Дуэт Олендорфа

Меир Ландау
Барон с улицы Вернон
книга третья
ДУЭТ ОЛЕНДОРФА


Глава 1
НЬЮ-ЙОРК; БРУКЛИН; 25 ФЕВРАЛЯ 1920 ГОДА
- Как же вырос наш мальчик! - сжал Гарольда в объятиях Афтаназ и посмотрел на него.
Раввин Афтаназ вышел встретить Гарольда радостный и воодушевлённый. Перед тем как сесть на своё привычное место, он подошёл к Гарольду и обнял его. Перед Афтаназом стоял высокий парень в чёрном костюме, улыбавшийся от впечатления радостной встречи и немного уставший с дороги.
- И сколько же я не видел своего любимого внука? - поправил Афтаназ очки, - ну, расскажи, как твой первый год в Париже, Гарри?
- Спасибо, дедушка, - улыбнулся Гарольд, - Париж чудесный город и Сорбонна прекрасный университет! Но дома, всё же, лучше. Знаешь, я уже неплохо говорю на французском!
- Вот, - указал пальцем вверх Афтаназ и присел в кресло, - и это уже четвёртый  язык, который ты освоил с тех пор как стал американцем! Английский, гэльский, идиш и теперь французский! Что думаешь делать после университета? - посмотрел он на Гарольда.
- Пока не знаю, рано ещё об этом думать, но плану уже строю, - ответил Гарольд.
- Физика сейчас популярная наука, - согласился Афтаназ, - люди стремятся к прогрессу и я думаю, что скоро учёные будут не такой уж диковинкой, как в наши дни. А что тебе советует мистер Тесла?
- Я уже написал ему и он мне ответил, - похвалился Гарольд, - после того как я выслал ему свои предложения и поправки к разработкам отца, он считает, что мы могли бы работать вместе.
- И как ты планируешь работать с Теслой? - спросил Афтаназ.
- Пока не знаю, - вздохнул Гарольд присев на стул.
- Надо чётко осознавать, каким ты хочешь видеть результат, мой мальчик, - улыбнулся Афтаназ.
Он подумал.
- У тебя всё впереди, внук, - сказал Афтаназ, - кстати, а ты знаком с моей внучатой племянницей Габриэлой?
- Нет, - удивился Гарольд.
Старик улыбнулся.
- Сегодня утром, она со своей матерью приехала к нам в гости, - сказал Афтаназ, - но я тебя выписал из Парижа не для этого.
- Я слушаю, дедушка, - кивнул Гарольд.
- Вот, - вздохнул Афтаназ, - ты отдохнёшь, увидишься с друзьями…
Афтаназ задумался.
- Что-то случилось, дедушка? - спросил Гарольд.
- Нет, нет, - словно проснулся Афтаназ, - стариковское, все такими будете, - продолжил он, - в апреле, в Сан-Ремо, как мне пишет мой старый друг из Лондона, будет проходить одно мероприятие, важная встреча. И я очень хотел бы чтобы ты, Гарри, присутствовал на нём как наш представитель.
- Но… - хотел было сказать Гарольд, удивившись, но Афтаназ остановил его.
- Я понимаю, мой мальчик, - усмехнулся он, - ты молод и тебе только лишь восемнадцать! Я продумал и этот вопрос.
- А то что я не иудей? - спросил Гарольд, - ведь я так и не решился на гиюр!
- Тем лучше, - улыбнулся Афтаназ, - пути Господа неисповедимы, ты же это знаешь. И всё что происходит, есть часть Его замысла. Даже если это нечто болезненное и трагическое, - он подумал, - Он привёл тебя в этот дом для того, чтобы ты вместо меня, очевидно, стал свидетелем величайшего восстановления справедливости. Я уже стар и не могу путешествовать через океан. Больше никто не может из нашей семьи. И ты, единственный кому я могу доверять как самому себе. Так уж получилось.
- Благодарю тебя за доверие, дедушка, - ответил Гарольд, - что я должен сделать?
Афтаназ улыбнулся, встал и подойдя к столу взял толстый конверт запечатанный тремя сургучными печатями. Он показал конверт Гарольду.
- Это моё письмо, которое ты должен будешь доставить в Сан-Ремо. Знаешь где этот город?
- Конечно, дедушка, - кивнул Гарольд.
- Там будет проходить конференция, - сказал Афтаназ вернувшись на своё место, сел в кресло и посмотрел на Гарольда.
Он подумал.
- Соберутся главы держав Антанты, мой мальчик, - произнёс Афтаназ, - ты понимаешь, о чём я тебя прошу?
- Главы держав? - удивился Гарольд.
- Именно, главы держав, - кивнул Афтаназ. - на уровне президентов, премьер-министров, и может быть будет даже король Британии, - указал Афтаназ в потолок, - ты приедешь туда и должен будешь вручить этот пакет лорду-председателю, сэру Артуру Джеймсу Бальфуру. Тебя, конечно же интересует что в нём, в этом пакете? Ну и просто, ты должен знать что ты повезёшь. Я отвечу сразу. Это послание участникам конференции от нашей общины, от Ребе Шолома-Дов-Бера Шнеерсона, который тебя так любит. И от меня лично.
- Очевидно… - Гарольд подумал, - вы с Ребе доверяете мне нечто очень важное?
Афтаназ кивнул.
- Да, мой мальчик. Ребе принял решение, что это должен сделать ты. И никто другой. Это будет странно звучать, но он видит будущее и прошлое так, как будто они есть нашим настоящим. Он видит, что Всевышний благословил тебя особым даром, которого нет у других людей. Точнее, он есть у очень немногих. Ребе было видение, что ты из тех, кому дано властвовать над будущим и над прошлым. И поэтому, Бог дал тебе победить смерть там где остальные умерли. А ты выжил. И сейчас я понимаю почему. В этом пакете судьба Эрец Исраэль.
- Эрец Исраэль? - удивился Гарольд.
- Да, - кивнул Афтаназ, - властители мира сего соберутся для того, чтобы вернуть нам Землю Израиля и возродить Иудейское Государство в Палестине.
- Это же… - опешил Гарольд, - это самое великое событие за две тысячи лет!
- Да, - улыбнулся Афтаназ, - и теперь только от тебя зависит судьба всего нашего народа, мой мальчик…
Их разговор внезапно прервали.
В комнату вошла молодая девушка и сразу направилась к Афтаназу.
Гарольд поднялся с места и кивнул ей, приветствуя её.
- Габриэла! - обрадовался Афтаназ и протянул девушке руку.
Габриэла остановилась взяв ладонь старика и повернулась к Гарольду.
- Вот, - сказал ей Афтаназ, - прости, я не мог вас познакомить раньше. Это Гарри, о котором ты наверняка много слышала. Я писал вам в Эдинбург об этом мальчике.
- Габриэла фон Готт, - слегка улыбнулась Гарольду Габриэла.
- Очень рад, мисс, - кивнул ей Гарольд.
- А Вы, стало быть, мой сводный кузен Виктор фон Готт? - улыбнулась она в ответ, - я Вас таким и представляла.
Гарольд растерялся.
- Ну ладно, - встал Афтаназ, - оставлю вас наедине…
- Дедушка, - хотела было его остановить Габриэла, но старик, обернувшись, только улыбнулся в ей ответ.
- Пойду распоряжусь насчёт обеда, - сказал он, - а тебя вручаю Гарольду. У него, к слову, чудесная библиотека и он неплохо играет на скрипке.
Афтаназ вышел.
Гарольд снова неуверенно посмотрел на Габриэлу.
- Я же не кусаюсь! - рассмеялась она в ответ, - говорят, Вы только что из Франции?
- Да, это так, - обрадовался Гарольд, - два часа назад вернулся на пароходе. А Вы из Эдинбурга?
Габриэла рассматривала бумаги на столе Афтаназа.
- Из под Эдинбурга, - ответила она, посмотрев на Гарольда, - но мы не всегда жили там. Раньше мы жили в Германии, в Бреслау. Потом, отцу предложили работу в Британии.
- Мои родители из под Эдинбурга, - вздохнул Гарольд подойдя к столу.
- Соболезную, я слышала, - ответила ему Габриэла.
Она отложила лист бумаги который держала в руке.
- Не имеете ли желания прогуляться в саду? Я там видела качели, - улыбнулась она, - и маленький Мойше, похоже, уже их занял.
Гарольд рассмеялся.
- С синими ручками и красным сиденьем?
- Именно!
- Да, это мои качели! - усмехнулся в ответ Гарольд, - хотелось бы их проведать!
- Ну так идёмте? - взяла его за руку Габриэла и потянула в сад…
Маленький Мойша раскачивал качели, высоко взлетая под веткой огромного дерева то вверх, то вниз и опять вверх. Едва из дома вышли Гарольд с Габриэлой под руку, мальчик соскочил вниз, упал, встал, отряхнулся и бросился навстречу им.
- А! Жених и невеста! - рассмеялся Мойша обхватив Гарольда на бегу, не дав ему ничего сказать!
- Я тебе покажу жениха и невесту! - подхватил его Гарольд и подбросил вверх, - ух ты ж тяжёлый стал за год!
- Я не тяжёлый! Я взрослый! - весело ответил Мойша, вовсе не сопротивляясь Гарольду.
- Ой… поставьте ребёнка… - напугалась Габриэла. Ей показалось, что Гарольд непременно должен Мойшу уронить, и Мойша непременно должен разбить себе коленку или нос.
- Ты слышал? Поставь ребёнка! - прокричал, хихикая ехидно Мойша, и едва оказавшись на земле, снова схватил Гарольда за руку.
- А ты на долго? Ты теперь не уедешь? А ты привёз мне что-нибудь? А где твоя шпага? - тянул их к качелям Мойша засыпая вопросами, но не давая ничего ответить.
- Какая ещё шпага? - спросил Гарольд.
- Ну ты же был в Париже? - искренне удивился Мойша, - а раз ты барон, то наверное тебя приняли в мушкетёры? Там же мушкетёры живут? А если ты мушкетёр, то у тебя должна быть шпага!
- Ах вот оно что! - засмеялся Гарольд в ответ, - да, есть шпага, - подумал он сделав серьёзное лицо и подмигнул Габриэле, чтобы та подыграла ему, - шпагу я оставил в Париже! Капитан королевских мушкетёров приказал пробираться тайно в Америку и похитить тут… - Гарольд сделал загадочное выражение на лице.
- Кого? - удивлённо прошептал Мойша.
- Маленького… любопытного… мальчика! - схватил Гарольд Мойшу и начал щекотать.
- А! - засмеялся Мойша, - ты меня разыгрываешь!
Он вырвался.
Не прекращая смеяться, Мойша отбежал на несколько шагов.
- Жених и невеста! Жених и невеста! - прокричал он Габриэле и Гарольду и побежал в дом.
- Само ходячее любопытство, - усмехнулась Габриэла заняв качели и слегка оттолкнувшись от земли.
Гарольд тихонько толкнул качели сильнее.
- Наверное мы все были такими в его возрасте, - сказал он.
- Дедушка говорит, что Вы были очень спокойным и тихим, - ответила Габриэла.
- Им виднее, - ответил Гарольд.
- Я слышала, что Вы скоро снова уезжаете? - Габриэла посмотрела на Гарольда.
- Да… - подумал Гарольд, - надо ехать.
Он немного помолчал и улыбнулся Габриэле.
- А что там, в Шотландии?
- Вы никогда там не были? - удивилась девушка.
- К своему стыду, я много слышал о ней от папы, от мамы, от старшего брата и старшей сестры, но… - вздохнул Гарольд, - сам ни разу там не был.
- Странно, - ответила Габриэла, - шотландцы, обычно свято хранят связи внутри клана. Вы не из таких?
- Если даже взглянуть с той стороны, что мне это очень хочется, родственники вряд ли примут меня, - ответил грустно Гарольд, - они не считают меня своим.
- Почему? - удивилась Габриэла.
- Не знаю, - опустил глаза Гарольд, вспомнив последнюю свою встречу с двоюродным братом и тётушкой, - не знаю…
- Вам неприятно об этом говорить? - улыбнулась ему Габриэла.
- Да нет, почему? - усмехнулся ей в ответ Гарольд, продолжая раскачивать качели.
- Ну так поделитесь? - сказала Габриэла, - человеку порой надо выговориться, чтобы ноша не тяготила его душу.
- Если Вам это будет интересно, - сказал Гарольд.
- Будет, - кивнула Габриэла.
- Вы прям как мой священник-исповедник, - Гарольд усмехнулся и посмотрел на Габриэлу.
Та, грустно улыбаясь, смотрела ему в глаза.
- Я тоже католичка, - сказала Габриэла, - и моя мама, и отец. Мы с Вами могли бы стать хорошими друзьями.
- Моя мать… - вздохнул Гарольд, - она бы очень обрадовалась Вашему появлению.

САН-РЕМО; АПРЕЛЬ 1920 ГОДА
Бальфур долго читал письмо, время от времени поглядывая на Гарольда сидящего напротив. Они вдвоём сидели на террасе старинного особняка, за маленьким, почти миниатюрным столиком, в тени развесистой пальмы растущей из огромной вазы. Ещё было не жарко. Но лето в апреле, для человека с севера дело непривычное. Гарольд сразу отметил для себя, что долго, на террасе под солнцем, пусть и в тени, высидеть будет сложно. Он искренне надеялся, что лето в апреле и для Бальфура не обычная ситуация.
Сюда доносился шум чаек над морем и случайные крики прохожих. Солнце поднималось выше и становилось жарче.
Подали чай.
Бальфур отложил письмо и пригласил Гарольда присоединиться к чаепитию.
- Угощайтесь, барон, - указал на маленький столик, который к тому времени накрыли белоснежной скатертью.
- Спасибо, сэр, - вежливо кивнул в ответ Гарольд.
- И так, ваш дед просит, кроме всего прочего, похлопотать о Вашей карьере, сэр фон Готт, - начал Бальфур, - и надобно сказать, что это очень своевременно.
- Я не знал об этом, сэр, - смутился Гарольд.
- Ну, это лишний раз подчёркивает Вашу порядочность, - ответил Бальфур уловив его смущение, - вы прекрасно справились с доставкой важной корреспонденции, которая сыграет положительную роль в вопросе Палестины. Вы учитесь в Сорбонне? - посмотрел он на Гарольда.
- Да, сэр, - кивнул Гарольд, - первый год. Точнее, оканчиваю второй курс.
- Не беда, - ответил спокойно Бальфур, - это не повредит делу и любому студенту нужен заработок, чтобы как-то прожить. Кроме того, Вы сможете освободить старика от проблемы оплаты Вашего обучения. Что Вы скажете, если я предложу Вам должность своего личного секретаря и помощника?
- О, это внезапно! - удивился Гарольд, - я хотел бы оправдать Ваши ожидания!
- Отлично, Вы приняты на службу в Почтеннейший Тайный Совет Его Величества, - посмотрел на Гарольда Бальфур, - Вы подчиняетесь лично мне и первое Ваше задание будет таким: после конференции Вам надлежит доставить экземпляры Декларации в Лондон. Там Вам будет необходимо встретиться с Его Величеством, для доклада и соблюдения пустяковых формальностей.
- С Его Величеством? - удивился Гарольд, - но…
- Вас это удивляет? - усмехнулся Бальфур, - теперь вы будете видеться часто.
Бальфур подумал.
- У Вас есть семья? Кто Ваши родители? Хотя Вы и приёмный внук уважаемого раввина Афтаназа фон Готта, было бы несправедливо их забыть.
- Все мои родные погибли, на «Титанике», - ответил Гарольд.
- Простите, примите мои соболезнования, - вздохнул Бальфур, - я попросил бы Вас присутствовать на конференции, и есть одна просьба: что бы там не происходило, больше слушайте и ничего не говорите. Для всех, Вы не мой помощник, а просто мой личный секретарь. Сами же Вы должны понимать, что Ваша служба связана с государственной тайной и теперь Вы находитесь на службе у Его Величества. Распространяться об этом не надо. Вы меня поняли, сэр фон Готт?
- Так точно, сэр, - кивнул, слегка опешив, Гарольд.
- Ваш дед, должно быть очень любит Вас, - добавил Бальфур, - в должность Вы уже вступили. Необходимо решить вопрос о том, где Вы будете жить в Британии. Где бы Вы хотели поселиться?
Гарольд подумал.
- Последние полгода, перед отъездом в Америку, мы жили в Фулеме, на улице Вернон. Не скажу, что с этой улочкой связаны мои лучшие воспоминания. Наверное, всё-таки в Мелкшаме. Там остался наш дом, который наверное сейчас пустеет. Я не помню, чтобы отец продал его. Я бы хотел его вернуть. Кроме того, там прошли мои самые счастливые годы.
- Понимаю, - улыбнулся Бальфур, - с Вашим домом вопрос я решу и не думаю, что это будет сложно. С возвращением домой, барон с улицы Вернон… - улыбнулся Бальфур.

Вечер был уже достаточно поздний. С моря доносился шум волн и лёгкий ветерок раскачивал ветки дерева растущего прямо перед домом.
Лорд Бальфур откинулся в кресле и на минуту задумался. Эта минута протянулась почти четверть часа.
Он посмотрел на  Гарольда, сидящего за столиком и перечитывавшего утреннюю газету.
- С утра мы так и не успели ознакомиться со свежими новостями, - вздохнул Бальфур, - что пишут акулы пера и фотоаппарата? - усмехнулся он.
- Да ничего особенного, сэр, - тихо ответил Гарольд не отрываясь от газеты, - он глянул на Бальфура, - в России заканчивается Гражданская война, генерал Врангель прибыл в Константинополь на встречу с представителями Франции, а в Германии появилась новая партия.
- Вот как? И какая? - спросил Бальфур.
- Они называют себя национал-социалистами, - ответил Гарольд отложив газету, - все считают их лидера чудаковатым ефрейтором. Но мне кажется, что у него будет большое будущее и нам ещё предстоит ощутить на себе его влияние.
- Ефрейтора? - усмехнулся Бальфур, - не думаю, что у него что-то получится. Немцы народ очень романтичный, любят порядок, уважают аристократичность и чтут традиции так же как и мы. Вряд ли они предпочтут выбрать своим канцлером ефрейтора, или, не дай Бог, женщину! Будь он даже семи пядей во лбу, дальше депутата какого-нибудь магистрата он не продвинется в своей политической карьере. Ну, может быть будет писать громкие разоблачительные заметки, пока его не убьют где-то в подворотне.
Бальфур подумал.
- Что Вы думаете о сегодняшней конференции, барон?
- У меня есть кое какие соображения и я с удовольствием поделюсь своими мыслями с Вами, - сказал Гарольд, - если, конечно, Вы будете не против, сэр.
- Я не против, - кивнул Бальфур и приготовился слушать Гарольда.
- Я думаю, мы проявили нерешительность в вопросе Израиля, - сказал Гарольд, - конечно, мы рассматриваем Палестину как одну из колоний, но всё же, если мы предоставим евреям возможность создания независимого, национального государства там, в Палестине, мы выиграем значительно больше. У евреев не возникнет проблем с населением, кадрами, даже с военной силой. Половина евреев уже сейчас были бы готовы покинуть европейские и американские города и вернуться на Землю Обетованную. И мне кажется, что если мы дадим им такую возможность, то Палестина может стать очагом формирования нового мощного государства, которое станет новой Англией и скоро во многом Британию превзойдёт. Даже в этой ситуации, которая складывается сейчас, Израиль может оказаться нашим союзником, если мы его поддержим в самом начале. Но он может стать и стратегическим противником, если мы остановимся на той политике, которую заняли сейчас. А мы, толкаем евреев в войну с арабами лишь потому, что у нас обязательства перед арабскими шейхами. Арабы, - продолжал Гарольд, - это очень ненадёжная опора для нас на Востоке. Это люди другой культуры и другого менталитета. И самое главное, у них иной взгляд на понятия чести, соблюдения договорённостей и религиозная принадлежность для них более важна чем союзнические обязательства. Они не столько являются нашими союзниками там, сколько используют наши силы и возможности. Арабы попытаются нашими руками уничтожить евреев. Не надо отбрасывать особенности их религиозной идеологии.
- Религиозная идеология? - удивился Бальфур, - я никогда не слышал такой формулировки.
- Да, именно, - кивнул Гарольд, - ислам это не религия, это идеология. Её приверженцы, как известно, стремятся к мировому господству, сэр. Я изучал Коран так же как и Тору и знаете ли, почерпнул для себя оттуда много интересного. Но речь не о том. Самое интересное находится в трудах их религиозных и военных философов. А религия и философия у них нераздельно идут рядом. Надобно сказать, арабы развили то, от чего отказались в своё время мы. Они развили философию войны, привнеся в неё очень много нового, современного. Шейхи, султаны, и даже простые бедуины рассматривают Палестину как свою территорию и попытаются её отвоевать. Если у них не это получится, то, как я думаю, у них хватит человеческих ресурсов, чтобы в отместку нам, просто колонизировать саму Британию.
- Это им придётся долго делать, - усмехнулся Бальфур.
- Несомненно, - согласился Гарольд, - но это вопрос времени. Конечно, они прибудут к нам как мирные эмигранты. Вроде, как мы едем в США. У них большие семьи и через пару поколений их станет очень много. А через лет пятьдесят… - он подумал, - мэром Лондона станет какой-нибудь араб, или перс.
- Но я думаю, что если они приобщаться к нашей культуре, - подумал Бальфур, - то с ними вполне можно будет жить рядом.
- Вряд-ли это произойдёт, сэр, - посмотрел на него Гарольд, - мусульмане никогда не примут чужую культуру, философию, нравы. Ислам не позволяет этого делать. Они прекрасно понимают, что традиция и культура это более сильное оружие чем винтовка или сабля. Они будут навязывать нам свои нравы, религию, обычаи и принуждать нас считаться с их нравами, обычаями и религией, обезоруживая нас. Они не будут бежать от своего шариата и джихада. Они принесут его нам и будут нам диктовать свои условия. И очень скоро может оказаться, что мы, на своей земле живём по правилам навязанным пришельцами из другого, враждебного нам мира.
- Почему? - посмотрел на Гарольда Бальфур.
- В их понимании, мы даже не люди пока не исповедуем ислам, - кивнул Гарольд.
- А ведь они проиграют войну евреям, - подумал Бальфур, - еврейские солдаты, прошедшие Великую Войну, без труда разгонят полукочевые банды этих бедуинов. И пожалуй Вы правы, барон. Британия должна быть разборчивее в выборе друзей и союзников, - он посмотрел на Гарольда, - только не говорите об этом Черчиллю, когда познакомитесь с ним. Этот юдофоб, будет прилагать все усилия чтобы выслужиться перед арабами. Он красиво говорит, и склонен к радикальным методам в решении вопросов. Я чувствую, что его будут боготворить англичане, и некоторые уже боготворят. Черчилль любит выигрывать годы, даже совершенно не пытаясь предусмотреть последствия своего выигрыша, не глядя даже на пару десятилетий вперёд. И с его триумфа начнётся крах Британии и это будет начало смерти Старой Доброй Англии, встреченное бурными аплодисментами, под восторженные крики толпы...

ГЕРМАНИЯ; БЕРЛИН; 1942 ГОД
Тёмный «Опель» свернул в подворотню, приглушил двигатель и погасил фары. В салоне сидели двое в штатском. Один за рулём, а другой рядом на переднем сиденье. Тот кто сидел на переднем сиденье, достал из портфеля папку и открыл её.
- Виктор фон Готт, - начал он показав фото в личном деле, - родился 29 июля 1901 года в Эдмонтоне, в Англии. Шотландец. Или правильнее — гэлл. Англичан недолюбливает. Католик. Протестантов, соответственно, не любит. Барон. Родной отец — инженер. Родная мать — учительница в католической школе для девочек. Настоящие имя и фамилия — Гарольд Виктор Гудвин. Вся семья погибла на «Титанике» когда ему было девять лет. Как сам выжил — достоверно неизвестно. Он появился уже в Нью-Йорке. Мальчика обнаружили пришедшим в себя среди трупов. Можно сказать, что ему крепко повезло. При усыновлении получил фамилию фон Готт. Тогда же получил и титул. Приёмный дед заменивший ему отца — Афтаназ фон Готт, немец принявший иудаизм ещё в 19-м веке. До принятия иудаизма — барон Ганс Фридрих Карл фон Готт, родом из Восточной Пруссии, потомок Германа фон Зальца, Великого Магистра Тевтонского Ордена с 1209 года. Долгое время жил в Греции, где сошёлся с иудейской общиной и женился на еврейке. Отсюда и странное имя.
- Немец? - удивился водитель, - барон принявший иудаизм?
- Скорее всего дело в женитьбе, - ответил второй, - такие случаи были. Но вот приёмная мать нашего барона, Виктора фон Готта, чистокровная еврейка, урождённая Сара Симхович, родилась в Польше, в тогдашнем Лодзинском уезде. Её муж — Яков фон Готт, германский офицер, лейтенант, внук Афтаназа фон Готта. Он тоже погиб на «Титанике» вместе с другими своими детьми. Фактически всеми детьми из этой семьи.
- Почему с детьми? - удивился водитель.
- Они тоже ехали Третьем классом, как и родная семья Виктора фон Готта, - ответил второй.
- Чёртовы англичане, - выругался водитель, - понятно почему старик подарил и фамилию, и титул, нашему подопечному. А что ещё о нём известно?
- До 1933 года Виктор фон Готт жил в Лондоне, - перебирал страницы дела второй, - колесил по разным странам, в основном по служебным делам. Отлично владеет немецким и русским языками.
- Ну немецкий это понятно, - кивнул водитель, - разговорный язык в Бруклине, где он вырос, это идиш. А откуда он знает русский?
- Изучал самостоятельно, скорее всего с самого раннего детства, - ответил второй, - в России у него есть родственники по линии отца. Разумееся он это знал и воспринимал русский язык как второй родной язык. Сестру отца звали Мария Карловна Квитка. Выйдя замуж, она приняла графский титул от своего мужа. Её муж, граф Семён Григорьевич Квитка. В семье его называли «Вилли» и поэтому мы долго копали не в том направлении, пытаясь отыскать связи барона с Россией.
- Простая шотландская девчушка вышла замуж за русского графа? - усмехнулся второй, - она Золушка, что ли?
- Ну во-первых не за русского, а за польского, - ответил первый, - а во-вторых, род Квиток несколько столетий заключал подобные браки с кланом в котором входила семья Гудвинов. Сам покойный граф, был предводителем Харьковского губернского дворянского собрания.
- А это как? - посмотрел на второго водитель.
- Это что-то вроде главы клана, - ответил ему второй и продолжил, - до замужества её звали Флоренс Эмелина Мэри Гудвин. Она была старшей сестрой в семье и Виктор фон Готт вряд ли был с ней знаком.
- А что с графиней? - спросил водитель.
- Умерла ещё до революции, судьба семьи неизвестна, - ответил второй.
- Чёртовы большевики, - снова выругался водитель, - что дальше?
- Виктор фон Готт дружит с Хемингуэем, служил в ведомстве Бальфура, в том числе и личным секретарём последнего. Так же он был близок с Яковом Блюмкиным, тесно общается с русской эмиграцией.
- Где сейчас Блюмкин? - кивнул водитель второму.
- Трудно сказать, - ответил второй, - Блюмкин, под фамилией Исаев работал в советском политическом представительстве в Константинополе и курировал резидентуру в Палестине и Сирии. После этого его следы теряются.
- Репрессии? - посмотрел на него водитель.
- Нет, - ответил второй, - арест и убийство были инсценировкой. Тела никто не видел, а дело очень быстро, даже для русских, замяли будто бы его и не было вовсе.
- Понятно, - кивнул водитель, - что ещё по этому делу?
- Барон фон Готт — физик, - продолжил второй, - в 1924 году окончил Сорбонну, работал в области ядерных исследований, встречался с Эйнштейном, хорошо знаком с Теслой. Официально — военный корреспондент, служил в британском корпусе военных инженеров, капитан третьего ранга Королевского Военно-Морского Флота. Воевал в Испании. Его брат — Михаэль Симхович, так же физик, по совместительству — раввин. Живёт в Нью-Йорке, работает в Канаде вместе с тем же Николой Теслой.
- Судя по всему, с Теслой они не просто друзья, а компаньоны, - кивнул водитель, - а кем он был в Испании?
- Официально, - как я уже сказал, военным корреспондентом, - уточнил второй, - однако этот корреспондент вернулся в Британию с архивом Марии Складовской-Кюри, тем самым который умыкнул у идиотов Канариса.
- У него есть семья? - посмотрел водитель на второго.
- Да, - кивнул второй и перелистнул несколько страниц, - жена — баронесса Габриэла Элизабет фон Готт, внучатая племянница того самого Афтаназа фон Готта, 1902 года рождения. Живёт в Мелкшаме, графство Уилтшир, Англия. Домохозяйка, как у нас принято говорить. Её образ жизни приблизительно соответствует правилам Бисмарка: церковь, кухня, дети. Есть так двое детей. Старший сын — Фредерик Джозеф фон Готт, 1932 года рождения. Младший — Сидней Лесли фон Готт, 1935 года рождения. Оба проживают с матерью. Семья католическая, ничем не примечательная. Правда благородную приставку «фон», с началом войны они стали использовать гораздо реже.
- То есть, в религию своих приёмных родителей барон не переходил? - уточнил водитель.
- Нет, - ответил второй, - наш барон верит только в науку.
- Истинный ариец, - вздохнул водитель, - даже жалко что он наш враг, но теперь понятно зачем он нужен Олендорфу.
- Слабые стороны Виктора фон Готта, - обратно перевернул страницы второй, - романтик, впечатлителен, сентиментален. Сильные стороны: готов к самопожертвованию, прекрасный психолог, чемпион Королевского ВМФ по стрельбе. Приказано взять живым.
Второй закрыл дело, положил его обратно в портфель и посмотрел на водителя.
- Это в общих чертах. Я закончил.
- Понятно, - кивнул водитель, - наш барон умет выходить сухим из воды. Начинаем.
Они вышли из машины и прошли к тёмному подъезду. Поднялись по лестнице на второй этаж. Постучали в двери на лестничной площадке.
Дверь открыла женщина средних лет.
- Чем обязаны, господа? - спросила она пристально глядя сквозь очки.
- Третье управление РСХА, - показал ей удостоверение водитель, - нам нужен барон Виктор фон Готт.
- Проходите, - спокойно ответила и впустила их женщина, - господин барон у себя в кабинете, - указала она на дальнюю дверь в коридоре и ушла на кухню.
Они прошли по коридору в дальнюю комнату.
- Заходите, - махнул им рукой Виктор не вставая из кресла, - чай? Может кофе? А может желаете закурить, господа? - улыбнулся он.
- У нас ордер на Ваш арест, господин фон Готт, - ответил водитель, - и в Ваших интересах проехать с нами.
- Вот как? - усмехнулся Виктор, - наверное вы хотите удивить меня тем, что я британский офицер и отобрал у бедного адмирала Канариса архив мадам Марии Кюри? Ну так я этого и не скрываю. Пусть не обижается господин адмирал. Ему бы о «Боярышнике» позаботиться, а не о бумагах, которые недосягаемы не только ему, но и даже МI6. А что хочет знать уважаемый господин Олендорф? Отчего вдруг у Третьего управления проснулось такое внимание к моей персоне? - посмотрел он на сотрудников РСХА.
- Вы британский офицер… - начал водитель.
- Знаю, знаю,  - усмехнувшись, перебил его Виктор, - офицер вражеского флота, - а ещё целый капитан третьего ранга. Но с каких пор Третье управление Имперской Службы Безопасности занимается вражеским флотом и иностранной резидентурой? Или, может быть господина Олендорфа интересует кое-что другое?
- Почему бы Вам у него самого это не спросить, господин барон? - усмехнулся в ответ водитель.
- Закурить-то можно? - с улыбкой кивнул ему Виктор.
- Закуривайте, - спокойно ответил водитель.
Они подошли поближе к Виктору. Виктор взял с журнального столика портсигар, открыл его и комнату озарила яркая вспышка ослепившая и водителя, и второго сотрудника.
И водитель, и второй сотрудник упали на пол, подумав что это взрыв. Но  не было ни шума, ни огня, ни осколков.
- Что это было? - поднялся водитель, - что это, чёрт побери, было!? - закричал он не увидев Виктора, - где этот чёртов фон Готт!
- Понятия не имею… - проговорил в недоумении второй сотрудник, поднимаясь с пола, - служанка! Где служанка! - крикнул он и бросился на кухню. Водитель побежал следом. Из дверей кухни вырвался яркий свет, снова на мгновение ослепив их.
Они остановились. Едва придя в себя, медленно приблизились к кухне достав пистолеты и не решаясь зайти. Немного помешкав, водитель зашёл на кухню. Там был полный порядок. Но на кухне никого не было…
- Мне кажется, - проговорил он, - Олендорфу нужен вовсе не барон…

ЧАС СПУСТЯ. УПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ.
- Мы именно этого и ожидали, - спокойно сказал Олендорф выслушав их доклад, - говорите он исчез? - посмотрел он на водителя, а потом на второго сотрудника.
- Просто испарился, господин группенфюрер, - ответил водитель.
- А? - кивнул второму сотруднику Олендорф.
- И служанка тоже, - ответил второй.
Олендорф встал, подошёл к сейфу и достав из него две папки вернулся на своё место.
Он небрежно бросил перед ними папку личного дела.
- Гляньте Шольц, - сказал он водителю, - это она?
Шольц взял папку и посмотрел на фото женщины.
- Несомненно, - кивнул он Олендорфу, - не может быть никаких сомнений, что эта пожилая фрау именно она, - убеждённо заявил он.
- А Вы посмотрите кто это, - спокойно указал Олендорф на дело.
Шольц раскрыл дело и тут же быстро захлопнул его, словно испугался.
- Но она же умерла в 1932 году!
- Ага, - кивнул Олендорф со спокойствием в голосе и на лице, - а Вы что думаете, Шрёдер? - так же спокойно глянул он на второго сотрудника.
- Я уже ничего не думаю, - покрутил головой Шрёдер глядя на Олендорфа, - мы имеем дело с фальсификацией досье?
- Мы имеем дело с организованной преступной группой физиков, - ответил Олендорф, - одни из них давно умерли, но каким-то образом вдруг воскресли, либо… - сунул он им второе дело, - либо я не знаю, - мальчик погибший на «Титанике» мало того что жив, так ещё и вырос, занял не последнюю должность во вражеской разведке и воюет против нас. Но это ещё можно объяснить! Но мадам Кюри, которую хоронила половина Парижа после её смерти от сальмонеллёза, спокойно гуляет по столице Рейха спустя восемь лет после своей смерти! Это уж сверх всякой меры! И важно не то что она жива, а что только эти двое могут сказать чем занимался отец этого мальчика и где сейчас его отец!
- Мальчика? - посмотрел удивлённо на Олендорфа Шрёдер.
- Мальчика, - вздохнул раздражённо Олендорф, - барона Виктора фон Готта, который погиб на «Титанике» в девятилетнем возрасте вместе с папой и мамой, но почему-то сейчас вдруг оказался морским волком и асом британской разведки!
- Очевидно, что на дне Северной Атлантики, господин группенфюрер, - ответил Шольц листая второе дело, - его смерть не вызывает сомнений.
- Это говорите Вы, после того как вас обоих обвела вокруг пальца старая француженка умершая в 1934-м году? - усмехнулся Олендорф.
- Ну мы можем с Вами предположить, что доктор Гудвин не погиб, - ответил Шрёдер, - но сколько ему должно быть лет?
Олендорф снова усмехнулся и покачал головой.
- А сколько лет было Марии Кюри когда она открыла вам двери? - спросил он пристально посмотрев на Шольца и Шрёдера.
- Не более шестидесяти, и то с натяжкой, - ответил Шрёдер.
- Вот именно, господа офицеры, - пробормотал, так же пристально глядя на них, Олендорф, - и явление, свидетелями которого вы стали, это что было?
- Вы хотите сказать, господин группенфюрер, что там произошло нечто… - начал Шольц.
- Нечто, что вполне объяснимо с точки зрения физики, - перебил его Олендорф.
Он забрал у Шольца второе дело, положил на стол, раскрыл и снова сунул им.
- Посмотрите, - кивнул Олендорф.
- Дело Гудвина? - глянул на него Шрёдер.
- Да, это его досье, - ответил Олендорф, - последние годы жизни он был дружен с Теслой и Кюри. И они втроём докопались до решения проблемы преодоления пространства-времени. То что вы видели, даже не не скорее всего, а вне всякого сомнения является работой машины времени в действии. И сейчас наш барон... - он подумал, - не важно где, потому что он - неизвестно «когда». И он знает что будет с нами. И вообще знает всё! - чуть не вскричал Олендорф.
- И как Вы предлагаете его ловить? - спокойно посмотрел на Олендорфа Шрёдер.
- Мы успели собрать прототип, - ответил Олендорф, - он прошёл лабораторные испытания, и вы будете не первыми, кто испытают его в неконтролируемой среде.
- Но… господин группенфюрер, - начал было Шольц.
- Я понимаю, жена ждёт дома, волнуется, - рассмеялся Олендорф, - вы вернётесь через пятнадцать минут после отправки, хотя там можете провести всю свою жизнь и пересидеть войну за океаном. Заодно, когда вернётесь, расскажете нам чем этот бардак закончится. Если верить доктору Гудвину, то пятнадцать минут это погрешность возникающая из-за волны времени, вызванной вашим пребыванием в прошлом. Поэтому, ничего не меняйте там сильно.
- Иначе? - посмотрел на него Шрёдер.
- Иначе вам некуда будет возвращаться, - ответил Олендорф, - или вы проснётесь в могиле, в которую вас торжественно похоронят под  оружейный салют взвода СС и мои торжественные речи переполненные соболезнованиями  вашим жёнам, Шрёдер. Устраивает такая перспектива?
- Думаю, лучше ничего не менять, - согласился Шрёдер.
- И какова наша задача? - спросил Шольц.
- Сесть на «Титаник», - поднялся со стула Олендорф, подошёл к шкафу, достал две пачки старых английских банкнот и бросил их на стол перед Шольцом и Шрёдером.
- Это английские фунты, которые ходили в 1912 году, - сказал он, - тут ровно по тысяче фунтов на каждого. Командировочные, так сказать.
Олендорф присел.
- Сумма солидная, но всё равно берёте билет только в Третий класс.
- Но это самоубийство, господин группенфюрер! - удивился Шольц.
- Доктор Гудвин со своей семьёй следовал Третьим классом, - посмотрел на него Олендорф, - иначе у вас не будет возможности контролировать его.
Олендорф подумал.
- В гарантийной группе едет некто Эннис Уотсон. Осведомитель SSB. Так тогда называлась MI6. Постарайтесь войти с ним в контакт и завербовать парня. Он был помощником Гудвина в последние месяцы его работы. Контакт полезный, так или иначе. С его досье, а оно интересное, а так же с тонкостями истории начала 20-го века, вас ознакомит доктор Ройсс в лаборатории. Он же выдаст вам документы и одежду. От меня просьба — меньше стрелять и не вмешиваться ни во что. Большинство из этих людей погибнут через несколько дней. А те кто выживет, однозначно должны выжить. На борту «Титаника» были наши люди. И не хотелось бы, чтобы их не оказалось тогда, когда они должны будут появиться уже в нашей истории. Вы меня поняли, господа офицеры?
- Так точно, - ответил Шрёдер, - а как нам спастись?
- Отправиться назад, - улыбнулся Олендорф, - думаю, что вы сами поймёте когда это надо будет сделать?
Шольц и Шрёдер встали.
- Разрешите выполнять? - спросил Шольц.
- Выполняйте, господа, - кивнул Олендорф, - и ещё, - добавил он и подумал, - на «Титанике» с вами свяжется ещё один человек. Он уже находится там и выполняет связанную с вашим заданием задачу. Я думаю вы его узнаете. У него это не первый прыжок во времени. Этот офицер сам к вам подойдёт, когда это ему будет нужно. Просто, будьте готовы к тому, что вы не единственные офицеры РСХА в 1912 году.
- Вас поняли, - кивнул Шольц.
- Отлично, - ответил Олендорф, - вот теперь выполняйте.
Олендорф дождался пока за ними закрылись двери.
- Желаю удачи, - тихо произнёс он, словно сам себе и принялся в который раз изучать досье Фредерика Гудвина.
- Не думаю, что они там выживут, - вздохнул Олендорф.

Глава 2
УКРАИНА; ХАРЬКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ; 15 АПРЕЛЯ 2018 ГОДА
- Выворачивай! Выворачивай! - кричал старшина рулевому патрульного катера, который резко сбавил скорость, но всё равно продолжал нестись на чёрную точку в тёмной воде. По крайней мере именно точкой, потом — пятном, а после и вообще чем-то непонятным «это» казалось.
Было давно за полночь. Охранников разбудил дикий крик внезапно раздавшийся в тишине над водохранилищем. Они даже на минуту не сомневались, что каким-то непонятным образом в воде оказался человек.
Бывало, смельчаки прыгали с плотины в воду даже ночью. Их ловили и часто даже не штрафовали, понимали и отпускали слегка пожурив. Но в середине апреля ещё никто не рисковал прыгать в холодную воду, в реку, с которой только что сошёл лёд.
Старшина зажёг коногонку и луч света разрезал темноту.
- Ах ты ж… приходи кума любоваться, - тихо выругался старшина.
Прямо перед ним, мёртво вцепившись в явно старый чемодан, на воде едва держалось тело замёрзающей девушки.
- Человек за бортом! - крикнул старшина бойцам, - глуши мотор! Вёсла на воду!
Мотор затих. На вёслах они подошли как можно ближе и вытащили девушку из воды, а следом за ней затянули, подцепив багром, мокрый обледенелый чемодан.
- Да она жива! - нащупал пульс один из бойцов.
- Слава Богу, - выдохнул старшина, - успели.
Он снова посветил коногонкой вокруг, чтобы убедиться, что больше никого в воде нет.
- Поворачивай на базу и вызывай медиков, - приказал одному из бойцов старшина, - раз жмура нет, то это уже не наша забота.

Едва девушку занесли в тепло, как она подала первые признаки жизни.
- Ложи её на кушетку, - кивнул старшина бойцам, - и кыш отсюда, - поставил он на печку-буржуйку чайник, - нечего на девчонку пялиться!
Бойцы ничего не ответили, только переглянулись и вышли.
Старшина присел возле буржуйки, пытаясь согреть замёрзшие руки.
Девушка открыла глаза, больше в недоумении чем испуганно посмотрев на старшину.
- Очнулась? - кивнул ей старшина, - ох и задала ты нам задачку.
Он поднялся, налил в кружку с заваркой кипяток и бросив два кубика сахара, размешал и протянул чай девушке.
- Держи-ка, погрейся, вся мокрая ведь.
Девушка взяла горячую кружку грея об неё ладони.
- Как же ты в воде оказалась? - накинул старшина ей на плечи одеяло.
Она пыталась сказать, но то ли потому что замёрзла, то ли от волнения, не могла выговорить ни слова.
- Ладно, ладно, - успокоил её старшина, - сиди, грейся, отходи, а там будет видно.

Врачи появились меньше чем через час.
- Где пострадавшая? - с порога, не здороваясь, едва не крикнула немолодая медсестра и сама направилась к девушке, встав над ней.
- Да она вся мокрая! - возмущённо посмотрела она на девушку.
- Сами видим, - ответил ей старшина.
- Вы что, не могли её переодеть во что-нибудь приличное? - глянула медсестра на старшину.
- Во что приличное, Петровна? - удивлёно ответил старшина, - фуфайку в мазуте ей выдать что ли? Да и что мы, пятеро здоровенных мужиков будем девчонку раздевать? Жива и слава Богу, - махнул он равнодушно.
- И что на ней за одежда? - снова посмотрела медсестра, Петровна, на девушку и улыбнулась, - ты откуда вообще, красавица? У нас так уже лет сто не одеваются!
- С парохода… - проговорила ей тихо девушка, - там люди… они же тонут… он тонет…
- Понятно, - вздохнула медсестра и кивнула старшине, - с ней были ещё какие вещи?
- Да вон, чемодан, - указал взглядом старшина в угол, в котором стоял мокрый чемодан.
- Что в нём? - спросила Петровна.
- А почём мне знать? - равнодушно пожал плечами старшина.
- Да чем вы вообще тут занимаетесь? - вскрикнула Петровна, - то вам не надо, то вы не смотрели!
- Ещё скажи, что у неё в чемодане бомба! - развёл руками старшина, - ты на девчонку глянь! Она сейчас Богу душу отдаст, а ты тут ревизии мне устраиваешь! Будешь забирать её?
Петровна побледнела брезгливо рассматривая девушку.
- Документы у неё есть какие-то? - выдавила из себя она.
- Нет! - снова развёл руками старшина, посмотрев на медсестру, - она трупом плавала в воде! Понимаешь? В воде! Знаешь какая водичка там, тёпленькая? Там рыба помёрзла!
Петровна заткнулась, глянула на девушку в недоумении слушавшую их перепалку.
- Тебя как зовут? Откуда ты такая взялась? - кивнула она девушке уже без раздражения в голосе.
- Катя… - ответила девушка, - я из Харькова…
- Ну что же, Катя из Харькова, - вздохнула медсестра, - забираем мы тебя, поедем наверное сразу в Харьков, там и будем оформляться, раз ты у нас тут с пароходов падаешь…
- Вот уроды, - выругался старшина и с презрением глянул на Петровну.

ХАРЬКОВ; 16 АПРЕЛЯ 2018 ГОДА
- Мы вызвали Вас потому, что судя всего это относится не к нашей, а к вашей специфике, - говорил врач старику ведя его по коридору мимо запертых палат, в которых слышались смех и крики буйных пациентов, - её подобрала охрана «Рыбнадзора», в воде, в Печенежком водохранилище.
- Она плавала в водохранилище в середине апреля? - удивился старик.
- Не просто плавала, - уточнил врач, - она цеплялась за чемодан с вещами и звала на помощь, - он остановился и заглянул в окошко двери одной из палат, потом посмотрел на старика, - и в чемодане, и на ней самой, были вещи давно вышедшие из моды. А в чемодане и вовсе детские вещи. Таких сейчас не носят. Да и сама она была одета так, будто бы сбежала со съёмок фильма, прямо со съёмочной площадки. И я ей поверил бы скорее, если бы она начала вдруг рассказывать, что где-то там, на Печенегах, снимают кино. Но… - врач подумал.
- Что «но»? - кивнул ему старик.
Врач снова заглянул в окошко.
- Но я знаю точно, что кино у нас давно уже не снимают, - сказал он, - и её доставили нам врачи скорой помощи, потому что сразу посчитали девушку психически больной. Причём, замёрзшую как ледышка. Вряд ли кто-то стал бы так рисковать здоровьем актёров, согласитесь?
- Согласен, - кивнул врачу старик, - а что она рассказывает?
- Сами послушайте, - ответил врач.
- Ещё, я хотел бы посмотреть её вещи, в частности тот чемодан, - сказал старик.
- Вам их принесут. А я подожду Вас тут, - ответил врач, - мне интересно, имеем ли мы дело с очередной дурочкой, решившей искупаться в раритетной одежде в ночь на 15 апреля, или это действительно что-то, что не может объяснить наука.
Врач открыл двери. Старик вошёл в палату.
Катя сидела на койке в одной ночной сорочке, прижав к себе и обнимая колени.
Она глянула на старика и тут же, со слезами на глазах, бросилась к нему в ноги.
- Сударь! Я вижу Вы не один из этих душегубов! Прошу Вас! Помогите мне! Уведите меня отсюда!
- Тихо, тихо, - поднял её старик с пола, усадил обратно на койку и присел рядом.
- Я хочу Вам помочь, сударыня. И потому прибыл в это заведение едва узнал о Вас, - тихо сказал старик, - но мне нужно знать кто Вы и как Вас на самом деле зовут! И самое главное, поясните мне как Вы оказались в воде! Нынче не время для купания, согласитесь?
Катя сквозь слёзы посмотрела на старика.
- Я не сумасшедшая и искренне не понимаю зачем меня заперли в богадельне!
- Кто же Вы? - глянул на неё старик.
- Моё имя Екатерина Юсля. Мы плыли на пароходе… - заговорила Катя.
- Хорошо, Катенька, - кивнул старик, - Вы позволите Вас так называть? Ведь моя дочь старше Вас, судя по всему?
- Как изволите, милостивый государь, - опустила взгляд Катя пряча слёзы.
- Так Вы говорили докторам, что там было много людей? - спросил старик.
- Там было много людей, - проговорила Катя, - там сотни людей… женщины… дети… совсем маленькие дети… моя сестра и мой брат… Я прыгнула за борт, благо было не настолько высоко. Вода была холодная и я начала тонуть, но тут этот чемодан… Я схватилась за него. А эти… - глянула она на двери, - из-за них, наверное те люди не дождались своего спасения в море…
Старик опустил голову.
- Но тут уже очень давно не ходят пароходы, - ответил он, - и море отсюда очень далеко. Может это был прогулочный катер?
- И вы мне не верите… - едва не заплакала Катя.
- Тише, не надо плакать и отчаиваться, - успокоил её старик.
- Я хорошо знакома с одним человеком, - посмотрела на него Катя вытирая слёзы ладонью, - он поэт!
- Поэт? - переспросил старик.
- Да, поэт, - кивнула Катя, - конечно он не настолько известный, но он популярен в модерных творческих кругах.
- И кто же это? - посмотрел на неё внимательно старик.
- Владимир Маяковский! - воскликнула Катя, - тот самый футурист, который бросил вызов классикам и поэтому его много ругали в прессе. Прикажите ему написать! Он немедленно подтвердит, что я не убогая и не юродивая!
Старик горько усмехнулся и покачал головой.
- Ну почему же неизвестный? - тихо сказал он в ответ, - он довольно известен и популярен. Но я не могу приказать ему написать. И вряд ли он сможет помочь Вам.
- Почему? - искренне удивилась Катя.
- Он умер, - ответил старик.
- Когда? - растерялась Катя и вдруг перестала плакать.
- 14 апреля, - посмотрел на неё старик, - я соболезную Вам.
- Позавчера? - ещё более растерянно проговорила она, - Боже мой! Буквально два месяца назад мы принимали его в своём доме, в Харькове, на Чернышевской, - она помолчала и продолжила тише, - пили вино, слушали музыку и пели песни. С нами был этот мальчик, Божидар. А Владимир, он был такой… - она снова заплакала, - какая утрата для русской поэзии!
- Вы в Харькове, сударыня, - вздохнул старик.
- Как я могу быть в Харькове? - усмехнулась, не переставая плакать, Катя, - не смейтесь над моим горем, прошу Вас!
- Он умер не позавчера, - ответил ей старик, - он застрелился восемьдесят восемь лет назад.
- Что? - удивлённо и с обидой глянула Катя на старика, - вы куражитесь?
- А как назывался пароход на котором Вы были со своими братом и сестрой? - невозмутимо спросил старик.
- «Титаник»! - ответила Катя больше с обидой, чем с удивлением.
Старик встал, подошёл к двери и обернулся к Кате.
- Я сейчас же вернусь за Вами, Катенька, - сказал он, - очень прошу не делать глупостей и ожидать моего возвращения. Я Вас без промедления отсюда заберу.
Он вышел.
Катя испуганно посмотрела в окно и заплакала.
- Принесите мне тот чемодан и распорядитесь вернуть девушке все её вещи, - попросил он врача ждавшего за дверью, - я забираю её.
Чемодан и вещи Кати принесли через несколько минут.
Старик поставил чемодан на стул стоящий возле дверей палаты, открыл его и рассмотрев старомодную одежду, разворошил пару пиджаков и сорочек. Он вытащил небольшую бумажную коробку и поставил её сверху, на вещи.
- Смотрите, - достал он из коробки небольшой деревянный кубик и показал его врачу.
- Что это? - взял кубик врач.
Миловидная мордашка оленёнка, вырезанная из дерева, смотрела на врача. Оленёнок лежал в гнезде и улыбался.
- Боже! Какая красота! - восхищённо проговорил врач, - этот сувенир стоит больших денег! Это ведь явно ручная работа! Откуда они у неё? - кивнул он на кубики.
Другие кубики были украшены зайчатами, лисятами, медвежонком и мамой-медведицей.
- Такое можно только заказать, - вернул кубик старику врач, - я ни разу не видел такие поделки в магазине. И думать, что она купила их у какого-то коллекционера, я не стал бы. Они явно новые для коллекционных вещей, и тем более для музейных экспонатов.
Старик положил кубик на место и достал из чемодана Библию в твёрдом кожаном переплёте.
- Это не её чемодан, - сказал старик и подал врачу книгу, - переплёт спас Библию от воды, да и страницы едва отсырели по краям, но это не страшно. Высохнут. Бумага качественная, не такая как сейчас. Посмотрите книгу?
- Что здесь? - раскрыл врач Библию.
- Это дарственная надпись, - указал старик, - много лет назад одна семья уезжала в Америку из Англии. У них было много причин чтобы покинуть родную страну. Главная причина была той, что их не считали полноправными людьми, потому что они читали псалмы и молитвы не на английском языке, а на латыни. Хотя… - он подумал, - это другая история. Их дети пели в церковном хоре в церкви Святого Михаила и всех ангелов, в небольшом городке Мелкшам, что в графстве Уилтшир. Потом они оттуда уехали и жили в другом городишке, который сейчас проглочен Большим Лондоном. Но, перед самым отъездом на пароход, их навестили из той церкви в которой их детей любили и ценили. Каждому из детишек привезли в подарок Библию с дарственной надписью. По тем временам это был дорогой подарок, как если бы Вы сейчас подарили шестерым детям по ноутбуку, или по планшету. В этой семье было двое детей, брат и сестра, погодки. Для них церковный сторож, своими руками вырезал эти красивые кубики, - старик взял в руку один из кубиков и снова показал врачу.
- Знаете как назывался пароход, на который села эта семья? - спросил он у врача.
- Как? - посмотрел на него врач.
- «Титаник», - ответил старик и положил кубик на место.
Врач посмотрел в Библию.
- «Нашей дорогой Джесси Эйли Гудвин, в память о днях проведённых в церкви Святого Михаила...», - перевёл на русский язык надпись доктор, - но это явная подделка, - усмехнулся он недоверчиво, - чернила не могли так долго сохраняться, столько времени, в воде!
- Это не подделка, - ответил старик, - чернила могут сохранять свежесть очень долгое время и вода вовсе не та причина от которой настоящие чернила расплываются и исчезают. Да и живущий в начале 21-го века человек, обязательно не учтёт то, что в 1912 году в Англии писали немного по другим правилам, не тем что сейчас. А вот сколько именно времени эта книга пробыла в воде, это ещё вопрос.
- А что с Джесси Эйли? - посмотрел врач на старика.
Старик вздохнул.
- Она погибла. Вместе со всей своей семьёй. Ей было десять лет.
Он помолчал.
- Я верну эту Библию и эти вещи одному её родственнику, который её помнит. И девушку тоже забираю с собой.
- То есть, - подумал врач и отдал книгу старику, - за Джесси Эйли Гудвин она выдавать себя не может?
- Она и не выдаёт себя за неё, - кивнул старик, положил в чемодан Библию  и кубики и закрыл его, - она даже не знает кто такая Джесси Гудвин. Постарайтесь, чтобы от неё не осталось никаких следов.
Старик достал телефон и набрал номер.
- Гарольд? - коротко проговорил старик, - это я. Я очень срочно жду тебя у нашего друга в Харькове. Точнее — мы ждём тебя в Харькове. Похоже, что надо снова… вернуться на «Титаник».

Глава 3
ХАРЬКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ; СТАРЫЙ САЛТОВ;
НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ СПУСТЯ
Это была дача недалеко за городом. Небольшой деревянный домик с камином и большими светлыми окнами, за высоким забором. От самого входа до ворот росли высокие сосны, по всему огромному двору. А дорожка между соснами была устелена деревянными мостками, ведущими от калитки прямо к высокой веранде, которая служила порогом дома.
Катя долго не могла прийти в себя. Она сидела за столиком на веранде и больше молчала, слушала тишину, смотрела в небо по которому бежали белые облака.
Старик расположился в кресле качалке прямо у входа, читая свежие газеты, а хозяин дома, с виду весёлый и задорный, Борис Борисович, не спеша колол щепу для самовара, время от времени полушутя переговариваясь со стариком.
- Эх, давно у нас не было гостей, - говорил Борис Борисович глядя на старика, - жена скоро приедет, она и присмотрит за Катюшей. Ну как мы, два старых мужика, можем ей помочь? Они девочки, они разберутся между собой!
- Да уж, - вздохнул старик, - её появление тут, если честно, сбило все планы.
- Да не планы сбило, - поправил его Борис Борисович, - Катюша показала, что чего-то вы там натворили не того чего хотели!
Старик глянул на Бориса Борисовича.
- А ведь верно, Боря!
Он встал и прошёлся по двору, подошёл к тепличке в которой росли розы и начал их рассматривать.
- Но, скорее не натворили, а что-то упустили из виду, - сказал он и добавил немного подумав, глядя на Бориса Борисовича, - Гарольд обратил внимание на то, что события развивались немного не так как должны бы были. И куда-то исчез его отец.
Он снова перевёл взгляд на розы.
- Но вот разбираться уже не было времени. Ему даже пришлось делать то, что должен был сделать Фредерик. Я имею ввиду - спасать себя.
Старик посмотрел на Бориса Борисовича и кивнул на розы.
- Зимой выращиваешь?
- Да это не я, - ответил Борис Борисович не отвлекаясь от самовара, - это мои девчонки балуются.
- Живые цветы зимой это приятно, - кивнул старик глядя на розы, - надо будет у вас саженцы заказать.
- О! - воскликнул радостно Борис Борисович, - у вас в Питере сейчас снег! Розы на снегу это всегда красиво!
Он заложил щепу в самовар и начал его кочегарить. Приятный дым разбежался между сосен и все замолчали.
- Ну вот, - улыбнулся Борис Борисович посмотрев на грустно сидевшую Катю, - скоро будем пить чай.
Через четверть часа по двору раздался звонок.
Катя испугалась.
- Это к нам приехали, - улыбнулся ей Борис Борисович, - или жена с дочкой, или наш Гарри.
Он встал и направился к калитке.
Борис Борисович был немного моложе старика, живой, шустрый и быстрый, с живыми глазами и проницательным взглядом. Казалось, что он просвечивает своего собеседника насквозь когда смотрит на него. Он всё делал быстро. Но рассуждал очень даже не спеша, взвешенно и обдумывал каждое своё слово.
Когда ему позвонил старик, он тут же примчался в больницу, где без лишних разговоров и вопросов лично позаботился о том, чтобы Катя ничего не могла увидеть через тонированные стёкла его машины. Он загнал свой джип во двор, к самому входу, попросил чтобы из коридора убрали всех, даже врачей и лично, в сопровождении старика и главврача, вывел Катю из палаты и провёл к машине.
Раньше он был директором банка. Ещё раньше — служил военным атташе в самых горячих точках и много поколесил по свету. С той поры у него осталась привычка держать личную охрану. Даже не привычка, а необходимость. Врагов у него было достаточно, но друзей, к счастью, гораздо больше. Начальником этой охраны, уже много лет был здоровяк по кличке Мамай. Его звали Олег, и фамилия была Мамаев, но и он сам, и все кто его знал, привыкли к этому имени — Мамай.
- Ну твой Мамай, Боря! - раздался смех из-за ворот, - я думал, что сейчас начнёт допрашивать с пристрастием!
Мамай, без малейших эмоций на лице, заглянул в калитку.
- Спокойно, Мамай, это свои, - махнул ему рукой Борис Борисович, - заходи, Витя.
В калитку вошёл Виктор.
- Барон? Барон, это Вы? - встала Катя едва заметила Виктора и буквально бросилась к нему, - Боже мой! Как радостно увидеть знакомое лицо!
- Катюша, - улыбнувшись вздохнул Виктор, обнял её и прижал к себе, - Вы даже не представляете насколько Вам повезло, Катя, - сказал тихо он.
- Но как Вы тут оказались? Почему мы с Вами тут и что это всё значит? - посмотрела с удивлением на Виктора Катя.
- Пойдёмте, Катя, - ответил ей Виктор, - Вам многое предстоит узнать.
Они прошли на крыльцо, где на столе уже дымился самовар, а старик раскладывал по вазочкам печенье и пряники.

Виктор долго слушал рассказ Кати ничего не спрашивая и не перебивая её. Уже приехали жена и дочка Бориса Борисовича, уже начало темнеть и во дворе включили свет, а Катя всё рассказывала и рассказывала. Старик уточнял подробности и что-то помечал в блокноте.
- … когда он разломился на две части все закричали, запричитали и многие просто вылетели за борт, словно их выбросило, - говорила Катя, - я поняла, что сейчас утону вместе с ним и успела прыгнуть в воду. Она была холодная словно лёд. Но было такое чувство, будто ты оказался в огне и он сжигает тебя со всех сторон. Но это был обман, который невозможно было осознать. Не было сил понять, что ты замерзаешь. А вокруг были люди. Много людей. Сотни людей умиравших в страшных криках и мучениях. Женщины, мужчины, дети… и я не могла им ничем помочь. Я не могла помочь даже себе самой… Стоял страшный, ужасный крик, который я слышу до сих пор… А потом всё стихло… Казалось, они начали засыпать. Один за одним. Только по ужасу застывшему на лице можно было понять, что они умирали. Но я не могла ни о чём думать. Меня жгло ледяной водой и я ничего не могла чувствовать. Я только закрыла глаза от боли и… и очнулась уже в том доме, где были военные в странных мундирах, а на кокардах их беретов был этот знак похожий на вилы, вместо георгиевских полосок. Они смотрели на меня так удивлённо, будто… будто увидели ожившего покойника.
Катя опустила глаза.
- Охрана, рыбнадзор с Печенежкого водохранилища, - уточнил старик посмотрев на Виктора, - они же и вызвали скорую, а те сразу доставили её в больницу, едва поняли, что Катя рассказывает непонятные вещи.
- Я понял, - кивнул в ответ Виктор.
Он глянул на Бориса Борисовича.
- Может ли Екатерина некоторое время пожить у Вас, пока мы разберёмся с этой ситуацией?
- Да сколько угодно, - кивнул Борис Борисович, - домику нужен хозяин, а лучше если это будет хозяйка. Я скажу ребятам, они поставят охрану к воротам и Катюше не придётся ходить самой в магазин и пугаться людей. Ей всё будут приносить, что она захочет.
- Пугаться людей? - удивилась Катя, - но что случилось такого с людьми, что я должна их пугаться? Здесь происходит что-то страшное?
- Я думаю, Вам уже сказали, - посмотрел на неё Виктор, - что сейчас не 1912 год?
- Да, - удивлённо кивнула Катя, - господин Быстрицкий что-то говорил, но я подумала, что это злая шутка и поняла, что что-то не так, только когда увидела… автомобиль Бориса Борисовича…
- Это не шутка, - кивнул Виктор, - сейчас 2018 год и изменилось практически всё. Того мира, который Вы знаете, уже давно нет.
- Но как это возможно? - не поняла Катя.
- Вы не должны были тут появляться, - ответил ей уже старик, - Вы должны были погибнуть на «Титанике» как и все остальные кто погиб. Но, очевидно что-то, а скорее всего — кто-то переместил Вас сюда. Будем считать, что Ваша смерть в 1912 году состоялась, тем более, что Вас там уже нет. Вы здесь и Ваша жизнь продолжится в начале 21-го века. И дай Бог, чтобы Вы нашли себя тут и были счастливы. Тут много и хорошего, просто Вам надо привыкнуть к тому, что прошло больше сотни лет. Но, вопросы остались и мы обязаны найти на них ответы. Кто знает почему это произошло? Кто это сделал, и самое главное — зачем? Спасти Вас? Но для этого не надо было совершать таких бросков во времени. С каким умыслом это было сделано? Был ли умысел, а если был, то чем это нам грозит? Люди сами по себе, без всякой причины, не перемещаются во времени. И если перемещение состоялось, то были изменения в прошлом. А последствия этих изменений никогда не бывают безопасными для тех, кто живёт в настоящем.
- Погибнуть? Я должна была погибнуть? - испугалась Катя, - но я ведь не умерла! А что стало со всеми теми людьми? Им пришли на помощь?
Старик покачал головой.
- Я сожалею. Помощь пришла только к утру. И Ваша сестра погибла. Но Ваш брат остался жив. Это мы знаем наверняка.
Катя посмотрела на Виктора.
- А Вы, барон? Как Вы здесь оказались?
- Это долго объяснять, - ответил Виктор, - я…
- Я попробую объяснить, - вмешался старик.
Он подумал.
- Если, конечно, Вы вы поймёте то что я скажу.
- Я постараюсь, - ответила Катя, - если сейчас действительно 2018 год, то… то я не и не смогу иначе.
- Я второй офицер «Титаника», - сказал старик, - Чарльз Лайтоллер.
- Я Вас помню, - ответила тихо Катя, - возле шлюпок.
- Да, - кивнул Лайтоллер, - и когда я Вас увидел тут, я сразу узнал Вас и понял, что Вы не очередная местная сумасшедшая девушка, решившая в годовщину гибели «Титаника» изобразить из себя Розу Доусон.
- А кто такая мадам Доусон? - удивилась Катя, - мне постоянно о ней говорят, но я даже не знаю кто это!
- Это не важно, - улыбнулся Лайтоллер, - я думаю, что супруга Бориса Борисовича с удовольствием расскажет о ней и Вы лично сможете её увидеть на экране. А пока что, - он подумал и достал из внутреннего кармана пиджака Библию.
- Мне кажется, - протянул он её Виктору, - я обязан вернуть тебе это.
Виктор взял книгу, открыл  её, посмотрел на первую страницу и опустил глаза.
- Простите, - прошептал он, - я… мне нужно побыть одному.
Виктор встал и отойдя к соснам присел на скамейку, прижимая к себе Библию.
- Что с бароном? - проводила его взглядом Катя.
- Эта Библия принадлежала его сестре, - ответил Лайтоллер, - Вам это будет трудно понять, но на тонущем «Титанике» Виктор побывал дважды.
- Но «Титаник», как я понимаю, тонул только один раз! - воскликнула Катя.
- Только не для человека обладающего тайной перемещения во времени, - ответил ей Лайтоллер.
- Что? - не поняла Катя.
- Первый раз, будущий полковник и будущий барон Виктор фон Готт, оказался на «Титанике» так же как и сотни других людей, - сказал Лайтоллер, - так же как и Вы, и Ваша сестра, и Ваш брат он был пассажиром Третьего класса и ехал в Америку за счастьем, вместе со своей большой семьёй.
- Барон в Третьем классе? - не поняла Катя, - но как такое возможно? Он очень богатый человек, полковник, герой войны с японцами и кавалер Ордена Святого Станислава! Барон знаком с самим Императором и уважаем в местном дворянском собрании!
-  О, я Вас уверяю, милая Катюша!  улыбнулся Лайтоллер и покачал головой Кате, - всего этого он добивался годами своего нелёгкого труда и часто собственной кровью. А на «Титаник», первый раз он ступил когда его звали по другому. И он даже не помышлял о том, что очень скоро сама его жизнь будет висеть на волоске и лишь чудом не оборвётся. Тогда, если Вы его и видели, то вряд ли даже обратили на него внимание. Ему ведь было всего девять лет!
- Девять лет? - опешила Катя, - а что с его родными?
- Они погибли, - спокойно ответил Лайтоллер, - а его, замёрзшего и без чувств, так же как и Вас, из воды подобрала шлюпка. Только это, всё же произошло на месте гибели «Титаника».
- А второй раз… - подумала Катя, - он как-то тоже появился здесь? По своей воле? Как он умеет путешествовать во времени? Это его талант, о котором никто не знает?
- Можно и так сказать, - кивнул ей, чуть улыбнувшись, Лайтоллер, - он довёл до конца ту работу, над которой много лет трудился его отец. Его отец был гениальный учёный, но непризнанный на своей родине по ряду причин. И все эти причины являлись обыкновенным средневековым мракобесием. Барон просто вернулся в своё время и стал тем кем Вы его знаете. Это не стремление к красивой жизни, и он не воспользовался тем преимуществом, что уже знает куда и когда надо открыть двери. Он просто показал своим современникам, даже нам с Вами, какое место в нашей жизни должен был занимать его отец.
Лайтоллер помолчал.
- Мы позволили гениальному учёному работать простым электриком в плавильне захолустного городка. И мы настолько низко ценили его благородный труд, что ему приходилось держать собственную мастерскую и принимать заказы, ремонтировать швейные машинки и велосипеды. А ведь он, - Лайтоллер посмотрел на Катю, - изобрёл беспроводную связь, которая сейчас спасает жизни миллионов людей и сегодня не дала сломать Вашу судьбу, в этом времени. Он опередил человечество на 116 лет…
Лайтоллер снова помолчал и снова посмотрел на Катю.
- Не надо тревожить барона, - сказал тихо Лайтоллер, - эта Библия, и те вещи в чемодане на котором Вы спаслись, это всё что осталось от его семьи…

Глава 4
СЕВЕРНАЯ АТЛАНТИКА; НАШИ ДНИ
- Опускай! Опускай! - доносилось на командный пункт «Мира» снаружи.
«Мир» медленно погружался в воду и так же медленно начал спускаться на дно и исчез в глубине.
Становилось всё темнее. Пространство словно сжималось, вытесняемое непонятной тревогой вырывавшейся из груди.
Антон зачем-то начал считать удары сердца и вдруг, незаметно для себя самого обнаружил, что делает это непонятно зачем.
Антон Карамышев был археолог. Он первый раз спускался к «Титанику», как и сидевший рядом его не молодой и не старый английский коллега со звучным именем Тревор.
Они переглянулись и Антон понял, что Тревор чувствует приблизительно то же что и он. Время шло...
- Включай, - наконец-то, тихо сказал Антон и Тревор зажёг прожектор.
- Вот он, - прошептал Антон, - мы на месте, - и снова посмотрел на Тревора, но уже с непонятной для себя самого улыбкой.
На дне, прямо перед ними, величаво вырос нос «Титаника».
- Испытаем наше изобретение, дружище? - улыбнулся Антон.
- Давно ждали! Чего медлим? - усмехнулся в ответ Тревор.
- Надаёт нам по шапке старик Батт, - рассмеялся Антон и взялся за джойстик.
От «Мира» отделился маленький робот, который направился к верхним палубам, нырнул на променад Первого класса и исчез в дверном проёме ведущим в каюты.
Антон, прищурив глаза молча смотрел в зелёный монитор, словно сам пытался нырнуть в каюту «Титаника». Робот остановился возле одной каюты, просветил её ярким лучом и не найдя ничего направился ко второй, потом к третьей и наконец протиснулся маленьким корпусом в узкие двери.
- Гляди, - указал Антон, глазами на монитор Тревору.
В свете луча можно было ясно рассмотреть всю каюту: потускневшее зеркало, сгнивший от времени и воды журнальный столик прижатый к стене, под которым валялись две железные кружки и почерневшая от времени бутылка вина.
- Откуда тут могут быть солдатские кружки? - удивился Тревор.
- А кто их миллионеров разберёт? - усмехнулся Антон и заметил саквояж, одиноко лежащий в другом углу.
Антон подвёл ближе робота, посветил на саквояж и подтолкнул легонько Тревора локтем.
- Да ты посмотри чего я нашёл! Он же целёхонек, как заказывали!
- Вижу, - ответил Тревор глядя на монитор, - цепляй его, только осторожнее. Тут всё обманчиво.
- Не развалится, - успокоил его Антон, - главное не говори под руку.
Он поддел саквояж манипулятором за металлические ручки и робот попятился назад, бережно унося за собой находку…

Через пару часов саквояж уже стоял на палубе небольшого теплохода, под ярким солнцем.
- Не дышите на него! - смеялся Антон фотографам и прочим любопытным, которые толпились вокруг и то и дело норовили сфотографироваться рядом.
В воздухе послышался гул двигателей.
К теплоходу стремительно приближался небольшой вертолёт. Он на мгновение завис над палубой и медленно сел на неё.
- Быстрее! Мы вас одних ждём! - помахал Антон людям сошедшим с вертолёта.
- Доктор Карамышев? - подошёл средних лет человек в сопровождении женщины в официальном костюме, - доктор Карамышев! Я Эдвард Джон Батт, - представился он стараясь перекричать гул вертолёта, - я представляю интересы Общества потомков пассажиров и матросов «Титаника». А это, - указал он на женщину, - Анжелина Бакстром, мой секретарь и ассистент. Вы понимаете, что совершили то, чего не должны были делать?
Антон отмахнулся на вертолёт и тот как по команде затих.
- Вы понимаете, что вы не имели права ничего забирать из кают и вообще изнутри корпуса «Титаника»? - снова повторил Антону Батт.
- Понимаю, мистер Батт, - ответил ему Антон, - но рано или поздно это сделал бы кто-то другой и вряд ли бы мы об этом узнали, согласитесь.
- Согласен, - кивнул ему Батт, - все личные вещи пассажиров принадлежат их потомкам. А интересы потомков представляет наше Общество. Следовательно, саквояж поднятый вами принадлежит нам.
- Именно поэтому мы и не решились вскрывать его без Вашего присутствия, - ответил Антон, - спасибо, что прибыли так быстро. Перейдём к делу?
- Я здесь именно для этого, доктор Карамышев, - ответил Батт.
- Тогда прошу Вас, - указал на саквояж Антон.
Они подошли к саквояжу и Анжелина включила камеру.
- Сегодня 14 мая 2018 года, - начал Антон, - 14 часов 38 минут по корабельному времени. Мы находимся на месте крушения лайнера «Титаник». Я, доктор исторических наук Карамышев Антон Игоревич, а так же мой коллега, доктор истории Тревор Таллер, подняли этот саквояж с борта лайнера «Титаник» в 10 часов 45 минут по корабельному времени, из каюты Первого класса, номер которой, по уточнению, будет указан в прилагаемой документации.
Он посмотрел на присутствующих и продолжил говорить в камеру.
- Саквояж металлический, оббит тёмной кожей, - Антон помолчал, - заперт на замок, предположительно замок для мебели, ржавый. Дужка замка слилась с дужками саквояжа. Внешних повреждений на саквояже не обнаружено. Соответственно, саквояж до настоящего момента не вскрывался. Всё это время он находился под охраной капитана теплохода «Академик Серебряков» Чернушенко Андрея Сергеевича и старшего помощника капитана Филипчука Ивана Владимировича. Прошу подтвердить, - посмотрел он на капитана.
Анжелина навела камеру на капитана и старшего помощника.
- Подтверждаю, - кивнул капитан.
- Так точно, - ответил старший помощник.
- Прошу подтвердить мистера Батта, - посмотрел на Батта Антон.
- Подтверждаю, - уверенно сказал Батт, - что по нашему прибытию на корпусе саквояжа ни следов взлома, ни внешних подтверждений не обнаружено.
- Очень хорошо, - кивнул ему Антон, - в этом случае, мой коллега, Тревор Таллер, произведёт вскрытие поднятого с «Титаника» предмета.
Он отошёл.
Анжелина навела камеру на саквояж.
Тревор приблизился к саквояжу держа ножницы по металлу. Присел. Немного подумал и начал ломать дужку замка.
- О боги! Нет! - вдруг вскричал Тревор, вытаскивая из саквояжа небольшой, герметично запечатанный полиэтиленовый свёрток, в котором без труда узнавался фотоаппарат и рулон проявленной фотоплёнки.
- Что? Что это? - удивлённо посмотрел на Антона Батт.
- Я… я не знаю… - проговорил Антон, - мы подняли его с «Титаника»…
Он оторопел и только растерянно смотрел на Тревора, который не менее удивлённо глядел на всех вокруг, держа в руках пакет.
- Гм, - подошёл к Тревору Батт и взял из его рук свёрток, - ну по состоянию фотоаппарата это вполне видно. Но вряд ли в 1912 году, в России выпускали «Ф.Э.Д.», - указал он на панель с названием фотоаппарата.
- У вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу, доктор Карамышев?
Антон растерялся.
- Я… я не знаю, что и думать, мистер Батт. Мне кажется, что ответ на этих негативах.
- Мне тоже так кажется, - согласился Батт, - мы с коллегой задержимся у вас на некоторое время и подождём распечатки фотографий. Я думаю, что самое интересное во всей этой истории только начинается.
- Вы думаете, - спросил Батта Тревор, - кто-то мог до нас спуститься на глубину две мили, проникнуть в каюты и оставить там саквояж с этим добром?
- Я не думаю, - обернулся к нему Батт, - я просто знаю. Никаких ФЭДов и тем более полиэтилена в саквояже, который явно провёл на «Титанике», на дне, больше столетия, быть не могло, - Батт помолчал и добавил, - если, конечно, их кто-то не оставил там, во время крушения. И скорее всего оставил он специально для нас, господа, - улыбнулся Батт, - так не будем же огорчать нашего благодетеля!
- Я надеюсь у вас есть фотоувеличитель и реактивы? - посмотрел он на Антона.
- У нас всё есть, - вздохнул в ответ Антон.
- Вот и займитесь печатью фотографий, - отдал ему пакет Батт, - и никакой огласки, доктор Карамышев.
Он посмотрел на Анжелину продолжавшую снимать всё на камеру.
- Отключите камеру. Это Вас тоже касается, миссис Бакстром.
Уже стемнело, когда Антон завершил печатать фотографий. Выведя на принтер последний снимок, он схватил папку с готовыми фото и со всех ног бросился в каюту к Батту.
- Мистер Батт! - влетел в каюту Антон.
- Что случилось? - поднялся с кровати Батт, - капитан Смит жив и сейчас пьёт чай в кают-компании с капитаном Чернушенко?
Батт присел за стол и кивнул Антону чтобы тот рассказывал.
- Нет, капитана Смита в кают-компании нет, - ответил явно волнуясь Антон, - но я уже не удивлюсь, если через час он там будет.
Антон положил перед Баттом на стол пачку фотографий.
- Это все снимки с тех негативов. Некоторые я намеренно увеличил, но качество от этого не пострадало. И я Вам больше скажу, мистер Батт. Плёнка — советская, «Свема». Как и фотоаппарат, она тоже 80-х годов прошлого века. Человек который это снимал, знал, что именно эту плёнку лучше заряжать в эту модель фотоаппарата.
- Логично, - согласился Батт, - то есть можно сделать вывод, что фотоаппарат принадлежал выходцу с Советского Союза?
- Возможно, - согласился Антон, - материал плёнки более качественный чем на её иностранных аналогах тех лет, и это позволило ей сохраниться под водой больше столетия.
- Гм, - удивился Батт, - то есть Вы подтверждаете, что это не чей-то розыгрыш? На «Титанике» находился пассажир, или член команды, из СССР. До появления которого, было ещё десять лет. К тому же с фотоаппаратом, который соберут только через семьдесят лет. И в него была заряжена советская плёнка изобретённая к концу ХХ века? И более того, он успел это всё проявить и оставил нам в подарок?
- Да! Однозначно и без сомнения, мистер Батт, - достал носовой платок и вытер пот со лба Антон, - я понимаю, что это звучит как полнейший абсурд, но всё-таки…
- Спокойно, - прервал его Батт, - я знаю что Вы не пациент психиатрической клиники. Что на фото?
- Все снимки сняты на найденную камеру, - ответил ему Антон, - в этом не может быть сомнений. На первых двенадцати снимках запечатлены члены одной и той же семьи. И нет никакого сомнения, что фотографии сделаны между июлем 1911 и апрелем 1912 года. Самые первые фото сняты задолго до посадки на «Титаник». А последние три из них сняты на самом «Титанике». Вот эти, - присел он напротив Батта и положил перед ним первое фото, - тут мальчишки дерутся подушками, играют.
- Я понимаю, что играют, - ответил Батт рассматривая фото.
- Это, - протянул Антон второе фото, - перетягивают канат, на прогулочной палубе для Третьего класса, снято сверху.
- На носу «Титаника», - уточнил Батт.
- А это пассажиры играют в кольца, - положил Антон третий снимок перед Баттом.
- Такое невозможно подделать или организовать постановку ради нескольких фотографий, - согласился Батт, - а что за семья?
- Вне всякого сомнения — это Гудвины, - ответил Антон.
- Гудвины? - поразился Батт, - пассажиры Третьего класса? Этого не может быть! Но как они могут быть связаны с владельцем фотоаппарата, который появится только в 1980-м году!?
- Вот и я об этом думаю, - ответил Антон словно прошептав, - на остальных фото снят один и тот же человек.  Причём снят он в разное время, в смысле эпохи. И ни одна из фотографий, даже при самом внимательном рассмотрении, не постановочная. Такое ощущение, что за этим человеком шпионил владелец этого фотоаппарата.
Антон разложил фотографии на столе перед Баттом, который пытался сохранять невозмутимость чтобы не показаться растерянным.
- Это русский офицер, - указал он на первое фото, - снято оно было, судя по всему, в 1904 году. Судя по ландшафту и присутствию на снимке генерала Линевича - это Маньчжурия. То есть, за много лет до событий на первых двенадцати кадрах плёнки.
- Невероятно… - проговорил Батт глядя на фото.
- Я тоже так подумал, что невероятно, - ответил ему Антон, - но на втором фото этот же самый офицер, но уже в немецкой форме, мундире войск СС, в Берлине, спускается по ступеням Рейхсканцелярии. Можно было бы предположить, что первые двенадцать фотографий просто пересняты, а потом, путём постановки сделаны другие фотографии, но тут есть деликатный момент. При всём желании, постановку именно этой фотографии сделать невозможно.
- Почему? - спросил Батт.
- Здания Рейхсканцелярии не существует с февраля 1945 года, - ответил, слегка улыбнувшись, Антон.
Он указал на следующую фотографию.
- Испания, берег моря, 1937 год, он же, отдыхает в компании кого, как Вы думаете?
Батт взял фотографию, внимательно посмотрел на неё и вернул Антону.
- Не могу так просто определить, - пожал он плечами.
- Вот этот маленький человек с большими глазами, - усмехнулся Антон, - Антуан де Сент-Экзюпери. И его не трудно узнать. А бородач, это никто иной как Эрнест Хемингуэй, мистер Батт. Они воевали вместе в Испании.
- Ничего себе! - воскликнул Батт, - у нашего героя интересные знакомства!
- И это ещё не весь круг его общения, - улыбнулся, кивнув, Антон, - вот Вам Гатчина, 1912 год, - подал он следующую фотографию, - Николай Александрович, он же русский император Николай II. О чём-то беседует с этим самым офицером.
- Николай II? Тот самый царь которого убили у вас в Екатеринбурге вместе с семьёй? - уточнил Батт.
- Да, и несомненно это настоящий Николай II, а не актёр, - спокойно сказал Антон, выкладывая следующую, - а на этой фотографии наш герой снят в группе советских и английских офицеров, на Одере, в британском военно-морском мундире.
- И при всём при этом, он живёт в конце 70-х — начале 80-х годов? - спросил Батт.
- Не думаю, - ответил Антон, - вот фотография сделанная в наши дни, в Новогодние праздники, - он положил перед Баттом следующий снимок, - в кадр случайно попал Новогодний плакат где ясно видно, что это зима 2018 года. Ну, может последние дни 2017-го.
- А может и не случайно, - ответил Батт, - я думаю, что автор снимков хотел чтобы плакат попал на фото. Что ещё?
- А теперь переходим к самому интересному, - улыбнулся в ответ Антон, - в холле Первого класса и в «Парижском Кафе» на «Титанике»! И не просто отдыхает, а общается с очень известными личностями!
Последние слова Антон произнёс даже торжественно.
Батт взял фотографии и посмотрел на них.
- Да это же сам Джон Джейкоб Астор! Мадлен Форс и Молли Браун! И ещё  какая-то юная особа, с лицом скрытым под тёмной вуалью, - проговорил Батт глядя на первый снимок и глянул на второй, - а это без сомнения «Парижское Кафе» и с ним та же Молли Браун и сам капитан Смит! А что это за мальчик с ними за столом?
- Вот этот мальчик, - достал из папки семейную фотографию Гудвинов Антон, - его зовут… точнее — звали, Гарольд. И я едва его увидел, то сразу узнал, мистер Батт. И ещё, обратите внимание на предмет висящий через плечо у мальчика.
Батт присмотрелся к снимку.
- Ну, учитывая что на «Титанике» мог быть только один Ф.Э.Д, это и есть  найденный вами фотоаппарат? - удивлённо глянул он на Антона, - предмет из будущего, просто висящий на плече у ребёнка из 1912 года?
- Именно, мистер Батт! - указал пальцем вверх Антон.
Батт отложил фотографию.
- Сдаётся мне, доктор Карамышев, - тихо произнёс он, - что человек оставивший саквояж в каюте, очень хотел чтобы мы его нашли. И знал, что мы обязательно его найдём. То есть, он знал о вашем с мистером Таллером изобретении и знал даже то, что вы сунетесь в каюты, чего делать нельзя. И более того, что вы решите заглянуть именно в эту каюту. Иначе, зачем это бесценное для него сокровище, просто так оставлять во время кораблекрушения именно посреди этой каюты, а не где-нибудь в шкафу, или в багажном отделении? Да хотя бы на палубе, чёрт возьми! Саквояж, во время крушения, что очевидно, стоял именно посреди каюты, на самом видном месте. И даже более того, хозяин позаботился о сохранности плёнки, потому что знал, что она окажется под водой на очень долгое время. Он специально оставил для вас саквояж.
Батт глянул на Антона.
- А Вы как думаете, мистер Карамышев? Фотоаппарат замечен на плече у мальчика, но не мог же мальчик снять всё это, в том числе и себя самого?
- Не мог, - согласился Антон, - даже если это ребёнок путешествует по времени, для девятилетнего мальчика это в любом случае невыполнимая задача.
- Не знаю насчёт мальчика, - ответил Батт, - дети часто умудряются делать то, что подчас не под силу нам, взрослым. Но вот то что мы имеем дело, по крайней мере с двумя путешественниками во времени, и один из них наблюдает за другим, это очевидно.
Батт снова посмотрел на фотографии.
- Зачем только? Почему? Вот это остаётся загадкой.
Он отложил фото и подумав, посмотрел на Антона.
- Поздравляю Вас и Вашего коллегу с этой замечательной находкой и успешным изобретением. И сразу огорчу, что Вам придётся распутывать этот клубок. Кто ехал в той каюте Вы уже установили?
- Да, - подумал Антон, - это было несложно. Каюта была зарегистрирована на некоего Виктора фон Готта, полковника Русской Императорской Армии. Родился в Могилёве, окончил Александровское юнкерское училище, служил в Сибирском драгунском полку. Судя по послужному списку, который открыто выложен в базе данных «Великая Война», Виктор фон Готт был участником Русско-Японской и Первой Мировой войн. Кавалер Ордена Святого Станислава. Фактически, он был обладателем высшей военной награды Российской Империи. Барон. Личность известная, уважаемая, но всегда предпочитал находиться в тени. В Гражданскую Войну воевал в Вооружённых Силах Юга России, командовал разведкой в 1-м армейском корпусе генерала Кутепова. Но потом его следы теряются. Окончательно он исчезает после 1945 года. Считается, что он умер в связи со своим уж очень преклонным возрастом. Ведь в 1945-м ему бы уже должно было быть 80 лет, - посмотрел он на Батта, - и при этом — ни одной фотографии! Но вот правда, в Британской Армии был и другой фон Готт, вполне молодой и перспективный офицер Королевского военно-морского флота. Его тоже звали Виктор. Он был военным дипломатом, инженером и героем-разведчиком в годы Второй Мировой Войны, после которой, он тоже странным образом исчезает.
- Гм, - усмехнулся Батт, - два Виктора фон Готта на один Королевский флот и ни одной фотографии. Ну так уж и ни одной? Вот они, перед нами! И за всё это время он не даже не меняется. Ну, по крайней мере мы прояснили кто на снимках. Но причём тут маленький Гарольд Гудвин? Причём тут его семья? Причём к ним барон Виктор фон Готт из России, и кто всё-таки оставил саквояж? Явно не фон Готт, если он не хотел оставлять после себя следов даже в виде фотографий! И имел на это основания, поскольку человек служил в разведке! И первый, и второй, если думать, что это два разных человека. И самое главное, доктор Карамышев, я понимаю так, что барон Виктор фон Готт сейчас живее нас с Вами?
- Думаете он… - вопросительно посмотрел на Батта Антон.
- Именно, - кивнул ему Батт, - где-то у нас под носом ходит тот, кто был свидетелем гибели «Титаника». И это не древняя выжившая из ума старушка, пережившая ту ночь младенцем на руках у мамы. Это ещё довольно молодой человек в здравом рассудке, который знает ответы на очень многие вопросы. Но тут непонятно только одно. Непонятно, что же связывает его с Гудвинами. Хотя, - подумал Батт глядя на фотографии, - ответ лежит где-то у нас перед глазами. Если неизвестный нам доброжелатель оставил для нас сундук с сокровищами, то он оставил и ключик. Нам остаётся только понять, что именно является этим ключиком.
Он взял снимок из «Парижского Кафе» и начал его рассматривать.
- Привести ребёнка из Третьего класса в Первый класс, на тот момент в самое роскошное кафе в мире, мог только очень близкий семье человек, к тому же имевший влияние на самого капитана Смита.
- Ну может он просто решил побаловать паренька? - подумал Антон.
- В последний вечер жизни мальчика, зная что мальчик не доживёт до утра? И даже более, что этот ребёнок погибнет ужасной и жуткой смертью? - усмехнулся Батт посмотрев на Антона и отложил фотографию.
- Подружиться с ребёнком и бросить его погибать на тонущем «Титанике»? Думаете фон Готт не знал, что Второй и Третий класс не выпустят на шлюпочную палубу? Если он имел право привести одного пассажира из Третьего класса в Первый класс даже в кафе, то он мог привести его и к шлюпкам. И не его одного. Я много лет прослужил в ФБР, мистер Карамышев. И смею Вас заверить, что только отъявленный негодяй, понимая что только от него теперь зависит жизнь ребёнка, может бросить его погибать. На такое неспособны подчас даже серийные убийцы. А Виктор фон Готт, или как там его зовут на самом деле, очень не похож на негодяя. Его биография рассказывает нам о благородном человеке. Он сел на «Титаник» уже побывав в нашем времени, пройдя всё ХХ столетие и не мог не знать про обречённость пассажиров Третьего класса. В частности, этой семьи, - указал на фото Гудвинов Батт, - и познакомив Гарольда с Молли Браун, он наверняка преследовал какие-то цели.
- Может случайность? - подумал Антон.
- Случайность? - усмехнулся Батт, - нет, не думаю. Если бы он хотел побаловать мальчика, то купить мороженое фон Готт мог и в Третьем классе.
- К чему Вы клоните? - спросил Антон.
- Да к тому, что ключевая фигура тут не фон Готт, а мальчик, - снова посмотрел на снимок Батт, - он чем-то был важен фон Готту. И судя по всему, этот мальчик играет очень важную роль в каких-то событиях. Не в гибели «Титаника», но в событиях из-за которых фон Готт прибыл на «Титаник».
- Или вернулся? - уточнил Антон.
- Вот именно! Или вернулся! - ответил Батт, - или вернулся на «Титаник» из-за девятилетнего мальчика из Третьего класса, который должен погибнуть в ту ночь вместе со всей своей семьёй.
Батт посмотрел на Антона.
- Кто он такой, Гарольд Гудвин?
- Легче сказать кем были его отец и мать, - вздохнул Антон, - отец, Фредерик, был сыном небогатого шотландского землевладельца, содержателя пансиона для детей шотландских католиков, электрик. Толком непонятно где он родился. Впервые он появляется в записях регистрации жителей в Бермондси, практически в Лондоне. Работал на чугунолитейном заводе в Мелкшаме, но больше времени проводил в собственной мастерской. У человека было своё дело, не слишком прибыльное, но выгодное по тем временам. В общем, он занимался ремонтом машин, велосипедов, и разного рода заказами связанными его профессией. Мать, Августа, была учительницей в школе для девочек, но в последнее время не преподавала. То есть была безработной, как бы сейчас сказали.
- Домохозяйкой, - поправил его Батт, - у неё было шестеро детей и не трудно понять, почему она бросила учительствовать. За два года до событий у них в семье появилось пополнение, Сидней Лесли. Что касательно Фредерика Джозефа, то электрики в 1912-м году были образованнее и грамотнее современных инженеров-программистов. Достойная и интеллигентная семья. А что их родственники?
- Трудно сказать, - ответил Антон, - в Великобритании никого не осталось. Кто-то был в России, но после революции 1917-го года искать бесполезно. Скорее всего что даже их потомков нет. А вот в США…
- Что в США? - посмотрел на него внимательно Батт.
- В Ниагара-Фоллз живёт правнук, - подумал Антон, - кажется именно правнук, родного брата Фредерика Гудвина, Томаса. Но я скажу, его образ жизни…
- Это не Ваша забота, мистер Карамышев, - снова прервал его Батт, - фотографии я заберу с собой. И негатив тоже. Поэтому, если Вы не сделали копии, поспешите их сделать. Я вылетаю через час. На следующей неделе жду Вас у себя в Нью-Йорке, с подробным отчётом об этой экспедиции. И прошу Вас, - посмотрел он на Антона, - наибольшее внимание уделите этим снимкам. Проанализируйте каждую мелочь в фотографиях. Найдите хоть что-то, за что можно уцепиться. Если Виктор фон Готт познакомил мальчика с Молли Браун, то рыть надо в направлении Молли Браун. Ещё раз повторюсь, что если бы он хотел устроить пареньку праздник, то ему легче было купить сладости для всех детей из этой семьи и принести им эти подарки в каюту. Но он привёл в «Парижское Кафе» только Гарольда. Он переживал именно за него. И именно его хотел познакомить с Непотопляемой Молли. И он знал точно, что там обязательно будет в это время отдыхать Непотопляемая Молли! Она занималась помощью выжившим пассажирам из Третьего класса, доктор Карамышев. И если этот мальчик выжил, то он непременно должен был пройти через неё…

Глава 5
НИАГАРА-ФОЛЛЗ; НАШИ ДНИ
Алекс уже допивал вторую бутылку пива сидя на диване посреди гаража, который служил ему домом. Время перевалило за полночь. Телевизор орал и надрывался. Алекса почти свалил с ног пьяный сон, когда в дверь заколотили.
- Идите к чертям! - не вставая с дивана посмотрел на двери Алекс.
В ответ заколотили ещё сильнее.
- Что за чёрт! - выругался Алекс и поднялся с дивана, - я у себя дома и делаю что хочу! - он встал напротив дверей и показал им средний палец.
Двери, словно в ответ с грохотом вылетели. В гараж зашли полицейские с оружием наготове.
- Мистер Гудвин? - зашёл последним седой офицер.
Он как-то по дежурному улыбался, поправляя очки и рассматривал бардак вокруг.
- Нехорошо, мистер Гудвин, - подошёл офицер к телевизору и выключил его.
- Ну ладно, откуда я знал, что мешаю соседям? Тут же нет окон! - развёл руками Алекс, - и ближайшие соседи только в соседнем квартале!
- Дело не в том, мистер Гудвин, - улыбнулся офицер, - боюсь, что Вам придётся проехать с нами.
Он глянул на Алекса не сводя улыбки с лица.
- В чём меня обвиняют? Я никуда не поеду! - закричал Алекс.
В ответ, один из полицейских ударил его прикладом по шее, а двое других скрутили Алексу руки нацепив на него наручники.
- Вы имеете право хранить молчание, - начал офицер, - на звонок адвокату, - офицер подумал, - хотя… сомневаюсь, что на сей раз он тебе поможет.

В полицейском участке было тихо. По крайней мере было тихо в той комнате где заперли Алекса. Он сидел за широким квадратным столом закрыв глаза и клял на чём свет стоит всех, кого подозревал и мог вспомнить. Алекс не мог понять одного: за что его вообще сюда приволокли и благодаря кому он сейчас в наручниках, в этой пустой комнате для допросов, и что у него будут спрашивать?
Напротив него было пустое место. Такой же стул, как тот на котором он сидел. Только пустой.
Алекс поймал себя на мысли, что всё вокруг ему кажется чёрно-белым, в каких-то серых тонах и решил, что ничего хорошего это не может предвещать.
Сколько прошло времени Алекс не помнил. Но едва открылись двери и вошёл, как он понял, тот кто его и заставил сюда притащить, Алекс хотел вскочить и задушить копа, но наручники были прикованы к столу.
- Не трудитесь, мистер Гудвин, - вежливо улыбнулся детектив присаживаясь напротив, - курите?
- Потерплю, - проворчал Алекс.
Детектив пожал плечами и снова улыбнулся.
- Сегодня вечером, на своём мотоцикле Вы чуть было не совершили наезд на пожилую мисс Паркл? Верно?
- Откуда мне знать кто была эта старая карга? - равнодушно отвернулся Алекс, - она перебегала дорогу в неположенном месте и я не успел затормозить и едва не разбил байк. Это я должен подавать на неё в суд! - он посмотрел на детектива.
- Возможно, - кивнул в ответ детектив, - но ведь Вы перевозили на нём партию героина? Под сиденьем, вспоминайте!
Детектив улыбнулся Алексу прищурив глаз.
- Это мне моё — мне подложили! - снова отвернулся Алекс.
- Ну конечно, а как же? Естественно! - рассмеялся детектив, - да и вообще, знаете, эти копы просто невыносимы!
Он открыл папку и нашёл нужную страницу дела.
- И ещё, в Вашем гараже… - детектив прокашлялся, - простите, в доме, около двух месяцев назад провела ночь Маргарет Ставински, которая сейчас беременная и утверждает что от Вас, - посмотрел на Алекса детектив.
- Что? - округлились глаза Алекса, он пристально, в недоумении глянул на детектива, - какая ещё Ставински? Не знаю я никакой Ставински!
- Уже знаете, - спокойно ответил ему детектив, - хотите сесть за изнасилование несовершеннолетней?
- Вот шалава, - выругался, посмотрев куда-то в сторону, Алекс.
- Вот видите? - улыбнулся детектив, - знаете! Ну так как? Хотите отправиться в тюрьму, или намерены ночевать у себя дома? Наезд на пешехода. Впрочем — не в первый раз. Торговля наркотиками. Но на этом Вас ловили ещё в школе. И девочка…
- Какая она девочка! - вскричал Алекс, - двадцатилетняя кобыла, которая переспала с половиной района!
Алекс рассмеялся.
- Что Вы мне тут пишите, детектив? Я не бандит и не уголовник! Люблю выпить и оторваться с девчонками. Ну шумный немного. Но с кем не бывает? Ну есть пара пакетов, чтобы самому нюхнуть. Но я же не езжу под кайфом по городу! Жить-то мне не надоело? Верно? А бабка эта, пусть на светофоре переходит, а не прыгает всем подряд под колёса!
- Ладно, ладно, - успокоил его детектив, - я же ведь спрашиваю Вашего желания, мистер Гудвин. Куда Вы хотите отправиться сегодня? Домой, или в тюрьму?
- Медведь что ли издох на водопаде? - пожал плечами Алекс посмотрев в сторону, - фараон спрашивает меня, хочу ли я в тюрьму или хочу домой после того, как навешал на меня все смертные грехи? Это что-то новенькое, сэр!
- Ничего нового, - продолжал смотреть на Алекса детектив, - если Вы хотите домой, то Вы честно ответите на все мои вопросы, мистер Гудвин. И отправитесь домой. Я могу Вам даже подарить эту шмару Ставински. Живите с ней сколько хотите, если конечно не боитесь венерических заболеваний. И хоть задавите эту старую дуру Паркл. Только потом привяжите её за ногу к своему байку и увезите куда подальше от города, потому что она уже достала всех нас своими кляузами. Ей осталось только Президенту писать! И нюхайте свой порошок хоть каждый день, если Вам надоело жить. Но Вы для этого ответите мне на несколько вопросов.
- Каких ещё вопросов? - удивился Алекс, - я ничего не знаю кроме пива, футбола и местных проституток. Ну, ещё знаю где героин на районе можно достать.
- Мне не нужен Ваш героин, - посмотрел на него детектив, - мы все Ваши точки знаем. И знаем даже те, о которых Вы и не догадываетесь. И все подпольные бордели, порностудии и проститутки-одиночки нам тоже известны.
- Тогда что Вы от меня хотите? Чего ради вообще Вы меня сюда приволокли? - растерялся Алекс, пытаясь показать детективу наручники, но те крепко удерживали его прикованным к столу.
- К Вам несколько лет назад приехал родственник из Британии. Это так? - спокойно спросил детектив.
- Ну так, - ещё больше округлились глаза у Алекса, когда он услышал вопрос, - а что он? Начудил чего-то? Да ну бросьте! Он нормальный мужик!
- Даже не сомневаюсь в этом! Можете не доказывать! Он абсолютно законопослушный гражданин! - ответил детектив и Алекс успокоился, - что Вы о нём знаете? - спросил детектив.
- Он ни причём к моему порошку, - ответил Алекс, - или он тоже приторговывает им?
- Нет, - покрутил головой детектив, - мы делаем свою работу и нам хотелось бы знать всё что возможно о человеке, который со своей семьёй недавно принял гражданство.
- А, вот оно что, - вздохнул облегчённо Алекс, - ну торгует мобилками, магазин у него свой, ремонтирует старую электронику неплохо. Мне вот недавно починил магнитофон старый, на двукассетник. Помните такие?
- Помню, - кивнул детектив, - это с которыми мы в школу на дискотеки ходили?
- Ну да! Из тех самых! - рассмеялся Алекс.
- Да, да, - усмехнулся детектив, - я свой на плече таскал, до того огромный он был! Все одноклассники завидовали. А когда его врубал, все соседи ругались и жаловались отцу. Он же гремел на весь район!
- Да ну вас! - улыбнулся Алекс, - никогда бы не подумал, что копы тоже были двинутыми на всю голову!
Детектив усмехнулся и вздохнул.
- Ну так что Ваш родственник? Говорите нормальный человек?
- Да с бабой живёт, - ответил Алекс и тут же осёкся, - но законно! Вы не подумайте! Её Мэри зовут, - он подумал, - Мэри Кравс. Эдакий гибрид домашней жены и монашки. Пацан у него первый класс заканчивает.
- А как зовут сына? - спросил детектив.
- Сид, - усмехнулся Алекс, - шустрый, быстрый, ходячие сто тысяч «почему?», не иначе.
- Нормальный ребёнок, - кивнул детектив, - Вы им продали свой дом?
- Да ну Вас! - улыбнулся Алекс, - он просил, чтобы я остался, не уходил. Заладил, что мол «Алекс! Оставайся! Пропадёшь ведь один! Я тебя в дело возьму!», - Алекс тяжело вздохнул, - только где он раньше был? Мне бы такого отца… Не могу я в том доме. Мне везде мерещится тень моего папочки, который ни дня не был трезвым и дубасил меня и руками и ногами, когда ему вправляли мозги на улице. А он отыгрывался на мне. И мама…
- Что мама? - кивнул детектив.
- А что мама? - отвернулся Алекс, - один раз уснула и не проснулась. А мне было пять лет. И я три дня просидел над ней, уже умершей. А папочка гулял где-то…
Алекс замолчал, потом посмотрел на детектива исподлобья и печально усмехнулся.
- Думаете, что я плохим стал потому что я плохой? В детстве я плакал над умирающими бабочками и без слёз не мог читать грустные стишки…
Алекс замолчал, посмотрел в потолок что-то вспоминая, потом вдруг глянул на детектива.
- Ладно, распустил я нюни! Старина Фред отличный малый! Не трогайте вы его. Он и себе, и людям. А в гараже мне даже лучше. Байк под боком, и соседи не ворчат, и кореша приходят чаще.
- Спасибо, мистер Гудвин, - вздохнул детектив, - не ругайтесь с ним и никому не говорите о нашей встрече.
- Да что я, дурак чтобы ругаться с человеком, который меня со дна вытащил? - усмехнулся Алекс, - без него я бы уже завонялся где-нибудь под забором! Смешные вы, копы! Лучше наручники с меня снимите. Не убью я тут никого.
Детектив кивнул Алексу и нажал на кнопку под столом, глядя куда-то в сторону.
- Мистер Гудвин может быть свободен.
Он снова посмотрел на Алекса.
- На выходе Вам дадут мою визитку. Сообщайте мне, будьте добры, обо всём что делает мистер Фред Гудвин. Я надеюсь на Ваше благоразумие.
Он помолчал.
- И ещё, мистер Гудвин, завязывайте с наркотиками. Они убивают. Медленно…
Детектив встал со стула, собрал бумаги и подойдя к выходу посмотрел на Алекса.
- Сейчас Вас освободят, - сказал он, - прошу Вас, не распространяйтесь о нашей встрече. Вы меня поняли?
- Да куда уж не понять, - ответил Алекс посмотрев на наручники, - а мне долго ждать?
- Подождите несколько минут, - ответил детектив, - у конвойных за дверями всё равно нет ключа от них, - и вышел.
Батт слышал весь разговор из соседней комнаты, через динамик. Сквозь тонированное стекло, замаскированное пластиком, можно было видеть Алекса в мрачном состоянии духа, сидящего за столом.
Вошёл детектив.
- Слышали, мистер Батт? - кивнул детектив на окно.
- Слышал, - кивнул детективу в ответ Батт, - Фред Гудвин… Фредерик Гудвин. И у него есть сын по имени Сид. То есть — Сидней. И если это тот самый Фредерик Гудвин, и тот самый Сидней Гудвин, то кого же тогда моряки похоронили в Галифаксе, в 1912-м году? Кто же умер в ту ночь на руках у Августы Гудвин?
Он, несколько раз усмехнувшись, кивнул детективу.
- Может всё-таки мы тогда ошиблись? - спросил детектив, - может там действительно похоронен русский мальчик Владимир Панула? Как тогда экспертиза показала, мальчик однозначно был родственником Гудвинов?
- Да ну бросьте, - махнул Батт, - экспертиза показала, что он вероятно родственник правнучатых племянников Августы Гудвин, Таллеров! Но не Гудвинов!
- Русский мальчик, родственник английской женщины? - переспросил детектив.
- Во-первых, он родственник шотландской женщины, - ответил Батт, - а во-вторых, английская семья это ничто иное как обыкновенный миф. Так было нужно, чтобы изгладить лишние национальные и религиозные следы во всей этой грязной истории.
- Грязной? - не понял детектив.
- Да, очень грязной, - ответил Батт, закуривая сигарету дрожащей рукой.
- Вы явно нервничаете, мистер Батт, - спросил у него детектив, - если мне копаться в этом всём грязном белье, то хотелось бы знать больше подробностей о том, какую вонь придётся понюхать.
- Англичане не любят вспоминать некоторые страницы своей истории, - ответил Батт, - Гудвины погибли очень не вовремя. В стране начиналась очередная религиозная возня между католиками и протестантами, сторонниками Билля о гомруле и его противниками. Которая, осмелюсь напомнить, завершилась гражданской войной и потерей Ирландии. И ирландцы напомнили англичанам о смерти своих на «Титанике». Мало кто говорил, что среди погибших в Третьем классе были и протестанты, и русские, и даже мусульмане. Много погибло и евреев. Ирландцы сказали, что англичане убили людей потому, что люди были католиками! Это сказали те, которые от «Титаника» были очень далеки, знали о происходившем в ту ночь не больше чем мы с вами знаем о погоде на Марсе сегодня, но очень хотели стать министрами и заседать в парламенте. А смерть семьи ещё и шотландских католиков, возможно никто и не заметил бы среди шотландцев. Но только если бы это не была семья, которую не пустили на другой пароход, на который они брали билеты! И на котором они несомненно доплыли бы до Америки! А не пустили их только по одной причине. По причине того, что они были теми самыми «второсортными подданными Его Величества», то есть католиками, а вовсе не потому что на пароходе не было угля, как потом объясняли в суде. И семье пришлось взять билеты на «Титаник». Но и там с ними поступили просто по-свински. Вот Вам и вся история. Поэтому, англичане и приложили максимум усилий, чтобы никто и никогда не узнал о том, что Гудвины, Сейджи, ещё куча погибший семей, англичанами не были. И сейчас, спроси даже у дальних потомков той семьи, если таковые найдутся, кто были их рдственники, Гудвины севшие на «Титаник», они без малейшего сомнения искренне ответят: «Простая английская семья!» Их даже не смутят гэльские имена детей Фредерика и Августы. Американцы просто в этом не разбираются, а британцам сейчас всё равно...
- Политическая целесообразность, другими словами? - спросил детектив внимательно выслушав Батта.
- Я бы не называл это политической целесообразностью, - ответил Батт, - любая политическая  целесообразность есть ничто иное, как заметание следов обыкновенных уголовных преступлений. Но каждое преступление имеет не только классификацию, но ещё и конкретные имя и фамилию.
Батт посмотрел на окно, через которое было видно как Алекс безуспешно пытается снять с себя наручники.
- Как Вы думаете, - глянул Батт на детектива, - он доложит о случившемся своему родственнику?
- Естественно, - так же глянул на Алекса детектив, - именно поэтому я дважды попросил его не трепаться о нашем разговоре, - он улыбнулся, - по крайней мере мы будем знать реакцию мистера Гудвина.
- Вы этого называете мистером? - рассмеялся Батт глядя на безуспешные старания Алекса.
Наручники ещё сильнее сжимались, явно причиняя Алексу боль.
Батт не выдержал.
- Освободите Вы уже эту обезьяну! - нажал он на кнопку селектора.
В комнату за окном вошли двое полицейских, сняли с Алекса наручники и вытолкали его в коридор.
- Нет, - усмехнулся детектив, - мистер Гудвин, это упоминаемый им Фред, явно положительный парень воспитывающий сына и живущий с тихой и порядочной женщиной по имени Мэри. А что до Алекса, то вряд ли он дальше может нам быть интересен.
- Его прадедушка оказался порядочным негодяем, - обернулся к детективу Батт, - едва убедился в том что его брат со своей семьёй погиб, как сразу же прибрал к рукам дом в котором сейчас живёт тот самый Фред Гудвин со своим ребёнком и женщиной.
- А что дом? - посмотрел на Батта детектив.
- А дом был куплен Николой Теслой, на деньги Фредерика Гудвина. И обставлен за счёт Николы Теслы, - ответил Батт.
- Самого Николы Теслы? - удивился детектив, - Филадельфийский эксперимент?
- Да, - кивнул Батт, - мистер Гудвин был не так прост как кажется в истории «Титаника». Если бы он остался жив, то Филадельфийский эксперимент был бы успешным. Но только провели бы его не в 1942-м, а например в 1922 году.
Он подумал.
- И я вообще не понимаю, как, и самое главное зачем, эта семья оказалась в Третьем классе. Их место было рядом, по меньшей мере с каютой Эндрюса.

Глава 6
НЬЮ-ЙОРК; НАШИ ДНИ
ОФИС ЭДВАРДА ДЖОНА БАТТА
- Ну как успехи, доктор Карамышев? - встретил Батт Антона встав из-за стола и выйдя навстречу, приглашая его присесть, - чай? Кофе? По вашему выражению лица я вижу, что Вы обнаружили нечто сверхъестественное! Впрочем, как и всегда.
- Ну я бы не называл это сверхъестественным, - ответил присаживаясь Антон.
Он положил на колени дипломат и открыв его, выложил на стол толстую папку с бумагами.
- Что это? - указал взглядом на папку Батт.
- А это, - усмехнулся Антон, - одно адвокатское дело из архива. Точнее, это его копия. Начато оно было 20 апреля 1912 года тут, в Нью-Йорке. И как Вы и предполагали, его инициатором была Непотопляемая Молли Браун.
- Уже интересно, - подвинул стул и присел рядом Батт, - и что же в деле такого, что может нас заинтересовать?
- Да всё! - отставил дипломат и раскрыл папку Антон, - всё от начала до конца! И пожалуй, начну с самого простого, - заговорил он, выкладывая на стол по порядку копии архивных документов, - я не долго искал дело в архиве. Дольше читал и копировал материалы. На него, на это дело, не обращали внимания потому, что с «Титаником» оно хотя и связано мало-мальски, внимания в нём больше уделяется не крушению лайнера, а имущественным и семейным вопросам. То есть, на протяжении всех этих 106 лет дело даже не интересовало историков и может служит всего скорее учебным материалом для студентов, чем историческими документами для исследования.
Антон вздохнул, подвинул ближе к Батту дело и указал на первый лист.
- И так, 20 апреля 1912 года, на борту парохода «Карпатия» произошёл невероятный по тем временам случай. Как мы знаем, моряки «Карпатии» подняли на борт не только живых, но и несколько погибших пассажиров и матросов. Кроме того, на «Карпатии» умерли шестеро поднятых из воды пассажиров, ввиду сильного переохлаждения и обморожения. По прибытию в Нью-Йорк, больше внимания уделялось выжившим и покойными, лежавшими во льду, в трюме, занялись в последнюю очередь. Как свидетельствует капитан Артур Ростон, матрос Эндрю Купер обнаружил, что один из пассажиров, которого считали умершим, оказался живым. Попросту, свидетельствует уже указанный матрос, он увидел, что у этого пассажира из носа пошла кровь. Это был мальчик лет десяти. Из воды его вытащили не моряки «Карпатии», а шлюпка которой командовал офицер «Титаника» Гарольд Лоу. Ребёнок, тоже по понятным причинам, долгое время находился в лазарете на «Карпатии». На пароход его подняли без сознания и понятно, что его никто не смог зарегистрировать по имени. Это попытались сделать в лазарете, когда он на короткое время пришёл в себя. Но, через несколько минут он снова впал в бессознательное состояние. Судя по всему это был спинальный шок, как сказали бы сейчас. В наши дни его не определишь без специального оборудования, а в 1912 году это было и попросту невозможно сделать. Живых хоронили как умерших, но это другая история.
Антон подумал и продолжил.
- Очевидно парня сильно ударило чем-то, или об что-то, когда «Титаник» пошёл ко дну. В общем, без сознания он пробыл с 15 по 20 апреля 1912 года. Пять дней! Зрелище малоприятное… - подумал он.
- Продолжайте, - заинтересовался Батт, - об этой истории я никогда не слышал, хотя знаю практически все истории с «Титаника», даже обросшие слухами и сплетнями.
- Это не самое интересное, - улыбнулся Антон, - посетителями мальчика, во время его нахождения в лазарете на «Крпатии», были две дамы с одинаковой фамилией. Одна из них, это Маргарет Браун. А вот вторая, как Вы думаете, кто?
- Кто? - кивнул Батт.
- Эмили Браун, мать будущего известного исследователя катастрофы «Титаника», а тогда пассажира Третьего класса, Фрэнка Голдсмита. Достоверно известно, что маленький Фрэнк Голдсмит и маленький Гарольд Гудвин подружились на «Титанике» и были там друзьями «не-разлей-вода». Но это, так же совсем другая история… Имя мальчика тогда не было установлено по одной единственной причине. Он, даже тогда когда пришёл в себя, не то что не мог ходить, но и даже разговаривал с очень большим трудом, очень невнятно и несвязно. Больше бредил, как свидетельствует врач с «Карпатии».
- Ну, а почему врач не мог уточнить имя у Маргарет Браун, или той же Эмили Браун? - спросил Батт.
- Маргарет Браун вела учёт живых, но не мёртвых, - ответил Антон, - и очевидно, мальчика она попросту не успела записать. А Эмили Браун, смею предположить, спросить никто не догадался. Более семи сотен живых, которым нужна была помощь! Кому было дело до, как все считали, умершего мальчишки, которому вообще повезло что его вытащили из воды?
Антон подумал, перевернул несколько страниц и снова ткнул пальцем в лист бумаги.
- Это же самое наблюдалось в клинике доктора Соломона, куда определили мальчика после его обнаружения матросом Купером, - Антон снова перевернул пару листов и помолчав продолжил, - мальчика арестовала полиция.
- За что? - удивился Батт.
- За незаконное пересечение границы. Но я думаю, дело было гораздо проще. К тому времени мальчик уже назвал своё имя, но… - он помолчал, - объявившийся родственник, родной дядя, вдруг резко не признал своего живого и почти здорового племянника. Ну не признал и не признал! Но он, едва встретившись с мальчиком, сразу же уведомил полицию о том, что кто-то выдаёт себя за его погибшего родственника. Как Вы думаете, кто был дядя этого мальчика?
- Томас Гудвин? - усмехнулся Батт.
- Именно! - воскликнул Антон, - Томас Гудвин, родной брат Фредерика Гудвина!
- Ну теперь-то мы знаем почему это произошло, - кивнул, слегка улыбнувшись, Батт, - мистер Томас Гудвин был человеком среднего достатка, а тут ему подвернулось такое богатое наследство! И вдруг тебе, воскресший племянник!
- Ну копы тоже хороши, - сказал в ответ Антон, - конечно, они понимали, что дело очень деликатное, дядя явно хотел просто избавиться от мальчика и сделать так, чтобы паренёк больше не появлялся. Для этого мальчик должен был, как минимум, исчезнуть. Мальчишку заперли в камере со взрослыми. Понятно, что он должен был там погибнуть, но не по вине дяди, или полицейских, а скажем, виноваты были бы заключённые. Таким образом дядя избавился бы от племянника, а пару-тройку местных уголовников суд отправил бы на электрический стул. И неизвестно что было бы с ним, если бы в дело не вмешалась лично Маргарет Браун. Она успела, я бы сказал, более чем вовремя, устроила серьёзный разнос всему портовому отделению полиции и мальчика не просто освободили, а разместили в одном из лучших номеров отеля. Его дело вёл известный по тем временам адвокат. Один из лучших адвокатов! Оскар Грузенберг!
- Сам Грузенберг? - удивлённо глянул на Антона Батт, - мальчик оказался сыном министра, или может самого Президента США?
- Или бароном, - кивнул в ответ Антон, - дело на этом не заканчивается, мистер Батт. Именно Грузенберг забирает весь багаж семьи Гудвинов, следовавший пароходом «Нью-Йорк» из Саутгемптона. В Нью-Йорке багаж должен был получить Фредерик Джозеф Гудвин, но его забирает Грузенберг и передаёт мальчику. Если бы все Гудвины на «Титанике» погибли, то единственным наследником остался бы Томас Гудвин, родной брат Фредерика Гудвина. Но багаж получил девятилетний клиент Грузенберга, протеже Маргарет Браун. Так что, сомнений не остаётся мистер Батт. Гарольд Виктор Гудвин почти благополучно пережил гибель «Титаника», остался жив и добрался до Нью-Йорка.
- Вот так дела! - воскликнул Батт, - первая хорошая новость о семье Гудвинов за сто шесть лет! Продолжайте?
- То что в лазарете на «Карпатии» находился не безызвестный ребёнок, а Гарольд Гудвин, - продолжил Антон, - подтверждает ещё и то, - перевернул он ещё несколько листов дела, - что Оскар Грузенберг связывался с Эмили Браун в конце апреля 1912 года. Он забрал у неё некий саквояж, который передал своему маленькому клиенту в Нью-Йорке. Это тоже был саквояж принадлежавший семье Гудвинов.
- Грузенберг передал, а точнее сказать — вернул, мальчику все вещи Гудвинов, - кивнул Батт подумав, - какие ещё нужны подтверждения? Мне кажется, что Вы раскрыли ещё одну тайну «Титаника», мистер Карамышев.
- Да, с сыном Эмили Браун, которого мы знаем как Фрэнка Голдсмита, - согласился Антон, - Гарольд дружил, она сама проведывала мальчика на «Карпатии». Так что у них запросто могла оказаться любая вещь принадлежавшая Гарольду или его родителям, которая была Гарольду дорога после гибели всех родных на «Титанике». Это могло быть что угодно. От семейного альбома, до обычной детской игрушки. Трудно сказать, что было в том саквояже.
Батт подумал.
- Среди спасшихся детей «Титаника» остались двое сирот, совсем малыши, Эдмон и Михал Навратилы. Их отец, Мишель, усадил их в шлюпку, а сам остался. И погиб. Но Маргарет Браун занялась не их судьбой, а судьбой именно этого ребёнка. Как Вы думаете, доктор Карамышев, о чём это может говорить?
- Она была с ним знакома и раньше, - ответил Антон.
- Вот и я так думаю, - сказал Батт, - если она даже и не знала его до «Титаника», то он был близким человеком кого-то, кто был её близким другом. Ну, по крайней мере, хорошим знакомым. Иначе, у неё перед этим мальчиком не было бы никаких обязательств. А Виктор фон Готт, как видно из фотографий, с Непотопляемой Молли находился в дружеских отношениях.
Батт вздохнул.
- А что было дальше?
- Дальше? - усмехнулся Антон и перевернув страницу пододвинул дело ближе к Батту, - а дальше он был усыновлён. Его усыновила одна еврейская семья. Но усыновление имело одно условие на которое Гарольд согласился. Причины, как Вы понимаете, были сугубо религиозные, но это было не принятие иудаизма. Из полного имени мальчика должно было исчезнуть его первое имя, как не еврейское и языческое. А именно имя Гарольд… - Антон помолчал изменившись в лице, - его усыновила семья по фамилии фон Готт.
- То есть, - теперь изменился в лице Батт, - после апреля 1912 года, Гарольд Виктор Гудвин уже носил имя Виктор фон Готт… Как же я не догадался! Он вернулся на «Титаник» к самому себе!
- И наверняка он вернулся в прошлое не в апреле 1912 года, а гораздо раньше, - ответил Антон, - либо живёт перемещаясь между началом двух столетий. И трудно сказать, сколько раз он побывал на «Титанике».
- Да уж, - Батт согласился с Антоном, - он прибыл гораздо раньше 1912 года, это несомненно. Ордена Святого Станислава сами себе не цепляли в те времена, да и чин полковника присвоить самому себе было бы невозможно. Полковников в армиях тогда было ох как не много. Я бы, на его месте, в начале завёл необходимые знакомства, добился бы  нужного положения, может даже изменил бы ход некоторых событий в нужном для себя направлении, так сказать устранил бы то и тех, кто мне мог бы помешать. И только потом бы, я снова сел на «Титаник». Это понятно, что ему нужно было хорошо подготовиться прежде чем рисковать, изменяя уже  собственную судьбу.
- А почему бы ему просто не помочь своей семье, например сесть на тот же «Нью-Йорк»? Или сорвать отцу и матери переезд в Америку? - спросил Антон, - да вариантов много! Что может быть проще, чем похитить самого себя маленького и вернуть домой уже после отплытия «Титаника»?
Батт посмотрел на Антона и покачал головой.
- Вы плохо знаете людей того времени, друг мой! Да и вообще, Вы могли бы причинить боль своей матери? Нет? Вот и я о том же!
Батт подумал.
- На самом деле, мы не знаем что он уже изменил. И он ли это изменил. Может быть то, что мы считаем закономерными, или случайными событиями в нашей истории, как раз и есть изменённая история. И мы не знаем сколько путешественников во времени существует. Мы видим, как минимум, двоих. И мы не знаем что делает тот кто шпионит за фон Готтом. Он может собирать доказательства. А может, пытается мешать барону фон Готту.
Батт встал, подошёл к сейфу и достав фотографии разложил из перед Антоном.
- Что необычного на этих снимках? Да и что вообще можно сказать, кроме того о чём мы уже говорили? - спросил он у Антона.
- На первых изображены все члены семьи кроме Гарольда, - подумал Антон глядя на фотографии, - то есть их снимал сам Гарольд.
- Ну, - пожал плечами Батт, - мальчик увлекался фотографированием. Этим же болеют и современные дети, снимают на свои телефоны всё подряд.
- А на двенадцатой Гарольд снят со стороны, - сказал Антон.
- Да, и он знал что его снимают, - кивнул Батт, - это мог быть кто угодно из близких ему людей, предположим, что кто-то из старших братьев. Вряд ли бы он доверил дорогой фотоаппарат восьмилетнему Фрэнку.
Антон подумал и некоторое время рассматривал фотографии молча.
- Есть мысль, - сказал он.
- Озвучьте? - спросил Батт.
- Человек оставивший нам саквояж и снявший остальные фотографии, прекрасно знал Виктора фон Готта и маленького Гарольда. И он знал кого он снимает.
Антон посмотрел на Батта.
- У меня вопрос, мистер Батт.
- Да? - кивнул Батт в ответ.
- Ну спасти всю свою семью, возможно и было сложно, - сказал Антон, - из того что мы знаем, семья просто не смогла собраться вовремя вместе. Но почему он просто не взял и не посадил себя маленького в шлюпку? Что могло быть бы проще? Зачем ему заставлять себя снова и снова переживать ту страшную ночь?
- Очевидно, пережитое той ночью играет важную роль в его жизни, - ответил Батт, - и это элементарно, доктор Карамышев. Виктор фон Готт, военный, боевой офицер. А Гарольд, забитый недругами мальчик из церковного хора. Понимаете, почему для фон Готта важно, чтобы Гарольд сам пережил ту ночь?
- Нет, - покрутил головой Антон.
- Он знал что мальчику ничего не грозит. Знал, что мальчик выплывет и будет подобран шлюпкой, - Батт помолчал, посмотрев в сторону он подумал и снова глянул на Антона, - он тогда разучился бояться, мистер Карамышев. Виктор фон Готт родился не в Нью-Йорке. Он родился на тонущем «Титанике».
Батт снова помолчал, встал и прошёлся по кабинету.
- Молли Браун должна была сыграть в его жизни, или сыграла, очень важную роль. Трудно сказать какую, но то что он решил познакомить себя маленького с ней гораздо раньше, чем это произошло на самом деле, это очевидно. Ведь если бы не Молли Браун и Грузенберг, скорее всего Гарольд Гудвин попал бы в сиротский приют, или был бы отправлен назад в Британию, сломленным в той тюремной камере. А может быть, стал бы мальчиком какого-то бродячего уголовника и не вылазил бы из тюрем и каталажек. А может быть и погиб бы, прямо там, в порту, в камере.
Батт снова прошёлся и вернулся на место.
- Нет, мистер Карамышев. Он не один раз возвращался на «Титаник». Виктор фон Готт только начал свою работу и постепенно приближается к своей цели, внося в свою жизнь нужные ему коррективы. Это я так думаю. И ответы мы получим очень скоро.
- Вы тоже что-то нашли? - спросил Антон.
- Да, - кивнул Батт присаживаясь за стол, - в Ниагара-Фоллз живёт некто Фред Гудвин, владелец небольшого магазина и мастерской по ремонту старой электроники. У него есть маленький сын по имени... - посмотрел он на Антона, - угадаете как зовут сына?
- Как? - кивнул Антон.
- Сидней, - ответил Батт, - Сидней Лесли Гудвин...

