Лида
У моей мамы не было свекрови. Мать ее мужа, моего папы, умерла до свадьбы моих родителей. А я была замужем трижды. И у меня было три свекрови.
Моя третья свекровь — Лида, в отличие от первых двух ярких татарских женщин — мам моих первых двух мужей, была очень скромной, невзрачной, замученной жизненными невзгодами русской женщиной.
Она была из деревни. Большой город-двухмиллионник Сталебункерск был для нее в молодости особым испытанием. Ее супруг — высокий красавец, пьяница и гуляка — бросил Лиду с двумя малышами на руках.
Так и шла ее жизнь — женское одиночество, двое детей, работа на заводе — тяжелая, в должности разнорабочей. У Лиды не было городской профессии.
Детей Лида вырастила в одиночку. Бывший супруг непрерывно менял жен, место жительства. И потому никогда не платил алименты, и не навещал сыновей. Лида никогда не отказывалась от дополнительной работы, лишь бы заработать лишнюю копеечку.
Сыновья фактически росли без присмотра — матери нужно было зарабатывать на жизнь и пропитание.
Когда я вышла замуж в третий раз, я решила во что бы то ни стало наладить хорошие отношения со свекровью — исправить то, что я не сумела сделать в первом и во втором своих замужествах. Я старалась угодить Лиде, понравиться ей, делать подарки. И я помню, как поймала на себе недоуменный взгляд мужа. Он удивился, зачем я это делаю.
Сразу я не поняла взгляда моего мужа, когда он заметил, как я пытаюсь угодить его матери. Только позже я разгадала эту загадку. Оказывается, для моего мужа мать была «пустым местом», обслуживающим персоналом, человеком, в задачу которого входит только стирка и зарабатывание грошей, чтобы купить продукты.
Мой муж, как выяснилось позже, был полным подобием своего отца. Непорядочный, высокомерный, никого не уважающий человек, уже к 30 годам заработавшим диагноз «хронический алкоголизм» — с серьезными запоями и белой горячкой. А старший его брат более походил на мать — он и был более мягким, добросовестным человеком. Хотя тоже стопроцентным алкоголиком.
«Вляпалась» я в семейство алкоголиков по собственной глупости. Начнем с того, что в стране, где я выросла и жила до 33 лет, мужчин, страдающих этой болезнью, было мало, а кто болел — тщательно маскировались. И я не осознавала в полной мере опасности этой болезни. Считала, что хоть мужчина и пьет (как мой отец), о семье он все равно заботится. Я не знала, что алкоголизм на крайних своих стадиях несет активное разрушение личности и нравственности человека. В стране, где я выросла, даже сильно пьющие мужчины, сохраняли и социальный статус, и личностные характеристики. Видимо, их алкоголизм не приобретал крайних форм.
Второй причиной моего «вляпывания» было незнание того факта, что существует кодирование-торпедирование при этой болезни. Когда я познакомилась со своим будущим третьим мужем, он был «на коне» — красивый, успешный, обходительный и трезвый. Потом выяснилось, что он был закодирован. Как только код закончился, я увидела такие запои с яркими «белочками», что хоть учебник пиши.
Я попыталась его лечить. Вызывала бригады по промывке крови — частный вывод из запоев. Держали его на капельницах, уколах, медикаментах. Потом записала его в группу Анонимных Алкоголиков — вместе с ним ходила к психиатрам и наркологам.
Я помню свою беседу с интересным доктором-наркологом. Это была красивая взрослая (мне самой тогда было 33 года) женщина. Она мне сказала: «В вашем случае эффекта не будет — его болезнь очень запущена. Если у вас есть много в жизни проблем (а они у меня были!), кроме вашего мужа, то вы, либо сопьетесь с ним, либо превратитесь в неврастеничку, и даже хуже — в психически больного человека. Бороться за безнадежного мужа можно, если все остальные проблемы решены, и вам надо спасать его как отца общих детей, или еще по каким-то важным причинам. Например, он начал спиваться в молодости, в том числе по вашей вине. И вы, к примеру, очень многим ему обязаны. А конкретно вы «подобрали» его уже алкоголиком, вины вашей в этом нет, общих детей нет. Бросайте его! Пока он вас не погубил!»
Таким образом, я вышла замуж за конченого алкоголика по своей абсолютной невежественности в области медицины. И судьба тут ни при чем. Человек сам творит свою судьбу. И если нет ума — человек сам себя своими решениями наказывает. Как я.
Вернемся, однако, к моей свекрови Лиде.
Бедная женщина и глаз не поднимала на своих невесток. Понимала, какие ее сыновья пропащие. А я-то: и так пытаюсь ей понравиться, и эдак. А та даже не смотрит на меня.
Решила я свекрови угодить, и купить ей хорошие сапоги. Зимние, на натуральном меху, кожаные. У меня у самой таких хороших не было. Я пожалела бедную женщину — зимы в тех краях студеные, а сапожки у нее худые, видно было, как она ноги отогревает, как придет и разуется дома после улицы. Муж против такого расхода не возражал. Купила — подарила.
Свекровь ахала-охала, увидев такие роскошные сапоги. Носите, не мерзнете больше, берегите себя — сказала я ей.
Проходит некоторое время. Смотрю, мороз на улице под сорок, а она пришла в старых сапогах. Спрашиваю: где новые? А свекровь виновато так мне пояснила: «Не могу я надевать такие дорогие вещи — не достойна. Не барыня ведь, и не королева. Продала я их. На эти деньги купила на зиму припасов. Так лучше. Так правильнее».
Такое мышление своей свекрови я назвала «синдром привычной нищеты», и больше дорогие вещи ей не дарила.
А еще Лида очень плохо готовила. В течение своей жизни я видела всего двух женщин, которые вообще не умели готовить. Скорее всего, были и другие, но те просто и не готовили. А эти две — не умели, и активно готовили. Тем самым ввергая окружающих в шок.
Однажды мы с мужем пошли навестить свекровь. Она усадила всех гостей — сыновей, невесток, внуков за накрытый стол. В тарелках было полно непонятных яств. И бабушка активно всех ими потчевала.
Я сразу не заметила, что все присутствующие стараются есть только хлеб и колбасу, и попыталась съесть, что мне было положено на тарелку. Не смогла. Решила пожевать соленый огурец. Тоже не смогла. Сидела и размышляла — как же это можно так невкусно приготовить…
После гостевания у свекрови едем с мужем домой. И вдруг после продолжительного молчания он у меня спрашивает: «Ты чего это не ела в гостях?» Я на всякий случай напряглась — не хотела обидеть мужа. А он продолжил: «Небось, за здоровье свое опасалась?» И уже не сдержал смех. Тогда я поняла, что он никогда не обидится за мать. Он ее не уважает.
Лида была единственным человеком в этом семействе, которая искренне жалела меня после развода — и что ее сынок меня обокрал-обобрал, и с дровами обманул, и с деньгами. Она ничем не могла помочь, просто была видна искренняя жалость в ее глазах. Кроме того, на адрес свекрови еще год после шла моя корреспонденция — Лида или сама мне ее приносила, или звонила — и я заходила к ней. Казалось бы, мелочь, но мне это было важно, ведь у меня не было прописки и стабильного адреса, куда бы мне могли написать.
