Я всю жизнь думала, что мужчины счастливее женщин. Их меньше количественно — поэтому выбор спутницы жизни им осуществить легче. И вообще, мужчины сильнее, мудрее. Они главнее, чем женщины — это шептала мне моя восточная кровь.
Такие мои мысли жизнь подтверждала мне с юности.
Однако в настоящее время я думаю иначе. Счастье и удачливость от пола не зависят.
Золовка
Еще в детстве я обратила внимание на брата своей подругии соседки, Томы. Он был старше нас на несколько лет, с нами не играл и не дружил, а толькоозорничал. Например, придем мы все — подружки нашего двора — к Томе, в гости, на день рождения, а ее брат через открытое окно на стол ветки и камешкикидает — пугает вроде. Мы визжим, а ему весело.
Время шло, мы становились взрослее. Я наблюдала, как Толик взрослел. Такой красивый стал. Высокий, волосы кудрявые, темно-каштановые, глаза серые, умные и добрые.
Но Толик по-прежнему считал меня, как и свою сестру, и наших всех подружек — «малышней». И это было правильно. Потому что было правдой.
Несмотря на очень юный возраст, я пришла к выводу, что Толик — очень интересный мужчина. Более того, какая-то внутренняя природная мудрость внутри меня — на клеточном уровне, что ли — шептала: это идеальный будущий муж и отец твоих детей.
Конечно, эти мысли были смутными и четко не формулировались. Я была еще слишком ребенком, чтобы запланировать и, тем более, осуществлять какие-то планы и действия.
Толик был очень умным. Он учился на одни пятерки в физико-математической школе, и постоянно ездил в Москву и другие города на разные олимпиады. И всегда привозил дипломы. От своей подруги Томы я слышала, что золотая медаль Толика и все эти дипломы обеспечат его поступление в МГУ.
Тому и Толика мама воспитывала одна. Их отец давно умер. Толик был для мамы — свет в окне, гордость, радость и надежда. Ему буквально перед ногами ковер стелили — уже в подъезде. Мама и сестра сдували с Толика пылинки и говорили о нем в таких эпитетах, будто он царь великой страны.
И вот что интересно. Несмотря на такое гипервнимание, парень не вырос эгоистом, нахалом, лентяем. Более того, было ясно и в детстве, да ипо предварительным итогам жизни — то есть в настоящее время — можно утверждать,что Толик — это образец порядочности, трудолюбия, вниманияблизким.
Наше общее детство прошлов теплом южном городе Понедельевске, на улице Толстого, недалеко от Красного базара и Оперного театра. И очень-оченьдалеко от Москвы.
Шел 1972 или 1973 год. А может и 1971……. От Томы я узнала, что Толик поступил в МГУ, и завтра рано утром придет такси, чтобы отвезти его в аэропорт. Он уезжает навсегда. Сначала учиться, но потом он обязательно останется в Москве. Ведь он очень умный. Ему незачем будет возвращаться в наш город. Толик обязательно станет великим ученым.
Я согласна была с Томой: Толик умнее всех на свете, и он должен стать великим ученым. Но мое детское сердце забилось и заныло от тоски — от предстоящей разлуки.
Мне жаль было расставаться с Толиком. Я не спала всю ночь. С рассветом я сидела на балконе. Чтобы увидеть отъезд Толика. Так и вижу картинку из прошлого — ранним летним утром подъехало такси, в него сел Толик, веселый и счастливый,и уехал. Я заплакала.
Мы не общались с Толиком как друзья, даже не беседовали. Мы просто рядом жили и вместе выросли. И все же мое отношение к нему было необычным, не как к соседу. Я тосковала от мысли, что Толик уезжает навсегда — будто бы теряла родного человека.
Толик уехал и учился в Москве. Он приезжал домой на каникулы. Но по-прежнему, мы не общались и не дружили. Но так как я становилась старше и хитрее, то я под разными предлогами заходила к подруге, чтобы увидеться с Толиком. И через несколько лет поняла: он заметил, что я уже не ребенок. И стал на меня смотреть с интересом. Я обрадовалась. В моей душе зародилась надежда. Ведь детские мысли о том, что Толик — это идеальный муж и отец моих будущих детей, уже оформились.
Однако мои надежды, что у нас что-нибудь может получиться, разбивались каждый раз, когда я слушала Тому и ее маму. Они говорили, что никогда не позволят, чтобы такой умный парень вернулся в нашу глухомань.
1975 год. Я бы не сказала, что решение поехать учиться в Москву самой — мое решение, и, тем более,что оно было бы продиктовано желанием быть ближе к Толику. Нет. Я даже не думала о Москве. Я грезила медицинским институтом в своем городе. А по Толику просто тосковала. Однако мой папа решил отправить меня учиться в Москву.
И вот в 16 лет я — «дурадурой» — оказалась в Москве.
То, что я совершенно не была готова к жизни и учебе в огромном городе, и о том, какие университеты я там прошла, не является темой данного повествования. Здесь речь идет о Толике.
Так вот, оказавшись в Москве, я решила, что это — шансналадить отношения с будущим идеальным мужем и отцом моих будущих детей — Толиком Карповым. Про таких мужчин в кино главные героиниобычно говорят: « мужчина моей мечты».
И я поехала в гости к «мужчине моей мечты».
Толик встретил меня очень хорошо. Ясно было, что он еще дома, на каникулах, пригляделся ко мне.
Что-то мне подсказывало, что я ему нравлюсь, и что я на верном пути. Я поехала к Толику в гости второй раз. Опять он очень хорошо меня встретил — познакомил с друзьями, водил гулять в парк.
Я сочла, что нужно действовать дальше. Я поехала к нему третий раз. Толик пригласил меня погулять по Москве. Мы долго гуляли, шутили, пели, весело смеялись, вспоминали детство. Дошли пешком до улицы Стромынки. Там на реке Яуза было кафе с таким же названием (оно и сейчас там есть). Толик предложил поужинать и поговорить. И вот что он мне сказал после ужина:
«Ляля! Ты очень хорошая девушка, и ты мне очень нравишься. Но ты не приходи ко мне больше, ине терзай мое сердце. Просто погулять с тобой я не могу — мы выросли вместе, и ты мне как сестра. А жениться я на тебе не собираюсь. У меня другие планы на жизнь. Я наконец-то вырвался из нашего города не для того, чтобы жениться на соседке. Мне надо жениться по расчету.
Я вырос без отца. Мне неоткуда ждать помощи. А я хочу сделать карьеру и завоевать имя в науке. Моя научная студенческаяи дипломная работапо тематикеявляются трамплином в большую науку, в космонавтику. Но без поддержки этого мало.
Мне нужен очень влиятельный тесть. И я его нашел. Я скоро женюсь. Семья эта по-настоящему профессорская, очень состоятельная и влиятельная в научных сферах. Только в этой семье я смогу добиться осуществлениясвоих планов.
Я тщательно выбирал себе невесту — профессорскую дочь. Да, твой папа тоже профессор, но ведь ты понимаешь, что Москва, и научная средавокруг космической отрасли — это совершенно другой уровень, чем в нашем родном городе. И мне надо на этот высочайший уровеньпопасть. Красный диплом МГУ — это ступенька, но этого недостаточно. Мне нужна моральная и материальная помощь тестя — длязащиты кандидатской и докторской».
Я молча выслушала Толика. И поняла: я вижу егопоследний раз в жизни.
Конечно, я была расстроена. Но я даже не ответила ничего, не говоря уже о каких-то действиях.
Я смирилась. Очень я уважала Толика.Если он сказал — так тому и быть.
Смирилась, но не забыла. Я вспоминала и вспоминаю Толика всю свою жизнь — до сего дня.
Вернувшись вскоре после разговора на Яузе в свой родной город, яне стала больше поддерживать отношения с Томой — чтобы не причинять себе душевную боль. Тем более, это было нетрудно — позже мы разъехались в разные районы города.
Особенно часто я стала вспоминать Толика, и горевать о неслучившейся у нас с ним счастливой любви, когдамне трижды не удалось создать семью. Каждый раз, сидя у разбитого корыта, я думала: Все закономерно. Ни с кем у меня семья и не сложилась бы. Ведь идеальным, данным мне судьбой мужем был Толик. Но он отказался от меня из-за космической отрасли.
Когда в эмиграции, в 90-е годы, мне было особенно тяжело — физически, морально, материально, я всегда думала: Вот какой умный Толик. Не только в математике, но и в жизни умный. Как ведь предвидел, что нельзя на мне жениться — неудачница я. И выбрал себе жену грамотно, по расчету.
Я всегда представляла себе красавца Толика в огромной московской профессорской квартире, именно в библиотеке — книжные шкафы под потолок. И на Толике в моих мыслях был стеганый атласный мужской халат с шалевым воротником — цвета бордо — поверх костюма (так я видела в фильмах про дворян 19 века). И весь он мне виделся такой солидный, именитый ученый — ездит на международные симпозиумы.
