Дай руку, деда!

Валентина Марцафей
   .
    «Старею…» - поймал неутешительную мысль Николай
Иванович,  когда утром на завтрак положил не разогретую
 кашу в немытую после вчерашнего ужина тарелку.
   Мысль ещё раз промелькнула, когда он стал наливать
кипяток в чашку, где подсыхал вчерашний пакетик чая..
 - «Обленился. Сдаёшь позиции, Коля…» - подвёл итог свjим
 невесёлым утренним мыслям Николай Иванович
    Закончив  завтракать,, он остался сидеть у стола,
Расслабился. Время незаметно текло мимо него, он его
не замечал. В окно кухни он видел противоположную
сторону улицы, где резво  бегал в разных направлениях
 трамвай. 
    А ведь совсем недавно, всего каких-то  двадцать лет назад,
 ждал он этого трамвая  по полчаса, чтоб в толчее, всегда и
 стОя, ехать в центр, на работу.  И хоть ехать было минут сорок,
 он не огорчался, не ныл, наоборот – он в дороге отдыхал, 
общался, собирался с мыслями.
   Часто ему молодые  люди уступали место, но он тут же
 переуступал  его первой вошедшей даме.  Кстати, он и
 с Аллочкой так познакомился, когда перед пенсией овдовел. …
    Но тут приятные мысли об Аллочке прервала большая муха,
 бесшумно пролетевшая мимо его уха и замершая на
 подоконнике. Он, как и та муха, замер от удивления! Откуда?
Все окна закрыты сетками!  «И что мне теперь с ней делать?»
 Он терпеть не мог мух!
   Он  медленно приподнялся и отработанным резким
движением руки поймал муху в кулак.
   Постоял в раздумье. Решил утопить муху в унитазе.
 Помял её ещё немного и раскрыл ладонь.  Муха лежала
 плоским пузом кверху и чуть шевелила лапками. Что
за странная муха?  Он таких не видел. Серая, с большими
 крылышками, явно не городская.
    Вдруг муха перевернулась и  неуверенно  поползла по
 ладони. Он снова зажал её в кулаке.
    Потом, не раздумывая, потопал на лоджию,  снял
 сетку с окна и опустил за окно руку.. Довольный,  сел в
кресло-качалку. «Ну и дурак!» –  с  усмешкой подумал о себе.
 Ох, и посмеялась бы над ним Аллочка, расскажи он
 ей про музу! .
    Опять вернулась мысль об Аллочке.  Хорошим она
оказалась человеком, душевным! Она была младше
 его, но ещё подрабатывала, будучи пенсионеркой.
Николая вполне устраивала приязнь и душевные беседы
за  нехитрым , приготовленным на скорую руку Аллочкой,
 обедом, и дружеские прощальные объятия. Но она
надеялась  на иные отношения, и когда эти надежды угасли,
 она стала приходить  всё реже и за обед уже не бралась.

   В кармане пижамы вдруг запел  мобильный – подарок сына.
Конечно же, это он и звонит со своим традиционным вопросом:
   - Ты как там, отец?
   - Хорошо! – так же бодренько  ответил Николай Иванович.
Других слов он сыну никогда не говорит.!  Бессмысленно было бы упоминать о давлении, о надоевшем гастрите. Да  никто и не
спрашивал отца о здоровье…
   - Тебе ничего не надо? А то скажи…
   - Да, вроде всё есть. Вы- то как?  Сонечка здорова? 
   - Пошла в 11-ый. Привет от неё. Да, тут Нина спрашивает,
 подбросить ли тебе ещё разных супчиков?
   - Нет, нет!  Ещё те остались! – быстро отреагировал  отец .
Надоели ему эти супчики из пакетиков!   Не скажешь ведь
 сыну, что снится ему жареная рыбка и макароны по- флотски,
 с отварной говядиной! А не с колбасой. Делал себе - никакого удовольствия не получил!!
  Кто ,может быть,  и попросил бы,  но не Николай Иванович.
     - Тогда пока, папа?  Держись там!
    «За кого? И «там» - это где? – усмехнулся отец.
 А  «там» - это  аж  в 17-и  км от сына, от центра города до
«спального» района. Отец помог им купить машину, но
 видеться они чаще не стали.  Он понимает их проблемы:
пробки на дорогах, бензин дорогой…Он же отец, он понимает.
Да,  старость – пора неприглядная…Лицезреть её молодым
неприятно.  Всё  он понимает. Но где-то в глубине души…
Гордость и ему самому всегда мешала, но иначе он не мог.
А опыт житейский не раз убеждал его: ничего  и никогда
не проси у своих детей
Вот догадались бы сами – тогда другое дело!
Но   они не догадываются. Не понимают?
Как же так? Ты всегда их понимал, а они тебя- нет?! 
Пойми тогда и сейчас… Ведь им так удобнее, и
спокойнее жить!  И ты должен признать за ними это право! 
И не ссылайся на Библию -  у них нет времени  читать Библию! 
 А как жить тогда, если  сердце…или душа? –молчит?
 А, может,  Коля, ты, наконец, признаешь, что сам виноват?
  Не научил  вовремя своих детей  делать маленький шаг
 от «не хочется»  к  «надо!». Сам-то ты делал его легко, не
задумываясь, а детей не научил…
Вот и сиди, молчи, и не жалуйся сам себе…
 
   Вот такие мысли часто копошились в седо голове Николая
 Ивановича. Внутренний голос пытался  оспорить некоторые
 из них в угоду самолюбию, но смирился  и  умолк..