Когда мы еще были семьей, муж мне сказал вдруг: мы никогда с братом не видели своего отца, а теперь вдруг он объявился — позвонил и пригласил в гости. Чтобы «воссоединиться» с семьей — взрослыми, выросшими без его участия сыновьями. И сказал, что мы в гости пойдем — интересно ведь посмотреть на своего отца.
В гостях у отца мужа мы сидели вшестером — отец с очередной молодой супругой, я с мужем, и брат мужа с женой. Молчание было тягостным. Люди-то фактически чужие. Только жена отца нарушала молчание — стол накрыла хороший, много печеного — всех угощала-потчевала. А я думала: насколько мой муж похож на своего отца! Даже не во внешности дело. А еще говорят, что наследственности не существует. От родителей, мол, детям достается только форма глаз, цвет кожи и другие внешние признаки. Во всем остальном человек — абсолютная индивидуальность. Ну, не знаю — когда отец ушел из семьи, мой муж только родился. И в момент застолья видел своего папу в первый раз в жизни. Откуда же те же самые манеры, высказывания и словечки?
Через несколько недель после знакомства с папочкой, мой муж сказал мне кое-что про своего отца. Я сначала подумала: шутит. Он часто шутил, даже остроумно, хотя и зло.
Так вот, пришел муж домой и говорит: папа умер. На мой вопрос, почему — в гостях он выглядел цветущим мужчиной — муж ответил: ему на голову упал кирпич.
Ну, шутит, иронизирует, — решила я. В нем говорит обида, — думаю, — что папа бросил его после рождения, и объявился только через 30 лет.
Оказывается, муж не шутил. Его папа возвращался домой с работы. Уже стемнело, и резко похолодало. Дул пронизывающий ветер. И мужчина решил — впервые в жизни — сократить путь. Пошел к дому наперерез, через стройку, расположенную в том же квартале. Идти было нелегко — грязь, строительный мусор. И мужчина стал передвигаться вдоль строящегося здания, вплотную к нему, так как там была узкая асфальтированная дорожка, прилегающая к фундаменту. А наверху, очень высоко еще работала бригада каменщиков. И они — папа и кирпич — встретились. Папа шел, а кирпич летел.
В свидетельстве о смерти так и было написано: травма головы тяжелым предметом, упавшим сверху с большой высоты.
Мать моего мужа все сообщения — о визите сыновей к своему блудному отцу, про его внезапную кончину — выслушала совершенно безучастно. Ей давно было все равно. Она была смертельно уставшей от жизни женщиной.
Бедная, бедная Лида….
Замира
Замира — это мама моего первого мужа, отца моей дочери. Когда ей было 16 лет, а это был 1955 год, ее выдали замуж в очень состоятельную долинскую семью (одна из многочисленных азиатских народностей). В семье было 10 братьев, и Замира вошла в семью самой младшей «келин», то есть снохой (невесткой).
Дом у этой семьи был огромный, большое хозяйство. И устоялся определенный — восточно-деспотичный уклад социума внутри.
На Востоке положение «келин» — сложное. Особенно, по молодости. Конечно, это не как гарем турецкого султана, но интриг и трудностей аналогичного плана тоже было немало.
Младшую невестку все старались сильнее напрячь, заставить работать по дому больше всех. И в этом преуспевали даже не свекровь, свекор, муж и его братья. Особое напряжение в основном исходило от старших невесток. Так сказать, семейная дедовщина бытовала. Эти старшие снохи, перетерпев в молодости аналогичные стрессы в семье мужей, на положении «келин», теперь отыгрывались на новеньких — молоденьких женах младших братьев своих мужей.
Молоденькая невестка фактически выживала, как в войну — причем выживали далеко не все. Даже физически. Почему? Все, как правило, сразу беременели. И в такой сложный период, при плохом самочувствии — им приходилось нести большую физическую нагрузку.
И дело не только в физической нагрузке — работе по дому и в хозяйстве. Девушки были еще очень молодые, и не имели очень больших навыков к работе. Даже если они в доме родителей работали тоже, но там была мама и папа, которые любили их и жалели. А здесь, в доме мужа, вокруг были «волки». Девушки скучали по дому, родителям, девичеству. Токсикоз и тоска, враждебная обстановка — все это выдержать было не очень-то легко!
И была еще одна сложность. Восточный обычай. Молодая (новенькая) «келин» не имеет право сесть со всей семьей за стол. Она должна стоять рядом. Прислуживать. Как трапеза заканчивалась, она должна заняться уборкой. Времени на еду не выделялось. Только что успеешь на ходу перехватить. А страшно-то как — моральное давление было очень сильное — не дай Бог, что уронить, разбить, не успеть сделать дело быстро.
Режим напряжения не снижался даже с рождением ребенка — первенца. И это было страшно. Молодой маме нужно было продолжать трудиться по дому, прислуживать за семейным столом,несмотря на необходимость ухода за ребенком, бессонные ночи у кроватки ребенка.
Первая беременность и такой режим жизни, конечно, были для молодой женщины суровым испытанием. И никто ее не жалел. Старшие женщины всегда говорили — так принято у нас на Востоке. Все через это проходят. Пусть закаляется. Когда станет старшей «келин», а со временем и свекровью — потом отдохнет и поест. Придет ее очередь издеваться над молоденькими невестками.
Все это я знаю не только со слов своей свекрови. Я выросла на Востоке, и про это мне рассказывали и подружки, и соседки, и однокурсницы по университету. Невнимание к здоровью молоденькой снохи в новой семье некоторым стоило жизни. Так, умерла моя однокурсница. После родов она была слабая, но продолжала — и работать по дому, и учиться. И никто не заметил ухудшение ее здоровья. А сама она не поняла, что вновь забеременела — объясняла некоторые явления тем, что еще не восстановилась после родов. Молодая женщина умерла от внематочной беременности. Только потому, что в доме свекрови никто не интересовался ее самочувствием. И такое происшествие — не единичный случай в той стране.
Моя свекровь подробно рассказывала мне о своей жизни в домена положении молоденькой снохи. А ее теперешний муж, отчим моего мужа, как бы в шутку говорил мне: « Плохая ты «келин», Ляля. Ненастоящая. Приходишь в гости в дом свекрови и садишься за стол. Ешь, пьешь, а свекровь держит на руках твоего младенца. Никакого почтения у тебя нет — так не принято на Востоке».
Я даже не реагировала на слова свекра. Я не понимала, о чем речь. В чем я неправа? Меня позвали в гости, я пришла с подарком. Праздник, накрыт стол — я сажусь и угощаюсь. Я считала такое поведение нормальным. Только позднее я вникла в вопрос и оценила шутку. Да, — признала я, — точно, мне далеко до настоящей восточной «келин».