После таких мыслей я тяжко вздыхала — мне не повезло. Толик не женился на мне. И правильно сделал. Все мои мысли о Толике всегда былив хвалебном по отношению к нему ключе. Я никогда не злилась и не обижалась на него. Просто тосковала и жалела себя за эту неудачу в моей жизни.
* * *
В 2008 году я научилась пользоваться Интернетом. И стала искать Толика. Просто посмотреть фото.
Не нашла.
В 2010 году я в Интернете нашла Тому. Как я обрадовалась! Мы с ней не стали переписываться — созвонились.
Я длявежливости сначала стала спрашивать про ее дела, а сама ждала момента — спросить про Толика. Но тут Тома сама сказала мне следующее:
«Я с мужем планирую через месяц приехать в Москву. Давай встретимся и вместе поедем — навестим Толика. На его могилку.Он умернесколько лет назад. Не дожив одного месяца до своего 50-летия».
Через месяц Тома, ее муж и я, приехали к Толику на его могилу. Была зима, много снега, но могилу мы нашли быстро. Возложилицветы.
Тома не забыла привезти мне все детские фото — наши общие, и фотографии Толика разных лет. Я попросила ее об этом, чтобы отсканировать фото, и распечатать себе экземпляры. У меня все эти фото не сохранились. Потом я оригиналы отправила Томе в тот город, где она жила. Я волновалась, чтобы они не потерялись. И такжепереслала ей электронные варианты фото.
В этот день встречи — а мы не виделись с ней 25 лет — мы с Томой обсудили всю жизнь Толика. Кричали, шумели, плакали. И раз пять чуть было не повздорили — не то чтобы со злостью, но ругали друг друга сильно.
Вот как, оказывается, сложилась судьба Толика.
Вскоре после ужина со мнойв кафе Яуза в 1976 году, Толик женился. Блестящая партия.Толик переехал в роскошную профессорскую квартиру тестя — известного ученогоБелкина — в центре столицы, поступил в аспирантуру.
Родилась дочь.
Вроде бы все шло по плану. Однако — не совсем.
Жена Толика — Нонна — во всем слушала своих родителей, а они не были довольны зятем. Они планировали видеть в зятьях другого парня — вдруг выяснилось такое обстоятельство.
Перед замужеством дочь настояла, что хочет выйти замуж именно за Толика — сказала родителям, что уже отступать некуда, что, мол, свадьбу надо играть срочно. Это она специальносделала, чтобы выбор был одобрен — на самом деле Толик был таким гипертрофированно порядочным парнем, что он не посмел бы даже прикоснуться к девушке до свадьбы.
Но теперь девушка стала думать, как ее родители. Что она просчиталась с замужеством. Можно было выйти замуж за обеспеченного, уже состоявшегося и перспективного парня. А не ждать, пока мужбудет делать карьеру.
Толикбыл вглазах родителей жены голодранцем из провинции — без роду без племени. И его научные амбиции и планы поддерживать они не собирались.
Они подчеркивали особое положение парня — «в примаках», и считали, что ему нужно работать не покладая рук. Муж дочеридолжен приносить много денег — отрабатывать жилье в центре города «на всем готовом». И потому не одобрялась слишком усидчивая учеба в аспирантуре — чтобы заработать имя в науке, нужно 20 лет потратить.
После рождения ребенка жена Толикаи ее родители стали особо настаивать на прикладной работе молодого ученого с целью привнесенияденег в семью. Не потому что денег в семье было мало — просто деньги могли бы скомпенсировать положение Толика как«голодранца» — в те времена не было термина «понаехали». Но имелось в виду именно это. И являлись бы «платой» за московскую прописку.
Семья, наука, космонавтика — все пошло прахом. Толик и его жена расстались.
Это был 1979 год. Я тогда еще не вышла замуж. Если бы я к тому времени не порвала отношений с Томой, то я бы узнала об этом разводе.
Тома — зимой 2010 года — стала на меня кричать и ругаться — почему я так запросто отказалась от Толика и не интересовалась им? А я ей ответила, что она и сама могла бы мне рассказать — мы вообще еще жили в одном подъезде в этот момент! И она не рассказала мне о разводе Толика!
А Тома мне в ответ сказала, что она понятия не имела ни о моих чувствах к Толику (она услышала о них впервые тольково время поездки на кладбище), ни о нашем с ним разговоре в кафе Яуза.Поэтому и не стала рассказывать о разводе.
Наш диалог был на повышенных тонах — муж Томы пугался и вздрагивал:
Тома: Почему ты никогда не поделилась, что он тебе нравился? Это же надо быть такой скрытной. Подруга называется.
Я: Зачем? Вы с матерью постоянно говорили о его светлом научном будущем в Москве. Вы бы и слышать не захотели о такой невестке, как я — с проживанием в Понедельевске.
Тома: Но когда ты встретилась с ним в Москве, почему ты поступила, как курица безмозглая? Он сказал: Нет. И она пошла понурая. Надо было затащить его в постель — он порядочный, обязательно бы женился на тебе. И не попал бы в лапы этихБелкиных.
Я: Это ты сейчас так говоришь. А если бы я тогда так поступила, то вы бы с матерью всю жизнь меня кляли: ш….., залезла в постель, женила силой, не дала ему в науку большую попасть, женившись на Нонне Белкиной. Так бы вы меня обзывали, и Толика бы против меня настраивали.
Тома: Ну и что? Зато ты бы спасла его от неправильной женитьбы. А там дальше все бы утряслось как-нибудь.
Я: Нет, тогда я все правильносделала. А вот после его развода — тут ужасная ошибка. Если бы ты мне сообщила в 1979 году о его разводе, можно было бы его «перехватить тепленьким». Вот тогда у меня был шанс. Онуже к тому времениумерил свои амбиции по космонавтике. И пинка ему изпрофессорской квартиры дали. На мне, с кем он вырос, кто ему нравился с детства — он бы точно женился.
Тома: Да, упустили мы Толика именно в 1979 году! Как жаль!
Я: Так жаль, что не знаю, как теперь жить с этой мыслью. Я в том году вышла замуж, тогда как «мужчина моей мечты» развелся. Я потеряла своего родного человека. Просто потому, что не знала о его разводе. Мне страшно.
Тома: Если я тебе сейчас расскажу, что случилось с Толиком после 1979 года, тебе станет еще страшнее.
Я:?
После развода с семьей профессора Белкина, Толик остался в Москве. Надо былогде-то жить и работать. Наукой, конечно, тоже хотелось заниматься — но для этого не было возможности.
Толик устроился на работу на рынке — торговать линолеумом. И поселился в общежитии — там же, на территории и в ведении рыночного комплекса строительных материалов. Выбор работы был сделан в зависимости от прописки и проживания.
С годамиТолик — он ведь был очень умным человеком — и диссертацию все же «добил», да и линолеумом стал торговать не по найму, а как владелец магазинчика. И комнату купил, а не в общежитии жил. Но это — позже.
А пока, после развода, Толику было очень нелегко. Вместокосмонавтики оказаться на рынке — это стресс.
Конечно, душа болела. И потянулась к теплу.
В общежитии, где поселился Толик,жила девушка с ребенком. Она приехала из захолустногогорода далекого Зауралья. В родном городе ей было сложно — без мужа, без профессии. К тому же ее девочка была от рождения глухонемая. А в столице и заработать можно, да и показать девочку врачам — вдруг смогут вылечить — хотелось надеяться.
Толик был очень порядочным человеком. Он не смог просто «погулять». Он женился.
Потеклигоды. Природный ум Толика не позволил ему оставаться неудачливым. Бизнес он развивал, старался очень. Но еще были не те времена, да и объемы не те, и товар не особо ходовой — много ли наторгуешь линолеума?
Толику было трудно. Он платил алименты — в первой семье не особо нуждались, но он не мог иначе.
Содержал вторую семью. Старшая девочка — он ее удочерил. Родилась и общая дочь — к сожалению, тоже глухонемая.
Заботился о матери и сестре — постоянно посылал им денег.
На этом месте рассказа Томыя началаее ругать:
Я: Ты знала, как ему тяжело, и ты брала у него деньги? У тебя муж был! Бессовестная, ты не жалела брата!
Тома: Да он сам! Ты ведь знаешь, какой он порядочный — сам не поест, другому отдаст. А мне тоже было нелегко. Мы выехали в эмиграцию в 1992 году. Приехали в маленький провинциальный городок — работы нет, денег нет, жилья нет. Муж устроился на работу, на копеечную зарплату, так как там дали участок под строительство дома. Мама с нами — инсультом разбита. Дочка маленькая. Мне приходилось брать у брата деньги. Иначе мы бы не выжили.
Я: У самой муж под два метра был, а она бы не выжила. Я без мужа, и то выжила.
