжественно останавливается у табурета)
Бертран:          Как необъятно раскинулось и растянулось время, приковав
            взгляды, кажется, всего мира, к моему мальчику. Вот, он
            выходит сразу после колокола, так же, как выходил Георг,
            только стремительней. Ты единственный, Марти, кто понимает,
            что нужно торопиться. Небо темнеет. Всё повторяется и
            становится холодно.
      (возбужденные крики толпы на площади, Бертран поднимает голову,
            видит, что-то поразившее его и замирает)
Бертран:          Что ты делаешь, Георг?! Фрея?! Кто-нибудь, Мартин, скорее на
            башню. Сынок, они там, на башне тюрьмы, там. Беги! Скорее!
            Фрея, девочка, не дури, отойдите от края. Оттащи его,
            стерва! Милая,не делай этого. Господи, что же это происходит?
            Они сейчас прыгнут!(кричит) Георг! Фрея! Они берутся за руки…
            не надо.
Фрея:             (актриса, кладет курицу на табурет, размахивается топором и
            отрубает ей голову. Звук выдыхающей толпы. Бертран закрывает
            лицо руками. Фрея плачет.)
Бертран:          (актер, актрисе) Дрянь, какая ты дрянь.
            (из-за кулис появляются актеры Георг и Мартин)
Мартин:          (актер, актёрам) Слушайте….Это уже совсем не смешно. Это…я не
            знаю, как это назвать.
Георг:          (актер, обнимая, актрису Фрею) Успокойся, девочка. Всё
            закончилось. Тссс… У тебя ещё будут дети. Сколько захочешь.
            Ну, всё, всё… Всё закончилось, слышишь…
Бертран:          (актер, актрисе) Тебе это с рук не сойдет.
            (режиссеру) И вам, там, в зале, тоже. Я вам устрою
            показательный процесс, в прессе, в министерстве, на
            телевидении. Вы кровавыми слезами у меня умоетесь, как эта
            курица. Вам мало, что на ваших репетициях я семь килограмм
            потерял, так вы ещё в психушку меня хотите… я вам не
            позволю унижать…больше не позволю издеваться ни над одним
            живым существом…
Мартин:          (актер, рассматривая курицу, актерам) Это чучело. Она не
            живая. Муляж. И голова не настоящая. Блин. Кто это придумал?
Фрея:             (актриса, актерам) Для тебя это принципиально? Важно только
            кто придумал? Я придумала, драматург, зритель из первого
            ряда подсказал. Вы, вообще, способны обнулится? Нет, там,
            никакого режиссера, в пьесе есть, а там нет. Вы же это
            знаете. Тебя ведь не Георг зовут, и я не Фрея. Здесь только
            смерть настоящая. Только наше, личное ощущение её присутствия
            неподдельно. Неужели, это не понятно? Вы не можете, в своем
            воображении, по-настоящему убить даже курицу, чтобы оказаться
            внутри темы, где уж вам дотянутся…
            Читай свой финальный монолог, Бертран. Потом, иди домой
            поешь макарон и ложись спать. А завтра, на дачу поезжай
            сажать цветочки. Всё. Надоело. Вы безнадежны. (пытается уйти)
Бертран:          (актер, актрисе, останавливает) Ты кем себя возомнила? Что ты
            понимаешь в своем возрасте о смерти, о вине за смерть другого
            человека? Ты и о жизни то только читала. Это сегодня, на
            волне, каких-то, своих обстоятельств, ты запрыгнула в
            настоящее отчаяние, а завтра
            повторишь? Надо же, теперь, это сыграть. Сможешь повторить?
            Завтра у тебя получиться? Я, каждый день о смерти помню и не
            только о своей. И о вине своей помню. Я что, должен, каждый
            раз, это на сцену вытаскивать?
            О каком ты мне шкафчике со скелетом всё толкуешь?
            В глубине меня, там, в трюме, лабиринт из дверей, сундуков
            и коробочек, скрывающих, такие стыдные и мерзопакостные вещи,
            что тебе и не снилось.
            Предлагаешь мне открыть хоть одну мою шкатулку? Не страшно
            тебе за меня? А за себя? Что ж, давай, рисковая, ты моя,
            психопатка! Поехали. Играем финал. Чего застыли? Давайте,
            свет, звук. Начали.
      (Все подходят к Бертрану. Слышен звук возбужденной толпы)
Бертран: (играет) Это конец? Черные пятна перед глазами, они живые?
            Похоже, я слепну. Или это свечи так тускло горят.
            Что угасает так быстро, свечи или разум? Я уничтожил столько
            душ, Боже, сколько прекрасных душ. И теперь, около меня нет
            никого, кто подал бы мне вина, или воды, или просто прижал к
            себе.
            Я отвернулся от тебя, Господи, в самом начале пути и я жду, я
            знаю, ты ещё призовешь меня к ответу, но может, одиночество
            и суд людской, уже и есть часть твоего плана? … И мне стоит
            уповать лишь на милость твою?
            А может, совсем нет веры во мне? Не в этом ли дело? И, какой
            тогда математикой будем вычислить величину вины моей? Если
            Его со мной нет, то кто здесь будет судить меня? Вы? Разве,
            кто-то из вас лучше меня? Разве, кто-нибудь ещё способен
            пожалеть Бертрана?
            Ведь это уже не то место - это не церковь, и не та земля, и
            не то время… и всё равно нет желающих? Как же страшно. Мама.
            Анна. Фрея. Мама.
Фрея:             Тише, тише. Здесь я, здесь. Тише. Я виновата, мне очень жаль.
            Мне самой страшно. Тише… Я не смогла жить после того что
            сделала. После того зла, что совершила. Даже, если сотворено
            оно из милосердия, всё же сотворено мною, из меня. И нет
            возврата. Как жаль, что нет возврата… Хочешь я спою тебе,
            сынок?       (поёт)
            Кричал сверчок, свистел сверчок,
            Крутился как волчок,

