Падает снег

               
               
               



                ЧАСТЬ  1


                ОЖИДАНИЕ ПОЛЁТА



                -1-               

               
     «Через три года тебя станут называть вдовой» – бесстрастно произнёс кто-то незнакомым мужским голосом.
     Юля резко открыла глаза, прислушалась – в доме было тихо. Кирилл спал: на фоне предутреннего окна ритмично поднималась и опускалась, в такт дыханию, его крепкая грудь.
     Впервые в жизни она не увидела, а услышала сон. Всего семь слов, но они лишали смысла настоящее, отбирали будущее, оставляя лишь воспоминания о прошлом.
      Несколько дней Юля  жила, пытаясь понять услышанное, найти объяснение этим страшным словам.
    Её предупредил кто-то и о чём-то, но не сказал, как избежать этого.
    Оставалось лишь не верить, забыть и продолжать жить в необыкновенном городе у Южного моря, который в юности познакомил и соединил их с Кириллом навсегда.
    
            
                ___________________________________________


     В десятом классе Юля начала вести дневник. Её нельзя было назвать скрытной, но, всё же,  только тетради она могла доверить самые сокровенные свои мысли.
     Это возраст, когда человек начинает по-новому видеть и слышать; когда в каждом из нас рождается безжалостный судья, как своим поступкам, так и чужим, особенно – чужим. Мы перестаём идеализировать родителей, учителей, вообще – всех взрослых; становимся беспощадными и опасными в своём максимализме, ранящем всех, не исключая себя; приходим в отчаяние от сделанных нами открытий и чувствуем одиночество в окружении близких людей.               
     Происходит самая трудная борьба в жизни – с самим собой.
     Именно тогда каждый мечтает о друге – единственном и преданном, который, защитит  от одиночества.
      
     Юля влюблялась в сверстников, но быстро разочаровывалась. На неделю, на месяц её героями становились певцы и актёры. Какое-то время она была влюблена в молодого учителя физики, покорившего её умом и  благородными манерами.
     Был и водитель троллейбуса, синие глаза которого внимательно смотрели в зеркало кабины на неё, сидящую в салоне, и казались необыкновенно выразительными и всё понимающими.
     Но и этот «роман» длился недолго.
     Последнюю запись Юля сделала, после встречи Нового года, уже учась в университете.


               


     В компании, которая собралась тридцать первого декабря у её подруги Наташи, жившей этажом выше, Юля никого не знала.
     Было несколько одноклассниц хозяйки вечера и какие-то парни.
     За столом возле неё сидел застенчивый брюнет.
     Едва успели наполнить фужеры шампанским, как комнату огласил несшийся с телевизионного экрана бой Кремлёвских курантов, провозглашая наступление пока ничем не обременённого, связанного лишь с планами, надеждами и желаниями года.
     Чокаясь, все, как по команде, дружно закричали «ура!».
     Не тратя время на застолье, зажгли бенгальские огни, погасили свет и на полную громкость включили магнитофон.
     Гремела музыка, звуками твиста заглушая возбуждённые голоса танцующих.
     Не танцевал  только Юлин сосед по столу: он стоял на балконе и сквозь прозрачную занавеску наблюдал за происходящим.
     На первый же медленный танец Кирилл, так звали этого парня, пригласил Юлю.
     «Tombe la neige, tu ne viendras pas ce soir»* – обволакивал комнату грустный, дрожащий голос  Сальваторе Адамо.
     Кирилл приглашал Юлю снова и снова, и она, чувствуя себя очень уютно рядом с ним, сожалела, что очередной танец быстро заканчивался.
     Под утро пошёл первый за эту зиму снег.
     И когда на балконе Кирилл накинул на Юлю своё пальто и шарф, она почувствовала, что ей приятно ощущать на себе его одежду.
     Этот человек, которого она знала всего несколько часов, вызывал у неё полное доверие.
      
     Вечером Юля написала в дневнике: «...Был там один мальчик – Кирилл... такой неразговорчивый, внимательный… у него хорошие, умные глаза. Говорят, что люди, познакомившиеся в новогоднюю ночь, остаются вместе навсегда».
    
     Они договорились встретиться на следующий день. Ночью снегопад усилился, образовав на дорогах заносы, парализовавшие движение транспорта.
     Юля, в чёрной шубке и белой шапочке, спрыгнув с подножки троллейбуса, увидела Кирилла, в заснеженном пальто с поднятым воротником. От долгого ожидания на морозе, он пританцовывал на месте.


*) падает снег, ты не придёшь сегодня вечером  (франц.) (песня бельгийского композитора и исполнителя Сальваторе Адамо).



     До начала экзаменационной сессии в университете, оставалось несколько дней, поэтому Юля, не раздумывая, назначила свидание на сегодня.
     После кино они долго гуляли по городу, сидели на превратившейся в сугроб скамейке в сквере, ели горячие пирожки и болтали.
     Им было по восемнадцать.
    

     Родители Кирилла, который в этот вечер возвратился домой позднее обычного, без труда догадались, что в жизни их единственного сына произошло событие, но не стали придавать ему большого значения.
    «Что может быть серьёзного в этом возрасте? Да и сколько ещё будет у него девушек…» – рассудили супруги Луконины.
     После прошлогоднего провала на вступительных экзаменах в университет главным для них было подготовить Кирилла к предстоящему конкурсу в военное учебное заведение
     Но он всё ещё находился под впечатлением неожиданного новогоднего знакомства.


     Перед началом вечеринки, когда девочки, не успев познакомиться со всеми приглашёнными, заканчивали украшать уже ставшее символом Нового года оливье, на кухню заглянула Наташа.
     – Юля, ты принесла бобины? – спросила она.
     – Я забыла их дома, – с досадой сказала Юля, держа в руке ложку с майонезом, – пошли кого-нибудь ко мне, Рита знает, где они лежат.
      Наташа «командировала» на первый этаж к Ермаковым своего жениха Володю, а с ним – Кирилла. Но, к неприятному удивлению обоих, Юлина младшая сестра дать бобины отказалась.
     Когда, спустившись к себе, Юля распахнула дверь в комнату, её пятнадцатилетняя сестра, которая «ещё не доросла до компаний», как говорил их отец, сидела, раскачиваясь на стуле, за письменным столом и смеялась, рассказывая о чём-то незнакомому парню.
     – Почему ты не даёшь бобины? – возмутилась Юля, не обращая на него внимания.
     – Бери, – обиженно сказала Рита, указав на коробки, лежащие на столе.
     Кирилл, обернулся и увидел на пороге невысокую шатенку в коротком серебристом платье и туфлях на «шпильках». Под нахмуренными бровями негодующе сверкали зелёные глаза.
     За столом Кирилл постарался сесть рядом с Юлей. После первого же танца почувствовал желание не отпускать её от себя.
     Держа в своей ладони её тонкие пальцы, он думал о том, что в этой девушке удивительно сочетаются твёрдость и хрупкость. Ему хотелось защитить её, и он сожалел, что для этого не было повода.
    
    

               
     Юля училась, Кирилл готовился к поступлению. У обоих не было дома телефонов, и они терпеливо ждали по нескольку дней условленного свидания.
     Иногда он, не выдержав, приходил к университету и был счастлив, видя в её глазах радость от неожиданной встречи.
     Однажды после занятий Кирилл несколько минут незаметно шёл за Юлей, независимой походкой пересекающей сквер. Поравнявшись с ней, он вкрадчиво произнёс: «Девушка, Вы очень спешите?» Юля напряглась.
    – У тебя такой вид, что вряд ли кто-нибудь рискнёт приставать к тебе на улице, – довольный своим наблюдением, сказал, смеясь, Кирилл.
    – А это плохо? – спросила Юля.
    – Для меня – хорошо, –  не растерялся он.


