Этюды о теодицее

Посвящается Эли Визелю и всем скорбящим на земле,
всем узникам концлагерей и несправедливо осужденным,
всем невинно убиенным и сокрушенным горестной утратой,
всем тем, чья мысль бьется над разгадкой вечных тайн бытия
и чье сердце отдано познанию правды Божией.

Пролог: Мученик мысли

…Впусти меня! – Я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!
Ф.И. Тютчев

                Со школьной скамьи моя душа мучима проблемой оправдания Бога перед лицом зла, творящегося в мире, и мысль моя непрестанно бьется над тайной смерти и страданий, над истоками возникновения зла. По складу души я – идеалист и не могу жить без веры в Бога, я не вижу смысла в существовании без святынь и идеалов, но и по совести не могу закрыть глаза на трагические реалии самого загадочного из всех миров, в котором мы пребываем. Апостол Иоанн Богослов знавший, что всемогущий Бог есть Любовь, сказал с горечью в сердце: «весь мир лежит во зле» (1 Ин.5:19). Но как оправдать всемогущего и всеблагого Бога, если в мире страдают и умирают в муках праведники, а грешники живут в почете и роскоши? Как оправдать любящего Создателя вселенной, когда наша земная жизнь исполнена страданий и все мы обречены на смерть? Эта проблема волновала людей с глубокой древности. Еще библейский страдалец Иов сетовал на то, что «земля отдана в руки нечестивых» (Иов.9:24), и погруженный в горькие раздумья, желал «состязаться с Богом» (Иов.13:3), взыскуя услышать всеразрешающий ответ Вседержителя. Как мучила эта неизъяснимая тайна зла и наличие страданий в мире М.Ю. Лермонтова – одного из самых искренних наших поэтов, с горьким упреком, говорившего о Боге, Который прекословит надеждам и изобрел мучения. И вот, испытав столько горестей и скорбей, познав презренную клевету и столкнувшись с бессердечием не только светских, но и церковных людей, я понимаю, что горе – это экзистенциально трагическая ситуация, когда страдалец становится мучеником мысли, ищет ответ на самые тягостные вопросы и подобно Иисусу Христу, распятому на Голгофском Кресте, взывает к безответным небесам: «Боже мой! для чего Ты меня оставил?»


Этюд I: Вечные вопросы

В темном мире человеческого знания те,
которые рвутся в глубину, встречают лишь загадки…
Вопросы страшные,
мучительные для мыслящего духа!
В.Ф. Одоевский

…всякий человек, которого мучают эти
 проклятые проблемы, – мученик.
Преподобный Иустин Попович


                Человек есть загадочное существо, он – непостижимая тайна для самого себя, между ним и всеми иными Божьими созданиями простерлась неизмеримая пропасть, его сердце уязвлено вселенской болью, его дух мучим вечными вопросами философского порядка. Но в чем заключена вся эта невообразимая загадочность человека и чем он отличается от иных живых существ? Почему живя на планете Земля – голубой жемчужине, затерянной в межзвездных пространствах космоса, ввергнутый в смертоносный поток времени и сознающий конечность своего земного бытия, он задумывается о смысле жизни и судьбах мира, взыскует общения с Богом и тоскует о вечной и непреходящей красоте горнего мира? В земном мире царят жестокие законы выживания, и человек испытывает нужду, зависимость и мучения, на него оказывает сильное влияние социокультурная среда, которая окружает его с самых ранних лет жизни. Но если он лишь хрупкое и бренное существо, всецело определяемое окружающими его условиями и принадлежащее материальному миру, то откуда в его душе возникли ум и совесть, представления о добре и зле? Почему он ощущает внутреннюю свободу духа и чувствует нравственную ответственность за свои намерения и помышления, слова и поступки перед лицом Всевышнего? Если человек есть духовное существо, обладающее надмирной свободой, а его душа – не от мира сего, то почему он обречен на столь жалкое существование, отдан во власть естественных законов материального мира и ощущает себя невольником, приговоренным к пожизненной каторге, а в конце своих земных дней – к неизбежной смерти? Если человек – причастник небесного мира, то почему он так отчаянно ищет несбыточное счастье на земле, и словно зачарованный пестрой картиной клокочущих событий истории и мимолетных явлений природы, напрочь забывает о Боге и вечности? Если же он – порождение земной природы, то почему его душа не может удовлетвориться ничем земным и преходящим, и он тоскует о Боге, ощущая на сердце чувство трагической потери – скорбь некогда великого царя, потерявшего свое царство и ставшего странником, облачившимся в лохмотья нищего?
                Для многих философов и величайших мудрецов мира человек так и остался неразгаданной тайной, но эта великая Божья тайна открывается на страницах Священного Писания. В книге Бытия сказано, что Господь сотворил человека по образу и подобию Своему, Он создал Адама из «праха земного» – материи, вдохнув в него из Божественных уст Своих неземное «дыхание жизни» – и стал человек душой живою, разумным и одушевленным созданием. Библейский рассказ о сотворении Богом человека излагает одно из краеугольных идей христианской антропологии: человек был создан как существо духовное, душевное и телесное, иными словами он существует на грани двух миров – духовного и материального, его дух подобен бесплотному Ангелу, а тело роднит его со всеми другими земными существами – животными, птицами и рыбами. Человек есть существо многомерное: с точки зрения физики он – вещественное явление материального космоса, существующее в рамках пространства и времени, обусловленное множеством причинно-следственных связей, но метафизически его дух надкосмичен, причастен Богу и духовному миру, является образом и подобие Божиим на земле, свободной и самоопределяющейся личностью. Святой Григорий Нисский критиковал древних философов называвших человека микрокосмом, ибо человек – высшее Божье создание, он связует космос с духовным миром, а его душа – макрокосм, более грандиозный мир, чем зрелище необозримой вселенной, восхищающее жрецов искусства и гениев науки. Но почему человек – Божье создание, являет собой столь вопиюще сочетание противоположностей: он обладает бессмертной душой, но хрупкое и бренное тело его умрет, будет положено во гроб и истлеет в нем; он обладает свободой воли и мыслящего духа, но в тоже время его земная жизнь – жалкая участь раба, гребущего на галерах; он – существо совестливое, наделенное нравственным сознанием, но душа его – пленница пороков и грехов, над ней властны многочисленные страсти и ее прельщают суетные блага земного мира? Если душа человека по природе христианка, как утверждал неистовый Тертуллиан, то почему столь многие люди, живут как язычники – потворствуют своим страстям, увлечены пестрым и многошумным карнавалом мирской жизни, нацепляя на себя различные социальные маски, не желая узреть свое истинное лицо, мысля и поступая так, будто Бога не существует и не свершится Его страшный и благословенный, грозный и святой Суд?
                Библия рассказывает, что Господь наделил человека бесценным, но суровым даром свободы. В свободе заключено величие человека, она – печать его богоподобия, без нее никто из нас не мог бы быть самосознающей и самоопределяющейся личностью, но свобода налагает на каждого из нас и великую ответственность, ведь ее можно использовать против Бога, чем и обусловлено трагическое состояние нашего мира, столь чуждое совершенному замыслу благого Создателя. Человек есть свободная и разумная личность, он – уникален и сам определяет себя – вот почему один отвечает на призыв Божьей любви, и становится святым, посвящая себя Спасителю, другой – равнодушен к религии и не верит в бытие Бога и бессмертие души, а третий – с ненавистью говорит о Боге и с презрением относится к Церкви и религиозной философии. Это тайна личности и ее духовного мира, тайна человека и его сердца, где по известному изречению Ф.М. Достоевского «дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Велика любовь Божия к человеку, его личность – уникальна и непостижимым образом задумана и создана предвечным Творцом, а не «собирается из событий жизни вокруг сокрытой самости» как полагает орловский писатель и скептик Владимир Ермаков, не смогший обрести веру в благость Бога и Его Промысел, ставший безотрадным скептиком и фаталистом, тщетно ищущим проблески надежды и спасения от ужаса отчаяния в  философских силлогизмах скорбного разума. В Библии с первых стихов и до последней книги ее – Апокалипсиса апостола Иоанна Богослова, говорится о грехопадении Адама и что с тех пор человек и весь видимый мир пребывает в падшем состоянии – «лежит во зле» (1 Ин.5:19). Вот почему человек, обитая в земном мире, ощущает в сердце тоску по миру небесному, жизнь его исполнена неразрешимыми противоречиями, а душа – невеста Христова, ставшая растленной страстями и пороками блудницей, не может ни чем утешиться, ведь у нее есть духовные нужды – неутолимое томление духа, столь поэтически изящно, философски беспощадно и многоскорбно описанное на страницах книги Екклесиаста. В книге пророка Амоса рассказывается, что существует не только привычный всем нам «голод хлеба и жажда воды», но и духовная «жажда слушания слов Господних» (Ам.8:11). Эта духовная жажда была у мудреца и праведника Иова – величайшего мученика Ветхого Завета, с молитвенным воплем взывающего к небесам, отметающего все ответы мудрецов мира сего на самые страшные, нестерпимо мучительные, пронзающие сердце как клинок и сводящие с ума вопрошания духа человеческого, ищущего услышать «слов Господних» – всей душой взыскующего вечного Богообщения и всеразрешающего Откровения Всевышнего. Человек не одномерное существо, он причастен иному миру, вот почему мы все, вслед за Иовом, сидящем на гноище и вопиющем к небесам, обречены на нескончаемые мучения, но вместе с тем нам дано возвышаться душой к Богу и искать смысл.
                Существует такое загадочное явление как боль – не только физическое страдание, но и душевная мука, от которой никуда не убежать и нигде не скрыться. Наша земная жизнь словно соткана из страданий, и чем проницательнее и совестливее человек, тем глубже его страдание, ибо он умеет сочувствовать и сострадать, и тем сильнее его неутомимая мысль устремляется к разгадке вечных вопросов Бога и души, добра и зла, греха и искупления от разрешениях которых зависит судьба человека во всех мирах. На языке современной философии можно сказать, что человек с рождения поставлен в экзистенциально трагическую ситуацию: он ощущает себя орлом, сломавшим крылья и упавшим на дно горного ущелья, его сердце бьется в муках и замирает от святых слов молитвы, он ищет чувственных наслаждений, но они не могут заменить его душе потерянный Рай, в благословенные минуты духовного прозрения он вспоминает о забытом Боге, вручившем ему свободную волю, сотворившем его и взошедшем ради его спасения на Голгофу, чтобы принять мученическую смерть, но в тоже время тяжкие раздумья одолевают его и увлеченный суетою, он мучительно ощущает, что живет бесцельно. Человек ищет счастья на земле и не находит его, он размышляет о своем духовном призвании, но увлекаемый бесстрашной мыслью, начинает думать, что создан лишь для того, чтобы мучиться, пребывая в напряженной безысходности, стоя на краю бездны, имя которой – смерть, забвение и небытие. Разочарованный в жизни и потрясенный ее жуткими сценами эмпирической жестокости и метафизическим трагизмом, человек сознает себя безутешным скитальцем, посланным на мученичество в страшный мир, искателем Божьей правды, измученным вечными и проклятыми вопросами, и задумывается о предметах высоких и наиглавнейших: «Для чего мне дана жизнь? Зачем я попал в этом мир, исполненный горя, несправедливости и раздоров? Что ожидает меня после смерти и как мне жить? Неужели эти тайны откроет мне лишь вечность? Как существо мыслящее и разумное для человека нестерпимо бессмысленное существование – нестерпима безотрадная мысль, гротескно и трагикомично изложенная Шекспиром, о том, что наша жизнь – это «сказка, рассказанная дураком, где много слов и страсти, но нет смысла», а каждый из нас – лишь несчастный «комедиант, паясничавший полчаса на сцене и тут же позабытый». Можно смотреть на таинственное зрелище жизни сквозь призму критической рефлексии подобно потерявшему веру и ставшему нигилистом Чорану – наследнику мученических воплей Иова, но не его проникновенных молитв, европейскому мыслителю, особенно близкому героям русского байронизма – Печорину и Ставрогину, сибариту скорби с несказанно мрачным мироощущением, чья многоскорбная жизнь, увенчавшаяся болезнью Альцгеймера, напоминает мрачную притчу с печальным финалом, но тогда человек сам обрекает себя на философию отчаяния. Мученические вопросы доводят истерзанную душу и мысль человека до логически и рационально неразрешимой дилеммы Гамлета:

Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ль терпеть без ропота позор судьбы
Или надо оказать сопротивленье,
Восстать, вооружиться, победить
Или погибнуть? Умереть. Забыться
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться…

                Каждое явление в мире Божьем бесконечно таинственно и многогранно. Со всех сторон человек окружен неисчислимым множеством земных и небесных, страшных и благословенных, чудесных и мучительных тайн, рвущихся в его сердце и пленяющих его мыслящий дух. Человек – это мученик мысли, вечные вопросы о Боге и спасении, жизни и смерти, добре и зле, времени и вечности, свободе и страданиях, грехе и искуплении – это величайшая скорбь его духа, неразрешимая и неисцелимая мука Иова, печаль Соломона и плач Иеремии, оборачивающаяся проклятьем, если только она не претворится в молитву как было у этих библейских пророков и мудрецов, нашедших исход из отчаяния в вере и обретших спасение в Боге любви и утешения, доброты и милосердия. Преподобный Иустин Попович – один из наиболее оригинальных сербских богословов, соединивших в себе изящную речь поэта и бесстрашие мысли философа с догматической верностью Православной Церкви и заветам Евангелия, блестяще изложил сущность трагизма бытия человека: «Трагично быть человеком, ибо человек стал средоточием трагизма, средоточием всего, что трагично и в горнем, и в дольнем мире, и во внешней, и во внутренней бесконечности. Через человека прозрела всякая боль, в нем разболелась всякая тварь, через его око проплакало горе всякого существа. Он больной, несущий на своих плечах болезнь всеобщего существования. В нем, как в линзе, собран весь трагизм мира, и он беспомощно сжимается и мечется на одре своей немощи». На земле нет счастья и не найти свободы в материальном мире. Но человек ищет счастья и жаждет свободы, а они заключены в Боге – только в Боге он может обрести вечное счастье и истинную свободу, вот почему он взыскует встречи со Всевышним, обращается к Нему в молитвах и не может жить без Его любви. Достоевский, признававшийся в записной книжке, что по своему миросозерцанию он – «неисправимый идеалист», его «сердце жаждет святыни» и «не может жить без нее», был убежден – если лишить людей Бога, «то они не смогут жить и умрут от отчаяния». Каждый мыслящий человек, задумывающийся о смерти и смысле жизни, о земной истории со всеми ее катастрофами и кровавыми страницами, о судьбе человека в мире, лежащем во зле, неизбежно становится мучеником мысли, а само мышление его и философствование о Боге – величайшей мукой – самой сильной и неисцелимой. Господь так устроил сердце человека, что его бездну может заполнить лишь бесконечность любви Божией. На страницах Псалтыря царь и пророк Давид неслучайно обнажает тайну нашей веры: «Только в Боге успокаивается душа моя» (Пс. 61:2).
                На протяжении многих веков и тысячелетий мысль философов, поэтов и мудрецов отчаянно бьется над самым мучительным из всех вечных и проклятых вопросов – над испепеляющим душу и веру вопросом о том: Где же всеблагой Господь и Его могущество, когда нечестивцы разоряют храмы и убивают невинных, праведник прикован к одру страшной болезнью, медленно и мучительно умерщвляющей его, а злодей благоуспешен и живет в роскоши и почете? Где был Господь, когда жестокосердный маньяк убивал единственное дитя на глазах его безутешной и сходящей с ума от горя матери, тщетно молившей Бога если не спасти, то хотя бы прекратить невыносимые мучения ее истязаемого чада? Где же любовь Твоя, Господи, когда Ты взираешь на поэта, горько льющего слезы у гроба своей возлюбленной? Где Ты был, всеблагой Спаситель мира и наших душ, когда угасал скорбный взор, беспомощного мальчика, повешенного нацистами в Освенциме, но до конца верного Тебе и молящего Тебя о милости? Почему Ты не спас его, явив Свое всемогущество и человеколюбие, или хотя бы из милосердия не облегчил его душевные муки и предсмертные физические страдания? Душа как Джульетта у Шекспира вопрошает: «ужель так бессердечны небеса?» Если есть Бог и Он благ и всемогущ, то откуда возникло зло? Разве жизнь со всеми ее ужасами, вопиющей несправедливостью и реками пролитой крови, и весь наш мир, напоминающий безотрадную картину всеобщей войны всех против всех, не отрицают бытие евангельского Бога, имя Которому – Любовь? Всю жизнь Достоевский мучился Богом, сердце его разрывалось от страшной тяжбы веры в Бога и неверия в Него, вера его прошла через горнило горьких сомнений, а в его романе «Братья Карамазовы» с неотразимой силой диалектик Иван Карамазов размышляет со своим благочестивым братом Алешей о самом мучительном из всех вековечных вопросов. Что же смутило чуткую совесть Ивана и почему, признавая бытие Божие, премудрость Его Промысла и высшую цель истории, смысл жизни и вечную жизнь, мироискупительную жертву Иисуса Христа и мировую гармонию горнего Иерусалиме, он не принимает созданного Богом мира, полагая, что «любовь Христова есть невозможное чудо на земле»? Иван Карамазов рассказывает душераздирающие истории и поднимает бунт против Творца, отказываясь принять мир Божий, если он построен на слезинке невинно убиенного ребенка: «если все должны страдать, чтобы страданием купить вечную гармонию, то при чем тут дети?.. совсем непонятно, для чего должны страдать и они, и зачем им покупать страданиями гармонию?.. О, Алеша, я не богохульствую! Понимаю же я, каково должно быть сотрясение вселенной, когда все на небе и под землею воскликнет: Прав Ты, Господи, ибо открылись пути Твои!. Уж когда мать обнимется с мучителем, растерзавшим псами сына ее, и все трое возгласят со слезами: Прав Ты, Господи, то уж, конечно, настанет венец познания и все объяснится. Но вот тут-то запятая, этого я и не могу принять...». Иван Карамазов символично возвращает билет Богу, отказываясь принять Царство Небесное, не «стоящее слезинки хотя бы одного замученного ребенка». Человек есть существо трагическое, он собирает в сердце своем тоску всех душ и скорбь всех эпох, чтобы вслед за Иовом и Иеремией, Шекспиром и Достоевским вознести их с горьким упреком к Богу. Но Господь молчит в ответ на слезы, летящие в небо, и страшное молчание небес, ужаснувшее Паскаля и Сартра, побуждает нас воскликнуть с Цветаевой: «На Твой безумный мир ответ один – отказ». Возможно ли оправдать Бога пред лицом мира, лежащего во зле?

Этюд II: Суд над Богом и оправдание Бога

Почему под ношей крестной
Весь в крови влачится правый?
Почему везде бессчетный
Встречен почестью и славой?
Генрих Гейне

                Термин «теодицея» – «суд над Богом» и «оправдание Бога», был впервые введен выдающимся немецким философом и математиком Лейбницем в XVIII веке в трактате «Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и первопричине зла», но вековечный вопрос об оправдании Бога пере лицом существующего в мире зла волновал всех мыслящих и совестливых людей с древних времен. Уже в книге пророка Иеремии – одного из самых трагических лиц в истории Ветхого Завета, с пронзительной остротой поднимается этот вопрос – в плачевной песни изливает пророк горькую жалобу всемогущему и всеправедному Творцу вселенной о том, что вероломные и забывшие Бога благоденствуют на земле, а праведные страждут: «Праведен будешь Ты, Господи, если я стану судиться с Тобою; и однако же буду говорить с Тобою о правосудии: почему путь нечестивых благоуспешен и все вероломные благоденствуют?» (Иер.12:1). По выражению ироничного немецкого поэта Генриха Гейне теодицея – это «проклятый вопрос» о том, откуда в мире, сотворенном всеблагим и всемогущим Богом, возникли зло и страдания и почему праведника страдают и терпят лишения, а отъявленные нечестивцы наслаждаются жизнью? Если есть Бог Творец и мир создан Им, то откуда в мире возникли зло, страдания и смерть? Если Бог всеведущ, то Он знает о том, как страдают и мучаются все сотворенные Им создания, но почему же Он не откликается на их мольбы? Если Господь всемогущ, то Он может сделать  так, чтобы в мире не было зла и страданий, но почему Он не делает этого? Где справедливость Божия, когда весь мир лежит во зле, праведники избиваются, а грешнике торжествуют, все потерявший Иов одиноко сидит на гноище, и нет ему утешения даже от самых близких друзей – Елифаза, Вилдада и Софара, пророки побиваются камнями, Сократ отравлен цикутой и страдают невинные дети? Где милосердие Божие, когда мир утопает в крови и слезах, а в существование несчастных людей врываются страшные эпидемии, стихийные бедствия и безжалостные войны, уносящие миллионы жизней уникальных личностей? Обычно говорят, что зло происходит от свободы падших Ангелов и человека, но свобода есть дар всеблагого Бога и неужели Всеведущий не знал, что Его создания могут злоупотребить свободой и не предвидел всех ее горьких последствий – зла, страданий и смерти?
                Как оправдать всемогущего и всеблагого Бога, если в созданном Им мире столь много зла? Существует ли благой Бог и Его Промысел, таинственно действующий в судьбах человека и мира, или жизнь лишена всякого смысла и прав пушкинский Сальери, сказавший: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет – и выше». Много веков тому назад над этими вопросами мучился древнеиудейский пророк Аввакум, не находивший правды на земле, и стоя на башне, взывавший к Богу: «Доколе, Господи, я буду взывать, и Ты не слышишь, буду вопиять к Тебе о насилии, и Ты не спасаешь? Для чего даешь мне видеть злодейство и смотреть на бедствия? Грабительство и насилие предо мною; и восстает вражда и поднимается раздор. От этого закон потерял силу, и суда правильного нет: так как нечестивый одолевает праведного, то и суд происходит превратный» (Авв.1:2-4). Книга пророка Аввакума – это одно из самых проникновенных в истории мировой богословской и религиозно-философской литературы вопрошаний жалующегося пророка к Богу о правде и страданиях от лица всех страждущих и обездоленных. Вставший на страже в башне и наблюдающий за всем, чтобы узнать ответ Всевышнего пророк Аввакум задается вопросом, на протяжении многих тысячелетий мучающим всех мыслящих и совестливых людей: «для чего же Ты смотришь на злодеев и безмолвствуешь, когда нечестивец поглощает того, кто праведнее его, и оставляешь людей как рыбу в море, как пресмыкающихся, у которых нет властителя?» (Авв.1:13-14). Размышляя о духовном значении молитвенных речей Аввакума, святые отцы Церкви говорили, что величайшие мудрецы и пророки – многострадальный Иов, грустящий от суеты мирской Екклесиаст и Иеремия, плачущий на руинах разрушенного Иерусалима – не отрекаясь от веры в Бога, во всемогущество и благость Его, но возносили к небу самые горькие молитвенные вопли, призывая Всевышнего откликнуться на зов скорбящих на земле сынов человеческих и разрешить их тягостные сомнения. За многие века и тысячелетия земной истории множество богословов и философов, поэтов и мудрецов – Платон и Плотин, Лейбниц и Шопенгауэр, Шекспир и Лермонтов, Достоевский и Иустин Попович, Цветаева и Ев. Трубецкой, Шеллинг и Вл. Соловьев, Бердяев и Булгаков, Флоренский и Вышеславцев – мучились над этими вековечными вопросами, над которыми билась мысль и вера библейских пророков, стенали и не находили утешения, молились и сталкивались с со страшным молчанием небес – молчанием живого Бога пророков и Откровения, одни из них признавались, что «пора Творцу вернуть билет» – уйти из мира с горьким упреком к Богу в сердце, иные – исследовали тексты Священного Писания и сочинения мудрецов, неустанно ища ответов на эти вопросы, третье – несмотря на самые тяжкие страдания, не теряли надежды и продолжали верить в благость Провидения и всемогущество любви Божией, становились мучениками и являли героизм веры. В скорбные мгновения жизни даже такие глубокомысленые и проницательные религиозные поэты как Лермонтов под бременем тягостных раздумий и жгучих вопросов, уязвляющих нравственно чуткую душу, с неисцелимой грустью сознавали, что жизнь обманула их лучшие надежды и упования, мучительно переживали неисповедимость путей и судеб Божиих, с горькой иронией в стихах обращаясь к Вседержителю:

За все, за все Тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне
Недолго я еще благодарил.