Глава 7
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ; ХАРЬКОВ; ФЕВРАЛЬ 1912 ГОДА
- Ах, Аристарх Семёнович! - буквально бросилась, готовая обнять старого почтальона, молодая черноволосая женщина. Её можно было сравнить с теми барынями-сударынями, к которым так хотелось обратиться словом «матушка».
- Ах родная Вы наша Амалия Абрамовна, благодетельница наша, матушка, - так и поклонился ей вежливо, слегка улыбнувшись, старый почтальон, - письмо Вам от Ивана Ивановича, из ихней Америки! Едва увидал, так сразу же к Вам заспешил, Амалия Абрамовна!
- Я уже вся в нетерпении узнать, что же пишет наш дорогой Иван Иванович, - трепетно приняла большой конверт Амалия Абрамова и посмотрела на Аристарха Семёновича, - а не желаете ли отобедать с нами, милейший? Нынче зябко на улице, а у нас горячий суп и заморский чай, из Индии, - улыбнулась она ему.
Аристарх Семёнович, слегка растерянно пожал плечами в ответ и снова как бы поклонился.
- Премного благодарен, Амалия Абрамовна. С удовольствием отведаю вашего чая, - проговорил Аристарх Семёнович глядя на неё, - ежели сыновья Ваши не будут против моего присутствия, то и служба моя на сегодня окончена. А коли так, то могу и весточку от супруга Вашего прочесть.
- Ах, Аристарх Семёнович! - радостно воскликнула Амалия Абрамовна, - ну что Вы такое говорите! Мы всегда рады Вам в нашем доме!
Она обернулась и громко позвала горничную.
- Аннушка! Душенька!
Аннушка, совсем ещё молоденькая девушка, вышла из соседней комнаты в гостиную, на ходу поправляя белый передник.
- Слушаю, Амалия Абрамовна, - встала она, сложив руки на переднике.
- Накрывай на стол, Аннушка, - приказала Амалия Абрамовна, будто попросив её, - будем трапезничать и пить чай. Сегодня с нами обедает Аристарх Семёнович. Скажи мальчикам, что папенька прислали письмо из Америки. Пусть немедленно соберутся. После обеда, за чаем, будем читать.
- Как изволите, Амалия Абрамовна, - с заметной радостью на лице кивнула в ответ Аннушка, - где прикажете накрывать? Тут или в столовой?
- Наверное на веранде, - подумала Амалия Абрамовна, - нынче словно весна, солнечно, да и там покойнее.
- Помните нашу вишенку в саду? - улыбнулась она Аристарху Семёновичу, - она уж подросла, а сама так и машет нам веточками в окошко веранды.
- Отчего же не помнить? - кивнул Аристарх Семёнович в ответ, - Иван Иванович её ещё росточком привезли и бережно садили, в память… - он опустил глаза, - в память вашей Эммушки, Царствие ей Небесное, - перекрестился Аристарх Семёнович.
- Такое горе, - смахнула слезу Амалия Абрамовна, - до сих пор не отпускает меня Эммушка. Теперь эта вишенка, такая же хрупкая как и она, растёт где Эммушка так любила играть. Я, бывает, гляжу на вишенку, а она словно Эммушка своими ручками машет, словно зовёт меня к себе…
Два года назад Амалия Абрамовна понесла утрату, от которой до сих пор не могла оправиться. Её любимая девятилетняя дочь утонула. Любимая она была потому, что Амалия Абрамовна хоронила одну за другой всех своих дочерей. По Харькову начали ходить слухи о проклятии лежавшем на семье Панула. Обыватели шептались о том, что все девочки рождённые в этой семье должны непременно умереть в младенческом возрасте.
Первой из дочек Амалии Абрамовны и Ивана Ивановича, умерла Юлия. Первенец в этом семье, не прожив на свете и двух месяцев. Второй покинула этот мир Лидочка, едва дотянув до полугода. Поэтому, Амалия Абрамовна как могла берегла Эммушку. И когда девочке исполнилось шесть лет, Амалия Абрамовна облегчённо вздохнула. Младенческий возраст был пережит. Она расцвела, баловала свою дочурку и не чаяла в ней души, наряжала в лучшие платья и наряды, но всё равно, лишний раз не выпускала со двора. Но, в позапрошлый апрель, десятилетней девочке лёд на Лопани казался крепким и прочным, а до реки было рукой подать. Амалия Абрамовна отвлеклась буквально на минуту, когда Эммушка, не спросив разрешения вышла со двора и пошла прогуляться по красивому бережку, откуда открывался не менее красивый вид на недавно возведённый на том берегу Благовещенский Собор… И хотя девочку, едва заслышав крики бросились спасать и стоявший на мосту городовой, и проходившие мимо студенты, тела Эммушки так и не нашли…
Амалия Абрамовна, поначалу целыми днями ходила вдоль берега, ожидая что нет-нет да отдаст широкая Лопань доченьку, чтобы похоронить девочку по православному обычаю, в свадебной фате, с иереем и панихидой. Но, когда она поняла что Лопань ни за что не отдаст девочку, всё чаще и чаще стали видеть её в церкви, в той что на Москалёвке, именуемой Гольберговской. Там Амалия Абрамовна молила об упокоении дочери и всех утопленных водами детей. Каждый раз её синодник, подаваемый к панихиде, был всё больше и больше…
Чтобы забылось горе и супруга больше не видела того места где погибла их дочка, Иван Иванович, купец местной гильдии, не менее убивавшийся по Эммушке, но больше заботившийся о всё же живых и здоровых сыновьях, увёз всю семью в Америку. Там он недавно открыл дело обещавшее быть успешным. Шил саквояжи, чемоданы, сапоги и кожаные плащи. Но, Амалия Абрамовна, в один день собрала вещи, сыновей и вернулась обратно в свой родной Харьков.
Тут ей отдавали честь городовые, вежливо здоровались барышни, а мужчины перед ней снимали шляпы. Местные обыватели, в разговоре нет-нет да поминали добрым словом её трагически погибшую дочку. А Иван Иванович остался один, аж в Мичигане…
- Чужое всё там, - вздохнула Амалия Абрамовна, дослушав письмо мужа до конца, - но что делать? Жена должна быть за мужем, а сыновья при отце.
Она поставила на стол чашку и посмотрела на детей.
Старшему, Эрасту, уже было шестнадцать. Младший, Володенька, как две капли воды похожий на погибшую сестричку, ещё игрался погремушками в коляске, которую качала Аннушка. У коляски вертелся его старший брат, Юра, чёрненький и кудрявый как и мама. Ему недавно исполнилось четыре года. А ученик третьего класса гимназии, Яков, и семилетний Ваня, за столом дразнили друг друга и отбирали друг у друга конфеты и пряники, правда тихонько, вроде как культурно и совсем не слышно, чтобы не мешать разговору взрослых.
Наконец, Эраст не выдержал.
- А ну прекратите дразниться! - сделал он замечание младшим братьям.
Те, моментально сели ровно и улыбаясь переглядывались друг с другом.
- Ну, - вздохнул Аристарх Семёнович, - стало быть снова покидаете нас, Амалия Абрамовна?
- Я не знаю, - посмотрела куда-то в сторону Амалия Абрамовна в ответ и покрутив головой опустила глаза, - прошлый раз я даже до Светлого Христова Воскресения там не выдержала. Так и теперь на Светлый Праздник в Америку уезжать надо. Вот встретим там Христово Воскресение всей семьёй, да думаю, что назад и приеду. Так и буду тут, рядом с могилками своих доченек.
- Хороните Вы себя, маменька, - вмешался в разговор Эраст, - батюшка говорит, что там он заработал достаточно денег чтобы купить дом за городом, с огромным садом, и подальше от воды.
- Эрастушка! - встрепенулась Амалия Абрамовна, - а как же твои экзамены в юнкерское училище? Вы же с Мишенькой Подольским должны вместе поступать в этом году! Что мы скажем его батюшке, что ты решил не поступать? Он же хлопотал за тебя перед самим полковником Фиалковским, в Чугуеве!
Эраст набрал в грудь воздуха и выдохнул.
- Маменька! Не ищите повода не ехать! Мишенька, - он криво улыбнулся, - и без меня может готовится к поступлению! А английский язык я лучше в Америке подтяну и прибуду ровно к экзаменам!
- Ладно, - махнула рукой Амалия Абрамовна и приложила ладонь ко рту. Она действительно искала повод отложить поездку, а по возможности не ехать совсем.
- Да Вы плачете, маменька! - чуть не вскричал Яша. Он уже был готов броситься к маме, чтобы всеми силами начать утешать её, но тут в дверях зазвонил колокольчик.
- Аннушка, поди посмотри кто там? - в миг пришла в себя, словно опомнившись, Амалия Абрамовна.
- Сию минуту, матушка, - встала Аннушка и улыбнувшись направилась в гостиную.
- Хорошая такая барышня, - улыбнулся Аристарх Семёнович, - и воспитанная, и улыбчивая, и хозяйственная!
- Да, верно, - кивнула в ответ Амалия Абрамовна, - с десяти лет у нас служит, с тех пор как её бабушка представилась. Раньше она вместе с ней при кухне была, а сейчас весь наш дом на себя взяла. Такая умница. Везде поспевает. И убраться, и приготовить, и Юрочку с Ванечкой нянчит, как своих родных. Как будто ещё одна дочка, Аристарх Семёнович! - улыбнулась почтальону Амалия Абрамовна, - не нарадуюсь я на неё, милую. И о кавалерах даже не задумывается!
Она посмотрела на Эраста.
Тот отвернулся.
- К вам барон Виктор Иосифович фон Готт пожаловали, - вернулась Аннушка.
За ней следом шёл высокий военный в долгополой шинели, держа в руке саквояж.
- Барон, - поднялась с места Амалия Абрамовна и подошла к Виктору, - Вы ровно к чаю, как и всегда!
- Амалия Абрамовна, - поцеловал ей руку Виктор, - вот, с саквояжем вашим и не расстаюсь, - улыбнулся он.
- Да, Иван Иванович их в нашем цеху, в Америке шьёт, а кожу из Техаса заказывает, ответила Амалия Абрамовна и обернулась к Аннушке, - милая, поставь ещё один прибор для полковника фон Готта.
Она снова посмотрела на Виктора.
- А Вы, Виктор Иосифович, собираетесь куда?
Виктор скинул шинель, лихо повесил её на стоявшую в дверях вешалку и поставил саквояж тут же у порога.
- Да вот, еду в Америку на полгода, - вздохнул, словно сожалея, Виктор.
- Правда? И мы тоже уезжаем, - удивилась Амалия Абрамовна, - да Вы присаживайтесь рядом со мной! - улыбнулась она Виктору приглашая за стол.
Виктор поздоровался с Аристархом Семёновичем и присел рядом с Амалией Абрамовной.
- В Нью-Йорк, - продолжал Виктор, - а оттуда на новую военную базу, под Вашингтоном. Как же её? вроде Марипоза… - подумал он будто вспоминая и махнул рукой, - собственно, это не важно. Буду убеждать американцев поставлять нашей армии новые корабельные орудия.
Аннушка подала Виктору чай.
Амалия Абрамовна улыбнулась.
- Вы прям как член нашей семьи. И Вы тоже в Америку, - усмехнулась она грустно.
- И вы в Америку? - переспросил её Виктор, - позвольте поинтересоваться, а когда вы планируете выезжать?
- Да пожалуй, - подумала Амалия Абрамовна, - оставим дом и магазин на Аристарха Семёновича и его супругу, а сами поедем ближайшими днями. Наверное через Финляндию.
- Отчего через Финляндию? - спросил Виктор, - с Одессы будет ближе, и быстрее.
- Ох, - махнула Амалия Абрамовна, - оно и ближе, и быстрее, но сейчас думаю, что надобно заехать поправить могилки папеньки и маменьки. А оттуда уже на Англию. Из Англии уж точно пароходом до Америки доберёмся.
Она посмотрела на Виктора.
- А из Одессы, уж очень не хочется через турок плыть, - усмехнулась она, - бусурмане они и есть бусурмане.
- Да, турок многие страшатся после последней войны с ними, - согласился с ней Аристарх Семёнович, - Амалия Абрамовна видная дама, красивая, похожа на армянскую женщину. Как бы не приняли турки её за армянку. Очень не любят они армян. Так что лучше через англичан. Как-никак, культурные люди!
- Ура! Мы поплывём на пароходе! - радостно запрыгал на стуле Ваня, а Яша пытался его усадить на место, что у него плохо получалось.
- Глупый! Мы в начале на паровозе поедем! - перекрикивал Яша брата.
- Тогда на паровозе! - громко объявил Ваня и хотел было пнуть Яшу, но строгий взгляд Амалии Абрамовны остановил его.
- А Вы знаете, - посмотрел Аристарх Семёнович на Амалию Абрамовну, - я слышал, что сёстры Юсля и их брат Еремей, это который пишется Эриком, тоже собираются в Америку! Но вот только не знаю когда. Вроде бы уже скоро.
- Вот как? - удивилась Амалия Абрамовна глянув на Аристарха Семёновича в ответ, - Вы слышали, барон? - посмотрела она на Виктора, - Юсли едут в Америку! После смерти ихней матушки, эти дети совсем отбились от рук, - вздохнула она, - читают эту возмутительную современную литературу, украсили дом этими непонятными рисунками какого-то Пикассо и вообще, как Вы думаете? Что им нужно там? Там же такая безбожная страна!
- Сдаётся мне, - проговорил Аристарх Семёнович, - не протянут они в Америке одни. Это тут, в России, в Харькове, за ними каждая из местных барышень мамка да нянька. Как матушки не стало, то из сочувствия нет-нет, да подаст им копейку старая графиня Квитка, иль уму-разуму поучит, иль пожурит да пристыдит. А там… - он подумал, - Эрик он такой парнишка, хваткий. Но хваткий-то он хваткий, да наивный больше. Хвастался он мне новым своим увлечением, синематографом. И грозился открыть на Сумской, прямо рядом с Оперой, зал для своего синема.
- Святый Боже! - возмущённо перекрестилась Амалия Абрамовна, - это явные признаки конца света надвигающегося! Понапридумывали, тоже мне, всяких синематографов, картинок бегающих! Чего он хочет, этот возмутительный Ерёма?
- Понятно что, - пожал плечами Виктор, - синематограф открыть. Но это очень дорого стоит, - добавил он.
- А зачем ему грешная Америка? - удивилась Амалия Абрамовна.
- Наверное он хочет увидеться с Арно и убедить его сделать вложения в своё дело, - спокойно ответил Виктор.
- Это ещё кто? - снова удивлённо, спросила Амалия Абрамовна.
- Маменька! - больше возмущённо, чем недоумевающе, вскричал Эраст, - ну нельзя же быть такой несовременной! Этьен Арно это великий мастер синематографа! «Легенда Сонной Лощины» это его творение, которым восхитились тысячи людей! И вообще, синематограф во много раз занимательнее оперы и интереснее спектаклей в театре на Екатеринославской! Уверяю Вас!
- Ох, - схватилась за сердце Амалия Абрамовна, - и мой сын туда же! Ни к чему хорошему этот синематограф не приведёт. Вот увидите!
- Мы с Аристархом Семёновичем совершенно согласны с Вами, Амалия Абрамовна, - кивнул с серьёзным выражением лица Виктор и перемигнулся с Эрастом…

Глава 8

Эрик Юсля, в простонародье Ерёма, молодой человек с самонадеянным видом и наивными глазами, уверенной походкой двигался по Сумской в сторону Ботанического Сада, на ходу куря папиросу как простой бродяга.
Задумавшись и замечтавшись, он настолько начал этой папиросой размахивать, что чуть было не прожёг платье какой-то мадам следовавшей ему навстречу.
- Ну! Ну! - громко закричала она на Эрика, замахала руками и Эрик даже растерялся.
- Простите, простите, - пробормотал он раскланиваясь и не обращая внимания на её крики, и только прибавил шагу.
Позади ещё слышалась интеллигентная брань, которая вскоре стихла.
Эрик, глядя себе под ноги, думая теперь только о том чтобы мадам не пустилась за ним в погоню прихватив какого-нибудь купчишку-лавочника, или не дай Бог городового, спешно спрятался в толпе.
Сумская всегда была живой и шумной. Настоящие харьковчане предпочитали левую её сторону, ту самую где была знаменитая «стометровка». Тут толкались, шумели, ругались, спорили и мешали друг другу, но на обратную сторону переходить никто не спешил. Правая сторона всегда была пустая и тихая. Почему? Очевидно, дело было в том, что «стометровка» пряталась в тени и именно по этой причине местные купцы расположили тут свои лавки. Потом, когда-то, на этой стороне высадили тот самый Ботанический Сад. А ещё погодя, построили прекрасное здание театра…
Выйдя на «стометровку», Эрик перешёл на правую сторону, остановился и поискал глазами знакомых.
- Божидар! - окликнул он худого гимназиста с грустным лицом, - Божидар!
Божидар нехотя обернулся, махнул Эрику рукой, перебежал дорогу и подошёл к нему.
- Здорово, Богдан! - по свойски хлопнул его по плечу Эрик, - а ты тут что?
- Эм… - подумал Божидар, - у нас тут встреча, возле Жён Мироносиц. Не желаешь поучаствовать?
Эрик, оценил шумевшую неподалёку от монастырской церкви Жён Мироносиц, компанию молодых, и не очень молодых, людей. Всего, их было человек десять. Молодёжь не-то ругалась, не-то спорила, не-то собиралась на митинг.
- Я вижу почтенная публика? - кивнул на кампанию, Божидару, Эрик, - ваш футуристический литературный кружок?
Божидар, махом руки поправил свисавший на глаза чуб.
- Сегодня мы встречаем великого поэта! - огласил он торжественно.
- Какого поэта? - Эрик не мог понять намёков и мыслей Божидара.
- Владимира Маяковского! - с видом конферансье объявил Божидар.
- Это тот самый футурист? - удивился Эрик и решил подойти ближе к толпе.
- Господа! - крикнул Божидар едва они приблизились, - господа! Разрешите представить вам всем моего друга! Эрик Юсля! Будущий мастер харьковского синематографа и король нашего театра!
- Ура!!! - зашумела толпа приветствуя Эрика, махая руками, шляпами и кепками.
- Очень рад, здравствуйте, - растерянно улыбаясь поздоровался со всеми сразу Эрик.
Навстречу ему, вышел высокий, широкоплечий молодой человек с выразительными глазами.
- Я верю, что за синематографом большое будущее, - гораздо скромнее кампании улыбнулся он, просто протянув Эрику руку, - Владимир Маяковский это я. Не желаете принять участие в нашем собрании?
- Я здесь именно для этого, - улыбнулся Эрик и пожал руку Маяковскому, - а зачем тут, на улице? Идёмте ко мне домой? Я с сёстрами живу неподалёку, на Чернышевской. У нас есть чай, самогон, красное вино и три ведра замаринованного шашлыка. А в саду превосходная беседка! И самое главное, мои сёстры обожают Ваши стихи, Владимир. Вы не представляете насколько они будут рады увидеть Вас! Особенно впечатляет «Ночь», из «Пощёчина общественному вкусу»!
Он немного помолчал, будто собираясь мыслями.
- «Багровый и белый отброшен и скомкан,
В зелёный бросали горстями дукаты,
А чёрным ладоням сбежавшихся окон
Раздали горящие жёлтые карты...»
- Бульварам и площади было не странно увидеть на зданиях синие тоги. И раньше бегущим, как жёлтые раны, огни обручали браслетами ноги, - продолжил Маяковский, рассмеялся и по дружески обнял Эрика, - так вы наши люди? А веди! - махнул он усмехнувшись, - обещаю, что всё будет прилично!
Он посмотрел на друзей.
- Господа! Следуем в гости к господину Эрику! И чтоб собрание не превращали в пьянку! - пригрозил он пальцем, улыбнувшись, - смотрите мне, поэты!
Все зашумели, и с этим радостным шумом на всю улицу, громко обсуждая всё на свете, двинулись вслед за Эриком и Маяковским вверх по Сумской…

- Катя, Катя! - вбежала в библиотеку Маша Юсля и заставила Катю испуганно отбросить книгу, - Эрик ведёт кучу гостей! - взволнованно проговорила Маша.
Катя вскочила со стула и только растерянно посмотрела на сестру.
- Каких гостей? Какие могут быть гости? - удивлённо ответила она сестре и не дожидаясь ответа со всех ног бросилась к парадной, чтобы остановить брата и выгнать всех его друзей вон.
Но, едва добежав до прихожей она остановилась. Эрик уже вошёл. Рядом с ним стоял высокий молодой человек с характерным лицом.
- Вы? - не смогла найти слов Катя, - но… этого не может быть… Владимир Маяковский?
- Здравствуйте, барышня, - улыбнулся Маяковский и подал руку Кате.
Та протянула руку ему.
Маяковский бережно взял Катю за руку и поцеловал её.
- Не хотело Вам докучать, но Ваш брат очень настаивал.
- Я так рада… - совсем растерялась Катя, - я не ожидала увидеть Вас воочию, Владимир, и прошу простить мою растерянность.
В прихожей показалась Маша. Она уже поняла, что эти гости останутся тут надолго.
- Вы так и будете стоять в дверях? - прервала Маша знакомство, - я думаю, что в саду будет всем удобней. У нас знаете какая большая беседка?
- Да, уже наслышаны! - смеясь ответил ей Маяковский, - ну так мы не с пустыми руками. По дороге кое-что прикупили в лавке у мясника и в пекарне у кондитера. Так что не особо объедим Вас.
- Прошу всех в дом и в сад! - обрадовалась Маша.
Катя взволнованно моргала глядя на Маяковского.
- Вы проходите, - проговорила она и Маяковский, слегка улыбнувшись, подал ей руку…

Уже был вечер. Кто-то, наигрывая на гитаре, тихо пел романс. Катя даже заслушалась...
- «Белой акации гроздья душистые
Вновь аромата полны,
Вновь разливается трель соловьиная
В тихом сиянии яркой луны...»

Маяковский был не такой, каким она его себе представляла. Он оказался лучше. Он был мягкий, весёлый, добрый и обходительный. Он словно берёг Катю, стараясь везде оказаться раньше и сделать всё, чтобы Кате понравиться.
Сейчас она рассмотрела его ближе. Большие глаза были не глазами злого гения, а добрыми глазами волшебника. Не было никаких здоровенных кулачищ кузнеца. Были руки, тонкие, изящные пальцы пианиста, в которых он ловко удерживал чёрную трость с серебряной шишкой.
Когда Катя Маяковского впервые увидела, она ожидала услышать громогласный бас, но… прозвучал мягкий и нежный голос. Его голос сейчас казался Кате самым-самым тихим и спокойным. Да он таким и был.
- Вы скучаете, - прервал её размышления Маяковский.
- Нет, - улыбнулась Катя, - слушаю как поют. И даже не знаю кто это.
Она усмехнулась посмотрев на Маяковского.
- Начинающий певец, - ответил Маяковский, - приехал со мной из Киева. Саша Вертинский. Он уже выступал на одном вечере, вместе Шаляпиным. Но успеха, рядом с маэстро, не имел.
- Боже, тут такие люди, а я и не слышала о них! - рассмеялась Катя.
- Никто не знает судьбы другого, не говоря уже про себя, - улыбнувшись, кивнул Маяковский Кате, - я слышал вы собираетесь в Америку?
- Уже совсем скоро. На следующей неделе будем выезжать, - ответила Катя.
- В начале, как я понимаю, поедете железной дорогой? - спросил Маяковский.
- Да, билеты уже взяты, - кивнула Катя.
- Всенепременно приду Вас провожать, - ответил Маяковский, - и обязательно принесу Вам самый лучший букет. Какие Вы любите цветы?
- Розы, - улыбнулась ему Катя, - но зачем же букет?
- Чтобы скрасить Вам тоску в пути, - улыбнулся Маяковский.
Он подумал.
- А что в Америке?
- Мы не надолго, - сказала Катя, - может на год. Эрик хочет убедить одного человека поддержать его дело. Он ведь занимается синематографом и уже давал сеансы. Но мечтает про большой зал и широкий экран. А наши харьковские мещане его не понимают и считают, что маленького сарая в переулке достаточно. Вот он и решил, что Арно обязательно поможет ему с деньгами.
- Арно, скорее поможет Эрику создать собственную студию, - подумал Маяковский, - хотя он не бедный человек и я бы сказал, в некотором роде фанатик. Эрик не говорил о своих проблемах.
- Это он от скромности, - улыбнулась Катя, - он стыдится своих собственных идей и считает, что в России его не поймут.
- В этом он прав, - кивнул Маяковский, - для того чтобы тут начался прогресс, нужна, наверное революция в головах у людей.
Он посмотрел на Катю.
- Я видимо кажусь Вам вульгарным?
- Ну что Вы, - улыбнулась Катя, - продолжайте. Я слушаю Вас с большим интересом.
Маяковский подумал.
- Я не говорю про революцию, о которой постоянно рассказывают эсэры, или коммунисты. Я о другой революции. Я о том, что люди должны по иному посмотреть на свою обыденность. Синематограф, скоростные пароходы, быстрые автомобили и поезда, аэропланы, должны стать обыденностью. А что у нас обыденность сейчас? Нищие на паперти, мальчишки продающие сигареты, сплетницы и склочники, еврейские погромы и увешанные иконами бородатые мужики, при этом пьяные и не умеющие читать и писать. И дети, умирающие от болезней о которых в Европе давно забыли.
Он вздохнул.
- А вот когда наших людей не будут удивлять аэропланы, когда грязь станет не чем-то привычным, а возмутительным явлением, тогда нам будет место в этой стране… в нашей любимой, родной до боли, России.
- Так будет? Как Вы думаете? - спросила тихо Катя.
- Будет… обязательно будет, - подумал Маяковский.

Глава 9
РОССИЯ; ХАРЬКОВ; МАРТ 1912 ГОДА
Харьковский вокзал, который местные называли «железкой», по народному названию железной дороги, был нечто среднее между муравейником, клоповником где постоянно возились нищие, и дорогим залом для торжеств. В этот зал пускали всех кого не лень. Там постоянно было шумно и тесно, и сквозь толпу было порой не пробиться. Это были пассажиры, спешившие, или вовсе не спешившие на паровозы.
Паровозы эти пыхтели, свистели, гудели и увозили этих пассажиров на север, юг, восток и запад.
Тут можно было встретить русских лапотников, малороссийских шароварников, иудейских хасидов, чопорных франтов, солдат, жандармов, офицеров, юнкеров, кисейных барышень и мамочек в окружении дюжины детишек. И постоянный шум и гам, от которого очень скоро раскалывалась голова и мозги переставали думать.
Катя молча наблюдала за тем, как мадам Панула пересчитывала своих сыновей, о чём-то долго рассуждая с Аннушкой. Потом, Амалия Абрамовна посмотрела на Катю, молча ей кивнула и приказала детям грузиться в вагон. Грузчик, тут же затаскивал один за одним саквояжи и узлы, над которыми, явно нервничая стояла мадам Панула.
- Милые соседи? - услышала Катя знакомый голос, обернулась и прямо перед глазами увидела огромный букет роз.
- Владимир? - удивилась она, - Вы пришли меня провожать и принесли… мои любимые розы!
- Я же обещал? - протянул ей розы Маяковский.
- Я так польщена, - покраснела Катя.
- Надеюсь, что через год, тут же, на этом же перроне я Вас встречу,  - сказал Маяковский.
- Владимир, очень рад! - показался из вагона Эрик.
- Взаимно, Эрик! - махнул ему Маяковский, - надеюсь, что твоя поездка в Америку принесёт нам всем много пользы!
- Я тоже на это надеюсь, - ответил Эрик, - мечтаю всех вас увидеть в своём синематографе. Это будет революция, Владимир! Вот увидишь!
- Тише, тише, - рассмеялся Маяковский, - не надо такие слова кричать подле жандармов!
- Ой, да ладно, - махнул Эрик, - они все мои будущие зрители!
Он посмотрел на то, как Амалия Абрамовна наконец-то погрузила пожитки в вагон и бросила взгляд на перрон.
- Бедная мадам Панула! - усмехнулся Эрик, - ей придётся терпеть нас в соседнем вагоне, аж до самого Гельсингфорса!
- Да, - так же улыбнувшись, кивнула в ответ Катя, - но её старший сын, Эраст, будет очень рад твоей компании.
Она глянула на Маяковского.
- Мадам Панула, на самом деле очень несчастна. Ей можно посочувствовать, но она сама этого не хочет.
- Почему? - не понял Маяковский.
- Человек упивается своим горем и заставляет других постоянно вспоминать о нём, - ответила Катя, - она как канарейка, просто заливается своим грустным пением и ничего вокруг не замечает. Часто не видит даже того, что для её же детей, есть более важные вещи.
- Канарейкин быт… - усмехнулся Маяковский, посмотрев на Амалию Абрамовну, - мне её даже жаль.
- Такие люди губят и себя и других, - проговорила Катя, так же глянув на Амалию Абрамовну, - мне жаль её деток.
- Понимаю Вас, - кивнул Маяковский, - Вы добрая и чуткая.
Катя посмотрела на него.
- Вы заставляете меня в Вас влюбиться, - улыбнулась она, - и я очень расстроюсь если Вы меня не встретите через год.
- Я тоже, - ответил Маяковский.
Паровоз дал гудок.
Катя зашла в вагон и повернулась к Маяковскому, с улыбкой посмотрев на него.
- Я буду ждать Вас! - махнул Кате рукой Маяковский.
Поезд тронулся…
- Через год! Тут же! Слышите? - прокричала Катя.
Маяковский в начале шёл за вагоном, что-то говоря, крича, глядя на Катю. Потом побежал и остановился только тогда когда закончился перрон.
Катя становилась всё меньше и меньше. Потом он уже не мог разобрать её лица. Потом она растворилась в поезде и он стал маленьким, словно игрушечным и исчез совсем…
Маяковский опустил глаза и почувствовал, что ему хочется плакать…
- Дурак… - проговорил он, - зачем ты отпустил её… Она могла бы уехать с тобой в Москву…

Глава 10
АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; МАРТ 1912 ГОДА
Прикурив папиросу, Фредерик присел на табурет возле поломанного автомобиля, который пригнали ему в мастерскую с утра и деловым взглядом оценил его.
- Эннис! - позвал Фредерик своего помощника и посмотрел на то, как тот копается в углу в ящике с инструментами.
- Да, мистер Гудвин? - обернулся Эннис, не подходя к Фредерику.
- Сдаётся мне, что нам легче собрать новую машину, чем починить эту колымагу, - сказал спокойно Фредерик, - на ней живого места нет. Хозяин участвовал в гонках?
- Да, мистер Гудвин, - с улыбкой на лице, подошёл к машине Эннис и похлопал по крышке мотора, - он принимает участие в состязаниях не только ради морального удовлетворения!
- Чем не жокеи, - усмехнулся Фредерик глянув в сторону и снова посмотрел на Энниса, - возьми деньги, пойди в лавку к Брендисам, прикупи табака. А на обратном пути зайди в бакалею к Винни Симмс. У нас закончился керосин.
- Сию минуту, мистер Гудвин, - с той же улыбкой на лице ответил Эннис.
Он подошёл к металлическому шкафу с одеждой, снял рабочую куртку и набросив на себя серое, потёртое пальто, у выхода махнул Фредерику и скрылся в дверях.
- Иди уже, - махнул ему в ответ Фредерик, встал, открыл крышку мотора и полез под капот.
Он уже слишком увлёкся работой и не услышал как ворота приоткрылись и в мастерскую кто-то зашёл. Фредерик, понял что находится тут не один, только тогда когда рядом с его рабочим столом увидел чьи-то башмаки.
- Я слушаю Вас, сэр, - вылез из под машины Фредерик и увидел стоящего к нему спиной человека в клетчатой кепке и тёплой, серой короткой куртке наброшенной на плечи.
Человек рассматривал его бумаги и включённый в сеть прибор.
Он обернулся к Фредерику и улыбнулся ему.
Человек был очень молод, явно аккуратен, но чувствовал в мастерской себя даже уверенно. Его совершенно не беспокоили грязь и мазут. Он сам пододвинул к себе табуретку и присел, глядя на Фредерика.
- Здравствуйте, - кивнул человек, уже сидя у стола.
Он произнёс приветствие с явно иностранным акцентом, - простите моё любопытство, но очень не хотел вам мешать. Я так понимаю, Вы были очень заняты. Да и к чему было говорить Вам под руку, когда над Вами висело несколько сот фунтов стали.
Он улыбнулся.
Фредерик глянул на открытую крышку своего прибора.
Лампочка светилась и вращалась.
- Ой, простите, - словно извинился перед посетителем Фредерик, - забыл отключить лампу. Надеюсь она не очень раздражала Вам глаза?
Он подошёл к столу и выдернув вилку из розетки электросети, закрыл крышку прибора.
- С кем имею честь? - посмотрел на молодого человека Фредерик, но тут же поправился, - хотя, я думаю, что это был неуместный вопрос, - он снова глянул на посетителя, - я Вас слушаю, сэр.
Тот продолжал улыбаться.
- Я простой немецкий фермер, - ответил молодой человек, - и вовсе не сэр и не фон. Так что можете чувствовать себя на одном уровне со мной, - он наконец убрал улыбку с лица, - мне рекомендовали Вас как хорошего электрика и человека неплохо разбирающегося в механике. Дело в том, что я прибыл в Англию по заданию своего отца. У вас я купил кое-какие машины, для его хозяйства под Мюнхеном. Но имею сомнения в том, что они действительно в рабочем состоянии, настолько мощны и могут работать двадцать четыре часа в сутки, как о них рассказывали журналисты.
Молодой человек подумал и посмотрел на Фредерика.
- Если я не ошибаюсь, Вас зовут Фридрих Гудвин?
- Фредерик, - поправил его Фредерик, - а где Ваши машины? - кивнул он человеку.
- Я подумал, что доставлять их сюда нет смысла и хлопотно, - пожал плечами молодой человек, - лучше я оплачу Вам Ваш проезд в Саутгемптон и обратно, в порт, в любое время когда Вам будет удобно. Ну, за Вашу работу, тож неплохо заплачу, разумеется.
Фредерик глянул на машину, на двери, и снова посмотрел на посетителя.
- Не думаю, что Вы много потратите на меня, - усмехнулся Фредерик, - осмотр машины это не ремонт. Сейчас должен вернуться мой помощник и мы можем выдвигаться в Саутгемптон, мистер… - он кивнул человеку.
- Олендорф, - улыбнулся молодой человек, - моё имя Отто Олендорф.
- Не думаю, что очень разорю Вас, мистер Олендорф, - ответил Фредерик.
Эннис пришёл меньше чем через четверть часа.
- Эннис, - махнул ему Фредерик, едва тот только вошёл, - разберись с колымагой, а я еду в Саутгемптон и на обратном пути заеду в Лондон. Так что обязательно сообщи миссис Августе, чтобы не ждала меня вечером. Буду поздно.
- Как скажите, мистер Гудвин, - ответил ему Эннис.
Фредерик посмотрел на Олендорфа.
- Ну что? Я собираюсь и можем выдвигаться, - сказал он, - как я понимаю, Вы на своём транспорте, мистер Олендорф?
- Экипаж ждёт неподалёку, - встал Олендорф, - не буду мешать Вам собираться, мистер Гудвин. И кстати, этим же экипажем Вы можете прибыть обратно. Он отвезёт Вас туда, куда Вам будет нужно в Лондоне, и привезёт домой.
- Вот как? - улыбнулся Фредерик, - надеюсь извозчик знает где находится Ковент-Гарден?
- Театр? - удивился Олендорф, - мой отец всегда говорил, что нельзя доверять глазам! И не послушав его, наверное я выглядел очень глупо рядом с Вами, сэр… - улыбнулся в ответ он...

...САУТГЕМПТОН; ПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ, НОЧЬЮ...
...Поздно ночью в порту Саутгемптона началась погрузка.
Пароход под германским флагом был небольшой, даже незаметный на фоне больших кораблей. На носу немецкого парохода стоял кран и пожалуй только это выделяло его на пирсе, среди других пароходов.
Гудела лебёдка. Кран с лёгкостью поднимал вверх и забрасывал на палубу огромные белые деревянные ящики. Эти самые ящики, только ещё стоящие на платформах с колёсами, один за одним, пыхтя, из ангара выволакивала небольшая машина, больше напоминающая паровоз.
Под конец, рабочие подцепили тросами саму машину и она взмыла вверх поднятая краном, который аккуратно поставил на палубу и её саму.
Олендорф стоял у трапа и равнодушно наблюдал за погрузкой.
- Что говорят про погоду? - кивнул он спустившемуся к нему пожилому немцу.
- До Киля дойдём без потерь, Отто, - ответил немец, - можете не переживать за деньги потраченные Вашим отцом.
- Я не переживаю за деньги отца, - ответил Олендорф, - мистер Гудвин осмотрел каждую машину, и дал гарантии того что всё будет работать. Конечно не двадцать четыре часа, но полный рабочий день.
- И сколько же рабочих ваша семья планирует уволить? - посмотрел немец вверх, где кран расставлял по палубе ящики с машинами.
- Тридцать восемь человек, - спокойно ответил Олендорф, - но бухгалтера увольнение не коснётся, я вас уверяю, герр Краузе.
Он с улыбкой на лице посмотрел на пожилого немца.
- Премного благодарен, герр Отто, - ответил пожилой немец, - Вы настолько доверяете выводам случайного электрика из пригорода Лондона, что я начинаю переживать о поспешности Вашего решения об увольнении рабочих. Наблюдая за Вашей реакцией на присутствие мистера Гудвина, я понял так, что Вы и сами не слишком ему доверяете как электрику? Может не стоит проводить поспешной революции на ферме?
- Я ему полностью доверяю, - ответил Олендорф, - хотя и не как электрику. Но его выводам я доверяю полностью. В выводах любого другого электрика я бы усомнился и послушал бы сейчас Вас, герр Краузе.
- Хотите пригласить его работать на ферму? - спросил немец, - я могу остаться в Британии и поговорить с ним.
- Не думаю, что он польстится на Ваше предложение, - ответил Олендорф и сунул пожилому немцу смятый, но расправленный и сложенный вчетверо лист бумаги, - посмотрите, что я вытащил у него из мусорной корзины, пока он копался у себя в мастерской и не замечал меня.
- Что это? - развернул лист пожилой немец, - формулы? Привезённый Вами электрик… - посмотрел пожилой немец на Олендорфа.
- Физик, причём довольно грамотный и занимается очень интересным исследованием. И насколько я понял, это исследование он завершил успешно.
- Почему Вы так думаете, герр Отто? - глянул на него пожилой немец.
- Я прочёл его записи и видел собранным им прибор, - ответил Олендорф, - моего университетского образования и практики достаточно, чтобы понять о чём там идёт речь. Я, конечно не доктор естественных наук, но могу отличить записи о неудачных экспериментах от записей про научные открытия. Единственное, чего я не смог понять, так это наших учёных.
- Почему же? - удивился немец.
- Доктор Гудвин, полностью опроверг все их воинственные заявления, герр Краузе, - ответил Олендорф.
- Пожалуй, - посмотрел на лист бумаги пожилой немец, - стоит показать этот черновик тому еврею из патентного бюро. Я, в отличие от Вас не физик, но тут только полный дурак не поймёт, что если убрать вычеркнутое, можно воспроизвести чистовую запись и понять, что же такого открыл этот англичанин.
- Вы говорите про Эйнштейна? - кивнул ему Олендорф.
- Именно, про Альберта Эйнштейна, - ответил пожилой немец глянув на Олендорфа.

...ФУЛЕМ; В ТО ЖЕ ВРЕМЯ...
...Гарольд очень любил слушать музыку и больше всего на свете, наверное, любил спокойную и торжественную музыку. То вальсы, то марши, то что-нибудь грустное и задумчивое. В Мелкшаме, у мамы был рояль, на котором мама по вечерам играла и дом наполнялся любимой музыкой Гарольда. Рояль стоял в зале, большом и полутёмном по вечерам. Поэтому, Гарольду всегда везло спрятаться где-нибудь под диваном, или за комодом, и долго-долго слушать как мама играет. Часто он так засыпал, его находил папа и относил в детскую, где все уже давно спали.
А в Фулеме всё было по другому. Гарольду не нравились местные уличные песенки, резкие звуки доносившиеся из паба за углом, которые местные называли музыкой. Но, зато Гарольд мог часами, у открытого окошка, слушать старого скрипача игравшего на перекрёстке.
Но потом скрипач исчез. И улица снова погрузилась в суету, вопли и писк. А писк Гарольд терпеть не мог… У него тогда шли мурашки по спине, а его всего словно выворачивало наизнанку…
Это называется скукой, когда чего-то хочется, а чего хочется и сам не понимаешь. Потому что, чего-то то, что придаёт тебе силы вдруг внезапно исчезло, пропало и убежало куда-то далеко.
Гарольд вдруг понял, что всё дело в звуках которые так ему нравились. Что он давно не слышал тех мелодий, которые вдохновляли его к чему-то большому и светлому. Самое главное, что вдруг заметил мальчик, это то что он стал мечтать совершенно о другом, что его мечты вдруг стали более обыденными, скучными и даже неинтересными самому Гарольду.
Он поделился своими волнениями с мамой. Но та только погладила его по голове и успокоила как могла. Вечером мама о чём-то долго шепталась с папой, а на следующий день папа пришёл сияющий от улыбки и помахал перед носом Гарольда каким-то конвертом.
- Что это, папа? - не понял Гарольд радости отца.
- Завтра едем с тобой в Лондон. И Джесси с собой прихватим, чтобы ты не скучал в дороге! - объявил Фредерик сыну.
- В Лондон? - теперь уже удивился Гарольд и подумал, что должно быть папа приготовил для него с Джесси что-то интересное.
- Ну да, в Лондон, - присел за стол Фредерик и посмотрел на Августу, - трудно было на «Кармен» достать. Хотел на балконе, но был партер и галёрка. Я так подумал, что детям будет интереснее посмотреть на всё сверху.
- «Кармен»? - подала чай Фредерику Августа, не отрываясь от дел.
- «Кармен», - кивнул Фредерик.
- Поймут ли они эту оперу? - улыбнулась Августа и повернувшись к Фредерику прислонилась к стене и сложила руки на груди, - хотя ты знаешь, вряд ли они будут вслушиваться в слова.
- Жаль что ты не поедешь с нами, - вздохнул Фредерик взяв чай.
- Я не думаю, что Чарли и Уильям справятся с Сиднеем, - спокойно ответила Августа, - а Лилли приходит поздно. Поэтому, на сей раз побудьте без меня.
Она улыбнулась посмотрев на Гарольда, который всё это время слушал их разговор стоя посреди кухни, глядя то на маму, то на папу.
- Мы едем слушать оперу? - воскликнул мальчик восхищённо и бросился к маме, на лету обняв её, - спасибо, мамочка! Я немедленно обрадую Джесси!
Он подбежал к отцу, быстро обнял его за шею, едва не опрокинув на стол чашку с чаем, потом так же быстро сорвался с места и побежал на второй этаж зовя сестру.
- Пускай, - махнул Фредерик Августе, которая хотела остановить Гарольда и пожурить за нечаянную неосторожность, - он так долго этого ждал…

...ЛОНДОН; МАРТ 1912 ГОДА...
...Это был театр, название которого Виктор прекрасно помнил. Ковент-Гарден.
Виктор стоял на самом входе пропуская зрителей, которые словно не замечали человека в сером костюме и таком же сером пальто, стоящего почти у самых дверей.
Он стоял долго, будто кого-то ждал. Наконец, когда на ступеньках показался высокий усатый мужчина в широкой клетчатой кепке, с двумя нарядно одетыми детьми, мальчиком и девочкой, человек надвинул на глаза шляпу, опустил взгляд и долго смотрел на них, словно провожая.
Виктор улыбнулся. Мальчик бежал вперёд, постоянно оглядываясь на отца, а девочка скромно делала ему замечания. Она словно боялась обидеть брата. А тот улыбался, смеялся, как-будто хотел запрыгать от радости, но не умел.
Отец подшучивал над сыном и… наконец они исчезли в дверях.
Виктор усмехнулся, грустно глянул на ступеньки, по которым они только что прошли, и сошёл вниз…
Он перешёл небольшую площадь и найдя маленькое уютное кафе тут же за углом, не долго думая прошёл внутрь.
Заняв столик у самого окна, Виктор скинул пальто на спинку стула и подозвал официанта.
- Просто кофе, - попросил Виктор.
- Сахар, сливки? - спросил официант.
- Без сливок но с сахаром, - ответил Виктор посмотрев в окно.
Шло время. Виктор только молчал потягивая кофе, который уже давно остыл. Он о чём-то думал, но не мог собраться мыслями. Волнение, непонятный страх, ещё более непонятные рассуждения не давали понять то, чего же он хотел.
- Задумались, мистер Гудвин? - услышал Виктор знакомый голос.
Перед ним стоял старик.
- Чарли? - посмотрел на него Виктор.
Старик присел напротив.
- Я думал ты в России, пытаешься отыскать следы инженера Полежаева, - вздохнул старик.
- Сегодня приехал, - тихо ответил Виктор.
- Не мог удержаться? - улыбнулся, покачав головой старик.
- Ну ты же тоже тут? И как ты меня нашёл? - ответил Виктор.
- Было не трудно догадаться, - вздохнул старик, - маленький Гарольд очень скучал по привычной жизни, которая осталась в Мелкшаме. И мама с папой решили устроить своему сынишке праздник. Как раз в этот день, отец заработал немного денег на своём последнем клиенте. Фредерик и Августа решили, что лучше потратить эти деньги на билеты в оперу, чтобы дети не забывали что их семья не простая, а благородная. Но денег не хватило, чтобы сходить всей семьёй. И маме пришлось выкручиваться на ходу… О чём ты до сих пор не знаешь, - старик помолчал глядя на Виктора, - но я видел как ты простоял полчаса на входе и даже не подошёл к ним. А чего ведь стоило просто окликнуть отца, послушать вместе оперу, угостить детей мороженым и дать им денег, чтобы приглашение твоего дядюшки осталось бы незамеченным в истории семьи?
- Не всё так просто, Чарли, - сказал Виктор, - исчезнет цепь событий создавших ХХ век. Тогда не будет барона Виктора фон Готта, секретаря лорда Бальфура и резидента британской разведки в Берлине. Немцы получат все разработки машины времени, победят во Второй Мировой, исчезнут Государство Израиль, Россия, Польша, Франция, а заодно и мы с тобой просто растворимся в пространстве, вместе с памятью о нас.
- Миллионы людей растворятся в пространстве, миллионы людей и судеб, Гарри, - уточнил старик.
Он посмотрел вокруг.
- Люблю я это кафе, - улыбнулся старик, - я сюда часто захаживал… Захаживаю, если выражаться точнее.
- Боишься встретить себя молодого? - улыбнулся Виктор.
- Брось, - усмехнулся старик, - уж я-то помню где в какой день я находился и что делал. Сегодня я сюда точно не зайду.
- Так ты зачем пришёл? - кивнул, улыбнувшись, Виктор.
- Смотри, - отдал старик Виктору маленький блокнот, - я думаю, тебя это должно заинтересовать.
- Что это? - открыл блокнот Виктор.
- Это я сегодня забрал в Саутгемптоне, в одном ангаре, куда вчера приезжал твой отец, - ответил старик.
- А что он там делал? - посмотрел на старика Виктор.
- Работал, Гарри, - пожал плечами старик в ответ, - а ты думаешь, на какие деньги он купил билеты в театр для тебя и для твоей сестры? В блокноте финансовые расчёты немецкого бухгалтера. Этот господин Краузе, который оставил блокнот, был дотошным и явным скрягой, я бы сказал.
- Немцы педантичны, - ответил Виктор и глянул на старика, - он забыл блокнот?
- Нет, - покрутил головой старик, - такие люди ничего и никогда не забывают. Он исписал его и за ненадобностью аккуратно положил на столик, где я его и подобрал. Я пытаюсь восстановить последние дни вашей семьи тут, в Англии, и понять события за которыми последовала волна времени докатившаяся до начала двадцать первого века. И знаешь, мне кажется, что ответ у тебя в руках.
Виктор пролистал блокнот и глянул на старика.
- Клиентом моего отца был Олендорф?
- Отто Олендорф, - покачал головой старик, - ещё не группенфюрер СС и не начальник третьего управления РСХА, но лично Отто Олендорф.
- Нацисты, которых мы ликвидировали в Чугуеве, - отдал блокнот старику Виктор и подумал, -  были из айнзацгруппы D. Она подчиняется Олендорфу.
- И приходили за тобой в Берлине тоже люди Олендорфа, - кивнул Виктору старик, - выходит, на каком-то этапе Олендорф получил ключ к машине времени не самостоятельно, и не с помощью немецких физиков, а от твоего отца.
- Ну вряд-ли они общались об этом, - ответил Виктор, - в этом году, отец привлёк к работе мало что смыслящего в физике Энниса Уотсона. Тот, конечно знал чем они занимаются. Можно предположить, что Уотсон передал Олендорфу какие-то бумаги отца. Но какой смысл Олендорфу вербовать малограмотного Уотсона, если Олендорф напрямую общался  с отцом?
- Я не думаю, что этот Олендорф приходил за машиной времени, - ответил старик, - в этом времени Отто Олендорф только окончил университет, занимается вполне мирным трудом не связанным с политикой и армией, но зато связанным с наукой и техникой. В ангаре находились сельскохозяйственные машины, которые он отправлял в Германию. Судя по всему, он пригласил твоего отца провести их осмотр.
- Приехать в Фулем из Саутгемптона за электриком, - ответил Виктор, - это всё равно, если бы мы поехали их Кронштадта в Царское Село за автослесарем.
- Значит твоего отца ему кто-то рекомендовал, - посмотрел на него старик.
- Любые знакомые отца и сами могли провести осмотр машин, - подумал Виктор, - рекомендовать мог только тот человек, который очень хотел чтобы молодой Олендорф встретился с отцом.
- И придя к нему в мастерскую, - кивнул старик, - что-то с собой унёс из того, что твой отец, по неосторожности, оставил на видном месте, и чего не спохватится в ближайшее время. Олендорф - физик и прекрасно разбирается в физических формулах и терминах. И заинтересовать его могли только внятные записи, - старик подумал, - ну, или готовая модель машины.
- А ведь верно, - ответил Виктор, - модель стояла у отца в мастерской на рабочем столе, почти на виду. Если Олендорф приходил в мастерскую, он не мог её не заметить. И не мог не проявить интереса, если он физик. Любой другой мог запросто перепутать её с амперметром, например, но только не человек разбирающийся в физике. А увидев машину, он мог полезть по записям. И если отца, например, не было в мастерской, то ему бы хватило времени что-то сунуть себе в карман.
- Остаётся только вопрос, кто навёл молодого Олендорфа на мастерскую твоего отца, - ответил старик, - и судя по всему, он сейчас тоже находится в этом времени.
- Да, - согласился Виктор, - посыльный от Олендорфа не мог прибыть исключительно с целью порекомендовать нужного электрика. Он где-то в порту Саутгемптона и наверняка ждёт посадки на «Титаник». И наверняка не один. Иначе нет смысла тут крутиться вообще, тем более накануне самого значимого события двадцатого века. Умысел понятен, - подумал Виктор, - гоняться за моим отцом и мной, чтобы получить записи, которые ещё надо забрать Лондоне, жертвуя силой, временем, людьми, это слишком накладно. И после провала миссии в Чугуеве Олендорф это понял. А вот намекнуть молодому Олендорфу чтобы тот заглянул в стол, или куда-то рядом со столом в мастерской, это куда проще. Главное, просто направить его туда. Таким образом, хоть что-то да попадёт к нацистам и остаётся только захватить моего отца. После этого, сунуть ему под нос его же записи и заставить его продолжить работу у них под контролем.
Виктор усмехнулся.
- Гениально. И теперь всё сходится и встало на свои места. Какие есть соображения, Чарли? - посмотрел на старика Виктор.
Старик тихо усмехнулся.
- Я в Германию, - ответил он, - нужно выяснить что вынес из мастерской твоего отца молодой Олендорф. Это могла быть только бумага. А если это научные записи, то в Германии к ним серьёзно может отнестись только один человек. Это Эйнштейн. Вот именно его я и проведаю.
- Думаешь предложить ему что-то взамен? - кивнул Виктор.
- Нет, - ответил старик и помолчал, - пусть собирают свою машину времени… Но уже под нашим контролем.
Он махнул рукой подзывая официанта.
- Принеси ещё два кофе, дружище! - старик глянул на Виктора, - вот это я понимаю стабильная жизнь! В 1937 году он ещё будет подавать пиво и кофе в этой забегаловке, - усмехнулся старик Виктору…

Глава 11
АВОКА; ИРЛАНДИЯ; МАРТ 1912 ГОДА
Авока, небольшой городок на берегу моря, жил своей привычной жизнью, которую, как правило никто и ничто не могло нарушить.
Полусонные улочки, пыльные и душные днём и дышащие свежестью и прохладой по утрам. Улочки были беспорядочные, бегущие как им вздумается и куда вздумается. Церквушка со старинной колоколенкой, да рыночек на площади, прямо перед морем, где заботливые и суетливые хозяйки, дружелюбные ко всем и завидующие друг другу как-то по доброму, старались перехитрить друг друга и умело соперничали между собой в базарном мастерстве. Тут они встречались по утрам и начинали свои сплетни да слухи, к вечеру о которых уже знал весь город.  Шумно, громко, по секрету всему свету перекрикивались они через площадь. Хозяюшки громко делились тайнами и тут же, так же громко, просили их никому не говорить.
На другом конце городка дымили огромные доменные печи. Здесь уже был край суровых рабочих всех возрастов, от мальчишек лишённых детства до глубоких стариков. Всех возрастов и одной профессии. Авока был городок сталеваров. И все сталевары работали тут, у доменных печей, серые, с копотью на лице и не единожды обожженными руками. Гул, грохот напоминающий взрывы, и мрак, не прекращавшиеся никогда, были слышны далеко от завода и давно стали привычными для Авоки.
По утрам, казалось городок дышал свежестью. Но ночью он наполнялся грохочущим гулом и над Авокой вставало алое марево от плавильных печей, заполнявшее всё небо. Оно исчезало только с утренней зарёй. Но исчезая, марево не исчезало на самом деле, а падало на город в виде блестящей, сверкающей пыли, на улочки, площадь, церквушку с колоколенкой и на всех его жителей.
Вечером чайки обычно кричат над морем. Чайки встречали рыбаков, немногих оставшихся ещё в этом городе. Сейчас уже редко Авока провожала своих жителей в море. Но несмотря на то, что рыбацких шаланд становилось всё меньше и меньше с каждым годом, рыбы на базаре никогда не убавлялось. И обленившиеся чайки не уставали клянчить для себя рыбу. Они, с наступлением сумерек густо покрывали берег и качались на волнах, на самом прибое, и забирали всё то что оставляли на берегу рыбаки. Чайкам было чем поживиться.
Уже почти наступила ночь, когда на морском пляже появились соперники чаек. Трое мальчишек, из которых ясно выделялись два подростка и малыш лет семи, может восьми. Они медленно брели по ночному берегу, подбирая то что не подобрали чайки. Освещая песок вокруг себя маленьким факелом, мальчики собирали в сумку выброшенную рыбаками тюльку. С особенным восторгом мальчишки находили небольших рыбёшек, которых тоже оставляли рыбаки. Их было не продать, но мальчишкам они были в самый раз. И шли дальше. Следом за ними едва поспевала девчушка лет девяти. Как раз она и несла основную ношу, которую по-джентльменски всё взваливали и взваливали на неё мальчики.
На пляже много чего можно было найти и много чем можно было поживиться, если ты бездомный, или бедный, или и то и другое, и в придачу ещё и голодный.
Факел почти погас и только тускло тлел, уже не освещая дорогу, а скорее мешая мальчишкам.
Старший мальчик залез на дно перевёрнутой лодки, размахнулся и со всей силы швырнул факел в воду. Тот на мгновение зашипел и тут же исчез в ночном море. Мальчик спрыгнул на песок и вдруг отпрыгнул от лодки словно ошпаренный.
- А! - вскрикнул мальчик наступив на чью-то руку, - тут мертвяк!
Но ещё больше он испугался, когда «мертвяк» зашевелился и схватил его за ногу.
Мальчишка упал, но «мертвяк» потянул его за ногу к себе и присев отпустил ногу мальчика.
- Ты чего орёшь, бродяга? - спросил «мертвяк», мужчина лет сорока в военном мундире без значков.
- Простите, сэр! Мы думали, что Вы умерли! - испуганно дышал мальчишка.
Все остальные остановились наблюдая за их беседой со стороны.
- Спасибо, молодые люди, - усмехнулся «мертвяк».
Мальчик увидел под курткой «мертвяка» револьвер и патронташ полный патронов вдоль пояса.
- З… за ч… что, сп… спасибо, сэр? - заикаясь, спросил мальчишка.
- Ну, долго буду жить, - усмехнулся «мертвяк», - тебя как зовут, шальной? - спросил он мальчика.
- Г… Генри О`Коннор, сэр, - дрожа губами ответил мальчик, - а это мои братья и сестра. Аластер, Мерти и Рейчил.
- Очень приятно, Генри О`Коннор, - улыбнулся «мертвяк», - ирландцы, значит?
- Д… да, сэр… но разве это плохо? - испугался Генри, пытаясь попятится назад, но не смог от страха сдвинуться с места.
- Это просто замечательно, сынок! - ответил восторженно «мертвяк».
- Правда? - удивился испуганно Генри.
- Угу, - кивнул «мертвяк», - бегом дуй в полицейский участок, - сказал он мальчику, - и позови сюда капитана Шона Бодхара. Получите по шиллингу, каждый. Понял?
- По шиллингу? - внезапно изменился в лице Генри, - а вы не обманываете нас?
«Мертвяк» только покрутил головой.
- Сэр! - радостно воскликнул Генри, - сию минуту! Я сам его приведу! Да я его на верёвке сюда приволоку, если он идти не захочет! - и подскочив бросился вперёд братьев и сестры в город.
Аластер, Мерти и Рейчил, что-то крича ему вслед, едва поспевали за братом…

Капитан Шон Бодхар уже собирался задремать в полицейском участке, когда в участок влетели четверо детишек и наперебой начали его куда-то звать.
- А ну тихо! - прикрикнул капитан на них, - по одному! Что случилось? Какой ещё мертвяк на море? Вы что несёте тут мне, полоумные?
Дети замолчали.
- Сэр, - уже спокойно сказал Генри, - на море человек, который Вас зовёт. Он военный.
- Военный? - удивился капитан Бодхар, - а что ему надо от меня и что он делает на море ночью?
- Он не говорил нам этого, сэр, - ответил ему Генри, - он приказал позвать непременно Вас и больше ничего не говорил. Ещё сказал, что если Вы придёте, то он даст нам по шиллингу!
- Тоже мне, дежурство, - выругался капитан Бодхар, - Тревор! - позвал он помощника, - посиди тут вместо меня. Пойду схожу с этими оборвышами на пляж, гляну какой там военный…
Через четверть часа, получив свои шиллинги, дети, радостно переговариваясь между собой, бежали обратно в город. Бодхар с сожалением посмотрел им вслед и наконец поздоровался с тем, кого они называли «мертвяком».
- Раз уж ты, Стрелок, появился в моём городе, то стало быть ты тут не один? - усмехнулся капитан Бодхар.
- А ты как думал, Шон? - поднялся с песка Кнак, - не то что не один! Сам понимаешь, время опасное, события разворачиваются стремительно, - он подошёл к капитану Бодхару и положил ему руку на плечо, - ну так и будем тут говорить, или пройдём к тебе в участок?
- Да уж лучше в участок, - согласился капитан Бодхар, - неровен час эта четвёрка надумает похвастаться откуда шиллинги, то пропадём оба.
- Веди? - сказал Кнак.
- Пошли, махнул рукой капитан Бодхар, - только быстро, и не сильно светись у фонарей.
В участке, капитан Бодхар запер за собой двери на ключ и опустил жалюзи на окнах.
- Ну так что же привело тебя к нам? - посмотрел Бодхар на улицу сквозь жалюзи и присел напротив Кнака.
Тусклая лампа освещала жёлтым светом маленькую комнатушку, а пар от закипевшего чайника густым облаком поднимался к потолку.
- Революция, Шон, революция, - отпил Кнак горячего чая из железной кружки, - нужно обеспечить отвлекающий маневр, дать возмозжность О`Брайену принять важный груз в Ольстере и вооружить несколько наших групп немецкими карабинами, соединив их в одну ударную бригаду.
- Я понимаю так, речь идёт о том, что немцы подбросили нам оружие, Генри? - посмотрел капитан Бодхар на Кнака и нервно закурил.
- Да, - согласился Кнак, - немцы нам подбросили оружие и мы готовим выступление в ближайшие пару лет, если, конечно, ничего не помешает.
- И что требуется от Авоки? - спросил капитан Бодхар как-то равнодушно и тихо? - и с чего вы вообще решили, что англичане дураки и клюнут на вас тут?
- Клюнут. Непременно клюнут, - ответил Кнак, - ты думаешь, что им захочется терять свои сталеплавильни? У них остановятся верфи в Бэлфасте, и не только верфи. И не только в Бэлфасте. А требуется от вас немногое, - отставил Кнак чашку и облокотился на стол, пристально глядя на капитана Бодхара, - выступление сталеваров. Это парализует Ольстер и оттуда к Авоке подтянут полицию. А как только в город мы войдём отрядами, как только тут начнутся беспорядки и мы возьмём Авоку под свой контроль, сюда стянут войска из того же Ольстера и из под Куинстауна. Наша задача продержаться тут несколько дней, пока О`Брайен не перегруппирует силы и не разгрузят судно с оружием.
Он помолчал.
- Мы просит об очень не многом, Шон.
Капитан Бодхар подумал и посмотрел на Кнака.
- Ты понимаешь, что будет потом с этими людьми?
- Понимаю, - кивнул Кнак, - и там, - указал он пальцем на потолок, - не думаю, что не понимают.
- И что вы предлагаете? - кивнул Бодхар.
- Мне нужно будет поговорить с мэром и встретиться с активистами местного профсоюза, - ответил Кнак.
- Социалистами? - усмехнулся Бодхар, - от них толку — только митинги и шум на улице.
- Это нам и надо, Шон, - усмехнулся Кнак, - пусть шумят хоть сутки напролёт и погромче, чтобы англичане услышали их. Ты думаешь, я решусь захватывать этот городок напрямую? Нет, - снова, криво усмехнулся Кнак, - пусть это сделают марксисты. Ну, по крайней мере, пусть англичане так считают. А мы появимся тогда, когда старик мэр уже не будет знать что делать, а англичане стянут к городу как можно больше войск.
- Войск? Тут будут стрелять? - спросил Бодхар, слегка напугавшись.
- Будут, - кивнул Кнак, - разве я говорил, что будет тихо?
- Во всей этой ситуации, Кнак, хочу чтобы ты знал, - закурил Бодхар, - нам тут оставаться после вашей выходки уже будет нельзя. Ты гарантируешь мне место в ваших отрядах, и то что моя семья успеет уйти отсюда, прежде чем город снова займут англичане?
- Если тебя беспокоит твоя семья, то лучше будет всем если они уедут уже сейчас, - ответил Кнак.

Глава 12
Рано утром, в лагере партизан царило оживление. Лагерь проснулся с первыми проблесками зари и немолодой командир, Джордж Кроч, ходил от палатки к палатке поднимая спящих бойцов. Он будил их по тихому, без лишнего шума.
Называть палатками непонятной конструкции шалаши, в которых ветки чередовались с затыкавшим дыры тряпьём, служившем так же и подобием двери, было нельзя. Но, тем не менее, их называли палатками, на военный лад.
- Дядя Джордж, - проснулся, не отойдя окончательно от сна, совсем молодой боец и протирая глаза уставился на Кроча, - дядя Джордж, пустите домой на недельку. Овечек пора стричь, мамка передавала. Говорит, что сама не управится.
- Гм, - удивлённо глянул на него Кроч, - какие овечки, Артур? Подождут, не расстроятся овечки твои. Так и передай мамке, что тут немножко война. Мы в окопах сидим. А она тебе про овечек опять ноет? Я вот скажу ей, как увижу!
Кроч поправил винтовку на плече и отошёл, оставив Артура в растрёпанных чувствах и с явным огорчением нарисованным на лице.
Немного постояв посреди лагеря, что расположился прямо на старой ферме, давно заброшенной и поросшей лесом, убедившись что все бойцы проснулись и никто даже случайно не забыт и не дремлет спрятавшись подальше от всех, Кроч направился прямиком в небольшой каменный домишко, вросший  в землю.
Домик стоял спрятавшись за высокими кустами и молодыми деревьями. Когда-то там жили люди. Потом они ушли. Точнее — их вынудили уйти бросив всё. Потом вырос лес и сейчас тут был штаб.
- Овечки! - усмехнулся Кроч, войдя в дом и упав на лавку у стены, почти развалившись по деловому.
Он достал флягу и выплеснул из неё в ведро половину содержимого, налитый вчера лимонад. Откупорив другой рукой флакон со спиртом, Кроч принялся бережно, стараясь не пролить ни капли, заливать спирт во флягу.
- Ты очень много пьёшь, Джордж, - склонился над картой Кнак, не глядя на Кроча.
- А когда я мало пил, Генри? - спокойно ответил Кроч, перелив спирт и закрутив крышку, - если я не пил, то наверное давно бы двинулся умом от всего вокруг и от овечек, которых пора стричь.
Он подцепил флягу к поясу и встав, прошёлся к маленькому мутному окошку.
- Остров Мэн, остров Мэн, - пропел он тихо и глянул на Кнака, - овечки! Вы только подумайте! - рассмеялся он, - тут война, а эта дура сыну передаёт, мол «овечек стричь пора»!
- Действительно, пора, - кивнул спокойно Кнак, - иди сюда, глянь на всё это дело.
Кроч подошёл к карте и встал рядом с Кнаком, не склонившись над ней, а глянул через плечо Кнака.
- Вот здесь, - указал карандашом Кнак и нарисовал на карте маленький кружок, - англичане устроили арсенал. Не то чтобы большой, но существенный для нас. Там, по данным разведки, далеко не старьё, но этим барахлом они планировали вооружить местных добровольцев в случае войны… - он подумал, - с нами.
- Добровольцев? - ухмыльнулся Кроч, - ну так давай поможем им выполнить их же инструкции!
- Выполним, - кивнул Кнак, - обязательно выполним. Сегодня, ближе к вечеру, наведайся туда и тихо смени их караул.
- То есть, сменить караул? - не понял Кроч.
- Арсенал охраняет всего отделение, - пояснил Кнак, - заявитесь туда, ориентируйся по ситуации, но без лишнего шума. Поставишь там наших бойцов. А чтобы раньше времени не поднимался ажиотаж среди местных, переоденешь наших караульных в британские мундиры. Только побрить и подстричь не забудь наших вояк.
- Понял, - подмигнул Кроч, - а с железом что делать?
- Ну сказали же англичане? - ответил Кнак, - выдать его добровольцам! Грузишь на телеги и доставляешь в город, в полицейский участок, капитану Бодхару.
- Этим бобби, что ли? - опешил Кроч, - да ты с ума сошёл!
- Полиции, - кивнул слегка улыбнувшись Кнак, посмотрев на него, - ирландским патриотам! Город займут они, а мы войдём туда без боя.
Он снова глянул на карту.
- Завтра уже начнётся веселье. Полиция перешла на нашу сторону. Главное, чтобы они дали уйти этому гусю в яблоках.
- Гусю? - не понял Кроч.
- Мэру, - ответил, словно поясняя, Кнак, - у этого дебила хватит ума поднять панику с истерикой.
Он снова глянул на карту.
- Пусть поднимает, - спокойно добавил Кнак.
- Хитёр ты, Стрелок, - отцепил от пояса флягу и открутив крышку, сделал глоток Кроч.
- Дерьмо этот лимонад, - проворчал он, - надо было содовую брать. Ну так я пошёл? - спросил он цепляя обратно флягу.
- Удачи, брат, - улыбнулся ему в ответ Кнак.
Через пару минут, снаружи донёсся весёлый голос Кроча.
- Собираемся, ребятки! Англичане нас в гости ждут! Заждались, говорят, уже!
Кнак снова задумался и склонившись над картой погрузился в размышления.

Кроч был весёлый, толстый и добродушный человек. Можно было бы назвать его здоровяком, если бы он не был невысокого роста. Хотя, кулачища Кроча выдавали в нём былого богатыря. Ему было за пятьдесят и на своём веку Кроч успел повоевать и за Англию, и против англичан, и старался попасть именно туда, где можно было порвать английские мундиры об чьи-нибудь штыки. Он даже участвовал в англо-бурской войне, на стороне буров, после чего вернулся в Ирландию и призывал ветеранов той войны, в которых он стрелял в Африке, отстоять свои права с оружием в руках. И такая возможность ему представилась очень скоро. Едва только появилась Шинн Фейн, Кроч один из первых, не мало не задумываясь, пополнил её ряды. Но и Шинн Фейн для него показалась уж слишком либеральной и слишком долго тянущей «кота за хвост». Первый же партизанский отряд был создан именно Джорджем Крочем.
Как и Кнак, Кроч ненавидел англичан не потому что они были они были англичанами, а потому что он был ирландцем, одним из тех кто не желал прощать обиды даже трёхсотлетней давности.
Что до самого Кнака, то Кроч, хотя он и был его братом по оружию, не доверял своему командиру. Кнак был слишком молчалив, недоверчив и даже взгляд его вызывал у Кроча, да пожалуй и у всех, какой-то душевный страх. Если он говорил, то говорил он тихо, медленно, разборчиво, и всегда коротко и ясно. Такие люди всегда вызывают страх.
Кнак любил старую Ирландию и часто поговаривал о том, что неплохо бы было иметь своего короля. Непонятно почему Кнак вообще примкнул, в своё время, именно к республиканцам. Многие видели в нём английского шпиона и понимали, что рано или поздно Кнак обрушится в своём праведном порыве и на Шинн Фейн, и на всех партизанских вождей. На самом же деле, если Кнак кого-то и не любил во всей этой надвигавшейся, с каждым днём ближе и ближе, большой войне, то только тех вождей которые сидели за океаном и давно забыли что такое Ирландия, и как она выглядит рано утром, когда восходит солнце.
Кнак был романтиком, даже большим чем казался. Когда-то он был британским офицером. И даже воевал. В той же Африке, против Кроча и буров. Именно там и состоялось их знакомство, когда и тот, и другой, по достоинству оценили друг друга. Вторая их встреча уже была в Ирландии, когда пришло время браться за оружие тут.

Кнак отшвырнул карандаш и присел возле стола.
Вошёл Артур.
Кнак молча глянул на него и Артур, так же молча, положил перед ним толстую пачку английских газет.
- Пресса теперь доставляется и партизанам? - усмехнулся Кнак, - ценю внимание английской почты.
Он взял одну из газет.
- Привёз местный почтальон, - по военному отрезал Артур, - говорит, что тут только пропаганда, нормальных новостей нет.
Кнак развернул газету, пробежал глазами первую полосу и усмехнулся.
- Германские шпионы нагнетают обстановку в Ирландии, - прочёл он вслух, - основной их задачей является, настроить местных крестьян против британской администрации. Германские наёмники, переодеваясь в солдат и офицеров Его Величества, совершают нападения на безвинных ирландских крестьян и горожан. На прошлой неделе, - Кнак усмехнулся, посмотрел на Артура и продолжил выразительно читать, - возле города Куинстаун, переодетые в наших военных бандиты, главарём которых является некто Генри Кнак по кличке «Стрелок», а так же его сообщники с кличками «Геби» и «Ротар», сожгли дотла имущество принадлежащее ирландской, благочестивой католической семье Сейдж. Один бандит был убит в перестрелке. Остальные, в количестве около тридцати бандитов, с позором, словно перепуганные бешеные собаки, скрылись в ближайшем лесу. Герой, отбивший нападение подлых бандитов, капитан Сэмюэл Сименсон, представлен к высокой королевской награде.
Кнак улыбнулся и посмотрел на Артура.
- Передашь матушке, с очередным вестовым, что перестрелки, в принципе и не было. Пусть успокоится.
Он вздохнул.
- Вот так почитаешь их прессу и сам начнёшь верить, что мы бандиты и вообще и задумаешься - «А на той ли стороне мы воюем»?
- Да полно Вам, командир Стрелок, - улыбнувшись, ответил Артур, - кто им верит тут?
- Важно не то, что тут не верят, - отложил газету Кнак, - важно то, что это читают не только в Ирландии. Что говорит почтальон? - посмотрел он на Артура.
- Ничего особенного, - ответил Артур, - говорит, что в городе профсоюзники начинают забастовку. Сигналом будет сирена с набатом одновременно, на заводе. Мэр бесится, а полиция отказывается арестовывать зачинщиков. На Доме Профсоюзного Собрания красный флаг. Над полицейским участком сегодня подняли ирландский.
- Хорошо, - улыбнулся Кнак, - позови ко мне Габи и Ротара. Объявляй готовность номер один, бери десяток бойцов и занимай деревню Бадед. Я, со своим взводом, буду находиться в Эйри, недалеко от тебя. Твой позывной — Летучая Мышь.

На сталелитейном заводе впервые за много лет было неспокойно. Ещё не прошла пересменка, когда тревожно забил набат и взвыла сирена.
- Что происходит? - отбросил ковш пожилой сталевар и вместо ответа увидел, что в цех вбежал молодой рабочий, только что сменившийся после ночи.
- Бросайте печи! - кричал молодой рабочий пытаясь перекричать шум и грохот металла, но его никто не слышал. Тогда он схватил огромный прут и со всей силы ударил им по пустому чану, висевшему рядом с входом.
Гул заставил всех посмотреть на этого молодого рабочего.
- Бросайте печи, говорю вам! Там намечается что-то серьёзное! Все во двор! - прокричал тот и выбежал из цеха.
Сталевары, только удивлённо переглянулись и нехотя бросив работу, пошли следом за ним.
Заводской двор уже весь гудел и был битком забит людьми, которые толпились и кучковались повсюду. То и дело повторялся гул сирены. Он глушил непрестанно бьющий набат. Но едва из окна администрации вывесили красный флаг, как набат и сирена стихли, а рабочие радостно закричали.
- Урааааа! - раздался крик рабочих увидевших алое знамя.
Человек державший флаг, начал им размахивать в ответ, а на балкон вышли двое.
Один был одет в рабочий комбинезон, а во втором узнавался секретарь владельца завода.
Секретарь швырнул в толпу пачку листовок.
- Товарищи! - крикнул рабочий стоявший рядом с ним, - товарищи! Сейчас все, организованно, движемся к зданию профсоюзного собрания! Администрация завода и полиция на нашей стороне! Мы требуем, немедленного принятия постоянно блокируемого в парламенте Билля о гомруле! Ирландия будет свободной, народной республикой советов, а не сырьевым придатком Британской Империи! Мы не дадим больше им стали выплавляемой в наших печах, из нашей руды, нашими руками! Да здравствует Свободная Ирландия!
- SinnFein! - закричала толпа, - мы свободны! Не дадим англичанам стали! Да здравствует республика! - и все ринулась к воротам завода неорганизованной колонной, на городскую площадь.
Охрана расступилась перед рабочими и присоединилась к ним. На улицах, из окон домов смотрели люди приветствуя это шествие. Над полицейским участком поднялся ирландский флаг. Увидев его, рабочие поняли, что полиция на их стороне и власть в городе теперь находится в их руках...
- Долой короля! Смерть саксам! - крикнул кто-то и его крик подхватили все вокруг…
Глава 13
В предместье Авоки, которое носило звучное название Эйри, всё было спокойно и тихо. Ни набат, ни гул с завода не взволновали жителей предместья. Сирену они слышали часто и уже давно не придавали ей значения. Она гудела каждый раз перед пересменками и давно считалась чем-то привычным.
Хозяйка крайнего дома даже не удивилась увидев выходящих строем из лесу солдат, направившихся к посёлку. И только когда они приблизились совсем близко, хозяйка вдруг поняла, что это не английские солдаты.
Бросив корзину в которой она несла зерно для кур, хозяйка со всех ног бросилась в дом.
- Том! Том! - закричала хозяйка мужу, едва вбежала на порог, - солдаты! Солдаты идут!
Том, немолодой мужчина, как раз завтракал. Увидев встревоженную жену он встал из-за стола и взмахом руки прогнал сынишку лет шести.
- А ну кыш к себе и не выходить без разрешения, - проворчал он и кивнул жене, - чего им тут надо? К нам отродясь республиканцы не заглядывали.
- Уже! - всплеснула руками жена, - не англичане! Наши солдаты!
Том не успел ничего ответить. В дом, отпихнув жену, вошли солдаты.
- Ты хозяин? - указал взглядом на Тома Кнак.
- Да, сэр… - растерялся Том.
- Отлично, - кивнул ему Кнак и пройдя, присел за стол, - забирай супругу, всех кто в доме есть и переселяйтесь в подвал. Тут теперь проходит позиция.
- Какая позиция? - растерялся ещё больше Том.
- Военная позиция, хозяин, - глянул на него Кнак, - воевать будем, земляк!
- Ребёнок… о Боже, у нас ребёнок! - запричитала жена и бросилась за мальчиком.
- Ты слышал? - снова глянул Кнак на Тома, - у тебя сынок, дружище! Подумай лучше о нём…
На церквушке зазвонил колокол, но очень скоро он затих. Над самым верхом колокольни, прямо над входом, появился флаг Свободной Ирландии.
Кнак молча подождал пока Том, его перепуганная жена и плачущий сын покинут дом, присел за стол и разложил карту.
- Командиры ко мне, - проговорил не глядя вокруг Кнак…

На главную улицу Авоки въехали грузовики с солдатами. Военные машины повернули в город с лесной дороги, сразу же подняв переполох и тревогу. Промчавшись на полной скорости по главной улице, встреченная свистом и криками прохожих колонна, остановилась перед полицейским участком.
- Приехали! - крикнул Кроч вылезая из кабины передней машины.
Он бросил взгляд на собирающуюся вокруг толпу.
- Ну чего вам люди добрые? Свои мы, свои! - проворчал людям Кроч и молча направился в участок.
- Ты что ли Бодхар? - войдя в кабинет к капитану, присел на стул у стены Кроч, - принимай железо, подарок от Стрелка, - усмехнулся он.
- А где сам Кнак? - кивнул ему Бодхар в ответ, глянув в окно на грузовики.
- А Кнак сейчас занят, - ответил Кроч, - и это хорошо. Значит будем подальше от начальства и поближе… - отцепил он фляжку от пояса и отвинтив крышку, вылил себе в рот глоток своего лимонада со спиртом, - поближе к кухне, - выдохнул Кроч посмотрев на Бодхара, - извини, не предлагаю, закончился, - сказал он.
- Ну с выпивкой у нас в городе порядок, - ответил ему Бодхар, - а что привёз?
- Три тысячи винтовок, штук пятьдесят наганов и несколько пулемётов, - ответил Кроч, - о боеприпасах англичане просили не беспокоиться. Три грузовика.
- Грузовики они тоже сами отдали? - посмотрел на него Бодхар.
- А мы их не спрашивали, - сказал Кроч, - зачем мертвецам грузовики, капитан?
Бодхар присел и вздохнув глянул на Кроча.
- Ну теперь точно война будет, - проговорил он.
Бодхар подумал и поправил фуражку.
- Полк сталеваров и мальчишек равен взводу солдат, - глянул он на Кроча, - надеюсь, что Стрелок догадается прислать нам в подмогу ещё несколько человек. Тогда, твои бойцы и мои полицейские, может быть смогут нужное время отвлекать на себя саксов.
Кроч покачал головой.
- Вот потому я, сколько знаю Стрелка, и не расстаюсь с этой фляжкой, - подцепил он фляжку обратно на пояс.

Оружие начали раздавать как-то сразу. И точно так же, как-то сразу и без команды, к грузовикам выстроились длинные очереди.
- Вступаем в отряд самообороны! - закричал кто-то и тут же, прямо рядом с ним поставили стол.
Кроч, протиснувшись сквозь толпу, подошёл к столу.
За столом, склонившись над толстой тетрадью, сидел полицейский. Он молча, только спрашивая фамилию, записывал каждого кто подходил. Потом, так же молча, брал какой-то маленький бланк у солдата сидящего рядом, вписывал фамилию добровольца, подписывал бланк, отдавал бланк добровольцу и провожал его словами - «Получай оружие».
Кроч постоял, оценил ситуацию и увидев, что разрешение на оружие выписывают на заводских накладных, даже усмехнулся в душе.
- Точно что железо! - подумал Кроч.
Мимо него протиснулась четвёрка детей.
- Генри О'Коннор, сэр! - услышал Кроч детский голос, - и мои братья, Аластер и Мерти! И наша сестра Рейчил!
- Сынок, - посмотрел на него полицейский, - вам по сколько лет? Тут война, понимаешь?
- Но сэр! Мне уже тринадцать! - возмущённо начал было Генри, переглянувшись с братьями.
Полицейский проворчал что-то сам себе, переглянулся с солдатом, взял бланк и подписал его.
- Только тебе, - пригрозил полицейский пальцем, - и скажи, что разрешаю только револьвер. А братья и сестра пусть идут помогают возле Дома Профсоюзного Собрания.
- Но почему револьвер? - удивился Генри, - разве я…
- Иди, - ответил ему полицейский и дети, что-то возмущённо говоря друг другу, ушли к грузовику.
Кроч посмотрел на уходивших детей, потом глянул на полицейского.
- Идейная гвардия, как я погляжу, - кивнул он детям вслед.
- Это О'Конноры, - ответил полицейский, - зимой осиротели. Им и податься некуда, поэтому они теперь не отстанут от нас. Но у них есть плюс, - посмотрел он на Кроча, - они ходят там, где мы не ходим. И узнают первыми, то что происходит вокруг.
- Хорошие ребята! - усмехнулся Кроч, - пожалуй, наган им действительно нужен. Пойду поговорю с ними, - словно зевнул он полицейскому и пошёл за детьми.
Посмотрев со стороны на то, как Генри получил свой наган и патроны, Кроч свистнул ему и подозвал к себе.
- Да, сэр, - подошли к Крочу дети.
- Ну что, боец? - подмигнул ему Кроч, - заходи в участок, разговор есть. И получишь своё первое задание.
- Уже? Так быстро? - обрадовался мальчик.
Кроч открыл двери участка и махнул Генри рукой, приглашая всех зайти...
- Ну так что, Генри О'Коннор, - присел Кроч за стол, напротив капитана Бодхара и глянул на Генри, - я слышал, вы ребята шустрые да быстрые?
- Очень шустрые, - усмехнулся, глядя на мальчика Бодхар, - неделю назад я никого из не смог поймать, когда на базаре, эта четвёрка спёрла целый поднос с пирожками.
- Оно само получилось! - ответила Рейчил, заступаясь за братьев, - и мы кушать хотели!
Кроч рассмеялся, жестом ладони успокоил Рейчил и снова глянул на мальчика, который только переминался с ноги на ногу и думал, как бы сделать так, чтобы у него не отобрали револьвер.
Кроч понял о чём думает Генри.
- Не бойся, - вмиг успокоился его он, - знаешь где тут охотничьи тропки, где к городу можно незаметно пройти, - глянул он на Генри, - или даже выйти?
- Знаю, - уверенно кивнул мальчик, - а вам нужно показать?
- Не мешало бы, - ответил Кроч, - но покажешь ты не мне, а тогда когда надо будет и тому кому надо. А сейчас, - он глянул на детей, - сколько кому лет, только честно?
Дети переглянулись.
- Мне скоро тринадцать, - ответил Генри, будто пытаясь Кроча в чём-то убедить, - но это честно, а не так как я говорил полицейскому! А Аластеру уже десять, а Метри одиннадцать, а Рейчил восемь было в марте. А что? Нас не возьмут?
- Пфффф… - выдохнул Кроч, - мы с капитаном Бодхаром тут самые главные командиры, Генри, - сказал он, - а вы четверо будете нашими разведчиками.
- Ух ты! - послышался голос Мерти, но Генри вмиг одёрнул его.
- Аластера и Рейчил я направляю на разведку в город, - продолжал Кроч, - пусть ищут шпионов и обо всём докладывают лично мне, или капитану Бодхару. А ты и Мерти, наблюдаете за своими тропками. И смотрите, кто по ним ходит, куда, когда и сколько их там. Думаю, что саксов вы узнаете за версту. Как увидите — сразу бегом ко мне! Поняли?
- Поняли, - кивнул Генри глядя на Кроча.
- Ну чего стоишь, солдат? - кивнул ему Кроч, - в твоих руках судьба всего города! Выполнять!
- Есть, сэр! - радостно, чуть не закричал мальчик и бросился к выходу.
Братья и сестра побежали за ним.
Борхар и Кроч переглянулись.
- Ты думаешь, от них будет толк? - спросил Бодхар.
- От этих? - кивнул на выход Кроч, - ну, по крайней мере мы отправили их подальше от места, по которому будут стрелять. И теперь их не убьют, - подумал он.
Дверь открылась.
На пороге стоял невысокий толстый человек.
- Это как понимать? - не-то возмущённо, не-то удивлённо начал он, - в моём городе, полным ходом идёт раздача оружия! И кто раздаёт? Начальник полиции!
Бодхар усмехнулся и кивнул Крочу.
- Мэр.
- Да! Я помню, что я мэр! - снова закричал человек.
- Да успокойся ты, присядь, - не вставая, сказал ему Кроч.
- А это что за бандит? - глянул на Бодхара мэр, - это один из них? Почему он не арестован, позвольте спросить! И почему Вы, капитан Бодхар, мало того что не пресекаете происходящее, а сами участвуете в вооружённом мятеже!?
- Ну уж позвольте, - пожал плечами Кроч, - я не бандит, а капитан Ирландской Республиканской Армии Джордж Джон Кроч, - усмехнулся он, - а Вы кто вообще? То что мэр, я слышал. Как зовут мэра? Неприлично ведь как-то, обращаться к первому человеку в городе, как к простому бродяге? Верно?
- Нейл Степс! - ответил возмущённо мэр, - сэр Нейл Степс, если можно!
- Можно, - кивнул улыбаясь Кроч, - ну так вот, сэр Нейл Степс, - сменил он улыбку на суровое выражение лица, - мы тебя не арестовали только потому, что тебя выбирали эти люди. И это значит, что они тебя либо уважают, либо у тебя большое влияние. А мы уважаем выбор этих людей. Ты уже сообщил саксам, про то что мы тут?
- Да, сообщил, - нервно ответил Степс, - успел сообщить телефонограммой, пока ваши бандиты не перерезали провода телефонного кабеля. Но я собираюсь отправиться в боро, где доложу о том что происходит в моём городе!
- Ну так поспешите, сэр Степс, - ответил Кроч, - боюсь, как бы не мои бандиты, а рабочие сталеплавилен не учинили над Вами самосуд. Я тогда не смогу Вас спасти, - пожал он плечами.
Степс нервно глянул вокруг, так же нервно ухмыльнулся и вышел хлопнув дверью.
- Может, - кивнул ему вслед Бодхар, - арестовать? Пусть посидит?
- Не надо, - ответил Кроч, - Стелок приказал его отпустить. Он хочет, чтобы этот гусь добрался до своего начальства и поднял там переполох. Ты же понимаешь, что переполох очень нужен, - глянул он на Бодхара.

...КУИНСТАУН; СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ…
Нейл Степс добрался до Куинстауна уже под вечер и не застав губернатора на его месте, прямиком направился к нему домой.
- В городе мятеж! - отпихнув дворецкого, влетел Степс в кабинет губернатора, - я телеграфировал Вам, сэр, но Вас не было на проводе!
- Успокойтесь, Степс, - поднялся из-за стола и глянул на Степса губернатор, - и излагайте как следует, прошу Вас.
- Ладно, - собрался мыслями Степс, - разрешите воды?
- Принесите сэру Степсу воды, - глянул губернатор на дворецкого.
Подали воду.
Напившись, Степс вздохнул и посмотрел на губернатора.
- Я знаю, что республиканцы захватили Авоку и сталеплавильни, - сказал губернатор, - и узнал об этом, едва только с городом прекратилось сообщение по железной дороге. И знаю так же, что это сделал Стрелок и его банда. Но у меня к Вам вопрос, сэр Степс.
- Я слушаю Вас, - ответил Степс.
- Почему Вы здесь и почему Вы до сих пор живы? - спросил губернатор.
- Они меня выпустили! - ответил Степс, - и почему я должен умереть?
- Странный вопрос, Степс, - сказал губернатор, - первое лицо важнейшего стратегического города восточного побережья, даже не попытался оказать сопротивление мятежникам. Он спокойно прибывает ко мне домой, перед эим, передав город вооружённым людям из вражеской группировки. Это ли не измена, Степс? - посмотрел он на Степса.
- О чём Вы говорите, сэр! - вскричал Степс.
Губернатор прошёл к висящему на стене телефону и снял трубку.
- Соедините меня с генералом Арчибальдом Эйвоном, - произнёс он монотонно.
Очень скоро ему ответили.
- У меня мэр Авоки Степс, - так же монотонно произнёс губернатор, - потрудитесь незамедлительно прибыть ко мне.
Он обернулся к Степсу, едва повесил трубку телефона.
- Боюсь, у меня к Вам плохие новости. Как Вы понимаете, Ирландия находится на военном положении и я тут и гражданская администрация, и военное начальство в одном лице. И я вынужден Вас арестовать, до выяснения обстоятельств.
- Но позвольте! - снова вскричал Степс и хотел было броситься на губернатора чуть ли не с кулаками, но за ним, вместо дворецкого уже стоял военный.
- Я ждал Вас, Степс, - продолжал губернатор, - у Его Величества будет много вопросов. В том числе и вопрос о том, как сторонник сепаратистов оказался у Вас начальником полиции, как по городу спокойно разгуливали боевики «республиканской армии» и как Вы допустили их торжественный вход в свой город, чуть ли не парадной колонной под крики «ура!». Может быть Вы сами сдали город сепаратистам? И почему первым, кто со мной связался и доложил обстановку в городе, были не Вы, а лично Стрелок, который ещё, вдобавок, посмел выставить условия самому Его Величеству?
- Я ничего этого не знал, - проговорил Степс.
- Ну и зачем городу мэр, который вообще ничего не знает о том, чем дышит его город? - посмотрел на Степса губернатор и глянул на военного.
- Забирайте его, - кивнул он военному.
- Пошли, - схватил военный Степса за плечо.
- Я протестую! - закричал Степс, - да здравствует Его Величество король!
- Чёртов клоун, - отмахнулся губернатор и присел за стол.
Вскоре крик Степса затих.
В кабинет вошёл генерал Эйвон.
- Он арестован, - посмотрел на него губернатор.
- Да, я видел как его волокли в арестантский дилижанс, - ответил генерал Эйвон.
- И что думаешь по этому поводу? - кивнул ему губернатор.
- Определённо, - присел генерал Эйвон, - Стрелку нужен штурм и много шума. Но тут возникает один вопрос.
- Какой вопрос? - спросил губернатор, глянув на генерала Эйвона.
- Город они могут удерживать в лучшем случае пару дней, - ответил генерал, - все их бойцы, это вооружённые подростки, старики и несколько сотен рабочих, никогда не державших в руках оружия. Но, даже если к ним подойдёт подмога из хорошо подготовленного отряда партизан, в боеприпасах они всё-равно ограничены. И в территории тоже. Да и в провизии, и это элементарно! Кроме того, город переполнен жителями. Они вряд ли долго будут радоваться жизни под обстрелам, даже во имя идей Стрелка. То есть, Стрелок начал военную операцию не имея территории для маневра, источников снабжения, путей отхода. А между прочим, он кадровый военный, участвовал в войне и партизанит давно. А всё перечисленное мной — это азбука, сэр.
- И о чём это должно говорить? - спросил губернатор, слегка усмехнувшись генералу Эйвону.
Генерал Эйвон подумал и посмотрел на генерала.
- Настоящая военная операция сепаратистов происходит не в Авоке. Авока это спектакль, цирк, задача которого отвлечь внимание на себя. Где-то должно произойти что-то, ради чего О'Брайан решился пожертвовать своими людьми. И готов пожертвовать даже жизнями жителей Авоки.
- Пресвятая Дева Мария, - вздохнул губернатор, - ты предлагаешь, просто игнорировать действия Стрелка?
- Ни в коем случае, - ответил генерал Эйвон, - просто блокировать их нельзя. В городе находится сталелитейный завод, важнейший, осмелюсь напомнить. И он должен работать.
- Да, - кивнул губернатор, - домны останавливать нельзя. Иначе придётся демонтировать завод и строить новый. А это сотни тысяч фунтов. Его Величество придёт в ярость, если узнает, что от завода в Авоке остались кирпичные стены и куча железа. Да и каждый потерянный день, это не поставленные тонны стали, на те же верфи Бэлфаста, или, не дай Бог союзникам. А не поставленная сталь, это уже потерянные миллионы фунтов и десятки обанкротившихся благородных семейств.
Он глянул на генерала Эйвона.
- Начинайте военную операцию. Если нужно будет убить там всех, то убейте их всех. Я не собираюсь краснеть перед представителями знатных фамилий Великой Британии из-за того, что не лучшие представители общества решили поиграть в военный мятеж лишили их честного заработка. Новых сталеваров мы найдём, даже среди тех же бродяг которые только мечтают о работе портя своим присутствием внешний вид Лондона. А вот на новые плавильни, придётся раскошеливаться господам. И нам с Вами тоже, генерал.
- Слушаюсь, сэр, - кивнул генерал и хмуро вздохнул глядя в сторону…

Глава 14
БАДЕД; ПРЕДМЕСТЬЕ АВОКИ; НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
Солнце едва сверкнуло первыми лучами на востоке, когда караульные на пикете заметили остановившиеся на дальних полях грузовики.
Две машины показались из-за леса, почти нагло встали на виду у всей деревни и из них начали высаживаться солдаты.
- Командир Геби! - вбежал в дом, в котром находился штаб, вестовойя
Своим криком, вестовой разбудил Артура, а заодно и всех кто был в доме.
- Командир Геби! Саксы! Чуть меньше взвода! Похоже они выстраиваются к бою!
Артур вскочил с кровати.
- Какого чёрта кричишь, боец! - бросился он натягивать сапоги, - поднимай взво и занимайте оборону. Только боя без команды не начинать. Вначале глянем, что это за саксы.
Вестовой бросился во двор.
Артур выбежал за ним и уже через минуту был на пикете.
Английские солдаты растянулись по полю и медленно, держа винтовки наготове, надвигались на деревню.
- Всё понятно, - посмотрел на них Артур в бинокль, - похоже это рекогносцировка.
Он кивнул помощнику.
- Занять оборону. Подпускаете их как можно ближе и первым делом тихо снимаете офицера и капралов. Не преследовать. Они пробуют наши силы.
- Есть, сэр, - коротко ответил помощник.
Раздались два коротких свистка.
Партизаны залегли вдоль околицы и принялись ждать.
Англичане медленно приближались.
Артур поднял руку рассматривая их в бинокль.
- Давай, - махнул он помощнику.
Снова раздался свисток, на этот раз длинный. Сразу за ним последовал ружейный залп.
Упал офицер. За ним упали десяток солдат и оба капрала. Оставшиеся солдаты начали отступать, пытаясь отстреливаться.
- Огонь! Огонь! - закричал Артур и партизаны открыли беспорядочную стрельбу по убегающим солдатам.
Когда те уже были достаточно далеко и больше напоминали толпу в панике, чем солдат, Артур усмехнулся и убрал бинокль.
- Отставить огонь, - приказал Артур помощнику.
Раздался короткий свисток. За ним наступила тишина.
- Соберите оружие убитых и документы. Отправьте вестового в Эйри, - повернулся Артур к помощнику, - доложите командиру Стрелку о том, что саксы уже здесь и судя по сему их много.
Он снова глянул в бинокль на солдат.
Те спешно грузились на машины.
Грузовики завели моторы и уже через минуту скрылись за лесом.
- Направьте туда разведку, - кивнул бойцам Артур…

Гора Керри-Джейн не была самой высокой горой в округе, но была совершенно лысой, практически открытой всем ветрам, как выражаются. На её вершине расположился хуторок. И хуторок этот был непростой. Высокая башня маяка придавала ему вид грозный, таинственный и хуторок быстро оброс сплетнями и слухами. Раньше он был просто маяком над морем, но едва в городе появился первый телеграф, на хуторке, вместе со смотрителем маяка, поселился ещё и радист.
Вчера сюда прибыли десять вооружённых рабочих. Рабочие с винтовками сказали, что маяк и радиостанция теперь взяты под охрану ирландской армией, а они и есть отряд этой самой армии.
Радист пожал плечами, но не возражал, чтобы те разместились во дворе, заняли сарай и всю ночь мешали ему спать своими шутками, смехом и просто громко разговаривая.
Под утро всё затихло. Радист даже обрадовался и спокойно уснул.
Утром, он встал рано, как обычно. Проверил сообщения за ночь и вышел во двор подышать свежим морским воздухом, когда нос к носу столкнулся с двумя английскими солдатами и капралом.
Капрал приставил ко лбу радиста ствол револьвера и затолкал его обратно в дом.
Краем глаза радист увидел, что все десять рабочих, прибывших вчера, уложены вряд под забором и теперь уже не живые.
- Ну? - спросил капрал, - покажешь все телефонограммы, которые передавал за эти два дня?
- Извольте, сэр, - почти заикаясь, испуганно ответил радист глядя в глаза капралу.
Он потянулся рукой к столу.
- Журнал в столе? - кивнул ему капрал, не убирая револьвер.
- Д… да, сэр, - ответил радист продолжая смотреть в глаза.
- Мы сами, - улыбнулся капрал и кивнул солдатам, - проверьте журнал, посмотрите куда и кому он телеграфировал.
Солдаты подошли к столу и выломав двери тумбочки достали журнал.
- Ничего примечательного, сэр, - бегло пролистал журнал один из солдат, - только последние две телеграммы довольно странного содержания.
- Что за содержание? - кивнул капрал солдату, продолжая держать у лба радиста ствол револьвера.
- Я бы назвал их набором фраз, если бы не был уверен что это шифровка, - ответил солдат, - «Композитору. Приехали в гости. Готовимся к обедне. Тётушка Мэри выздоравливает. Ждём угощения. Кондор».
- Кто такой Кондор? - улыбнулся капрал радисту, - это Стрелок?
Тот пожал плечами.
- Ему лет семьдесят, как и нашему смотрителю маяка. Пришёл с ними и ушёл с ними, сэр. Он точно не Стрелок.
- Ладно, - убрал капрал револьвер.
Радист облегчённо вздохнул и виновато потупил глаза.
- Да не стой ты как школьник получивший двойку, - присел капрал на кровать, откинувшись на стенку, - что во второй телефонограмме? - глянул он на солдата.
Тот посмотрел в журнал.
- Входящая. «Кондору. Гости выехали. Везём дорогие подарки. Встречайте. Композитор», - прочитал солдат.
- Передал этому Кондору? - кивнул капрал солдату.
- Конечно, сэр, - ответил радист, - ответ пришёл почти сразу.
Капрал поправил фуражку стволом револьвера и глянул на радиста.
- Пристрелил бы я тебя, но почему-то уверен, что ты знаешь кто такой Композитор, - сказал он.
- Нет, сэр! - возразил ему радист, - я передаю только тексты которые мне говорят и не особо вникаю в их смысл!
- Тексты, говоришь? - улыбнулся капрал, - небось в школе примерным учеником был? Это хорошо. Теперь я буду принимать у тебя экзамены. А ты, будешь принимать свои телефонограммы как и принимал. Но отправлять то, что мы скажем. И учти, - кивнул он в сторону солдата, - вот этот парень вашу морзянку знает так же как и ты. И если ты передашь что-то не то, из вот этой дырочки, - показал он ствол револьвера, - вылетит птичка, свинцовая, которая клюнет тебя в твой послушный лоб. Я ясно выражаюсь?
- Да, сэр, - ответил тихо радист и опустил глаза.

Генри и Мерти тоже шли к маяку. Но едва заметив на дороге военную машину, мальчики остановились и бросились в придорожный лесок, где залегли за густыми кустами.
Машина остановилась. Из кузова выскочили солдаты и полезли на гору Керри-Джейн, к хутору...
Мальчишки видели как на Керри-Джейн поднимались английские солдаты, как убили всех рабочих,  просто вырезав их штыками, спящими, без шума и суеты. А потом, трое из англичан зашли в дом. В дворе остались только трупы. Со стороны можно было подумать, что на хуторе, на маяке, ничего особенного не произошло. Но возле машины, под самой горой, стоял, точнее — бродил, целый вражеский взвод.
Мерти хотел было броситься бежать в город, но Генри успел схватить его и пригрозил брату кулаком.
- Ты чего? - удивился Мерти.
- Только побеги, - ответил Генри, - тебя вмиг пристрелят!
- За что? - не понял Мерти.
- Помнишь, как мы колбасу в сарае у бабки Эммы тырили? - прищурил глаз Генри, - почему из нас никого не поймали?
- Ага, - кивнул Мерти, - прикольно было! Вроде как в шпионов играли! Я понял! Что же ты сразу не сказал?
- Вот и говорю, что ты сейчас и есть самый что ни есть шпион, и вовсе не играешь, - отпустил Генри брата.
Мальчики встали, быстро набрали в охапку первые попавшиеся ветки под ногами и не обращая никакого внимания на английских солдат под горой, пошли вдоль дороги в сторону города.
- Эй! - услышали они позади себя чей-то крик уже через пару минут.
Генри остановился, кивнул брату и мальчики повернулись на крик.
Со стороны машины к ним приближался английский капрал с двумя солдатами.
- Вы чего тут делаете? - подошёл капрал и слегка толкнул Генри.
- Сэр… мы дрова собираем, - проговорил Генри, а сам почувствовал, что его душа упала в пятки.
Он глянул на побледневшего от страха Мерти, собрался духом и даже заставил себя улыбнуться.
- Мы просто собираем дрова и ничего такого больше не делаем, сэр, - улыбаясь, продолжал Генри, - дома холодно. Мы совсем-совсем одни и не хотели бы замёрзнуть. А ещё у нас есть младшая сестрёнка, она маленькая и мы не хотели бы, чтобы она простудилась. Нам очень нужны дрова, а тут так много сухих веток…
- Заткнись, - прервал его грубо капрал, - где родители? Кто они? Чем занимаются?
- М… - хотел было что-то сказать Мерти, но Генри больно стукнул его ботинком по ноге.
- Не мычи, - крикнул он брату и снова, улыбаясь посмотрел на капрала, - папы у нас нет, а мама торгует рыбой на базаре. Она покупает её у рыбаков. Знаете тут какая рыба? Тут бычки как судаки! Они такие большие, вкусные! Обязательно попробуйте! Вы знаете как мариновать рыбу? Нет? Я обязательно Вас научу! А Вы любите жаренную рыбу? Ну конечно же любите, сэр!
- Заткнись! Прошу тебя! У меня сейчас голова треснет от твоей болтовни! - закричал, словно взмолился, капрал, - что в карманах? Показывай!
- Ой, сэр! - удивлённо посмотрел на капрала Генри, - ну что Вам сказать? Вы не могли бы подержать дрова? - сунул он капралу охапку дров и полез в карманы, доставая  всё их содержимое медленно и не спеша.
- Вот… - вздохнул мальчик, - это мячик. Мы в выбивного играем, - положил он на дрова капралу мячик, - тут ещё есть гайка на ниточке, это мой грузок для удочки, - он аккуратно повесил на дрова, за ниточку, гайку и снова полез в карман, - носовой платок. Правда он весь в соплях, сэр, простите меня, я недавно простыл и у меня насморк, - хотел он положить на дрова платок.
- Знаешь что! - закричал капрал и сунул дрова обратно в руки Генри, - катись-ка ты ко всем чертям со своим насморком, гайкой и мячиком для выбивного! И дрова свои забирай! Весь мундир в твоих соплях уже!
Капрал развернулся и пошёл обратно к машине, по пути обметая грязь и мокрые гнилые листья с мундира.
Солдаты, смеясь не-то над Генри, не-то над своим капралом, пошли следом за ним.
- Но сэр… - вздохнул Генри, толкнул брата и мальчики, неся в руках по охапке дров, пошли своей дорогой.
- Я думал он у тебя сейчас твой револьвер найдёт, - до сих пор испуганно оглядывался назад Мерти.
- Я что, дурак его за поясом таскать? - ответил Генри, выбросив дрова на край дороги.
- Ты его не взял? - испугался брат, тоже бросив дрова.
- Взял, - ответил Генри, - только я кобуру к ноге привязал, под штаны. И карман порвал.
- Зачем? - удивился Мерти.
- Чтобы рукой можно было достать незаметно, - ответил Генри, - и через штанину выстрелить. Этому меня вчера командир Ротар научил, - гордо улыбнулся он.

Кроч выслушал Генри и Мерти, тяжело вздохнул и глянул на капитана Бодхара.
- Если саксы там поставят хотя бы одно орудие, - ответил ему Бодхар не дожидаясь вопроса, - то нам тут всем крышка. На твоём месте, Керри-Джейн я бы вернул без промедления. Только отправил бы туда не работяг, а нормальных бойцов.
- Будем брать без промедления, - кивнул Кроч, - похоже они накрыли нашего радиста тёпленьким, и надеюсь что не без штанов.
Бодхар пожал плечами.
- Давай я поведу солдат, Джордж. Я тут вроде как начальник полиции, а радиостанция и маяк принадлежат городу. Военные не имеют права занимать их без нашего ведома.
- Когда они выполняли даже собственные законы, Шон? - усмехнулся Кроч, - вот потому что ты теперь не только начальник полиции, но ещё и мэр, город ты оставить не имеешь права.
Он посмотрел на детей.
- Ну что, разведка? - кивнул им Кроч, - хорошо поработали. Сейчас отправляйтесь к Дому Профсоюзного Собрания. Там найдите такую хорошую тётю, которую все зовут Начмед. Это не имя, а начальник нашей медицинской части. Зовут её мисс Натали. Скажите ей, что я приказал Вас накормить.
- А приказ? - удивился Генри.
- А приказ остаётся тот же, - вздохнул Кроч и встал, - Шон, - глянул он на Бодхара. Объявляй построение. По горам пойдём лазить.
- Сэр! - хлопнул себя по лбу Генри, - только не лезьте по дороге! Они на дороге и засели со своей машиной. А в машине наверняка есть пулемёт! Он же всех перестреляет! Верно? Там тайная тропка есть, с обратной стороны. Я сам её протоптал, когда мы на маяк тайком лазили. Помнишь, Мерти, как смотритель внизу бегал и ругался на нас, а залезть не мог, потому что мы лестницу наверх затянули? - подтолкнул он брата.
- Угу, - кивнул хмуро Мерти, поняв, что Генри напрашивается, чтобы уйти с солдатами, - после этого он лестницу гвоздями приколотил. А вот тропку, - посмотрел он на Кроча, - тропку никто не знает, кроме нашего Генри.
- Хотите я Вам покажу? - продолжал Генри не давая никому опомниться, - а Мерти покушает, и для меня завтрак прихватит у нашей мисс Натали!
- Эх, - усмехнулся Кроч глянув на Генри, - тайная тропка, говоришь?
- Пусть покажет, - кивнул Крочу Бодхар, - этот Оливер Твист, все тайные тропки в округе знает. Я тебя уверяю, что лучшего проводника ты во всей Авоке не сыщешь.
- Ладно, - ответил Кроч, - идёшь с нами, Оливер Твист. Но как скажу уходить, чтоб не спорил со мной.
- Так точно, сэр! - обрадовался мальчик улыбнувшись Крочу, - я ведь знаю, что приказы не обсуждают!
- Вот и молодец, боец Твист, - ответил Кроч…
Когда Мерти пришёл к Дому Профсоюзного Собрания, он не узнал базарную площадь. Она была переполнена людьми всех возрастов и занятий. Тут были и священник с двумя монахинями, и школьный учитель, и торговки рыбой, и библиотекарь, и какие-то джентльмены в строгих костюмах рядом с рабочими которым не досталось оружия. Даже местный бездомный и тот нашёл себя в этой всей суете. Он, с винтовкой наперевес, теперь следил за порядком. К его рваной одежде добавилась ещё и солдатская шинель, а на голове красовалась пожарная каска.
Рыбой больше никто не торговал. Все спорили, о чём-то оживлённо говорили, кто-то кого-то поучал и в чём-то убеждал. И вокруг были флаги. Ирландские, республиканские, вообще какие-то непонятные, а над дверями Дома Профсоюзного Собрания висел флаг с красным крестом.
Было шумно, суетливо, но очень интересно.
Мальчик потолкался, протиснулся сквозь толпу ближе к Дому и увидел, что приказы всем отдавала слегка полноватая маленькая женщина с короткой стрижкой, в военной форме и с зелёной сумкой через плечо, на которой был вышит красный крест, такой как на флаге.
- Видимо это и есть мисс Натали, - подумал Мерти и смело подошёл к ней.
- Простите, мэм, - обратился к ней мальчик, -  Вы и есть мисс Начмед?
- Начмед, - сдерживая улыбку, посмотрела Натали на мальчика, - а Вы, молодой человек, стало быть третий из семьи О'Конноров? А где четвёртый, самый старший брат?
- Генри повёл солдат в бой, - словно доложил ей мальчик, - а командир Ротар приказал нас накормить и для Генри тоже обязательно оставить.
- Оставим, - ответила Натали, обняла Мерти за плечо и повела в Дом.
- Мерти! Мы тут! Мы тут! - услышал Мерти и увидел машущую ему рукой Рейчел, с такой же точно сумкой как и у Натали, только без красного креста. Рядом с ней, с важным выражением на лице и ведром в руке, крутился Алестер. Он делал вид, что не замечает брата. Прохаживаясь от стола к столу, Алестер черпал половником из ведра чай и разливал его по чашкам, стаканам и кружкам.
- Присаживайся где хочешь. Брат принесёт тебе поесть, а я не могу тебе уделить много времени, - сказала Натали мальчику и оставила его.
Мерти присел за стол.
Буквально сразу возле него оказалась Рейчел.
- А где Генри? - спросила девочка.
- Наверное воюет, - вздохнул Мерти покачав головой, - и теперь без меня.
- Что? - удивился Алестер.
Он поставил перед Мерти котелок с супом и присел напротив.
- А вы уже воевали? - спросил он.
- Расскажи! Расскажи как вы воевали! - захлопала в ладоши Рейчел, - а вы много саксов убили? А где вы их убили?
Мерти подумал, глянул на сестру, потом на брата.
- Да, - принялся он за завтрак, - на маяке там попался один капрал и десяток солдат. Генри пришлось стрелять, - вздохнул он тяжело, - но мы и — бах, бах, бах! Из его револьвера. А потом я схватил винтовку и ну их бить прикладом. Почти всех убили, а остальные убежали. А винтовку у меня командир Ротар забрал. Разведчикам она не положена. Но обещал мне тоже револьвер выдать.
- Да ты врёшь! - рассмеялся Алестер и махнул на Метри рукой, - как ты их прикладом поубивал? Ты всегда первый убегаешь, если рядом какой-то шухер начинается! Вот тоже мне, насмешил!
- Я тебе говорю, - сказал серьёзно, прищурив глаз, Алестер, - так всё и было. Туда наши пошли их догонять. Не веришь? Ты у командира Ротара спроси! Он подтвердит!
Алестер ничего не ответил. Он понял, что брат просто хвастается перед Рейчел, но сегодня утром у них с Генри действительно было какое-то приключение.
От входа послышался голос Натали.
- Тут госпиталь и столовая, и здесь нет командиров! - не пускала Натали в Дом, гражданского, интеллигентного вида человека.
Человек был одет в строгий костюм, чёрное пальто, а на голове была серая модная шляпа.
- Поймите, мне не нужны командиры, - убеждал её человек, - я уже разговаривал с командиром Стрелком и он направил меня сюда, к командиру Ротару. Но его сейчас нет. Я репортёр «Американ Маджазин», из Нью-Йорка и делаю репортаж о вашей борьбе за независимость. Не хотелось бы терять времени, в котором мы все ограничены и я очень хочу поговорить хоть с кем-то из настоящих бойцов, а не просто из добровольцев.
Натали вздохнула.
- Ну кого Вы тут найдёте, мистер репортёр? Солдаты не станут с Вами разговаривать без разрешения командиров.
Она посмотрела на детей.
- Хотя… - глянула она на репортёра, - если хотите интересный репортаж, то пообщайтесь с вот этими детьми. Они много интересного Вам расскажут.
- Спасибо, мисс, - улыбнулся репортёр.
Натали оставила его и пошла заниматься своими делами.
Репортёр подошёл к детям и снял шляпу.
- Здравствуйте, - улыбнулся он, - я так понимаю, вы самые отважные бойцы, с которыми мне любезно разрешили пообщаться.
- А мой брат настоящий разведчик и только что вернулся с важного задания! - объявила Рейчел, улыбнувшись в ответ репортёру.
- Вот как? - усмехнулся репортёр и присел рядом с Алестером, напротив Метри, - ну, тогда я даже Вам завидую, сэр... - посмотрел он на Мерти.
- Мерти Уильям О'Коннор, - не глядя на него ответил мальчик.
- Мерти Уильям О'Коннор, - кивнул репортёр, - а меня зовут Рид. Точнее, правда, Джон Рид. Но ты можешь меня звать просто Джон, или просто Рид. Давай-ка поговорим в начале не о задании, с которого ты вернулся, а про тебя и твою сестру, например? Просто о жизни.
Мерти вздохнул. Отставив котелок он вытер рукавом губы.
- А вам это действительно интересно, сэр? - посмотрел мальчик на Джона Рида.
- Очень, - ответил ему Джон Рид, - и я сделаю так, что это будет интересно всем...

Глава 15
Капрал дремал во дворе у маяка, сидя на стуле.
- Сходил бы ты на дорогу, посмотрел что там у них, - услышал он сквозь полудрём разговор своих солдат, - я сам радиста постерегу.
- Ну как скажешь, - ответил второй солдат первому.
Скрипнула дверь. Капрал приоткрыл глаза и увидел, как солдат вышел со двора и исчез на крутом спуске ведущем к дороге.
Капрал вновь задремал. Сколько прошло времени он не знал. Проснувшись от солнечного луча резко ударившего в глаза, он вскочил и даже не успел вскрикнуть, как его тут же оглушил удар прикладом в лоб.
- Отличный удар, - вышел из укрытия Кроч и махнул бойцам, чтобы те занимали дом, - а этого, - указал он на капрала, - привяжите-ка к воротам. Только заткните ему рот, чтобы не орал.
Он даже рассмеялся, представив как взбесятся англичане, когда увидят своего капрала привязанным к столбу, как чучело на огороде.
Капрал очухался, хотел было вскрикнуть но ему тут же затолкали в рот какую-то тряпку и поволокли к воротам. Он дёргался, вырывался, но получив второй удар по голове, успокоился.
Другие бойцы зашли в дом.
Там началась возня, послышался шум драки, но очень скоро всё затихло.
Из дома вытащили труп английского солдата и вытолкали насмерть перепуганного радиста.
- Ну? И как тебя угораздило оказаться в таком смешном положении? - глянул Кроч на радиста и посмотрел на убитых ирландских рабочих, - очень смешном, смею заметить, - вздохнул он и снова глянул на радиста.
- Сэр, они всё знают, - ответил радист, - они видели телефонограммы человека, который побывал тут до вас.
- Черти, - выругался Кроч передёрнув лицом, - вот говорил я этому Стрелку, что это безумие высшей меры, - он снова глянул на радиста, - они успели их передать своим?
- Думаю да, - ответил радист.
- Занимайся своим  делом, - сказал ему Кроч и оглянулся вокруг.
Поднявшись следом за партизанами, со своей тайной тропинки вылез Генри.
- А ты чего тут делаешь? - удивился Кроч подозвав мальчика.
- Ну так не стреляли же? - развёл руками Генри, - вы как сказали? Если начнут стрелять, то сразу убегать в город. А не стреляли! - доказывал он Крочу.
- Верно, не стреляли, - согласился с ним Кроч, - и не поспоришь. Но чтоб это было последний раз, боец Твист. Понял меня?
- Так точно, - вздохнул мальчик опустив глаза.
- Ладно, - успокоил его Кроч, - с кем не бывает! Пойди пока что помоги радисту, но чтоб был на виду. Понял?
- Понял, - обрадовался Генри и почти что побежал в дом следом за радистом.
Кроч прошёлся по двору и посмотрел на англичан внизу, у дороги…

Солдат спустился вниз к машине.
- Чего ты сюда припёрся? - кивнул ему другой капрал, не вылезая из кабины.
- Да у нас всё тихо, - ответил солдат, - прислали узнать что у вас.
- Узнал? - спросил капрал.
- Узнал, - ответил солдат.
- Если будет шум, то услышите, - сказал капрал, - возвращайся обратно.
Едва солдат ушёл, капрал натянул на глаза фуражку и попытался ни о чём не думать...
Взвод растянулся вдоль дороги. Тут было шумно. От скуки, солдаты толком не знали чем себя занять. Утренний морозец давно спал и солнце пригрело настолько сильно, что некоторые из солдат даже скинули шинели и расположились отдыхать на молодой травке, уже пробивавшейся из земли. Другие, вообще разбрелись вдоль придорожного леска, собравшись в кучки по двое, по трое, а то и вообще бродя неподалёку своей машины поодиночке.
Солдат постоял, подошёл к ближайшей компании, прикурил и направился наверх.
Не доходя до маяка он остановился, в недоумении глядя на привязанного к воротам за руки и за ноги капрала. Возле капрала стоял здоровяк, который махал солдату рукой и нагло улыбался.
- Ну чего встал? Иди сюда! Вторым будешь! - рассмеялся здоровяк, крикнув солдату на ирландском.
Солдат отступил назад, снова посмотрел наверх и увидел, что из-за забора торчит, направленный прямо на грузовик, ствол пулемёта.
На солдата смотрели два десятка вооружённых до зубов человек, которые посмеиваясь над ним дразнили его и показывали в него пальцами.
Солдат сделал два шага назад и со всех ног бросился вниз, обратно к дороге…

Капрала очень сильно раздражали шум и смех его бойцов...
- Сэр, - дёрнул его кто-то за рукав.
Это был его помощник.
- Ну что вы сегодня лезете ко мне? Сговорились? - выругался капрал, но помощник молча сунул ему под нос гайку на нитке.
- Узнаёте? - посмотрел он на капрала искоса.
- Грузок для удочки, - ответил капрал взяв гайку, - и что? Мальчишка его потерял?
- И там же, за поворотом, - сказал спокойно помощник, - и мячик, и носовой платок, и две охапки дров просто выброшенные на край дороги. Стало быть печку топить они и даже не собирались.
- Твою же мать, - проговорил капрал вылезая из машины, - никому доверять нельзя. Край предателей и врагов.
- Мальчишки были шпионами, - улыбнулся помощник.
В этот миг до них донёсся крик.
- Ирландцы! Там ирландцы! У них пулемёты! - кричал бегущий с горы солдат...
- К бою! - заорал капрал пытаясь собрать взвод…

Кроч увидел, что внизу началось какое-то движение.
- А ну-ка пощекочи их слегка, - кивнул он с усмешкой пулемётчику.
- Пощекочем, - ответил так же весело пулемётчик и направив пулемёт на дорогу дал первую очередь…
Затрещал пулемёт. На дороге забегали солдаты, пытаясь прятаться от пуль.
- Хорошо пляшут черти! - рассмеялся Кроч, увидев как упали первые убитые, - а ну давай из всех стволов, ребята! - закричал он и поднял винтовку.

С горы не переставал стрелять пулемёт и раздался залп. За ним последовал второй и третий.
- Шофёр ко мне! - заорал капрал, увидев, как бесславно гибнет его взвод.
Ползком, укрываясь от пуль, к капралу подполз шофёр.
- Садись в грузовик и гони к капитану Сименсону, - кивком головы указал на машину капрал, - доложи что прощёлкали носом мы маяк, гора Керри-Джейн захвачена противником и нам нужно подкрепление.
- Но это самоубийство, сэр! - возразил было шофёр.
- Если ты не сядешь и не поедешь, тогда будет ещё и убийство, - достал револьвер капрал.
Шофёр не стал дожидаться пока капрал наставит на него револьвер. Он вскочил и громко матерясь побежал к своей машине.