Вернемся в 1955 год. Родители моей свекрови имели 5 детей. Моя свекровь была старшей. У них еще не было опыта общения с семьями сватов. Но так как на Востоке не принято поддерживать тесную связь с выданной замуж дочерью («отрезанный ломоть»), они и не нарушали традицию.
Мама моей свекрови, Абикаечка — самая лучшая в мире татарская бабушка, сама в положении «келин» не была. Она вышла замуж за сироту-бедняка. И всю жизнь была сама себе хозяйка, самостоятельно воспитывала своих пятерых детей. Муж ее, умный, передовой и прогрессивно мыслящий человек, был всегда очень занят на работе, занимал ответственные хозяйственные посты. Вот Абикаечка и не предполагала, каково может быть ее дочке в новой семье.
Далее рассказ о жизни моей свекрови для меня продолжила именно Абикаечка — мама моей свекрови Замиры.
У Замиры в 1956 году родился Фаррух. Роды были тяжелыми. Моя свекровь ростом 145 см. Вес у нее в то время был «бараний» — то есть 25–35 кг. Не больше. Точнее — никто не взвешивал. Но женщину легко мог сдуть ветер.
Ребенок был крупный, лежал ногами к родовым путям. Во время родов ребенок ножки вытянул и раздвинул — и так прошелся к выходу.
Замира еле выжила. После родов ей сделали несколько операций и зашиваний.
Все это время, рассказывала мне Абикаечка, они с мужем не приходили в дом сватов. Не положено. И не виделись со своей дочерью. Ждали первого праздника — 40 дней со дня рождения ребенка. Нужно было, чтобы сваты пригласили — посетить дом в связи с рождением ребенка (до 40 дней нельзя).
И вот, рассказывала Абикаечка, день наступил. Они с мужем приехали в дом сватьев — повидать дочь и внука.
То, что они увидели, было толчком к необычному решению. Для Востока в 1956 году дело было неслыханным. Дерзость, вызов обществу и вековому укладу жизни! Абикаечка и ее муж забрали свою дочь и внука из дома, и увезли к себе.
Абикаечка увидела, что Замира превратилась в тень. Она фактически всю беременность голодала. Прислуживая за столом, она не успевала поесть. Непосильная домашняя работа (по количеству, за старших снох) — а семья под 30 человек, вместе со старшими внуками, подкосили девушку. После родов — очень тяжелых — никто не дал ей отдохнуть. Ребенок не спал по ночам и кричал. Замира теперь и не спала, а не только не ела.
Родители Замиры, ни слова не говоря (только переглянулись между собой), взяли внука на руки, дочь за руку и вышли вон из дома зятя.
А та семья, от этого неслыханного поступка, объявила анафему бывшей снохе и ее сыну — их внуку. Отцу Фарруха было велено никогда не приближаться к сыну. Что он и делал всю жизнь — сына не признавал.
Моя свекровь ненавидела своего первого мужа. Она говорила, что он для нее ассоциируется с бедой, болью, страхом. Также она делилась со мной обидой — чисто женской — непризнание сына. Ребенок-то все равно им родной — а они отказались от него, — сетовала Замира, — и никогда копейки не дали. На соседних улицах жили, и ни разу не взглянули на мальчика. Больно.
Я очень сочувствовала свекрови, разделяла ее переживания.
Однако, несколько лет спустя, и потом, в течение жизни, у меня возник вопрос. И на него нет ответа по сей день.
Почему моя свекровь поступила со мной аналогичным образом? Она, пережившая такие же женские стрессы и обиды, почему она не пожалела меня и моего ребенка?
Конечно, меня никто так не мучил, как ее. Я жила отдельно. Сама вела хозяйство, растила ребенка. Но моя свекровь очень критично относилась к тому, как 20-летняя девчонка ведет дом? Она забыла себя?
Далее. Мой муж тоже не помогал мне и обижал. И свекровь так же, как и ее свекровь в 1955 году, не вступилась за меня, и не поставила своего сына «на место».
Когда молодые супруги поссорились, и я уехала, то моя свекровь тоже, как и ее свекровь в 1956 году, не стала стремиться помочь новой семье, с помощью своего жизненного опыта посоветовать, как сохранить отношения. Она на второй день после моего отъезда (не развода, а только отъезда) привела сыну другую девушку. В точности, как сделала в 1956 году ее, Замиры, свекровь, которую она всю жизнь за это ненавидела.
И так же, как ее свекровь, моя — запретила сыну вспоминать о нашем ребенке. И он, мой первый муж, так же не интересовался нашей дочерью всю жизнь, как и муж свекрови — своим сыном. Замира нанесла мне такую же мстительную обиду, какую нанесла ей ее свекровь. Она, которая мне жаловалась на свою душевную боль, в связи с аналогичной ситуацией — поступила совершенно, абсолютно, точно также.
Зоя
Этот рассказ про Зою и ее великовозрастного сына. Который так и остался ребенком, не способным принимать решения без мамы. Зоя не была моей свекровью. Просто была моей знакомой.
Когда я работала в городе Владимире, то по служебной необходимости часто приходила в университетскую библиотеку. Наша кафедра закупала книги по своему профилю: мне выдавали деньги под отчет, я книги искала по анонсам, заказывала, мне их привозили из Москвы. Затем я оформляла книги и учебники как собственность ВУЗа и сдавала их в библиотеку, предварительно подготовив аннотации по ним для наших преподавателей и студентов. Такое у меня было общественное поручение.
Когда я уже оформляла передачу книг в библиотеку, в одном из ее залов, я обратила внимание на одну женщину — сотрудницу библиотеки.
Это была Зоя, но об этом я узнала намного позднее. А сначала я заметила, что женщина, которая принимает книги, а также выдает книги студентам в читальный зал, очень и очень немолодая. Предельно немолодая. Как правило, настолько немолодые люди уже не работают, они прочно «сидят» на пенсии. Некоторые уже — «лежат».
Зоя же, несмотря на то, что явно работа не была ей по силам, активно трудилась. Носила тяжеленные стопки книг, но самое главное — я заглядывала в книгохранилище — в поисках книг и их законного — библиографически — места на полках, она залезала по лестницам и стремянкам — на большую высоту. В книгохранилищах крупных библиотек всегда очень высокие стеллажи. Настолько высокие, что даже я — а мне тогда было 40 рукой за ненадежную с виду стремянку, а второй рукой обнимая несколько томов тяжеленных книг.
И бедная Зоя, находясь уже в предельно преклонном возрасте, носилась, как угорелая, туда-сюда, со стопками книг, бегом в хранилище, опять под потолок залезет, слезет, бегом в зал. И так весь рабочий день.
Несколько раз я наблюдала — старалась подольше — за этой женщиной. И очень удивлялась. А поговорить с ней не удавалось — всегда было много студентов.
Но однажды так совпало, что я пришла одна — Зоя была свободна, если не считать моей стопки, которую нужно было оформить и разложить по стеллажам.
И я спросила Зою, почему она не на пенсии, а носится здесь, как птичка-невеличка (Зоя была очень миниатюрной старушкой, сухенькой, крошечной, легонькой, миловидной, со стрижкой каре из абсолютно убеленных годами волос).