                Многие совестливые люди, глубоко задумывающиеся над смыслом жизни и роковым фактом смерти, над существованием зла и неисчислимыми страданиями всех живых созданий в мире, становятся атеистами и богоборцами, потому что не могут разрешить проблему теодицеи. Русский религиозный философ Николай Бердяев справедливо думал, что «подавляющий факт необъятного зла и неисчислимых страданий миpa – единственное серьезное возражение против веры в Бога». Если вдумчиво всмотреться в духовную сущность явления атеизма, то надо признать, что оно порождено не философскими умозрениями и научной мыслью, а нравственным возмущением, протестом разума и совести против зла и страданий во имя жажды правды и справедливости. Мне вспоминается Лукиан из Самосаты – крупнейший сатирик эпохи заката античности, с летами склонившийся к учению Эпикура, которого он считал единственным мудрецом, познавшим истинную природу всех вещей, писатель с изящным языком и острой, отточенной как клинок, мыслью, впоследствии метко названный Герценом «Вольтером классической древности» за изобличение отживающей веры в эллинских богов, и его произведение «Зевс уличаемый», где находчивый мыслитель Киниск, наблюдающий за несчастной жизнью благочестивых и праведных и торжеством насильников и святотатцев, отрицает благость Бога и  Его Промысел, опекающий людей. Если всеблагой Господь создал вселенную и человека, наделив его и Ангелов разумом и свободой, то Он, как всеведущий Бог, предвидел возможность грехопадения, всех мировых страданий и смертей, знал обо всех последствиях Своего творческого акта вплоть до вечных адских мук и десница Его не дрогнула, созидая мироздание пред возмущающим совесть зрелищем временных страданий на земле и вечных адских мучений. Невозможно представить, чтобы в замысел всемогущего и всеблагого Бога входили вечные адские муки, ведь в Священном Писании сказано, что Господь хочет, дабы все спаслись. Пусть зло – порождение свободной воли Его созданий, но Он предвидел, что они могут избрать путь греха и погибели. Если Господь бесконечно любит каждое творение Свое, то почему Он все же решил сотворить Ангелов, вселенную и человека, если хоть одному существу могли угрожать вечные адские муки? В романе «Братья Карамазовы» Достоевский утверждал, что нравственность невозможна без веры в Бога, но он же был убежден – нравственный человек никогда не согласился бы стать Архитектором мироздания и судеб человеческих, с целью осчастливить в финале всех людей – Царство Небесное, если бы нужно было принести в жертву и замучить хоть одно невинное создание, и тем более на это не мог пойти нравственно совершенный Господь, Чье имя – Любовь, но вся история мира являет сонм безвинно убиенных и истерзанных, так не является ли это свидетельством, что Бога не существует, или же Он не всеблаг и Царство Его нельзя принять? На протяжении всей истории мира мыслящие и нравственно чутки люди мучились над проблемой теодицеи, а наиболее бесстрашные и горячие из них устраивали суд над Богом – Создателем и Промыслителем, выдвигая тяжкие обвинения против Него: Где Ты был, когда изверг истязал ребенка, молящегося Тебе и ожидающего Твоей помощи?  Почему Ты не сжалился над плачем сирот и слезами вдов, не утешил скорбящего поэта, потерявшего возлюбленную, не помог нуждающимся, не сжалился над всеми осмеянным пророком, не защитил верного заповедям Твоим от коварства и жестокой расправы над ним нечестивых? Большинство людей не задумываются над этими вечными вопросами, волновавшими еще библейских проповедников и древних мудрецов, но тяжкое бремя размышлений над ними Господь возложил на Своих пророков и философов, чей мыслящий дух мученически бьется над разрешением неисследимых тайн бытия и взывает с мольбой к небесам, не в силах постичь их.
                Во все времена – от цивилизаций Древнего Египта и Вавилона и до наших дней людей беспокоили вопросы о Боге и смысле жизни, о смерти и Страшном Суде, о свободе и зле, о страданиях и справедливости. Над этими вопросами размышляли сотни мудрецов, в попытке дать ответ на них написаны тысячи философски книг, но самый мучительный из всех вопросов – вопрос о теодицеи, так и остался неразрешенным, ибо этот «проклятый вопрос» за гранью человеческого понимания, на него может дать всеобъемлющий ответ лишь всеведущий и премудрый Бог. Но что делать человеку, если в ответ на все мольбы небеса молчат? После двадцатого века – самого кровавого периода в истории человечества, с наибольшей остротой встает вопрос о том, как совместить веру в доброго и всемогущего Бога с наличием страданий, болезней и смерти, с вопиющей несправедливостью и жестокостью жизни, приводящих мыслящего и совестливого человека к богоборчеству и атеизму. Уже античные поэты и философы глубоко задумывались о проблеме теодицеи, рассуждали о том: Справедливы ли боги? Почему люди смертны и в мире столько страданий? Со времен Гесиода и Гомера древние греки полагали, что именно боги судили людям жить на земле в скорбях и несчастьях, ведь человек – лишь игрушка в руках судьбы. Но в то же время, древние поэты и трагики, такие как Эсхил, Софокл и Еврипид, уверяли, что несправедливо во всем обвинять богов, так как люди сами порочны и своими безудержными страстями навлекают на себя и окружающих бесчисленные беды. Мрачный поэт Феогнид напротив, трагически изложил логически ясную мысль: если все в мире совершается по воле неумолимого рока, то «всякое зло и добро к людям приходит через богов», нет в мире справедливости, ведь человек не свободен в своих поступках – не может совершить ничего доброго и злого «без изволения богов», а значит – невозможно оправдать богов, ибо вина за все беды людей на земле ложится на них. Древнегреческий философ Платон стремился доказать, что Бог есть причина всех благ, а тайна возникновения зла и его сущность с одной стороны скрыта в движении души от Бога к материальному миру, это движение иррационально – противно Логосу Божиему, а с другой – заложена в безвидной и безобразной материи. Если в боговдохновенных книгах Священного Писания сказано, что Господь создал небо и землю из ничего и мир, сотворенный Им, был прекрасен, не зная ни одного изъяна, то в онтологии и космогонии Платона Бог не столько Творец, сколько Демиург, оформляющий по образу вечных идей материю, а она – небытие и источник всех несовершенств, вот почему в материальном мире неизбежны страдания, болезни, несправедливость и смерть. Платон верил в существование двух миров – идеального мира вечных и нетленных идей и первообразов – небесной отчизны всех душ, и материального мира, образованного Творцом из бездушной материи, и хоть чувственный космос, как отображение горнего мира, имеет стройность и прекрасен, в нем неизбежны муки и скорби, всевластны время и смерть, ведь все земные вещи преходящи, подвержены возникновению и гибели. По мысли античного мудреца существует трагический разрыв между двумя мирами: жизнь в земном мире мимолетна, она лишь приуготовление к смерти, зло на земле неискоренимо, а тело – темница души, вот почему уже при жизни человек призван отрешить душу от всего чувственного, вознести ум к созерцанию Божественной Истины, познать величие Божественной Жизни и устремиться к вечной и непреходящей красоте горнего мира. Несмотря на высокий идеализм философия Платона глубоко трагична, а в отсутствии идеи духовного преображения человека и вселенной и в горьких раздумьях о том, что земной мир будет вечно лежать во зле и пребывать в потоке смерти и тления – заключена вся жизненная драма Платона, все его глубочайшее разочарование в истории и весь удручающий пессимизм древнего мира. В идеалистической философии Платона не раскрывается смысл истории, нет и мысли об искуплении грехов рода человеческого, о духовном преображении вселенной в конце времен, напротив –  земной мир навеки остается лежать во зле, душа спасается не верой во Христа распятого и воскресшего, а бегством в горний мир, высшая идея Блага и Бог – Устроитель мира у него абстрактное Божество, а не библейский Бог и Спаситель, жертвующий Собой ради всех нас и спасения мира.
                Многие философы и богословы пытались оправдать Бога, но их рациональные теодицеи скорее свидетельствовали о немощности богословской мысли, чем о силе и святости веры, оправдывали не столько праведность и всемогущество Бога, сколько наличие зла в мире, кощунственно представляя его как необходимое условие мировой гармонии, забывая, что высшая гармонии присутствовала в Божьем мире до возникновения зла – грехопадения Люцифера и трети Ангелов на небесах, и Адама и Евы на земле, а значит – зло есть отрицание мировой гармонии и трагический диссонанс. Немецкий философ, математик и физик Лейбниц исповедовал метафизический оптимизм, полагая, что всемогущий Бог премудро сотворил «наилучший из всех возможных миров», а все вещи в мире находятся в совершенной гармонии – «во вселенной все гармонично», а все ужасы и несчастья, все беды и несправедливости, грех и вечные муки есть лишь «теневые стороны бытия», еще более усиливающие и подчеркивающие совершенство целого. Если в Библии провозглашается, что всемогущий Господь премудро сотворил мир – прекрасное произведение, возвещающее о величии и любви Создателя, то Лейбниц усвоил мысль Августина Блаженного и Декарта о неизбежности метафизического зла – Бог не может создать нечто совершенное, как и Он Сам, но по этой логике Творец опосредовано становится виновникам зла, ведь физическое и моральное зло – следствие метафизического зла, а оно возникло вместе с сотворением мира. С точки зрения христианского вероучения – это еретическое лжеучение, отвергающее всемогущество Божие и уничижающее дела Его рук, ибо совершенно непонятно почему у великого и премудрого Творца должно быть жалкое и ничтожное творение? Картина великого художника и симфония гениального музыканта – это великие и гениальные произведения, так и творение Божие еще более величественно и гениально, настолько прекрасно, что вызывает восхищение у всех Ангелов. В книге Иова сказано, что при общем ликовании утренних звезд все Ангелы – сыны Божии восклицали от радости (Иов.38:7), а в Псалтыре есть следующие изумительные строки, воспевающие Бога и красоту созданного Им мира: «Все соделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих» (Пс.103:24). Многоученый протоиерей Геннадий Фаст пытался защитить теодицею Лейбница, утверждая, что в его философской системе Бог никогда не совершает зло Сам, а допускает существование зла, используя его в Своих целях, зло же проистекает из свободы Его созданий. Но рационалист Лейбниц называет душу человека – «духовным автоматом», все действия которого определены Творцом, «ибо Бог, предвидя, что могла бы делать свободная причина, устроил свою машину вначале так, что она не может нарушить согласованности с этой свободной причиной». Господь все установил в мире, «предвидя все молитвы, добры и злые дела и все остальное», и «все случайное и свободное равно подчинено определению и всеведению Бога». Умозрительная попытка Лейбница совместить Провидение Божие и свободу Его созданий привела к отрицанию свободы – по его суждению Бог определяет все действия иных субъектов – монад – как добрые, так и злые, являясь источником метафизического зла – несовершенства созданного мира, и содействуя злу моральному и физическому, что делает невозможным теодицею. Как рационалист Лейбниц усвоил не библейское, а стоическое учение о Промысле Божием, которое защищает не живого Бога пророков и Откровения, а существующий греховный миропорядок, и, в сущности, отрицает трагизм нашего бытия – трагичность истории мира и жизни человека, утверждает разумность зла и его целесообразность, в конечном счете, приводя нас к неизбежному логическому выводу: мировая трагедия предусмотрена и предопределена Творцом и Его Провидением. С наивным оптимистическим телеологизмом Лейбниц был убежден – «все к лучшему в этом лучшем из возможных миров», но это суждение оправдывает все преступления – от грехопадения Адама и предательства Иуды до Освенцима, и представляет зло входящим в замысел Создателя, делая Творца виновником мирового зла. Если Промысел Божий предусмотрел и предопределил все события в мире – в том числе и всякое зло для достижения наибольшего блага, как учил Лейбниц, а ныне – архимандрит Рафаил Карелин, с замиранием сердца цитирующий несовместимые с Евангелием строки Августина Блаженного – «Бог признал лучшим злое обращать в доброе, нежели вовсе не попускать зла. Потому что Бог, будучи всеблагим, никаким образом не допустил бы зла в делах Своих, если бы Он не был столь всемогущ и благ, чтобы не мог от зла произвести благое, доброе», – то мы приходим к циничной и с точки зрения этики отвратительной морали иезуитов – «цель оправдывает средство», и вместо теодицеи получаем самое страшное нравственное обвинение Бога, строящего Царство Небесное на бесчисленных, как морской песок, слезах и страданиях несчастных жертв. Рационалистическая теодицея Лейбница, совершенно не учитывающая космическую катастрофу грехопадения, она блестяще высмеяна Вольтером в его знаменитом «Кандиде», изобличена Байроном и Шопенгауэром, окончательно развенчана Достоевским в его романе «Братья Карамазовы». Рационально мыслящие теологи всегда хотели оправдать зло во имя высших целей добра – для Бога «все средства хороши», и тут парадокс Айхенвальда – «злое добро»: Бог использует зло в Своих целях, но ведь безбожно и нечестиво объяснять исторические катастрофы, кровопролитные войны и эпидемии, уносящие миллионы жизней гневом Божьим и наказанием грешников. Рациональная теология с ее натуралистическим учением о Промысле Божием – это скрытый пантеизм, оправдывающий не Бога, а безбожное состояние падшего мира, где царит зло, смерть и грех. Пусть все мыслители и богословы, размышляющие о проблеме теодицеи, вспомнят мудрые слова русского религиозного философа Евгения Трубецкого, утверждавшего в своей книге «Смысл жизни», что если Бог нуждается во зле как в средстве для достижения Своих высших целей, то Он не всемогущ, ибо зависит от враждебной Ему силы – от зла, не всеблаг и не праведен, ибо пользуется услугами сил зла, и это еретическое лжеучение, в сущности, отрицает Его любовь и благое промышление о созданных Им созданиях. Наш мир – это не самый лучший из всех миров как думал оптимист Лейбниц, ведь мир во зле лежит, а вся история мира – это трагедия, в центре которой – Голгофа. Но наш мир и не самый худший из всех возможных миров, как представлялось пессимисту Шопенгауэру, иначе мир был бы Адом, где невозможным была бы сияющая Личность Сына Божия, Иисуса Христа и любые проявления любви и доброты. Для христианского философа наш мир – самый таинственный и трагический из всех миров, а человек со всеми его взлетами и падениями духа – самое загадочное создание, и водораздел между добром и злом проходит по его сердцу, оно – бездна неисследимая, в совершенстве ведомая одному Богу. Вот почему только Бог может быть Высшим Судией всех созданий.
                Еще менее состоятельны, чем «телеологическое оправдание» Бога у немецкого ученого и философа Лейбница три других типа рациональной теодицеи – юридическая теодицея в католицизме, софиологическая у о. Флоренского и о. С. Булгакова и эстетическая теодицея у неоплатоника Плотина и Августина Блаженного. Плотин – один из величайших мыслителей древнего мира, вобравший в свою философию всю мудрость древнегреческой мысли, учил о Божественном Первоначале как о Благе и образце высшего совершенства, зло же, по его мнению, украшает мир и делает его более многообразным. Отказываясь оценивать мир с нравственной точки зрения, Плотин считал, что наш мир – наилучший мир, который мог возникнуть от Божества в условиях материальности, ведь материя у платоников – источник всех несовершенств и даже отрицание всякого бытия, вот почему в земном мире все смертно и бренно. Для этого эллинского мудреца чувственный мир есть образ и отображение духовного мира, а «моральное зло приносит пользу всему мирозданию», ибо «оно позволяет проявиться Божественной справедливости». Все неоплатоники смотрели на мир как на «космос эстетикос» – художественное произведение Творца, а исторический процесс истолковывали как трагедию. Августин Блаженный, создавший теорию предопределения, фактически отрицающую свободу человеческого духа, вслед за Плотином сравнивает наш мир, сотворенный Богом, с поэмой и картиной, в которой все задумано и исполнено Творцом, а Его Промыслу достается роль драматурга.  В эстетической теодицее весь мир есть космическая драма, а мировое зло существует для рельефности бытия как «тень» в живописи, или «диссонанс» в музыке, чтобы сделать произведение Божие еще более прекрасным. Но это свидетельствует о непонимании метафизической сущности зла и ее инфернальной эстетики – «идеала содомской красоты», как бы сказал Достоевский, глубоко проникший в тайну красоты. Богословское суждение Августина Блаженного о том, что зло задумано Богом как темный фон Его произведения, и делает творение еще более художественно прекрасным, сообщая жизни драматизм, противоречит Священному Писанию и христианскому вероучению гласящему, что в сотворенный Богом мир был великолепен, хотя в нем не было зла, а грехопадение трети Ангелов на небесах и первых людей на земле осквернило Божье творение и обезобразило его – превратила прекрасных Ангелов в ужасающих демонов, помрачило образ Божий в человеке. Намного правдивее и мудрее художественная интуиция Иеронима Босха, изобличившая отвратительную сущность зла  то, как грехи и пороки обезображивают духовный мир и лик человека. И апостол Павел проницательно утверждал, что демон может принимать обличье Ангела света, но суть его – мерзость в очах Господних. Достоевский справедливо говорил, что красота – это страшно таинственная вещь, «тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». В теодицее Плотина и Августина Блаженного эстетически оправдывается зло и грехопадение, а не Бог и Его Промысел, и, к сожалению, о них написаны строки в «Братьях Карамазовых»: «…иной, высший даже сердцем человек, и с умом высоким, начинает с идеала мадонны, а кончает идеалом содомским». В эстетической теодицее Бог – драматург, весь мир – трагическая поэма, а эпохи истории мира – различные акты трагедии, как художественное целое – это прекрасное произведение, люди же – актеры, исполняющие свои роли, ниспосланные Провидением в этой космической драме. Но как рассудительно замечает Вышеславцев – самый блестящий критик эстетической теодицеи, «если Бог «сочиняет» трагедию миpa просто для того, чтобы «созерцать» трагедию миpa, то Он не есть любящее, мудрое и моральное существо». Если Бог на небе «придумал» трагедию Иова ради эстетического созерцания, крестная смерть Иисуса Христа на Голгофе инсценирована Им как драма, а все наши страдания и скорби есть необходимое условие мировой гармонии, то в Бога верить нельзя и нельзя Его оправдать перед темным ликом мирового зла и страданиями неисчислимого множества людей и иных живых созданий. Надо сказать, что уже древнегреческий мудрец Гераклит – плачущий философ из Ефеса, горько сетовал на то, что самый прекрасный космос подобен «куче мусора», ведь мировая гармония «целого» жестока к страждущему человеку и безразлична к его мольбам и трагедии. В эстетической теодицее Плотина и Августина Блаженного с их античным интеллектуализмом отсутствует признание иррациональной сущности зла и катастрофичности истории мира, отвергается свобода человека, который рассматривается лишь как актер – действующее лицо и исполнитель данной ему Богом роли. Эстетическая теодицея характерна для античной, а не христианской мысли, она отрицает иерархию духовных ценностей – то, что религия выше эстетики. Творца, создавшего мир как трагическую поэму и предопределившего все события в нашей жизни, чтобы созерцать Свою «великолепную драму», но не откликающегося на мольбы и плач Своих созданий, безразличного к их душам и судьбам, нельзя назвать благим и любящим Богом, невозможно оправдать религиозно и нравственно.
                Роковые пантеистические ноты и гностические мотивы пронизывают всю софиологическую теодицею. София у Владимира Соловьева многозначна – это библейская Премудрость из ветхозаветных книг премудрости, тоскующая по Богу душа из Песни Песней, Жена, облаченная в солнце из Апокалипсиса, гностическая София Ахамот, каббалистическая Шехина – присутствие трансцендентного Бога в сотворенном Им мире, вселенская Церковь – Богочеловечество. Но прежде всего соловьевская София – это идеальный мир Платона, романтическая мировая душа, посредник между миром духовным и материальным, становящийся Абсолют из учения Шеллинга и вечная женственность Гете. Священник и религиозный мыслитель о. П. Флоренский истолковал Софию как собрание творческих первообразов и идей, «идеальную личность мира». Историк и философ Л.П. Карсавин, представил историософскую интерпретацию Софии как «симфонической личности» и «всеединой души» – субъекта исторического процесса. По учению С.Н. Булгакова София – это «четвертая ипостась», душа мира, идеальный мир Платона и Плотина. У Булгакова София – идеальная субстанция и сущность мира, посредница между Богом и миром. Но если София есть идеальная сущность или душа мира, то весь мир – ее явление и все действия в мире – добрые и злые это порождения Софии, что ведет к отрицанию свободы человека и делает Божественную Премудрость – виновницей мировой трагедии, подрывая христианскую теодицею. Софиология С.Н. Булгакова с ее учение о «четвертой ипостаси», «грехопадении Софии», смешением Логоса и человеческого духа, пантеистическим отождествлением Божественной Премудрости с душой мира, проистекает от гностицизма, отрицающего апофатическую теологию и допускающего грех и катастрофу внутри Божественной Жизни – «трагедию в Боге». Сергий Булгаков мыслил Софию как гностический эон и ипостась – «София обладает и личностью и ликом, есть субъект», и учил подобно Платону и Шеллингу о  «метафизическом грехопадении» и «метафизической катастрофе» души мира. Но в библейских книгах премудрость есть неотъемлемое качество Бога, Его творческая сила, а не идеальная сущность и душа мира. Протоиерей Георгий Флоровский писал, что Божественную Премудрость христиане всегда понимали как Христа – Слово Божие. Апостол Павел нарекает в I послании Коринфянам Иисуса Христа «Божьей Силой и Божьей Премудростью», ведь Он – Божественный Логос. В притчах Соломоновых Иисус Христос как Ипостасная Премудрость говорит о Себе: «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли». Христос есть Слово Божие, вторая Ипостась Святой Троицы, Он – Любовь, победившая Ад и смерть. О Божественном Логосе сказано в Священном Писании: «Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин. 1:3). «Бог созерцал все вещи прежде бытия их от вечности, представляя их в уме Своем и каждая вещь получает бытие свое в определенное время, согласно с Его вечной, соединенной с хотением, мыслью, которая есть предопределение, и образ, и план» – писал преподобный Иоанн Дамаскин. Платоники, софиологи и латинские теологии не различали в Боге Его неприступную Сущность и нетварные энергии, а потому у них идеальный мир от века существовал в Божественной Сущности. В православной теологии предвечные идеи Бога – это Его творческие силы, а не абстрактные и статичные платонические первообразы. Все идеи Творца как Его нетварные энергии и силы пребывают в Его всемогущей воле и творческой премудрости, а не в запредельной, неописуемой, непостижимой и неприступной Божественной Сущности.
                В софианской антропологии «сообразность между Богом и человеком» недопустимо трактуется как «предвечная божественность» человека. Церковь относит слова Христа: «вы боги и сыны Всевышнего» к обожению по благодати, а софианцы и о. Булгаков – к сотворению: «человек – тварный бог». Но если человек Божественен по сотворению, как учит Булгаков, то откуда возникло зло в его сердце, ведь Бог всеблаг и не грешит? Еще богослов Владимир Лосский заметил, что если дух человеческий – изначально божественен, то он не может грешить, иначе придется перенести грех на Бога, учить о «трагедии в Троице», о «метафизической катастрофе» в сокровенных глубинах Божественной Жизни, что сделает совершенно невозможной христианскую теодицею. Человек сотворен по образу и подобию Бога, и «сообразен Богу» – призван через личную свободу к стать совершенным и святым как его Творец – обожиться. Человек призван стать Божественен, а без Бога он – бесчеловечен. Исполняя евангельские заповеди, человек осуществляет идеалы Нагорной проповеди и раскрывает в себе образ Божий, уподобляясь Спасителю. С точки зрения православного вероучения вочеловечивание Сына Божиего – это не «божественная необходимость» или итог «богочеловеческого процесса» как думают софиологи, не «случайность» и «исправление ошибки Творца и Вседержителя» как полагают их противники, а свободный акт любви Бога к человеку и всему миру. Преподобный Исаак Сирин учил, что тайна Христова пришествия на землю – не человеческий грех, а Божественная Любовь: Христос воплотился не только «для искупления нашего от греха», а «единственно для того, чтобы мир познал любовь, которую Бог имеет к твари». Исаак Сирин, которого славянофил Иван Киреевский почитал как выразителя православной духовности, считал, что Боговоплощение нельзя понимать как «условный план», задуманный Богом в предвидении грехопадения, но надо толковать как акт всемогущей и непостижимой Божественной Любви, более сильной, чем смерть и преисподняя. В теологии Сергия Булгакова существует глубочайший догматический изъян: у него на первом плане Гефсимания, а на долю Голгофы остается только телесная смерть. Для него искуплением грехов мира является не жертва Агнца Божиего на Голгофе, а воплощение Сына Божиего и Гефсиманская скорбь – «эквивалент адских мук». Софиология о. С. Булгакова и его понимание искупления напоминает учение гностиков об эоне Софии – выпавшей из плеромы Божества в темницу материального мира, а Христос как высший эон приходит, чтобы спасти Софию и вернуть ее в плерому, понимаемую как сущность Бога и духовный мир Его предвечных идей. В сущности, спасение у о. Булгакова совершается не на Голгофе, а в Вифлееме и Гефсимании, что перечеркивает ведущую роль духовной свободы личности в деле спасения, и превратило Голгофу из мироискупительной жертвы в бледную тень Гефсиманской ночи.
Существует судебное понимание христианства как «жестокой религии» встречающееся в монашеской среде, где сильны монофелитские тенденции, в доктрине Августина, в католической теологии, в учении Кальвина о предопределении, в историософии фаталиста К. Леонтьева, в онтологизации Ада у архимандрита Рафаила Карелина. В католичестве существует рациональная теодицея и юридическая теория искупления, превратившая Голгофу в схоластическую доктрину и апофеоз судебного процесса Бога над человечеством. В католической схоластике учится, что всемогущий и самодовольный Бог создал ничтожную тварь – человека и одарил его свободой воли. Адам негативно распорядился своей свободой  и нарушил волю Бога – совершилась трагедия грехопадения. Бог возбуждает судебный процесс над оскорбившим Его человеком и требует выкупа, а неумолимый гнев Творца умилостивляет Голгофа – жертва Сына Божиего, принесенная Им от лица всего человечества. Бог схоластов справедлив, а не милосерден, и суд Его – это торжество правосудия, а не любви. Фома Аквинский предлагает праведнику в Царстве Небесном наслаждаться вечными муками грешников в преисподней, как созерцанием торжества справедливости. Но не таков библейский Господь, «ибо так возлюбил Бог миp, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына своего в миp, чтобы судить миp, но чтобы миp спасен был через Него» (Ин.3:16-17). Николай Бердяев в своей трагической теодицее, а в сущности – «христодицее», прекрасно показал, что нельзя оправдать неподвижного, деистического, элеатского Бога, сотворившего мир, но отрешенного от мировой трагедии. Христианская теодицея возможна как трагедия Самого Бога, как Его Голгофская жертва и «страсти Господни» – искупительные страдания Иисуса Христа. По слову философа Николая Бердяева «теодицея и антроподицея – две стороны одного и того же. Христос-Богочеловек и есть единственная возможная теодицея и антроподицея. Голгофская жертва Христа, совершенная Богом и человеком, и есть теодицея не в размышлении, а в жизни, в действии. Агнец заклан от сотворения миpa. Божия жертва изначально вошла в план миротворения. Бог сам участвует в трагедии миpa, в страданиях миpa, несет на себе страдания человеческие». Бесконечная любовь Бога Отца к сотворенному Им миру открывается через крестную жертву Сына на Голгофе и через действие Святого Духа в самой сокровенной глубине наших сердец – «любовь Божия изливается в сердца наши Духом Святым» (Рим.5:5). Элеатскому, аристотелевскому и схоластическому «Божеству», а, в сущности – не Богу Живому, а умозрительному и «воображаемому Абсолюту», оставляющему блаженство Себе, а страдания – творению, уместно задать вопрос гетевского Прометея: «Мне – чтить тебя? За что? Рассеял ты когда-нибудь печаль скорбящего? Отер ли ты когда-нибудь слезу в глазах страдальца?» В Священном Писании раскрывается трагическая жизнь и смерть Иисуса Христа, крестные муки Единородного Сына Божиего, таинственная трагедия Богочеловека принимающего на Голгофе в любящее сердце Свое мировую скорбь.
                Преподобный Иоанн Дамаскин учил, что «Бог – не виновник зол», ибо все создал Творец добрым, а грех и зло – «изобретение демонической воли. На Голгофе была явлена бесконечность Божественной Любви, искупающей грехи мира и эта Любовь – ответ на муки Иова, печаль Екклесиаста и плач Иеремии. Бог с нами до скончания мира, Он глубже наших душ и ближе к нам, чем наше сердце. Бог никогда не оставляет нас, но мы оставляем Его исходя из нашего сердца – теряя дар любви и становясь бессердечными. Достоевский видел оправдание Бога в Его любви, более сильной, чем смерть, в страданиях Иисуса Христа, в близости страждущего Сына Божиего всем нам, в тайне Голгофы и Воскресения. Страждущий Христос на Голгофе – это Откровение о всемогуществе Бога, проникнутом любовью, это жизненный, а не рациональный, жертвенный, а не логический, духовный, а не схоластический ответ на «проклятый вопрос» о теодицеи. Нельзя человеку ограничить милосердие и всемогущество Божие, ибо всеблаг, премудр и всемогущ Творец, и Его безмерная любовь к миру –  один из центральных догматов христианства. На Голгофе и во всепобеждающем чуде Воскресения открывается величайшая тайна жизни – тайна Божественной Любви, создавшей мир земной и небесный, более сильной, чем смерть и Ад. Христос, распятый на Кресте, изрек: «Свершилось!» Божественная Любовь ради спасения мира – «так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего», излилась в бездну нашего страдания, и в лице Сына Божиего и Сына Человеческого встретилась самая скорбная и душераздирающая человеческая молитва – «Боже мой, Боже мой, зачем Ты Меня оставил?» с небоотверзающей Божественной Любовью. Вся тайна Креста заключена в том, что Господь сошел до самых бездонных глубин нашего падения – до преисподней, сокрушив «державу смерти». Апостол Иоанн сказал: «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и отдал Сына Своего в умилостивление за грехи наши» (1 Ин.4:10). Нет большей любви, чем Божественная Любовь. Тайна распятия на Кресте Спасителя есть одна из величайших тайн и Откровение любви Божией к человеку и миру. Во Христе исполнились все обетования Ветхого Завета – в Нем свершилась победа над Адом и смертью, а Крест стал орудием спасения. Христос принял Голгофу, Он участвует в трагедии мира как Спаситель и Искупитель. На величайшей иконе христианского мира – иконе Андрея Рублева «Троица», символически изображена таинственная, тихая и премудрая беседа трех Ангелов – это Предвечный Совет Святой Троицы, открывающий тайну теодицеи и таинственное отношение Лиц Святой Троицы к трагедии человека и мира. Бог Отец – «всеблаженный Бог», Он выше мировой трагедии, и запределен миру, но принимает в сердце Свое жертву Сына и благословляет Его на крестный подвиг Голгофы. Бог Сын – «страдающий Бог» не по Божеству Своему, а по воспринятому Им человечеству, Агнец Божий, совершающий искупление грехов мира, Новый Адам, «второй человек – Господь с Неба» принявший в сердце Свое весь трагизм сынов человеческих и находящийся в центре мировой трагедии – распятый на Кресте. Бог Святой Дух – «утешающий и освящающий Бог», ниспосланный Утешитель «отирающий всякую слезу», Чьи огненные языки сошли на апостолов и образовали Новозаветную Церковь. Архимандрит Софроний с присущим ему глубокомыслием говорил, что без Христа невозможно оправдать ни Бога, ни человека: «Христос одновременно Бог и Человек, пред миром оправдывает Бога, явив миру безмерность любви Отца, пред Богом же оправдывает человека, явив Богу Отцу подлинный лик человека». Христос победил смерть и Ад, будучи воплощением бесконечной и непостижимой Божественной Любви, в Его Личности заключена единственно возможная теодицея и антроподицея – оправдание Бога и человека.