Кроч видел, что грузовик загудел мотором и рванул с места.
Он выстрел два раза вслед грузовику, но тот успел скрыться за поворотом.
- Отставить огонь, - скомандовал Кроч, - пусть выстроятся к бою. Нечестно как-то получается, ребятки, - сказал Кроч и взяв свою фляжку сделал глоток.
Внизу вновь забегали солдаты.
- Не стрелять, - приказал Кроч, - ждём, - проворчал он.
Из дома выбежал Генри.
- Тут стреляли? - хотел было броситься к забору мальчик, но Кроч схватил его и заставил пригнуться.
- Не лезь, насмотришься ещё, - сказал Кроч.
- Но Вы стоите в полный рост, - возразил Генри.
- Я командир. Я должен, - коротко ответил Кроч глядя на дорогу.
- Мне уходить? - спросил Генри.
- Погоди пока, - подумал Кроч, - чует моё сердце, что это была увертюра, сынок…
Снизу раздались выстрелы.
Кроч наконец-то пригнулся.
- Одиночными, выбирай себе цель! - крикнул он бойцам.
В ответ англичанам, бойцы старались подавить огневые точки. Выстрелы казались редкими хлопками, очень резкими и внезапными. Так длилось долго. Англичане залегли за дорогой и стараясь растянуться как можно дальше, только расползались в обе стороны.
- Я конечно не провидец, - вздохнул Кроч, - но по-моему они уходить не собираются, - посмотрел он на Генри, - тебе ещё не страшно, сынок?
- Не-а, - покрутил головой Генри, - а что будет?
- Война будет, - улыбнулся Кроч и посмотрел на дорогу сквозь забор.
Там он увидел, что к маяку приближается колонна военных машин, тянущих за собой орудия.
- А вот палундра с её кривой усмешкой, - проворчал он и глянул на Генри, - в общем так, сынок. Им нужно время расчехлить и развернуть пушки. Это минут десять, если не пять. А нам тут не удержаться. А тебе ещё жить и жить. Дуй к радисту и скажи ему, что я приказал передавать «Мейдей». От города мы уже отрезаны. Так что возвращаться тебе туда нельзя.
- Я проберусь! Я знаю воровские тропки! - ответил уверенно Генри.
- Я знаю, что ты знаешь, - сказал ему Кроч, - этим ты город не спасёшь. Капитан Бодхар и так всё поймёт когда тут начнётся пальба. Беги на Бадед. Это три часа ходьбы. Там передашь командиру Геби, чтобы он снимался и дул к нам на подмогу. Так и скажи. У саксов артиллерия.
Он глянул сквозь забор.
- А если ты не успеешь, пока мы тут их удерживаем, - сказал он, - то в город уже возвращаться будет и незачем.
- Как… так? - испугался Генри.
Кроч посмотрел на него.
- С этой горы они разнесут Авоку к чертям и убьют сотни людей. Понял, почему ты должен успеть?
- Да, сэр! А вы? - проговорил Генри.
- Увидимся! - усмехнулся Кроч, - заряжай! - закричал он, - по готовности огонь! Пулемёт! Не подпускать машины! Бей по бакам!
Застрочил пулемёт. Раздались выстрелы оглушившие Генри. Мальчик посмотрел на Кроча и сорвавшись с места побежал в дом к радисту.
- Командир Ротар приказал передавать «Мейдей»! - закричал он с порога и подбежал к рации, - как его передавать? Что такое «Мейдей»? Это военный призыв о помощи?
Радист нервно закурил и присел к рации.
- Не трогай, - спокойно сказал он Генри, - ты вряд-ли умеешь ей пользоваться.
- Ну я умею нажимать на кнопки! - возразил Генри.
- Это хорошо, - ответил радист, - но одного умения нажимать на кнопки очень мало. Нужно знать азбуку Морзе, сигналы и позывные. Иначе тебя никто не поймёт, или будут слушать не только друзья, но и враги.
- Ну так, а что такое «Мейдей»? - снова спросил Генри, - это сигнал или позывной?
- На флоте, - ответил радист, - этот позывной означает «Я опасен, сюда не идти». А в армии ещё и «Вызываю огонь на себя».
- Но… - оторопел Генри, - он же приказал мне звать подмогу? Как это «Огонь на себя»?
Радист начал передавать сообщение.
- Похоже, эта подмога нас всех и накроет тут, вместе с саксами, - проговорил радист, - поэтому, тебе лучше не болтать со мной, а выполнять приказ.
Генри ещё немного постоял и пошёл во двор.
У порога он остановился и глянул на радиста.
Тот, с невозмутимым лицом отбивал, как услышал Генри, два одних и тех же слова. Первое Генри узнал. Это было название горы. Второе, как мальчик понял, было то самое «Мейдей»…
Пока Генри бежал с горы, ломился не разбирая дороги через долину, он слышал позади глухие хлопки, беспорядочный стук и залпы, в которых узнавал выстрелы из винтовки и треск пулемёта. Но отойдя достаточно далеко, он вдруг услышал гром, за которым последовал грохот. Потом снова грохот и снова гром. Мальчик испугался и упал, но тут же вскочил и обернулся на гору Керри-Джейн. На его глазах рухнул высокий маяк, а над самой горой поднимался огромный столб дыма…
- Это всё… это конец… - сказал сам себе мальчик и от отчаяния и боли заплакал…
Выслушав рассказ Генри, Артур посмотрел в сторону, качнул головой и глянул на мальчика.
- Тебе вообще есть куда идти? - спросил он у Генри.
Генри возмущённо глянул на него, хотел было заплакать от обиды, но сдержался.
- Я солдат! Я разведчик! - выдавил из себя он, - мой командир Ротар и Вы не имеете права меня выгонять! Я уже не маленький и я тоже хочу воевать за свободу Ирландии!
- Ладно, ладно, - успокоил его Артур, - тебе туда нельзя. Если ты разведчик, то я не имею права, без ведома твоего командира, брать тебя с собой в бой.
Он встал.
- Но командир Ротар там! - словно отрезал Генри, вскочив за Артуром.
- Солдат Твист, - спокойно сказал ему Артур, - неизвестно жив ли он. И я надеюсь, что он жив. И поэтому, я отправляю тебя в распоряжение командира Стрелка. По крайней мере там ты будешь в безопасности и твои бесценные знания и навыки, которые должны служить Ирландии, тоже будут в безопасности.
- Понял, - вздохнул Генри и опустил голову, - а командир Стрелок не прогонит меня? - посмотрел он на Артура.
- Доложишь ему, что мы выдвинулись на помощь Ротару и всё то что доложил мне, - ответил Артур.
Генри глянул на Артура, хотел было что-то сказать, но Артур опередил его.
- Всё кончено, братишка, - вздохнул Артур, - неужели непонятно? Сейчас только Стрелок знает что делать дальше. И если хочешь знать что делать дальше, то будь рядом с ним. А мы всего лишь пушечное мясо. Ведь ты же О'Коннор, а не так себе, бродяжка без роду без племени вроде меня?
- О'Коннор, - кивнул Генри в ответ, - командир Ротар был нам как отец все эти дни. Разве не семья превыше всего?
- О… - нагнулся к нему Артур и посмотрел в глаза мальчику, - нам, это кому? У тебя ещё кто-то есть?
- Младшие братья и младшая сестра, - ответил Генри и отвернулся.
- Доложишься Стрелку и возвращайся к своим, - сказал Артур, - Кроч тебе как отец. Но твоим младшим, отцом вообще-то ты приходишься, братишка.
- Это как бы так… - посмотрел на Артура Генри, снова отвернулся и заплакал…

Глава 16
Стрелок видел всё!
Когда рухнул маяк, он горько усмехнулся и направился в дом.
- Какие приказы, командир Стрелок? - обернулся к нему один из бойцов.
- Да какие приказы, что ты говоришь? - ответил равнодушно Стрелок махнув рукой.
Он остановился и повернулся к бойцу.
- Снимаемся, боец! Дело сделано. Саксы тут задержатся надолго. Ну может бросятся нас догонять. Но не в первый раз же?
Он покачал головой и пошёл.
Бойцы смотрели на столб дыма поднимающийся над горой Керри-Джейн, накрывающий раскинувшуюся вдалеке, между гор, Авоку, и тут же уносящийся в море.
Стрелок молча собрал карту, спрятал её в полевую сумку и глянул на часового у дверей.
- Прикажите трубить отступление. Движемся в район Куинстауна, - сказал Стрелок и выйдя во двор подошёл к погребу.
- Дорогие хозяева, - приоткрыл он двери и позвал Тома.
Том встал посреди подвала, глядя на Стрелка.
- Мы сдаём Эйри, - сказал Стрелок, - извините, дорогие хозяева, что не можем вас защитить. Мы боролись всеми силами. Простите, если сможете простить.
- Но сэр! - начал было Том, - заберите нас… они же… они же отыграются на нас… на наших семьях… - развёл он руками.
- Эх Том, Ирландия не забудет своих ангелов, - вздохнул Стрелок, покачал головой и закрыл двери.
Послышался горн.
- Строиться! Уходим! - крикнул Стрелок бойцам…
Местные проводили их молча, ничего не говоря и пытались понять что происходит и что же делать дальше.
Едва ирландцы скрылись в лесу, как на церкви снова ударил колокол.
- Саксы! Саксы едут! - вопил какой-то мальчишка, пытаясь убежать от грузовиков мчавшихся с другой стороны деревни. Выстрел, прогремевший из грузовика, сбил мальчишку с ног и швырнул на дорогу.
Люди закричали и бросились к своим домам.
Машины остановились перед церковью. Двое солдат соскочили из кузова и забежали в церковь. Второй выстрел, прогремевший в церкви, оборвал раздававшийся над деревней набат.
Солдаты начали выпрыгивать с машин.
В деревне поднялся переполох. Тот тут, то там слышалась беспорядочная пальба, дикие вопли и мольбы, которые обрывались новой и новой пальбой.
Дверь дома с грохотом вылетела, почти сорвавшись с петель.
Том стоял у стены, держа на руках ребёнка. Его жена прижималась к нему, крепко обхватив руками.
- Ну так что же? - сказал капитан Сименсон войдя в дом, - хочешь я угадаю? - глянул он на Тома, - Стрелок тебя пытал, посадил вас в подвал и ты ему даже пытался сопротивляться?
- Да, сэр, почти так и было, - ответил Том тихо.
- Ой да ладно! - рассмеялся капитан Сименсон и кивнул солдатам, - я хочу с ним потолковать. Чтобы он был разговорчивее, развлекитесь-ка с этой шлюхой и заберите у него ребёнка.
Солдаты вырвали из рук Тома сына и потащили за собой во двор. Мальчик дико закричал. Жена, умоляя и крича, бросилась за ними следом. Но её тут же сбили с ног и поволокли за волосы к дверям...
- Да заткните вы мальчишку! - крикнул капитан Сименсон солдатам и ударил в лицо растерявшегося Тома…

АВОКА; СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ
На окраинах города началась стрельба. Улицы сразу же опустели. Только перед Домом Профсоюзного Собрания можно было увидеть людей. Это были в основном женщины и подростки. Сюда постоянно приносили новых и новых раненных. Одни их укладывали на площади, другие заносили в Дом, а Натали металась между этими людьми, пытаясь навести в этом всём порядок.
- Этого несите внутрь! Этого на перевязку и домой! Он уже не боец. Зачем его сюда принесли? Он не жилец! - слышался голос Натали то тут, то там.
Джон Рид старался записывать всё происходящее, но потом спрятал свой блокнот и подошёл к Натали.
- Чем могу я быть полезен? - посмотрел он на неё.
- Вы? - повернулась к нему Натали, - Вы служили в армии?
- Когда-то я был сержантом, мэм! - улыбнулся ей Джон Рид.
- Возьмите детей и принесите воды, сэр, - качнула Натали головой.
Джон Рид удивлённо посмотрел на неё.
- Раненым нужна вода и это сейчас самое важное, - ответила Натали и глянула вокруг, - Рейчел! Мерти! Алестер! - позвала она детей.
Те подбежали и молча встали перед Натали.
- Рейчел и Мерти, - приказала Натали, - вы берёте вёдра, фляжки, господина американского журналиста и идёте по воду. А Алестер ничего не делает, а стоит на входе. Я ему скажу, куда эту воду он должен будет разливать, пока я разбираюсь на площади. Поняли?
- Поняли, - кивнули дружно дети.
- Ну, не будем терять времени? - подмигнул детям Джон Рид, - показывайте, где ваши вёдра?..
Капитан Бодхар пытался удержать город.
Стрелять тут начали сразу после того как рухнул маяк. Бодхар понял, что Кроч больше не вернётся, а Стрелок, скорее всего даже и не думает входить в Авоку.
Когда число убитых и раненых перевалило за две сотни, он оставил линию обороны, вернулся в участок и позвал своего помощника.
- Сколько мы ещё продержимся? - глянул он на помощника.
- Если они пойдут на штурм, то меньше часа, сэр, - ответил помощник.
- Что у нас в порту? - спросил Бодхар, - подобие большого корыта имеется?
- Большого, сэр? - не понял помощник, - мне кажется, чем меньше транспорт, тем лучше будет для ухода.
- Да, большого, - отрезал Бодхар.
- Баржа, - подумал помощник глянув на Бодхара, - только баржа. Мы выбросим с неё уголь и её можно буксировать. Но куда мы на ней дойдём?
- Я остаюсь здесь, - ответил Бодхар, - а ты грузишь как можно больше людей на эту баржу и полным ходом идёте на остров Мэн. По крайней мере, чтобы вас там взять, саксам нужно будет высаживать туда десант и снова воевать.
- Вас понял, - сказал помощник, - когда прикажете начать эвакуацию?
- Час назад, - вздохнул Бодхар и встал.
Он снова глянул на помощника.
- Грузятся только раненные, женщины и дети сколько можно погрузить. Остальным — да поможет Бог...

Мерти и Рейчел, ведя за собой Джона Рида, рассказывали ему по дороге разные невероятные истории. Они уже подошли к колодцу и Мерти лихо забросил в него ведро, когда в воздухе послышался пронзительный свист.
Дети удивлённо начали искать глазами то, что так громко засвистело вверху.
- Падайте! - закричал Джон Рид, пытаясь повалить их на землю.
Едва Джон Рид их схватил и закричал, Рейчел завизжала от страха, вдруг поняв что происходит что-то ужасное.
- Упади! - крикнул Мерти и бросился к Рейчел, вырвавшись из рук Джона Рида. Он схватил сестрёнку и повалив её лицом вниз, накрыл собой.
Рядом раздался взрыв… За ним последовал другой… Потом ещё, ещё, люди закричали и начали разбегаться, пытаясь спастись от падающих вокруг снарядов.
Повалились стены рушащихся домов. Взлетели вверх огромные камни мостовой и крыши, падая и убивая тех кто спасался от взрывов.
Кто-то кого-то звал, кто-то кричал, вокруг разлетались убитые, раненные и куски человеческих тел. Но от грохота взрывов никто не слышал даже себя.
Загудела сирена на заводе.
Начались пожары…
Джон Рид поднял голову, осмотрелся и подполз к детям.
Мерти лежал на Рейчел не двигаясь. Он был в крови и глядел широко открытыми глазами куда-то в сторону.
Джон Рид приподнял его и понял, что мальчик мёртв.
Рейчел тихо плакала и стонала. Её голова была разбита. Девочка пыталась ладошкой остановить текущую по виску кровь и звала брата.
- Не двигайся, - проговорил Джон Рид, взял Рейчел на руки и прячась от взрывов и падающих обломков мостовой и стен, побежал к Дому Профсоюзного Собрания…
Пока он добежал, бомбёжка уже закончилась.
- Быстрее! Быстрее! - выбежала навстречу Натали, схватила девочку но тут же остановилась.
- Малышка мертва… мне очень жаль… - проговорила она.
- Как мертва? - удивился Джон Рид, - она была жива!
Натали покрутила головой.
Из Дома выбежал Алестер. Он хотел броситься к сестре, но увидел, что Рейчел лежит на руках у Натали безвольно откинув голову, а брата рядом нет. Алестер остановился, опустил глаза, развернулся и стараясь не зареветь при всех, медленно пошёл обратно в Дом…
- Мы грузим раненых на баржу, - посмотрела вслед Алестеру Натали, - госпиталь эвакуируется на остров Мэн. Это единственная территория Ирландии, которая свободна от саксов. Если хотите жить, уходите вместе с ними.
- С ними? А Вы? - посмотрел Джон Рид на Натали.
- Я остаюсь, - ответила Натали, - одной баржи мало, чтобы увезти сотни людей. Я не могу бросить тех, кому не суждено уйти на Мэн. Это мой долг.
- То есть, эвакуируют не всех? - спросил Джон Рид.
Натали покрутила головой и посмотрела на него.
- Догоните Алестера, - сказала она, - мальчик упёрся и повторяет одно и то же, что никуда не уедет без брата. Проклятые средневековые понятия. Родители их воспитали настоящими ирландцами, верными семье. Но забыли сказать, что та Ирландия давно мертва. А мёртвое, - посмотрела она на Рейчел, - мёртвое убивает, если за него хвататься как за спасение...

...ЧАС СПУСТЯ...
Когда в Авоку вошли английские солдаты, город казался безлюдным. Горящие дома, пустынные улицы усеянные трупами и смердящие дымом и копотью стены.
- Да это призрак какой-то, - проговорил капитан Сименсон, рассматривая город из окна грузовика.
Грузовик остановился и Сименсон вышел.
- Ну и вонь тут, - сказал он адъютанту, который спрыгнул с кузова, едва Сименсон оказался посреди улицы.
- Это горят трупы, - будто успокоил его адъютант.
- Жаренные тараканы, - усмехнулся Сименсон, - жаренные рыжие тараканы. Мне нравится этот запах, - кивнул он.
К ним направлялся лейтенант.
- Чего у тебя? - кивнул ему Сименсон, когда тот подошёл ближе.
- Люди прячутся в подвалах, - доложил лейтенант, - трудно сказать сколько их, но много раненых. Старики, женщины, дети. Мужчин почти нет.
- Оно и понятно, - ответил Сименсон, - мужчины или погибли в бою, или бежали. Тех кто есть гоните на завод. Из города никого не выпускать. Где у нас ближайшая тюрьма?
Лейтенант подумал.
- Большая, сэр? - спросил он.
- Очень большая, - кивнул Сименсон.
- В Куинстауне и в Бэлфасте, сэр, - ответил лейтенант.
Сименсон подумал.
- Гнать вереницы людей под конвоем в Куинстаун на виду у всех? - усмехнулся он, - Вы же ен хотите, чтобы Вам пришлось отвечать за то что мы воевали против подданных нашего же короля? На недобитых тараканов мне наплевать, но ведь это же попадёт в прессу! Нам подойдёт любое поле, огороженное колючей проволокой и оцепленное солдатами.
- Сталеплавильни, сэр, - ответил лейтенант, - там изолированная территория и готовый забор.
- Семьи мятежников согнать туда, под охрану, - приказал Сименсон, - детей старше десяти лет отделить от родителей. Телеграфируйте генералу Эйвону о необходимости грузового транспорта на Канаду. Только не забудьте сообщить о контингенте. Иначе передохнут от голода в пути. С мужчинами старше четырнадцати лет, уличёнными в связях с мятежниками, можете поступить по законам военного времени.
- Расстрелять, сэр? - удивился лейтенант, - целый город?
- Разве я приказал расстрелять целый город? - усмехнулся Сименсон, - можете повесить!
- Сэр! - подбежал вестовой, - в Доме Профсоюзного собрания и в участке полиции засели мятежники! Они держат оборону!
Сименсон глянул на лейтенанта.
- Возьмите на себя участок, лейтенант, - сказал Сименсон, - расстреляйте его из орудия, если не хотите лишних жертв. Вот Вам мой совет. А с Домом Профсоюзного Собрания я облегчу Вам задачу. Надоели мне эти игры в благородство.
Он махнул адъютанту.
- За мной, джентльмены, - сказал Сименсон, - поставим же точку в этой маленькой войне…
Над городом снова раздался залп орудий, заложивший уши и наполнивший улицы запахом пороху. Затем второй. Рухнули стены полицейского участка.
Сименсон подошёл к Дому Профсоюзного Собрания и посмотрел на здание. Из окна на втором этаже был вывешен белый флаг с красным крестом.
- Это ещё что? - указал он на флаг адъютанту.
- Очевидно они хотят сказать, что тут нет военных, сэр, - ответил адъютант.
- А тут и нет военных, - сказал Сименсон.
Он снова посмотрел на Дом.
В одном из окон показалась женщина в военной форме. Она открыла окно и помахала Сименсону куском белой простыни.
- Чего она хочет? - снова спросил у адъютанта Сименсон.
- Очевидно, она хочет говорить с Вами, сэр, - пожал плечами адъютант.
- Ну так поговорите с ней, - приказал Сименсон.
Адъютант сделал несколько шагов вперёд и кивнул женщине, дав понять, что готов с ней разговаривать.
Через минуту открылись двери и на входе показалась Натали.
Адъютант подошёл к ней.
- Тут нет военных, сэр, - сказала Натали, - тут раненные под вашей бомбёжкой люди и спрятавшиеся от пуль женщины и дети. Больше никого. Я очень прошу отпустить людей. Если Вы хотите арестовать партизан, то я единственная партизанка из всех оставшихся в городе.
- А кто был в участке? - кивнул в сторону адъютант.
- Как я понимаю вы расстреляли участок из пушки? - ответила Натали, - я поздравляю вас с победой! Вы убили служащих полиции Его Королевского Величества, законных представителей британской администрации!
Адъютант вздохнул.
- Я передам Ваши слова капитану Сименсону, мисс.
Он развернулся и направился к Сименсону.
Натали вошла в Дом и заперла за собой двери.
- Ну что она хочет? - спросил Сименсон.
- Она говорит, - ответил тяжело вздохнув адъютант, - что в это здание собрали раненых во время бомбёжки жителей. Так же тут спрятались от стрельбы мирны жители. А мятежники покинули город. Она предлагает себя арестовать в обмен на то, что мы выпустим людей. Осмелюсь предложить Вам согласиться на её условия. Люди всё равно будут подвергнуты фильтрации, а бой  за город уже окончен. Она сдаётся, сэр.
- Ерунда, - отмахнулся Сименсон, - тут нет безвинных. Каждый житель города виновен только тем, что он житель этого города.
Сименсон посмотрел на адъютанта и глянул на солдат.
- Дом оцепить, - приказал он, - любого кто попытается его покинуть — расстреливать на месте. Дом подожгите.
- Есть… сэр, - проговорил солдат…
- Но капитан… - возразил было адъютант.
- Что, сэр? - посмотрел на него Сименсон, - тут война и мы воюем за единство Британии! А там враги, сэр...
Крыша дома быстро занялась огнём. Дом наполнился едким дымом повалившим из окон, а на площадь донеслись крики погибающих.
Люди начали выпрыгивать из окон.
Солдаты, оторопев, молча смотрели на всё происходящее…
- Чего вы стоите как болваны! - закричал Сименсон, - стреляйте! Стреляйте!
Он выхватил винтовку у оного из солдат и выстрелил в первого попавшегося человека.
Человек упал...
- Огонь! - заорал Сименсон и солдаты нехотя подняли оружие…
- Твари безмозглые! Вы облегчите им страдания! - метался Сименсон то к одном, то к другому солдату, не желавшим убивать спасающихся из огня людей.
Люди прыгали вниз, падая на каменную мостовую, ломая ноги. На многих горела одежда. Люди кричали от боли и пытались сбить с себя огонь.
- Добивайте же их! - заорал Сименсон на солдат.
Солдаты двинулись к Дому, но жар от пылающего здания не давал подойти ближе…
В одном из окон показался мальчик.
Мальчик встал в окне глядя вниз, попытался спрыгнуть, но очевидно испугался высоты. Кто-то подтолкнул его сзади. Мальчик упал, вскочил и побежал, стараясь убежать как можно дальше от дома.
Сименсон схватил его на бегу, поднял за шиворот и потащил обратно…
Подойдя к входу, он просто подвесил мальчишку на торчащий из косяка двери гвоздь…
- Сэр! Но это же просто ребёнок! - побежал следом за ними, крича, адъютант, - мы солдаты, а не убийцы!
Сименсон посмотрел на адъютанта и глянул бьющегося в огне мальчика.
Сименсон усмехнулся.
- А разве я убиваю его? Или может быть его убиваете Вы? Ну так помогите малышу! Выбирайте в каком преступлении будете участвовать.
Одежда на мальчике вспыхнула. Он завопил и забился, пытаясь сорваться с гвоздя на котором висел.
Адъютант молча достал револьвер и выстрелил в Алестера.
Тот дёрнулся и затих, превратившись в висящий факел...
- Ну вот видите? - снова усмехнулся Сименсон, - а говорили, что не убийца? Если честно, я думал, что Вы броситесь за ним в огонь. Я бы даже представил Вас за это к награде. Только рассуждаете о благородстве, а сами, даже ребёнку помочь не в состоянии, чтобы его не убить. Верно?
Он глянул на Дом.
Кровля с грохотом рухнула…
Последние крики и проклятия над городом затихли…

Глава 17
Генри добрался в Эйри нескоро. Уже был день ближе к вечеру, когда он увидел на месте деревни пепелище, обгоревшие стены и торчащие в небо почерневшие трубы каминов.
Выли собаки. По улице, во дворах и под стенами валялись убитые, многие из которых были без одежды, изуродованы до неузнаваемости так, что Генри стало плохо и мальчика едва не стошнило.
Над Эйри кружило вороньё, громко каркая. Целые стаи ворон бросались вниз и нападали на трупы, в драке между собой борясь за добычу. Но добычи хватало на всех...
Генри, оглядываясь вокруг в недоумении и ужасе охватившем душу, вдруг остановился. Прямо перед ним, на воротах крайнего двора, висел подвешенный за руки, растянутые в стороны, маленький ребёнок. Ребёнок был полностью раздет. Руки его посинели, по ногам застыла кровь, а на лице - боль и страх. Живот малыша был пробит чьим-то штыком…
Под ним, на коленях сидела обезумевшая мать и пела колыбельную. На пороге их сожжённого дома лежало чьё-то обугленное тело.
Вороньё, почему-то не садилось на мальчика и облетало это место стороной...
Генри отступил, сам не поняв почему он это сделал.
- Распятый… Это же Христос-Младенец и Дева Мария… - перекрестился Генри в испуге...
- Джош, - обернулась к нему женщина, - Джош, это ты? Сынок?
Мысли помутились. Генри покрутил головой. Женщина глядела не на него, а куда-то мимо.
Мальчик не стал дожидаться того что будет дальше. Он сорвался с места и побежал не глядя и остановился только тогда, когда его глазам открылась пылающая пожарами Авока…
- Рейчел… Алистер… Мерти… - проговорил сам себе Генри и бросился вниз по склону, не разбирая дороги и не думая больше ни о чём…
Когда Генри добрался до Авоки, было уже темно. Авока была переполнена английскими солдатами. Город горел и пожары не давали ночи опуститься на улицы.
Крики людей, сливавшиеся в один общий крик и плач, доносились со сталелитейного завода. Им вторили хохот солдат и жуткая брань. Время от времени раздавались ровные выстрелы, залпы. Генри даже боялся подумать о том, что это кого-то убивают. Он вообще старался казаться незаметным, пробираясь переулками и прячась в подворотнях.
Выйдя к полицейскому участку Генри понял, что ни капитана Бодхара, ни братьев, ни сестры он не найдёт. На месте участка были только разрушенные стены.
Генри развернулся и направился к колодцу, где по привычке отдыхал. Жутко захотелось пить. Скорее от волнения, чем от усталости. Усталости мальчик не чувствовал. Она куда-то пропала.
Генри подошёл к колодцу и потянул за верёвку, поднимая ведро с водой. Он уже дотянул ведро до верха, когда посмотрел себе под ноги и выронив ведро упал на колени. Прямо перед ним, крепко сжав кулаки, лежал убитый осколком снаряда Мерти.
Генри тихо заплакал.
- Я всё понял, Мерти, - прошептал мальчик, закрыл брату глаза.
Он встал, и забыв об англичанах побежал к Дому Профсоюзного Собрания.
Но Дома Профсоюзного Собрания уже не было.
Будто жуткий памятник тому что тут произошло, над грудой обгоревших кирпичей, кусков стен и тлеющих брёвен, возвышался, чудом устоявший, обгоревший столб, на котором что-то висело.
Генри подошёл ближе и упал на колени,  увидев, что это висит то что осталось от Алестера. Брата он узнал по ботинкам и отвернулся. Так он немного посидел и понял, что Рейчел он никогда не найдёт.
- Вы что тут затеяли, капитан Сименсон! - услышал Генри позади себя чей-то голос, - немедленно прекратить этот концлагерь и отпустить людей! Дайте им похоронить своих мёртвых и убирайтесь отсюда к чёрту, пока Вас не убил какой-то обезумевший от горя местный бродяга!
Генри опустил голову и тайком посмотрел назад.
Какой-то военный в генеральском мундире отчитывал капитана. У капитана было наглое выражение лица и Гени ясно заметил, что в душе он смеялся в глаза генералу.
- Генерал Эйвон, - спокойно ответил капитан Сименсон, - я выполнил Ваш приказ, сэр. Очистил город от мятежников и теперь они лет сто будут даже думать бояться про свою свободную Ирландию.
- От мятежников?! - вскричал генерал Эйвон, - этот сожжённый Вами ребёнок, который вырвался из огня но был подвешен, Вами лично, на двери горящего дома, это тоже Ваш мятежник, Вы хотите сказать?
- Это Вам уже настучал мой адъютант? - кивнул Сименсон, - ну так он его и застрелил и избавил Англию от будущих проблем.
- Он застрелил ребёнка уже тогда, когда мальчик начал гореть заживо, - отрезал генерал Эйвон, - а я предупреждаю Вас, что буду говорить с Вашим отцом, уважаемым лордом Виндзортоном о том, что Вы превращаетесь в палача, капитан Сименсон!
- Да, это понравится Черчиллю, - ответил капитан Сименсон, - когда он об этом узнает. Если, конечно, Вы решитесь разгласить информацию о том, что здесь произошло. Подумайте хорошенько в начале, генерал Эйвон.
- Не смейте мне угрожать, капитан, - генерал развернулся и ушёл.
Сименсон сплюнул на то место где только что стоял генерал Эйвон, посмотрел ему вслед и направился куда-то в темноту.
Генри проводил его взглядом, встал и прячась за разрушенными стенами тихонько пошёл за ним.
Капитан Сименсон не сразу почувствовал что его кто-то преследует. Когда он понял, что за наим идут, он остановился, глянул на пустынную улицу и свернул в подворотню. Там он открыл двери подвала, бывшего ещё с ура пабом в котором любили прохлаждаться местные работяги, и прошёл внутрь.
Капитан присел за стол и даже рассмеялся.
- Ну-ну, - проговорил сам себе он, достав револьвер и взвёл курок.
- Ну-ну, - услышал он в ответ детский голос.
К его затылку приставили ствол.
- Тут два входа, саксонский гусь, - сказал Генри.
- Эй, таракан, не балуй, - проговорил капитан, - давай так? Я тебе разрешу забрать твой пистолет. А ты уйдёшь тихо и без шума. Идёт?
- Не идёт, - ответил Генри, - ты сжёг моего брата. Такое не прощают. А во вторых у меня не пистолет, а револьвер.
- То есть, ты пришёл меня убить? - усмехнулся капитан, - кровная месть рыжего таракана? Как романтично для свинопаса!
- Я О'Коннор, - прошипел Генри, - и я не рыжий, если тебя это утешит!
- О'Коннор? Королевская кровь? - дернулся Сименсон чтобы увернуться и выхватить у Генри револьвер, но мальчик его опередил.
Раздался выстрел.
Мозги капитана Сименсона разлетелись и забрызгали Генри лицо.
С улицы вбежал адъютант.
Генри наставил на него револьвер.
- Тихо, тихо, - поднял руки адъютант, - я ведь всё слышал, малец!
- Что ты слышал? - выругался Генри, - вы убили моих братьев и сестру и теперь и ты умрёшь!
- Я застрелил твоего брата, когда он подвесил его там, - ответил адъютант, - я избавил его от мучений, поверь.
Генри смотрел на адъютанта, держа наготове револьвер.
- Ты врёшь… - ответил Генри, - врёшь, чтобы обмануть меня и взять в плен!
- Нет, - покрутил головой адъютант, - я бы мог это сделать, когда едва заметил, что ты пошёл за капитаном. Или когда вы тут мило обменивались комплиментами. Я ведь слышал, что ты О'Коннор. И дал тебе его убить. Ты правильно всё сделал. Такое не прощают.
- Тогда дай мне уйти, - проговорил злобно Генри.
Адъютант отступил от двери.
- Иди, О'Коннор.
Мальчик подошёл к выходу и обернулся к адъютанту.
- Моего брата звали Алестер Чарльз О'Коннор, - сказал он, - и второй, Мерти Уильям, лежит у колодца. Похороните их по человечески, прошу Вас и надеюсь на Ваше благородство. И не вздумайте сказать, что это Вы убили этого лорда Виндзортона. Его я убил. И меня зовут - Генри Артур О'Коннор.
- Я запомню, парень, - кивнул адъютант в ответ...

Глава 18
...ОКРЕСТНОСТИ КУИНСТАУНА; В ЭТО ЖЕ ВРЕМЯ…
Стрелок сидел на берегу, кутаясь в шинель и глядя на море.
Был штиль. Солнце ещё не всходило, но уже светало и утренний холодок легонько щекотал тело, пробираясь под одежду.
- Не замёрзли? - услышал он голос и обернулся.
- Рад видеть Вас, Кондор, или как там Вас, - усмехнулся Стрелок.
- Баркас разгрузили и грузят в машины, - ответил Кондор, - благодаря вашей героической диверсии в Авоке, мы даже не спешили. Ни одной английской собаки во всём графстве. Все войска вокруг Авоки.
- Они там долго будут, - ответил Стрелок, - им есть чем заняться. Воевать с женщинами и детьми, и расстреливать из пушек мирные деревни, оно куда легче чем лезть на пулемёты.
- Кстати, о пулемётах, - сказал Кондор, - баркас ушёл, - указал он на море, где чернела удаляющаяся точка, - будете смотреть, полковник?
- Да уж хотелось бы, - хлопнул себя по коленям Стрелок, - показывайте ваше современное оружие…
Они прошли берегом к двум грузовикам стоящим у самой воды.
Бойцы складывали ящики в кузов одного из грузовиков. Четыре других были уже полны и ждали загрузки последнего.
Кондор открыл один из ящиков.
Стрелок взял в руки оружие с коротким стволом.
- Что это? - показал он Кондору оружие.
- Пистолет-пулемёт МР-38, - ответил Кондор, - современная разработка инженера Шмайсера, собранная на заводе Эрма. Есть и более новый вариант, но не думаю. Что этот хуже. По крайней мере именно он хорош не только для партизанской, но и для более серьёзной войны и подходит под британские патроны. И самое главное, что тут есть старый добрый приклад, которым удобно вышибать мозги. Ну, и в одном грузовике ещё лежат полсотни пулемётов MG-38, которыевам тоже пригодятся.
Стрелок глянул на оружие.
- Пулемёт, говорите? Если ими вооружить хотя бы полк наших бойцов, то мы точно выиграем войну, тут даже пророков не надо.
- Кстати о войне, - сказал Кондор, - Композитор настаивает, чтобы вы начали боевые действия не так как хотел бы О'Брайан, а немного пораньше. Например в году, эдак, 1914-м, ближе к августу. Что Вы на это скажете, полковник?
Стрелок улыбнулся и покачал головой.
- Скажите ему, что мы готовы выступить даже сейчас, господин группенфюрер…

...ОКРЕСТНОСТИ АВОКИ; 30 МАРТА 1912 ГОДА...
Солнце уже было высоко, но постоянно пряталось за тучи. Часто моросил холодный дождик и дорогу слегка размыло.
Генри брёл сам не зная куда. Он был уже достаточно далеко от Авоки и хотел уйти как можно дальше, чтобы не думать о том что произошло и не видеть тот город, где погибли его братья и сестра.
В начале он плакал, садился на придорожные камни и выл как волчонок. Но потом он вдруг понял, что от слёз и вытья легче не станет, а братьев и младшую сестру не вернёшь. Тогда Генри встал и просто пошёл куда-то вперёд. Он вдруг сам для себя заметил, что плакать он не уже может. Просто камень на душе был настолько тяжёл, что не давал слезам катиться из глаз.
Так он шёл и шёл. Ни голода, ни холода, ни грязи под ногами Генри не чувствовал и казалось, что если бы перед ним вдруг выросла стена, то он бы пробил её не заметив и пошёл бы дальше…
Позади послышался гул мотора.
Генри обернулся, ожидая увидеть военный грузовик. Но машина была не военная. Мальчик встал посреди дороги глядя на неё.
Визгнули тормоза.
Из машины выскочил шофёр, чисто выбритый и в большой кепке.
- Да что ж ты бросаешься под колёса! - в начале он закричал на стоявшего перед самой машиной Генри, но резко замолчал.
Генри равнодушно глядел на него, удивлённо моргая и хлюпая носом.
- Ты куда идёшь, парнишка? - кивнул ему шофёр.
- Наверное в Куинстаун? - не-то спросил, не-то ответил Генри.
- Куинстаун в другой стороне, - покачал головой шофёр, - а я еду в Бэлфаст.
- Ну тогда в Бэлфаст, - вздохнул Генри.
- Садись, подвезу, - усмехнулся шофёр и махнул Генри, чтобы тот усаживался в машину.
В Бэлфасте было тесно, шумно и даже грязно. После Авоки, с её широкими улочками и зелёными холмами вокруг, Генри показалось, что он не в Ирландии, а приехал в совершенно другую страну, которой раньше и не знал. Он потолкался на базаре, на улочках и вдруг понял, что жутко хочет есть.
Первая мысль, которая его посетила, это была идея чего нибудь украсть. Но мальчик подумал и вспомнил, что ни знакомого ему, прощавшего всё на свете капитана Бодхара, ни его полицейских, которых он знал всю свою недолгую жизнь, уже нет. Тем более в Бэлфасте.
Генри решил потерпеть до вечера и в коем веке заработать себе на ужин. Решив, во чтобы-то ни стало стать честным и никогда не красть, он шёл пока не забрёл в порт. Там, Генри остановил первого попавшегося рабочего.
Выслушав мальчика, рабочий подумал и пожал плечами.
- Да какой от тебя толк в порту? Докера из тебя не выйдет, мал ещё. А на верфи такие больше недели не выдерживают.
- Почему? - не понял Генри.
- Ты был на верфи, сынок? - ответил рабочий, - вы же маленькие, шустрые. Не то чтобы мальцы, взрослые дядьки  бегут оттуда подальше, когда видят как хоронят других, пока их самих не пришибло чем-нибудь сорвавшимся с крана. Это тебе не овечек в твоей деревне стричь. Да и пароход уже построили. Там нет работы.
- Какой пароход? - спросил Генри.
- Большой пароход, мальчик, - ответил рабочий и подумал почесав затылок, - а ты сам зайди на верфь и узнай, может на пароходе палубу надо выдраить, так это они тебе разрешат за пару пенсов.
Озадаченный непонятными словами рабочего, Генри уверенно направился на верфь и когда увидел тот самый пароход, о котором рассказывал ему рабочий, даже замер от удивления.
Таких больших и таких новых пароходов Генри никогда не видел. Все баркасы, буксиры и баржи теперь показались Генри просто букашками по сравнению с ним.
- Любуетесь, молодой человек? - услышал он над собой голос и увидел морского офицера.
- Да, сэр, - подумал Генри, - а можно мне посмотреть, что там внутри? - спросил он.
- Только в трюмах, - ответил шутя офицер, - если, конечно, Вы не матрос ищущий работу, - он усмехнулся.
- Гм, - загорелись глаза у Генри, - знаете, - начал он, - я вырос на море и смею Вас заверить, что знаю всё что связано с морской службой. Правда я чаще был на маяке, но видел даже рацию Маркони! И умею ею пользоваться! Вам не нужен опытный радист? - посмотрел он на офицера, ожидая ответа.
- Ха! - засмеялся офицер, - да ты мне определённо нравишься, парень!
- Вы наверное капитан? - стараясь казаться серьёзным спросил Генри, - ну конечно же капитан! А с кем я могу поговорить о том, чтобы наняться к вам на пароход? Вы куда пойдёте? В Ост-Индию? Или на Северный Полюс? Если что, я совсем не боюсь холода!
- Нет, - усмехнулся в сторону офицер, - я не капитан, а первый офицер Лайтоллер. А позвольте Вас спросить, молодой человек, о Ваших познаниях в рации Маркони? Вам часто приходилось на ней работать?
- Эм… - подумал Генри, - на кнопки нажимал. Вовремя и там где говорил радист, - он посмотрел на офицера Лайтоллера, - а что? Ваш радист один справляется со своей службой?
- Ну у нас два радиста, - ответил Лайтоллер улыбаясь, - а вот на кнопки, говоришь, правильно умеешь нажимать?
- Да, - кивнул Генри широко открыв глаза удивившись, что офицер вообще, до сих пор, с ним ещё разговаривает.
- Ну пошли, - усмехнулся офицер, - посмотрим на то, как ты правильно и вовремя нажимаешь кнопки.
Генри не пошёл, а буквально побежал за Лайтоллером, сияя от радости.
Седой, бородатый, добродушный капитан Смит смотрел на Лайтоллера и поглядывал на Генри.
- Мальчик определённо понятлив, умеет расположить к себе и даже, - глянул он на Генри, - любознателен. Это я сделал вывод по его, - он глянул на настенные часы, - увлекательному двадцатиминутному рассказу о себе, во время которого он не сделал ни одной заминки.
Капитан глянул на Генри.
- Так ты хотел бы стать моряком? - спросил капитан Смит, - надеешься, что мы возьмём тебя юнгой и даже поручим радиорубку?
- Да, сэр! - затаив дыхание, слушал капитана Смита Генри.
Капитан Смит вздохнул.
- Я начинал служить юнгой будучи на год младше тебя, Генри Артур О'Коннор. Я вот что скажу тебе. Ты слишком умён для того, чтобы убить свои самые лучшие годы на скручивание канатов, слушание матросской брани и выдраивание палубы. А у нас она не одна, сынок!
- Но сэр, - расстроился Генри и капитан Смит уловил его обиду.
Смит глянул на Лайтоллера.
- Поскольку он не боится электрики, - сказал он, - и умеет правильно жать на правильные кнопки, как он сам говорит, я поручу ему более ответственное задание,
- А? - удивлённо посмотрел Генри на Смита.
- Оформляйте мальчика лифтёром в Первый Класс, - продолжал Смит, - позаботьтесь о том, чтобы ему попалась хорошая компания и порядочный напарник.
Он глянул на Генри.
- Добро пожаловать на «Титаник», сынок, - сказал Смит, - надеюсь, ты тут останешься на всю свою жизнь…

Глава 19
...ЦЮРИХ; ШВЕЙЦАРИЯ; МАРТ 1912 ГОДА…
Квартира, которую искал старик, находилась в подвале одного малоприметного дома на небольшой улочке. Это был не центр города, но ещё и не окраина. Серый тротуар, такая же серая мостовая и узенькая улочка теснящаяся между двумя высокими домиками с башенками. Сразу за ними мостовая прерывалась и улочка убегала ступенями вверх, куда-то дальше.  Там она становилась ещё более узкой, уже другие домики теснились друг к другу ещё ближе, а над этим всем висело чистое бельё на натянутых верёвках, прямо над ступеньками, между домами,.
На этих же ступеньках расположился шарманщик, наигрывая свою неприхотливую мелодию.
Возле него кривлялась обезьянка.
Куча детворы, так же столпившаяся вокруг, эту обезьянку дразнила, словно подзадоривая. Но та не хотела ни плясать, ни прыгать, ни кричать. Она только с гордым видом смотрела на своих зрителей, а когда кто-то угощал её чем нибудь вкусным, мартышка начинала весело прыгать и тут же поедала это вкусное, так же важно, в основном сладости и печенье.
А шарманщику не было дел ни до обезьянки, ни до угощения, ни до детворы шумящей вокруг. Он продолжал играть, будто бы ничего и не происходило.
Старик послушал мелодию, в которой узнал «Лили Марлейн».
- «Она вечна», - подумал старик и дёрнув за дверную ручку, с удивлением для себя, открыл двери квартиры.
В подвале, точнее в квартире, на длинной лавке стоящей в коридоре, прямо у входа сидели два человека. Один прижимал к себе длинные рулоны чертежей, а второй держал в руках сразу несколько папок.
Старик молча посмотрел на них, присел рядом и развернув газету принялся читать последние новости.
- Господин хочет удивить профессора своими идеями? - обратился к старику тот который держал в руках папки.
- Можно и так сказать, - пожал плечами старик, не отрываясь от газеты.
- О! Вы англичанин? - удивился человек с папками, - право почему же Вам было необходимо ехать в Швейцарию? Разве в Британии тоже не ценят изобретателей?
- Ну почему же не ценят? - ответил старик глянув на своего собеседника, - некоторые изобретения сами просятся в другие страны, - он отложил газету, - вот мой приятель, один физик из Фулема, это маленький городишко под Лондоном, недавно обосновал теорию подвижного магнитного поля. Однако, сами понимаете, что порой изобретения опережают своих искателей и создателей.
- Совершенно с Вами согласен! - вмешался человек с чертежами, - это касается прежде всего двигателей для современных машин. Кстати, разрешите представиться. Я Рудольф Дизель, - огласил человек с чертежами.
- Чарльз Лайтоллер, - кивнул ему старик, - рад Вас увидеть, мистер Дизель.
От Дизеля несло перегаром. Старик наконец рассмотрел, что пальто Дизеля было потёртое, а шляпа грязная и явно старая.
- Я создал двигатель для военных машин, - сказал Дизель, - под топливо не способное взрываться и гореть при попадании в бак, например, снаряда. По крайней мере, у шофёров будет время бежать из машины. И что Вы думаете? - посмотрел он на старика, - этот профессор уже пятый раз гонит меня отсюда и даже собирается выслушать.
- Ну может Вам действительно нужно не к нему, а в патентное бюро? - спросил старик.
- Нет! Именно к нему! - возразил Дизель, - этот буквоед не хочет понять важности доработки моего изобретения! А ещё, говорят, образованный человек! - возмущённо произнёс он последнюю фразу.
- Я искренне сочувствую Вам, мистер Дизель, - покачал головой старик, - а Вы не думали создать опытный образец своего изобретения самостоятельно и представить его на выставке, или продать разработки военным инженерам? Подозреваю, что Ваш двигатель оценят именно в армии, по крайней мере в ближайшее время. Ну, или в сельском хозяйстве. Но никак не в университете!
- Я хочу добиться от него участия в своей работе, - ответил Дизель, - я спившийся и нищий инженер, которого погонят отовсюду, - он усмехнулся и посмотрел на старика, - любой коммерсант, а фермеров я тоже к ним отношу, ещё и присвоит себе моё изобретение. А в деле будет участвовать профессор, то хотя бы моя душа будет спокойна. Знаете, украсть детище, это всё равно что украсть дитя, господин Лайтоллер.
- Да уж куда понятней, - покачал головой старик и посмотрел на человека с папками, - а Вы, я так подозреваю, не просто студент, а студент с амбициями?
- О да, мистер Лайтоллер, - обрадовался человек с папками, - как Вы думаете, существует ли фундаментальная связь между пространством, временем и движением? Я доказал, что это так и есть, мистер Лайтоллер! Но профессор не слишком доверяет моим выводам.
- Да ну? - удивился старик, - продолжайте, сэр!
- Понимаете, - продолжал человек с папками в руках, - все законы, которым подчиняются физические процессы, одинаковы во всех инерциальных системах отсчёта! Вы слышали, что такое инерциальные системы отсчёта?
- Конечно же слышал, продолжайте! - уже отбросил газету старик и только удивлённо глядел на человека с папками.
- Ну так вот, - продолжал человек, - скорость света в вакууме не изменяется при переходе от одной инерциальной системы к другой. То есть, она не зависит от относительности источника света и позиции наблюдателя. Основные свойства пространственно-временных связей, в моей теории, определяют преобразования Лоренса. То есть, изменяются не только пространственные координаты, но и моменты времени. Я считаю, что одновременность — относительна. В быстро движущемся теле замедляется течение времени. А масса тела растёт с увеличением его скорости. Всё это я подтвердил в экспериментах. А вот здесь, - показал он папки старику, - все их результаты.
- Общая Теория Относительности, - проговорил старик глядя на человека с папками.
- Что? - не понял тот.
- Ничего, - покрутил головой старик, - Вы показывали эти бумаги господину Эйнштейну?
- Конечно, - ответил тот, - я уже шестой год пытаюсь указать ему на недочёты его теории, но он просто не хочет меня слушать.
- А почему? - спросил старик.
Послышался громкий голос Дизеля.
- Да потому что господин Эйнштейн, мистер Лайтоллер, просто молится на своего благодетеля, профессора Макса Планка. Он ввёл его версию теории в учебный курс Берлинского университета и теперь Эйнштейн настолько влюбился в Планка, что готов объявить антинаучными заблуждениями даже собственные открытия, которые не понравятся Планку.
Старик подумал и глянул на человека с папками.
- Как Вас зовут, сэр? - спросил он.
- Вильгельм Денниц, сэр, - ответил человек, - я окончил Оксфорд, но волею своей глупой судьбы вынужден был вернуться из Англии  к себе на родину, в Германию. Вы не обязаны меня понимать, но это было так глупо оставить карьеру, бросить преподавательскую работу и отказаться от звания профессора, которое мне предлагали в королевском университете. А всё лишь потому, что мои родственники начали упрекать меня в предательстве Германии. Они писали, что своими знаниями я обязан служить Рейху и Его Величеству Кайзеру, - он усмехнулся едва не заплакав.
- А что Рейх и Кайзер? - посмотрел на него старик.
- Что Кайзер я не знаю, я с ним не знаком и боюсь, он даже не догадывается о моём существовании, - ответил Денниц, - а Рейх? - он подумал, - служу своими знаниями. Торгую булочками, в пекарне у своего дальнего родственника.
Он глянул на старика и усмехнулся.
- Теперь Вы понимаете всю комичность моего положения и почему я так хочу доказать свои выводы в его теории?
- Вы не думали уехать отсюда, мистер Денниц? - спросил старик, - вряд ли вашим родственникам в пекарне пригодится физика. Ваша теория гениальна, но им нужно торговать булочками. Может быть, Вы показали бы свои конспекты, например, доктору Николе Тесле?
- Я думал об этом, - ответил Денниц, - через неделю я отправляюсь в Шербур, а оттуда в Америку. Ведь Тесла там. Но в начале, я хотел бы убедить Эйнштейна в том что он заблуждается, - он посмотрел на старика, - мало ли что в дороге может случиться? Мои труды не должны погибнуть!
- Верно, - вздохнул старик, - но давайте, к господину Эйнштейну мы зайдём вместе. Что Вы скажете на моё предложение?
- Денег за это Вы не просите, - усмехнулся Денниц, - мою теорию поняли с полуслова и даже угадали что это такое. Я думаю, что Вы поймёте и Эйнштейна. А после всего, приглашаю Вас всех выпить по паре кружек пива! Что скажете, господин механик? - толкнул он задремавшего Дизеля.
- Пиво? - подумал тот, - я с утра ничего не ел, и если боги физики платят и угощают ещё и сосисками, то я готов, - ответил Дизель.

Эйнштейн встретил Денница и старика сидя за столом.
Не глядя на них он что-то писал в журнале и только указал рукой на свободный стул у стены.
- Присаживайтесь, господин Денниц, - небрежно бросил Эйнштейн.
- Здравствуйте, мистер Эйнштейн, - вместо Денница ответил старик.
- Что? - удивлённо глянул на него Эйнштейн, - Вы кто? Вас нет в списках посетителей и я попросил бы Вас не мешать моей работе.
- Я не помешаю, - ответил старик, кивнув Эйнштейну.
Он присел на стул, пододвинув его к столу за которым сидел Эйнштейн, а Денниц встал рядом.
- Кто Вы такой? - кивнул ему небрежно Эйнштейн, - я сейчас буду вести разговор с господином Денницем и во время разговора будет озвучена, в том числе и конфиденциальная информация, тайна которая должна сохраняться между коллегами. Понимаете, что я Вас не приглашал и Вы не можете тут присутствовать!
Старик вздохнул, облокотился одной рукой на стол и посмотрел на Эйнштейна.
- Я Вас представлял себе другим, - сказал он, - безумным учёным погружённым в свои изыскания, окружённым дивными приборами и в белом халате, рядом с таким же безумным лаборантом. А вижу клерка в нарукавниках, посреди запылённых полок и пожелтевших от времени бумаг. Но ведь время относительно, господин Эйнштейн, не так ли? - улыбнулся старик.
- Я Вас не понимаю и настоятельно требую удалиться, - поднялся Эйнштейн указав на двери.
- Понимаете, - хмуро ответил старик, - но о теории относительности мы поговорим позже, и Вы сами захотите о ней поговорить именно со мной. А пока что, я хочу услышать ответ на один очень интересный вопрос. Он касается не теории, а вполне реального явления, которое называется — хронополе.
Эйнштейн даже не сел, а упал на стул, глядя на старика.
- К Вам приходил человек, - продолжал старик, - и что-то приносил. Это что-то, было чем-то привезённым из Англии. Это мог быть предмет, тетрадь, рваная бумажка в конце-концов. И там могла стоять подпись доктора Фредерика Гудвина. А могла и не стоять. Я хочу знать кто этот человек и что он приносил.
- Почему Вы решили, что ко мне кто-то приходил? - улыбнулся Эйнштейн.
- Вначале я подумал на инженера Дизеля, - ответил старик, - который сидит сейчас в Вашем коридоре и держит в руках чертежи своего бесценного для человечества изобретения. Оно способно открыть новую эру машиностроения, но сейчас даже Вы не понимаете всей важности его трудов. Но потом я вдруг вспомнил, что во всей Европе нет более одиозного учёного, который серьёзно рассматривает самые безумные открытия и теории других своих коллег. И этот учёный Вы, мистер Эйнштейн. И если Вы всерьёз приняли некоторые положения статической физики, ранее считавшиеся антинаучными, то почему Вас не должна бы была заинтересовать не теория, а доказательства того, в чём Вас убеждает уже шестой год подряд господин Денниц? - указал старик на Денница.
- Да, не трудно было догадаться, - усмехнулся Эйнштейн глянув на старика, - был тут какой-то бухгалтер, которой работает на некоего фермера по фамилии Олендорф, - Эйнштейн достал из стола лист бумаги и положил его перед стариком, - больше он ничего не приносил. Что я могу сказать? - развёл он руками, - чтобы собрать такую машину, которая преодолеет не только пространство, но и время, и переместит человека в безопасную точку, просчитав её автоматически, рандомно, так сказать, им надо лет пятьдесят трудиться. Поэтому им понадобился я.
- Чтобы Вы сделали нужные расчёты и указали нужное направление в работе, как я понимаю, - спросил старик.
- Совершенно верно, - кивнул Эйнштейн, - Отто Олендорф, сын того самого фермера, привёз эту бумажку из Англии. Не знаю где он её взял. Он физик и довольно амбициозный человек. Он не отступит, - Эйнштейн вздохнул, - он предложил мне возглавить лабораторию, которую намеревается построить и работать только над этим проектом, - ткнул Эйнштейн пальцем в лист бумаги.
- Он решил собрать машину времени, - посмотрел старик на Эйнштейна, - а Вы согласились ему помочь?
- Да это безумие, - усмехнулся Эйнштейн, - если даже Гудвин и проводит какие-то эксперименты, то сомневаюсь, что они имеют успех. Написать можно что угодно. Создать — это другое дело, требующее времени и больших затрат! Вряд-ли он продвинулся дальше меня, или, - посмотрел он на стоящего рядом со стариком Денница, - или дальше господина Денница.
- Я бы так не сказал, - ответил старик, - мистер Гудвин работает с Николой Теслой и Марией Кюри. Вам же говорят о чём-то эти имена?
- Доктор Гудвин, может и работает с этими уважаемыми учёными, - улыбнулся Эйнштейн, - но касательно Отто Олендорфа, я думаю, что сын старого фермера просто сошёл с ума! И понимаю так, что мистер Гудвин нанял Вас, чтобы Вы вернули ему его бумагу, которую он считает очень важной, но попавшей в чужие руки? Я Вас правильно понял? Ну так передайте мистеру Гудвину, что я отказался работать на Олендорфа. Преподавая в унверситете я зарабатываю гораздо больше на своих лекциях. А участвуя в патентовании изобретений, я имею ещё больше перспектив, чем если бы я вдруг решил серьёзно заняться своими собственными исследованиями, - Эйнштейн рассмеялся, - изобретатель Эйнштейн! Это звучит громко и смешно! Вокруг погибает столько величайших умов молодых и старых людей, которые достойны того чтобы их труды не пропали даром, а послужили обществу. Да я просто блекну на их фоне. То же самое и Олендорф. Он подобрал, как я понимаю, выброшенный за ненадобностью листок бумаги у этого англичанина. И англичанин знал почему его нужно выбросить, а не хранить в недоступном месте. А Олендорф - ухватился за него! Он понял, что речь идёт о чём-то важном. Но думает, что этого листочка достаточно для того, чтобы в условиях фермы осуществить то, о чём пишет доктор Гудвин? Господин англичанин! - улыбнулся старику Эйнштейн, - вы напрасно теряете время!
- Время это относительное понятие, мистер Эйнштейн, - ответил старик, - и мистер Денниц это доказал, а Вы, на самом деле очень даже согласны с его выводами в теории относительности. И я не удивлюсь, что Вы стали согласны после того, как увидели этот черновик, - постучал старик пальцем по листу бумаги, - открытия Фредерика Гудвина, подтвердили выводы этого молодого человека в теории, над которой Вы работаете вместе профессором Планком, - указал старик на Денница, - время подобно одежде. Её можно одеть, или в неё можно переодеться. И пятьдесят лет у Олендорфа не будет. Он это скоро поймёт и соберёт свою машину гораздо быстрее. Точнее, если говорить исходя из теории мистера Денница, он собрал свою машину времени, но служит она далеко не благородным целям, - посмотрел он на Эйнштейна.
- Откуда Вы можете это знать? - усмехнулся Эйнштейн, - выводы мистера Денница это всего лишь теория, и да простит он меня, они требуют серьёзной доработки, - Эйнштейн вздохнул и глянул на Денница, потом перевёл взгляд на старика, - да и теория Гудвина тоже. Ведь я пока что не видел результатов его экспериментов, или как Вы изволили выразиться — открытия. Они передо мной только на бумаге, в виде формул и понятных только доктору Гудвину схем.
- Вам нужно подтверждение? - посмотрел на него старик.
- Да, - кивнул Эйнштейн, - как только я увижу результаты его экспериментов, причём удачных экспериментов, я заберу свои слова обратно! И тоже займусь чем-нибудь. Например, чем-то из того что считается безумной теорией! - он рассмеялся, - я слышал, что какой-то средневековый монах, пытался с помощью нехитрых приспособлений, эдак в веке шестнадцатом, поставить силу атомов, а я бы сказал - энергию атома, на службу человечеству. Это из той же области фантастики, мистер англичанин, - глянул он на старика.
- Его звали Раймунд Луллий, - сказал старик, - он был гениальный алхимик опередивший своих коллег на пятьсот лет. И тем не менее, именно Вы докажете что он был не фантаст, а гений, когда произведёте расщепление атомного ядра, - он достал из внутреннего кармана пальто какой-то предмет и положил его на лист бумаги с записями Фредерика, - знаете, что это такое?
- Нет, - удивлённо глядел то на старика, то на предмет, Эйнштейн, - это что? Что это?
- Это старый, добрый, микрокалькулятор на питании от солнечных батарей, мистер Эйнштейн, - ответил старик, - такие появятся в начале 80-х годов. Это обычная счётная машинка. Но она считает не только цифры, но просчитывает так же формулы, корни, дроби и степени чисел. Правда же, Вам уже интересно, как она появилась тут?
Эйнштейн продолжал удивлённо глядеть на старика.
- Её сюда привёз я, - продолжал старик, - из времени, где микрокалькуляторы уже даже не позавчерашний день, а раритет, музейный экспонат и многие люди уже даже не помнят как ими пользоваться. Попросить человека из того времени, откуда я пришёл, посчитать на этой электронной машинке, это всё равно что попросить современного военного выстрелить из старинной мортиры.
- Значит… - проговорил Эйнштейн, - теория вовсе не теория?
- И не эксперимент, - ответил старик, - и Олендорф, и Гудвин, свои машины времени собрали независимо друг от друга. Но только ни тот, ни другой, меня не нанимали. Я компаньон Гарольда Гудвина. Он приходится сыном доктору Фредерику Гудвину. Мы заметили, что некоторые исторические события двадцатого века состоялись вовсе не так, как должны бы были происходить. Нас мало интересуют события в глобальном масштабе. Их не изменить, как не изменить и то, что Вы станете олицетворением естественных наук целой эпохи.
- Да ну бросьте, - усмехнулся Эйнштейн.
- Нет, нет, оно так и будет, - ответил старик, - просто не хотелось бы, чтобы человек, на образе которого будут воспитаны целые поколения учёных, вдруг пошёл не по тому пути, связавшись не с теми людьми. Я говорю об очень малозаметных, а чаще вообще незаметных сопутствующих факторах в некоторых исторических событиях. Как раз они, а не глобальные перемены, влияют на исход самых важных событий. Это называется «эффект бабочки», профессор. Например, мало кто обратил внимание на то, что в Ирландии вдруг началась гражданская война.
- Ну так к этому всё и шло, - развёл руками Эйнштейн, - ваша страна захватила Ирландию, устроила там, простите, натуральный геноцид. Одна кровавая бойня в Авоке на прошлой неделе чего стоит! И чего вы хотели у себя в Англии? Сияющих от счастья ирландцев?
- Я не о том, - кивнул старик, - война должна была начаться в 1921 году и окончится победой Ирландии. Теперь она завершится поражением Англии, но вот чьей победой, это уже неизвестно. Потому что война не могла начаться просто так на девять лет раньше, да ещё и перед самым началом Первой Мировой Войны.
- Какой войны? - не понял Эйнштейн.
- Мировой, - ответил старик, - Первой. Она начнётся через два года и я сочувствую жителям Германии, всем без исключения. Наверное, более унизительного поражения Германия ещё не знала в своей истории.
- Раз это будет первая, то последует и вторая? - спросил Эйнштейн.
- Последует, - кивнул старик, - её начнёт сама Германия. Целью будет не столько пересмотр итогов предыдущей войны, сколько создание новой империи — Третьего Рейха. И как Вы думаете, мистер Эйнштейн, какое имя будет носить один из тех кто начнёт вторую войну?
- Олендорф? Отто Олендорф? - удивился Эйнштейн.
- Именно, - кивнул старик, - генерал-лейтенант Отто фон Олендорф. Вот только потому что он теперь обладает машиной времени, уже неизвестно какое место он будет занимать в истории Рейха. И я очень сомневаюсь, что он не захочет сам стать кайзером и создать свой Рейх гораздо раньше.
Он посмотрел на Эйнштейна.
- Ведь если вывести Англию из Первой Мировой Войны, - подумал старик, - а лучше устроить так, чтобы она в неё и не вступала, даже если очень будет этого хотеть. Вряд ли Россия в одиночку выстоит в борьбе против четырёх могущественных империй. Воевать на четыре фронта, против Австрии, Германии, Турции и Японии, имея у себя на границах сепаратистские мятежи и недовольный войной народ, а в союзниках маленькие Румынию и Сербию, с вечно сдающейся врагам Грецией, это безумие. А Штаты не будут ввязываться в войну до самого последнего момента, впрочем, как и всегда. Они поддержат побеждающего. И чтобы Англия не вступила в войну, достаточно просто начать другую войну, но на её территории. Ведь за Ирландией подтянется и Шотландия, так же ущемлённая в своих религиозных и национальных правах. А возможно, даже и Уэльс. Британия это плохо сшитый разноцветный плед, и все это прекрасно понимают. Особенно это будут понимать те, кто вдруг внезапно пересечёт Ла-Манш и придёт на помощь борцам за независимость Ирландии. Правда, предварительно проутюжив Францию, которая просто не сдержит натиска Рейхсвера и сдаст Париж не в 1940-м, а в 1914-м году. История повернётся вспять!
- Вы думаете, что Олендорф попытается свергнуть кайзера чтобы изменить историю? - посмотрел на старика Эйнштейн.
- Зачем ему свергать кайзера? - усмехнулся старик, - он, создавая нужные ситуации, поможет ему выиграть войну. Свергнут кайзера, или не свергнут, это уже будет не настолько важно. Вопрос не в том, кто будет кайзером в Германии. Вопрос в том, кто будет фюрером в Рейхе…

Глава 20
АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; 2 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
Чарли очень переживал за то, что останется без работы. И поэтому, когда мастер даже не обратил внимание на его едва зажившую после ранения на демонстрации руку. Вместо того, чтобы выдать мальчику пачку новых бланков, он как-то улыбнулся и подозвал Чарли к себе.
Мальчик испугался и послушно подошёл.
Мастер положил ему руку на плечо.
- Ну, с выздоровлением Гудвин, - сказал мастер, - мы тут все за тебя переживали.
- Спасибо, - проговорил Чарли, почувствовав, что у него заплетается язык.
- Да не дрожи ты как перед поркой, - рассмеялся мастер, - бегом в клуб. Галлахер всех собирает там. Работы сегодня не будет.
Чарли даже не пошёл, а полетел в клуб.
Сегодня там происходило что-то странное и уже было не протолкнуться. Но, Чарли всё равно протиснулся сквозь толпу людей к самой трибуне и махнул рукой Галлахеру.
Галлахер в ответ улыбнулся, подмигнул мальчику и привычно поднял вверх руку прося тишины.
Зал затих в ожидании.
- Товарищи! - спокойно начал Галлахер, - после полутора месяцев судебных разбирательств, владельцы завода согласны выполнить все наши требования!
Зал восторженно загудел, а Галлахер продолжал.
- Они выполнят все наши с вами требования, но кровь наших товарищей, пролитая в кровавом феврале на улицах Фулема, не даёт нам права останавливаться на достигнутом!
- Правильно! - крикнул кто-то из зала.
Чарли обернулся чтобы посмотреть на того кто закричал, но его лицо тут же оказалось перед чьим-то свитером. И мальчик снова перевёл взгляд на трибуну.
- Мы с вами пойдём дальше! - продолжал Галлахер, - я объявляю о начале своей предвыборной кампании в парламент! Наши с вами требования должен услышать король и мы обязаны диктовать свои условия по всей Британии! Рабочие и фермеры Англии, Шотландии, Уэльса и Ирландии, рабочие доминионов и колоний просто обязаны объединиться в своей борьбе против угнетателей трудового рабочего класса!
- Ура! - закричал и зааплодировал зал.
Чарли дальше ничего не смог разобрать. Все что-то кричали, восхищались чем-то и как он понял все настолько обрадовались, что даже не слышали друг друга.
Галлахер, несколько раз попросил тишины чтобы продолжить.
- Мы теперь не ограничиваемся требованиями одного только восьмичасового рабочего дня! - снова начал Галлахер, когда зал, наконец, затих, - мы требуем равных прав для мужчин и женщин, рабочих и лордов, католиков и протестантов, иудеев и христиан! Все мы — народ Британии! Мы едины в своей борьбе и поэтому мы — непобедимы! И мы будем идти к победе всегда и поэтому мы всегда будем побеждать!
Галлахер немного помолчал, окинул взглядом зал и продолжил.
- Сегодня правительство и парламент, буржуазно-националистические и клерикальные круги, пытаются нам всунуть так называемый «билль о гомруле». Этим биллем, они тщетно пытаются остановить начавшуюся в Ирландии революцию! Все вы знаете, что наши ирландские товарищи взялись за оружие и подняли вооружённое восстание против угнетателей! Но что подразумевают буржуазные и аристократические круги под этим «биллем», который они хотят нам всунуть как приманку, чтобы сдались без боя и отступили едва начав революцию? Они понимают, что единство рабочего класса — это несомненная победа трудящихся в борьбе за свои права! Они понимают, что для нас нет народов, религий и национальностей! Наш народ — рабочий класс! Наша религия — праведный труд во имя будущих поколений, а наша общая нация — человек труда! Эта подачка, билль о гомруле, имеет только одну единственную цель: заткнуть рот ирландским патриотам, расколоть единое рабочее движение и поссорить ирландских рабочих и фермеров с английскими и шотландскими рабочими и фермерами. Это обман, который ирландские товарищи очень быстро поймут. Но к тому времени, обман может ввергнуть Британию в националистическую гражданскую войну и, как следствие, в новый маховик политических репрессий. Они предлагают урезанную, ограниченную национально-религиозную свободу, в обмен на лишение нас элементарных прав. Они будут диктовать на что имеют право католики. Но то, на что католики не имеют прав — они оставляют прежним. И даже более того, права урезают вдвойне, загоняют католиков в резервации напоминающие резервации индейцев в США. И если раньше католики могли свободно исповедовать свою религию где бы то ни было, то согласно билля о гомруле, католики лишаются не только прав на свободное вероисповедание своей религии на протестантской территории, но и даже того имущества которое имеют в той же Англии или в Ольстере! Само единство Британии сейчас находится под большим вопросом, как и под вопросом находится само её существование! Выступая против билля о гомруле, мы выступаем за нашу единую и неделимую Родину! Но за Родину — не под властью короля, или буржуазного-аристократического парламента, а под властью советов рабочих и крестьянских депутатов! Мы говорим, что требуем не мифического билля о гомруле, а широкой автономии для каждого народа Великой Британии! Мы говорим, что требуем не резерваций, а равенства всех народов и религий! И мы говорим, что мы требуем — советской власти в социалистическом государстве рабочих и крестьян!
Зал восторженно взорвался криками «Ура!» и запел песню, в которой Чарли узнал «Интернационал».
Галлахер улыбнулся, снова окинул всех взглядом и начал подпевать.
Когда закончили песню, Галлахера обступила толпа.
Чарли отошёл и начал ждать. Ждал долго. И едва Галлахер остался один, махнул мальчику рукой и подозвал его к себе.
- Ну иди сюда, герой революции и спаситель знамени завода! - усмехнулся приветливо Галлахер, - я видел как ты спасал флаг!
- Да, товарищ Галлахер, - подошёл Чарли, - он у меня спрятан.
- Молодец, - кивнул Галлахер, - передай его сторожу, Питеру Хеду. Он знает что делать.
- Хорошо, - кивнул Чарли, - я прочёл вашу книжку, - протянул он Галлахеру брошюру.
- Ну и как? - кивнул ему Галлахер, забрал брошюру и спрятал её в карман пиджака, - вопросы, пожелания, советы?
Чарли улыбнулся.
- Нет, - покрутил он головой, - дайте лучше мне ещё что-нибудь почитать? И я тут подумал, а что если мы с сестрой будем агитировать за Вас? Она у меня, знаете, острая на язык! - улыбнулся Чарли.
- Вот как? - усмехнулся в ответ Галлахер, - ну будь по твоему. Приводи завтра сестру сюда, с утра. А с твоим мастером я порешаю вопросы оплаты вашей работы.
- Мы получим за это деньги? - удивился Чарли.
- И ты, и твоя сестра, - ответил Галлахер, - ты получишь свою зарплату за все пропущенные дни, а она… - он подумал, - тоже твою же зарплату. Идёт?
- Идёт! - обрадовался Чарли, - завтра утром мы будем тут!
- Ну вот и хорошо, - кивнул Галлахер, - беги домой.
Чарли махнул на прощание рукой и со всех ног бросился к выходу. Ему не терпелось поскорее обрадовать Лилли тем, что она будет работать и он сам обо всём договорился.
Галлахер посмотрел ему в след, обернулся к стоявшему рядом рабочему и указал глазами на Чарли.
- Дай Бог, чтобы он не возвращался на завод, а сразу после выборов пошёл бы в школу. Может поможем парню?
- Не знаю, - пожал плечами рабочий, - у них католическая семья, их тут сразу не приняли. Даже в школе.
- Вот поэтому наша борьба справедлива, - вздохнул Галлахер.

- Ты шутишь? - не-то рассмеялась, не-то возмутилась Лилли, едва Чарли начал разговор о том, что неплохо бы было помочь Галлахеру с агитацией.
- Нет, - ответил Чарли потупив взгляд.
- Я, конечно, не против того во что ты вляпался… - начала было Лилли.
- Вступил, - поправил её Чарли, посмотрев на сестру.
- Вступил, - кивнула Лилли и продолжила, - … в свою партию, но…
- Какие ещё могут быть но!? - воскликнул Чарли, - мы боремся за освобождение рабочего класса!
- Но лучше бы ты боролся за то, чтобы сидеть в другом классе, - тихо улыбнулась Лилли, отвернувшись.
- А я и борюсь! - проворчал Чарли и помолчал.
- Я уже Галлахеру обещал, что мы поможем…
Лилли глянула на брата и усмехнулась.
- Ты представляешь себя на улице, Чарльз?
- А? - не понял Чарли.
- Бэ! - ответила Лилли, - кепка потёртая, пиджак не по росту, к тому же на грязную рубашку. Уже и сам давно забыл куда спрятал жилетку и взрослый парень до сих пор носит... шотрики… - Лилли откровенно издевалась, - шортики как у Гарольда, на детские чулочки!
- Да ну тебя, - отвернулся Чарли, - сам буду агитировать!
Он хотел было уйти, но слова Лилли остановили его.
- Мне не трудно тебе помочь, но мне будет стыдно рядом с тобой стоять!
Чарли повернулся к сестре и уставился на неё ничего не говоря.
- Ты до утра должен выглядеть как джентльмен, - будто поставила условие Лилли, - иначе к тебе не отнесутся серьёзно. И твоему Галлахеру поставят в упрёк, что он постоянно говорит об эксплуатации детей, а сам эксплуатирует их, - серьёзно произнесла сестра.
- Что ты предлагаешь? - кивнул Чарли.
- А ты не догадываешься? - покачала головой Лилли.
- Нет, - ответил Чарли.
- Гарри есть с кого брать пример, - подмигнула ему Лилли, - и не забудь причесаться.
Чарли покраснел, вздохнул, отвернулся и побрёл к маме. В его голове возникла куча вопросов, но самым обидным ему казалось то, что его только что сравнили с Гарольдом…
Проходя мимо Гарольда, увлечённо читавшего какой-то журнал, Чарли остановился, глянул на брата, отвернулся, снова глянул, пытаясь понять чем же они так похожи между собой.
Гарольд в ответ смутился, попытался спрятать лицо за раскрытым журналом, сообразив что брат смотрит на него не просто так. Потом спрятал журнал, подумав, что сейчас Чарли догадается, что это был папин журнал, только что прихваченный из папиного шкафа, куда лазить было строго-настрого запрещено. Но вместо обвинений в любопытстве и привычного «на базаре нос оторвали», Чарли, полушёпотом, в сторону, проговорил что-то явно неприличное но совершенно непонятное и ушёл.
Гарольд так и остался один, пряча за спиной журнал, подумав, что неплохо бы было, на всякий случай, его перепрятать подальше от глаз Чарли.
- Мама, Лилли требует, чтобы я выглядел как джентльмен, да ещё к утру, - нашёл Чарли Августу на кухне и присел за стол, уставившись на мать.
- К утру? - посмотрела на сына Августа не отрываясь от дел, - это, позволь спросить, связано с той авантюрой которую ты задумал? - словно равнодушно спросила она.
- А откуда ты знаешь? - не понял Чарли.
- Трудно было не услышать ваш разговор, - ответила Августа, - и я совершенно согласна с твоей сестрой.
Чарли молчал опустив глаза.
- Я понимаю так, - улыбнулась Августа, - ты тоже согласен, но боишься признаться?
- Если честно, то да, - проговорил Чарли и внезапно для самого себя расплакался, - у меня нет костюма и подходящего пальто, - отворачивал он глаза, стыдясь посмотреть на мать, - я вырос из них и сейчас они впору Уильяму. А жилетку уже давно оприходовал Гарри, и там столько клякс и пятен от непонятно чего, что ему самому стыдно её носить на людях. А кепка? - сорвал он кепку с головы и бросил её на стол, - да её ещё дедушка носил, она молью побитая была ещё до моего рождения и вообще, у меня один единственный нормальный костюм, в котором я в школу ходил! И тот летний! Да и выгляжу я в нём как мальчик из церковного хора, а не как взрослый человек!
- Тихо, тихо, тихо, - подошла Августа к сыну и обняла его, незаметно прогнав подглядывавших из-за угла за истерикой брата Гарольда и Джесси, - я разрешаю тебе осмотреть папин гардероб, - ответила спокойно сыну Августа.
- Папин? - удивился Чарли, - вытирая слёзы.
- Там есть кое-какие старые, но вполне приличные вещи, - сказала Августа, - мы возим их с самого Бермондси. В начале возили, в надежде, что папу пригласят преподавать. Потом, оставили на всякий случай. И случай, как я вижу, наступил. Старший сын вырос, - улыбнулась она.
Чарли удивлённо уставился на мать.
- Иди, - тихо кивнула ему Августа.
- Спасибо, мама, - ответил Чарли, - ты у нас самая лучшая.
Он, продолжая тихо хныкать, направился на второй этаж. На лестнице он остановился и посмотрел на стоящих наверху Гарольда и Джесси.
- Чего… вам… - начал было он.
- Я думаю мы поможем тебе разобраться, - ответила Джесси и легонько толкнула Гарольда, молча прижимавшего к груди папин журнал.
- Спасибо, - ответил Чарли и посмотрел на сестру, - только одеваться я буду сам. А вы лучше посмотрите, чтобы я смешным не выглядел. Ладно?
- Угу, - будто извиняясь кивнул в ответ Гарольд…
Перерыв весь гардероб, Чарли наконец нашёл подходящую одежду.
Если честно, вещи нашла Джесси. Прикидывая на Чарли то одно, то второе, то третье, рассуждая о том, что брату к лицу, или совсем не подойдёт Чарли, наконец, Джесси сунула ему в руки рубашку, брюки, пиджак и сверху торжественно положила кепку.  Шляпа была одна единственная, и ту папа носил. С пальто и плащами тоже вышло недоразумение. Все они были длинные и тяжёлые. Но, на глаза, уже Гарольду, попалась коротенькая лёгкая куртка. Чарли согласился, что курточка, в принципе, тоже сойдёт.
Конечно, кожаная куртка была немножко не в тему, но Джесси и Гарольд, недолго поспорив, решили что Чарли будет выглядеть просто как настоящий джентльмен!
- Ты прям как папа, только маленький, - восхищённо сказал Гарольд, глядя на брата стоящего у зеркала в папиной одежде, с встревоженным видом и удивлённым лицом
Чарли посмотрел себе под ноги, потом снова в зеркало, потом покачал головой и глянул на дверь.
- Мама! - крикнул он не-то жалобно, не-то расстроенно.
Вошла Августа.
- Мам, они, - кивнул он на младших брата и сестру, - говорят, что я хорошо выгляжу. А я чувствую себя как конь в мешке!
Августа рассмотрела сына и тоже покачала головой сдерживая улыбку.
- Снимай это всё, переодевайся и бегом беги к портному, - тихо сказала она.
- Зачем? - не понял Чарли, - у нас нет времени шить новый костюм! Пусть так будет!
- Скажешь мистеру Энди, - ответила Августа, - что я попросила подогнать тебе штаны и рукава пиджака. А рубашкой я сама займусь.
- Спасибо, мамочка! - проговорил Чарли, скидывая на ходу с себя куртку.
Августа глянула на Гарольда и Джесси.
- Сходите в булочную, а потом погуляйте немного на улице, - попросила она, - скоро со школы придёт Уильям. Заодно и встретите его.
- Да, мамочка, - улыбнулась Джесси и молча потащила Гарольда за собой. Гарольд только тяжело вздохнул, но почему-то поплёлся за сестрой, оставив папин журнал.

Уильям шёл со школы в приподнятом настроении и даже напевал какую-то весёлую песенку. Увидев на перекрёстке, возле самого дома, Джесси, он помахал рукой сестрёнке и бегом побежал к ней.
- Гуляете? Да? Гуляете? - спросил весело Уильям, - а у меня вот что есть!
Он лихо скинул ранец, расстегнул его и достав оттуда маленький мячик похвастался им, крутя перед носом у сестры.
- Ну! - обиделась Джесси, - ты так быстро крутишь, что я не успеваю его рассмотреть!
- Ладно, на уже, - рассмеялся мальчик, - это мне тот рыжий, который нашего Гарольда обижал, принёс сегодня. Он теперь всё делает, что я ему приказываю!
- Уилл! - чуть вскрикнула Джесси, - ты нехорошо поступаешь! Нельзя других детей обижать! В Святом Писании как сказано? Поступать с другими так, как хочешь чтобы поступали с тобой!
- Ну вот я и поступаю так, как он поступал с наши Гарри! - ответил Уильям, - кстати, а где наш профессор? - усмехнулся он.
Профессор, это был Гарольд.
- Вон сидит, - указала девочка на порог дома.
Там, скромно скучая на лавочке, сидел Гарольд и листал очередную книжку с картинками.
- Эй, Гарри1 Давай с нами в мяч играть! - закричал Уильям.
- В какой ещё мяч? - удивился Гарольд.
- В обычный, чудо! - усмехнулся Уильям, подбежал к двери, бросил на пороге ранец и побежал на мостовую.
Гарольд нехотя поплёлся за ним.
- Давай в выбивного! - закричал Уильям.
- Давай! Давай! - вторила ему Джесси.
- Не хочу я в выбивного, - упёрся Гарольд, - опят меня будете выбивать? Да? А между прочим больно!
- Чудик! Мяч ловить надо, а не подставлять лоб! - рассмеялся Уильям.
- Ну давай в выбивного, - умоляла Джесси.
- Ага, а меня потом всё болит, после того как ты попадаешь в меня, - не сдавался Гарольд, - я самый маленький, вот ты и ставишь меня выбивать.
- Ой уж эта девочка Гарри! - махнул рукой на Гарольда Уильям, - ну давай меня будешь выбивать! Будешь?
- Да! - бросил обиженно Уильяму Гарольд.
Уильям сунул ему мяч.
- Держи, девочка Гарри! - рассмеялся он и встал между братом и сестрой.
- Кидай мне! - захлопала весело в ладоши Джесси.
Гарольд прицелился, старась назло Уильяму попасть тому в лоб и швырнул мяч.
Уильям увернулся и мяч ловко поймала Джесси и бросила обратно Гарольду.
Тот тоже поймал мяч на лету и бросил в Уильяма.
Мяч попал точно в лоб Уильяму.
- Ай! - крикнул Уильям и Гарольд даже испугался.
Мячик отскочил от головы Уильяма и отлетев угодил ударил Гарольда по голове…
Всё вокруг закружилось. В глазах потемнело. Яркая вспышка ослепила Гарольда и он почувствовал что падает куда-то в бездну, где были сышны тысячи голосов, кричащих, зовущих на помощь и холод, жуткий, пронзительный холод вдруг охватил его всего…
- Мамочка… - проговорил Гарольд и полетел вниз…
- Гарри! - завопил Уильям, увидев что брат падает.
Джесси закричала, закрыла лицо ладошками и так и застыла.
- Гарри, Гарри! - закричал Уильям и бросившись к брату начал бить его ладонями по щекам, - Гарри, братик, очнись! Нет! Это я виноват! Это я  во всём виноват! - кричал Уильям, плача и пытаясь привести в чувство младшего брата.
- Уилл… - услышал он и увидел, что Гарольд открыл глаза и пробует встать с мостовой.
- Гарри! - кричал Уильям, - что с тобой? Ты упал! Ты потерял сознание прямо тут!!! Ты меня слышишь?
- Уилл? - удивлённо и безразлично посмотрел Гарольд на брата.
- С тобой всё в порядке? - затормошил его Уильям..
- Да... - ответил он, - где я?
- Ты на улице, Гарри, - ответил Уильям и отпустив его плечи, на всякий случай похлопал брата по щеке.
Уильям почти плакал, но на лице, наконец-то появились первые признаки спокойствия.
- Гарольд! Гарольд упал! - подбежала к ним Джесси и бросилась обнимать Гарольда.
- Джесси..? - глянул Гарольд на сестру.
- Гарольд, я так испугалась за тебя! С тобой всё хорошо? - крепко обняла Джесси Гарольда.
- Где я? - снова спросил Гарольд.
- На улице! На улице, возле своего дома! - Уильям был готов снова заплакать.
- Какой сейчас... день?
- Ну, ты... тебе надо домой, отведи его, Джесси, - оторопел Уильям, почувствовав, что ноги его подкашиваются сами по себе.
Уильяму стало страшно.
- Идём, братик, - заплакала Джесси
Она повела Гарольда через дорогу.
Гарольд оглянулся на Уильяма.
Тот провожал их взглядом, удивлённым и напуганным.
- Какое сейчас число? - спросил Гарольд у Джесси.
- Второе апреля, - ответила она.
- А год?
- Ты забыл год? Ты заболел? Тебе плохо? - буквально заныла Джесси, остановившись и посмотрев в лицо Гарольду.
- Год... - проговорил он.
- Одна тысяча девятьсот двенадцатый, - ответила напугано девочка.
- Двенадцатый? - удивился Гарольд.
- Да... - Джесси посмотрела на Гарольда широко отрытыми глазами и взглядом полным сочувствия.
- А где я? - ещё больше испугал её Гарольд.
- В Фулеме... - проговорила Джесси, - на улице Вернон... Ты помнишь, как тебя зовут?
- Да, - прошептал он, - Гарольд... Гарольд Виктор Гудвин...
Уильям молча наблюдал за ними. Ему было по настоящему страшно. Он сам не понимал почему. Почему-то, то что произошло, отдалось в душе непонятным чувством. Уильям чувствовал, что рядом  ним, вот тут, на этом самом месте, стоит кто-то ещё. И этот кто-то был очень родной и близкий, но в то же время чужой и далёкий.
Мальчик постоял, подождал пока Джесси и Гарольд зайдут в дом, посмотрел им всед, глянул на небо, тайком перекрестился и вдруг ему полегчало.
- Пресвятая Богородица, помилуй моего братика, - шёпотом сказал мальчик, подошёл к порогу и сел на ступеньки.
Сейчас он, почему-то боялся зайти в дом. Его не смогла загнать даже Лилли, выбежавшая через несколько минут и бегом побежавшая, как мальчик понял, за доктором. Уильяму и так казалось, что там находится что-то очень-очень страшное. Но теперь он совсем испугался, решив пока что остаться на пороге, хотя знал, что мама печёт пирожки, а ему самому очень хотелось кушать…
Его тут и нашёл Чарли.
Выслушав непонятный и несвязный рассказ брата, Чарли только рассмеялся.
- Ну ты, конечно, можешь и дальше тут сидеть, а я пойду узнаю чего там происходит на самом деле.
- Эй, погоди! Я с тобой! - подскочил Уильям схватив свой ранец.
Чарли приоткрыл двери и понюхал воздух.
- Пирожками пахнет, - обернулся он к брату, - привидений нет. Так что можешь заходить. Пирожки жля них выглядя более аппетитно, - усмехнулся он.
Уильям вздохнул и зашёл в дом.
В детской он увидел, что Гарольд лежит на кровати Чарли, а над ним сидит мама. Джесси стояла рядом и тихо плакала. Она глянула на Уильяма и отвернулась.
- Это я всё виноват, - опустил голову Уильям, подойдя к маме, - зачем я принёс этот мячик. Зачем я предложил поиграть в этого выбивного…
- Что произошло-то? - кивнул маме Чарли.
- То что и должно было произойти, - ответила мама, - и мячик твой, Уильям, - посмотрела она на Уильяма, - совершенно ни причём. Вот что бывает, когда дети не слушаются родителей и по ночам не спят, а тайком читают под одеялом.
- А? - удивился Уильям, - так мячик тут не виноват?
- Иди сюда, - подозвала она сына и обняла его, - лучше бы он играл в мячики с тобой.
- Мамочка! - заплакала Джесси и тоже бросилась к матери, обняв её…

Ночью Уильям проснулся от того, что в комнате кто-то был. Шорох и скрип не давали ему спать. Он долго боялся открыть глаза, слушая эти странные шорох и скрип. Потом открыл и увидел, что Чарли спит в своей кровати, а за столом кто-то сидит.
Уильям тайком посмотрел и увидел, что этот кто-то как-раз и скрипит карандашами, склонившись над альбомом.
Он внимательнее присмотрелся и узнал Гарольда.
Гарольд старательно что-то выводил на бумаге. Луна освещала стол, пенал с карандашами и лицо Гарольда.
- Ты чего делаешь в потёмках? - шёпотом спросил Уильям.
Гарольд обернулся к нему и посмотрел на брата.
- Рисую, - спокойно ответил Гарольд.
- Чего? - удивился Уильям, - в темноте? Да ты с ума сошёл! - хотел он встать.
- Спи давай, - словно отрезал Гарольд.
- Что? - ещё больше удивился Уильям.
- Я сказал — спи. Значит — спи, - проговорил Гарольд очень спокойно и даже строго.
Дыхание Уильяма перехватило. Он побледнел и упав на подушку накрылся с головой и почувствовал, что дрожит от страха. Ему показалось, что он действительно увидел привидение.
Так он пролежал очень долго, слушая скрип и шорох. А когда решился снова посмотреть, то скрип карандашей о бумагу вдруг прекратился. Ни Гарольда, ни альбома, ни пенала Уильям там не увидел. Гарольд мирно сопел на своём месте, на вернем ярусе кровати, над Уильямом. И Уильям вдруг понял, что не помнит как Гарольд снова лёг спать.
- Боже мой… - прошептал Уильям, зажмурив глаза, - что это было… - и заплакал от страха.

...АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; 3 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА...
Утром следующего дня, Чарли одетый в солидный костюм-тройку, в накинутой поверх кожаной куртке, в сопровождении Лилли, расположился у самой проходной завода. На небольшом столике, за которым сейчас сидела Лилли, Чарли по деловому разложил листовки с прокламациями.
Мимо проходили люди, которым не было никакого дела ни до столика, ни до листовок.
Неподалёку встали двое рабочих. Один из них подмигнул Чарли и показал, что всё нормально.
- Это ещё кто? - удивлённо глянула на них Лилли.
- Из нашего профсоюза, - шепнул Чарли, - они будут нас охранять и если кто попытается к нам прицепиться, то прогонят его.
- Фу, как ты выражаешься, Чарли, - покраснела Лилли, но Чарли только усмехнулся, взял несколько листовок и отошёл, раздавая их всем подряд, кто проходил мимо.
Подходили рабочие, случайные зеваки задавали вопросы, на которые Лилли старалась отвечать, отшивая явных хамов. Но, как правило, хамов прогоняли сами рабочие.
Кто-то старался поддержать Лилли и поддать задору Чарли.
- Рот Фронт, парень! - сжал мастер, шедший на работу, кулак и поднял его у головы, - я всегда знал что ты наш человек!
- Спасибо, товарищ! - обрадовался Чарли, расплывшись в улыбке.
- Ладно, не отвлекайся, - ответил мастер остановившись, - раздашь это, я тебе ещё вынесу. Свистнешь ребятам, - указал взглядом мастер на рабочих из профсоюза.
- Конечно же, - радостно кивнул Чарли, - мы всё сделаем, не переживайте!
- Можно полюбопытствовать, молодой человек? - услышал позади себя Чарли незнакомый голос.
- Да, конечно, - обрадовался Чарли, обернулся и сунул листовку пожилому, седоволосому мужчине с бородой, в шляпе и с небольшим саквояжем в руке, - голосуйте за нашего кандидата в палату общин! - словно объявил Чарли.
Мужчина взял листовку, улыбнулся и бегло просмотрев её спрятал в карман.
- Галлахер? Уважаю, - кивнул он, - а сколько Вам лет, молодой человек?
- Уже четырнадцать, - улыбнулся Чарли, - а почему Вы спрашиваете?
- Нет, нет, не беспокойтесь, - так же улыбнулся в ответ человек, - я как раз направляюсь к мистеру Галлахеру, - сказал он, - я журналист и думаю, что теперь Вы тоже попадёте в мой репортаж.
Он взялся за край полы шляпы и слегка приподняв её над головой, приветливо кивнул Чарли.
- Ух ты! - будто оторопел Чарли, провожая взглядом человека.
- Кто это был? - подошёл к Чарли один из охраняющих их рабочих и тоже посмотрел вслед уходившему человеку, в сторону проходной.
- Журналист какой-то… - проговорил Чарли, - говорит что к Галлахеру.
Он глянул на сестру.
- Ты думаешь он про нас напишет?
- Да что про тебя хорошего можно написать? - усмехнулась Лилли, - иди давай за своими прокламациями. Все разобрали. А я тут за тебя постою…
Чарли сунул Лилли в руки остаток пачки листовок и не спеша пошёл вслед за тем человеком…

- Товарищ Галлахер? - услышал Галлахер в дверях знакомый голос.
- Да? - посмотрел он на двери и на его лице словно засияла улыбка, - мистер Стед! Неужели? Прямо из России?
- Решил первым делом проведать именно Вас, дорогой товарищ! - прошёл Стед и присел на предложенный ему стул.
- Ну? - кивнул он Галлахеру, - я вижу кампания у Вас идёт полным ходом! Первое что произошло со мной у проходной завода, так это знакомство с молодым человеком. Он настоятельно агитировал голосовать именно за Вас!
Он усмехнулся и достав из кармана прокламацию, положил её на стол.
- Какой-то малыш, в деловом костюме и новенькой кепочке, без всяких громких лозунгов, а просто своей улыбкой убедил, что Вы и есть именно тот кандидат в палату общин, которого должен избрать Фулем!
- Чарли? - рассмеялся Галлахер, - очень деловой молодой человек!
Галлахер присел напротив Стеда.
- Мне искренне жаль этого паренька, - спокойно сказал он Стеду, - его место не у нас на заводе. Но ему не дали окончить даже пятый класс.
- Возмутительно! - изменился в лице Стед и посмотрел куда-то в пол, но потом резко перевёл глаза на Галлахера.
- И вы ничего не могли сделать? Почему не вмешалась партия? Где был профсоюз?
- Ничего, - только вздохнул Галлахер в ответ, - они приехали из Уилтшира. У них в семье шестеро детей и в школе учится только один из его братьев.
- Католики? - спросил Стед.
- Католики, - кивнул Галлахер.
- Какое жуткое мракобесие, - покачал Стед головой, - я надеюсь, после выборов мальчик не вернётся на завод? Может, в знак благодарности, кроме оплаты за труд, профсоюз мог бы выхлопотать ему направление в школу, или в католический пансион? - посмотрел он на Галлахера.
- Знаете, мистер Стед, - усмехнулся Галлахер, - у нас на заводе работают десятки детей, даже младше чем Чарли. Недавно, журналисты, из тех которых называют шлюхами, проводили, - он подумал, - опрос среди этих детей. Опросили сто человек.
- В чем заключался опрос? - внимательно посмотрел на Галлахера Стед.
- Хотят ли дети пойти в школу или хотят работать на заводе, - ответил Галлахер.
- Догадываюсь о его результатах, - усмехнулся Стед.
- Да, - кивнул Галлахер, - девяносто девять человек, по версии журналистов, заявили, что в школе скучно, что там заставляют сидеть целыми днями ровно и не разрешают играть.
- Как будто на заводе много игр и сплошное веселье! - возмутился Стед, - хотел бы я знать кто занимался такой возмутительной фальсификацией!
Он помолчал.
- Уже не говорю о том, что эти дети никогда не бывали в школе и не могут судить о ней, потому что смутно себе представляют зачем вообще школа нужна! - тихо добавил он и глянул на Галлахера, - девяносто девять? А один, как я понимаю, испортил проституткам всю статистику?
- Да, - кивнул Галлахер, - знаете кто был этот ребёнок?
- Чарли? - спросил Стед.
- Наш Чарли! - гордо ответил Галлахер.
- Парень хочет учиться, - опустил глаза Стед, задумавшись, - быть может, мистер Галлахер… - но тут его перебил стук в дверь.
- Товарищ Галлахер! - зашёл Чарли и моментально осёкся увидев Стеда, - ой… простите, сэр… Не хотел помешать вашей беседе.
- Всё нормально, Чарли, заходи, - ответил Галлахер, - твоя сестра ждёт, как я понимаю, в коридоре?
- Она уже ушла домой, товарищ Галлахер, - ответил Чарли остановившись в дверях, - мастер выплатил нам всё что обещалось. Я зашёл поблагодарить Вас и спросить, что делать завтра.
- Ну, завтра будет завтра, - Галлахер встал, подошёл к сейфу и достал из него толстый конверт, - держи, - протянул он конверт мальчику.
- Но тут… - Чарли взял конверт и посмотрел на него, - но тут больше чем я заработал в цеху, товарищ Галлахер!
- Профсоюз решил немного помочь вашей семье, - ответил Галлахер успокаивая Чарли, - мы хотели вручить тебе эти деньги к Пасхе, но товарищ Стед убедил меня сделать вам подарок именно сегодня.
Чарли снова посмотрел на конверт, потом на Галлахера и перевёл взгляд на Стеда.
- Спасибо, мистер… товарищ Стед, - проговорил мальчик с трудом подбирая слова, - Вы даже не представляете как обрадуется мама…
- Благодари своих товарищей, сынок, - обернулся к нему Стед, - наверное они настоящие товарищи, которых стоит держаться! - посмотрел Стед на Галлахера, - и здесь тебя очень ценят, раз проявляют о вашей семье такую заботу.
Стед снова глянул на Чарли.
- Чарли, а что ты скажешь, если я похлопочу насчёт тебя в школе, куда тебя примут без лишней волокиты и ненужных суеверий о вероисповедании твоих папы и мамы?
Чарли растерялся и теребя в руках конверт, только моргал глазами и пожал плечами, еле выдавив из себя одну единственную фразу.
- Я даже не знаю… - проговорил Чарли.
- Ну? - посмотрел на него Стед, - кем бы ты хотел быть, когда вырастешь?
- Товарищ Стед, - покраснел Чарли, - папа хочет, чтобы я сам выбрал свою профессию… У нас в семье нет диктата и никто никого не заставляет делать то, что другому не хочется. Но мой отец — инженер, он окончил университет и воевал, был офицером, правда очень невысокого чина. Я думаю, что нехорошо будет нарушать семейные традиции. Конечно, вряд-ли  я смогу стать более лучшим инженером, чем мой отец. Но не так давно я подумывал, чтобы стать моряком и самостоятельно освоить механику и инженерное дело на флоте. Но проблема одна, отец собрался увозить нас в Америку.
Чарли даже расстроился от своих мыслей.
- Идёт! - радостно кивнул Стед, - на днях я тоже еду в Америку, по приглашению Президента Соединённых Штатов, - сказал Стед, - и я тебе обещаю, что не забуду про тебя там и поговорю касательно твоего обучения в военно-морской академии в США. Как я понимаю, тебе уже есть четырнадцать лет?
- О да, товарищ Стед! - радостно воскликнул Чарли.
- Как тебя зовут? - снова посмотрел на мальчика Стед.
- Чарльз Гудвин, товарищ Стед… - ответил Чарли.
- Замечательно, товарищ Чарльз Гудвин, - улыбнулся Стед, - в конце апреля, я думаю, я познакомлюсь с вашей уважаемой семьёй и мы всё обговорим с вашим отцом уже там, за океаном.
- Но… - начал было Чарли.
- Я понимаю, - прервал его Стед, - тяжёлые дни, трудности.
Он улыбнулся мальчику и вздохнул.
- Я беру на себя решение вопросов о финансировании Вашего обучения, Чарльз Гудвин.
Чарли вышел от Галлахера сияя от радости и со всех ног пустился домой, чтобы обрадовать маму хорошими новостями и толстым конвертом с деньгами…
- Ну, - посмотрел на Галлахера Стед, когда мальчик вышел из кабинета, - как я понимаю, профсоюз никаких денег не собирал и ты уже и сам не знал как помочь мальчишке?
Галлахер вздохнул и только развёл руками…

АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; 9 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
Вещи уже были отправлены в порт, а те что оставались дома, которые думали везти с собой, упаковали в чемоданы. Чемоданы эти были аккуратно сложены на кухне вдоль стены. Августа уже укутывала Сиднея в тёплое пальтишко, а Фредерик нервно смотрел на часы, стараясь не показывать волнения.
Гарольд прошёлся по опустевшему дому, несколько раз вздохнул, посмотрел на стены, окна, в потолок и ему даже показалось, что стены в комнатах вот-вот заплачут. Но его размышления прервала Джесси.
- Гарри! - нашла девочка брата в детской.
Гарольд сидел за столом и смотрел по сторонам не глядя на сестру...
- Гарри, что ты тут делаешь? - без малейшего удивления спросила Джесси, - я тебя не узнаю! Ты же всегда хотел поскорее убраться отсюда!
- Думаю, - ответил Гарольд и отвернулся к окну, - и вообще-то мне хотелось уехать в Мелкшам!
- Папа и мама сказали, чтобы ты спускался вниз, - сообщила Джесси, - уже темно, нам скоро уезжать, а ты бродишь по дому сам не свой!
- Может я, типа как потеряюсь, и мы опоздаем на пароход? - предложил Гарольд глянув на Джесси и снова отвернулся.
- Вот ещё, умник! - возмущённо ответила Джесси, - давай, спускайся, уже вечереет, а нам ещё в Саутгемптон добираться! А извозчик бесплатно ждать не будет!
- Ладно, - тяжело вздохнул Гарольд и встал со стула.
Он медленно прошёл к дверям и свернул на лестницу. Все уже собрались внизу и ждали только Гарольда.
- Нашлась, пропажа! - посмотрел на младшего брата Чарли, - значит нам нравится, когда нас каждый день бьют и унижают? Может ты этот, который ненормальный?
Гарольд покраснел, надул губы и хотел было сказать брату какую-нибудь гадость, но его опередил Уильям.
- Ненормальный, ненормальный! - рассмеялся Уильям.
Ему даже понравилось, как Чарли быстро поставил Гарольда на место и заставил краснеть от стыда.
Фредерик что-то хотел сказать, но в этот миг в дверях зазвонил колокольчик.
- Кто ещё? - удивился он, посмотрев на вход, - Лилли, открой двери?
Лилли подошла к дверям, открыла их и дом наполнился радостными криками.
- Святая Дева! Но как вы нас нашли? - воскликнул Фредерик, увидев на пороге отца Томаса из Мелкшама и старого церковного сторожа Джозефа.
У Гарольда от счастья перехватило дыхание. Это было, наверное, первое радостное событие за эти дни.
- Отец Томас! Дядя Джозеф! - крикнул мальчик и сбежав по лестнице вниз бросился обнимать священника.
- Это было не трудно, Фредерик, - улыбнулся священник поймав Гарольда на бегу, - ты сам сообщил адрес нашему почтальону, когда покидал так спешно Мелкшам. Забыл? Он долго не хотел нам его сообщать, но Джозеф его убедил, что мы не ищейки и не протестантские фанатики!
- Простите, - улыбнулся в ответ Фредерик приглашая их войти и выставил стул.
- Присаживайтесь, святой отец, - вышла к гостям Августа, - простите, но мы даже не можем предложить чай.
- Не беда, Августа, мы всё равно ненадолго, - кивнул священник присев на стул.
Он посмотрел на Гарольда, потрепал его по голове и подозвал Джесси стоявшую наверху, на лестнице.
- Здравствуйте, отец Томас! - подошла девочка и встала рядом с братом.
- Здравствуй, здравствуй, - кивнул ей, чуть улыбнувшись, отец Томас и глянул на Гарольда пытаясь его развеселить, - и что это мы такие грустные? Я слышал, вы собираетесь в Америку?
- Да, отец Томас, они меня не хотят слушать! - ответил обижено Гарольд, - может Вы им скажете?
- Всё что не делает Господь, всё есть часть его плана, - ответил отец Томас мальчику, - и кто знает, может ты нужнее там куда отправляешься? Не подумал?
- Нет, - покрутил головой Гарольд и опустил глаза.
- Я приехал благословить вас всех, - вздохнул священник, - и мы привезли для вас небольшие подарки на память, - улыбнулся он.
- Подарки? - удивился Гарольд и в ожидании сюрприза посмотрел на отца Томаса.
Отец Томас поставил на стол свой маленький саквояж, открыл его и подозвал детей.
- Вот, - сказал отец Томас, вручив Гарольду и Джесси две Библии в кожаном цветном переплёте, - в Бога ты можешь и не верить, - посмотрел он на Чарли, - но Библию писали простые крестьяне и рабочие! Это они первыми поняли то, что сейчас называется справедливостью, за которую ты борешься, - сказал он мальчику, - для твоих брата и сестры мы привезли с картинками, а вам с Лиллианой и Уильямом, как совсем взрослым, всё-таки более солидные!
- Спасибо, отец Томас, - ответил Чарли принимая из его рук книги.
- Благослови вас Бог, - посмотрел на детей отец Томас, вздохнул и перекрестил Гарольда, - мальчики чудесно пели в нашем хоре, прямо как ангелы. А девочки всегда радовали церковь своей улыбкой и добротой. Оставайтесь же такими. Я надеюсь там, в Америке, хоть один из вас найдёт то что ищет.
- Ты уже решил вопрос с их образованием? - спросил он у Фредерика.
- Да, - кивнул Фредерик, - я написал брату, чтобы он похлопотал в гимназии… у них в городе. Я не помню как она называется, но слышал, что очень приличное заведение.
- В ХХ веке иметь хорошее образование будет очень важно для людей, - подумал отец Томас, - а этим молодым людям как раз жить будущем где не будет войн, насилия и вражды. А это зависит от грамотности их поколения. Не хотелось бы, чтобы они жили в таком мире как мы, переполненном жестокими фанатиками несущими насилие и произвол, когда мы уйдём на покой.
- А почему Вы думаете, что в будущем будет лучше? - не понял Гарольд, - разве можно спасти тех, кто сам радостно идёт к смерти?
- Это ещё никому не удавалось, кроме Спасителя, - ответил отец Томас, - но люди уже стремятся к более доброму миру. Они уже поняли, что хотя мы все разные, но всё же все мы люди и все хотим жить в любви друг к другу и понимать друг друга. Разве это не прекрасно, увидеть именно такое будущее?
- Вы верите в то, что можно увидеть будущее? - посмотрел на отца Томаса мальчик.
- Будущее могут видеть те, кому это дано Господом, - кивнул отец Томас, - а видя вокруг чистые сердца, которых становится с каждым днём всё больше, уже не трудно понять, что мир изменился. К сожалению, к нему невозможно прикоснуться, чтобы осознать насколько он будет прекрасен через каких-то пару десятков лет. Поэтому, нам остаётся только верить и строить его уже сейчас, как строят дом. Каким оно будет, это зависит даже не от нас, а от вас. И если ты чувствуешь в будущем что-то недоброе, то ты только ты и можешь его изменить.
- А вот и неправда, - спокойно сказал мальчик, - ко всему можно прикоснуться. Я знаю, что там не будет лучше. Там будет всё то же самое что и сейчас, только людей станет больше. А вот добрых людей останется столько же.
- Что ты такое говоришь, Гарри? - воскликнула Лилли.
Джесси тихонько пнула брата по ноге.
Гарольд посмотрел на неё и перевёл взгляд на отца Томаса, приготовившись слушать его ответ.
- Кто знает, - усмехнулся отец Томас, - а почему ты думаешь, что будущее можно не только увидеть, но и даже потрогать? Ведь его ещё не существует!
- Не потрогать. И оно существует. Я точно знаю, что оно уже есть, - сказал уверенно Гарольд и улыбнулся, - не мы его строим. Его вообще никто не строит. Будущее, прошлое и настоящее это одно и то же, просто одетое в разные одежды. И оно существует само по себе, как каждый из нас. И что бы мы не делали, как бы мы его не строили, его невозможно изменить. Это я уже понял.
- И как же ты это понял? - спросил отец Томас.
- Не я его трогал. Оно трогало меня, - опустил голову Гарольд, но вмешалась Августа.
- Гарри, не говори страшных вещей, - сказала она и подойдя, обняла сына и посмотрела на отца Томаса, - последнее время Гарольд очень переживает и боится ехать на пароходе.
- Башкой он долбанулся и теперь несёт разную чушь, - пробормотал Чарли но тут же получил лёгкий подзатыльник от Лилли.
Чарли покраснел, обижено глянул на старшую сестру и отвернувшись от всех, отошёл подальше и сел на табурет в углу.
- Понимаю, - улыбнулся отец Томас Августе, - в его годы мне тоже было страшно открывать для себя что-то новое.
Он глянул на сторожа.
- Я думаю, сейчас Джозеф его развеселит. Он тоже кое-что привёз и очень старался.
Старик Джозеф указал пальцем вверх, подошёл к столу и поставил на него небольшую бумажную коробку.
- Я подумал, что вам нечем будет играть на корабле, - сказал Джозеф детям и открыл её.
- Ой! - восхищённо воскликнула Джесси, - они такие красивые!
В коробке, аккуратно сложенные в два ряда, лежали деревянные кубики с вырезанными по сторонам миниатюрными зверушками.
- Это вы специально для нас сделали? - удивлённо глянул Уильям на старика Джозефа.
- Для вас, - улыбнулся Джозеф мальчику и погладил его по голове, - я подумал, что вы не любите шумные игры, а эти фигурки вам будут в самый раз… 

Глава 21
АНГЛИЯ; САУТГЕМПТОН; 10 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
Маленький Ваня, едва зашли на борт, удивлённо и разочаровано развёл руками и посмотрел на Якова.
- Яша! Это разве пароход? Где пароход?
Кругом толпились люди, толкались, мешали друг другу в тесном коридоре и мальчика это сильно огорчило.
- Ты и так на пароходе, - ответил ему брат и взяв за руку повёл следом за матерью и Аннушкой.
- Но Аннушка сказала, что это большой пароход, - надул губы Ваня, - и почему они говорят так непонятно? - посмотрел он снова на брата расстроенно.
- Потому что мы в Англии, - парировал Яков.
- А почему мы в Англии? Как я буду с ними разговаривать, если я их не понимаю? - показал жестами всё своё удивление Ваня.
- А тебе и не надо с ними разговаривать, - пригрозил ему пальцем Яков, - и вообще, послушные дети не разговаривают с незнакомцами!
- Они не незнакомцы! Они с нами едут! - вскричал Ваня и вырвал руку, - и вообще! Почему я не вижу тут моря! Там оно есть. А тут его нет!
- Вот чудной! - начал ругать его Яков, - будет тебе море! Только не болтай без умолку как трещотка!
- Я хочу море… - отвернулся Ваня и дальше пошёл молча.
Каюта была маленькая и тесная.
- Ну, Эрастушка, - обернулась к старшему сыну Амалия Абрамовна, - ты уж следи за братьями, никуда в одиночестве не ходите и всюду будьте вместе. А я с Аннушкой и малышами буду в другом конце парохода, там где едут женщины да малые дети.
- Хорошо матушка, - кивнул Эраст.
Амалия Абрамовна наклонилась к Ване и пригрозила ему пальцем.
- Слушайся братьев и не устраивай кавардак с Яковом.
- Да маменька, конечно, - опустил глаза Ваня, - только ты приходи почаще, иначе меня Яков совсем запугает.
Он вздохнул и посмотрел на Якова.
Яков глянул куда-то в потолок, усмехнулся и бросил торбу на полку.
- Я не думаю, что возникнет ситуация в которой бы Ванечка нас не слушался, - сказал он матери, - ты не переживай, маменька! Увидимся с тобой на обеде!
- Ну вот и хорошо, - успокоилась Амалия Абрамовна, - мы с Аннушкой станем вас проведывать, так будьте на месте.
Она перекрестила сыновей и вышла из каюты.
Аннушка кивнула Эрасту, а тот улыбнулся в ответ.
- Я хочу море! - захныкал Ваня едва только закрылись двери каюты.
- Будет тебе море, - присел рядом Яков, - вот сейчас устроемся и пойдём море смотреть.
- Правда? - обрадовался Ваня.
- Правда, - ответил ему Эраст распихивая повсюду вещи, - только если ты будешь много хныкать — не видать тебе моря как собственных ушей! В каюте оставим и запрём! - он сделал сердитое выражение лица и глянул на младшего брата.
- Я не хочу в каюте! - проговорил Ваня, - и я не буду хныкать! Правда же, Яков? Ты не дашь меня запереть?
- Не-а, - покрутил головой Яков.
Ваня успокоился, вздохнул, посмотрел на братьев и только сейчас услышал, что где-то далеко, в глубине, гудят моторы…

Палуба была переполнена людьми.
Те кто не мог протолкнуться к кромке борта, тот вылазил куда только было возможно и старался изо всех сил, чтобы увидеть то что происходит на берегу.
А на берегу было не счесть тех, кто толпился, свистел, кричал, размахивал руками и точно так же лез куда только мог, только чтобы повыше, чтобы проводить тех кого в принципе и не знал. А с палубы «Титаника» махали руками, шляпами, кепками, газетами и тоже свистели и кричали в ответ.
Яков держал за руку Ваню, а Эраст, попытавшись протолкнуться к борту чтобы глянуть на берег, понял всю безнадёжность этого занятия. Одни его не понимали, другие не обращали на него внимания, а третьи сами, точно так же стояли в растерянности и пытались изображать радость.
Эраст посмотрел вокруг и увидел, что на другой стороне палубы гораздо меньше людей. Он позвал за собой братьев и направился туда.
- Ну что? Хочешь ещё море посмотреть? - спросил он у Вани.
- Хочу! - засиял от радости мальчик.
Эраст подхватил его и усадил на плечи.
- Море! Море, Яков! Смотри какое оно большое! - закричал мальчик и замахал руками.
- Держись крепче! - крикнул ему Эраст и поднялся на ступеньку лестницы ведущей на нос «Титаника».
- Ураааа!!! - крикнул Ваня и вдохнул полной грудью…
В этот миг, оторвавшись от пирса, порвав швартовы, к «Титанику» медленно подтягивало другой пароход.
- Смотрите! Смотрите! - воскликнул испуганно Яков и показал Эрасту на стреительно приближающийся корпус небольшого парохода.
- А-ну ка погоди, - снял Ваню с плеч Эраст, - смотри за братом, - приказал он Якову и подбежав к борту высунулся наружу вместе с остальными пассажирами наблюдавшими происходящее.
Пароход почти вплотную приблизился к «Титанику». Пассажиры а его палубе охнули и отбежали от борта наблюдавшие люди, потом поднялся крик и в панике начали разбегаться даже матросы. Отсюда можно было без труда разглядеть их лица.
Пароход загудел, задымил чёрным дымом из единственной трубы и судорожно, словно в агонии заработал всеми винтами.
Так же тяжело, почти надрываясь он вырулил, дал задний ход и медленно, словно обиженный пёс пополз обратно к пирсу.
- Ура!!! - закричали победно и тут и там.
- Это был «Нью-Йорк»! - крикнул кто-то.
- Сам ты «Нью-Йорк»! - ответили ему, - это «Королева Элизабет»!
- Это у вас, у ирландцев, он был «Королева Элизабет», - не сдавались другие пассажиры, - а теперь его купили американцы и он называется «Нью-Йорк»!
- Он всё равно приписан к нашему порту как «Королева Элизабет»! - не уступал молодой ирландец, по всему видно, что бывший моряк.
Эрасту становилось даже интересно, но тут за пиджак его дёрнул Ваня.
- Эраст, а что там было? Мы что? Мы чуть не утонули? - любопытными глазами смотрел мальчик на старшего брата.
- Ну что ты такое говоришь? - рассмеялся Эраст, снова подхватил братишку и усадил на плечи, - я просто ждал, пока будет настоящее море, чтобы показать тебе! Смотри же! А то ты у нас уже тяжёлый стал!
- Как красиво! - воскликнул Ваня, наконец посмотрев вокруг, - я никогда не видел море с такой высоты! Я никогда не был под самым небом!
Вокруг уже расстилалась бескрайняя гладь воды, носились чайки, а берег отдалялся всё дальше и дальше…

В столовой Третьего класса ещё было мало людей. Августа быстро спускалась вниз по лестнице. Джесси старалась держаться рядом с ней, а Лилли шла впереди и несла на руках Сиднея.
- Ты видел? Ты видел? - толкал Уильям Гарольда, но Гарольд не хотел, чтобы его толкали и с каждым толчком отодвигался дальше и дальше назад. Они слегка отстали от матери именно из-за того что Уильям толкался. Гарольду приходилось постоянно останавливаться, грозно смотреть на брата и краснея от возмущения — пыхтеть, потому что мальчик не находил слов, чтобы сказать всё то что думает об Уильяме по этому поводу.
- Он чуть не врезался в нас! - почти кричал радостно Уильям, - тот пароход на котором мы должны были плыть! Хе! Представляешь? Наверное там они все в штаны наложили от страха, когда «Титаник» их чуть не потопил! Да! Они испугались! Я сам видел и даже плюнул им на палубу! Так им и надо! Будут знать как не пускать нас!
- Не понимаю твоего восхищения, Уилл, - ответил наконец Гарольд, - а что было бы хорошего, если бы тот пароход перевернулся и они бы утонули? И кстати, на нём наши вещи и папина лаборатория!
- Ух ты, мама дорогая! Он научился выговаривать это слово, - рассмеялся идущий следом Чарли, до этого молча наблюдавший за братьями, - хватит тут цирк устраивать! Садитесь за стол и помолчите хотя бы несколько минут!
Мальчики как раз подошли к столу, где их уже ждали мама и сёстры. Гарольд радостно вздохнул. Наконец хоть кто-то угомонил Уильяма, а Уильям, как назло, примостился совсем рядом с Гарольдом и больно его ущипнул.
- Ну! - закричал ему Гарольд, но это не подействовало. Уильям был в явно очень хорошем и радостном настроении и ему жутко хотелось шалить.
- Сидите тут, - приказала младшим сыновьям Августа, - и прошу прекратить ваше баловство. А Чарли мне поможет принести для всех обед.
- Давай и мы поможем тебе, мама! - поднял руку Гарольд в надежде что он сейчас сбежит от брата, а Уильям займётся более полезным делом. Но Августа решительно покрутила головой в ответ и мальчик только разочарованно вздохнул.
Августа посмотрела на Лилли.
- Что-то отец задерживается, - сказала Августа дочери, - я переживаю, как бы не случилось чего.
- Он сказал что пойдёт на почту, где-то за час до отплытия, - ответила Лилли, - и его до сих пор нет.
- На почту? Но зачем? - удивилась Августа.
- Нет, мама, ничего не случилось, - махнул рукой Чарли.
- А что он вам говорил? - посмотрела Августа на сына.
- Да пусть он сам скажет! Вот же он идёт! - указал Чарли на вход.
По лестнице, в столовую медленно спускался Фредерик. Он остановился, посмотрел на жену и детей, потом подошёл и обнял Августу.
- Ну здравствуй… - вздохнул Фредерик.
- Что случилось? - рассмеялась Августа, - на тебе лица нет!
Фредерик улыбнулся в ответ, потом молча так же обнял Гарольда и Джесси.
- Папа, что с тобой? - испугалась Джесси.
- Ничего, - усмехнулся Фредерик, - ходил в порт, в почтовое отделение.
- Ух ты! - воскликнул Уильям, - а почему нас с собой не взял?
Гарольд посмотрел на брата, потом помолчал и усмехнувшись отвернулся.
- Ты чего хохочешь как сумасшедший? - обиделся Уильям, но тут за Гарольда начала заступилась Джесси.
- Кое кто, - сказала Уильяму Джесси, - своими шалостями и так чуть было нас не оставил без обеда! Представляешь, что было бы, если бы папа взял тебя с собой в порт?
- Кое кто, - почти успокоился Гарольд  глядя в сторону и почти смеялся от мысли, что сейчас больно укусит Уильяма, - из-за кое-кого мы бы остались жить в порту!
Уильям прорычал и отвернулся. Гарольд его всё-таки не укусил, но на место всё-таки поставил. Он глянул на брата.
- Да ну тебя! - покраснел он, - такой правильный стал последнее время стал, такой правильный! Точно, что девочка-Гарри! Ну и не буду с тобой играть! - отвернулся обиженно он от Гарольда и начал рассматривать людей за соседним столом.
- Я отправил письмо Флоренс и Уильяму, в Россию, сказал Августе Фредерик, - поблагодарил за гостеприимство.
- Но ведь нас пустила не она? - улыбнулась Августа.
- А зачем благодарить тех, кто тебя просто терпел? - ответил Фредерик и посмотрел на детей.
- Ну что, как насчёт мороженого и мармелада, вместо супа и картошки?
- Ура!!! - в один голос воскликнули Гарольд и Джесси, а Уильям даже забыл о том, что только что обиделся на младшего брата и сестру.
- Ну и замечательно! - улыбнулся Фредерик, - сегодня у нас праздник!
- Какой праздник? - не понял Гарольд.
- Мы все вместе, - ответил Фредерик, - плывём в Америку и убрались из страны где нам не рады!

- Вот наша каюта, - распахнул двери Шольц и окинул взглядом маленькую каюту с двумя нижними полками, - то что и заказывали.
Шрёдер прошёл внутрь и бросив чемодан на одну из полок, присел, глянув на Шольца.
- Мы тут как два крота в норе. Ничего не видим, не слышим и не знаем.
- Ну уж знать-то мы знаем и в этом наше преимущество, - ответил ему Шольц присев напротив, - и как нам отыскать этого Уотсона? Не можем же мы просто так подойти и сказать: здравствуйте мистер Уотсон, мы сотрудники Абвера, который появится только в 1933 году?
Шрёдер рассмеялся.
- Было бы интересно посмотреть на его рожу, Шольц!
- Да уж, согласен, - достал из внутреннего кармана пиджака фотографии Шольц, - вот наши подопечные, - протянул он одно из фото Шрёдеру.
Тот взял его и вернул обратно.
- Я уже видел их после посадки, - сказал он, - Гудвин со своими сыновьями искал свою каюту и я думаю что он где-то рядом. И наш барон с ним, только ему ещё нет и десяти лет. Не думаешь же ты, что нам будет угрожать этот мальчишка?
- Этот мальчик бесценен как сам фюрер, - вздохнул Шольц и откинулся назад, - не станет его — мы тут застрянем навсегда, Шрёдер. Это Кольцо Времени и наша жизнь зависит от этого мальчика. Страшно подумать, что эта посудина скоро пойдёт на дно вместе с этими людьми. Мы в окружении покойников, Шрёдер.
- Что верно, то верно, - ответил тот, - значит сделаем так: ты займись Гудвинами. Проследи, кто подозрительный крутится вокруг них. Даже вокруг мальчишек. А я поищу Уотсона. По крайней мере мы знаем на что его можно зацепить. Не думаю, что он в курсе дела что «Титаник» утонет и понимает, что американцы могут обрадоваться английскому шпиону.
Он помолчал.
- Только никого не убивай, Шольц.

Столовая Третьего класса была полупустая. Шольц увидел почти свободные лавки и лишь кое-где скучали одинокие посетители. Он подошёл к стойке и заказал пиво.
Приняв кружку пива у стюарда, Шольц сел на свободную лавку и его взгляд привлёк внимание немецкий офицер сидевший со своей семьёй за соседним столиком.
Было тихо. Даже дети этого офицера переговаривались вполголоса, шепча друг другу на ухо будто играли в детскую игру «испорченный телеграф». Молодая жена, в которой Шольц без труда узнал еврейку, пыталась кормить из ложечки самого младшего из детей. Мальчику было около двух лет. Он отмахивался, упирался и постоянно выбивал ложку из рук мамы. Та, вместо того чтобы ругать его, только улыбалась, что-то говорила, так же тихо, и вытерев слюнявчик сына снова и снова пыталась залить ему суп.
Отец семейства больше невозмутимо молчал, не обращая внимания на старания своей супруги.
«Истинный ариец», - улыбнулся сам себе Шольц.
Он встал и подошёл к ним.
- Вы из Германии? - остановился, кивнул офицеру и поприветствовал семью Шольц.
- Из Бреслау, - поднялся офицер, - барон Яков Эрих Карл фон Готт, - представился он, - лейтенант Рейхсвера, командир 3-роты 4-го ударного батальона Бранденбургского гренадерского полка.
- Очень рад, - пожал ему руку Шольц, - оберлейтенант Клаус Фридрих Шольц. Я из фельджандармерии. Живу в Лейпциге. Приятно встретить на этом огромном корабле хоть кого-то из земляков.
- Моя супруга Сара, и мои дети, - указал фон Готт на жену и детей.
- Моё почтение, фрау фон Готт, - кивнул ей Шольц.
- Присаживайтесь, - улыбнулся фон Готт, - а вы тоже решили не тратиться на Второй класс? - спросил он Шольца.
Шольц присел.
- Да, знаете ли, - улыбнулся он, - я следую с сослуживцем, по личным делам, в Нью-Йорк. И мы подумали, что мол «какая разница?». Да и начальство не очень щедрое. Жалование сами понимаете, не рассчитано на круизные лайнеры.
- Да вот и мы так, - усмехнулся фон Готт, - семья большая, билеты стоят что на нас, что на детей. Билетов из Шербура на Нью-Йорк не достали и пришлось плыть в Англию. Ирония, герр Шольц, но только тут мы узнали, что пароход заходит в Шербур.
- А почему Третий класс? - спросил Шольц.
- Решили перетерпеть неделю в Третьем классе, - улыбнулся ему офицер, - зато вместе. В одной каюте.
- Понимаю, - кивнул, слегка улыбнувшись, Шольц, - все мы, кто из Германии, умеем правильно экономить. Но в этом наш плюс, не правда ли?
- Да, и Бог нам даже воздаёт за нашу сдержанность, - согласился фон Готт.