Я с вами согласна, — сказала мне Зоя сразу, — мне давно здесь работать не по силам. Но я должна работать. И я стараюсь изо всех сил. Я должна содержать своего сына. Ему давно за 50, но он не работает, пьет, и даже пенсию себе за жизнь не заработал. И я должна кормить и содержать своего сына, потому что только я, одна я, виновата в его несложившейся судьбе.
И Зоя поведала мне свою историю.
Зоя жила в роскошной трехкомнатной квартире в центре города, доставшейся ей от мужа, высокого военного начальника, давно покойного. Овдовела Зоя рано, и всю свою любовь и внимание, после смерти мужа, отдала сыну. Дала ему хорошее образование. Жила только его радостями.
Но вот настало время, когда сын привел в дом свою невесту. Стали жить вместе. Родился малыш. Однако Зоя потеряла покой. Невестка, по ее мнению, совершенно была недостойна ее красивого, умного и образованного сына. Девушка была не столь образованной, приезжей, что называется «без роду — без племени».
Зоя поняла, что ее сын достоин лучшей доли. И она сделала все, чтобы «поставить невестку на место». Нет, она не выгоняла сноху. Просто она требовала, чтобы та резко «приподнялась» до уровня супруга — по уму, красоте, благородности происхождения, образованности и воспитанности.
Сноха по всей видимости, задачи, поставленные перед ней свекровью, выполнить не сумела. Она забрала маленькую дочку и уехала к своим родителям — в свой родной город.
Сын Зои переживал отъезд жены очень тяжело и долго. Молчал неделями, плакал. Ходил угрюмый и потерянный.
Прошло пять лет. Жизнь как-то наладилась. Сын Зои втянулся в работу, на тоску по жене больше не жаловался. И вот в один прекрасный день он представил матери новую невестку.
Стали жить-поживать. Родился ребенок.
Все бы хорошо, но жена сына оказалась недостаточно хозяйственной женщиной. Все она делала не так. И готовила плохо, и белье стирала не чисто. И ребенка воспитывала плохо. И за мужем ухаживала не так, как считала нужным свекровь.
Как уж там вышло конкретно, трудно пересказывать. Устав, в конце концов, от бесконечных упреков, вторая сноха Зои, взяв своего ребенка, уехала в свой родной город. В отличие от первой снохи, эта — была образованной, но тоже приезжей.
После второго развода сын Зои запил. Пришлось его долго реабилитировать, лечить, восстанавливать ему психику. Он потерял свою престижную работу по специальности.
Однако через некоторое время парень восстановился, нашел работу попроще, и вроде бы наладил жизнь. Он женился в третий раз.
То, «что» он (то есть сын) привел на этот раз, — сказала Зоя, — « вообще ни в какие ворота не влезало». Эта женщина вообще не «нашего сословия», настолько простецкой и невзрачной она была. И вообще, уже беременная пришла. А вдруг не от моего сына? — подумала Зоя.
Прожили мало. Зоя была очень недовольна присутствием в ее доме третьей снохи. И сделала все, чтобы избавить сына от «дурного влияния этой дамы».
После ухода из дома третьей жены с ребенком, сын Зои запил. Никакой реабилитации, увещеваниям, лечению, он больше не поддавался.
Шли годы, Зоя состарилась. Сын беспробудно пил. Буквально валялся под заборами. Целью Зои стало зарабатывать деньги, чтобы кормить сына, иметь возможность его найти после его загулов, привезти домой, помыть, одеть-обуть, подлечить.
Пришли в голову Зои и еще более печальные мысли: ее шикарная жилплощадь пропадет — ее у сына отнимут, как только она сама умрет. А сам сын, станет бездомным, и погибнет от холода и голода. И алкоголя.
Никакой другой родни у Зои не было. Ни братьев, ни сестер, ни каких-либо племянников. Она была детдомовской. А супруг покойный был настолько старше Зои, что его все родственники давным-давно умерли.
Испугавшись этих печальных безнадежных мыслей, Зоя решила найти своих бывших снох и троих внуков, чтобы им передать права на квартиру, поделить поровну. Но, видимо, все трое были очень обижены на нее в первую очередь из-за жилплощади. Все три снохи были приезжими. И Зоя ни одну из них не хотела прописывать, упрекая их, что они и замуж-то вышли, позарившись на ее роскошную квартиру.
Снохи — ни одна их них, как и уже выросшие внуки — не ответили Зое. Никто из них не соблазнился предложением унаследовать квартиру с алкоголиком в придачу. Скорее всего, снохи так и не простили бывшую свекровь за вмешательство в их жизнь, а внуки попросту не знали какую-то там бабушку, которую никогда не видели.
Вот и работаю из последних сил, — заключила Зоя. И жду развязки. Умру я — погибнет мой сын.
В то время, когда я слушала рассказ Зои про ее вину перед сыном, я еще не придумала свой «альтернативный» метод, нестандартный подход в оценке событий чьей-то жизни. Но, чтобы успокоить хоть как-то престарелую женщину, поведавшую мне о своей беде, подвела итог ее жизни именно с позиции нестандартности оценки. И сегодня я считаю, что правильно сделала. Мой вывод гораздо правильней, чем вывод, который сделала сама Зоя.
Я сказала Зое, что совершенно не считаю ее виноватой в судьбе сына. Она была кармическим учителем собственного сына, призванным НАУЧИТЬ своего сына бороться за свою жизнь, отстаивать свои интересы, ЗАЩИЩАТЬ свою семью и своих детей.
Здоровенный, сильный физически мужчина, великовозрастный половозрелый яйценосный самец, трижды предал свою семью. Его первейшей обязанностью, как мужчины, является защита своего потомства и гнезда. А что делал он? Он держался за юбку матери. Он не нашел в себе сил распределить роли между женщинами в доме, сказать свое весомое мужское слово. Он сначала плакал, а потом пил. Но, ни одну свою женщину он не защитил. Ни одного птенца — своего ребенка — не кормил и не растил. И свою мать в итоге, в преклонном возрасте, он не защитил. Ей далеко за 80 лет, а она на работе по лестницам под потолком лазает с книгами, а потом его пьяного и грязного и с улицы домой тащит — мыть и накормить.
Мужчина — «яйценосный самец и глава рода». Ничего не сделал. Дом не построил. Дерево не посадил. Сына не вырастил.
Трижды судьба давала ему шанс. Он не понял.
Зачем жил?
А Зоя — не виновата.
Разговор мой с Зоей состоялся в 2000 году. Давно. Развязка уже давно наступила. И скорее всего она была именно такой, какой ее представляла Зоя — печальной.
Шесть метров кишков
Именно 6 метров кишков вырезали у моего первого мужа Фарруха в результате тяжелых ножевых ранений в живот. Нанесенных в драке.
Мне так рассказывали. Мы-то уже были в разводе. И еще мне рассказывали, что моя первая свекровь, Замира, пока ее сын был в реанимации, голосила на всю больницу: «Лялька наколдовала, чтобы Фарруха убили!!!». Было это в 1983 или 1984 году.