Этюд III: Истоки и тайна возникновения зла

И я искал, откуда зло,
но искал плохо и не видел зла, в самых розысках моих...
Вот Бог, и вот то, что сотворил Бог;
 добр Бог и далеко-далеко превосходит создание Свое;
Добрый, Он сотворил доброе...
–Где же зло и откуда и как вползло оно сюда?
В чем корень и его семя?
Августин Блаженный

                Откуда и как в мире, созданном всеблагим и всемогущим Богом, возникло зло? Выдающийся русский философ и метафизик С.Л. Франк – один из наиболее ученейших мыслителей России, отличавшийся глубокими суждениями, в своей книге «Непостижимое» писал, что истоки и сущность зла – «неразрешимая тайна», объяснить зло логически и понять рационально невозможно, зло – это величайшая и самая непонятная загадка в Божьем мире, совершенно неизъяснимо как зло может существовать в мире, сотворенном Богом, а потому мысль наша сталкивается с неразрешимой антиномией, которую нельзя разрешить рациональным путем, иначе мы придем к отрицанию Бога – если в мире существует зло, то никакого всеблагого и всемогущего Бога нет, или к отрицанию существования зла – если существует Бог, то не существует никакого зла, а все что нам кажется злом на самом деле является проявлением премудрости  благости Творца вселенной. Но апостол и тайнозритель Иоанн Богослов ясно проповедовал, что существует всемогущий Бог, имя Которому – Любовь, и существует зло – весь видимый мир во зле лежит, пребывает в катастрофическом состоянии после грехопадения Адама. Зло существует, но его нельзя понять и объяснить, нельзя оправдать на суде совести, разума и веры, оно – противно Богу и Его высшей правде, зло – безумно и алогично, оно – самое темное и иррациональное из всех философских понятий, это – тьма, противостоящая Свету – Истине, Добру и Красоте, его надо не понимать, объяснять и оправдавать, а устранять, отвергать и побеждать, а потому нельзя рацинально разрешить проблему теодицеи и устранить проблематичность зла усилием научной, философской и богословской мысли, зло есть зияющая трещина в мироздании, ее сущность – богоотступничество. В чем же истоки зла и какова тайна его возникновения? Еще Тертуллиан – один из наиболее пылких и талантливых христианских апологетов заметил, что «один и тот же предмет обсуждается у еретиков и философов, одни и те же вопросы поднимаются: Откуда зло и почему?» По наблюдению проницательного Тертуллиана многие философы, не поняв сущность зла и его истоки, стали приписывать возникновение зла Богу и возлагать на Него ответственность за все несчастья и скорби рода человеческого. В истории философской мысли от древних гностиков до мыслителей нашего времени возникали учения о том, что истоки зла сокрыты в Самом Боге. Тевтонский теософ Якоб Беме полагал, что Бог имеет темную основу Своего существования – «бездну» (Ungrund), она – бессознательная и иррациональная воля, в ней заложены истоки мировой трагедии, но это гностическое представление о Боге и зле, делает невозможной теодицею. У немецкого философа Шеллинга, стремившегося постичь тайну возникновения зла, была неприемлемая для христианского миросозерцания идея о теокосмической катастрофе и внутренней драме Божества, не столько оправдывающая Бога, сколько делающая Вседержителя ответственным за все зло. В Священном Писании сказано, что «Бог есть Любовь» (1 Ин.4:8), Он есть Свет, и нет в Нем никакой тьмы, иными словами – Всевышний совершенно свят и праведен – «свят Господь Бог наш» (Пс.98:9), Его вечная и святая воля – абсолютное добро. Всеблаженный и предвечный Господь, запредельно величественный и непостижимый в сокровенной Сущности Своей, открывает Себя как всеблагой и любящий Творец, Промыслитель и Спаситель, Он – сверхсовершенство, Его самое возвышенное имя – Любовь, ибо любовь есть «совокупность совершенства» (Кол.3:14). Святой Дионисий Ареопагит настойчиво подчеркивал истину апофатического богословия Церкви – Бог совершенно непостижим в Сущности, ибо по слову псалмопевца Давида «мрак соделал покрывалом Своим», но в тоже время Господь превосходящий понимание людей и разумение Ангелов, открывает Себя в Своих нетварных энергиях – именах Божиих, являя миру Свое могущество и величие, премудрость и благость, высшее же имя Господне – Любовь. По слову святителя Григория Богослова христиане почитают Любовь и проповедуют всеблагость Божию, ибо любовь – самое высшее и прекрасное духовное содержание жизни, она – истинное познание Бога. Непостижимый и неизреченный Господь знает Сам Себя совершенно и в любви открывает Себя человеку – любовь есть познание Бога и в любви обретается знание о Боге. Апостол Иоанн Богослов возвещает: «любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин.7-8). Пророк Исайя созерцал в Иерусалимском храме таинственное видение – Серафимов, поющих боговдохновенную песнь и молитвенный гимн во славу Святой Троицы: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф…» (Ис.6:3). Бог свят и все причастное Богу – овеяно Его Святым Духом и становится священным – свято имя Божие и Его слово, возвещаемое народам земли через пророков и апостолов, святы книги Библии и храм Божий, где совершаются богослужения и таинства, наконец, свят человек исполняющий волю Божию и всецело посвятивший себя Всевышнему, ибо Дух Божий обитает в нем и жизнь его – богослужение. Бог Сам свят и жаждет, чтобы человек – Его возлюбленное творение, достигло святости – высшей жизненной цели: «будьте святы, потому что Я свят» (1 Пет.1:16). Бог христиан – это предвечная, нераздельная и единосущная Святая Троица, Он безгранично благ и премудр, могущество Божие бесконечно и непостижимо как для людей, так и для Ангелов, оно пребывает в вечной и совершенной гармонии с Его святостью и премудростью, вот почему Господь никогда не сотворит зла, а любовь – образ бытия Всемогущего. В книге Иова сказано о всемогущем Боге, что «Он делает, чего хочет душа Его» (Иов.23:13), а душой Божией на страницах Священного Писания и в молитвословии Православной Церкви именуется Святой Дух, любящий добро и не приемлющий зло, ибо сказано в Притчах Соломоновых: «мерзость пред Господом – коварные сердцем; но благоугодны Ему непорочные в пути» (Притч.11:20). Библейский Бог есть всемогущий Творец и Вседержитель, и Он же – всеправедный и справедливый Судия, испытывающий все глубины духа и души, все наши помысла и намерения сердца, все слова и деяния.
                Все вероучение святой Церкви, ее догматическое богословие и этика, ее богослужения и гимнография, все боговдохновенные книги Священного Писания и ее великие мудрецы утверждали, что Бог всеблаг и не является виновником зла и трагизма истории мира. Но откуда возникло зло, в мире, созданном всеблагим Творцом? Существовало манихейское учение о том, что в основе бытия лежит борьба двух совечных начал – добра и зла, которой обусловлен весь трагизм мировой истории, зло ассоциировалось с материей, а добро – с духом, высшая религиозная цель мыслилась как освобождение бессмертной души от тяжких уз бренной плоти. Для христианского миросозерцания граница между добром и злом проходит не между материей и духом, как утверждал Платон и Плотин, гностики и манихейские богословы, но через сердце, ум и воля человека – между благодатью Святого Духа и волей «духов злобы поднебесных», вот почему жизнь христианина – это духовная брань со злом в сердце и она немыслима без покаяния и молитвы. Среди гностиков возникло учение Маркиона различавшего Демиурга – злого Творца мира и Бога Ветхого Завета от всеблагого Бога Отца Нового Завета, пославшего Своего Сына – Иисуса Христа для искупления грехов рода человеческого и спасения мира, освобождения душ от власти Демиурга и материи. С христианской точки зрения – один Бог всемогущ и предвечен, Ему принадлежит вся полнота вечного бытия, где нет места злу, а гностические и манихейские учения с их метафизическим дуализмом, противоречат христианской вере в единого и всесильного Бога Вседержителя и библейскому пониманию сотворения мира и происхождения зла. Существовала платоническая концепция зла гласящая, что наряду с Богом Творцом существует совечная Ему материя, являющаяся причиной возникновения мирового зла. Карфагенский мыслитель Гермоген, под влиянием философии Платона и стоиков, учил, что Бог всеблаг и от Него происходит только доброе и наилучшее, а значит, зло существует в мире не по Его святой воле, а из-за материи, не способной идеально воплотить совершенные замыслы великого Создателя. С учением Гермогена о происхождении зла, восходящим к философии Платона и стоицизму, блестяще вел богословскую полемику Тертуллиан, указавший на то, что Бог есть Наивысший и Величайший, вечность и безначальность – это свойства Божии и их нелепо приписывать материи. Абсолютно совершенный Бог несравненно выше материи, вечность – свойство «от века Живущего», о чем свидетельствует и Божественное Откровение: «Прежде, нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты – Бог» (Пс.89:3). «В начале Ты, Господи, основал землю, и небеса – дело рук Твоих; они погибнут, а Ты пребудешь; и все обветшают, как риза, и как одежду свернешь их, и изменятся; но Ты тот же, и лета Твои не кончаются» (Евр. 1:10-12). Когда я вдумчиво вчитываюсь в эмоционально взвинченные богословские и полемические сочинения Тертуллиана, получившего прекрасное образование, я понимаю, что именно злоупотребление гностиков философией в ущерб вероучению Церкви и христианскому богословию, и вызвало в его душе неприятие к умозрениям античных мудрецов и всей их философии. Книги Священного Писания ясно свидетельствуют, что наряду с всемогущим и предвечным Богом не существует никакой совечной Ему материи. Многогранное и таинственное Божье миротворение не исчерпывается материей, ибо существует и духовный мир, Им с любовью сотворенный. Если материя существует в рамках пространства и времени, то бесконечно всемогущий Господь вечен и есть Дух вездесущий: «Куда пойду от Духа Твоего и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо – и Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, – и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя…» (Пс.138:7-10). В книге Иеремии Господь вопрошает через уста Своего пророка: «Не наполняю ли Я небо и землю?» (Иер.23:24). Всесовершенный Господь в непостижимом и неописуемом величии Своем превосходит и материальный мир, и духовный мир, и если небо – престол Его, то земля – лишь подножие Его ног. Если бы Господь согласился созидать мир из материи, являющейся источником зла, то на Него бы легла ответственность за то, что мир лежит во зле, ибо как всеведущий Бог Он предвидел все скорби и муки Своих созданий, и либо не смог исправить зло, внесенное материей – и тогда Творец мира не всемогущ, либо не захотел это сделать – и тогда Создатель не всеблаг. Если принять учение Платона и стоиков, то зло будет вечным, оно – непобедимо и всесильно в материальном мире, ибо сама бездушная и безобразная материя – совечна единому Богу, и совершенно не понятно: почему всеблагой и всемогущий Господь вознамерился создать мир из нее, предвидя возможность всех катастрофических последствий Своего творческого акта? Священное Писание рассказывает, что Бог сотворил мир из ничего как совершенно всемогущий и абсолютно свободный Творец неба и земли, Который не нуждался ни в какой материи и не подчинен никакой необходимости, но с любовью Он премудро создал Ангелов вселенную и человека силой Своего всемогущего Слова и всесильного Духа: «Словом Господа сотворены небеса и Духом уст Его все воинство их» (Пс. 32:6).
                Если всеблагой Господь абсолютно совершенен и всемогущ, то и все дела Его и творческие замыслы в их исполнении – прекрасны и не знают изъянов. В книге Бытия и в книге Иова описывается, что дела Божии свидетельствуют о благости и премудрости Творца вселенной, вызывая восхищение у Ангелов. В Псалтыре царь и пророк Давид с изумлением восклицает: «Все соделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих» (Пс.103:24). Все сотворенное святым и совершенным Богом – благо и прекрасно, а значит, выражаясь философским языком – ничто созданное Всевышнем не является злым субстанционально и даже падшие Ангелы по природе своей добры, ибо были сотворены как прекрасные Ангелы – сотворенные Богом через Его Слово силой Святого Духа бестелесные духи, одаренные умом и свободной волей, служащие Богу и по Его благодати получившие бессмертие. У многих богословов и философов возникал вопрос: если Бог есть Жизнь и в Нем – источник вечной жизни, то, как Ангелы и люди, отпавшие от Него, продолжают существовать и почему они не обратятся в небытие? Размышляя об этом Августин Блаженный говорил, что надлежит различать жизнь и бытие – все создания Божии есть произведения Его премудрости и любви, они – онтологически неуничтожимы, в этом смысле не совсем точно говорить о «бессмертии» Ангелов и душ, ибо вернее сказать об их неуничтожимости, она – проявление милости Божией, но истинно бессмертным и вечно сущим является один Бог, Который выше времени и вечности, ибо вечность принадлежит Богу и есть свойство Божие, а время возникло вместе с сотворением мира. Предвечный Бог есть Жизнь, отпадая от Него, люди и Ангелы духовно умирают – грех есть причина смерти, но не перестают существовать и не утрачивают бытие – смерть есть лишь исшествие души из тела, которое также призвано к воскресению для нетленного бытия и вечной жизни, а основа нашего существования есть всемогущая воля Творца и Его бесконечная любовь. Но какова сущность зла, почему и откуда оно возникло и зачем всеблагой, премудрый и всемогущий Бог, попускает злу существовать в сотворенном Им мире? В книге Премудрости Соломона написано, что Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, Он все создал для бытия и нетления, соделал человека – «образом вечного бытия Своего», а страдания и смерть вошли в мир завистью дьявола – падшего Херувима, восставшего против Вседержителя и возненавидевшего Его возлюбленное создание – человека. В метафизическом аспекте зло есть мятеж против Бога, негативное самоопределение по отношению к Творцу, жажда самообожения, в нравственном аспекте оно есть беззаконие – попрание заповедей, отказ от сотрудничества и соработничества с Богом, нарушение союза с Ним, не принятие Его святой воли, а утверждение своеволия – «да будет воля моя». Если творение Божье сравнить с музыкальным произведением – величественной симфонией, но зло есть диссонанс, нарушевший мировую гармонию, извративший жизнь тварных созданий, принесший страдания и смерть. Трагедия грехопадения началась на небесах – самый прекрасный и великий из всех Ангелов, наиболее близкий Богу воспротивился Его святой воле – в сердце Люцифера воспылала гордыня, и он возжелал быть равным Всевышнему: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14:12-15). В Ветхом Завете о падении Люцифера прекрасно сказано в книге пророка Иезекииля: «Ты был помазанным херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония…Я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией, изгнал тебя, херувим осеняющий, из среды огнистых камней. От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю, перед царями отдам тебя на позор» (Иез.28:14-17). По своей сущности зло иррационально, оно – противно Божественному Логосу и потому есть помрачение ума и безумие. Святые отцы Церкви говорили, что Люцифер в безумной гордыни повредился рассудком – он захотел стать Богом и занять место Божие, что привело к величайшей катастрофе в ангельском мире – прельщению трети Ангелов и началу страшной войны на небесах, в результате которой падшие Ангелы, ставшие жестокими и коварными демонами, были побеждены и низвергнуты. В таинственном Апокалипсисе апостола Иоанна Богослова, с его изощренной символикой, Люцифер описывается как красный дракон с десятью рогами, противостоящий Богу, как падший с небес Ангел и древний змей, обольщающий всю вселенную, что служит отсылкой к книге Бытия и сюжету об искушении Евы и Адама, о грехопадении первых людей. Люцифер отпал от Бога и утратил прежнюю славу, он не потерял ангельское естество, но стал негативов Божьего замысла о нем – любовь в его сердце сменилась ненавистью, устремление к Богу – гордыней, духовная мудрость – изощренным коварством, прославление Всевышнего – клеветой на Него, и в итоге прекраснейший и самый совершенный из всех Ангелов, стал олицетворением мирового зла. Если Господь всеведущ, то зачем Он сотворил Люцифера и тех Ангелов и людей, которые окажутся в геенне огненной? Преподобный Иоанн Дамаскин говорил, что Господь все предвидит, но не все предопределяет, ибо Творец одарил Свои возлюбленные создания драгоценным даром – свободой, а значит – грехопадение Люцифера и трети Ангелов на небесах не было предопределено, они могли как пасть – избрать путь греха и отречения от любви Божией, так и пребыть вечно верными Богу и проникнутыми неугасимой любовью к Всевышнему. Все сотворенные Богом Ангелы обладали свободной волей, нравственным сознанием и умом, они были призваны к высочайшему совершенству через непрестанное Богообщение, но прельстившись коварной речью Люцифера, стали по слову апостола Павла лукавыми «духами злобы», внесшими дисгармонию в мир Божий, возненавидевшими Творца своего и все Его создания, искушающими людей и соблазняющими их избрать путь греха и погибели. Но почему всемогущий Бог не уничтожил падших Ангелов сразу после их падения? Если бы Господь уничтожил падших Ангелов, то все иные создания служили бы Творцу не из любви, а из страха, а это противно благости Создателя, кроме того Бог премудр и Своей любовью и долготерпением Он разоблачает коварство дьявола пред лицом вселенной – его клевету на Всевышнего. Всемилостивый Господь щадит даже падших Ангелов, оставляя вместе пшеницу и плевелы из притчи Иисусовой – до вселенской жатвы – конца времен и Страшного Суда, ибо Бог ценит свободу Своих творений – в том числе и падших Ангелов. Если бы Всемогущий уничтожил падших Ангелов, то обратил бы их свободу в фикцию, и вместо милости Божией было бы явлено жестокосердие Творца – наихудшее обвинение против власти Вседержителя, но в том то и дело, что власть Божия зиждется не на одной силе, но на любви. Непостижимая любовь Божия настолько безгранична, что падшие Ангелы могли бы вернуть свою былую славу и вернуться на небеса, если бы в их сердцах нашлось место покаянию, но преподобный Иоанн Дамаскин отмечает, что в них нет раскаяния, и неистребимая гордость и злоба закрыла им путь к спасению. Однажды преподобному Антонию Великому явился демон в облике странника, подошел он к окну кельи подвижника и стал горько плакать, называя себя окаянным грешником, обреченным на адские муки. Странник просил святого Антония помолиться за его душу Богу о прощении грехов. Сжалившись над плачущим грешником, преподобный сказал: «Я помолюсь о тебе Бога, а ты приходи ко мне через три дня и я скажу, что Господь возвестил о тебе». Во время молитвы Всевышний сказал святому подвижнику: «Антоний! Знаешь ли ты за кого молишься? В обличье странника тебе явился падший Ангел». С горечью в сердце Антоний Великий воззвал к Господу: «Боже, почему же Ты не сказал мне об этом прежде моей молитвы?» И сказал Бог святому: Я – Бог милостивый и нет границ всемогуществу любви Моей. Я готов простить и падших Ангелов, если они покаются и вернутся ко Мне, и когда придет к тебе мнимый странник, скажи ему: Господь благ и хочет, чтобы все спаслись, и Он простит тебя, если ты обратишь лицо свое на Восток и три года будешь взывать к Нему с мольбой: «Господи! прости меня за злобу древнюю!» Услышав ответ святого Антония, мнимый странник громко засмеялся и прежде, чем мгновенно исчезнуть, сказал подвижнику: «Я знаю это и без тебя, Антоний, но никто из нас не желает каяться». Святой Григорий Нисский и преподобный Исаак Сирин высказывали смелую мысль о том, что в эсхатологической перспективе Божественное милосердие не окажется бессильным даже для демонов и падшие Ангелы могут придти к покаянию, ибо любовь Божия не может быть побеждена грехом, но это – надежда их милующих сердец, а не догматическая вера Православной Церкви.
                В Священном Писании, богослужебных книгах и в догматическом богословии Церкви корень греха определяется как духовная гордыня и жажда самообожествления, отчаянная ненависть к Богу и желание стать в бытии своем независимым от Вседержителя, сорвать Его провиденциальный план, извратить и разрушить Божье творение. В книге Бытия описывается как драма падения Люцифера и трети Ангелов, начавшаяся на небесах, продолжилась на земле и обернулась грехопадением Адама, а в его лице и всего человечества – одним из самых значимых библейских событий, катастрофой вселенского масштаба, в результате которой весь видимый мир был ввергнут во власть греха, тления и смерти. В книге Бытия сказано, что Господь сотворил небо и землю – небо есть мгновенно созданный духовный мир, где обитают Ангелы, а земля – материальный космос, обустроенный Творцом за шесть этапов – шесть дней миротворения, и на шестой день был сотворен человек – венец Божьего творчества, седьмое же день – это день благословения и освящения Всевышним всех Его дел, которые Он с любовью сотворил. Господь создал человека из праха земного и вдунул в него дыхание жизни. Человек есть дух, облеченный в плоть, он – ипостась двух миров – духовного и материального, существо, соединяющее в личности и существовании своем небо и землю. На созданном Богом человеке лежала величайшая миссия – Адам был призван к обожению – обретению высшей святости и высшего совершенства Божиего. Многие вопрошают: почему Господь не создал человека уже обоженным? Предвечный Бог сотворил Адама по образу и подобию Своему как свободную и разумную личность с иной сущностью – Адам не мог быть по естеству Богом, ибо он – человек, а если бы Господь обожил его естество односторонним актом Божественного всемогущества, то попрал бы свободу Своего создания, ибо в глубочайшей основе обожения лежит синергия – содействие Божественной благодати и человеческой свободы. Если в пантеизме человек есть существо, единосущное Богу, то в христианстве – человек есть образ и подобие Божие,  его естество иное, чем у Бога, он – самоопределяющаяся личность, способная творчески восходить к своему Творцу и Первообразу. Существует изумительная фреска Микеланджело «Сотворение Адама», где всемогущий Господь простирает руку к Своему возлюбленному творению, как бы призывая его к Себе и ожидая ответной любви от флегматичной фигуры Адама. Если бы первозданный человек всецело доверился Богу и исполнил Его заповеди: «возделывать сад» – с любовью относится к каждому Божьему созданию, соделать себя самого храмом Святого Духа, и «не вкушать от древа познания добра и зла», то человек пошел бы по предначертанному Создателем пути и его судьба не знала бы смерти и тления, страданий и потерь. Библейский сюжет о сотворении первых людей рассказывает, что Господь создал Еву из ребра Адама и в этих стихах книги Бытия сокрыта великая премудрость Божия: все человечество имеет единый исток в Адаме и обладает единой природой, а ребро наиболее близко сердцу – это символ духовной и сердечной близости мужчины и женщины, их любви друг к другу. В Священном Писании говорится о двух древах в Раю: Древо Жизни есть Премудрость и Сила Божия, это предвечный Логос, В Нем источник вечной жизни; древо познания добра и зла – оно было насажено в Эдеме Всевышним и не является источником зла, но заключает в себе некую Божью тайну. По мысли святителя Григория Богослова истинная жизнь людей заключается в общении с Богом – это причастие Древу Жизни, а древо познания добра и зла есть высшее созерцание, и Люцифер, искушая Еву вкусить его плодов, предлагал, по сути, первым людям похитить высшие Божьи тайны и Божью премудрость, стать богами без Бога – «будите как боги», совершенно свободным властителями бытия – обрести свободу от Бога. Люцифер замыслил совратить Адама и погубить первых людей через искушение Евы, явившись ей в облике змея – символ ангельской бескрылости – падшести, и дьявольского коварства – лукавый клевещет на Творца и описывает Его как сурового и завистливого Бога, не желающего, чтобы люди обрели высшее совершенство и непостижимую Божью премудрость.