Только когда народ уже разошёлся и успокоился, Амалия Абрамовна собрала малышей и решилась выйти вместе с Аннушкой на прогулку.
- Воздух тут чистый, словно светом пронизанный, - сказала она Аннушке, - и дыма от труб совсем нет. Дым всё больше в небо уносится, словно светлое небо гонит чёрный дым.
- Да матушка, благостно тут как-то, - согласилась Аннушка, - а я видала тут нашего урядника, из оренбуржцев.
- Не может быть! - воскликнула Амалия Абрамовна, - того самого черкеса? Михаила Ивановича?
- Он осетин, не бусурманин, а нашей православной веры, - улыбнулась Аннушка, - просил Вам кланяться и говорил, что рад увидеть знакомые лица.
- Ох уж этот Кучиев! - рассмеялась Амалия Абрамовна, - всюду поспевает! Успел и к себе во Владикавказ съездить, и в Лондон успеть! Иной раз мне кажется, что он прямо везде и сразу!
- Везде и сразу, Амалия Абрамовна! - послышался сзади голос с едва заметным кавказским акцентом.
- Михаил Иванович! - обернулись Аннушка и Амалия Абрамовна.
- Ну-с, сказывайте, урядник, - улыбнулась ему Амалия Абрамовна, - куда путь держите и зачем?
- Здравствуйте, матушка, - поцеловал ей руку Кучиев и поклонился Аннушке, - рад видеть Вас. Жениться надумал и направился заработать денег на свадьбу.
- Ужели жалования у наших казаков не хватает, чтобы свадьбу справить? - спросила Амалия Абрамовна.
- Хватает, хватает, - заверил Кучиев, - но таков обычай у нас.
- Жалование жалованием, - продолжил он улыбаясь, - а на край света надо направиться и привезти подарки для невесты, для её отца, её матери, братьям и сестрам, чтобы доказать любовь, - будто начал перечислять он, - ну, я с дядюшкой своим договорился. Дядюшка у меня в Техасе давно уж живёт. И оба брата моих, сыновья его, в Техасе так и выросли. Я подсоблю им коней объездить. Я ведь ходить ногами ещё не умел, а верхом уже ходил. А они мне помогут с заморскими подарками.
- Вот видишь, Аннушка, - вздохнула Амалия Абрамовна и посмотрела на свою горничную, - не то что у нас! Перстенёчек подарит и ступай под венец с ним. А тут, прям как в сказке, на край света… - задумчиво проговорила она и снова вздохнула.
- А не желаете составить нам компанию на прогулке, Михаил Иванович? Расскажите нам про Владикавказ и про Техас?
- С радостью, Амалия Абрамовна! - воскликнул Кучиев и подал ей руку.

- Ну, как насчёт прогуляться и посетить местные увеселительные заведения? - с какой-то радостью и восторгом на лице зашёл в каюту Эрик и скрестив руки на груди посмотрел на сестёр.
- Ерёма, да ты вылитый франт! - улыбнулась Катя и подмигнула старшей сестре, Марии.
- Да, Ерёма, где ты взял этот костюм? - удивилась Мария.
Костюм-тройка был новый и прекрасно сидел на Эрике.
- Вам нравится? Я его заказал прямо перед отъездом в новом магазине на Пушкинской улице, - похвалился Эрик.
- Ну так идём те же? - хлопнула в ладоши Катя, - надеюсь наш Ерёма будет сегодня самым щёголем на этом корабле!
Сёстры подхватили брата под обе руки и потянули в коридор.
Едва они вышли на палубу, увидели, что навстречу им, прогуливаясь, шла Амалия Абрамовна с младшими детьми, в сопровождении Аннушки и Кучиева.
- Ба! Да это же мадам Панула! - воскликнул Эрик и кивком головы поздоровался с Амалией Абрамовной.
- Здравствуйте, Еремей, - заставила себя улыбнуться Амалия Абрамовна, - куда, если не секрет, держите путь?
- Хотим прогуляться по палубе и посмотреть на чаек, - усмехнулся вежливо Эрик, - а Вы, стало быть, в Америку?
- В Америку, - важно ответила Амалия Абрамовна, - ежели встретите моих старших мальчиков и Ванечку, прошу им напомнить, что время обеда.
- Конечно, Амалия Абрамовна, - снова кивнул Эрик и проводил взглядом земляков.
- Мне кажется, - тихо рассмеялась Катя, - Амалия Абрамовна только что увидела чудище морское.
- Я думаю, что трёх чудищ, - шутя ответила ей Мария, - ты видела выражение её физиогномии?
- Ладно вам, чудища! - воскликнул Эрик, - идёмте! Нас ждут великие дела! - торжественно, чтобы все вокруг услышали, провозгласил он и все трое радостно зашагали в курительный салун…

Генри краем уха уловил разговор направлявшихся к нему двух пассажиров. Оба были не молодые и Генри без труда узнал в них журналистов. Первый, чуть толстоватый, здоровый и бородатый. Второй был наоборот, худой, высокий, но тоже бородатый и седой.
- … очень жаль, что с нами нет нашего коллеги, мистера Джона Рида, - говорил худой бородатый человек здоровому бородачу, - как он мне телеграфировал, ему довелось побывать в самом пекле начинающейся гражданской войны! В том самом рабочем городке. Ему даже довелось уйти вместе с партизанами на остров Мэн!
- Завидуя и сожалею я ему, - вздохнул здоровяк, - почему я не оказался на его месте? Рядом с ним? Это же эпохальное событие всей эпохи, невесть почему начавшаяся гражданская война!
- Надеюсь, он благополучно доберётся до Нью-Йорка и мы увидим и услышим его на конференции, - ответил худой бородач.
Мужчины остановились перед лифтом.
Генри глядел на них, ожидая удобного момента спросить, куда же им надо.
- Я скажу так, - подумал бородатый здоровяк, - этот Стрелок просто предатель и негодяй. В молодости я служил в армии мне доводилось участвовать в военных кампаниях. Судя по всему, он просто предал людей и по совершенно непонятным никому причинам, отдал на заклание британцам целый город. Рыть надо в направлении Стрелка. И если кто-то ему пустит пулю в лоб, тот спасёт Ирландию от гибели.
- Почему Вы так думаете, коллега? - спросил худой бородач.
- Это же элементарно, Уильям! - усмехнулся бородатый здоровяк, - командир приводит своих солдат в город, захватывает его без единого выстрела, вооружает мальчишек и рабочих и формирует целую армию.
- Продолжайте, - подумал худой бородач,  которого здоровяк назвал Уильямом.
- Вот и подумайте теперь, - ответил ему бородатый здоровяк, - что ему стоило, например, выставить требования правительству, или увести армию подальше от города и начать полномасштабную войну?
- Логично, - согласился худой бородач.
- Конечно же, логично, - кивнут тот в ответ, - только вместо этого он ничего не делает, устраивает митинги, машет флагами. Не он сам, а люди в городе. Он наблюдает за всем со стороны и в тот момент, когда он мог бы ударить в тыл британцам, он просто исчезает в неизвестном направлении с основными своими силами! Кто он? - посмотрел бородатый здоровяк на худого бородача.
- Предатель, - кивнул худой бородач, - он стянул к городу войска и занял их убийством мирного населения.
- Это был отвлекающий маневр, - улыбнулся бородатый здоровяк, - все говорят про кровавую расправу в Авоке и Эйри, но произошло ещё чего-то такое, чего никто не заметил...
Генри старался не дышать, слушая их разговор.
Худой бородач подумал.
- Мистер Рид везёт с собой доказательства преступлений и предательства Стрелка, - сказал тот, - мы сможем призвать Англию к ответу, а так же выловить и судить Стрелка. Тогда мы остановим эту бессмысленную войну.
- Она продлится долго, - спокойно ответил ему собеседник, - восстание сталелитейщиков было обречено изначально. И я понимаю ваше возмущение, мистер Стед. Но наблюдая за событиями со стороны, лично мне казалось, что Стрелок исполняет чью-то волю. Там происходят более важные события, чем просто начинающаяся война в Ирландии.
- Да, политика Британии несомненно изменится, - ответил Стед и посмотрел на Генри, - и даже тут дети занятые в обслуге.
Он о чём-то подумал.
- Сколько Вам лет, мистер?
- Тринадцать, сэр, - ответил, стараясь казаться серьёзным, Генри.
- И что Вы тут делаете? - посмотрел Стед на него.
- Служу, сэр, - ответил Генри, - и смею Вас заверить, быть лифтёром лучше, чем если бы меня приняли юнгой. А вам куда, сэр? - спросил мальчик.
- Гм, - подумал Стед, - поближе к курительному салону, - ответил Стед, - Вы знаете где это?
- Что бы я был за моряк, если бы не знал собственного парохода, - улыбнулся Генри вызывая лифт…

Эннис Уотсон уже готовился отходить ко сну и разувшись прилёг на своё место в каюте, не расстилая постели и не гася свет.
В дверь постучали.
- Да! - крикнул с места Уотсон не глядя на двери.
Дверь открылась и в каюту вошёл Шрёдер.
Улыбнувшись Эннису он присел напротив.
- Мистер Уотсон? - не прекращая улыбаться спросил Шрёдер.
- А вы кто, мистер? - повернул к нему голову Эннис.
Улыбка Шрёдера заметно раздражала его.
- Тот же вопрос хотел бы задать вам и я, мистер Уотсон, - ответил, так же улыбаясь, Шрёдер.
- Что за… - хотел было встать Эннис, но Шрёдер, резко вскочив, прижал его к койке.
- Спокойно, мистер Уотсон. И прошу не делать лишних движений, - сказал Шрёдер показав ему в кобуре «Парабеллум».
- Ладно, ладно, понял, - проговорил, едва находя слова, Эннис.
- Вот и славно, - присел обратно Шрёдер и снова улыбнулся.
- Хауптштурмфюрер Генрих фон Шрёдер, - кивнул он Эннису, - Управление Имперской Безопасности Германского Рейха.
Он убрал улыбку с лица и наклонился к Эннису.
- А про Вас, мистер Уотсон, мы тоже всё знаем. Вы ирландец, племянник уважаемого мистера Уильяма Парра, который и притащил Вас сюда. В Фулеме у Вас живёт матушка. Она ходит с костылём, на рукоятке которого вырезаны виноградные гроздья и листья. У неё есть белая кошка, Тереза, которую Вы подобрали котёнком в порту Ливерпуля. У кошки синий бархатный ошейник с серебряным колокольчиком, который Вы украли в магазине безделушек мистера Генри Ричардсона. Вы росли в тесноте и в обиде на всё что движется вокруг. И на то что не движется тоже. Вас очень сильно обижали старшие мальчишки в детстве. И только из уважения к Вам я не стану пересказывать всё что они с Вами делали, мистер Уотсон. Кроме того, ещё с детских лет Вы обнаружили у себя один ужасный порок, за который Вам очень и очень стыдно, и в котором никому не можете признаться, потому что объектами Вашего пристрастия являются слишком юные особы вашего пола. Поэтому, Вам ничего не оставалось делать когда Вас нашли одни люди, и их Вы очень сильно боитесь. Но одновременно, Вы захотели хоть немного чувствовать себя человеком. Поэтому Вы согласились на все условия, когда Вас завербовали в осведомители SSB. Я бы добавил — что от них Вы сбежали, предварительно оказав им небольшую услугу, но я думаю, что вряд ли удивлю этим Вас. Однако, перед своим дезертирством, Вы оказали им эту же услугу и им.
- К… какую? - удивлённо смотрел на Шрёдера Эннис.
- Какую? Ну, пожалуй я Вам снова освежу память, мистер Уотсон, - наклонился к нему, глядя Эннису в глаза Шрёдер, - Вы сообщили английской военной разведке нечто важное, про Вашего благодетеля и работодателя, доктора Фредерика Гудвина. Не так ли?
- Так точно… было…. Но я не понимаю всех там… всех его изысканий, честное слово, мистер Шрёдер… - заговорил Уотсон.
- Мистер Уотсон, - снова улыбнулся и прищурил глаз Шрёдер, - ну разве Вам трудно сообщить мне то, что Вы сообщили моим британским коллегам?
- Если это Вам так важно, то… - начал Эннис.
- Важно, - кивнул Шрёдер, - и поэтому я Вас жду в курительной комнате, черед четверть часа, если Вас не затруднит. Дело стоит десять фунтов. Вас устроит такая сумма?
- Десять фунтов? - округлились глаза у Энниса, - конечно, мистер…
- Вот и хорошо, - кивнул Шрёдер и встал.
- Жду Вас в курительном салоне, - посмотрел он на Энниса, - и не делайте глупостей, мистер Уотсон. С «Титаника», для Вас, нет выхода.
Он вышел. Эннис поднялся и вытер пот со лба.
- Твою мать… - выругался он накинув на плечи пиджак.
Уотсон одел кепку, посмотрел в зеркало, осторожно тронул шрам на щеке и вышел вслед за Шрёдером.

Шрёдер махнул рукой Уотсону, едва тот вошёл в курительный салон. Перед Шрёдером на столе стояли две кружки пива, но ни к одной из них Шредер не притрагивался.
- Здравствуйте, мистер Шрёдер, - подошёл Уотсон.
Шрёдер приветливо кивнул и так же приветливо пригласил Уотсона присесть, подвинув к нему кружку пива.
- Угощайтесь, мистер Уотсон, - наконец поднял пиво Шрёдер и отпил из бокала, - что ни говори, но вы, ирландцы, умеете варить пиво. Извиняюсь за столь жёсткое знакомство но вряд ли бы Вы послушали меня, если бы я говорил на интеллигентный манер?
- Да ничего, - словно извинился Уотсон, - осмелюсь отметить, что знакомство с вашими коллегами из SSB было более жёстким.
- Я знаю, Вас встретили в подворотне после Ваших приставаний к сынишке одного их осведомителя и предварительно обработали, так сказать, с помощью метода агрессивных переговоров, - сказал Шрёдер.
- Откуда? - удивился Уотсон.
- Из вашего досье в Берлине, мистер Уотсон, - ответил Шрёдер.
- В Берлине на меня есть досье? - ещё больше удивился Уотсон.
- Есть, - кивнул Шрёдер, - на всех кто может быть нам интересен. Но перейдём к делу, если Вы не против?
- Конечно, - согласился Уотсон, - так что Вас интересует, мистер Шрёдер?
- Всё, - словно отрезал Шрёдер, - всё что говорили коллегам из сопутствующей организации.
Он посмотрел на Уотсона. Тот явно волновался, но старался не показывать виду.
- Что могу сказать? - начал Уотсон, - мистер Гудвин добрый человек, слегка наивный, и с головой погружён в свои исследования. Последнее время он занимался какими-то магнитными полями.
- Точнее, их возникновением? - переспросил Шрёдер.
- Да, - кивнул Уотсон, - у него есть какой-то прибор с вращающейся лампой, которая при вращении создаёт это самое магнитное поле. Один раз мы взяли мышь и поднесли к этой лампе, когда та вращалась. И вы знаете, мышь исчезла, словно испарилась…
Он посмотрел на Шрёдера. Тот перестал пить пиво и так же смотрел на Уотсона.
- Это правда? - тихо спросил Шрёдер.
- Да, клянусь Богом и всеми святыми! - проговорил Уотсон, - я тогда чуть не обделался от страха. Так жутко было. А мистер Гудвин почему-то обрадовался.
- А что произошло когда мышь исчезла? - спросил Шрёдер.
- А, точно, - вспомнил Уотсон, - яркая вспышка. Очень яркая. Я чуть не ослеп… Точнее, на мгновение ослеп. А вы знаете, что это было?
- Да, - спокойно кивнул Шрёдер и отпил пиво из бокала, - Вы говорили это англичанам?
- Хе! - усмехнулся Уотсон, - я дурак, что ли? О таком лучше помолчать, чтобы прожить дольше…
Шрёдер улыбнулся и протянул Эннису деньги.
- Тут двадцать фунтов, а не десять, - сказал Шрёдер, - и будь в поле зрения. Ты понадобишься нам, очень скоро…

Прошло около получаса и Шрёдер ходил коридором то и дело натыкаясь на пассажиров.
- Прошу прощения, - протискивался он между ними и старался казаться вежливым.
Наконец он схватил за шиворот какого-то мальчишку.
- Ай-ай! - вскричал испуганно мальчик.
- Да не кричи ты, - отпустил его Шрёдер.
Мальчик встал и посмотрел на Шрёдера.
- Тут, говорят, едет какой-то русский? - спросил его Шрёдер и сунул мальчику в руку шиллинг.
- Ой! - обрадовался мальчик, - едет, - кивнул он и улыбка расплылась у него на лице, - а если дадите ещё один, я скажу кто он и покажу где едет.
- На, грабитель, - сунул серебряную монетку в руку мальчика Шрёдер, - и что ты можешь мне сообщить?
- Это военный, у него такой длинный плащ, только из сукна, с синими погонами, и такая шапка, как у королевских гвардейцев, - рассматривал деловито монету мальчик, по взрослому пробуя её на зуб, - он вон там едет, - указал он дальнюю каюту.
- Ладно, - улыбнулся Шрёдер, - если хочешь ещё заработать, то я тебя опять как-нибудь поймаю.
- Это мы всегда рады, сэр, - рассмеялся мальчишка и убежал.
Шрёдер пошёл к каюте на которую указал мальчик. Дверь оказалась открыта. Он осмотрелся, вошёл в каюту и закрыл за собой двери.
Вещи были разбросаны то тут, то там, а тумбочка возле одной из полок была чуть приоткрыта. Шрёдер наклонился к ней и в этот момент в каюту кто-то вошёл.
- Слушай, дорогой, ты вор, да? - услышал позади себя Шрёдер и поднявшись обернулся.
- Вот только не надо делать резких движений, - смотрел на него молодой военный в высокой папахе и длинной черкеске, казак, как понял Шрёдер.
- Я не вор, - опешил Шрёдер, глядя как казак поглаживает на поясе рукоять длинного кинжала.
- Ты зачем тут? - слегка улыбнувшись глянул на него казак.
Душа Шрёдера чуть не ушла в пятки.
- Мне сказали тут едет русский офицер, - ответил Шрёдер.
- Ну я офицер, - кивнул казак, - чего тебе надо, бусурман?
- Виктор фон Готт, - выдохнул Шрёдер.
- Нет тут фон Готта, не знаю я фон Готта, - рассмеялся казак, - иди дорогой, - отступил он от входа и выпустил Шрёдера.

Шольц стоял у борта и любовался на океан, когда к нему подошёл Шрёдер и похлопав по плечу словно разбудил его.
- Как успехи, Шольц? - спросил Шрёдер встав рядом.
Они обернулись к палубе облокотившись на борт.
- Ну, у меня сегодня состоялось знакомство с будущей приёмной матерью нашего барона, - ответил Шольц.
- И? - спросил Шрёдер.
- Ничего. Её муж офицер, служит в Рейхсвере и мне вообще непонятно как они оказались в Третьем классе, - сказал Шольц.
- Во Втором было бы то же самое, Шольц, - ответил Шрёдер, - она бы осталась вдовой. Да и в Первом тоже.
- Да, - согласился Шольц, - мне кажется, или ты действительно нарыл что-то важное? - спросил он Шрёдера.
- Действительно. И новости плохие, коллега, - ответил Шрёдер.
- Что? - кивнул Шольц.
- Отец нашего барона успел собрать прототип машины, - пробурчал Шрёдер, - и он везёт её с собой.
- Гм, - отвернулся Шольц в сторону океана, - так что же получается, Шрёдер? «Титаник» везёт то, что…
- То, что мы тут не одни гоняемся за мистером Гудвином и это очевидно. Давай рассуждать так: если отец нашего барона успел собрать прототип, то ради праздного любопытства он должен был его использовать хотя бы один раз. И то что мы с тобой тут, лишний раз доказывает что прототип рабочий. Ведь наше ведомство так и не продвинулось дальше того, что собрал наш доктор Гудвин.
- Значит он знает всё… - проговорил Шольц.
- Не сомневаюсь, - ответил Шрёдер.
- Зачем же он тогда, зная о том что произойдёт, притащил сюда всю свою семью? - спросил Шольц и повернувшись в сторону океана взялся руками за ограждение, - я не понимаю таких людей, Шрёдер! Если бы мне стало известно, что моей семье грозит не то что опасность, а неминуемая гибель, я бы сделал всё что в моих силах чтобы избежать трагической развязки. Что ты думаешь?
- Ответ очевиден, Шольц, - спокойно сказал Шрёдер, - либо он не знает ничего, либо он в курсе дела и знает как отсюда выйти. И на «Титанике» он выехал вовсе не в Америку.
- А куда? - посмотрел на него Шрёдер.
- Раз вся семья погибла, то кто-то, очевидно, сбил его планы, - ответил Шольц.
- Мы? - кивнул Шрёдер.
- Нет, - покрутил головой Шольц.
На горизонте показались огни берега и Шольц рассмотрел очертания домов, кораблей и свет дальнего маяка.
- Шербур, - проговорил он.
- Что? - так же обернулся и глянул на берег Шрёдер.
- Шербур, - ответил Шольц, - старый, добрый Шербур. Помню как тут, в 1940-м, британский снаряд списал меня из фельджандармерии в РСХА, - подумал он, - точнее, если подумать, то ещё спишет… но иначе я бы не увидел живой «Титаник»… - усмехнулся он.

Глава 22
ШЕРБУР; АПРЕЛЬ 1912 ГОДА
- Здравствуйте, Катя, - подал Виктор руку Кате, едва она поднялась на борт «Титаника».
- Барон, - кивнула Катя в ответ, приняв его руку.
Лицо Кати скрывала вуаль свисавшая с чёрной шляпки.
- Вы восхитительны, - сказал Виктор, - с Вашего позволения, я покажу Вам Вашу каюту.
- Разве Вы не хотите встретить друзей? Они следовали прямо за мной, - улыбнулась Катя и в этот момент послышался громкий голос Астора.
- Барон! - махнул Астор Виктору, - да Вы при всём параде и сегодня тоже со спутницей?
- Джон, - развёл руками Виктор, - не ожидал тебя тут увидеть!
- Прошу, познакомься с моей новой спутницей жизни, Мадлен! - представил шедшую рядом с ним молодую жену Астор.
- Леди Астор, - кивнул Виктор и взглядом указал на Катю, - это Екатерина. Моя кузина. Мы путешествуем вместе, но будем жить в разных каютах.
- Моё восхищение, баронесса, - улыбнулся Астор поздоровавшись кивком головы, - я видел, Вы тоже садились в Шербуре?
- Да, я догоняла своего брата и выехала из Харькова позже, - ответила Катя, - а Вы, тот самый Джон Джейкоб Астор? Я наслышана о Вас.
Астор улыбнулся.
- О, баронесса, не верьте всему, что рассказывает Ваш брат, особенно про то как мы с ним путешествовали по Палестине. На самом деле всё было более занимательно!
Астор посмотрел на Виктора.
- Я везу с собой…
- Замечательную коллекцию бургундского? - рассмеялся Виктор.
- Точно! Как ты догадался? - улыбнулся Астор, - ох уж это русское чутьё! Или это тебе тайком сообщила миссис Браун?
- Кстати, а где она? - спросил Виктор.
- Да вон, что-то рассказывает стюарду, - указал он на вход, где Маргарет Браун только что отчитала билетчиков и уже направлялась в холл.
- Боже ж ты мой, кого я вижу! Виктор фон Готт собственной персоной! - захватила Виктора в объятия Маргарет Браун, - и наконец-то не один!
- Моя кузина, Екатерина, - представил ей Катю Виктор.
- Ой, девочка, держи его в ежовых рукавицах! - подмигнула Маргарет Браун Кате, - а меня можешь звать просто Марго.
- Катя, - тихо кивнула ей в ответ Катя.
- Ну вот и хорошо, Катя! - воскликнула Маргарет Браун,- а чего мы такие грустные? Нам незачем грустить. Грустить надо вон, - кивнула она в сторону приближавшегося под руку с мадам Обар, Гуггенхайма, - им даже показаться вместе будет большим испытанием.
- Почему? - проводила пару взглядом Катя, - мне они кажутся очень красивой парой.
- Ты ничего не знаешь? - кивнула ей Маргарет Браун и подмигнув указала взглядом на лестницу, где Гуггенхайм и мадам Обар важно поднимались наверх, - бедный Бени так и не решился развестись с женой и отправился в путешествие с этой красавицей. Представляешь, что им предстоит выслушать у себя за спиной?
- Мне их даже жаль, - вздохнула Катя, - я могу им только посочувствовать.
- Ну, молодые люди? - окинула всех взглядом Маргарет Браун, - чего мы стоим? Не желаете ли, барон, стать моим кавалером на сегодня? - взяла она под руку Виктора.
- С удовольствием, миссис Браун! - рассмеялся Виктор и подхватил под локоть другой рукой Катю, пригласил всех наверх.


- Так значит Вы знакомы с Астором и Браун? - удивлённо спросила Катя Виктора уже в каюте.
Она посмотрела вокруг.
- Тут просто как в богатых апартаментах, в каком-нибудь отеле.
- Да, - присел в кресло Виктор, - тут можно курить, слушать музыку и без Вашего разрешения сюда никто не войдёт, - посмотрел он на Катю.
Катя присела перед зеркалом.
- В Третьем классе мы сейчас едем в тесной каюте на четверых. И хотя нас там только трое, всё рано в ней не развернуться.
- Почему Третий класс? - спросил Виктор.
- Знаете, - ответила Катя, - мой брат очень хороший, добрый и родители наши были богатыми. Но после их смерти, когда мы остались одни, он прокутил всё наше состояние. Не потому, что был гуляка, а просто по доброте душевной. Мечтал стать владельцем синематографа, а для этого нужны были связи и знакомства. Но не все из его новых знакомых оказались порядочными людьми. И в один день мы остались без гроша. Спасибо, пришла на помощь графиня Квитка.
- Мария Карловна? - посмотрел на неё Виктор.
- Да, она самая, - повернулась к нему Катя, - она поддержала нас деньгами и строго настрого запретила Ерёме посещать питейные заведения.
- Моя тётушка Флоренс, - кивнул в ответ Виктор, чуть улыбнувшись.
- Ваша тётушка? - удивилась Катя.
- Да, сестра моего отца, - ответил Виктор, - она единственная из всей нашей родни, очень искренне относилась к нашей семье. Тётушка Флоренс удачно вышла замуж и покинула Англию ещё в прошлом веке. Крестилась в православие и с тех пор её имя было Мария. Я никогда её не видел, но мы жили в её доме перед тем как отправились сюда. Через две недели её парализует, а ещё через год она представится.
- Почему? - шепнула Катя.
- Моя бабушка, которая не хотела нас знать потому что считала что я не родной сын своего отца, пришлёт ей телеграмму о нашей гибели, - опустил глаза Виктор, - тётушка этого не переживёт. Хотя она никогда не видела нас, а меня помнил только её младший сын, совсем маленьким. Он приезжал к нам погостить и я его немного помню. А тётушка, нас всех очень любила и жила надеждой, что мой отец надумает переехать к ней, в Россию…
- Мне очень жаль, - ответила Катя, - сейчас я понимаю каково оно, знать будущее, видеть рядом родных людей и понимать, что очень скоро никого из них не станет.
Катя посмотрела в пол, подумала и снова глянула на Виктора.
- А что будет с Ерёмой?
- Ничего, - вздохнул Виктор, - он так и не станет владельцем синематографа, и даже неизвестно как он закончит свои дни. Умрёт в 1944 году, бездетным и бедным, в Массачусетсе. А через 10 лет умрёт его жена.
- Жена? - удивилась Катя.
- Да, её будут звать Мария, как и Вашу сестру, - ответил Виктор, - я знаю, что у них будет своя ферма, они будут очень одиноки и Эрик никогда себе не простит вашей гибели.
Катя немного помолчала, подумала и посмотрела на Виктора.
- Можно ли сделать так, чтобы этого не было?
- Сложно сказать, - ответил Виктор.
Он встал и подошёл к письменному столу стоящему возле другой стены, взял рекламный буклет и показал его Кате.
- Разве что остановить рейс «Титаника».
- Но это невозможно, - ответила Катя.
- Точно так же, - положил на место буклет Виктор, - невозможно предотвратить смерть тех кто должен умереть. Хотя, - подумал он, прошёлся по каюте и сел обратно в кресло, - порой мне кажется, что дело вовсе не в том, что именно Вы, или я, должны были умереть на «Титанике», или ещё где-то. Я прошёл четыре войны, три из которых ещё даже не начались, и порой мне кажется, что смерть такая же живая как и мы с Вами.
- Почему Вам так кажется, барон? - не поняла Катя.
Виктор вздохнул, посмотрел в потолок и перевёл взгляд на Катю.
- Она неприхотлива к тому, кого именно ей надо забрать. И мы с Вами прямое тому доказательство.
- То есть? - посмотрела на него Катя.
- Мы должны были умереть здесь, - ответил Виктор, - но вместо нас умер кто-то другой. Вопрос — кто, и почему мы остались живы.
Он помолчал и снова глянул на Катю.
- Я сейчас отправляюсь в Третий класс, мне надо встретиться с отцом и прояснить некоторые моменты которые я не прояснил прошлый раз. Труднее всего будет повторять уже сказанное ранее.
- А что делать мне? - спросила Катя.
- Располагайтесь, - кивнул головой Виктор и улыбнулся, - знакомые у Вас уже есть, и я бы сказал, что эти знакомые в несколько раз подняли Ваш статус в этом обществе, которое едет в Первом классе. Не забывайте, что Вы баронесса, - усмехнулся он, - главное, присмотритесь к пассажиру по фамилии Футрель.
- Кто это? - спросила Катя снова испуганно и посмотрела на Виктора, - он преступник? Его надо арестовать?
- Нет, - рассмеялся Виктор, - замечательный американский писатель, фантаст, и просто добрейшей души человек Джек Фатрелл, который пишет свои книги и рассказы под псевдонимом Жак Футрель.
- Что в нём такого, что за ним надо наблюдать? - удивилась Катя.
- Ничего, - ответил Виктор, - он написал всего две книги, но другой писатель, Макс Аллан Колинз, через несколько десятков лет напишет роман в котором Жак Футрель и его жена Мэй разгадывают загадку двух убийств произошедших на «Титанике» незадолго до крушения.
- Но что в этом такого? - не поняла Катя, - писатель решил увековечить имя другого писателя.
- А то, что Футрель должен погибнуть. Его супруга выживет, но… - он подумал, - загадку, в которой возможно как минимум два убийства, по крайней мере - исчезновения людей, тут разгадываем только мы с Вами. И об этом никто не знает. Тем более об этом не знает супруга Футреля.
Он посмотрел на Катю и улыбнулся...
- Почему? - спросила Катя, как-то настойчиво и пристально глянув на Виктора.
- Что, почему? - ответил Виктор, - почему мы расследуем исчезновения людей, или почему он должен погибнуть, а мы не спасаем его?
- Нет, - сказала Катя, - почему Вы не останетесь там, откуда мы сюда пришли, а постоянно возвращаетесь в своё время? Ведь там… - подумала она.
- Вы хотите сказать, что там лучше? - посмотрел на неё Виктор.
- Да, - кивнула ему Катя, - мне показалось, что люди там добрее и… в этом мире меня бы просто заперли в богадельне и я сгнила бы в той палате.
- Наивно и глупо полагать, что со временем всё становится лучше, - ответил Виктор.
Он вздохнул, встал и прошёлся по каюте.
- Будущее имеет одну особенность, - посмотрел он на Катю, - оно для нашей эпохи как невеста для жениха. Мы, люди из прошлого, видим из нашего времени только свадебную фату невесты. Но стоит поднять и глянуть в лицо этой невесте, как нас пробирает дрожь от увиденного. Там, вместо милого личика, вся истинная суть того, что сделали мы сами в нашем времени и собственными руками, по образу своих мыслей и чувств.
- Неужели так всё ужасно? - удивилась Катя.
Виктор покачал головой.
- Их нельзя винить в том, что они сделали со своим, и нашим, миром, который мы им подарили. Это как если бы мы винили ребёнка за то, что его не воспитали родители. ХХ век станет последним веком расцвета нашей цивилизации и последним веком существования нашего вида. Я был в далёком будущем и скажу Вам, что туда опасно ходить. И я не хожу дальше 2050 года.
- Почему? - не поняла его Катя.
- Там нас нет. Там ничего нет, - ответил Виктор и сел в кресло глядя на Катю, - там есть дикие мусульманские народы живущие на руинах Лондона и Парижа, белые рабы — наши потомки, которых очень и очень мало, и поэтому они не способны сопротивляться. Есть раздираемые постоянными войнами руины России и чёрные Соединённые Штаты с Канадой и пустынной Латинской Америкой. Есть ещё китайская империя, стремящаяся захватить весть этот мир, но не спешащая расширять свои границы.
- Почему Китай не спешить этого сделать и почему он позволил нас уничтожить? - воскликнула возмущённо Катя.
- Кто сказал, что нас уничтожил кто-то? - усмехнулся Виктор.
Он снова глянул на Катю, улыбаясь ей.
- Мы сами себя уничтожили, - сказал он, - прогресс в технике пробудил соблазн к вседозволенности, а вседозволенность породила жажду объявить себя царём над природой. Но к природе относится и человек. Людей стали рассматривать не как людей, а как биологический материал, как рабочую силу. Рабочие нынешней эпохи даже не представляют насколько они свободны по сравнению с рабочими начала ХХI века, а крестьяне даже не представляют насколько они полноправны по сравнению со своими правнуками в том же времени. Проблема была только в том, что люди не хотели трудиться на новых хозяев человечества задаром, они требовали компенсации своего труда, времени, сил.
- Против них начали войну? Они подняли революцию? - спросила Катя.
- Нет, - покачал головой Виктор, - вы, в начале ХХ века, очень однообразно понимаете войну. У вас однообразное понимание оружия. В вашем понимании, оружие это предмет который стреляет, или которым бьют по голове.
Он помолчал.
- Оружием может быть даже идея. Главное, чтобы эта идея попала в цель. А целью является ваше сознание. Тогда вы сами себя убиваете, уничтожаете. Не  начинаете драться друг против друга, и не бросаетесь с обрыва в реку, нет! Достаточно того, чтобы вы по другому понимали смысл и ценности жизни! И всё! Вы — бесправные рабы и биологический мусор, который сам себя сметает с лица Земли! Но ещё, - он подумал, - ещё таким человеком очень легко управлять.
- И что же случилось? - тихо спросила Катя.
- А что случилось? - усмехнулся Виктор, - взрослые жили только ради обеспечения собственного благополучия. Перестали рождаться дети, их становилось меньше и меньше. Вы сильны в арифметике? - посмотрел он на Катю.
- Я с отличием окончила гимназию, - ответила Катя.
- Ну тогда посчитайте в уме, сколько нужно времени, чтобы исчез народ численностью в миллион человек, если в одной семье у двух родителей только один ребёнок, - сказал Виктор.
Он снова подумал и снова глянул на Катю.
- Только учтите, что этот ребёнок — один на восемь семей.
- Это ужасно… ужасно… - опустила глаза Катя, - а откуда взялись мусульмане в Европе?
- А, эти? - усмехнулся Виктор, - безмозглые буржуи решили, что арабы и негры будут на них работать за один доллар в день. Только не учли, что  бедуины и негры работать не умеют.
Он снова помолчал.
- Зато хорошо умеют убивать, во имя своей мирной религии.
- Почему? - удивлённо посмотрела на него Катя, - и как можно убивать во имя мирной религии?
- А мы слишком верили, что она мирная, - сказал Виктор и встал.
Он подошёл к зеркалу, одел фуражку и накинул шинель.
- Знаете, что послужит самой главной причиной гибели Европы? - обернулся он к Кате.
- Что? - спросила Катя.
- Люди забудут, что Родина это не земля под ногами, но прежде всего потомки и предки. Я в Третий класс, к родителям, - улыбнулся он, - осваивайтесь, не забивайте себе голову. То о чём мы говорили ещё не произошло. И кто знает почему это случится.

ЛА-МАНШ; 11 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
Виктор распрощался до утра с Асторами и Маргарет Браун, и вернулся в свою каюту в Первом классе уже за полночь.
Закрыв двери, он упал на широкую кровать и посмотрев в потолок послушал тишину, пытаясь уловить шум мотора, или почувствовать качку. Но не смог.
Бросив косой взгляд на новенький кожаный саквояж стоявший прямо на полу посреди каюты, Виктор только сейчас вдруг вспомнил, что ключ от замка, висящего на саквояже, так и остался в Харькове.
- «Я так и вёз его, запертым, и ни на одной границе даже не попытались его проверить...», - подумал Виктор но в дверь постучали.
- Да! - крикнул Виктор, не поднимаясь с кровати, - открыто, заходите!
Дверь открылась. Невысокого роста человек, с большими глазами и характерным носом, войдя развёл руками в стороны.
- Антуан? - рассмеялся не то от радости, не то от удивления Виктор, - а ты как здесь? - встал Виктор и подойдя к Антуану, обнял его, - ты что здесь делаешь, Антуан? Надеюсь, ты собираешься сойти в Куинстауне и попрощаться с этим кораблём навсегда?
- Рот Фронт, товарищ Виктор, - кивнул Антуан улыбнувшись в ответ, подошёл к бару и бегло оценив содержимое взял бутылку красного вина показав её Виктору.
- Даже не подумаю, - сказал Антуан, - далеко бокалы?
Виктор поставил на стол две железные кружки.
- Вот так по нашему, - усмехнулся он.
- Не могли же мы тебя отпустить одного на тонущем корабле? - плеснул вино в кружки Антуан и посмотрел на погоны Виктора, - а тебе идёт, - сказал он, - полковник?
- Полковник, - кивнул в ответ Виктор, - а кто это, «мы»? - кивнул он Антуану.
- Я, и старина Эрнест, - ответил Антуан глянув с улыбкой на Виктора, - Чарли в курсе, правда немного ворчал.
- Ты как Вы тут оказались? - спросил тихо Виктор.
- Эренст сел в Саутгемптоне, а я взял билет в Шербуре и сел вместе со всеми, - ответил Антуан, поднимая кружку, - в 1912-м я был заперт в пансионе и между порками и зубрёжками света белого не видел. Мне всегда было интересно, что же там, за высоким забором. Поймёшь меня?
- Пойму, - кивнул Виктор.
- Извини, - улыбнулся Антуан, - он мне не оставил выбора.
- Кто? - не понял Виктор.
- Немецкий пилот, - ответил Антуан, - я шёл над Средиземным Морем, когда появился этот чёртов немец. А мы как раз израсходовали весь боевой запас. Отвечать было нечем. Немец открыл огонь. А что было мне делать? В общем… он подумал, - катапультировался я уже под Шербуром, в этом году.
- Ловко, - усмехнулся Виктор, - особенно, когда теперь понятно, почему великий французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери пропал без вести во время боевого вылета.
- Ловко, - согласился Антуан, подумал, и снова поднял кружку, - такой уж и великий. И кстати, был рад тут встретить мсье Футреля.
- Футреля? - не понял Виктор.
- Его, старину, - усмехнулся Антуан, - великого француза и американского писателя, более великого чем де Сент-Экзюпери, Жака Футреля. Он тоже пропал без вести. Точнее, пропадёт, и это будет очень скоро.
Он посмотрел на Виктора.
- Чёрт побери, Виктор! - воскликнул Антуан, - а ведь эта штука работает! Гений был твой отец!
- Почему был? Он ещё жив и совсем рядом с нами. Ты можешь сам ему это сказать, - откинулся на перила кровати Виктор.
- Обязательно скажу, - чуть махнул кружкой в руке Антуан и подумал, - знаешь, а Футрель весёлый, толстый человек на самом деле. Прям как я. Только я маленький и худой. И совершенно разучился шутить.
Антуан сделал глоток вина.
- Там, за стенами школы Святого Варфоломея, маленький Антуан сейчас тайком читает его рассказы, - Антуан улыбнулся, - и даже не знает, что его поймает отец-смотритель и отберёт книжку. А через годы, он таким же фантастическим образом с Футрелем познакомится и… - он опустил голову.
- Собственно, - добавил он, - это знаменательный год для меня, - он посмотрел на Виктора, - в этом году родится моя мечта быть пилотом, - улыбнулся Антуан.
- Правда? - усмехнулся Виктор.
- Да, - кивнул Антуан, - я очень хотел вернуться в этот год. Через пару месяцев я впервые поднимусь в небо, на будущем аэродроме в Амберьё-ан-Бюже, вместе с Вроблевским.
- Габриэлем Вроблевским? - посмотрел на него Виктор, - о нём писали в газетах.
- Тётушка Анаис тогда мне всыпала чертей! - воскликнул радостно Антуан, - представляешь? Чадо отпустили домой на каникулы, а чадо взяло и улетело! - он рассмеялся.
Виктор тоже засмеялся.
- Да, мне это что-то напоминает! Когда мне было восемь лет, моему другу подарили велосипед. И мы решили уехать в Африку. Доехали правда до первой речушки, и не найдя мост повернули обратно. Долго думали и решили, что без моста в Африку мы точно не попадём. К тому же, очень захотели кушать! Вернулись домой, а оказывается папа и мама меня искали весь вечер и чего только не передумали.
Виктор улыбнулся что-то вспоминая.
- Виделся с матерью? - кивнул ему Антуан.
- Не могу… - вздохнул Виктор, - не могу увидеть её и сдержаться чтобы не обнять.
Антуан опустил глаза.
- Ты романтик, Виктор… впрочем, как и я…

Глава 23
Молодой парень уже битый час улыбался своему собеседнику, пытаясь ему объяснить на русском языке и жестами, что ни слова не понимает по шведски. Но, подвыпившего шахтёра это вовсе не смущало. Он кивал, что-то говорил и продолжал свой монолог, потягивая уже третью кружку пива.
- Он не понимает, что я не понимаю его, - вздохнул парень, глянув на подсевшего к ним пассажира.
Швед, шахтёр, радостно поднял кружку вверх, приветствуя ещё одного слушателя.
- И тебе не хворать, - приветственно, так же поднял кружку вверх тот и посмотрел на парня, - ему не нужно чтобы ты его понимал. Он хочет выговорится, а твои уши получились самыми благодарными, самое главное, ничего не понимающими из того, что он тебе говорит.
Пассажир немного помолчал.
- Разрешите представиться, - кивнул он, - Генри Кнак, журналист, еду из Куинстауна в Алабаму.
- Очень рад, мистер Кнак, - улыбнулся парень в ответ, - я Эрик Аронссон. Вообще-то я из России, и зовут меня Арье Аронович, но шведы решили, что мои имя и фамилия для них слишком сложны когда выдавали паспорт. Я еду к брату, в Нью-Йорк. У него своя гостиница и…
- Так Ваш брат может решить мой вопрос с ночлегом? - улыбнулся Кнак.
- Конечно же, - закивал головой Аронович, - он будет очень рад новому постояльцу, да ещё моему знакомому!
Кнак засмеялся.
- А я уж и не знал, куда мне податься в Большом Яблоке! Тогда буду держаться Вас, мистер Аронович!
Швед тоже что-то заговорил, заулыбался и хмельным жестом позвал стюарда.
- Ещё пинту пива, мистер! - произнёс он на чистом английском и посмотрел на оторопевших собеседников, - да понимаю я вас, джентльмены! - рассмеялся он, - десять лет прожил в штатах и вы думаете, я не выучил ваш язык?
- Право даже не ловко, мистер… - посмотрел Аронович на шведа.
- Скуг, - кивнул тот, - Вильгельм Йоханссон Скуг. Раньше я был горным инженером и излазил все подземелья Мичигана в своё время. Потом забрал жену и кучу своих детишек и вернулся на родину. И сейчас простой американский безработный. Знаете ли, мистер Аронович, Швеция, она конечно хороша для странников из других стран. Но совершенно презренно относится к своим собственным детям. А Вы что думаете по этому поводу, мистер Кнак? - глянул он на Кнака.
- Я думаю, каждый из нас может так же сказать про свою родную страну, - ответил Кнак.
Принесли пиво.
Скуг поднял кружку, сделал выдох и одним махом опустошил половину бокала.
- Моя Анна будет очень ругаться, - произнёс он вроде как хмуро, поставив кружку на стол, - начнёт рассказывать о том, что Спаситель пива не пил и не напивался. Но мой старший сынишка не верит ни в Спасителя, ни в дьявола. И говорит, что Иисусу всё равно что мы тут делаем. И в этом с ним совершенно согласен.
Он посмотрел на на собеседников.
- Но сейчас, у моей жены в союзниках две её богомольных сестрёнки, - усмехнулся Скуг, - представляете, какое трио будет исполнять мне Нагорную Проповедь, едва я вернусь в каюту?
- Настолько богомольные? - удивился Кнак, - разве они никогда не видели, как мужчины пьют пиво и напитки покрепче?
- Да ну бросьте! - усмехнулся Скуг, - они пьют похлеще нас с вами! И ворчат не потому что мы пьём, а потому что мы им не наливаем, - он горько вздохнул, - моя супруга не всегда была такой. Когда с нашим Карлом случилось несчастье, наверное единственный кто не выл от горя, это был сам Карл.
- Карл это кто? Что с ним случилось? - спросил Аронович.
- Это и есть мой старший сын, - ответил Скуг, - ему всего десять. Раньше он был очень любознательный, шустрый и ему всегда было интересно всё на свете. Особенно то, что же мы, шахтёры, там делаем в шахте. И разумеется я начал брать его с собой, едва мальчик начал понимать куда можно совать пальцы, а куда не нужно. Но кто же мог предвидеть, что рабочий плохо закрепит стык вагонетки? И она сорвалась. И мой сын остался без ног… - Скуг помолчал, - вмиг примчались сестрёнки моей жёнушки, со своими Библиями и поволокли всех нас в свою церковь. Будто у мальчика выросли бы новые ноги… - он помолчал, - я хотел даже повеситься, причём сам не знал почему. То ли от их трескотни про Бога, то ли от того что сынишка остался без ног. Но мне стало страшно от мысли, что будет с Анной и детьми. Теперь две эти фурии опять прилипли к нам и у меня нет иных желаний кроме как напиться, когда гляжу на них по утрам.
- Я вам очень сочувствую, - сказал Аронович.
В столовую зашла шумная, огромная семья ирландцев.
- Простите, джентльмены, - встал Кнак глянув на них, - мне нужно срочно уйти.
- Увидимся, - махнул ему Скуг и посмотрел вслед.
Кнак спешно подошёл к стойке и потом направился к выходу, натянув на глаза кепку..
- Чудной он какой-то, - указал ему вслед Скуг, глядя на Ароновича.
- Как по мне, довольно воспитанный человек, - пожал плечами Аронович, - журналист, наверняка едет по делам и знает много важных персон.
- Да ну брось, - вздохнул Скуг, - он сбежал от них, - кивнул он на ирландцев, - Джон Сейдж и его дружное семейство, из соседней с нами каюты! Вот они и есть самые важные персоны! Только пока они об этом не знают, - усмехнулся Скуг и крикнул Сейджу.
- Эй, старина Джон! - крикнул Скуг, - давай к нам!
Джон Сейдж обернулся, посмотрел на выход и подошёл к Скугу.
- Мне показалось знакомым лицо того человека, который так спешно ушёл, едва мы зашли, - сказал он задумчиво.
- Брось, Джон, - махнул рукой Скуг, - журналист едет в Алабаму и его видать осенило вдохновение. Вот он и сбежал. Тут все кажутся знакомыми. Потому что всё равно перезнакомятся, пока мы доплывём до этого чёртова Нью-Йорка.
Он глянул на жену Джона.
- Миссис Сейдж, мы с мистером Ароновичем с радостью поделимся с вашей семьёй этим замечательным столом. Так что собирайте детишек и перебирайтесь сюда.
- Может я… пойду… - хотел было встать Аронович.
- Сиди, - махнул ему Скуг, - там трое здоровых мужиков и миссис Анна Сейдж просто милейшая душа, по сравнению с моей супругой, её тёзкой. Сейчас загудим до самого утра, мистер Аронссон. Всё равно тут делать больше нечего…
Кнак вышел из столовой и быстро направился в курительный салон. Но, едва он присел там на свободную лавку, как его тут же кто-то похлопал дружески по плечу и подсел рядом.
- Кондор… - усмехнулся Кнак, - вот уж кого не ожидал тут встретить, так это вас, герр группенфюрер.
- Тихо, - махнул тот рукой, - я тут вовсе не из-за Вас, господин полковник. Решили проведать тех, кто героически сражается на полосах газет, или присоединиться к этому боевому авангарду? - усмехнулся он.
- Скорее первое, - ответил Кнак, - а раз уж тут Вы, то стало быть, должно произойти что-то очень важное? - посмотрел он на Кондора.
- Должно, - не глядя на него, осматриваясь вокруг, ответил Кондор, - и здесь, знаете ли, не один я.
Он глянул на Кнака.
- Чёрт Вас дёрнул сесть именно на «Титаник»?
- Других пароходов не было, - ответил Кнак.
- Нехорошая ситуация, очень нехорошая… - подумал Кондор.
- Что-то произойдёт? - спросил Кнак, - хотите угадаю? Следом идёт немецкая подводная лодка?
- Зачем нужна подводная лодка, когда тщеславие само по себе самоубийство? - ответил Кондор глянув на Кнака, - давайте не будем о грустном? Раз уж Вы тут и мы встретились, то осмелюсь Вам предложить немного поработать вместе.
- Только до прибытия в Нью-Йорк, - сказал Кнак, - Вы же лучше меня понимаете, что нам нельзя лишний раз появляться вместе на публике.
- Если «Титаник» прибудет в Нью-Йорк, - усмехнулся Кондор, - я немедленно подам в отставку. Хотя нет, меня в отставку отправят и без моего рапорта. Но мне чертовских хочется, поверьте, чтобы эта посудина и все кто на ней, всё-таки увидели Статую Свободы. Но я не собираюсь ни спасать «Титаник», ни топить его.
Кондор вздохнул и глянул вокруг.
- На этом пароходе едет один русский офицер. Это полковник, барон, разведчик. В общем, он Ваш коллега, Кнак. Едет он в Первом классе. Но появляется и здесь, потому что… - Кондор подумал, - потому что здесь едут его близкие родственники. За ними присматривают два остолопа из нашей разведки. Как я понимаю, у Вас возникли проблемы с одними Вашими старыми знакомыми из Ирландии, которые благодаря Вам остались без дома и своего бизнеса? - глянул он на Кнака.
- Я в этом не виноват, - ответил Кнак, - их дом сожгли англичане.
- Да ну бросьте, - усмехнулся Кондор глядя на него, - обыватели никогда не станут обвинять в своих бедах сильного. Я ведь знаю по себе. А так же, мне прекрасно известно, что вы оставили в доме у Сейджей раненого бойца. Потом пришли англичане и эта семья пережила самые страшные минуты в своей жизни. Ведь никто не говорит, что английские солдаты вломились в дом рано утром, когда дети ещё спали. Они едва не изнасиловали маленьких девочек, младшей из которых всего десять лет. Избили отца на глазах у детей, мирного пекаря, никогда не державшего в руках оружия. А мальчишка-подросток двинулся умом, глядя на всё происходящее. Никто ведь не знает, что семью спас ваш боец. Он застрелился. А офицер прекрасно понимал, что нет тела — нет и дела. И семью обвинить можно только в том, что у них в доме валяется непонятный труп, который уже ни в чём не признается. Все говорили и говорят, что Сейджей сожги из-за Стрелка. И Сейджи с этим согласны. Это обыватели, у которых только одна забота, чтобы на голову не капало.
- Это я понимаю, - ответил Кнак, - о что Вы предлагаете? Убить семью? - усмехнулся он.
- Боже упаси! - сказал Кондор, - я, знаете-ли, смею Вас заверить, что семья не представляет угрозы для Вас и вашего движения. Они ведь те самые ирландцы, за свободу которых вы воюете против оккупантов, - посмотрел он на Кнака, - я организую Вам место в Первом классе. Поверьте, там гораздо лучше и нет назойливых свидетелей того, чем Вы занимаетесь на самом деле.
- Но как? - спросил Кнак, - отсюда нет выхода в Первый класс. Если я там появлюсь, меня под белы рученьки…
- Появитесь, господин полковник, - прервал его Кондор, - у меня хорошие связи среди команды. И я дам Вам даже денег для того, чтобы Вы не чувствовали себя ущемлённым на фоне пассажиров, считающих себя лучше других.
Он протянул Кнаку паспорт.
- Что это? - взял паспорт Кнак.
- Паспорт, - ответил Кондор, - а внутри билет в Первый класс. Только теперь Вы не Генри Кнак, а сэр Генри Миллер.
- А настоящий сэр Генри Миллер не будет возмущаться? - посмотрел Кнак на Кондора.
- Уверяю Вас, - усмехнулся Кондор, - сэр Генри Миллер любезно согласился оказать нам содействие.
- И какая моя задача? - спросил Кнак.
- Пустяковое дело, - ответил Кондор, - для начала, познакомьтесь с бароном Виктором фон Готтом и постарайтесь выяснить, что ему на самом деле нужно на «Титанике»… Вряд-ли это отец и мать, которые следуют тут, в Третьем классе…

На палубе Первого класса было солнечно и спокойно. Редко прогуливающиеся пассажиры, абсолютно не мешали разговору и казалось, что некоторые из них даже с интересом его слушали. Это только воодушевляло Стеда и он старался казаться как можно более серьёзным. Он чувствовал себя будто профессор в аудитории перед студентами.
Укутавшись в плед, он потягивал из чашки кофе и спорил со своим собеседником, тем самым бородачом с которым познакомился ещё на пристани.
Бородач больше слушал, мало настаивал на своём, но много спрашивал, пытаясь не столько парировать, сколько уточнял для себя самого мысли Стеда.
- Нет, нет, нет и ещё раз нет! - возражал Стед, - уважаемый коллега! Нынче входит в моду, поддерживать разные национально-освободительные движения чернокожих и смуглых народов и народцев, будто бы им угрожает какая-то опасность! Вернее, даже я неправильно выразился. Не национально-освободительные движения, а бунты и мятежи одного царька против другого царька, или даже главаря банды против законных властей. Мы спешим их поддержать и бежим туда воевать добровольцами, едва только эти мятежники объявят себя народными мстителями! Понимаю, что экзотика чёрной Африки и мусульманского востока, несёт в себе какой-то ореол таинственности. Но это только лишь ореол! Не более того! Нашим молодым людям нужно больше думать о том, чтобы сохранять свои родные традиции, а не изображать из себя бушменов или готтентотов! Эдак они занесут нам всю мерзость привычную на том самом востоке, и Европе придёт конец!
- Но вы же сами выступали в защиту таких вот мятежников, буров, - спросил у него бородач, неловко разведя руками, - или вы поддержали их только лишь потому, что они белые? Но ведь и восстали они против таких же белых, англичан, коими являемся и мы с Вами?
- Это было совсем другое дело, уважаемый коллега, - усмехнулся Стед, - буры восстали не столько против англичан, сколько против того, что из них начали делать белых негров. Фактически, я выступил только тогда, когда Англия там начала довольно-таки нехорошие дела, именуемые некоторыми политиками этим новым словом - «геноцид».
- Как в Ирландии? - спросил бородач.
- Хуже, коллега! - воскликнул возмущённо Стед, - вы слышали про концентрационные лагеря? - посмотрел он на него.
- Слышал, - покачал головой бородач, - Старушка-Англия, на глазах превращается в старую безумную бестию.
- Дело не в Англии, - ответил Стед, - дело в нас самих, в нашем сознании, - постучал он пальцем возле виска, - заметьте, что мы, европейцы, самые агрессивные из всех земных народов. Мы постоянно воюем друг с другом. И только лишь мы ищем врагов рядом с собой, среди своих соседей. Это касается как двух семей живущих в соседних домах, так и двух стран существующих по соседству, и не только по соседству. Скажите мне, сколько раз воевали между собой, например Персия и Хорезм, или османы и персы?
- Ну, воевали, - подумал бородач.
- Пару раз за всю историю, верно? - спросил Стед, - а Вы в курсе, что до прихода белых в Америку, индейские племена между собой не воевали вообще? Ну, разве что за малым исключением, но вспоминают об этом с болью и состраданием, как о больших трагедиях своих народов?
- Никогда не интересовался, - задумался бородач.
- Вот! - указал пальцем вверх Стед, - мы назначаем своими стратегическими противниками только подобных себе и нам даже в голову не приходит, что сосед не может быть противником. Он может быть конкурентом в чём-то, партнёром в каких-то делах, союзником в конце-концов, но только не противником! Но вся наша история, история европейцев, это история кровавых войн которых не знала ни китайская, ни арабская цивилизации! Они наоборот, набирали мощь, создавали союзы, усмиряли бунтовщиков и очень скоро эти народы окажутся для нас весьма серьёзной угрозой! А мы, в отличие от них, не имеем того чувства сплочённости и в каждом подобном себе мы видим только противника! Сколько мы существуем, наши короли сжигают деревни вместе с жителями, вырезают города и стирают с лица земли целые королевства, не жалея никого, убивая даже младенцев. И почему? Ради чего? Предлоги всегда — смешны и бессмысленны! Амбиции и ничего более, всегда были причиной войн. Амбиции, это амбиции отдельных лиц, а расплачиваются за эти амбиции — простые люди, безвинные и беззащитные, которых отдавали и отдают на растерзание вооружённым головорезам! И если так пойдёт дальше, то вопрос существования нашего европейского вида можно будет закрывать.
- И что Вы предлагаете, дорогой коллега? - посмотрел на него бородач.
- Новый проект, который должен встать над всеми религиями и национальными предубеждениями, выше всех идеологий и учений! - заявил Стед.
- Интересно, - подумал бородач, - а не посвятите меня в свой проект?
- Это Соединённые Штаты Европы! - восторженно сказал Стед, - это сверхгосударство, конфедерация народов и стран от Португалии до России, от Британии до Палестины, - посмотрел он на бородача, - да, да, не удивляйтесь, мой друг. Евреи так же европейский народ! И в моём понимании, Палестину, как я думаю, мы просто обязаны вернуть евреям! Каждая национальная община должна обрести полную независимость, а каждая страна обязана обеспечить сохранение своих национальных общин. Но весь этот союз, должен будет находиться под управлением Конгресса Народов Европы. Участие каждого народа и каждой страны в едином правительстве, сведёт на «нет» все попытки войн и революций. Мы сможем решать все внутренние вопросы мирным, парламентским путём, а не силой оружия и мятежей одного народа против другого народа. Вот мой проект и я собираюсь представить его в Нью-Йорке!
- Америка, разве Европа? - удивился бородач.
- Североамериканские Соединённые Штаты, - ответил Стед, - это государство принадлежащее европейской цивилизации. И даже Россия, с её тунгусами и туркестанцами, это тоже европейское государство.
- Не думаю, что Россия согласится поддержать этот проект, - ответил бородач, - она, как и США, привыкла править, указывать, руководить, а не участвовать в делах, на одном уровне, например, со Швейцарией или Данией. Весовая категория, знаете ли, разная!
- Вот именно! - воскликнул радостно Стед, - весовая категория! Маленькие государства обретут покровителей в лице вчерашних милитаристов! А большие страны, просто будут связаны обязательствами перед всеми народами Европы! Да и Россия, она прекрасно понимает, что главные стратегические враги это не шумные и беспокойные соседи на западе, а просыпающиеся на востоке азиаты!
- Вы имеете ввиду японцев? - не понял бородач.
- Да ну бросьте, - усмехнулся Стед, - японцы очень культурная нация и не смотря на их милитаризм, очень скоро они пойдут совершенно другим путём. Японцы, отдают предпочтение образованию перед карабинами и саблями. А вот страна, за которую Россия постоянно пытается неосторожно заступаться, и есть главный стратегический противник не только России, но и всей Европы, и США. Это Китай, уважаемый коллега!
- Китай? - удивился бородач, - да ну что Вы такое говорите? Это нищая страна…
- С трудолюбивым народом, боготворящим своих вождей и миллионы людей стремящихся к единству, - ответил Стед, - лет через двадцать, если им ничего не помешает, в Китае я вижу мировую империю. И как бы эта империя не затоптала нас сапогами своих солдат. Китай очень замкнут в себе. Но замкнутость страны ещё никогда не означала миролюбия. Последнее время, Россия допускает глобальную стратегическую ошибку, когда пытается ослабить японское влияние в Маньчжурии. Сама Русско-Японская война была ошибкой со стороны России. Я вхож в семью русского царя Николая. Он усиленно не хочет понимать, что Китай смотрит на Россию не как на спасителя, а как на будущую жертву, - глянул он на бородача, - есть страны-волки, такие как Германия. Они поедают ослабевших. Есть страны-медведи, такие как Россия. Они берут то, что плохо лежит. Есть стервятники, как наша уважаемая Америка. Она подбирает отбросы со всего мира и живёт на этом. А есть страны-кошки. Они всегда, поначалу втираются в доверие, а потом выпускают когти.
- Мда, - задумался бородач, - ну, а Вы не боитесь, мистер Стед, что в Конгрессе вашего союза, какая-нибудь одиозная партия, или модное аморальное движение, захватят власть и Ваш союз народов превратится в международный бордель, или военный лагерь? Или, не дай Бог, тех же евреев объявят вне закона и начнут убивать, опять же, целыми городами, оправдывая это постановлением Конгресса и одобрением всех европейских народов? Ведь, стоит какому-нибудь извращенцу дорваться до руководства процессом образования детей в целой Европе, он моментально окружит себя подобными себе! Вы понимаете, что они сделают с целыми поколениями людей? - посмотрел он на Стеда.
- Понимаю, - кивнул Стед, - и именно поэтому я придумал концепцию, которая должна служить в качестве обязательной идеологии.
- Так всё-таки, идеологию Вы предусматриваете? - посмотрел на него бородач.
- Это трудно назвать идеологией в привычном понимании, - ответил Стед, - общепринятые нормы морали отталкивающиеся от религиозных норм. И традиционные ценности, отталкивающиеся от народного менталитета разных наций Европы. Разумеется, носители одной религии не будут иметь права насильственно обращать других в свою веру, но свобода совести это так же право каждого человека.
- Кстати, о Русско-Японской, - посмотрел бородач в сторону.
На палубу вышел Виктор под руку с Катей.
- Виктор, - махнул ему бородач, подзывая.
- Господа, - подошли они к сидевшим в креслах Стеду и бородачу.
- Здравствуйте, Эрнест, - поздоровался Виктор с бородачём, - Антуан мне уже сообщил, про Ваше смелое решении о путешествии на «Титанике».  Позвольте выразить своё восхищение Вами.
- Ой, да ну брось, старина, - усмехнулся Эрнест, - слышал тут неплохой бренди, вот и решил прокатиться. Кстати, познакомьтесь с моим другом и коллегой, Уильямом Джоном Стедом, - сказал он, - мы вот, как раз обсуждаем будущее нашей многострадальной Европы. И только что вспоминали о Русско-Японской войне.
Он посмотрел на Стеда.
- Виктор там командовал батальоном, защищал Порт-Артур и дрался под Мукденом.
- Очень рад увидеть русский мундир на этом пароходе, - Стед кивнул Виктору, - видел Вас и Вашу спутницу, господин полковник, в кампании Асторов и Браун, но не набрался смелости подойти. В Америку по делам, или путешествуете?
- И по делам, и путешествую, и сопровождаю свою кузину, - ответил Виктор, - баронесса Екатерина фон Готт путешествует и как старший брат я не могу отпустить её одну, уж поскольку мы оказались рядом, вместе, и вокруг столько знакомых, - представил он Катю.
- Да, - согласился Стед, - о «Титанике» настолько много писали, что тут собрались все, о ком раньше даже я мог разве что прочесть в газетах.
Неподалёку что-то тихо, но очень навязчиво, загудело. Стед посмотрел в сторону откуда доносился глухой, тихий гудок. Какой-то мальчик, громко смеясь и хвастаясь перед отцом как он умеет ловко раскрутить волчка, почти что сиял от радости, то подпрыгивая, то хлопая в ладоши глядя на крутящуюся у них под ногами игрушку.
- А что Вы думаете, насчёт союза европейских народов? - посмотрел Стед на Виктора.
- Если даже я думаю, что останусь без привычного дела, - ответил Виктор, - то представляете, что скажут производители оружия и банкиры, на этом оружии зарабатывающие колоссальные прибыли? Боюсь, тогда разорятся банки, а всем этим Асторам и Гуггенхаймам придётся путешествовать в Третьем классе и искать новое средство сокращения численности населения. Ведь это раньше, каждый погибший обращался в светлого рыцаря и уносился валькириями в Валгаллу. Сейчас, погибшие обращаются в звонкие монеты в чьём-то кошельке. Точнее, в банковские чеки. И уносятся на банковские счета, в виде цифр.
- Гм, - подумал Стед, - впервые вижу барона-коммуниста, - усмехнулся он, - но право, Вы меня только что натолкнули на весьма интересную мысль, барон.
- И какую-же? - спросил Виктор.
- Ломать надо не границы, - ответил Стед, - всё управляемо и войны в том числе. Ломать надо систему…
- Но поломать систему, ещё не значит построить что-то новое? - ответил Виктор, - можно сломать всё, что строилось тысячу лет. Но всегда найдутся люди, которые будут готовы пролить море крови за свои старые идеалы.
- Страшно не то,что такие люди найдутся, - сказал Стед, - страшно то, что готовы они будут проливать не свою кровь.
- А чью же? - спросил Виктор.
- Их, - кивнул Стед на мальчика, который до сих пор раскручивал волчка, весело смеясь и явно приходя в восторг от своего занятия, - у тех кто готов проливать кровь за ценности позволяющие жертвовать чужой кровью, чужая кровь всего лишь водица, - вздохнул Стед.
Вспыхнула вспышка фотоаппарата.
- Молодец, Роберт! - послышался голос фотографа.
- Он даже ни о чём не догадался, - прокричал в ответ фотографу отец.
- Так вы фотографировали? - обескураженно забыл про волчка мальчик, - ну! Я так не играю!
- Мне кажется, что мистер Спедден сильно балует своего сына, - проговорил Стед, - надо же, - подумал он, - устроить дорогую фотографическую сессию на палубе, не жалея фотографических пластин и нанять фотографа наблюдать за тем, как сын просто играет.
- Да ну что Вы, коллега! - рассмеялся бородач, - все мы любим своих детей. Как по мне, так превосходный кадр!
- Не знаю, что в нём может быть интересного, - подумал Стед, - не думаю, что его сохранят хотя бы в ближайшие недели. То ли дело портрет, - он глянул на Катю, - а что Вы скажете, баронесса?
Катя подумала.
- По поводу снимка, или идеи объединённой Европы?
- О, Вы увлекаетесь политикой? - удивился Стед, чуть улыбнувшись, - ну, тогда позвольте, мы забудем о прихоти мистера Спеддена?
- Как изволите, мистер журналист, - ответила Катя, - мне искренне хотелось бы, чтобы мой брат сменил мундир на более мирное одеяние. Но вот только, не обрядят ли и войны в белые одежды миротворцев?
- А ведь об этом я и не подумал, - вздохнул Стед и улыбнулся бородачу, - мне кажется, или баронесса сейчас произнесла пророчество?
- Скорее, это был прогноз, - ответил бородач.
- Ведь если подумать, - сказал Стед, - то и благодетель убивает. Благой миротворец, подчас бывает страшным убийцей. И он искренне не понимает, почему люди, часто их ненавидят. Знаете, чем он страшен?
- Чем? - кивнул Виктор.
- Он настолько ослеплён светом своей благодетели, - посмотрел на него Стед, - что просто не хочет видеть плохих последствий своих трудов. Его настолько убедили в том что он творит исключительно добро, что скажи ему о том, что кто-то пострадал от его добра, он плюнет тебе в лицо.
- Когда я был мальчиком, - ответил Виктор, - моя мама мне рассказывала притчу. В ней говорилось о том, что умер один человек. Человек был почти-что святой, никогда не делал зла, кормил голодных, давал милостыню нищим, дарил одежду замерзавшим в мороз и умер мирно, и все о нём плакали. А Апостол Пётр не пустил его в рай, сказав, что его место в аду. Человек удивился и начал рассказывать о своих добрых делах, возражая, говоря, что это ошибка. Но Пётр открыл Книгу Жизни и спросил: «Ты помог замерзавшему на улице, умиравшему от голода маленькому мальчику. Ты дал ему одежду, хлеба, обогрел и нашёл для него добрую семью. Хочешь ли ты посмотреть на плоды своей благодетели? Хочешь ли ты увидеть, кем станет этот мальчик через двадцать лет?». Человек ответил: «Конечно же, хочу! Ведь это спасённое мной дитя!» Пётр показал ему книгу и человек ужаснулся и ответил: «Моё место в аду. Это и есть плоды моих трудов!».
- Что же такого увидел человек в книге? - спросил Стед.
- Я тоже задал этот вопрос, - ответил Виктор, - мама тогда мне сказала, что этот мальчик, когда вырос, убил много хороших людей и звали его Оливер Кромвель. Но сейчас я думаю, что Кромвель это попущение Божье на головы грешников, а этим мальчиком был человек, который приведёт человечество к тем самым грехам, которые просто нас всех уничтожат, разными путями. Это не обязательно войны. Разве мирные идеи, не могут вдруг стать уничтожающей инакомыслие диктатурой?
- Но разве может быть идея мира и любви уничтожающей? - возразил Стед.
- Если бы я вдруг стал диктатором, - ответил Виктор, - и если бы я знал, что люди устали от войн, ненависти, репрессий и нуждаются в свободе мысли, слова и вообще в свободе, то я несомненно, первым бы делом начал преследовать тех, кто требует здравого смысла.
- Почему? - спросил Стед.
- Это очень просто, мистер Стед, - сказал Виктор, - абсолютный мир, абсолютная свобода и беззащитность ради мира, это отсутствие здравого смысла. Ведь чтобы прийти к власти провозглашая мир и свободу, нужно обладать именно здравым смыслом. Безумцы никогда не будут править, по крайней мере долго. Они погибают, могут стать мучениками, святыми, пророками. Но — правителями никогда. Этого история не помнит. Поэтому, я бы всё-равно содержал бы армию вооружённых карателей, охраны, филёров и жандармов. Ведь кто-то должен создавать видимость мира и благоденствия для людей? Потом, люди должны не просто верить, а даже не сомневаться в том что они счастливы! А для этого нужно изолировать и уничтожать всех кто может убедить людей в обратном, и иметь армию собственных, даже не глашатаев, а натуральных проповедников. Разве это не диктатура?
- Диктатура, и натуральная, - согласился Стед, - и от кого бы Вы избавились в первую очередь?
- От церкви, - ответил Виктор, - именно церковь стала бы моим злейшим врагом. Не коммунисты, не республиканцы, и даже не либералы. Либералы бы меня боготворили, а либерализм стал бы моей идеологией. Ведь именно либералы, а не коммунисты, готовы убивать во имя мира. С остальными можно договориться. Вообще, политические идеологии раньше назывались не иначе как еретическими учениями. А вот церковь, это серьёзное препятствие. Особенно оно становится серьёзным, когда люди в рясах начинают повторять всё то о чём говорят коммунисты, но ссылаясь на Святое Писание. Самое интересное, что в Святом Писании написано то же самое, что и в брошюрах у коммунистов. Но это знают только те, кто это Писание читал. Для христиан, иудеев и даже для мусульман, нет иного царя кроме Бога. А теперь представьте, что и в рабочих клубах, и в синагогах, и в церквях и домах молитвы, и в мечетях, вдруг начинают говорить, что я не дал мир и свободу, а лишь создал их иллюзию?
- Но то что Вы описали, барон, - воскликнул Стед, - и есть власть антихриста!
- Именно, - сказал Виктор, - вот поэтому, самыми страшными врагами станут не рабочие дружины, и не профсоюзы, а старушки у алтарей и мальчики из церковного хора. Мальчиков можно в церковь и не пускать. Их можно увлечь самыми глупыми увлечениями, да так, что они вообще забудут об истинном предназначении мужчин и женщин. Даже более того, они сами станут шпионить за родителями, если им как следует внушить, что родители их не воспитывают, а посягают на их незыблемые права и нет никакого воспитания, а есть диктат в семье! Несогласных с этим родителей, можно бросить в тюрьмы даже по доносам детей, или лишить их права воспитывать любых детей. А все их возмущения назвать мракобесием, насилием над собственными детьми и прочими нехорошими понятиями. Поверьте, кому захочется оказаться в неприглядном свете? А вот старушкам и священникам рты не заткнуть. Тем более не заткнуть, когда рядом с ними появятся правдолюбцы под красными флагами. Ведь проповедь в церкви это тот же митинг, где невозможно приказать замолчать. Там, можно говорить только правду обо всём что происходит вокруг. Вы согласны?
- Согласен, - кивнул Стед, - я всегда восхищался русскими людьми. Вы всегда очень прямы и не утруждаете себя в выражениях. Вы только что разгромили мой проект, - улыбнулся он.
- Вовсе нет, - ответил Виктор, - Ваша идея очень своевременна и мне жаль, что времени у Вас, чтобы эта идея превратилась в реальность, очень мало. Её, конечно, грубо исказят в будущем, почти что надругаются над ней. Но думаю, настоящая единая Европа возникнет в той стране, где Вы даже не предполагаете.
- В России? - засмеялся Стед, - это невозможно! Ваш Государь Император много спорит со мной! Я два часа ему рассказывал о своих идеях, но выслушав меня, он ответил лишь только то, что русский народ не поймёт зачем нужно объединяться с иноверцами, в частности с евреями и католиками!
- Если спорит, значит согласен, - улыбнулся Виктор, - а насчёт понимания, то очевидно, Николай Александрович хочет сказать, что людям надо знать о том, что именно их объединяет, и перед чем.

Глава 24
КАНАДА; ГАЛИФАКС; НАШИ ДНИ
Уильям Сейдж недавно проснулся и собирался пить кофе, когда в дверь позвонили.
Он удивился. Так рано он никого не ждал и вообще никого не ждал именно сегодня, думая посвятить этот день уединённым размышлениям и своей новой книге о путешествии на «Титаник».
«Титаник», глазами современного человека, оказавшегося чудесным образом на лайнере, это было нечто новое, как думал Сейдж.
И тут… внезапные гости перебившие все планы.
Ругаясь в душе, Сейдж подошёл к двери и… всё его недовольство моментально улетучилось в никуда. На пороге стоял знакомый ему старик.
- Мистер Лайтоллер! - обрадовался Сейдж, впуская старика в дом.
- Я уж думал, что и не найду Вас сегодня, - прошёл старик, - но одна приветливая старомодная старушка, прямо на улице показала мне Ваше пристанище, мистер Сейдж.
- Садитесь, - пригласил Лайтоллера Сейдж, указав на диван в гостиной, - я собирался выпить кофе. Но, как я понимаю, Вы не просто решили заглянуть на кофе и проведать меня, - улыбнулся он, - надеюсь, это то о чём я подумал?
- Именно, мистер Сейдж, - ответил Лайтоллер, - Вы снова нужны там, на «Титанике».
- Для меня это честь! - усмехнулся Сейдж, - если даже снова придётся погибнуть, то я готов… - он подумал, - конечно, хотелось бы хоть что-то изменить, но…
- Поверьте, мистер Сейдж, - сказал Лайтоллер, - буду только рад узнать о том, что у Вас это получилось и Энтони Сейдж и Джесси Гудвин, вместе и одной семьёй, прожили долгую и счастливую жизнь, например тут, в Галифаксе. Но, пока что нам ещё не удалось изменить историю хотя бы так, чтобы это было заметно.
- Мы едем в Россию? - спросил Сейдж.
- Спешить на самолёт нет необходимости, - ответил Лайтоллер, - перенести Вас в пространстве я смогу при помощи нашего телепортатора и мы встретимся у меня дома через полчаса. Собственно, этих минут Вы и не заметете.
- Каким будет задание на этот раз? - спросил Сейдж.
- Около часа назад я разговаривал с Эйнштейном, - ответил Лайтоллер.
- Альбертом Эйнштейном? - удивился Сейдж, - самим Альбертом Эйнштейном?
- Именно с ним, только в 1912 году, - ответил Лайтоллер, - он мне сообщил интересную информацию. Во-первых, будущий группенфюрер Отто фон Олендорф приходил к нему. И принёс с собой ни что-нибудь, а бумагу с записями отца Гарольда Гудвина, в которой шла речь о возможности преодоления пространства-времени. Во-вторых, Альберт Эйнштейн подтвердил, что Отто фон Олендорф намерен создавать свою машину времени. Если говорить, глядя на события из 2018 года, то он её создал. А раз так, то наш Гарольд в смертельной опасности. Не мальчик, но тот, который барон Виктор фон Готт. Хотя, неизвестно что могут предпринять нацисты по отношению к членам семьи доктора Фредерика Гудвина. Вы должны будете встретиться с Виктором фон Готтом и передать от меня эту информацию. Я, на «Титаник» сунуться не рискну, - подумал Лайтоллер.
- Почему? - удивился Сейдж.
- Велик соблазн, что в 23 часа 35 минут, 14 апреля 1912 года, меня ноги сами поведут в рулевую рубку, - ответил Лайтоллер, - но если вы оба мне принесёте подтверждение того что «Титаник» утопил Олендорф, я это сделаю. Но для начала, Виктор фон Готт должен будет доставить сюда один предмет.
- Какой? - спросил Сейдж.
- Конденсатор квантов временного поля, - ответил Лайтоллер, - без него все забудут о «Титанике». А преступники должны быть наказаны, мистер Сейдж.

НЬЮ-ЙОРК; НАШИ ДНИ
Детектив вернулся домой поздно ночью, взял из бара бутылку коньяка, стопку и поставил их на стол. Потом подумал, взял стопку, поставил её на место и достав пузатый стакан, налил в него коньяк и медленно, почти смакуя, опустошил стакан почти что залпом.
- Нервы сдают, мистер Рочестер? - услышал он позади себя и резко обернулся на голос.
В квартире был посторонний человек.
- Кто здесь? Как вы сюда попали? - рука детектива потянулась за пистолетом.
- Не стоит доставать оружие, мистер Рочестер, - услышал детектив.
Свет зажёгся.
В кресле сидел и улыбался ему в глаза человек средних лет. Его круглое лицо показалось детективу знакомым. Но детектив усиленно не мог вспомнить, где же он раньше видел этого человека.
Покатый лоб был скрыт полами старомодной серой шляпы. А серый костюм, придавал гостю вид хотя и важный, но в то же время указывал на то, что гость редко общается с людьми и мало задумывается о том, что же сейчас принято носить.
Рядом с ним, сразу у плеча, заведя руки за спину стоял ещё один человек. Так же в костюме и шляпе. Он был молод, решителен и как понял детектив, сделай он сейчас лишнее движение, этот молодой человек выхватит уже свой пистолет и сделает ему дырку в голове. А пистолет, он возможно прячет даже в рукаве, или уже держит наготове.
- Кто вы? - посмотрел на них детектив, - и прошу объясниться о целях своего проникновения в моё жилище.
- О, ну конечно же, конечно же, мистер Рочестер! - улыбнулся сидящий в кресле, - я Композитор. Моё имя… - подумал он, - возможно что-то и скажет Вам, но поверьте, Вам лучше его не знать. Достаточно того, что я Композитор.
- Очень приятно, маэстро, - посмотрел на него детектив, - я рад, что Вы пишете музыку, но это не оправдывает вторжение на территорию частной собственности и проникновение в чужую квартиру. К тому же, в жильё сотрудника полиции Нью-Йорка. Вы отдаёте себе отчёт, мистер музыкант, что будет если тут произойдёт что-то противозаконное?
- Прекрасно отдаю себе отчёт, - улыбнулся Композитор, - и поэтому, я Вас уверяю, мистер Рочестер, что у нас нет намерения нарушать закон.
Он снова улыбнулся и глянул на детектива.
- Мы здесь по другому делу, в которое, к счастью, посвящено только три человека. Это мистер Батт, доктор Антон Карамышев и Вы, детектив Гарри Рочестер. Это я не считаю себя и своего охранника, - указал он кивком головы на стоящего рядом молодого человека.
- Я понял, о чём идёт речь, - ответил Рочестер, - ну, а почему бы Вам не обратиться напрямую к мистеру Батту? - посмотрел он на Композитора.
- Это исключено, - ответил, снова улыбнувшись, Композитор, - мистер Батт вряд-ли сможет поделиться с нами информацией. Начнём с того, что он сам ищет ответы на те же вопросы, которые интересуют нас. Доктор Карамышев, скорее сойдёт с ума увидев меня, ну и конечно же наделает глупостей. Не представляю его в психиатрической клинике, - усмехнулся он, -  а вот Вы, идёте по следу того человека, который нужен нам живым и невредимым. И дело не в этом человеке, а в том, что у него находится предмет который нужен мне. По ряду причин, я не могу организовать визит в дом к мистеру Гудвину. Но ведь Вы попадёте туда завтра, когда посетите Ниагара-Фоллз? Права же? И конечно же, увидев то о чём я говорю, Вы поймёте что мистер Гудвин не так-то прост как кажется. А если этот предмет, или его схемы, попадут в руки Батта, то опасен стану не я, а сам мистер Батт.
- Чем же он станет опасен, и чем опасны Вы? - усмехнулся Рочестер.
- Я не пишу музыку и за свою жизнь никогда не касался нот, - ответил Композитор, - Композитор это код, позывной, так меня называют в организации которую я представляю. Думаю, что доктор Карамышев сможет пролить для Вас свет на некоторые вопросы, которые сейчас возникли у Вас в голове. Попросите его показать Вам фотографии, поднятые с «Титаника» во время последней экспедиции. Ведь Батт Вам их так и не показал?
- Что за фотографии? - удивился Рочестер.
- Я так и думал, - улыбнулся Композитор, - а ведь нанимая Вас, Батт должен был хотя бы ввести Вас в курс дела, хотя бы ради того, чтобы Вы знали в какое дерьмо Вы вляпались, детектив.
Он встал.
- Ну, нам пора, мистер Рочестер, - сказал Композитор.
Рочестер хотел было что-то сказать, но Композитор остановил его.
- Не провожайте нас, - улыбнулся Композитор, - и не надо пытаться выяснить куда мы направимся. Уверяю Вас, что догнать нас не получится и Вы впустую потратите время. Было приятно пообщаться с умным человеком и надеюсь на скорую встречу, - он окинул взглядом квартиру, - в более комфортной обстановке.
Композитор и его охранник проследовали к дверям.
Щёлкнул замок. Тихо хлопнули двери.
Рочестер так и продолжал стоять, глядя на коридор.
- Похоже, поменять замок — сделать только хуже… - сказал сам себе Рочестер… 
Рано утром, Рочестер стоял на палубе «Академика Серебрякова» и ждал когда в своей каюте проснётся Антон. Едва только тот вышел на палубу, потягиваясь после сна, Рочестер быстро подошёл к нему, ничего не говоря схватил его под руку и поволок обратно в каюту.
Антон хотел что-то закричать, но Рочестер улыбнулся и наклонившись к нему почти прошептал.
- Я из полиции, улыбайтесь, доктор, улыбайтесь…
Антон, ничего не понимая, послушно улыбнулся, вдруг увидев что на палубе кроме них никого нет, в рубке тоже никого нет и понял, что выбора у него также нет. Потому что Рочестер настроен очень даже решительно. Да и вообще, Антон не успел ничего сообразить, как снова оказался в своей каюте.
Рочестер заволок его в каюту и швырнул обратно на койку.
- Первое, - указал на Антона пальцем Рочестер, - ты скажешь мне правду, только правду и ничего кроме правды, как в суде. Что вы такого подняли с «Титаника»? И почему из-за этого, какого чёрта, ко мне ночью приходят люди в штатском и заставляют меня стоять по стойке смирно, посреди моей же квартиры и слушать то что они говорят. Второе, - сделал передышку Рочестер, - ты покажешь мне фотографии, которые мне не показал Батт.
- Почему я должен это делать? - наконец опомнился Антон.
- Потому что и ты, и я, вместе работаем на одного и того же человека, - ответил Рочестер, - но ты ныряешь на дно и ковыряешься в архивах. А я веду дело некоего Фреда Гудвина. И как я понял, кто-то очень хочет чтобы я увидел твою последнюю находку.
- Фреда Гудвина? - удивился Карамышев, - интересный поворот! И что же Вы знаете про Фреда Гудвина?
- То что он электронщик, живёт в Ниагара-Фоллз, ему сорок два года, и у него есть сын по имени Сид. А ещё то, что он приходится родственником тем самым Гудвинам погибшим на «Титанике», и что та семья каким-то образом связана с происходящей сейчас чертовщиной, в которую мы оба попали. Так же знаю то, что погибший на «Титанике» Фредерик Гудвин был не электрик, а учёный работавший с Николой Теслой. И они оба стояли на пороге какого-то гениального открытия, о котором со мной сегодня говорили очень странные люди. Эти люди интересовались Фредом Гудвином, и были вовсе не похожи на клиентов, которые хотят именно у него отремонтировать любимый кипятильник своей любимой бабушки. Сегодня ночью они были у меня дома. Этого достаточно, док?
- Достаточно, - сказал Антон, встал и достав с полки папку положил её на стол, - смотрите, мистер сыщик. Только не думаю, что Вы сами сможете разобраться в этом всём.
Рочестер взял папку, открыл её и одно за одним рассмотрел фото.
- Как видите, смог, док, - сказал Рочестер, - безумие, но понятно и дураку, - присел он глянув на Антона, - и так, что ещё Вам известно?
Антон вытер салфеткой вспотевший лоб.
- Есть копия адвокатского дела, - сказал он, - она у Батта.
- Что за дело? - спросил Рочестер.
- Оно интересно скорее историкам, чем нам с Вами и поможет очень мало, - ответил Антон, - но если связать его и эти фото, - кивнул он на папку, то становится ясно, что во времени путешествует выживший во время крушения мальчик.
- Мальчик? - удивился Рочестер.
- Ну, не совсем мальчик, выросший, - сказал Антон, - русский офицер,. Его зовут Виктор фон Готт. Он и есть сын Фредерика Гудвина, Гарольд, которому на «Титанике» было девять лет, - он глянул на Рочестера, - уж не думаете ли вы, что…
- Я не думаю, - ответил Рочестер, - я прихвачу Вас с собой в Ниагара-Фоллз и мы вместе проверим Вашу версию. По крайней мере, у меня есть информация, что в доме у Фреда Гудвина мы должны обнаружить что-то интересное. А значит и Фред Гудвин, либо не совсем Фред Гудвин, либо с Вашим офицером связан несколько больше, чем мы можем догадываться.
Он помолчал и глянул на Антона.
- Улыбайтесь, док, - усмехнулся он, - постараюсь Вас заинтересовать в необходимости для Вас этой поездки. Этот тот самый дом, который Томас Гудвин купил для своего брата и его семьи в 1912 году. Правда не на свои деньги. Хотите глянуть на него, и даже войти внутрь? Не могу гарантировать приятной экскурсии, но увлекательной она будет несомненно…

Машина мчалась по дороге лихо взвизгивая тормозами на поворотах, а Рочестер не давал скучать Антону, засыпая его вопросами.
Антон отвечал не спеша, часто долго вспоминая и думая вслух.
Тогда у Рочестера появлялись новые вопросы, которые он задавал, и сам же начинал на них отвечать, слушая уже замечания Антона.
- Ну и вообще, не может же такого быть, чтобы про целого полковника не было никаких упоминаний в военных архивах? - спросил, глядя на дорогу, Рочестер, - ну я понимаю, - объяснял то ли себе, то ли Антону, Рочестер, - революция, война одна, война вторая, но полковник это не капрал, - посмотрел он на Антона, - и не какой-нибудь новобранец о котором можно смело забыть, после того как его убило, например, - он снова перевёл взгляд на дорогу, - странный какой-то полковник. Даже для разведчика, он слишком уж таинственная личность.
- Разведчика Морского генерального штаба, - поправил его Антон, - их было ещё меньше.
- Тем более, - сказал Рочестер, - их во всём мире было два десятка. Лучше не придумать должности для того, чтобы оставаться незамеченным, - усмехнулся Рочестер, - ну конечно же! - рассмеялся он, - как же я не догадался! Морская разведка, доступ ко всем самым современным технологиям! А раскрытие пары двух запутанных дел, подробности которых стали известны уже только в наши дни, это же продвижение по карьерной лестнице, - он сам себе усмехнулся от своих мыслей и глянул на Антона, - в каких делах был задействован полковник фон Готт? Вам известно что-нибудь о его службе?
- К сожалению, очень мало, - ответил Антон, - в 1905 году он появляется в Порт-Артуре, но попадает в самый эпицентр боевых действий. Участвует в легендарной Обороне Порт-Артура и Мукденском Сражении.
- Хотите сказать, что путешественник во времени не знал о том, что там начнётся мясорубка? - спросил полушутя Рочестер.
- Там он получает Орден Святого Станислава, - ответил Антон.
- А что такое Орден Святого Станислава? - спросил Рочестер.
- Фактически, это высшая военная награда, - ответил Антон, - это вроде Ордена Почётного Легиона у французов.
- Логика понятна, - сказал Рочестер, - он знал где можно встать в полный рост, где надо упасть, с кем идти в атаку, а от кого надо держаться подальше.
- Зачем? - не понял Антон, - что это дало бы дало на войне?
- Вы служили в армии? - посмотрел на него Рочестер.
- Не имел такой возможности, - ответил Антон.
- А я прошёл «Бурю в пустыне», - снова глянул на него Рочестер, - и знаете ли, док, если бы я знал где и в каком месте нужно оказаться в нужное время, я бы сейчас тоже был полковником и мою грудь украшало бы «Пурпурное Сердце». Но я этого не знал. Теперь понимаете ход моих мыслей?
- Понимаю, - вздохнул Антон.
- А зачем он прибыл в Порт-Артур? - спросил Рочестер.
- Информация до сих пор засекречена, - вздохнул Антон, - но в 1912 году, он возглавляет особую следственную комиссию и работает в таком себе городишке с названием Чугуев.
- Никогда не слышал, - ответил Рочестер.
- Родина Репина, - улыбнулся Антон.
- «Бурлаки на Волге», «Крестный Ход в Курской губернии», - проговорил Рочестер.
- А Вы знакомы с русскими художниками? - посмотрел Антон на Рочестера.
- С одним, - ответил Рочестер, - пьяницей и наркоманом. Но с великими мастерами, такими как Репин, - глянул он на Антона, - не имел чести быть знаком. Так что он делал в Чугуеве?
- Комиссия расследовала исчезновение какого-то дезертира, инженера морского ведомства, Георгия Полежаева, - сказал Антон.
- Поймали? Нашли? - глянул на него Рочестер.
- Нет, - ответил Антон.
- Полежаев, говоришь? - подумал Рочестер, - сдаётся мне, что если он брался за дела в которых знал за какую ниточку надо потянуть, то тут ему кто-то не дал не дал этого сделать, то есть попросту ему помешали раскрутить это дело.
- Приказали остановить расследование? - спросил Антон.
- Нет, - покрутил головой Рочестер, - если нам даже и приказывают прекратить расследование, то мы всегда доводим его до конца и материалы бережно хранятся в файлах. А живи я сто лет назад, все материалы были бы переданы в архив. Просто ходу бы делу не дали. Улики использовались бы как компромат на кого-то, но всё было бы на месте. Это государство, док, оно живёт по своим правилам и на каждого есть компромат. Но, если вдруг дело было внезапно прекращено, то есть фон Готт вдруг взял и прекратил его признав что провалил это дело, значит он не знал что делать и у него не было даже зацепок и предположений где искать этого Полежаева.
- Полежаев тоже путешествует во времени? - удивился Антон.
- Не знаю насчёт Полежаева, - ответил Рочестер, - но фон Готту он был не нужен. Был бы нужен — был бы найден. Он или искал что-то другое, или нашёл что-то такое, чего и сам не ожидал найти.
Машина въехала в Ниагара-Фоллз.
Собирался дождь. Небо было затянуто тучами и где-то вдали был слышен гром.
Подъехав к дому где жил Фред Гудвин, Рочестер остановил машину и глянул на Антона.
- Ну, док, - усмехнулся он, - вот тот самый дом, который должен был принять, как мы выяснили - самых таинственных пассажиров «Титаника». Идите туда и пообщайтесь с хозяевами, а я пошёл по соседям и скоро к Вам присоединюсь.
- Но о чём мне с ними говорить? - пожал плечами Антон.
Рочестер рассмеялся.
- Док! Это родственники тех самых Гудвинов! Понимаете? Тех, которые погибли на «Титанике»! Ну, по крайней мере так все считают, - добавил он помолчав, - неужели у Вас нет к ним вопросов? Так что смелее и главное, присмотритесь, что может быть такого уж странного в этих людях.
- Я понял, - вздохнул Антон открывая двери, - пожелайте мне удачи. Это первая детективная история в моей жизни, где я почти что детектив.
- Удачи, док, - сказал ему вслед Рочестер.
Антон подошёл к двери и позвонил в звонок. Дверь никто не открыл. Он позвонил снова, немного подождал и потянул за ручку.
Дверь открылась.
- Есть тут кто? Хозяева? Мистер Гудвин? - позвал Антон, войдя в дом, - мистер Гудвин? - снова позвал он, закрыл за собой двери и остановился на пороге.
- Странно, - подумал Антон и пройдя чуть дальше глянул в гостиную.
Там никого не было.
Чувство того, что он только что вошёл в чужой дом без приглашения, вдруг, совершенно исчезло и в голове у Антона была только одна единственная мысль. «Этого не может быть! Я в доме, в котором должны были жить Гудвины, если бы они прибюыли в Америку на «Титанике»…, - думал Антон, заходя в гостиную и глядя по сторонам.
Он медленно шёл и даже улыбаясь своим мыслям смотрел вокруг, не слыша и не видя ничего кроме того, что представлял себе.
- Тут, наверное, в 1912-м году стоял круглый стол, - говорил сам себе Антон, - ну конечно же! Круглый! Как же англичане и без своих традиций семейных чаепитий? - он остановился и представил себе этот стол, восемь стульев вокруг него и то, как вся семья Гудвинов сидит за этим столом и пьёт чай. Антон не слышал их разговора, но ему казалось, что он чувствует каждое слово и каждое движение.
- А тут, - обернулся он к двум окнам выходящим на улицу, - наверняка между ними стоял секретер, или буфет, - Антон даже закрыл глаза представляя себе этот буфет и изящные чашки, блюдца, серебряные ложечки и красивый, ажурный расписной чайник, стоящий подобно королю перед своими подданными, во главе всего этого сервиза.
- Ну конечно же, буфет, - улыбнулся Антон, - а там кресло, - перевёл он взгляд на угол справа от окон.
Кресло там и стояло.
- Наверное оно тут и было, - глянул Антон на него и на стоящую рядом, справа, старинную высокую лампу с зелёным абажуром, - вот это я понимаю, - подошёл он ближе, - предмет той эпохи. Явный раритет.
Он перевёл взгляд на камин.
- А на камине стояли бы семейные фотографии, как и ведётся, - медленно подошёл он к камину и замер глядя на семейное фото Гудвинов и фотографию Сиднея, - они тут и стоят, - улыбнулся Антон, - родственники их помнят и детектив привёл меня по нужному адресу. О да… - прошептал он, - «Титаник» совсем рядом, - глянул он на другую фотографию, семейный портрет хозяев дома, сделанный совсем недавно.
С фото, на Антона смотрели ребёнок лет восьми, скромно одетая женщина и черноволосый усатый мужчина с большими глазами.
- О Боже… - отступил Антон, - но как… это просто мистика какая-то…
Рука потянулась за телефоном и Антон сделал снимок фотографии.
- Что за мистика? - услышал он позади себя голос Рочестера.
- Посмотрите сюда, - кивнул Антон на фотографию.
Рочестер присмотрелся к фото и глянул на Антона, указав пальцем на камин.
- Это говорите Вы, человек который расследует дело путешественников во времени? - усмехнулся Рочестер, - идёмте, - позвал он его, - пока Вы тут философствовали, док, я успел поговорить с соседкой и осмотреть оба этажа и подвал. Здесь ничего нет. Хозяева уехали отдыхать во Флориду и сейчас загорают на пляже, а их сынишка играет на волнах надувным мячиком. А домработница убралась и понесла бельё в прачечную за углом. И забыла запереть двери, за что уже получила от меня нагоняй как от сотрудника полиции. Так что нам тут нечего делать, тем более без хозяев.
- Но фото, - недоумевал Антон, - на них один и тот же человек! Я более чем уверен в этом, мистер Рочестер!
- Вы пересняли его? - кивнул Рочестер на фотографию.
- Конечно, - кивнул Антон.
- Перебросите мне файл, - посмотрел на него Рочестер, - а по приезду в Нью-Йорк мы уже будем знать, один и тот же это Фред Гудвин, или просто дальний родственник.
Рочестер направился к выходу.
- Но я хотел бы вернуться сюда и поговорить с хозяином… - пошёл следом за ним Антон.
- Я вам это гарантирую, - открыл двери Рочестер, - я и сам хочу с ним поговорить. И разговор без Вас, док, смысла иметь не будет…
В Нью-Йорк вернулись ночью. Антон дремал на переднем сиденье, когда его разбудил звонок на телефоне Рочестера.
- Скоро будем, - сказал кому-то Рочестер и бросил телефон в карман.
- У меня хорошие новости, док, - улыбнулся Рочестер проснувшемуся Антону, - наш эксперт долго ворожил над твоим фото и ждёт нас у себя. До утра, я думаю, дело ждать не может.
- Ну тогда выпьем по дороге кофе и поехали? - ответил Антон.
- Там есть кофе, - кивнул Рочестер, - но есть и вторая новость.
- Какая? - спросил Антон.
- А вот это мы узнаем, когда приедем в лабораторию, док, - хмуро ответил Рочестер и нажал на газ…
В лаборатории уже никого не было.
Эксперт их встретил заспанный и явно уставший.
- Я в начале подумал, Рочестер, что ты решил подшутить надо мной, - сказал эксперт, ведя Антона и Рочестера к себе в лаборантскую, - но результат меня поразил. Он остановился у самых дверей и обернулся к Рочестеру, - скажи, это не розыгрыш?
- Я похож на шутника? - кивнул ему Рочестер в ответ.
- А? - кивнул лаборант на Антона.
- Доктор истории, Антон Карамышев, - ответил Рочестер, - светило археологии и руководит экспедицией. Это, из-за последней находки дока поднялся такой сыр-бор.
- Ну тогда милости прошу, - распахнул дверь эксперт и пригласил их войти.
Он подошёл к столу и вывел изображение фотографий на огромный монитор на стене.
На мониторе появились лица хозяина дома и Фредерика Гудвина.
- Это один и тот же человек, - сказал эксперт, - могут быть близнецы очень похожие между собой, рождённые даже в разные эпохи. Например, таковыми являются…
- Без примеров, - попросил его Рочестер, - время позднее, спать хочется и примеры меня не интересуют.
- Ну, тогда что могу сказать? - продолжал эксперт, - форма уха одна и та же. Плохо заметный шрам на подбородке, явно полученный очень давно и маленький, почти незаметный, врождённый дефект правого уха. Я изучил на фотографии всех сыновей Фредерика Гудвина, и скорее всего это родовая метка, как говорят.
- Генетический сбой? - спросил Антон.
- Скорее не сбой, - поправил его эксперт, - просто, нечто вроде родимого пятна, передающегося всем членам семьи по мужской линии.
Антон посмотрел на монитор.
- А не может это быть просто дальний родственник? - глянул он на эксперта.
- Доктор Карамышев! - усмехнулся эксперт, - в моём деле, ошибочные выводы просто недопустимы! От них, порой зависят жизни десятков людей! Живых людей, которые ходят, думают, любят и огорчаются. И в слово «жизни», я вкладываю сейчас буквальный, а не переносный смысл. Вероятность точности экспертизы по фото, это девяносто девять к одному.
- Фантастика, - проговорил Антон, - человек с «Титаника» живёт просто рядом с нами и воспитывает сына.
- Кстати, насчёт сына, - снова сказал эксперт и вывел на монитор фотографии маленького Сиднея и восьмилетнего сына Фреда Гудвина.
- Это не разные дети. Это один и тот же ребёнок, - сказал он, - и свой вопрос я боюсь даже задать. Что это всё значит, джентльмены? - улыбнулся он.
- Это значит как раз то, что Вы подумали, - ответил Антон.
- Гм, - усмехнулся эксперт, - ну я знал, что с «Титаником» история тёмная, но не думал, что настолько и тем более не думал, что спустя сто лет мне придётся с ней столкнуться напрямую.
- Увлекаешься литературой Третьего Рейха? - послышался позади голос Рочестера.
- Да, - глянул на него эксперт, - наши коллеги там тоже даром время не теряли и у них есть что позаимствовать.
Рочестер держал в руке книгу, показывая обложку.
- Осторожнее с ней, - попросил эксперт, - к сожалению, после этого издания 1942 года, больше не издавалось никаких справочников по национальным и расовым особенностям характеров.
- Да мне всё равно, - ответил Рочестер, - как по мне, то просто ценная книга. А на обложке кто?
- Олендорф, - ответил эксперт, - группенфюрер Отто фон Олендорф, отец современного научного подхода криминалистики. Его казнили по приговорю Нюренбергского Трибунала.
- Ваш отец, - сказал Рочестер, - вчера ночью был у меня дома, живой, здоровый, с личным охранником и разговаривал со мной вовсе не напоминая восставшего из могилы висельника. Скорее, это я себя чувствовал висельником. Только представился он позывным «Композитор»…
Антон побледнел.
- А ведь в деле, которое вёл фон Готт в 1912 году, тоже упоминается какой-то Композитор? Его фон Готт подозревал в похищении беглого инженера Полежаева, мистер Рочестер!
- Вот теперь всё сошлось, - Рочестер покачал головой в ответ...

Глава 25
Но больше всего на свете он ненавидел голоса. И стук. И именно поэтому он поселился когда-то на самом верхнем этаже этого дома. На самом верхнем, двадцать четвёртом этаже. Чтобы не слышать голосов. Но стук и тут доставал его, колотил со страшной силой из середины головы, когда начинался дождь, или голуби вдруг решали немного погреться на солнышке утром, на козырьке окна под самой крышей, или когда полицейский вертолёт пролетал над домом…
Казалось бы, мелочи, обыденные мелочи и жизнь, на которые никто и никогда не обращал внимания. Но он вскакивал с места и начинал судорожно ходить из угла в угол, от стенки к стенке, хватаясь за голову и мыча что-то несвязное.
Потом, когда всё стихало, он повторял одно единственное слово - «Бред...», и снова падал в кресло, или ложился на диван и долго лежал глядя в одну единственную точку в потолке. Или молча садился шить… флаг. Огромный флаг, никому не нужный, давно забытый, флаг давно не существующего ведомства давно не существующей страны. Зачем он это делал? Ответ на вопрос знал только он сам.
Он редко выходил из дома. Но когда он показывался, все старались обходить его стороной. Очень старый мундир инженерного корпуса Российской Империи, со всеми регалиями и знаками различия, сапоги, блестящие на солнце, а в пасмурный день отражающие лужи в своём блеске, портупея и фуражка, со странной, давно забытой кокардой.
Он важно, чинно и не обращая ни на кого внимания, всегда медленно и задумчиво шёл по улице всегда одним и тем же маршрутом, одной и той же дорогой, будто бы шёл по улице один.
Его фотографировали на телефоны, вслед пускали шутливые реплики и смешки, считая дурачком, чудаком, больным. Но он не слышал их. Никогда…
В этот день он прошёл своей привычной дорогой, ненадолго задержался в магазине, рассматривая новый телевизор, купил хлеба и «мерзавчик» русской водки и вернувшись к своему дому немного постоял, глянул вверх и собирался было зайти в подъезд, когда услышал позади чей-то голос, обращавшийся явно к нему.
- Мистер Полежаев?
Он обернулся. Прямо перед ним стоял Рочестер, за спиной которого неуверенно топтался Антон.
- Мистер Полежаев, мы знаем что Вы не сумасшедший, каким хотите себя представить всем вокруг, - продолжал Рочестер, - и поверьте, Вам лучше с нами поговорить.
- Я уже купил водку и никуда не поеду, - отрезал Полежаев.
Рочестер улыбнулся.
- А разве я сказал, что мы куда-то поедем? Мы поговорим у Вас дома.
- Кто Вы? - кивнул недоверчиво Полежаев.
- Я детектив Гарри Рочестер, а это, - отступил он, показывая Антона, - доктор истории Антон Карамышев. И предметом нашего разговора будет… - он помолчал, - доктор Гудвин, доктор Фредерик Джозеф Гудвин.
- Он погиб больше ста лет назад, - ответил Полежаев.
- Ну мы-то с Вами знаем, что это не так? - снова улыбнулся Рочестер, - а так же знаем то, что доктор Гудвин жив.
- Вы хотите сказать, что он остался жив? - посмотрел на него Полежаев.
- Нет, - покрутил головой Рочестер, - именно — жив, - снова улыбнулся он.
- Вы часто улыбаетесь, мистер Рочестер, - ответил Полежаев и кивнул на подъезд, - прошу вас, господа.
В квартире у Полежаева был беспорядок. Можно сказать — технический. То тут, то там валялись поломанные приборы, странные детали, пахло смазкой, машинным маслом и весь этот неповторимый запах носился повсюду, даже на кухне. А бардак венчал старый мопед, стоящий прямо посреди прохода, у самых дверей.
Телефон так же был старый, даже очень старый, но работал. Когда Рочестер поднял трубку, он с удивлением услышал телефонный гудок и так же с удивлением посмотрел на Полежаева.
- Зато не прослушают — никогда! - уже веселее огласил Полежаев, - прошу прощения за беспорядок, господа, но привык жить в рабочей обстановке!
- Вы не боитесь, коллега, что Вас сочтут сумасшедшим и вызовут врачей? - удивлённо глядел вокруг Антон.
- Ничуть! - почти объявил Полежаев выставляя на стол водку из сумки и открыв шкафчик, достал почти полную бутылку виски, - в наши дни лучше казаться психом, чем здоровым. И наши дни, - глянул он на Антона, - начались не сегодня, а едва только Эдиссон изобрёл электрическую лампочку!
- Ну уж что верно, то верно, - согласился с ним Рочестер, присел за стол и глянул на Полежаева, - но только вот не в нашем случае. Можете считать нас такими же психами, душевнобольными и даже нуждающимися в госпитализации, но тем не менее, мы здесь по Вашему делу. Мы знаем, что в России Вы были в розыске. И очень хотели бы знать, почему Вас искали. И самое главное, за что Вас так активно искали, что следствие вёл человек назначенный, - Рочестер указал глазами вверх, - аж оттуда.
- Ого! - усмехнулся Полежаев присев за стол, напротив Рочестера, - это откуда у Вас такая информация? Мне очень хотелось бы узнать за что меня так спохватились в России. Может удовлетворите моё любопытство?
- Служба такая, - ответил Рочестер, - Вы же понимаете, что в наши дни вовсе не обязательно писать запросы и месяцами ждать ответа? Достаточно позвонить коллегам там, в Петербурге, и они перебросят всю информацию которая поможет в расследовании. Особенно, если с этой информации давно снята любая степень секретности. Ну, так что мне могли не сказать российские коллеги из ФСБ?
- Я в России уже не был давно, - ответил Полежаев.
- С 1912-го года, если быть более точным, - уточнил Рочестер.
Полежаев удивлённо посмотрел на него.
- Я же говорил, что мы всё знаем, - сказал Рочестер, - в конце 1911 года Вы дезертировали со службы, прихватив с собой кое-какие бумаги. Укрывшись в заштатном городе Чугуев, Харьковской губернии, используя краденные разработки, Вы смогли собрать один аппарат, цели и назначение которого, к сожалению, не упоминаются в отчётах полковника Виктора фон Готта. Он возглавлял особую следственную комиссию, которая занималась Вашим розыском. В комиссию, так же входили становой пристав полиции, по нашему — комиссар, Константин Калашников, штабс-капитан Иван Вайсберг, поручик Николай де Роберти и подпоручик Юрий Неклюдов. Это, если не считать взвода разведки 10-го гусарского Ингерманландского полка, с командиром этого взвода, прапорщиком Козубенко. Но, из Чугуева Вы внезапно исчезли. Прибывшая в Ваш дом комиссия, Вас там не обнаружила. Но зато, обнаружила арсенал оружия неизвестной тогда конструкции и два очень странных предмета. Первый, оказался электростанцией изобретённой Николой Теслой и особого удивления не вызвал. А вот второй….
- Что со вторым? - кивнул Полежаев.
- Второй был вывезен в юнкерское училище и дальше его следы теряются.
Полежаев подумал.
- Это хорошо, что его обнаружил фон Готт, а не те кто за ним гоняется во времени. И плохо, что он потерян, - посмотрел он на Рочестера, - очевидно, фон Готт не смог понять всей его ценности и важности для России. Бумаги похищенные мной, были разработками доктора Гудвина. Не знаю как они попали в Россию. Но когда я их увидел, я понял две вещи. Они бесценны и пропадут в архивах, а если и будут обнаружены, то лет через двести, если Адмиралтейство к тому времени вообще будет существовать. А так же, то что собрать конденсатор квантов временного поля, в Адмиралтействе мне никто не даст. Для этого мне надо было бежать. И я бежал.
- В чём смысл этого конденсатора? - спросил Антон.
- Понимаете, коллега, - вздохнул Полежаев, - он устраняет очень важное препятствие на пути путешественников во времени. А именно, он не даёт произойти «Эффекту Бабочки», как тут у вас называют взаимосвязанные во времени и пространстве цепи событий. Если такой аппарат попадёт в руки врага, то может произойти непоправимое, господа! Они не изменят историю. Но они смогут властвовать над временем и всеми возможными измерениями.
- То есть, - подумал Рочестер, - Вы собрали очень важное приложение к машине времени, изобретённой доктором Гудвином?
- Да, - улыбнулся Полежаев, - но разработки были уничтожены мной и это, как Вы выразились, приложение, существует в одном единственном экземпляре.
- Каков принцип его работы? Что представляет из себя Ваше изобретение? - спросил Антон.
- Да ничего примечательного, - ответил Полежаев, вздохнул и налил себе водки в стакан.
Он выпил и снова посмотрел на Антона.
- Диск и коробка вроде небольшого телефонного аппарата. Включается вращающейся ручкой реле. Но только, есть одно важное условие.
- Какое? - спросил Рочестер.
- Его достаточно просто оставить в нужной точке временного поля и включить, - сказал Полежаев, - предварительно настроив на нужное вам время, шкалу времени, события из которого вы хотите сохранить для себя, изменив саму историю для потомков. Конденсатор не будет перемещаться во времени. Если вы его установите на один час, то по истечению часа он попросту исчезнет. Не пропадёт. Нет. Он привязан  временному отрезку, к своей шкале. Чтобы его извлечь из контейнера и забрать, вам надо будет вернуться за несколько минут до его исчезновения. А если кто-то захочет его захватить, но не будет знать установленной шкалы и просчитается, скажем, на минуту, то ему достанется только контейнер с жидким азотом. Конденсатор работает при сверхнизких температурах. При температуре выше минус пятидесяти градусов, как его не включай, не настраивай, ничего не произойдёт. Его вообще тогда можно перепутать с поломанным, как я уже сказал, телефонным аппаратом.
- Что было потом, после Вашего дезертирства и создания конденсатора? - кивнул Полежаеву Рочестер.
- Да ничего, - вздохнул Полежаев, - когда появились они, я понял, что собрал нечто важное, о чём в будущем знают.
- Кто они? - не понял Антон.
- Люди из 1942 года, от группенфюрера СС Олендорфа, - ответил Полежаев, - они попытались взять мой дом штурмом. Я начал отстреливаться. Одного застрелил на месте. У него я успел вытащить документы. Мне же надо было убедиться, что это не просто жандармы? Но труп убитого тут же пропал. Просто вспыхнул таким ярким светом, что я на несколько минут ослеп и ничего не чувствовал. Когда я пришёл в себя и проверил, что же за бумаги я вытащил у убитого немца, я понял кто они и откуда. И понял, что они придут снова. Тогда я сжёг разработки Гудвина, документы и продолжил заниматься своими делами. Но однажды утром, я увидел у себя во дворе фон Готта и жандармов с юнкерами. Заклинил двери, а пока они их пытались открыть, я тихонько спустился в подвал и ушёл в 1942 год, чтобы понять кто такой Олендорф и на что способны те, кто приходил до фон Готта. Там я устроился на службу, в Рейхсбан.
- Железнодорожником? - спросил Антон.
- Да, именно. Среди машинистов можно было легче всего спрятаться, - ответил Полежаев, - но выдержал в Третьем Рейхе я не долго, пару лет. Решил уйти, чем дальше, тем, думал, лучше.
- Ну они уже тут. И пришли за Вами, - вздохнул Рочестер глянув на Полежаева, - почему Вы не забрали конденсатор с собой, из 1912 года?
- Чтобы потомки поняли, что именно тот год самый важный в истории, так сказать — поворот во времени, - ответил Полежаев, - чтобы, хотя бы заметили вмешательство и смогли задать вопросы сейчас.
- Я понимаю, почему Олендорф перестал преследовать Вас, - сказал Рочестер, - Вы ему просто бесполезны.
- Да, - кивнул Полежаев, - и так же хорошо то, что фон Готт тоже не смог понять предназначение найденного им аппарата. Надеюсь, они не полезли в контейнер руками. Знаете, я специально совершил путешествие в это время и принёс азот с собой, чтобы конденсатор мог работать как можно дольше. Сверхнизкие температуры в 1912 году, это настоящая фантастика. Знаете, пар, лампочки, свет из серебристого предмета, который так похож на внеземной, или даже просто на чудо... Я боялся всё это время, что какой-нибудь набожный богомолец решит к нему «приложиться» и погибнет страшной смертью.
- Я Вас успокою, этого не произошло, - сказал Рочестер, - фон Готт прекрасно понял что это такое и даже более того, он сразу же оценил Ваше изобретение по достоинству и оставил его в 1912 году по той же причине, что и Вы. Вопрос только, где и когда он оставил конденсатор квантов временного поля.
- То есть? - не понял Полежаев.
- Полковник Виктор фон Готт, такой же путешественник во времени как и Вы, и люди Олендорфа, и как сам Олендорф, - ответил Рочестер, -  его намерения нам неизвестны. И мы хотим их выяснить.
- Как такое может быть? - удивился Полежаев, - мы с ним, вместе служили несколько лет и он даже не вызвал подозрений! Нет… это какая-то ошибка, мистер Рочестер.
- Не ошибка, - вздохнул Рочестер, - только не знаю, не ошибка эта к счастью, или к сожалению. Он сын доктора Фредерика Гудвина. И независимо от своего отца, от Вас, и от Олендорфа, собрал машину времени и вернулся на «Титаник». С одной стороны понятно зачем, но есть вопрос — почему он ничего не сделал?
- Но Гудвины погибли. Все, - посмотрел удивлённо на Рочестера Полежаев, - право, я думал что и доктор Гудвин погиб, до сегодняшней встречи с вами. И если бы Вы не назвали его имя и не сказали, что он жив, то я бы и разговаривать с вами не стал.
- Это не так, - сказал Антон, - двое младших сыновей доктора Гудвина остались живы. Сегодня было точно установлено, что Сидней Лесли Гудвин был спасён своим отцом. А вот при каких обстоятельствах спасся Гарольд Виктор Гудвин, это мы хотим выяснить.
Полежаев подумал и глянул на Антона.
- Ну что плохого в том, что Гарольд спасся? - сказал он, - надеюсь, Вы не собираетесь убивать неизвестного человека за то, что он спас ребёнка во время крушения «Титаника»?
- Нет, - ответил Рочестер, - пусть мальчишка будет спасён и делает то, что делает. Поймите, что к нему много вопросов у тех, чьи родственники не дождались спасения. Тысячи людей уже больше столетия ждут ответ на самый главный вопрос: почему так случилось, что люди были фактически убиты и за преступление никто не понёс наказания,  мистер Полежаев. И ваше изобретение, помогло бы дать им этот ответ.
- Понимаю, - вздохнул Полежаев, глянув на Рочестера, - и только фон Готт знает где и когда находится конденсатор.
- Да, - кивнул Рочестер.
- Не похоже на то, что фон Готт не может помочь своей семье, - сказал Полежаев, - если Виктор ставит цель, то он добивается её любой ценой, мистер Рочестер. Я его знаю лучше, чем кто-либо другой в этом времени. А время имеет свои законы.  Он спас бы свою семью, даже если нужно было бы утопить ещё один лайнер, такой же как «Титаник», чтобы «Титаник» дошёл до Нью-Йорка. Потому что, только так можно было бы его спасти.
Полежаев снова вздохнул, глянув на Рочестера.
- Я сделал для себя несколько коридоров во времени, - сказал он, - это не то что вы думаете, джентльмены. Это несколько станций находящихся в разных эпохах, в разных точках, которые я посчитал безопасными. Скажем, отсюда я могу уйти в любой год который заранее для себя определил. Там находится спрятанная машина, к которой и происходит перемещение от машины находящейся на этой квартире. С любой машины можно вернутся обратно, в точку отправления, через месяц после своего убытия. Это погрешность. Она, конечно, выше чем у доктора Гудвина, но гораздо надёжнее с точки зрения личной безопасности. Так же, можно осуществить перемещение к другой машине времени. Но не без риска парадокса, если Вы перемещаетесь туда где ранее побывали, не выдержав времени погрешности, то есть - месяц. В 1912 году у меня несколько коридоров. Но ближайшие к фон Готту в  том году только два. Один в Чугуеве. В марте, вам уже придётся догонять Виктора фон Готта через всю Европу. Второй находится в Бэлфасте. На квартире вы найдёте одежду, деньги. Но только не забирайте всё, я планирую туда ещё наведаться. Правда, в марте 1912 года я там уже побывал. И поэтому, дата для вас немного неудачная. 2 апреля 1912 года.
- Ходовые испытания «Титаника», - сказал Антон.
- Именно, ходовые испытания, - кивнул Полежаев, - поэтому, у Вас будет мало времени. Но, достаточно для того, чтобы взять билеты на «Титаник» и искать ответы уже на его борту.