      У Кирилла приближались экзамены, а, значит, и отъезд. Юля не утруждала себя  размышлениями о выбранной им профессии.
     Для неё военный человек – это такой, как её отец: ночные тревоги, командировки и мамино волнение в дни полётов. А для всей семьи – постоянные переезды и вечная неустроенность.
     Но, главное – ощущение временности. За школьные годы Юля семь раз оказывалась в роли «новенькой», когда класс присматривается, испытывает и, ты поневоле видишь себя со стороны.
     Семь раз разлука с друзьями оставляла в сердце маленькие раны.
     Всё её детство – это упаковывание и распаковывание домашнего скарба; поезда, пересекающие страну из конца в конец, перестук колёс, похожий на сердцебиение.
     Множество небольших городов и никому не известных полустанков и разъездов, с неизменно стоящими на них обходчиками с флажками в руках; огромные, похожие на города заводы; гигантские факелы на местах нефтеразработок в степи, поразительно ровной и кажущейся бесконечной, – всё это в ожидании прибытия на новое место и встречи с незнакомыми людьми. 



     А пока Юля и Кирилл наслаждались наступившей весной.
     Купив билеты на прогулочный катер, они спешили занять удобные места. Юля, держась за руку Кирилла, бежала, рискуя попасть тонкими каблучками в щели между досками на причале.
     Отдалившись от берега, они, с любопытством, рассматривали город со стороны моря, открывая в нём незнакомые черты, сочетающие простоту с лишённым холодной надменности величием.
     Катер подпрыгивал на волнах, оставляя за собой белую пенную дорожку.


     Прожив с семьёй одиннадцать лет в комнатушке семейного общежития, капитан милиции Луконин в начале лета получил отдельную двухкомнатную квартиру, недалеко от Ермаковых. Теперь Кирилл не был связан с транспортом, и они, целуясь, допоздна простаивали в полутёмном Юлином подъезде, заставляя вздрагивать, от неожиданности, возвращавшихся домой соседей.
     Отец, привыкший к порядку и приучивший к нему всю семью, был недоволен  поздними возвращениями дочери.
     Но мама заступалась: «Юля взрослая и серьёзная девочка и понимает, что делает».

     Анна Владиславовна всегда приветливо встречала Кирилла. Аккуратный, сдержанный и очень тактичный – он не мог не вызывать у неё симпатии. К тому же, этот молодой человек напоминал ей мужа: такой же темноволосый, с хорошей выправкой.
     Она говорила Юле: «До чего же он приятный – так и хочется прикоснуться к нему», чем немного смущала дочь.
     В отличие от жены, немногословный и, на первый взгляд, угрюмый Николай Иванович никак не проявлял своего отношения к приятелю дочери. Обычно, односложно поздоровавшись с привставшим со стула в гостиной Кириллом, он проходил в свою комнату, не удостаивая его даже короткой беседой.
    

     Несмотря на занятость, им удавалось иногда выбираться на пляж.
     В море Юля и Кирилл чувствовали себя свободными морскими животными. Вода смывала всю серьёзность и сосредоточенность с их юных лиц и давала ощущение невесомости гибким телам.
     Доплыв до волнореза, они долго сидели на нём, опустив ноги в тёмно-зелёные волны, разбивавшиеся о воздвигнутую людьми, береговую бетонную защиту.
     А потом уставшие и продрогшие – выползали из воды и падали в песок, с наслаждением отдаваясь жгучим солнечным лучам.
     И только, когда на пляж наползала тень от высокого берега, они замечали, что наступает вечер.
     Юля не сомневалась, что встретила свою мечту и что Кирилл любит её так, как никто, никогда и никого не любил.
     Она была счастлива, как может быть счастлив только человек в этом возрасте, не переживший никаких потрясений и не допускающий, что они могут вторгнуться в его жизнь.
     Природа позаботилась о том, чтобы эта трогательная вера – как компенсация недостатка жизненного опыта – помогла юности выстоять и перейти в зрелость.

     Кирилл родился двадцать второго июня, после войны.
     Юля была уверенна, что случайностей не бывает, и у Кирилла – особое предназначение.   
     На день рождения она подарила ему блокнот, на первой странице которого сделала поздравительную надпись:
                «Перечеркни своим рождением страшный день
                И смой с земли слезами боли ада тень».

     Кирилл уехал, не позволив Юле проводить его.
     Это осталось правилом на всю жизнь.
               









                -2-





     В разлуке самое трудное – начало: нужно время, чтобы свыкнуться с отсутствием любимого человека.
     Долгое, томительное ожидание заставляет изобретать ритуал, создающий иллюзию ускоренного бега этих бесконечных дней.
     Каждое утро, проснувшись, Юля мысленно отнимала один день от оставшихся до приезда Кирилла.
     А потом, за завтраком, прислушивалась к звукам в подъезде, в ожидании стука почтового ящика, и тут же выбегала проверить почту.
     «Здравствуй, моя любимая, самая нежная девочка на свете» — так начиналось большинство писем, которые Юля заучивала почти наизусть.
     Часто Кирилл описывал забавные случаи из курсантской жизни. Иногда присылал фотографии, на которых его товарищи дурачились, как непутёвые школьники.
     В конце осени в квартире Ермаковых установили телефон, теперь Юля и Кирилл могли изредка слышать друг друга.

Наступила зима. Уже, набирая скорость, по земле шествовал новый год.
     Оставалось чуть меньше недели до приезда Кирилла, и Юля уже не торопила время, наслаждаясь приближением встречи.

   «Юля! Юля!» – слышался голос Кирилла. Она озиралась по сторонам, но вокруг были только деревья.
     Юля проснулась, села в постели и уже явственно услышала, что Кирилл зовёт её.
     Соскользнув с дивана, бесшумно подбежала к ночному окну: он стоял, запрокинув голову, и улыбался ей.
     Осторожно, чтобы не разбудить Риту и родителей, Юля, набросив халатик, побежала в прихожую.
     Вошёл Кирилл, но не тот, что уехал отсюда полгода назад: этот был выше ростом, шире в плечах и с более уверенным взглядом.
    Для Юли его появление было настолько неожиданным, что она даже обиделась: Кирилл отобрал у неё несколько дней предвкушения встречи.


     Начался отсчёт времени его двухнедельного отпуска.
     Кирилл познакомил Юлю со своими однокашниками: высоким, худощавым Виталием, похожим, по мнению Юли, на английского лётчика; и Игорем – коренастым парнем в очках, с неизменной ироничной улыбкой на бледном лице.
     Друзья никогда не говорили об учёбе, и, сняв на время военную форму, ничем не отличались от своих гражданских сверстников.
     Когда отпуск перевалил за середину, Кирилл явился к Юле, необычно  сосредоточенным, как перед началом серьёзного разговора.
     – Юля, – сдержанно произнёс он, взяв её за руку, – помнишь, я писал тебе, что занимаюсь точными и военными науками?
     – Помню, конечно.
     – Это не совсем так, – он помолчал, – основной предмет у меня – иностранный язык.
     Юля слушала, не перебивая. Она была дочерью военного и знала, что вопросы  не всегда уместны.
     – Сейчас я учусь, и несколько лет всё будет идти без перемен, но потом…,– Кирилл запнулся, – потом я не знаю, что меня ожидает.
     У Юли защемило в груди: ей показалось, что у неё отнимают Кирилла.
    – А я ничего не боюсь, – только и смогла выговорить она.
     Кирилл не решился продолжить разговор, чтобы не омрачить несколько оставшихся дней короткого отпуска.