                Некоторые философы и богословы задавались вопросом: Если Бог не хотел, чтобы человек вкушал от древа познания добра и зла, то зачем Он насадил его в Эдеме и почему допустил появление дьявола и искушение Евы, обернувшееся катастрофой грехопадения Адама? По слову святителя Иоанна Златоуста древо познания добра и зла было насажено Богом в Эдемском саду, а потому само по себе оно – высшее благо, и заповедь не вкушать его плодов была дана Адаму и Еве, чтобы определилось их отношение к Богу – ищут их сердца Самого Бога или только Его даров, любят ли они своего Творца бескорыстно или нет, будет ли их воля в гармонии со святой волей Всевышнего или же они предадут Творца, отвергнут Его любовь и нарушат заповедь. По учению Православной Церкви первозданный человек обладал глубочайшими знаниями о всех вещах в Божьем мире, духовной мудростью и невиданной проницательностью ума, знал Бога лучше всех пророков и святых, и «нарек всякую душу живую» – дал имена всем животным и птицам, постигнув сокровенную сущность каждого великолепного Божьего творения, но первые люди не знали, что такое зло на практике, так как пребывали с Богом, жили праведно и не совершали никаких грехов. Святой Антоний Великий утверждал, что Бог даровал человеку свободную волю и разум, дал ему совесть – сделал способным различать добро и зло, и у Адама и Евы было достаточно сил, чтобы устоять перед искушением от дьявола. Речь змея была столь притягательной для первых людей, потому что Люцифер предлагал им достичь благой цели – богоподобного состояния, обожиться, а соделать людей Божественно совершенными, не нарушая их свободной воли, желал и Бог, но дьявол соблазнял наших прародителей достичь обожения через предательство и богоотступничество, встав на путь греха и погибели. Преподобный Иоанн Дамаскин проницательно заметил, что дьявол «искусил человека ложной надеждой на обожение». Вслед за Евой запретный плод вкусил и Адам – и они узрели, что оба наги. Если раньше Божественный Свет как прекрасная и нетленная риза покрывал их, и не только их души, но и их тела сияли, подобно солнцу, то после нарушения заповеди Божией этот дивный свет угас, они потеряли высшую духовную мудрость и утратили чувство близости с Богом, их любовь исказилась низкими страстями, исчезли врожденное знание о Боге и прозорливость – дар проникать в сущность всех вещей, души осквернились грехом, а тела облеклись в «кожаные ризы» – грубую материальность, став подверженными болезням и тлению.
                В Священном Писании возвещается, что Господь всемогущ и всеблаг, Он сотворил человека и всех иных живых существ для нетления и вечной жизни, смерть же вошла в наш мир через первородный грех Адама. Нельзя согласиться с мыслью Леонтия Византийского считавшего, что первозданный Адам был создан смертным и обладал тленной плотью, а бессмертие и нетление – это не его естественное состояние, а динамическая задача, решаемая вкушением от Древа Жизни. С христианской точки зрения «Бог создал человека для нетления» (Прем.2:23), а естественное состояние человека – общение с Богом и причастность духовному миру – бессмертие, грех же – противен Богу и естеству Его творений, а смерть и тление, страдания и болезни – трагическая аномалия и многоскорбные последствия грехопадения первых людей. Как замечательно сказал Немесий Эмесский: «если бы Бог сотворил человека смертным, то не осудил бы его на смерть после грехопадения, потому что нельзя наказывать смертностью смертного».   Если бы Господь сотворил Адама бессмертным по его естеству, то сделал бы его Богом, но существует лишь один Бог, а обожение – Его великий дар, который человек, как личность, должен воспринять свободно. Если бы Господь сотворил Адама смертным, то Он бы оказался не всемогущ и не всеблаг, став виновником смерти Своего создания. Бог создал Адама как самовластное существо, обладающее разумом и совестью, сотворил его свободным от тления, способным жить вечно и стать совершенно бессмертным – обожиться, и вместе с тем, одаренный свободой первозданный человек, мог избрать путь греха и отпасть от Бога, он был потенциально смертен и, нарушив заповедь Божию, Адам сам сделался виновником своих скорбей и своей смерти. Августин Блаженный справедливо писал, что смерть – от греха, не от Бога, она наложена на человека и всех иных земных созданий, обитающих в видимом мире, не законом природы, а как расплата за грех и есть последствие грехопадения. Но возникает вопрос: Почему в результате грехопадения Адама «проклята вся земля» – весь земной мир со всеми его животными, птицами и растениями попал во власть смерти и тления? В книге Бытия рассказывается, что Господь дал Адаму во владение всю землю,  ибо власть над всем видимым миром – одна из черт богоподобия человека и образа Божиего в нем, наряду с духовностью и любовью, бессмертием и разумностью, совестью и свободой. После грехопадения Адама разорвалась связь между Богом и человеком, миром духовным и миром материальным, который с тех пор лежит во зле, а все живые Божьи создания страдают и плачут в этой юдоли скорбей, ожидая конца истории и победы Спасителя над мировым злом, духовного преображения вселенной и Царства Небесного, где уже не будет мук, болезней и смерти.
                Но если Бог премудр, то, почему Он сотворил мир и людей, зная, что возможна трагедия грехопадения? Неужели всезрящий Творец не предвидел, как Его создания распорядятся дарованной им свободой? Предвечный Бог есть Абсолютный Дух, Он обладает всесовершенным и всеобъемлющим умом, Его премудрость беспредельна – «разум Его неизмерим» (Пс:146:5), и непостижима – «кто познал ум Господень, что мог судить его?» (1 Кор.2:16). Всеведение Бога совершенно, у Него вся глубина премудрости: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия!» (Рим.11:33). В книге Иова сказано, что о величии неизреченной премудрости Божией свидетельствуют как самые грандиозные, так и самые малейшие творения – и величественная картина звездного неба, и скорпион, бегающий среди песков пустыни. Святитель Иоанн Златоуст дает такой совет: «Дивись Господу не только потому, что Он сотворил солнце и небо, но и потому, что создал Он муравья; это насекомое, хотя и малюсенькое, являет собой великое доказательство Божией премудрости». Всеведение есть вечное свойство ума Божиего, ибо Господь в совершенстве и непостижимым образом знает Самого Себя – всезрящий Его «Дух все проницает, и глубины Божии», «Божьего никто не знает, кроме Духа Божия» (1 Кор.2:10-11), знает все тайны всех душ и сердец, «нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто пред очам Его» (Евр.4:13). Всеведущий Бог знает от вечности все прежде бытия Ангелов и людей, прежде сотворения мира, Его всеобъемлющая мысль охватывает все века и все миры, превосходя разумение Ангелов и лучших мудрецов рода человеческого, и по вдохновенному слову пророка Исайи, возвышаясь над их помышлениями так, как небо возвышается над землей. Всеведущий Господь прежде сотворения неба и земли предвидел войну на небесах и падение Люцифера и трети Ангелов, от вечности знал, что возможно грехопадение Адама, но зло не входило в Его творческий замысел и Он не виновник зла и бесчисленных страданий, ибо все предвидя, Всемогущий не все предопределяет, оставляя место свободе созданий, Им сотворенных, которые могут нарушить Его святую волю, Он же, будучи бесконечной и непостижимой Любовью, не уничтожает их актом Божественного всемогущества, но желает всеобщего спасения – Бог хочет, чтобы все спаслись, беря на Себя ответственность за судьбу мира и каждого Своего создания. Если мы обратимся к Библии и внимательно прочтем ее, то увидим, что сотворению человека предшествовал Предвечный Совет Святой Троицы – «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт.1:26). Пророк Исайя говорил, что один Бог премудр и всеведущ, Он абсолютно всемогущ и свят, а потому ни с кем не советуется, ибо никому не достичь Его совершенства, а значит, в стихах первой главы книги Бытия описывается тайна Святой Троицы и разговор Божественных Лиц о судьбе Адама и каждого человека. Господь знал, что человек, обладая богоподобной свободой, может нарушить святую волю Творца – вкусить от древа познания добра и зла, о чем Бог пророчески поведал Адаму «ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт.2:17). Это слово Божие к первозданному человеку – не предопределение, а предостережение, ибо всеблагой Господь сделал все, чтобы Адам не почувствовал вкус зла, не отпал от любви Божией и не вверг земной мир в нынешнее катастрофическое состояние, при этом не ущемляя его свободной воли. Бог Отец, являющийся истоком Божества внутри Святой Троицы и причиной совечного Ему бытия Слова и Святого Духа, прежде чем приступить к сотворению человека, обращается к Богу Сыну, говоря с Ним о тайне спасения искупления грехов, если Адам не захочет жить по воле Божией и нарушит святую заповедь. На страницах Нового Завета тайна Предвечного Совета Святой Троицы – это великая тайна любви и премудрости Божией, открывается в том, что Бог Отец настолько возлюбил человека и мир, что отдает самое дорогое – Сына Своего Единородного, идущего на неимоверно страшные муки и крестную смерть на Голгофе ради нашего спасения: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16). Христос говорит, что пришел исполнить волю Бога Отца, а она состоит в том, чтобы никто не погиб – ни одно Божье создание, но все стали святы и совершенны как Господь, познали Божественную Истину и унаследовали Царство Небесное. В таинственном совещании Бога Отца и предвечного Слова участвует и Святой Дух – Бог Освятитель и Утешитель, ибо для нашего спасения необходимо не только искупление грехов, совершенное Агнцем Божиим на Голгофе, но и освящение – духовно преображение личности каждого человека благодатью Святого Духа, образовавшего Новозаветную Церковь и совершающего все ее таинства, непостижимым образом присутствующего и действующего в истории мира и в нашей жизни. Предвечный Совет, описанный в стихах книги Бытия – это согласие всех Лиц Святой Троицы взять на Себя ответственность за судьбу человека и вселенной, за жизнь и душу каждого создания Божиего и это величайшая тайна Божественной Любви, непостижимая даже для высших Ангелов – Серафимов и Херувимов.
                Бог с любовью промышляет о мире и каждом Своем создание, Он хочет всеобщего спасения и ведет историю к высшей цели – эсхатологическому Царству Небесному, но история мира трагична, ведь существует не только святая воля Создателя, но и злая воля падших Ангелов, и воля людей, колеблющаяся между добром и злом. Всеведущий Господь не только знает прошлое, настоящее и будущее, но стоит и властвует над временем и вечностью, а в Его промышлении учтено все – все возможные сценарии жизни каждого человека, весь нравственный потенциал каждой личности и все зло, совершаемое на земле, все возможные грехи, таящиеся в наших сердцах, и молитвенный плач каждого кающегося грешника. Но всемогущий Бог не предопределяет судьбу человека, ибо человек – свободная и разумная личность, он сам творит свою судьбу и несет нравственную ответственность за свою жизнь, а после смерти его ожидает Божий Суд. Русский религиозный философ Евгений Трубецкой очень глубокомысленно писал: «Моя свобода была бы нарушена в том случае, если бы Божественное предвидение предопределяло мои действия, то есть если бы оно было их причиною. На самом деле мои действия, как и все вообще события во времени, совершаются вовсе не потому, что их предвидит Бог: наоборот, Бог их видит потому, что они совершаются…». Существуют Божие дела, не зависящие от воли Его созданий – это предопределение Господне, например – сотворение мира и конец истории, окончательное разделение добра и зла на Страшном Суде и наступление Царства Небесного, где не будет смерти и скорбей, и куда не войдет ничто нечистое. Промысел Божий лежит между предопределением и предвидением, и есть действие Бога в истории мира и в жизни каждого Его создания, с целью его спасения, которое не совершается помимо его свободной воли, ибо спасение есть синергия – содействие и согласие двух воль – Божественной и человеческой. Неисповедимые пути Промысла Божиего не могут постичь даже горние умы Ангелов, и для всех нас неизъяснимое промышление Господне навсегда останется непостижимой тайной, которая откроется лишь в вечности, когда Ангелы и души святых воскликнут в ликующем молитвенном гимне: «Прав Ты, Господи, ибо открылись пути Твои, и явлена всем неизреченная милость Твоя и неоспоримая правда, Тобой утвержденная». Апостол Павел говорил, что таинственное и совершенное всеведение Божие от вечности содержит в себе всю несказанную, безграничную и предвечную «премудрость, в тайне сокровенную» (1 Кор.2:7), о которой свидетельствует промышление Бога о мире – непостижимое для наших земных умов: «Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим.11:33).
                Промысел Бога есть действие Божией правды и любви в сотворенном Им мире, оно прекрасно описано в книге Бытия, когда после согрешения Адама и Евы, Господь взывает к людям и взыскует их спасения: «И воззвал Господь к Адаму, и сказал ему: где ты?» (Быт.3:9). Но услышав голос Божий, Адам захотел скрыться от Творца – после согрешения его разум помрачился, он потерял духовное знание Бога – возжелал скрыться от вездесущего Духа и всевидящего Бога, начал мыслить о Нем как о жестоком и беспощадном Судии, устыдился наготы своей и скрывался с женой от лица Господня, не желая Богообщения и, боясь предстать пред Всевышним. Если до согрешения Адам пребывал с Богом и был всецело устремлен к общению с Ним, то после нарушения заповеди Господней его сердце, ранее отданное Богу, стало пристанищем низких страстей, ибо разрушилась заветная связь между Творцом и Его творением, основанная на любви и доверии. Если раньше общение с Богом было источником величайшего блаженства, то теперь оно вызывает страшные и душераздирающие муки совести в оскверненном грехом сердце Адама, становится источником его нравственных и духовных мучений. Всеблагой Бог ищет покаяния Адама и Евы, Он любит их и готов сразу же простить, если люди отвратятся от путей зла и вернутся к своему Творцу, но вместо покаянного плача Адам обвиняет во всем жену и ее Создателя – «жену, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (Быт.3:12). В духовно-нравственной жизни существует страшный соблазн – возложить вину за все несчастья и беды на Творца, сделать Его виновником зла, и этим соблазном прельстились Адам и Ева. Господь обращается к Еве с призывом покаяния, Он хочет, чтобы ее сердце откликнулось за зов Божественной Любви и отвергло грех как мерзость, но жена Адама перекладывает вину на коварство змея – речь падшего Ангела, демонстрируя Творцу ту же нераскаянность, что и ее муж. Почему всеблагой Бог, желая всем нам спасения, изгоняет Адама и Еву из Эдемского сада и лишает их доступа к Древу Жизни – причастности Богу Слову – предвечной Премудрости и Силе Божией, являющейся источником вечной жизни? Изгнание Адама и Евы из Эдема – это акт Божественного Правосудия, ведь в Раю нет места злу и как сказано в Апокалипсисе ничто нечистое не войдет в Царство Небесное, а наши прародители не раскаялись в своем согрешении. Изгнание Адама и Евы из Эдема – это акт Божественной Премудрости, ибо если бы первые люди остались в Эдеме и были допущены к Древу Жизни, то произошло бы увековечивание зла – нераскаянности их сердец, но увидев в изгнании многоскорбные и горькие как полынь последствия своего грехопадения Адам горько оплакал свой грех, ставший причиной неисчислимых страданий и смертей грядущих поколений и сове отречение от Бога: «О, горе мне окаянному – любимого Бога я оскорбил, преступил заповедь Властителя вселенной и лишил вечных благ несчастных сынов и дочерей моих, обрекая их и себя на бесчисленные земные мучения и смерть, неумолимо обрывающую жизнь». Изгнание Адама и Евы из Эдема – это акт Божественной Любви, ибо Богообщение стало для первых людей не источником вечного блаженства, а источником неиссякаемых духовных и нравственных мучений. Таинственное присутствие вездесущего Бога и общение с Ним, а в особенности Его бесконечная любовь стали не радовать Адама и Еву, а невыносимо мучить их – они скрывались от лица Господня и не хотели уже пребывать с Творцом. У многих верующих людей возникает вопрос: Почему милосердный и вселюбящий Господь не простит всех грешников и не откроет им врата Царства Небесного? Потому что спасение невозможно без покаяния – возвращения к Богу и преображения личности, а вечное Богообщение и пребывание с Богом – не радует нераскаянных грешников, а мучает их. Изгнание падших Ангелов с небес и Адама и Евы из Эдема есть не только свершение Божественного Правосудия, но и проявление бесконечной милости Всевышнего, не желающего насиловать свободу воли Своих падших созданий.
                Итак, Бог всеблаг и в сотворенном Им мире не существовало зла, и естественно, что зло не является равной и совечной Богу силой, так как Бог абсолютен, а значит – не может существовать двух Богов. Выдающийся православный богослов Владимир Лосский писал, что проблема зла – это именно христианская проблема, ибо метафизика зла разрешима только в православном богословии, утверждающем, что зло – это ни некая сущность, являющаяся манихейским «анти-Богом», а негативное состояние воли тварных созданий по отношению к Богу – «зло коренится в свободе твари». С точки зрения христианского богословия зло – это не субстанция и не сущность, ибо все сотворенное Богом благо по природе, зло же возникает из свободной воли Ангелов и людей, противостоящей святой воле Вседержителя, оно – противно познанию Бога и любви к Нему и есть отвержение Творца и Его замысла о сотворенном мире и каждом создании. Апостол Иоанн Богослов рассматривал зло в мистическом и моральном аспекте, обратив внимание, что оно есть грех – нарушение закона Божиего, а метафизическая сущность греха – отрицание данного премудростью Божией миропорядка и высшего смысла всех жизней, оскорбление Творца и ненависть к Его творениям, сотворенных Им с любовью. Надо сказать, что грех имеет много аспектов и связан с ангелологией и антропологией, космологией и метафизикой, но его мистическая сущность одна – отречение от Бога и уподобление демонам, попрание всего святого и измена своему Создателю. Но если Бог всеблаг и всемогущ, то почему Он вообще допускает существование зла и не уничтожит все зло актом Божественного всемогущества? Библейский Бог благ, Он с любовью сотворил Ангелов и людей, даровав им бесценный дар – свободу воли и не хочет никого из них лишать Своего драгоценного дара – проявления высшей любви к ним. В свободе заключено духовное достоинство Божиего творения, она дана Ангелам и людям как одна из важнейших черт образа Божиего, ибо без свободы невозможна духовная жизнь – любовь и творчество, молитва и созерцание, ведь невозможно заставить любить. Бог сотворил нас духовно самоопределяющимися и уникальными существами и в этом выражено величайшее выражение Его любви к нам, ибо, если у Ангела или человека отнять свободу, то они превратятся в запрограммированный на добро автомат, но перестанут быть богоподобными личностями и будут не способны к любви, Богообщению и обожению. Господь создал нас свободными, ибо жаждет нашей ответной любви и хочет, чтобы мы исполнили свою высшую миссию и вошли в Царство Божие, став, по слову Христа, совершенными как Отец наш Небесный, однако свобода дает возможность не только принять Бога и быть с Ним, но и возможность отвергнуть Бога и Его любовь, отречься от своего Творца и восстать на Него. У многих людей, познавших, что наша земная жизнь исполнена скорбей, возникает вопрос: Если Бог благ и справедлив, то почему Он создал нас без нашего согласия? Если Господь сотворил меня без моего согласия, а я не хочу существовать, то разве акт Божьего творчества не есть насилие над моей личностью и поругание моей свободы? Неужели всеведущий Творец не знал, что жизнь может быть для меня страшной и невыносимой мукой? А если Бог знал это, но все же создал меня не спрашивая – «хочешь ли ты существовать?», а за отказ принять жизнь – самоубийство, меня ожидают нестерпимые мучения в преисподней, то где же свобода моей личной воли, любовь Создателя и Его справедливость, изумляющая мудрецов на земле и Ангелов на небесах? Обычно богословы говорят, что решив создать нас, Господь не спрашивает нашего согласия, потому что нас еще не существует. Но если Создатель всезнающ, то разве Он не мог предвидеть захочет Его создание существовать или нет – сначала на земле, а потом после смерти – в вечности? С точки зрения христианского богословия – жизнь есть благословенный дар Божий и Творец с любовью приуготовил всем творениям Своим величайшее счастье – «то, что не видел глаз, не слышало ухо и не приходило на сердце человеку», а все зло, горести и скорби – не от Бога, а внесены в жизнь извне – с падением Ангелов и первых людей. Но и после грехопадения, Господь хочет, чтобы все мы существовали, ибо  каждое создание уникально и для Него бесценно.
                Но если Бог благ и премудр, то разве наличие зла, царящего захлестнувшего мир и мучающего всех нас, не полагает «внешнюю границу» Его всемогуществу и не демонстрирует Его явное бессилие? Существует старинная философская загадка: Если Бог всемогущ, то может ли Он создать такой камень, который Сам не сможет поднять?» Многие богословы и религиозный философы говорили, что этот «камень» Господь уже создал – это свобода человека, над которой Бог не имеет власти, ибо человек волен сам избирать – любить ему Бога или не любить. С точки зрения религиозного мыслителя Н.А. Бердяева Бог всеблаг и в Нем нет зла, но зло возникает из бездны несотворенной свободы – Ungrund, а над этой свободой Господь не имеет никакой власти. В сущности, в трагической теодицее Бердяева Бог благ – Он жертвует Собой ради Своего творения в лице Искупителя – Сына Божиего, Иисуса Христа и восходит на Голгофу, чтобы искупить грехи мира, но не обладает абсолютным всемогуществом, иначе, по мысли философа, Творец был бы ответственен за все зло, наводнившее вселенную. Но если Бердяев ставит страдающего Бога выше Бога всемогущего и приносит Его всевластие в жертву ради оправдания Творца пред лицом мира, лежащего во зле, то в Священном Писании ясно и четко провозглашается всемогущество Божие: «Я Бог Всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен» (Быт.17:1). В книге пророка Иеремии сказано, что для Бога нет ничего невозможного, Он – Господь всемогущий: «Нет подобного Тебе, Господи! Ты велик, имя Твое велико могуществом» (Иер.10:6). Но если Бог всемогущ, то куда же Он смотрит, когда на земле творится столько зла и такая вопиющая несправедливость? Почему всеблагой Вседержитель не остановит руку маньяка, убивающего свою жертву, и не откликнется на мольбы несчастных? Некоторые иудейские мудрецы – ученики равви Акибы, считали, что Бог предвидит все, что совершится на земле, Он дал людям нравственные законы и не вмешивается в их дела, дабы не ограничивать свободу Своих созданий, но это утверждение, противоречит всему Священному Писанию, на страницах которого Бог таинственно и активно участвует в истории мира, ниспосылает пророков и Мессия восходит на Голгофу, чтобы искупить грехи мира. Многие православные богословы убеждены, что Бог попускает зло и долготерпит злодеев, чтобы не лишить их свободы и, ожидая от них покаяния, ибо Создатель ищет любящих сынов, а не рабов и наемников, которые исполняли бы Его заповеди и жили праведно либо из-за страха перед адскими муками, либо из жажды небесных наград, но во всех подобных рассуждениях забывается о свободе жертв, которую попирают злодеи, а мольбы страдальцев к Богу обессмысливаются. Неужели Бог не хочет останавливать злодеев – скажем Гитлера и Чикатило, чтобы не истребить их свободу, и не откликается на мольбу угнетенных и страждущих, неустанно взывающих к Нему: «Где же Ты, Господи, и почему Ты не отвечаешь на наши стоны и слезы, летящие к небу?» Защищая свободу злодеев, священники и богословы напрочь забывают о защите прав и свобод их жертв – где свобода детей убитых маньяками или узников концлагерей, которые хотели жить? Если Бог всеблаг, то почему Он отдает предпочтение свободе истязателей и убийц, а не свободе их невинных жертв – неужели она не ценится Творцом и не священна для Него? Если Бог всемогущ, но не добр, то для меня невозможно Его возлюбить. Если Бог благ, но не всемогущ, то акт сотворения Им мира – безрассуден и безнравственен, ибо как Он дерзнул держать в Своих немощных руках судьбы мира, зная, какими муками это может обернуться для Его возлюбленных созданий? Размышления об истоках возникновения зла и оправдании Бога неизбежно ведут нас к трагическому вопросу о страданиях. Русский философ С.Л.Франк  справедливо, точно и глубокомысленно подметил, что «страдание есть некий общий, всеобъямлющий аспект несовершенства, внутренней надломленности и дефектности бытия. Само моральное зло в своем действии состоит в причинении страдания и в испытании страдания носителем зла. И даже метафизическое зло – смерть – не испытывалось бы как зло, если бы оно не несло с собой страданий – мук умирания и страха смерти у самого умирающего и страданий утраты у его близких. Мы не достигли бы глубины проблемы зла, если бы не задумались над ней, со стороны, с которой зло есть страдание».