Тома: Брат был единственным родным человеком. Я не могла от него скрывать свои трудности. Да, звонила и плакала, как мне трудно материально. И Толик помогал! Вот такой был Толик — порядочный и сердобольный — он ведь оплатил обучение моей дочери в университете. Как раз заплатил за последний год обучения и умер!
Я: Моя бы воля, убила бы тебя. Брат рвался на части. Три дочери, две из них инвалиды, две жены, линолеум на рынке — головная боль, а не бизнес. Да еще и бессердечная замужняя сестрана шею подсела.
Тома. Да, ты права. Жаль его. К тому же, в начале 90-х положение семьи Белкиных ухудшилось: перестройка, экономический кризис в стране и смерть отца-профессора. И Нонна стала требовать денег тоже. Трудно приходилось Толику.
* * *
Свой рассказ о жизни брата Тома завершила такими жалобами: отношения с двумя снохами (женами брата) у нее не сложились — они не хотят общаться. Со старшей дочерью брата (от Белкиной) отношения налажены — телефонные переговоры, также Тома шлет ей подарки на праздники. А вот с младшей племянницей нет возможности наладить родственный контакт — она ведь глухонемая, и звать ее к телефону нет смысла.
Я ответила Томе: «Лучше бы ты брата жалела в свое время побольше. Может, он бы и прожил подольше. И ничего удивительного нет, что снохис такой золовкой общаться не хотят. Алчная сестра — дожимала брата после двух жен и троих детей — наверняка они, особенно вторая жена — знали. В ее-то положении — комната в коммуналке, рынок, линолеум, двое детей-инвалидов — а деньги отправлялись замужней сестре, которая за эти годы отстроила двухэтажный особняк.
И я бы с тобой нестала бы общаться, если бы была твоей снохой, дорогая подруга моего детства, Тома.
Так и знай».
* * *
Сделала я для себя подборку фотографий Толика. Смотрела — думала. Поговорила с ним мысленно. Пожалела его. Поплакала. Попрощалась с моим счастьем — которое не случилось — навсегда.
И после этого моя тоска, которая сопровождала меня всю жизнь при воспоминаниях о Толике, исчезла.
ХАЛИЛ
События этого рассказа – реальность. Все участники этих событий и поныне здравствуют. Все. Кроме Халила.
К тому же информацию эту я получала «через двое уст на третьи», хотя источники надежные: тещи-мамы.
У моей семьи по стандартным причинам «нарисовалась на горизонте» новая татарская родня. Большой шумный клан – прямо какая-то мини-орда – несколько семей после свадьбы моей сестры стали и нашей родней.
С новой родней я лично сильно дружить не собиралась. Не потому, что они мне не понравились. Нет, Слава Богу, нормальные, хорошие, порядочные люди. Но дружить - а зачем? Ну, погуляли на свадьбе, познакомились, и хватит.
Как-то «наши» пошли к «ихним» («кудагам», по-татарски) в гости. Я приглашение на себя не распространила и осталась дома. Звонок. На пороге стоит Халил. Это зять одной из сестер «той» семьи.
Еще на свадьбе я обратила внимание на этого парня. Во-первых, он очень отличался внешне от всех – очень красивый и высокий, лицо необычно белое, иранского типа, черные волосы, соболиные брови и бархатные добрые глаза. Во-вторых, он руководил музыкальным ансамблем, который был на свадьбе, играл на гитаре с ними сам, пел очень красивые песни на разных языках – русском, татарском, таджикском и узбекском.
Непонятной национальности парень, подумала я тогда. И для музыканта какой-то слишком правильный. И еще он прихрамывал. «Жофрей де Пейрак» - промелькнуло у меня в голове.
Так вот, стоит этот парень у меня на пороге и говорит: «Я за тобой. Приехал на такси. Вся родня собралась за столом. Не хватает тебя». И ведь не поленился приехать с другого конца города! Пришлось ехать.
Потом я поинтересовалась подробностями про него. Кто, откуда, как вошел в эту татарскую семью, на фоне которой выглядел как средневековый иранский падишах. И вот что я услышала.
Его родители – немолодые добропорядочные супруги – приемные. Они НАШЛИ его в младенчестве, когда ему было несколько дней от роду, в…. ТАНДЫРЕ. Я не очень знаю внутреннее устройство тандыра, но мне пояснили, вроде это был такой тип тандыра, глубоко в земле, крышку надо открыть и стоя на коленях закладывать туда тесто, сильно наклоняясь, на покатые стены. А снизу жар – откуда-то туда попадают дрова или уголь. Наверное, сбоку.
Так вот будущая приемная мать утром во дворе своего частного дома в махалле – то ли услышала писк младенца, то ли собралась лепешки печь – но заглянула в тандыр и ужаснулась. На дне, упершись ножками в дно, прислонившись к стене, как бы сидел ребенок. Предположительно, его просто скинули туда, чтобы сжечь, но скинули «удачно», он скатился по стенке ножками вниз. Если бы упал плашмя животиком, спинкой или головкой, то погиб наверняка бы. А тут вообще не ушибся. Только обожглись до кости ножки, которые уперлись в жаровню.
Так и сидел на корточках. Новорожденный. Отсюда и хромота Халила. Обе ноги сожженные.
Ребенка достали, выходили и вырастили. Полюбили как сына и вложили в него всю душу.
От Халила исходило какое-то свечение. Я это почувствовала. Доброта и порядочность, ум и надежность – просто источались от него, как аромат от цветка. Парень был очень музыкальный. Организовал ансамбль, пел, писал музыку и стихи. Учился заочно на экономическом факультете ТГУ, работал по экономической части в каком-то учреждении. По вечерам его ансамбль играл в ресторане, на свадьбах.
С женой Фаридой его познакомили в ранней юности и поженили их по сговору родных. Жена его была очень скромная приятная девушка, приветливая и ласковая. Детей у них не было.
Жизнь шла своим чередом. По советским временам, по тем меркам, Халил очень неплохо зарабатывал, благодаря своей музыкальной работе. Через семь лет супружеской жизни у них родился первенец – сын.
И тут, одновременно с рождением ребенка, в жизни Халила начался период потрясений. В Душанбе, по распределению после окончания театрального вуза в Москве, приехала сразу целая труппа молодых актеров, для работы в местном кукольном театре. Артистическая среда каким-то образом соединила этих актеров и музыкантов. Они все познакомились. Это был Рок. Тайфун. Смерч. У Халила и девушки из этой труппы началась неимоверная, неистовая, кармическая Любовь. В это же время в семье у Халила и Фариды, его жены, рождается второй сын.
Ситуация для беспредельно порядочного Халила сложилась аховая. Два долгожданных сына и жена на одном полюсе. И всепоглощающая, фактически первая, неуправляемая по силе любовь – на другом.
Женщины начали его делить.
Похожие ситуации я в течение своей жизни еще несколько раз наблюдала, со стороны. Как правило, от такой дележки, ее последствий, делимый мужчина ломается, становится неудачником, либо начинает пить, и очень часто погибает. Не обязательно напрямую - заболевает. Видимо, какой-то сбой энергетический происходит. Сила сбоя, по всей видимости, напрямую зависит от интенсивности женской злобы к сопернице и от степени порядочности и ранимости мужчины.
Женщины Халила делили его яростно.
Жена объявила, что второй их сын – инвалид и никогда не будет ходить. В качестве аргумента, что уходить из семьи нельзя. (Ничего подобного. Этот мальчик уже давно взрослый здоровый мужчина).
Обо всех этих подробностях «в режиме он-лайн» я не знала. Я только слышала фразу: «Халил заболел, у него депрессия, его возили к соответствующему врачу». Я тогда очень расстроилась. И всё. Узнать причину я почему-то не постаралась.
Вот такая я эгоистка. Даже испытывая к человеку симпатию, услышав, что он в беде, почему-то не удосужилась вникнуть, вмешаться, узнать подробности. Возможно, на том этапе, Халилу можно было бы помочь. Поддержать. Что-то подсказать. Ведь не зря считается: «Самое важное слово нам говорит кто-то другой». А я послушала, посокрушалась, и занялась своими делами, своей жизнью.
Гораздо позже, после окончания этой истории, я вспомнила еще один эпизод, связанный с Халилом. Я в это время училась в аспирантуре ТГУ на экономическом факультете. И однажды в коридоре увидела группу заочников. Среди них был Халил. Мы поздоровались. Издали. Но после того он сделал шаг и я поняла, что он хочет подойти ко мне, возможно поговорить... Но я не поддержала, то есть не сделала шага навстречу. И он не решился. Может, ему было необходимо со мной поделиться….И это помогло бы ему. Почему я не была решительней? Я ведь знала о его депрессии. Может, это были доли секунды, а я долго принимаю решения, их мне не хватило. Потом, продумав всю историю, я сделала вывод, что Халил чувствовал, что теоретически я способна ему помочь, что у нас схожая «организация». И я с ним согласилась, но слишком уж поздно.
