Хлопоты с детьми у Павла начались с утра. А вчера днём позвонил с хутора Георгий, попросил приехать. Люся заболела серьёзно, а работу ему бросать нельзя: шёл весенний сев, и он мог хорошо заработать. Люся была старшей сестрой, и ей надо было помочь. Лена единственная могла сделать это – она была младшая сестра. Детей у Люси и Жоры не было – единственная дочь умерла ребёнком – средняя сестра, Люба, жила на Севере, и приехать не могла.
Таковы были в этой истории исходные данные. Люсе стукнуло 50, и она давно уже мучилась и ногами и сердцем – последствия тяжёлых полевых работ то в колхозе, то у хозяина – и вот наконец слегла. Но свои своих не бросают – Павел сам сказал жене: «Раз надо – езжай, с детьми я разберусь сам». «Да смотри, какие они шустрые, – говорила Лена, – сколько с ними возни, и глаз да глаз» «Езжай, езжай, – безоговорочным тоном говорил Павел, – Люсе с Жорой мы обязаны помочь, больше некому». И она в тот же день укатила на машине.
Конечно, на Павла свалилась проблема, да ещё какая – с такими маленькими детьми он давно не имел дела. Но цель поставлена, спокойствие соблюдено, и он без трепета вступил на свою новую стезю. Вечером он позвонил в автосервис Николаю, компаньону и другу, объяснил ситуацию, а далее мысленно наметил программу завтрашнего дня.
Саша и Маша, двойнята, дети второй его дочери Людмилы, были привезены ею неделю назад из Москвы – они с мужем Владимиром на месяц уезжали отдохнуть в Эмираты. Строительный бизнес их хоть и приносил хорошие доходы, но и съедал время. И вот за шесть лет совместной жизни они наконец отыскали возможность расслабиться и отдохнуть.
Но, что получилось, то получилось. Двойнятам было по пять лет, и хоть они были и шустрые – любили побегать, побеситься – но одновременно послушны, делали всё без окриков. Видно было, что родители уделяют им должное внимание. Оба светлоголовые, только у Саши круглая, подстриженная, а у Маши две тонкие косички. Между собой достаточно дружны, если и ссорились, то быстро восстанавливали мир.
Чтобы заполнить день, да и малышам будет куча впечатлений, Павел решил совершить экскурсию в парк. Завтракать дети не захотели, и он их не принуждал. В отношении, как с детьми своими, так и с внуками, он пользовался методом полной демократии – за что в ответ получал любовь и послушание.
Пол часа они ехали на трамвае, заняв последние три кресла. Павел купил один билет, но кондукторша не расстроилась. Продав билет, она улыбнулась им всем троим: «Какие милые детки, как грибочки, наверное двойнята?» На что Павел улыбнулся в ответ, и кивнув головой, сказал: «Это мои внуки».
Так с улыбок начинался этот день, предвещавший, казалось, лишь теплоту и доброту.
Потом они не спеша шли по набережной, окованной в гранит. Река была ещё с водой низкой – в горах не начали таять ледники. Но детей река заворожила: они впервые оказались вблизи такого мощного потока воды, невольно ощутив, что такое энергия Земли. Сегодня здесь было целое собрание рыбаков, стоящих с удочками. Очевидно, был не плохой клёв.
Затем дети бегали по широкой плиточной дороге, исторгаясь излишком энергией и неуёмными вопросами. К примеру: «Откуда в реке вода и куда она девается?» Дедушка отвечал: «Эта река течёт с гор. На вершинах гор ледники, они тают и дают воду реке». «А когда ледники растают, кто будет давать воду реке?» – был следующий вопрос. «Ни кто, а что, – терпеливо объяснял дедушка. – Кроме ледников, реку питают другие, мелкие речки, подземные воды и дожди». Однако следующий вопрос был неожиданный и до смешного детский: «Дедушка, а Землю сделали космонавты?» На что всезнающий дедушка отвечал: «Нет, космонавты только летают в космос, а Земля создалась сама – из газа и пыли».
Так, увлечённо беседуя, они подошли к небольшой речной станции, и полюбовались на два белых теплохода, стоящих у причала. Навигация ещё не началась, но теплоходы были уже отремонтированы и готовы к увеселительным прогулкам. Оба жили своей жизнью с одного из них лилась мягкая, загадочная мелодия, с другого шёл аппетитный запах чего-то жаренного.
Через переходной, изящной дугой мост, они перешли небольшую протоку и вошли в парк.
Парк этот был старинный, возрастом как город, красиво раскинувшись на берегу реки. Первоначально здесь были заросли пойменного леса, и его просто облагородили, очистив от сушняка и завалов. Затем старые деревья постепенно заменяли молодыми, а в постсоветское время понастроили аттракционов, на каждом шагу были удобные кафешки, множество скамеек для отдыха, и парк стал удобным и уютным. Здесь можно было отдохнуть и в будний день.