Это самая несусветная глупость, которую про меня кто-либо когда-либо говорил. Я совершенно точно и сама колдовать не умею, и ни к каким колдуньям никогда не ходила.
Я знаю свою свекровь. Вот уж кто точно колдовством интересовался, и к соответствующим специалистам похаживал. Про нее мне рассказывали, что долгое время после развода с отцом Фарруха, она была одна. А потом на горизонте нарисовался благополучный красавец-любовник. Все было при нем — положение, чины, деньги. Но была у него жена и двое детей. И как-то подозрительно быстро его жена слегла, поболела-посохла, да и сгинула. Всего за полгода. И даже диагноз никто не смог поставить. А эти полгода моя свекровь в открытую встречалась с чужим мужем. Она с любовником под ручку по городу прогуливалась, в Сочи с ним ездила. Будто была уверена, что скоро ее свадьба.
Но это — слухи, и в них я не верила. Возможно, совпадение: Ну, полюбила свекровь шикарного мужика, а жена вдруг умерла. Просто — удача.
Но вот что действительно дает мне основание думать, что свекровь к колдовству как способу борьбы за счастье причастная, это ее слова в двух жизненных эпизодах.
Эпизод первый.
У моей мамы был брат. Никак не могли его женить, так он был калекой, инвалидом детства. Наша семья была в трудном поиске жены для него.
И вот однажды моя мама приехала с братом в тот город, где я жила с мужем. Моя свекровь ей сообщила, что есть на примете хорошая девушка.
Поехали все вместе — мама, свекровь, дядя-калека и я - в гости к родителям этой девушки.
Девушка была очень хорошая. Мама вышла от гостей расстроенная. «Зря приехали, — сказала она. Такая славная девушка, красавица. Не пойдет она за нашего калеку». У мамы по этой части был большой опыт — уже отказывали сватам девушки и не такие красивые — никто не хотел замуж за инвалида.
А свекровь моя отвечает моей маме: «Не волнуйтесь. Тут у меня такая женщина есть — сто процентов гарантии. Поедем к ней. Она почитает на что-то, потом подсыплем куда надо, и девушка не то что согласится на замужество, а будет готова «ноги мыть и воду пить»». И при этом у свекрови так заблестели глаза….я запомнила этот блеск и как я тогда похолодела от него. Я тут же вспомнила про слухи о внезапной смерти предыдущей жены мужа свекрови, и эти слухи показались мне вполне так правдой.
Моя мама, услышав такие слова, ответила резко: «нет». Она вызвала такси, брата - за руку, прыгнули в такси, и в аэропорт. А собирались погостить дольше…
В дальнейшем моя мама никогда не именовала мою свекровь по имени, а только говорила: «колдовка, ведьма».
Эпизод второй.
Когда мы разводились, то свекровь якобы сказала (мне слова передали, так что точно это было или нет — не знаю): я сделаю так, что она (то есть я) никогда ни с кем не сможет жить. Я считаю, что такие слова содержат намек на привлечение каких-то особых сил. С учетом предыдущих эпизодов, я поверила, что свекровь действительно могла такие слова говорить. То есть она задумала (и возможно сделала) зло — наказала меня (не знамо за что), лишила меня счастья в жизни. А зло возвращается — разве она не знала? Возможно, именно оно вернулось и ударило ее сына ножом?
Так о каком-таком моем колдовстве причитала свекровь в реанимации, когда порезали ее сына? Я-то была здесь причем? Может быть, это именно ее колдовство вернулось к ее сыну?
Или даже не колдовство, а просто ее реальные действия по разрушению семьи ее сына?
Так что возможен и такой вариант, приведший к возмездию. Когда я в воспитательных целях (муж загулял) с нашей полуторагодовалой дочкой уехала в 1982 году к своим родителям (а родители не приняли меня, и отправили в ссылку, где я не могла выжить с младенцем), то свекровь сделала то, что не является очень хорошим делом. Она на следующий день после моего отъезда не сказала сыну: «Поезжай, верни жену и дочку, и веди себя как мужик. Не шляйся, и не пьянствуй, а заботься о семье». Моя свекровь пошла другим путем. Она привела в дом юную деву, и уложила ее в постель к сыну. И сказала, что ему нужна другая жена. Вот она. Она родит другого ребенка. А Ляльку и вашу дочку надо вычеркнуть из нашей жизни. Так и сделали.
Мы с мужем знали друг друга с детства. Я ждала его из армии. Мы были официально женаты. У нас родился ребенок. Трудности нашей семьи и взаимоотношений объяснялись нашей молодостью и неопытностью — нам было по 20 лет.
Взрослая женщина в один день решила все это зачеркнуть.
Конечно, я очень страдала. И решение семьи мужа вычеркнуть из своей жизни не только меня, но и нашего ребенка, переживала настолько болезненно, что очень даже возможно: мое страдание оформилось в какое-то облако. Типа шаровой молнии, но на ментальном уровне, конечно, в духовной сфере.
Такой сгусток беды и боли, который родился от моих страданий, конечно, мог ударить по судьбе Фарруха. И спровоцировать нанесение ему ножевых ранений.
Но обвинения в моем колдовстве против отца моего ребенка абсолютно беспочвенны.
Судьба Фарруха сложилась очень печально. В тот день, когда его мать приняла решение вычеркнуть меня из его жизни, я думаю, была заложена мина, которая разрушила жизнь, здоровье и счастье этого мужчины, и привела к ранней смерти. И я тут не виновата.
Возвращается любое зло, несправедливость. Возвращается к источнику. Чаще — к потомству источника.
А мое облако беды и обиды не было источником. Оно было следствием, реакцией на зло в мой адрес. Так что если мой сгусток и был причиной беды, то в виде возврата, а не первоначального зла.
Но все, же я была рада, что нам довелось полгода до смерти моего первого мужа, обсудить всю нашу жизнь, и попросить друг у друга прощение. Косвенная вина в его несчастьях и бедах на мне все же была.
Руфочкины «хрясть»
Я, Руфочка, была замужем - официально, с регистрацией, свадьбой, - три раза.
Из трех своих официальных замужеств «настоящим» я считаю только первое. Не потому, что оно особо «качественное», или надежное, или проверенное временем. Оно такое же неудачное, как и все. Просто первого мужа своего я знала с детства, я ждала его из армии. К тому же я считаю, что именно мне не хватило мудрости скорректировать поведение мужа, наладить отношения, и я сама разрушила наш брак. А так как у моего первого мужа дальнейшая судьба сложилась печально, то отчасти я чувствую себя виноватой в этом. Мне его очень и очень жаль.
Два других замужества я называю «хрясть». Это как - когда ударяют первые морозы и лужи затягиваются льдом – можно не оценить прочность льда, наступить на него и «хрясть» - ботинок намок в луже. Вот и пришлось мне дважды сушить ботинки.
Второго моего мужа звали Фарид. Он был на 8 лет старше меня, но до меня еще не был женат. В день свадьбы с утра я плохо себя чувствовала, еле продержалась до конца дня. На второй день не смогла встать из-за высокой температуры.