               



     Теперь Юля получала письма, которые были гораздо взрослее прежних. Кирилл и она окончательно прощались с детством.
     День курсанта заполнен очень плотно, для писем приходилось выкраивать время перед отбоем.
     «Лиричный математик» могла позволить себе разговор на бумаге долгий и подробный, описывая творческую сторону студенческой жизни. 
     Пересилив страх и скованность перед большой аудиторией, она, наконец, решилась выступить на университетской сцене с песнями собственного сочинения и не скрывала, что счастлива.
     Кирилл боялся, что, связав с ним свою жизнь, Юля лишится возможности заниматься любимым делом.
     В одном из своих писем он просил её подумать и не ломать своё будущее.
     Это было продолжением разговора, начатого в зимнем отпуске.
    

     Юля не ответила. Собрала дорожную сумку и купила билет на ближайший поезд.
     Утром она уже шла по незнакомому городу, разыскивая учебное заведение Кирилла.
     Его отпустили в увольнение – в их распоряжении было три часа. Почти не разговаривая, они сидели на скамейке возле вокзала, успев понять за это время самое главное: их страшила только разлука.
     Они попрощались долгим поцелуем, и Юля уехала.


               
    


     Приближался летний отпуск. Любитель сюрпризов – Кирилл не сообщил о дне приезда.
     Этим утром Юля ехала в троллейбусе на пляж, где её ждала подруга Света. Поравнявшись со встречным троллейбусом, она заметила в нём Кирилла. Он сидел, выпрямившись, возле окна и выделялся среди пассажиров своей курсантской формой.
     Встреча длилась ровно секунду.
     Вечером в дверь позвонили. Юля открыла: на пороге уверенный, что сюрприз удался, стоял Кирилл с букетом ромашек.
     Они виделись ежедневно. Кирилл не заводил разговоров о пугающем будущем, а Юля ни о чём не спрашивала, боясь не справиться с услышанным.
     Друзья окончили первый курс, в их обиходе появилось слово «старик».
     В середине августа  всей компанией, вместе с девочками, они укатили за город, отыскав удобное «дикое» место на берегу моря.
     Две палатки, гитара, сумки с выпивкой и провизией и фотоаппарат, фиксирующий для истории очень разных, но объединённых одной целью парней.
     Первый день приближался к завершению. Медленно отдаляясь от костра, ставшего единственным светилом на ночном берегу, Юля и Кирилл, с каждым шагом, ослабляли связь с настоящим. 
      – Посмотри, – обернувшись, сказала Юля, – это напоминает театр.
     На сцене, неравномерно освещённой колышущимся пламенем, шёл необычный спектакль: актёры двигались, жестикулировали, разговаривали, смеялись, отбрасывая на песок дрожащие, бесформенные тени.
     Чуть заметно проявляясь в темноте белой пеной, волны, с шипением, накатывались на песок. Аплодируя актёрам из глубины невидимого зала,  они заглушали голоса, и действие выглядело фантастическим.
    
     Всё осталось в прошлом. В настоящем были: дыхание моря, прохладный песок и обжигающие прикосновения друг друга.





                - 3-




               

                «Эти дни откатились в бездну,
                Лето августом замыкается,
                И твоим неизбежным отъездом
                Осень длинная начинается».


     Начался второй год разлуки с тем же, придуманным Юлей ритуалом ожидания.

     Однажды утром стук почтового ящика почему-то напугал её. Она медленно вышла в подъезд. Возвратившись, прошла в свою комнату, положила письмо на край стола и долго смотрела на него, не решаясь открыть.
     Дрожащими пальцами надорвала конверт и прочитала пугающе короткий текст письма несколько раз:
     «Юля, мне очень тяжело писать это письмо.
     Недавно я принял предложение, касающееся учёбы и моей будущей службы. Оно интересно для меня, но – не буду скрывать – не безопасно для жизни. По-другому я поступить не могу, не имею права.
     Но я не хочу сделать тебя вдовой. Ты – свободна.
     Знаю, что простить меня невозможно.
     Будь счастлива – ты достойна этого».
      
    
     Мелкие буквы на тетрадном листке слились в сплошное синее пятно.
     Счастлива? Как же он не понимает, что для неё счастье – быть рядом с ним, какое бы будущее ни было им уготовано?
     Её ответ был сгустком боли и обиды: «Ты пишешь «будь счастлива». Так выгоняют человека обнажённым на мороз и вслед кричат « смотри, не замёрзни!» Ты так и не сумел меня понять».
     Кирилл не ответил.

     Потянулись бесцветные, бессмысленные дни.
     Юля уже не соблюдала ритуал ожидания, не проверяла почту.
     Вечера она проводила в своей комнате, ссылаясь на подготовку к семинарам. Часто Анна Владиславовна, неслышно приоткрыв дверь, видела дочь, сидящей у окна, в неярком свете уличного фонаря.
     Она любила наблюдать за его жизнью. Летом, в хорошую погоду, в конусообразном луче по какому-то, только им понятному закону кружились ночные насекомые; в дождь этот луч, преломляясь в падающих каплях, превращался в россыпь драгоценных камней; а в снегопад крупные, искрящиеся хлопья, с медлительностью, опускались на землю, незаметно наращивая вокруг столба рыхлые сугробы.
               
     Теперь Юля знала: существует что-то более важное, чем самая сильная любовь. Она понимала, что заставило Кирилла сделать такой шаг, знала, что он любит её, но всё же чувствовала себя брошенной.
     Никакая забота об её благополучии не могла оправдать принятого им решения.
     Юля напоминала человека, медленно приходящего в себя после полученной травмы. В уголке рта  залегла первая горькая складка.


     Прошло два месяца.
     В один из туманных ноябрьских вечеров она наблюдала за причудливым молочно-серым облаком, клубившимся в свете неяркого фонаря.
     Неожиданно её внимание привлёк нечёткий силуэт человека под окном.
     Юля прильнула лицом к стеклу и не могла поверить – это был Кирилл. Они долго, молча, смотрели друг на друга. Ей казалось, что стоит отвести взгляд, и он растворится в туманном облаке.
     И только, когда он направился к подъезду, она побежала к входной двери.
     Кирилл принял окончательное решение: его будущее – только вместе с Юлей.

     На следующий день Кирилл впервые увидел её выступление. Он сидел в зале среди множества людей, устремивших взгляды на хрупкую девушку на сцене и, кажется, никогда ещё так не волновался.
     Песня называлась: «Воспоминание о будущей любви». Юля рассказывала трагическую историю – чужую, а, может быть, свою – о далёком прошлом, из которого воспоминания приходят к нам, превратившись в ощущения, терзающие нас незаживающими ранами. Или, отразившись в глазах Вселенной, становятся нашим будущим.
     Она пела о разлуке, за которой никогда не будет встречи.
     Кирилл слушал и представлял, какую боль причинил бы Юле, не приняв правильного решения. Он никогда не станет причиной её страданий – только бы это было в его силах.


