Антон стоял на чёрной полосе тамбур-шлюза, смотрел на разноцветные грани. Солнце поднимается на Востоке и садится на Западе, часовые стрелки двигаются в определённом (общепринятом) направлении, проход по газонам запрещён, ходи только тротуару, не нарушай правил дорожного движения, придерживайся норм и правил сообщества, будь как все, не выделяйся. В огромном обществе всегда найдётся человек, которого называют ёмким словом «бунтарь». Этот человек поднимает небольшую бурю, идёт против неспешного течения жизни, ломает устоявшиеся правила и законы. Какая судьба ожидает «бунтаря» – это дело третье. Но его заслуга в том, что он создаёт, поднимает, в определённом смысле этого слова, ветер перемен. Без ветра нет перемен, без ветра в старину останавливались корабли и суда на море-океане, без ветра перемен люди становятся похожими друг на друга, а общество серыми, с нездоровым цветом лица. Нет ветра, нет движения вперёд. Вот и сейчас Громов, произнеся в очередной раз детскую считалочку, задумался. Следующая грань мира под названием «жёлтый», или нарушить порядок и очерёдность путешествия по мирам и стать ногами на грань, допустим, фиолетового цвета? Почему нет? Запретов нет, выбор только за человеком. Куда идти, зачем идти, как ему петь, какие ему рисовать картины, какие писать книги и какую музыку ему слушать, или сочинять. И ещё, пожалуй, главное, – оставаться ему человеком или нет. Антон посмотрел на открытую восьмиугольную дверь медицинского комплекса, поставил правую ногу на грань фиолетового цвета, перенёс на эту ногу центр тяжести, приставил левую ногу. Сегмент двери исчез, Антон стоял на земле и не мог понять, где на этот раз оказался. Мир умирал, или он, Громов Антон, ничего не понимал в происходящем. Нет, солнца фиолетового цвета он не увидел, шарик был привычным жёлтым и ярким, а небо голубым под вуалью белоснежных облаков. Трава яркая и сочная, воздух, которым невозможно надышаться. Тогда что так сильно смущало человека? Антон посмотрел на редкий лес, который находился в ста метрах от него: первые три-четыре ряда деревьев с неестественно перекрученными стволами, на ветках деревьев нет ни одного листочка. Только дальние от Громова ряды деревьев явили свету молодые, радующие глаз ярко-зелёные листья. Но сделали деревья это как-то неуверенно, словно чего-то или кого-то стесняясь. Или боясь это сделать в полную меру. Почему здесь не слышно гомона птиц? Насекомых, зверей, ни крупных ни мелких, здесь тоже нет. Проклятое, или гиблое место?
Антон, не зная почему, вспомнил фотографии с места падения Тунгусского метеорита в далёком одна тысяча девятьсот восьмом году. Поваленные от центра к периферии деревья, не заживающая рана Земли. Со временем природа сделала себе небольшой «апгрейд», а жёсткому диску «дефрагментацию», но место падения метеорита, как напоминание человеку о мощи Вселенной, так и осталось местом падения небесного тела, зоной «Z». Зоной отчуждения и местом паломничества сталкеров и любителей чего-то загадочного, того, чему спустя много веков не нашлось объяснения. Антон шёл легко, перепрыгивая поваленные ветром чахлые деревца и небольшие ручьи, периодически останавливаясь, чтобы осмотреться и выбрать нужное направление. Куда Громов шёл? Он не имел ни малейшего понятия. Но Антон знал точно, что нужно выйти к какой-нибудь реке и только там, возможно, будут расположены поселения людей. Через три часа быстрой ходьбы, Антон присел на поваленное дерево, достал туб зелёного цвета, открыл крышку, но туб до рта не донёс: он посмотрел на место своего «десантирования» в новый мир, и присвистнул. Там, где Громов относительно недавно находился, была