Я почти всегда была закрыта броней своих собственных переживаний, проблем, интересов. И мне была знакома мрачная тень депрессии. Видимо, много душевных сил у меня уходили вглубь меня для борьбы с ней. На «вне» не осталось. Но все равно, я была сильна духовно. А он ослаблен. Но я не помогла.
Потом я услышала, что Халилу стало хуже. Он болен. А на следующий день рассказали, что вчера Халил защитил дипломную работу на «отлично». Но завтра надо ехать на его …………похороны. Оказывается, он защитил диплом, пошел на железнодорожный вокзал (это пешком 5 минут от экономического факультета), выпил пачку транквилизаторов и лег под поезд. Поезд перерезал его в области груди.
Приехала я к дому, где проходило прощание с Халилом. Во дворе пятиэтажки было много людей. Я прошла в дом, заглянула в комнату. Он лежал на столе. Он был такой же красивый, но очень бледный и синевой и очень сильно выросшей щетиной. «Почему его не побрили?» - подумала я. Я смотрела на него с невыразимой тоской, чувством вины, ужасом, ощущением безвозвратной потери. Почему-то запомнились чьи-то слова: «Что же его положили на старенькую курпачу. Он ведь такие большие деньги зарабатывал. Не могли новую курпачу купить. На всем экономят, все и было мало и мало».
В комнате сидели его приемные родители. Мне показалась, что им стало по сто лет, настолько они разом постарели от горя.
В оглушенном состоянии я вышла во двор. Мне показали на группу очень необычных, интересных, как сейчас говорят, креативных, молодых людей. Это были актеры из Москвы. Среди них была девушка. Та самая, любовь Халила.
И еще мне сказали, что они пришли проститься и проводить друга в последний путь, но Вб дом не пошли. Стоят тут. Считают жену виноватой. Он был Поэтом. А поэты очень ранимы, хрупки, на них нельзя давить. А жена давила.
Я не думала, кто виноват, ни кого не осуждала и не осуждаю до сих пор. Но я думала - как настоящая махровая эгоистка – только о себе: «я могла ему помочь и не сделала этого. И даже не попыталась».
Прости меня, Халил.
Леди Макбет из нашего поселка
В одном живописном поселке городского типа, что во Владимирской области, появилась своя почти леди Макбет.
Жила там семья. Детей у супругов было четверо - мал мала меньше. Дом хороший, справный, так как мужик был работящий, «рукастый». Все сам умел и все отстроил. И машина своя была. И пил умеренно. Относительно умеренно… Ну, конечно умеренно, если дом строил и машину водил.
Так вот однажды он умеренно выпил и лег спать в гараже. Благоверная (что было у нее в душе и на сердце – никто не знает) облила его керосином и подожгла.
После похорон завели уголовное дело по факту убийства. Но пошел по поселку слух – отпустят ее из-за четырех малышей.
В поселке том почти все мужики – умеренно и не очень умеренно пьющие. Из-за слухов, что отпустят жену покойного-сожженного, собрались все бабы у сельсовета и выдвинули лозунг: «если ее не посадят, мы все своих мужиков сожжем!»
Ее посадили. Малышей оставили с бабушкой.
Прошло 4 года. Ее отпустили за «хорошее поведение». Приехала домой с новым мужем. Вместе организовали магазинчик по продаже овощей. Зажили справно.
Меня из районного центра подвозил на машине до того поселка местный мужичок – тоже умеренно выпивший. Проезжали мимо кладбища. Предложил заехать. Я согласилась. К могиле сожженного (тот был его одноклассником в свое время) он подошел сразу и сказал: «Твоя-то зараза живет и здравствует. Но я у нее никогда овощи не покупаю. За тебя злюсь».
Это плохо – что мужики пьющие. Но на такую месть – не покупать у «злодейки» овощи, способен только очень добрый и порядочный человек. И жаль, что он хоть и умеренно, но пьющий.
Огрызок яблока
Некоторые люди зло шутят: «из бабы друг, что из г…. пуля». А вот мой друг Бури Хакимович никогда бы так не сказал. Он считал меня настоящим и первейшим другом.
Прошло тридцать лет с того дня, как мы познакомились — я и Бури. А я по сей день помню друга, и скучаю по нему, и храню его фото.
Имя Бури (ударение на последний слог) — мужское имя, возможно, произошло от buri, со старосогдийского (согди;йский язы;к — мёртвый (позднейшие памятники датируются началом XI века) язык восточноиранской группы иранских языков, на котором говорили в Согдиане в долине реки Зеравшан на территории современных Узбекистана и Таджикистана) языка. Означает это имя — осторожность, безволие, отзывчивость, верность.
На момент нашего знакомства разница в возрасте у нас составляла более 25 лет. Разумеется, ни о какой реальной, осязаемой дружбе, или других отношениях, речи быть не могло. Разное социальное положение, общественные статусы, огромная разница в возрасте — по этим причинам реально, воочию, стандартно дружить мы не могли. Но так как мы оба — на клеточно-молекулярном уровне — почувствовали, что являемся существами с одной — далекой от Земли — планеты, родственными душами, общение мы продолжили. Не было у нас другого способа дружбы, кроме как посредством долгих разговоров по телефону.
К разговорам по телефону у меня в настоящее время отрицательное отношение. Я отключила вообще телефон домашний. Мобильный у меня только для СВЯЗИ. То есть узнать: «Ты где; Когда придете домой; Готова принять доставку; Подтвердилась ли бронь на гостиницу; Такси подъехало к подъезду». ВСЁ!
Могу, конечно, связаться по скайпу с вновь нашедшимися через много лет друзьями. Но не более пары раз. Мне стало достаточно голосового общения в очень малых количествах: разговоры на работе — строго по делу; непродолжительное общение с детьми за ужином; вежливое общение с соседями на прогулках с собаками в сквере у дома. С друзьями обожаю переписываться — но не разговаривать по телефону. Более того, лишние, настойчивые, внезапные звонки по телефону меня напрягают, раздражают.
Однако такое мое отношение сформировалось окончательно недавно — за последние пять лет. Раньше я относилась к телефону спокойнее. А уж в молодости телефон занимал в моей жизни очень важное место. Я могла разговаривать часами. Конечно, не со всеми — только с родственными душами. Наибольшую продолжительность телефонных переговоров я проводила с двумя людьми. Это моя подруга Аня — она и сейчас с удовольствием часа три поговорит со мной по телефону — но я больше так не могу. И Бури. С Аней-то мы и работали вместе, и в горы ходили — по телефону просто «догоняли» информацию. А вот с Бури телефонные разговоры были как воздух — как будто это был единственный способ вообще дышать.
Бури как-то мне сказал: «Когда я не был знаком с тобой, я думал, что более разговорчивого человека на свете, чем я сам, не бывает. А когда я познакомился с тобой и стал с тобой общаться, я понял: есть на свете человек, который говорит больше, чем я».
Бури был кладезем информации. Огромное количество интересов, прочитанных книг, поездок и впечатлений. Невероятное количество стихов наизусть, поговорок и притч. Блестяще образованный человек, с великолепным знанием русского языка. Я порой с трудом умудрялась его переговорить, суметь ответить на его остроту.
Мы были людьми занятыми, и потому продолжительные разговоры по телефону все же приходилось и ограничивать, и обрывать. А нам не хватало времени все обговорить, обсудить, обменяться впечатлениями!
Дружба наша была недолгой. Бури погиб. Разбился на своем автомобиле. Было это задолго до начала гражданской войны.
Я всю жизнь вспоминаю своего друга, горюю о нем. И помню его жизнь, о которой он мне поведал. И вот сейчас я попытаюсь изложить его рассказ о самом себе. Так, как я его запомнила, поняла и прочувствовала.
Бури по национальности был кухистанцем — по документам. Однако внешность говорила о том, что это неправда. Я знаю, что часть народов Востока, на изломе веков, когда менялись царствующие династии и господствующие идеологии, была перетасована. Кухистанцев поселили на земли долинцев, и записали долинцами. А долинцев переселили на исторические места проживания кухистанцев, и записали кухистанцами. Севернее жили еще и кочевцы, и горные кочевцы. Сложные пасьянсы проделали еще и с их участием.
Зачем это делали? Случайно или намеренно? Не знаю. Но так было. Идет, бывало, по улице классический долинец — внешне, а говорит по-кухистански, и в паспорте написано: кухистанец. А глаза у него узкие, веки припухшие, лицо круглое. Явно — неправда записана в документах.
Вот и Бури был круглолицый, глаза узкие, веки припухшие. Была еще одна примечательность во внешности Бури: он был потрясающе некрасивым. Когда я с ним познакомилась, ему перевалило за полтинник, но дело не в этом. Многие мужчины в таком возрасте становятся интереснее, чем были в молодости. Но Бури при всей своей выхоленности, импозантности, внешнем продуманном имидже, был очень и очень некрасивым.