Кроме аттракционов в парке было что посмотреть. Здесь располагалась настоящая подводная лодка, перегнанная каким-то образом из моря по реке и стоящая теперь на береговой площадке. Неподалёку раскинулась площадка с военной бронетехникой, как времён Великой войны, так и современных, ещё далее стоял вертолёт и старый МИГ-21. И на всё это можно было не только смотреть, но и залазить, почувствовать, что называется плоть плотью. Сюда пришло уже много родителей с детьми всех возрастов, и те с радостными визгами копошились внизу и наверху.
Купив детям по мороженому, Павел повёл их сначала на подлодку, которая оказалась удивительно мала. Они обошли её всю минут за пять по специальному мостику, проложенному вверху. Затем последовала площадка с бронетехникой, затем вертолёт и самолёт – Павел только успевал отвечать на детские вопросы. Далее последовали качели, где ему пришлось их раскачивать обоих, потом карусели и колесо обозрения, где детки сначала в страхе прижались к нему, а Маша даже закрыла глаза, но на втором круге уже смело обозревали раскрывшуюся неожиданно панораму, а в дали даже рассмотрели свой двухэтажный дом.
После всего, подкрепившись ещё раз чебуреками и пепси, дети просто носились по дорожке друг за другом, а Павел присел на скамеечку.
Как всегда, в такие моменты приходили мысли. А о чём могли быть эти мысли? – конечно же о детях Старшая, Светлана, уже прочно обосновалась во Франции, в Тулузе. Муж какой-то чиновник высокого ранга, сын Ришар, ему 6 лет. К сожалению, ни внука, ни зятя они не видели, не знали. Однако, по телефону, Павел не раз просил Светлану, чтобы та учила Ришара русскому. Не плохо было бы, чтобы этот язык был у него домашним.
От Светланы – мысли к Дарье. Ох, коза-егоза. Учится в соседнем Ростове. Ни о каких романах речи не веди – учиться, учиться, и учиться. Закончила с красным дипломом вуз, получила хорошее место в компании, и сразу же поступила на заочное в другой.
А Ромка – ну, это не человек, а эксклюзив. Плейбой и альпинист в одном флаконе. Конечно, природа постаралась – склонировала от Аполлона. Девки бегают стаей. А у него только горы на уме. Хотя Аполлон везде успевает – здесь с девчатами, там в горах. Кстати, как там у него с Мак-Кинли? В Америке уже неделю, и ни одного звонка.
Дети меж тем устали бегать, и сели, прильнув к деду с двух сторон. Павел понял, что им пора возвращаться.
Путь домой оказался короче, ибо по времени быстрее. В этот раз дети не бегали, а шли, держась с ним за руки, в трамвае же едва не уснули, так что Павлу пришлось их тормошить. А как только возвратились домой, оба, не раздеваясь, завалились рядом на его двуспальную кровать.
В три часа Павла разбудил чей-то звонок в калитку. Оказывается, он тоже задремал, сидя в уютном кресле. Звонок был нежданным, ибо никто из знакомых не планировал наведаться к нему.
Павел открыл калитку – перед ним стояла пожилая женщина, незнакомая ему. Одета она была в чёрное платье, с чёрным платком на голове, стояла при этом как-то странно, глядя ему в глаза – выжидающе и молча.
Что-то смутное пыталось всплыть из глубин памяти Павла – и не могло. Память, как быстродействующий компьютер, пыталась идентифицировать образ, перебирая десятки и сотни свежих и полузабытых, и уже бессильная, обратилась к подсознанию, как вдруг образ явившейся нарушил немоту, саркастически обозначив складочки у рта. Молниеносно Павел узнал эти складки и сарказм – отец!
– Ты, я вижу, не хочешь свою тётю признавать, – произнесла старуха, и память его услужливо выдала имя образа – тётя Анна. Тотчас они оба улыбнулись, и тела их, качнувшись, обнялись.
Да, время всё очистило и увело негатив в небытие. Когда-то, когда он ещё учился в школе, тётя Анна, живя на другом конце города, была завсегдатаем их семьи. Своей семьи у неё почему то не сложилось, но в семье брата она была полной хозяйкой: высказывала умные мысли, давала бесценные советы, если надо, прибегала к моралям, если была необходимость, рубила матку-правду. Особенно доставалось золовке и её детям. Золовка была неряхой, а дети ленивые и бестолковые.
Но как-то, учась уже в 10 классе, Павел не выдержал, восстал со всем своим юношеским максимализмом, и высказал тёте хоть и культурно, но напрямик – кто она есть, и зачем она здесь. Тётушку как ветром сдуло, и более она не вернулась никогда, ибо ни брат, ни золовка ни за что не захотели извиняться за отпрыска, и встали на его защиту.
Итак, время всё залечило и проложило новую дорожку – всё-таки они одна кровь – и Павел вполне искренно был рад увидеть тётю. Он взял её ласково под руку, пока они шли к беседке в саду.
– Да, заматерел ты, Павел, – глядя снизу вверх на высокого племянника, говорила с улыбкой тётя, – да и разбогател, я слыхала – молодец!
От былых тётиных закидонов не оставалось и следа и это воодушевляло Павла.
– А как вы нашли меня, тётя Аня? – в свою очередь спросил он.