огромная конусообразная воронка. Земля со временем затянула рану травой, но не скрыла ею своего обезображенного лика. Диаметр воронки, как подсказала Мила, был чуть меньше двухсот метров. Сто девяносто восемь, если быть точным. Таких воронок, которые были хорошо видны с возвышения, на котором сейчас сделал привал Антон, было не меньше пятнадцать. И это только те, которые он увидел. Мысль о падении метеорита сразу же отошла на второй план и чёрными буквами на белоснежном листе бумаги появилось слово «война». Кто с кем воевал – непонятно, но от этого сущность войны не меняется: воюют богатые, чтобы озолотиться, умирают бедные. Просто так и безо всякого смысла. Закончив завтракать, Антон встал ногами на дерево, скользкое от утренней росы, чтобы внимательно осмотреть окрестности. Не удержав равновесие, Громов спрыгнул с бревна и сразу же услышал хруст, от которого внутри всё похолодело. Под ногами лежал человеческий скелет: кости, выбеленные временем, беспощадными лучами солнца, ветрами и дождями. Скелет лежал на боку, руки сжимали скелет собаки, или волка в районе шеи четвероногого. Борьба не на жизнь, а насмерть, это было очевидно.. Никто не выиграл от поединка, все остались при своих.. или при своём мнени. Похороны человека не заняли много времени: в нескольких метрах от поваленного дерева в земле было небольшое углубление, а рядом с ним нагромождение белоснежных камней размером с голову взрослого человека. Антон постоял несколько минут возле могилы, подобрал с земли рюкзак, увидел среди полусгнивших листьев кусок материи. Она расползалась и почернела в руках, но Громов успел заметить чёрно-белые полосы.
Карьер появился сразу, как только Антон поднялся на искусственно созданный отвал. Вниз серпантином уходила накатанная дорога, на утрамбованной траками каменной площадке стоял остов огромного экскаватора. Металл со временем превратился в ржавчину, жалобно блестели остатки стёкол чудом уцелевшей кабины экскаватора, рядом с которым доживали свой век остатки огромного грузовика. Следующий карьер Антон увидел метров через триста. Не было техники, не было укатанной дороги – здесь использовали ручной труд. Громов отбросил носком ботинка землю, взял в руки кирку без рукояти. Соседство современной техники и ручного труда? Антон покачал головой. Неправильный мир. А ещё через километр от карьера, Антон увидел сосновую рощу, услышал шум реки. Скорее всего, реки немаленькой. Недалеко от рощи были ряды перекошенных деревянных бараков и подобие кремационных печей. Антон выругался. Родовая память сделала своё дело: правая рука непроизвольно потянулась к кобуре станнера, пальцы левой руки нащупали намагниченный шпенёк рукояти охотничьего ножа, находившегося в ножнах. Дахау, Освенцим, Треблинка, Бухенвальд… Антон знал, что увидит, если приблизится к лагерю, поэтому он принял чуть правее, обходя бараки и печи стороной.
«Боги всемогущие, все миры разительно отличаются друг от друга, но в них обязательно найдётся какой-то отморозок со взглядами ортодокса и всё летит в тартарары». Громов стоял на правом, высоком берегу полноводной реки, смотрел на противоположный берег, на заливной луг, на сосновую рощу. Как перебраться на левый берег реки Громов пока не представлял, да и стоит ли это делать он не знал. Антон просто пошёл против течения реки, обходя стороной отвесные кручи, нависшие над рекой. Сколько он шёл вдоль реки? Два часа сорок минут, подсказала Мила. Намёка на хоть какое-то поселение людей не было. Река, со множеством порогов и редкими, относительно тихими заводями, сделала неожиданный поворот, лес, обрамляющий реку отступил и Антон увидел нагромождение скал.