СЕВЕРНАЯ АТЛАНТИКА; 12 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
- Миллер, Генри Миллер, бизнесмен, - представился Кнак супружеской паре, когда он, едва он появился в салоне Первого класса, привлёк к себе внимание.
- Поразительно, - вежливо кивнул ему Космо Дафф Гордон, - почему мы не видели Вас раньше, мистер Миллер? Мы в пути уже целых два дня!
- О, такие пустяки, - усмехнулся Кнак, - я брал билет в Первый класс, а мой компаньон, оказался сущим растяпой и взял себе и своей супруге, билеты во Второй. Только супруга осталась во Франции. Вот я и решил, не тратить время попусту, а уладить кое-какие вопросы с ним. И едва их решил, тут же явился на своё место.
- Очевидно, Вы преданы своему делу, раз даже в пути решаете вопросы с компаньоном, - улыбнулся Гордон, - не желаете ли чего нибудь выпить, или сыграть партию? Вы не картёжник? - усмехнулся он.
- Предпочитаю более интеллектуальные игры, - ответил вежливо Кнак, - а вот выпить не откажусь.
- Ну что ж, Люсиль, - посмотрел Гордон на свою жену, - я думаю, что наши беседы с мистером Миллером Вам будут не интересны. Позволите, оставить Вас в ожидании с этой ужасной мисс Гиббсон?
- Я лучше проведаю Зуки, - ответила Люси Гордон, - только прошу Вас, не досаждайте этому приятному человеку компаниями этих девиц лёгкого поведения.
Она кивнула Кнаку и ушла.
- Вручаю Вам своего мужа, мистер Кнак. Я восхищена Вашим отношением к азартным играм и могу быть совершенно спокойна.
- Благодарю Вас, миссис Гордон, - улыбнулся ей Кнак.
Кнак и Гордон подождали, пока она уйдёт из салона, провожая её взглядом.
- О каких девицах говорила Ваша супруга, мистер Гордон? - спросил Кнак.
- Не берите в голову, мистер Миллер, - ответил Гордон, направившись к стойке бара, - моей супруге, в каждой юной особе мерещатся куртизанки. Боюсь, что гости «Титаника» немного не соответствуют её высоким требованиям, - усмехнулся он и глянул на бармена.
- Как обычно, мне и мистеру Миллеру.
- Сию минуту, сэр, - ответил бармен разливая бренди по бокалам.
- Чем занимаетесь? - повернулся Гордон к Кнаку, принимая бокал.
- Больше военными заказами, - улыбнулся Кнак, так же взяв бокал, - Вы слышали об автоматическом вооружении, или снайперских винтовках?
- Последние, я думаю, будут полезны и на охоте? - ответил Гордон, - и для того чтобы наладить поставки из Европы в США и Канаду, где охота не просто вид спорта, а выживание, Вы решили пересечь Атлантику?
- А Вы читаете мысли, мистер Гордон, - улыбнулся Кнак, - именно поэтому я и еду в Североамериканские Соединённые Штаты.
- Мой бизнес более мирный, - сказал Гордон, - мы модельеры, портные, мануфактурщики и торговцы одеждой. Моя супруга, конечно, не шьёт для императорских семейств, но её называют императрицей моды.
- Должно быть, в ней живёт художник, - ответил Кнак.
- Он в ней даром пропадает, - вздохнул Гордон.
У входа раздался смех, хохот и в салон зашла молодая женщина в окружении трёх мужчин.
Кнак прислушался к их разговору.
Разговор, был бессмысленным и даже показался скучным.
- Дороти Гиббсон, - улыбнулся Гордон, указав Кнаку глазами на тех кто вошёл, - не думаю, что актриса синематографа это обязательно девица лёгкого поведения. Насколько я знаю мисс Гиббсон, она скорее не сложит себе цены. И если моя жена её и не любит, то это исключительно конкуренция во вредности характера. Какой же чемпион, будет терпеть рядом с собой, более сильного игрока? - почти рассмеялся он.
- Настолько сложный характер? - спросил Кнак.
- Ну что Вы, - улыбнулся Гордон, - она очень обходительна, весела и даже словоохотлива. С радостью сыграет с Вами в покер и выпьет бокал вина. Но если Вы забудетесь, и нечаянно наступите на её самолюбие, мисс Гиббсон из Вашей подруги превратиться в Вашего тайного неприятеля. И Вы, очень скоро пожалеете о своём знакомстве с ней.
- Почему? - спросил Кнак, глядя на Дороти Гиббсон.
- Такие люди создают репутацию другим, мой друг, - ответил Гордон, - и именно поэтому, а вовсе не из-за разгульных посиделок, я предпочитаю держаться подальше от актёров и журналистов.
Катя вошла в салун в компании человека средних лет.
Гордон присмотрелся к ней и снова кивнул Кнаку.
- К слову, вот ещё одна юная особа, которую невзлюбила моя супруга, - чуть улыбнулся он.
- И почему же? - спросил Кнак, - вполне приличная дама и её муж, с виду очень солидный и приличный человек.
- Это не её муж, - ответил Гордон, - это Джек Фатрелл, писатель и мечтатель. Его жена, очевидно что знает где и с кем он.
- Думаете? -  спросил Кнак.
- Он спокоен и не нервничает, - ответил Гордон, - уже с самого Шербура, баронесса фон Готт подружилась с ними и постоянно находится в их компании. И, смею заверить, они в неё, похоже влюблены.
- Милая девушка, - посмотрел Кнак на Катю, - одна путешествует? - глянул он на Гордона.
- Нет, со своим кузеном, бароном Виктором фон Готтом, - ответил Гордон, - русский офицер и слегка вызывает у меня не раздражение, а нервный тик. Я хорошо запомнил русских по Южной Африке.
- Вы воевали? - удивился Кнак.
- О да, мистер Миллер, - кивнул Гордон, продолжая глядеть на Катю, - и смею заверить, что барон фон Готт, несмотря на свою немецкую фамилию, типичный русский. Немного нагловат, прямолинеен, и никогда не поймёшь, что унего на самом деле на душе и в мыслях.
- Прям как ирландец, - усмехнулся Кнак.
- Скорее уж шотландец, - подумал Гордон, - ирландцы это кондоры, а русские, как и шотландцы, больше похожи на затаившихся в засаде волков. За это я их и недолюбливаю. Никогда е знаешь, чего от них ожидать и в какую минуту.
Гордон одним махом осушил бокал и улыбнувшись, кивнул Кнаку.
- Ну, пожалуй оставлю Вас, - сказал он, - пойду опочивать. Иначе, миссис Гордон начнёт розыск, следствие и поднимет по тревоге весь «Титаник». До завтра, мой друг. Я с удовольствием послушаю Ваши рассказы о Ваших планах на Соединённые Штаты.
- Приятных сновидений, мистер Гордон, - вежливо улыбнулся Кнак, и подождав пока Гордон удалиться, подошёл к Кате и Фатреллу.
Те молча посмотрели на него и Фатрелл, слегка кивнув, дал понять, чтобы Кнак говорил.
- Простите, мисс, - глянул Кнак на Катю и посмотрел на Фатрелла, - если не ошибаюсь, Джек Фатрелл? - улыбнулся Кнак, - я Генри Миллер, торговец оружием и сентиментальный любитель книг. Читал Ваши рассказы. Случайно Вас увидел и решил выразить восхищение. Тема фантастики нынче входит в моду и надеюсь, модной она и останется.
- Да уж, не спорю, - усмехнулся в ответ Фатрелл, - мы, с мисс фон Готт, обсуждаем мой новый роман, который я везу домой. Не желаете присоединиться к нам?
- Если мисс фон Готт не будет возражать, - ответил Кнак.
- Не буду возражать, - улыбнулась ему Катя, - очень рада встретить ценителя современной литературы.
- Благодарю Вас, мисс фон Готт, - ответил Кнак и присел за стол.
- Мы говорили о путешествиях во времени, - улыбнулась Кнаку Катя, - как Вы считаете, мистер Миллер, возможно ли такое в реальности? Ведь любая фантастика, рано или поздно становится реальностью? Мой друг, русский поэт Владимир Маяковский, тот, например, вообще убеждён, что не пройдёт и полсотни лет, как люди начнут путешествовать не на морских, а на огромных воздушных кораблях. И я сейчас, убеждаю мистера Фатрелла, что не пройдёт и сотни лет, как несколько смельчаков решатся на преодоление не только пространства, но и времени. А мистер Фатрелл сомневается в этом.
- Я думаю, - ответил Кнак, - эти смельчаки не просто будут, а есть. Ведь мы не можем знать главного.
- Чего же главного, мы не можем знать? - спросил Фатрелл.
- Быть может здесь, - сказал Кнак, - рядом с нами, гораздо ближе чем кажется, есть такой человек. И не один. И может это не просто путешественник, который ради праздного любопытства решил посмотреть на «Титаник» и прогуляться на нём в Америку. Может он что-то изучает? Например нас с Вами. Или исправляет чьи-нибудь ошибки. А как Вы думаете, мисс? - посмотрел он на Катю.
- А почему бы и нет? - улыбнулась Катя.
За столиком, где играли в покер, раздался громкий смех.
- Антуан! Ты шулер! - смеялся полупьяный бородач, глядя на большеглазого француза.
- Эрнест, камрад! - так же смеялся в ответ Антуан, - не смущай мисс Гиббсон и мистера Эндрюса! Как я смогу теперь честно играть с ними? Они же будут теперь заглядывать в карты друг к другу!
- С меня выпивка, джентльмены! - крикнула Дороти Гиббсон и помахала рукой бармену, - четыре порции бренди и каждому по сигаре! За мой счёт!
- Бедняга проигралась, - усмехнулся Фатрелл, - этот француз, сегодня опять напьётся за её счёт. Хотя, я скажу, он и сам так сорит деньгами, что я уже думаю, у чемодан набитый долларами в каюте.
- Миллионер? - не понял Кнак.
- Какой-то французский барон, Антуан де Сент-Экзюпери, - ответил Фатрелл, - много рассуждает об авиации. И на этой почве, он сдружился с Томасом Эндрюсом. А вот бородатый американец, журналист, порой меня даже пугает. Как-то я прислушался к их разговору с Уильямом Стедом.
- Уильям Стед здесь? - удивился Кнак.
- О да, - кивнул Фатрелл, - старик рано ложится и почти не показывается вечером в салоне. Много пишет и много философствует с этим самым бородачом.
Фатрелл подумал.
- И знаете, - глянул он на Кнака, - у этого американца очень интересные мысли. И их легко уловить, хотя он ни разу не говорил много. Ценное качество для журналиста, но не в случае беседы с другим журналистом. Из того что он говорит, можно понять одно. Либо этот бородач изучает Стеда, а следовательно, в чём-то Стед гениален, раз кто-то им заинтересовался. Либо, проект Стеда, раскритикованный всеми возможными и невозможными политиками Европы и даже на уровне Лиги Наций, не настолько уж сумасшедший, каким кажется. В наши дни, сама идея объединения всех европейских народов, это идиотизм высшей меры. Четыре медведя в берлоге с волками и зайцами, это не союз, а кровавая бойня. Но, давайте представим, что лет через пятьдесят, человечество уставшее от войн, вдруг решило объединиться перед общей угрозой, или ради более мирных целей, взяв за основу проект Уильяма Стеда? Но, на определённом этапе, у потомков возникает проблема. Едина Европа даёт сбой и начинается какая-нибудь вакханалия, или европейцы, наши правнуки и праправнуки, опускаются в пучину маразма и теряют всякий смысл дальнейшего прогресса. Наступает эпоха всеобщей бессмысленности. Некоторые люди, понимают в чём и где именно Стед допустил ошибку, но исправить её уже не представляется возможным. Либо, у них нет возможности влияния на миллионы, если не на миллиарды людей. Вносить коррективы надо было в самом начале, когда ещё не было последствий этих просчётов. А на тот момент, когда потомки поняли в чём дело и что именно привело к каким-то плачевным результатам, уже прошли десятилетия и погибли миллионы. Трагизм заключается в том, что поначалу эти отдельные идеи, вовсе и не казались опасными, а скорее наоборот были внешне благородны и полезны. Лишь много времени спустя люди поняли, что это было вовсе не то, что нужно было развивать и ставить в основу всеобщего дома. Но, у наших потомков есть машина времени, и они отправляют сюда этого бородача. Он убеждает Стеда внести коррективы в свой проект ещё до того, когда проект стал основой цивилизации, - он посмотрел на бородача и перевёл взгляд на Кнака, - и это изменит историю на целые столетия вперёд!
- Если это сюжет для романа, то я с удовольствием его прочитаю, - сказал Кнак, - но если это наше будущее, то я не завидую нашим потомкам.
- Надеюсь, у него всё получится, - улыбнулся Фатрелл, - я бы с удовольствием присоединился к их беседам. А мисс фон Готт, меня уже опередила.
Он посмотрел на Катю.
- И что же такого интересного там было сказано, разрешите полюбопытствовать? - спросил Кнак у Кати.
- Мне кажется, мистер Стед во многом согласен с мистером Хемингуэем, - ответила Катя.
- Хемингуэй, это… - Кнак подумал, - это тот самый бородатый американец?
- Очень интересный человек, - ответила Катя, - но на самом деле очень грустный, если Вам повезёт с ним познакомиться ближе.

После полуночи Кнак возвращался к себе в каюту. Он подошёл к лифту.
Генри уже дремал, но едва Кнак подошёл, он словно проснулся и вызвал лифт.
- Какая палуба Вам нужна, сэр? - поднял на Кнака глаза Генри и на мгновение замер.
- С...сэр… командир Стрелок? - испугался Генри.
В этот миг приехал лифт. Кнак осмотрелся и не увидев никого рядом, посмотрел на Генри и схватив его, зажал ему рот, потом затолкал в лифт и сам нажал на нужную кнопку.
- Ты кто? - спросил Кнак и отпустив Генри, посмотрел на него.
- Боец Твист, сэр, - проговорил испуганно Генри, - Вы меня не помните? Вспомните пляж, лодку, я Вам на руку наступил, а Вы меня за ногу схватили. Капитана Бодхара помните? Ну? Вспомнили?
- Ах ты ж чёрт… - вдруг вспомнил мальчика Кнак, - вот так встреча. И опять я тебя напугал и снова море.
Лифт уже остановился на нужной палубе.
Кнак снова нажал на кнопку и лифт теперь, медленно поехал вниз.
- Ладно, боец Твист, - успокоил Кнак перепуганного Генри, - не мертвец я, и не надо дрожать будто снова увидел воскресшего мертвеца.
- Я не боюсь, сэр, - ответил Генри дрожа голосом, - и я никому не скажу!
- Да не скажешь, иначе сделал бы вид что меня не узнал, - глядел на него Кнак, - это же даже курице понятно. А на курицу я не похож.
Лифт снова остановился и Кнак вышел из него, вытащив за собой Генри.
- Это твоя вахта? - спросил он.
- Да, коман… - хотел было ответить Генри, но Кнак снова зажал ему рот и осторожно оглянулся.
Сзади никого не было.
- Тут я просто сэр, или просто мистер Миллер. Понял? - кивнул он Генри.
- Да, сэр, - ответил Генри.
- Вот и хорошо, - сказал тихо Кнак, - хорошо, что у меня есть под рукой такой понятливый боец. Просто выполняй свою работу, а когда ты будешь нужен, я тебя найду. А пока что, скажи мне, тут часто появляется русский офицер?
- Русский офицер? - подумал Генри, - да, сэр, он едет на одной палубе с Вами, но вот где именно я не знаю. А что-то нужно, сэр? Вы хотите, чтобы я его разговорил? Или чтобы проследил? Ну так я могу…
- Тихо, - сопять зажал Генри рот Кнак, - просто, большое человеческое спасибо. А это, - сунул он мальчику в руку пять фунтов, - чтобы ты не скучал. И помалкивал.
Кнак вошёл в лифт, сам закрыл за собой двери и нажал на нужную кнопку.
Генри посмотрел на то как уезжает лифт, глянул на деньги, спрятал их в карман и нервно передёрнул лицом.
- Ну уж этим не откупишься, - прошептал он и прислонившись к стене посмотрел в пол...

Джордж Сейдж, словно пиная всё вокруг взглядом, сидел на своём месте в каюте и молча наблюдал, как его отец, в очередной раз распихивает чемоданы и узлы. Но отец, Джон Сейдж, сколько не старался освободить каюту путём размещения этих самых чемоданов и узлов на новые места, передвигая их из под одной полки под другую, от двери под умывальник и обратно, свободнее не становилось.
- Может лучше я поговорю со стюардом и наконец-то сдадим это добро в багаж? - в конце-концов не выдержал Джордж.
- Да уж сейчас! - кивнул ему отец, - и заплатить лишние деньги? У нас триста фунтов на всё и на всех! - ответил он, - а нам ещё добираться во Флориду.
- Это ещё зачем? - удивился Джордж, - ты решил поселиться в том сарае, который ты называешь фермой? Стоило связываться с Флоридой, чтобы купить песок, на котором ничего не растёт?
- Ты это, - пригрозил Джон сыну, - я заплатил за этот песок, как ты выразился, тысячу фунтов! И откуда сразу такое презрение к фермерской жизни? Что значит, там ничего не растёт? Очень даже растёт! Орехи растут! Пекан!
- Ну я бы это понял, будь у тебя до сих пор пекарня, - усмехнулся Джордж, а сейчас что? Решил торговать пеканом?
- Сынок, - вздохнул Джон встав посреди каюты, немного успокоившись, - ну что плохого в том, что я буду торговать орехами?
- А есть мы тоже будем орехи? - посмотрел на отца, усмехнувшись, Джордж.
- Ну вот что за образ мыслей? - глянул Джон на сына, - там купи, там продай! Прям не мой сын, а спекулянт с базара! В конце-концов, туда стоит поехать хотя бы ради того, что тебя ждёт Эмма…
- Ты хотел сказать, что ты имеешь виды на её приданное, папа? - рассмеялся Джордж, - и очень надеешься, что её отец, мистер МакДуглас, возьмёт тебя в дело? Но стоит ли лезть в сахарный бизнес, если у тебя в кармане триста фунтов, пардон, пятьсот долларов, и пустырь из песка в захолустном городке?
- На этом пустыре, мистер МакДуглас может поставить новый завод! - развёл руками Джон.
- Но чем его не устраивает старый? - так же, развёл руками в ответ, Джордж, - почему ты решил, что купив у тебя эту, с позволения сказать, землю, он разрешит нам там жить?
Джон Сейдж вздохнул и опустил глаза.
- Ты мечтатель, отец, - усмехнулся Джордж, - мы с Фредом уже говорили про наше будущее в Америке, - он немного подумал и помолчал, - куда лучше, если мы пойдём служить в армию, Энтони пойдёт учиться, а Стелла выйдет замуж.
- За первого встречного, я твою сестру не выдам! - помахал сыну пальцем Джон, - мы Сейджи, а не какие-нибудь бродяги!
- Если мы отправимся во Флориду за твоими орехами, то мы точно станем какими-нибудь бродягами, - ответил Джордж, - там хорошо поставить дом. Если есть на что жить, хотя бы год, - посмотрел он на отца, - знаешь, а ведь Дороти даже не хотела уезжать. Да и Энтони упирался.
- Кстати, а где Энтони? - с волнением глянул на сына Джон, - я его не вижу с самого утра! Не дай Бог он кому-то начнёт рассказывать о своих видениях и голосах! Это будет позор на весь корабль!
- Да успокойся ты, - ответил спокойно Джордж, - Энтони познакомился с девочкой и целое утро гуляет с ней на палубе. Твой сын наслаждается спокойным океаном, пока ты тут перебираешь этот склад. Оставь ты в покое эти чемоданы! Не будем мы танцевать в каюте и спится вполне уютно.
Джордж посмотрел на чемоданы, потом глянул на сына.
- Но я должен что-то делать, - снова развёл он руками, - я не вижу смысла просто так сидеть и грустить в каюте.
- Пошли выпьем пива и проведаем маму, - улыбнулся Джордж, - а там поймёшь, что Энтони прав. Лучше полюбоваться на восход солнца, а не забивать себе голову разными глупостями.
- И в чём же он прав? - даже возмутился Джон, - маленький бездельник ещё и двинулся умом последнее время! Так, из него вырастет какой-нибудь поэт и в результате мы разоримся на его стишках.
Джордж рассмеялся.
- Расслабься и отдохни, отец. Поэт в семье, это тоже очень даже неплохо. Тебе надо отдохнуть и посмотреть на мир другими глазами, раз уж мы оставили прошлое позади.
Он встал и похлопав отца по плечу, усмехнулся.
- Пошли, - позвал он отца.
- Куда? - не понял его Джон.
- Тратить наши триста фунтов, - ответил шутя Джордж, - ну, а заодно и позавтракаем…
На палубе было тихо и даже спокойно. Сегодня, как никогда было мало пассажиров. То ли потому что ветерок нёс прохладу, то ли потому что утром не все любят просыпаться рано.
Энтони, стараясь выглядеть как можно более важным, шёл рядом с Джесси, неловко держа её под руку. Дети уже в который раз мерили палубу шагами, ходя от одного борта к другому, прохаживались по променаду в сторону носа «Титаника» и возвращались обратно.
Чайки кричали громче обычного и Джесси то и дело отвлекалась на них, будто прислушиваясь к крику. Она старалась понять чаек и провожала их взглядом и лёгкой улыбкой. А Энтони только тяжело вздыхал, когда понимал, что Джесси совершенно не слушает его деликатную болтовню обо всём на свете.
- Не подумайте, что я настолько бестактна, мистер Сейдж, - наконец, Джесси обратила внимание на Энтони, - я Вас очень внимательно слушаю, но вокруг так красиво! - восхищённо произнесла она.
- Правда? - улыбнулся Энтони, но тут же спохватился, - вернее, я хотел сказать, что да, тут очень красиво и чайки очень красиво кричат. И над морем их так много! А знаете, они ведь летят за нами от самой Ирландии!
- Знаю, - ответила Джесси, - они будто ангелы-хранители корабля.
- Ангелы, - вздохнул Энтони и посмотрел на Джесси, - а как Вы думаете, ангелы действительно существуют?
- Ну конечно же! - радостно объявила Джесси, - правда мы их не видим. Но они ходят за нами.
Дети оглянулись назад.
Позади шла только Августа, толкая впереди коляску, в которой спал Сидней.
- Вот видите, - сказала Джесси, - наверное наши мамы и есть наши ангелы.
Энтони улыбнулся и кивнул ей в ответ.
- Ваша мама, мисс Джесси, самая лучшая из всех ангелов.
- А ваша разве не такая? - удивилась Джесси.
- И моя, - вздохнул Энтони.
Они пошли дальше.
Впереди показалась ещё одна пара. Молодая черноволосая женщина, так же толкала впереди себя коляску с маленьким ребёнком, а рядом шёл мужчина. Когда они поравнялись с Энтони и Джесси, Энтони услышал немецкую речь.
- Немцы, - тяжело вздохнул он и покачал он головой.
- А вы знаете немецкий, мистер Сейдж? - спросила Джесси, глянув на мальчика.
- Знаю, - кивнул Энтони, - он кажется грубым и может даже напугать, но на самом деле он красивый.
- И чем же он красивый? - спросила Джесси.
- На нём разговаривал Гёте, - ответил Энтони.
- Вы читаете Гёте? - удивилась Джесси.
- Читаю, - посмотрел на неё мальчик, - мне нравятся его стихи. Хотя, братья и отец не разделяют моих увлечений поэзией. Но мне кажется, что Гёте читать лучше, чем бессмысленно играть в солдатики и гонять мяч.
- Вы могли бы подружиться с Гарольдом, - улыбнулась Джесси, - последнее время он тоже стал таким же задумчивым и серьёзным. И его совершенно не интересуют игры.
Энтони усмехнулся.
- А хотите, я Вам почитаю Гёте на немецком языке? - спросил он, - только если Вы пообещаете не смеяться с меня!
- Конечно же, хочу! - воскликнула Джесси.
Энтони покраснел.
- Душа в огне, нет силы боле, Скорей в седло и на простор… - начал он, краснея ещё больше.
- … уж вечер плыл, лаская поле,  Висела ночь у края гор, - донеслась до удивлённой Августы немецкая речь Энтони…
Шольц встретил Сару уже на палубе, когда та сидела на лавочке и читала, качая коляску со спящим Михаэлем.
- Чудесный воздух, госпожа фон Готт, - подошёл Шольц, как бы невзначай, - и на удивление тихо и покойно, будто в Первом классе.
- А Вы, - улыбнулась ему Сара, отложив книгу, - стало быть часто ездите Первым классом?
- Да уж приходилось, баронесса, - даже удивился такому любезному ответу Шольц, как бы случайно подойдя ещё ближе, - отчего же я не вижу Вашего супруга? Не уж-то решил отпустить Вас одну?
- Яков остался в каюте с сыновьями, - ответила Сара, - плохо себя чувствует. Говорит качка, но я не ощущаю никакой качки. Корабль будто стоит на месте.
- В Первом классе её вообще нет, - ответил Шольц, - а тут, скорее можно устать от смеха и разговоров пассажиров. Видимо, ему они тоже слегка надоели. Суета, знаете ли, может утомлять.
- Верно, господин Шольц, - согласилась с ним Сара, - суета утомляет даже больше чем ничего не делание. А не хотите составить нам с Михаэлем кампанию и немного прогуляться на нос корабля?
Шольц улыбнулся.
- Почту за честь, госпожа фон Готт, - ответил он.
Сара положила книгу в коляску и улыбнувшись Шольцу, пригласила его за собой.
Они не спеша вышли на променад. На встречу им шли двое детей, за которыми, немного вдалеке, следовала женщина, так же с коляской в которой спал ребёнок.
- Не могу понять, чем Вы отличаетесь от всех остальных, господин Шольц, - сказала Сара, - Вы, вроде бы и такой как все, и в то же время совершенно другой.
- И чем же я другой? - улыбнулся Шольц.
- Ваши манеры, - улыбнулась в ответ Сара, - у тех офицеров что я знаю, они чопорные. Для них, манеры подобны привычке сравнимой с вынужденной пыткой, ставшей обыденностью. И чувствуется, что их воспитание это и есть результат вечной муштры. У Вас же, скорее напротив. Вы, как будто выросли в обществе, где этих привычек очень не хватало.
- Верно, - кивнул ей Шольц, - там где я вырос, люди хотели видеть себя настоящими немцами. Но нам с детства постоянно напоминали, что это плохо. И нам приходилось самим себя воспитывать. Каждый из нас старался держать голову гордо и помнить, что чопорность, педантичность и гордость это наше лицо. Как у спартанцев в древней Элладе.
- Как не хватает таких людей в самой Германии, - вздохнула Сара, - я даже боюсь себе представить, что наших детей кто-то научит жить так, как живут в той самой Америке, куда мы плывём. Никакой культуры, никакого воспитания и никакого понимания тех вещей о которых судят. Я даже волнуюсь за них. Эта американская мода на вульгарные ужимки и показательную безграмотность, она просто заставляет впасть в депрессию. А как Вы думаете, господин Шольц?
- Совершенно с Вами согласен, госпожа фон Готт, - обрадовался Шольц, - я право поражён Вашим мыслям и даже растерян. В наши дни от… - он посмотрел на Сару, - трудно встретить настоящую немецкую женщину и истинную немецкую жену.
Сара улыбнулась.
- Да ну что Вы, - вздохнула она, - мои подруги называют меня старомодной. Тем более, что я родилась в Польше, и в связи с этим они даже косо смотрят на меня. По их мнению, жена германского барона не имеет права родиться в Польше.
- Какие глупости, - улыбнулся Шольц, - какая разница где родилась чья жена и где кто родился сам? Я думаю, что дело совершенно в ином.
- И в чём же? - спросила Сара.
- В том, кем станут дети воспитанные нашими жёнами, - ответил Шольц.
- Дед моего мужа говорит, - сказала Сара, - что только наши внуки покажут кем мы были на самом деле.
Она улыбнулась.
- Разве это не так, господин Шольц?
- Он мудрый человек, - ответил Шольц.
- Он главный раввин в Бруклине, - снова улыбнулась Сара, - надеюсь Вас не смутит этот факт?
- Ну что Вы, - усмехнулся Шольц, - разве в этом есть что-то плохое?
Сара тихо рассмеялась.
- Предлагаю Вам пообедать сегодня вместе. Яков будет скучать в каюте, а Вы отличный собеседник.
- Весьма польщён, баронесса, - кивнул Шольц, - надеюсь, Ваш муж не будет против Вас в компании со мной?
- Не будет, - ответила Сара, - мой муж знает, что с кем бы я не встретилась на пути, я буду предана только ему, - улыбнулась она.
Мимо пролетел мячик. На палубу, очень шумно и очень весело, следом за мячиком выбежал Фрэнки.
- Стой! Стой! - кричал Фрэнк, пытаясь догнать мячик.
Гарольд вышел следом, остановился на выходе на палубу, посмотрел на Шольца, потом на Сару и приветливо кивнул. Потом, медленно поплёлся за Фрэнком.
- Люди начали просыпаться, - улыбнулась Сара Шольцу, - нам пора. Увидимся в столовой, в двенадцатом часу, - сказала она.
- Я буду там без четверти двенадцать, -  ответил Шольц, прощаясь кивком головы.
- Значит, без четверти двенадцать, - попрощалась Сара и скрылась в каютах.
Шольц постоял, посмотрел ей в след, затем глянул куда-то в небо и вздохнул.
- А может ну его к чёрту, этого фюрера с его Рейхом? - усмехнулся он, поправил кепку и направился обратно на променад…


Глава 26
- Эй, мистер Карамышев, док! Пора просыпаться! - растолкал Антона Рочестер.
- А? Что? Где я? - проснулся Антон и перевалившись на спину, удивлённо глядел на Рочестера спросонья и в полнейшем недоумении.
- В каюте, док! - улыбался ему Рочестер.
- Где??? - моментально проснулся Антон, - в какой каюте? Вы не шутите?
Вместо ответа, Рочестер обвёл взглядом стены каюты.
Антон тоже огляделся вокруг.
- А как я тут оказался? - посмотрел он на Рочестера, - я не помню, как мы садились на какой-нибудь корабль.
- Ну куда же Вам помнить, док! - усмехнулся Рочестер, - едва только мы переместились в убежище Полежаева, в Бэлфасте, вы от радости напились и все Ваши тосты были «За «Титаник», чем очень порадовали рабочих верфи. Они с удовольствием пили с Вами за тот пароход, который недавно они же и строили. И даже наливали Вам за свой счёт. Благо, после встречи с Олендорфом, я слегка завязал с алкоголем, и поэтому был Вашим персональным и охранником, и носильщиком Вашего пьяного тела, и даже нянькой.
- Спасибо, - тяжело вздохнул Антон, - а что было дальше?
- Дальше? - подумал Рочестер, - в Куинстаун я Вас доставил как багаж, потому что в себя Вы так и не пришли. Пока я брал билеты, Вы решили опохмелиться, как выражаются у вас в России. Но Вы забыли, что ром в 1912-м году несколько крепче чем в 2018-м. И, разумеется, не рассчитали необходимую норму.
- Какой стыд, - схватился за голову Антон.
- Да ну бросьте, - усмехнулся Рочестер, - эта русская песня начала ХХI века, про «Ждёт Севастополь, ждёт Камчатка, ждёт Кронштадт...», пришлась по душе ирландским матросам! Поздравляю! Теперь её поют в порту Куинстауна!
- Матросам? - удивился Антон, - я пил с матросами?
- Да, в каком-то кабачке прямо в порту, уже перед посадкой на «Титаник», - ответил Рочестер.
- На «Титаник»!?? - удивлённо, даже снова испугавшись, воскликнул Антон, - так мы на «Титанике»? Надо срочно с него сойти!
Рочестер горько усмехнулся.
- Во-первых, Куинстаун мы покинули ещё вчера, - вздохнул он, - и сейчас мы где-то в Атлантическом Океане. Во-вторых, док, разве Вы не хотите посмотреть на этот корабль? Ведь ему Вы посвятили всю свою жизнь. Но видели только то, что от него осталось на дне! Сомневаюсь, что кому-нибудь из Ваших коллег, ещё выпадет такая удача! Ведь Вы сможете увидеть ответы на все вопросы. Это Вам не моделирование не компьютере, не гипотезы, а участие в событиях о которых Вы пишите и говорите постоянно.
Он снова улыбнулся Антону.
- Вставайте, док! Я провожу Вас в душ, а потом мы пойдём курительный салон и выпьем пива, чтобы вернуть Вам мозги и здоровье. Пиво тут просто замечательное! Настоящий ирландский эль! Не то что у нас, газированный спирт с карамелью в жестяных банках.
Антон вздохнул, глянул на Рочестера и медленно поднялся с полки.
- Не знаю, обрадует Вас это, или нет, - сказал Рочестер, - но с нами в каюте едет какой-то русский. Его зовут Михаил и он явно кавказец. Постоянно в своей в папахе и в традиционном длинном кафтане. Как он называется у вас?
- Черкеска? Но этого не может быть, - проговорил Антон, - я думал, что Кучиев это выдумка! О другом русском по имени Михаил, который ходил по «Титанику» в черкеске, я просто не слышал.
- Вы много о чём не слышали, - ответил Рочестер помогая Антону одеться, - честно сказать, я и сам немного поражён увиденным.
- И чем же, например? - спросил Антон.
- Третий класс, оказывается, очень приличные люди, - ответил Рочестер, - они вовсе не какое-то отребье и толпа эмигрантов, как нам показывают в кино. Мы, в своём времени, по сравнению с ними, не просто отребье, а мусор, который просто необходимо безжалостно вымести, пока он не заразил вшами всю планету.
- Мы в Третьем классе? - снова, испуганно и удивлённо, Антон посмотрел на Рочестера, - но это же самоубийство, мистер Рочестер…
- Гудвины ехали Третьим классом, док, - улыбнулся Рочестер, - и я их уже видел. И очень хочу, чтобы Вы привели себя в порядок и мы, наконец-то, познакомились с теми из-за кого мы тут. Вдруг им нужна наша помощь? - сказал Рочестер и подумал, - а им помощь нужна и Вы это знаете лучше меня…
Амалия Абрамовна чувствовала лёгкую тревогу на душе. Сидя на лавочке, на корме, Амалия Абрамвна вязала новый шарф Юрочке и тревожно поглядывала на то, как Яков и Ваня бегают, догоняя друг друга, у самого борта.
Юрочка крутился рядом, тут же, на лавочке, под зорким присмотром Аннушки.
Аннушка качала коляску в которой спал Володенька, пытаясь шутками и прибаутками удержать маленького Юру. Но тот никак не хотел слушаться, то и дело норовя убежать, чтобы побегать со старшими братьями.
- А вот где наши ручки? - смеялась Аннушка маленькому Володе и тут же ловила Юрочку, показывая ему как смеётся его братик, - смотри, Юрочка, а что нам хочет сказать Володенька? Ну? Угадаешь?
Юра и сам не понимал чего от него хотят. Только он собрался было догнать Ваню, как тут же был пойман смеющейся Аннушкой и усажен обратно на лавочку.
- Пусти! Пусти! Я хочу туда! - кричал в ответ Юра и показывал на кромку борта.
Но Аннушка не пускала его, а прижимала к себе, обнимала и начинала то щекотать, то целовать, то рассказывать про страшного бабайку.
- Вот выскочит оттуда бабайка и украдёт тебя! - шутя говорила Аннушка.
- Нет там никакого бабайки! - обиделся Юра и печально посмотрел на весело игравших братьев.
- Мальчики! - наконец, позвала сыновей Амалия Абрамовна, - не пора ли полудничать? - отложила она вязание и глянула на Аннушку.
Мальчики, даже не обратили внимания на крик матери. Они продолжали носиться вдоль борта играя в догонялки, визжа и крича когда догоняли друг друга.
- И куда запропастился Эраст? - будто что-то вспомнив, спросила Амалия Абрамовна, - ничего не сказал, ни про что не поставил в известность и эдак взял и пропал, - вздохнула она, - и вот где искать его, то и ума теперь не приложу!
- Эраст Иванович с утра взволнованы были, - ответила Аннушка держа Юру, - всё рассказывали про какие-то спортивные игры.
- Какие ещё игры? - спохватилась Амалия Абрамовна, - ужель и тут проникли эти содом и гоморра олимпиадные? И мой сын принимает в этом участие! Иначе, зачем ему быть взволнованным? - вздохнула она сложив руки перед собой и грустно глянула на Аннушку.
- Чего изволите, матушка? - спросила Аннушка, - прикажете его разыскать?
- Да уж разыщи, - не-то снова вздохнула, не-то  приказала Амалия Абрамовна, - уведи его оттуда. И так и скажи, что я сердилась, ежели он в этом участвует. А ежели просто где-то загулял, то прикажи немедленно идти сюда.
- Хорошо, матушка, - ответила Аннушка и посмотрела на Юру.
- Ты вот сиди тут, Юрий Иванович, - шепнула она мальчику, - и жди меня. И чур без меня не бегать!
- А и не буду бегать, - обиженно ответил ей Юра, - я бегать хочу, а вы с маменькой потом журите меня? Нет уж! - глянул он на Аннушку, надул губы и обиженно отвернулся, сложив руки на груди.
Аннушка ушла.
Амалия Абрамовна посмотрела на мальчиков.
- Иван! Яков! - прокричала строго она, - я кому приказывала немедленно подойти сюда?
Мальчики сразу же забыли про игру и подошли к матери.
- Не бегайте у края, - посмотрела Амалия Абрамовна на сыновей, - не дай Бог упадёте в океан! Что мы тогда делать будем?
- Но там же ограда, маменька! - жутко удивившись словам матери, закричал Ваня.
- И не пререкаться, - строго посмотрела на него Амалия Абрамовна, - ваша сестрёнка, Эммушка, тоже думала поди, что ей ничего не может угрожать.
Она посмотрела в небо и перекрестилась.
Мальчики переглянулись и Яков равнодушно махнул рукой.
- Вот тебе и поиграли, - вздохнул он…
Эраст стоял неподалёку на променаде и смотрел через окно на океан, время от времени поглядывая на то, как Амалия Абрамовна отчитывает его младших братьев за непослушание.
- Ну что она делает? - увидел он приближающуюся Аннушку махнул рукой в сторону матери, - ну не хочу я выслушивать все эти дущещипательные нравоучения. В чём опять провинились мальчики? Ну играли себе, бегали! А что им ещё нужно для счастья в их возрасте, на этом скучном корабле?
- Тише, тише, умоляю Вас, - подошла Аннушка улыбнувшись, - не дай Бог, Ваша матушка увидит нас вместе за разговором. Она же потом, и Вам и мне, всю душу вымотает.
- Обещайте мне, - горько усмехнулся Эраст, - что едва мы прибудем к папеньке, как тотчас во всём ему признаемся. Я уж не могу таить и скрывать при всех свои чувства к Вам, Аннушка. Это же пытка, жить под властью отставшей от всего человеческого общества, маменьки, у которой на уме одни заупокойные молитвы. Я тоже скорблю по сестре. Но зачем превращать в погребальный склеп жизнь и нашу, и Вани, и Якова?
- Тише, - улыбнулась Аннушка прошептав, - вот увидишь, всё будет в порядке. Иван Иванович очень даже согласен с тобой и он благословит нас обвенчаться. И мы тотчас уедем обратно в Россию и обвенчаемся. Ты будешь учиться в юнкерском, в Чугуеве, мы купим там домик и я буду ждать тебя, и всё это будет позади. А Амалия Абрамовна не посмеет Ивану Ивановичу перечить. А мальчики и сами всё понимают. Видел бы ты, сколько возмущения было в глазах у Вани, - усмехнулась Аннушка.
Эраст вздохнул, глянул на Амалию Абрамовну продолжавшую отчитывать Ваню и Якова. Потом посмотрел на Аннушку.
- Ты скажи ей, что видела меня прогуливающимся по променаду. Я подойду уже в столовую. Не хочу этих публичных громких молебнов, да ещё на весь обеденный зал. На нас и так уже смотрят как на дикарей.
Аннушка улыбнулась в ответ.
- Ну уж постараюсь. Только же и ты не подведи меня?
- Постою у входа, в коридоре, - ответил Эраст, - думаю, что благословить трапезу, Христос и Богородица могут и без моего участия…
Аннушка вернулась к Амалии Абрамовне. Эраст остался стоять на променаде.
- Ну, видела Эраста? - посмотрела Амалия Абрамовна на Аннушку, едва та подошла.
- Прогуливаются по променаду и чем-то взволнованы, - ответила Аннушка, - просили предать Вам, матушка, чтобы не беспокоились о нём и начинали полудничать. Эраст Иванович присоединятся к вам уже в столовой.
- Ну вот тебе и молодёжь! - чуть не заплакала Амалия Абрамовна, глянув на стоящих перед ней, с виноватым видом Ваню и Якова, - ничему хорошему не учат в современных гимназиях! Не то что тогда, когда я училась в институте на Рымарской, у покойной Анны Григорьевны! - она снова перекрестилась глянув в небо и посмотрела на мальчиков, - будто я не знаю, чего он избегает каждый раз, когда мы идём в столовую, - вздохнула Амалия Абрамовна, - и Вы туда же, вслед за братом. Ну что за мужицкая мода, стесняться своего родного? Один раз побывал в Америке, а теперь важничает!
- Нет, маменька! - хотел было даже заплакать Ваня, но Яков тотчас дёрнул его за рукав и посмотрел на мать.
- Идёмте, американцы мои, - встала с лавочки Амалия Абрамовна, посмотрев на сыновей...
Когда Эраст зашёл в столовую, Амалия Абрамовна уже завершила молитву и приступила к полднику.
Посмотрев на сына, Амалия Абрамовна вздохнула и молча указала взглядом, что Эраст тоже может садиться.
Эраст сел за стол, хотел было что-то сказать, но Амалия Абрамовна внезапно перебила его.
- Вот семья, рядом с нами, так те вместе пришли, Эрастушка, - кивнула Амалия Абрамовна на другой конец длинного стола, - отчего же ты так расстраиваешь нас?
- Не хотел прерывать размышления, маменька, - ответил Эраст, - вот думаю взять Якова да Ваню, и пройтись в библиотеку, ежели Вы не будете против?
- Тут есть библиотека? - удивилась Амалия Абрамовна.
- Да, и я там уже побывал, - сказал спокойно Эраст и посмотрел на мать, - духовной литературы там достаточно, можете не переживать. Но совершенно нет книг на русском. Но это ведь и лучше? Нам же придётся некоторое время пожить в Америке? Пусть мальчики учат язык. А для Вани там, книжек с картинками побольше будет, чем в нашей домашней библиотеке.
- Литература, она всякая бывает, - ответила Амалия Абрамовна, - и картинки тоже. Европейцы, они люди, конечно образованные, но распущенные. Как бы не оказалось там непотребных картинок!
- Не думаю, что детские сказки могут оказаться непотребными, маменька, - улыбнулся Эраст, - а библиотекарь, мне показался даже очень набожным человеком. Мы с ним говорили полчаса. Он восхищался русской поэзией и нашей литературой…
- Небось, этими Толстым и Достоевским? - насторожилась Амалия Абрамовна, - позор нашего Отечества, - вздохнула она, - вот увидишь, не пройдёт и десяти лет, как их выбросят вон и забудут про то, что они вообще жили среди нас! Анафема, она на то и анафема, - перекрестилась Амалия Абрамовна.
Эраст вздохнул. Допив чай, он хотел было встать, но передумал.
- Пожалуй, - сказал он, - закажу ещё чая. Не напился, знаете ли.
- Ты заболел? Может обратимся к доктору? - насторожилась Амалия Абрамовна.
- Да ну что Вы, маменька, - ответил Эраст, - сегодня с утра посещают разные мысли и хочется их обдумать, - улыбнулся он ей, - не извольте беспокоиться.
- Ладно, мы пойдём, - встала она и подняла сыновей.
От выхода, она обернулась к Эрасту, продолжавшему молча и хмуро сидеть за столом.
- А насчёт библиотеки, то сводил бы братьев? - улыбнулась она, - всяко лучше, чем носиться как ошалелые подле края на палубе.
Когда они вышли, Эраст вздохнул и посмотрел на стол.
- Простите, молодой человек, - услышал он русскую речь, - подсаживайтесь к нам?
Эраст глянул на другой конец стола, откуда его звали.
Там пила чай другая семья.
Высокий, усатый мужчина махнул ему рукой и показал, что Эраст может присоединяться.
- Благодарю Вас, - ответил мужчине Эраст и встав со своего места, пересел к семье.
- Я слышал, у Вас с Вашей матерью, явные расхождения в вопросах русской литературы?
-  Не только русской, и не только литературы, - ответил Эраст, - разрешите представиться? Эраст Панула, из Харькова. Мой отец купец, а матушку и братьев вы только что видели. Поступаю в юнкерское училище и эта поездка, хотя и несвоевременна, и не по душе мне, но так лучше всем. Думаю, как бы не пришлось мне остаться в Америке.
- Понимаю, - кивнул, улыбнувшись ему в ответ, человек, - Фредерик Гудвин, - представился он и указал глазами на свою семью, - это моя жена Августа и мои дети, Лиллиана, Чарльз, Уильям, Джесси, Гарольд и Сидней. Я физик, инженер. Но работал простым электриком. Поэтому, у меня свои претензии к религии, хотя, я глубоко верующий человек. Мои сыновья пели в церковном хоре, в католической церкви. А Августа, раньше преподавала в католической школе для девочек. В Англии об этом говорить нужно стыдясь, но Вам, как православному, я могу это сказать совершенно спокойно. Вы ведь тоже иноверец на корабле, которым правят протестанты? - улыбнулся Фредерик.
- Вы хорошо разговариваете по-русски? - спросил Эраст.
- Конечно же! - усмехнулся Фредерик, - моя сестра живёт в России, к слову, в Харькове. И мои дети учили русский, едва научились произносить первые слова на родном шотландском и не-родном английском. Моя семья, уже в третьем поколении связана с Россией и трудно сказать, сколько родственников, двоюродных и троюродных братьев и сестёр у меня там живут. Но со всеми теми, кто Гудвин по крови, мы стараемся общаться. Как Вы думаете, на каком языке мы с ними разговариваем и переписываемся? - он улыбнулся, - а насчёт Достоевского, то Ваша матушка не права. Он бессмертен!
- Я тоже так думаю! - обрадовался Эраст, - а Вы читали Достоевского?
- С карандашом, - ответил Фредерик, - ведь его надо не читать, а осознавать, чувствовать. Если Вы читаете Достоевского глазами, то Вы не читаете его. Его надо читать сердцем и пропускать через душу его слова. Только так его можно понять.
Он подумал.
- Зря Вы поехали в Америку, молодой человек, - сказал Фредерик, - Россию, конечно, ждут большие испытания. И Фёдор Михайлович прямо говорит о том, что виной будут не такие как Вы, а те кто слепо хватается за прошлое. Не только в России, но и повсеместно, народы превращаются в тлен. Они не живут, а пытаются доказать себе то, что они живы. При этом, всё больше и больше напоминая серую толпу живущую одним днём. А это и есть смерть. Только покойнику ведь не надо ничего от будущего? Зато, он живёт воспоминаниями о прошлом и сам по себе есть воспоминание? Верно? А теперь представьте, что этот мертвец грешен, что это душа, которая не может найти упокоения, требует крови и жертв, буйная и жаждущая отмщения душа? Или наоборот, спящая, уставшая, вечно дремлющая, которую никогда не разбудить. А если её разбудить, то разве что для того, чтобы мертвец этот блуждал бесцельно слепой и во тьме, размахивая беспорядочно руками и издавая нечленораздельные звуки. И вот, такая душа овладевает телом? Понимаете, если мёртвая душа вселяется в живое тело, она убивает и себя, и тело. А Россия это тело, душа которого её народ. Да, собственно, это применимо к любой стране. Но такие как Вы, эти испытания обратят в победы и свершения. Потому что вы живая душа, рождённая в этом теле. И если ваши внуки не убьют душу, не станут очередной мёртвой душой, то значит Достоевский, предвидевший будущее в своих трудах, действительно бессмертен…

Шольц нервно поглядывал на часы и когда вошла Сара, он поднялся и слегка улыбнувшись, кивнул ей.
- Госпожа фон Готт, - улыбнулся Шольц, - к сожалению не могу заказать столик в ресторане, но рад видеть Вас.
Он кивнул на столик застеленный белой скатертью. Бутылка вина, розы в скромной вазе, два бокала и фрукты.
- Прошу Вас, не откажите, - пригласил Сару за стол Шольц.
- Господин Шольц, я тронута, - улыбнулась Сара, присаживаясь.
Шольц сел и разлил вино по бокалам.
- Это так романтично, - улыбаясь, покачала головой Сара, - баронесса и офицер в Третьем классе, в небогатой столовой отмечают своё знакомство.
Она рассмеялась, пригубив вино.
- А вино явно не отсюда, - так же с улыбкой посмотрела она на Шольца.
- О, ну что Вы! - ответил Шольц, - я поймал стюарда и сунув ему несколько банкнот, заставил всё это принести с камбуза Первого класса. Мы не можем предугадать где и в какое время мы окажемся, когда станем считаться Первым, а когда Третьим классом. Сегодня мы бароны Третьего класса, а завтра отребье из Первого.
- Метко сказано, - кивнула в ответ Сара, - отребье из Первого класса. Я даже рада, что мы тоже решили сэкономить, как и вы. Последнее время, в Первом классе всё чаще встречается именно отребье, а аристократам приходится носить рваные башмаки.
- Как здоровье Вашего мужа? - спросил Шольц.
- Дети не дают ему скучать, - ответила Сара, - и так же не дают думать о болезни. Надеюсь, через пару дней ему полегчает.
- У Вас такие тихие дети, - улыбнулся Шольц, - никогда бы не подумал, что в таком возрасте можно спокойно усидеть на месте.
- Это в породу отца, - усмехнулась Сара, - в их возрасте, родители меня бы ни за что не удержали бы и пяти минут. Мой отец был морским офицером и один раз, когда мы с матерью и братьями приехали к нему в Севастополь, мне было двенадцать лет. И в порту угнали шлюпку привязанную на пирсе. Оказалось, это мальчишки решили изобразить из себя пиратов и отправились вдоль берега на поиски сокровищ. Как вы думаете, кто был капитаном этих пиратов?
- Конечно же Вы, - усмехнулся Шольц, - у Вас, как я понимаю, свои отношения с морем!
- О да, господин Шольц, - кивнула Сара, - если бы женщин брали на флот, то я несомненно стала бы капитаном!
- А знаете, я слышал про женщин-капитанов, - сказал, подумав, Шольц, - была такая знаменитая пиратка, мадам Вонг. И говорят, она командовала целой эскадрой и пираты её очень уважали.
- Это Вы ещё не слышали про казачьих атаманш, господин Шольц, - улыбнулась Сара.
В дверях показались двое. Первый, явно уставший и удивлённо рассматривающий всё вокруг, постоянно поправлял очки странной формы, а второй старался его поддерживать и то и дело одёргивал.
Антон ещё не совсем отошёл от похмелья. Он только что принял душ и Рочестер, не дав ему как следует обсохнуть, заставил одеться и сразу же поволок в столовую.
- Это хорошо, что ты после двухнедельной пьянки не выносишь табачного дыма, - сказал ему Рочестер, - поэтому я привёл тебя не в салон, как обещал, а в столовую.
- Это столовая? - осмотрелся Антон, - это скорее ресторан, мистер Рочестер!
- Ну, или так, - кивнул Рочестер и потащил Антона за свободный стол.
Усадив Антона за стол, Рочестер похлопал его по плечу.
- Сиди тут, док. И умоляю, ни к кому не приставай. А я сейчас принесу тебе пинту пива.
- Да, конечно, - кивнул Антон и едва Рочестер отошёл, он тут же посмотрел в сторону.
Антон чуть не вскочил с места, забыв и про похмелье, и про то что ему только говорил Рочестер.
- Это же Гудвины, - встал Антон и медленно подошёл к Фредерику.
- Простите, - тяжело дыша от волнения проговорил Антон, - если я не ошибаюсь, Вы Фредерик Гудвин?
Фредерик посмотрел на него, прервав свой разговор с Эрастом Панулой.
- Да, я Фредерик Гудвин, дружище, - ответил Фредерик, - случилось что-то серьёзное, или Вы просто решили познакомиться? Но, прошу прощения. Я сразу же уделю Вам внимание, едва мы покормим детей, если Вы не против, мистер?
- Карамышев, - тихо сказал Антон, - доктор истории Антон Карамышев.
- Вот как? - усмехнулся Фредерик, - ну тогда тем более простите, дорогой коллега. Я обещаю, что присоединюсь к Вам, как только завершу с мистером Панулой. Не думаю, что моей супруге и детям, будут интересны наши разговоры.
Он, улыбаясь покачал головой.
Антон отошёл, но тут же был взят под руку и усажен на своё место.
На столе, перед ним стоял бокал пива.
- Я же сказал, - проговорил Рочестер, - никуда не надо ходить и ни с кем не надо знакомиться без меня, в таком состоянии.
- Но… - хотел было сказать Антон.
Рочестер кивнул Фредерику, извиняясь за Антона.
- Лечитесь, док, - указал на пиво Рочестер.
Антон подумал, взял бокал, выдохнул и залпом выпил половину, поставив бокал на стол.
- Ух… - снова выдохнул он.
- Полегчало? - кивнул ему Рочестер.
- Да, - уверенно сказал Антон, - вот теперь я понимаю что к чему и где мы находимся.
- Слава Богу, док, - усмехнулся Рочестер в ответ, - и где мы находимся?
- На «Титанике», мистер Рочестер, - глянул на него Антон, - сегодня 12 апреля 1912 года. И через два дня нам всем…
- Хватит, - улыбнулся, прервав его, Рочестер, - этого достаточно. Вот теперь я могу Вас поздравить с возвращением в здравый ум. Вы же не хотите бунта в Третьем классе? К чему, так громко об этом говорить? Произойдёт то, что должно произойти. А если Вы начнёте требовать встречи с капитаном Смитом, то боюсь, что встретитесь Вы только с корабельным врачом. И то, только в том случае, если будете бузить в гордом одиночестве. Потому что, если Вы найдёте здесь пару человек, которые поверят Вам, то вместо врача Вас познакомят с начальником полицейского участка. А потом, когда они поймут что Вы говорили правду, всё равно уже будет поздно.
- Понимаю, - ответил Антон.
Он снова глянул на Гудвинов.
- Ну нам, надо как-то предупредить этих людей? Быть может, мы спасём их жизни!
- Ой док, - покачал головой Рочестер, - я, конечно, не специалист в вопросах пространственно-временного континуума, но я всё-таки детектив. И у меня такое ощущение, что нам с Вами, желательно, не вмешиваться в те события которые должны очень скоро произойти. Ведь если дело в мальчике, - кивнул Рочестер на Гарольда, - то детей, как раз лучше не трогать. Как там говорят в церкви? Такова Воля Божья? Ну так вот, такова Воля Божья и самого мальчика. Хотел бы он свою семью спасти, или было бы это возможно, он взрослый, сейчас сидел бы с ними за столом. Но мы его не видим. И на это, как я полагаю, есть свои причины. Давайте, для начала, поговорим с мистером Гудвином? А потом будем разбираться в причинах!
- Вы думаете, он что-то знает? - пожал плечами Антон.
- Я думаю, док, - ответил Рочестер, - клубок нам придётся распутывать с самого начала. И мистер Гудвин и есть это самое начало. Мистер Полежаев оказал нам неоценимую услугу. Он предоставил нам возможность опросить фигурантов дела, которое было закрыто больше 100 лет назад. И именно мы должны установить истину о том, что же на самом дел произошло на «Титанике», точнее — должно произойти. Но, на всё это у нас — два дня и две ночи.
Рочестер улыбнулся.
Августа и дети встали из-за стола. Фредерик тоже поднялся и пожал руку Эрасту.
- Ну, рад был познакомиться с таким замечательным молодым человеком! - объявил он громко, - я очень надеюсь на то, что не откажете мне в дальнейшей дружбе!
Антон удивлённо глянул на Рочестера.
- Эраст Панула… из России. Фредерик Гудвин знает русский язык? Но откуда?
- Ну чего Вы у меня спрашиваете? - усмехнулся спокойно Рочестер, - у него и спросите. Да и вообще, пока Вы пили, Вы многое потеряли. Пьянство для учёного, это вообще как лень для писателя. Например, в отличие от Вас я видел как «Титаник» ушёл в свой первый и единственный поход, - усмехнулся он, - а уже спали пьяный. И вот теперь кусайте локти и завидуйте мне, док. Как же Вы теперь без меня? Я ведь видел живой «Титаник», когда он только выходил из Бэлфаста!
- Да, - тяжело вздохнул Антон, - надеюсь, Вы фотографировали? У Вас же есть с собой фотоаппарат?
Рочестер показал телефон.
- Надейтесь, что это переживёт крушение, док.
Подошёл Фредерик.
- Прошу прощения, джентльмены, - поздоровался он, - прошу прощения за то, что заставил Вас ждать.
- Присаживайтесь, мистер Гудвин, - пригласил его Рочестер, - право, мне немного неудобно за поведение своего товарища. Он немного устал и здоровье, надобно сказать, подвело его. А тут, он увидел Вас и даже, как я вижу, исцелился.
- Правда? - удивился Фредерик, - неужели моя персона, так благотворно может влиять на присутствующих? - улыбнулся он, - вот это, я обязательно сегодня расскажу своей жене, чтобы воодушевить её. И так, чем же обязан Вашему вниманию, доктор Карамышев? - глянул он на Антона.
Антон немного растерялся.
- Я знаю, Вы учились… - он даже забыл слова и только жалостливо посмотрел на Фредерика.
- В Сорбонне, - пришёл на помощь Рочестер.
- Да, - опомнился Антон, - именно… но почему Вы здесь? Почему не в Первом классе, доктор? Я даже в недоумении от того, что встретил Вас…
- Я заметил Ваше волнение, доктор Карамышев, - снова улыбнулся Фредерик, - прошу Вас, не надо нервничать. Пейте пиво, можем пойти выкурить по сигаре и уверяю Вас, я не настолько страшен, чтобы трепетать в моём присутствии. Всё очень просто, - развёл Фредерик руками, - нас не пустили на наш пароход и я просто не мог отказаться от предложения сесть на «Титаник». Но это ведь лучше, чем ночевать в порту, в ожидании следующего парохода? И хорошо если одну ночь! Один бы я может и мог так поступить, но семья это большая ответственность. Вы, как я заметил, человек не женатый и вряд-ли поймёте, что значит разрываться между целесообразностью и рациональностью.
- Наверное, Ваши дети были рады сесть на такой большой пароход? - усмехнулся Антон, - помнится, в детстве меня всегда манили пароходы. И чем больше был пароход, тем мне было интереснее посмотреть на то, какой-же он внутри, постоять у его штурвала и поскорее выйти в море, - он усмехнулся своим воспоминаниям и глянул на Фредерика, - а почему Вы вдруг взяли и уехали? Почему Америка, а не Франция например, или Германия? Неужели Америка так привлекательна для человека науки?
- Знаете, - подумал Фредерик, - человеку науки всё равно где заниматься наукой. Он найдёт себя даже в пустыне. Но только, не в такой пустыне как Англия. А Германия, это слишком бурная река. А я люблю тишину.
- Но разве Америка настолько тихое место? - спросил Рочестер, - тишина всегда обманчива, доктор. Особенно в пустыне. Это я знаю куда лучше многих.
- Вы тоже воевали? - посмотрел на него Фредерик, - Южная Африка?
- Нет, на Ближнем Востоке, - ответил Рочестер.
- Палестина, или Египет? - подумал Фредерик, - колониальный корпус, если я не ошибаюсь. Видел ваших ребят. В отличие от вас, мы хотя бы знали за что воевали, - он усмехнулся и посмотрел на Рочестера, - за алмазное ожерелье для леди Дафф Гордон, и за кукурузу для королевского салата в ресторане Гатти, - улыбнулся Фредерик, - думаю, я ответил на Ваш вопрос, почему я тут, а не в Первом классе.
- Да, уж куда понятнее, - покачал головой Рочестер, - с нами вот, в каюте едет офицер. Правда он русский, казак, и поговорить с ним может только доктор Карамышев. Но, доктор Карамышев занемог, - кивнул он на Антона, - и я до сих пор не смог удовлетворить своё любопытство. Наверняка он рассказал бы много интересного? Если верить географическим журналам, казаки это народ загадочный. А глянуть на нашего спутника, так вопросы сами собой напрашиваются.
- И у вас тоже в каюте русский офицер? - усмехнулся Фредерик, - такое ощущение, что Россия на «Титанике» перебрасывает свои войска в США!
- А что, есть ещё один? - посмотрел на Фредерика Антон.
- Да, - кивнул Фредерик, - с нами в каюте едет русский полковник.
- Русский полковник? - удивился Антон.
- Хотите, чтобы я с ним Вас познакомил? - спросил Фредерик, - ну так заглянули бы к нам в гости. Думаю, он не будет возражать, если я представлю ему Вас, джентльмены.
Спустя час Антон окончательно пришёл в себя. Выйдя на палубу, он то и дело узнавал всё вокруг, размахивал руками почти крича Рочестеру о том что видел. Кричал он то ли от восхищения, то ли от возбуждения, и пока они шли на нос, потом обратно, Рочестер даже устал от этой экскурсии.
- Ладно, - остановил Рочестер рассказ Антона, - лучше я не буду знать что тут к чему и кто есть кто. В этом больше интриги, док. Ты мне лучше вот что скажи. Как тебе знакомство с Гудвином?
- О, я даже не представлял себе что он настолько образован, мистер Рочестер, - вздохнул радостно Антон, - доктор Гудвин это восхитительный, интеллигентный, всесторонне образованный человек! Полежаев нам сделал неоценимый подарок. Это же восхитительно! Увидеть «Титаник» собственными глазами! Прикоснуться к нему тогда, когда он ещё плывёт в океане! - воскликнул Антон, - плывёт в океане навстречу мечте! Несётся на крыльях вечности!
- Ладно, ладно, - остановил его восхищения Рочестер, - я понял. Увидеть «Титаник» и умереть. Только не надо прорываться с боем на полубак, изображать там парящую птицу на носу и кричать о вечности. Поверьте, боцман Вас выгонит оттуда гораздо раньше, чем Вы вообще что-то успеете прокричать. Я о другом, - посмотрел он на Антона, - что Вам, как историку, показалось бы странным в его словах?
- Я даже не знаю, - подумал Антон, - вроде бы ничего особенного.
- А из этого ничего особенного, на что особенно особенное, Вы могли бы обратить внимание как историк? - посмотрел на него Рочестер.
- Наверное, - подумал Антон, - я бы удивился, что человек из 1912 года, учёный, пренебрёг Германией отдав предпочтение Соединённым Штатам Америки.
- Это ещё почему? - усмехнулся Рочестер.
- Вам это будет трудно понять, мистер Рочестер, - поправил очки Антон, - но Соединённые Штаты, или как тут сейчас говорят - Североамериканские Соединённые Штаты, не всегда были передовой и развитой страной. Сейчас это отсталая страна, бедная, разорённая и едва сводящая концы с концами. И наплыв мигрантов, заражённых «американской мечтой», на деле являвшейся «американской сказкой», только усугублял положение.
- Ближе к делу, док, - кивнул ему Рочестер.
- Ах, да, - опомнился Антон, - ну так вот, в 1912 году, учёный отдавший предпочтение США перед Россией или перед Германией, это всё равно что если бы у нас в 2018-м, такой же точно учёный отдал бы предпочтение Эфиопии, перед теми же США.
- Ну это объясняется просто, - усмехнулся Рочестер, - насколько я знаю, доктор Гудвин получил письмо от своего брата Томаса, в котором тот приглашал его в дело, сулил хорошую прибыль и безбедную жизнь. Кроме того, - посмотрел он на Антона, - доктор Гудвин работал с Николой Теслой.
- Этого я не знал, - удивился Антон.
- Вы много чего не знаете, док, - ответил Рочестер, -  но неужели это единственное, на что Вы обратили внимание?
- Не единственное, - вздохнул Антон, - доктор Гудвин упомянул, что с ним в каюте едет русский полковник, - он посмотрел на Рочестера, - полковник в Третьем классе это либо нонсенс, либо военная операция!
- А не мог ли доктор Гудвин перепутать солдата с полковником? - спросил Рочестер, - ну мало ли, какой-нибудь авантюрист представился полковником. Россия далеко, народ здесь не особо разбирается в русских чинах, а публика такая, что ей мало дела до того кто едет рядом.
- Нет, - покрутил головой Антон, - это исключено. Гудвин знает русский язык и судя по обрывкам его беседы с Эрастом Панулой, разговор шёл о Достоевском.
- Ну и что? - кивнул Рочестер.
- А то, что Гудвин не просто разбирается в русской литературе, - ответил Антон, - он хорошо разбирается в России. В первые минуты у меня сложилось впечатление, что это был разговор двух русских, а не русского и британца.
- Ну в этом странного ничего нет, - ответил Рочестер, - человек знает русский язык. Но и в 1912 году, существует много возможностей его выучить. Мы ведь тоже владеем и двумя, и тремя языками, верно? Он читает Достоевского. Достоевский в этой эпохе почти современник, а не далёкое прошлое. Но ведь и в нашем времени, он считается величайшим философом? Почему бы Гудвину его не изучать? В конце-концов, когда Фредерик Гудвин учился в Сорбонне, Фёдор Достоевский был очень модным среди студентов.
- Среди русских студентов, - поправил Антон Рочестера, - кроме того, Гудвин воевал в англо-бурской войне. А русская армия там была. Солдата от полковника он отличит без труда. Проблема только в том, что единственным русским полковником на борту «Титаника» был барон Виктор фон Готт.
- Есть, а не был, - ответил Рочестер, - и это его сын, - он подумал, - он рядом с ними, док. Я ошибался. Гудвинам угрожает опасность и фон Готт это знает. Конечно же, в столовой он сидеть не будет. Не по статусу. Но каюту он занял не какую-нибудь, а рядом с отцом.
Он посмотрел на Антона.
- Есть ещё один момент, док, на который обратил внимание уже я.
- Какой момент? - кивнул Антон.
- Он ушёл от твоего вопроса о детях, - сказал Рочестер, - а вопрос был не просто о детях, а более чем прямой. И ушёл он от ответа не просто так.
- Может, посчитал вопрос некорректным и решил на него не отвечать? - пожал плечами Антон.
- У англичан так не принято, - ответил Рочестер, - тем более, так не принято у шотландцев. Не будь я Рочестер, я бы подумал, что Гудвин не заметил вопроса, или проигнорировал его. Но британец всегда ответит, если его спрашивают. И он прекрасно понял твой вопрос. Но если он промолчал в ответ, значит он согласился. А это значит, что кто-то из детей не хотел садиться на «Титаник». Догадайтесь, кто это мог быть?
- Гарольд? - подумал Антон.
Рочестер кивнул.
- Мне кажется, нам надо наведаться в гости к доктору Гудвину и познакомиться с фон Готтом.
- Но он же ехал в Первом классе! - удивился Антон.
- На него была забронирована каюта в Первом классе, - ответил Рочестер, - а это большая разница, док. Забронировать, и даже выкупить её могли и мы с тобой. Были бы нужные деньги. А вот сколько раз мы бы там показались, и кто там вообще поехал бы, если бы поехал вообще, это ещё вопрос.

Шольц открыл двери в каюту и плюхнулся на койку, с усмешкой глянув на сидящего напротив Шрёдера.
Шрёдер читал газету.
- Какой смысл перечитывать газеты недельной давности? - усмехнулся Шольц, - неужели там может появиться что-то новое?
- Новое всегда есть, даже в старых газетах, - ответил Шрёдер, - а вот у тебя, как я вижу, новости есть и они хорошие.
- Почти хорошие, - сел Шольц, откинувшись на стену, - обедал с баронессой фон Готт, пили вино, закусывали фруктами.
- С еврейкой? - рассмеялся Шрёдер, - ты влюбился в еврейку? Не похоже на тебя, Шольц! Надеюсь, ты не забыл сообщить ей о том, что служишь в СС?
- СС ещё нет, - ответил Шольц, - дама весьма правильных убеждений и я даже засомневался в том, что разговариваю с еврейкой. Готовый член партии и даром что замужем! Но дело не в ней, Шрёдер. Пока мы мило беседовали, к Гудвинам сегодня подходил какой-то русский. Это был не фон Готт, но персона весьма примечательная.
- И кто же? - спросил Шрёдер.
- Какой-то Карамышев, - ответил Шольц, - ещё, с ним был американец.
- Как ты понял, что американец? - кивнул Шрёдер.
- По манере одеваться, - усмехнулся Шольц, - времена проходят, а спортивные ботинки под костюм они упорно продолжают носить.
- Главное же не выделяться, - улыбнулся Шрёдер, - и что эта парочка? - кивнул он снова.
- В принципе, можно сказать, что ничего примечательного, - Шольц посмотрел на Шрёдера, - я сразу понял, что русский был с перепоя. Едва они появились, это сразу бросилось в глаза. Без помощи американца, он просто не мог идти, его шатало из стороны в сторону и бедняге нужно было опохмелиться. В начале, я принял их за забулдыг. Но тут, я услышал одно волшебное слово. Это было слово «док». Именно так американец назвал русского. Тогда я подумал, что этот русский врач, но когда русский вдруг подошёл к Гудвину и представился доктором истории, тут я начал внимательно слушать их разговор.
- Два учёных в Третьем классе, - подумал Шрёдер, - историю первого мы знаем, а вот второй, это уже перебор. И о чём они говорили?
- Знаешь, Шрёдер, - ответил Шольц, - важно не то о чём они говорили с Гудвином. Важно то, что этот русский узнал Гудвина едва его увидел. Он знал что это Гудвин, он знал кто такой Гудвин и что Гудвин — доктор, а не просто какой-то пассажир обедавший с семьёй в столовой. И Гудвина это ни сколько не удивило. Должен бы был прозвучать нормальный вопрос, который задают в данном случае всегда, особенно люди британского воспитания. Это вопрос, откуда они могут быть знакомы, да и вообще, кто такой этот пьяница и что ему нужно. Вместо этого, Гудвин просто подошёл к ним и начал милую, вполне задушевную и откровенную беседу.
- Гм, - снова подумал Шрёдер, - значит Гудвин знал кто это такие. По крайней мере, знал кто такой этот Карамышев. Ну что же, - посмотрел он на Шольца, - русское пьянство нам помогло. Садимся на хвост этой парочке. Как они тут оказались, это уже не важно. Важно то, что они ответили на главный вопрос.
- Какой? - кивнул Шольц.
- Не буду пока говорить, - ответил Шрёдер, - боюсь сглазить. Но, если это то что я думаю, то доктор Гудвин решил сбросить маску. Остаётся только вопрос: знает ли он, что здесь так же и мы? - улыбнулся Шрёдер.

Глава 27
14 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА; СЕВЕРНАЯ АТЛАНТИКА
Аронссон даже не подозревал, что его новый знакомый окажется таким увлекательным собеседником. Едва, ещё утром, Аронссон показался на палубе, как услышал знакомый голос зовущий его. Это был голос Скуга.
- Эрнест! Дружище! - махал ему рукой Скуг и Аронссон даже обрадовался.
Скуг сидел на лавочке. Рядом с ним, так же глядя на подошедшего Аронссона, сидел белоголовый мальчик лет десяти.
- Мой Карл, - гордо сказал Скуг, указывая на мальчика.
- Здравствуйте, Вильгельм! Привет, Карл! - поздоровался Аронссон, - как Ваше самочувствие? Миссис Скуг не ругалась после вчерашних наших бесед?
Скуг рассмеялся.
- Может и ругалась! Мне какое дело? Я уже спал как убитый!
- Ещё как ругалась, - ответил Аронссону вместо отца Карл, - только ты в ответ захрапел и она поняла, что ругаться бесполезно, - глянул Карл на отца.
- Вот, - гордо сказал Скуг, - вот это мой сын!
Он глянул на Аронссона.
- Что-то я не вижу нашего нового друга, журналиста. Надеюсь, он не выпал за борт, когда убегал из столовой от своих земляков?
Аронссон посмотрел вокруг.
- Да, действительно, - подумал он, - этот ирландец как будто за борт свалился после вчерашнего. Но думаю, мы его ещё встретим, - посмотрел он на Скуга, - я сегодня, после обеда видел тут довольно интересную компанию. Русского и американца. Мне показалось, что русский был готов схватить «Титаник» вместе с пассажирами и на руках перетащить по воздуху, прямо в Нью-Йорк. Видели бы вы его удивлённые глаза! То что они пожирали всё и всех вокруг, было видно даже сквозь его чудные квадратные очки!
Скуг снова рассмеялся.
- Да, я их тоже видел. Бедный его американский друг! Он изо всех сил старался держаться гордо, когда шёл рядом с ним! А вот русский парень, явно беспробудно пропил две недели своей жизни и даже не помнит как тут оказался! У тебя было такое, что ты не помнил, как оказался где-нибудь? - посмотрел он на Аронссона.
- Это было после первого свидания, - вздохнул Аронссон, слегка улыбнувшись, - едва мы, я и Марта, уединились чтобы мирно посидеть под луной на дюнах возле моря, нагрянули отец и дядя той самой Марты. Они погнались за мной, и я не помню как с перепугу я оказался в Риге. Я, тогда целый месяц боялся показать нос в родной деревне.
Скуг рассмеялся.
- О, старина Эрнест! Да ты настоящий поэт! В моём случае, воспоминания достойны разве что прозы! Моя дорогая и горячо любимая нынешняя жёнушка, сама выловила меня и заволокла к себе на бутылочку крепкого вина! - он, улыбнувшись посмотрел на Аронссона, - и через девять месяцев родилось это белоголовое чудо, - погладил он по голове сына, - сынок - весь в меня и я уверен, что когда Карл вырастет, никакие костыли не помешают ему стать славным и знаменитым малым!
Скуг улыбнулся и посмотрел на Карла.
- Ну? Сиди на своей вахте, а мы с мистером Аронссоном немного прогуляемся, полюбуемся океаном..?
- Да уж посижу, - вздохнул Карл, глянув на отца, - вы только не слишком любуйтесь красотами, не так как в прошлый раз.
- Всё будет отлично, сынок! - усмехнулся Карлу отец.
- Не сомневаюсь, что вам будет отлично, - ответил Карл.
Они ушли. Карл остался сидеть на лавочке и через четверть часа, когда уже начал заметно скучать, вдруг увидел, что к нему, со стороны променада приближаются двое незнакомых мальчишек…
Едва они подошли, Карл посмотрел на них, подумав, что сейчас они обязательно будут с него смеяться и даже уже собрался достать из под лавочки костыли, чтобы просто уйти, но мальчик постарше приветливо улыбнулся ему и протянул руку.
-  Меня зовут Гарольд. Нас некому представить, - сказал, явно неуверенно подбирая слова, мальчик, - поэтому, прошу простить меня за бестактность.
- Привет, Гарольд, - спокойно ответил Гарольду Карл, забыв про костыли и в душе обрадовавшись новым знакомым, - я Карл Торстен Скуг.
- Ты Чарли? - не понял мальчик.
- Нет, - улыбнулся Карл, - Карл, я из Швеции!
- Ух ты! - округлились глаза у Гарольда, - я про Швецию только читал. А ещё на глобусе видел.
Он указал на второго мальчика.
- Это мой друг, Фрэнки…
В каюте была полная тишина. Шольц барабанил пальцами по столу, а Шрёдер наблюдал за ним. Его явно раздражал стук, мешал сосредоточиться, но Шрёдер не подавал виду.
Наконец двери открылись и в каюту просунулась голова Уотсона.
- Можно? - спросил словно виновато Уотсон.
Шрёдер махнул ему рукой.
- Заходи, не стесняйся, - сказал Шрёдер, - наконец-то мы собрались все вместе.
Уотсон вошёл, кивком головы поздоровался с Шольцем и присел.
- Хватит барабанной дроби, - сказал Шрёдер Шольцу и тот прекратил барабанить пальцами, - что у Вас, мистер Уотсон? - глянул он на Энниса, - мистер Гудвин, как я понимаю, ведёт себя как ни в чём не бывало и даже не подаёт признаков волнения, или замешательства?
- Абсолютно, - покрутил головой Уотсон, - гуляет по палубе, с кем попало не знакомится и не разговаривает. Не замечает даже меня, будто не узнаёт, хотя я не особо и маячу у него на глазах. Работы много, а дядюшка на мне ездит как хочет. Такова цена моего пребывания на «Титанике».
- Да, - согласился Шрёдер, - но поверьте, что это не цена, мистер Уотсон. Говорите, он часто гуляет по палубе? С ним должен ехать русский, военный. Вы не замечали его в кампании такого человека? Ну, или, похожего на военного, иностранца?
- Я тут видел нескольких русских, джентльмены, - ответил Уотсон, - но осмелюсь сделать предположение, что на военного ни один из них не похож. По крайней мере из тех что я видел. Хотя, если считать русским казака… - подумал он.
- Казака мы видели, мистер Уотсон, - кивнул ему Шрёдер, - это не тот кто нас интересует. Нас интересует офицер. И он должен быть рядом с Гудвином. Вам нужно будет попасть к нему в каюту и найти подтверждение, что военный там действительно есть. А заодно, постарайтесь осмотреть его багаж. Должна же быть подсказка к ответу на вопрос, что он тут делает? В общем, займитесь его каютой.
- Казака? - удивился Уотсон.
- Гудвина, - ответил Шрёдер, - и постарайтесь это сделать очень незаметно. Просто убедитесь, что русский офицер здесь действительно есть и находится рядом с мистером Гудвином.
- Но каюты запираются, - подумал Уотсон.
- Неужели член гарантийной группы, не найдёт повода проникнуть в каюту? - усмехнулся Шрёдер, - лампочку проверить, понимаете? Ничего примечательного. Штатная проверка электрики, - он улыбнулся, - в конце-концов, рядом едут его сыновья, мистер Уотсон. И них, наверняка есть ключ, а Вы умеете ладить с детьми, правда?
Шрёдер посмотрел на Шольца.
- Как я понимаю, немецкая семья фон Готт, отношения имеет очень мало к Виктору фон Готту?
- Разве что, баронесса Сара фон Готт, и то… - начал было Шольц, но Шрёдер прервал его.
- Значит завязывай с этой еврейкой, Шольц, - сказал Шрёдер, - ничего с ней не случится, если, конечно, ты перестанешь за ней ухлёстывать как мальчишка. Поверь, Якову фон Готту вряд-ли понравятся ваши посиделки за бутылочкой вина.
Шольц вздохнул.
- Но… - развёл он руками, подумал и усмехнулся, - ладно, постараюсь держать себя в руках.
- Вот и хорошо, - ответил ему Шрёдер, - найди того русского доктора, которого ты принял за забулдыгу, и постарайся его разговорить. На любую тему, но только чтобы он проговорился о том, кто он такой и куда и зачем едет.
Шрёдер глянул на Уотсона.
- А Вы, мистер Уотсон, сделайте то о чём я Вас попросил.
- А что будешь делать ты? - посмотрел на Шрёдера Шольц.
- А я, - подумал Шрёдер, - попробую завести знакомство с одним интересным человеком.
- Тут ещё есть интересные люди, о которых я не знаю? - удивился Шольц.
- Это старший офицер Уайлд, - ответил Шрёдер, - по крайней мере, с его помощью я смогу наведаться в Первый класс.
- Скучаешь за дорогими ресторанами? - усмехнулся Шольц.
- Нет, - покрутил головой Шрёдер, - нам ведь пригодиться окошко, Шольц? - улыбнулся он.
Эннис Уотсон временами был противен самому себе. Ему не нравилось то, чем ему приходилось заниматься. Не нравилось, но он утешал себя мыслью, что он «не просто какой-то электрик», а агент, почти полицейский, разве что без револьвера на поясе и одет не в мундир, а так, как все остальные молодые люди. Но, такой же важный и зоркий, как и констебли на перекрёстках, или сыщик в участке, или даже те, кто ловит шпионов, подставляя грудь под пули.
Правда, эти мысли посещали Энниса только в минуты вдохновения. Чаще всего, он просто одиноко грустил, боясь признаться другим, да и себе самому, что он ловит отнюдь не шпионов и бандитов, а вынужден докладывать обо всём, о чём его попросят. Точнее, что ему прикажут, довольно странные и вовсе не доброжелательные люди. И сказать важно то, что эти люди хотят от него услышать.
Эти люди тоже не носили военных мундиров. Но револьверы у них были самые настоящие. И кулаки были поздоровее чем у Энниса. И камера в подвале, которая была куда страшнее тех, что Эннис видел в полицейских участках.
Эннис понимал, что мог бы стать поэтом, или художником, или, даже журналистом. Будь у него больше свободы и денег. Хотя, свобода, в его понимании, напрямую зависела от этих самых шиллингов и фунтов. Последних, у него всегда было очень мало и карманы они посещали крайне редко. И так же, Эннис понимал и другую вещь, что один раз ему этот путь показался очень лёгким. Чувство защищённости, прикрытой спины, чувство покровителя рядом. Чувство безнаказанности за его дела, порицаемые и людьми, и церковью, и самими его покровителями. Покровители его презирали. И Эннис это знал. Но фунт. Проклятый фунт зашелестит цветной бумажкой в руке. Только скажи, что тебя попросят, правильно скажи, а лучше напиши, и… и вечерами Эннис себя проклинал. Выл от непонятной боли в груди. Хотя, почему непонятной? Так болит совесть…
«Титаник» для него стал действительно кораблём мечты. Можно сказать, Эннис видел в нём настоящий ковчег, с которого он мечтал сойти в Нью-Йорке, как Ной на горе Арарат. И оставить позади и ищеек, и прошлое, и вообще исчезнуть где-нибудь на западе, в пустынях, обзавестись маленьким домиком в маленьком городке, и большой семьёй и вообще сменить имя. А лучше, построить церковь и самому в ней служить. Но, прошлое настигло его уже на самом ковчеге. Прошлое ворвалось на «Титаник» беспардонно, нагло, и старый стыд и позор оказались вовсе не позади, а рядом. Эннис снова оказался в кругу тех, кто мог подарить заветный фунт, который в Нью-Йорке легко превращался в доллар. И сейчас, Эннис как никогда понимал, что спроси у него кто-нибудь «Сколько стоят тридцать серебрянников?», он без труда скажет — «Фунт! Проклятый фунт! Двести пятьдесят пенни! Или — двадцать шиллингов!»
Дядюшка Уильям ковырялся в щитке, тихо и интеллигентно ругаясь, поглядывая на Энниса стоящего рядом. Эннис держал ящик с инструментами и молча наблюдал за тем, как дядюшка Уильям делает то,  что должен был он сам.
- Где тебя черти носили с утра? - говорил дядюшка Уильям, - неужели сложно пройти по своему участку, проверить проводку, как горят лампочки в каютах, спросить у пассажиров что, да как? Обязательно найдётся работа. А может и не найдётся. Сделал обход - и гуляй смело, до самой вечерней смены.
Он глянул на Энниса и кивнул, с усмешкой на лице.
- Я как раз собирался обойти каюты, мистер Парр, - проговорил виновато Эннис.
- Их надо было обойти ещё перед завтраком, - ответил спокойно дядюшка Уильям, - не понимаю, как такого бездельника, мог терпеть уважаемый доктор Гудвин, да ещё взять тебя помощником?
- Мне стыдно, - опустил глаза Эннис, но тут же посмотрел на дядюшку Уильяма, - а что? Мистер Гудвин, я слышал, тут, на «Титанике»?
Дядюшка Уильям тяжело вздохнул.
- Только прошу тебя, Энни, не надо досаждать мистеру Гудвину своей компанией. У тебя слишком много работы, а у него слишком много забот и я думаю, среди этих забот нет выслушивания твоей болтовни.
Он бросил отвёртку в ящик и закрыл щиток.
- Ну вот и всё. Надеюсь, в курительном салоне лампочки больше не будут сами по себе отключаться, - посмотрел он на Энниса, - сходи, проверь там электрику и займись обходом кают. И я жду тебя с докладом, в машинном отделении. Офицер Питманн, просил заняться одним из генераторов. Вот мы вдвоём, им и займёмся.
- Может я, лучше, помогу мистеру Фросту в радиорубке? - спросил Эннис, - я слышал, он собирался туда полчаса назад?
- Нет уж, - категорически ответил дядюшка Уильям, - связь «Титаника» я под угрозу не поставлю. Уж лучше пусть мы будем плыть тише, но не в слепую, дорогой племянник.
- Да, мистер Парр, - вздохнул Эннис и собрался уходить.
- Инструменты верни, - позвал его дядюшка Уильям и молча забрал у него ящик с инструментами, - всё равно они тебе, как негру кадило/

Эннис, вначале вышел на палубу, постоял у борта, посмотрел на океан и у него совершенно вылетела из головы просьба дядюшки Уильяма. «Неплохо было бы, будь я тут простым пассажиром!», - усмехнулся сам себе Эннис, посмотрев на тех, кто отдыхал на палубе. У него уже начал созревать план, как и где ему можно было бы спрятаться на «Титанике» до самого конца рейса. Он уже замечтался, но гудок заставил его внезапно сорваться с места и побежать со всех ног в курительный салон.
На самом входе, он нос к носу столкнулся с Фредериком.
Фредерик, казалось удивился появлению Энниса. Он на мгновение замолчал, молча развёл руками и так же молча улыбнулся Уотсону.
На лице у Энниса появилась какая-то странная улыбка и удивление, почти испуг. Он никак не ожидал встретить Фредерика именно тут и именно сейчас. Вспомнив приказ Шрёдера, Эннис заметно растерялся.
- Мистер Гудвин? И Вы тут? - не найдя других слов чтобы поздороваться, расплылся в своей странной улыбке Эннис.
- Эннис, прости, я и забыл что ты здесь! - кивнул головой Фредерик.
Рядом с Фредериком выросла фигура русского офицера в длинной шинели. Офицер пристально рассматривал Энниса.
Тот, в начале глянул офицеру в глаза, потом отвёл глаза, вдруг заметив, что не выносит взгляда этого русского.
Офицер продолжал стоять молча, почти не дыша и жечь глазами Энниса, словно насквозь пронизывая ему душу.
Сердце Энниса заколотилось. Что-то странное, очень знакомое и в то же время очень далёкое чтобы быть узнанным, было в этом взгляде.
Эннис, совершенно незаметно для себя самого, передёрнул лицом, поймав себя на мысли, что испугался.
- Да ну, полно Вам, мистер Гудвин, - заставил себя сказать, посмотрев на Фредерика, Эннис, - всё равно у меня работы выше крыши.
- Познакомься с мистером фон Готтом, - указал Фредерик Виктора.
- Здравствуйте, мистер Готт, - Эннис через силу заставил себя глянуть на Виктора, - для меня честь быть знакомым с другом мистера Гудвина. Знаете, он мне как второй отец!
- Приятно это слышать, - криво улыбнулся Виктор в ответ, - а Вы сюда по делу, или просто отдохнуть?
- Да хочу расслабиться после работы, - почти проговорил Эннис, заставляя себя вспомнить, где же он раньше видел эту улыбку, - моя вахта закончилась, и теперь там мой дядюшка. Он тоже едет в гарантийной группе.
- Так вы в гарантийной группе? - кивнул, будто удивлённо Виктор.
- Да, иначе у меня не хватило бы денег на билет, - отвёл Уотсон, - будь я простым пассажиром, то наверное тоже отдыхал бы с Вами. С мистером Гудвином интересно общаться. Он большой учёный!
- Так уж и большой, - рассмеялся Фредерик, - ну, если у тебя будет желание, то присоединяйся к нам на палубе.
- С радостью, мистер Гудвин, - улыбнулся Уотсон, даже выдавив из себя улыбку, - я только покурю здесь. На палубах не разрешают курить. Хотя эти лорды из Первого класса курят даже в каютах. Хотелось бы и мне курить в каюте, хоть когда-нибудь.
Фредерик махнул на прощание рукой.
- Ну, мы тебе будем рады.
- Конечно, мистер Гудвин, - облегчённо вздохнул Эннис.
Он проводил их взглядом, пока они не скрылись за выходом на палубу.
- Мама дорогая, - схватился за голову Эннис, - похоже это и есть тот самый фон Готт, о котором говорили немцы. Лучше ловить самого дьявола, чем этого русского.
Он снова глянул в ту сторону, куда только что направились Фредерик и Виктор.
Войдя в салон он сразу же закурил, посмотрел на горящие лампочки и выбросив окурок в ведро, направился в каюты.
Найти каюту в которой ехал Фредерик, было не сложно. Приветливый стюард очень доброжелательно указал на коридор.
- Седьмая дверь отсюда, по левую сторону, - сказал стюард, - только там они поменялись с мистером Голдсмитом. Я правда не знаю, мистер Гудвин перебрался в к мистеру Голдсмиту, или мистер Голдсмит к своему сыну, но я думаю, что Вы разберётесь, мистер Уотсон.
- Спасибо, - кивнул Эннис и собрался уходить.
- Не могли бы Вы вечером прийти, проверить электрический фонарик, - остановил его стюард, - они и так тускло горят, а мой ещё и мигает когда захочет.
Эннис кивнул ему.
- Непременно, - сказал он, - справлюсь тут, помогу в машинном отделении и лично приду к Вам.
- Спасибо, мистер Уотсон, - улыбнувшись, кивнул стюард.
Подойдя к каюте, на которую указал стюард, Эннис остановился, подумал, собрался духом и открыл двери. Там он увидел трёх мальчишек.
Гарольд, Карл и Фрэнки, по очереди читали книжку друг другу, но едва Эннис заглянул в каюту, они дружно посмотрели на то, как он сунул голову внутрь и улыбнулся им.
- Привет. Гарри! - Эннис махнул Гарольду.
- О, Эннис? Я так рад! А мы тоже тут, - ответил Гарольд, и у Энниса душа упала в пятки. Кривая улыбка мальчика напугала его до смерти.
- Да, я вижу, - тихо проговорил Эннис, - а отец где?
- Или в соседней каюте, - указал Гарольд на стенку напротив, - или где-то тут.
Он махнул пальцем над головой.
- Ясно, - рассмеялся Эннис, - ну я пошёл, у меня дела.
- Пока! - снова криво улыбнулся Гарольд, - ты заходи, если что. А то Чарли нас совсем затиранил.
- Я ему затираню! – ответил Эннис, даже заставил себя улыбнуться в ответ и закрыл двери.
- Это кто? - спросил Фрэнки, кивнув Гарольду.
- Раньше папе помогал, - вздохнул Гарольд, - он в Америку давно собирался.
- Не нравится он мне, - усмехнулся Фрэнки, - глаза у него блестят, понимаешь? - подмигнул он Гарольду.
- Почему блестят? - не понял Гарольд, - ничего у него не блестит.
Фрэнки наклонился к Гарольду и что-то прошептал ему на ухо.
- Да что ты выдумываешь! - возмутился Гарольд, - Эннис не такой! Он добрый и часто мне и Уильяму дарил разные штучки интересные. Папа не мог взять на работу плохого человека!
- А что ты ему сказал? - спросил Карл, который вдруг понял, что Фрэнки сообщил Гарольду такое, что детям знать не положено.
Фрэнки громко рассмеялся в ответ, наклонился к Карлу и тоже что-то шепнул ему на ухо.
- Фу! Да откуда ты знаешь эти вещи! - махнул Карл рукой и даже отвернулся, - прошу, не надо мне говорить такие гадости.
Фрэнки нахмурился, молча сел, скрестил руки на груди и исподлобья посмотрел на друзей.
- Вот из-за таких как вы, - сказал он, - дети до сих пор верят, что их в капусте находят, - вздохнул Фрэнки покачав головой.
Эннис подошёл к соседней каюте, открыл дверь и зашёл внутрь. Там не было никого. Эннис присел на полку и осмотрелся. На вешалке висели плащи Голдсмита, Фредерика, а на верхней полке напротив лежал саквояж Виктора.
- Мда, - проговорил Эннис. Он встал и потянулся за саквояжем.
Поставив саквояж на стол, Эннис его открыл и увидел, что кроме нескольких книжек там ничего нет.
- Они что, вообще деньги с собой не возят? Ну, хотя бы часы, или хоть что-то ценное, - сам себе сказал Эннис и уже собирался закрыть саквояж, но тут его взгляд привлёк широкий, продолговатый кожаный чехол.
- Это ещё что? Сигары, что ли? - усмехнулся Эннис и вздохнул, - ну хоть покурить будет.
Он взял чехол и открыл его.
- Матерь Божья... - удивлённо прошептал он, - что это?
В чехле лежал тонкий, продолговатый предмет со стеклянным, почти зеркальным, экраном. Эннис случайно коснулся экрана. Экран засветился.
Уотсон прочитал загоревшиеся зелёным цветом буквы: «Здравствуйте. Для создания временного портала необходимо идентифицировать вашу личность. Проверяется роговица глаз».
- Что? - не понял Эннис и снова коснулся экрана. «Возраст субъекта 125 лет. Мужчина. Европеец. Субъект не опознан. Программа завершает свою работу», - прочёл Эннис, судорожно закрыл чехол и положил его на место.
Он захлопнул саквояж и поставил его на ту же полку, с которой взял. Уотсон побледнел. Он присел и посмотрел на плащ Фредерика.
- Так значит это, правда? - тихо проговорил Эннис, - вот почему тобой интересовались военные?... И ты создал то, о чём трепался постоянно? А я думал, ты мне сказки рассказываешь? Это и есть то, что ты от всех скрывал? И теперь кто-то, тот кто живёт в начале двадцать первого века, прибыл сюда навестить тебя? Вот кто был этот военный! А я ещё подумал, что-то рожа у него не такая, как у всех...
- Ладно, - вздохнул он и встал, - если у тебя есть такая штука, и я не могу ей воспользоваться сам, то я могу воспользоваться ей с твоей помощью. Верно? Это же, как пить дать! И есть место, где ты живёшь. Верно? Это даже мне понятно. И разработки мистера Гудвина тоже у тебя, там, дома? И стоить они будут ой как дорого... Нет, дорогой наш, - усмехнулся Эннис, - отсюда мы уйдём только вместе.


Амалия Абрамовна уже не знала что и думать. Она то и дело смотрела в сторону променада явно нервничая, но стараясь не показывать виду. Едва только Аннушка открывала рот, чтобы что-то её спросить, Амалия Абрамовна тут же улыбалась ей.
- Пустое, душенька, - говорила она Аннушке, - сердце материнское всегда содрогается, когда дитя рядом нет. Вот будет у тебя малютка, так и ты до последнего будешь переживать о том, где же твоё чадо. Будь оно даже великовозрастным, - и снова принималась за вязание.
Аннушка в ответ вздыхала и снова принималась качать коляску, в котрой играл Володенька.
- Вы про мальчиков переживаете, матушка? - наконец спросила Аннушка, глянув на Амалию Абрамовну.
- Да всё про них пекусь, - ответила Амалия Абрамовна не глядя на Аннушку, - ну, слава Богу в библиотеке, а не где-нибудь в азартные игры играют.
- Да ну что Вы, матушка, - вздохнула Аннушка, - Яша и Ваня ещё малы. Что они понимают в этом?
- Вот именно, что ничего не понимают, - ответила Амалия Абрамовна, - и их очень легко обмануть. Это Эраст, слишком уж много понимает, - посмотрела она на Аннушку и миг замолчала.
- Аннушка, - пристально глянула на девушку Амалия Абрамовна, - да на тебе лица нет. Уж не дурно ли тебе?
- Дурно, матушка, - прошептала, отведя глаза Аннушка, - очень дурно. Простите меня. Могу ли я отлучиться…
- Конечно! - сказала Амалия Абрамовна настойчиво, - поди, приведи себя в порядок и если нужно, давай покажемся лекарю? Разве можно так изводить себя, девочка моя?
- Я мигом, матушка, - встала Аннушка и быстро, ни на кого не глядя, направилась в каюты.
- А куда это Аннушка так быстро убежала? - показал ей вслед пальцем Юра.
- Фу как неприлично, Юрочка! - возмутилась Амалия Абрамовна, строго посмотрев на сына, - кто тебя научил манерам? Эраст, или Яков?
- Никто меня не учил! - надул губы Юра и отвернулся, - я сам себя научил!
- Сам себя и отучи, - ответила Амалия Абрамовна, - неприлично тыкать пальцами на людей. Аннушка плохо себя почувствовала. Вот и пошла по надобности. А ты ей пальцем вслед тычешь? Её пожалеть впору!
- Вот вернётся Эраст, он и пожалеет! - заявил мальчик глянув на мать и снова отвернулся, - а то как конфеты дарить Аннушке, так Эраст! А как жалеть Аннушку, так я должен? А вот и не буду!
Юра отвернулся.
- Ах ты ж ябеда! - покачала головой Амалия Абрамовна и тут заметила, что на палубу вышел человек с седой бородой, в широкополой шляпе и чёрном подряснике.
- Матерь Божья! - воскликнула Амалия Абрамовна, - отче Сергий! - позвала она человека, не вставая.
- Амалия Абрамовна, - подошёл человек и присел рядом, - видывал Вашу горничную, которая почти что бежала в уборную. А сейчас, вижу что и на Вас лица нет? Укачало девицу? Не уж-то так дурно ей? Тут, знаете ли, неплохой доктор. Может стоит замолвить слово за Анну?
- Отче Сергий, - покачала головой в ответ Амалия Абрамовна, - я семерых родила. И девицу в положении могу, отличить от девицы которую просто укачало. А вот Эрасту следует поговорить с Вами.
- Гм? - поднял бровь отче Сергий, - не уж-то Ваше достопочтенное семейство, благословиться пополнением?
- У меня будет ещё один братик? - вмиг ожил Юра, - Аннушка родит мне ещё одного братика?
- Молчи уже! - прикрикнула на него Амалия Абрамовна, - коли бы не твой язык, то никто бы ничего и не узнал!
Она снова посмотрела на отца Сергия.
- Я давно приметила, что Эрас неровно дышит глядя на Аннушку, - горько проговорила Амалия Абрамовна, отложив своё вязание, - но неужели нельзя было, как положено, попросить благословение, обвенчаться, - вздохнула она, - Аннушка, на же нам с супругом как дочка родная? Не уж-то мы не благословили бы их? Это что же получается? Во грехе дитя зачато?
- Амалия Абрамовна, - улыбнулся ей отец Сергий, - отчего же во грехе, если Эраст любит Анну, а она любит Эраста? Вам впору бы к свадьбе готовиться, а не сетовать на молодых.
Амалия Абрамовна, посмотрела на улыбающегося ей отца Сергия.
- Ну значит, так и быть по сему, - вздохнула она, - но Эрасту, я скажу, что негоже так поступать! Появись он только тут!
- Да вон он, появился, - кивнул отец Сергий в сторону променада, откуда появились Эраст с Яковом и Ваней.
Весело о чём-то разговаривая, они вышли на палубу и уже хотели свернуть в каюты, даже не обратив на Амалию Абрамовну никакого внимания, но та, громко окликнула их.
- Эраст! А ну поди сюда? - строго приказала Амалия Абрамовна.
Мальчики, почуяв неладное, тут же затихли и подошли к матери.
- Ты что это себе позволяешь, Эраст? - глянула Амалия Абрамовна на сына.
- Но что я такого натворил опять, мама? - не понял Эраст.
Братья, молча и с интересом поглядывали то на него, то на мать, вдруг поняв, что произошло нечто очень важное. Амалия Абрамовна редко выходила из себя, но сейчас, как заметили сыновья, мама была готова и взорваться, и закричать, и даже надавать пощёчин Эрасту. И Ваня, и Яков знали, что когда мама ругается, то лучше ничего не говорить, чтобы и им не перепало.
Но, Амалия Абрамовна сохраняла спокойствие. Во-первых, вокруг было много людей. А во-вторых, тут был батюшка. И это было хорошо.
Приблизительно так же рассуждал и Эраст. Но в отличие от братьев, он понял, что мать знает больше чем он думает.
- Где Аннушка? - удивился Эраст.
- Где Аннушка? - переспросила, кивнув в сторону, Амалия Абрамовна, - это я тебя при братьях и отче Сергии хочу спросить, шалопай! Как ты мог обесчестить девушку и оставить её в положении!
- Но я не оставил её! - воскликнул недоумевающе Эраст, - вот он же я! А где она? Да, мы хотели во всём признаться и попросить благословения! Но я боялся вашего характера, маменька, - отвёл он глаза.
- Слава Богу, хоть не отказываешься от своих проделок, Эраст Иванович, - проговорила, будто журя сына, Амалия Абрамовна, - Аннушке дурно и она отпросилась. Что было бы плохого, кабы я узнала об этом раньше? Вы же выросли вместе, в одном доме, воспитанные одним отцом и одной матерью.
Амалия Абрамовна смахнула слезу.
- Сегодня вечером, - посмотрела она на Эраста, - я прошу отца Сергия засвидетельствовать вашу помолвку. И едва прибудем к отцу, немедля под венец. Негоже моему внуку расти без отца.
- Благодарю маменька, - опешил Эраст.
- Беги уже за Аннушкой, - махнула Амалия Абрамовна Эрасту, - благословляю я вас.
Эраст развёл руками, осмотрелся вокруг, что-то сказал в ответ и со всех ног бросился в каюты.
- А вот горничную надо искать новую, - посмотрела ему вслед Амалия Абрамовна и кивнула отцу Сергию, - Аннушка и так останется лучшей нянечкой для малюток, - улыбнулась она Володеньке, продолжавшему безмятежно играть в коляске, - но не могу же невестку использовать как горничную? Она ведь теперь хозяйка, отче Сергий? - пожала плечами, глянув на отца Сергия, Амалия Абрамовна.
Эраст бежал по коридору, протискиваясь сквозь пассажиров, пока не столкнулся с Эриком Юслей и его сёстрами.
- Куда несёшься сломя голову, Эраст? - остановил Эраста, почти на лету схватив за руку, Эрик.
- Моё почтение королю синематографа, - радостно усмехнулся ему в ответ Эраст, - господа! Я женюсь! Матушка, только что благословила нас с Аннушкой!
- Вот дела! - воскликнул Эрик, - девочки, вы слышали? Эраст женится на Аннушке!
- Наконец-то! - захлопала в ладоши Катя, а Маша бросилась обнимать Эраста.
- Поздравляю, Эраст! И когда же свадьба?
- Как только мы приедем в Америку! - воскликнул Эраст, - но это ещё не всё! У нас будет ребёнок! Аннушка в положении, - почти прошептал, улыбнувшись, он.
- Ну, это стоит отметить, мой друг! - обрадовался Эрик, - сегодня, после одиннадцати, заходи к нам! Поди твои братья уже будут спать?
- Обязательно зайду, - махнул Эраст рукой и помчался коридором дальше.
- А ты когда женишься? - Маша легонько толкнула Эрика.
- Вот откроем синематограф на Сумской, и сразу! - взял под руки сестёр Эрик и повёл их на палубу…
Эраст нашёл Аннушку возле уборной.
- Аня, она нас благословила! - сходу бросился к ней Эраст и взял за руку, - маменька благословила нас. Она обо всём догадалась, - шепнул он, - я так рад, что у нас будет ребёнок. И отче Сергий, сегодня засвидетельствует нашу помолвку.
- Значит не нужно никуда уезжать? - ответила Аннушка и, обняв Эраста, заплакала, - я так испугалась матушки, когда поняла, что она обо всём догадалась…

- Пожалуй Вы не правы, - словно рассуждая, закурил Антуан сигару и отложил карты, - я ведь всё равно проигрался? Верно? - глянул он на Эндрюса и Дороти Гиббсон, - смерть, это самое забавное приключение в нашей жизни. Это единственное событие, от которого, просто не знаешь чего ожидать на самом деле. Это же восхитительно и чудесно! И не менее важно, что никто не может сказать, что же там, за порогом смерти, на самом деле. Вот Вы, мистер Эндрюс, можете так много поведать о механике, о кораблестроении, а Вы, - глянул Антуан на Дороти Гиббсон, - можете рассказать нам обо всех подводных камнях киноискусства. Но много ли Вы, знаете о смерти? К своему стыду, - посмотрел он на стол, где лежали карты, - я так же, очень много готов рассказывать про воздухоплавание и самолёты, полёты на аэропланах высоте полёта птиц, но — пожал он плечами, - о смерти я ничего не могу рассказать ни вам, ни себе. Знаю наверняка только одно. Неизвестно, что там на самом деле. Может вечный сон, а может и вечная жизнь. Или может, жизнь заново? А может, и продолжение жизни?
- Но, может там врата в будущее, или в прошлое? - подумал Эндрюс.
Антуан снова пожал плечами.
- Этого, уж точно там нет, мой друг. Иначе мы все, знали бы про наше будущее, или о своём прошлом. Пока что, вокруг только люди с больным воображением или отпетые мошенники.
- Ну всё, Вы меня расстроили, - засмеялась Дороти Гиббсон, - наш исповедник много лет потратил на то, чтобы убедить меня в Божьих карах за мои увлечения, а тут явился шевалье Антуан и разбил все его старания в пух и прах!
Антуан подумал.
- Знаете, пожалуй тоже интересный вопрос, о греховности увлечений современного общества. Много столетий церковь доказывала греховность занятия наукой. Но в итоге, мало того что признала своё поражение, так ещё и сама, активно этой самой наукой занялась. Тот же Паскаль, например, он ведь священник? К церкви был близок Лавуазье, а не хилая дюжина светил медицины, тоже по основному месту работы носила рясы и распевала «Отче наш...». Я поспешу Вас успокоить, мисс Гиббсон. Едва, какой-нибудь Римский Папа сам снимет свой первый фильм, или Римским Папой станет режиссёр, в лице Апостольского Престола Вы станете образцом для подражания в светском обществе.
Дороти Гиббсон засмеялась.
- Римским Папой станет режиссёр? Церковь будет снимать своё собственное кино? Я скорее поверю, что сам Господь был бродячим актёром!
- Ну, - возразил ей Эндрюс, - бродячим целителем, Он уж точно был.
- Был, - не сдавалась Дороти Гиббсон, - но священики-режиссёры, тем более Римский Папа, это смешно!
- На самом деле, это правда, - вздохнул Антуан, - понимаете, насколько удивительное создание - человек! Едва появляется нечто восхищающее умы, человек, тут же объявляет его мерзким и греховным. И ему, при этом, не столь важно, благотворно оно действует на людей, или это - растлевающее общество явление. Если это явление восхищает, захватывает души и не дай Бог становится модным, оно тут же попадает в списки мерзкого, будь оно даже чище самой Сикстинской Мадонны и им увлекаются очень многие, от маленьких детей до глубоких стариков. Большинство законопослушных людей, будут верить в то, что это увлечение  есть зло. Ведь так им сказали и говорят, верно? Это увлечение будут изгонять, преследовать, поливать грязью и рассказывать страшные вещи о нём. Людей, подверженных этому увлечению, будут вылавливать и наказывать, публично пороть, бросать в тюрьмы и даже убивать. Так будет продолжаться до тех пор, пока один из тех, кого люди признают своим безупречным авторитетом, вдруг не скажет - «Вы знаете, я попробовал и мне понравилось!».  Только вот, так очень случается с действительно нужными вещами. Чаще всего, везёт какой-нибудь гадости. Но, бывали случаи, что таким образом снималась анафема и с полезных вещей. С той же науки, или литературы, или моего любимого воздухоплавания. Тогда, это увлечение становится правилом, обязательным для всех и так же рьяно, как его ранее выжигали на кострах инквизиции, его начинают насаждать повсеместно. И карать суровой рукой закона и порядка всех тех, кто не хочет признавать это увлечение, едва ли не обязательным правилом жизни.  Так что, с синематографом, - посмотрел он на Дороти Гиббсон, - будьте уверены. Его объявит полезным, разве что по настоящему святой Римский Папа, который поймёт, насколько это важное искусство.
- Кстати, об увлечениях, - словно невзначай ответила Дороти Гиббсон, - отчего не видно вашего друга? Он нашёл более интересное увлечение на этом корабле, нежели покер с утра?
- Эрнест? - переспросил Антуан, - с утра его отыскал этот англичанин из России, Уильям Стед. И они вместе, уговорили офицера Лайтоллера пустить их во Второй класс.
- Зачем? - удивился Эндрюс.
- Журналисты, - пожал плечами Антуан, - сомневаюсь, что они решили просто прогуляться. Эти рыцари пера и блокнота, тем более такие как Стед, на пустом месте найдут массу интересных вещей, достойных того, чтобы остаться истории.
- Им бы кинокамеру, - улыбнулась Дороти Гиббсон, - тогда бы ничего не пришлось вспоминать, чтобы написать. Всё наше плавание, мы могли бы вспомнить глядя на экран. Сколько восторженных подробностей всплывали бы у нас в памяти, при виде кадров кинохроники… - вздохнула она.

Второй класс, ничем не отличался как от Первого, так и от Третьего. Разве что, можно было чувствовать себя более раскованно чем в Первом. При этом, тут было гораздо скучнее, чем в Третьем классе. Так можно было подумать, если стоять и смотреть через ограду, на прогулочную палубу внизу.
Пёстрые кепки, длинные юбки, шустрые дети и шум, веселье, громкие споры и смешные разговоры, были будто бы под ногами и доносились сюда даже не обрывками фраз, а какими-то прерывистыми звуками.
- Мне чудится, или мы не слышим того что происходит у них на прогулочной палубе? - указал Стед вниз и пристально посмотрел на Эрнеста.
- Ха! - усмехнулся тот в ответ, - а Вы разве не заметили, коллега, что конструкция этого корабля, вполне соответствует системе нашего общества, которую мы с Вами, так стремимся поломать? Так сказать, разрушить до основания, а затем… - он рассмеялся, - вы только посмотрите, мы с Вами между двумя мирами, совершенно разными и такими не похожими друг на друга. Как между молотом и наковальней.
Он глянул и кивнул, указав на Третий класс.
- Мы ведь даже не слышим их. Любуемся, восхищаемся, кто-то их презирает. Но их не слышно.
- Да уж, - вздохнул Стед и прислушался, - действительно, их не слышно.
- Вот, - поднял палец вверх Эрнест, - а с верхних палуб, их даже не видят. И мало задумываются о том, существуют ли они вообще. Они для них так, Третий класс, серая и безликая масса для тех, кто сейчас кушает пирожные и пьёт дорогие вина в ресторане Гатти. И случись что, о них даже не вспомнят. Или будут вспоминать как просто о статистике, цифрах без имён и фамилий. Да и вообще, там наверху очень смутно представляют себе, кто же там, - указал он вниз, - едет, равно как русские дворяне и английские лорды, очень смутно представляют себе то, как живут люди, на самом деле построившие их имения и замки. Для них, - показал Эрнест на верхние палубы, - это чернь, сброд, хотя все те миллионеры, сейчас в буквальном смысле едут на шее у этой «статистики».
- Ну почему же сброд? - подумал Стед, - бедноту, как раз и не пустили на «Титаник». Я, знаете ли, успел пообщаться с господином Исмеем о том, кто же они такие, все эти пассажиры «Титаника». И к своему удивлению я узнал, что в Третьем классе немало пассажиров, которые вполне могли бы себе позволить билеты в Первый класс, например в компании «Кунард Лайн». Или этой же «Уайт Стар». Правда, на более скромные пароходы.
- Такие как «Мавритания»? - спросил Эрнест.
- Хотя бы «Мавритания», - кивнул Стед, - но уж точно не на красавицу «Лузитанию». Вам приходилось путешествовать на «Лузитании»? - спросил он Эрнеста.
- На «Лузитании» не приходилось, - улыбнулся Эрнест, - но на «Мавритании» я когда-то прибыл в Британию, дорогой коллега. Меду прочим, Первым классом.
- То есть, Вы можете сравнить лайнеры, - Стед посмотрел на Третий класс, - почему люди едут Третьим, а не Вторым классом? Вообще-то, Второй класс здесь, это тот же Первый, но на других пароходах. А Третий класс, это даже не класс, а семейные каюты Второго класса. Тут нет классического Третьего класса. Мягкие полки, кровати в Первом и Втором классах, удобства в каждой каюте, а вовсе не нечто подобное огромному плавучему общежитию. Представьте себе, что Вы собрались за океан вместе со своим компаньоном.
- Вроде как с Вами, коллега? - усмехнулся Эрнест.
- А хотя бы и со мной! - рассмеялся в ответ Стед, - но денег у нас, даже на двоих, уж никак не хватает на шикарные апартаменты, в которых мы следуем сейчас лишь потому, что нам нужно было находиться рядом с важными персонами. Да и вообще, мы хотим потратить деньги не на дорогу, а к примеру, мы едем в Америку, чтобы поучаствовать в аукционе недвижимости в Нью-Йорке, где нам деньги более нужнее, чем кассиру в билетных кассах! Какой бы класс, Вы выбрали? Что Вам было бы важнее? Пить кофе в «Парижском Кафе», бренди в салоне Первого класса, курить сигару и играть в покер под музыку Уоллеса Хартли, в компании мисс Гиббсон? Или, всё-таки, сделать выгодную покупку на аукционе, на который Вы собрались?
- Разумеется, если мы собираемся нести убытки на берегу, - подумал Эрнест, - мы возьмём билеты во Второй класс «Титаника».
- Да! - воскликнул Стед, - здесь двухместные каюты, просто замечательная кухня, не настолько дорогая как в Первом классе, но достойная. В каютах присутствуют все удобства, но самое главное - тут тихо и спокойно. Просто тут, люди едут парами, или в одиночку. Эти каюты очень удобны для свадебного путешествия, когда молодые хотят уединиться. А ещё, для деловых поездок, мой друг, когда компаньонам нужно не просто поболтать, поговорить о делах.
- А Третий класс, стало быть... - подумал Эрнест.
- Рассчитан на то, что пассажиры поедут семьями, - ответил Стед, - по крайней мере, именно на этом настаивает Исмей. Если какая-нибудь семья, мама и папа с пятью детишками, захочет съездить в гости за океан прихватив с собой ещё и кого-то из родственников, то вряд-ли родителей устроит двухместная каюта, согласитесь. В двухместной будет тесновато, и труднее уследить за детьми. Тут нужны каюты побольше, в которых мест, соответственно, больше и все дети на виду. Конечно, там внизу будет более шумно, - указал он на прогулочную палубу Третьего класса, - это потому, что  там едут такие пассажиры, для которых путешествие не должно казаться скучным. Конечно, там же едут и основные члены гарантийной группы, стюарды, лифтёры, музыканты, официанты и всё это зовётся - Третий класс. Он вовсе не рабочий, - улыбнулся Стед, - рабочие остались в порту, а поехали те кто побогаче, или те, кому просто было нужно ехать.
- Всё как в жизни, - покачал Эрнест головой и глянул на Третий класс, - и всё равно, дорогой коллега, всё как в жизни! Ну, а тогда кто же едет Первым классом? - посмотрел он на Стеда.
- Первый класс, - ответил Стед, - даже не совсем пассажиры. Они участники большого аттракциона, для которых морской поход — не более чем экзотическое развлечение.  Они просто пьют и танцуют над головами людей, которые действительно куда-то едет по делу или их обслуживают. Но случись что, как Вы говорите, этих хохотушек и надутых индюков, будут спасать в первую очередь.
На палубе показался мужчина с двумя маленькими детьми.
Дети вели себя послушно и даже на редкость тихо.
Младшего мальчика, мужчина нёс на руках, а старший, неловко и с любопытством разглядывал то небо, то редких пассажиров, то было видно, что он хочет играть, но играть было не во что и не с кем. Во-первых, мальчик ни слова не понимал из того что слышал и это было заметно. Во-вторых, сам отец говорил с ним на совершенно непонятном языке. И на этом же языке мальчик отвечал ему. И мальчик, скорее с удивлением смотрел вокруг и обескураженное выражение глаз так и оставалось на его лице.
Отец с сыновьями медленно приближались к Стеду и Эрнесту.
- Ну вот, - усмехнулся Эрнест, кивнув на мужчину, - а Вы говорите, что тут не едут семейные! Сейчас их догонит жена этого человека, она же мать и вся семья предстанет перед Вашими глазами!
- Это исключение, мой друг, - спокойно ответил Стед, - поговорим с ним, чтобы Вы убедились, что неправы?
Эрнест только пожал плечами в ответ.
Они подошли к мужчине.
- Неплохая погода, неправда ли? - улыбнулся Стед, поздоровавшись с мужчиной, - Уильям Стед, журналист, из России. И мой товарищ и коллега из Северамериканских Соединённых Штатов, - указал он на Эрнеста, - Эрнест Хемингуэй.
- Очень приятно, джентльмены, - посмотрел на них мужчина, ответив уже на английском, подозвав детей, - моё имя Михай Навратил. Мы из Словакии. Вот, везу сыновей на их новое место жительство, в Америку. Там у меня дела идут куда лучше, чем на родине.
- Да, понимаю, - усмехнулся Стед, - старушка Европа становится всё неудобнее для деловых людей и того и гляди, скоро начнёт трещать по швам. А позвольте поинтересоваться, почему мы не видим Вашу супругу? Неужели мама, отпустила маленький детей одних, с отцом, в столь дальнее путешествие?
Навратил вздохнул.
- Видите-ли, господа, - улыбнулся он, - наша мама осталась дома. Так уж получилось. Оно, конечно, прискорбно. Но она жива и здорова. И я очень надеюсь, что наша мама, к нам в скором времени присоединиться. А отчего, простите, такой интерес к нашей тихой семье?
- Да ничего особенного, - ответил ему Стед, - мы с другом поспорили о том, что Второй класс отличается от Первого лишь двухместными каютами. А мистер Хемингуэй, усиленно не хочет верить, что семейные пассажиры едут Третьим классом. Мистер Хемингуэй мне возражал, но тут появились Вы, будто его козырь из колоды карт и похоже, что я проиграл, - улыбнулся Стед.
- Огорчу Вашего друга и успокою Вас, мистер Стед, - улыбнулся Михай, посмотрев на Эрнеста, - каюты тут действительно, в основном двухместные. Пожалуй, мои дети единственные, кто не возражает, что вдвоём занимают одно место в каюте. Хотя, других таких пассажиров тут нет. Вы посмотрите на моего сына и поймёте, насколько здесь ему скучно, - рассмеялся Навратил.
- Вот видите, - посмотрел Стед на Эрнеста, - я был прав! Осталось только спуститься в Третий класс, чтобы Вы убедились в моей правоте окончательно…

Виктор ненадолго заглянул к себе в каюту, вызвал стюарда заказал себе чай.
Едва стюард принёс ему чай и пачку папирос, Виктор, кивком головы поблагодарил и проводил его.
Присев за стол, он собирался сделать несколько записей в блокноте, когда в двери каюты снова постучали.
- Открыто! - крикнул Виктор и обернулся.
В дверях стоял мальчик в форме лифтёра.
Мальчик закрыл за собой двери и остановился глядя на Виктора.
- Я не заказывал персональный лифт, - посмотрел на мальчика и произнёс, будто размышляя, Виктор, - Вы не стюард и не передаёте записки, так же Вы не радист, а следовательно, сообщения с берега мне нет. Вы не матрос, а значит капитан Смит за мной не посылал. А то что Вы ещё и не офицер, говорит о том, что чрезвычайных происшествий, пока что не произошло. Учитывая всё это, я могу сделать вывод, что Вы пришли сказать мне что-то важное. А то обстоятельство, что у Вас под штаниной болтается наган в кобуре, на ремне вокруг ноги, говорит, что человек Вы очень даже не простой. И так, что же Вам нужно?
- Как Вы узнали про наган? - удивился Генри, - хотя нет! Дайте я сам догадаюсь! Вы разведчик! Точно! Вы разведчик и поэтому Вами так интересовался Стрелок! Ну как же я сразу не догадался, что дело государственной важности! Эх… - хлопнул он себя по лбу, и хотел было продолжить, но Виктор его прервал.
- Стоп, стоп, стоп, не мельтеши, - усмехнулся Виктор, - Вы ещё и болтун, а значит Вас точно не посылали меня убивать.
- Нет, не посылали, - округлились у Генри глаза, - а Вы знаете кто такой Стрелок? Вы думаете, что он может Вас убить? Ну что Вы! Я пришёл…
- Рассказать мне о том, что мной интересовался упомянутый Вами Стрелок, - кивнул Виктор, посмотрев на, замолчавшего в миг, Генри.
- И это Вы знаете? - удивился Генри, - но откуда? Я только сменился и сразу к Вам! Вот, честное слово! - прижал он ладони к груди и уставился на Виктора.
- Не трудно было догадаться, учитывая всю Вашу тираду, - ответил Виктор и кивнул Генри, - проходи, присаживайся, расскажи мне зачем ты тут.
Генри прошёл и сел на стул, напротив Виктора.
- Ну раз уж Вы знаете всё, - подумал Генри, - то что я могу добавить?
- Ну, хотя бы то, что Стрелок тебе тут, как кол в боку, - Виктор посмотрел на Генри, - и обида на него, в твоей душе большая, сынок. Верно?
Генри искоса глядел на Виктора.
Виктор помолчал и продолжил.
- Ну? - кивнул он Генри, - рассказывай, коли пришёл?
- А вам это интересно? - спросил Генри.
- Было бы не интересно, то не спрашивал бы, - ответил Виктор, - так значит, нелёгкая судьба занесла тебя в Ирландскую Республиканскую Армию?
- Да Вы, как будто мысли читать умеете, - ответил Генри, - я остался один, а всё из-за того, что помог этому Стрелку в Авоке, когда надо было его сдать солдатам, - Генри горько усмехнулся и чуть не заплакал, - понимаете? - посмотрел он на Виктора, - мы ему поверили. Мы верили в то, что воюем за свободу! Меня даже приняли к ним в отряд, разведчиком. А когда пришли саксы, командир Кроч и капитан Бодхар держались до последнего, защищая наш город от англичан. А этот, - кивнул он на двери, - должен был прийти на помощь. Так было оговорено. Англичан было не так много. А он не пришёл, - кивнул Генри и помолчал, - меня послали к нему вестовым, а когда я добрался до посёлка, где он стоял со своими солдатами, то увидел… - Генри отмахнулся, - этот трусливый лис просто сбежал! А ведь видел сверху, смотрел небось на то, как горит Авока. А потом сбежал. А саксы пришли, и убили людей которые оружия в руки не брали! Там всё было завалено трупами, а женщин и детей загнали на завод и издевались там над ними как хотели. В Авоке, убили моих братьев и младшую сестру. А моего младшего брата, подвесили на двери горевшего дома и он сгорел заживо! И много других людей погибло, которыек были хорошими и добрыми людьми. А если бы он пришёл и прогнал британцев из города, то никто бы не погиб! Я пришёл просить Вас, чтобы Вы его убили и сказали англичанам, что он бандит и вражески шпион! Вам поверят, а мне нет Или я сам его убью, - добавил тихо Генри.
Генри посмотрел на Виктора.
- Понимаете, почему я пришёл к Вам? Если он про Вас спрашивает, значит Вы его враг. А значит — мой друг!
- Враг моего врага, - подумал Виктор, - а просто, сдать его капитану нельзя?
- Да он тут не один, - ответил Генри, - наверняка не один. Трус не может ходить один. И он при деньгах. Кому поверят? Мне, или ему? Знаете, сколько он мне дал за то, чтобы я молчал? Вот!
Генри швырнул на стол тридцать фунтов.
- Ничего себе, - посмотрел на деньги Виктор, - знать денежки не его, раз он раздаёт их налево-направо.
- А то! - усмехнулся Генри, - откуда у него деньги? Были бы у него свои деньги, зачем ему была бы нужна революция? Она мне нужна, потому что я нищий, а наши земли и замки отобрали англичане! Знаете, кто такие О`Конноры? Мы королевской крови и об этом знает вся Ирландия! Раньше мы правили Ирландией и будем снова править, если Ирландия опять станет королевством! Ведь тогда я буду королём, а не Стрелок или его хозяин, этот самозванец О`Брайан! Правда, я последний из рода остался. И всё благодаря этому Стрелку! Мой отец всегда говорил, что семья превыше всего! А значит, я должен отомстить и прошу Вашей помощи, как потомок королей Эйри у русского офицера!
- Тихо, тихо, тихо, - успокоил его Виктор, - я понимаю, кровная месть, вендетта, законы крови и чести и ты королевского рода. Правда это было очень давно и об этом тебе рассказывал папа. Ты мне вот что скажи, ваше высотчество.  Я сейчас собираюсь в Третий класс, но к вечеру я вернусь. Если я, сделаю тебе встречное предложение, и потомок королей заключит союз с русской армией, ради возрождения славы и могущества своего рода?
- И Вы поможете освободить Ирландию? -  Генри с интересом посмотрел на Виктора, - вот так поворот, сэр! Конечно, я согласен! А какое предложение?
- Ты ведь разведчик, - сказал Виктор, - а что, если я тебе предложу то же самое, что сейчас предлагал мне ты? Но только сделаем мы всё по моему плану. С твоим Стрелком мы разберёмся, и я обещаю, что пулю ты в него отправишь лично. Но, смышлёный и любопытный помощник в моём деле, мне тоже был бы нужен. Ну так как?
- Гм, - почесал лоб Генри и посмотрел на Виктора, - не хотелось бы расстраивать капитана Смита и офицера Лайтоллера тем, что я уйду с «Титаника».
- Скоро ты обо всё узнаешь и этот вопрос отпадёт сам собой, Генри О`Коннор, - ответил Виктор, - с капитаном Смитом, а уж тем более с офицером Лайтоллером, я вопрос решу. А пока что, оставайся у меня в каюте, до вечера выспись. Можешь тут всем распоряжаться. Тут есть кое какая еда и вода, чтобы напиться. В 23-00 я за тобой приду.
- Почему в 23-00? - не понял Генри, - надеюсь, Вы не готовите взрыв? Или, речь ведь не идёт про захват «Титаника»?
- Нет, - ответил Виктор, - речь идёт о том, что на «Титанике» Стрелок не один. И я это знаю, как знаю и то, что тебя зовут ещё и боец Твист, - улыбнулся он.