У Бури были очень умные и добрые глаза. Очень ухоженная внешность, выхоленная кожа. Но красоты внешней — никакой — не было. Овал его лица с учетом возраста был такой — я это в то время озвучила так: берется самовар за основание, и с огромной силой, несколько раз подряд, шмякается об асфальт. Что получится из самовара — это лицо Бури.
Бури переживал из-за своей некрасивости, но только по одному поводу: гены передадутся дочкам. Они будут некрасивыми. Им трудно будет выйти замуж. Бури из-за этого страдал.
Итак, Бури-кухистанец вырос в высокогорном селении, в семье своего дяди. Родители Бури рано умерли. Когда парень окончил школу, все село помогло дяде материально — кто сколько мог — и Бури отправили учиться в город.
Образование в те времена детям из народа давали бесплатно, но ведь и на дорогу, и на одежду, и на питание в городе в течение 6 лет, деньги все же были нужны. Вот односельчане и решили: поможем. Парень головастый, пусть выучится на доктора, потом будет нас всех лечить. Помогли всем миром.
Бури рассказывал, как приехал в город в восточных галошах на босу ногу и в пострелятских — коротковатых — брюках — дядиных, 30-летней давности.
Без всяких знакомств — настолько тщательно он самостоятельно готовился к поступлению — Бури поступил в медицинский институт на лечебный факультет. Ему дали стипендию и поселили в общежитии. Времена были такие — шансы для детей из простого народа давались однозначно.
Шесть лет Бури не смел пропустить ни одной лекции, не мог не прочитать какой-то книги. Он был просто обязан прорваться в этой жизни, стать уважаемым человеком, доктором, оправдать надежды односельчан.
Обладая природным умом, он понял, что стать настоящим медиком, только обучаясь в аудиториях, невозможно. Все годы студенчества он работал — санитаром в разных больницах, в морге, медбратом в поликлинике и на машине скорой помощи.
Настолько серьезное отношение к учебе, блестяще сданные выпускные экзамены, не могли не дать результаты. Руководством вуза было принято решение отправить Бури продолжать образование — ординатура, аспирантура — в Москву.
Когда Бури еще был на третьем курсе, он женился. Восточная семья предполагает рождение детей. Хоть Бури и был пока студентом, он не опасался, что семью и детей надо содержать. Какая-то неисчерпаемая внутренняя сила давала ему возможность постоянно трудиться, зарабатывать. Он был готов к рождению детей. Но дети не появлялись.
На момент окончания медицинского института Бури уже знал одну тайну о себе. Он бесплоден.
Слишком большая ценность для восточных людей — дети. Их отсутствие в молодой семье — всегда трагедия. А так как Бури был медиком, он не стал долгие годы чего-то ждать. Нет детей три года — ужас для него. И он решился на обследование — и супруги, и себя. Вывод медиков был проверен-перепроверен. Жена совершенно здорова и способна к репродукции. А Бури — бесплоден. Абсолютная неподвижность мужских клеток. Врачи сказали: абсолютная.
Когда переживания Бури относительно собственной бесплодности достигли апогея, ему как раз и предложили поехать в Москву — продолжать обучение. И Бури решил не делать свою жену несчастной — оставить ее без детей. Он развелся с ней, освободив ее от себя, такого дефектного (бесплодного), и поехал учиться в Москву.
Москва. Для сельского парня это был шанс. И Бури решил использовать предоставленную судьбой возможность на сто процентов. Учеба, работа в свободное от учебы время, а также культурное образование. Бури решил отшлифовать все навыки, какие только можно, чтобы стать светским человеком. Конный спорт, бальные танцы, иностранный язык, литература, музыка, театр. Много-много книг. Неисчислимое количество друзей. Общение, поездки.
Да, Москва дает такие шансы. Здесь масса возможностей для образования. И Бури ими пользовался. Он понял, что семью ему не создать. Кто захочет с бесплодным связывать жизнь? И Бури решил: он станет известным человеком, высшим профессионалом в медицине, а также всесторонне образованным человеком.
Бури провел в Москве 9 лет. Ординатура, аспирантура, докторантура. И вот он, профессор медицины, выхоленный и грамотный человек, всесторонне образованный, возвращается в свою родную восточную страну, в город, куда его отправили учиться в медицинский институт его односельчане. Возвращается с триумфом. Полностью оправдавший надежды на него. Что называется, верхом на белом коне.
В столице родной восточной страны, в городе Понедельевске, ему сразу предоставляют должность заведующего отделением в научно-исследовательском, и одновременно лечебном учреждении — знаменитом Институте гастроэнтерологии. Предоставляют квартиру в элитном доме и возможность внеочередной покупки автомобиля Жигули последней марки.
Пятнадцать лет не только учебы, но и непрерывной работы в медицинских учреждениях, блестящее московское образование, а также природный ум и смекалка Бури дали непревзойденный эффект — к нему, как к блестящему диагносту, потекли толпы страждущих.
Бури стал известным и очень успешным человеком — очень быстро. Ведь поставить правильный диагноз — это уже половина успеха лечения человека. И к Бури стали непрерывно идти люди.
Так к нему на прием, с большим трудом — он был очень занятым человеком — попала и я. Никто не мог диагностировать, почему у меня временами ВООБЩЕ перестает функционировать печень. А Бури смог. Уже тридцать лет я выполняю его рекомендации.
Бури добился социального успеха. Он одевался как лондонский сенатор, и вел себя так же. Он выписал из-за границы ореховые гарнитуры для своей квартиры, а заодно ему привезли люстры и посуду из Чехословакии. Блестящий человек. Социально успешный.
Но что-то все же было не то в его жизни. Он знал, что именно. В Москве он несколько раз повторял исследования. Диагноз о бесплодии подтверждался.
Восточный человек не мыслит жизненного успеха без семьи и детей. И правильно. Я считаю, что это применимо не только к восточным людям — мужчина должен быть женат, дома должны бегать дети. Бури был прав.
И Бури решил жениться на женщине с детьми, которая не будет страдать, что не может родить от него.
И Бури поехал в свое село высоко в горах — посоветоваться с дядей и попросить его подыскать ему невесту.
Невесту Бури подыскали в соседнем селе. Она тоже была сиротой, а недавно у нее погиб муж. Он работал на грузовике, и не вписался в горный поворот, упал в обрыв. Молодая женщина осталась с двумя маленькими дочками. Без образования, без знания русского языка.
Молодую вдову засватали для Бури. Она была вдвое моложе Бури и очень красива. Бури она понравилась.
После свадьбы Бури привез жену с дочками в свою изысканную квартиру. Теперь-то в его жизни все стало в порядке.
Заработков известного врача — диагноста вполне хватало на содержание дома, семьи, детей — девочек Бури удочерил официально.
То был счастливейший период в жизни Бури, если не считать одного момента. Когда первое очарование молодостью прошло, Бури понял, что с женой не о чем поговорить. А что он хотел? Выросла она в горах, учебой и чтением не утруждалась, затем вышла замуж, родила детей. Конечно, она думала только о родах, детях, молоке. И все.
Но Бури, понимая, что нечего ему требовать от молодой жены, он ведь знал, откуда привез ее, все же расстраивался. Он заметил, что та и не хочет ничего знать. Не пытается выучить русский язык, не интересуется ни телевизором, ни книгами. Тревожность Бури возросла, когда он понял, что ограниченность матери неизбежно отразится и на детях. Ведь ему самому некогда развивать девочек, чему-то их обучать. У него слишком много работы. А развитие детей, их знания почти полностью зависят от уровня развития и образованности матери.
Бури откидывал мрачные мысли от себя. Все хорошо. Жена красивая. Есть двое детей. Отличная семья.
Но потом опять расстраивался. Знания и общее развитие женщины — это не только литература. Это и умение готовить, вести дом, заниматься рукоделием. Бури понял, что жена не понимает, как ухаживать за дорогостоящей мебелью из орехового дерева. Она не ценит ее, и не понимает, почему ее нельзя протереть мокрой тряпкой. Дети разбили чашки из чешского фарфора, а жена даже не расстроилась. Расстроился только Бури. Его выхоленный изысканный дом без ухода стал тускнеть. Как и его белоснежные рубашки. И запонки с настоящими агатами дети заиграли куда-то.
Опять Бури отгонял от себя мрачные мысли. Ведь женитьба была единственным шансом стать отцом.
Когда Бури перевалило за 50 лет, он думать забыл о своем бесплодии. Девочки подрастали, жена, хоть и не научилась ничему, что он от нее ждал, все равно стала родным человеком, всегда была дома, ждала мужа. Дом потерял свою изысканность, но он все равно был домом, с горячим ужином, с детским смехом. Все хорошо.
Единственное, что было плохо в это время, это ухудшившееся в целом в стране экономическое положение. Это заметили и почувствовали все люди, все социальные слои. Это была вторая половина 80-х годов. Жить хуже стали все.
1987 или 1988 год. Для Бури случился гром среди ясного неба. Жена сказала ему, что беременна.