Этюд IV: О страданиях

Ничто не ново под луною:
Что есть, то было, будет ввек.
И прежде кровь лилась рекою,
И прежде плакал человек...
Н.М. Карамзин

                Страдание есть один из самых животрепещущих вопросов философии и основной факт человеческого существования в здешнем мире – «я страдаю, следовательно, я существую»: с плачем человек рождается на свет, скорби, беды и несчастья обрушиваются на него на протяжении всей земной жизни, с мукой он умирает. Смотря на окружающий всех нас мир, я вижу неисчислимое множество безутешных страдальцев, и понимаю, что наша земная жизнь – это чаша, переполненная страданиями. Как много людей пережили страшные трагедии – всмотритесь в лицо убитой горем матери, потерявшей своего ребенка, в плач скорбящего жениха, склонившегося у гроба своей невесты, в угасшие глаза идеалиста, разочарованного в суровой и безжалостной жизни. Как блестяще сказал поэт и романтик Ульям Блейк, выразивший трагизм земного существования человека: «Под стоны матери и плач отца пришел я в этот мир, где опасностям нет конца…». Человек есть существо страдающее, и никому из нас не миновать скорби. Страдание – это загадочное явление, оно связано не только с хрупкостью нашей плоти и беспомощностью человека и иных живых созданий, но и с духовным миром личности, ее нравственным сознанием, верой и идеалами, ведь существует не только физическая боль, но и душевно-эмоциональные мучения, и духовная скорбь – скорбь от разлуки с Богом. Человек сотворен по образу и подобию Божиему, он создан из праха земного – материи, и обладает бессмертной душой – Господь вдохнул в лицо его дыхание жизни, соделав причастником духовного мира. Как обитатель материального мира человек с малых лет убеждается, что во вселенной нет бытия без страдания, ибо все земные существа обречены на страдания и скорби, их немощная плоть испытывает телесную боль, они подвержены многочисленным болезням и увечьям, изнемогают от переутомления и бессонницы, мучаются от жажды и голода, находятся во власти времени и после смерти их плоть обратится в прах. Человек не одномерное существо, поэтому наряду с телесными мучениями существует и душевное страдание, оно – гораздо более тяжкая мука, чем физические мучения, от нее нигде не скрыться. Но человек и не должен бежать от этих страданий, а призван со стойкостью духа и молитвой в сердце встретить эту боль души, постичь ее истоки и сокровенный смысл пред лицом Божиим. Человек есть существо духовное как личность, одаренная умом, совестью, творческими талантами и свободой, он – свободный дух, облаченный в плоть, но после грехопадения – «плененный Ангел» (по слову поэтов), порой ощущающий себя жалкой игрушкой в руках судьбы и рабом, гребущим на галере, ведь его земное существование подчинено физическим законам и природной необходимости, и он – дивное создание Божьего художества, приговорен к смерти и обречен сойти в могилу. Если сердце человека уязвлено духовным томлением, то он может найти исцеление лишь в молитве – воздыханиях к Богу и общении с Ним. Апостол Иаков призывал всех страждущих молиться – взывать к Всевышнему и взыскать Его милосердия, ибо Бог – истинный Утешитель всех отчаянных душ и скорбящих сердец. Но существует самая страшная духовная мука – Богооставленность, когда душа ощущает, что оставлена Богом, взывает к Нему с плачем – «неужели Ты отринул меня от лица Своего?», ни в чем не находит утешение и теряет надежду, испытывает мировую скорбь, доходящую до самого невыносимого отчаяния. По проницательному суждению преподобного Исаака Сирина, оставление Божие есть промышление Творца о нас, Он жаждет нашей любви и удаляется от нас, чтобы мы с ревностью искали Его, опытно познали, что разлука с Богом – более тяжкая мука, чем тысяча геенн огненных, а спасение – дело не одной нашей веры и добрых дел, но прежде всего, благодати Божией. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что Бог никогда не отворачивается от нас, но мы сами удаляемся от Него, отказываясь жить по евангельским заповедям. Но это крылатое изречение этого многомудрого богослова и вдохновенного проповедника Слова Божиего совершенно не в силах понять духовные муки Иова, Иеремии и Аввакума – библейских пророков, переживших Богооставленность, хотя всей жизнью своей они были верны заветам Всевышнего, в то время как самые извращенные в злодействах грешники, порой совершенно не чувствуют себя оставленными Богом и не испытывают никаких духовных и нравственных мук. По слову религиозного философа Н.А. Бердяева – одного из самых совестливых мыслителей России: «Более всего страдают совсем не худшие люди, более всего страдают лучшие люди. Сила страдания может быть признаком большей глубины. Развитие мысли и утончение души сопровождается усилением страдания, большей чувствительностью к боли не только душевной, но и физической. Несчастье, страдание, зло не являются прямыми причинами пробуждения силы в человеке и духовного возрождения, но могут способствовать пробуждению внутренних сил. Без боли и страдания в этом мире человек опустился бы и животное в нем победило бы. Это заставляет нас думать, что страдание в этом мире не есть только зло, последствие зла и выражение зла. Совершенно неверно думать, что страдание выпадает на долю человека пропорционально его вине и греху, хотя это и является мотивом многих проповедей. Думая так, мы уподобляемся утешителям Иова. Но Бог оправдал Иова, не его утешителей. Книга Иова является великим свидетельством о существовании невинного страдания, невинного страдальца».
                В книге «Экзистенциальная диалектика Божественного и человеческого» Бердяев проникновенно писал о том, что вопрос о страданиях – это русская тема, она проходит через всю русскую поэзию и прозу от нравственных рассуждения Радищева, романов Достоевского и гражданской лирики Некрасова до духовных исканий и философских рефлексий интеллигенции Серебряного века, а затем и Русского Зарубежья, вот отчего русским поэтам, писателям и философам так близка по духу и сердцу книга Иова: «Почему так страдает человек в этом мире? И возможно ли оправдание Бога при таком количестве страданий? Вот вопрос, который так мучительно задавал себе Достоевский. Радищев, отец русской интеллигенции, с малолетства потрясен был страданиями человеческими. Это очень русская тема. Жалость к страдающим, сострадание к невинным страдальцам сначала переживается как богооставленность, а потом ведет к богоборчеству. Основная тут тема – тема безвинного страдания. Она поставлена книгой Иова». Вопрос о страданиях мучит каждого мыслящего человека и не дает покоя его совести и душе. Философы веками размышляли о том, что такое страдание и откуда возникли наши скорби. Уже на страницах Ветхого Завета сказано, что «человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями, как цветок, он выходит и опадает; убегает, как тень, и не останавливается» (Иов.14:1-2). Горько плачущий на руинах разрушенного Иерусалима пророк Иеремия сетовал на то, что беда идет за бедою, земля разорена и пуста, и на небесах – нет проблеска надежды, глаза плачущих истощились от слез, и на устах их замер мучительный вопрос – «Благ ли Господь и не истощилось ли милосердие Создателя, не оставил ли Он землю навек и не отверг ли за грехи сынов и дщерей человеческих?» Потрясенный муками и неизбежностью смерти людей и всех живых существ, Будда учил, что жизнь соткана из желаний, а всякое желание порождает страдания, они – железные цепи, приковывающие нас к горестному существованию. Вся суть и весь смысл буддийской философии – это поиск избавления от страданий и освобождение от колеса перерождений, уход из бытия в нирвану – в покой небытия, где нет сознания и жизни. Все величие учения Будды заключено в милосердии к миру страдальцев, но буддийская философия не знает Спасителя и бессмертия личности, это – не религия, а скорее этическая доктрина, ей присуще сострадание, но не героическая борьба со злом и не вера, действующая любовь. Платон провозгласил мир вечных идей и первообразов, находящийся выше земных вещей, обреченных на бывание и исчезновение, описал величие и красоту любви, оставил глубочайшие раздумья о смерти и о том, что философ – странник в этом мире, его душа томится о «занебесной отчизне», а вся жизнь – лишь «приуготовление к смерти», высшая же цель – созерцание Божественной Истины. Но в идеалистической философии этого древнегреческого мудреца так и не был преодолен трагический раскол между двумя мирами – идеальным и материальным – зло и смерть неискоренимы, нет надежды на избавление от страданий всей мучающейся земного твари Божией, нет идеи духовного преображения вселенной и надежды на всеобщее воскресение из мертвых, нет пророчеств о пришествии Спасителя на землю и искуплении грехов рода человеческого. Земной мир остается подвластным смерти, вся его многообразная красота имеет преходящий характер и подвержена тлению, и все что остается философам – это уйти из этой «пещеры». В этих скорбных мыслях вся жизненная драма Платона и весь его пессимизм, побуждающий видеть в смерти – избавительницу от страданий, освобождающую душу от тягостных уз бренной плоти – ее темницы. Стоические мудрецы много размышляли о неизбежности смерти, скоротечности жизни и обилии страданий, но они учили, что избавление от мучений связано с изменением отношения к жизни – с примирением с судьбой, которая «покорного ведет, а непокорного тащит». Это сильное выражение Сенеки лучшая иллюстрация стоического фатализма. В книге императора и философа Марка Аврелия «Наедине с собой. Размышления» – одной из самых трогательных и искренних книг в истории человечества, внешне исповедуется стоическая мораль – надо обрести стойкость в скорбях и достичь бесстрастия – апатии, но за этим искусственным оптимизмом отчетливо проступает вся взволнованность темой страданий, вся отчаянность стоических мудрецов перед жизнью и смертью, вся глубочайшая и неисцелимая печаль чутких к мировому горю душ, еще не познавших Божественного Утешителя. Не надо карикатурно представлять себе стоических мудрецов, как людей, не знающих сочувствия, они любили и страдали, грустили и напряжено размышляли, и как бы не пытались быть бесстрастными перед лицом смерти, ее грозное прикосновение заставляло их сердца содрогаться в трепете, осознавая, что смерть – это дамоклов меч, от рождения занесенный над головой каждого человека, а жизнь – даже жизнь в гармонии с вселенной – кратка, как сон, и не знает счастья, человеку же в этом всецело детерминированном мире отводится лишь роль актера пьесы, какую ниспосылает ему всевластная судьба. Лучшие мудрецы всех минувших эпох – библейские пророки и Платон, Будда и стоики – искали избавления от страданий и постижения их смысла, ведь вопрос о смысле страданий – один из основных вопросов этики. Но ветхозаветные пророки хоть и ожидали грядущего Мессию – Небесного Искупителя грехов рода человеческого, сами испытали, как горестен удел человека. Платон и его последователи видели избавление в исходе души из земного мира – бегстве с поля жизненной брани. Будда учил отречению от жизни и освобождению от всех желаний. Стоическая мораль – это мораль покорности судьбе и принятия мира, она насквозь фаталистична, в ее основе  и сердцевине не любовь, а бесстрастие и отрешенность, стоики не верят в возможность изменения мира и не чают его духовного преображения, возвещаемого в пророческих стихах Апокалипсиса о новом небе и новой земле, они свыклись с тем, что мир лежит во зле и приняли катастрофическое состояние за норму бытия и естественный ход вещей. Только христианство принимало Божий дар жизни со всеми ее грозными тайнами и благословенными чудесами, открывало смысл страданий и несло избавление страждущим, не жертвуя бессмертием их душ и духовным достоинством личности, раскрывая тайну возникновения страданий и пророчествуя о преображении человека и вселенной – о горнем Иерусалиме, где не будет смерти, болезней и скорбей. Все люди, как существа, обладающие Божьим даром совести, призваны вести борьбу с социальными и природными причинами страданий – устранять страдания через приумножение научного знания и изменение социального строя, через просвещение и развитие медицины, через уничтожение социального рабства и обеспечения права людей на достойную и полноценную жизнь, но надо ясно понимать, что, так как истоки страдания метафизичны и духовны, то мучительная проблема страданий не разрешима в рамках нашего бытия, она разрешится лишь в конце времен – разрешится не научно-технически и социально-экономически, не через справедливое государственное и общественное устройство, не через культуру и просвещение, медицину и науку, а эсхатологически – через второе пришествие Иисуса Христа, Его окончательную победу над злом, через Страшный Суд и духовное преображение мира.
                Тайна и смысл страданий – одна из основных тем христианской этики, но если буддизм находит в страданиях – глубочайшую сущность бытия и закон жизни, ведь все живущее страдает, болеет и умирает, то христианство рассматривает страдания как трагическую аномалию, внесенную в мир грехопадением, а высшую сущность бытия и Божий закон жизни созерцает в  евангельской любви. В Священном Писании сказано, что Бог есть Любовь, а одно из Его вечных Божьих свойств – это всеблаженство, ибо Господь заключает в Себе абсолютную полноту всех совершенств, о Нем вдохновенно изрек псалмопевец Давид – «блаженство в деснице Твоей навек» (Пс.15:11). Творец жаждет разделить Свое вечное и неописуемое блаженство со всеми Своими возлюбленными созданиями, ибо бесконечная и непостижимая любовь Его – источник высочайшего блаженства всех тварных существ, а без Него и в разлуки с Ним они все – глубоко несчастны. Как сказал Августин Блаженный – Господь сотворил всех нас для Себя и ничто не сможет заполнить зияющую бездну наших сердец кроме Его всеобъемлющей любви. В книге Бытия описывается, как всемогущий Бог сотворил небо – духовный мир с Ангелами, и землю – материальную вселенную. Все созданное Творцом прекрасно и великолепно, а все страдания и болезни, тление и смерть – чужды замыслу Всевышнего и не были Им создано, но вошли в мир через грехопадение Адама. Святитель Василий Великий говорил, что первые люди жили в Эдемском саду счастливой жизнью, освобожденной от всякой печали и не знали никаких забот и страданий. По слову святого Григория Нисского, Бог есть благой и совершенный Творец, Он не создавал страданий и болезни, смерти и тления, и человек – дело рук Его был великолепен и изначально совершенно свободен от страданий, болезней и смерти. Но если человек сотворен благим Богом для вечной жизни, то где же его счастье и богоподобие, не подлежащее страданию тело и неуязвимая для печалей душа? Увы, человек есть существо несчастное, и как замечает религиозный философ Вышеславцев, каждый из нас может сказать о себе словами из плачущего пророка Иеремии: «Я – человек, испытавший горе». Человек скорогибнущ, его душа, одолеваемая многими страстями, а тело – хрупко и тленно, страдательно и смертно. Сущность смерти и страданий заключается в разрыве с Богом – источником вечной жизни и совершенного блаженства. Нарушив святую заповедь Вседержителя, наши прародители разорвали связь с Богом, и с тех пор люди лишились былого величия и бессмертия, а окружающий их земной мир, со всеми живыми существами его населяющими, обречен на роковые и многоскорбные последствия отпадения от Бога – на страдания и смерть. Преподобный Григорий Палама очень проникновенно писал о причине наших страданий, болезней и смертности: «Откуда к нам пришли слабости, болезни и другие беды, которые породила смерть? Откуда пришла сама смерть? От нашего непослушания заповеди Божией, от нарушения завета, который нам дал Бог, от нашего прародительского греха в раю Божием. Так что болезни, физические недостатки и бремя скорбей всевозможного рода происходят от греха. На самом деле из-за него мы переоделись из кожного покрова в это болезненное тело, смертное и обремененное страданиями, перешли в этот временный и обреченный на смерть мир, и мы были осуждены вести жизнь, став жертвой многочисленных зол и множества бедствий». С момента грехопадения Адама, грех – это горький яд, таящийся на темном дне чаши жизни, каждый человек обречен на страдания, ведь все мы сотворены по образу и подобию Божьему, в нашу душу вложены духовные нужды, в нас есть устремление к бесконечному и жажда вечности и смысл, свободы и любви, а страдание возвещает о дисгармоническом состоянии нашего падшего мира, где нет правды и справедливости, где царят время и смерть, где зачастую, люди холодны и безучастны друг к другу, а человек ощущает себя одиноким и неприкаянным скитальцем, заброшенным в страшный и чуждый мир, он выражает боль своего сердца и муку души через плач, жалобы и вопль, он ощущает недолговечность своего бытия и приговоренность к смерти, а страх смерти – источник одного из самых сильных страданий, ибо смерть есть разлучение души и тела, разрыв с миром и близкими людьми, живущими на земле, горечь расставания и разлуки. Но еще более сильные страдания испытывает человек от угрызений совести и острого переживания своей вины, от раздирающего душу чувства безвозвратной потери и непоправимости свершенного и сказанного, и эта мука, по изречению преподобного Исаака Сирина, есть предвосхищение адских мук.
                Если человек оглянется окрест себя, то увидит, что все живущие в земном мире страдают и мучаются – томятся о любви, с грустью вздыхают о несбывшихся надеждах, скрывают свою скорбь не в силах найти удовлетворение в чувственных наслаждениях, влачат жалкое существование в позоре и нищете, ощущают себя никому ненужными и покинутыми Богом, горько плачут о потери любимых. Вся великая русская литература – от Карамзина, Пушкина и Лермонтова до Надсона и Солженицына проникнута болью о страданиях падшего мира и столь же остро, как и Библия, ставит вековечный вопрос о страданиях – животрепещущий вопрос о теодицее, антроподицее и космодицее, от разрешения которого будет зависеть, стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой. С наибольшей художественной силой и глубочайшим метафизическим трагизмом вопрос о страданиях ставился в романах Достоевского – этого непревзойденного «мастера терзающего сердце», понимавшего, что «земля от коры до центра пропитана кровью и слезами». Книги Священного Писания полны плачем и стенаниями от утраты близких и исторических потрясений, исполнены молитвенных жалоб страдальцев, обращенных к Богу. По рассудительному и мудрому умозаключению С.Л.Франка: «Усматривая в страдании зло, мы молчаливо исходим из совпадения совершенства или добра с блаженством, в смысле ничем не замутненного, незатуманенного счастья, безущербной радости и наслаждения. Таким, казалось бы должна была бы быть вся наша жизнь, поскольку она действительно проистекает от Бога и есть в Нем, ибо Бог, всеобосновывающее и всеобъемлющее первооснование, абсолютно совершенен и есть первоисточник всякого совершенства; поэтому Его Самого мы должны представлять себе как абсолютно блаженным или абсолютным блаженством». С грехопадением Адама, который являлся «корнем человеческой природы», наше естество стало подвержено страданиям, болезням, тлению и смерти, распространившимися на все последующие поколения и вообще на все земные создания Господни. В предвечном замысле Творца о мире, Ангелах и людях не входило страдание, оно – не первозданное состояние мира Божьего, а горестное последствие метафизической и вселенской катастрофы – результат соделанного зла и совершенного греха, безотрадный итог богоотступничества, отпадение от Бога, а потому победа над страдание возможна только через союз с Богом – Вечный Завет, только через искупительную жертву Христа и Его победу над смертью и Адом,  только через синергию – содействие Бога и человека, только через таинства Церкви и духовную жизнь, через борьбу со страстями и молитву, через исполнение заповедей Евангелия – заповедей любви и восхождение к Богу. Грехопадение Адама имело универсальные последствия, ибо он – первозданный человек, содержащий в себе все человечество, и ему Вседержитель даровал как великому и славному царю власть над всем видимым миром. Апостол Павел богословски осмысливает грехопадение первозданного Адама как на причину вселенских страданий – «вся тварь стенает и плачет», указывая на нравственную ответственность людей за скорби, выпавшие на долю животных и птиц, рептилий и рыб, вместе с тем, пророчествуя об откровении сынов Божиих и свободе от суеты и тления – о духовном преображении мира в эсхатологической перспективе: «Ибо тварь с надеждой ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь, освобождена будет от рабства тлению в свободу  славы детей Божиих» (Рим.8:19-21). Наличие страданий возвещает о бедственном состоянии Божьего мира. Невозможно судить о благости Бога и премудрости Творца по нынешнему миру, лежащему во зле – это равносильно тому, что судить о гении художника по его картине поруганной вандалами и утратившей свое былое великолепие. Библейский Бог есть совершенный Творец, а созданный Им мир – искуснейшее произведение, но с грехопадением Ангелов и первых людей оно испытало вселенскую катастрофу. Господь сказал Адаму, что из-за его грехопадения земля – «проклята», мир пребывает во зле и вся тварь Божия страдает и плачет, но Творец не уничтожил наш мир, а возжелал спасти каждое создание Свое – и это говорит о Его бесконечном милосердии. Вся библейская история от книги Бытия до Апокалипсиса свидетельствует: вселюбящий Бог скорбит о том, что страдания окутали земной мир и хочет спасти Свое падшее творение – не просто вернуть нам райское состояние первых людей, но возвести к еще более грандиозному совершенству – Царству Небесному. Как таинственный Странник из Апокалипсиса, Христос стучится в двери наших сердец и ждет, чтобы мы открыли их и сделались Его великолепными храмами, но двери сердца открываются лишь изнутри – открываются ключом свободной воли, ибо Бог никого не спасает насильно. Как рассудительно замечает Бердяев в книге «Философия свободы»: «никто из нас не знает, кто спасется, а кто обречен на гибель, кто вступил на путь бесповоротного зла, а кто может еще вернуться к Богу. Мы должны жить с сознанием, что каждое существо может спастись, может искупить грех, может вернуться к Богу и что не нам принадлежит окончательный суд, а лишь Самому Богу. Последняя тайна судьбы каждого существа от нас скрыта; это – тайна свободы, и потому к каждому существу мы должны относиться как к потенции брата во Христе, который может спастись».