Он где-то сердце потерял.

О нём и кричал сверчок.
            Его просили все - молчок.
            Но он замолчать не мог.
            И что бы боль не ощущать
            С ума сошел сверчок.

Мартин:          Почему светлые души, так несчастны? Почему к ним
            стремится вся грязь на свете, что бы заляпать их, измазать,
            запятнать, убить? И почему жребий их убивать выпал именно
            мне? Потому, что я не против? Потому, что мне это нравится?
            Потому, что я и есть эта грязь? Папа, я грязь? Откуда она во
            мне? Я не просил,я не хотел её. Как мне очистится, скажи?
            Это вообще возможно?
Георг:             Я сам убивал, но, ни на секунду, не задумался том, что
            убийство можно остановить. В любой момент. Просто не
            поднимать меч. Не поднимать его и всё. Наивная идея, да? Не
            реальная? Утопия? Но если в этой оторванной от
            действительности мечте есть, что-то настоящее, что-то
            ценное, значит, оно объективно есть, оно существует. И,
            возможно, когда-нибудь, это идеальное и фантастическое
            вытеснит и заполнит реальный мир.
            Если не верить в это, то во что тогда…?
(В разбитое окно влетает белое куриное перо, оно крутится и порхает, в
            одиноком луче вспыхнувшего солнечного света.)
Бертран:          Курица. Я знал, что ты меня не оставишь. Поганка ты
            бестелесная.
            Как беззаботно и легко ты танцуешь, так радостно. Ты
            простила, и тебе больше ничего не надо? Научи меня так же
            танцевать… Вверх, вниз влево, вправо… похоже на крест …
            Вверх, вниз…влево, вправо…

            (все танцуют, занавес закрывается)

От автора:       Пьесу можно играть в двух вариантах – чистый сюжет без актёрских вставок или полный вариант. Есть второе название для одноактной пьесы – «Курица под куполом», впрочем, выбирать, конечно, вам. Кроме условий для постановки, установленных авторским правом, есть и еще одно: автор ждет видео уже созданного спектакля, не для того что бы вмешаться, нет, для себя, для дальнейшей работы, для анализа…
            Связаться со мной можно через соц. сети.
            Удачи вам в творчестве, с уважением, Павел Ондрин