                ___________________________________
               



     Второй летний отпуск Кирилла не был похож на беззаботный отдых прошлого года.
      – У нас драма, которая может перерасти в трагедию, –  волнуясь, сообщил  Кирилл, забежав к Юле ранним утром. 
     Накануне, вечером, отца сбила машина, нанеся тяжёлую травму головы. Состояние Дмитрия Кирилловича было настолько опасным, что жена и сын готовы были к самому худшему.
     Спустя неделю, кризис миновал, хотя сложно было сказать, что ожидает Дмитрия Кирилловича. Но он остался жив, а это было для них главным.
     Здоровье отца занимало все мысли и время Кирилла
     Не дождавшись полного выздоровления отца, он уехал.

     Людмила Васильевна работала, и Юля, когда позволяло время, навещала медленно выздоравливающего Дмитрия Кирилловича.
     Он рассказывал много интересного из своей милицейской практики, открывая неизвестные ей неприглядные стороны человеческой натуры, неизменно придавая им ироническую окраску.
     И, оценив в Юле благодарного слушателя, не чувствовал усталости, беседуя с ней.
     Как-то вечером за ужином, помешивая в чашке чай, Дмитрий Кириллович сказал жене:
    – Плохо, что у нас нет дочери. О чём мы думали раньше?
    – Да, – согласилась Людмила Васильевна, – но, что теперь говорить.
    – А Юля тебе нравится? – продолжал он, остановив на ней пристальный взгляд своих синих глаз, – по-моему, хорошая девочка.
    – Жизнь покажет, – уклончиво ответила жена, поправив тронутые сединой волосы, собранные на затылке в незамысловатый пучок.
     К середине октября Дмитрий Кириллович достаточно окреп и смог приступить к работе. Занятая учёбой и поглощённая любимыми занятиями Юля уже реже бывала у Лукониных.

     Выпал первый снег, припорошив оставшиеся кое-где на деревьях бесформенные, блеклые листья.
     Тяжело было не видеться столько времени, и Кирилл попросил Юлю приехать хотя бы на один день. В начале декабря она уже сидела в вестибюле гостиницы, где он забронировал ей номер.    
     Кирилл быстрым шагом пересёк вестибюль, она порывисто поднялась ему навстречу.
     – Наконец-то, ты здесь,– сказал он, целуя её глаза.
     – Я очень соскучилась, – прошептала Юля.
     – Посиди немного.
    Он взял у неё паспорт и направился к администратору.


     В примитивно меблированном, плохо отапливаемом номере из удобств оказалась только холодная вода.
    Но всё это не имело значения: им нужно было ощутить друг друга, увидеть глаза и рассказать то, чего не было в письмах.
     Они спохватились, когда почувствовали голод. Поужинали в ближайшем кафе, и Кирилл поспешил в училище, чтобы не просрочить увольнительную.
     Юля, набросив на тонкое одеяло пальто, моментально уснула.
     Кирилл пришёл рано, разбудив её стуком в дверь. До отъезда оставалось несколько часов. Позавтракав, они погуляли по старинному, величественному городу, одетому в роскошный белый наряд, и вернулись в гостиницу за Юлиными вещами.
     – Как бы я хотел не провожать, а всегда только встречать тебя, – признался Кирилл.
     – Без расставаний не бывает встреч, – грустно произнесла она.
     – Нужно изменить этот  порядок – он неправильный, – пошутил Кирилл, видя, что Юля готова расплакаться.

     Это было настоящим праздником – провести вместе больше суток. Два оставшиеся до зимнего отпуска месяца уже не казались бесконечными.

               
               
               
     Сдав зимнюю сессию, Юля с группой однокурсников, уехала на горнолыжную базу.
     С шумом, заполнив два купе скорого поезда, они, в предвкушении настоящих зимних приключений, на несколько дней покинули свой бесснежный Южноморск. 
     Небольшое горное село встретило студентов сильным снегопадом, обещавшим не обмануть их ожиданий.
     После морского города, пронизанного ветрами и приучившего взгляд к безграничному водному простору, горный ландшафт, скрывавший от глаз линию далёкого горизонта, производил впечатление тихого замкнутого пространства.
     Но в горах день короток, и студенты едва успели до наступления темноты устроиться  в сельских домах, разбросанных по улице, напоминавшей извилистую, взбирающуюся вверх дорогу.
     Юлин опыт лыжного спорта ограничивался катанием по двору в детстве. И теперь, став на лыжи, она чувствовала себя ребёнком, делающим первые, самостоятельные шаги.
     Все в их группе были такими же «профессионалами», больше падая, чем катаясь.
     Снег продержался ровно столько дней, сколько они пробыли здесь. Утром в день отъезда их разбудил барабанивший по крышам дождь.



     Дверь открыла Анна Владиславовна.
     – Вот, и лыжница наша приехала! – обрадовалась она.
     Поцеловав маму, Юля сбросила с себя всё ещё мокрую куртку и прошла в свою комнату. На столе стояла ваза с цветами. 
     –  Цветы? – удивилась она, – откуда?
     – Угадай.
     – Кирилл?
     – Да, вчера приехал.
     – Опять раньше времени, – огорчилась Юля, подумав, что один день отпуска уже потерян.

     Кирилл пришёл вечером, когда вся семья Ермаковых была в сборе. 
     –  Ой, какая ты…,– сказал он, с любопытством рассматривая Юлю, – немного похудевшую, с обветренным лицом.
     Украдкой, поцеловавшись в прихожей, они прошли в гостиную.
     – Добрый вечер, – поздоровался Кирилл.
     Николай Иванович, оторвавшись от телевизора, поднялся ему навстречу.
     За несколько лет общения, между ними сложились сердечные отношения, оставлявшие, тем не менее, место для некоторой субординации, облачённой, скорее, в шутливую форму.
     « С прибытием, курсант» – с напускной строгостью, обычно говорил Николай Иванович, пряча под нахмуренными бровями улыбающиеся глаза.
     Одетый в штатское Кирилл, подыгрывая ему, вытягивался по стойке «смирно» и брал «под козырёк» отсутствующей фуражки.
     Николай Иванович пожимал ему руку, и начиналась беседа двух мужчин, выбравших для себя путь, смысл которого: исполнение долга.
     Они во многом были похожи: один – завершающий этот путь, другой – только вступающий на него.
     Николай Иванович подошёл к Кириллу и взял его за плечи, как бы, проверяя на прочность. Затем, глядя одобрительно, провёл уже привычную церемонию приветствия.

               


               







     В мае, когда праздничные дни с перенесенными рабочими складываются в запутанные формулы, по которым всё работающее население полмесяца чувствует себя в незапланированном отпуске, Юля уехала к Кириллу.
     В конце апреля прогремели грозы, и везде установилась летняя температура.   
     Но за ночь, проведенную Юлей в дороге, резко похолодало. И, выйдя из поезда ранним утром, легко одетая, она сразу продрогла и решила подождать Кирилла в гостинице.
    