У меня, кроме тяжелого неуживчивого характера, с детства имеется необычная особенность. Я всегда нечаянно (действительно, нечаянно), совершенно случайно, слышу разговоры, комментарии, информацию, которые не предназначены для меня. Всегда все знаю. И вот через два дня после свадьбы во время визита свекрови я случайно услышала ее слова своему сыну: «мало того, что без моего согласия женился на « ущербной» женщине - с ребенком, да она еще и больная какая-то». Я действительно, в эти дни была тяжело больна. Вскоре выяснилось, что у меня дифтерия.
После ухода свекрови я имела неосторожность уточнить у мужа насчет моей «ущербности» - в связи с наличием ребенка. Он разозлился, стал вещи свои собирать. Потребовал назад обручальное кольцо. И ушел. Таким образом, во втором браке я прожила ровно три дня.
Меня не научил опыт первого брака, что татарскую свекровь, ее слова и действия, осуждать нельзя. Тем более высказываться ее сыну. Могла бы я и промолчать. К тому же свекровь была права – многие и очень многие люди считали и считают, что если холостой парень берет в жену уже не девушку, а к тому же еще и с ребенком, то брак неравен! Изначально, любая свекровь против, чтобы ее «мальчика» «окрутила» «опытная баба с ребенком». Так что в этом смысле я действительно была «ущербной». И нечего было возмущаться и обижаться. И насчет «больная» - тоже свекровь была права. Она пришла к сыну в гости после свадьбы, а вместо ухаживаний и лести новой снохи, она встретила, лежащую пластом, больную с высокой температурой.
Болела я дифтерией долго и тяжело. Чудом удалось обойтись без трахеотомии (когда уже нечем дышать, а во время этой болезни горло и полость рта превращаются в один сплошной нарыв, врачи разрезают гортань снаружи, вставляют трубку). Эта болезнь в 19 веке, одновременно, во время эпидемии, могла свести на нет все детское население страны. В веке 20 проводилась обязательная вакцинация. Меня пропустили, так как в детстве я часто болела, и мне делали отвод на прививки. А в 2002-2004 годах все население Самары вновь, даже повторно, вакцинировалось от дифтерии, так как появились вспышки этого заболевания. Пропущенные в детстве прививки для многих оборачивались тяжелой болезнью во взрослом состоянии. Так, мой одноклассник Слава Ларин в 10 классе болел корью, очень тяжело болел.
Фарид, через несколько месяцев, дважды предлагал начать все сначала, просил простить, что погорячился и ушел. Мы думали-думали с ним, обсуждали этот вопрос, и все же решили, что не сможем строить семью. Ну, не заладилось сразу, наверное, не зря.
Если все же наша жизнь кем-то свыше регулируется, то, возможно, болезнь мне была послана, как способ не дать пойти по неверному жизненному пути. Ни мне, ни мужу. То есть, болезнь явилась способом насильственной корректировки судьбы.
Так закончился мой второй брак.
Третьего моего мужа звали Николай, и был он моложе меня на два года. У него до меня был брак, в той семье рос сын Алексей. Когда-то, первая жена Николая - Марина выставила мужа из дома по причине его неспособности обеспечивать семью, а также из-за бесконечных пьянок и гулянок. Прошли годы. Николай стал представительным мужчиной, успешным, женился во второй раз – на мне. Мы с ним вместе работали, были партнерами в фармацевтическом бизнесе. Дела пошли в гору, появились деньги. Марина узнала об исправлении своего бывшего мужа, и позвала его вернуться к ней и сыну. Тот, видимо, счел резонным, что лучше обеспечивать родную жену и родного сына, чем меня и моего ребенка. Думаю, в этом есть смысл, только было очень тяжело, что со мной он буквально «разделался». Ведь можно было более гуманно поступить. Впрочем, возможно, он просто отомстил. Я относилась к нему хорошо, и к его маме – тоже, но поколачивала его, когда он напивался. Не люблю пьяных. И рука у меня тяжелая. А бить мужчину нельзя. Это высшая степень неуважения к нему.
Николай «отрегулировал» ситуацию, когда я лежала в больнице. Рассудив, что не такую уж важную роль я играю в бизнесе, он принял, с его точки зрения, единственно правильное решение, и вывез из дома вещи, деньги, украшения (моей мамы и моей бабушки). Также он решил другие организационные вопросы (уволил меня из фирмы, выписал из квартиры своей матери, и выполнил другие мелкие, но необходимые формальности). Как далее развивалась ситуация для меня – страшно вспомнить. А у него – не знаю. Я о нем больше ничего не знаю.
Вот такие два у меня были «хрясть». Больше и рассказать-то нечего. Не смогла я ужиться ни с одним из моих мужей.
А своего единственно настоящего мужа, и отца нашего ребенка, в свое время мне не хватило мудрости уважать. Хотя бы просто потому, что он – мужчина. Когда он приходил пьяный, то я не задумывалась, почему он пьет, какие внутренние конфликты его к этому побуждают. Я просто устало говорила ему: «Фархад, ты трезвый-то дурак, а уж пьяный….». И могла треснуть его чем-нибудь, и обозвать, когда он по-дурацки шутил. Как в случае, например, передразнивания соседки. У нас во дворе, в Ташкенте, на улице Максима Горького, жила женщина, а сына у нее звали Джовдат. В переводе с арабского это имя означает - совершенство, превосходство. Женщина выходила на балкон и звала своего сына домой: «Джовдат, Джовдат». Мой муж тоже выходил на балкон и начинал громко «помогать» соседке звать ребенка: «Жоподат, Жоподат».
А еще я надсмехалась над мужем. Например, однажды он пришел пьяным, и не лег в ванну, наполненную водой, как обычно делал. Он устроил себе хаммам ( турецкую баню). Для этого он уселся на деревянную перекладину на ванне, на которую обычно ставят тазик и стирают, ноги поставил на бока ванны, врозь, и пустил кипяток. Напор воды был очень хорошим, от неуспевающей быстро утекать воды шел обильный пар. Такая имитация парной, как в бане, видимо, имела оздоравливающий эффект. В это время я находилась на кухне, готовила. Вдруг слышу грохот и ужасный крик, вперемежку с отборным матом. Я поспешила на помощь. У порога ванной уже стоял трезвый, с круглыми от ужаса глазами, мой голый муж, и орал. То ли он уснул, то ли просто потерял равновесие, а весил он 130 кг, и упал в ванну, ясно, каким местом. А в ванне см 15-20 гольного кипятка. Я долго обрабатывала ему ожоги в столь деликатных местах, лечила мужа, но – надсмехалась. Не хватало у меня мудрости вести себя с мужчиной поделикатнее. И это не оправдание, что я была в юном возрасте. Мудрость не зависит от возраста. С ней рождаются. Она или есть, или ее нет.