Бури не поверил. Он начал свои обследования заново. Ездил в Москву. Консультировался и советовался. Новый вердикт врачей — здоров и способен к репродукции.
Рождается дочь. Как две капли воды похожая на Бури. Такой же «самоварчик об асфальт», только маленький.
Пока суетились возле младенца, пока Бури приходил в себя от внезапного дара богов, как жена объявила о новой беременности.
Родилась вторая малышка — и тоже «самоварчик об асфальт».
Старшие девочки — от жены, были писаными красавицами. А эти две малышки — родные капельки Бури, были очаровательными. Но было видно, что красавицами они вряд ли будут.
Теперь у Бури стало 4 дочки. Переживания целой жизни о собственной ущербности, в связи с бесплодием, сошли на нет. Правда, как говорил, Бури, весьма поздно. Ему уже много лет. Силы уже не те. Работы очень много и она выматывает его. Содержать большую семью одному становилось все труднее. Супруга не только не попыталась получить специальность и найти работу, но даже и не выучила пары слов на русском. Да и куда бедной женщине работать — с 4-мя-то детьми!
Экономическое положение в стране в конце 80-х годов стало неуклонно ухудшаться. Бури очень страдал, что он больше не может одеваться как английский лорд. Даже высокий уровень питания своим детям стало обеспечивать намного труднее, чем раньше. Из-за этого он очень расстраивался. Главное, теперь выдать замуж девчонок, когда вырастут, но кто их возьмет, если отец обнищает?
Мало того, что 4-м дочкам надо собрать приданое, обучить их, красиво одевать, а ведь еще один момент. Две младшие дочки будут некрасивыми, похожими на него — сокрушался Бури. Значит, им надо и одежду красивее, и образование получше дать. Старшие-то две просто красавицы, их и так могут взять замуж. А младшим надо некрасивость компенсировать — образованием например. А ему будет около 70 лет, когда они станут невестами! Как он их обеспечит?
Вот такие мысли терзали Бури. И еще одна проблема возникла — жена собиралась и дальше рожать. Она не понимала, как это — не рожать. Медицинские подробности этого всего — рожать/не рожать — не укладывались в ее красивой головке. Бури пришлось самому все это обустроить. Ведь он-то понимал, что дополнительные дети ему не по карману. Да и возраст тикает непрерывно!
Бури говорил, что воспринимал ситуацию в это время как насмешку судьбы. Клетки активизировались не вовремя. То, о чем он мечтал всю жизнь — плодовитость — пришла к нему с усмешкой и оскалом судьбы. Он потерял покой: нужно было сделать все, чтобы беременность у жены больше не наступила.
Не особо удовлетворительное материальное положение, четверо детей и ничего не понимающая в жизни жена, возраст, ухудшение самочувствия из-за непрерывной работы в нескольких местах — вот такие были заботы у Бури. И он говорил с грустью: всю жизнь стремился жить как граф, а теперь мой удел — купить детям яблоки, пусть съедят, а я за ними доем огрызки. Самое вкусное для меня теперь — огрызок яблока.
Наши долгие телефонные разговоры продолжались несколько лет. Мы обсуждали подробности жизни друг друга — могли друг другу рассказывать то, в чем боялись признаться даже сами себе. Также рассказывали друг другу о прочитанных книгах, о мнения по поводу фильмов, событий, политики. Нет темы. Которую бы мы с Бури обходили вниманием. Но так как этот рассказ — о судьбе Бури, поэтому я приведу отрывки только тех диалогов, когда мы обсуждали его жизнь. Если я в диалогах говорила ему что-то резкое, это вовсе не значит, что я когда-то осуждала друга, не понимала, или ругала. Нет. И даже если я что-то в нем и его поступках ругала, это не значило, что эти же недостатки или ошибки не были свойственны мне самой.
Мы свободно говорили друг другу, что пришло в голову, что легло на сердце. И все это вместе обсуждали. Вот, например, так звучал наш диалог, когда Бури выказывал недовольство своим выбором жены:
«Бури: Я неправильно выбрал себе жену. Мне не о чем с ней поговорить.
Я: А разве ты выбирал жену? Ты поручил это своим односельчанам. Ты, состоявшийся человек, на пятом десятке лет, поручил выбрать себе жену людям, которые помнили тебя только пасущим овец на пастбище в 15-летнем возрасте.
Бури: У нашего народа принято, чтобы жену выбирал кто-то из родни.
Я: Ты всю жизнь «приподнимал» себя. Учился, трудился. Совершенствовался. Перечитал в Москве всю мировую литературу. Ходил в театры. Научился танцевать бальные танцы. Защитил докторскую диссертацию по медицине. По образованности ты достиг высокого европейского уровня. И ты все равно остался верен родоплеменным законам. Эти законы были актуальны на заре истории человечества, когда нужно было аккумулировать какие-то материальные блага, например, овец, в одной местности. Поэтому старейшины племени и выбирали сами женихов и невест, чтобы достичь этой цели — не потерять имущество. А почему же ты, цивилизованный самодостаточный человек, поступил так же, как и люди на заре истории? Потому, что ты не преодолел инстинкты, привязку к племени. Вся твоя образованность не помогла тебе стать свободным от предрассудков и устаревших понятий.
Бури: Согласен, не так легко скинуть с себя такие зависимости. Человек тянется к семье. Ему кажется, что без семьи он незащищен.
Я: Мне тоже свойственно цепляние за семью. Страшно оторваться, освободиться. Но ведь это — инстинктивный страх, пришедший из глубины веков. Да, из пещеры страшно было выйти одному. Тогда вокруг бегали первобытные животные величиной с современный дом. Но сейчас человек не нуждается в племени. Он может быть свободен. И делать самостоятельный выбор. А мы все равно боимся, цепляемся. Нас страшит свобода. Ты настолько сам себе хозяин был, что мог посметь сам поискать себе жену. Так ведь нет, поперся в свое село — там искать. Свою. Вот оно, первобытное чувство.
Бури: Точно. Уверен был, что нужна только своя женщина, из тех же мест. Только она меня поймет — так мне казалось. А теперь получилось, что она — совершенно чужой мне человек. Неподходящий совершенно, непонимающий.
Я: Дело не только в ней. И в тебе тоже. Кроме слепого выбора жены, ты допустил еще ряд просчетов. И снова опирался не на разум, не на сердце, а на тупые древние инстинкты. В первую очередь — это молодость твоей жены, ведь она моложе тебя почти на 30 лет. Почему ты не остановился, когда узнал о ее молодости? Потому что у тебя сработал инстинкт самца, заурядного кобеля — чем моложе самка, тем лучше. Почему ты не включил разум: даже если бы эта молодуха закончила Сорбонну, тебе все равно было бы не о чем с ней говорить — она человек другого поколения. Если по возрасту женщина годится тебе в дочери, она не может быть пригодной на роль жены-друга, соратника, помощницы. Она может быть только самкой для тебя. Коль скоро я упомянула Сорбонну, тут и второй твой просчет, кроме возраста — ты выбрал неподходящую по уровню образованности и развития жену.
Бури: Я надеялся ее подтянуть до своего уровня, повлиять на нее.
Я: Ха-ха. Сам ты учился и трудился 40 лет, чтобы пройти путь от деревенского босого пастуха до профессора медицины. А бедную девушку ты собирался подтянуть до своего уровня вот так вдруг, внезапно? Интересно, за какое время ты планировал подтянуть ее до себя?
Бури: Я понимал, что она неграмотна. Она даже в школе не училась никогда. Высоко в горах, в селах, часто девочек даже не отправляют в начальную школу. Ориентируют только на замужество. Но я надеялся, что она в городе начнет проявлять интерес, учить язык, захочет получить образование, специальность. Я ведь сам приехал в город учиться когда-то как босяк, и у нас полкурса таких ребят и девчонок было. Так ведь все выучились, стали уважаемыми людьми, грамотными и образованными.
Я: Согласна, что конкретно твоя жена оказалась в этом плане незаинтересованной. Тебе не повезло. Я сама работаю в вузе и вижу, какие приходят первокурсники. И какими они становятся к моменту защиты дипломной работы. Небо и земля. У очень многих такое рвение к учебе, что они умудряются за пять лет обойти по знаниям всех городских. Но твоя жена оказалась не такой. Но учти, ты ее взял в жены с двумя младенцами. Какая уж учеба с детьми.
Бури: Мои сокурсницы по институту тоже замужем, и работают, и по 4–5 детей растят. И всем интересуются. А моя — ничем не хочет интересоваться. А когда родились еще двое детей — вообще.
Я: Оставь свои претензии. Четверо детей для женщины — слишком большая нагрузка. Хотел молодую самку — вот ты ее и получил. А то, что она не поняла, что за твоим домом, особой мебелью и изысканными костюмами нужно как-то особенно ухаживать, так это не ее вина. Ей там, в высокогорном селе сказали: «берет тебя замуж богатый старик. Будешь жить припеваючи. Ничего не делать, пасти козу больше не надо». А ты, видимо, не сумел ее переубедить, что все иначе. Сам ты во всем виноват.