Потом Антон увидел то, от чего сердце ушло в набат: по середине реки, уходя под воду и появляясь на поверхности, плыло огромное бревно. На нём, цепляясь рукой за ветку, на полусогнутых ногах стоял темнокожий ребёнок лет четырёх-пяти. Услышав слово «мама», Антон бросился к воде, на ходу сбрасывая рюкзак и ботинки. Разгон был приличный, прыжок получился хороший. Громов, вынырнув из воды, увидел бревно, ребёнка. Но одно Антон понял – перехватить его не успеет. Плавал Антон хорошо, но сейчас ему казалось, что он мчался, оставляя за собой бурун и пенный след. Негритёнок, увидев голову Громова, перестал кричать и протянул к человеку левую, свободную руку. Бревно, по всей видимости, попало в омут, его несколько раз развернуло, но потом оно двинулось дальше, подгоняемое течением реки. Расстояние от бревна до Антона было метров пятнадцать, но скорость воды была очень высокая.
— Прыгай, – закричал парень.
Ребёнок застыл неподвижно, потом, посмотрев на воду, покачал головой. Страшно ему, это понятно, это нормально. Ненормально только умирать в таком возрасте.
— Прыгай, малыш, как можно сильнее оттолкнись от бревна и прыгай.
Бревно в очередной раз развернуло и его конец был буквально в паре метров от Антона.
— Давай, прыгай, чтоб тебя! – закричал парень. – Прыгай!
И негритёнок прыгнул в воду, сразу же погрузившись в неё с головой. Над поверхностью воды взметнулось огромное щупальце с присосками, на человека уставился огромный глаз какого-то чудовища. Вынырнувший ребёнок, увидев речного монстра, закричал и сразу же скрылся под водой. Сделав глубокий вдох и выдернув из ножен нож, Антон нырнул. Звуки исчезли, через несколько секунд, через слой жёлтой воды, Громов увидел щупальце, охватившее ребёнка за пояс. Увидел Антон и глаза чернокожего мальчишки. Или девчонки, что сейчас было неважно. Нож, как сказал бы с уважением Вальд – «молекулярный», легко отсёк щупальце, вода сразу же окрасилась в чернильный цвет, чудовище метнулось в сторону и исчезло. Негритёнок медленно, смотря на Антона широко открытыми глазами, опускался на дно реки. Лёгкие начали протестовать, тело – индеветь: вода в реке оказалась очень холодной, обжигаюшее холодной. Но пути к отступлению уже не было и Антон нырнул. Туда, где заканчивался солнечный свет, туда где были сумерки и тишина.
Лёгкие, работая как меха в кузне, с сиплым звуком жадно втягивали воздух. Держа ребёнка под руки, Антон поднялся на скользкий берег реки, втыкая в глину нож. Вспомнив комплекс реанимационных действий, он начал массаж грудины, дыхание изо рта в рот. Тело негритёнка было мертвенно бледное, вокруг рта – синюшность и никаких признаков жизни.
— Да живи ты, малыш! – закричал Антон и ребёнок, как будто услышав его крик, закашлялся, выплёвывая воду.
Громов перевернул малыша на живот, тот выплюнув из лёгких остатки воды, затих и заплакал. Антон сначала рассмеялся, потом на глазах появились слёзы.
— Дум, – сказал негритёнок, показывая пальцем на Антона.
— Я – Антон, а не Дум. Тебя зовут Дум?
Ребёнок покачал головой, показал пальцем на Громова.
— Ладно-ладно. Дум, значит Дум. Где твои папа и мама и что теперь с тобой делать?
Не дождавшись ответа, Антон, подхватив ребёнка на руки, пошёл по берегу в сторону брошенного рюкзака и разбросанных на берегу ботинок. Посадив негритёнка на траву, Антон достал из рюкзака полотенце, снял с ребёнка шорты. Тот неожиданно запротестовал, повторяя снова и снова слово «Дум», но мокрые шорты, из материала похожего на джинс, всё-таки снял. Как оказалось, сняла.
— И что теперь, скажи пожалуйста, мне с тобой делать, девочка? – повторил свой вопрос Антон.