Глава 28
Едва Эрик с сёстрами показался на палубе, как тут же поймал на себе взгляд Амалии Абрамовны.
Эрик резко развернулся, к недоумении Маши и Кати, потянув за собой сестёр. Потом снова развернулся, наконец решив не прерывать прогулку.
Амалия Абрамовна, с удивлением глядя на весь этот «минуэт», с трудом сдержала смех.
- Эрик, да что же вы крутитесь, как будто решили потанцевать? - окликнула она Эрика и тот, почти нехотя потащил за собой сестёр к ней, вдруг поняв, что надо бы и поздороваться.
- Здравствуйте, милые мои, - почти в недоумении глядела на Юслей Амалия Абрамовна, - хорошая погода, неправда ли? - спросила она, - решили прогуляться, или по делу куда вышли?
- Да уж, прогуляться, а может и дело какое объявится, - ответил Эрик, - а я слышал, у вас сегодня торжество намечается?
- Будет и торжество, - ответила Амалия Абрамовна, - так что не сильно гуляйте. Я думаю, Эраст не будет против, если мы пригласим вас на его помолвку с нашей Аннушкой? Сегодня вечером, после ужина, ждём вас в нашей каюте, после чего закажем небольшой столик в столовой.
- Вот это радостные новости! - улыбнулась Катя, - я право даже и не ожидала такого поворота событий! Вы не будете против, если мы сообщим Михаилу Ивановичу? Думаю, он тоже обрадуется! У него ведь, тоже скоро свадьба. Да и барона фон Готта, я недавно тут видела…
- Ах, душенька! - воскликнула Амалия Абрамовна, - если вас это не затруднит, то обязательно приглашайте и Михаила Ивановича, и господина барона! Это же надо такому случиться, что Господь нас всех свёл на этом чудесном корабле!
Катя кивнула и легонько подтолкнула Эрика.
- А что же мы подарим молодым на их помолвку? - она глянула на Машу, - Маша? А почему ты молчишь, как всегда? Я знаю, что ты сообразительнее Эрика? Ну же? Не молчи!
Маша вздохнула, посмотрела на сестру и усмехнулась Амалии Абрамовне.
- Амалия Абрамовна, мы тут кое-что прихватили из Харькова. Не думаю, что это стоит везти в Нью-Йорк, чтобы удивить тех, кого это мало удивит. Эрик, конечно, тащил наше вино через всю Европу. Но я думаю он будет не против, если мы сегодня его откроем?
Эрик покраснел, посмотрел на Машу и растерянно глянул на Амалию Абрамовну. Та махнула рукой и рассмеялась.
- Ждём вас хоть с вином, хоть без вина! Главное, сами не забудьте прийти, дети мои непутящие.
Пароход дал гудок и прибавил скорости.
Амалия Абрамовна проводила взглядом Эрика, Машу и Катю и в душе усмехнулась.
Маленький Юрочка норовил побегать, не решался отбежать далеко от мамы, то и дело возвращаясь обратно к лавочке. А Володя, как на редкость, почему-то сильно тревожился и без умолку плакал. Амалии Абрамовне приходилось его постоянно качать, но мальчик не хотел надолго успокаиваться.
Рядом с ними присела другая женщина, тоже с ребёнком в такой же точно коляске.
Амалия Абрамовна женщину узнала сразу.
- Мы недавно обедали за одним столом? - кивнула Амалия Абрамовна ей, подбирая английские слова.
Августа  улыбнулась.
- Вы неплохо говорите на английском. Но мы в семье общаемся и на русском. Сестра мужа живёт в Харькове. Так что, можете себя не затруднять.
- Вот как? - приятно удивилась Амалия Абрамовна, - а мы ведь из Харькова!
Она подумала и посмотрела на Сиднея.
- Ваш тоже не может сегодня угомониться?
Сидней тревожно смотрел по сторонам. Встретившись взглядом с Володей, он долго его рассматривал, а потом попытался что-то сказать.
Володя ему так же отвечал, махал руками совершенно прекратив плакать, и что-то старался объяснить, показывал куда-то наверх.
- Да, беспокойный сегодня, - вздохнула Августа, глянув на Володю, - поразительно, у них одинаковые костюмчики, и они чем-то похожи. Мне кажется, они разговаривают!
- Да, - кивнула Амалия Абрамовна, - сейчас Юрочка нам переведёт их непонятный язык.
Она позвала сына.
Юрочке, и так надоело бегать и он с удовольствием уселся прямо между Августой и мамой, посмотрел на малышей и рассмеялся.
- Мальчик говорит, что солнце ему светит прямо в глаза. А Володя предлагает ему поменяться местами. Только этого они делать не будут, потому что мамы могут их перепутать и тогда все будут плакать! Поняли? - огласил Юрочка, снова вскочил и побежал вокруг лавочки.
- Не догонишь! Не догонишь! - крикнул он не-то Володе, не-то Сиднею, но все поняли, что ему очень весело.
- А как, позвольте спросить, зовут сестру Вашего мужа? - спросила у Августы Амалия Абрамовна, - может быть с ней знакомы? У нас с мужем, знаете ли, свой магазин, прямо на Клочковкой. И по воле Божьей, мы знаем многих людей в нашем городе.
- Вряд ли Вы знакомы с ней, - улыбнулась Августа в ответ, - хотя, она добрая и отзывчивая. Её зовут, Мария Карловна Квитка.
- Мария Карловна? - удивилась Амалия Абрамовна, - графиня Квитка? Как удивителен мир и насколько неисповедимы пути Господни! Родной брат, самой уважаемой в Харькове графини, со своей семьёй едет в Третьем классе, - посмотрела она на Августу, - хотя, Мария Карловна тоже скромна и не любит роскоши. Воистину, не мы выбираем себе, своё место в жизни. А вы бывали у нас в России?
- Нет, - ответила Августа, - недосуг было. Но её дети нас проведывали. Скажите, а что сейчас её сын, Питер?
- Пётр Семёнович? - улыбнулась Амалия Абрамовна, - недавно убыл в Сибирь.
- Зачем? - удивилась Августа.
- Поделюсь с Вами сплетнями, - снова улыбнулась Амалия Абрамовна, глянув на Августу, - младшие сыновья Семёна Григорьевича, попали в неприятную ситуацию. Дети, что сказать? И граф, чтобы история побыстрее забылась, решил убрать их из Харькова. Говорят, он дошёл до самого Императора, чтобы тот устроил их в географическую экспедицию не-то на Алтай, не-то в Уйгурию. Ну, а Пётр Семёнович написал рапорт о включении в его эту же экспедицию и его. Наверняка, чтобы быть ближе к своим непутёвым братьям. Но Мария Карловна очень рада этому решению сына. Ведь он уже тонул на «Дмитрии Донском», в японской войне. И много лет упирался, не слушая свою мать, когда та уговаривала его перевестись с корабля, на берег.
- Но что же там такое случилось? - удивилась Августа, - неуж-то так сильно набедокурили наши племянники?
- Полезли в раку со святыми мощами, - вздохнула Амалия Абрамовна, - но это полбеды. Если бы это не были дети графа Квитки, то история, может быть, и осталась бы незамеченной. Вы же знаете, что простые дети никому не нужны. Но едва нашалят дети именитых родителей, как мир наполняется слухами о том, чего может быть и не было вовсе.
Держась за руки, с променада показались Джесси и Энтони.
- А вот и моя младшая дочка, со своим другом, - посмотрела на них Августа.
- Мамочка, мы ещё погуляем? - зазвенела голоском Джесси, едва они подошли к Августе.
- Идите, - ответила Августа.
- А Энтони рассказывал, что по ночам тут бывают айсберги! - восторженно проговорила Джесси, - мамочка, давай мы с тобой ночью, пойдём посмотрим на айсберги и возьмём с собой Энтони?
Августа улыбнулась дочери.
- Я думаю, родители Энтони будут не в восторге от твоего предложения? Поэтому, ожидайте свои айсберги днём. На солнце они ещё красивее, чем в темноте. Я тебя уверяю!
Джесси вздохнула.
Энтони понял замешательство Джессии и тут же успокоил Августу.
- Миссис Гудвин, можете не переживать, я Вам обещаю, что Джесси не будет по ночам никуда убегать!
- Я тебе верю, - улыбнулась ему Августа.
Дети ушли.
- Хороший мальчик, - посмотрела им вслед Амалия Абрамовна, - и дочка у Вас, как я вижу, просто мечта.
Амалия Абрамовна смахнула набежавшую слезу.
- Уж очень похожа на мою Эммушку, прямо один в один…

С большим трудом понимая, что скоро всему что вокруг придёт конец, едва сдерживая себя от порыва закричать - «Люди! Спасайтесь! Остановите «Титаник»!», - Антон бесцельно блуждал по палубе, променаду, снова спускался в каюты и то и дело решался выпить ещё пива. Но, пиво не глушило его желание, а только ещё больше подогревало и разжигало его, словно печку. И печка, вот-вот норовила взорваться.
Рочестер, ещё с утра куда-то пропал, сказав Антону чтобы тот справлялся без него. И Антон справлялся. Стараясь избегать ненужных фотографов и людей с кинокамерами, что строго-настрого приказал Рочестер, Антон прятался то тут, то там, пока, наконец не решился спуститься в курительный салон.
Затянувшись густым дымом от сигареты, откинувшись на лавке, Антон глянул вверх и подумал о чём-то своём.
- Я вижу, Вы скучаете и чем-то взволнованы, дорогой спутник? - услышал Антон немецкую речь над собой и открыл глаза.
- Шольц, - улыбнулся немец, - можете, ко мне обращаться очень просто — Шольц, - снова улыбнулся он.
- Мы знакомы? - посмотрел на него Антон.
- Не думаю, - присел рядом Шольц и достав пачку сигарет, закурил.
Антона передёрнуло, едва он глянул на пачку.
- Откуда у Вас сигареты «Юно»? - спросил тихо Антон.
- А я вижу, Вы знаете, что это за сигареты? - спросил, глянув на него Шольц.
Антон, всем видом волнуясь и нервничая, посмотрел Шольцу в глаза.
- Не надо так волноваться, доктор, - улыбнулся Шольц, - это Вас очень выдаёт. Ваш коллега, если не ошибаюсь — мистер Рочестер, более сдержан и хотя бы делает вид, что его ничего не удивляет. Узнай он, эту пачку со свастикой и портретом фюрера на вкладке, - снова показал пачку сигарет «Юно» Шольц, - он бы даже не подал виду. А остальным, она ничего не говорит. Так, курительный табак, не такой уж плохой и мало кто поймёт, что эта штучка прибыла со мной из будущего. Но, Вы её узнали и Вас это даже напугало. А поэтому, Вы даже не представляете сколько вопросов возникло сейчас у меня в голове, - снова улыбнулся, глядя на Антона, Шольц.
- Зачем Вы тут? - проговорил испуганно Антон.
- О, доктор! - рассмеялся Шольц, - поверите, если я скажу, что по той же причине, что и Вы? Ведь Вас сюда привёл доктор Гудвин? Не правда ли?
- Откуда Вы знаете? - удивился Антон.
- Я давно за Вами наблюдаю, - ответил Шольц, - и сделать соответствующие выводы, труда не предоставило. Один вопрос, можно?
- Но за ним последует и второй? - спросил Антон.
- Несомненно, - кивнул Шольц, - но мы не у нас в Гестапо и это не допрос, а просто обыкновенный человеческий вопрос из банального любопытства.
- Спрашивайте, - пожал плечами Антон.
- Из какого Вы года? - посмотрел на него Шольц.
- 2018-го, - ответил Антон.
- Как интересно, - вздохнул Шольц, глянув на Антона чуть улыбнувшись, - и как там? Хотя… - подумал он, - кто кого? - снова кивнул он Антону.
- Мы… вас… - проговорил Антон.
- Гм, - подумал Шольц, глянул вокруг и снова посмотрев на Антона, обнял спинку кресла, - так значит, всё-таки историю повернули вспять?
- Нет, - покрутил головой Антон, - перелом в войне наступил, когда вы проиграли под Москвой, во время операции «Тайфун». И под Ржевом. Это были самые важные события, из которых стоило бы сделать выводы. Но, вы недооценили свои поражения и, как следствие, вас разгромят под Сталинградом, потом под Курском, и так до самого Берлина, - улыбнулся он глядя на Шольца, - а в начале 1944-го, с высадкой англо-американских войск в Нормандии, начнётся военный крах Третьего Рейха, за которым последует и политический.
Шольц вздохнул.
- Русские в Берлине! Что можно представить себе, более безумное, в 1942-м году? Ну… - глянул он на Антона, - и у нас не будет шанса?
- Я историк, - ответил ему Антон, - и Вторая Мировая Война, для меня история, в которой я ковыряюсь как исследователь. И смею Вас заверить, товарищ фашист… пардон, нацист, что шанса у вас никого нет и никогда не будет. Ну, разве что, в виде реванша через лет семьдесят. Но это будет уже не Рейх, а карикатура на вас. Вы были неправы в той войне, противопоставив себе весь мир. Весь мир против Вас и поднялся, - он пожал плечами, - бомбардировки Британии, концлагеря, жестокость по отношению к населению Европы и вторжение в Советский Союз, в совокупности было потрясающим безумием, которое привело Германию к гибели. Неужели, ваш фюрер искренне надеялся на то, что народы ему дадут уничтожать себя, чтобы перекроить мир под немецкий порядок?
- Народы? - удивился Шольц, - я никогда не слышал о том, что он собирался кого-то уничтожать. Он никогда об этом не говорил. А война, - посмотрел он на Антона, - война не меняется. Она жестока, доктор. И может быть вас, в начале двадцать первого века и ужасают приказы о расстрелах жителей целых деревень. Но, поверьте, через два года начнётся такая же война, в которой этих жителей просто не будут считать. Мы, хотя бы смотрим на тех же русских, то есть на вас, как на людей, пусть и чужих и непонятных. Но… - улыбнулся он, - для тех же французов, немцы в Эльзасе просто были двуногим скотом, куклами для развлечений и живыми мишенями, в которые стреляли просто из развлечения. А уже французы — для наших родителей. Люди сейчас, в этом году, в глазах этих военных, просто балласт. Это сейчас человеческая жизнь ничего не стоит и очень скоро Вы в этом убедитесь. Понимаете, если скот не приносит никакой выгоды, его уничтожают. Разве там, у себя, вы не помните самую жестокую и бесчеловечную для нашего поколения, Великую Войну?
- Помним, - кивнул Антон, - мы её называем - Первая Мировая.
- Хорошее название, - ответил Шольц, - самое главное - многообещающее.
- Ну, а зачем Вы уничтожали евреев? - посмотрел на него Антон.
- Евреев? - удивился Шольц, - я никогда не слышал об этом.
- Но как же? - возразил Антон, - в 1935-м году будут приняты расовые законы! А «Хрустальная Ночь»? А гетто и концлагеря? Вы разве не слышали о них?
- Не более чем все, - сказал Шольц, - я знаю, что в гетто есть определённые трудности, но они связаны с войной. А в концлагерях, люди живут и работают. Разве у вас не заставляют работать тех, кто сидит на шее у трудящегося народа?
- Но там уничтожают людей в газовых камерах, Шольц! - ответил Антон, - вы уничтожили шесть миллионов людей за то, что они просто были евреями! А ваши союзники из местных националистов, на той же Украине, в Югославии, Литве, убивали людей самым нечеловеческим образом! Когда смотришь кинохронику этих жестоких убийств, видишь фотографии, то поневоле начинаешь вас ненавидеть!
- Остановитесь, - отвернулся Шольц и снова глянул на Антона, - Вы правду говорите, доктор?
- Совершенную правду, Шольц, - снова пожал плечами Антон.
Шольц вздохнул и осмотрелся.
- Я Вам верю, - сказал Шольц, - когда мы уходили, Олендорф предупредил нас, что в любом случае мы вернёмся назад, в 1942-й. Если не погибнем, конечно. Сейчас у меня искреннее желание погибнуть. Но, всё же, - посмотрел он на Антона, - есть ли шанс остаться с чистой совестью, доктор?
- Есть, - кивнул Антон.
- Расскажите, - спросил Шольц, - как это сделать, чтобы потомки, когда вспоминали бы обо мне, не связывали моё имя с именами убийц тех людей?
- Если Вы на это решитесь, Шольц, - ответил Антон, глянув на него, - Вам надо просто будет пережить 9 мая 1945 года, не запятнав руки кровью безвинных и кровью тех, кто борется против Гитлера.
- Я понимаю так, это тот самый день, когда Германия проиграет войну? - спросил Шольц.
- Вы правильно понимаете, - ответил Антон и подумал, - человек по фамилии Шиндлер. Вы слышали о нём? Вам ни о чём не говорит эта фамилия?
- Никогда не слышал, - покрутил головой Шольц, - а кто это? Он руководит подпольем?
- Нет, - ответил Антон и посмотрел на Шольца, - подпольем будут руководить другие люди, но их конец будет трагическим. А Шиндлер, это директор завода и состоит, точнее — будет состоять, в СС. В вашем году, он служит в Польше. А ближе к 1944-му, его завод эвакуируют в Богемию. Он спасает евреев. Если бы Вы смогли устроиться к нему на работу, то возможно сделали бы очень многое.
- Шиндлер… - подумал Шольц, - постараюсь запомнить. А проще способ, есть?
- К сожалению, «Красная Капелла» в вашем году будет уничтожена, - ответил Антон, - а вот дезертирство, например, в Швецию, где Вы могли бы связаться с Движением Сопротивления и помогать немецким антифашистам, после 1945-го года будет считаться героизмом и возможно, в новой Германии Вы достигли бы высокого положения и Вас бы уважали. Долгое время Германии будет две. Восточная станет коммунистической, а западной - будут управлять англичане и американцы. Вам выбирать, с кем налаживать контакты, чтобы остаться честным человеком, пусть и бывшим нацистом, - посмотрел он на Шольца.
- Интересно, - подумал Шольц, - если она выживет и будет жить в Америке…
- А кто она? - удивился Антон.
- Баронесса Сара фон Готт, - ответил Шольц, - чудесная женщина, красавица с грустными глазами, которая потеряет тут мужа и четырёх малолетних сыновей. Повезёт только ей, и её самому младшему сыну.
- Баронесса фон Готт? - ещё больше удивился Антон, - мы тут из-за человека по фамилии фон Готт, но его зовут Виктор и он русский офицер!
- Я знаю, - кивнул Шольц Антону, - полковник, путешественник во времени и откровенный геморрой в заднице у Олендорфа в нашем времени. И Сара, это его приёмная мать. Точнее, станет ею очень скоро. И будущего барона Вы видели, когда подходили к его семье, чтобы поздороваться и познакомиться с доктором Фредериком Гудвином. Знаете, кто это, будущий приёмный сын Сары и будущий барон фон Готт?
- У нас только предположения, - ответил Антон, - мы думаем, что это один из сыновей Фредерика Гудвина, возможно Гарольд.
- Не возможно, доктор, а это и есть Гарольд Гудвин, - ответил Шольц, - у нас достоверная информация о нём. Мальчик был спасён и усыновлён баронессой, которая его любила как своего родного ребёнка. Но, больше всех на свете его любил приёмный дед, главный раввин Бруклина, ребе Афтаназ фон Готт. Это он дал ему новую фамилию и титул. Но наша задача не будущий барон, а захватить и доставить к Олендорфу его родного отца. Однако, в отличие от своего коллеги я понимаю, что сделай мы это, ход истории может поменяться до неузнаваемости и кто знает, чем это обернётся. Ведь на самом деле, мы с Вами не знаем в скольких событиях Гарольд уже поучаствовал, и как он повлиял на нашу с Вами жизнь. И раз уж мы с Вами встретились и так откровенно общаемся, я хочу сделать Вам предложение.
- И какое же? - посмотрел на Шольца Антон.
- Как я понимаю, - ответил Шольц, - доктор Гудвин тоже, либо уже путешествует во времени, либо, это не тот доктор Гудвин который прибыл в Саутгемптон в ночь с 9-го на 10-е апреля.
- Не тот? - удивился Антон, - но как такое может быть?
- Да очень просто, доктор, - сказал Шольц, - тот, который сейчас на «Титанике», сам вернулся из будущего. По нашей информации, свою машину времени он везёт с собой.
- Но разве… - начал было Антон.
- А вы думаете, - сказал Шольц, - по чьим разработкам была собрана та машина, которая перенесла сюда нас из 1942-го, доктор?
Шольц улыбнулся, глядя на то, как обомлел Антон.
- Неужели он всё знает? - удивился Антон, - в 2018-м мы обнаружили его в США. Именно его, Шольц! Возможности нашей экспертизы позволяют определить, кто именно изображён на фотографиях, тот ли самый человек, или просто похожая личность. И знаете, Шольц? Больше всех поразился наш эксперт-криминалист! Теперь его трудно будет убедить, что машины времени не существует! Фредерик Гудвин, если верить нашей экспертизе и сделать некоторые выводы, спас с «Титаника» своего младшего сына, Сиднея. Но, их домработница убеждена, что их семья, то есть он, его новая жена и их ребёнок, уже  подросший Сидней, поехала отдыхать во Флориду. И мы сами так думали, - посмотрел он на Шольца.
- Он второй раз женился? - удивился Шольц, - никогда не поверю, доктор. Спасти своего ребёнка и бросить его мать, это не похоже на того Гудвина, которого я тут наблюдаю. Та женщина, может быть кем угодно. Его компаньоном, подругой, коллегой по работе, но только не женой. Он вернулся за своей семьёй. А тот второй Сидней и та женщина, вполне могут отдыхать во Флориде и ни о чём не догадываться.
- Но почему же он её не спас? - спросил Антон.
- Это же элементарно, доктор, - сказал Шольц, - событие просто ещё не состоялось.
- Но, чего он ждёт? - пожал Антон плечами, - неужели столкновения с айсбергом?
- А Вы, не хотите своими глазами увидеть самую знаменитую катастрофу столетия, доктор? - спросил Шольц.
- Но не самую трагическую, - вздохнул Антон, покачав головой и глянул на Шольца.
- Я понимаю, будут и страшнее, - ответил Шольц…


Рочестер нашёл Антона в приподнятом настроении, уже в столовой. Антон пил чай. Едва Рочестер вошёл, Антон помахал ему рукой.
- Решил вести трезвый образ жизни? - подсел к нему Рочестер.
- Да, - кивнул Антон, - сегодня я общался с сотрудником Гестапо.
Рочестер поправил кепку.
- Ну, глядя вокруг, я уже не удивляюсь ничему. И что этот сотрудник Гестапо? Приглашал в гости, или ты теперь считаешь, что лучше уж они к нам?
- Нет, - покрутил головой Антон, - немец, которого зовут Шольц, а так же его коллега…
- Это милое слово, которым только что был обозначен гестаповец, я слышу от русского? - усмехнулся Рочестер.
Антон глянул на него.
- Ну хорошо, «а так же второй нацист», если тебя это утешит, - поправился Антон, - а так же второй нацист, тут из-за того же человека, из-за которого тут мы. А если выразиться точнее, то из-за тех же людей.
- Это уже становится интересным, - кивнул Рочестер, - представляешь, док, но мы с тобой знаем, что нацисты тоже интересуются доктором Гудвином! И что он такого тебе сообщил? И самое главное, что он такого спрашивал?
- Поразительно, - посмотрел на Рочестера Антон, - но он не спрашивал ничего!
- Вот как? - усмехнулся Рочестер, - следовательно, как почти его коллега, я могу сделать вывод, что, либо мы им очень интересны, либо они, всё что нужно про нас знать - уже знают и хотели уточнить для себя кое-какие моменты.
- Почему ты так думаешь? - спросил Антон.
- Я детектив, док, - сказал Рочестер, - и если я хочу что-то узнать, но знаю наверняка, что мне не скажут, то начинаю говорить сам. Как правило, я завожу беседу на тему, интересную тому из кого хочу выбить информацию. И если мой собеседник дилетант, то он обязательно проговориться. А дальше, разговор пойдёт сам собой. Пройдёт много времени, пока тот кого я допрашиваю, поймёт, что разговор, на самом деле просто допрос. Если поймёт, конечно, - кивнул он.
- Но он сам поделился информацией! - ответил Антон.
- И что же он такого сообщил? - спросил Рочестер.
- Ну, например, что доктор Гудвин, - Антон осмотрелся, - вернулся из будущего.
- Не трудно догадаться, - улыбнулся Рочестер, - разве мы не были у него дома в 2018-м году, в Ниагара-Фоллз? Да и Полежаев, я думаю, не зря отправил нас именно сюда, а не годом ранее.
- Так же и то, что Виктор фон Готт, это и есть Гарольд, - продолжал Антон.
- А разве ты этого не знал, док? - спросил Рочестер.
- Я сомневался… - пожал плечами Антон.
- То есть, то что именно мальчику с «Титаника», которого звали Гарольд Гудвин, в Нью-Йорке официально присвоили имя и фамилию Виктор фон Готт, тебе не доказательство? - усмехнулся Рочестер, - ох уж эти ученые, - снова усмехнулся он и глянул на Антона, - и что же тебе предложил этот фашист?
- Он хочет оторваться от своего напарника, - сказал Антон, - вообще от нацистов. Он готов нам помочь. Но по понятной причине, ему нельзя возвращаться в 1942 год. Их возвращение обеспечивает телепортатор настроенный на дату, место и время возвращения. Ему нужен кто-то, кто вернёт его в другую точку во времени. Или поможет остаться здесь.
- Мне жаль парня, - ответил Рочестер, - помоги он нам, концлагерь ему гарантирован, если не расстрел. А ты ему не сказал, что в машине версии Полежаева, никаких точек во времени, для экстренного возвращения, нет вообще? Тут нужен сам Гудвин и мне кажется, что нам он нужен не меньше чем ему. И времени остаётся всё меньше и меньше, док, - он посмотрел на часы.
- Я про это постоянно забываю, - вздохнул Антон.
Он глянул на Рочестера.
- Как я понимаю, ты не прогуливался?
- Я никогда просто не прогуливаюсь, - сказал Рочестер, - я изучал конструкцию замка на палубных перегородках. Ведь это нужная для нас информация, верно? Да и не только для нас. И знаешь, что меня поразило, док?
- Что? - спросил Антон.
- Этот замок выбивается без всякого усилия, - ответил Рочестер, - а открывается даже булавкой, или заколкой для волос. Насколько же законопослушные в этом времени люди, док? Они предпочтут умереть, но не запятнать свою совесть. Умереть так, чтобы их не могли упрекнуть даже после смерти…

Шрёдер не долго ждал появления нужного ему человека. Едва на палубе показался  первый попавшийся стюард, Шрёдер тотчас подошёл к нему без всяких церемоний.
- А скажи-ка мне, друг, - окликнул его Шрёдер, - туда совсем нельзя? - указал он на верхние палубы.
Стюард посмотрел наверх, потом на Шрёдера и усмехнулся.
- Тебе, так точно нельзя, - ответил он небрежно и хотел было уйти от назойливого собеседника.
- А почему? Смущает мой костюм? - снова окликнул его Шрёдер, - ну так в каюте у меня есть поприличнее!
Стюард остановился, подумал и вернулся к Шрёдеру.
- Да я не сомневаюсь, что костюм тут есть у каждого третьего из Вас, - сказал он, - а половина знает как пользоваться ножом и вилкой. И даже сортиром, - усмехнулся стюард, - а некоторые даже умеют разговаривать изысканнее самого принца Уэльсского, - он снова усмехнулся, - делать-то там тебе, чего? Поглазеть на солидную публику? Утереть голодные слюнки и вернуться назад? Ты знаешь, сколько там стоит бокал бренди, или чашка кофе, дружище?
- Знаю, - кивнул Шрёдер, - у меня проблема, сэр, - он улыбнулся, - у меня куча денег и я не знаю где их потратить.
Стюард посмотрел на него, улыбнулся в ответ, подумал и сложив руки снова глянул на Шрёдера.
- Что, пиво в курительном салоне слишком дешёвое, говоришь?
- Ну, - кивнул Шрёдер, - я же знаю, что некоторые ходят в Первый класс как к себе домой. Почему бы и мне, не проведать «Парижское Кафе» и не отужинать в ресторане Гатти? - он так же усмехнулся глядя на стюарда.
- Некоторые, как ты выразился, имеют билеты в Первый класс, - ответил стюард, - а некоторые, ходят с разрешения капитана Смита, - он подумал, - но за десять фунтов, я думаю, могу решить твою проблему, - улыбнулся он.
- Всего-то? Десять фунтов? - удивился Шрёдер.
- А что, для тебя это не деньги? - улыбнулся стюард, - ну, если ты настаиваешь, то хорошо, двадцать и не пенни меньше.
Шрёдер тихо рассмеялся, полез в карман и достав двадцать фунтов, сунул их стюарду.
- Держи, проведи меня в Первый класс, только не забудь пропустить обратно.
- Главное туда не пускать, сэр, - взял деньги стюард, - а обратно, это как пожелаете.
Он посмотрел на Шрёдера.
- Да не переживайте Вы насчёт своего костюма, - сказал стюард, - если не надумаете пить бренди после ужина, то не думаю, что Вы сильно будете отличаться от всех остальных.

Каюта. Дверь закрыта, но не заперта. Аронссон не очень хотел, чтобы ему досаждали, пока он отдыхает. Но в то же время, он с нетерпением ждал Вильгельма Скуга.
С утра, осуществив обязательную прогулку по палубе, поговорив со Сгугом обо всём на свете, что могло быть интересным горному инженеру и молодому парню из под Риги, они разошлись каждый по своим делам. Хотя, дел тут было очень мало. Поглазеть на то как развлекаются пассажиры, послушать последние сплетни Третьего класса, и сытно позавтракать, а затем пообедать в кругу семьи и друзей, под уже надоевшее пиво, в присутствии уже знакомых соседей по каютам.
Аронссон, даже ни сколько не удивился появлению Вильгельма.
Тот почти по хозяйски, сел на соседнюю нижнюю полку и помахал рукой Аронссону, продолжавшему лежать на верхней полке, напротив.
- А говорят, сегодня в честь Пасхи, в столовой будет какое-то веселье, - сказал Скуг, - я, конечно не любитель больших и шумных компаний, но имею убеждённое намерение узнать, как же ирландцы отмечают свою Пасху. Кроме того, до меня дошли слухи, что какой-то русский парень собрался жениться на своей подруге. И сегодня они тоже будут отмечать свою помолвку. Можем попасть на ирландскую Пасху, совмещённую с русской свадьбой. Что по этому поводу думаешь?
Аронссон слез с полки и присел напротив Скуга.
- Да я уже не знаю, что и думать, - развёл он руками, - понимаю так, что если там будет что-то особенное, то народ собрался хорошо погулять?
- Ирландцы привыкли весело отмечать свои праздники, - ответил Скуг, - я хотел бы немного развеселить Карла. Он, хотя и нашёл себе друзей, прекрасно понимает, что едва «Титаник» прибудет в Нью-Йорк, все его друзья исчезнут, попрощаются и уедут кто куда забыв о нём навсегда. Столовая тут, единственное пристойное место, для таких как мы. Говорят, сегодня там будет музыка и много шума.
- Музыка, говоришь? - усмехнулся Аронссон, - ну, тогда я с тобой, ты же знаешь!
- Ну вот и хорошо, - хлопнул себе по коленям Скуг, - а сейчас, что думаешь делать?
Аронссон подумал.
- А чем тут можно заняться, Вильгельм? Я думал спрятаться в каюте, но подозреваю, что это не самое лучшее место для того, чтобы не привлекать к себе внимания, - усмехнулся он.
- Насчёт внимания, - сказал Скуг, - мой сынишка говорит, что видел на «Титанике» много интересных людей, которые тут едут далеко не просто так. Они изучают нас. А от глаз Карла не спрятаться! Ввиду своего особого положения, мой Карл видит и слышит всё! - улыбнулся он, указав вверх.
- И что же такого он слышал и видел? - удивился Аронссон.
- Рядом с нами едут несколько человек, - сказал Скуг, - и Карл говорит, что они напоминают больше сыщиков, чем нас с тобой.
- Ходят с лупами и изучают палубу? - улыбнулся в ответ Аронссон.
- Нет, - покрутил головой Скуг, - ходить-то они ходят, смотрят, но потом очень долго обсуждают то, что видели.
Он подмигнул Аронссону.
- И знаешь, кого первого приметил мой сын?
- Кого? - посмотрел на него Аронссон.
- Нашего пропавшего друга, того журналиста, - сказал Скуг, - и едва его приметил Карл, он просто пропал.
- Ох не нравится мне эта чертовщина, - вздохнул Аронссон, - пойдём и мы, что ли, походим, посмотрим, поговорим о том что видели? Может заметив нас, успокоится твой малыш?
- Хе! - усмехнулся Скуг, - да он никогда не успокоится! Разве дадут ему успокоиться те, кого он видит и кто усиленно не хочет замечать его?

Карл сел на своё привычное место и принялся ждать. Обычно, именно тут его находил Гарольд и как бы случайно обнаруживал Фрэнки.
Давней привычкой Карла, действительно, была привычка подолгу рассматривать тех, кто проходил мимо, или тех кто находился рядом. Карл ничего не говорил, много слушал, вслушивался в разговоры и тогда начинал думать о смысле их содержания. Потом он начал замечать, что сам уже понимал, где кто кому врёт, кто пытается напугать кого, а кто просто льстит и старается казаться более важным, чем есть на самом деле.
Костыли помогали Карлу. Они, конечно были в тягость и мальчику вовсе не нравилось на этих костылях ходить. Карл понимал, что это несчастье и это на всю жизнь, но с другой стороны — ему уже никто не мог задать обидный вопрос «Это что ты тут делаешь?», или «Чего уши развесил?». Карл, мог королём сидеть где хочет и сколько захочет.
Гарольда долго не было. По крайней мере, минуты всегда казались Карлу целой вечностью, а желание побегать не исчезло вместе со ступнями ног под вагонеткой. И едва где-то раздавался детский смех, едва мимо пролетал мячик, или пробегали мальчишки, Карл готов был броситься следом, почти выпрыгивал из себя, но тут же начинал грустить. Он не был злой и суровый, каким теперь всем казался. Он был грустный. Но то что он грустный, а не злой, первыми поняли только два его новых друга, которых Карл теперь очень боялся потерять. Фрэнки, потому что был очень добрым и казалось, не понимающим, как это можно быть злым. И Гарольд, потому что уж очень был похож на самого Карла, слава Богу без этих чёртовых костылей.
- Карл! - услышал мальчик знакомый голос и обернувшись, увидел Гарольда бегущего к нему.
Гарольд сел, почти прыгнул, на лавочку, рядом с Карлом.
- А я сегодня, после того как тебя забрали на обед, знаешь где был?
- Нет, - ответил Карл, - но хотел бы я быть с тобой, - посмотрел он на Гарольда.
- Фрэнки мне показал место, откуда видны котлы! - шепнул Гарольд, - они такие большие! А кочегары, рядом с ними кажутся такими маленькими! Прямо как букашки!
Карл по-доброму усмехнулся.
- Представляешь, какими мы будем рядом с ними?
- Да уж, - вздохнул Гарольд, - хотел бы я тебе показать то место. Только я боюсь, что тебе там трудно будет идти.
- Ладно, - махнул Карл рукой, - на палубе тоже неплохо и интересно.
Гарольд посмотрел вокруг.
- Не понимаю, - глянул он на Карла, - я тоже люблю помечтать, но вокруг, мне кажется, всё таким знакомым. Люди тут одни и те же, и от них можно даже устать.
- А вот и нет! - улыбнулся Карл, - вон, видишь? - указал он взглядом на женщину, сидящую на соседней лавочке.
- Ну, - кивнул в ответ Гарольд, - эта мисс, вдова. Она едет с двумя сыновьями. Одному четырнадцать лет, а другому двенадцать. И старший её сын, постоянно ей врёт. А она ему верит. Младший брат его боится, и поэтому ничего не говорит маме. А знаешь, почему?
- Почему? - удивился Гарольд.
- Тот, который младший, украл у мамы какую-то ценную вещь и продал здесь жуликам, - ответил Карл, - мама этого не знает, а вот старший брат в курсе.
- Тут есть жулики? - испугался Гарольд.
- Ага, - кивнул Карл, - вот так я и узнал, что карманы лучше беречь и каюту запирать.
Он снова посмотрел в сторону.
- А вот тех видишь? - указал он на двух молодых парней у самого борта.
- Это жулики? - испуганно спросил Гарольд.
- Нет, - рассмеялся Карл, - это солдаты, они сбежали из армии и очень рады, что им удалось купить билеты по чужим именами! Они хорошие, но очень не хотят, чтобы их кто-то узнал.
- А, - понял Гарольд, - это наверное ирландцы?
- Ирландцы, - кивнул Карл, - они не хотят воевать против своих, но и свои их не примут к себе.
Карл снова подумал, подмигнул Гарольду и показал глазами на одиноко прогуливающегося по палубе человека.
- Вот тот, постоянно крутится вокруг тебя и твоего папы, - шепнул Карл, - как будто хочет что-то выведать.
- Он хочет меня украсть? - опять испугался Гарольд.
- Не думаю, - ответил Карл, - детей на пароходах трудно украсть, согласись.
- Согласен, - кивнул Гарольд.
- А хотел бы сделать тебе что-то плохое, то не крутился бы вокруг твоего папы, - подумал Карл, - я думаю, что он шпион. И вот что интересно, - Карл улыбнулся, - чем же ты так интересен шпиону, что он ходит за тобой по пятам.
Гарольд посмотрел на человека, на которого показал Карл.
- Да он подходил к нам в столовой и папа с ним разговаривал.
- Видишь, как я угадал, - улыбнулся Карл, - когда внимательно наблюдаешь за людьми, то можно даже мысли научиться читать.
- Но как? - удивился Гарольд, - как у тебя это получается?
- Не знаю, - вздохнул Карл, - само собой пришло. В начале я просто смотрел и слушал. Потом мне стало интересно подслушивать и подсматривать. А когда стало интересно, я начал думать, что же означают слова на самом деле. И знаешь, что я понял?
- У? - кивнул Гарольд глядя на Карла.
- Словами, люди пытаются спрятать то что они думают на самом деле, - ответил Карл, - и чем красивее и убедительнее слова, тем человек более лживый и подлый. Вот тот, который заглядывал в каюту, когда мы читали книжку, он очень нехороший человек, это я сразу понял.
- Эннис? - удивился Гарольд, - но он такой добрый!
- Он не добрый, - ответил спокойно Карл, - он похож на охотника, который заманивает дичь в ловушку и пытается казаться другом.
- Дичь? - Гарольд испугался не на шутку, подумав что дичь, это он сам.
Он глянул на прогуливавшегося неподалёку Антона, вспомнив слова Карла про то, что Антон шпион и тоже крутится вокруг него и папы.
Карл заметил, что его друг напуган.
- Да успокойся ты, - сказал Гарольду Карл, - я подозреваю, что им всем от вас что-то нужно. И это что-то находится у тебя.
- Но у меня ничего нет, - ответил Гарольд, поправив фотоаппарат висящий на плече.
Карл глянул на фотоаппарат.
- Интересная у тебя фотокамера, - улыбнулся он Гарольду.
- Это мне папа подарил, - ответил Гарольд и добродушно улыбнувшись, открыл чехол и показал Карлу фотоаппарат.
- Здорово, - вздохнул Карл, - наверное у меня никогда такой не будет.
Он улыбнулся и положил Гарольду руку на плечо.
- Что бы ни было вокруг, я рад что у меня есть такие друзья, как ты и Фрэнки!
- Я тоже очень рад, - улыбнулся в ответ Гарольд и почувствовал на себе чей-то взгляд.
Он посмотрел в ту сторону, откуда, как ему показалось, на него смотрели.
С палубы, в сторону кают, спешно уходил оглядываясь на мальчиков, Антон…

- Я его видел! Я видел его! - влетел в каюту Антон.
Рочестер читал, лёжа на своей полке.
Он отложил книгу и посмотрел на Антона.
- Кого? Тут, кроме сотрудников Гестапо появился сам Гитлер? Или Черчилль, Рузьвельт и Сталин прогуливались по палубе, обсуждая открытие Второго Фронта?
- Нет, фотоаппарат у мальчика, - выдохнул Антон, - тот самый который мы подняли из останков «Титаника» и с которого всё началось!
Антон тяжело дышал и смотрел на Рочестера, опираясь на стол.
- Вы слишком много курите, док, - спокойно ответил Рочестер, - а поднять Вам его ещё предстоит, если, конечно, Вам вообще придётся это сделать. «Титаник» ещё идёт своим курсом и до его гибели двенадцать часов. На Вашем месте, я бы не подсматривал за мальчиком, а попытался поговорить с его отцом. Это даст больше результата, чем наблюдать за тем, что носит с собой мальчик. Да и вообще, насколько мне известно, плёнки уже были проявлены, а фотоаппарат пуст? Не думаете же Вы, что мальчик где-то тут успеет проявить плёнки и во время своего, далеко не длительного посещения Первого класса, отдаст и плёнку, и фотоаппарат, себе взрослому?
- Но это именно тот фотоаппарат! - воскликнул Антон, - сомнений быть не может! Ф.Э.Д.!
- Тогда надо искать ответ на вопрос, как же он, с плеча мальчика переместился в саквояж к фон Готту, - поднялся Рочестер и посмотрел на Антона, - либо тут два фотоаппарата, либо кто-то забрал у мальчика фотоаппарат, проявил плёнку, положил это всё в саквояж и оставил в каюте, в Первом классе. На Первом классе, - кивнул Рочестер, - я делаю акцент.
- Почему? - не понял Антон.
- Да потому, что это мог быть только сам фон Готт, - ответил Рочестер, - каюты в Первом классе запираются каждая своим ключом. И посторонний в них попасть не сможет. Разве что, во время неразберихи. Но когда тут начнётся неразбериха, времени будет мало для того, чтобы проявить плёнку. Значит она была проявлена раньше?
- Не исключено, - согласился Антон и присел напротив Рочестера, - а кто же мог забрать у Гарольда плёнку?
- Скорее всего, плёнки в фотоаппарате уже нет, - ответил Рочестер, - Гарольд сделал свои последние снимки максимум вчера. Как мы знаем, на «Титанике» им было сделано несколько кадров. Пусть даже они были сняты сегодня. Вы когда-нибудь проявляли фотоплёнку, в условиях приближённых к современным, док?
- Не имел возможности, - покрутил головой Антон.
- Вот, то есть за Вас всё делала машина? - усмехнулся Рочестер.
- Компьютер, - вздохнул Антон, глянув на Рочестера.
- А мне доводилось крутить фотобачок и возиться с плёнкой, когда я её туда заряжал, - усмехнулся Рочестер, - скажу сразу, - похлопал он по плечу Антона, - занятие требует времени и не любит спешки.
- Значит… - посмотрел Антон на Рочестера, - на плече у мальчика, сейчас просто дорогая игрушка?
- Возможно, - согласился Рочестер, - поэтому, я сейчас пойду познакомлюсь с мистером Гудвином и предлагаю Вам, составить мне компанию. Мальчик, наверняка напугался Вас, когда понял, что Вы за ним следите? Надо же, как-то объяснить отцу, в чём причина Вашего интереса к его малолетнему сыну?
- Откуда Вы знаете, что мальчик напугался? - удивлённо спросил Антон.
- Это не трудно догадаться, док, - усмехнулся Рочестер, - ведь в отличие от мальчика, Вы прекрасно знаете, кем он станет через несколько дней?
В каюту постучали.
- Открыто! - крикнул Рочестер.
Вошёл Шольц.
- Простите, господа, - встал он в дверях, - я хотел бы…
- Проходите, господин гестаповец, - не дав договорить ему, усмехнулся Рочестер, - право, приятно увидеть нациста перешедшего на сторону добра!
Рочестер улыбнулся и указал Шольцу на место, рядом с Антоном.
- Благодарю, господин сыщик, - улыбнулся в ответ Шольц, - у меня для Вас новости, о которых не знает мой напарник.
- Вот как? - удивился Рочестер, - и что же за новости?
- Наш информатор, мистер Уотсон, - ответил Шольц, - побывал в каюте у Фредерика Гудвина и даже покопался в саквояже фон Готта. Там он видел странный прибор, больше напоминающий прямоугольное дамское зеркальце. Прибор, как выразился Уотсон, разговаривал и определил возраст Уотсона на сотню лет больше, чем ему на самом деле. Смею предположить, что это и есть машина времени?
- Хороший поворот, - подумал Рочестер и глянул на Шольца, - а где сейчас этот Уотсон?
- Должен быть на своей вахте, - сказал Шольц, - но зная о том, что он обыкновенный лентяй и бездельник, я думаю он занят более интересным делом.
- И каким же? - спросил Рочестер.
- Ничего не деланием, господа, - ответил Шольц, - минут пятнадцать назад он пошёл смотреть на то, как мальчишки играют в мяч.
- Он член гарантийной группы? - глянул Рочестер на Антона.
- Да, - кивнул Антон, - Эннис Уотсон погибнет вместе со всеми членами гарантийной группы, на своём посту. Это были лучшие специалисты верфи построившей «Титаник»! Какая утрата, - покачал он головой.
- Да ну бросьте, доктор! - рассмеялся Шольц, - Уотсон сюда попал исключительно по двум причинам.
- Но… в гарантийную группу вошли только профессионалы, - удивлённо глянул Антон на Шольца, - электрики, в том числе не исключение. За каждого члена гарантийной группы, должны были поручиться остальные. За помощников — мастера, за мастеров — бригадир, за бригадира — старший группы. Они, как-бы врачи «Титаника», симпозиум, если хотите!
- Ох уж эти историки, - усмехнулся в ответ Шольц, - первая причина, по которой Уотсон вообще тут находится, это то, что родная матушка решила отправить его туда, где его никто не знает. Почему? Да потому что в родном Фулеме, он ухлёстывал за малолетними мальчиками так, как Вы в молодости бегали за девушками своего возраста. И за это был неоднократно бит по лицу, как отцами и старшими братьями объектов своего вожделения, так и самими мальчишками. Понимаете, какой позор для уважаемой леди почтенных лет? Единственный сын — содомит и извращенец! А вторая причина, что очень вовремя рядом оказался его родной дядя, брат матери, Уильям Парр, который и уговорил мистера Эндрюса сжалится над несчастным парнем и принять его в гарантийную группу, на «Титаник». Правда, дядюшка Уильям пообещал и сам отбить ему голову, если увидит его ближе чем на десять ярдов возле детей, особенно возле мальчиков.
- И помогло? - глянул на Шольца Рочестер.
- Ну, судя по всему да, - ответил Шольц, - пока что, лицо мистера Уотсона украшает только один единственный шрам, доставшийся ему недели за две до посадки на «Титаник».
- Вот это я понимаю, толерантность, - усмехнулся Рочестер, - знаете, Шольц, в чём я согласен с нацистами?
- И в чём же? - кивнул ему Шольц.
- В том, что таким как Уотсон нет места рядом с нормальными людьми, - сказал Рочестер.
- А что такое толерантность? - посмотрел на него Шольц.
- Это ругательное слово, - улыбнулся Рочестер, - на всякий случай запомните его и не забывайте, что с него начнётся закат цивилизации.  Вдруг Вам повезёт? - глянул он на Шольца.
- А позвольте спросить, Шольц, - вдруг вмешался Антон, - не такую ли вещь видел Уотсон в каюте у Гудвина? - он достал смартфон и показал его Шольцу.
- Судя по всему именно такую, - посмотрел на смартфон Шольц и глянул на Рочестера, - а что это такое? Это тоже машина времени?
- Нет, - ответил Рочестер, - эта вещь объединяет в одном корпусе телефон, рацию, фотоаппарат, кинокамеру, библиотеку и целую лабораторию по обработке и передаче информации. Нечто вроде маленькой киностудии, телефонной станции, радиоузла и лаборатории фотографа. А ещё, - глянул он на Шольца, - с её помощью можно в считанные секунды связаться с любым человеком на земле. Главное, чтобы у него была такая же точно вещь. Она называется андроид.
Он посмотрел на Антона.
- А ведь Гудвин, в нашем времени ремонтирует именно их, смартфоны, док. Получается, что свои машины времени и он, фон Готт, замаскировали под смартфоны и сама машина это не набор деталей, а компьютерная программа?
Антон удивлённо глянул на Рочестера, потом на Шольца.
- Господа… - проговорил он, - как же я сразу не догадался! А ведь и правда! Компаньон доктора Гудвина, никто иной как Никола Тесла! И тут они занимаются не механикой и техникой, а информационными технологиями и энергетикой, как бы выразились в наши дни. Их машина времени, это не капсула, и не челнок, а именно компьютерная программа для андроида! Именно поэтому, они имеют точку возвращения и могут её корректировать. А мы не можем этого делать!
- То есть? - спросил Рочестер, - мы возвращаемся строго туда, когда нам назначено, если знаем как это сделать. И у нас выбора нет. А в чём их превосходство?
- А они возвращаются туда, куда захотят и когда захотят, - ответил Антон, - это как я предполагаю.
- А я видел, как это происходит, - сказал Шольц, - например, наша отправка сюда, напоминала подготовку пилота перед посадкой на самолёт. А само перемещение заняло несколько минут. Шум, гул, какое-то бормотание. А вот фон Готт просто открыл свой, простите, портсигар и исчез. Правда было много света, но никакого шума. Меньше секунды, господа.
- Да, наше тоже напоминало полёт на аэроплане древней конструкции, - кивнул Рочестер, - а как повезло Олендорфу, что у него оказалась в руках машина времени? - посмотрел он на Шольца, - я сомневаюсь, что его аппарат — это военный трофей захваченный в оккупированном Париже!
- В Париже, - кивнул Шольц, - но не аппарат, а библиотека Марии Кюри, в которой были записи доктора Гудвина о его изобретении. К слову, если вам, конечно, интересно, мадам Кюри в 1942 году жива и здорова. И даже более того, у барона фон Готта она компаньон и когда мы явились на квартиру фон Готта в Берлине, чтобы его арестовать, именно она открыла нам двери.
- Вот как? - усмехнулся Рочестер, - вы тоже пытаетесь там его поймать?
- И вы? - посмотрел Шольц на Рочестера, - бросьте эту затею, мой Вам совет. Когда мы к нему пришли, он нас уже ждал. И я даже не сомневаюсь, что он знает о том, что мы тут, и не просто на «Титанике», а в этой самой каюте.
Шольц глянул на двери.
- С другой стороны, - посмотрел он на Рочестера, - я уверен в одном, что он не преступник. А преступники как раз те, кто пытается его остановить.
- Ну, пока что, - ответил Рочестер, - остановить его пытается только Олендорф.
- Нет, - покрутил головой Шольц, - Олендорфу он нужен как учёный. И доктор Гудвин тоже. Хотел бы он их уничтожить, он бы это уже сделал. Есть кто-то ещё. И этот кто-то, находится совсем рядом и с интересом наблюдает за тем, как мы ловим друг друга, делая вид, что не знаем о том кто мы такие.
- Логично, - согласился Рочестер, - ну так, а Ваш напарник, не желает присоединиться к нашей компании?
- Он не знает о том, что я с вами, - ответил Шольц, - более того, я не знаю насколько он предан Олендорфу. Но  знаю точно, что на «Титанике» есть ещё один человек из Рейха.
- И кто же это? - спросил Рочестер.
- А вот этого я не знаю, - ответил Шольц, - но это офицер СС.
- Да, - вздохнул Рочестер, - если он офице СС, то это пёс без мозгов, преданный своему хозяину и нам придётся трудно. А что Вы думаете, док? - кивнул он Антону.
- А думаю, вот что, - ответил Антон, - я конечно, не детектив, но если свести от общего к частному, то получается вот какая картина. Переместивший нас сюда Георгий Полежаев, обладает машиной времени работающей по принципу прибора образующего коридоры времени. Он работал с Гудвином и он знал об изобретении Гудвина. Нацисты, когда оккупировали Париж, получили в своё распоряжение библиотеку Марии Кюри, где так же были записи доктора Гудвина. Судя по тому, что они собрали такой же точно аппарат, чуть более усовершенствованный ввиду того, что записи делались в 1912-м году, а машина собиралась в 1942-м, там тоже шла речь об аппарате. Но, Виктор фон Готт перемещается при помощи компьютерной программы и нехитрого устройства воздействующего на магнитные поля. Мы точно не знаем, и только предполагаем, что доктор Гудвин тут, это не тот доктор Гудвин которого все знали до 10 апреля 1912 года. Однако, машину времени изобрёл он и следовательно, коды к программе написать мог тоже только он.
- Но, док1 Чтобы написать программу, нужен хотя бы старый компьютер! - воскликнул Рочестер.
- А кто сказал, - улыбнулся Антон, - что доктор Гудвин уже не был в будущем, не освоил там компьютер и не написал программу? Смотрите что получается!
- И что же? - кивнул Шольц Антону.
- Доктор Гудвин, - продолжил Антон, - собирает машину времени и решает её испытать. Он перемещается, например, на сотню лет вперёд. Сейчас век прогресса, расцвета науки и едва ли не каждый молодой человек строит фантазии о будущем и пишет фантастические романы! Вот, Фредерик Гудвин и решил проверить, насколько правдоподобны фантазии. Он перемещается в наши дни, осваивается, узнаёт горькую правду о гибели своей семьи на «Титанике», но, по понятным причинам, он не может переместить всех своих детей и жену в будущее. Однако, он не теряет даром времени. Выкупает принадлежавший ему 100 лет назад дом в Ниагара-Фоллз, занимается бизнесом, изучает все новинки науки и техники, знакомится с современными изобретениями и плодом его работы является та самая компьютерная программа о которой мы говорим.
- И какой её смысл тут? Ну хорошо, док, - спросил Рочестер, - коды к программе приволок сюда Фредерик Гудвин. Зачем — мне непонятно. Без андроида - это просто мусор. Но даже если и мусор, то как она попала к Гарольду? И самое главное! Даже если предположить, что мальчик, успешно пережив крушение — обнаружил флешку с этой программой у себя, например в кармане, ему всё равно нужны технологии начала ХХI века, чтобы ей воспользоваться!
- А если предположить, что мальчик обнаружил не флешку, а андроид с уже установленной программой? - посмотрел на него Антон, - это же кольцо времени, господа. И боюсь, мы тут навечно.
- А мне понятно, - сказал Шольц, - Гудвин решил не просто спасти своего любимого сына, а сделать его своим наследником. Машина времени не у Фредерика Гудвина, - посмотрел он на Рочестера, - машина времени у мальчика. Доктор Гудвин предполагал, что за ним следят. И он в этом не ошибался. У него на хвосте, действительно сидят ищейки из SSB. Поэтому, машину он, каким-то образом, отдал мальчику. Или, хотя бы спрятал в каюте у детей. Вот её-то, Гарольд и обнаружил после крушения. И включил, запустив колесо событий, которое вы, доктор, назвали кольцом времени.
- Оскар Грузенберг вернул Гарольду багаж его семьи, - подумал Антон, - но отправлять машину времени в багаже, Фредерик Гудвин не решился бы. А вот саквояж Фредерика, который оказался у Эмили Браун, - посмотрел Антон на Рочестера, - саквояж! В этом саквояже, который во время крушения, почему-то попал к Эмили Браун, была машина времени с установленной программой!
- А как он оказался у Эмили Браун? - кивнул Рочестер.
- Трудно сказать, увидим, - пожал плечами Антон, - но то что Гудвины не смогут собрать детей даже тогда, когда уже Третий класс вырвется на шлюпочную палубу, это реальная история. Гарольд не видел ни отца, ни матери за те два с половиной часа, когда погибал «Титаник». Да и если бы саквояж был у Фредерика, он несомненно воспользовался бы машиной. Мальчик ей не воспользуется по одной из причин. Либо он не знает что находится в саквояже, либо не умеет ей пользоваться.
- Скорее и то, и другое, - кивнул Рочестер, - хватил лирики, господа, - сказал он, - время идёт и до гибели «Титаника» остаётся двенадцать часов. Я имею ввиду, не до столкновения, а именно до гибели. Нам надо успеть разгадать загадку и найти отсюда выход.
Он глянул на Шольца.
- Я, можно сказать — удивлён и одновременно рад что Вы с нами, господин Шольц. И надеюсь, мы вернёмся все трое, в наше время…

Фред Сейдж, сидя в каюте, колол орехи ударами кулака, прямо на столе, а Энтони молча наблюдал за ним, лёжа на своём месте. Каждый расколотый орех мальчик считал. И когда Энтони насчитал двадцать, то как бы извиняясь подал голос.
- Между прочим, неприлично колоть орехи вот так, - проговорил Энтони, - ты портишь стол. А он, между прочим, не твой. И вообще, я вроде как отдыхаю, а ты мне мешаешь.
- Чего? - посмотрел на него старший брат, - ночи мало, что ли, чтобы спать?
- С вами выспишься! - ответил Энтони, - храпите, как трио трубачей! А я, между прочим, ночью пойду на айсберги смотреть! И я хочу поспать!
- Вот придёт отец, расскажешь ему и про ночь, и про айсберги, - спокойно ответил Фред, - а я хочу орехов.
Он ударил по очередному ореху и тут же схватился за руку, зажав её между ног.
- Твою ж… - громко застонал Фред.
- Фредди! Фредди! - соскочил с места Энтони и подбежал к брату, - что с тобой? - пытался хватать он Фреда за руку, но Фред отворачивался и не давал это делать.
- Ты сломал руку? Да? - закричал, почти заплакав мальчик.
- Уйди, полоумный! - закричал на Энтони Фред и Энтони просто встал обиженно глядя на брата.
- Ну ладно, ладно, прости, - Фред понял, что только что, ни за что обидел младшего брата, - ну не сломал я руку, не сломал. Просто больно, а ты вопит начал на всю каюту.
Этони постоял, глянул на Фреда исподлобья и молча вышел хлопнув дверью.
- Тони! - крикнул ему вслед Фред, но мальчик не вернулся на крик.
Вместо Энтони, в каюту зашли отец и Джордж.
- Я не понял две вещи, - с порога проворчал, глядя на Фреда, Джон, - во-первых, почему Энтони, вышел с таким видом, будто у него отобрали сто фунтов золотом. И во-вторых, почему стол выглядит так, будто за ним всю ночь пили, гуляли и Бог знает чем занимались?
- Я колол орехи, - огрызнулся Фред, - а он мне сделал замечание.
Джон подумал.
- Знаешь, если он тебе сделал замечание по поводу того, что на столе орехи не колют, то твой брат прав, - покачал Джон головой.
Фред посмотрел на отца, на брата и вскочив с места бросился следом за Энтони.
Джордж плюхнулся на полку и глянул на отца.
- Сейчас начнётся! Нытьё, увещевание, прощение! Потом кое-кто побежит к маме и заведёт свою старую пластинку! «Мамочка! Прости меня! Представляешь! Это всё он!»
- Ты хочешь сказать, что Энтони… - посмотрел на сына Джон.
- Вот как раз Энтони, никуда и не побежит, - ответил Джордж, - он начал показывать свой характер, - глянул он снова на отца, - и скажу, мы его часто обижаем совершенно несправедливо. Почему он правильный стал, отец?
- Откуда я знаю? - пожал Джон плечами, - я всю жизнь прожил по правилу - «Цель оправдывает средства!». Ваша мама, никогда мне не противилась в этом. Да и вас, приучил думать прежде всего о выгоде для семьи. А Энтони, - Джон подумал, - видать, я плохой учитель?
- Ты хороший учитель, отец, - сказал Джордж и улыбнулся, - он прекрасно понимает, что цель оправдывает средства. Я видел его цель, - улыбнулся он.
- Не понял, - ответил Джон, - поясни-ка, сынок?
- Да я говорил тебе, что он познакомился с девочкой, - улыбнулся Джордж, - она из приличной семьи. Правда, они ещё дети, но видимо мой брат смотрит дальше? Вот и старается выглядеть джентльменом.
- Он не старается выглядеть джентльменом, - покачал головой, с улыбкой на лице, Джон, - он и есть джентльмен. Со своими тараканами в голове. Только у него, эти тараканы золотые, сынок. А у нас у всех, они из помойного ведра вылезли. Вот он и кажется вам уродом. Деньги-то в руках вы привыкли держать, только настоящего золота отродясь не видели.
- Ты думаешь, Энтони мудр не по годам? - усмехнулся Джордж, - возможно и так, папа! Глядя на Энтони, у меня, последние дни складывается такое чувство, что наша мама, тайком от тебя погуляла с каким-нибудь лордом!
Джон рассмеялся.
- Наверняка это был совсем пьяный и очень старый лорд, сынок!
- Отчего же пьяный? - усмехнулся Джордж.
- От любви, - потёр руками колени Джон, - ладно, - глянул он на сына улыбаясь, - пойду схожу к маме. Уговорил ты меня! А ты тут, - кивнул он на стол, - не будь лордом? Прибери за братом, пока они там объясняются в братской любви один к одному….

Фред нашёл Энтони сидящим на лестнице.
Энтони опустил голову на колени и явно хотел заплакать, стараясь ни на кого не смотреть.
- Ну чего ты? - подсел рядом и обнял брата Фред.
- Ничего! - пробурчал Энтони в ответ, не глядя на Фреда.
- Ну вот, - вздохнул Фред, - обиделся!
- Да, обиделя! - глянул на него Энтони и отвернулся.
- Ну прости, ну не хотел я, - снова обнял его Фред, - ну больно было! Ну понимаешь? Я сам думал, что сломал руку об этот чёртов орех!
- А послушал бы меня, то не было бы больно! - ответил Энтони.
- Ну не послушал, - сказал виновато Фред, - ну не буду больше орехи колоть на столе.
- Хм, - опустил голову на колени Энтони.
- Ну чего ещё? - кивнул ему Фред.
- Ничего, - ответил, проворчав, Энтони.
- Понятно. Не простил, - усмехнулся Фред, - а вот обещать тебя слушаться, я тоже не буду, - глянул он на брата.
- Ну и не надо, - снова проворчал Энтони.
- Эх ты! - Фред легонько прижал к себе Энтони, - вот приедем во Флориду, а там тепло, зимы нет! Море и солнце! Солнце и песок! Будем купаться в тёплом море сколько ты захочешь, и никто не будет гнать нас домой, как в Ирландии! Вода же там тёплая, как парное молоко!
- Не буду я с тобой купаться, - проворчал обиженно, не глядя на брата, Энтони
- Карибское Море, Тони! - старался развеселить его как мог Фред, - там же твои любимые пираты на своих фрегатах ходят, под  весёлым роджером! Ну? Как там в твоей любимой песне?
«Весёлый мертвец, пастырь чёрных овец,
Собрал он вольный сброд.
И в даль погнал их по волнам,
Ветер вольных вод.
Йо-хо! Чёрт нас
Ждал у адских врат
И бежал прочь от песни,
Что поёт пират».
Энтони вздохнул и поднял лицо. Фред услышал, что брат ему, всё-таки тихонько подпевает.
Йо-хо, громче черти!
Что ж нам дьявол не рад?
Словно гром голос песни,
С ней хоть в рай хоть в ад!
Там на дне в холодном аду,
Лишь восемь друзей в ночи.
Мертвец встал на край
Из пучины морской,
Отняв у смерти ключи.
В бездне бездонной, в подводном аду
Где сгинет сам Посейдон,
Смертный стон, могильный стон,
Слышится словно в бреду…

Энтони перестал петь и посмотрел на замолчавшего брата.
- Пойдём? - спросил мальчик.
- Куда? - кивнул Фред, почти удивлённо.
- Орехи есть, - улыбнулся Энтони смахнув набежавшую слезу...

Уильям немного поворчал, осёкся и очень искренне удивился. Под подушкой у Гарольда лежал маленький блокнотик с красивыми рисунками, между страниц которого лежал огрызок карандаша. Тупой его конец, судя по всему, именно Гарольд сгрыз до невозможности. А вот заточенный, был аккуратный, острый и казалось отполирован до блеска.
- Вот тебе и ночные кошмары, - проговорил Уильям, рассматривая рисунки Гарольда
Стоит отметить, что ничего особенного Гарольд не нарисовал, к удивлению Уильяма. Его больше удивило то, что Гарольд вообще вдруг, ни с того ни с сего научился рисовать. И рисунки были красивые, даже не для Гарольда, а сами по себе.
Дверь хлопнула. Вернулся Чарли.
Уильям обернулся на брата и застыл в своей удивлённой позе.
- Ну и? Чего такое? - спросил Чарли, глядя на Уильяма.
- Ничего, - покрутил головой Уильям, - вот только, - показал он блокнот, - это я вытащил из под подушки Гарри!
Чарли взял блокнот, бегло пролистал страницы, закрыл его, шлёпнул им Уильяма по голове и положил обратно под подушку.
- Ты чего? - не понял Уильям.
- Ну что за мода? - усмехнулся Чарли, - взял без спроса, ещё и ябедничаешь, будто бы Гарольд делает что-то нехорошее!
- Да? - посмотрел Уильям на брата с укоризной, - да у него руки не из того места растут, чтобы он так нарисовать мог!
- И ты сейчас скажешь, что Гарри — это не Гарри, а чёрт с копытами! - рассмеялся Чарли, - он ночью встанет и нас съест!
Чарли уселся за стол и подпёр голову руками.
- Ну чего еще? - кивнул он Уильяму, продолжавшему стоять и тупо глядеть на него.
- А ничего! - развёл руками Уильям, не меняясь в лице, - я вот докажу тебе, что Гарольд не настоящий! - вскричал он.
- Ты умом тронулся, Уилл? - посмотрел на Уильяма с опаской Чарли, - может тебе доктора вызвать? А я хоть настоящий?
- Я вам всем докажу! - обиженно проворчал Уильям и выбежал из каюты.
Первым делом, он направился в каюту к своему другу Генри.
С Генри он познакомился, едва сел на «Титаник». И Уильям знал, что Генри вовсе не пассажир, а лифтёр. И хотя он, часто был занят на вахте, с ним было весело и интересно. Генри постоянно рассказывал интересные истории, а Уильям считал их небылицами. Но это его и забавляло. А ещё, Генри постоянно хвастался тем, кого он видел в Первом классе, какие сплетни там услышал и просто о том как там красиво, тихо и чисто.
Но, больше всего Уильям гордился тем, что не Чарли и не Гарольд, а именно он знает хоть кого-то из команды, хоть лифтёра, но — дружит с ним и в курсе всего что происходит на «Титанике». Никто не знал, а Генри знал обо всём что было сказано на капитанском мостике, и что решил капитан, и куда капитан пошёл и что именно он приказал делать офицерам. И конечно же по большому секрету, рассказывал всё что слышал и видел, своему другу Уильяму.
Генри знал капитана Смита и всех офицеров. По такому же большому секрету, он давно уже рассказал Уильяму, кто из них хороший, кто противный и нудный, а кто просто весёлый и добрый. Уильям очень гордился тем, что познакомился с Генри.
Но в этот раз, Генри на месте не оказалось. Каюта была заперта и сколько Уильям не стучал, ему никто не открыл.
- Он не вернулся с вахты! Наверное отсыпается где-то и появится только вечером! - крикнул стюард, внезапно появившийся с другого конца коридора.
- Ладно, - махнул Уильям рукой, - тогда я пойду, - вздохнул он и поплёлся обратно.
Проходя мимо камбуза, мальчик чуть не столкнулся выходившими оттуда матросами.
Те даже не обратили внимания ни на Уильяма, ни на его извинения, а просто пошли дальше.
Уильям продолжал идти прямо за ними. Он отчётливо слышал не только каждое их слово, но и каждый их вздох.
- Нет, ну ты только подумай сам! - ругался один матрос другому, - которую ночь мы, в вороньем гнезде сидим слепые, как котята? Ключик они забыли на берегу! Да я ночью, вижу впереди ничуть не дальше носа! Понимаешь? Биноклей нет! На этом корабле — нет ни одного бинокля!
Матрос судорожно задёргал руками, глядя на товарища.
- Да успокойся, Фредди, - ответил второй, - ну уже прошли тысячи миль и ничего не случилось! Обещают полный штиль. Дойдём до Нью-Йорка, купишь себе свой собственный бинокль, чтобы ты был спокоен!
- Ларри, ты сколько слет служишь на флоте? - горько усмехнулся тот, которого назвали Фредди.
- Полгода, - ответил Ларри.
- А я — двадцать лет! - больше застонал, чем произнёс Фредди, - вот именно, что полный штиль, Ларри! Полный штиль и спокойный океан! И ночь эта будет безлунной, если верить моей прабабушке! Если впереди будут рифы, я не увижу не то что барашек у их основания, но и самих рифов. Если конечно, на них не окажется какого-нибудь идиота с фонарём!
- Какие рифы, дружище? - рассмеялся Ларри, - до ближайших рифов, сотни миль полным ходом!
- А китобои и баржи тебя не смущают? - ответил Фредди, - у контрабандистов, нет ни ходовых огней, ни сигнальных прожекторов. Когда мы должны их заметить? Когда уже врежемся им в борт, или погладим им корму?
Они обернулись.
Душа Уильяма, пока мальчик слушал весь их разговор, медленно опускалась в пятки. И Уильяму казалось, что он даже чувствует то, как она туда опускается.
- Простите, - побледнел мальчик, покрутил головой и со всех ног пустился искать хоть кого нибудь, кто сейчас смог бы его понять…
- Я доказал! - влетел Уильям обратно в каюту, перепугав Чарли.
- Что ты доказал? - кивнул ему возмущённо Чарли, - тебе вообще не приходило в голову, что я мог спать, или задуматься, испугаться и умереть от разрыва сердца из-за твоего крика?
- Я доказал! - снова повторил Уильям, - на корабле нет биноклей и моряки боятся, что мы ночью с чем нибудь столкнёмся!
- И причём тут Гарольд? - посмотрел на брата Чарли.
- А помнишь, он не хотел садиться на «Титаник»? - прищурил глаз Уильям, глянув на Чарли, - и говорил что мы тут утонем, потому что с чем-то там столкнёмся?
- Ну ты зануда, - выдохнул Чарли, - а ты вообще не подумал, что твой младший брат никогда не видел не то что кораблей, но и даже моря? И поэтому, он просто боится плавать на пароходах! На любых пароходах!
Уильям стоял, виновато опустив голову.
- Нет, - проговорил он тихо.
- Ну так я, это тебе напоминаю, доктор Ватсон! - сказал Чарли.
- Но он же рисует… - глянул на брата Уильям, - и так изменился, после того как ударился головой…
- Да вас чаще по голове надо бить, - ответил Чарли, - по очереди, чтобы ерундой не страдали, что ты, что он!
Чарли махнул и направился к выходу.
- Ты это, - кивнул он Уильяму.
- Чего? - глянул на него тот.
- Оставь ты Гарри в покое. В коем веке он перестал быть нюней...- Чарли что-то ещё хотел сказать, подумал, но махнул рукой и вышел.
Уильям так и остался стоять посреди каюты. Вдруг ему стало страшно, жутко, он сел на место где ехал Гарольд и тихонько заплакал…

Фредерик зашёл в столовую, взял чашку кофе и присев за свободный стол, хотел пролистать журнал прихваченный ещё в порту. Но, едва он открыл журнал, как за стол тут же сели ещё трое.
Фредерик посмотрел на тех, кто вдруг решил составить ему компанию.
- О, мистер Карамышев, - усмехнулся приветливо Фредерик и глянул на Рочестера и Шольца, - как я вижу, Вы с друзьями?
- Да, доктор Гудвин, - вздохнул Антон, - мы очень хотели бы с Вами поговорить об одном важном для всех деле.
- Для всех? - посмотрел на них улыбнувшись, Фредерик, - для всех, это в смысле для вас, или для кого-то ещё?
- Вы не поняли… - начал было Антон, но Рочестер похлопал его по плечу и остановил.
- Для всех на «Титанике», доктор Гудвин, - сказал Рочестер Фредерику, - и Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю.
Фредерик глянул на Рочестера, кивнув, чтобы тот продолжал.
- Не подумайте, мы не из SSB, - сказал Рочестер, - спецслужб, которые представляем я и мой коллега, Клаус Шольц, ещё не существует.
- Хе, - усмехнулся Фредерик, - джентльмены, что вы сегодня пили? Жаль, что я не употребляю крепкого спиртного. Иначе, я хотел бы попробовать этого «ерша»!
- Нет, - покрутил головой Рочестер, - ни я, ни господин Шольц, тоже не употребляем. Мы были у Вас дома и знаем немного больше, чем Вы думаете. Вы можете быть с нами откровенны, а мы будем откровенны с Вами.
- Но за нашим домом в Мелкшаме, уже полгода присматривает настоятель церкви Святого Михаила, отец Томас. А дом в Фулеме не мой, а моей сестры, - ответил Фредерик.
- Знаем, - кивнул Шольц, - Флоренс Эмелины Мери Гудвин, которая замужем за графом Семёном Квиткой. Она живёт в Харькове. Но речь не о том доме, мистер Гудвин.
- А о каком же? - спросил Фредерик.
- О доме в Ниагара-Фоллз, - ответил Рочестер.
- А, вы наверное уже побывали в том особняке, который приобрёл для нашей семьи доктор Тесла? - улыбнулся Фредерик, - там посредником был мой брат. Его тоже зовут Томас, как и отца настоятеля из Мелкшама. Но я понятия не имею, что он там сейчас делает и что могло вас так напугать, джентльмены! Ни я, ни моя супруга, и тем более мои дети, никогда не были в этом доме, уверяю вас.
Рочестер вздохнул.
- Были, доктор Гудвин, - сказал он, - именно Вы — были. И мы побывали там, но не застали Вас, в 2018 году.
Он посмотрел на Фредерика.
Фредерик помолчал, отложил журнал и улыбнувшись, глянул на Рочестера.
- Понимаете, как это звучит? - сказал он, - смею предположить, что вы, либо шутите, либо немного не в себе.
Антон достал смартфон, включил его и открыв фото, на котором был виден камин со стоящими на нём семейными фотографиями, положил перед Фредериком.
Фредерик посмотрел на смартфон, потом глянул на Антона, затем на Рочестера и Шольца.
- Понимаю так, скрываться дальше просто бесполезно, - произнёс тихо он, - вы пришли сообщить мне, что «Титаник» утонет и на нём погибнет 1503 человека, включая всех членов моей семьи? Я это знаю, джентльмены. Но, гибель «Титаника» важна для истории так же, как и Холокост, - посмотрел он на Шольца и глянул на Рочестера, - и дата, которая будет названа «9/11», и, - перевёл он взгляд на Антона, - полёт космического корабля «Восток», первый в истории человечества. Да и при всём желании, время имеет свои законы. Невозможно остановить то, что должно произойти. Если вы намерены спасти «Титаник» сейчас, то он всё равно погибнет во время обратного рейса. Или, вернувшись в своё время, вы с удивлением услышите о крушении, например, «Олимпика», - он подумал, - с тем же количеством жертв и такими же точно красивыми и ужасающими воображение подробностями.
- Печально это слышать, - подумал Рочестер и посмотрел на Фредерика, - Вы хотите сказать, что историю исправить невозможно?
- Почему же? - усмехнулся Фредерик, - историю можно направить по другому руслу течения времени. Только вот такая проблема, джентльмены. Время течёт не по мёртвому руслу, а по живым людям и забирает то, что ему полагается. Вот Вы, мистер Шольц, - глянул он на Шольца, - насколько я знаю, Вы сотрудник РСХА и член национал-социалистической партии? На Нюренбергском Процессе, - он подумал и снова посмотрел на Шольца, - так будет называться Международный Трибунал осудивший нацизм и вождей Третьего Рейха, чтобы Вам было понятно, Вы выступите как важный свидетель обвинения против своего бывшего начальника, Отто Олендорфа. Поэтому, я не побоюсь задать Вам этот вопрос. Вот как Вы думаете? Представьте, что попав в этот год, Вы вдруг встретили нищего и голодного художника по имени Адольф Гитлер. Вы знаете кем он будет и что он сделает. Он уничтожит миллионы людей и результатом его правления будет сиюминутное могущество Германии и её ужасная гибель в 1945-м году! Вы это знаете и, разумеется, как честный немец, офицер и патриот, Вы с негодованием пускаете ему пулю в лоб, без всяких объяснений! Или душите его, собственными руками, а труп выбрасываете в выгребную яму, где ему впрочем, и место. Вы спасёте этим миллионы жизней поляков, русских, евреев, да и самих немцев в конце-концов? Ведь в Вашем понимании, мистер Шольц,  если не будет Гитлера, то не будет концентрационных лагерей с их крематориями и газовыми камерами. А так же, никому не нужной войны и миллионов напрасных жертв. Не будет ужасающих ковровых бомбардировок Дрездена и других немецких городов, превратившихся в огненный ад, в котором заживо сгорят сотни тысяч немецких женщины и детей. А я уж не говорю о других уничтоженных немцами, городках и городах Европы. Напоминаю, что это жизни тех, кто должен будет погибнуть только лишь по прямой вине Гитлера! Тут я не упоминаю о делах тех чудовищ с Хорватии, Украины, Литвы, Кавказа, которым помог вылезть с задворок истории этот бесноватый ефрейтор.
- Я думаю, - ответил Шольц, - что несомненно, я этим спасу миллионы людей!
- Нет, - вздохнул Фредерик, - всё равно погибнут миллионы. Это будут жизни тех же самых людей. Может и других. Но миллионы, не сомневайтесь, погибнут в то же самое время. Время выдвинет другого фюрера, не обязательно в Германии и не обязательно Германия станет виновником Второй Мировой Войны. Чем, скажем, на эту роль не подходит Польша? Это сейчас, она лишь маленькое царство в составе России. Но в 1918-м году Польша завоюет себе независимость, там будет свой вождь и преданные ему служаки! И в 1939-м году, Польша, как Вы знаете, будет довольно большое и мощное государство. Ведь не вмешайся Россия, никакого генерал-губернаторства у вас бы не было? И вот, представьте, что в 1933-м году, у вас нет никакого Гитлера. Германия остаётся нищей и униженной страной. Но в то же самое время, в Польше, имеющей много претензий к вам, к власти приходит молодой и амбициозный преемник Пилсудского. И поляки, вместе с Францией, так же претендующей на часть вашей территории, поделят Германию. Но, территориальные аппетиты Речи Посполитой не ограничиваются теми землями, которые им любезно отдала Россия в обмен на Рижский Мирный Договор. Польша проглатывает Чехословакию, которую считает своей исконной территорией. Затем Венгрию. Камнем преткновения между Польшей и Венгрией, становится Верховина. Потом - Литву, Латвию и Эстонию. И имеет на эти земли гораздо больше прав, чем сами прибалтийские народы вместе взятые, прошу заметить. Вряд-ли Маннергейм будет спорить с поляками за Ревель. Затем, под знаменем защиты католиков от тирании схизматов, Польша вторгается в Югославию и тут её интересы пересекаются с Россией. Потому что Россия, обязательно протянет руку помощи своим братьям, сербам и болгарам, хотя и всего лишь ради доминирования в Чёрном и Средиземном морях. А вот поляки хорошо помнят, что Киев и Смоленск были когда-то польскими городами. И эта память подогревается желанием обладать донецким углём, мариупольской сталью и быть единственным хозяином на южной и восточной Балтике и в том же Чёрном Море. Поляки уничтожают своих и чужих евреев как коммунистов, причём в тех же самых лагерях смерти, с теми же названиями - Аушвиц, Дахау, Бухенвальд, Треблинка, Равенсбрюк и так далее. Только там, в газовых камерах уже находятся места и для немцев. Ведь немцы - лютеране, а не католики. А поляки — очень религиозные люди. У них нет идеи высшей расы. Но у них, до сих пор жива идея единственной истинной церкви. Для них, полноправие гражданина определяется его вероисповеданием, - он усмехнулся, - прям как у нас в Британии. Только у нас, в своё время случился «польский рейх-наоборот». И вот, в конечном итоге, генерал Шарль де Голль громит их полчища под Бордо. А Второй Фронт, открывают уже не Америка и Британия, а Америка и Россия, где-нибудь в Румынии. Потому что Британия, вдруг вспоминает о том, что США — это всего-навсего её бывшие колонии, а Польша — её главный и единственный союзник в Европе. Но самое главное, память у Черчилля просыпается потому, что Англии нужны уголь и сталь из бывшей Германии, а торговать, всегда выгоднее чем воевать, согласитесь с ним. Вторая Мировая Война - бушует во всей своей красе! Всё то же самое, - вздохнул он, - только подставляйте нужные имена и названия. Вам это трудно представить, а я видел и такое русло времени и ход истории. И знаете, там, в других измерениях, нет ничего нового под той же самой луной.
- По Вашим следам, доктор Гудвин, - сказал Шольц, - идёт группенфюрер Олендорф. Я сюда прибыл с напарником, из 1942 года. У нас задание - Вас захватить и доставить в Рейх к группенфюреру. Но, пока мой напарник решает Вашу головоломку, я принял несколько иное решение, немного разобравшись в ситуации. Не хотелось бы становиться причиной исчезновения привычного мира, согласитесь. Тем более, Вы единственный человек, который может помочь мне, либо остаться тут, либо вернуться в другое место, которое было бы Олендорфу, если не недосягаемым, то хотя бы неизвестным.
- Олендорф, наверное думает, что я помогу ему усовершенствовать машину времени, которую он собрал? - усмехнулся Фредерик.
- Скорее нет, - ответил Рочестер, - судя по тому, что он говорил, он прекрасно понимает, что своими идеями и открытиями Вы делиться не будете. Были бы Вы ему нужны как учёный, он сразу предложил бы сотрудничество, как предложил мне. А он открыл на Вас охоту. Его интересует некая вещь, которая находится у Вас, и которую, как я понимаю, создали Вы. Так же я понимаю, что только Вы знаете как ей пользоваться. Я не знаю что это такое. И как выглядит, я тоже не знаю. Но Олендорф уверен, что эта вещь находится у Вас тут, на «Титанике».
- Гм, - усмехнулся Фредерик, - самоуверенный молодой человек. Ну, по крайней мере, когда состоялось наше знакомство с ним, ему было чуть более двадцати лет. Но почему он решил, что я вообще буду перевозить на «Титанике» святая-святых всей человеческой истории? Я не стал бы этого делать хотя бы потому, что это устройство весит приблизительно столько же, сколько и мотор  грузовика! Вы понимаете, что такое конденсатор квантов временного поля? - посмотрел он на Рочестера.
- Если честно, то нет, - ответил Рочестер, - ваш друг и коллега, Георгий Полежаев, с которым мы встречались в нашем 2018-м году, называл этот предмет точно так же. Но само название и принципы его действия, для меня звучат как нечто потустороннее и непонятное.
- Рад узнать, что Георгий Александрович жив и здоров, - улыбнулся Фредерик, - я скажу, что это такое, - покачал он головой, - это устройство, может позволить тому кто им обладает, господствовать не только над странами или народами. Если этот прибор попадёт к Гитлеру, или хотя бы к Олендорфу, на планете Земля появится, единственный во всех временах - вождь всех времён и народов. Как там в Библии? Князь Мира Сего? Так вот конденсатор — это венец Христа и антихриста, джентльмены. Всё зависит от того, что в душе у человека им владеющего.
- Но как Олендорф узнал об этом устройстве? - спросил Шольц, - не мог же он сам, на основании Ваших записей, додуматься до того, что Вы собрали такой прибор?
- Будете смеяться, мистер Шольц, - ответил Фредерик, - эта бестолочь, Уотсон, просто не сжёг мусор в моей мастерской, когда я его об этом попросил. Я тогда был очень занят ремонтом грузовика и не обратил на это внимание. А надо было не посылать Уотсона за табаком, а всучить ему в руки мусорное ведро, в котором лежали скомканные черновики моей писанины. И ткнуть его носом в сторону камина. Но, пока я ковырялся в моторе, в мастерскую зашёл Олендорф.
- А что ему было нужно? - спросил Рочестер, - молодой парень из Германии, из вполне состоятельной семьи, решил просто так заглянуть в захолустный  городок под Лондоном? Зачем? Чтобы просто посмотреть на то, что находится внутри гаража на маленькой улочке?
- Я уже после понял, что он пришёл не просто так, - ответил Фредерик, - он нанял меня, для проверки сельскохозяйственных машин. Покупка дорогая, согласен. Понятное дело, что ему не хотелось бы везти в Германию груду металлолома! Однако, меня до сих пор мучает один вопрос: кто его ко мне направил? Ведь в порту имеется несколько своих, вполне достойных инженеров? Да и случайно, люди в мусорном ведре не копаются!
Он подумал.
- Ну так что же я могу сделать для Вас, мистер Шольц? - посмотрел он на Шольца, - отправить в далёкое будущее? Это не гарантирует того, что Олендорф не найдёт Вас и не уничтожит. Кто знает, чего достигли в РСХА, в процессе своих экспериментов со временем?
Фредерик снова на минуту задумался и снова глянул на Шольца.
- У вашего напарника должен быть телепортатор, - сказал Фредрик, -  стоит ему его использовать, Вы окажетесь в своём 1942-м году, в том же самом месте, откуда Вас сюда забросили. На Вашей одежде должен быть маяк. Во-первых, избавьтесь от всех вещей, которые Вы принесли с собой из будущего. И найдите себе новую одежду. Это Вы должны сделать в первую очередь, не мешкая и не раздумывая. Только тогда я решу Вашу проблему, - он посмотрел на Рочестера и Антона, - что ещё я могу вам сообщить, джентльмены?
- Я подводный археолог, исследователь «Титаника», - начал Антон, - в мае 2018 года, из его останков я поднял один саквояж. Это был саквояж, просто находившийся в каюте Первого класса и в нём мы ожидали увидеть то, что обычно находили и раньше в вещах погибших и выживших пассажиров. Тут много что останется лежать на дне, поверьте.
- И? - кивнул ему Фредерик.
- Но в саквояже, мы обнаружили одну вещь, - покачал головой Антон, - там был полиэтиленовый свёрток. Это был свёрток из материала, которого не могло существовать в 1912-м году! Только это уже, было странным! Но, самое поразительное нас ждало в самом свёртке. Там была проявленная фотоплёнка. На её кадрах было много интересного, но на самых первых — ваша семья.
- Вот как? - удивился Фредерик.
- Да, - кивнул ему Антон, - но Вы удивитесь ещё больше, если я Вам скажу, что там лежал фотоаппарат. Тот самый фотоаппарат, который Вы принесли из будущего и подарили своему сыну, Гарольду.
- Признаться честно, - подумал Фредерик, - я не оставлял в каюте Первого класса для Вас сюрпризов, мистер Карамышев. И сейчас, я обескуражен Вашим рассказом.
- А Ваш сын мог это сделать? - спросил Рочестер.
- Гарольд? Да ну что Вы такое говорите? - усмехнулся Фредерик, - он ещё ребёнок и кроме того… - вздохнул он.
- Я не про девятилетнего мальчика, - сказал Рочестер, - я про взрослого Вашего сына.
- Вы имеете ввиду Чарльза? - не понял Фредерик.
- Нет, мы имеем ввиду именно Гарольда, - ответил ему Шольц, - тут сейчас находится взрослый Гарольд, доктор Гудвин.
- Этого не может быть, - покрутил головой Фредерик, - Гарольд погибнет меньше чем через двенадцать часов!
- Гарольд не погибнет, - сказал Шольц, - по нашей информации, он будет единственным кто выживет из Вашей семьи. Если бы я не знал, что в будущем Ваш сын будет резидентом британской разведки в Берлине, а до этого - помощником лорда-председателя, то есть — правой рукой у лорда Бальфура, я бы тоже сомневался. Но он им станет и очень скоро. А вернуться сюда, ему поможет один предмет, который попадёт к нему в руки во время гибели «Титаника». Дело не в том, что он поможет мальчику выжить. Дело в том, что мальчик замкнёт так называемое «кольцо времени» и запустит те процессы, которые уже случились и имеют очень нехорошие последствия. Мы думаем, что этот предмет уже находится у него.
- Какая замечательная карьера для забитого мальчика из Фулема! - восхищённо воскликнул Фредерик, - помощник самого лорда-председателя? Хотелось бы увидеть рожи его двоюродных брата и сестры,  и послушать, как моя сестрёнка, ненавидящая Гарольда всей своей душой, рассказывает о том, что Гарри всегда был её самый любимый племянник! - Фредерик рассмеялся, - что, по вашему мнению, я мог ему оставить? - посмотрел он на Антона.
- Скорее всего, - сказал Антон, - это андроид с установленной программой, которую создали Вы, доктор Гудвин.
Фредерик задумался.
- Я понимаю о какой программе речь и я действительно оставлял кое-что у детей в каюте, - ответил он, - однако, я строго-настрого запретил открывать свой саквояж. Но Гарольд, как всегда, меня не послушает. Получается, его врождённое любопытство спасёт ему жизнь? И если мы сейчас помешаем ему туда залезть, то мой сын погибнет?
- Да, и никакого дела не будет, - сказал Рочестер, - а мы просто все исчезнем и очнёмся каждый в своём времени.
- Нет, - покрутил головой Фредерик, - не смотрите фантастики, мистер Рочестер. Во-первых, вы просто погибнете на «Титанике», потому что вернуться уже не сможете. Помните, что я говорил о времени? Люди - это просто грунт, камни на дне реки и нет никакой разницы где этот камень лежит. Мы, во времени напоминаем именно камни на дне реки. Камень на дне не может переместиться сам, разве что, если его тянет за собой вода. Чтобы он от берега попал на глубокое дно, его нужно бросить. Камень брошенный в воду, конечно создаст круги, волны, но на самом деле — едва-ли они будут заметны. Если он очень большой, конечно, он может помешать лодкам, другим камням. Но в конечном итоге, он ляжет на дно и вода будет точить его под себя так как хочет, пока не сотрёт в песок. Так же и вы, сейчас принадлежите 1912-му году. И ваша жизнь протекает тут и именно тут состоится ваша смерть, если вы с ней столкнётесь. Жизнь и смерть, они ведь не во времени. Это сугубо физические понятия. Исчезнет - цепочка событий, которую создаст Гарольд и машина времени окажется только у меня. А во-вторых, он туда не лазил и не полезет! Саквояж заперт на ключ, а ключ тоже находится у меня. И замок, который на саквояже, не открывается ни гвоздём, ни булавкой, ни отмычкой, ни ловкими пальцами Уильяма, чтобы они с Гарольдом могли бы полюбопытствовать о содержимом саквояжа. Если, конечно, они не сломают замок с помощью молотка и долота, например. Но они этого не сделают, по одной простой причине. Это будет уже высшей меры наглость с их стороны! Но если бы сделали, то в таком случае, выжить они должны вдвоём? Верно? А Уильям погибнет… - покачал он головой, - значит, кольцо времени замкнул кто-то другой, а не Гарольд. И саквояж уйдёт на дно вместе с «Титаником».
- Но он не уйдёт на дно, - сказал Антон, - не знаю каким образом, но сегодня ночью саквояж окажется у Эмили Браун. А через несколько дней, если быть более точным, ориентировочно 30 апреля, саквояж будет возвращён Гарольду адвокатом Оскаром Грузенбергом и мальчик увидит то, что в нём лежит.
- Ну, тогда это многое объясняет, - подумал Фредерик, - получается, Гарольд сможет разобраться с тем что внутри. А если он смог разобраться, то вряд-ли не исправил бы ошибки, которые мог допустить ранее, или во время изучения прибора. Это же элементарно сделать. Любой компьютер имеет контрольную точку восстановления, а любой путешественник во времени прекрасно знает где и как он наследил. И этого достаточно, чтобы исправить собственные ошибки, вызвавшие волну времени, даже если прошло десять, двадцать и пятьдесят лет реальной жизни. Если Гарольд не может исправить ошибки и разомкнуть кольцо, это означает только то, что процессы связанные с кольцом времени, вызваны не ошибкой Гарольда. Их запустили намеренно. И скорее всего, замкнувший кольцо времени человек, тоже находится где-то рядом. Я имею ввиду, что он тут, на «Титанике».
Он снова подумал.
- Ну, кто же, если не секрет, мой взрослый сын? - спросил Фредерик.
- Его зовут, - ответил Шольц, - барон Виктор фон Готт.
- Русский полковник? - удивился Фредерик, - а вот это, вторая приятная новость, джентльмены…

Глава 29
Если присмотреться к пассажирам Первого класса получалось внимательнее, то в глаза бросалась одна малоприметная, но весьма существенная особенность этих самых пассажиров. Три четверти из них, тех кто не был американцами, не и были англичанами. Но большая половина из них старалась изо всех сил, краснела, пыхтела, напрягалась как могла, ломала язык и мозги, ради того - чтобы их принимали именно за природных английских лордов. При всём при том, что все знали обо всех абсолютно всё, все дружно делали вид, что верят друг другу на слово. Либо, в разговорах искренне удивлялись тому, что и так было им известно .
Шрёдер понял эту публику сразу. И его оценкой, была ехидная усмешка даже не в глубине души, а едва сдерживая на лице.
Он по хозяйски подошёл к стойке бара и привычно облокотившись на неё, просто, без всяких реверансов, махнул бармену рукой.
- Что есть выпить, дружище?
- Вы предпочитаете крепкие напитки, или не очень? - спокойно спросил, удивлённо глянув на него бармен, сразу же поняв, что Шрёдер тут совершенно случайный гость.
- Не очень, - ответил Шрёдер, не глядя на него.
Шрёдер увидел, как в салон вошли Виктор и Катя.
- А скажи-ка мне, пожалуйста, - принял у бармена бокал вина Шрёдер, кивнув на Виктора, - а кто этот человек?
- Понятия не имею, - бросив взгляд на Виктора, пожал плечами бармен, - если я буду интересоваться каждым, кто берёт у меня выпивку, я ничего не заработаю.
Бармен глянул на Шрёдера.
- Что нибудь ещё, сэр?
- Нет, благодарю, - ответил Шрёдер, - а он что, часто выпивает? - посмотрел он на бармена, как-то удивлённо.
- Поверите, сэр, если я Вам отвечу, - тихо сказал бармен, - что пьёт он редко и мало, но исключительно очень дорогой бренди и очень мутную русскую водку, - он улыбнулся.
- А кто эта молодая особа, рядом с ним? - снова кивнул в сторону Виктора Шрёдер.
- Его кузина, сэр, - сказал спокойно бармен, - уж её-то, я тут вижу куда чаще.
- Любит погулять и покутить? - спросил Шрёдер.
- Нет, - покрутил бармен головой, - в основном беседует на разные темы, от литературы до астрономии, с одним и тем же человеком. Неким мистером Джеком Фатреллом. И никогда не наушничает.
- В смысле? - посмотрел Шрёдер на бармена.
- Не любит она компании богатых леди, - улыбнулся бармен, - я заметил, что от одного их присутствия у неё начинается мигрень.
Шрёдер кивнул бармену и направился к дальнему столику.
Присев за столик, он не спеша потягивал вино, время от времени поглядывая на то, как Виктор, сидя неподалёку, беседует с Катей не обращая внимания ни на Шрёдера, ни на людей вокруг, и не заказывая ничего.
К ним подходил стюард, с ними здоровался то один вошедший офицер, то второй, то сам капитан Смит. И только со Смитом Виктор перекинулся парой слов. Но слова эти, как расслышал Шрёдер, были обыкновенными любезностями, ничего не значащими.
Немного посидев с Катей, Виктор встал, откланялся и удалился, так же не обращая внимания ни на кого вокруг. Как-то быстро и спешно.
Катя осталась сидеть одна, но очень скоро помахала рукой вошедшему толстоватому человеку в круглых очках.
Тот обрадовался встрече с Катей и присел на место Виктора. У них завязался разговор. Судя по всему, очень интересный для обоих.
- Очевидно, это и есть тот самый Фатрелл? - подумал Шрёдер, - интересно, чем он так её купил, что она общается только с ним одним? С виду даже неказист, полноват, явно изнежен и цены себе не сложит. Видимо, в молодости нищенствовал, или из очень бедной семьи. Эти манеры лакея! От них не избавиться ни со временем, ни с возрастом. И толстый кошелёк в кармане, не превратит услужливого клерка в принца на белом коне! - Шрёдер даже усмехнулся своим мыслям, глядя на то, как Фатрелл очень неуклюже и явно волнуясь, подбирает слова в разговоре с Катей, будто старается ей угодить.
Шрёдер хотел было встать и подойти к ним, но его внимание привлекли другие. Как раз в этот момент, у стойки бара остановились двое. Первый был статный, явно очень богатый и важный даже своим видом, с закрученными усами и дорогой тростью. Его Шрёдер мог бы перепутать с прусским генералом, если бы чётко не услышал чистую английскую речь. Рядом с ним стоял человек помоложе, пониже ростом, тоже усатый, но явно офицер, не хотевший привлекать внимание. Худое лицо и задумчивый, почти мрачный взгляд, выдавали в нём военного возвращавшегося с войны.
В то же время, с другой стороны от Шрёдера, уже надоев Шрёдеру, хохотала какая-то дама, довольно молодая и довольно наглого вида. Вокруг неё собралась компания из трёх мужчин. Двое из них были почти молоды, а вот сидевший спиной, судя по седому затылку, был уже стар, но очевидно старался об этом забыть и убедить всех, что возраст ничего не значит.
Эта дама раскладывала карты. Компания собралась играть в покер, а неизвестно откуда появившаяся на столе бутылка вина, указывала на то, что заседать они будут очень долго. Намечалась бурная гулянка.
Двое стариков, явно евреи, прошли в салон и остановились, здороваясь со всеми кто встречался им по пути. Вряд ли они собирались выпить, и тем более не собирались играть в покер. Судя по выражению лица старика, с этой непонятной немцу дежурной улыбкой американцев, они просто зашли поздороваться.
Шрёдер пренебрежительно глянул на них.
- Супруги Штраус, - услышал он рядом с собой чей-то голос и обернувшись, вдруг увидел, что напротив него, за его столиком, развалившись на стуле, уже сидит пожилой человек с гладко выбритым лицом.
- Да, евреи, эти ненавистные ХАБАДники, - сказал тихо человек, продолжая глядеть на Шрёдера, - и смею заметить, мистер и миссис Штраус - очень приличные люди, - улыбнулся он, - я провожу с ними очень много времени эти дни, за разговорами об их религии, философии Талмуда и разночтениях Святого Писания в иудаизме и христианстве.
Человек пристально глядел на Шрёдера и как-то хитро улыбался, даже не губами, а только глазами.
- Здравствуйте, - наконец сказал человек, слегка опешившему Шрёдеру, - я вижу, Вы немного удивлены тем, что увидели в салоне Первого класса? Ну так, а чего же тут такого ошеломительного, Вы хотели найти? Чопорных лордов? Элегантных дам с собачками на руках? Или джентльменов в котелках и галстуках-бабочках? - усмехнулся человек, - уверяю Вас, тут публика ещё более омерзительна чем там, в Третьем классе, откуда Вы пришли.
- Настолько заметно, что я из Третьего класса? - усмехнулся Шрёдер, - я только выпью вина, гляну на спокойный океан с верхних палуб и немедленно удалюсь.
- Не извольте беспокоиться, мистер Шрёдер, - ответил человек, - мне совершенно нет дела до того, где Вы решите прогуляться, чтобы удовлетворить своё любопытство.
- Вы знаете моё имя? - удивился Шрёдер, - вроде, я не припоминаю, чтобы мы знакомились, или чтобы нас кто-то представлял друг другу?
- А мне не обязательно было с Вами знакомиться, чтобы узнать о Вас всё, - улыбнулся человек, - разрешите отрекомендоваться? Группенфюрер Борис Штейфон. Для Вас и Вашего напарника, я просто Кондор. А так же, для вот того человека, - указал взглядом в сторону стойки бара Штейфон, - который сейчас о чём-то беседует с сэром Дафф Гордоном и как и положено, вроде-как не узнаёт меня. Он военный. И Космо Гордон - тоже военный. И думаю, в мирное время им есть о чём поговорить. Правда, я не мог войти сразу же за Вами, чтобы навязать Вам свою компанию. Пришлось ждать, пока выйдет фон Готт. Проблема обстоит в том, что мы с ним знакомы.
- Господин группенфюрер? - изменился в лице Шрёдер, но Штейфон показал глазами, чтобы тот успокоился.
- Только не надо вскакивать и вскидывать руку в приветствии, Шрёдер, - тихо сказал Штейфон, - во-первых, тут мы просто пассажиры и каждый из нас, главный в своей группе. То есть, мы с Вами тут на равных. Во-вторых, если Вы присмотритесь внимательно к тем кто вокруг, то без труда заметите, что окружающие нас люди гораздо интереснее, чем могут показаться обывателю. Я говорю не только об этом месте, и не только об этих людях, но всё же.
Штейфон кивнул на Катю.
- Девушка, - сказал он, - что Вы о ней можете сказать?
Шрёдер посмотрел на Катю, глянул на Штейфона и пожал плечами.
- Господин… - начал он.
- Тише, тише, не надо регалий, мой друг, - прервал его Штейфон, - о регалиях мы вспомним в Рейхе, а тут, - он снова указал на Катю глазами, - так что насчёт девушки?
- Как мне тут сказали, она кузина Виктора фон Готта, - ответил Шрёдер, - умна, без претензий и знает себе цену.
- Совершенно верно, - улыбнулся Штейфон, - а ещё, она прибыла из будущего вместе с фон Готтом.
- Ну, если подумать... - начал снова Шрёдер.
- А Вы не думайте, - усмехнулся Штейфон, - настоящему Виктору фон Готту сейчас девять лет. Не знаю насколько она ему кузина. Но я знаю то, что настоящая Екатерина Юсля тоже едет в Третьем классе. И должна очень скоро погибнуть. Правда ей столько же лет, сколько и вернувшейся после крушения «кузине». А значит, гибель не состоялась.  Неужели Вы её не видели там?
- Там много девушек, - ответил Шрёдер, - искать одну из сотен, это всё равно что отыскать иголку в стоге сена. Да и если бы мы знали о том, что она тут появится ещё и как «кузина» барона фон Готта, то несомненно присмотрелись бы к ней.
- Понимаю, - кивнул Штейфон, - но и это ещё не всё.
Он указал кивком головы на столик, за которым в окружении кавалеров, шумно играла в покер и продолжала хохотать дама.
- Дороти Гиббсон, - улыбнулся Штейфон, - прекрасная актриса. Через год, она сыграет саму себя в первом кино о «Титанике»!
- Я не знал этого, - удивился Шрёдер, - а с виду, она мне показалась обыкновенной куртизанкой!
- Ну, или так, - улыбнулся Штейфон в ответ, - название дела не меняет. А в кампании с ней, узнаёте кого нибудь?
- Тот, который слева, - подумал Шрёдер, - напоминает Томаса Эндрюса.
- Не напоминает, а это и есть Томас Эндрюс, - кивнул Штейфон, - отец «Титаника» и самый почётный пассажир. А узнаёте кого-нибудь, например справа?
- Этот большеглазый и ушастый, который развалился в пол оборота, явно француз, - ответил Шрёдер, - у него жуткий акцент и он его выдаёт. А вот старик, сидящий к нам спиной, тут уж извольте!
- Да, старик нарушил все правила разведки, - усмехнулся Штейфон, - самое главное из тех, что касаются посещения публичных мест, это правило — никогда не садиться спиной к входу! Будьте так любезны, сейчас встаньте, ненавязчиво обойдите их столик, вроде как допивая на ходу вино. Обратите внимание на француза и старика, вроде как интересуясь их игрой. Убедитесь, что он не такой уж и старик. Подойдите к бармену, возьмите ещё выпивки и вернитесь ко мне. Ну, и расскажите мне, какой можно сделать вывод о том, что вокруг происходит.
Шрёдер кивнул, встал и направился к стойке бара так, как попросил его Штейфон.
Минут через пять он вернулся и сел на своё место.
- Это Хемингуэй и Экзюпери, - мрачно глянул он на Штейфона, - уж их-то, невозможно перепутать с кем-то другим. Или я сошёл с ума, или фон Готт зачем-то приволок их сюда. Ну зачем — это понятно. Они дружили ещё до войны в Испании и с тех пор неразлучны. Но сколько тут его людей?
- Да, - улыбнувшись, покачал головой Штейфон, - вот видите, я помог Вам узнать, что мой боевой товарищ по двум войнам тут не один и готов к бою куда лучше, чем Вы думали. Но какой вывод Вы из этого сделали? Каковы Ваши дальнейшие действия?
- Я думаю, - ответил Шрёдер, - надо брать Гудвина и уходить отсюда. Скоро это большое корыто отправится на дно вместе со всеми кто тут, - посмотрел он на Штейфона.
- Ну не со всеми, - поправил его Штейфон, - но если мы останемся тут, то будем в рядах первых претендентов на то, чтобы стать приманкой для рыб. Не получится у Вас просто так взять Гудвина, - посмотрел он на Шрёдера.
- Почему? - не понял Шрёдер, - все эти дни мы не упускали его из виду. Он завтракает, обедает и ужинает, пьёт чай в одно и то же время. И только тогда он в кругу всей своей семьи. А так, в основном он ходит один. Что может быть проще, пригласить его на прогулку и…
- И скрутить, надев на него наручники? - усмехнулся Штейфон, - доктор Гудвин не так прост и едва вы приблизитесь к нему, как рядом окажется фон Готт, или кто-то из его людей. Да и Третий класс, это не лучшее место для задержания кого бы то ни было. Там публика, которая любит полицию приблизительно так же, как коммунисты любят Гестапо. Тем более, Вы уже знаете как работает их телепортатор.
- Так всё-таки, Гудвин уже обладает им? - спросил Шрёдер, - Вы что-то знаете?
Штейфон кивнул.
- Именно поэтому я разговариваю с Вами, господин Шрёдер. Я здесь с другим заданием, но наши задачи пересеклись. Это правильно, что вы сразу не налетели на Гудвина. Сделай вы это, то скорее всего, вы уже были бы мертвы. Ну, или он бы телепортировал вас обоих, и вашего информатора, на какой-нибудь необитаемый остров, тысячи на три лет назад. Композитор подозревает, что доктор Гудвин перевозит с собой одну ценную вещь. Она называется конденсатор квантов временного поля. В каком она виде, я не знаю. И Композитор тоже не знает. Возможно, что и в виде чертежей, заметок, или даже черновых набросок. Композитор вам передаёт, что Ваша задача изменяется. Гудвин всё-равно никуда не денется и будет вынужден спастись. Задержать его, мы можем и в Нью-Йорке. Теперь, Вам нужно не задержать Гудвина, а забрать у него то, что он везёт с собой, не навредив ему самому.
- Наш информатор уже побывал в каюте у Гудвина, - ответил Шрёдер, - там машина времени, но она принадлежит не Гудвину, а фон Готту.
- Фон Готт ничего не делает просто так, - ответил Штейфон, - если ваш информатор увидел машину времени, значит фон Готт хотел чтобы он её увидел. То что мы ищем, находится не в каюте у Гудвина, и не в чемодане фон Готта.
- Есть ли, хотя бы предположение где искать? - спросил Шрёдер.
- Мальчишка спасётся, - ответил, подумав, Штейфон, - но зная некоторые подробности, я могу утверждать только одно: при всех раскладах, без посторонней помощи, он должен будет погибнуть. Хотя бы потому, что он девятилетний ребёнок который окажется в ледяной воде. Ребёнок в этом возрасте, в ледяной воде может оставаться в живых - минут пять. Но мальчишка — выживет. А значит, ему кто-то поможет выжить. В воде будут погибать сотни людей, многие из которых будут просто не в силах позвать на помощь! Потому что у них не будет этих сил, они будут без чувств от боли и мук! Но шлюпка направится именно к мальчику. И его единственного вытащат из воды без сознания! И только потом проверят, жив ли он! В шлюпку, правда, примут ещё несколько человек. Но те будут явно живы, потому что спасутся на перевернувшейся парусиновой шлюпке. Мимо остальных, шлюпка офицера Лоу просто пройдёт мимо. Сотни замёрзших будут тесниться на палубах «Карпатии», страдая от обморожения, простуды и воспаления лёгких. Но в лазарет, отнесут именно этого ребёнка. В трюме той же «Карпатии», оборудованной под ледник, будет с десяток погибших поднятых из воды и шестеро умерших уже на «Карпатии». Но решат осмотреть именно этого мальчика и заметят, что он - опять жив! При всём при этом, он будет всего лишь один из тех детей Третьего класса, до которых вообще никому дела не было и не будет в принципе! Когда десятки спасённых с «Титаника» детей, будут безуспешно искать родных, голодать в порту Нью-Йорка, мёрзнуть в холодной богадельне «Армии Спасения», ему найдут новую, богатую и состоятельную семью. Замечу, эта семья уважаема не только в Нью-Йорке! Она уважаема по всей Америке и Европе! И его делом, займётся не какой-нибудь адвокатишка из Бруклина, а сам Оскар Грузенберг! Знаете, сколько стоят услуги Грузенберга в частных делах?
- Не имею представления, - ответил Шрёдер.
- Конечно, Грузенберг защитник прав и простых людей. Но не в таких делах! - кивнул Штейфон, - чтобы Грузенберг, хотя бы просто ознакомился например с Вашим делом, Вам не хватит жалования ни за год, ни за десять лет. А мальчик будет его клиентом. И Грузенберг доведёт дело до конца. За очень короткий срок, подросший мальчик сделает головокружительную карьеру и уже в двадцать лет будет помощником лорда-председателя. И даже особой приближённой к королю Великой Британии! Как Вы думаете, почему так случится?
- Ну, я бы тоже подумал, что его спасли, - ответил Шрёдер, - либо, ему просто очень повезло.
- Либо мальчик не простой, - сказал, кивнув, Штейфон, - а непростые девятилетние мальчики, бывают в двух случаях. В этом времени, они либо эрцгерцоги и наследники престолов, либо везут очень важный груз. Мальчик, может и не подозревать о своей исключительности. Но искать надо, именно в каюте у Гарольда, господин Шрёдер.
- Но ведь если мальчик спасся, и у мальчика был настолько важный для отца груз, - спросил Шрёдер, - то почему Гудвин, сразу по прибытию «Карпатии» в Нью-Йорк, не заберёт своего единственного сына, выжившего в ужасном кораблекрушении? Ведь обладая машиной времени, он мог бы устроить судьбу Гарольда куда лучше?  Она была бы безопаснее, чем та, которую мы знаем из его биографии?
- А Вы сами подумайте, господин Шрёдер? - усмехнулся Штейфон, - Гудвин будет считать его погибшим. Ведь знай отец, что сын остался жив, то разумеется, первым делом он бросился бы за ним, отложив все остальные дела. Тем более, насколько мне известно, Гарольд — это его любимый сын! Судьбой Гарольда занялся другой человек, который не мог его забрать по одной простой причине. Ему было очень важно, чтобы Гарольд оставался тут, в этом времени, и чтобы Гарольд довёл до конца работу своего отца.
- Почему? - не понял Шрёдер.
- Потому что его спас фон Готт, - сказал Штейфон.
- Но если он спас Гарольда, - снова не понял Шрёдер, - то кто же спас его, когда Гарольдом был он сам?
- Конденсатор квантов временного поля, - ответил Штейфон, - не думайте о мальчике. Его судьбе ничего не угрожает. Олендорф тоже задавал себе этот вопрос. И ответ на него - его интересует так же как и Вас, и меня, да пожалуй и самого фон Готта. Как заметил наш начальник, Гарольд по какой-то причине является своеобразной точкой отсчёта. Не Виктор фон Готт, а именно Гарольд Гудвин, живший до 2-х часов на 15 апреля 1912 года. То есть — до гибели «Титаника». Я тоже думал над этим вопросом и обладая несколько большей информацией чем даже Олендорф, могу сделать предположение, которое, пока что нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Как и существование Бога. Конденсатор работает. Только неизвестно где и когда он был включён. И когда кто-то неизвестный включил тут, Гарольд Гудвин стал этим парадоксом.
- Я немного не понимаю, что такое временной парадокс, - сказал Шрёдер, - разве парадокс, это не то, чего не может быть? В данном случае, разве не тот, кого быть не может?
- Вы правильно понимаете, господин Шрёдер, - ответил Штейфон, - в общем понятии, парадокс это и есть то чего не может быть. Но мы говорим о временном парадоксе. Он вполне реальное и осязаемое явление. Даже более того, в данной ситуации это живой человек, который даже очень может быть, и очень даже существует. Отличие в том, что все без исключения люди - вполне предсказуемы. Мы знаем как они думают, о чём могут думать, а о чём не могут, потому что не знают об определённых вещах. Мы знаем чего от них ожидать и как они поведут себя в любой ситуации. В случае с этим мальчиком, мы не знаем что творится у него в голове и какие преимущества он имеет перед нами хотя бы в образе своего мышления, уж не говоря о способностях. Конечно, мальчик может и сам не догадываться об этих преимуществах, пугать или удивлять других, равно как пугаться себя самого и удивляться сам себе. Конечно, он не может прыгать на десять метров, метать громы и молнии и заменить батальон на поле боя. Но он вполне может начать, например, писать стихи. Как и любой другой парадокс, временной невозможно устранить. Ведь невозможно устранить то, чего не может быть.
- Его невозможно убить? - удивился Шрёдер.
- Убить возможно всё, - ответил, улыбнувшись, Штейфон, - он не может умереть в результате стечения обстоятельств, в каком бы измерении времени и пространства эти обстоятельства не складывались. Этот мальчик - временной парадокс не принадлежащий ни одному из измерений пространства и времени. На то он и парадокс, чтобы быть парадоксом везде, а не только у нас.
Штейфон подумал.
- Хотя, убийца отправленный к нему сейчас, может просто, совершенно случайно, подскользнуться на лестнице и свернуть себе шею. Ведь этот убийца, для него тоже лишь стечение обстоятельств. Если, конечно, сам убийца не является таким же точно парадоксом во времени.
- Иными словами, Гарольд — это потустороннее существо? - не понял Шрёдер.
- Не существо, - ответил Штейфон, - такой же человек как и все. Потусторонней является его сущность. Но вот что это за сущность, душа ли это, или ментальное тело о котором писала в своих работах мадам Блаватская, или астральный двойник, он же демон или ангел, сказать не могу. Но он нужен всем нам, кто собрался на этом борту. Исчезни он в будущем, через несколько часов мы все уйдём на дно. Другое дело, что тот кто создал этот парадокс, оставил его здесь. И это говорит только о том, что у фон Готта нет никакого конденсатора, господин Шрёдер. Будь у него конденсатор, мальчик сейчас преспокойно бы жил в начале ХХI века, а фон Готт, продолжал бы бороздить время и пространство, будто бы они — два разных человека.

Уложив детей спать, Михай Навратил вышел на палубу, чтобы свободно вздохнуть и не думать ни о чём.
Два часа послеобеденного сна, которые так были нелюбимы детьми, для него были часами настоящего отдыха.
Он заложил руки за спину и медленно, прогуливаясь, глядя только себе под ноги, направился куда-то вперёд. Ему было даже безразлично, к корме, или к носу «Титаника» он шёл.
В голове путались мысли, Навратил явно нервничал и на ум ничего путного не приходило. Тогда он тяжело вздыхал, смотрел на часы и возвращался обратно, так же медленно и не спеша.
- Мистер Навратил! - услышал он позади себя и обернулся.
У него за спиной стоял недавний знакомый, бородатый и очень немолодой человек.
- О, мистер… не помню как Вас зовут, - усмехнулся ему Навратил и поспешил откланяться, - прошу прощения, я немного спешу и не имею достаточно времени, чтобы Вам его уделить.
- Хемингуэй, - кивнул ему в ответ человек, - Эрнест Хемингуэй.
- Да, да, я помню, - закивал, глядя в сторону, Навратил, - кажется Вы журналист, или репортёр? Вы подходили ко мне со своим коллегой и просили разрешить ваш спор.
- Да, с мистером Стедом, - усмехнулся Эрнест, - и право, Вы здорово меня сделали, - он почти рассмеялся, - а где Ваши сыновья?
- Спят, обязательный послеобеденный сон, - ответил Навратил и посмотрел на Хемингуэя, - скажите мне честно, мистер Хемингуэй, Вы тут для того, чтобы разоблачить меня? Вас наняла моя жена?
- Разоблачить? - усмехнулся в ответ Эрнест, - вовсе нет! А в чём я Вас должен разоблачить? И причём тут Ваша жена? Разве она не должна присоединиться к Вам в Нью-Йорке?
- Вот растяпа, - вздохнул Навратил и посмотрев на Эрнеста, улыбнулся и покачал головой, - проговорился! Хотя, знаете, должно быть мне надо было с кем-то поговорить.
- И о чём же? - кивнул ему Эрнест и предложил прогуляться, указав рукой вдоль палубы.
- Видите ли, - пошёл рядом с ним Навратил, - на самом деле, моя жена даже не знает где мы и думает, что мы спрятались где-то в Лондоне.
- У Вас проблемы на семейном фронте, друг мой? - восхищённо воскликнул Эрнест,- ну в этом я Вас очень даже понимаю! Хотите угадаю? Вы забрали детей и рванули за океан, в надежде спрятаться от женщины, которой, в один день стало очень много!
- Да, - удивился Навратил, - совершенно верно, мистер Хемингуэй! Но откуда Вам это известно? Вас точно не нанимала моя жена?
- Да успокойтесь, Мишель, - улыбнулся Эрнест.
- Я Михай, - неловко поправил его Навратил.
- Простите, конечно же, - кивнул, улыбаясь, Эрнест, - всё время путаюсь в этих именах.
- Ничего, бывает, - пожал плечами Навратил.
- Человека который прячется — видно сразу, - вздохнул Эрнест, - это только констебли и молодые сыщики считают, что тот кто прячется, обязательно должен носить чёрный плащ с поднятым воротником, чёрные очки и чёрную шляпу надвинутую на глаза. И обязательно озираться и ходить тёмными переулками и подворотнями, - усмехнулся он, - уж мне-то довелось и ловить, и прятаться самому, и искать шпионов вокруг себя. И смею заверить, большинство из них были похожи на Вас, или на мистера Стеда, - Эрнест кивнул, - но Вы не шпион, а явно отец, который очень любит своих малышей, - улыбнулся он.
- Да, в этом-то и проблема, - покачал головой Навратил, - моя жена, она считает, что отца моим детям может заменить первый встречный мужчина.
- Она Вам изменила? - спросил Эрнест, но тут же осёкся, - простите за бестактность. Спрошу иначе. Вы развелись?
- Да, - кивнул Навратил, - я не знаю что с ней случилось! Я из последних сил её обеспечивал как мог, чтобы ни она, ни дети ни в чём не нуждались. Вы представляете, что такое Венгрия? - посмотрел он на Эрнеста.
- Да уж, конечно! - ответил тот, - огромная страна, в которой очень много людей и очень мало работы.
- Даже больше, - ответил ему Навратил, - там вообще нечего делать! Или ты пан, или ты никто. И этим никем я быть не хотел. Я, как выражаются американцы,  начал своё дело в Соединённых Штатах. Просто не хотелось, чтобы мои сыновья росли в подвалах рабочего посёлка. И я заработал достаточно денег, купил небольшой домик и сам его обставил. И знаете, как честный муж и отец, - посмотрел он на Эрнеста, - я вернулся за своей семьёй. Но, моя супруга заявила мне, что никуда не поедет.
- А в Венгрии, ваша семья жила где? - спросил Эрнест.
- Тогда уж в Словакии, - кивнул Навратил, - маленький городок, больше напоминающий деревню, пыльный, грязный, потому что там испокон веков добывают уголь. Вы видели шахты? Были возле них?
- Да уж приходилось, - кивнул Эрнест.
- Ну тогда, Вы можете меня понять, - ответил Навратил, - к десяти годам мои сыновья были бы готовы к работе. Эта работа заключается в том, что им надо будет нагружать вагонетки и запрягаться в них вместо лошадей. Потом тащить эти вагонетки наверх. К двенадцати, они были бы больны пневмонией и были бы инвалидами без пальцев, глаз, а то и рук или ног. А к пятнадцати, их уже свалила бы чахотка. К двадцати - кого-нибудь из них мы бы похоронили рядом с могилой брата. Я сам так вырос, - посмотрел он на Эрнеста, - я видел это и знаю о чём говорю.
- Так, а что Ваша жена думает? - удивился Эрнест, - неужели, она хочет этого для ваших сыновей?
- Не думаю, - покрутил головой Навратил, - когда я ей сказал, что у нас есть дом, пристойный заработок, но нужно ехать за океан, она завила, что никуда не поедет. Дескать, недавно посадила помидоры. Потом, когда помидоры были собраны, оказалось что подходит зима и надо убирать двор и огород. Когда же зима пришла, разговор был другим. Она вдруг ударилась в ностальгию и рассказывала мне про то, как она любит наш дом, где мы вчетвером ютились в двух комнатушках. Но позже я узнал, что дело вовсе не в доме. Возможно она и права. Отец должен быть рядом с детьми, а не где-то за океаном.
- Любовный треугольник, едва не сломавший жизнь вашим очаровательным ангелочкам? - улыбнулся Эрнест.
- Да, - кивнул Навратил, - его зовут Штефан, он шахтёр, здоровее меня в два раза и я не нашёл ничего лучшего, как дать жене развод, собрать детей и тихонько уехать. И если честно, на самом деле я не знаю, что делать. У Вас есть  дети, мистер Хемингуэй? Как Вы думаете, отец может в одиночку воспитать сыновей?
- Тут я Вам не советчик, - подумал Эрнест, - я и своим-то детям не смог дать толк. А за младшего сына, уже взрослого, мне даже очень стыдно, - нахмурился он.
- Вы вроде достойный человек, - удивился Навратил, - не знаю почему, но мне кажется, что чем-то Вы необычны и даже благородны, подобны древнему языческому кумиру! Неужели, Ваши дети не такие как Вы? Неужели Ваш сын не захотел быть похожим на Вас, мистер Хемингуэй? И почему Вам должно быть стыдно за него? Он пошёл по кривой дороге? Или может, он стал любителем выпивки и беспорядочен в выборе женщин? - посмотрел он на Эрнеста.
- О, если бы он увлекался женщинами и просто любил погулять, как и я впрочем, - рассмеялся Эрнест, - то я бы о нём даже не беспокоился! Этот молодой человек, в один день решил, что исключительно он является властелином своей судьбы и может жить так как хочет сам, не взирая ни на что. Ни на Бога, ни на мать, ни на отца, ни на семью. Но однажды глубоко об этом пожалел! И стыдно не за его жизнь, а за то что он так и не понял насколько он слаб духом и верой в то, во что он верит. Надеюсь, хоть Ваши дети похожи на Вас? - улыбнулся он.
- Я не тот, кому можно было подражать, - вздохнул Навратил, - даже во всей этой скандальной ситуации, я не нашёл ничего лучшего, чем… - он горько усмехнулся, - чем украсть собственных сыновей!
- Но почему бы Вам не поступить просто, взять и подать на бывшую жену в суд? - спросил Эрнест, - я думаю, что опекунский совет не задумываясь отдал бы детей Вам! Вы состоятельный человек, у Вас есть бизнес и просторное жильё, целый особняк! Это же должно быть понятно, что под Вашей опекой, то есть с Вами, жизнь сыновей будет куда светлее, нежели в шахтёрском посёлке! Да и разве, Венгрия перестала быть католической страной? Жена изменившая мужу, по вашим венгерским законам - уже не может считаться пристойной женщиной! Какой судья оставит двух малышей с такой матерью?
Навратил горько усмехнулся и покачал головой.
- Плохо Вы знаете Венгрию, - сказал он, - это у вас, совесть общества — судья и священник! У нас же, всё решают подружки. Особенно, если эти подружки — жёны судьи и пристава, или любовницы пана отца. Поверьте, суд округи не встал бы на мою сторону. Я бы не оставил это дело и пошёл бы дальше в поисках справедливости ради своих сыновей, дошёл бы даже до австрийского кайзера! Но пока бы я до него дошёл, прослыл бы уже полным негодяем, пропойцей и гулякой, а заодно и деспотом, измывающимся над несчастной женщиной и маленькими детками.
Он покачал головой.
- Это наша действительность, мистер Хемингуэй, - печально сказал Навратил.