     Когда он появился, Юля сидела в вестибюле, съёжившись от холода.
     – Сейчас я оформлю тебя, и ты выпьешь чего-нибудь горячего, – сказал Кирилл, и направился к администратору.
     Но вскоре возвратился с расстроенным лицом.
     – Что? – спросила Юля.
     – Не получается: сняли бронь, размещают какую-то делегацию.
     Она продолжала вопросительно смотреть на него.
     – Ничего, что-нибудь придумаем, – успокоил он.
     Пока Юля пила горячий чай, Кирилл листал записную книжку. Затем ушёл звонить и  вскоре возвратился, в заметно изменившемся настроении.
     – Поехали, – коротко сказал он, поднимая Юлину сумку.
     Через полчаса таксист высадил их за городом, возле кемпинга.
     Оставив Юлю в просторном, тёплом вестибюле, Кирилл зашёл в какой-то кабинет.    
     – Договорился, – сообщил он, появившись через некоторое время – но только на одну ночь. Завтра утром приезжают польские туристы, номер нужно освободить.
     – А потом?
     – Что-нибудь придумаем, – невозмутимо ответил он.
      В семь утра Кирилл разбудил Юлю.
     – Как тебе удалось так быстро доехать? – удивилась она.
     – А я никуда не уезжал.
     – Где же ты был?   
     – Подремал внизу, – беззаботно ответил Кирилл – знаешь, какие тут удобные кресла?
     – Да, вижу, – с сочувствием, произнесла Юля.
     Тёмные круги под глазами не вязались с его беззаботностью.
     Они перекусили в кафетерии гостиницы, и Юля подошла к аптечному киоску, купить, на всякий случай, аспирина.
     Продавец ещё вчера, заметив этих молодых людей, догадалась, что у них какие-то сложности. Сегодня утром, побеседовав с Кириллом, она дала ему адрес, где сдавали комнату.
     Женщина протянула Юле аспирин и доверительно сказала: «Держись за него – он очень способный».
     Было удивительно услышать такой отзыв о Кирилле из уст совершенно постороннего человека.

    
 

     Выйдя из вагона в Южноморске, Юля неожиданно увидела на перроне маму, с её плащом в руках. Вид у Анны Владиславовны был очень встревоженный.
     – Юленька, я так волновалась, ты не простудилась? – спросила она, осматривала дочь с головы до ног.
     – Вроде, нет, – прислушиваясь к себе, успокоила Юля.
     Она и сама была удивлена, что всё обошлось: в семье Юля считалась слабым ребёнком, каждый переезд на новое место отмечался её болезнью.
     – Мамочка, напрасно ты переживала: ведь я была там не одна, а с Кириллом.
     Анна Владиславовна неопределённо покачала головой и накинула на Юлю плащ.





                -4-




     В учёбе, ожидании и преодолении первых жизненных трудностей, прошло три года.            
     Сдав выпускные экзамены, уехала поступать в институт Рита, радуясь возможности избавиться от родительского контроля.
     Лето стояло сухим и жарким, все тянулись к воде. Почти каждая семья принимала у себя иногородних родственников и друзей.
     Пляжи представляли собой пёстрое скопление поджаривающихся на солнце и беспорядочно барахтающихся в мутной воде полуобнажённых тел. Глядя со стороны, трудно было понять, как всё это может доставлять удовольствие.
     Но для человека, приехавшего издалека и мечтавшего о море, возможно, не один год, встреча с ним была не просто удовольствием, а настоящим счастьем.
     Общественный  транспорт буквально распирало от удвоившегося количества пассажиров.
     Горожане добирались до работы, с трудом, втискиваясь в автобусы и троллейбусы, и с таким же трудом, пробираясь сквозь плотную, разгорячённую массу к выходу.
     Цены на рынках поползли вверх, как столбики ртутных термометров ближе к полудню.


     В свой последний курсантский отпуск компания, в прежнем составе, сбегая от суеты и зноя, пропитавшего воздух запахом разогретого асфальта, облюбовала новое место на побережье.
     Палатки поставили на высоком берегу, поросшем кустарником и выгоревшей, с грустным запахом увядания степной травой; внизу, под обрывом, накатывая ленивую волну на узкую полоску песчаного пляжа, монотонно дышало море.
      Несколько дней без всякой информации, кроме той, единственно бесценной, что даёт природа, пролетели незаметно.
     Чуть уставшие от «дикой» жизни молодые люди возвратились в город.



    
     – Наконец-то, вернулась, – без обычной радости, устало произнесла Анна Владиславовна, открыв дверь, – как отдохнули?
     – Всё хорошо, – беззаботно ответила Юля и, внимательно посмотрев  на мать, спросила:
     – Мама, что случилось?
     Анна Владиславовна прошла в гостиную, Юля, в напряжённом ожидании, проследовала за нею.
     – С Ритой что-нибудь? – спросила она.
     – Нет, что ты… – испуганно отвергла мама Юлино предположение.
     Она взяла со стола газету и, обмахиваясь ею, села в кресло.
     – В городе беда, – суровым тоном произнесла мать.      
     – Беда?
      Юля не представляла, какая, кроме войны, может быть общая для всех беда.
     – Холера, – не меняя тона, сказала мама.   
     – Холера?! – как эхо, повторила Юля.
     В её сознании это слово ассоциировалось с тем давним временем, когда на земле свирепствовали страшные эпидемии, против которых люди были бессильны. Но сегодня, в нашей стране, для которой не существует непобедимых врагов и неразрешимых задач, где всё всегда хорошо, и вдруг – холера…
     – Мама, а это точно? – с надеждой на ошибку, спросила Юля.
     Вместо ответа, Анна Владиславовна сказала, с отчаянием:
     – С гостями, нас в квартире – восемь человек, – она сделала акцент на слове «восемь», – как всех уберечь? 
      – Мамочка, но надо ведь что-то делать…
   Юле передалось мамино тревожное настроение.
     – Да делаю, конечно: и овощи обдаю кипятком, и посуду хлорирую, а перед едой все принимаем антибиотики.
     Только теперь дочка заметила, как осунулось лицо у мамы.
     – Когда это случилось? – спросила она.
     – Сообщили позавчера.
     Юля вспомнила, каким безмятежным был этот день для их компании, а Анна Владиславовна продолжала:
     – И предложили всем приезжим в течение двух суток покинуть город. А тех, кто не успеет, в дальнейшем будут помещать в обсерваторы.
     – Обсерватор?
     Юля пыталась припомнить значение слова, похожего на «обсерватория».   
     – Это – место, где проходят карантин, – помогла ей Анна Владиславовна.
     – Так, почему же наши гости ещё здесь?
     – Они не верят, что это правда, – раздраженно произнесла мама.      
     Несколько минут она сосредоточенно о чём-то думала.
     – Доченька, может быть, и тебя отправить куда-нибудь? — наконец, сказала Анна  Владиславовна.
     – Даже не думай, я уже не ребёнок.
     – Конечно, конечно, не обижайся.
     – Мама, а что, действительно уже много заболевших? – не скрывая страха, спросила Юля.
      – Официально не сообщают, но ходят слухи, что есть даже несколько умерших, –  понизив голос, сказала Анна Владиславовна и добавила умоляющим тоном:
     – Очень прошу тебя: берегись, я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.
     – Мамочка, ну, что ты…
     Анна Владиславовна вытерла навернувшиеся на глаза слёзы и, вздохнув, сказала:
     – Хорошо, что Рита сейчас далеко отсюда.
     Юля обняла маму, пытаясь успокоить её.




     На следующий день явился Кирилл. Он поздоровался с Анной Владиславовной, стоявшей на кухне у плиты, и прошёл с Юлей в её комнату.
     Но минут через двадцать она уже закрыла за ним входную дверь.   
     – Почему Кирилл ушёл так быстро? – удивилась Анна Владиславовна.
     – У него что-то с кишечником.
     – Что именно? – насторожилась мама.
     – Небольшое расстройство.
     – Расстройство?! – испуганно повторила она.
     – Мама, да не волнуйся ты так...,– растерялась Юля.
     – Не волноваться? А ты вообще отдаёшь себе отчёт в том, что происходит? –  возмутилась мать.
     – Мамочка, Кирилл нормально себя чувствует, это – обычное несварение, – Юля старалась больше убедить уже себя, чем маму.   
     Анна Владиславовна, придерживаясь за край стола, устало опустилась на табуретку.
     – Я надеюсь, анализы он, хотя бы, сдал?
     – Нет…, – чувствуя неловкость за Кирилла и себя, еле слышно выговорила Юля.
     Мама сделала глубокий вдох и медленно, чеканя каждое слово, сказала: «Сию минуту иди к нему и скажи, чтобы сегодня же сделал это».