Расстерев тело ребёнка докрасна, Громов достал из рюкзака два энергетических батончика, один протянул девочке. Сняв комбинезон, Антон включил режим осушки, сам лёг на землю, начал смотреть на белоснежные облака. Они, как стадо барашков, сбились в одну большую отару, ждали ветра-пастуха, чтобы тот перегнал их на новое пастбище с сочной травой. На появление в небе двух серебристых игл Антон вначале никак не отреагировал, но потом, когда за иглами появились инверсионные следы, парень начал пристально смотреть в небо.
— Дум, апати катум, – сказала девочка, показывая пальцем на небо. – Дум… пу-ух! Унодо огари Антон, унодо огари Дина.
Девочка показала рукой на себя, повторив:
— Угоно огари Дина.
— Значит, ты Дина? И где же твои родители?
Доедая сладкий батончик, Дина показала рукой в сторону скал:
— Оваторо окама. Дина рахами атора.
— Атор – твой папа? – догадался Антон, – а Дина дочь великого вождя?
Громов засмеялся, но девочка оставалась серьёзной: она со страхом смотрела на небо.
— Антон, апати катум.. пу-ух!
— Они нас пу-ух? – спросил Громов.
Девочка часто закивала и показала рукой на заросли какого-то кустарника. То, что Дина предлагала спрятаться, было понятно. Но почему эти «апати катум» хотят их убить – оставалось загадкой. Наблюдая через кусты зарослей, как оказалось дикого орешника, за кружившими в небе серебристыми иглами, Антон не мог отделаться от ощущения, что за ним и за девочкой кто-то наблюдает. Дина лежала на термоизолирующей подстилке, укрытая футболкой Антона. Она безмятежно спала, держа в руке не доеденный второй батончик. Только сейчас Громов заметила на руке девочки, в районе предплечья, знак, похожий на привычный штрих-код. В воздухе появился едва заметный запах мускуса. Антон, не делая резких движений, достал из ножен нож, поднялся на ноги. В этот момент с веток низкорослого дерева вниз скользнула чёрная тень. Пантера втянула в себя воздух, оскалилась и зарычала. Она, надеясь, что чужак кинется убегать, прыгнула. Громов сгруппировался, поднырнул под пантеру, держа лезвие ножа вертикально. Лезвие по рукоять вошло в тело кошки, легко рассёкло брюшину пантеры. Кошка, ещё не поняв, что почти мертва, поднялась на лапы, посмотрела в глаза человеку. В природе, во всех мирах существует понятие рассудка и понятие разума. Чёрная пантера была ещё не разумна, как человек, но выше любого животного с вложенным в него набором инстинктов. Пантера находилась в переходной фазе, у неё уже было сознание. Это Антон понял по взгляду дикой кошки. Оставляя на траве требуху, пантера сделала шаг к человеку, упала на лапы, закрыла глаза. Кошка плакала, это Громов понял по набору картинок, которые пронеслись в его голове.
— Чёрт, – покачав головой, Антон встал на колени перед пантерой, – всё не так пошло. Я позабочусь о твоих котятах, обещаю.
— Антон атор, агалакар атор!
Громов обернулся: Дина стояла на коленях, сложив руки на груди.
— Дина, встань с колен, – нахмурился Антон.
— Агалакар атор, – раздалось слева от Громова. – Отаро ото донни!
На коленях стояли десять чернокожих человек, сложив руки на груди, повторяя вновь и вновь:
— Агалакар атор! Отаро ото донни! Агалакар атор!…
Антон, вытерев нож о траву, поднялся с колен, потом посмотрел в небо. Две серебристые иглы кружили прямо над головой, был слышен гул реактивных двигателей. Потом снизу вверх, оставляя дымный след, устремилась яркая красная точка. Иглы, заложив крутой вираж, изобразили манёвр уклонения, но было поздно. Одна из игл исчезла в яркой вспышке света. Антон успел увидеть, что буквально за секунду до взрыва, пилот сумел катапультироваться. Через несколько минут в небе появился ядовито-оранжевый купол парашюта.