Я пыталась воздействовать на поведение мужа, как-то дисциплинировать его. Сейчас я понимаю, что он просто был еще очень молод – он всего на два года старше меня - со временем он бы остепенился. Но все мои попытки поставить его в рамки натыкались на яростное сопротивление свекрови, которая считала, что я не достойна даже мизинца ее сына. Опять же, не хватило мне мудрости понравиться свекрови.
Так вот, однажды, когда наша двухлетняя дочка заболела пневмонией, муж взял рецепт врача и пошел за лекарством, и …. пропал на три дня, как потом, оказалось, зашел к другу поиграть в карты на пол часика, а задержался на трое суток, мое терпение лопнуло. Я решила напугать мужа, что уеду от него насовсем. Взяла билеты на самолет и улетела к родителям в Душанбе.
Мой отец, как нормальный татарский мужчина, считал, что это большой позор, если дочь уходит от мужа и возвращается в отчий дом. Так всегда считали и считают в мусульманских семьях. И правильно. Не зря в народе говорят про такую дочь – отрезанный ломоть. Так вот отец меня встретил с ребенком в аэропорту и не пустил в город. Сразу посадил на самолет и отправил в Куляб. Сказал, что он там договорился насчет работы и общежития.
В Кулябе я осознала, что не смогу наладить нормальную жизнь, так как там нет детских садов, и нянечку тоже невозможно найти – не в традициях таджикских семей отдавать детей няням. Значит, я не смогу выходить на работу. А поселилась я в общежитии, где не было воды и туалета – канализация была засорена глиной сразу после сдачи здания в эксплуатацию, лет 10 назад, и восстановлению не подлежала. У меня началась дикая паника. Как стирать, готовить, ухаживать за маленьким простуженным ребенком? А как работать, зарабатывать на жизнь? Я пожалела об отъезде из дома мужа, и начала ему звонить. Просить, чтобы забрал. Две, три недели, месяц….. не дозвонилась.
Я узнала много позже, что на следующий день после моего отъезда свекровь привела моему мужу юную девушку – ее звали Гуля, и оставила ее там навсегда. Очень я свекрови не нравилась.
Муж позвонил мне через 5 месяцев, в апреле. Он сказал, что понял, ЧТО натворил. Но…уже поздно. Гуля была беременна.
Гуля умерла рано, не дожив до сорока лет. У нее оторвался тромб и застрял в сердце. Всю свою жизнь она люто ненавидела меня, хотя никогда меня не видела. Просто, когда Фархад напивался, а делал он это очень часто, то выходил на балкон и орал на весь двор «Руфа, Руфа!». Звал меня.
Осенью 2003 года в Самаре я увидела сон. Громадное и погибшее, уже очень сухое дерево. Ветвистое, страшное. А под деревом сидит Фархад, и горько плачет. Это время – 2003 год - для меня было нелегким, были проблемы со здоровьем. И сон я растолковала, что могу погибнуть. Посоветовалась со своей родственницей и подругой Румой. Она сказала, что, может быть, Фархад умер, напиши в Ташкент, узнай про его судьбу, сообщи свой телефон. Я написала.
Фархад позвонил. Мы стали ежедневно часами разговаривать по телефону. Он был одинок, очень болен, на пенсии по инвалидности. Мы обсуждали нашу жизнь и наши отношения, начиная с раннего детства и до сего дня, просили друг у друга прощения. Он просил подумать, чтобы я приехала к нему, ведь мы еще не старые, возможно, сможем еще прожить несколько лет вместе, исправить свои ошибки.
Несмотря на то, как сложилась наша жизнь, Фархад не был для меня чужим человеком, и сердце мое «рвалось» от жалости и боли. Тут еще следует отметить, что говорить с женщиной, которая ему небезразлична, восточный мужчина умеет ТАК, как ни за что не сможет мужчина европейский. Я брала трубку телефона, и оттуда в мои уши начинал литься сладчайший душистый мёд. Из ушей он стекал в душу и сердце. Это добавляло переживаний, сожалений о безвозвратно прошедшем, о совершенных в молодости ошибках.
Наши телефонные разговоры продолжались 6 месяцев. Я решила в ближайшее время поехать к мужу, навестить. Конечно, была мысль, что я тоже виновата в его судьбе, и возможно, обязана отработать свою вину, ухаживая за ним в старости. Однако, честно скажу, такая мысль у меня еще не оформилась окончательно. Собиралась просто съездить, навестить его, и пока – все. Но 29 апреля 2004 года я получила известие, что Фархад умер. От второго инфаркта. Было ему 47 лет.
Болезнь
Когда моей дочке было три месяца, она сильно заболела. Дело было в Ташкенте, сразу после Олимпиады. Стояла страшная жара.
Позвали мы по телефону - муж сходил к соседям позвонить - наших бабушек - на консультацию. Мою свекровь и маму свекрови.
Пришла моя свекровь Дамира.
Моя свекровь - очень красивая женщина. Миниатюрная, натуральная блондинка с голубыми глазами. Полутатарка-полуузбечка. Моя дочь сейчас – копия она, только волосы на 2-3 тона потемнее - русые, а глаза - темно-карие. И ростом в меня – повыше своей бабки.
Свекровь посмотрела на ребенка и шишку на его голове, а также на меня, очень встревоженную, и сказала очередную глупость: «Что, волнуешься, переживаешь? Любишь, что-ли, своего ребеночка?»
У меня не было слов. Это самое важное, что поняла она из ситуации? Что мать беспокоится за своего младенца и любит его? Наверное, она считала меня бездушной, если удивилась моему отношению к ребенку. Или просто женщина не была умной?
У меня не было взаимопонимания со свекровью. Потому что я с первых дней настроилась против нее и объявила ей войну. Мне не хватило ума и мудрости наладить с ней отношения изначально. А она, возможно, и не собиралась со мной воевать. Это я любое ее слово воспринимала в штыки, реагировала очень агрессивно. Напрасно. Только сейчас я это понимаю. Попробует сейчас мне какая-нибудь молодуха замечание некорректное сделать – просто соседка, не говоря уже о невестке… - выслушает такое, что будет пятый угол искать. А я имела неосторожность и глупость «одергивать» мать мужа. Вот, например, один эпизод с трусами. После свадьбы, через некоторое непродолжительное время, я случайно подслушала ее разговор с сыном. Случайно, как всегда в своей жизни, слышала то, что не нужно было бы слышать – такую способность имею с раннего детства. Мой муж Фархад собрался на работу, надел чистую, выглаженную мной рубашку. А мать его провожает, вижу, поглаживает сына, а сама явно рубашку оценивает: как постирана, как поглажена. Сын это тоже заметил и говорит ей: ну что ты, мама, все поглажено, у меня ведь теперь жена есть. А она ему отвечает: запомни, сынок, жена – это не мама, она так, как мать, не позаботится о тебе.