Бури: Это все так, но пойми теперь мое беспокойство. Женщина-мать, которая ничего не знает и не умеет — что она может дать в плане знаний свои четверым дочкам?
Я: О! Вот тут-то и зарыта собака всего человечества. Забитая и неграмотная женщина тормозит развитие своих детенышей. Она не может их чему-то качественно научить! Ведь все мужчины, всех времен и народов, уверены, что место женщины только на кухне. Но это судьбоносная ошибка. Женщина — это учитель будущего поколения. Чем менее образованна женщина, тем менее качественно новое поколение. Почему ты, образованный человек, об этом не подумал? Твои дети — ты ведь хочешь, чтобы они имели лучшую долю? Какова же может быть эта доля, если ребенок вырастет необразованным? Причем я под образованностью имею в виду не факультет астрофизики МГУ. Вот младенец лежит в люльке. Кто научит его красиво говорить? А кто будет ему петь? Кто сошьет ему платьице? Как совершенно не интересующаяся ничем, необразованная женщина будет разучивать с малышом стихи, читать ему книжки, рассказывать об окружающем мире? Женщина должна иметь общее образование, чтобы отвечать на вопросы ребенка. Она должна обучить рукоделию своих дочерей. Она должна привить сыновьям вкус к спорту, скорости, движению. Она должна научить детей понимать природу, животных, людей, устройство общества. Она должна хорошо готовить, правильно кормить семью, следить за здоровьем детей, привить им навыки гигиены. Как все это сможет сделать женщина, которая ничем не интересуется и ничего не знает, и знать не хочет? — она передаст только примитивные знания, основанные на инстинктах. И детям будет гораздо труднее совершенствоваться дальше, идти по жизни вперед. И ты, друг мой Бури, не подумал о детях, когда выбирал себе молодую самочку. Настоящий мужчина, при выборе жены, должен подумать в первую очередь о том, что эта конкретная женщина сумеет передать твои детям. Как она сумеет подготовить их к жизни. А не о своих удовольствиях.
Бури: Но есть еще одна причина, по которой я женился именно так необдуманно. Это моя уверенность в собственной неполноценности. Кто бы из состоявшихся в жизни женщин за меня пошел замуж?
Я: Ты женился в том возрасте, когда твои ровесники уже ждут внуков. Бог не дал тебе детей, и на пятом десятке лет можно было бы уже успокоиться на этот счет. А ты продолжал психовать. Ты возвел этот свой недостаток в ранг идола. Это говорила в тебе твоя гордыня. Как так, я такой весь из себя, а не зачал ни одного ребенка. Это первое. А второе: твоя неполноценность не в этом заключалась. А в отсутствии чувства собственного достоинства. Это отсутствие судьба здорово наказывает — знаю по себе. И будет наказывать до тех пор, пока мы не приобретем это самое чувство собственного достоинства (ЧСД). Мысли: «кому я нужен такой-растакой, хоть кто пойдет за меня, и то ладно» — это признаки отсутствия ЧСД. Вроде как ты сам себя в канаве, или под забором нашел, и готов бросить себя как кость, любой пробегающей мимо дикой собаке. Это наказуемо. Так к себе относиться нельзя. Ты женился не по любви, не по расчету, а лишь бы жениться. Причем на той, которая пойдет. И пошла она от безысходности, деваться было некуда. Вот так брачный союз, «заключенный на небесах». Два уверенных в собственной неполноценности человека сошли просто так, потому что никому другому на свете они были не нужны. Ужас. Ой, Бури, я сама такая, не могу пока воспитать в себе это самое ЧСД.
Бури: Судя по тому, как хорошо мы с тобой друг друга понимаем, как много у нас тобой тем для разговоров, то, если бы я не поторопился с женитьбой, идеальной партией для меня была бы ты.
Я: Отнюдь. Ты делаешь вывод, что я могла бы стать для тебя идеальной партией, только по внешним признакам — моя молодость, красота и образованность. Такой солидный успешный мужчина, конечно, достоин изысканной жены-красавицы. Я именно такая, но я тебе совершенно не подхожу. Во-первых, тебя сразу осудили бы, что ты взял жену не из своего народа. Далее — 30 лет разницы. Такая же разница у тебя и с твоей женой, но она ведь «своя», а я — чужая. Далее, несмотря на мою образованность, я человек другого поколения и уклада жизни. И, в конце концов, по характеру, я тебе совершенно бы не подошла. Почему? Сейчас поясню. Ты говоришь, что тебя сразу расстроило, когда ты увидел, что жена не проявляет должного рвения в уходе за твоей эксклюзивной мебелью и костюмами. Но она просто не понимает их ценности! А я понимаю, но точно также ВООБЩЕ не хочу ухаживать за мебелью и за костюмами, даже если они очень дорогие и красивые. Не сказать, что я белоручка и не люблю заниматься домашним хозяйством. Люблю. Но я не люблю вытирать пыль с мебели, мыть полы, и гладить мужские костюмы. По одному разу это дело доверили мне отец и муж. На их брюках после моего «ухода» за ними внезапно образовались по три стрелки на каждой брючине, а не по одной! А рубашки, тем более белые — это сущее наказание. Жесткие манжеты и воротники — их надо в распрямленном виде тереть отдельно, не сминая. Одним словом, я не хочу ни за какие коврижки на свете стирать мужские рубашки и гладить классические мужские брюки. Пусть все мужчины сами это делают. Женщине и так хватает домашней работы! Я люблю стирать вообще, готовить, печь, шить, вязать, совершать покупки. Но — не гладить мужские брюки и стирать мужские сорочки. Таким образом, дорогой мой друг, в жены я тебе не подошла бы однозначно».
Это как пример — один из наших диалогов с Бури. А их были сотни и сотни. На все-все темы, существующие на свете.
Последний мой телефонный разговор с Бури произошел в начале сентября, и начался он с радостной вести. Бури сообщил мне, что он стал заведующим кафедрой мединститута — это была теперь уже примерно 15-я по счету работа, одновременно. Он похвалился, что ему дали кабинет, очень красивый и просторный — меня настойчиво приглашали посетить его и порадоваться вместе. Я пообещала придти.
Но я так и не собралась навестить друга.
А в ноябре мне позвонил сослуживец Бури — Гаязхан. Это был человек постарше Бури, отец огромного счастливого семейства, красивый, веселый, но и солидный профессор медицины. Я с ним познакомилась когда-то по рекомендации Бури, когда я пожаловалась ему на свои непрекращающиеся неистовые головные боли. Гаязхан меня обследовал, болезней в голове не выявил, и организовал мне эксклюзивное лечение иглоукалыванием от настоящего живого тибетского медика.
Так вот мне позвонил Гаязхан и сообщил о трагической гибели Бури. Мой друг ехал по центральной улице города на своей машине, когда впереди идущий грузовик внезапно потерял управление. Водитель грузовика со всей силы надавил на тормоз. И Бури не успел среагировать, на полном ходу врезался в грузовик. От удара об руль все органы грудной клетки и брюшной полости Бури получили повреждения, не совместимые с жизнью.
К сожалению, когда я услышала об этой новости, я в первую очередь подумала о себе. Что и говорить, эгоистка. Я подумала, что какая я бессовестная, так как не посетила своего друга, когда он меня пригласил в свой новый кабинет. Я расстроилась, что не повидалась с другом! Мне стало казаться, что он не просто так меня звал. Он, наверно, чувствовал, что со всеми надо попрощаться. А я, корова такая, не пошла. А теперь Бури умер, и у меня не стало такого хорошего друга.
Чуть позже мне стало стыдно, что узнав о смерти друга, я думаю о себе. И только в третью очередь я стала сокрушаться, что из жизни внезапно ушел такой хороший человек.
Я очень горевала, думала, думала о Бури, жалела его, вспоминала нашу дружбу. Мне было очень горько.
А еще я очень жалела жену Бури. Бедная женщина, с четырьмя детьми, без профессии. Как она теперь будет жить? Правда, она осталась в хорошей большой квартире. Но ведь детей надо кормить и растить. Как она будет это делать? И родни у нее нет. И вообще, как-то зловеще мне стала представляться судьба этой женщины. Осталась когда вдовой с двумя маленькими девочками. Муж разбился на машине. Осталась без средств к существованию. Вроде жизнь наладилась, снова вышла замуж, и вот такая же картина, ну точь-в точь: опять две маленькие девочки на руках (две старшие уже подросли), и опять муж разбился на машине. Ужас.
Я думала тогда, что в третий раз ее точно не возьмут замуж. У их народа есть суеверие: нельзя жениться на вдове, опасно. А тут — два мужа погибли в похожих ситуациях. Точно, больше ее замуж не возьмут. Такого д….., как Бури, больше не найдется. Но это мои тогдашние предположения. А вообще-то, я дальнейшую судьбу этой женщины и четверых ее дочек, не знаю.