  Он снова пошёл на лоджию.  Проходя по коридору,
в  зеркало он  старался не смотреть :  ему сильно не
нравится   тот старый чудак, которого он там может увидеть.
Если бы мог, он бы снял зеркало, но Сонечка , внучка, будет
 огорчена-  с  детства любит вертеться перед большим
 старинным  зеркалом.
   На лоджии он нашёл  дежурную щётку для волос,
удобно устроился в любимом кресле-качалке,и  стал усердно
массировать щёткой  голову. Потом страшно удивился,
сняв со щётки  клок  седых волос:  что с такими темпами
останется на голове через год?!  Но внутренний голос утешил:
 «Ведь это урожай за неделю! Ты же  неделю только рукой
 приглаживал «шевелюру»»

   Он отогнал грустные мысли и, прикрыв глаза, стал
думать о внучке.  Напротив лоджии,  на ветке старого
ореха, гуль-гулила одинокая горлица, то ли звала
кого-то, то ли отзывалась. 
    Солнечный лучик, прорываясь сквозь поредевшую
крону ореха, ласковой ладошкой ползал по лицу
Николая Ивановича. Совсем как Сонечкина ладошка
в детстве, когда они жили ешё вместе, и дед я Коля
заменял Сонечке рано ушедшую от них бабушку.
   
   Как он любил гулять с ней. ! Как ждал каждый день,
когда заберет он её из садика и пойдут они кружным путём
домой, через сквер.  И хохотушка Сонечка  будет, как всгда,
 отнимать свою ручку у него и убегать далеко вперёд.
 А он, тревожась за её вечно поцарапанные, в зелёнке,
коленки, будет спешить за ней,  не уставая упрашивать:
«Остановись, Сонечка, дай ручку дедушке!»
А  она, неслух, всё вперёд и вперёд!
А однажды он свою просьбу выложил наизнанку. Он не стал
 бежать за ней, а присел устало на скамейку.  Когда удивлённая
 Сонечка вернулась, он ей серьёзно и печально сказал:
   - А я чуть не заблудился,  Сонечка!  Вот ты убежишь,
а я без твоей ручки потеряюсь, и не будет у тебя дедушки!
     После этого случая внучка перестала удирать  без оглядки.
 Конечно, он сам отпускал её, но чаще она просила сама
ручку у дедушки. Было ей тогда четыре года.
    
   И до пятого класса Сонечка  была рядом. Жизнь Сонечки
 была смыслом его жизни.  Так сложилась, что всю жизнь
они с женой мечтали о дочери, а родились два сына.
 Потом у старшего родился внук, и толь младший  подарил
 деду долгожданную внучку.

   Настоящей бедой для Николая Ивановича стало решение
 сына перевести Сонечку в модную городскую гимназию.
Они второпях переехали жить в коммунальную квартиру
 к тёше, зато в центр, рядом с гимназией.
   А Николай Иванович остался один в новой 3х-комнатной
квартире, которую он бесплатно получил от института,
где заведовал кафедрой.  Теперь он горько считал себя 
не иначе , как «сторожевым старым псом» квартиры.
Грела лишь мысль, что в будущем квартира всё же
 понадобится детям..
   Вся жизнь,  настроение и даже здоровье Николая
Ивановича с их отъездом  резко ухудшились. Стало
пусто  не только в квартире,  стало пусто в душе.

    Горлица дозвалась друга, и они уже вместе , в лад,
радостно  ворковали на проводе. С открытой веранды
 близ лежащего кафе тянуло дымком шашлыка. Где-то
 недалеко звякал велосипед  и в ответ нехотя тявкал пёсик.

   Постепенно Николай Иванович задремал. И опят, в
который раз всё один и тот же сон  превращает в мУку
его отдых.
    Разрушенные  дома. Тёмные глазницы выбитых окон.
Ни души, ни звука.  Закоулки, тупики, из которых он,
теряя силы, пытается выбраться. С ним рядом маленькая
 девочка. То незнакомая, то, как-будто, Сонечка.. Он  то и
дело теряет её на  тёмной, хлябкой дороге. Он тянет
наощупь руки и спешит на голос; «Дай руку, деда!» или
«Дай руку деду!»? Он не может расслышать точно.
    Николай Иванович проснулся, но не открывает глаз.
Он хочет вернуться в сон, чтоб понять: кто кого зовёт
И кто кому должен подать руку?
  Но сон растаял…  Как жаль – он
 упустил что-то важное, как ему кажется.
  «Перестань! – сердится внутренний голос, - Не рви
себе душу! Ведь это всего лишь сон!»