     Вскоре Юля уже стояла под окном квартиры Лукониных.
     – Кирилл! – позвала она.
     И тут же увидела его удивлённое лицо.
     – Что случилось? – через минуту, подбежав  к ней во дворе, встревоженно спросил он.
     – Тебе обязательно нужно сдать анализы, – без всяких предисловий, уклонившись от поцелуя, твёрдо произнесла Юля.
     – Зачем? У меня уже всё нормализовалось.
     – Кирилл, пожалуйста, а вдруг это – холера?
     – Но, Юля…, – попытался возразить он.
     – Мне не разрешат видеться с тобой, пока не будет результата, – привела она самый веский аргумент.   
     – Хорошо, хорошо, я сейчас съезжу, – сдался Кирилл.
     – Правда? – обрадовалась Юля.
     – Подожди меня, я – быстро, только форму надену.
    Они вместе дошли до перекрёстка.
     Юля повернула к своему дому, Кирилл сел в автобус.             


     В ожидании результата анализа,  родители пять дней не разрешали Юле встречаться с Кириллом.
     Но он приходил каждый день и подолгу простаивал под её окном. Чтобы хоть как-то скрасить эти странные свидания, она фотографировала Кирилла, а он смешно позировал, пытаясь развеселить её.
     Результат оказался отрицательным, и Юлино заточение окончилось.
     В воздухе стоял устойчивый запах хлорки, пляжи были закрыты. И, словно, в солидарность с этой мерой безопасности, установились необычно прохладные для августа дни, заставив людей одеться по-осеннему.
     Все, покидавшие город, проходили карантин в обсерваторах, размещённых в школах, пионерских лагерях и санаториях, затем доставлялись на железнодорожные станции области и только оттуда уезжали в нужном каждому направлении. 
     В конце августа это коснулось и курсантов.
     Друзья не были огорчены вынужденным бездельем: фактически, их отпуск продлился ещё на неделю.
     Эпидемию удалось предотвратить.
     Лето, заставившее горожан соприкоснуться с опасностью, осталось в прошлом.
     Начался последний студенческий год для Юли и последний курсантский – для Кирилла.
    
   
    



                -5-



    
     Октябрьские деревья, словно, модницы, соревнуясь в изобретательности, поражали своим убранством: постепенный переход цвета, который под силу далеко не каждому художнику; внезапные вспышки ярких пятен на ещё зелёной листве – всю эту изысканность они, не скупясь, демонстрировали людям, способным оценить неподражаемый вкус самой природы.
     Каждое утро, идя в университет, Юля пересекала сквер по скрытым под шуршащими листьями дорожкам и всякий раз сожалела, что рядом нет Кирилла.
     Обстоятельный и сдержанный – он иногда поражал Юлю неожиданными решениями.
     Единственным препятствием к женитьбе была их учёба. Значит, это произойдёт не раньше лета – так думала Юля, но Кирилл решил по-другому.
     Он позвонил в день её рождения.
     – Юленька, любимая, здравствуй! Поздравляю с днём рождения!
     – Спасибо, — улыбаясь, ответила Юля.
     – У тебя всё нормально?
     – Да. А теперь просто прекрасно. Ты так долго не звонил – я отвыкла от твоего голоса.
     Кирилл сделал паузу.
     – Юля, – наконец, произнёс он, с какой-то особой интонацией.
     – Да…
     – Ты выйдешь за меня замуж?
     – Замуж? – переспросила она, подумав, что до лета ещё далеко, и сразу поняла нелепость своего вопроса.
     – Я делаю тебе официальное предложение, – продолжал Кирилл, – ты согласна?
     – Да, – помедлив, ответила она.
     – Спасибо, – церемонно поблагодарил Кирилл.
     – А почему ты сейчас говоришь об этом?
     – Потому что до зимнего отпуска осталось всего три месяца.
     – До зимнего? – удивилась Юля.
     – Да, Юля. Лучше, если это произойдёт зимой, чтобы при распределении я смог оформить документы, с учётом нового семейного положения.
     – Я поняла.
     – Этот отпуск я буду ждать с ещё большим нетерпением, я очень люблю тебя.
     – Да, я – тоже, – волнуясь, отозвалась Юля.
     –  Можно мне поговорить с Анной Владиславовной?
     Она позвала маму и ушла к себе.
      Разговор был недолгим: Кирилл просил Юлиной руки.
     « Ну что ж, к этому и шло, – спокойно отреагировала Анна Владиславовна, – я, с радостью, отдам за тебя Юлю».               
     Когда она вошла к дочери, та сидела неподвижно на диване.
     Четыре года, наполненные переживаниями, ощущением счастья и страхом потери, облекались теперь в новую, совершенно определённую форму. 
     – Поздравляю, Юленька, – сказала мама, садясь рядом с ней.
     – Спасибо, мама, – рассеянно произнесла та.
     Теперь Юля поняла, почему вчера у неё родились эти строки:

                «Я рождена осенним днём,    
                Меня связали прочно гены,               
                Как вечной тайной, с октябрём,
                Несущим жизни перемены».    

               
     Сегодня она сделала шаг к этим переменам.
     Почти все женщины мечтают о замужестве с детства. Для маленьких девочек – это мечта о  белом платье с фатой, в котором каждая представляет себя принцессой.
     Для девушек – тоже белое платье, но главное – присутствие рядом любимого мужчины.
     Не все понимают, что брак – это огромная ответственность, необходимость самоотречения и жертвенности.
     Большинство, знакомых с детства сказок, в которых влюблённые, в поисках друг друга, преодолевают трудности и выдерживают тяжёлые испытания, неизменно заканчиваются весёлой свадьбой, после которой герои живут долго и счастливо и умирают в один день.
     В реальной жизни чаще всего после свадьбы начинаются настоящие испытания, но Юля этого, конечно, не знала.
     С того дня, как Кирилл сделал ей предложение, она пребывала в состоянии сказочной героини.
     Юля воспринимала окружающее через призму предстоящего события, за которым последует долгое, длинною в целую жизнь увлекательное путешествие в незнакомые края.


               



     Упали на мёрзлую землю первые робкие снежинки, перегоняемые с места на место ледяным, порывистым ветром.
     Приближался год, который должен был принести Юле первую, длительную разлуку с родителями.
     К ней вернулось знакомое с детства ощущение временности.

     Утром тридцать первого декабря, когда Юля ещё окончательно не проснулась, в дверь позвонили. В гостиной послышались торопливые мужские шаги, и кто-то вошёл в её комнату.
     Медленно повернув к двери заспанное лицо, она, зажмурившись, потрясла головой.
     – Нет, нет, я тебе не снюсь, – засмеялся Кирилл, наклоняясь над ней.
     – Как…ты здесь?
     – Отличникам везёт, – кратко пояснил он, целуя её.
     Затем достал из внутреннего кармана шинели маленькую красную коробочку.
     В ней лежало обручальное кольцо.