Прошло еще какое-то время, даже больше месяца, по-моему. Опять позвонил Гаязхан. Он сообщил, что в соседнем городе, в загородном ресторане, за счет их организации, организованы поминки по Бури. Он был человеком известным, многие хотят его помянуть. И меня тоже — сам Гаязхан приглашает. Сказал, что заедет за мной, а после мероприятия на своей машине с водителем доставит обратно домой.
Поминки были назначены на полдень.
Небольшой город — спутник Понедельевска — находился юго-восточнее, в красивой долине. Ехать туда надо было, минут тридцать, среди колхозных полей. Дорога была прямая, как стрела, а вдоль дороги росли ухоженные тутовники. Правда, сразу при выезде из Понедельевска, какое-то время, дорога извивалась среди предгорий, однако они скорее выглядели, как холмы. В этой стороне высоких гор не было.
Ресторан, где проводили скорбное мероприятие, был известным и любимым горожанами. Рядом располагалась историческая крепость — вернее, ее развалины. Эту крепость построил еще Чингиз-хан.
А еще прямо на территории ресторана (это было не просто здание, но и большой сад, где располагались уютные беседки разных размеров), протекала река. Здесь же была организована запруда, и в ней плескались огромные речные форели. Их прямо при тебе могли отловить и пожарить. Вкуснее и белое рыбное филе — при воспоминании об этом не верится, что такое было. Почему форель была столь огромной? Потому что ее подкармливали остатками белого хлеба. Посетителей в ресторане всегда было полно, никто не скупился на заказы.
Организация, которая взяла на себя финансирование поминок, не поскупилась — столы были богатыми. Бури был весьма известным и уважаемым человек, поэтому народу было много, и очень публика эта была солидной.
На восточных мероприятиях не принято пить алкогольные напитки, это не было принято даже в те времена, когда разрешали — или не ругали — за накрытые столы со спиртным прямо на рабочих местах, в организациях и учреждениях. Даже в те стагнационные времена на Востоке пили аккуратно, не в открытую. Помню, всегда, приедем в ресторан компанией пообедать, заказ сделаем. И всегда бутылку водки приносят — открыто. Но не пить — нет. Вымыть руки и протереть столовые принадлежности. Очень жаркий климат, поэтому была велика вероятность заразиться дизентерией или болезнью Боткина. А когда принесут еду, конечно, пили и алкоголь — не святые же мы ангелы, а простые люди. Но алкоголь для ПИТИЯ приносили в чайниках. Ну, ТАК было принято. Своеобразный этикет такой. Лично мне это нравится. Не люблю, когда на столе стоит батарея алкоголя.
На поминках Бури все было благообразно. Длинные речи. Все чинно и благородно. Водка подавалась в красивых расписных чайниках. Демонстративных тостов — ни в коем случае — не было. Никто не чокался чашками для чая.
Мероприятие закончилось. Если честно, то мы все порядком набрались. Ну, сами понимаете.
Загрузились мы в машину Гаязхана — он, я, его друг и водитель. И поехали домой.
Гаязхан, хоть и в солидном возрасте, но шутник, весельчак, балагур и в прошлом ловелас. По дороге он начал сыпать шутками и остротами. В итоге машина тряслась от нашего хохота — всех четверых присутствующих в машине.
Еще в начале пути я напомнила, что этот день — день поминовения нашего общего друга Бури, вроде неудобно так веселиться. А Гаязхан мне ответил: Бури ушел, его жизнь окончена, а мы-то еще живы. Почему бы не повеселиться?
Когда я зашла домой, мне резко стало стыдно за свое веселье. У меня обозначилось такое чувство, что Бури ехал с нами в машине, и видел, как нам весело. У меня испортилось настроение. Это моя гордыня позволила мне думать, что Бури в день своего 40-дневия со дня смерти — С НАМИ, а не со своими детьми. К тому же, уровень моей суеверности в те времена был еще настолько высоким, что я не могла избавиться от ощущения присутствия души покойного рядом и его ОСУЖДЕНИЯ.
Не помню, на эту ночь, или на следующую, мне приснился сон. Это был единственный сон, когда мне снился Бури. С тех пор прошло почти 30 лет — и больше ни разу он мне не снился. Все эти годы, до недавнего времени, я была уверена, что Бури обиделся на меня, и потому мне не снился. Но сейчас я думаю, что это не так. Причины другие.
Итак, сон. Дом примерно такого стиля, как в квартале на пересечении улиц Офанда и Тайни. Послевоенные постройки — начало 50-х годов. Двухэтажные, трехподъездные дома. Квартиры отдельные, но вода, туалеты, хозяйственные постройки — все это во дворе. Позже, в 60–70 е годы, почти все такие дома благоустроили. Так, в этом квартале жили многие мои одноклассники. И у них уже были туалеты в квартирах. Но газ все равно был привозной.
Так вот, во сне вижу дом именно такой, но еще не благоустроенный — все удобства на улице. И дом какой-то брошенный. Вроде как всех внезапно переселили. В квартирах еще полно мебели, вещей. Окна и двери нараспашку. Но в квартирах и во дворе — ни души. Даже ни одной собачки или котенка. Тихо и пусто.
Вроде как день. И вроде как я живу в одной из квартир этого дома. Вдруг выглядываю в окно и вижу на скамейке возле дома — три лавочки рядом в виде букв «П» — сидит Бури. В красивом сером костюме с отливом.
Я крикнула ему: Бури! Подожди, я сейчас выйду к тебе. Он кивнул, что ждет. И тут я, вместо того, чтобы быстрее выбежать к другу, начала бегать по квартирам дома и собирать какие-то вещи — платья, кофты. Вроде как они мои. Долго бегала и собирала. А сама выглядываю в окно, переживаю, что друг ждет так долго.
Когда я собрала кучу своих вещей, я взяла огромный, цветастый, туркменский — на черном фоне яркие цветы — платок, слегка выцветший платок, но еще красивый, и сложила туда свои вещи. Потом я завязала платок с вещами крест-накрест узлом. И с этим узлом выбежала на улице.
Выбегаю — а Бури нет. Я так распсиховалась, стала метаться, бегать, звать его. И тут вижу, впереди дома, в конце двора как бы шлагбаум, а за ним широкая пыльная дорога, уходящая к горизонту. Я очень удивилась, так как до этой минуты никогда не видела ни дороги, ни шлагбаума.
И вдруг вдали я увидела на этой дороге быстрым шагом уходящего Бури. Как истерично я стала кричать и звать его! Он остановился, обернулся, посмотрел на меня печально и осуждающе. И опять пошел, еще более быстрым шагом.
А я стояла у шлагбаума, и идеи зайти за него, и побежать за Бури — у меня не возникло. Я просто продолжала звать друга, кричать, плакать и очень сильно нервничать. Но оставалась на одном месте.
Потом я вся в слезах проснулась.
Я расценила сон, что Бури обиделся на меня за мое веселье на поминках. Я так считала все прошедшие годы. Только в последнее время я перестала расстраиваться по этому поводу. Бури не мог за это обижаться — так я теперь думаю. Он знал, что я слишком к нему хорошо относилась. И мое веселье ничего не значило.
Бури знает и сейчас, находясь в другом мире, насколько я ценила его как личность, как жалела, как скучала по нему всю жизнь. Более понимающего друга у меня больше никогда не было.
Я сейчас смотрю на его фото. Стоит он, счастливый, улыбающийся, в парке, костюм на нем изысканный, темно-синий. Голубая рубашка. Галстук, запонки — лорд, да и только. Туфли настолько начищены, что их сияние видно даже на черно-белом фото 30-летней давности! Он был первым мужчиной, у которого я увидела барсетку — все мужчины тогда ходили только с портфелями, или дипломатами (особые портфели). Также мужчины поколения Бури не носили колец. А у Бури было два перстня. Один — плоский черный агат в золоте, а второй — в серебре какой-то голубовато-серый прозрачный камень. Перстни были изготовлены на заказ, сделаны необычно, выглядели чисто мужскими. Он носил их на левой руке. Это произвело на меня впечатление. Такое же, как и в когда в 9-летнем возрасте в кинотеатре Дом колхозника я увидела фильм «Анжелика и Король». Анжелику играла французская актриса Мишель Мерсье. А у Короля была в одном ухе одна висячая золотая серьга. Я никогда до того момента не видела серег на мужчинах. Была удивлена и очарована! И вот такое же второе удивление — впечатление от ювелирного украшения на мужчине — я пережила от перстней Бури.
Давным-давно нет на свете моего друга Бури. Но я часто о нем думаю. И мне очень хотелось бы, хотя это и практически невозможно, узнать о судьбе его дочерей. Тех самых, после которых доесть огрызок яблока, их отец считал настоящим счастьем.