Возможно, свекровь это сказала не с целью принизить роль жены, а с целью повысить свой материнский статус. Чтоб сын о матери не забывал. Но я-то не подумала так. Я все восприняла как призыв к войне. Очень я буйная была тогда, вспыльчивая. У меня все закипело внутри от злости! Особенно, когда я тут же вспомнила про трусы своего мужа, которые я увидела на нем после свадьбы. Во-первых, у него их было всего двое – заурядных сатиновых синих трусов семейного покроя – советского образца. Во-вторых, они были застиранные, без явных дырок, но ткань была уже как марлечка – просвечивала от ветхости. Уж советские мужские семейные трусы из черного и синего сатина не были дефицитом, продавались везде. Такая заботливая мать, могла бы перед свадьбой сыну купить новые трусы, или подсказать ему, чтобы купил, и не показывался молодой жене в таком заношенном убожестве.
И у меня на фоне злости и воспоминаний о трусах мужа, возник план. Удивляюсь я себе. Такая молоденькая была, а такая злая, стервозная! Так вот. Я купила ТЮК небеленой бязи. Именно тюк, почти промышленный масштаб мести задумала! В те времена ткани хорошие тоже были в дефиците, ну уж эта обычная бязь была доступна. К тому же она была 100% натуральная, качественная, крепкая. Из точно такой же ткани в 1957 году моя бабушка понашила постельного белья в приданое своей дочери, то есть моей мамы. Так вот это белье не порвалось до 1992 года, то есть служило более 30 лет. Я его порвала сама, в 1992 году, нашила из него мешков для вещей – во время подготовки переезда в Россию.
То есть по крепости и качеству эта бязь – «на века». Но я тогда не об этом думала, просто она была доступна по цене.
Из этого тюка я покроила и сшила ровно 45 штук мужских трусов такого же фасона, как и традиционные готовые трусы – в виде шортиков. Выкройку построила точно на мужа, с запасом. Не широко и не узко. Резинку сделала двойную. Швы обработала, как и на готовых трусах – двойной шов. Машинка швейная Чайка была подарена мне моей мамой на свадьбу. Шила машинка отлично – делала зигзаг-обметку. Муж был в восторге от новых трусов. Но недоумевал – зачем так много? Я ему ответила, что много – не мало. Знал бы он, что он мне про эти трусы через 25 лет скажет….
Теперь мне предстояло эти трусы отбелить. У меня был бак для кипячения белья. Как у всех советских женщин. Представляете, как долго я вываривала 45 трусов? Постепенно, по нескольку раз. До яркой белизны, с персолью и без нее – долго. Не ленивая я, это уж точно. А еще и злая.
Эти белые трусы в дальнейшем стали неотъемлемой частью моего мужа. Он дома всегда ходил в трусах – и зимой и летом. Так он у меня в памяти и остался – всегда в ярко-белых трусах.
Через 25 лет, незадолго до смерти мужа, мы с ним целых полгода каждый день «висели» на телефоне по нескольку часов. Это было с осени 2003 по весну 2004 года. Говорили мы с ним, говорили, вспоминали всю нашу жизнь, просили друг у друга прощения за ошибки и просчеты, которые совершили. И вот тогда опять «всплыли» эти трусы. Сначала муж сразил меня информацией про полы в квартире, которые, оказывается, никто, с тех пор, как я их, с пузом, на 9-м месяце беременности, красила, не перекрашивал. А потом он сказал мне тихо и задумчиво: «Руфа, а я ведь до сих пор в твоих белых трусах хожу». Тут сердце мое чуть на куски не порвалось.
Конечно, я понимаю, я сшила трусов слишком много, и ткань крепкая, но все равно, тот факт, что он до сих пор в них ходит – 25 лет - это мне было услышать страшно. Бедный мужик! За всю жизнь никто ему нормального современного белья не купил, чтобы трикотажное было, красивое, в виде плавок, модное. Так и ходил в бязевых трусах и любовался все эти годы на обшарпанные полы, покрашенные мною четверть века назад….Бедный мужик! И умер в моих трусах. Лучше бы я тогда их не шила.
А я тогда, в молодости, в 1979 году, сшила их, отбелила, сложила стрелочками, как брюки складывают, и уложила в шкаф – белыми штабелечками. А когда пришла свекровь, показала ей со словами: « Конечно, жена – это не мать, так же не сможет позаботиться».
И после этого я удивлялась, что свекровь меня не любила?
Абикаечка – так звали маму моей свекрови. К сожалению, полного имени не помню – все звали ее по-татарски: абикаечка, что значит бабулечка. У нее было 5 детей. Моя свекровь – старшая. Всего три дочери и два сына. Мой муж – старший внук, а всего их было девять. Моя дочка была на тот момент первой правнучкой.
Абикаечка была самой очаровательной на свете татарской бабушкой. Одевалась в национальное узбекское платье, в платочек на татарский манер. Ей в то время (1980 год) было за 60 лет, но она была очень подвижной, миниатюрной, сухонькой, веселой. И очень симпатичной. Она напоминала мне мою бабушку - добрым приятным лицом, добрыми глазами, внутренней, просто сочащейся мудростью. Но только моя бабушка была домоседкой, не такой активной. Абикаечка же никогда не сидела на месте. Она постоянно курсировала от дома к дому, охватывая вниманием всех своих детей и внуков, оставаясь на несколько дней там, где была нужна помощь. Несколько раз она жила у нас, когда считала, что необходимо помочь именно нам.
Так вот, в июле 1980, свекровь и ее мама были приглашены мной и моим мужем, с целью посоветоваться по поводу фурункулов моего ребенка. Дамира сразу сказала мне: поступай, как считаешь нужным – или в больницу иди, или сама лечи. Я, сказала свекровь, не имею опыта воспитания младенца, так как моего единственного сына вырастила моя мама. Кстати, так свекровь сказала и после роддома, когда мы с мужем боялись купать ребенка, и попросили ее помочь. Она сказала, чтобы мы на ее помощь не рассчитывали - она ребенка боится купать. И убежала, звонко процокав каблучками-шпильками.
Абикаечка же, даже и не стала обсуждать мое решение по поводу самостоятельного, без врачей, лечения ребенка. Она сразу предложила свою помощь. И все. Чтобы я ни предпринимала – она будет рядом в трудную минуту.
Когда в 6-месячном возрасте у моего ребенка было происшествие со здоровьем, Абикаечка тоже жила у нас. Спала на моем месте, я спала на месте мужа, а муж спал на диване. Так в эти дни была проблема уложить ребенка спать. У этой бабулечки было такое приятное, доброе лицо, розовое, всегда улыбающееся, что ребенок не хотел спать вообще. Вроде закроет глазки, опять посмотрит на бабулечку, и закатывается от смеха. Радостного и счастливого. Вот такую доброту, тепло и счастье излучала эта женщина.
В 2004 году я спросила мужа про эту добрейшую женщину, про это самое прекрасное существо на свете. Муж ответил, что Абикаечка умерла совсем недавно - в возрасте под 90 лет. И до последнего дня она сновала от дома к дому – помогала всем, кто нуждался в помощи.
***
Я уверена, что Абикечка была золотой свекровью своим снохам – я на 100% уверена. Как и моя бабушка для своих снох – в этом я тоже уверена. Наверное, сами снохи думают иначе. Ну, не знаю, не знаю.