     Всю ночь они гуляли, забегая ненадолго, то к Лукониным, то – Ермаковым, чтобы присоединиться к праздничному столу.
     Утром, как и в первый день их знакомства, начался снегопад.
     – Ты знаешь, что люди, познакомившиеся в Новогоднюю ночь, никогда не расстанутся? – спросила Юля, прикрывая рукой лицо от колющего снега.
     – Мне нравится эта примета,– посмотрев на неё, с нежной снисходительностью, сказал Кирилл, – тем более, что эти люди встретили вместе ещё один год.
     Как подтверждение этих слов, на побелевшем тротуаре безлюдной улицы чётко проступили две, проложенные рядом, дорожки их следов.


    На следующий день во Дворце бракосочетаний заполнялось обычное, стандартное, но единственное в своём роде заявление на регистрацию совместного будущего.    
     А вечером Ермаковы пригласили на ужин Лукониных, проведя что-то, вроде сватовства-знакомства.
     После двух бокалов домашнего вина, которым угощал сам винодел Николай Иванович, исчезло напряжение, часто возникающее между незнакомыми людьми, собравшимися по такому деликатному поводу.
     Убедившись, что за столом прекрасно обходятся без них, жених и невеста незаметно ускользнули в Юлину комнату.
     В темноте зелёным новогодним светом пульсировал на магнитофоне индикатор громкости,  Юля и Кирилл танцевали
     «Tombe la neige», – пел сейчас только для них Сальваторе Адамо.
     За окном, иллюстрацией к этой песне, медленно кружились крупные, белые хлопья.
     – Скоро мы с тобой улетим отсюда, – сказал Кирилл.
     – Почему «улетим», а не «уедем»?
     – Потому что ехать туда очень долго.
     Кирилл перевёл взгляд на окно, словно пытался сквозь падающий снег увидеть этот далёкий, незнакомый край.
     Когда они вернулись в гостиную, застолье уже завершилось. Женщины оживлённо обсуждали что-то в коридоре, а мужчины, стоя возле ёлки, пили «на посошок».
     Ночным поездом Кирилл уехал.

               
   
     Никогда ещё экзаменационная сессия не значила для Юли так мало, как этой зимой: её затмила подготовка к свадьбе. Нужно было придумать, купить, «достать», договориться – всё предусмотреть, ничего не упустить.
    

     Кирилл тоже готовился, но – довольно своеобразно.
     Как-то ночью он почувствовал незначительную боль в правом боку, которая к утру прошла. Опасаясь, что это – аппендицит, и приступ может повториться, Кирилл обратился к врачу.
     При осмотре он изобразил сильную боль, сознательно идя на операцию.
     Кирилл рассудил так: если прооперироваться сейчас, то к свадьбе он поправится; а, если отложит, и новый приступ всё же отправит его на операционный стол, то торжество может не состояться. Этого он не мог допустить.
     Во время операции хирург обнаружил здоровый аппендикс и, выразив удивление, всё же удалил его.
     Теперь Кирилл был спокоен и мог обо всём написать своей невесте.
     За годы переписки это был второй случай, когда его молчание заставило волноваться Юлю.
     Первый – неудачный прыжок с парашютом – произошёл два года назад: после приземления парашют понесло ветром, и Кирилл ударился головой об дерево.
     Травма оказалась нетяжёлой, и через две недели его выписали из госпиталя. Но шрам над правой бровью остался.
     Теперь шрамов было два.




                -6-



    
     Февральская погода установилась на границе между туманом и дождём. Но волнение, усиленное суетой последних приготовлений, не оставляло времени для огорчения ненастьем.
     Юля поднялась рано и к открытию парикмахерской была уже на месте. Мастер долго   «колдовал» над её причёской, создав из отросших волос то, к чему не лежала у неё душа. Всё было слишком помпезно, но, по мнению окружающих, – очень удачно.
     Набросив на голову шарф, чтобы сохранить этот «шедевр», Юля раскрыла зонтик и, перепрыгивая через лужи, побежала домой, где её уже ждали, посматривая на часы, приехавшая на свадьбу Рита и свидетельница Света.
    
     Как бы хорошо всё ни было продумано в наряде невесты,  в последний момент часто выявляются недочёты: не застёгивалась «молния», обнаружилась недостаточно хорошо разглаженная  складка, плохо сидела на причёске фата.
     Наконец, всё было улажено.
     Юля стояла перед зеркалом и не узнавала себя: вместо девочки, в мини-юбочке, с короткой мальчишеской стрижкой, на неё смотрела незнакомая, взволнованная девушка в длинном белом платье, с фатой на церемонной причёске.
    
     Кирилл вошёл к ней со своим свидетелем Игорем, прорвавшись через «заслоны», воздвигнутые родственниками и подругами невесты, требующими у них «выкуп» за неё.
    С букетом белых роз в руках, он рассматривал Юлю – родную и одновременно непривычно торжественную.
     А она наслаждалась восхищением, светившимся в его глазах.
     Во Дворце бракосочетаний царил непрекращающийся праздник. Пары, сменяя одна другую, торжественно поднимались по широкой лестнице, под звуки нестареющего Свадебного марша.
     Цветы, яркие наряды гостей, оттеняющие белоснежность платьев невест и подчёркивающие строгость тёмных костюмов женихов; нескончаемый поток тёплых слов и радостного возбуждения – пожалуй, это – одно из немногих мест на земле, где сосредоточено одновременно столько счастья.
     Все церемонии бракосочетания похожи друг на друга, как близнецы. А застолья, отличающиеся лишь размахом, соответствующим финансовым возможностям родителей молодожёнов, больше нужны не виновникам торжества, а их родственникам.


     Веселье достигло кульминации. Оркестр играл без перерыва, на дальнем конце стола, заглушая музыку, гости пели что-то своё.
     Супруги Ермаковы, удивив всех, лихо отплясывали «Цыганочку».
     Но, если темноволосый, смуглый Николай Иванович хоть чем-то напоминал цыгана, то его голубоглазая, белолицая жена никак не могла претендовать на принадлежность к древнему, загадочному племени.
     Света и Виталий сидели рядом и украдкой целовались. В золотистых волосах девушки играли блики от зеркального шара, висевшего под потолком.
     Игорь, увлекшись двоюродной сестрой Кирилла, танцевал с нею танец за танцем.
     Молодожёны смотрели на разгулявшихся гостей и ждали удобного момента, чтобы уйти.
     Местные жители не имели права пользоваться гостиницами, но для новобрачных было сделано исключение.
   
     Через неделю Кирилл уехал.



     Не успев свыкнуться со своим новым положением жены, Юля осталась одна.
     Мысленно она уже была далеко от Южноморска: то в лесной избушке среди  нескольких таких же домиков, как их; то она видела из окна своей небольшой уютной квартирки горы; или представляла бескрайнюю, выжженную солнцем полупустыню, с лениво передвигающимися по ней верблюдами.
     И везде Юля чувствовала себя счастливой.

     В конце апреля звонок Кирилла прервал её воображаемые странствия, указав совершенно конкретный пункт на карте страны.
      – Юленька, здравствуй, моя любимая, – услышала она в трубке радостный голос мужа.
     Юля почувствовала необычность этого звонка.
     – Здравствуй, Кирочка,  у тебя есть новости?
     – У нас состоялось распределение. Ты не передумала лететь со мной?
     – Пока – нет, – в тон ему ответила Юля, – а куда?
     – В Тридевятое царство, Тридесятое государство, – растягивая слова, голосом сказочника произнёс Кирилл.
     – Кир, да говори же, наконец!
     – Персистан, город Фарсибад, – чётко выговорил Кирилл.   
     – Это – в горах?
     – Да.
     – В горах я ещё не жила, – мечтательно произнесла Юля.
     – Видишь, как хорошо – теперь ты устранишь этот пробел, — засмеялся Кирилл.