– Так отец твой оставил мне этот адрес. А мне что искать – я сказала таксисту, он по навигатору и привёз.
Как дорогую гостью, он усадил тётю Аню за стол в беседке, тут же включив, стоящий здесь кофейник, достал из буфета две кружки, положив в них по пакетику чая, достал, словно нарочно приготовленную небольшую вазу с печеньем и конфетами.
Когда Павел сел напротив, тётушка ему заявила:
– Павел, я приехала к тебе для серьёзного разговора. Хорошо, что ты один, а кстати, где твоя жена?
– Она уехала к сестре, на хутор.
– Это ещё и лучше. То, что я скажу, касается тебя одного, а там сам решишь, говорить это жене, или нет. Во-первых, Павел, отец твой умер, завтра сорок дней – вот, помяните его, – и она, достала из сумки целлофановый кулёк с печеньем.
– Знаю, знаю, про вашу размолвку, про всё, что у вас было, – видя, что Павел хотел что-то сказать, упредила тётя Аня. – Бог вас рассудит, а не я, – и она широкими взмахами осенила себя трижды.
– Последние два года, Паша, Семён жил у меня. Он пришёл к Богу, но очень болел. И тебя он простил, и просил тебя простить его.
Павел сидел немой, но слёзы стояли в его глазах. Тётушка замолчала, отхлёбывая чай.
– Но я должна тебе открыть одну тайну, – сказала она, после несколько задумчивой паузы. – Я осталась последней, кто её знает. Долго я думала, открывать тебе её, или нет, либо же рассказать всё Александре, твоей сестре. И решила, что истина – это всегда благо, приятна она тебе, или нет. Так вот, Пашенька, Мария и Семён – твои приёмные родители.
Много было экстрима в жизни Павла, но такого, под дых, ещё никогда. Именно под дых, вне всяких правил – таково было ощущение его. Тело его натурально свалилось в ступор, однако губы сами собой произнесли:
– Как же так, как это произошло?
Он всё вспомнил, и увидел, в одной картине, как у Глазунова: как мама плакала, вероятно предчувствуя, что провожает его на войну, как она убивалась, когда он болел пневмонией, как она умерла, когда ей сказали, что он погиб в Чечне. Тут же вспомнился и отец – и тоже, всё негативное долой. Как они взяли бахчу за городом, как пропалывали её вдвоём. Мать а то время болела, а ему было всего восемь лет. Как они сдружились с отцом за это время.
Тётя Аня меж тем продолжала открывать свой кладезь тайн:
– Первые роды у Марии были трудные, её спасли, а ребёнка нет. И тут, рядом с ней в палате лежала молодая девчонка отказница. Так ты вышел из роддома с новой мамой. Одна родила, другая вынесла.
Мир рухнул. Всё, на чём он покоился, всё, чего не могли поколебать любые невзгоды, катаклизмы – его рождение, его родители – вдруг перестало быть. Павлу хотелось плакать, то ли от отчаяния, то ли от бессилия, и он бы заплакал, не стесняясь тёти, но какое-то новое ощущение жалости к самому себе почти физически начали душить его. Все его силы были брошены, чтобы эту слабость преодолеть, и он закрыл глаза, словно отрешался от этого грешного мира.
Тётя Аня тихо рукой коснулась его колена.
– Пашенька, я знаю, как тебе тяжело, но через это надо пройти. Ведь это важно для тебя – ты понимаешь?
Павел молча закивал головой.
– Тогда послушай, что я тебе скажу ещё. Твоя биологическая мать разыскала меня не так давно. Не знаю, как ей это удалось, но она искала тебя, а вышла на меня. Она замужем, живёт не плохо, у неё ещё двое детей. Ошибка молодости её очевидно многому научила. У неё не плохой муж, они довольно состоятельные люди – ездят по заграницам. Муж её знает о тебе, и не прочь наладить с тобой контакт. Меня они попросили с тобой поговорить. Вот телефон, если захочешь, позвонишь сам, – и она достала из сумки заранее приготовленный, сложенный вчетверо лист.
Неожиданно они оба замерли. Увлечённые разговором, тётя с племянником не заметили появления на пороге двух светлых головок, глядящих на них во все глаза.
Тётя Аня с нежностью посмотрела на малышей. Они ей показались вдруг красотой не дотрагиваемой, оберегаемой с высот.
– Это твои внуки? – спросила тётя.
– Да, – ответил Павел.
– Господи, как они похожи на ту, родившую тебя! – с какой-то тоской выдохнула тётя Аня.
Она знала, дети не подойдут к ней, не знакомой. А ей было очень жаль – так хотелось коснуться их, погладить по головкам. Из своей неисчерпаемой сумки она достала по маленькой шоколадке, показала им.
– Малышки, подойдите, как вас зовут?
Нет, они стояли и смотрели. Эта старушка была им слишком не знакома. Тогда дедушка взял их за руки и подвёл сам.
– Это бабушка Аня. Она добрая, хорошая, и вы полюбите её.
Тогда дети доверились дедушке Паши, и старушка с нежностью их обняла. Павел увидел, как из глаз её, не стесняясь никого, полились прозрачные слёзы.