Кто-то сжал в объятиях аккордеон. Тот выдохнул мычанием испуганной коровы. Потом трёх коров. Ещё через мгновение, всем показалось, что замычали все три коровы сразу, а голодный бык пытался им «подпевать». Всё. Концерт был окончен.
- И что это было? - удивлённо посмотрела на Эрика Катя.
- Ну, мне показалось, что какой-то немец думал, что умеет играть на этом удивительном иностранном инструменте, похожем на детище гармони и рояля, - ответил задумчиво Эрик, не глядя на Катю.
Он и сам был не менее удивлён. Но предметом его удивления была не столь «виртуозная игра» музыканта, сколь сам инструмент.
Эрик поднялся из-за стола и подойдя к владельцу аккордеона, попытался попросить его джать ему в руки инструмент.
Но «немец» только удивлённо пожимал плечами, совершенно не понимая ни Эрика, ни его очень ломанного немецкого языка.
- Да отстань ты от него, земляк, - услыхал рядом с собой Эрик и оглянувшись, увидел молодого парня с кружкой пива в руке.
Рядом с парнем, сидел усатый человек, так же дружелюбно глядя на Эрика и приветливо подняв кружку, кивнул ему.
- Он не знает немецкого, - улыбнулся Эрику парень.
- Почему? - удивился Эрик, - я ведь слышал, что он превосходно разговаривает на немецком!
- Эрнест Аронссон, - представился Эрику парень, - и смею заверить, что Вы ошибаетесь, - он не из Германии, а из Бельгии. Их языки легко перепутать. И если Вы хотите с ним пообщаться на немецком, Вам придётся трудно. Присаживайтесь лучше к нам!
- Я с сёстрами, - указал Эрик на Катю и Машу.
Аронссон помахал девушкам.
Те улыбнулись в ответ и Катя махнула Аронссону рукой.
- Вот видите? - улыбнулся Аронссон Эрику, - Ваши сёстры будут не против, если Вы составите нам компанию.
Эрик присел рядом.
- А Вы из России?
- Мы шведы, - усмехнулся Аронссон, - господин Скуг уже раньше жил в Америке, а еду первый раз. Только господин Скуг не разговаривает на русском языке, а вот я из Курляндии и для меня, знать сразу шесть языков, это просто жизненная необходимость. А Вы, если не секрет, откуда будете?
- Мы из Харькова! - ответил радостно Эрик, - меня зовут Эрик, а моих сестёр…
- Не стоит, - остановил его Аронссон, - если они захотят представиться нам, они это сделают сами. Не хотелось бы тревожить сердце мадам Скуг, - улыбнулся он Эрику.
Эрик усмехнулся.
- Да Вы, я вижу, джентльмен!
- Нет, - покрутил Аронссон головой, - нам не положено становиться джентльменами, даже если мы очень этого хотим. В Харькове когда-то жила моя бабушка, пока не вышла замуж за дедушку. Их звали, Вольф и Роза Фреккен, - снова улыбнулся он.
На лице Эрика застыло удивление, плавно переходящее в растерянность…

Уильям очень долго ходил за Гарольдом, прятался за углами и спинами пассажиров, прежде-чемГарольд вдруг пониял, что за ним следят.
Уильям наблюдал за братом издалека, пытаясь увидеть ну хоть что-то странное, очень странное и очень подозрительное в поведении Гарольда. Но Гарольд, казалось как назло, ничего странного и необычного не делал. Уильям видел, как Гарри, привычно прохаживался по палубе заложив руки за спину, глазел на чаек и кивком головы, словно «благословил» подбежавшего к нему Фрэнки, отказавшись играть в мяч с мальчишками.
Фрэнки тут же убежал. А Гарольд, так же привычно для Уильяма, тяжело и задумчиво вздохнул, снова заложил за спину руки и поплёлся восвояси.
Уильям тихонько пошёл за ним, но вдруг Гарольд остановился и резко развернувшись, окликнул его.
- Эй! Хватит за мной ходить как за маленьким! - возмущённо закричал мальчик.
Уильям тоже попытался развернуться. Он задрал нос кверху, будто что-то рассматривая, тоже резко заложил руки за спину и, делая вид что просто прохаживается, хотел было уйти куда-то в сторону.
- Уилл! А ну прекрати за мной следить! - закричал ему Гарольд и подбежал к брату, - ты чего ходишь за мной полдня и высматриваешь что я делаю? Думаешь я тебя не видел?
- Ничего я за тобой не хожу! Нужен ты мне, чучело! - ответил Уильям и отвернулся.
- Сам ты чучело! - обиделся Гарольд и хотел уйти, но Уильям вдруг решил ответить на это жуткое оскорбление.
- Ой-ой-ой! - обежал он Гарольда и начал заглядывать младшему брату в лицо, - вы только посмотрите какие мы обидчивые! Девочка Гарри ещё и зазнайка! Подумаешь, рисовать научился! Теперь он важничает, будто Собор Святого Петра разрисовал!
Гарольд молча посмотрел на Уильяма, криво улыбнулся и ухмыльнулся, чем вверг брата в ступор. Потом, он просто пошёл дальше, как показалось Уильяму, даже не изменившись в лице.
Уильям постоял, посмотрел ему вслед и бросился за ним.
- Ну ты чего!? Ну не обижайся! Ну я не хотел тебя обидеть, Гарри! - уже пытаясь извиниться, поняв что перегнул палку, заговорил Уильям, - ну я не буду тебя больше обзывать! И смеяться над тобой не буду! Ну у тебя хорошие рисунки, правда!
Гарольд молча шёл рядом, будто не видя и не слыша Уильяма.
- Ну нечаянно я твой блокнот нашёл, - даже жалобно проговорил Уильям, то забегая вперёд Гарольда, то догоняя его, то кружась вокруг, - ну, конечно не шедевры, но всё же даже лучше чем у Джесси получается, - говорил Уильям, - а чего ты молчишь? Ты не хочешь со мной разговаривать? Да? Ну прости, я не думал, что ты такой обидчивый, что даже решил не разговаривать со мной!
Гарольд не реагировал.
Уильяму захотелось его больно ущипнуть, но почему-то он подумал, что лучше этого не делать.
- Слушай, ну давай ты не будешь корчить из себя оскорблённую невинность? - не останавливался Уильям, - будто я тебя раньше никогда не обзывал! Я же не со зла! Я же любя! Ты же мой самый любимый брат! - почти улыбнулся Уильям и остановился.
Гарольд тоже остановился, просмотрел на Уильяма, подумал и снова ухмыльнулся.
- И не надо рыться у меня в вещах! - заявил мальчик, - и под подушкой тоже лазить не надо! Мог бы просто попросить!
- Но… - хотел было что-то сказать Уильям, но Гарольд его опередил.
- И ходить за мной не надо, - со всей важностью попросил мальчик, - я думаю, а ты мне мешаешь!
Уильям развёл руками и остался стоять на палубе, глядя как Гарольд, медленно, заложив за спину обе руки подобно лорду, важно пошёл дальше, время от времени останавливаясь и любуясь чайками.
Уильям махнул ему вслед рукой, развернулся и хотел было уйти туда где Фрэнки играл в мяч, но вдруг увидел, что к нему приближается Джесси под руку с Энтони.
- А это ещё кто? - спросил сам себя Уильям, вдруг поняв, что пропустил очень многое.
Джесси и Энтони прошли мимо.
Сестра приветливо помахала Уильяму рукой, чуть улыбнувшись, одновременно слушая то, как Энтони рассказывает ей о чём-то интересном. Из всего услышанного, Уильям не понял ровным счётом ничего.
- Но позвольте, - развёл руками мальчик, - это как же прикажете понимать?
Он не пошёл следом за ними.
Настроение у Уильяма заметно испортилось. Не потому что его взяла злость. А потому, что брат и сестра его просто игнорировали и не посвящали в свои секреты, как это было всегда. А ещё потому, что он  понял, что ровным счётом  ничего не знает о происходящем у него под носом.
Самолюбие Уильямо было повергнуто наповал. Но самое ужасное, что удар пришёлся по святая-святых мальчика, по его любопытству! Однако, лёгкий подзатыльник его немного привёл в чувства.
Рядом стоял Чарли.
- Хватит шпионить за младшими, - сказал Чарли Уильяму, - я за тобой уже битый час хожу и смею отметить, что Вы, мистер филёр, выглядите весьма и весьма смешно со стороны.
- Ты видел??? - указал вслед Джесси и Энтони Уильям, - она встречается с тем мальчиком! И наверняка, папа и мама даже не знают о её похождениях!
Чарли усмехнулся.
- Тебе ещё один подзатыльник поставить? - покачал он головой улыбаясь, - о каких отношениях ты говоришь, шалопай? Как ты смеешь, плохо думать о нашей сестре?
- Не надо мне ставить подзатыльники, - ответил Уильям и отступил назад, - что с вами всеми происходит? Я вас не узнаю!
- Это я тебя не узнаю, Уилл, - ответил брат, - малой начал рисовать — ты решил, что он не настоящий! Джесси подружилась с мальчиком из соседней каюты — ты решил, что она начала с ним встречаться! Тебе, как мне кажется, просто скучно. Вот ты и бесишься. А скучно тебе потому, что надоел Джесси Гарольду своей подозрительностью! Вот они ничего тебе и не говорят! Понял, мистер филёр?
Уильям махнул рукой.
- Да ну тебя! - отвернулся он, подумал и глянул на Чарли, - а ты куда сейчас идёшь? Можно я с тобой?
- Что, совсем не с кем играть? - ухмыльнулся Чарли.
- Да уж… - опустил Уильям глаза.
Чарли достал из кармана пачку папирос и показал их Уильяму.
- Видишь чего у меня есть? А тебе там нечего делать, малыш! - рассмеялся Чарли в ответ, похлопав Уильяма по плечуи направился в сторону курительного салона.
Это слово, «малыш», задело Уильяма ещё больнее чем наглость Гарольда и откровенное безразличие Джесси.
- Он уже курит??? - больше удивилённо, чем возмущённо выдохнул из себя Уильям и бросился вслед за братом, - погоди! Я всё равно с тобой! Я там на входе постою, покараулю! Вдруг того, это!
- Чего это? - обернулся Чарли, остановившись.
- Ну это, - почти врезался в него Уильям, - чтобы папа не засёк, - виновато опустил Уильям глаза, - тебе же тогда влетит от него?
- Пошли, - обнял его Чарли и потащил за собой, - только не надо делать вид, будто тебя зовут Христфор Колумб и ты собираешься открыть Америку…

Навратил допил кофе, отставил чашку на столик и посмотрел на Эрнеста.
- Вот такие вот дела, мистер Хемингуэй, - произнёс он как-то разочаровано, - я думаю, что у меня всё получится и я смогу поставить сыновей на ноги. И очень скоро, мы будем вспоминать злоключения в Европе как дурной сон.
- Я искренне на это надеюсь, мистер Навратил, - усмехнулся Эрнест, - знаете, - подумал он, - а давайте я загляну к Вам сегодня вечером, когда Вы уложите детей спать? Мы могли бы больше пообщаться с Вами. Уверяю Вас, что Ваша история достойна целого романа и хотел бы, чтобы Вы успели мне её рассказать!
Навратил усмехнулся, посмотрел на часы.
- Пожалуй Вы правы, - сказал он, - всё равно, мои неугомонные ангелочки вот-вот должны проснуться. А если просыпается один, то второму он спать не даст.
В кафе вошёл Стед.
- Мистер Хемингуэй! Мистер Навратил! - подошёл он к ним, - простите что прерываю Вашу беседу!
- Ничего, - улыбнулся Навратил в ответ, - мне пора. Дела семейные, - он поднялся, откланялся Стеду и попрощавшись с Эрнестом, молча удалился.
- Чудесный человек, - сказал Эрнест, присевшему на место Навратила Стеду, - его история удивительна и буквально находка для литератора! Вы когда-нибудь слышали о бытовой коррупции, мистер Стед?
- Признаться честно, я и об обыкновенной не слышал, - ответил, улыбнувшись, Стед, - что означает этот незнакомый термин?
- Как Вы думаете, мой друг? - посмотрел на него Эрнест, - если Ваша жена, например, подруга жены судьи?
- Это ужасно! - рассмеялся Стед, - боюсь себе такое представить!
- Вот, - рассмеялся Эрнест в ответ, - а жена судьи - это любовница священника, который служит в вашем городке!
- Вполне реально, - кивнул Стед, - зная наших священников!
- А теперь представьте, - сказал Эрнест, - что у вас с женой возникает недоразумение, которое должно быть рассмотрено в суде. Чью сторону примут суд и церковь?
- Как я понимаю, именно эти проблемы у мистера Навратила? - кивнул в ответ Стед.
- Именно, - покачал головой Эрнест.
- Я бы мог ему помочь, - пожал плечами Стед, - судя по всему, он достойный отец, но униженный муж?
- Не думаю, что нам с Вами придётся это делать, - ответил Эрнест, - но как я понимаю, Вы нашли меня не для того, чтобы через меня предложить помощь бедняге Навратилу? - улыбнулся он Стеду.
- Конечно же, нет! Но если бы дело касалось Навратила, я бы всё равно вас нашёл, - восторженно сказал Стед, - я разговаривал с капитаном. И знаете, он разрешил нам посетить Третий класс, в ознакомительных целях, так сказать!
- Вроде как экскурсия? - усмехнулся Эрнест.
- Ну, гида он нам не предоставил, - ответил Стед, - но вот билеты надо иметь при себе.
- Чтобы пустили обратно! - рассмеялся Эрнест, - ну так чего же мы сидим? Мой билет при мне! Идёмте, нас ждёт чудесный, игристый ирландский эль и весёлая компания в столовой Третьего класса, мой друг!

Михаил Кучиев вышел на палубу, потянулся и вдохнул полной грудью. С утра ему немного нездоровилось. Он мог бы подумать, что дело в «морской болезни», если бы знал, что такая существует.
Перебирая в голове всё что он съел вчера на ужин и сегодня на завтрак, Кучиев не мог вспомнить ничего, что могло бы так сильно ухудшить его состояние. «Тут, скорее можно умереть от голода!», - усмехнулся в мыслях Кучиев, наконец, решив использовать старый дедовский метод, стакан водки с ложкой соли.
Кучиев уже собирался пойти в столовую и осуществить свой замысел, когда внезапно услышал уж очень знакомый голос, к которому привык за пару лет своей службы, но который никогда не предвещал ни спокойствия, ни отдыха.
- Отдыхаем, господин старший урядник? - услышал он позади себя и резко обернулся.
- Ваше высокоблагородие? - по привычке, внезапно для себя самого, вытянулся Кучиекв по струнке перед Виктором, - не ожидал Вас тут увидеть, ваше высокоблагородие! - обрадовался Кучиев ещё одному знакомому лицу и даже улыбнулся.
- Вольно, Кучиев, - будто скомандовал Виктор и обнял его.
- А ты какими судьбами тут, гордый орёл Кавказа? Чего в Харькове не сиделось? - спросил Виктор.
- Ой, ваше высокоблагородие! - улыбнулся Кучиев, - Харьков он большой город! Туда выйдешь — каменные дома! Сюда выйдешь — каменные дома! Я камни и в ауле у себя посмотреть могу, лёжа на рогожке с садике! Говорю я его высокоблагородию Барбовичу, что казак я вольный, не могу без степи и коня. Что, говорю, мне в казарме сидеть? Дай задание, чтобы поехать в степь!
- Ну, - подумал, глянув на океан Виктор и шутя усмехнулся, - не думал, что наши степи столь просторны и полноводны.
- Да ну что Вы, ваше высокоблагородие! - рассмеялся Кучиев, - это всё Барбович!
- Ну, а что Барбович? - удивился Виктор.
- А что Барбович? - пожал плечами Кучиев, - говорит, поедешь Кучиев, пока молодой, учиться в Новочеркасск! Офицером будешь! А так - езжай к себе в аул, отдохни, а осенью чтобы в Новочеркасск прибыл! Документ выдал, что теперь я не старший урядник, а целый кандидат на штатную должность! Ну, я и поехал!
- Через Америку решил добираться? - усмехнулся Виктор.
- Нет, что Вы, ваше высокоблагородие! - рассмеялся Кучиев, - в аул приехал, жениться надумал! А чтобы жениться, сами понимаете, деньги нужны. Ну я, как матушка велела, сходил к святому дубу у Храма Георгия, что в моём ауле. Там благословился, как подобает. Потом у отче Иоанна, в самом храме! И только потом уже в Америку направился! Кто его знает, чего в море может случиться? А так, сам Георгий Победоносец будет заступником! В Америке у меня дядя живёт, и братья давно живут. Давно говорят — приезжай, поможешь коней объездить да продать, и на свадьбу заработаешь!
- Коней, говоришь? Свадьба? - усмехнулся Виктор, - а когда свадьбу думаешь играть?
- В августе, как урожай соберём! - улыбнувшись, сообщил Кучиев, - и вас, ваше высокоблагородие, моя семья рада будет видеть! Батюшка мой, с которым вы под Мукденом самураев били, мне много про вас рассказывал! Кланяться Вам велел, благодарил за то, что Вы и меня не бросаете!
- Да ну полно, - улыбнулся Виктор, - мы люди служивые. Плечом к плечу, спина к спине. Это же от отца к сыну передаётся? Верно?
- Верно, - ответил радостно Кучиев, кивнул и почти шепнул,Ж будто сообщая тайну, - да тут ещё дело такое, к Вам, ваше высокоблагородие, - осмотрелся он вокруг.
- Что за дело, Михаил? - кивнул Виктор.
- В первый день, - сказал Кучиев, - я захожу в каюту к себе и вижу, что какой-то не-русский в моих вещах рыться собирается.
- Ну было бы странно, если бы тут рылся русский, - усмехнулся Виктор в ответ, - и чего хотел этот не-русский?
- Вас хотел, ваше высокоблагородие, - посмотрел Кучиев на Виктора прищурив глаз.
- Меня? В твоих вещах? - рассмеялся Виктор, - ну тупые, - проговорил он тихо, - а ты что?
- А что я? - кивнул Кучиев, - как услышал что он Вас ищет, то сразу не по себе как-то стало, да виду не подал. Выставил я его, но приметил куда он пошёл и знаете что?
- Что? - кивнул Виктор.
- Это немец был, - тихо сказал Кучиев, - их сразу видно.
- Немец? - удивился Виктор.
- Да, - кивнул Кучиев, - хотя и в цивильном, но по выправке сразу видно что офицер!
- Ладно, Кучиев, - поправил фуражку Виктор, - коли уже немцы даже тут меня ищут, то дела серьёзные. Поговорим об этом в другом месте, - он ещё раз улыбнулся, - буду у тебя на свадьбе! А тут что? Не присмотрел ещё себе барышню?
- Нет, - улыбнулся Кучиев в ответ, - барышни хороши, - кивнул он закрутив длинный ус, - да моя Анисья — лучше всех!
- Анисья? - переспросил Виктор.
- Казачка, дочка атамана Полтавской станицы, - сообщил радостно Кучиев, - бурная как Терек и горячая как моё сердце! А глаза у неё - словно чёрная ночь! А улыбка - как солнце весной!
- Ой Кучиев… Не трави душу, а то сейчас прикажу в Чёрное Море вертать пароход! - рассмеялся Виктор и положил руку на плечо Кучиева, - пошли со мной в Первый класс? - предложил Виктор, - мой друг женился и с молодой женой едет домой. Сегодня мы хотим отметить их свадьбу. Потом ведь времени не будет.
Кучиев задумался.
- Так не звал жених, - сказал он Виктору.
- Друг жениха зовёт, - улыбнулся в ответ Виктор, - всё по обычаям! А там и поговорим. Там уж точно никто не помешает.
- Да неловко как-то, ваше высокоблагородие, - смутился Кучиев, - там всё князья да графы. Куда мне, простому казаку? Ещё побрезгуют барышни, завидев кубанку да чекмень.
- Да брось, Михаил, - усмехнулся Виктор, - друг такой же вояка как и мы. Ну богатый, ну полковник. Тоже не привык на мягких перинах спать. Но не везти же ему красавицу в тесной каюте? Скажи тоже мне?
- Не везти, - кивнул Кучиев, - если красавица, то как можно красавицу в тесную каюту?
Он рассмеялся.
- Надо же, ваше высокоблагородие! Сегодня, получается две свадьбы играют! Вы меня на одну приглашаете, а я Вас на другую пригласить должен!
- На другую? - удивился Виктор, - и у кого же свадьба?
- Ну, не свадьба, но помолвка, - усмехнулся Кучиев, - с утра заходила мадам Панула.
- Мадам Панула, решила бросить Ивана Ивановича и связать свою судьбу с каким-нибудь американским коммерсантом? - рассмеялся Виктор, - вот уж, никогда бы не подумал!
- Ой, ваше высокоблагородие! - рассмеялся Кучиев в ответ, - я Вам сейчас скажу то, чего Вы, никогда бы вообще, и представить себе не могли! Не то чтобы не подумали!
- Уже весь заинтригован, Кучиев, - посмотрел на Кучиева Виктор, - неужели?
- Да, именно! Эраст женится на Аннушке! - почти торжественно, Кучиев сообщил Виктору, - мадам Панула их благословила, едва узнала об их чувствах! И на помолвку, приглашены только мы с Вами, да ещё Юсли. Это то, о чём с утра просила меня передать Вам Амалия Абрамовна. Но я скажу даже больше! Я знаю, что у них будет сын!
- Грешно не поздравить молодых, - ответил Виктор, даже задумавшись на мгновение и посмотрел на Кучиева, - а точно будет сын? Не обманешь Эраста?
- А кто же ещё? Кто ещё может родиться у Эраста и Аннушки? - пожал плечами Кучиев, - видели бы Вы, как они любят друг друга! От такой любви только сын родиться может! Продолжение рода, и гордость отцу на старости его лет!
- Мда, - сказал сам себе Виктор, - хотел бы я, именно этого им пожелать, - он глянул на Кучиева, - ну так, как насчёт первой свадьбы? Пожалуй начнём? А потом, обещаю войну с немцами.
- Ладно, ваше высокоблагородие, - поправил кубанку Кучиев, - раз обещаешь войну с немцами, то веди к своему полковнику! Будет что дома рассказать!

В курительной комнате Третьего класса, было, как назло, очень мало людей. Пока Чарли и Уильям нашли место, где можно было без труда затеряться, конечно — если очень захотеть, прошло немало времени.
Чарли задымил папиросой, а Уильям, делая вид что ничего особенного не происходит, то и дело отворачивался от брата, стараясь не дышать табачным дымом.
Наконец, ему это надоело. На самом деле, дым был очень неприятен мальчику, лез в глаза, нос и казалось, Уильям не только весь им надышался, но и весь им провонялся.
Уильям, то и дело отмахиваясь и отворачиваясь от Чарли, как мог, и видом, и намёками, торопил брата. Но Чарли, никуда не собирался уходить.
- И вот давно ты куришь? - возмущённо, наконец, выдавил из себя Уильям.
- Не, - покрутил головой Чарли.
- Что, не? - переспросил Уильям.
- Второй месяц, после того как подстрелили на той демонстрации, - сказал задумчиво Чарли, будто сообщая Уильяму нечто важное.
- Будь я нашим папой, я бы надрал тебе уши, - посмотрел на Чарли Уильям.
- Я тебе сейчас надеру уши, - кивнул Чарли в ответ.
Уильям, в ответ не сказал ничего, хотя словечки в адрес Чарли, сами собой напрашивались и лезли наружу. Он посмотрел на вход и увидел, что в курительную комнату зашли двое. По всему видно, это были джентльмена солидного возраста, явно не из Третьего класса и явно пришедшие просто поглазеть на то, что происходит на нижних палубах.
- Гляди, - подтолкнул Уилям Чарли, показав на этих джентльменов.
- Чего? - не понял Чарли, но тут же затушил папиросу и начал искать куда её можно спрятать, забыв, что рядом стоит ведро с водой.
- Ты чего? Испугался? - спросил Уильям.
- Хорошо, что он меня не заметил, - встал Чарли, но тут же замер, глядя на джентльменов.
Те, медленно приближались к мальчикам.
- Мистер Чарльз Гудвин, - обрадовался Стед, - вот уж не ожидал Вас тут увидеть!
- Здравствуйте, мистер Стед, - виновато переминался с ноги на ногу мальчик, стараясь спрятать пачку и окурок.
- Да ну полно Вам, - усмехнулся Стед, - мне тоже было четырнадцать лет, я тоже был не совсем послушным и очень хотел казаться взрослым. Мои обещания остаются в силе. Я про Вас не забыл. И надеюсь, Вы тоже помните, что Вам понадобиться крепкое здоровье, - улыбнулся он мальчику.
- Конечно, - вздохнул Чарли, успокоившись и наконец засунул окурок папиросы в пачку.
Теперь поднялся и Уильям, встав рядом с Чарли, глядя на Стеда.
- А это Ваш брат? - указал на Уильяма Стед.
- Да, - улыбнулся Чарли, - это Уильям, один из моих братьев.
- Здравствуйте, - вежливо улыбнулся Стеду Уильям.
- Здравствуйте, молодой человек, - кивнул ему Стед в ответ, - ну и как Вам путешествие? Что вы можете рассказать о своих впечатлениях от Третьего класса?
- Эм… - подумал Уильям, - да тут вроде ничего. Только поиграть не с кем.
- Да, - усмехнулся, глянув на брата и посмотрел на Стеда Чарли, - Уильям на всех обиделся сегодня. Разумеется, теперь ему не с кем поиграть! Тесновато тут, мистер Стед.
- Вот, - указал пальцем вверх Стед и глянул на Эрнеста, - компания прекрасно понимает, что эти пассажиры приносят основной доход Исмею и его компаньонам. Они настолько уплотнили каюты, что совершенно не приняли во внимание очевидную вещь. Недельный переход через Атлантику в тесноте, может обернуться, например, той же самой эпидемией. Представьте, что вдруг, среди пассажиров оказывается кто-то заболевший гриппом, или, не дай Бог, тифом? Что получается?
- А получается, - подумал Эрнест, - что на «Титанике», в Америку прибывает смертоносный вирус, который может легко унести жизни миллионов людей. Ведь врачи, на самом деле не знают как бороться с эпидемиями. И чаще всего, замечают эпидемии только тогда, когда они уже поразили тысячи людей. Как правило тех, кто имеет средства на услуги врача и понимает необходимость медицинского обследования.
- Именно, - покачал головой Стед, - только я бы к Вашим словам добавил — нужных для высшего общества людей. А миллионы живущих в трущобах, окажутся никому не нужны. Я слышал от корабельного врача, что в лазарете уже лежит один больной дизентерией. И ещё один пассажир, сел на «Титаник» будучи больным тяжёлой формой ангины.
- Но насколько я знаю, они изолированы, верно? - посмотрел на Стеда Эрнест.
- Верно, - покачал головой Стед, глянув на замолчавших мальчиков, - но это я говорю к тому, что основная причина всех эпидемий, уносящих миллионы жизней, это всего лишь банальный порок подавляющего меньшинства человеческого общества. Он называется - страсть к наживе. Собственно, война это тоже эпидемия, мой друг, - глянул он на Эрнеста, - это эпидемия ненависти. Ненависть — это идея. А идея — самый страшный вирус во Вселенной. А что скажет мистер Гудвин? - посмотрел он на мальчика.
- Я думаю, - сказал в ответ Чарли, - что в старину, все эпидемии чумы начинались в бедных районах. Так нас учили в школе. Правда, учитель говорил, что всему виной была наша бедность, потому что у бедняков грязь, сырость, холод, и бедняки, как он утверждал, не моются! - мальчик усмехнулся, - но я думаю, что учитель врёт! Даже не сам учитель, а те кто пишет учебники истории. Чума случалась не потому, что бедные хуже богатых. Она случались потому, что богатые всегда были жадными и не приходили на помощь тем, кто беднее. Хотя, именно те кто беднее, всегда трудились на благо богачей, зарабатывая для них деньги. Но вот когда случается беда, богачи считают, что нас легче убить, чем нам помочь. И всегда нам рассказывают, что убивают нас ради нашего же блага. Они просто боятся нас, потому и убивают!
- Да, - подумал Эрнест, глянув на Чарли, - какой смышлёный парень, - он посмотрел на Стеда, - там наверху, на верхних палубах, едет не другой класс, мой друг. Там едет другой вид, который даже не рассматривает людей тут — человеческими существами подобными себе. Проблема не в деньгах. Проблема в мозгах.
- И в чём же их проблема? - спросил Стед.
- Когда я был мальчиком, - ответил Эрнест, - я очень любил ловить рыбу. И однажды, я сломал свою удочку. Не на рыбалке, а просто играя. И попросил у отца купить мне новую.
Эрнест усмехнулся, что-то вспоминая.
- Знаете, что сказал мне отец?
- И что? - спросил Стед.
- Ничего. Он просто послал меня в город, - ответил Эрнест, - там я сам искал работу, потом нашёл её и полдня грузил булочки в пекарне. Это повторилось на второй день, потом на третий и в конце недели я купил себе новую удочку, с которой хожу на рыбалку до сих пор. Потому что к вещам я начал относиться бережно, а к тем кто трудится руками - с уважением. Сомневаюсь, что дети графини Ротес грузят булочки, - покачал головой Эрнест.
Когда мальчики вышли, почти выбежали из курительной комнаты, Уильям не мог успокоиться и донимал брата одним единственным вопросом. Этот вопрос состоял в одной единственной фразе: «А кто это такие?»
Чарли не говорил ничего. Он только нервно теребил кепку, чесал то одно ухо, то другое, но в конце-концов уступил Уильяму.
- Я так испугался, что он на меня разозлиться, - вздохнул Чарли.
- Чего так? - не понял Уильям, - он что, твой знакомый? Или твой начальник?
- Он приходил к нам на завод, когда были выборы, - вздохнул Чарли, - это очень важный человек! Я сам напросился, чтобы он мне помог поступить в морскую школу! Представляешь? Я буду настоящим морским офицером!
- Вот это да! - обрадовался Уильям, - ты? Морским офицером? Слушай, а мне можно?
- Не знаю теперь, - опустил голову Чарли, - с этими папиросами, я так опозорился.
- Да не опозорился ты! - хлопнул его по плечу Уильям, - ты очень здорово сказал насчёт богачей! Ух! - показал кулак мальчик, - я бы так не смог! Мне кажется, он и забыл про то что поймал тебя с папиросой!
- Правда? - глянул на Уильяма Чарли.
- Ага, - кивнул Уильям.
Чарли достал пачку папирос из кармана, глянул за окно променада и швырнул её как можно дальше от борта.

Вдоль коридора, словно прошелестели лёгкие шаги. Эти шаги, сильно напугали Гарольда и Фрэнки, сидящих в каюте. Мальчики встрепенулись. Особенно напугался Фрэнки.Он даже подпрыгнул сидя на месте.
Дверь открылась и в каюту вошёл папа Гарольда. Следом за ним, вошли ещё несколько человек.
Такого внимания к себе, Фрэнки не ожидал. Он уж точно знал, что скорее всего пришли по его душу. Фрэнки рассуждал очень просто. Он считал себя самым главным и над Гарольдом, и над Уильямом, и если Чарли говорил стоять, Фрэнки всегда прыгал, бегал и громко кричал.
В отличие от него, Гарольд просто напугался и ничего считал. Ему был знаком этот взгляд папы.Так папа смотрел на него только тогда, когда обнаруживал, что Гарольд уже побывал там, куда лезть было нельзя. Гарри знал, что кричать и браниться папа не будет. Самым ужасным и скучным наказанием, было испытание выслушиванием. А выслушать надо было всё, что папа говорил в назидание Гарольду.
Фрэнки сделал очень серьёзное выражение лица, хотя напугался тоже. И он, и Гарольд, начали вспоминать всесвои похождения и приключения с утра. И даже то, что делали вчера вечером, чтобы понять, чего же они такого натворили.
- Папа? - удивился Гарольд.
- Мистер Гудвин? - проговорил, одновременно с ним, Фрэнки.
Фрэнки, тут же посмотрел на стоящих за Фредериком.
Из-за спины Фредерика выглядывал Антон. Рядом, вошёл и остановился Рочестер, а с другой стороны встал Шольц.
Фрэнки сразу понял, что эти люди пришли не просто так. В Рочестере он без труда узнал полицейского. В Антоне - человека, который уже давно ходил за ними по пятам. «Значит тоже полицейский, - подумал мальчик, - а значит, будут ругать». А вот кто такой Шольц, Фрэнки понять не мог, как не старался.
Мальчик набрался смелости, граничащей с важностью, и решил, что лучшая защита — сделать вид что ничего не произошло!
- Если вы матросы, - начал по деловому рассуждать Фрэнки, - то заявляю, что мы не ходили на «шотландскую дорогу»! И это не мы смотрели на котлы сверху! И это не мы пытались пробраться на нос! И вообще, если вам кто-то сказал, что это я полез на кран, то врут они всё! Это был кто-то другой, а кто — я не знаю! А руки я испачкал, когда в футбол играл! Правда, они давно уже отмылись! И если кто-то там и крутился, то это всё англичане! Я сам слышал, что протестанты, которые с нами не играют, потому что я еврей, а Гарри — католик, сговаривались о чём-то! Правда Карл к ним не относится. Потому что он — хороший протестант! А те что? Уже наговорили на нас кучу разных гадостей? Если вы поспешите, то может быть успеете их догнать! Вот! - сказал Фрэнки и замолчал, сложив на груди руки, как обычно это делает папа когда думает о чём-то серьёзном.
Он отвернулся, ожидая что будет дальше.
- Гарри! Фрэнки! - посмотрел на мальчиков Фредерик, - скажите нам всем честно! Кто-нибудь открывал мой саквояж? Я имею ввиду тот самый, который я дал тебе, Гарольд, ещё в Саутгемптоне!
- Нееееет, - в один голос удивлённо произнесли мальчики, посмотрев честными глазами на Фредерика.
Этого вопроса они даже не ожидали,
- А почему ты спрашиваешь? - удивился Гарольд, - Чарли спрятал его у себя под подушкой и проверяет каждый раз, когда возвращается.
- Да! - посмотрел на Фредерика Фрэнки, - он вечно спрашивает одно и то же. И корчит из себя зашибись какого взрослого!
Френки принял важную позу, скорчил смешную гримасу и попытался изобразить Чарли.
- Эй! Мелочь! - подражая Чарли сказал в сторону Френки, - а ну признавайтесь, кто лазил у меня под матрасом!
Мальчик выдохнул и снова посмотрел на Фредерика
- Вот так вот, мистер Гудвин! - кивнул он Фредерику, разведя руками, - я думаю, Вам следует с ним ой как серьёзно поговорить! Мы тут тоже пассажиры, а вовсе не мелочь!
- Ладно, ладно, - успокоил его Фредерик, - мы все поняли, что у вас тут свой профсоюз, а Вы его председатель, мистер Фрэнсис Голдсмит. Но всё же, я очень хотел бы попросить, чтобы в саквояж никто не лазил. Это очень важно.
Он посмотрел на Гарольда.
- Обещаешь, сын?
- Да, папа, - ответил Гарольд и даже покраснел.
Ему стало очень стыдно. И хотя стыдиться было нечего, Гарольд почувствовал себя очень неловко. Он расстроился. Впрочем, как и всегда, когда папа задавал вопросы, на которые мальчик прекрасно знал как отвечать, но отвечать ему очень не хотелось.
- Ну, тогда мы можем быть спокойны? - спросил Фредерик у мальчиков.
- Угу, - кивнул Фрэнки.
Но едва взрослые вышли, глаза Фрэнки загорелись, уши покраснели и нос сам потянулся к Чарли на полку.
- Ты куда? - возмутился Гарольд, но саквояж уже был в руках у Фрэнки.
- Давай посмотрим? - сунул он саквояж Гарольду.
- Но папа будет ругать, - нахмурился Гарольд.
- Да мы одним глазком, честное слово! - улыбнулся Фрэнки и поставил саквояж возле Гарольда, - ну подумай сам! Если взрослые пришли и спрашивают о том, открывали мы его или нет, а Чарли постоянно нас тиранит одним и тем же вопросом, то значит там лежит что-то интересное!
- Вот ещё! - надул губы Гарольд, - тебе интересно, а меня будут ругать!
- Да не будут тебя ругать, - успокоил его Фрэнки, - за что ругать? За то что открывали саквояж? Ты что? Пойдёшь и скажешь: папочка! Поругай меня! Я открывал твой саквояж! Ты что, дурак?
- Нет, - Гарольд покраснел как варёный рак.
- Значит боишься, - кивнул Фрэнки.
- Не боюсь, - посмотрел на него исподлобья Гарольд.
- Боишься! - дразнил друга Фрэнки.
- Не боюсь, - так же монотонно ответил Гарольд, - тут замок. И ты его не откроешь!
- Открою! - не уступал Фрэнки.
- Не откроешь, - отвернулся Гарольд,
- Не открою? - рассмеялся Фрэнки, - вот что у меня есть!
Он достал из кармана то ли ключик, то ли гвоздик, то ли заколку, как показалось Гарольду, и сунул её Гарольду под нос.
- Вот, видел? - спросил победоносно Фрэнки.
- Это что? - удивился Гарольд.
Он слышал про отмычки, и даже видел их. У Уильяма. Уильям отбирал их в школе у протестантских мальчишек и использовал по прямому назначению, когда надо было открыть замок которой открывать было нельзя, но ломать тоже было нельзя, потому что его надо было закрыть обратно. Но это была точно не отмычка!
Собственно, Гарольду стало очень интересно, что же это такое у Фрэнки. Мальчик вдруг заметил, что с этим любопытным вопросом ему так же, всё больше и больше хочется узнать, что же там такое у папы в саквояже!
- Это я у папы взял, - улыбнулся Фрэнки, - ему нельзя без этого! Это ножичек! Он им узоры на инструментах вырезает, а потом наносит на узоры лак. Ты видел узоры на лютнях, или на гитарах?
- Только на рояли, - посмотрел на Фрэнки Гарольд.
- Вот, - улыбнулся довольный Фрэнки, - их мой папа вырезал! - будто сообщил он торжественно Гарольду и его руки потянулись к замку саквояжа.
Замок щёлкнул и моментально подчинился Фрэнки.
- Ничего себе! - воскликнул Гарольд, - да ты любой замок можешь открыть?
- Я? - переспросил Фрэнки, - ну конечно же!
- А ты и раньше открывал замки? - посмотрел настороженно Гарольд на друга.
- А? - глянул на него Фрэнки, - вообще-то это мой первый замок! И видишь, как я сразу его сделал?
- Да ты его сломал, а не сделал, - вздохнул Гарольд.
- Я? Сломал? - обиделся Фрэнки, - да закроем мы его! Он будет как новенький! Никто ничего не заметит. Вот увидишь!
Фрэнки открыл саквояж и заглянул в него.
- Чего это такое? - проговорил Фрэнки и даже отступил на два шага назад, выронив свой ножичек.
- Не знаю… - прошептал Гарольд, заглянув в саквояж, - может игрушка какая-то? ….

В коридоре, прислонившись к двери, все стояли молча и слушали то что происходило в каюте.
- Всё нормально, джентльмены, - наконец сказал Фредерик, - они открыли саквояж. Я почему-то был уверен, что это произошло бы и без нашего вмешательства.
- Судя по настроению еврейского мальчика, - усмехнулся Шольц, - мы только ускорили события.
- Совершенно верно, - улыбнулся в ответ и кивнул Фредерик, - от Фрэнки хранить секреты бесполезно. Я подозреваю, что и в неизменённой истории, именно он и был инициатором это вопиющего, - он усмехнулся, - акта непослушания родителям.
- А Фрэнки, - указал на каюту Антон, - я не ослышался?
- Он самый, Фрэнк Голдсмит, - ответил ему Рочестер вместо Фредерика, - будущий отец всех титаниковедов, как вы все себя называете, док. Хотя, с недавнего времени, я себя тоже отношу к вам. Так что он, в том числе и мой крёстный папа.
- Да, это тот самый Фрэнк Голдсмит, - кивнул Фредерик, - первый и единственный настоящий друг моего сына. Будущий писатель, публицист, историк и просто человек, который заставит публику посмотреть на Третий класс не как на безликий фон, на котором сияют два-три персонажа из апартаментов-люкс, а как на истинный «Титаник». Он заставит всех - глянуть на нас как на людей. Именно благодаря ему, на сам «Титаник» посмотрят не как на красивую легенду, а как на вместилище и могилу полутора тысяч человеческих судеб. И он будет единственный, кто задаст очень неудобный для всех вопрос - «Что случилось с Гудвинами?». Я читал его книгу, в которой он вспомнил про Гарольда. Наверное, не окажись у Гарольда такого верного друга как Фрэнки, о моей семье никто бы и не вспомнил…
Фредерик помолчал.
- И если они решились на большее, то именно сейчас Фрэнки становится историком «Титаника», а Гарольд — путешественником во времени.
В этот миг, двери распахнулись и из каюты, не-то визжа, не-то крича, не-то мыча, вылетели Гарольд и Фрэнки.
Гарольд сразу бросился к папе и крепко за него схватился, что было сил.А Фрэнки вдруг упал на колени прямо на входе в каюту, умоляя Фредерика не ругаться сильно.
- Папочка! Прости! - плакал Гарольд, - мы просто посмотреть хотели!
- Он большой, и светится! - тут же, в слезах, с перепуганным насмерть лицом, ныл Фрэнки.
- Мы не хотели! Оно само получилось! - не давал ему ни слова сказать Гарольд.
- Просто ножичек подошёл, мистер Гудвин! - продолжал Фрэнки, не слыша Гарольда, пытаясь всё объяснить сам, - только маме не говорите! И папе тоже!
- Мы больше никогда не будем открывать его! - не отпускал Гарольд отца.
- А теперь — стоп! - раздался голос Фредерика.
Мальчики вмиг замолчали и посмотрели на него.
Френки поднялся на ноги, а Гарольд отошёл и встал рядом с ним, виновато опустив голову.
- И что вы сделали? - спросил Фредерик, строго посмотрев на Гаролда и Фрэнки.
- Мы открыли саквояж, - вздохнул, признаваясь во всём Гарольд, - не ругай Фрэнки. Он не виноват. Это всё я!
- Нет Гарольда не ругайте!Я это всё! - возражая другу, продолжал ныть Фрэнки, - а он за меня негодяя заступается! И как я жить с этим буду? Теперь Гарольд пострадает из-за моих проделок, а я останусь в стороне! Что же будет теперь, мистер Гудвин?
- Было так интересно, - плакал Гарольд.
- А ещё, там штучка интересная, - хлюпал носом Фрэнки.
- Я её взял, - виновато, не смотрел отцу в глаза Гарольд.
- А она как вспыхнет! - начал объяснять Фрэнки, - а Гарольд как на неё посмотрит! И свет был такой смешной, зелёненький!
- Да, а потом мы там себя увидели! - продолжал Гарольд.
- Как настоящие! - посмотрел на Фредерика Фрэнки, - как будто живые там мы! И страшно так стало!
- Как в зеркале, - глянул на отца Гарольд, - только там циферки были какие-то!
- И вы что? - покачал головой Фредерик.
- А мы что? - пожал плечами, продолжая плакать, Фрэнки, - Гарольд её обратно в саквояж как бросит! А она до сих пор светится! И мы там разговариваем! Вы сейчас ругаться будете да? Штучку вам жалко? - посмотрел он на всех, - а то что мы испугались? То что у нас стресс? Вам до этого дела нет? А?
Фредерик усмехнулся.
- И слова-то мы какие знаем, - сказал спокойно он, чуть улыбаясь, - идите в каюту. Ничего с вами не случится.
- Но она же светится… - пролепетал Гарольд, в недоумении глянув на папу.
- И мы там в ней разговариваем, - тихо кивнул Фрэнки.
- И циферки… - пролепетал испуганно Гарольд.
- Идите в каюту, закройте саквояж, и успокойтесь, - сказал Фредерик мальчикам, - сейчас зайду и сделаю так, что она не будет светиться. Мы ничего никому не скажем, Фрэнки, - посмотрел он на мальчика, - обещаю тебе. Главное, чтобы ты сам не проболтался, как обычно это у тебя получается само собой. Это просто синематографическое зеркало. Им голос в синематографе записывают. Ты же знаешь, что такое граммофон?
- Просто вроде как граммофон? - вмиг успокоился Фрэнки, вытер слёзы и толкнул Гарольда локтем, - вот я что тебе говорил? Ничего страшного нет! А ты что? Светится! Марсиане! Папа заругает! Да я чуть сам не испугался, из-за тебя! Хорошо что я смелый!
Мальчики вернулись обратно в каюту. Оттуда ещё долго слышались возмущённые причитания Фрэнки и удивлённый голос Гарольда.
Фредерик закрыл за ними двери.
- Всё нормально, джентльмены, - посмотрел он на всех, - я думаю, теперь при всём желании, уже ничего изменить нельзя.
- Я тогда вернусь к Шрёдеру, - сказал Шольц, - боюсь, как бы он меня не спохватился. Просто скажите, когда и где мы встречаемся сегодня? Не хотелось бы потеряться в самые решающие часы.
- Зайдите в начале ко мне, - посмотрел на него Фредерик, - я Вам дам другой костюм и назначим для Вас новую точку возвращения. Иначе, Вы однозначно вернётесь в логово нацистов.
- Нам бы тоже неплохо было решить вопрос с возвращением, - сказал Рочестер, - мистер Полежаев продумал всё. Кроме спасения жизни.
Фредерик подумал.
- Он вообще её не особо ценит, - сказал Фредерик, - не переживайте, я не позволю вам умереть. Главное, чтобы вы сами себе не позволили лишиться жизни. Всё-таки, она у нас одна и давайте её ценить. Первым делом, найдите возможность связаться с моим сыном. Наверняка он тоже что-то предпринимает и очевидно в курсе других событий, о которых не знаем мы, - он глянул на Антона, - Вы, доктор Карамышев, займитесь своими прямыми обязанностями. Поверьте, о многом, что тут происходит, и произойдёт тут, не знает никто. И многие хотели бы, чтобы об этом никто и никогда не узнал. Помешайте им в этом. Из всех нас, именно Вы пройдёте по истинному краю пропасти. И Ваша задача будет — выжить любой ценой. Ведь Вы не просто свидетель. Вы единственный, кто может по настоящему оценить предстоящие нам всем два с половиной часа трагедии в эфире. Так что, - посмотрел он на всех, - встречаемся за полчаса до полуночи, на том же месте где мы сегодня встретились, джентльмены.
«Не люблю выражения «последний вагон». Особенно, когда в него надо прыгать. Оно дышит смертью. Вы знаете, что в последний вагон будут укладывать штабелями, запихивать под завязку и заталкивать насильно, загоняя прикладами и ударами сапог пониже спины хохочущие полицаи. И если, чтобы попасть в последнюю шлюпку, люди часто решаются на самую низость, то в случае с вагоном, эта низость проявляется в обратную сторону. Но благородством от этого не становится. Обречённые унижаются, толкают друг друга вперёд, ругаются за право стоять позади другого.
«Казалось бы - извечное обязательное правило уступать место ближнему, благое и доброе, призванное сохранить человечность, становится орудием палача, который рубит не только самого человека, но и саму суть человеческой сущности.
Что вагон, что шлюпка, что люди… Сути не меняет. Но назови иначе — как поменяется смысл! Главное убедить, что шлюпка не последняя, и что вагон — это вовсе не вагон...»
Шрёдер сидел на палубе и смотрел на убегающий океан, слушая голоса людей и размышлял. Он даже боялся себе представить, какая драма тут развернётся через несколько часов. Поэтому, он боялся смотреть на циферблат своего старинного карманного хронометра, надеясь, что таким образом замедлится течение времени.
Нет, ему вовсе не хотелось бежать. И ему очень хотелось, чтобы «Титаник» шёл своим курсом ещё неделю, или хотя бы несколько дней. Но он понимал, что это желание не будет выполнено.
Шрёдер поймал себя на мысли, что он, оказывается, ещё и гуманист.
«Самые яркие представители гуманизма — якобинцы! А самый гуманный из них — Робеспьер!», - успокоил себя Шрёдер и увидел, что к нему приближается Эннис Уотсон.
«Ну, этот точно не поймёт моей философии, - посмотрел на него Шрёдер, - хотя, стоит начать вести дневник». Он усмехнулся сам себе. «Мне интересно, чего будет стоить Дневник путешественника во времени, ставшего свидетелем гибели «Титаника»…
Подошёл Эннис.
- Вы пунктуальны, мистер Уотсон, - указал Эннису Шрёдер на место рядом с собой, - надеюсь, Ваш дядюшка не спохватиться Вашей пропажи в это время?
- Нет, что Вы, - ответил Эннис, - вахту я сдал и свободен до самого утра. Пришёл, как и договаривались, мистер Шрёдер. А кого мы ждём?
- Сейчас должен прийти Шольц, - сказал Шрёдер, - и нам есть о чём поговорить.
- Тогда, будем ждать? - Эннис посмотрел на небо и надвинул на глаза козырёк кепки.
Шольц появился минут через пять.
Молча присев, он посмотрел на Шрёдера и улыбнулся.
- Я вижу, посещение Первого класса было интересным. Но обратно тебе вовсе и не хочется! - сказал Шольц.
- Да, это так, - посмотрел на него Шрёдер, - но вино там действительно лучше.
- Ну я сомневаюсь, что мы собрались обсудить выдержку вина в Первом классе? - спросил Шольц, - судя по выражению твоего лица, посещение салона прошло с результатом?
- Я видел фон Готта, - ответил Шрёдер, - видел его спутницу.
- Он едет не один? - спросил Шольц.
- Я бы сказал, что очень даже не один, - вздохнул Шрёдер, - с ним несколько человек, которые умеют стрелять и прекрасно знают против кого им придётся воевать.
- Вот как? - удивился Шольц, - не хочешь же ты сказать, что они знают нас в лицо?
- Не думаю, - ответил Шрёдер, - разве что, если фон Готт нас запомнил тогда, у себя на квартире. Но у меня есть и другие новости. Я видел Кондора.
- Птицу? - усмехнулся Шольц.
- Большую птицу, очень высокого полёта, - спокойно сказал Шрёдер, - на «Титанике» едет группенфюрер Штейфон, он же Кондор, человек Олендорфа. И эта птица парит над нашими головами, господа. Другими словами, Кондор дал мне понять, что мы под колпаком и никакой самостоятельности, с нашей стороны, он не допустит. Хотя, полчаса мне распинался, что мы все тут на равных и просто друзья-товарищи. Хитрый лис, ничего не скажешь.
- И что Кондор? - спросил Шольц, - человек Олендорфа, накануне операции просто поговорил с тобой, встал и ушёл?
- Нет, - вздохнул Шрёдер и тоже надвинув на глаза козырёк кепки, откинулся на спинку лавочки, - он дал вводные указания и… - тут Шрёдер посмотрел на Шольца.
- Хороший костюм, Шольц, - улыбнулся он, - где ты его взял? Мне бы такой, не помешал бы с утра.
- Да, - согласился Шольц, - думаю тоже найти кого-нибудь, из тех кто может провести меня в Первый класс. А что, думаешь баронессе Саре фон Готт не понравиться?  - улыбнулся он.
- Откуда мне знать, что понравится замужней женщине в её новом любовнике? - усмехнулся Шрёдер, - спроси у неё сам! И где ты, умудрился тут раздобыть костюм?
- Главное поставить цель, - ответил Шольц, - и не постесняться спросить, где что можно раздобыть. При желании, можно и шнапс зимой в лесу отыскать. А вот сидеть и мечтать - можно вечно. Но, я думаю, вводные указания Кондора касаются несколько иных вопросов, нежели портной из соседней каюты, у которого оказался лишний костюм?
- Тебе бы оберполицмейстером в маленький городок, Шольц, - усмехнулся Шрёдер и вздохнув, сел так, чтобы видеть и Уотсона, и Шольца, - конечно же, они не касаются портного.  И Кондор изменил нам задачу.
- Вот как? - удивился Шольц, - только не говори мне, что мы должны захватить рулевую рубку и спасти «Титаник».
- Понравился круиз? - усмехнулся Шрёдер, - огорчу тебя. Спасение «Титаника» не входит в нашу задачу. В компетенцию, впрочем, тоже.
- Спасти «Титаник»? - вмиг, словно проснулся, Эннис, - о чём Вы, джентльмены?
Шрёдер посмотрел на него.
- Ну если Вы уже видели машину времени, мистер Уотсон, - сказал он, - то я думаю, скрывать от Вас что-либо бессмысленно.
Эннис сел нормально и тупо глядел на Шрёдера, поглядывая на Шольца.
- Не думаю, - сказал ему Шрёдер, - что для Вас будет важно откуда мы. Из не такого уж и далёкого будущего, уверяю Вас. Из того, где Лондон до сих пор столица Британии, а Берлин столица Германии. Вот только у нас больше нет кайзера, а премьер-министром у вас Черчилль. В том времени откуда мы, изобретение доктора Гудвина оценили по достоинству, как Вы понимаете. Правда пользуются им очень немногие, ограниченный круг лиц. Я думаю, что Вы должны знать другое.
- Что мне важно знать? - спросил испуганно Эннис.
- Вам не придётся заступать на вахту с утра, - сказал ему Шрёдер, слегка улыбнувшись, как-бы стараясь успокоить.
- Меня уволят? - испугался Уотсон.
- Вас — нет, - ответил Шрёдер, - потому что «Титаник» утонет, - сказал он спокойно.
- Но он не может утонуть! - удивлённо усмехнулся Эннис, - его конструкция непотопляемая. Тут продумано всё, все ситуации, которые только возможно предположить.
- Которые, возможно, предположить, мистер Уотсон, - ответил Шрёдер так же спокойно, - но мистеру Эндрюсу, предполагать надо было и те ситуации, которые предположить нельзя. Это называется — нестандартные ситуации. Их стали учитывать только после гибели этого лайнера, - указал он пальцем в палубу, - и такая нестандартная ситуация, случится сегодня ночью. А именно, в 23 часа 45 минут, когда судно столкнётся с айсбергом и получит пробоину по правому борту. Размеры этой пробоины, даже в кошмарном сне предположить не могли.
- Боже мой, - схватился за голову Эннис, - ведь в это время люди будут спать! Нужно что-то делать, джентльмены…
- Он будет тонуть два с половиной часа, - тихо сказал ему Шрёдер, - за это время много что успеют сделать. Хотя погибнет полторы тысячи человек. Но сейчас, мы не имеем права изменять историю, мистер Уотсон.
- Почему? - удивился Эннис, посмотрев на Шрёдера.
- Чтобы мы могли изменить её потом, - сказал Шрёдер, - а для того, чтобы мы могли её изменить потом, мы должны сделать то для чего сюда пришли сейчас. И Вы, должны быть заинтересованы в выполнении нашей с Вами миссии даже больше чем мы.
- Почему? - спросил Эннис.
- Потому что завтра с утра, - покачал головой Шрёдер, - Вас, мистер Уотсон, не будет в списках спасённых пароходом «Карпатия».
- Что будет с моей матерью, - закрыл глаза руками Эннис, - она же умрёт от разрыва сердца, когда узнает о моей смерти! Вы не представляете, насколько она ранима…
- Отлично представляю, мистер Уотсон. Но всё зависит от Вас, - сказал Шрёдер, похлопав Энниса по плечу, - я Вас успокою. Ваша матушка проживёт до 86-ти лет. Это мы знаем точно. Но думаю, Вы добавите к её годам ещё десяток лет, если через пару дней сами отправите ей весточку о том, что живы, здоровы и прибыли в Нью-Йорк, где готовы начать жизнь с чистого листа.
- С моей души свалился камень, мистер Шрёдер, - вздохнул Эннис, - я готов Вам помогать и надеюсь, когда-нибудь мы спасём и остальных людей.
- Правильно мыслете, мистер Уотсон, - сказал Шрёдер, - я рад, что Вы благородный человек, - он посмотрел на Шольца, - какие новости у тебя, кроме костюма?
- Особо никаких, - сказал Шольц, - Гудвин познакомился с теми людьми, русским и американцем. Скажу только, что ребята они тоже не простые. И зачем они здесь, это понять трудно. Для разведки, русский ведёт себя через чур глупо. А для того, чтобы назвать их простыми пассажирами, американец слишком наблюдателен.
- Как бы узнать кто они такие и почему крутятся вокруг Гудвина? - подумал Шрёдер.
- Да ответ прост, - сказал Шольц, - не стоит на них обращать внимания. По крайней мере, до столкновения с айсбергом. Тогда они сами себя проявят. Вряд ли русский бросится на нас с пистолетом. Он больше похож на учёного, чем на солдата.
- Пожалуй ты прав, - согласился Шрёдер, - а что дети в каюте?
- Дети? В каюте? - удивился Шольц, - ну чем они занимаются в каюте, я могу только предполагать. Чем занимались мы в их возрасте? Наверняка играют, или рассматривают книжки с картинками. Чаще всего, сын Гудвина сидит на лавочке, в компании с мальчиком на костылях, или прогуливается по палубе. Его братья, заняты своими делами, и чаще всего вместе. Старший курит. А друг, за ним очень трудно уследить. Он везде.
- Это хорошо, - согласился Шрёдер и посмотрел на Энниса, - наш шеф предполагает, что в каюте у детей находится именно то, что мы теперь ищем. Я не знаю что это такое, - посмотрел он на Шольца и перевёл взгляд на Энниса, - доктор Гудвин, перевозит на «Титанике» своё изобретение. Оно называется конденсатор квантов временного поля. И может оказаться уже готовым аппаратом. А может, всего лишь чертежи, наброски, схемы. Что угодно! Вы, мистер Уотсон, из нас единственный кто знает Гудвина лично и работал вместе с ним. То есть, Вы сможете расшифровать его записи, если увидите и отличите простой вольтметр, от чего-то более серьёзного, тем более — непонятного. А как электрик, Вы без труда поймёте, простая перед Вами безделушка, или серьёзный прибор.
- Не думаю, что мистер Гудвин повёз бы с собой безделушку, - подумал Эннис и посмотрел на Шрёдера, - а почему Вы считаете, что он будет прятать её в каюте у детей?
- У него проблемы с вашей британской военной разведкой, - ответил Шрёдер, - у детей не будут искать и детей не станут сильно досматривать, в случае проблем с таможней.
- Логично, - кивнул Эннис, - так что я должен сделать? - посмотрел он на Шрёдера.
- То же что и в прошлый раз, - сказал Шрёдер, - только на этот раз, Вы должны не осмотреть, а изъять, то есть — похитить то что найдёте. Ориентировочно в полночь, или после полуночи, когда «Титаник» уже будет тонуть и начнётся суматоха, Вы должны проникнуть в каюту к детям. Там должен быть чемодан, коробка, футляр, ну хоть что-нибудь, что явно не детская игрушка и не может принадлежать мальчишкам. То, что явно атрибут исключительно взрослого человека. На это и стоит обратить внимание прежде всего.
- У них нет игрушек, - подумал Эннис, - я никогда не видел игрушек у Гарольда. Он маленький взрослый и очень нелюдимый. А последнее время, он вообще очень изменился.
- Мы в курсе, - кивнул Шрёдер, - Кондор прояснял ситуацию и ведёт наблюдение за маленьким Гарольдом. Гарольд не ребёнок. Чтобы Вам было понятно, я выражусь понятным для Вас языком. Тот кто находится в теле Гарольда, это вообще существо не из этого Мира. Даже не из этой Вселенной.
- У меня холодок по спине, - посмотрел на него Эннис, - неужели этот мальчик…
- И снова Вас успокою, - ответил ему Шрёдер, - временной парадокс — не догадывается о том, что он парадокс. Только не пытайтесь его убить. Вреда Вы ему не нанесёте. А вот сами — погибнете.
- У меня вопрос, - сказал Шольц, - слишком всё просто, господа. Я думаю, что мистер Уотсон прав. Не играем ли мы по правилам Гудвина? Есть ли гарантия, что в каюте у детей действительно находится то что мы ищем? Ну, или хотя бы что-то ценное для Гудвина, британской разведки и для нас? Не хочет ли сам Гудвин, чтобы мы туда заглянули?
- Откуда сомнения? - спросил Шрёдер, - почему ты думаешь, что мы играем по правилам Гудвина?
- А ты сам подумай, - ответил Шольц, - судно под британским флагом — территория Британии. И судно совершает рейс между двумя государствами. И как мы знаем, тут едут два очень известных политика и адъютант Президента США. Соответственно, на «Титанике» есть не только английская полиция и полицейские ищейки. Тут во всю работают как осведомители разведки, так и сами сотрудники SSB. Наверняка у них есть информация о Гудвине.  В любой момент, любой из Гудвинов может попасть в поле зрения филёров. Как мы знаем, британская разведка тоже сидит на хвосте у этой семьи. Выкрасть что-то из каюты детей, это проще всего. Да и собственно, если до этого додумался Кондор, то почему бы до этого не додуматься нашим коллегам из SSB? Англичане не будут церемониться с детьми-католиками. В случае обнаружения того что их и нас интересует, они к этим детям отнесутся приблизительно так, как мы отнеслись бы к евреям. И самое главное, Гудвин наверняка это прекрасно понимает.
- Вот поэтому, он и спрятал то что мы ищем — в каюте у сыновей, - сказал в ответ Шрёдер.

Глава 30
Солнце уже клонилось к закату, когда отец Сергий, выйдя на палубу, прошёлся вдоль борта и остановился глядя на убегающий мимо океан. В голове проносилось много мыслей, но все они заключались в предстоящей помолвке Эраста и Аннушки. Отец Сергий даже улыбался сам себе, радуясь тому, что сегодня он спас Аннушку от позора, Эраста от скандала, а Амалию Абрамовну от необходимости вычитывания назиданий своему сыну. И хотя отец Сергий прекрасно понимал, что так не делается, что вся эта помолвка даже не формальность, а настоящее венчание тут он провести не сможет, именно сегодня ему хотелось сделать счастливыми этих молодых людей. Но какой подарок им преподнести, он не знал.
Ни Амалии Абрамовны, ни её детей, отец Сергий раньше никогда не видел. Но душой он даже прикипел к этой семье. И вовсе не потому, что Амалия Абрамовна была набожной и правильной, во всём равнялась на Святое Писание и к этому приучала своих сыновей. Просто она, напомнила ему о родине, которой отставной унтер, а ныне отец Сергий, не видел уже много лет, с тех пор как его забрали в рекруты давным давно, ещё при царе Николае. Такой же как Амалия Абрамовна, была и его мать, спокойной, строгой и справедливой, убитой горем и как наградой за страдания - благословлённой счастьем.
Отец Сергий постоял, подумал и молча направился туда, где чаще всего видел офицеров.
- Христос Воскресе! - поздоровался он с первым же офицером, которого встретил на пути, на променаде.
Тот остановился, подумал и понял, что это какой-то русский обычай.
- Простите, - ответил ему офицер, чуть улыбнувшись, - я совершенно не знаком с вашими традициями. Это, должно быть, поздравление с Пасхой? Я даже не знаю как надо отвечать в таких случаях, у вас, у русских.
Отец Сергий улыбнулся.
- У нас, в ответ говорят, Воистину Воскресе, - тихо сказал он.
- О, как похоже на традицию моей родины, Уэльса! - обрадовался офицер, - я офицер Гарольд Лоу, - представился, наконец, он, - чем могу быть полезен святому отцу?
- Очень могли бы быть полезны, - кивнул отец Сергий, - скажите мне, офицер Лоу, если на корабле заключаются браки, то как можно сделать, чтобы молодые, - он подумал, - жених и невеста, считались мужем и женой после того как сойдут с корабля?
- У вас кто-то женится сегодня? - спросил Лоу.
- Да, двое молодых людей хотят обручиться, - ответил отец Сергий, - это называется в миру — помолвкой. Я могу их обручить, но не обвенчать. Хотя, венчание, как я понимаю, для них это обычная формальность. Конечно, мать жениха думает иначе и настаивает на таинстве венчания едва мы прибудем в Америку.  Но это невозможно сделать не в нашей, не в православной церкви. Она не понимает, что вряд ли они найдут в Америке православную церковь. Разве что в Сан-Франциско, куда я напрявляюсь. И неизвестно когда они вернутся в Россию. А младенец ждать не будет! Барышня уже в положении, понимаете? Мне очень не хотелось бы, чтобы дитя родилось во грехе, как у нас говорят. Такой ребёнок считается незаконнорождённым. Необходимо оформить светский брак, а обручение я уж и сам проведу.
- Нет ничего проще, святой отец! - кивнул с улыбкой Лоу, - Вы знаете имена и фамилии жениха и невесты? Как я понимаю, у них российское подданство?
- Конечно же, - кинул отец Сергий, - жениха зовут Эраст Панула, а невесту Анна Турья. Они совершеннолетние, не родственники и оба из России. Более того, из одного города. Из Харькова.
- Я слышал о таком городе, - улыбнулся Лоу, -  если у них одно подданство, то проблем вообще нет. Я могу прямо сейчас, проводить Вас к капитану Смиту. Он уточнит у билетчика все необходимые подробности и оформит свидетельство о заключении брака на корабле. Сам капитан, конечно вряд ли сможет присутствовать на вашем обряде. Жених и невеста, ведь не члены команды? Но он выдаст Вам все необходимые бумаги со свей подписью и печатью капитана, чем засвидетельствует законность отношений молодых и рождение новой семьи, - улыбнулся Лоу, - просто, после вашего обряда, вручите эти документы молодым.
- Конечно же, господин офицер, - обрадовался отец Сергий, - если Вас не затруднит, я буду очень рад и признателен Вам и капитану Смиту.
- Тогда не будем терять времени, святой отец, - кивнул Лоу и подумал, - если вам нужны кольца, то у нас, для таких случаев, предусмотрено кое-что у нашего билетчика. К слову, он ваш, русский… - улыбнулся Лоу.

Какая-то непонятная импровизация оркестра, прямо на палубе играла непонятную мелодию, не совсем узнаваемую, но вполне терпимую для слуха. Тут же, изображая танцоров, в такт музыке весело прыгали дети, кто-то пытался танцевать, другие устраивали подобие неуклюжего хоровода.
День Пасхи близился к концу.
Вдоволь повеселившись на этой шумной вечеринке, Эрнест помахал своим новым знакомым (те — дружно замахали ему в ответ) и направился в сторону курительной комнаты.
Стед уже давно нашёл себе интересного собеседника, с которым заседал в том же самом курительном салоне. Им оказался совсем молодой парень, по имени Эдгардо.
Однако, их беседу прервала такая же молодая девушка, внезапно появившаяся в дверях.
Эрнест, со стороны увидел, как парень вежливо откланялся Стеду и почти подбежал к девушке.
- Вот Вы где, мистер Эндрю? - услышал Эрнест и заметил, что парню очень неловко перед девушкой.
- Бога ради, мисс Лиллиана, - покраснел парень, - простите мою бестактность. Я настолько увлёкся разговором с мистером Стедом, что даже не заметил времени. Представляете? Это сам Уильям Томас Стед! Знаменитый Стед тут, на «Титанике»! Это же встреча, о которой ещё вчера, я даже не мог мечтать!
- Ну что Вы, Эдгардо, - рассмеялась Лиллиана, - Вы всё больше и больше напоминаете мне моего младшего брата. Краснеете по любым пустякам и бросаетесь извиняться без всякой причины! Между прочим, я совершенно случайно Вас заметила. Просто проходила мимо. Но раз уж Вы тут, то я спрошу у Вас кое о чём?
- Я весь во внимании, мисс Лиллиана! - растерянно уставился на неё Эдгардо.
- Боже ж ты мой, - рассмеялась Лиллиана, - какой же Вы ещё ребёнок! Ну ладно, - вздохнула она, - мы с мамой, сейчас направляемся в церковь. Не хотите ли составить нам компанию?
- О! Почту за честь сопровождать Вас и Вашу матушку, мисс Лиллиана! - обрадовался Эдгардо, - только позвольте мне, буквально на несколько минут забежать к себе в каюту и переодеться в парадную одежду? Я настолько просто выгляжу, что боюсь Вас опозорить.
Лиллиана усмехнулась.
- Знаете, впрочем от моего младшего брата Вы отличаетесь именно тем, что придаёте большое значение этикету. У Вас целый час, Эдгардо! Мы с мамой, встречаемся у выхода к каютам Первого класса. На носу корабля, по правому боту.
- Через час, на носу корабля, по правому борту, - повторил Эдгардо слова Лиллианы, - я буду там даже раньше, можете не сомневаться. Вам совершенно не придётся меня ждать!
- Бегите уже, - улыбнувшись, кивнула ему Лиллиана и Эдгардо даже не пошёл, а побежал куда-то в каюты.
Лиллиана бросила взгляд на Эрнеста.
Тот усмехнулся и кивнул ей.
Она, кивнув в ответ без всякой улыбки, ушла.
- Судя по всему, - сказал Эрнест подошедшему Стеду, - парень влюблён в эту девушку. Правда он моложе её на пару лет, как мне кажется, - улыбнулся он.
- Да, я заметил, - ответил Стед, - как у него загорелись глаза и перехватило дыхание, едва эта мисс показалась на входе. Молодежь, - усмехнулся он, - у парня большое будущее.
- Вы думаете? - спросил Эрнест, - а как его зовут?
- Да разве это имеет значение? - удивился Стед.
- Ну конечно! - усмехнулся Эрнест, - быть может, лет через двадцать, мы прочтём о нём в прессе!
- В этом смысле? - ответил Стед, - очень на это надеюсь! Его зовут Эдгардо Энрю.
Эрнест покачал головой.
- Вот как? - вздохнул он, - какой хороший парень, - снова покачал он головой, - по всему видно, что из благородной семьи.
- Насчёт семьи он ничего не говорил, - ответил Стед, - но Эдгардо, начинающий журналист, увлекается фотографированием и пишет небольшие рассказы. И ещё, что примечательно, он ведёт дневник своего путешествия, в котором записывает не только личные впечатления. Он пишет свои наблюдения за командой, событиями и знаете, мой друг! Они достойны отдельной публикации! У него прекрасно поставлен слог, очень изысканная речь и… - он посмотрел на Эрнеста, - а ведь действительно! Молодой человек превосходно воспитан и прекрасно образован! Как же я не заметил?
- Вот! - усмехнулся Эрнест, - а мне хватило посмотреть на его реверансы перед его возлюбленной, чтобы сразу узнать юного английского лорда!
Сдед рассмеялся.
- Ну, признаю, партию я проиграл с треском!
- Да ладно Вам, старина Уильям, - положил ему руку на плечо Эрнест, - а что Вы скажете, если я предложу Вам проведать сейчас нашего друга, мистера Навратила? Не желаете пройтись во Второй класс? Он, должно быть уже уложил спасть своих сынишек и уже ждёт меня к себе в гости.
- О, спасибо за приглашение, мой друг, - улыбнулся Стед, - но я обещал этот вечер своему дневнику и вдохновению! Знаете ли, пока свежи впечатления, их лучше изложить на бумаге. Иначе, повторно они могут и не заглянуть на огонёк, как говорят у нас в России.
- Ну, тогда позвольте проститься? - развёл руками Эрнест, - я в сторону кормы, а Вы в сторону носа!
- Очень надеюсь увидеть Вас прямо с утра, - улыбнулся Стед, - мы ведь так и не закончили наш разговор о Соединённых Штатах Европы, начатый в первые дни плавания?
- Хотел бы и я этого, дружище, - вздохнул улыбнувшись и обнял Стеда, Эрнест.
- Ну, мы не же прощаемся! - рассмеялся Стед, - куда мы можем пропасть с «Титаника»? Он хоть и большой, но отсюда для нас выхода нет. По крайней мере, пока мы не прибыли в Нью-Йорк, мы точно никуда не денемся.
Он засмеялся, махнул на прощание Эрнесту и направился к выходу на верхние палубы.
- Прощай, дружище, - покачал ему вслед головой Эрнест и уже повернул в сторону кормы, когда вдруг его кто-то тихо окликнул.
- Мистер Хемингуэй? - услышал Эрнест позади себя и обернулся на голос.
К нему направлялся незнакомый человек.
- Вы же Эрнест Хемингуэй, верно? - подошёл незнакомец, - я доктор истории Антон Карамышев.
- Вы верно ошиблись, мистер Карамышев, - ответил Эрнест и хотел уйти.
- Нет, что Вы, - спокойно сказал незнакомец, - Вы писатель, Эрнест Хемингуэй! «Прощай, оружие», «Фиеста», «По ком звонит колокол», «Старик и море». Я зачитывался Вами ещё в детстве!
- Вот как? - посмотрел на него Эрнест, - ну, тогда мы можем поговорить. Правда я не знаю, что это за роман такой, «Старик и море».
- Это одна из Ваших лучших…. - начал было Антон, но Эрнест прервал его.
- Никакой информации о будущем, доктор Карамышев, - улыбнулся Эрнест, - я и так знаю, когда и как я умру. Этого достаточно. Но вот по поводу  настоящего, Вы обязаны мне объясниться.
- Мне, то есть нам, - тихо сказал Антон, - нужно встретиться с человеком по фамилии фон Готт.
- Да что же это напасть такая у старины Виктора? - усмехнулся Эрнест, - он всем нужен сразу и одновременно.
Эрнест подумал.
- Он появится здесь через час. В эти минуты, Виктор находится в «Парижском Кафе». И ему не очень понравится, если его потревожат. Поверьте, он там не просто так пьёт кофе с самим собой.
- Тут нацисты, мистер Хемингуэй, - прошептал Антон, - и они прибыли из 1942 года.
- Мы это знаем, - ответил Эрнест, - мы боялись, что Вы с мистером Рочестером этого не знаете.
- Вы знаете про нас? - удивился Антон.
- Конечно, - кивнул Эрнест, взял его под руку и повёл за собой, - передайте мистер Рочестеру, что сегодня вечером Виктор сам найдёт его и Вас. Только одна просьба, - он остановился и посмотрел на Антона, - все вопросы оставим на потом, когда будем разбирать этот «полёт». Поэтому, мы ещё увидимся и после «Титаника», - улыбнулся он.
- Я вас таким и представлял, мистер Хемингуэй, - пожал плечами, неловко улыбнувшись Антон, - даже не верится, что передо мной сам Хемингуэй!
- Да ну бросьте, - усмехнулся Эрнест, - я люблю выпить, повеселиться от души, и вообще, с Виктором мы старые друзья. Вместе воевали в Испании, - он рассмеялся, обнял Антона и посмотрел на него, - не надо бледнеть, как будто увидели призрака, доктор Карамышев! Призраков не существует. Есть просто забытые люди. А я, как я понимаю, пока что не забыт…

14 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА; 22-00
Отец Сергий взял серебряное кольцо со стола и надел его на палец Эрасту.
- Обручается раб Божий Эраст рабе Божией Анне, во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, - осенил он Эраста крестным знамением.
Затем взял золотое кольцо и надел Анне.
Золотое кольцо было немного велико. Аннушке, как раз приходилось впорусеребряное кольцо, которым Эраст должен был её обручить. Она изменилась в лице. Такие приметы не сулили ничего хорошего. Но, отец Сергий подмигнул ей, успокаивая.
- Обручается раба Божия Анна рабу Божию Эрасту, - произнёс отец Сергий.
Послышался вздох Амалии Абрамовны.
- Слава Господу, дождались, - прошептала, перекрестившись Амалия Абрамовна, стоя позади, рядом с младшими детьми.
Володенька спал, убаюканный монотонными молитвами отца Сергия.
- Во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, - окончил отец Сергий более торжественно, - обменяйтесь кольцами, дети, - улыбнулся он Аннушке и Эрасту.
Они обменялись кольцами.
- Ну, не будем долго тянуть, - посмотрел на всех отец Сергий и перевёл взгляд на Эраста, - имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твёрдое намерение, быть мужем этой Божией рабы Анны, которую видишь здесь перед собою?
- Имею, честный отче, - ответил Эраст.
- Не связан ли ты обещанием другой невесте? - спросил отец Сергий тихо.
- Нет, не связан, - ответил Эраст.
Отец Сергий посмотрел на Аннушку.
- Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твёрдое намерение, быть женой этого Божия раба Эраста, которого видишь здесь перед собою?
- Имею, честный отче, - слегка кивнув головой, ответила Аннушка.
- Не связана ли ты обещанием другому жениху? - спросил отец Сергий.
- Нет, не связана, - ответила Аннушка.
- Ну, тогда властью данною мне Богом, объявляю Вас обручёнными! - произнёс отец Сергий.
Он показал всем, что ещё не окончил говорить, открыл лежащий на столе Требник и достал заложенный среди страниц английский гербовый бланк, на котором отчётливо была видна печать капитана.
- А поскольку мы находимся на корабле британском, - произнёс отец Сергий, - властью данной Его Величеством королём английским Георгием, капитан сего корабля, его высокоблагородие Эдуард Смит, свидетельствует перед всем миром о законности вашего брака, - кивнул он Аннушке и Эрасту, - и объявляет вас - мужем и женой.
Отец Сергий вздохнул.
- Вам осталось, лишь обвенчаться в православной церкви, - улыбнулся он, - но перед Господом и светскими властями, вы уже минуту как муж и жена.
В каюте поднялся радостный шум.
Катя и Маша бросились к Аннушке с поздравлениями. Эрик, подойдя с другой стороны к Эрасту, похлопал его по плечу и парни тут же обнялись. Младшие братья, толкаясь и громко споря между собой, норовили пролезть к Эрасту, но не давали друг другу это сделать. Каждый хотел что-то сказать первым, но получался забавный каламбур, смешивший даже самих мальчиков.
Виктор усмехнулся и опустил голову, когда Эраст радостно посмотрел на него.
- Спасибо Вам, что согласились быть свидетелем на нашей, - Эраст подумал, глянул в сторону, и снова посмотрел на Виктора, - на нашей свадьбе, барон! Это же чудесно! Свадьба на корабле! Это то, о чём многие могут только мечтать!
- Скажите, барон, это Вы уговорили отца Сергия пойти к капитану? - в недоумении улыбнулась Аннушка.
- Нет. Это не я, - ответил смущённо Виктор, - отче Сергий решил сделать всё по закону и по правилам. Я мог бы сказать, что я рад, если бы сам не растерялся.
Наконец, к Эрасту, отодвинув Эрика и потеснив Виктора, прорвались Яша, Ваня и Юра. Громче всех спорили между собой Юра и Ваня. Спорили так серьёзно, что даже разбудили Володеньку. Путаясь в словах, не слыша ни себя, ни Якова, они тут же засыпали Эраста не-то вопросами, не-то поздравлениями, не-то восхищениями из которых можно было понять только одно. Мальчики были очень счастливы и очень хотели, чтобы Аннушка и Эраст никуда не уезжали, потому что Юру и Ваню это очень расстроит.
Яков, дождавшись пока братья вдоволь наговорятся, молча залез в карман пиджака и вытащил оттуда открытку.
- Вот, - гордо произнёс мальчик, - конечно не ахти-какой подарок, но зато от души!
- Яша! Обещаю тебе, что мы сохраним твой подарок и будем его беречь! - рассмеялся Эраст, взяв открытку.
Открытка была простая, из тех, что не были дорогими. Тут, на «Титанике», их можно было увидеть повсюду. Но эта была больше, казалось ярче и самое главное — она была цветная. На ней, гордый и величавый «Титаник» дымил всеми трубами и был готов отчалить от пристани. А на обратной стороне, собственной рукой Яша аккуратно вывел поздравление в стихах.
- Не знала, что ты ещё и поэт, - улыбнулась мальчику Аннушка.
Яша покраснел и опустил глаза.
- Я упрашивал библиотекаря, мне её продать, - гордо заявил Яша, - но как только он узнал, что я хочу сделать вам подарок на свадьбу, он мне её подарил и разрешил воспользоваться своим пером и чернилами, - мальчик подумал и глянул на Аннушку и Эраста, - только обещайте мне, что вы не выбросите мои стихи! Я так старался!
- Обещаю, братишка! - успокоил его Эраст, - вот увидишь! Когда придёт время нашей золотой свадьбы, ты снова подаришь нам её, в красивой рамке и торжественно прочитаешь всем гостям эти самые стихи!
Яша улыбнулся, вздохнул и снова покраснел.
Эраст глянул на Виктора.
- Простите, барон! - усмехнулся Эраст, - детям, в минуты их радости, порой очень трудно объяснить некоторые простые вещи. Я вижу, Вы норовите уйти? Разве Вы не пойдёте с нами в столовую? - спросил Эраст.
- Просим Вас, Виктор Иосифович! - тут же заговорила Аннушка, - сегодня там будет очень весело! Ирландцы и шотландцы празднуют свою Пасху. И тут наша свадьба! Наверное гулять будем до самого утра!
Виктор действительно собирался уходить. Он вздохнул.
- Я не могу обещать, что быстро присоединюсь к Вам. Сейчас мне нужно решить кое-какие вопросы. Но думаю, через пару часов мы встретимся.
Тут же, стараясь говорить тише, Амалия Абрамовна не могла найти слов, чтобы выразить благодарность отцу Сергию Она упрашивала его остаться, под разными предлогами и даже вызывалась помочь убраться.
Отец Сергий, благодарно отвечал ей, но вежливо отказываясь, судя по всему, одновременно раздумывал над предложением.
- Да ну что Вы, Амалия Абрамовна, - услышал Виктор, голос отца Сергия, - я думаю сегодня молиться всю ночь до утра. А ежели выпью чарочку, то какие уж там молитвы? - покачал он головой.
- Воля Ваша, отче, - вздохнула Амалия Абрамовна, - я всем сердцем Господа благодарю, что встретила Вас на этом корабле. Это ж так радостно, вдали от Руси-Матушки услышать Слово Божье на родном, русском языке и помолиться родными молитвами рядом с русским иереем. Не уж-то сам Господь Вседержитель прислал Вас, чтобы Вы обручили моих детей, - сложила она руки перед собой, благодарно глядя на отца Сергия.
- Ну, полно Вам, - усмехнулся отец Сергий, - на то была Воля Божья. Коль будете в Сан-Франциско, то знайте, что я непременно жду ваше семейство у себя дома. А пока что, мы же все здесь? - развёл он руками в стороны, показывая на каюту, - и я рядом с Вами, Амалия Абрамовна, - улыбнулся он ей.
Амалия Абрамовна согласно кивнула и преклонила голову прося благословения.
- Во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, - благословил её отец Сергий и молча попрощавшись со всеми, ещё раз благословив Эраста и Аннушку, направился к выходу.
- Отче Сергий! - крикнула ему вслед Катя и выбежала за ним, едва он скрылся в коридоре.
- Ну, стало быть пойду и я, - усмехнулся Виктор, надев фуражку.
- Спасибо ещё раз, барон, - кивнул ему Эраст.
- Милости просим всегда в наш дом, - как-то по старинному, чуть ли не в пояс, поклонилась Виктору Амалия Абрамовна, - и не забудьте, что мы ждём Вас сегодня. Не задерживайтесь у себя в Первом классе!
Виктор усмехнулся.
- Ну как там сказал отец Сергий? На всё Воля Божья? Куда же я без вашей семьи, Амалия Абрамовна? Мы теперь вообще родные люди! Да и иду я не в Первый класс, а тоже буду рядом с вами, - он подмигнул детям, кивнул Эрасту и вышел следом за Катей.
Виктор прошёл коридором к выходу.
Прямо на лестницестояла Катя, о чём-то беседуя с отцом Сергием.
Когда Виктор подошёл ближе, она посмотрела на него, глянула на отца Сергия и что-то шепнув ему, пошла обратно в каюту.
- Барышня просила исповеди? - кивнул ей вслед Виктор, улыбнувшись отцу Сергию.
- Да, барон, - покачал головой отец Сергий, - у неё в душе очень тяжкие душевные переживания. Она мечется. Мечется потому, что молодые люди отходят от Бога, а барышня за него старается удержаться, чтобы не потерять. Знаете ли, век прогресса и науки породил один страшный миф.
Они вышли на палубу и направились в сторону променада.
- Какой же миф породил сей век, отче? - улыбнулся Виктор.
- Людимнят себе, что могут прожить без Господа в сердце, - ответил отец Сергий, - считают, что раз человек сумел подчинить себе природные стихии, научился держаться в воздухе с помощью рукотворных крыльев, строить быстрые корабли, то Господь им не нужен. Глупые дети даже не подозревают, что с Господом в душе, они могут достичь куда больших высот в своих изысканиях и сделать куда более важные открытия.
Виктор и отец Сергий повернули на променад.
- Но ведь и без Бога, - ответил Виктор, - если люди поставят себе цель, то могут достичь больших высот и сделать важные открытия в науке? Понятно, что атеист, в каждом своём открытии будет искать подтверждения отсутствия Бога. Они просто считают, что все эти аэропланы, машины, пароходы, создал гений человека. И соответственно, этим молодым людям, многие из которых учёные, даже в мысли не приходит, что гений человека — это и есть божественная сущность каждого из нас.
- Вы интересно рассуждаете, барон, - кивнул отец Сергий, - не будь вы в мундире, я бы подумал, что разговариваю с богословом, - он усмехнулся, - скажите честно, до того как стать военным, Вы оканчивали духовное училище?
- В детстве пел в церковном хоре, - ответил Виктор, - мой отец был учёным, а мать учительницей. Хотя, люди они были воцерковлённые. Или, как сейчас модно говорить - верующие. С самых малых лет я даже не читал, а глотал по ночам научные статьи и самые новые научные публикации. А с девяти лет, меня воспитывал дед. Это он был богословом.
- В ваших мыслях заметен его след, - сказал отец Сергий, - отчего же Вы полковник, а не митрополит, или не архимандрит?
Виктор усмехнулся и вздохнул.
- Если все воцерковлённые люди подадутся в духовенство, то зачем будет нужно само духовенство, отче Сергий?
- Да, прям как в случае с добром и злом, - покачал головой отец Сергий, - если уничтожить всё зло на белом свете, то зачем же будет нужно добро? Вы не слышали о подобной теории, барон?
- Слышал, - ответил Виктор, - но она ведь, согласно канонов церкви, считается еретической?
- Совершенно верно, - кивнул отец Сергий, - когда-то давно, существовало такое еретическое учение, именуемое - катары. Хотя, я думаю, Вам это известно, - посмотрел он на Виктора.
- Двенадцатый век, Лангедок, - сказал Виктор, - несчастные даже не брали в руки оружия, когда крестоносцы загоняли их в амбары и превращали эти амбары в общие костры, рубили на площадях целыми городами и сажали на колы целыми деревнями. И всё во имя господства католической церкви. Страшное было время.
- Вот именно, - вздохнул отец Сергий, - и в это страшное время родилось учение, которое говорило о том, что в Мире необходимо поддерживать баланс добра и зла. Нет, они не учили, что нужно идти обеими стезями. Они учили другому - видеть в каждом деянии последствия и понимать, что даже самые благие намерения могут принести страдания! А страдания ведь, по их мнению, это было несомненное зло. Вот представьте, что Вам вдруг посчастливилось приобрести большой надел земли с лесом, лугом, рекой. И Вы понимаете, что прибыль от Вашего надела обеспечит не только Вас, но и Ваших детей и даже внуков. Нужно только работать не покладая рук. Понятное дело, что любуясь на красоту леса за рекой, сидя на лугу, Вы не обеспечите свою семью, а очень скоро обнищаете и пойдёте по миру. Вы выжигаете и распахиваете луг, вырубаете лес ради добычи дерева, запруживаете реку. И уже через год Вы получаете урожай, прибыль с лесопилки, Ваш дом процветает, а семья довольна и счастлива! И не только семья, но и покупатели Вашего урожая и леса. Работники, они же крестьяне из соседней деревни, Вас боготворят! Ведь до Вашего появления, их деревенька была захудалая и забытая богом, а нынче — процветает! У них у всех, ещё в прошлом году от ветхости валились хибары, а нынче стоят новые избы, нет недостатка в хлебе насущном и нужды в деньгах. Вы благодетель и Вас то и дело хвалят, как хорошего хозяина. Это добро?
- Несомненно! - согласился Виктор.
- Вот, - кивнул отец Сергий, - в этом и заключается наша беда! Мы не видим зла исходящего от нас, ведущего в погибель не только нашу душу, но и бытие всего рода людского!
- Мне кажется, я понимаю о чём Вы, отче Сергий, - сказал Виктор, глянув на него.
- Ну тогда ответьте сами на вопрос, в чём же лежит здесь зло? - спросил отец Сергий.
- Когда я выжигал луг, - ответил Виктор, - чтобы его распахать, погибли зайчата и звери живущие в норах, птицы гнездящиеся в траве. А когда вырубал лес, оставил без жилища лесных зверей и птиц. Они были вынуждены уйти на новые места. А пока шли, охотники перебили половину косуль, кабанов, лисиц. Когда я запрудил реку, рыбы больше не смогли больше нереститься в привычных местах. А это тоже подобно смерти целого вида. Да что там рыбы? На берегу стоял домик, в котором жила вдова с малыми детьми. Разве помещик заплатит за дом, стоящий на его земле? Нет, конечно же нет! Вдова и её дети пошли по миру! Ведь мои управляющие, просто и бесцеремонно выгнали их. А место, где стоял их домик, затопило водой. Вот в этом и заключается моё добро. Для других оно обернулось горем, слезами и смертью. Вы правы, отче Сергий, - сказал Виктор, - ослеплённые личной убеждённостью в том, что сеем благо, мы не видим зла, которое мы источаем вокруг себя.

В пустой каюте, глядя на спящих детей, сидел Михай Навратил.
Он много чего передумал, то усмехаясь, то плача от собственных мыслей. Но тут же себя успокаивал.
- Нет, нет! Всё будет в порядке! Всё будет хорошо и все будут счастливы. Она меня простит и поймёт. Хотя, а за что она должна меня прощать? Разве можно украсть своих собственных детей? Я их отец. А они — мои сыновья. Она же, достойна того пути, который сама избрала. И мы уже далеко. Очень далеко. Ещё никто не смог перелететь океан. Ни одна птица, ни один комар… - на комаре, Навратил горько усмехнулся, представляя себя этим самым комаром, - только я. Только я смог просто сорваться со своего нового места и бросился куда-то туда, на задворки старой Европы, за ней… - он снова подумал.
Он сейчас отдал бы всё, чтобы его семья была вместе. И чтобы не он, а та кого зовут и ищут его малыши, о которой спрашивают каждое утро, была сейчас здесь, рядом с ними и тихо пела им колыбельную, как это было всегда.
Но, она была далеко. Слишком далеко, чтобы слышать и детей, и стоны в душе своего мужа.
- А она посадила помидоры, - усмехнулся Навратил и посмотрел на двери.
Двери открылись. На пороге стоял Эрнест, как-то странно улыбаясь подмигнув Навратилу.
- Спят, - шепнул Навратил.
Эрнест кивнул.
Навратил встал и вышел за ним в коридор.
- Да на Вас лица нет, мистер Навратил, - глянул на него Эрнест.
- Не обращайте внимания, - махнул Навратил, - грустные мысли как мухи, весь день не дают мне покоя, - сказал он стихами, - это моё нормальное состояние последний год.
- Ну это Вы зря, - усмехнулся Эрнест, - знаете, я нашёл прекрасное место, где можно спокойно присесть, заказать крепкий кофе и вдали от посторонних глаз поговорить.
- Тут есть такое место? - удивился Навратил, - мне казалось, «Титаник» подобен муравейнику, в котором ни днём, ни ночью, не спрячешься от людей.
- Это библиотека, мой друг, - ответил Эрнест, - я только что туда заходил и с удивлением для себя обнаружил, что ночью она не закрывается. И там совершенно нет людей! Ну, разве что бдительный, скучающий библиотекарь, - улыбнулся он.
- Ну так идёмте туда, - обрадовался Навратил, - знаете, с детства я привык, что в библиотеках должна быть тишина, запах книг и никакого кофе!
- Ну сейчас мы исправим это недоразумение, - кивнул с улыбкой Эрнест.

Шелест страниц книги, в одиночестве перебираемых библиотекарем, монотонный стук часов, стрелки которых показывали четверть одиннадцатого, и тишина. Именно её не хотелось нарушать. Мягкие кресла, какой-то огромный стол, больше напоминающий школьную парту, стеллажи с книгами и этот жёлтый свет. Яркий, но не такой как днём.
Через минуту показался стюард с подносом, на котором стояли две чашки кофе и бутылка рома.
- Я думаю, не обязательно же нам, всю эту бутылку сушить до дна? - улыбнулся Эрнест Навратилу и кивнул стюарду.
Тот поставил поднос на столик.
- Если что, я прямо за дверями, джентльмены, - сказал стюард и молча удалился.
- Ну так что же? - присел Эрнест, - начнём заседание нашего литературного клуба.
Навратил взял кофе и вдохнул его запах.
- Отменный кофе, - усмехнулся он, - честно признаться, в Америке я привык называть этим словом разную гадость, в которой нет ни грамма кофе, зато полным полно пережаренного ячменя. Знаете, что если пережарить ячмень, то его обугленные зёрна дают вкус и запах кофе, после заварки?
- Я слышал такое же про цикорий, - кивнул, соглашаясь, Эрнест.
- О да, - улыбнулся Навратил, - в моих краях полно этого растения. Наши люди верят, что если его корень пожевать, он спасёт от зубной боли. Не знаю насчёт боли, но настойка из этого корня очень крепкая. Главное, уметь правильно настоять и не переусердствовать во время застолья, - рассмеялся он.
- Обязательно надо будет посетить Вашу родину, мистер Навратил, - усмехнулся Эрнест и подумал, - не хотел бы выступать ни третейским судьёй, ни арбитром в ваших разногласиях с супругой. Но всё же, Вы позволите спросить у Вас, что произошло? Ведь от хорошей жизни, люди не срываются с обжитого места, и не летят за океан, и не увозят за океан своих детей от их матери?
- Ну я уже Вам, мне помнится, говорил, - сказал Навратил, - что я попросту не доверяю тем, кто считает, что имеет право судить людей. Это основная причина моего бегства. Я, разумеется, понимаю, что назад дороги больше нет, мосты сожжены, а моя репутация окончательно подмочена этим поступком.
- Но зачем признавать себя преступником? - спросил Эрнест.
- Я не признаю себя преступником, - вздохнул Навратил, - в том-то и дело, что как раз я и не признаю себя преступником. В наши дни, вовсе не обязательно совершить преступления, чтобы тебя объявили преступником. Околоток, суд, тюрьма, - усмехнулся он, - люди прошедшие эти испытания, чаще всего вызывают уважение у большинства других людей. Все прекрасно понимают, что в тюрьмы попадают вовсе не негодяи. Чаще всего там томятся вовсе не те, кто представляет угрозу обществу. В тюрьмы попадают те, кто представляет угрозу — высшему обществу. А эти два общества — прямо противоположны и отличаются как день и ночь. Конечно, скажете Вы, в тюрьмах отбывают наказания и настоящие преступники! Смею Вас заверить, что ежели у настоящего негодяя имеется достаточно наличности, или хорошие связи, в лучшем случае он отделается лёгким испугом. А в тюрьму будет брошен другой, отбывать срок за него.
Навратил подумал.
- Высшее общество, мистер Хемингуэй, - прекрасно это понимает. И судьи, и прокуроры, и полиция прекрасно осознаёт, что люди не боятся тюрьмы. Главным наказанием, а точнее — новым костром инквизиции, стал удар по репутации. Человек, чья личность опорочена, он не просто обезоружен. Он не просто раздет донага и облит вонючими помоями на виду у всех. Он обезглавлен. Его уже никто не будет воспринимать как равного в честности, или, хотя бы, как способного на благородный поступок.
- И поэтому, Вы решили бежать подальше от ада, который Вам могут устроить вчерашние близкие? - спросил Эрнест.
- Мы и так в аду, - усмехнулся Навратил, - просто, кому-то нравится синее пламя, а кому-то белое. А ещё кто-то, предпочитает кипящую смолу.
Он посмотрел на Эрнеста.
- Мы, как-будто заперты в одной комнате, - сказал он, - и для каждого из нас — все остальные, ни кто иные как палачи. Вы слышали, что жертва, часто влюбляется в своего палача?
- Да, - ответил Эрнест, - и это не аллегория, а совершенная истина! Ведь палач, это вовсе не обязательно здоровяк с топором! Если не рассматривать, как эти слова соотносятся с взаимоотношениями народов между собой, то очень часто, твоим палачом становится самый близкий тебе человек, - покачал он головой глядя на Навратила.
- Поразительно, - подумал Навратил, - какая она странная любовь у них? Они нас любят не потому что мы любим их, а до тех пор, пока мы их удовлетворяем. А потом, просто затягивают верёвку потуже, на самом больном месте, когда мы им надоели. А мы убеждаем себя, что продолжаем любить.
- Вы о женщинах? - спросил Эрнест.
- Я о людях, мистер Хемингуэй, - ответил Навратил, - последнее время я сожалею, что так и не завёл собаку. Наверное, это единственно под небом существо, которое удовлетворяется всего лишь твоими чувствами…

14 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА; 23-00

Генри проснулся раньше назначенного времени.
Поискав еду, он обнаружил кое-что съестное в каюте у Виктора. Вспомнив, что Виктор разрешил ему съесть то что он найдёт, мальчик не-то поужинал, не-то позавтракал, и аккуратно убрав за собой, принялся ждать Виктора.
Часы в каюте, проиграли час до полуночи.
Двери открылись и вошёл Виктор.
- Сэр? - встал мальчик, почти по стойке смирно.
- Вольно, - показал ему рукой Виктор, чтобы тот присел.
- Я жду Ваших распоряжений, сэр, - присел Генри.
Виктор присел напротив и посмотрел на него.
- Говоришь, ты был разведчиком? - кивнул он Генри.
- Да, сэр, - ответил Генри, - знаете, я могу неплохо разговорить, кого Вы захотите. Могу вскрыть любой замок, если, конечно, он мне знаком. И знаете, у меня особый талант! Я могу чего-нибудь спрятать так, что никто не найдёт! - гордо сообщил мальчик.
Он хотел было продолжить говорить, но Виктор остановил его.
- Стоп, достаточно первого, - сказал Виктор, - замки вскрывать не надо. Ты знаком со Стрелком и он знает тебя?
- Конечно, сэр! Но я его ненавижу! - ответил Генри.
- Последнее — забудь, - сказал Виктор, - представь, что ты его верный солдат и предан ему как пёс.
- Как пёс? - удивился Генри.
- Хорошо, как офицер для особо важных поручений, если тебе это более понятно, - кивнул Виктор, - лучше, чтобы нас пока что не видели вместе.
- Понимаю, сэр, - кивнул Генри.
- Молодец, что понимаешь, - сказал Виктор, - времени очень мало. Полчаса, не более. Поэтому, объяснять буду быстро и коротко. То что не поймёшь — додумаешь себе сам. Фантазии у тебя хватит.
- Конечно, сэр! - обрадовался мальчик.
Виктор кивнул ему.
- Вот и молодец. Сейчас я выйду. Ты считаешь до десяти. Потом идёшь к Стрелку. Постучишь в его каюту. Он откроет двери. Ты скажешь, что у тебя важная информация и ты не можешь разговаривать в коридоре. Он, конечно же, тебя впустит. Скажешь так: русский офицер долго разговаривал с каким-то ушастым, маленьким, черноволосым, носатым и большеглазым французом.
Генри тихо засмеялся.
- Его зовут Антуан, он про тебя знает, - кивнул ему Виктор.
- Понял, сэр, - ответил Генри.
- Имя можешь Стрелку назвать, - снова кивнул Виктор, - скажешь, что из обрывка разговора, ты услышал про то, что мы собираемся возле котельного отделения ровно в полночь.
Виктор помолчал.
- Стрелок, конечно же спросит, что ты слышал ещё. Скажешь ему, что мы говорили тихо, кто-то зашумел, ты не расслышал некоторые слова, но мы были встревожены.
- Понял, сэр, - обрадовался Генри и хотел встать.
- Это ещё не всё, - остановил его Виктор, - внимательно рассмотри что у него в каюте, постарайся обнаружить странные мелочи, а так же запомни куда и к кому он пойдёт. Но только не следи за ним. Под предлогом, что тебе нужно передать сообщение мисс Гиббсон, сразу иди в салон. Там найдёшь Екатерину фон Готт. Она скажет тебе, что надо делать дальше.
- Я всё понял сэр, - улыбнулся Генри, - а когда его можно будет убить?
- Как только мы узнаем, кому он на самом деле служит, Генри, - кивнул в ответ Виктор.
Он встал, снова кивнул Генри и вышел.
Генри посидел, посмотрел на двери и посчитал до десяти.
Затем он подошёл к двери, выглянул в коридор и отметил для себя, что Виктор слишком быстро исчез. Почти что испарился.
Мальчик даже удивился, восхитился и захотел точно так же, совершенно незаметно пропадать, или прятаться так, чтобы его невозможно было не то что найти, но и даже увидеть.
Он тихонько закрыл за собой дверь и со всех ног пустился к каюте в которой ехал Стрелок.
Остановившись возле каюты, Генри помедлил, подумал и тихонько постучал в двери.
Стрелок открыл двери и выглянул из них, на удивление быстро.
- А, боец Твист? - усмехнулся Стрелок, - не поздно ли для ночных прогулок? Разве ты не должен быть на своей вахте?
- У меня важная информация для Вас, сэр, - ответил Генри, - Вы же сами просили сообщать Вам… - начал было мальчик, но Стрелок махнул ему рукой, чтобы тот остановился.
- Не надо кричать на весь коридор, - прервал его Стрелок, - а ну зайди, - кивнул он головой и впустил мальчика в каюту.
Генри вошёл и остановился на пороге, осмотревшись вокруг.
В каюте, на первый взгляд, не было ничего примечательного. Такая же кровать, такая же тумбочка и платяной шкаф, ничем не примечательный бар и зеркало напротив входа.
- Ну так что ты хотел мне сказать? - глянул на Генри Стрелок, наливая себе воды в бокал.
- Тот русский, сэр, - спокойно сказал мальчик, продолжая рассматривать каюту, - я видел его несколько минут назад, в коридоре, с каким-то французом. Француз был такой маленький, пучеглазый, даже смешной. Его звали Антуан.
- Откуда знаешь, что звали именно Антуан? - кивнул Стрелок мальчику.
- Ну так русский его так назвал, - усмехнулся Генри, весело глянув на Стрелка, - они что-то говорили, почти шептались. Поэтому я плохо расслышал их разговор, иначе бы запомнил больше.
- Почему плохо запомнил? - посмотрел на него Стрелок.
- Две дамы подошли, - усмехнулся Генри, - своим хохотом всё заглушили.
- Ну, - снова кивнул Стрелок, - не уж-то всё заглушили?
- Ну кое-что нет, - улыбнулся Генри, - русский сказал, что ровно в полночь они собираются возле котельного отделения.
- Они? - не понял Стрелок.
- Ну не так он сказал, - словно пытаясь доказать, вздохнул Генри, - фраза звучала так: «в полночь все собираемся возле котельного отделения»! И ещё нервничал, это я заметил, - посмотрел он на Стрелка.
- Вот как? - подумал Стрелок.
- А что в полночь? - спросил Генри.
- А что в полночь, боец Твист? - ответил Стрелок, - я не знаю что в полночь.
Он подумал, присел, снова подумал и посмотрел на Генри.
- Ты мне понадобишься в это же самое время, - сказал Стрелок, - надеюсь тебя найти на твоей вахте.
- Я должен кое-что передать мисс Гиббсон, - ответил Генри, - а потом я буду на вахте, если начальник не отправит меня на другое место. И такое может быть, сэр!
- С твоим начальником я вопрос решу, - ответил Стрелок и кивнул мальчику, - можешь идти. Постарайся, чтобы я тебя долго не искал, боец Твист.
- Да, сэр, - по военному ответил Генри и вышел.
Стрелок глянул в сторону платяного шкафа.
- Что Вы думаете, Кондор? - сказал Стрелок.
Из своего укрытия вышел Штейфон.
Он прошёл и сел на свободный стул, посмотрев на Стрелка.
- Фон Готт прислал к тебе своего агента, вот что я думаю, - ответил Штейфон.
- Думаете мальчик — шпион? - усмехнулся Стрелок, - он воевал под командованием Кроча, был его разведчиком и посыльным. То есть, Кондор, он был одним из тех, кому Кроч доверял как самому себе. А Кроч не доверял никому!
- Вам бы поучиться у него, - улыбнулся Штейфон, - а ещё, Вам бы поучиться у фон Готта. Я знаю Виктора фон Готта, как мастера сыска и шпионажа.
- Ну, а почему Вы усмотрели в мальчишке шпиона? - спросил Стрелок.
- Вы читаете английскую литературу? - посмотрел на него Штейфон.
- Не имею желания, - покрутил брезгливо головой Стрелок, - саксы может и хорошо пишут, но я не выношу ни их культуры, ни их реверансов.
- Напрасно, - кивнул Штейфон, - тем более, то что я хочу привести в пример, написал шотландец.
- И что же умного, могла написать дворовая собачка саксов? - усмехнулся Стрелок.
- А он написал одну фразу, - ответил Штейфон, - это же элементарно, Ватсон!
Стрелок тихо рассмеялся.
- И всё?
- Нет, - ответил Штейфон, - дело в методе дедукции.
- Тогда я Вас слушаю, - кивнул Стрелок.
- Мальчик сменился сегодня утром, - сказал Штейфон, - это я знаю точно. И он никак не мог выйти на смену сейчас. Лифтёры, дежурят на вахте ровно сутки. Его смена начнётся завтра, в восемь часов утра по корабельному времени. Те кто заступают с утра, сейчас высыпаются перед вахтой. И офицер, который ими командует, очень строгий к своим подчинённым. Мальчишкам не разрешено даже играть с другими детьми, во время их отдыха. Как на каторге. Но это флот, полковник. Если бы мальчик высунул нос из каюты после отбоя, до Нью-Йорка он уже ехал бы простым пассажиром. Тем не менее, мальчик одет в мундир и ходит по пароходу. Это говорит о том, что вопрос с мальчишкой уже решён и он имеет право просто так ходить на виду у всех. Точнее, право он имеет такое, потому что ходит не просто так, а по чьему-то поручению о котором офицер, его начальник, знает. Сменившись на вахте, он не пошёл к себе в каюту и не переоделся. То есть, он отдыхал в другом месте и никак не мог подслушать разговор фон Готта и француза в коридоре. Учитывая, что он говорил о фон Готте, да ещё и такие интересные подробности, можно сделать вывод, что лифтёр Генри О`Коннор - целый день провёл в каюте у полковника Виктора фон Готта. И фон Готт уведомил офицера о том, что использует мальчика в своих целях. То есть, это фон Готт приказал ему передать то, что мальчик сейчас Вам рассказал, полковник Кнак.
- Интересные выводы, - подумал Стрелок, глянув на Кондора.
- Ещё интереснее другое, полковник, - ответил Штейфон, - что же там такое готовится в котельном отделении?
Штейфон подумал.
- Так, или иначе, нам пора.
- Куда? - кивнул Стрелок, - в котельное отделение?
- Мы тоже собираемся, - глянул на часы Штейфон, - господа из РСХА, конечно замечательные сыщики. Но боюсь, что без нашего участия, полковник, они снова сядут в лужу, большую и холодную.
- РСХА? - удивился Стрелок.
- Хорошее такое ведомство, - улыбнулся Штейфон, - жаль, что ему мало осталось…


Глава 31
14 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА; 23 ЧАСА 35 МИНУТ
Виктор шагал коридором как можно скорее, стараясь не выдавать тревоги. Чем он ближе приближался к рулевой рубке, тем он всё больше и больше был готов перейти на бег…
В это же время, в вороньем гнезде было скучно, темно и холодный ветер запросто снёс бы вперёдсмотрящих матросов, если бы он мог хоть чего-то хотеть. Задрав воротники бушлатов, пытаясь спастись от этого самого холода и ветра, матросы были готовы затанцевать вприпрыжку.
- Нет, Фредди, - ругался один, - ты только посмотри!
- Куда смотреть? - ответил Фредди, - Ларри! В темноту я уже насмотрелся. Мы и так знаем, что начальник считает, что я филин, а ты летучая мышь!
- Мы оба летучие мыши, Фредди, - ответил Ларри, - парим над кораблём среди ночи, как ангелы хранители. Только нам за это платят, - и они рассмеялись.
- Правильно, Фредди, - помедлил Ларри, - наш пастор говорит, что если долго всматриваться в темноту, то темнота начинает всматриваться в тебя.
- Ваш пастор, случайно не знает, как это делать без биноклей? - ответил Фредди и посмотрел вперёд.
Совершенно неподвижная темнота, безмятежная ночь и ветер ударили в лицо.
- Тьфу ты, - отвернулся от ветра Фредди и глянул на Ларри, - тебя наслушаешься, так в штаны наделаешь, с перепугу..
- Насчёт штанов, - махнул Ларри, - я отлучусь на несколько минут. Прикроешь, если что?
- Уж отлучись, - проворчал Фредди, - уж прикрою! Не в первый раз!
Он глянул на то, как Ларри, молча открыл люк и нырнул вниз.
- Наверное, на этом корабле только мне не надо отлучаться с вахты, - проворчал Фредди и глянул вперёд.
Он вдруг заметил, что немного левее по борту, почти прямо по курсу, темнота не такая уж и неподвижная, а следовательно, ночь не такая уж и безмятежная как казалась. Какое-то тёмное пятно шевелилось и становилось ярче и ярче.
Фредди вдруг понял, что это вовсе не пятно, и что оно не становится ярче.
- О Боже! Он идёт прямо на нас! - чуть не закричал Фредди, отчётливо рассмотрев очертания айсберга и бросился к телеграфу, другой рукой схватив трос висящий на языке рынды …
- Вход пассажирам на рубку запрещён, - остановил Виктора Мёрдок жестом руки.
- У меня имеется право прохода, сэр, - ответил Виктор и протянул Мёрдоку бинокль, - вы не это ищете?
Мёрдок глянул на бинокль.
- Не совсем, но такой, точно такой же... предмет.
Он взял бинокль и посмотрел на Виктора.
- Спасибо, сэр.
В это время три раза ударил колокол в Вороньем Гнезде и раздался треск телефона. Офицер Муди поднял трубку.
- Что? Что вы видели?
Он повесил трубку и глянул на Мёрдока:
- Прямо по курсу айсберг, сэр!
- Лево на борт! - приказал Мёрдок, разглядев впереди стремительно приближающиеся силуэты айсберга, и переведя ручку машинного телеграфа в положение «Стоп машина», выжал её до «Полный назад».
Огромная ледяная гора быстро приближалась к «Титанику».
- Выворачивай! Выворачивай! - словно умолял «Титаник» Мёрдок, но айсберг стремительно приближался...
Не прошло и минуты, как ледяная гора ударилась о правый борт и страшный грохот заставил всех на мгновение оцепенеть.
- Право на борт! - снова крикнул Мёрдок.
Рулевой закрутил штурвал, но айсберг медленно, словно железо по стеклу, прополз вдоль «Титаника».
Уайлд смолчал, отведя глаза...
- Задраить водонепроницаемые перегородки! - приказал Мёрдок и с сожалением глянул на Виктора,
- Вы опоздали...
- Я понимаю, - ответил Виктор, - чем могу быть полезен?
Мёрдок посмотрел на нос «Титаника», потом на Виктора.
- Обратитесь к капитану, сэр, и вступайте в должность ещё одного офицера. Боюсь, что уже ничем...
- Разыщите капитана Смита, - обернулся он к офицеру Муди, - доложите о том, что случилось.

Антон стоял на палубе, у носа «Титаника», и видел всё своими глазами. Он видел, как айсберг быстро приближался, как нос вывернул влево и… Антон, отчётливо расслышав жуткий, пронизывающий душу скрежет и грохот, проводил глазами ледяную гору проплывающую над ним и над палубой, ощутив заметное дрожание под ногами.
- Совершилось… - прошептал Антон и отступил назад, глядя на глыбу льда, - но это было… это было совсем не так как нам рассказывают! Вы видели это, Рочестер? - обернулся он к Рочестеру, так же наблюдавшему за столкновением.
- Ну я заметил, айсберг, - ответил спокойно Рочестер, - а что Вас собственно смущает, док? Пробоина там где и должна быть, по правому борту. Айсберг шёл прямо на нос. И он врезался. И судя по тому что я видел и слышал, дела у нас плохи!
- Вот в этом-то и дело! - прервал его Антон, - прямо на нос! Это Вы говорите потому, что слышали это всегда, когда речь шла о «Титанике»! Но он, - указал Антон вслед айсбергу, - зашёл слева и «Титаник» маневрировал. Однако, тут не надо быть экспертом в области мореплавания и навигации. Надо быть слепым, чтобы не понять очевидную вещь! Они пытались не обойти айсберг, а намеревались не подставить левый борт! Если бы удар пришёлся в борт, хоть под малейшим углом, - Антон перешёл на шёпот, - у нас бы были считанные минуты, мистер Рочестер. Это полностью оправдывает офицера Мёрдока, который командует сейчас в рулевой рубке!
Рочестер глянул на Антона.
- Правильно он делал, или неправильно, - сказал тихо Рочестер, - они прошляпили айсберг. И погибнет полторы тысячи душ, док, - покачал он головой.
На палубе показался Эрнест. За ним шёл Виктор.
- Ну вот, джентльмены, - позвал Эрнест Антона и Рочестера, - Виктор фон Готт, герой Испании и парнишка с «Титаника», к вашим услугам.
- Мистер Гарольд Гудвин! - чуть не вскричал Антон, бросившись к Виктору, - это… Вы? Вы не представляете, сколько у меня к Вам вопросов, мистер Гудвин! Но почему именно русский офицер? Почему Вы связали свою судьбу, именно с Россией?
Виктор посмотрел на него и усмехнулся.
- Здравствуйте, доктор Карамышев, - улыбнулся он, - ну я думаю, что мы оставим вопросы, на которые можно будет ответить в более подходящей обстановке, - он посмотрел на Рочестера, - я так понимаю, детектив Рочестер?
- Совершенно верно, - кивнул Рочестер, - и у меня к Вам тоже много вопросов и много новостей, - произнёс он спокойно.
- Ну, учитывая, что про Олендорфа я знаю, - ответил Виктор, - а так же знаю кто Вы и откуда, надеюсь, Вы скажете мне, чего я могу не знать? Меня интересует исключительно то, что нам сейчас будет важно.
- Ваш отец, - сказал Рочестер, - просил связаться с Вами, буквально несколько минут назад, когда мы с ним встречались в столовой. Вы знаете, что он тоже путешественник во времени?
- Этого я не знал, - ответил Виктор, - но я знаю, что он успел собрать свою машину времени, - он подумал, - есть что-то ещё?
- Группа нацистов орудует на «Титанике», - сказал Рочестер, - они ищут конденсатор квантов временного поля. Один из немцев перешёл на нашу сторону. Его зовут Шольц и он из РСХА.
- Приятно это слышать, - кивнул Виктор, - это тот самый Шольц, который приходил меня арестовывать в 1942-м в Берлине? Тогда, наша задача — вырвать этого парня у нацистов и держать в поле зрения. Он не только нам пригодиться. Что касательно конденсатора, то у меня к Олендорфу плохие новости. Я сам его ищу.
- А тот саквояж, который мы подняли из Вашей каюты в 2018-м году? - спросил Антон, - там были негативы и Ваш фотоаппарат?
- Мой фотоаппарат? - удивился Виктор.
- Тот, который подарил Вам отец, - уточнил Антон, - когда Вам исполнилось девять лет.
- Вы побывали в моей каюте? - посмотрел Виктор на Антона, - он сохранился? Но туда невозможно попасть в 2018-м. Для этого, надо уменьшиться в размерах, как минимум вчетверо. Каюты Третьего класса просто расплющило под давлением и весом корпуса и врыло в дно на несколько метров. А фотоаппарат, просто остался лежать под подушкой, рядом с моим блокнотом и пеналом с карандашами. Мне было не до него, поверьте.
- Я не о той каюте, мистер Гудвин, - ответил Антон, - я о каюте Первого класса, в которой Вы едете сейчас.
- Тут проблема, доктор, - вздохнул Виктор, - о том, что снимки сделанные моим фотоаппаратом, тем более — мною самим, появились на ваших ресурсах в интернете, а так же в музее Общества потомков пассажиров «Титаника», сообщил мне мой друг и компаньон, мистер Лайтоллер. Это было, после первого моего возвращения на «Титаник». Но мы сами не знаем, как они могли появиться.
- Почему? - удивился Антон.
- Фотоаппарат ушёл на дно, - ответил Виктор, - как я уже сказал, он так и остался лежать в моей каюте. Это был тот единственный случай, когда я с ним расстался. И мне совершенно непонятно, как он мог переместиться в мою каюту в Первом классе. И как я понимаю, плёнка уже была проявлена? Ведь иначе, снимки не сохранились бы?
- Да, совершенно верно, - кивнул Антон.
- Ну вот, одним вопросом больше, - вздохнул Виктор.
- А мистер Лайтоллер, - спросил Антон, - это, очевидно внук офицера Лайтоллера? Так мы с ним хорошо знакомы! Неужели Вы, сумели построить, под носом у Батта, свою собственную организацию? Я поражаюсь! Получается, что не Батт, а Вы настоящий руководитель Общества?
- Нет, - ответил Виктор, - мистер Лайтоллер, это дед того Лайтоллера, которого знаете Вы. Второй офицер «Титаника» Чарльз Лайтоллер. Он жив и здоров. И надеюсь, Вы с ним сможете поговорить после нашего возвращения.
- Но он же умер… - пожал плечами Антон.
- Я тоже умер, - улыбнулся Виктор, - и мистер Хэмингуэй тоже.
- И Антуан тоже, - усмехнулся Эрнест, - улетел и не вернулся.
- А что сейчас Антуан? - посмотрел на Эрнеста Виктор.
- Они с Катей готовят сюрприз нашему ирландскому другу, - ответил Эрнест.
- Сюрприз говоришь? - усмехнулся Виктор, - надеюсь, сюрприз не запаникует. Но настроен этот сюрприз очень решительно.
- О ком Вы, мистер Гудвин? - спросил Рочестер.
- Есть тут такой хороший малый, - ответил Виктор, - почти что Оливер Твист. Разве что с наганом…

Пока Генри вышел на палубу, прошло достаточно времени. Ему даже показалось, что он ползёт как черепаха и мальчик ускорил шаг.
Выйдя на палубу, он вдохнул полной грудью свежий воздух и вдруг ему показалось, что «Титаник» слегка дрожит. Генри услышал удивлённые крики, даже радостные возгласы, и посмотрел в ту сторону откуда слышались голоса.
Тут он обомлел и даже замер, в недоумении разведя руками. Прямо перед ним, медленно, почти неслышно, за бортом прополз айсберг.
- Ничего себе! - восхищённо воскликнул Генри, - я видел айсберг! Настоящий айсберг! Он был так близко!
Генри даже расстроился, что нет того, перед кем можно похвастаться. Он решил, что обязательно похвастается этим Уильяму, как только его встретит. Эти мысли немного улучшили настроение и Генри, радостно улыбаясь направился в салон Первого класса, откуда слышалась музыка и смех.
Подойдя к салону, Генри хотел было войти, как будто всегда ходил в этот салон. Но его остановил стюард.
- А ну стой! - хотел было его схватить за руку стюард, но Генри увернулся и нагло глянул на стюарда.
- Чего? - воскликнул мальчик, махнув рукой, - у меня сообщение для одной важной мисс! Между прочим — личное! И зная, что ты сейчас скажешь, чтобы я передал его через тебя, я тебе ничего не скажу! Это мои чаевые и делиться с тобой, я не собираюсь! А то ишь, повадились, чужой заработок перехватывать? Так что уступи дорогу и занимайся своими дверями, а мои лифты не трогай!
- Ладно, ладно, угомонись, - даже испугался такой длинной тирады стюард, вдруг поняв, что Генри он не переговорит, - мог бы просто сказать, что идёшь по делу. Тут принято сообщать, к кому и зачем пришёл.
- Ну так вот! Я по делу! - глянул на него Генри победоносно и вошёл в салон.
- Господа, вы видели айсберг? - это было первое, что услышал Генри.
- Многое же пропустили те, кто ушёл спать, - послышался смех.
В салоне было десятка два человек, стоял табачный дым и играл оркестр. Музыка разбавлялась смехом и шутками.
Генри, медленно пройдя салоном, рассматривая всех вокруг, вдруг заметил, что рассматривают тоже.
- Тут служат дети? - слышал Генри у себя за спиной.
- Это лифтёр, я не видел юнг на этом корабле, - послышался ответ.
Генри, хотел было обернуться и сообщить, что он просился сюда именно юнгой и он тут почти что самый настоящий юнга, но с трудом сдержался. Поскольку он шёл глядя по сторонам, то почти что врезался в стойку бара.
- Смотри себе под ноги, - тихо сказал ему бармен и Генри, почесав бок, которым ударился, улыбнулся ему.
- Здравствуйте, мистер, - вежливо кивнул мальчик в ответ, - мне очень нужна Екатерина фон Готт. У меня для неё сообщение личного характера.
- Я бы удивился, если бы оно было служебного характера, мистер лифтёр, - бармен указал глазами на одиноко сидящую за дальним столиком девушку, - вон та мисс, и есть баронесса фон Готт.
- Какая красивая, - шепнул Генри.
- Я тебе покажу, красивая, - проворчал бармен, - тебе до неё, как мне до архиепископа Кентерберийского. Так что, даже не думай, Ромео.
- Ромео? - удивился Генри, - но меня зовут по другому!
- Понятно, - махнул бармен и отвернулся.
Генри, набравшись смелости, подошёл к Кате.
- Вы мисс Екатерина фон Готт? - спросил мальчик, - меня зовут Генри О`Коннор, я лифтёр и намерен у Вас спросить одну вещь. Во-первых, бармен меня назвал Ромео, когда я восхитился Вами. Во-вторых, я сегодня первый раз здесь и ничего не знаю. И ещё, Ваш кузен, русский офицер, с которым мы подружились, сказал прийти к Вам, потому что Вы должны мне всё сказать!
Катя посмотрела на Генри, улыбнулась и рассмеялась.
- Во-первых, - сказала она с улыбкой, - во-первых, Ромео это мальчик, который влюбился в девочку, но они не могли быть вместе. Во-вторых, я очень рада что произвела на тебя впечатление. И ещё, я думаю, что Виктор прислал тебя не для того, чтобы мы с тобой занимались изучением творчества Шекспира.
- Ого, - удивлённо посмотрел на неё Генри, вдруг поняв, что его здорово осадили и ему нечего ответить.
Катя глянула на столик, за которым постоянная компания шумно играла в покер.
- Антуан! Подойдите к нам! - позвала она француза.
- Ну, прошу прощения джентльмены, мисс Гиббсон, - встал француз, - надеюсь, присоединюсь к вам позже.
- Я ещё отыграюсь! - смеясь крикнула ему вслед Гиббсон.
Француз помахал ей рукой и подойдя к Кате, присел рядом.
В этот момент, в салон вошёл, почти вбежал офицер Лайтоллер. Он хотел было что-то сказать Генри, но только махнул рукой, подошёл к играющим в покер и наклонившись к одному из игроков что-то шепнул ему на ухо.
- Ну, джентльмены, - сказал всем игрок, - я тоже вынужден удалиться. Дела!
- Ну что такое, Эндрюс! - усмехнулся ему в ответ другой игрок.
- Ничего страшного, - ответил тот, - скоро к вам присоединюсь.
- Все скоро присоединяться, Бени, - развела руками Гиббсон, - сдавайте по новой. Уже нет смысла продолжать эту партию.
Эндрюс и офицер Лайтоллер, спешно вышли из салона.
Антуан и Генри проводили их взглядом.
Затем, Антуан вздохнул и посмотрел на мальчика.
- Виктор не зря тебя выбрал для этой операции, - тихо сказал Антуан, - что у тебя общего с тем, кого тут знают как Миллера?
- Это такой с усиками, невысокий блондин? - спросил Генри, - о, сэр, я Вас уверяю! Это не Миллер никакой! Это трус и предатель, из-за которого погибло много хороших людей. И среди тех кто был убит из-за его трусости, были братья и сестра. Я не хочу рассказывать как это было, но поверьте, если я расскажу, то мисс Екатерина просто упадёт в обморок!
- Да, мальчик, - покачал головой Антуан, - он предатель. И по твоим глазам я  вижу, что ты хочешь его убить. Но ты заблуждаешься, он далеко не трус. И у него есть напарник и покровитель, который - очень опасный враг. Хладнокровный убийца и палач, который сам убьёт тебя, причём не задумываясь. Потому что он, раньше уже убивал безвинных и беззащитных, тысячами отправляя их на смерть.
- Я уверен, - кивнул Генри, - это было в Ирландии! Тем более, сэр, я обязан осуществить свою кровную месть этим двум негодяям!
- Ты понимаешь, что без нас ты не справишься? - спросил Антуан.
- А Вы умеете стрелять, сэр? - усмехнулся Генри, - вот я — уже стрелял!
- Я офицер французской военной авиации, - ответил Антуан, - как ты думаешь? Я умею стрелять?
- А мисс? - перевёл взгляд Генри на Катю, - вдруг случится драка и мисс пострадает? Я не хотел бы, что бы мисс Екатерина пострадала от рук этих мерзавцев.
- А мисс не обязательно стрелять, - ответил Антуан, - и я не думаю, что дойдёт до драки. Тем более, насколько я знаю, у тебя под штаниной спрятан наган.
- Это правда, - кивнул Генри, - и Вам это известно? Ну тогда чего же мы сидим? Идёмте их искать?
- Погоди, - остановил его Антуан, - сейчас кое-что произойдёт.
- Но что должно произойти? - не понял Генри.
В салон вошёл стюард.
- Джентльмены! Прекратите играть! - громко обратился он к музыкантам и обведя взглядом всех кто был в салоне, извинился, - прошу прощёния, леди и джентльмены! Произошла небольшая заминка. Капитан просит всех вернуться к себе в каюты, надеть спасательные жилеты и выйти на шлюпочную палубу!
- Что случилось? - встал тот игрок, которого Гиббсон назвала Бени.
- Ничего страшного, мистер Гуггенхайм, - ответил стюард, - мы слегка задели айсберг. Обычные предосторожности.
Генри испугался.
- Мистер Антуан, - прошептал он, - когда я вышел на палубу, я видел этот айсберг! Он был настолько близко! Мне даже показалось, что он вот-вот снесёт меня! Знаете? Я очень наблюдательный! И офицер Лайтоллер, который вообще-то мой начальник, видел меня тут, но не нагнал отсюда и не спросил, что же я тут делаю! Он сразу подошёл к тому мистеру, с которым Вы играли в покер. И они убежали! И сейчас стюард всем говорит, что нужно надеть спасательные жилеты и выйти к шлюпкам. Знаете? Они врут! Произошло что-то ужасное! Они всегда врут, поверьте!
- Тот мистер, с которым я играл в покер, - ответил Антуан, - был человек, который построил «Титаник». Это инженер Томас Эндрюс. Он едет во главе гарантийной группы. Сейчас его вызвали для консультации. Если бы нужно было уточнить, как устранить неполадки и повреждения, то я думаю, что пассажирам бы не сообщали. А капитан вызвал его уточнить, сколько у нас осталось времени. Та что ты прав, мальчик, мы тонем. И времени у нас очень мало. Это я тебе и без Эндрюса скажу.
- Мы тонем? - испугался Генри, - но сэр… Это так несправедливо, сэр…
- Не думаю, что тут кто-то, кроме нас, думает о справедливости, мальчик… - ответил Антуан.