               
     Всё, что происходило после этого разговора, воспринималось Юлей, как последние эпизоды фильма с уже известным концом, которого нужно лишь терпеливо дождаться.               
     В один из последних дней июня состоялась защита дипломной работы. Сделав короткий доклад и ответив на вопросы оппонента, она получила специальность «прикладная математика».
     С лёгкой грустью простилась Юля с друзьями из студенческого клуба, с которыми провела немало вечеров, готовясь к концертам. Постояла на сцене, отыскав глазами в пустом зале место, где сидел на её выступлении Кирилл, и вышла из университета.


               



     Сдав выпускные экзамены и присягнув на верность Родине, лейтенант Луконин ехал домой.
     Юля встречала его, нетерпеливо поглядывая на вокзальные часы.
     Наконец, появившийся из-за поворота состав начал медленно подтягиваться к перрону.
     Не дожидаясь полной его остановки, они, глядя друг на друга в вагонные окна, продвигались к тамбуру, преодолевая последнюю преграду.
     Когда Кирилл шагнул на перрон, Юле показалось, что он излучает свет: светились счастливые глаза, сверкали первые звёздочки на погонах, сияла подкупающая улыбка.
     Он поставил чемодан на платформу и так крепко прижал её к себе, что она услышала биение его сердца.
     Они стояли, обтекаемые пёстрой летней толпой, грозившей вспугнуть долгожданный момент, завершивший четырёхлетнее ожидание.


               




     Перед отъездом на первое место службы молодожёны решили совершить короткое свадебное путешествие.
     Кирилл давно обещал Юле познакомить её со своей бабушкой – матерью Дмитрия Кирилловича, жившей в маленьком районном городке, в ста километрах от Южноморска.
     Они вышли на автобусной остановке и вскоре уже подходили к небольшому старенькому дому, огороженному невысоким, окрашенным в зелёный цвет забором.
      Кирилл окликнул бабушку, развешивающую бельё в глубине двора.
     – Ой, Кирюня! – узнав его, радостно воскликнула она и тут же направилась к калитке, вытирая фартуком руки.
      – Да ты стал выше отца, – восхищённо сказала она,  поцеловав наклонившегося к ней Кирилла.
     Она тепло улыбалась, глядя на внука светлыми, немного запавшими глазами.
     – Бабушка, это – моя Юля, – сказал он.
     Женщина несколько секунд внимательно смотрела в лицо девушки.
     – Хорошую жену ты выбрал себе, внучек, –  одобрила она и поцеловала Юлю


     Войдя в чистую, прохладную комнату, Юля, от неожиданности, остановилась у порога: с портрета на стене на неё смотрел Кирилл, только в офицерской форме довоенного образца и старше лет на десять.
     Это был его дед, в честь которого и назвали Кирилла. Совпадало всё: имя, отчество, фамилия. Уже несколько поколений мужчин в роду Лукониных носили только два имени: Дмитрий и Кирилл.
     Кирилл Дмитриевич погиб в начале войны и был похоронен в братской могиле далеко от родного дома. Четырнадцатилетний Дима остался старшим мужчиной в семье, где, кроме него, было ещё двое детей.
     Им много пришлось пережить, как и всем, оказавшимся на оккупированной территории.    
    
     Внешнее сходство с дедом, одинаковые имена  и рассказы о нём, которые Кирилл помнил с детства, повлияли на выбор профессии. И теперь он был даже рад, что когда-то провалил экзамены в университет.

     Месяц август, прокручиваясь, кадр за кадром, запечатлевал в памяти каждый прошедший день.
     Закончился отпуск, подведя черту под вечеринками, вылазками на пляж, беседами с родителями и прощальными обедами.
     Уже проводили на Запад Виталия и Игоря. Они стояли в тамбуре, с фуражками в поднятых руках, пока поезд не скрылся за поворотом.
      Уехала и Рита, пообещав старшей сестре, как и водится, часто писать.
      Ставшие теперь семьёй, Юля и Кирилл не только не были огорчены приближающимся отъездом, но и не скрывали стремления поскорее обрести полную самостоятельность.
     Они верили в свои силы и доброжелательность предстоящих встреч.
     В день отъезда Юля позвала маму в свою комнату.
     – Тебе помочь? – спросила Анна Владиславовна, закрывая за собой дверь.
     – Нет, кажется, я всё собрала, – сказала Юля, обводя взглядом комнату.
     На столе туго стянутая тесьмой лежала пачка писем.
     – Мамочка, сохрани это, пожалуйста, – попросила Юля, протягивая её Анне Владиславовне.
     – Не беспокойся, я знаю, как они дороги тебе, – сказала мама, бережно принимая письма из рук дочери.
     Были упакованы чемоданы, улажены все формальности, приняты к сведению последние наставления.
     В аэропорту объявленная посадка поставила точку в затянувшемся прощании, избавив улетающих детей от неизбежных материнских слёз.
     Разлуку всегда тяжелее переносят те, кто остаются, тем более, родители.
К беспокойству об уехавших детях примешивается ощущение образовавшейся пустоты, которую ничем нельзя заполнить.
    
    


     Реактивный авиалайнер «ТУ-104» оторвался от земли и, сделав разворот над морем, взял курс на восток.
     Луконины летели навстречу восходящему солнцу –  куда указывали знания, полученные Кириллом.
     Всё, что происходило с ними до сих пор, осталось внизу, отделилось, как отделяется ступень ракеты, позволяя развить ей следующую, более высокую скорость.
 
     Половина пути пришлась на тёмное время суток. Но вот, небо впереди стало постепенно светлеть.
     На земле мы не улавливаем грань между ночью и утром, а на высоте нескольких километров это зрелище впечатляет своим контрастом: за спиной, на западе, господствовала темнота; впереди, на востоке, небо и земля были окрашены золотисто-алым светом рождающегося дня.
    Этот свет быстро разливался, завоёвывая  новое пространство, на котором слегка вырисовывалась шарообразная форма нашей планеты.
     Наступившее утро и безоблачное небо позволяли рассмотреть ландшафт внизу настолько подробно, насколько позволяла высота.
     Равнина, с визуально уменьшенными в несколько раз водными бассейнами и строго расчерченными геометрическими фигурами полей, постепенно сменилась холмами и возвышенностями, а затем – предгорьями.
     И, наконец, возникла незнакомая, поражающая воображение картина: бескрайний горный массив с остроконечными вершинами, ярко освещёнными взошедшим солнцем с одной стороны и сохранившими глубокие синие тени – с другой.
     Под крылом проплывала застывшая многомиллионная история формирования Земли.
     Величественный, безжизненный пейзаж на «краю света»  исключал малейшую возможность существования здесь людей.
     Но, спустя некоторое время, острые очертания скалистых хребтов, смягчившись, незаметно перешли в пологие, с незначительной растительностью склоны, на которых небольшими группами были разбросаны крошечные строения.
     Девятичасовой транзитный рейс подходил к завершению.
     По северному коридору в горах самолёт плавно снижался, подлетая к расположенному в долине древнему азиатскому городу Фарсибад.

    
    
    
                -----------------------------------------