Но почему всеблагой Господь попускает существовать страданиям, ведь пусть Адам пал, но актом Божественного всемогущества Творец мог бы мгновенно избавить людей и весь мир от всех горестей и скорбей? Если бы Господь освободил Свои падшие создания от страданий, то Он искоренил из их душ неудовлетворенность земным – ни духовная тоска, ни философская грусть, ни душевная тревога не могли бы коснуться наших сердец, не побудили бы нас искать Бога и устремляться к горнему, размышлять о смысле жизни и своем предназначении в этом мире. Митрополит Трифон Туркестанов в акафисте «Слава Богу за все» – в этой драгоценной жемчужине православного молитвословия, славил Всевышнего за то, что Он вдохнул в наши души неудовлетворенность мирскими благами и тоску по нетленной красоте, жажду вечной жизни и Богообщения, скорбь о разлуки с Богом и счастье жить Им и чувствовать Его любовь. Если бы падшие люди утратили умение страдать, то навсегда смолкли бы грозные укоры совести и погибла бы их нравственная жизнь, не было бы более морального негодования от печального зрелища мира, лежащего во зле. Если бы падший человек освободился о духовной жажды, то не было бы поисков Бога и жажды Богообщения, уводящей людей в монастыри и пустыни, вдохновляющей его на аскетические подвиги и Богопознание. Если бы после грехопадения человек не страдал и был всем доволен, то предавался бы порокам и низким наслаждениям без меры – внешне был красив, не ведал бы болезней и скоротечные годы не обременяли бы его плоть старческими немощами, но за всем этим скрывалась бы духовно погибшая, не знающая высоких чувств и дум, нравственно разложившаяся душа, столь же отвратительная, как портрет Дориана Грея. Страдания и тревоги мучают человека, но они же пробуждают его душу, побуждают его задуматься о жизни и быть сострадательнее к окружающим, воззвать к Богу в молитве, изменить свою жизнь и свое миросозерцание. Русский религиозный философ Иван Ильин справедливо полагал, что без страданий всей нашей духовной жизни и культуре, нашему духовному достоинству и искусству пришел бы трагический конец – падший человек не знал бы ни вдохновения, ни мук творчества, не искал истинной любви и вечного счастья, довольствуясь похотью и мимолетными наслаждениями, не жаждал бы искупления и не каялся в грехах, был бы не способен к молитве и состраданию: «Растения и животные страдают в мире, оставаясь в его составе и составляя его собою, но им не дано страдать о мире и за мир. Человеку дан высокий дар возноситься над тварной жизнью мира и болеть о судьбах всей твари, страдать за нее, страдающую… Человек должен прислушаться ко вздоху и стону вселенной… внимать ей открытым сердцем и приобщаться мировой скорби через бескорыстное сострадание. Мы должны вчувствоваться в муку и жалобы стенающей природы и забывать в этом вчувствовании наше собственное страдание. Мы должны принять на себя страдание живых существу и понести его, как общий и единый крест мира; и попытаться постигнуть  скрытый, но глубокий смысл этого мирового креста. Этим мы предаемся мировой скорби, т.е. страданию о страданиях мира. И предаваясь этой скорби, наш дух возвышается и вступает в дивную близость к Богу... Надо открыть свое сердце и внимательно присмотреться, и ты увидишь, что приобщен страданию вселенной. Все страдает и мучается – то в беззвучной тишине, скрывая свою боль, замалчивая свою скорбь, преодолевая страдания про себя, то в открытых муках, которых никто и ничто не может утолить… Томясь в любви, вздыхая от неудовлетворенности, страдания в самом наслаждении, влачась в борении, в грусти и тоске – живет вся земная тварь, начиная от первого ее беспомощного деяния – рождения из материнского лона и кончая последним земным деянием, таинственным уходом на покой…Но надо учиться страдать достойно и одухотворенно. В этом великая тайна жизни; в этом – искусство земного бытия…Представим себе на миг иную, обратную картину мира. Вообразим, что вся земная  тварь освобождена от всякого страдания… Тогда началась бы новая, небывалая эпоха в истории человечества… Исчезло бы моральное негодование, возникавшее прежде от прикосновения к злой воле. Смолкли навсегда тягостные укоры совести. Прекратилась навсегда духовная жажда, уводившая человека в пустыню, в великую аскезу… Все всем довольны; все всем нравится; все предаются всему – без меры и выбора… Как описать те ужасные, опустошительные последствия, которые обрушились бы на человечество, обреченное на всестороннюю сытость?.. Без страдания нет ни истинной любви, ни истинного счастья. Ибо если бы человек не страдал,, то он не пробудился бы к творческому созерцанию, к молитве и духовному оформлению». Человек вполне довольный здешним миром и счастливый в земной жизни, нечувствителен ко злу и страданиям близких и дальних, он не способен разделить их печали и утешить скорбящих, никогда не проявит к ним сострадания и не взмолится Творцу из глубин сердца о всех несчастных и страждущих, о всех униженных и оскорбленных, населяющих нашу землю. Мне нравится мысль Николая Бердяева, гласящая: человек есть существо не только страдающее, но и сострадающее, раненое жалостью к страждущим и плачущим, и в этом умении любить, сострадать и быть милосердным заключается моральная высота человеческой природы – человечность, данная нам от Бога, равно как в бессердечии и бездушном отношении к нашим ближним и ко всем Божьим созданиям заключается низость падшего человека – его бесчеловечность.               
                Господь попустил быть страданиям, чтобы научить человека нести ответственность за свои согрешения и научиться чувствовать боль ближних, побудить его задуматься о жизни, смерти и вечности, искать Бога и спасения, духовно отрезвить его и научить мудрости – о мудрости, обретаемой через страдания, учили древнегреческие трагики Эсхил, Софокл и Еврипид, а на страницах Ветхого Завета об этом меланхолично писал старец Екклесиаст: «во многой мудрости много печали; и кто умножает познание, умножает скорбь» (Еккл.1:18). Страдания – это школа земной жизни, учащая человека полагаться не на преходящие и суетные блага, а на всемогущего и любящего Бога, искать не мимолетной славы мира сего и мирских сокровищ, а Царства Небесного и правды его, не довольствоваться обманчивыми радостями, но искать вечного счастья души – пребывания с Богом, познать свою греховность, изобличаемую угрызениями совести и избрать путь покаяния – избавления от греха, укрепить веру в Бога и надежду на Него, быть терпимым к ближним и проявлять милость к падшим – жалость и сострадание к грешникам, желать им не вечной погибели, а нравственного исправления и духовного преображения, помнить, что нынешние страдания ничего не стоят в сравнении со славой «будущего века» – жизнью в Царстве Небесном, где Бог будет всем во всем. Всем христианам памятен евангельский рассказ о том, как жестокосердные и лицемерные иудеи хотели побить грешницу камнями, но Спаситель защитил ее, указав им на их собственную греховность – «кто из вас без греха, то пусть первый бросит камень». Вот почему только всесвятой Господь может быть всеправедным и справедливым Судией. Христос показала нам, что надлежит любить и жалеть падшего человека – «Я не осуждаю тебя», и в тоже время Он заповедовал отвращаться от греха – «иди и больше не греши». Христианство – это религия любви и избавления от страданий, а не их идеализации, ибо сущность бытия есть любовь, а страдание – болезнь бытия и последствие грехопадения. Великий подвиг Христа заключается в том, что Он принял на Себя все страдания мира – последствия грехопадения, чтобы искупить грехи и победить зло, вырвать из сердца мира темный корень страдания – грех. Смысл великого подвига Сына Божиего на Голгофе и Его Воскресения состоит в победе над страданиями, ибо Он принял в сердце Свое все скорби мира от Адама до скорбей тех, что будут жить в последние времена, и из великой любви Он умер за нас – принял мученическую смерть на Кресте, чтобы спасти мир и освободить нас от власти дьявола, сокрушить Ад и избавить нас от страданий и смерти. С православной точки зрения совершенно неверно думать, что страдания человека пропорциональны его греховности, а земное счастье и успех – показатель его личной праведности. Все книги Священного Писания и вся история мира с ее трагическими и возмущающими совесть страницами, мой личный жизненный опыт и наблюдения убеждают меня, что в нашем многогрешном мире более всего страдают не самые худшие и злые люди, а самые лучшие и добрые люди. Чем духовно утонченней человек и чем более чувствительно его сердце, чем отзывчивее его душа и глубже его мысль, чем проницательней его ум и неусыпнее его совесть, тем больше он будет страдать, живя в этой юдоли скорбей – не одним своим страданием, но и мировой скорбью – сострадая иным Божьим созданиям, мучаясь и молясь за них. Преподобный Силуан Афонский говорил, что чем больше любви в сердце человека, тем больше его страдания и сильнее и пламеннее мольбы за мир и за каждую страждущую душу. Христос призывал учеников Своих нести крест жизни и не страшиться страданий, ибо многими скорбями нам надлежит войти в Царство Небесное – христианство претворила путь страданий в путь спасения и очищения души, но смысл несения креста – это верность Богу до конца, принятие святой воли Вседержителя и духовное, просветленное переживание и осмысление страданий, евангельская радость, основанная на вере, надежде и любви, побеждающая самые сильные и страшные страдания этого мира.
                Существует неизъяснимая тайна безвинных страданий столь всеобъемлюще описанная в книге Иова. Книга Иова – одна из самых древних и загадочных книг Ветхого Завета, и среди произведений мировой литературы нет ни одной книги, которая бы с такой же духовной силой, художественной ясностью и философской глубиной проникла в тайну страдания. Древний мудрец Иов верил в единого Бога, он любил Творца всем сердцем не ради земных и небесных наград и не из страха пред карой Господней, а искренне и совершенно бескорыстно, был праведен и благочестив, удалялся от зла и всегда являл доброту и милосердие к каждому человеку. В «небесном прологе» книги Иова рассказывается, как сатана предстал пред Вседержителем, хвалящим Иова за его праведность пред лицом Ангелов, и лукавый задал Богу коварный вопрос: «разве даром богобоязнен Иов?» (Иов.1:9). Движимый злобой и завистью к человеку, дьявол упрекнул Иова в корыстолюбии – в том, что он праведен не бескорыстно, а лишь потому, что Господь одарил его земными благами и сулит блага небесные, а значит, сердце Иова ищет и любит не столько Бога, сколько Божьи дары. Святитель Иоанн Златоуст верно утверждал, что «никакое нападение не было спровоцировано Богом против Иова, но все происходило от злобы дьявола». Дьявол хочет посеять в сердце Господнем сомнение в верности Иова и требует проверки его праведности: «Не Ты ли кругом оградил его, дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле. Но простри руку Твою и коснись всего, что у него, - благословит ли он Тебя? И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей. И отошел сатана от лица Господня» (Иов.1:10-12). Если бы дьявол не вмешался в жизнь Иова, то этот ветхозаветный мудрец и праведник не познал бы тех ужасающих страданий, которые обрушились на него – потеря богатств и гибель детей, лютая болезнь – проказа, и всеобщее отвержение – все посчитали Иова страшным грешником, которого справедливо наказал Господь. В чем же заключается коварство дьявола? Сатана хочет обречь Иова на нестерпимые муки, дабы праведник разуверился в любви и справедливости Творца, и проклял Его – сделать невозможной теодицею, а вместе с тем – истребить в сердце Бога веру в человека – сделать невозможной антроподицею: «простри руку Твою и коснись кости его и плоти его. Я клянусь Тебе, что он проклянет Тебя в лицо» (Иов. 2:5). Пусть сатана – причина страданий этого праведника, но при чтении книги Иова у каждого мыслящего человека возникает мучительнейший вопрос: почему всеблагой Бог дозволяет дьяволу  реализовать его коварный замысел по отношению к Иову и не защищает Свое возлюбленное создание? На этот многоскорбный вопрос, волнующий нашу совесть, святитель Василий Великий отвечал так: беды происходят не по воле Божией, а по попущению Всемогущего, ибо и у падших Ангелов есть свободная воля, которую они используют во зло, всеправедный Господь же не истребляет свободу Своих падших созданий, но ставит им пределы, ограничивая действие зла, иначе весь видимый мир был бы уже разрушен злобой дьявола и его аггелов: «И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей» (Иов. 1:12)», «вот, он в руке твоей, только душу его сбереги» (Иов. 2:6). Святость Иова вызывает зависть дьявола, и падший Ангел, обладающий свободой воли, вознамерился погубить праведника. Если всемогущий Бог не дал бы демонам действовать в мире, то превратил бы свободу Своих падших созданий в фикцию, но в тоже время всеблагой Господь ставит границы действию зла – сатана не может тронуть душу Иова.
                Скорбь Иова была велика, он разодрал одежду и семь дней и ночей сидел в безмолвии, а подле находились его друзья – три мудреца, пришедшие утешить Иова – Елифаз, Вилдад и Софар – люди набожные и почтенные, чьи речи изящны и блещут богословской ученостью. Наконец Иов открыл уста свои и проклял день свой: «Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек» (Иов.3:3). «Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева?» (Иов.3:11). «На что дан свет человеку, которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком? Вздохи мои предупреждает хлеб мой, и стон мои льются, как вода. Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье» (Иов.3:23-26). Сколько горечи в словах Иова и как велики его не только физические, но душевные и духовные страдания – он одинок в своем горе и ни одна душа не в силах понять его скорбь, наконец, его мыслящий дух мучают тягостные раздумья: За что же Ты, Господи, попустил испытать мне такие беды и почему оставил меня? В чем смысл этих тяжких испытаний для моей души и моего горестного удела на земле – в этой юдоли скорби и плача? Иов всю жизнь свою верил в любовь и справедливость Вседержителя и вот теперь он ощущает себя покинутым Богом, небеса, литые как зеркало, молчат в ответ на его мольбы. Книга Иова дает нам бесценный богословский урок – страдания постигающие людей далеко не всегда являются карой за их личные грехи, напротив – в мире, лежащем во зле, боле всего мучаются не грешники и глупцы, а праведники и мудрецы. Но вот мудрецы, опираясь на логику, господствующую в Ветхом Завете, согласно которой непостижимый Бог всемогущ и справедлив, Он вознаграждает верных Ему праведников и наказывает грешников, говорят Иову, что его страдания – свидетельство скрытых грехов и вины пред Всевышним, а значит, Иову надо покаяться в грехах и тогда Бог помилует страждущего, даст его душе утешение. Все изящные речи друзей Иова, на протяжении всего повествования ни разу не взмолившихся Творцу о несчастном, не столько утешают многострадального праведника, сколько осуждают его, не оправдывают всеблагость и справедливость Божию, а приписывают Вседержителю козни дьявола, возмущая совесть Иова и его нравственное сознание. Душа Иова скорбит безмерно, он  видит, что Елифаз, Вилдад и Софар лишь отвлеченно богословствуют, не понимая его духовной муки, страждущий же праведник знает, что ни в чем не погрешил против Бога и с болью в сердце называет самых близких друзей – «сплетчиками лжи», пытающимися защитить Вседержителя лживым злословием и клеветой. Иов непоколебимо верует в Бога, но как проницательнейший из всех мудрецов Ветхого Завета, он видит, что здесь на земле не найти справедливости Божией – нечестивые веселятся и благоденствуют, живут в роскоши и наслаждаются земными благами, праведники же обречены на бедность и страдания, они оклеветаны людской молвой и нет для них отрады в жизни. Даже когда надменные мудрецы упрекают Иова, говоря ему: «разве ты праведнее Бога?», он, признавая величие замыслов Божиих и премудрость Творца, высочайшую святость Господню, пред которой и небеса с Ангелами нечисты, изобличает ничтожность всех их рассуждений – суетность мудрости мира сего, и ищет постижения религиозной сущности жизни и страданий, взывая к Вседержителю и желая состязаться с Богом, дабы излить премудрому Создателю всю скорбь души своей, услышать ответ Всесильного и говорить с Ним. Несчастный праведник Иов – одна из самых экзистенциально трагических фигур в истории мира, ведь он переживает самую страшную и глубочайшую трагедию Богооставленности: «О, если бы я знал, где найти Его, и мог подойти к престолу Его! Я изложил бы пред Ним дело мое, и уста мои наполнил бы оправданиями. Узнал бы слова, какими Он ответит мне, и понял бы, что Он скажет мне». «Но вот я иду вперед, и нет Его. Назад – и не нахожу Его; делает ли Он что на левой стороне – я не вижу, скрывается ли на правой – не усматриваю» (Иов.23:3-9). Книга Иова поднимает краеугольный религиозно-философский вопрос, вот уже на протяжении многих тысячелетий волнующий умы многих философов и ученых, поэтов и богословов: Зачем Бог обрек Свое любимое создание на трагическую потерю детей, нищету и мучительную болезнь ради спора с сатаной?