Вильгельм Скуг проснулся от того, что в каюту застучали, потом открылись двери и крик стюарда разбудил его окончательно.
- Одевайте спасательные жилеты и проходите к выходу на шлюпочную палубу! - закричал стюард и включил в каюте свет.
- Что случилось, папа? - проснулся Карл, в недоумении глядя на отца, - почему этот человек так кричит?
- Сейчас разберёмся, - встал Скуг, на ходу одеваясь.
Он выглянул в коридор. Там он увидел только суматоху и толкотню. Пробиться, хоть куда-то, сквозь такую толпу взволнованных людей, было невозможно. Каждый кого-то звал и искал.
Скуг понял, что именно сейчас лучше никуда не выходить.
Он присел и посмотрел на сына.
- Ну что, Карл? Чего ты так испугался? - кивнул мальчику Скуг, - сейчас всё наладится, всё будет хорошо.
- Ты думаешь, он просто так это тут оставил?, - указал кивком головы Карл на спасательные жилеты.
- Ну ему приказали, он и оставил, - пожал плечами Скуг, - давай-ка одеваться, Карл? - сказал он, - вот придёт он проверить, а ты уже одет и собран. Все волнуются, ругаются, а у нас всё хорошо. Правда?
Мальчик не ответил ничего. Он ловко сели потянулся за одеждой.
Шли минуты, которые показались нетерпимо долгими.
Дверь снова открылась. На сей раз без стука.
- Ты уже слышал? - вошёл, запыхавшись, Аронссон.
- Ничего я не слышал, - пожал Скуг плечами, - стюард влетел, разбудил нас и швырнул то, что по их мнению, нас спасёт в ледяной воде. Два сшитых мешка набитые соломой, которые они, почему-то называют спасательными жилетами. Сказал выйти к шлюпкам. Только он не сказал нам, как мы должны выполнить это распоряжение в таком тесном коридоре, где каждый уже кого-то потерял в толпе.
Он глянул на Аронссона.
- А что говорят?
- Мы столкнулись с айсбергом, - ответил Аронссон, - около часа назад. Может меньше, но ситуация не из приятных, как я понимаю.
Скуг вздохнул и посмотрел на Аронссона.
- Ты поможешь мне его донести? - кивнул он на Карла, - не думаю, что на костылях мы пройдём хотя бы два шага, когда там битком набито бесцеремонными людьми, - указал он на двери.
- О чём речь, Вильгельм! - ответил Аронссон, - я возьму его на руки, а ты просто разгоняй толпу перед нами. Мне кажется, тут нужна наглость, которой у тебя не хватает. Там все напуганы и норовят пробиться вперёд. Только никого не выпускают.
- Не выпускают? - удивился Скуг, - но почему?
- Наверное ждут приказа, - подумал Аронссон, - ну не могут же стюарды, сами запереть выходы на тонущем корабле?
- Тонущем? - уже испугался Вильгельм.
- Не хочу пугать, - ответил Аронссон, - но мы тонем, Вильгельм! И на твоём месте, я бы поспешил забрать жену, племянниц и детей. А для этого, мы ещё должны прорваться к корме. Но тут такое дело, - он вздохнул и посмотрел на Скуга.
- Какое дело? - не понял Скуг.
- Да туда тоже не пройти, - ответил Аронссон, - не потому что заперто, а потому что у выхода больше всего народа. Ровно между нами и каютами, в которых едут женщины с маленькими детьми! И всех, почему-то гонят именно к корме! Я думаю, мы тонем носом.
- Да мы и тонем носом, дружище, - сказал, подумав, Скуг, - это называется балласт! Уж кому это не понять, как мне, горному инженеру! Они хотят, при помощи массы людей, удержать свой корабль на плаву. Потому никого и не выпускают.
Он глянул на перепуганного услышанным Карла и снова посмотрел на Аронссона.
- Знаешь, мы не пойдём за моей семьёй, - сказал Скуг, подумав, - если они решили нас тут утопить, они и так нас тут утопят. Будем лучше ближе к выходу.
- Но ка же мама? Как же Харальд! - послышался возмущённый голос Карла.
Отец хмуро глянул на него и снова посмотрел на Аронссона.
- А захотят их спасти, то спасут и без нас, - добавил он, - а будем искать друг друга в этой суматохе, то потеряемся все. А так, хотя бы его затолкаем в шлюпку, - кивнул он на сына.
- Умно, - согласился Аронссон и поднявшись с места, взял на руки Карла, - пошли, - кивнул он Скугу.
Тот взял костыли сына и встал.
Открыв двери, Скуг выглянул в коридор.
- Идите сразу за мной и не отставайте, - позвал он Аронссона и вышел, не запирая каюту…

Отец Сергий выслушал исповедь Кати, перекрестил её и протянул крест для целования.
- Приложись к святому кресту, дочь моя. Не вижу прегрешений у тебя, - улыбнулся отец Сергий, - а то что есть, то Господь простит.
Катя наклонилась к кресту и поцеловав его, вдруг почувствовала, будто он слегка вспыхнул.
- Он вроде засиял, отче Сергий? - удивлённо посмотрела на отца Сергия Катя.
- Это свет в каюте ярче стал, Екатерина, - ответил, так же с улыбкой, отец Сергий и спрятал крест под одежду, - иди с Богом, дитя, - сказал он тихо, - сегодня все грехи твои прощаются.
Катя поднялась с колен и кивнув отцу Сергию, молча вышла.
В коридоре она увидела очень много людей. Все были взволнованы, толпились у кают и на всех были спасательные жилеты.
- Что случилось? - остановила она проходившего мимо стюарда.
Стюард ничего не ответил. Он только сунул Кате спасательный жилет и пошёл дальше, стуча в каюты и невнятно что-то объясняя взволнованным пассажирам. Половина из пассажиров - не понимала ни слова из того, что стюард говорил. Они начинали спрашивать, переходили на крик, в надежде, что так стюард их поймёт. Но тут не понимал уже стюард. Он тоже начинал кричать. Потом задумывался и убегал дальше, словно избегая ответов на вопросы.
Катя бросилась в свою каюту.
- Что случилось? - влетела она в каюту.
- О! Вот ты где? А мы уже волновались! - крикнул ей Эрик, пакуя небольшой чемодан.
- Куда вы собираетесь? Что произошло? - испугалась Катя.
- Ничего, - ответила Маша, не глядя ей в глаза, - мы тонем. Отличный подарок Эрасту и Аннушке на первую брачную ночь.
Катя не села, а упала на своё место и заплакала.
- Но этого не может быть! Они говорили, что «Титаник» не может утонуть!
- Катя, - посмотрел на неё Эрик, - ну ты как будто гимназистка первого класса. Говорят, что мы столкнулись с айсбергом.
- С айсбергом? - удивлённо посмотрела на него Катя сквозь слёзы, - они не заметили огромной ледяной горы? Что ты такое говоришь, Эрик!
- Это не я говорю, - спокойно ответил Эрик, - это стюард сказал.
- Тот, который на всех кричит? - спросила Катя.
Маша глянула на неё и как-то раздражённо ухмыльнулась.
- Хватит распускать нюни! Какая тебе разница, что произошло? Мы тонем! И все об этом уже знают! Так что, надевай этот предмет, - указала она на спасательный жилет в руках у Кати, - и идём на шлюпочную палубу!
- Ну что ж, - вздохнула в ответ Катя, не глядя на сестру, - надеюсь, вы доберётесь до шлюпочной палубы без меня?
- Что значит без тебя? - удивился Эрик.
- Я пойду за Аннушкой, - ответила Катя, - заодно помогу мадам Пануле, собрать детей.
Эрик посмотрел на Машу.
- Нехорошо получается, - сказал он, - они ведь наши друзья, соседи. Мадам Панула нас помнит детьми, а с Эрастом мы вместе росли. А я его бросить собирался...
Маша вздохнула и присела рядом с Катей, не дав Эрику договорить.
- Ты иди, Эрик, - ответила Маша брату, - с мадам Панулой мы разберёмся сами. А ты зайди за Эрастом и мальчиками. И встречаемся у выхода на палубу.
Маша обняла плачущую Катю и прижала её к себе.
- Ну так я пошёл? - пожал плечами Эрик, - давайте не будем прощаться?
- Ты умеешь успокоить младшую сестру, - посмотрела на него Маша.
Эрик, ничего не ответив, вышел.
Сразу же оценив ситуацию в коридоре, он понял, что дела действительно плохи.
С трудом пробиваясь сквозь толпу пассажиров, Эрик нашёл каюту Эраста и обнаружил, что она не заперта.
- А, это ты? - спокойно встретил его Эраст.
- А ты чего делаешь? - удивился Эрик увидев, что Эраст и мальчики просто сидели на своих местах, будто кого-то ждали.
- Да вот, - подумал Эраст, - я уж и не знаю что делать. Оставить Яшу и Ваню я не могу. А за матушкой идти? То кто знает? Можем только разминуться, и потерять драгоценное время пока ищем друг друга.
Эраст подумал.
- А ты чего не с сёстрами? - спросил он, кивнув Эрику.
- Они как раз пошли за вашей матушкой, - ответил Эраст, - помогут ей собраться и все встретимся у выхода на шлюпочную палубу. Так что поднимайтесь и идёмте.
- По-моему, не самое лучшее место для встречи вы выбрали, Эрик, - сказал, посмотрев на Эрика, Эраст, - мне кажется, там назначили встречу все пассажиры из всех кают. Ты не заметил столпившихся в коридоре людей? И чем ближе к выходу — тем их больше.
- Вот я же говорил, - вдруг закричал Яша, - вот я говорил, что не надо никого ждать! - взмахнул мальчик руками, - надо просто было сразу бежать туда! А теперь, - кивнул мальчик, - будем искать друг друга и никогда не найдём!
Тут, услышав такие слова от брата, заныл Ваня.
- Яков, - застонал Эраст, - держал бы ты свой язык за зубами хоть раз в жизни! Вот теперь сам бери и успокаивай его! Нам только истерики не хватало во время надвигающейся катастрофы!
Услышав слово «катастрофа», Ваня не просто заныл, а взревел навзрыд, будто его ошпарили кипятком.
Детский плач, напрасные попытки Яши успокоить Ваню громкими причитаниями и такими же громкими увещеваниями, начавшаяся истерика у самого Вани, Эраста заметно раздражали. Он готов был взорваться и сам. И еле держался. Нервничал он и потому что не знал куда бежать. А бежать надо было за Аннушкой и матерью. Но Эраст не был уверен, что Аннушка и мать ещё в своей каюте и дожидаются неведомо чего. Так же, Эраст понимал, что братьев надо выводить. Но вместе с ним их не выпустят. А отпустить их одних — так лучше утонуть всем вместе.
Но вместо того чтобы закричать, он только вздохнул и грустно посмотрел на братьев.
- Ванечка, успокойся, - проговорил он и подсел к мальчикам, - ну, слышишь? - обнял он брата и легонько потормошил его.
- Я хочу к маме, - продолжал плакать Ваня, - я больше никогда не увижу маму! Вы надумали бросить тут маму и Юру с Володенькой! Я слышал всё!
- Ну кто же бросит маму? - ответил Эраст, - ну нам надо идти, а мама встретит нас возле лодок!
- Каких ещё лодок? Зачем нам лодки? - плакал мальчик, - я не хочу в лодки! Я хочу к маме и мне страшно тут!
Ваня хотел вырваться чтобы убежать, но Эраст крепко сжал его и не отпускал.
- Значит так, дружище, - Эрик вдруг понял, что Ваня действительно может убежать и ситуацию надо спасать, - молча бери на руки и пошли отсюда!
- Куда? - кивнул Эраст равнодушно, - ты видишь, что с ним случилось?
- Вижу, - кивнул в ответ Эрик, - что я могу сделать? Его придётся тащить к шлюпкам! Ну удержим втроём! Никуда он не денется!
- Я не могу уйти, - ответил Эраст, - пока не буду уверен что Аня в безопасности, я не могу уйти, понимаешь?
- Теперь ты ищешь повода остаться! - закричал Эрасту Яша, - прям как мама! Она тоже, упрётся и её ни в чём не убедишь, если она сама не надумает что-то сделать!
Он легонько стукнул Ваню по плечу.
- И ты! Угомонись! Мы тут все утонем из-за тебя!
- А ну прекрати пугать брата! - прикрикнул на Яшу Эраст, - и что это за мода, бить младших?
- Это ты прекрати вести себя как барышня на ассамблее! - заплакал уже Яша, - и вообще, когда приедем к папе, я всё ему расскажу! В особенности то, как Ваня себя вёл!
Тут Ваня вытер слёзы, встал с места и обернувшись к братьям, грозно топнул ногой.
- Злые вы! - сказал мальчик и отвернулся.
- Ну так мы идём? - спросил Эрик, наблюдая за всей этой картиной, - я, конечно, прошу прощения, но чертовски хочется жить.
- Уведи мальчиков? - кивнул ему Эраст, - а я подожду Аню.
- Но почему ты уверен, что она придёт именно сюда? - спросил удивлённо Эрик, - почему ты не думаешь, что им тоже приказали идти к шлюпкам? Рано или поздно, но в них начнут сажать людей.
- А куда? - пожал плечами Эраст, - куда ей ещё идти?
- Понятно, - вздохнул Эрик и глянул на Яшу, - забирай Ваню? Пошли?
Яша подумал и отвернувшись, что-сказал сам себе. Потом глянул на Эрика.
- Ты извини, Эрик, но… - он покрутил головой, - я не пойду без Эраста. Мы должны быть вместе, понимаешь? - сказал он, подражая старшему брату.
- Да уж куда лучше, - ответил Эрик и присел напротив них, - ну тогда и я побуду с вами. Всё равно там всё заперто.
- А ты ожидал, что нас всех соберут и выведут к шлюпкам под торжественный марш и прощальные слова капитана? - кивнул ему Эраст, - похоже, наше спасение — на нашей совести, Эрик. Но у меня есть к тебе и хорошая новость!
- И какая же? - усмехнулся Эрик.
- Если ты выплывешь, то сценарий для твоего кино уже пишется, - вздохнул Эраст… - когда-нибудь, про нас снимут отличное синема.

Амалия Абрамовна сама одела младших сыновей, сама завязала им спасательные жилеты и посмотрела на Аннушку, стоящую у входа.
- Ну, вроде мы готовы, - вздохнула она, - Юрочка такой милый в этом жилете, - Амалия Абрамовна улыбнулась, едва сдерживая слёзы.
Потом она присела, снова вздохнула и перекрестившись, снова глянула на Аннушку.
- Ну чего же ты стоишь, душенька? - улыбнулась Амалия Абрамовна.
- Я жду Ваших приказаний, матушка, - ответила Аннушка, пожав плечами.
- Ну какие могут быть приказания, доченька? - вздохнула Амалия Абрамовна в ответ, - вот придёт Эраст с мальчиками… - она помолчала и подумав, покрутила головой, - надеюсь, у него хватило решимости увести их подальше, - сказала она не то себе, не то Аннушке.
- Я думаю, что они ждут вас, - сказал Аннушка, - может не будем дожидаться и сами пойдём к ним?
- Нет, - ответила Амалия Абрамовна, - будем дожидаться, - она посмотрела на Аннушку, - а ты не стой, ты иди. Тебе надобно дитя спасать, не рождённое. Ежели Эраста встретишь, то скажи, чтобы тоже не мешкал.
- Матушка, но что Вы такое говорите? - испугалась Аннушка, - что Вы надумали?
- Одна моя дочь утонула там, в отечестве нашем, - тихо сказала Амалия Абрамовна, - а нам, стало быть, суждено утонуть тут, - заплакала она, прижав к себе Юрочку, - это доченька моя за нами всеми вернулась.
- Матушка, нет! Идёмте! - бросилась Аннушка к ней, пытаясь оторвать от неё Юрочку. Но мальчик, намертво вцепился в мать и как Аннушка не старалась, как не уговаривала его, не хотел маму отпускать.
- Я мигом… - прошептала Аннушка, - только будьте тут. Я за Эрастом и мы все спасёмся. Вот увидите.
Она мгновение помедлила, подбежала к коляске в которой сидел Володя и схватив его, выбежала в коридор. Но, едва выйдя, она вдруг поняла, что Амалия Абрамовна, на самом деле была в полном здравии и ясном уме…

...Джон Сейдж проснулся от того, что его кто-то толкал, причём толкал грубо, буквально колотил по нему.
- Проснись! Проснись, папа! Проснись же! - услышал Джон голос младшего сына.
Над ним стоял Энтони, одетый в тёплую куртку поверх свитера, а вокруг шеи мальчика был обмотан длинный шарф.
- Ты что? С ума сошёл? - выругался Джон, - ты куда так вырядился среди ночи?
- Мы тонем! Вставай! Они меня не слушают! - прокричал Энтони, - надо будить маму и девочек и бегом бежать к шлюпкам!
- Да он тут достал нас всех ещё с вечера! - крикнул с верхней полки Джордж, - сегодня он уговаривал Фредди не ложиться спать, а сидеть на лестнице возле выхода к шлюпочной палубе.
Джон глянул вверх, откуда кричал старший сын и цыкнул на Энтони.
- А ну пошёл на своё место, убогий! Утром я с тобой разберусь! - и отвернувшись к стенке попытался задремать.
- Мы столкнулись с айсбергом! - прокричал, отбежав к двери Энтони, - мы тонем! Тонем! Они нам ничего не скажут до последнего!
Энтони выскочил в коридор, откуда уже доносились редкие голоса.
- Вот чертёнок… - выругался Джон и встал. Он зажёг свет и выглянул в коридор, куда выбежал его сын.
- Фрэд! Вставай! - растормошил он среднего сына.
- Ну папа… - простонал Фредди, нехотя поднимаясь.
- Иди ищи этого юродивого, - указал на дверь Джон, - и чтоб без него не возвращался. И не отходи от него до самого Нью-Йорка.
- Как? - слез с полки Фредди.
- Да как хочешь, - посмотрел Джон на сына, - привяжи его к себе.
Фредди оделся и вышел в коридор. Он остановился у самой каюты, постоял и вернулся обратно.
- Пап? - глянул он на отца.
- Чего? - кивнул ему Джон.
- А мы действительно тонем… - ответил Фредди.
- Надеюсь ты тоже сошёл с ума, как и твой брат? - наконец поднялся из постели Джон и строго посмотрел на сына.
- Там полно людей… - проговорил Фредди, - и на них спасательные жилеты. Думаю и нам стоит выйти.
Джон встал и выглянул в коридор. Людей было немного и все они куда-то спешили.
- Одевайтесь, - махнул он рукой старшим сыновьям, - ты марш за девочками, - указал он на Джорджа, - а ты, - кивнул он Фредди, - отыщи этого… не знаю как теперь Энтони даже назвать…

Несомненно что-то произошло, как понял Фредди. Люди высыпали в коридор, метались из каюты в каюту, что-то кричали и о чём-то говорили. Из всего услышанного и увиденного, Фредди расслышал, что «Титаник» уже идёт ко дну, но никого не выпускают к шлюпкам.
- Энтони! - позвал он брата, заметив в толпе его пиджак в полоску и длинный шарф.
Мальчик резко оглянулся, но тут же пустился наутёк спрятавшись в той же толпе.
- Стой! - хотел было броситься за ним Фредди, но не смог пробиться за братом сквозь теснившихся в коридоре людей.
Энтони остановился и словно маня за собой Фредди, обернулся и посмотрел на него.
Фредди, грозя Энтони то кулаком, то пальцем, лез сквозь толпу. Но едва он приближался, Энтони тут же срывался с места и отбегал ещё дальше, останавливался и ждал пока Фредди приблизиться снова.
Совершенно не понимая, зачем Энтони вдруг решил поиграть в догонялки, Фредди окончательно разозлился на него. Он подумал, что если его поймает, то обязательно устроит ему взбучку или надаёт тумаков.
Но вдруг заметив, что Энтони пропал из виду и он попросту его потерял, Фредди испугался.
- Тони! - закричал он и бросился к первому попавшемуся пассажиру, - мистер, Вы тут не видели мальчика, лет двенадцати, в полосатом пиджаке и длинном шарфе?
- Тут много мальчиков, - равнодушно ответил пассажир, не глядя на Фредди.
- Тони! Тони! - продолжал кричать Фредди, распихивая всех и вдруг заметил, что идёт против толпы, в совершенно обратную сторону и от своей каюты, и от выхода на палубу, к которому ломились все остальные.
- Не кричите, молодой человек! - возмутилась какая-то женщина, которой Фредди нечаянно заорал на ухо.
- Простите, мэм, я потерял младшего брата, - ответил ей Фредди и хотел пройти дальше.
- Сочувствую Вашему горю, ищите, - ответила женщина, - знаете, тут очень легко потерять не то что ребёнка, но и даже взрослого. Но уверяю Вас, что ребёнок вряд ли пошёл бы в ту сторону, куда Вы намереваетесь пройти.
- Почему? - удивился Фредди.
- Там темно и страшно, - сказала женщина, глядя поверх голов на то, что происходило у выхода, - потому что там, только «шотландская дорога» и эти ужасные паровые котлы.
- Именно туда он и пошёл, сорванец! - вдруг решил сам для себя Фредди, - благодарю Вас, мэм!, -почти крикнул он и начал пробираться дальше.
Выйдя на «шотландскую дорогу», узкий мост, свисавший над котельным отделением, Фредди остановился и глянул вниз.
На мосту никого не было. Внизу метались кочегары, слышалась брань и ругань. Как-то подозрительно жутко гудели котлы. Дрожь ощущалась даже здесь, в перилах и под ногами. И казалось, что мост вот-вот сорвётся вниз. Кочегары выгребали раскалённые угли себе под ноги и тут же гасили их, заливая водой.
- Скорей! Скорей! - Фредди расслышал сквозь брань слова офицера, - если вода окажется проворнее ваших задниц, то мы взорвёмся все, к собачьим чертям!
Фредди вдруг понял, что «Титаник» действительно идёт ко дну. И что Энтони узнал об этом раньше всех. Но с пониманием этого, Фредди решил не возвращаться к отцу, пока не найдёт брата. Он отошёл от края моста и пошёл дальше…

Антон протиснулся сквозь толпу, идя по коридору. Он не думал. Он не мог думать. Зная, что все эти люди, чуть больше чем через час — умрут, он молился.
Пройдя к выходу на шлюпочную палубу, он посмотрел сквозь решётку, взялся за стальные прутья и глянув на стюарда, с казалось застывшим, почти каменным лицом, Антон просто опустился на ступени, присев прямо возле его ног.
Он глянул на послушно стоящих перед выходом людей.
Люди роптали, что-то спрашивали друг у друга, спрашивали у стюарда, но никто даже не просил, чтобы открыл двери.
Заметно чувствовался крен.
Антон немного посидел и глянул на стюарда.
- А скажи-ка мне, дружище? - спросил Антон, - ну хоть ты понимаешь, что происходит?
Стюард небрежно посмотрел на него, потом отвёл глаза.
- А нам не положено понимать, - сказал стюард, - если Вы о том, что мы тонем, то менее всего я рекомендовал бы паниковать.
- А просто открыть эти решётки? - кивнул на перегородку Антон, - почему их вообще заперли?
- Они всегда были заперты, если Вы не заметили, - так же спокойно сказал стюард.
- Ну тогда зачем ты тут? - спросил Антон, - зачем не давать людям, воспользоваться их законным правом спасти свои жизни? Не думаю, что в шлюпки пустят кого-то не того, кого надо спасать!
Стюард усмехнулся.
- Шлюпки и так набиваются далеко не теми, кого надо спасать, - ответил стюард.
Он помолчал.
- Некоторых я бы и сам утопил, - добавил стюард, - но вот чего бы я не делал на Вашем месте, это не сидел бы здесь.
- А куда мне пойти? - пожал плечами Антон.
- Вы можете пройти через камбуз, - ответил стюард.
- А люди? - спросил Антон.
- Я ведь тоже человек? - ответил стюард, - нет смысла тут стоять. Но нет смысла и прорываться с боем через выходы. Поверьте, я знаю о чём я говорю.
- Вы о том, что не хватает шлюпок? - спросил Антон.
- На «Титанике» хватает всего. Кроме совести, мистер, - сказал стюард и отвернулся.
Антон встал. Кивнув стюарду на прощание, он начал снова протискиваться сквозь толпу, в тот же коридор из которого только что вышел.
Свет стал более тусклым, тускло-жёлтым, и можно сказать, что было темно. Антон шёл придерживаясь о стену. Ему казалось, что он непременно может подскользнуться и упасть. Но очень скоро он понял, что это вовсе ему и не кажется. Пол стал покатым, клонился куда-то вперёд. И казалось, что пол едет, сползает вниз, увлекая за собой пассажиров.
Позади послышались крики, шум и голоса, много голосов людей, которым стало ясно, что смерти уже не избежать.
Антон пошёл быстрее. Даже побежал. Прибежав в другой конец коридора, он увидел ту же картину. Толпа людей. Десятки людей, в отчаянии стоящих, причитающих, умоляющих кого-то там впереди, но не двигающихся с места.
Люди стояли. Роптали. Даже возмущались. Маленькие дети прижимались к родителям, которые крепко держали их за руки не отпуская от себя. Подростки пытались прорваться вперёд, но их тут же отгоняли взрослые. Тогда, мальчишки звали друг друга и галопом неслись в другой конец коридора, или к выходам на палубы, но там была та же самая картина. Только выход на корму обнаруживался открытым. Он казался спасительным, но едва в него выбегали, как сразу понимали, что это был путь в пустоту…
- Нос уходит под воду! - прибежал кто-то и закричал так громко, что его услышали все.
Сердце Антона дрогнуло. Толпа закричала, заревела и взвыла непонятным криком. Антону показалось, что люди сейчас снесут и стюардов, и перегородку и вырвутся к шлюпкам. Но, вместо этого, все начали разбегаться кто куда, едва не снеся Антона с ног.
Антон упёрся в стену, ожидая пока люди пробегут мимо него. Но людей было много. Антон пытался представить, сколько же тут их, но потом бросил эту затею, молча глядя пассажирам вслед.
Потом Антон глянул на стюардов.
Те постояли, переглянулись, один что-то сказал другому и, сорвавшись с места, стюарды бросились вслед за толпой.
На ступеньках, под запертыми воротами выводящими на на палубу, остался сидеть мальчик в полосатом пиджаке и длинном шарфе обмотанном вокруг шеи.
- Да это же Энтони Сейдж! - воскликнул Антон и махнул мальчику рукой, - эй, тебя зовут Энтони? Почему ты не со своей семьёй? Разве тебя не ищут?
Мальчик хмуро глянул на Антона и отвернулся.
Антон подошёл к нему и присел рядом.
- Я бы не стал этого делать на Вашем месте, мистер, - сказал ему Энтони, - сейчас за мной придёт брат. Потом снова придёт. Потом он снова придёт. И ещё раз. И так до бесконечности.
- Мне кажется, ты немного волнуешься, - усмехнулся Антон, - в этих ситуациях, знаешь ли, надо сохранять самообладание!
- Немного? - глянул Энтони на Антона, будто Антон сошёл с ума, - мистер, если Вам, конечно интересно, то гибель в кораблекрушениях не входит в мои увлечения. Зато, я был единственный из всей нашей семьи, кто не хотел плыть на «Титанике»! Но отец, конечно же меня не послушал. И вот! Вот что получилось, - развёл Энтони руками, - как Вы думаете? Я немного волнуюсь, или всё-таки я понимаю, что это конец, который я предвидел тогда, когда его можно было избежать, но мне просто заткнули рот как двинувшемуся умом?
- Извини, - усмехнулся Антон, - а ты не думаешь, что можно выломать эту решётку и сесть в шлюпку?
- И дальше куда? - пожал плечами Энтони, - ну вот выломаю я этот замок. Да он не замок, а одно название! Сяду в шлюпку и спасусь. И что? Приют? Там меня будут бить, потому что я странный.Будут обижать, потому что я лучше говорю на ирландском, чем на английском.Потом я озлоблюсь, побью кого-нибудь и стану другим! А Вы знаете, что я не хочу быть таким, каким меня они могут сделать? Чему хорошему они могут научит сироту, вся семья которого погибла в кораблекрушении? А? И ведь самое ужасное, что я буду жить с этой мыслью всю свою жизнь! И ненавидеть всех! И хотя мне всего двенадцать, мне уже есть за что ненавидеть, например, англичан.Но я так не умею, - вздохнул Энтони, глянув на Антона.
- Ты говоришь как взрослый, - опустил голову Антон, - но ведь лучше быть живым? Верно? Почему ты решил, что твоя судьба должна быть именно такой, какой ты её сейчас описал? А вдруг? Вдруг тебе повезёт?
- Гм, - горько усмехнулся Энтони, - Вы сами-то верите себе, мистер?
- Не знаю, - вздохнул Антон.
- А я знаю, - кивнул Энтони, - если я сбегу, то тут останется моя Джесси, - он смахнул слезу.
- Какая Джесси? - спросил Антон.
- Джесси Гудвин, - посмотрел на него Энтони, - это самая лучшая девочка на всём белом свете, мистер!
- Джесси Гудвин? - удивился Антон, - ты мог бы… ты можешь спастись, но остался тут из-за неё?
- Она не бросит маму, - ответил Энтони, - это я знаю точно. А её мама не бросит её папу. Поэтому, я тут немного посижу и пойду к ней. И мы умрём вместе.
- Но зачем тебе сидеть? - сказал Антон, но потом подумал, - хотя… я понимаю. Тебе хочется побыть одному, а я досаждаю тебе своей компанией, - покачал он головой.
- Вовсе нет, мистер, - улыбнулся Энтони, - да и как я могу тут побыть один? Вы уйдёте, и уверяю Вас, что через минуту тут снова будет толпа. А потом, меня тут найдёт мой брат, Фредди. Я уйду. А он тут и останется сидеть. Навсегда, - вздохнул Энтони.
- Откуда ты это всё знаешь? - удивился Антон.
- Знаете, мистер, - посмотрел на него Энтони, - я много что знаю. Я не знаю как это получается, но я вижу то, чего не видят другие. Это как сон. Только сон, который не прекращается никогда. Потому что это вовсе и не сон. Это для Вас «Титаник» уйдёт на дно и всё! А для меня, и для Джесси, и для Фредди и для многих других, он будет и дальше плыть, и снова и снова, бесконечно налетать на этот чёртов айсберг. Потому что мы все кто здесь, связаны какой-то невидимой нитью. Она тоненькая. Но она, крепче стали из которой построен «Титаник». Вот только с заклёпками не повезло… - Энтони помолчал и посмотрел на Антона, - идите, мистер. Я просто проснусь, чтобы снова уснуть.
Антон положил руку на плечо Энтони, покачал головой и встав, посмотрел на мальчика.
- Где же ты проснёшься? - спросил Антон.
- В другом мире, мистер, - улыбнулся Энтони.
- В раю? - не понял Антон.
- Я бы не называл его раем, - усмехнулся Энтони.
- Но как же можно так сделать? Как можно тут уснуть и там проснуться, чтобы всё повторилось с начала? - спросил он, - и откуда тебе известно про заклёпки?
- Оно само получается, - ответил Энтони и снова улыбнулся на прощание.

Штейфон смотрел на часы.
- Вы нервничаете, Кондор, - усмехнулся Стрелок.
- Только не говорите, что не нервничаете Вы, - ответил, так же с усмешкой, Штейфон.
- Да нет, я спокоен, - улыбнулся Стрелок, - идём ко дну всем пароходом. Мы с Вами, сидим в багажном отделении, почти в трюме, ближе всех к воде.А два ваших бойца где-то лазят.
- Во-первых, тем кто сейчас откачивает воду в первых отсеках, несколько менее комфортно чем нам, - ответил Штейфон, - во-вторых, Вы плохо знаете немцев, мой друг, - он глянул на двери.
Двери открылись. Вошли Шольц и Шрёдер. За ними плёлся Эннис Уотсон.
- Рад вас видеть, господа офицеры, - улыбнулся Штейфон и спрятал часы.
- Хайль! - вскинул руку в приветствии Шрёдер.
- Очень хорошо, - кивнул ему Штейфон, - познакомьтесь с господином полковником Генри Кнаком, - представил он Стрелка, - я надеюсь, вместе мы выполним поставленную задачу и уберёмся отсюда подальше.
- Но как? - спросил Стрелок, - Кондор, шлюпки уже спускают и чтобы пятерым мужчинам влезть в них, надо иметь очень хорошие связи. Занять место в шлюпке, это не занять пустую каюту!
- Полковник, - усмехнулся Штейфон, - пятерым мужчинам из Первого класса, это сделать легче чем пятерым женщинам из Третьего. И вообще, а кто сказал, что мы уберёмся отсюда на шлюпках?
Штейфон подумал.
- Давайте ближе к делу, господа, - он глянул на Шрёдера, - вы проверяли каюту сыновей Гудвина?
- Мистер Уотсон? - обернулся Шрёдер к Эннису.
- Да, сэр, - кивнул Эннис Штёйфону, - у детей, есть какой-то чемоданчик, который принадлежит мистеру Гудвину. Что в нём, я не знаю. Мистер Шрёдер приказал мне его забрать, но сыновья Гудвина, пока что в каюте.
- Отлично, - кивнул Штейфон и указал пальцем на Энниса, - отберите у них этот чемодан. Только без лишнего шума, мистер Уотсон.
Он посмотрел на Шольца.
- Что с будущей мачехой барона фон Готта?
- Я не знаю, - пожал плечами Шольц, - я даже не знаю где она.
Штейфон подумал.
- Узнайте, - сказал он, - будьте так добры, проконтролируйте, чтобы она не села в шлюпку.
- Убить? - удивился Шольц, - но…
- Зачем убивать? - спокойно ответил Штейфон, - во-первых, достаточно просто обеспечить, чтобы она не села в шлюпку.
- Не понимаю Ваших мыслей, господин группенфюрер, - ответил Шрёдер. - к чему отвлекаться на какую-то еврейку?
- Баронессу, - поправил его Штейфон, - сама баронесса нам не интересна. В судьбе Виктора фон Готта, она сыграет роль просто приёмной матери. Эту роль, может выполнить и гувернантка. Нам интересен её младший ребёнок. Нужно чтобы он умер.
- Но разве он... - начал было говорить Шольц.
- Этот малыш, - посмотрел на него Штейфон, - и есть будущий физик Михаэль Симхович. Ну к чему мне объяснять, что с ним исчезнет вся цепочка с ним связанная? В частности, их версия телепортаторов во времени и пространстве, просто никогда не появится. К тому же, у нас мало этого самого времени, господа.
- Согласен, - кивнул Шольц, - разрешите выполнять?
- Выполняйте, - ответил Штейфон, - не встречаемся нигде! Телепортацию назначаю на 1 час 45 минут. Продержитесь до этого времени. После этого, тем кто хочет жить, тут лучше не находиться.
- А чемоданчик? - спросил Эннис, едва ушёл Шольц, - я же должен передать его Вам?
- Не беспокойтесь насчёт чемоданчика, - улыбнулся Штейфон, - Вы должны будете отдать его тому, кто у Вас его попросит, мистер Уотсон. Главное, не оставляйте его мальчику.
- Мне будет сообщён какой-то секретный пароль? - спросил Эннис.
- Вы не поняли, - ответил Штейфон, - чемоданчик не должен остаться в каюте, или у мальчика. Вы отдадите его тому, кто у Вас его попросит, - повторил он, - даже если это будет - сам доктор Гудвин. Хотя, вряд ли это будет он.
Эннис кивнул.
- Тогда я пошёл? Их надо ещё из каюты разогнать, чтобы чемодан забрать!
- Действуйте, - ответил Штейфон, - мы на Вас надеемся.
Эннис, стараясь идти как можно быстрее, почти побежал к дверям.
Шрёдер посмотрел ему вслед и подождал пока он выйдет.
- Не сомневаюсь, - сказал он, - что у него получится ограбить мальчишек. Если, конечно, он не схлопочет в лоб от старшего сына Гудвина. Но, почему бы ему просто не отдать чемодан одному из нас? Ценность этого молодого человека, не выше пуговицы его костюма. Мы могли бы забрать чемодан и просто уйти отсюда. Каждый раз у Вас новая комбинация, и я уже начинаю волноваться, Кондор?
- Нет, - покрутил головой Штейфон, так же глядя на дверь из которой только что вышел Эннис, - нам не стоит влазить в откровенный криминал. Сам саквояж, должен просто покинуть «Титаник». На берегу, за ним, конечно будет труднее проследить. Но мы узнаем, кто за ним начнёт погоню. И начнут ли эту погоню вообще.
- Зачем он должен покидать «Титаник»? - не понял Шрёдер.
- Чтобы не погибло то, что в нём лежит, - посмотрел на него Штейфон, - наша миссия ещё не закончена. Нет гарантии, что там действительно что-то ценное. Саквояжи запираются на замок, и вряд ли нас похвалит Композитор, если мы вскроем его до возвращения на базу. Каков смысл? Вы хотели бы привезти в Рейх бритвенный прибор, полотенца и набор нижнего белья? Я — нет. Но если там что-то ценное, то нет гарантии, что наши учёные смогут разобраться в нём. Но, даже если сейчас мы все бросимся в каюту к детям, без труда отберём у них этот саквояж и вскроем его, то может получится, что мы столкнёмся с изобретением в котором ничего не смыслим и которым даже не умеем пользоваться. Или, что наша миссия была посвящена - похищению банных полотенец доктора Гудвина.
Шрёдер подумал.
- А что делаем мы? - кивнул он Штейфону.
- Фон Готт нас приглашает в гости к котельному отделению., - посмотрел на него Штейфон, -  не хотелось бы разочаровывать моего давнего друга. Зная, что время в нашей ситуации лишь условность, даже трудно сказать, сколько мы не виделись с ним. Пару месяцев, или всё же двадцать лет? - улыбнулся он.
События разворачивались молниеносно. И так же молниеносно появлялся кто-нибудь, кто считал, что лучше знает, что нужно делать. Самое главное, не только он думал, что знает лучше команды, всех офицеров и даже капитана, что происходит на самом деле. Едва показывался такой вот умник, как у него тут же находилась весьма солидная и шумная аудитория, внимавшая ему и слушавшая не офицера, и не матросов, и даже не капитана, а только своего любимца.
- Любимец публики, - бросил раздражённо Мёрдок в сторону, глядя на то, как пассажиры столпились возле одного такого грамотея.
- Офицер Лайтоллер! - крикнул Мёрдок, не прекращая рассматривать случившийся стихийный митинг.
Подошёл Лайтоллер.
- Что это у вас за партийное собрание? - указал он в сторону шумевшей кучки пассажиров.
- Кто-то считает, что знает как удержать нас на плаву, - спокойно ответил Лайтоллер, тоже посмотрев в сторону шумевших.
- Сделайте что-нибудь, чтобы не слышать их криков, - сказал Мёрдок.
- Заткнуть рот представителям общества? - спросил, с ухмылкой, Лайтоллер.
- Не лучшим представителям, Чарльз, - ответил Мёрдок.
- Я тебя понял, - кивнул Лайтоллер, вернулся к шлюпке висящей над водой и подозвал стоящего в стороне стюарда.
- Найди Хартли, - шепнул Лайтоллер стюарду.
- Хартли? Вы уверены, сэр? - удивился стюард.
- Пусть выйдут сюда и играют что-нибудь, - он подумал, - хоть что-то, только чтобы было слышно их, а не этих, - кивнул он в сторону шумной компании.
- Я понял, сэр, - ответил стюард и спешно удалился в салон.
Через несколько минут послышался чей-то радостный возглас: - «Смотрите кто пришёл!»
Палуба оживилась.
Хартли, улыбаясь всем, вежливо поклонился и молча кивнул музыкантам.
- «Орфей», джентльмены! - воскликнул он и поднял смычок скрипки.
На палубе заиграла весёлая музыка.
Она зазвучала как-то резко, внезапно и даже ворвавшись в воздух.
Шумная компания протестующих пыталась что-то кричать, махала руками, но очень скоро затихла, поняв, что их уже никто не слушает.
Люди перестали задавать лишние вопросы. То ли от усталости, то ли от нежелания перекрикивать музыку, а может быть потому, что весёлая музыка действительно разогнала мрак, пассажиры стали более сговорчивей.
- Проходим, проходим, господа! - направлял Лайтоллер тех, кто не решался подойти к шлюпке, - мужчины не садятся! Только женщины с детьми!
- Но почему только женщины с детьми? - пытался кто-то возмущаться, - мы что, всё-таки тонем?
Лайтоллер посмотрел на накренившуюся палубу, которая уже уползала из под ног, и молча глянул на пассажира, ничего не ответив.
- В шлюпке, есть ещё три места! - прокричал Лайтоллер, снова посмотрел вокруг и поманил рукой стоящую ближе всех женщину с мальчиком лет десяти.
Женщина послушно подошла, ведя за собой сына. Но едва матросы усадили её в шлюпку, мальчик моментально отошёл в сторону.
- Я не понял вас, сэр? – удивился такой выходке ребёнка, Лайтоллер, - что это было?
- Ну, всё мама! - мальчик грустно помахал матери рукой, словно прощаясь, - больше мы с тобой не увидимся, - покачал он головой и опустил глаза.
Мать была готова не выйти, а вылететь обратно. Она побледнела и готова была упасть в обморок, но сдержала себя.
- Вытащите меня назад, - поднялась она с места и протянула руку матросу, стоящему на палубе, - я заберу своего сына и мы тотчас сядем в шлюпку, я обещаю вам.
- Но мисс, - растерялся, глядя на неё матрос, - я не могу Вам в этом помочь!
- Будьте так добры, - сказала она, - мне нужна пара минут, чтобы его вразумить!
- Сожалею, мисс, - пожал плечами матрос, - дело не в том, что этого делать не положено! Этого сделать просто невозможно! Шлюпка висит над водой и мы держим её руками за канаты. Вы просто можете её перевернуть!
- Но… - мать глянула на мальчика, - немедленно вернись и сядь в шлюпку! - крикнула она ему, - просто сделай то, о чём тебя просят!
Мальчик вздохнул.
- Прости, мама, но я уже достаточно взрослый мужчина, чтобы сесть в туда! - ответил он, стараясь выглядеть серьёзно.
- Прекрати! - закричала мать, - прекрати немедленно! Что ты такое говоришь? Тебя упрашивают сесть в шлюпку!
Пассажиры в шлюпке и на палубе начали волноваться. На помощь матери пришли другие женщины. Однако, ни уговоры пассажиров, ни увещевания матери, не сдвинули мальчика с места. Он продолжал гордо стоять, стараясь не смотреть на маму.
- Я взрослый, я мужчина и я не имею права… - нахмурился мальчик, - всё, я пошёл! - махнул он рукой и развернулся, чтобы уйти.
- Мисс, - шепнул Лайтоллер стоящей рядом даме, - не могли бы Вы одолжить мне Вашу шляпку?
- Шляпку? - удивилась дама, - но к чему Вам моя шляпка, мистер Лайтоллер?
- Пожалуйста, не спрашивайте ничего, - тихо сказал Лайтоллер.
Взяв у дамы шляпку, он быстро нагнал мальчика и, сорвав с него кепку, надел на голову дамскую шляпку.
- Властью офицера «Титаника», я временно объявляю Вас лицом женского пола! - громко сказал Лайтоллер мальчику, - теперь Вы девочка! Поэтому, прошу подчиниться морскому закону и проследовать в шлюпку! - строго посмотрел Лайтоллер на мальчика и кивнул.
Мальчик очень сильно возмутился такой бесцеремонности, и даже грозно поднял лицо на Лайтоллера. Он что-то хотел очень возмущённо ответить, дико покраснел и даже заплакал от обиды и стыда. Но всё же, под смех пассажиров, он только опустил голову, сжал в руках возвращённую ему кепочку, и стараясь ни на кого не смотреть, молча поплёлся в шлюпку…
- Ещё одно место, - проговорил Лайтоллер, глянул в на Мёрдока, - может будем спускать?
Мёрдок подумал. Он бросил взгляд на женщин, молча стоящих рядом с мужьями. Как он понял, никто и не собирался двигаться с места.
Мёрдок снова подумал и глянул на Лайтоллера.
- Ладно, - сказал Мёрдок, - считай до десяти и давай команду, - тут опоздавших нет.
- Подождите! - вдруг раздался над палубой чей-то крик.
Громкий бас перекричал даже музыку.
В сторону шлюпки бежал Эрнест, неся на руках сразу двух маленьких детей.
- Подождите, - выдохнул он, добежав до самой шлюпки, - тут мальчишки, со Второго класса.
- Это Ваши дети, сэр? - глянул на него Мёрдок, - но Вы, вроде из Первого класса!
- Ну что Вы такое говорите? - посмотрел на него Эрнест, - это сыновья моего друга! Но я понять не могу, куда он пропал! Они были одни в каюте. Я прождал там целый час, но друг так и не появился.
- Может он их ищет? - спросил Лайтоллер, немного подумав, и глянул на Эрнеста, - Вы можете сесть вместе с детьми, сэр.
- Даже не уговаривайте, - усмехнулся Эрнест и встал на колени
- Мэм, возьмите ребёночка, - позвал он одну из дам.
Дама в шлюпке поднялась и протянула к Эрнесту руки, чтобы взять ребёнка. Эрнест отдал ей младшего мальчика.
- Его зовут Эдмон!
- Где папа? - вдруг словно проснулся старший мальчик.
Он испуганно посмотрел на всех. Потом глянул на Эрнеста и хотел было заплакать.
- Почему тут нет папы? - снова спросил мальчик.
- Тише, тише, Михал, - улыбнулся ему Эрнест, - скоро ты увидишь маму.
- Мама там? - обрадовался мальчик.
- Большой пароход привезёт вас к маме. А ты скажешь маме, что папа её очень сильно любит, и будет любить всегда только её одну и вас. Хорошо? Не забудешь так сказать?
- Хорошо, - кивнул Михал, - я всегда всё помню!
- А теперь, за тобой присмотрит вот эта тётя, - подмигнул мальчику Эрнест и передал малыша в шлюпку.
- Опускаем! - скомандовал Лайтоллер и шлюпка ушла вниз.
Эрнест поднялся с колен и провожая взглядом шлюпку, горько усмехнулся.
- Я понял так, они ехали с отцом? - услышал Эрнест голос Лайтоллера.
- Да, малыши ехали с отцом, - посмотрел он на Лайтоллера.
- Где он? - спросил Лайтоллер, - почему их принесли Вы, сэр?
- Он застрелился. Но детям же этого не обязательно знать, верно? - ответил Эрнест и покачав головой, ещё раз бросил взгляд на шлюпку и молча удалился…
Аннушке, с самого первого дня знакомства с Эрастом, нравилось всё что нравилось ему. Точнее, она заставляла себя так думать и если вдруг оказывалось, что Аннушка хоть в чём-то ошибалась, она расстраивалась, ей было стыдно и обидно. И она очень переживала. Но пожалуй, она была единственным человеком на всём белом свете, который мог себя заставить, очень искренне, очень честно и добросовестно, полюбить ради любимого то, чего она никогда не любила. Так было всегда.
Когда Аннушка увидела Эраста самый первый раз, они были ещё детьми. Почему-то она поняла, что если рядом не будет Эраста, ей просто не будет места. И едва Эраст, позволял себе задержаться в гимназии, опоздать к обеду или ужину с прогулки, или просто запереться в своей комнате и скучать в одиночестве, Аннушка начинала волноваться, переживать и даже тайком плакала.
Аннушка и сейчас не могла себе простить, что позволила ему ехать отдельно от себя. Она, как ей казалось, просто летит сквозь всех к его каюте. Аннушка никого не замечала вокруг и не слышала ничего. Но приблизившись к каюте, она вдруг остановилась и подумала, как она была бы рада, если бы Эраста там сейчас не было.
- Аня? - удивился Эраст, увидев Аннушку с Володенькой на руках, - почему ты ещё здесь? Почему вы ещё здесь? - проговорил он ещё тише, чем произнёс её имя.
- Эраст… - обомлела Аннушка, - матушка… она… она обезумела…
- Что? - встал Эраст, растерянно глядя на Аннушку.
Ваня вдруг тихо всплакнул, услышав что сказала Аннушка, а Яша, тупо смотрел на неё, не зная как спросить, что же произошло.
- Она отказывается выходить из каюты, - не стала дожидаться вопросов Аннушка, - она одела Юру в спасательный жилет и никуда не хочет идти.
- Что она делает? - не понял Эраст.
- Погоди, Аннушка, - вмешался Эрик, - ты говоришь, она никуда не хочет идти и не отпускает Юру?
- Да, - тихо ответила Аннушка, - Амалия Абрамовна заявила, что Эммушка пришла за всеми нами и мы тут все умрём. Я тотчас схватила Володеньку и убежала. А Юрочку, я просто не смогла у неё вырвать!
- Что же делать… - подумал Эраст и глянул на Эрика, - прошу тебя как старого друга, выведи Анюи мальчиков на палубу, к шлюпкам, или куда там говорили идти.
- А ты за маменькой? - посмотрел Яша на Эраста.
- Я заберу маменьку с Юрой и встретимся в шлюпках, - ответил Эраст и подошёл к Аннушке, - ничего не бойся, скоро увидимся, - тихо сказал он ей.
Она посмотрела на него. На Эрасте не было лица. Таким бледным, Аннушка его никогда не видела.
Молча проводив его Эраста, Аннушка прогнала набегающие слёзы и глянула на детей.
- Вставайте, сейчас мы дружно выйдем и пройдём к шлюпкам, - не веря себе сказала Аннушка.
- Да ты плачешь! - вскрикнул Яша.
- Пожалуйста, просто делайте, что мы вам будем говорить, - ответила ему Аннушка, стараясь не смотреть мальчику в глаза.
- Давай я понесу Володю? - встал Эрик, бросив в сторону чемодан.
- Не урони, - Аннушка отдала малыша Эрику.
Володя тут же заплакал.
Эрик, качая Володеньку, толкнул двери и спешно вышел в коридор.
- Никуда мы не пойдём без маменьки и Эраста! - заявил Ваня, - а как же Эраст? Он же пошёл за маменькой! Он разве не сюда вернётся? Я уже говорил, что без разрешения маменьки, я не пойдё ни в какие шлюпки!
- Но это большие лодки, - ответила ему Аннушка, - и маменька хотела бы, чтобы ты пошёл и сел сейчас в них, -  взяв мальчика за руку, она легонько потянула его за собой.
- Но я не хочу в лодки! - вырвал из ладони Аннушки руку Ваня, - Там темно и холодно! - упёрся он, отступив назад.
- Ванечка… - Аннушка больше не могла удержать слёз. Она просто заплакала и медленно сползла на колени.
Яша понял, что уговаривать брата бесполезно. Он молча встал и грубо развернув его к себе, заглянул Ване прямо в лицо.
- Спорим, ты сейчас упираешься лишь потому, что ты просто трусишка! Да тебе начхать на всех нас, потому что ты боишься! Боишься! - прищурив глаз, начал он дразнить Ваню.
- Ах ты… - хотел было что-то сказать возмущённый Ваня, но не найдя слов - отвернулся и молча побрёл в коридор.
- Ваня, - встала Аннушка, бросившись за ним.
Яша не стал дожидаться ничего. Он последний раз посмотрел на каюту и выйдя из неё, аккуратно закрыл за собой двери.
У выхода на палубу, продолжали толпиться люди.
С трудом пробиваясь сквозь толпу, Эрик наткнулся на странного человека. Этот человек, взгромоздил на себя огромный мешок, и с трудом тащил его в обратном направлении, навстречу Эрику.
- Уважаемый, не могли бы Вы немного посторониться? - сказал человеку Эрик.
- Отойди, - проворчал человек.
Эрик уступил ему дорогу и увидел, что неподалёку, прямо у стены, был сложен остальной багаж. Возле чемоданов и мешков, стояли ничего не понимающие жена и дочери этого самого человека.
- Но разве в шлюпку пускают с вещами? - догнала Эрика Аннушка, ведя за собой детей.
- Похоже, они думают именно так, - ответил Эрик, - давай-ка попробуем поговорить с господином швейцаром?
«Швейцар», он же стюард, как стоял с каменным лицом, так и остался стоять, не обращая внимание ни на Эрика, ни на его вопросы, ни на людей вокруг Как будто никого и не было. Лишь по слегка подёргивающемуся, прикрытом глазу, Эрик понял, что стюард нервничает так же как и все.
- Ну что? - спросила у Эрика Аннушка, когда тот отошёл от стюарда.
- Он ничего не говорит, - вздохнул Эрик, - наверное нет команды выпускать нас. И это даже хорошо.
- Что ж тут хорошего? - не поняла Аннушка.
- Значит шлюпки ещё не спускают, - улыбнулся ей Эрик, - да ты не переживай. Когда начнут спускать шлюпки, он нас обязательно выпустит. Видимо это нас держат тут, чтобы мы не мешали матросам.
- Я хотела бы в это верить, но — указала Аннушка в пол и глянула на Эрика, - ты никогда не умел врать. У Эраста, это всегда лучше получалось, - чуть улыбнулась она.
- Эй! Я вижу вы тоже с детьми? - услышал Эрик знакомый голос и обернувшись на него, узнал в толпе Аронссона, стоящего по другую сторону коридора с Карлом  на руках.
- Если не ошибаюсь, Эрнест Аронссон? - обрадовался Эрик, - не велик ли у тебя младенец?
Аронссон усмехнулся и махнул Эрику рукой.
- Он сам не ходит, - крикнул в ответ Аронссон, - пробирайтесь сюда, тут все свои!
- Пошли туда, Аня? - указал на Аронссона кивком головы Эрик.
- Ты знаком с этим молодым человеком? - спросила Аннушка.
- Да, это мой знакомый из Курляндии, - ответил Эрик, - и скорее всего, он что-то знает, - не дожидаясь ответа Аннушки, Эрик направился к Аронссону.
- О, как вас много! - усмехнулся Аронссон, когда они подошли.
- Это Аня, жена моего друга детства, - кивнул Эрик, - а это братья моего друга детства.
- А где сам друг? - спросил Аронссон.
- Эраст нас найдёт в лодках! - обижено насупившись, объявил Ваня.
- Ух ты какие мы серьёзные, - посмотрел Аронссон на мальчика, сделав удивлённое лицо, - а ты умеешь быстро бегать?
- Яша, ещё никогда меня не догонял! - гордо заявил Ваня.
- Сейчас проверим, догонит ли вас двоих вот тот злой дядька, - указал глазами Аронссон на стюарда и посмотрел на Эрика, - в общем, мы с Вильгельмом тут кое-что задумали. Будешь третьим?
- Вопрос никогда не предвещал ничего плохого, - согласился Эрик, - а что вы задумали, господа?
- Мы просто хотим выйти отсюда, - ответил Аронссон.
- Но, разве нас держат тут просто так? - удивился Эрик, - очевидно, что капитан и команда знают, что делают?
- В том-то и дело, что это знают только они, - ответил Аронссон, - не хочу показаться странным, но параноики живут дольше, - усмехнулся он.
В этот миг, пол и стены дрогнули и людей бросило в сторону.
Все закричали.
Ваня схватился за Аннушку.
- Я боюсь! - завопил мальчик.
Аронссон, еле удерживая Карла, кивнул Эрику.
- Скажи что надо делать!? - прокричал ему Эрик.
Аронссон, снова кивнул и сделал шаг навстречу стюарду.
- Да выпусти хотя бы детей! - закричал Аронссон стюарду прямо в лицо, показывая ему Карла.
Карл очень сильно растерялся, недоумевающе глядел по сторонам, пытаясь найти отца.
- Ты хочешь нас тут убить! - закричал на стюарда Скуг, до этого молча стоявший у стены, - тебя бы ко мне в шахту! А то ишь, оделся в белый мундир и считает себя хозяином наших жизней!
- Вот именно! Что это за произвол!? - Эрик понял, что Аронссон и Скуг, решили устроить небольшой мятеж, чтобы заставить стюарда открыть решётку.
Эрикобернулся к людям, держа на руках Володю.
Володенька испугался крика и громко заплакал.
Ваня тоже испугался. Все эти крики, особенно слова про то, его хотят убить, и куда-то выпустить одного, сильно напугали Ваню. Но вместо того, чтобы заплакать как брат, он начал причитать, что никуда не пойдёт без Аннушки, Яши и, конечно же, маменьки.
- Нас убивают!Снесём эту чёртову решётку вместе с этим истуканом! - крикнул Эрик.
Люди подхватили его слова, кинулись к решётке и оттеснив и Эрика, и Аронсосона с Карлом на руках, бросились на стюарда, готовые его разорвать.
- Стойте! - закричал стюард, вытянув вперёд руку, - подождите! - почти взмолился он, - хорошо! Только дети! Только женщины с детьми и никто больше! Пусть дети выйдут вперёд!
Пассажиры успокоились и расступились, пропуская вперёд детей и женщин.
- Идите, - подтолкнул Эрик Аннушку, отдавая ей Володеньку.
Та молча, удивлённо посмотрела на него.
- Идите же! - почти закричал на неё Эрик.
Аннушка снова оглянулась на Эрика и послушно пошла к выходу.
Стюард открыл перегородку.
- Быстро! В шлюпки можно попасть, ещё и через окна променада! - почти крикнул он.
Люди начали выбегать.
Дождавшись, когда выход освободиться, Аронссон поставил Карла на ноги и подтолкнул к нему Скуга. Но стюард, затолкал его обратно, захлопнув решётку.
- Папа! - закричал Карл и бросился назад, но ударился об решётку.
- Пропусти, - почти дыхнул в лицо стюарду отец Карла, - он же инвалид! Он не сможет сам даже подняться по лестнице!
- Папочка, - заплакал мальчик, услышав слова отца.
- Так, у него будет хоть какой-то шанс, - тихо шепнул стюард отцу Карла, - вас обоих в шлюпку не пустят, это точно. С Вами мальчика не подпустят к ней!
Карл вцепился в решётку и не хотел никуда идти.
- Карл, - наклонился к нему отец, - иди, ты же сильный, ты сможешь пройти эти чёртовы ступени. И мама должна быть уже там. Ну? Помнишь как я брал тебя в шахту?
- Помню, - сквозь слёзы проговорил Карл, посмотрев на отца.
- Это не страшнее, чем когда мы спускались под землю, сынок, давай...
- Но как же ты? - заплакал мальчик ещё сильнее.
- Беги, спасайся, скоро увидимся, я тебе обещаю, - умолял его отец.
- Да, папа, если ты так хочешь... - проговорил мальчик и, вытерев рукавом слёзы, встал на костыли.
- Беги, сынок! Обо мне не думай! Найди маму, Харальда и девочек, и садитесь в шлюпку! - услышал Карл позади себя.
Он обернулся, прощаясь с отцом. Затем, неуверенно направился на лестницу, выводящую к шлюпочной палубе.
- Несправедливо, - подошёл к ним Эрик.
- Этот цепной пёс прав, - махнул Скуг рукой, - глядишь, что чьё-то сердце и сжалится над моим сынишкой, - отвернулся он, пряча глаза.
- Тут наверняка должен быть другой выход, - подумал Эрик.
- Все бегут в сторону кормы, - ответил ему Аронссон, - попытаем счастья там? - он посмотрел на Скуга, - что скажешь, дружище?
- Я останусь тут, - глянул на него Скуг, - рано, или поздно, он откроет эти ворота, - кивнул он на стюарда.
- Есть ли смысл тут торчать? - спросил удивлённо Аронссон.
- Тут я видел, куда пошёл Карл, - ответил Скуг, - мне будет спокойнее, если я пойду следом за ним. Боюсь потерять, - заставил он себя улыбнуться.
Аронссон вздохнул.
- Ну, увидимся в Нью-Йорке, - сказал он, - надеюсь увидеть тебя, счастливого Карла и всех твоих родных, рядом с тобой.
- Даже мою Анну? - усмехнулся Скуг.
- Даже её, - улыбнулся в ответ Аронссон, - тогда она точно не запретит нам пропустить по чарке! В гостинице у моего брата, кстати, отличный бар! И для нас с тобой, всё будет оплачено! Я лично об этом позабочусь, вот увидишь!
- Ну, тогда я буду спокоен, - махнул Скуг и обнял Аронссона, - не прощаемся, старина…

Глава 32
- Так, так, так, - рассмеялся Штейфон, когда к котельному отделению вышли Катя, Генри и Антуан, - как я вижу, сам Антуан де Сент-Экзюпери! Великий французский писатель, любимец впечатлительных детишек и мечтательных светских львиц! А кто же это с ним? - он глянул на Катю, - па! Да это же погибшая на «Титанике» Екатерина Юсля и маленький герой Авоки Генри О`Коннор! А чего это мы тут?
Штейфон стоял у входа в рубку механика, придерживаясь за ручку двери.
Антуан и Катя остановились. Генри спрятался за Антуана.
- А ты ожидал тут увидеть Виктора фон Готта? - спросил Антуан небрежно, - или думаешь, что он принесёт тебе конденсатор квантов временного поля, в маленьком саквояжике?
К виску Антуана, вдруг приставили ствол револьвера.
- Эй, группенфюрер, ты не балуй! - посмотрел на Штейфона Антуан, - прикажи этому ирландцу убрать пушку. Ты же знаешь, что тут лучше не стрелять!
- Я так не думаю, - улыбнулся Штейфон, - скорее наоборот. Какая разница, отчего будет взрыв, - он посмотрел на часы, - и кстати, счёт идёт на минуты, - Штейфон снова глянул на Антуана, - я тут больше всех заинтересован, чтобы этот саквояж попал к тому, к кому он попал в конечном итоге. Это дуэт, мсье Антуан! Знаешь такую тактику?
- Не слышал о ней, - улыбнулся Антуан, - может, посвятишь в свои интриги, группенфюрер?
- Почему бы и нет? - пожал плечами Штейфон, - мой шеф, Олендорф, не привык проигрывать. И тем более, не привык проигрывать я. Ведь это я, намеренно спланировал операцию так, чтобы Вы сделали то, что нужно нам! Понимаешь, писатель? Дуэт, это раскладка. Что бы ты ни делал, как бы ты ни старался, ты всё равно подыгрываешь противнику! Ты даже не представляешь, какую услугу Рейху Вы оказали, своей убеждённостью в том, что побеждаете нас во время этой миссии!
- Ну так если ты, считаешь что победил, то почему ты ещё тут? - спросил Антуан.
- Ну как же я могу уйти, не обрадовав своих старых друзей? - рассмеялся Штейфон, - жаль, что фон Готт этого не увидит!
Он посмотрел на двери.
- Шрёдер! Покажи-ка им наш сюрприз!
Дверь открылась.
Из рубки, Шрёдер вытолкал двух связанных девушек с мешками на головах.
- Маша? - обомлела Катя.
- А мы умеем говорить, мадам Юсля? - посмотрел на неё Штейфон, - да, это Маша, - сорвал он мешок с первой девушки, - Ваша сестра и… - он улыбнулся, - и Вы, Катенька, - сорвал он мешок со второй.
Рты Кати и Маши были заткнуты кляпами. Девушки хотели что-то сказать, в недоумении глядя на Катю и на своих похитителей, но слышалось только глухое несвязное мычание.
Глаза Кати встретились с глазами Маши и глазами себя второй.
- Я вот что хотел узнать, - сказал Штейфон, глядя на Катю, - почему ты тут, красавица? Ну, барон — это понятно. Ему сам Бог велел. Я — это объяснимо. Мне велел фюрер! Мне всё ясно по поводу друзей господина барона, его соратников по Движению Сопротивления. И даже, по поводу этого учёного из начала двадцать первого века и детектива из ФБР. Но причём тут ты? - он пристально, улыбнувшись, посмотрел на Катю, - по воле какого случая, или велением какого святого угодника, ты, которая должна сегодня погибнуть, жива, здорова и, - глянул он на вторую, связанную Катю, - ехала в Первом классе, так мило заигрывая с самим Фатреллом?
Он вытащил кляп у второй Кати.
- Что происходит!? - закричала Катя, - что это значит? Кто вы все такие и что вам от нас нужно? И кто эта девушка, что так похожа на меня?
- Тише, дурочка, - улыбнулся ей Штейфон, - она не похожа на тебя. Она и есть - ты сама!
- Отпусти их! - закричала Катя, - отпусти их немедленно! Они же обречены!
Штейфон посмотрел на неё.
- Да какая тебе разница? - произнёс он, - какая тебе разница, если они всё равно погибнут, и ты всё равно выплывешь там - где выплыла?
- Я ничего не знаю! - крикнула в ответ Катя.
- Ну вот что за мода у женщин, - усмехнулся Штейфон, - чуть что — сразу в крик!
Он посмотрел, с улыбкой, на Шрёдера.
- Хорошо, Шрёдер, отпусти их и посмотрим, что из этого выйдет.
Шрёдер молча разрезал верёвки, которые связывали руки Кати и Маши.
- Уходите, - кивнул Штейфон им, - вы свободны! Не верите?
Те испуганно посмотрели на Штейфона, потом на Катю.
- Если вы сейчас не уйдёте, - сказал им Штейфон, - господин полковник прострелит голову этому французскому офицеру.
- Пойдём, Катя, - Маша потянула за руку Катю.
Девушки медленно попятились к выходу и отойдя как можно дальше, побежали в сторону лестницы.
- Мне вот интересно, - улыбнулся Кате Штейфон, - почему же Вы, Катенька, не помните этого эпизода из своей жизни? А ведь он, не такой уж и давний, - он подумал, глядя на неё, - и по лицу вижу, что не помните. А значит – конденсатор квантов временного поля где-то здесь!
Генри, медленно сунул руку в карман, не сводя глаз со Стрелка.
Сердце мальчика заколотилось, когда он нащупал рукоять нагана.
- Будем ждать фон Готта, - кивнул Штейфон, - он обязательно будет искать своих друзей, - усмехнулся Штейфон, глядя на Антуана.
- Я так не думаю! - воскликнул Генри, - полковнику Кнаку привет от жителей Авоки!
Раздался выстрел.
Стрелок выронил револьвер и схватился за живот.
- Это тебе за мою сестру и братьев! - закричал Генри, вытащил наган и выстрелил ему в упор в голову, тут же наставив наган на Штейфона, - а теперь мы уйдём! - сказал мальчик, - а если вы пошевелитесь, я стрельну вот в тот котёл!
Он, улыбаясь, указал глазами на ближайший паровой котёл.
- Ведь всё равно, почему произойдёт взрыв, правда? - усмехнулся он.
- Ну конечно же, боец Твист, - кивнул ему Штейфон в ответ, - мы и не думали вас убивать, - зачем тратить пули на обречённых? Ведь тоже, правда?
- Пойдём, - легонько толкнул Генри Антуана.
- Ну так, если мы выяснили отношения, - улыбнулся Штейфону Антуан, - то я могу увести мадмуазель в более безопасное место?
- Я вас не держу, - ответил Штейфон, - если вы, ожидаете пули вдогонку, то глубоко заблуждаетесь. Главное событие, всё равно разворачивается не здесь. Поспешите, господа! Иначе опоздаете на кульминацию величайшей драмы начала столетия! - торжественно произнёс он, - лично мы, с господином Шрёдером, с нетерпением ждём развязки этой трагедии!
Антуан, кивнул, улыбнулся Штейфону глядя в глаза, и потянул Катю за руку.
Генри, постоянно оглядываясь, грозя Штейфону наганом, побежал за ними к выходу.
- Зачем мы их отпустили? - кивнул им вслед Шрёдер, глядя на то, как они уходят.
- Да я бы, их ни за что не отпустил, - проговорил Штейон, - кто же мог предвидеть, что мальчишка вытащит наган из того места… - он бросил небрежный взгляд на труп Стрелка и посмотрел на Шрёдера, - а вообще, как можно было прощёлкать носом то, чему они сами же их и учат, Шрёдер?
- Значит, хороший ученик, - улыбнулся Шрёдер в ответ, - даже жаль, что жить ему осталось меньше часа! Нам бы, хотя бы роту таких курсантов!
- Да хотя бы взвод, - вздохнул Штейфон и посмотрел на пустой коридор…

Генри, едва вышли на палубу, спешно спрятал наган обратно в кобуру, привязанную к ноге под штаниной.
- Ты ведь спас нам жизнь, Генри, - похлопал его по плечу Антуан, - я твой должник. И хотел бы отблагодарить тебя тем же. Позволь мне спасти твою жизнь?
Генри усмехнулся и махнул.
- Сэр, - сказал мальчик, - лучше спасите жизнь мисс Екатерины. Я уверяю Вас, что это будет более благородно с Вашей стороны! А меня всегда учили, что я сам обязан о себе заботиться. И если мне суждено погибнуть тут, то, я думаю, никто обо мне даже не заплачет, - он вздохнул, покачал головой, и снова вздохнув, посмотрел на Антуана, - знаете? И если я выживу, то ведь тоже, никто меня не встретит, и никто не обрадуется моему возвращению из плавания! Как смешно! – горько усмехнулся он, -  так зачем мне спасаться, если мне всё равно некуда идти? Меня ждут, только мои братья и сестра.
- Ну что ты говоришь? - воскликнула Катя, - тебе же всего…
- Двенадцать, - вздохнул Генри, - я соврал капитану, когда устраивался на службу, - ответил Генри и улыбнулся, - иначе, меня бы не взяли сюда лифтёром, я бы не встретил Вас и кто знает, смогли бы Вы, мисс Екатерина, спастись от этих бандитов?
Мальчик подумал и посмотрел на Антуана.
- Это была честь сражаться рядом с Вами, сэр! - протянул он Антуану руку, - и передайте барону фон Готту, что для меня было честью воевать под его командованием!
- Ну, как знаешь, - пожал ему руку Антуан, - но на твоём месте, я бы сам это ему сказал.
- Но я всё равно, не знаю где его найти? - пожал плечами Генри, - и по моему, Вы тоже этого не знаете, сэр, - улыбнулся Генри.
Антуан подумал.
- Думаю, что это так и есть, - ответил он, и похлопав Генри по плечу, обнял мальчика на прощание.
- Бросьте, сэр! - рассмеялся мальчик.
- Ну, удачи, боец Твист, - улыбнулся Антуан…
 
Когда Генри ушёл, Катя посмотрела на Антуана.
- Неправильно его здесь оставлять, - сказала она.
- Я знаю, - кивнул в ответ Антуан, отведя глаза.
- Почему ты на меня не смотришь? - удивилась Катя, - что ты сделал?
- Ничего, - ответил Антуан, - просто обнял его на прощание. Ну, хотя бы так выразил благодарность…

Генри спустился вниз, к багажному отделению, которое уже наполнялось водой.
Он остановился и долго смотрел на то, как почтальоны переносят мешки с почтой куда-то выше. Всё выше, выше и выше.
До него доносились их приглушённые голоса, слова, которые уже невозможно было разобрать из-за шумевшей внизу воды.
Генри вдруг поймал себя на мысли, что ему очень интересно подслушивать и угадывать, о чём же они там говорят. Он даже рассмеялся, сел на лестницу поудобнее и укутавшись в китель, закрыл глаза, откинулся на перила и решил заснуть под этот шум воды, чтобы умереть незаметно для себя, во сне…
- Я уже иду к вам, - улыбнулся Генри, представив лица своих братьев и сестры…

Словно напевая весёлую песенку, Эннис даже не бежал, а мчался по уже опустевшим коридорам к каюте Гарольда. Он, словно заклинание, повторял в уме слова Штейфона и время, назначенное для ухода в будущее. Ему казалось — жизнь удалась. Он даже чувствовал себя кем-то особенным. Только нужно было поспешить, чтобы не опоздать к назначенному времени. И Эннис сожалел, что у него не было собственных часов.  Тогда бы он спешил гораздо меньше и точно знал бы, может ли он заглянуть ещё куда-нибудь.
- Часы! - сказал он сам себе и усмехнулся в душе, - если нет часов, стоит позаимствовать. Например, в том же Первом классе. Наверняка, эти индюки много что побросали в каютах! В каютах… - радовался Эннис, - у меня же есть ключи от кают! Спасибо, дядюшка! Хорошую работу ты мне нашёл! Спасибо тебе за то, что устроил меня на пароход, который в первом же рейсе нырнул на дно! Сейчас отберу только этот саквояж у мальчишек и займусь своей личной жизнью! - тут Эннис уже почти перешёл на бег, когда навстречу ему выбежал кто-то.
- Мальчишка? - обрадовался Эннис, - может, стоит задержаться? - он остановился и перегородил дорогу, но очень скоро увидел, что этим мальчишкой был Чарли.
- Стой, - толкнул его Эннис, едва Чарли поравнялся с ним.
- Эннис? Ты чего? - удивлённый таким приветствием, Чарли остановился и посмотрел на Энниса.
- Ты один? Где все? - спросил Эннис, сложил руки на груди, и глянул на Чарли. Так он делал всегда, когда начинал нервничать.
- В каюте ждут, - равнодушно ответил Чарли.
- И ты оставил младших братьев? - усмехнулся Эннис, - смелый Чарли, решил спасаться бегством и оставил младших братишек?
- Да ты издеваешься! - закричал Чарли, - никого я не оставил! Пусти! Я заберу мать с сёстрами и Сидом, и мы хотим убраться отсюда подальше!
Чарли решил обойти Энниса, но тот снова перегородил ему дорогу.
- Туда нельзя, - сказал Эннис.
- Чего это ещё? - не понял Чарли, - ты вообще кто такой, чтобы указывать мне?
- Я тут служу и выполняю приказы капитана! - строго ответил Эннис, - не забыл?
- Не забыл, - опустил глаза Чарли, - а куда можно? Мне надо маму… - глянул он на Энниса.
- Это я уже слышал, - перебил его Эннис, и взяв за плечо, поволок за собой.
- Да пусти! - закричал Чарли испугавшись.
- Идём, я покажу путь короче, - сказал Эннис, продолжая тащить за собой мальчика.
- Пусти! - закричал Чарли, вырвался, и забежав в одну из кают, захлопнул за собой двери, закрыв их на щеколду изнутри.
Эннис бросился за ним, но толкнув двери — убедился, что в каюту он не проникнет никак. Пнув двери ногой, Эннис достал ключ и запер каюту.
- Ну и сиди тут! - прокричал он Чарли, - я позже вернусь! И ты будешь умолять меня открыть каюту! А я, пока что проведаю Гарри и Уилла!
- Не смей трогать моих братьев, мразь! - закричал в ответ Чарли, но Эннис, спрятав ключ в карман, пошёл дальше, весело насвистывая детскую песенку.
- Мразь… - схватился за голову Чарли и опустился на пол…

Едва Эннис свернул к выходу на шлюпочную палубу, он понял, что дела очень плохи. Толпившийся у выхода народ уже даже не нервничал, не волновался, а просто понимал свою обречённость.
Эннис ухмыльнулся и направился дальше по коридору, стараясь не выдавать всей своей радости.
- Эй! Это же тот самый электрик! Он друг папы Гарольда! - услышал он позади себя, - эй, а куда это он идёт? - показывал на него пальцем Фрэнки, дёргая маму за руку.
Эннис посмотрел на мальчика. Потом перевёл взгляд на его мать, которая вела Фрэнки за руку, явно куда-то спеша и никак не желала останавливаться, тем более по требованию сына.
- Подождите! - закричал Эннис ей, - вы куда? Куда вы идёте?
Эмили Браун остановилась и посмотрела на Энниса.
- Простите, мистер, мы Вас не знаем, и мы очень спешим, - спокойно сказала она.
- Но… - снова остановил её Эннис, уже забегая вперёд, - я член команды. И я очень хотел бы Вам помочь.
- Вы член команды? - посмотрела на него Эмили Браун и глянула на Фрэнки.
- Да… - кивнул, глядя на неё мальчик, - он электрик. И можешь назвать меня нехорошим словом, но мне он очень не нравится!
- Френсис Голдсмит! - прикрикнула на него Эмили Браун.
- Да молчу, молчу! - закричал в ответ Фрэнки и отвернулся.
Эмили Браун посмотрела на Энниса.
- Чем Вы можете нам помочь? - спросила она так строго, что Эннис даже растерялся.
- Вы… вы хотите выйти на шлюпочную палубу? - спросил Эннис.
- Хотелось бы, - кивнула в ответ Эмили Браун, - знакомый матрос сказал мне, что это можно сделать, если пройти через камбуз, - она снова посмотрела на Энниса так же строго.
Эннис растерялся ещё больше.
- Не рекомендую идти через камбуз, - сказал он.
- Почему? - спросила Эмили Браун.
- Камбуз уже подтопило, - нашёлся Эннис, - ждите вместе со всеми. Я вернусь через несколько минут. И открою перегородку. Мне лишь нужно отключить подачу электропитания. Вода уже поступает на нижние палубы. Если замкнёт электропроводку, то…
- Не утруждайте себя, - ответила ему Эмили Браун, - я знаю, что будет если вода замкнёт электричество. Я вам верю. Мы будем ждать Вас вместе со всеми, на выходе.
Она потянула Фрэнки за собой.
- Я не верю ему, мама! - закричал Фрэнки.
Но, Эмили Браун, не обращая внимания на крики сына, только ускорила шаг…
Уже свернув к каюте Гарольда, Эннис увидел, что навстречу ему из каюты вышел Уильям.
- Эй, Уилл! - помахал ему рукой Эннис.
- Эннис? - удивился Уильям, подошёл к нему и остановился, - а ты чего здесь делаешь?
- Наверное, пришёл вас спасать, - ответил воодушевлённо Эннис, - забирай Гарольда и пошли.
- Э… - посмотрел на него Уильям, - что значит пошли?
- Корабль тонет, - пожал плечами Эннис.
- И что? - спросил Уильям.
- Как что? – Эннис даже оторопел, - забирай Гарольда и пошли, я выведу вас!
- Да куда ты нас можешь вывести, Эннис? - усмехнулся Уильям подумав, вздохнул и снова усмехнулся, - Гарольда тут всё равно нет, он с мамой. А чего это вдруг тебе приспичило нас спасать? - прищурив глаз, он посмотрел на Энниса.
- Как с мамой? - удивился Эннис, - что ты такое говоришь? - чуть не закричал он, - а саквояж, который ваш отец отдал вам? Где он?
- Тоже, с мамой, - улыбаясь, ответил Уильям, - а зачем тебе папин саквояж?
- Ну, там же… - Эннис на минуту оторопел, - но там же… где саквояж!? - закричал он.
Уильям испугался, отбежал, но обернувшись, снова рассмеялся и показал Эннису язык.
- Догони! Догони, тогда узнаешь где саквояж! - закричал в ответ мальчик и бросился наутёк.
Эннис побежал за ним.
Уильям, часто останавливаясь, посматривал на Энниса, дразня его, манил за собой дальше и дальше по пустому коридору, петляя поворот за поворотом.
- Стой! - закричал вслед Эннис, - остановись! Мне нужен только саквояж!
- Догони! - снова крикнул Уильям.
Обернувшись, он испугался. Глаза Энниса, показались ему злыми. Лицо было нервным и красным. А сам Эннис, как показалось мальчику, хочет его догнать только с лишь для того, чтобы убить.
Уильям бросился наутёк ещё быстрее. Он даже хотел позвать на помощь, но вокруг никого не было.
Мальчик, со всех ног пустился бежать вниз по коридору, по уходящему вниз полу. Так было быстрее. Так было легче разогнаться. Уильям очень надеялся, что где-то впереди он обязательно найдёт выход на палубу и спрячется там от Энниса в толпе.
Эннис набрался сил и в три прыжка догнал Уильяма. Он больно схватил его за шею и потянул на себя.
- Помогите!!! - завизжал Уильям.
Со всей силы ударив Энниса под колено каблуком ботинка, мальчик вырвался и… поскользнулся, кубарем скатившись в ледяную воду, уже заливавшую этот конец коридора.
- Н… не надо… прошу… - сел мальчик в воду, отползая назад.
Уильям, дрожа от холода и страха, забился в угол и понял, что сам же и помог Эннису заманить себя в ловушку.
Эннис прошёлся от стенки к стенке, злобно глядя на мокрого с ног до головы Уильяма. Не решаясь ступить в воду, Эннис присел на корточки и подмигнул мальчику.
- Может, вылезешь? Помиримся, подружимся.
- Не-а, - прохрипел в ответ Уильям, покрутив головой, - не буду я с тобой дружить.
- Уилл, - усмехнулся Эннис, - мне нужен только саквояж, понимаешь? Помоги мне забрать саквояж. А я помогу тебе отсюда выбраться. Ну?
- Всё равно, я лучше в воде буду сидеть, чем с тобой пойду, - дрожа от холода, ответил Уильям, - и саквояж, я не скажу где он. Нет его.
- Дурачок, - вздохнул Эннис и, улыбнувшись, встал и пошёл обратно.
Отойдя на несколько шагов, он обернулся.
Уильям так и продолжал дрожать сидя в воде, в том же самом углу.
- Да, Уилл, - улыбнулся Эннис, - водичка холодная? - спросил он.
- Х… холодная, - простучал зубами Уильям.
- Там она ещё холоднее, Уилл, - указал Эннис в сторону, - как лёд! - почти крикнул он и помахал Уильяму на прощание рукой…
Когда Эннис ушёл, Уильям немного посидел и посмотрел на стены. Мальчик заметил, что из-под дверей кают течёт вода, а он сам сидит в этой  воде уже по пояс. И вода стремительно прибывала.
Уильям захотел встать. Но едва он поднялся и попытался сделать шаг, как ощутил резкую боль в ноге. Он упал в воду, перевернулся на спину и оттолкнувшись ногой от пола, с трудом выполз из воды. Потом снова сел, упёрся спиной в стену и заплакал.
- П… помогите… - проговорил Уильям и набравшись сил закричал…

Ругая себя за то, что позволил Уильяму устроить догонялки и обвести себя вокруг пальца, Эннис наконец вышел к каюте Гарольда. Он открыл двери и увидел, что Гарольд стоит посреди каюты, держа в руке тот самый саквояж.
В каюте было мокро и сыро. Сбегая по стенам и капая с полок, вода стекала в дальний угол.
Гарольд посмотрел на Энниса.
- Гарри? - обрадовался Эннис, - вот ты где? А я тебя повсюду ищу! Идём, я тебя выведу отсюда!
- Я никуда с тобой не пойду, - покрутил головой Гарольд и отступил назад.
- Что это у тебя? - вошёл в каюту Эннис и указал на саквояж, - давай я его понесу… - он не успел договорить. Кто-то зажал ему рот, сбил с ног, а удар по затылку, моментально оглушил его.
- Заткни ему рот, Рочестер, - сказал Эрнест, - только не задуши его. Он нужен живым.
- Может связать его и оставить тут? – присел Рочестер над Эннисом, на всякий случай, заломив ему руку назад.
- Нет, у Виктора на него свои планы! – усмехнулся Эрнест и подмигнул Гарольду, пряча в кобуру револьвер, - напугал он тебя?
- Очевидно, сэр, - ответил Гарольд, - а я Вас сразу узнал! - посмотрел он на Рочестера, - Вы тот констебль, который приходил с папой!
- А как ты догадался, что я констебль? – усмехнулся Рочестер Гарольду, запихивая Эннису кляп в рот.
- Ну, - подумал Гарольд, - когда Вы вошли, то встали так, как у нас на перекрёстке стоит констебль. Это же профессиональная привычка, правда?
Рочестер снова усмехнулся.
- Правда, - подмигнул он Гарольду.
- Ладно, - сказал им Эрнест, - у вас ещё будет время наговориться вдоволь, а сейчас нам пора.
- Только я никому не отдам папин саквояж, - Гарольд прижал саквояж к себе, - папа сказал, чтобы мы его никому не отдавали!
Эрнест присел возле него на корточки.
- Слушай, - сказал он тихо, - там такая суматоха! Ты можешь его просто потерять. А плохие люди, могут его у тебя отнять. Если бы мы случайно не проходили мимо, то он бы без труда это сделал, - кивнул он, на лежащего на полу Энниса, - давай договоримся так. Когда мы подойдём к выходу на шлюпочную палубу, ты отдашь саквояж маме своего друга, Фрэнки. Она там стоит. А когда вы сядете в шлюпку, она вернёт его тебе. Договорились?
Гарольд посмотрел на Эрнеста, потом глянул на Рочестера.
- Хорошо, - ответил мальчик, - миссис Голдсмит я его дам, но только на время! Я его должен вернуть папе!
- Вот и умница, - улыбнулся мальчику Эрнест, - держи свой саквояж крепче и пошли.
- К шлюпкам? - спросил Гарольд.
- К шлюпкам, парень, - усмехнулся Эрнест, - ты даже не представляешь, какая замечательная судьба у тебя впереди!
Гарольд криво улыбнулся, кивнул и вздохнул.
- А Чарли и Уилл? - вздохнул он, - я, конечно, очень надеюсь, что с ними всё в порядке и хотел бы в этом убедиться, если вы не будете против.
- Они сюда не придут, - ответил Рочестер, - и думаю, что в этой ситуации все были бы рады, если бы тут тебя не нашли. А как ты думаешь?
- Я думаю, что это так и есть, сэр, - кивнул Гарольд и посмотрев на Рочестера, тяжело вздохнул, - Вы можете говорить прямо, сэр. Не стоит подбирать слова. Я всё прекрасно понимаю. Просто не хотел бы, чтобы вы приняли это за мою трусость.
Рочестер посмотрел на Эрнеста и усмехнулся.
- Всё правильно. Он родился на тонущем «Титанике».
Эрнест улыбнулся и пожал плечами в ответ…

- Фрау фон Готт, - с трудом отыскав Сару в толпе у выхода на шлюпочную палубу, и коснулся её плеча Шольц, - почему Вы не с мужем? Где он и Ваши старшие сыновья?
- Шольц, - вздохнула Сара, держа на руках Михаэля, - если бы Вы только могли представить, насколько я взволнована его отсутствием. Это правда, что нос корабля уже под водой?
- Да, это правда, - ответил Шольц.
- Я так и знала, - закрыла глаза Сара, - прошу Вас, не говорите мне ничего. Их каюты, как раз ближе к носу.
- Ну, я не думаю, - сказал Шольц, - что Ваш муж стал дожидаться бы, пока их окончательно затопит?
Он посмотрел на стюарда. Потом молча подошёл к нему и глянул в глаза. Шольц взялся за решётку, с силой потянув на себя, вырвал её вместе с болтами, на которых она держалась, и небрежно швырнул куда-то вперёд.
Решётка с грохотом упала и поползла в сторону, вниз к носу «Титаника», очень скоро ударившись о первую стену, единственную преграду встреченную на своём пути.
Люди радостно закричали и бросились на палубу.
- Как Вы смеете портить имущество! - закричал, пытаясь увернуться от толпы, стюард, перекрикивая людей, - Вам придётся оплатить убытки компании «Уайт Стар»!
- Не сомневаюсь, - улыбнулся ему в ответ Шольц, - как только «Титаник» достанут со дна, я сразу буду готов предстать перед судом! И можете даже свидетельствовать против меня. Моё имя — Клаус Шольц!
Он посмотрел на Сару.
Сара, продолжая стоять держа на руках Михаэля. Она восхищённо смотрела на Шольца, и слушала их короткую перепалку со стюардом.
- Идёмте, Сара, - позвал её Шольц, - я думаю, ребёнку тут не место.
- Это было благородно, - ответила ему Сара, - Вы, только что подарили надежду стольким людям!
- Поспешим, - взял у неё из рук Михаэля Шольц и повёл её на шлюпочную палубу.

Уже когда Сара и Михаэль были в шлюпке, Шольц вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
Обернувшись, он увидел неподалёку фигуру русского офицера.
Офицер постоял, поправил фуражку и спешно направился в сторону носа «Титаника», очень быстро скрывшись из виду…

Аннушка выбежала на шлюпочную палубу. В растерянности, глядя на то, как люди с этой палубы бегут обратно, Аннушка остановилась. Она с трудом удерживала на руках Володю. Ваня вцепился в другую её руку. Взгляд Аннушки встретился с глазами мальчика.
- Почему мы остановились? - спросил Ваня, - куда нам идти?
- Шлюпок нет! - услышала Аннушка чей-то крик, которому ответили десятки голосов.
- Лодки нет? - удивлённо спросил мальчик, - а как же мы поплывём без лодки?
- Должна быть ещё одна… - хотела заплакать от отчаяния Аннушка, но не смогла, - должна быть, хотя бы ещё одна!
- Туда! - Яша схватил Аннушку за платье и потащил за собой.
- Только крепко за меня держись, Ванечка! - закричала Аннушка и подчинилась Яше.
Яша тянул в ту сторону, куда бежали все. Сквозь мечущуюся в бессилии толпу, стараясь удержать Аннушку и не потерять Ваню, Яша бежал не чувствуя ни ног, ни себя самого, не слыша ничего вокруг. Куда-то вниз по лестнице, потом снова наверх и Яша увидел окна променада.
- Вот сюда! Сюда все бегут! - крикнул мальчик, - швейцар что-то говорил про какой-то променад! - отпустил он Аннушку и, схватив за руку Ваню, бросился вперёд, обрадовавшись, что всех спас.
- Женщины с детьми! - услышали они, когда выбежали на променад.
Возле одного окна столпился народ.
- Только женщины с детьми! - закричал офицер.
- Давайте же! Давайте! - крикнул Яша и, обернувшись, вдруг заметил, что они потеряли Аннушку и Володеньку.
- Аннушка! - закричал Яша, - Аннушка, ты где!?
Он пытался расталкивать людей, плакал, звал Аннушку, но нигде её не находил.
Наконец он опомнился. Глянув на Ваню, Яша потянул его за собой к шлюпке, зависшей за окном. Яша чётко увидел, что в неё передавали детей и спешно усаживали женщин. Нужно было забыть обо всём на свете и спешить.
- Идём! Я тебя посажу, а сам найду Аннушку! - прокричал Яша Ване.
- Я никуда не пойду без Володеньки и без Аннушки! - вырвал руку Ваня и встал, глядя на Яшу словно в ступоре.
- Нет - пойдёшь! - крикнул на него Яша.
- Нет - не пойду! - топнул ногой Ваня, глянув на брата, - ты сказал, что я трус! А я не трус! И я не брошу тут Аннушку с Володенькой!
Яша не ответил ничего. Он обоими руками схватил Ваню за руку выше локтя и силой потащил его к шлюпке.
Как Ваня не упирался и не пытался отбиться от Яши, Яша всё-таки дотащил его до окна, прямо к тому офицеру. Но тут, два выстрела над самой головой, заставили его остановиться, а Ваню — замолчать и перестать упираться и спорить с братом.
- Шлюпок больше нет! - услышал Яша слова офицера, - всем собраться на корме и ждать спасения! С этой минуты — каждый сам за себя!
Люди закричали. Послышался чей-то плач и проклятия. Все куда-то побежали, сбивая друг друга с ног. В этом крике и полнейшем безумии, Яша расслышал, как муж прощается с женой и посмотрел на Ваню.
Ваня, вытирая слёзы, глядел на Яшу.
- Мы теперь утонем? - проговорил Ваня, - это всё из-за меня?
- Нет! Успокойся! Не плачь! Разве ты виноват? И мы не утонем! - обнял его Яша, вдруг напугавшись, что потеряет ещё и Ваню.
- Тогда что мы будем делать? - спросил Ваня, - мы опять куда-то побежим?
- Мы тоже побежим на корму, - сказал Яша, - только теперь не вредничай и не упирайся!
- Я не буду вредничать, - ответил Ваня, - только прошу, давай не побежим?
- Почему? - спросил Яша, - все ведь бегут?
- А зачем туда бежать, если там ничего нет, а последняя лодка уплыла? Разве там будет что-то другое? - посмотрел Ваня на Яшу, - давай вообще никуда не пойдём? Давай просто постоим здесь? Вдруг, Аннушка с Володенькой, нас тоже ищут? Мы же тут потерялись, а не там!
Яша ничего не ответил. Он снова обнял брата и, глянув в окно, сам расплакался. Вдали, в темноте, на тёмно синей глади воды, качались десятки шлюпок, белея новенькой краской, и казалось, до них было подать рукой…

- Так, так, так, - проговорил Эрнест, улыбаясь Рочестеру после того, как увидел труп Стрелка валявшийся на проходе, - похоже мальчик всё-таки осуществил свою вендетту и мозги этого негодяя размазаны по ближайшим стенкам. А значит, Антуан и Катя своё дело сделали.
- Какой мальчик? - не понял Рочестер.
- Хороший мальчик, - улыбнулся Эрнест, - а вот этому деятелю, простреленная башка идёт гораздо больше!
- Я, конечно не историк, - усмехнулся Рочестер, - но мне интересно, чем же он так насолил в этом самом будущем-прошлом, что даже Вы знаете кто он такой, мистер Хемингуэй?
- Я, слава Богу видел только его фотографии, -  кивнул в ответ Эрнест, - на которых он был уже в мундире легиона «Кондор».
- Испания, 1936-й? -  удивился Рочестер.
- Страна басков, - ответил Эрнест, - и если бы мальчик пристрел его тогда, то несомненно мог бы рассчитывать не просто на большое человеческое спасибо, - он улыбнулся.
В кармане у Эрнеста раздался резкий писк.
Он полез в карман  достал оттуда смартфон, со светящимся экраном.
 - Так-так, дружище, - проговорил Эрнест, - сдаётся мне у Антуана большие проблемы.
- Что случилось? – кивнул Рочестер.
- Он застрял в почтовом отделении, - спрятал Эрнест смартфон обратно, - и если верить карте, это совсем рядом. Так что, поспешим!
Котлы зашипели и загремели, как будто по ним ударили сотнями молотков. Под ноги пошла ледяная вода.
- Надо выбираться отсюда, Рочестер! - закричал Эрнест, - у нас осталось минут пятнадцать, если верить рассказам твоего дока!
Они побежали в сторону лестницы. Котельное отделение наполнилось паром. Раздался свист, больше напоминающий рёв. Ледяная вода прорвалась через перегородки и хлынула на раскалённые котлы…

Коридор был уже пуст, когда со стороны выхода на палубу, вдруг возникла чья-то тёмная фигура.
Человек проскользнул залитым водой коридором вдоль стен, на фоне мерцающего света и спешно вошёл в одну из кают. Там он, наклонился к не застеленной постели, залез под подушку и начал что-то искать.
- Вы это ищете, отче Сергий? - вдруг раздался голос Виктора.
- Что? - обернулся отец Сергий, - но… как Вы тут… оказались? - удивлённо посмотрел он на Виктора и присел на место Гарольда.
- Вошёл за Вами, - ответил Виктор, показывая ему фотоаппарат, так же присев, напротив, на место Фрэнки.
- Возьмите, - сказал Виктор и протянул отцу Сергию фотоаппарат.
Отец Сергий бережно взял его, повесил себе на шею и снова посмотрел на Виктора.
- Но что Вы тут делаете? - спросил он.
- Ну, мне впору и Вас о том же спросить, - сказал в ответ Виктор, - зачем Вам нужен был фотоаппарат мальчика?
- Он нужен не мне, а тому, кто послал меня, - ответил отец Сергий, - и я, право даже не знаю, чем же он так интересен в этом всём деле, что одних негативов показалось недостаточно. Организовать миссию, с риском не вернуться, чтобы забрать ещё и его... – отец Сергий молча развёл руками.
- И кому же это нужно? - посмотрел на него Виктор и подумал, - зачем, это более чем понятно! Чтобы обратить внимание подводных археологов, как я полагаю? Они обратили и тоже тут. А вот если я скажу Вам о том, как я догадался, то они не сделают то, что должны будут сделать. А я хочу, чтобы это произошло.
Он посмотрел на каюту, усмехнулся и снова глянул на отца Сергия.
- Откуда Вы? - кивнул Виктор, - и только не говорите мне, что Вы не знали о предстоящей гибели «Титаника».
- Но ведь знали и Вы, барон? - посмотрел на него отец Сергий.
- Знал, - кивнул в ответ Виктор, - и я вынужден не препятствовать. Хотя имею большое желание и личную заинтересованность в том, чтобы айсберг просто пошёл мимо. Но, мстория, знаете ли, не любит сослагательного наклонения и вмешательства будущего в  прошлое. Так кто же Вы? - улыбнулся он.
- Если я Вам скажу, барон, - сказал отец Сергий, - то тоже не произойдут некоторые события, которые должны будут произойти.
Он посмотрел на Виктора.
- Этот фотоаппарат, - показал он на фотоаппарат, висящий у него на шее, - до того как попал к мальчику, и пока плыл с мальчиком на «Титанике», тоже путешествовал во времени.
- Ну, - усмехнулся Виктор, - «Ф.Э.Д.» в 1912-м году! Это, знаете ли, даже не парадокс, а прямоё доказательство путешествия во времени!
- Нет, - ответил отец Сергий, - вопрос даже не в том откуда он прибыл, где побывал, и не в том, кто сделал те снимки, которые были им сделаны. Они все вот они, - отец Сергий достал из кармана полиэтиленовый пакет с негативами и показал его Виктору, - и ключ от Вашего саквояжа, который стоит в Вашей каюте, был взят в Вашем доме мною. Это я подбросил к Вам в саквояж эти негативы.
- И хотите подбросить фотоаппарат? – спросил Виктор.
- Да, - кивнул отец Сергий, слегка улыбнувшись, - правда, как я уже сказал, мне немного непонятен сей умысел.
- А Вам не проще было, - усмехнулся Виктор, - просто предложить мне поработать вместе? Я бы, знаете ли, не удивился!
- Это не мне решать было, - покачал головой отец Сергий, - а тем, кто меня послал. Мы прекрасно знаем о Вас всё. И про мальчика тоже. И про его отца. Но на один из снимков, случайно попал тот, кто не очень хотел бы чтобы о нём знали! Как только их, эти снимки и фотоаппарат, найдут, демон в человеческом обличье сам себя и выдаст.
- Ну, - усмехнулся Виктор, - демон, которого зовут Отто Олендорф, и так прислал сюда своих эмиссаров. Да и не очень-то он спешит заполучить эти снимки.
- Нет, барон, - покрутил головой отец Сергий, - Олендорф, Гитлер, Батт, это грязь на его ногах и руках. Вы даже не представляете, что сфотографировал мальчик, когда его семья ещё и не помышляла покидать безбожную Англию и уезжать в ещё более безбожную Америку!
- И что же он такого сфотографировал? - посмотрел Виктор на отца Сергия.
- Его лик! - ответил отец Сергий, - и за ним он — придёт!
Отец Сергий вытащил фотоаппарат из чехла, открыл крышку и Виктор увидел, что фотоаппарат пуст. Плёнки внутри не было…

- Поспеши! Поспеши! - вытащил из воды Эрнест бесчувственное тело Генри и передал его на руки Рочестеру.
- Беги, старина! Уноси его отсюда! Скорее! - прокричал Эрнест, перекрикивая гул воды и поднимающийся рёв.
- А ты? - кивнул Рочестер в ответ, - и где Антуан?
- Маяк на шее у мальчонки! – крикнул в ответ Эрнест и яркая вспышка ударила в глаза Рочестеру.
Рочестер на мгновение ослеп. Когда зрение вернулось к нему, он взвалил Генри на плечо и пошел наверх.
Выйдя в коридор, Рочестер посмотрел на часы.
- Пять, четыре, три, два, один… - проговорил Рочестер, и ему показалось, что он взлетел куда-то вверх, уносясь в тёмном туннеле, навстречу яркому свету вдали…

Аннушка звала мальчиков. Бросаясь от одного замеченного ребёнка к другому, она звала их по именам, кричала и умоляла всех кого видела о помощи. Но её либо не слышали, либо не понимали. Её крики растворялись в крике общем, где никто никого не слышал и не хотел слышать.
Людей становилось всё больше и больше, и Аннушку теснили всё дальше и дальше к корме. Но два выстрела, вдруг заставили всех на несколько мгновений замолчать.
Офицер что-то сказал. Почти прокричал. Что именно — Аннушка не расслышала. Она продолжала искать глазами мальчиков. Но когда офицер перестал говорить, крик поднялся ещё более сильный, громкий. Увидев, что стоящие у окна люди бросились к ней, Аннушка тоже закричала, от ужаса. Ей показалось, что толпа сейчас просто снесёт и растопчет её вместе с Володенькой. Но люди не сбили её с ног. Кто-то схватил Аннушку под руку и потянул за собой, дальше к корме.
Уже у лестницы, выводящей на самую корму, Аннушка увидела, что это был Эрик.
- Ты почему тут? - спросил Эрик, выталкивая Аннушку на лестницу, - вы почему не в шлюпке?
- Я потеряла мальчиков, - заплакала Аннушка.
Эрик продолжал её выталкивать всё выше и выше, не меняясь в лице, которое было на удивление спокойным и невозмутимым.
- Где ты их потеряла? - спросил он.
- Как только мы вышли на променад! - ответила Аннушка, - ты ведь тоже был там? Ты видел их?
- Не видел, - Эрик почти силой вытолкал её на корму, - надеюсь, они успели сесть в ту шлюпку. Она была последняя.
- Что ты такое говоришь? Как последняя? – в ужасе закричала Аннушка, - ты хочешь сказать, что мы тут погибнем?
- Я ничего не хочу сказать, - ответил Эрик. Он продолжал тянуть Аннушку за собой, - но лучше быть тут.
- Почему тут? - не понимала Аннушка, - вокруг океан, люди в отчаянии и ничего нет! И мы тонем! - она прижала к себе Володеньку.
- Давай малыша! - протянул к ней руки Эрик.
- Нет… не отдам… - заплакала Аннушка, - если я потеряю и его, то мне лучше и не жить.
- Ну, как знаешь, - ответил Эрик.
Дикий рёв раздался вокруг.
Сразу никто не понял, откуда этот рёв. На глазах у всех, огромная труба, возвышающаяся над носом «Титаника», рухнула и с грохотом ударилась о палубу, слетев в воду. Люди закричали и побежали ещё выше, теснясь к кромке кормы.
- Бежим! - крикнул Эрик и схватив Аннушку, бросился ещё выше.
Только сейчас Аннушка заметила, что они словно поднимаются в гору, крутую, огромную гору, за которой только чернеет пропасть без конца…

Эраст вбежал в каюту к матери. Точнее, не вбежал. Он влетел в неё и застыл в оцепенении, схватившись за распахнутые настежь двери, чтобы не упасть. С полок, с грохотом повалились вещи. Коляска Володеньки, прямо у него глазах, перевернулась набок, а пол задрожал так, что Эраст даже не почувствовал, а явно ощутил эту дрожь всем телом.
Амалия Абрамовна лежала на полу, глядя широко открытыми глазами на Эраста, а рядом, продолжая её крепко обнимать, навзрыд ревел Юра.
- Маменька? - бросился к Амалии Абрамовне Эраст в надежде её поднять, но, тут же замер.
- Маменька упала! Она молчит! - заплакал Юра, обхватив Эраста за шею, - почему маменька молчит? Разбуди её, пожалуйста! - кричал мальчик, почти задыхаясь от собственного крика и слёз.
Эраст закрыл матери глаза. Ничего не отвечая брату, он взял его на руки, молча, встал и вышел в коридор.
- Мама! Маменька! - заорал Юра, протянув к матери руку, а другой крепко держался за шею Эраста.
Эраст не говорил ничего. Он только что-то шептал себе самому, пытаясь качать Юру, по привычке пытаясь его убаюкать. Но Юра продолжал реветь. Он уже никого не звал. Схватившись за брата, мальчик уткнулся носом в его плечо и стараясь не смотреть по сторонам, только плакал.
Эраст бросился в сторону кормы, но потом остановился и побежал обратно, унося Юру.
- Мы за маменькой? - спросил мальчик, не сдерживая слёзы, - ну конечно же! Мы за маменькой! – обрадовался он и на минуту перестал плакать, посмотрев вперёд, радуясь одной только мысли, что Эраст сейчас забежит в каюту и разбудит маму.
- Сейчас… сейчас мы выберемся отсюда, - ответил ему Эраст, продолжая судорожно искать глазами, выход из этого коридора, - погоди… только не плачь…
- Я не плачу, - ревел навзрыд Юра, глядя на пробегающих мимо кричащих людей, которым не было дела ни до него, ни до Эраста, ни друг до друга.
Все куда-то бежали, что-то кричали и звали на помощь.
Наконец, Эраст почувствовал, что в его обувь попала вода. Он остановился и глянул под ноги, затем посмотрев вперёд.
Словно крик раненного зверя, тысячами голосов слившимися в один, будто ударил в лицо ужасающий душу и рвущий сердце рёв…
- Мамочка!!! - закричал Юра, ещё сильнее обхватив шею Эраста.
В этот миг, пол словно вырвало из-под ног и швырнуло куда-то вперёд и вниз. Эраст почувствовал, что падает. Он крепко прижал к себе брата, и хотел было вскочить на ноги и броситься назад, спасая Юру. Но вдруг понял, что это не он падает, это «Титаник» уходит на дно, словно проваливаясь в непонятную глубокую бездну, забирая с собой всех, кто был на нём.
Бешеный поток воды, со страшной силой ударил сверху и потянул Эраста и Юру за собой. Эраст, вдруг услышал, что Юра больше не плачет, но продолжал его к себе прижимать. Совсем недолго он продолжал бороться, в надежде, что спасательный жилет вытолкнет их из воды, хоть куда-нибудь, но лишь бы наверх. Пронзивший тело огненный холод и пришедшее следом полнейшее безразличие, заставили его разжать руки и отпустить мёртвое тело младшего брата…

...ГЕРМАНИЯ. БЕРЛИН. 1942 ГОД…
- Блестяще! Блестяще! - смеялся Олендорф, глядя на Штейфона и Шрёдера, - а Шольц, стало быть? - глянул он на них, - где?
- На дне, господин группенфюрер, - ответил Шрёдер.
- Жаль его, - развёл руками Олендорф, - погиб на задании один из лучших наших сыщиков.
Он прошёлся по кабинету, заложив руки за спину, о чём-то думая. Потом, глянул на Штейфона.
- Благодаря Вам, Штейфон, мы заполучили мощного союзника. А Британия, имеет у себя в тылу - пять ирландских армий, вооружённых нашим оружием и бронетехникой. И старик Черчилль, сейчас очень озабочен не реверансами со Сталиным, а возвращением Ольстера, а заодно и блокадой основных английских портов ирландскими ВМС.
Олендорф усмехнулся.
- Как выдумаете, господа? Стоит ли ещё вмешиваться в ход истории там, чтобы ещё больше насолить англичанам в их прошлом?
- Я думаю не стоит, - ответил Штейфон, - Стрелок и без того, значительная потеря для нас.
- Да, - кивнул Олендорф, - ну, зато мы открыли дорогу, союзному нам королевскому роду О`Брайанов, куда более сговорчивому чем Стрелок, - он посмотрел на Штейфона, - Вы уверены, что маленький О`Коннор действительно погиб и род не имеет продолжения?
- Сомнения быть могут, - подумал Штейфон, - ведь он мог выплыть, свалиться в шлюпку, его могли подобрать. Мы ведь уже имеем пример ребёнка, - усмехнулся он, - который много лет считался погибшим там же, на «Титанике»?
- Ладно, - кивнул Олендорф и присел напротив, - за тридцать лет — Генри О`Коннор никак себя не проявил, а значит он мёртв.
Олендорф посмотрел на Шрёдера.
- Мне искренне жаль Вашего напарника, господин Шрёдер, - ответил Олендорф, - раз его тут нет, значит - его нет в живых. Очевидно, выполнить последнее задание он не успел. Сара фон Готт и её ребёнок, были благополучно подняты на «Карпатию». Мальчик вырос. И в настоящее время, он уже известный учёный и авторитетный раввин.
Олендорф подумал и глянул на Штейфона.
- Может его просто пристрелить? Как Вы думаете, Штейфон?
- Ни в коем случае, - ответил Штейфон.
- Вы имеете планы на новую комбинацию? - спросил Олендорф.
- Разумеется! - улыбнулся Штейфон в ответ…

...РОССИЯ. ПРИГОРОД САНКТ-ПЕТЕРБУРГА. НАШИ ДНИ…
Катя молча сидела у окна и смотрела на море.
- Поразительно, - вздохнула она, едва вошёл Лайтоллер, - оно никогда не меняется.
- Мне жаль Антуана, - положил ей руку на плечо Лайтоллер, - но всё что он хотел сказать миру, он сказал. Потом улетел — и не вернулся.
- Что мальчик? - подняла она, наконец, голову.
- Его откачали, - ответил Лайтоллер, - будет жить. Он без умолку болтает о том, что умеет хорошо управлять лифтами. Бедняга думает, что его подобрал другой пароход и просится юнгой. Но лучше, пока ему не будем ничего говорить. Вы же помните, как трудно Вам было сразу принять факт, что прошло больше ста лет?
- Помню, - вздохнула Катя и снова посмотрела на море.
Лайтоллер помолчал.
- Вы же знаете, что Ваш брат выжил? - спросил он Катю.
- Да, барон говорил, - вздохнула Катя, - а что Аннушка? - спросила она, - ей повезло? Они ведь только обвенчались с Эрастом… Какое горе…
- Что сказать? - ответил Лайтоллер, - из семьи Панула не спасся никто, - он помолчал, - Эрик доставил Аннушку в Нью-Йорк и до конца своей жизни навещал её. Малыша, который был с ней, младшего сына Амалии Панулы, она не спасла. Иван Иванович признал её невесткой и до конца дней Аннушка ухаживая за разбитым и одиноким душой Иваном Ивановичем, который, после смерти всей своей семьи, отрешился от мира и жил очень замкнуто. Жил ради Аннушки и своего внука, которого назвали Эрастом, в честь погибшего на «Титанике» отца.
- А что было дальше? - посмотрела Аннушка на Лайтоллера.
- Кто знает? - пожал плечами Лайтоллер, - теперь уже трудно сказать. По крайней мере, вы с Антуаном спасли с «Титаника» того, кто безусловно должен был погибнуть там! Ведь все его друзья погибли? Но вы сделали большее! Вы помогли совершить ему, справедливое возмездие негодяю! А ведь тот негодяй, как раз должен был выжить и принести ещё много горя в двух мировых войнах, если бы остался безнаказанным!
- Подумать только, - прошептала Катя, - как я посмела усомниться в благородстве Антуана?
- О чём Вы? - спросил Лайтоллер.
- Он сказал, что просто обнял его на прощание, - ответила Катя, - а я не поняла, что прощается он сам…

Виктор и Эрнест, молча налили в стаканы бренди, молча выпили, и пару минут молча посидели, не глядя друг на друга.
Виктор посмотрел в небо.
- Но ведь мы всегда можем с ним встретиться? - сказал он сам себе.
- Можем, - кивнул Эрнест, - поэтому, не будем этого делать.
Он глянул на Виктора и пожал плечами.
- Ну не обязательно же ему говорить, что мы прилетели из будущего, где он уже погиб в далёком прошлом? И в конце концов, мы ведь можем всё исправить? А парнишка будет жить-поживать, да Антуана добрым словом вспоминать!
Виктор вздохнул и усмехнулся.
- Интересно, как там Сейдж? На сей раз, он вернулся к себе домой, и скорее всего опять грустит.
- Когда мне было столько лет сколько Энтони Сейджу, - ответил Эрнест, - я чертовски влюбился в подругу моей сестры! Правда, она была на восемь лет старше меня.
Эрнест заулыбался, подумал и посмотрел на Виктора.
- Потом она стала пианисткой, матерью моего старшего сына и моей женой, - он снова задумался, - правда, потом у меня были и другие, - он помолчал.
- Я тут с Антоном поговорил, - сказал Эрнест, - любит не наш Уильям Сейдж. Любит бедолага Энтони. А Энтони - суждено вечно оставаться на «Титанике» и вечно безнадежно пытаться спасти свою первую любовь, - вздохнул он и замолчал.
- Откуда такие мысли? - удивился Виктор.
- Я же писатель? - улыбнулся Эрнест, - а кто как не я, лучше всех поймёт душу Энтони Сейджа? Как говорит Антон, Тони был не простой мальчик. Он писал стихи! А поэты, они, не могут умереть…


МЕЛКШАМ; ДОМ УОТСОНА; НАШИ ДНИ
Виктор вернулся домой поздно вечером. Войдя в дом он послушал тишину и включив в гостиной свет хотел подняться на второй этаж, уже зайдя на лестницу.
- Здравствуй, сын, - услышал он позади себя и обернулся.
- Отец? - опешил он и спустился назад,  - ты… - Виктор растерялся и казалось, потерял дар речи, -но…
- Да, это я, сынок, - вздохнул Фредерик, поднимаясь из кресла стоящего в углу, у самого камина.
Он подошёл к Гарольду и они обнялись.
- Ну здравствуй, сын, - проговорил Фредерик и посмотрел в лицо Гарольду, - взрослый… А я тебя последний раз обнимал, когда тебе было девять лет. Да и видел тогда последний раз.
- Сто шесть лет назад, папа, - ответил Гарольд, - это было больше века назад. Только меня там было два.
- Ну, теперь я это вижу точно, Виктор фон Готт. Больше века, - вздохнул Фредерик, - а кажется, это было вчера…
- Но как… - растерялся Гарольд, - как ты меня нашёл?
- Это было несложно, - ответил Фредерик, - куда ты ещё мог вернуться, кроме как к себе домой? В Фулеме ты не видел ничего хорошего, а с этим домом связано всё, что ты так любил. Ты всегда был очень сентиментален, Гарри.
Гарольд вдруг вспомнил, что они находятся в 2018 году. Фредерик уловил испуг в его глазах.
- Ты никогда не умел притворяться, Гарри, - ответил отец и вернулся в кресло, - тогда, когда ты появился в каюте, в форме русского офицера, я сразу не узнал тебя. Я долго пытался убедить себя в том, что это случайность, совпадение, все привычки, замашки, лицо и даже улыбка на нём, именно та которую невозможно перепутать с любой другой – просто совпадение. Хотя я понял, что ты всё-таки завершил мою работу. Понял это ещё тогда, после нашего с тобой разговора в моей мастерской, в Фулеме. Помнишь его?
- Помню, - кивнул Гарольд, - но как ты здесь оказался? - присел он напротив отца.
- Глупый вопрос для сына изобретателя машины времени, - усмехнулся Фредерик, - ведь тогда, на «Титанике», ты разговаривал со мной, когда я уже вернулся из этого года, в котором мы сейчас с тобой живём. Я прожил здесь, на тот момент, около больше пяти лет.
- То есть ты всё знал? - удивился Гарольд.
Фредерик, улыбнулся и кивнул.
- Ты не смог сдержатся и начал рассказывать мне об интернете, мобильных телефонах, - усмехнулся Фредерик, - вот тогда я и понял, что ты не простой русский офицер, что то, над чем мы с мистером Теслой трудились много лет, создано! Только я не мог понять, кто ты. Потомок, родственник, или просто человек, много знающий о моих исследованиях. Я ведь пришёл тогда проститься с вами, но мне стало ясно, что я пришёл не один.
- Почему ты оставил там их? - посмотрел на отца Гарольд.
- Не оставил, - покрутил головой Фредерик, - ты же знаешь о конденсаторе квантов временного поля? Это для всех «Титаник» погиб. Для них же, он всё ещё идёт своим курсом. И нет никаких признаков надвигающейся беды. Джесси гуляет по палубе с Сиднеем, или со своим юным поклонником, ирландским мальчиком по имени Энтони Сейдж, мама мирно беседует с миссис Браун и Амалией Панулой, а Лилли прогуливается под руку со своим кавалером сбежавшим от родителей. Чарли тайком курит, прячась от меня в курительном салоне, и думает, что я этого не знаю. А Уильям – в тайне им восхищается и стоит на стрёме, выглядывая меня, или маму. Даже ты, не подозревая о своей будущей великой судьбе, играешь на палубе с Фрэнки и тем несчастным мальчиком на костылях.
- Что ты говоришь? - не понял Гарольд.
- Ты давно путешествуешь во времени, но до сих пор не изучил его свойства, - улыбнулся Фредерик, - реально только то, что мы видим. То, что мы не видим — ещё не произошло.
- Но оно в прошлом! - ответил Гарольд, - как оно может не произойти? Это уже прошлые события, которые состоялись!
Фредерик покрутил головой.
- Прошлое, настоящее и будущее, существуют одновременно. Для нас с тобой, прошлое это относительное понятие, - сказал Фредерик, - я знаю, что ты не один раз пользовался своей версией машины? - спросил он.
- Откуда ты можешь это знать? - удивился Гарольд.
- Тот кто собрал машину, тот же собрал и радар контроля за нарушением границ пространства-времени, - посмотрел на сына Фредерик, - все твои перемещения мне известны и я хочу попросить тебя об одной услуге.
- Какой? - кивнул Гарольд.
- Не пытайся изменить прошлое, Гарри, - ответил спокойно Фредерик, - ты их не спасёшь. Скорее напротив, ты можешь погубить даже себя. Прошлый раз я тоже сделал глупость. Я не сдержался… - он подумал, - хотя, не будем об этом.
- Как я могу погубить себя? - снова удивился Гарольд.
- Не себя лично, - уточнил Фредерик, - ты можешь навредить себе другому. Две одинаковых материи не могут находиться в одной точке пространства одновременно. Это может вызвать непредсказуемые последствия.
- Что ты говоришь? - не понял Гарольд.
- Я знаю, что именно ты спас себя самого, - указал на Гарольда Фредерик, - но ты помнишь как ты спасся в не изменённой реальности?
- Нет, - покрутил головой Гарольд, - но я начал помнить тебя на месте себя взрослого. А в этот раз, там не было даже тебя. Просто Хемингуэй и Рочестер оказались рядом и оглушили Уотсона рукояткой револьвера по голове.
- Да, - кивнул Фредерик, - кое-что ты всё такие изменил, сын. Вычеркнув себя из своего времени, ты вписал себя во все возможные измерения пространства и течения времени. Фактически, это означает, что во всех возможных развитиях событий, ты имеешь одинаковую судьбу. Разница только в том, что погибая в одном измерении, ты переходишь в другое и продолжаешь своё существование, даже не заметив перехода. Но, на сей раз, ты, со своими товарищами, перенесли сюда ещё один парадокс?
- Парадокс? - удивился Гарольд.
- Ничего, - махнул рукой Фредерик и вздохнул, - скоро ты поймёшь, о ком я говорю.
Гарольд посмотрел на отца.
- Этот другой парадокс Катя, - сказал он, - или ирландский мальчик?
- Я не могу этого знать, сын, - покачал головой Фредерик, - возможно, что и не Катя, и не мальчик, а тот о ком ты даже не догадываешься. И соответственно, кто это, сказать не могу и я.
Фредерик подумал, вздохнул и посмотрел на сына.
- Даже изменив нашу судьбу, Гарри, ты всё равно не изменил истории, - ему ему Фредерик, - тебя всё равно записали в погибшие, правда?
- Да, - согласился Гарольд, - дядя Томас от меня отказался и вообще заявил, что я не его племянник, потом мне изменили имя и фамилию и… это трудно жить, и знать, что ты для всех умер, хотя ты жив и несешь на себе тяжелейший груз от пережитого.
Он посмотрел на отца.
- Я не знаю, как бы сложилась моя судьба, если бы не та еврейская семья, не тот раввин и не адвокат Оскар Грузенберг.
- Если бы не Молли Браун, сын, - поправил его Фредерик, - для неё ты оставался Гарольдом. Она, как я уже знаю, вырвала тебя из тюремной камеры, где бы могла и завершиться твоя жизнь, оплатила твоё лечение и нашла тебе другую семью.
Он подумал.
- Расскажи о себе? Кем ты стал? - улыбнулся Фредерик, - я слышал, что у тебя неплохая карьера?
- Я живу тут, - ответил Гарольд, - а на службу ухожу в своё время, туда, где я - это я, а не пришелец из другого времени.
- Это правильно, но почему? - спросил Фредерик.
- Тут спокойнее для таких, как я, - ответил Гарольд, - а там – понятнее.
- Кто же ты там? - улыбнулся отец.
- Окончил Сорбонну как и ты, служил личным секретарём лорда Бальфура, офицер Военно-Морского Флота и сейчас - резидент нашей разведки в Берлине. Теперь я барон, у меня красавица жена и…
- Барон? Барон с улицы Вернон… - вздохнул Фредерик, - мой сын, тот самый мальчик из презираемой всеми католической семьи, теперь - сэр Гарольд Виктор Гудвин…
Гарольд улыбнулся.
- У меня жена и… у тебя есть внук.
- И меня внук? - тихо воскликнул Фредерик, - как же зовут моего внука? Какой он? - посмотрел он на Гарольда.
- Фредерик Джозеф Гудвин II, - ответил Гарольд, - мы живём в этом доме, но в 1942 году, и он очень похож на тебя.
Фредерик опустил глаза.
- Я очень хотел бы его увидеть.
- Нет ничего проще, папа! - улыбнулся Гарольд.
- Не сейчас, - ответил Фредерик, - трудно будет объяснить, откуда взялся дед, ровесник отца. К тому же погибший на «Титанике» много лет назад.
- Возможно, - подумал Гарольд, - ну, а ты что?
- Живу в нашем доме, в Ниагара-Фоллз, - ответил Фредерик, - с «Титаника» я вытащил одну девушку, Марию. Бедняжка потеряла сестру, но её брат, Эрик, спасся. Но не нужно осуждать его. Никого нельзя судить, не пройдя их путь к корме. Ведь там, из полутора тысяч людей, не только ты один бросился за погибающим другом и чуть не погиб сам…
Он помолчал.
- Тут её зовут Мэри Кравс и она мне здорово помогает в моём бизнесе.
- А чем ты занимаешься? - спросил Гарольд.
- Мобильной связью, которой ты меня тогда очень заинтересовал, - усмехнулся Фредерик, - у меня небольшой магазин в Ниагара-Фоллз и крупная сотовая компания в Гонконге.
- Ну, ты молодец, папа! - улыбнулся в ответ Гарольд, - надо полагать выгодное дело оказалось?
- Для науки — да, - ответил Фредерик, - но для бизнеса выгоднее интернет. Что ещё? Я выкупил наш дом, который, дядя Томас прибрал к рукам после гибели «Титаника», когда узнал что мы уже не приедем. Думаю, что он очень обрадовался. Ты оказался прав насчёт него тогда, когда обозвал его жадным, - усмехнулся Фредерик, - впрочем, ты был прав во всём. Не надо было никуда ехать… - он помолчал, - Сидней пошёл в школу и уже оканчивает первый класс.
- Сидней? - радостно улыбнулся, чуть не рассмеявшись, Гарольд, - у меня есть ещё один брат, которого ты его назвал так же, как и малыша Сида? А я до сих пор ничего не знаю? Так вы женаты с Мэри? А как же мама?
- Нет, - улыбнулся в ответ Фредерик, - мы с ней не женаты, сын. Она моя помощница и компаньон. У неё личная жизнь, в которой нет места современным мужчинам. И думаю, ты её прекрасно понимаешь. Она русская, ходит в православную церковь и замечательная няня, секретарь и аналитик в одном лице. Так же, она души не чает Сиднее, про которого ты ничего не понял. Сидней - это наш Сидней, и он тут, в 2018 году! А кого из несчастных детей «Титаника» похоронили в Галифаксе я до сих пор не знаю.
Гарольд схватился за голову.
- Это самая радостная новость, за все эти 106 лет… - он смахнул набежавшую слезу и посмотрел на Фредерика, - ну, а конденсатор квантов временного поля, что это?
Фредерик усмехнулся, потом рассмеялся.
- Гарри, а ты помнишь, что электрику на «Титанике» делал я?
- «Титаник»? Это сам «Титаник», папа?
- Долго же придётся Олендорфу искать его, сын. Ведь мы – непотопляемые…


конец первой части