                Иов обращается в горьких мольбах к Богу, он изливает Творцу свою душу, жаждет, чтобы Господь обратил внимание на Свое измученное создание – откликнулся на многоскорбные вопрошания несчастного. Все огненные речи Иова – это тяжба с Богом он – богоборец, глубоко верующий в могущество и премудрость Вседержителя, но без колебаний отстаивающий правду пред Богом и своей совестью, не желающий лицемерить и не замечать, что мир лежит во зле и нигде нет справедливости, но это богоборчество угодно Богу, ибо оно изобличает нашу падшесть и миропорядок, сложившийся после грехопадения и противный святой воли Всевышнего. В богословский спор с многострадальным Иовом вступает четвертый мудрец Элиуй, искренне сочувствующий скорбящему праведнику, но пламенно защищающий праведность Бога, с любовью сотворившего мир и промышляющего о всех созданиях Своих, возвещая, что Суд Вседержителя праведен, Он велик силою и никого не угнетает, вокруг Него страшное великолепие, восхищающее Ангелов и Он настолько велик могуществом и премудростью, что познать Его невозможно. Но богословски безупречные речи Элиуя не могут утешить страждущую душу Иова, жаждущую пришествия Божественного Утешителя – Святого Духа, как измученный зноем странник, затерянный в раскаленных песках бескрайней пустыни, жаждет живительного глотка воды. Когда чаша страданий Иова переполнилась – умолкли голоса земных мудрецов и настал благословенный и страшный своим величием час – Господь Сам отвечал Иову «из бури» и голос Его звучал как гром, исходящий из Божьих уст. Конец книги Иова – это собрание Божьих тайн и притч: Господь не утешает отчаянного страдальца, но упрекает его – «кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?» (Иов.38:2), обрушивая на Иова град вопросов – о мироустройстве и Божьих тайнах бытия, простирая пред ним величественные картины творения и красоту Божьего мира, и являя человеку неисчерпаемую и таинственную творческую мощь десницы Божией, положившей основания земли и определившей очертания морей, связывавшей узел Плеяд и Ориона, влагающей мудрость в сердца разумных и смысл в их жизни. Господь вопрошает: может ли Иов быть подобен Богу, говорить как Он в раскатах грома, покорять стихии и укротить Бегемота, чье сердце «твердо как камень и жестко как нижний жернов»  – символ бессердечия и жестокости демонов, и Левиафана – верх путей Божиих, за фигурой которого скрывается падший Ангел – Люцифер, может ли Иов защитить мироздание от сил зла, как всемогущий и всеправедный Бог, без любви Которого не могла бы возникнуть вселенная и люди? В загадочных притчах, изложенных Иову Вседержителем, рассказывается об орле, устроившем на высотах гнездо свое – на месте неприступном, и чьи птенцы пьют кровь его. В Священном Писании многое надо понимать иносказательно, ибо Господь зачастую избирает язык аллегорий, символов и притч: орел – это всемогущий Бог, существующий прежде всех век, Он есть вездесущий Дух; неприступное гнездо на скале – в историческом смысле есть святая Церковь, которую не одолеют врата адовы, в мистическом смысле – сердца святых, верных Богу и неприступных для искушений, исходящих от дьявола, а в эсхатологическом смысле – Царство Небесное, которое не от мира сего и куда не войдет ничто нечистое – грешное, не очищенное святой кровью Агнца Божиего; птенцы, пьющие кровь орла – это пророчество о мироискупительной жертве Иисуса Христа на Голгофе и святейшем таинстве Евхаристии – причастии Крови и Плоти Христовой. Книга Иова – это одна из самых сильных и вдохновенных книг Ветхого Завета, пророчествующих об Искупителе, Его победе над смертью и Адом и всеобщем воскресении из мертвых: «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию. И я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его» (Иов.19:25-27). Символично, что книга Иова читается в православных храмах во время Страстной Седмицы, когда христиане вспоминают о последних днях жизни и страданиях Спасителя, а сам Иов воспринимается как ветхозаветный прообраз Христа и провозвестник Евангелия, величайший библейский мученик, после Сына Божиего. Только Сам Господь мог ответить на мольбы и муки Иова – ответить не богословски и умозрительно как Элиуй, а реально – онтологически и исторически как всемогущий и святой Бог, и этот ответ явлен всему миру не только на страницах книги Иова, но прежде всего – на Голгофе, где предвечное Слово Божие, страдало по воспринятому Им человечеству и соразделило все наши скорби, навеки соединив в Себе Божество и человечество – неслитно, нераздельно, неизменно и неразлучно. Во всех грозных слова Вседержителя звучит любовь к Иову, и что самое изумительное Господь не убеждает страдающего праведника в Своей любви, а дает его сердцу ощутить это любовь – пережить высочайший опыт Богообщения. Иов говорит знаменательные слова, исполненные глубокого смысла: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов.42:5-6). Ветхозаветный страдалец Иов духовно познал ничтожность Левиафана – мирового зла пред Богом, ощутил всемогущество Божественной Любви, более сильной, чем смерть и Ад, и все его возражения и горестные вопросы к Творцу сразу исчезли, как меркнут звезды в ослепительных лучах восходящего солнца. Преподобный Силуан Афонский рассказывал, как одно время мучительно переживал отчаяние – чувство, что Бог отринул его и уже нет надежды на спасение, но когда этот величайший подвижник двадцатого века молился в храме, то узрел живого Иисуса Христа и благодать Духа Святого наполнила его душу и все тело. «С тех пор как я познал Господа, душа моя влечется к Нему и ничто меня более не веселит на земле. Но единое мое веселие – Бог. Он – моя радость; Он – моя сила; Он – моя премудрость; Он – мое богатство» – признавался старец. Это напоминает Богообщение Иова, нашедшего в любви Божией разрешение всех своих мучительнейших вопросов. Любовь Божия утешает сердце скорбящего лучше, чем все ответы на вопросы человека. Всеблагой Господь оправдал Иова и сказал трем мудрецам, осыпавшим страдальца упреками, что Его гнев горит на них, ибо они не говорили о Боге так же верно как Иов – приписали Всемогущему козни дьявола. И повелел им Бог принести жертву и ждать когда Иов помолится за них, и только после этого Господь обещает простить Елифаза, Вилдада и Софара. Библейский сюжет об Иове заканчивается победой Бога и человека над сатаной и его коварными замыслами – завершается оправданием Иова пред лицом Всевышнего и оправданием Бога пред лицом страждущего праведника, являясь лучшей ветхозаветной теодицеей и антроподицеей.
                Книга Иова заключает в себе Божественную Премудрость, но очень тяжело нравственно чуткому человеку, взирающему на трагические сцены из истории нашего многогрешного мира, принять эту Божью правду в последних глубинах духа и сердца, примирить ее с возмущенной совестью. Если Бог всемогущ и управляет вселенной, и как сказано в Новом Завете – даже волос на голове человека не может упасть без воли нашего Отца Небесного, то смотря на то, сколько в мире зла и страданий, видя смертельно больных, мучающихся тяжкими недугами и стихийные бедствия, уносящие множество жизней ни в чем неповинных людей – малых детей, из изучения истории понимая, что политика всех государств была связана с ложью и преступлениями, наблюдая, как торжествует все низкое, лживое и злое, а все священное поругано и опошлено, то неизбежно встает вопрос о благости Создателя. Неужели всемогущий и добрый Бог не может хоть немного облегчить страдания и муки людей, взывающих к Нему с мольбами, если Он бесконечно любит их? Библейская история о грехопадении Адама не дает человеку сложить с себя нравственную ответственность за трагические судьбы мира, но это не может всеобъемлющим образом ответить на вопрос: Почему Бог допускает страдания и смерть невинных, делающие мировую гармонию невозможной,  и как можно совместить такую вопиющую несправедливость, царящую в земном мире, с верой во всесильного и любящего Творца, Промыслителя и Спасителя? Зачем всемогущий Бог попустил избиение вифлеемских младенцев? В Евангелии рассказывается, что Христос родился в Вифлееме, и царь Ирод, захотевший предать Сына Божиего смерти, отдал своим войнам приказ убить всех новорожденных мальчиков. Всемогущий Господь не остановил жестокого царя и не образумил его, Он сообщил Иосифу и Марии о коварном намерении Ирода предать Богомладенца смерти, и дал им возможность бежать из города, но почему Он не защитил остальных новорожденных? Господь всеведущ, Он знал, что Ирод захочет убить Спасителя, а в результате пострадают неповинные дети, так почему же Христос не родился там, где Его рождение никому не причинило бы вреда – в безлюдной пустыне, дабы уберечь младенцев Вифлеема от грозящей им смерти? Святитель Иоанн Златоуст говорил, что не приход на землю Христа, а безумство и жестокость Ирода были причиной этой страшной трагедии, ибо царь был одержим демоном властолюбии и зависти, и он предпринял умерщвление вифлеемских младенцев, «из ненависти к Тому, на Кого указывала звезда». Святые отцы учили, что преступление Ирода свершилось не без попущения Всевышнего. Всемогущий Бог попустил младенцам Вифлеема умереть, но их смерть – не конец бытия, ибо у Бога все живы, и их мученическая кончина предварила искупительную жертву Агнца Божиего, с величайшей ясностью засвидетельствовала, что существует безвинное страдание, изобличила, что мир, лежит во зле,  пророчески указала на всех грядущих мучеников. Все православные христиане верят, что провозглашенный пророками Мессия умер за наши грехи на Кресте, добровольно сошел в царство смерти и освободил заключенные в Аду души, откликнувшиеся на Его проповедь – и первые среди них это не только ветхозаветные праведники, но вифлеемские младенцы, удостоенные войти в Царство Небесное.
                Душераздирающая тайна Вифлеемской трагедии глубочайшим образом связана с темой страданий безвинных детей, столь мучившей Уильяма Блейка и Достоевского, и эта духовная мука настолько велика, что побуждает нравственно чуткие души или отвергнуть бытие Божие или усомниться во всемогуществе Вседержителя, задаваясь карамазовскими вопросами: Разве может всеблагой Бог использовать зло как средство в Своих святых целях? Не слишком ли дорога цена, уплачиваемая за вход в Царство Небесное? Возможно прав Стендаль, на сильное изречение которого, так любил ссылаться страждущий богоборец Фридрих Ницше – «единственное оправдание Бога перед лицом наших страданий состоит в том, что Его не существует»? Священник Георгий Чистяков, исповедовавший и утешавший смертельно больных детей, в многоскорбной и трогающей душу статье «Нисхождение в ад» – этой малой Иововой поэме двадцатого века, во всей религиозной и нравственной глубине, со всей богословской серьезностью задался вопросом о страданиях и смертях безвинных и всеблагости Божией: «Легко верить в Бога, когда идешь летом через поле. Сияет солнце, и цветы благоухают, и воздух дрожит, напоенный ароматом. «И в небесах я вижу Бога» – как у Лермонтова. А тут? Бог? Где Он? Если Он благ, всеведущи и всемогущ, то почему молчит? Если же Он так наказывает их за их грехи или за грехи их пап и мам, как считают многие, то Он уж никак не «долготерпелив и многомилостив», тогда Он безжалостен. Бог попускает зло для нашей же пользы либо когда учит нас, либо когда хочет, чтобы с нами не случилось чего-то еще худшего – так учили еще со времен Средневековья и Византии богословы прошлого, и мы так утверждаем следом за ними. Мертвые дети – школа Бога? Или попущение меньшего зла, чтобы избежать большего? Если Бог все это устроил, хотя бы для нашего вразумления, то это не Бог, а злой демон, зачем Ему поклоняться, Его надо просто изгнать из жизни. Если Богу, для того чтобы мы образумились, надо было умертвить Антошу, Сашу, Женю, Алешу, Катю… я не хочу верить в такого Бога». Если Бог наказывает детей за грехи отцов, то Он несправедлив и немилостив, если не хочет утешить скорбящих, то Он недобр, а если не может избавить страждущих от страданий, то Он не обладает всемогуществом. Священник Георгий Чистяков сквозь слезы верил в благость Творца и Его любовь, он знал, что Бог всеведущ и непостижим, но сомневался в Его всемогуществе, полагая, что в библии нет ни слова о том, что Господь всемогущ, и даже ученейшие богословы не в состоянии ответить на вопрос: «Может ли Бог все?» Но именно в Священном Писании сказано, что Господь всесилен: «Знаю, что Ты все можешь и что намерение Твое не может быть остановлено» (Иов.42:2). В книге Иова разворачивается грандиозная картина Божьего величия и всемогущества, с которой не может сравниться ни одно из лучших произведений в истории мировой литературы. Многое мне нравится в философских раздумьях о. Георгия Чистякова – святая мысль о том, что всеблагой Бог не использует зло в Своих целях, как думали Августин Блаженный и Плотин, Василий Великий, Лейбниц, Серафим Вырицкий и архимандрит Рафаил Карелин; вера в то, что Господь бесконечно любит Свои падшие создания, соразделяет наши скорби и умирает за нас на Голгофе, воскресает из мертвых – побеждает смерть и Ад; надежда на то, что Утешитель отрет слезы всех скорбящих и дарует им избавление от страданий, пусть и в эсхатологической перспективе; но я не могу оправдать всеблагость Божию, отвергая всемогущество Всевышнего, как делает этот многоуважаемый мной священник, ведь и Священное Писание, и Священное Предание, и духовный опыт подвижников Православной Церкви, и вся литургическая жизнь ее, и Сам Христос возвещают, что Господь наш всеблаг и всемогущ и любовь Его сильнее смерти и Ада.
                Мою душу всегда мучил вопрос: Как верить в благость и всемогущество Бога, в то, что Он есть Любовь, после всех исторических трагедий и неисчислимых мук, захлестнувших землю, после опустошительных и кровопролитных войн, после концлагерей – того же Освенцима, где новые Иовы, мучительно умирали в газовых камерах, где влачили тягостное и жалкое существование узники, приговоренные к смерти, где люди во всей глубине ощутили себя брошенными Богом, где погибала надежда и воцарялось отчаяние? Меня потряс рассказ «Ночь» Эли Визеля – бывшего узника нацистского концлагеря, самого глубокого и честного из еврейских мыслителей, ставшего олицетворением мировой скорби, требовавшего от бессердечного мира памяти и уважения ко всем жертвам концлагерей – живым и усопшим, талантливого писателя с изумительным даром искренности, беспощадно запечатлевшего жуткие сцены из своей горькой и многоскорбной жизни, более ужасные, чем мрачные картины дантевского Ада. Это одно из самых страшных произведений в мировой литературе, горестная повесть о том, как набожный юноша, целиком поглощенный верой, днем усердно изучающий Талмуд и каббалистическую литературу, а ночью – оплакивающий разрушение Храма, прошел через концлагерь Буна и потерял веру в любящего Бога, ибо, если бы Он был, то простер Свою всемогущую десницу, дабы помочь страждущим и спасти их, не допустил бы холокоста и ужасов концлагерей. Эли Визель – Иов двадцатого века, но в отличие от многострадального библейского праведника, он потерял веру в Бога, как и веру в человека – нет Бога на небесах и нет любви на земле. Надо понять какие мучения пережил Визель, чтобы вникнуть в его религиозную драму – на глазах подростка отправили в печь маленьких детей, его младшую сестру и мать. В эти роковые мгновения пламя и отчаянный вопль обреченных испепелили в его душе веру в любящего Бога: «Никогда мне не забыть эту первую ночь в лагере, превратившую всю мою жизнь в одну долгую ночь, запечатанную семью печатями. Никогда мне не забыть этот дым... Никогда мне не забыть эти лица детей, чьи тела на моих глазах превращались в кольца дыма на фоне безмолвного неба. Никогда мне не забыть это пламя, навсегда испепелившее мою веру… Никогда мне не забыть эту ночную тишину, навсегда лишившую меня воли к жизни. Никогда мне не забыть эти мгновения, убившие моего Бога и мою душу; эти сны, ставшие горячей пустыней. Никогда мне этого не забыть, даже если бы я был приговорен жить вечно, как Сам Бог. Никогда. Ночь миновала. В небе сияла утренняя звезда. И я тоже стал совсем другим. Прежний я – мальчик, изучавший Талмуд, - исчез в языках пламени. Осталась лишь похожая на меня оболочка. Черное пламя проникло в мою душу и испепелило ее». Самая страшная, волнующая и обжигающая сердце сцена в рассказе «Ночь» – это казнь мальчика с лицом печального Ангела, когда Визель со всей трагической глубиной ощутил, что «Бог умер» – не существует Бога любви, доброты и утешения, и с этих пор он перестал молиться:
«Как-то, вернувшись с работы, мы увидели на сборном плацу трех черных воронов – три виселицы. Перекличка. Нас окружили эсэсовцы, пулеметы охраны были направлены на нас – обычная церемония. Трое приговоренных со связанными руками, и среди них – мальчик, Ангел с печальными глазами.
Эсэсовцы казались озабоченными и настороженными больше обычного. Повесить подростка на глазах у тысяч зрителей было делом непростым. Комендант лагеря прочел приговор. Все взгляды были прикованы к ребенку. Он стоял, мертвенно бледный, почти спокойный, кусая губы. На него падала тень виселицы.
На сей раз палач отказался от своей привычной роли. Его заменили трое эсэсовцев.
Трое приговоренных вместе встали на табуреты. На три шеи одновременно накинули петли.
- Да здравствует свобода! – крикнули двое взрослых.
А мальчик молчал.
- Где же Бог, где Он? - спросил кто-то позади меня.
По знаку коменданта опрокинулись три табурета.
Во всем лагере наступила полная тишина. На горизонте садилось солнце.
- Снять шапки! – крикнул комендант охрипшим голосом.
А мы плакали.
- Надеть шапки!
Потом мы опять шли мимо повешенных. Оба взрослых уже были мертвы. Их раздувшиеся синие языки вывалились наружу. Но третья веревка еще дергалась: мальчик, слишком легкий, был еще жив...
Больше получаса продолжалась на наших глазах его агония, борьба жизни со смертью. И нас заставляли смотреть ему в лицо. Он был еще жив, когда я проходил мимо. Язык оставался красным, глаза не потухли. Я услышал, как позади меня тот же человек спросил:
- Да где же Бог?
И голос внутри меня ответил:
- Где Он? Да вот же Он – Его повесили на этой виселице...».
                Медленная и мучительная смерть мальчика на виселице, его цинично и безжалостно поруганная жизнь истребили веру Визеля, его измученная душа прониклась неумолимым гневом на Вседержителя, он возжелал записать Бога в книгу смерти и стал Его беспощадным обвинителем: «Я был обвинителем, а Бог обвиняемым. Мои глаза открылись, и я оказался одинок, чудовищно одинок в мире – без Бога и без человека. Без любви и милосердия. Я был всего лишь пеплом, но чувствовал себя сильнее, чем этот Всемогущий, к которому моя жизнь была привязана так долго». В предисловии к рассказу «Ночь» Франсуа Мориак – лауреат Нобелевской премии, описал свою первую встречу с Визелем: «Тогда я понял, что сразу привлекло меня в этом молодом  израильтянине: он мне напомнил Лазаря – восставший из мертвых, но все еще пленник зловещей тюрьмы, в которой он томился окруженный истлевшими трупами. Для него вопль Ницше «Бог умер» стал реальностью. Бог любви, нежности, утешения, Бог Авраама, Исаака и Иакова исчез навечно под  пристальным взглядом этого мальчика. Он растворился в дыму холокоста. Организованного нацией, возведшей себя в ранг идола. И сколько благочестивых евреев похоронили в те годы Бога!  Думали ли мы когда-нибудь о последствиях того ужаса – пусть не столь очевидных и страшных, но наихудших верующего – о смерти Бога в душе ребенка, который нежданно столкнулся с абсолютным злом?» Как, вслед за истерзанным Визелем, мне не задуматься о том, где было милосердие Бога, когда мальчик в нестерпимых муках умирал на виселице? Когда я задумываюсь о страданиях, то мысль моя и совесть сталкиваются с неуловимой и неизъяснимой тайной – одной из самых горьких тайн бытия, и как бы я не бился, вместе с преподобным Антонием Великим, вопрошавшим Бога, отчего праведные и честные люди живут в скорбях, нищете и отверженности, гибнут в страданиях и бесславно, а нечестивцы – благоуспешны, живут до старости, имеют признание, богатство, власть и почет, не болеют и умирают спокойно и без мук, мысль моя не в силах разрешить и постичь непостижимую Божью тайну, но сердце мое вольно претворить мою муку в проникновенную и пламенную молитву к Богу: Верую, что Ты благ Господи, и что Ты умер на Кресте, искупая наши грехи, знаю, как дорога сердцу Твоему свобода Твоих созданий и что Ты предупредил нас – «в мире будите иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир», и все же скажи мне: Неужели Ты не мог защитить страдальцев или хотя бы облегчить муки молящих Тебя? Неужели ценя свободу мучителей, Ты пренебрег свободой их жертв? Неужели Ты оставил верных Тебе, зная, что всякий оставленный Тобой теряет последнюю надежду и погружается в отчаяние? Скажи мне Господи, где Ты пребываешь, когда мы страдаем, тщетно взывая к Тебе и воссылая мольбы в пустые, холодные и безответные небеса, литые как зеркало, отражающие трагические сцены земного мира и скрывающие Тебя от наших молитв и от нашего взора?

Этюд V: Бог на Кресте – Победитель смерти и Ада

Ибо так возлюбил Бог мир,
что отдал Сына Своего Единородного,
дабы всякий, верующий в Него, не погиб,
но имел жизнь вечную.
 (Ин. 3:16)

                Однажды архимандрит Софроний – ученик преподобного Силуана Афонского, с болью размышлял о страданиях людей: «Если я так, всею силою моего сердца, сострадаю человечеству, то как понять Бога, безучастно смотрящего на злострадания многих миллионов, созданных Им же Самим людей? Почему Он допускает неисчислимые насилия одних над другими?» Подвижник обратился к Богу с вопросом: «Где же Ты, Господи, и почему попускаешь все эти муки, если любишь Свои создания?» В ответ Софроний услышал слова Божии, раздавшиеся в его сердце: «Разве ты распялся за них?» Если человек из бездны ужаса, горя и отчаяния вопрошает: «Где Бог, когда я страдаю?», то христианский ответ таков – «Бог на Кресте, Он распят ради нашего спасения, Он вочеловечился и принял в Свое сердце вселенскую муку, дабы разделить наши скорби, искупить наши грехи и утешить всех скорбящих». В Апокалипсисе таинственно сказано, что Агнец Божий заклан от сотворения мира – в Предвечном Совете Святой Троицы было решено, что Бог Слово воплотится и добровольно сойдет в бездну наших страданий, если совершится грехопадение Адама. Господь не отвратил Свое сердце от страждущего мира – недосягаемый и всемогущий Бог  бесконечно близок нам, Он присутствует в истории мира и берет на Себя ответственность за судьбу каждого Своего создания. Христос пришел в земной мир, чтобы искупить наши грехи Своей святой кровью. С рождением Сына Божиего, Иисуса Христа наступила новая эра в истории мира, ибо свершилось великое таинство – Бог вочеловечился. Христос есть Сын Божий и обещанный пророками Мессия, Он – единственный Спаситель мира и Божественный Логос – через Него были сотворены Ангелы, мир и человек. Во Христе – жизнь и свет, а Его рождение и жизнь, смерть и воскресение, описанные в Евангелии, становятся центром всей христианской веры, ибо только с Ним история и жизнь имеют высший смысл. В Новом Завете говорится, что Христос есть Агнец Божий, Он свят и безгрешен, более непорочен, чем любой из Ангелов или новорожденных младенцев, чья природа осквернена первородным грехом, и которые нуждаются для спасения в Его искупительной жертве и освящении Святым Духом. Христос ходил по земле, Он спал на корме лодки, тонущей в волнах – образ нашего мира, проповедовал о любви и всепрощении, плакал, когда умер Лазарь и воскресил его, совершал чудеса, исцеляя страждущих, горячо молился в Гефсиманском саду за весь мир и за каждую душу – за всех живых, усопших и еще не рожденных – молился, скорбя душой до кровавого пота, испытав волнение и страх по воспринятому Им человеческому естеству, был вероломно предан Иудой и добровольно принял страшную мученическую казнь на Голгофе, когда обезумевший народ иудейский яростно кричал – «Распни, распни Его!», а страждущий Спаситель молился за Своих убийц – «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят».
                Святитель Григорий Богослов догматически точно и нравственно верно утверждал, что крестная жертва Спасителя – это следствие любви Бога к человечеству, а не Его гнева, ибо как сказано в Священном Писании: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Страдающие люди нуждаются не столько в мудрости и знаниях, сколько в любви – в ощущении, что Господь любит их, в уверенности, что ни жизнь, ни смерть, ни власти, ни силы, ни время, ни пространство – ничто не в силах отлучить их от любви Божией, и эта любовь явилась в Иисусе Христе. В тяжелые минуты скорби и отчаяния люди чувствуют, что Господь оставил их и небесам нет никакого дела до страдальцев, и в эти горестные дни жизненно важно помочь им ощутить любовь Божию, услышать благую весть о Христе – особенно от христиан, членов мистического Тела Христова – Церкви, но, увы, в наше время именно любовь и оскудела в сердцах верующих, и мы не умеем утешить плачущих, вселить надежду в отчаянных, укрепить веру в колеблющихся. После грехопадения между Богом и сотворенным Им человеком и миром разверзлась пропасть, но Господь не оставил Свое возлюбленное творение. Бог участвовал в истории мира, посылал пророков, просвещал умы, ищущих Истину и возлюбивших мудрость, благословил Своего Единородного Сына сойти с небес, дабы принять на Себя все тяготы земной жизни, искупить грехи рода человеческого и всех спасти, не ущемляя их свободной воли. По слову преподобного Исаака Сирина Бог Отец «по любви к твари Сына Своего предал на крестную смерть», а «по любви Своей к нам и по послушанию Отцу Своему Христос с радостью принял на Себя поругание и печаль». Библия повествует, что есть более страшное страдание, чем муки невинных детей, чем нестерпимая скорбь Иова и всепроникающая печаль Екклесиаста, чем молитвенный плач Иеремии и горестные раздумья Аввакума – это безвинное страдание Иисуса Христа на Голгофе – страшная смерть на Кресте. Физические муки Христа были колоссальны – Его тело было истерзано ударами бичей и плетей, по пути на Голгофу, Он нес Крест, спотыкался и падал в пыль лицом, на главу Спасителя надели терновый венец с острыми шипами, и по лицу Его текла кровь, на Голгофе же Богочеловек был распят. Но все величие и весь метафизический трагизм этой смерти заключается не только в физических муках Сына Божиего, взявшего на Себя грехи мира, но и в Его духовных муках – на Голгофе Он до дна испил чашу мировой скорби и от лица всего человечества страждущий Мессия воскликнул с Креста: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мф.27:46). На Кресте бесконечная любовь Божия встретилась с бездной вселенского страдания, всемогущество Божие слилось с немощью человеческой в распятом Богочеловеке, глубочайшее и самое безысходное отчаяние было побеждено неугасимой надеждой и верностью Богу до конца – «да будет воля Твоя!», и милостью Всевышнего, возжелавшего искупить грехи – «свершилось!», на все самые многоскорбные мольбы откликнулось Слово Божие, испытавшее по Своему человеческому естеству все муки – от грехопадения до конца времен и Страшного Суда. С точки зрения христианской сотериологии Крест Христов – это орудие нашего спасения и высочайший образ жертвенной любви – мост, переброшенный Богом через зияющую пропасть, отделяющую нас от Всевышнего и Царства Небесного, нам же для спасения надо пройти по этому мосту – взять крест свой и идти вслед за Христом, жить по заповедям Евангелия.
                На страницах Евангелия Христос говорит, что принес не мир, но меч – это Слово Божие, Он не мирится со злом, ибо хочет, чтобы страданий в мире стало меньше, а любви больше, и пришел на землю, дабы победить зло. Многие философы вопрошали: «как понять зло, творящееся в мире?» Но зло невозможно понять, оно противно Божественному Логосу – иррационально, не имеет никакой основы в замысле Творца и никакого оправдания на Суде Всемогущего. Христос нес Крест на Голгофу, Спаситель истекал кровью под тяжестью грехов рода человеческого, Он принял все муки Ада и земли в Свое любящее сердце, чтобы спасти нас – уничтожить зло, не уничтожая грешников, но исцеляя и преображая их, давая духовные силы и возрождая в них волю к Богообщению, призывая их к исканию Царства Небесного и правды его, к чистосердечному покаянию и святости. Когда я смотрю на Крест, вижу образ распятого Богочеловека и размышляю о Его страданиях на Голгофе, то понимаю, насколько велика любовь Божия к нам и ясно вижу, что Христос и Его крестная жертва – есть ответ Бога на вопль Иова и плач Иеремии, мольбу Аввакума и печаль Екклесиаста – ответ Бога на страдания всех живых созданий, на скорбь вселенскую. В чем же заключается этот ответ Бога? В том, что Бог есть Любовь, открывшаяся нам во всей ее глубине и мощи в Личности Сына Божиего, ибо как писал апостол Павел: «Христос, когда еще мы были немощны, в определенное время умер за нечестивых. Ибо едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится умереть. Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5:6-8). В этом плане совершенно ясно, почему религиозный мыслитель и историк философии Сергей Трубецкой столь настойчиво и рассудительно утверждал, что религиозная сущность Евангелия и христианства заключена в Божественной Личности Иисуса Христа, в Нем одном ответ на все человеческие слезы и печали. По слову православного философа Николая Арсеньева, сказанному с сердечным огнем живой веры: «Бог Сам излил любовь Свою, «излил Себя» в бездну страдания нашего в Сыне Своем. Мы не одни, мы не оставлены в страдании нашем. Он с нами и здесь – чрез Сына Своего, пострадавшего и умершего на кресте. Страдание освящается Его присутствием, Его соучастием с нами в страдании. Раскрываются новые горизонты. Страдание, трудности, крест Его, предание воли своей, т.е. участие в Его послушании – становятся дверью в новую действительность, в действительность жизни Духа». В Ветхом Завете Христос пророчески назван «Мужем скорбей» (Ис.53:3) не только за то, что Он страдал на Голгофе за наши грехи, но и Его сошествие во Ад. Нисхождение Христа во Ад – одно из самых таинственных и значимых событий библейской истории, не менее величественное, чем Голгофа и Воскресение. Апостол Петр назвал Ад – «темницей духов», указывая на пребывании Христа в преисподней и на Его проповедь, обращенную ко всем находившимся там душам. Сошествие Спасителя во Ад есть вторжение Бога в «державу смерти», приведшее к опустошению преисподней, сокрушению врат адовых и победе над смертью. Бог есть бесконечная Любовь, Он хочет, чтобы все были спасены, а потому проповедь Христа в преисподней, была обращена ко всем душам, а не только к ветхозаветным праведникам и пророкам. Христос пришел во Ад спасти все души, но освобождены и спасены Им были лишь те, которые откликнулись на Его проповедь. Вот почему святитель Иоанн Златоуст говорил, что Христос сошел во Ад, чтобы освободить весь род человеческий, но спасение обрели лишь уверовавшие в Него и последовавшие за Спасителем.
                Христианская теодицея не исчерпывается крестной жертвой Спасителя на Голгофе и Его сошествием во Ад, но и обращает нас к Воскресению. Воскресение Христово – это величайший праздник и самое радостное событие в истории нашего мира, это победа всеблагого и всемогущего Бога над демонами, свидетельство того, что любовь Божия сильнее, чем смерть, и ревнивее, чем преисподняя. С особой евангельской мощью и проникновенностью радость о Воскресении Христовом – о победе Богочеловека над Адом и смертью, звучит в слове святителя Иоанна Златоуста на Святую Пасху: «Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа? Воскрес Христос – и ты низвержен! Воскрес Христос – и пали демоны! Воскрес Христос – и радуются Ангелы! Воскрес Христос – и жизнь царствует! Воскрес Христос – и ни одного мертвеца во гробе!» Вся вера христиан и все их надежды, вся литургическая жизнь Церкви и ее догматическое сознание, вся проповедь апостолов и православное богословие – все основано на благой вести – воскресении Иисуса Христа из мертвых. Новозаветная Церковь провозглашает, что до искупительной жертвы Христа на Голгофе и Его Воскресения даже праведники и пророки сходили в Ад, а ныне – даже самые окаянные грешники могут войти в Царство Небесное, если искренне покаются и очистятся от грехов. Апостол Павел писал, что если Христос не воскрес, то вера наше тщетна, у нас нет более надежд и мы – самые несчастные люди. Если бы Христос скончался на Голгофе и не воскрес из мертвых, то Он бы стал еще одной жертвой смерти, и это свидетельствовало бы о бессилии любви Божией пред силами зла, смертью и Адом, сделав невозможным оправдание Создателя и являя Его неискупимую вину перед лицом всех страждущих и плачущих созданий, обреченных на неисчислимые земные страдания, неминуемую смерть и посмертные адские мучения. Но Христос не только искупил наши грехи на Голгофе и принял на Себя мировую скорбь, не только сошел во Ад, чтобы сокрушить врата преисподней и спасти все души, откликнувшиеся на Его проповедь, но и воскрес из мертвых – разорвав узы смерти. Но если Христос победил смерть, то почему она не перестала владычествовать над людьми и иными живыми существами, собирая кровавую жатву на земле? Всемогущий Господь победил смерть духовную – разлучение души с Богом, показал, что смерть – это не исчезновение в черной бездне небытия, а переход в иной мир и ожидание всеобщего воскресения мертвых, но Он оставил смерть физическую, иначе Бог бы увековечил зло – сделал бесконечной жизнь злых и преступных людей. Господь бесконечно любит Свои создания, вот почему никто из них никогда не обратится в небытие – даже падшие Ангелы, но по премудрости Своей Он попустил быть физической смерти, чтобы человек помнил о конечности земного бытия, искал не мимолетных мирских благ, а Царства Небесного и вечного общения с Богом, сознавал ответственность за всю свою жизнь – за дела и слова, намерения и помыслы, знал, что его душа может стать как обитательницей Рая, так добычей Ада, и что после смерти его ожидает Суд Божий. Вознесясь на небеса, чтобы отверзнуть врата Царства Небесного для нас и воссесть одесную Бога Отца, Христос не оставил землю, и Божественный Утешитель – Бог Освятитель, именуемый христианами Святым Духом, в день Пятидесятницы сошел на апостолов в огненных языках и образовал Новозаветную Церковь, сердце ее жизни – Божественная Литургия и таинство Евхаристии – причастие Крови и Плоти Христовой, а образ ее бытия – любовь, ибо именно через любовь к друг другу и познаются истинные члены святой Церкви и ученики Иисусовы. Если бы мы умели любить и дали Святому Духу коснуться наших сердец, то мы были бы настоящими христианами, а не жалкой и унылой карикатурой на учеников Христовых, мы бы научились прощать обиды и молиться за страждущих, не отчаиваться в скорбях и помогать ближним: «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев. А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, - как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиной» (1 Ин.3:16-18).
                Для христианина неизбежно встает вопрос, мучающий каждого совестливого человека: Как совместить любовь Божию с вечными муками грешников в Аду? Вопрос о вечных муках – один из самых сложных, таинственных и многоскорбных для христианского философа. Если всеблагой Бог есть Любовь, то как Он может ввергнуть огонь неугасимый Свои возлюбленные создания, которых Он сотворил и ради спасения которых пролил Свою святую кровь на Голгофе? Тайна адских мук – это не только тайна правосудия Вседержителя, но и тайна свободы сотворенных Им созданий. В Новом Завете провозглашается: Бог хочет, чтобы все люди спаслись и пришли к познанию Истины, а Ад – это произведение злой воли падших Ангелов и грешников. Бог благ и милостив, Он не сотворил Ад, но сражается с преисподней и смертью, однако Бог никогда не принуждает Свои создания к спасению и никому не навязывает общение с Собой. Существует знаменитая антиномия всеобщего спасении и геенны огненной, изложенная ученым, богословом, поэтом и священником о. Павлом Флоренским в его колоссальном труде «Столп и утверждение истины»:  если исходить из любви Бога и Его благости, то «невозможна невозможность всеобщего спасения», но если исходить из свободы Его созданий, то невозможно допустить, чтобы любящий Бог принуждал их к спасению, а значит – «возможна невозможность всеобщего спасения». Если мы обратимся к книгам Священного Писания, и к истории нашего мира – этой всеобщей трагедии, написанной кровью и слезами, то увидим примеры, как сердца иных созданий ожесточились против Бога и отвергли Его любовь – восстание Люцифера и трети Ангелов на небесах, горестная история преступлений царя Ирода и предательства Иуды Искариота, и всех иных злодейств, исполнивших землю. Некоторые философы и богословы называют Ад – памятником свободе падших Ангелов и нераскаянных грешников. Церковь не приняла учение Оригена об апокатастасисе, так как оно связано с учением Платона о предсуществовании душ и циклическим пониманием времени, стирает разницу между добром и злом перед лицом вечности, злоупотребляет милосердием Божием и не понимает, что тайна спасения – это тайна синергии, содействия человеческой воли и Божественной благодати, ибо Бог никого не спасает насильно. Господь не уничтожил падших Ангелов и нераскаянных грешников, ибо они – Его творения, пусть и падшие, Он любит их всем сердцем и хочет спасти, но трагедия заключается в том, что они отвергают дары любви Божией, обрекая себя на адские муки. Преподобный Исаак Сирин хранил надежду, что все могут быть спасены и был убежден, что никто из терпящих мучения в геенне огненной не оставлен Богом и Его любовью, напротив – все мучимые в Аду поражаются очистительным огнем Божественной Любви, а мучает их – собственная злоба и нераскаянность. В Апокалипсисе, где история мира во всей ее грозной трагичности описывается как борьба Бога и Его святой Церкви с мировым злом, возвещается, что в горний Иерусалим «не войдет ничто нечистое» – не убеленное кровью Агнца Божиего, не очищенное от греха. Но Апокалипсис – это книга надежды, пророчествующая о духовном преображении неба и земли, о том, что в конце веков смерть истребится и Бог утешит всех скорбящих: «отрет Господь всякую слезу с очей их, и смерти уже не будет, ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет: ибо все прежнее прошло» (Откр. 21:4).В черновиках великого русского писателя Ф.М. Достоевского есть глубокомысленная запись: «Апокалипсис. В финале выразится что-то такое драгоценное, чего стоили все мировые эти страдания и что искупает их до того, что можно и примириться». Апокалипсис – это последний аккорд Библии, величественная картина таинственной истории Церкви и мира, торжественная оратория Христа и Его святых Ангелов, реквием о конце мира сего, о конце истории и падении нового Вавилона и всемирного царства Антихриста, утешение скорбящих и отрада мучеников и исповедников, радостный гимн в честь Христа Судии, грядущего воздать всем по делам, намерениям и словам их, и судить живых и усопших по правде и любви, благая весть о духовном преображении вселенной – о новом небе и новой земле, о завершении драмы всемирной истории и о Страшном Суде, о Царстве Небесном, где не будет ни смерти, ни скорбей, ни плача, ни болезней, великолепная и грозная симфония Божьих пророчеств о последних судьбах человечества, предвидение вечной славы святых и вечных мук дьявола и аггелов, Антихриста и нераскаянных грешников, громогласное и небоотверзающее Откровение об окончательной победе Бога над мировым злом, о вечной Небесной Литургии и жизни святых, ставшей богослужением.

Эпилог: Почему я христианин?

Я христианин и потому верю,
что проблема теодицеи разрешена явлением Христа
и совершенным Им делом искупления и спасения.
Н.А. Бердяев

                Никакие самые эрудированные богословские книги и самые изощренные и глубокомысленные философские рассуждения о теодицее не смогут утешить плачущую мать, потерявшую своего ребенка, несчастного юношу, горько оплакивающего смерть своей возлюбленной, неизлечимо больного, обреченного в муках доживать свой безотрадный век, бывшего узника концлагерей, утратившего надежду на Бога и потерявшего веру в людей. Что я могу сказать мученику Иову, сидящему на гноище, или сокрушенному духом Эли Визелю, на глазах которого узники концлагеря убивали друг друга за кусок хлеба, а нацисты вешали и сжигали детей? Как оправдать всемогущего Бога и отстоять веру в Его любовь пред лицом тысяч и тысяч замученных и доведенных до отчаяния душ, чьи жизни были нескончаемой мукой, а идеалы и святыни – растоптаны безудержной жестокостью мира и бессердечием окружающих? В размышлениях о теодицее, меньше всего мне хотелось походить на тех богословов, которых с беспощадной правдивостью вопрошал Иов: «Или вы для Бога будете лгать и неправду возвещать ради Него, в угоду Ему кривить душой, в споре выгораживать Его?» (Иов. 13:7–8). На страницах книги Иова в величественной и загадочной речи Господь открывает ветхозаветному страдальцу, прообразующему Христа Мессию, неизреченные небесные тайны – тайну сотворения мира и всемогущества Божиего, тайну свободной воли и Провидения, тайну грехопадения и искупительной жертвы Сына Божиего, тайну трагического конфликта между Богом и Его творением – тайна мирового зла, выраженную в образах бегемота и левиафана, олицетворяющих миродержца тьмы и князя мира сего – Люцифера, обладающего страшной мощью и могуществом, чудовищного апокалиптического красного дракона, победить которого может только Господь Бога, о чем повествуют таинственные стихи из книги пророка Исайи: «В тот день поразит Господь мечем Своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское» (Ис.;27:1). В громовых раскатах – голосом громов и молний, Господь возвещает в Священном Писании, что никто из людей и Ангелов не может примерить на себя латы Спасителя мира и повергнуть ниц Люцифера, смерть и преисподнюю, никто не обладает всемогуществом и всеведением, дабы открыть книгу судеб Божиих и совершенной премудрости, запечатанную семью печатями из Апокалипсиса – никто, кроме Бога. Я могу пытаться философски разрешить мучительные вековечные вопросы, стоящие перед человеком – существом совестливым и мыслящим, но утешить истерзанное сердце скорбящего, пережившего страшное горе, может лишь бесконечная любовь Божия, более сильная, чем смерть и Ад. Где же всемогущий Бог, когда мы все страдаем? На этот смысложизненный вопрос не могут ответить ни Будда, Конфуций и Зороастр, ни Платон, Аристотель и Лейбниц – никто кроме Самого Бога, и Его ответ – это Христос со всей Его жизнью и проповедью, Голгофой и Воскресением. Предвечный Бог Слово с надзвездных высот Своего Божественного величия в добровольном акте жертвенной любви и самоотречения, нисходит до самых последних глубин бесславия и отверженности – через кенозис Сын Божией участвует в трагедии мира и испивает до дна чашу мировой скорби на Голгофе, Он берет на Себя нравственную ответственность за судьбу каждого Своего творения, входит в историю – вочеловечивается и воплощается, и само пришествие Его, как Небесного Заступника и Спасителя, разрешает все вековечные вопросы, мучившие Иова, Иеремию, Аввакума, святителя Григория Богослова, Достоевского и преподобного Иустина Поповича – Новозаветное Откровение о чудесной Личности Христа Богочеловека, о Его победе над смертью, Адом и дьяволом, становится ответом на все вопрошания Иова, тем самым становится ясно, что вне Евангелия проблема теодицеи неразрешима. В удивительном финале книги Иова сказано, что Иов повергся в ниц и умилении и священном трепете отрекся от всех своих горестных упреков по отношению к Богу – живой Бог оказался выше всех его представлений и идеалов, все отчаянные сомнения исчезли пред ликом благого и всемогущего Творца, Промыслителя и Спасителя, как воск тает от лица огня, страдальческая жизнь наполнилась величественными смыслом, а мучительные вопросы о теодицеи разрешились  откровением о величайших тайнах – Иов был посвящен Самим Богом в тайну спасения мира искупительной жертвой Христа, Его сошествия в преисподнюю, воскресением из мертвых и вознесением на небеса. На душераздирающие мольбы и многоскорбные речи Иова был дан всеразрешающий и небоотверзающий ответ, которым стало само предвечное Слово Божие – Сам Христос, и Иов, с сокрушением сердца исповедовал свою веру, надежду и любовь, падая ниц перед Тем, Кто жертвует Собой ради Своего творения и нисходи с наднебесных высот до самой сердцевины Ада, дабы из сени смертной вывести всех уверовавших в свет Своего Невечернего Царства. Прав религиозный философ Семен Франк в книге «С нами Бог» утверждавший, что только любящий Бог, добровольно соучаствующий в страданиях мира – единственно возможная теодицея. По глубокомысленному суждению христианского мыслителя Б. Вышеславцева существует догматическая антиномия разрешающая проблему теодицеи – Бог участвует в трагедии мира и вместе с тем запределен по отношению к трагизму бытия, ведь святейший догмат о Святой Троице провозглашает, что в деле спасения участвуют все три Лица единого Бога, но именно Христос – действующее лицо евангельской истории, Он есть Мессия и Искупитель: «Идея Троичности дает возможность мыслить единство этих противоположностей «блаженного» и «страдающего» Божества – глубже. В самом деле, Бог-Отец есть  таинственный перво-источник, из которого все исходит, из которого рождается всякий трагизм, и который поэтому лежит по ту сторону всякого трагизма, за стеною единства противоположностей, составляющего сущность трагизма. Бог-Сын – есть по преимуществу страдающий Бог («страсти Господни») Бог, принявший в свое сердце весь трагизм «Сына Человеческого», Бог, ставший действующим лицом мировой трагедии, действующим лицом истории, добровольно вступивший в конфликт противоположностей, чтобы его преодолеть. Наконец, Бог-Дух Святой – есть по преимуществу «Утешитель», Параклет, который исходит от Отца, Он всего яснее показывает, что «трагизм» не есть последнее, не есть телос, что за ним следует «утешение», воскрешение («жизни податель») и блаженство (заповеди блаженства). Нельзя просто остановиться и успокоиться на том, что Бог страдает вместе с нами и участвует в мировом трагизме, потому что трагизм не есть последнее, не есть все. Божество не может быть только страдающим Божеством, как и человек не может быть только страдающим человеком. В этом направлении лежат все обетования Царства Божия («да приидет Царствие Твое»). Но вместе с тем отношение лиц Святой Троицы к трагизму и блаженству нельзя мыслить и так, что трагизм всецело принадлежит Сыну, а Отец и Дух Святой не причастны трагизму ни в какой мере. Если «Отец любит Сына» – то Он не может не принять в Свое сердце трагизма Сына, не может не услышать «вскую еси мя оставил!». Если Дух Святой «утешает» и «отирает всякую слезу», то Он не может не принять в Свое сердце трагизма, заслуживающего «утешения». Однако Они участвуют в трагизме иначе, чем Сын, именно не в качестве действующего лица истории». Сквозь боль, пронзающую душу, сквозь слезы и отчаяние я верю во Христа Богочеловека – верю, что только вера, горящая как неугасимая лампада пред Его чудесным ликом, может вселить надежду в отчаявшихся, утешить плачущих и вернуть жизни смысл, исцелить исстрадавшиеся души и спасти этот многоскорбный мир. Всеразрешающий ответ на проблему теодицеи и антроподицеи, на тайну смерти, страдания и смысла жизни дается не философскими теориями и богословскими аргументами, а чудесной Личностью Христа Спасителя, верой в Него и доверием Богу вопреки всему – всем скорбям и ужасам жизни, всей несправедливости и тому горестному факту мировой истории, что мир наш лежит во зле, ибо жизнь можно принять и оправдать только если Бог есть Любовь и в конце времен восторжествует правда Божия – свершится Страшный Суд, все земное творение освободится от власти смерти и тления, времени уже не будет, ибо для всех нас наступит вечность – эсхатологически разрешится драма всемирной истории и настанет Царство Небесное, где не будет ни зла, ни скорбей, ни смерти, но Бог будет во всем и жизнь наша станет святой Литургией.