На глубине тридцати метров в угольном забое работает экскаватор. Словно маятник, ритмично вращается стрела: влево – ковш черпает уголь, вправо – высыпает его в бункер транспортёра. И тот на длинной ленте несёт его «на гора».
За рычагами угольной «черпалки», как называет свой экскаватор машинист, Василий Иванович Горохов. Мужичок не высокого роста, нормального телосложения. Как и многие деревенские мальчишки военной поры ограничился начальным образованием и с малых лет был приучен к труду. Работал в колхозе. После службы в армии окончил курсы механизаторов широкого профиля. Но даже работа механизатора, столь престижная на селе, не приносила в дом достаток. Василий с женой собрали чемодан и отправились на Северный Урал. Здесь начиналась разработка угольного месторождения. Требовались рабочие кадры. Василия сразу посадили на новый пяти кубовый экскаватор и отправили на добычной участок.
Работал Василий спокойно, без суеты. Не тратил время на перекуры, не ходил в столовую. Обедал, не покидая кабины. Остановит свою «черпалку», (он не мог выговорить название своей машины), минут на десять, заглушит двигатель, чтобы он немного остыл, да и самому отдохнуть от вибрации. Развернёт узелок, что жена на обед собрала. поест не спеша, смахнёт крошки с колен и опять за рычаги.
Экономия времени на обедах и перекурах подняла выработку В.И.Горохова на небывалую высоту. О нём писали газеты, его портреты были на Доске Почёта предприятия и города, в порядке премии, ему во двор поставили легковую машину «Москвич», приглашали вступить в партию.
– Я работаю нормально, за что же вы меня в партию-то затягиваете? – вопрошала святая простота. Василий был прост и чист, как белый лист. Мирские знания не затуманили его святую голову. Его сознание ограничивалось пределами механизатора широкого профиля. В этой сфере он был дока. Любил механизмы и работал самозабвенно и больше ни что его не интересовало. Жадность, зависть и тщеславие ему были не знакомы. – Главное, – говорил он, – чтобы машина не ломалась.
Во избежание снижения производительности труда и потери рабочего времени на ремонт, руководство предприятия направило Василию помощника. В обязанности которого, вменили заправку машины горючим и смазочными материалами, смазку агрегатов и выполнение поручений машиниста по содержанию экскаватора в рабочем состоянии. Тем самым, полагало начальство, Горохов ещё выше поднимет планку добычи угля.
Помощником был назначен Сашка Клюев. Молодой бойкий парень пришел на разрез сразу после армии. Перспектива быть смазчиком и пачкаться мазутом его не прельщала. Но хорошая зарплата и премии машиниста-стахановца перебороли неприязнь к не престижной работе. Машина работала без перебоев. Помощник маялся от безделья. После смены Клюев вместе с бригадами горняков поднимался вверх из карьера. Лицо его было припорошено угольной пылью с разводами мазута. Шёл он, тяжело ступая, подражая уставшим работягам. Сашка был типичным ИБДешником (имитатором бурной деятельности). Таких шумных и крикливых болтунов и бездельников очень любил комсомол.
На очередном комсомольском собрании Клюева избрали секретарем комитета. Учли и то обстоятельство, что он более свободен на основной работе, чем остальные комитетчики. С этого момента началась карьера общественного деятеля. Он постоянно и пылко выступал на всех производственных собраниях, пленумах горкома комсомола, не забывая подчеркнуть свою долю участия в достижениях победителя соцсоревнования Горохова Василия Ивановича. Он так и говорил: «наш экипаж» берёт на себе повышенные обязательства в честь (очередной даты красного календаря!).
Купаясь в лучах славы безобидного труженика, Клюев успешно шагал вверх по карьерной лестнице. Его приняли в партию и дали первое партийное поручение: привлечь в ряды КПСС В.И.Горохова. – Мы долго его уговаривали, – сразу предупредили Клюева, – не соглашается.
– Согласится! – самоуверенно заявил молодой коммунист. Он не стал повторять слова прежних агитаторов и выслушивать доводы Василия Ивановича и его протест против вступления в «передовые ряды строителей коммунизма». Клюев написал за него шаблонное заявление и убедил поставить подпись. С той минуты ряды партии пополнились ещё одним профаном, поддерживающим своей зарплатой «ум, честь и совесть нашей эпохи».
Известие о том, что Горохов вступил в партию, дало новый повод для насмешек над ним. Горняки редко видели своего знаменитого коллегу – он сторонился больших компаний, но как ты увернёшься от коллектива. Доставали его, в основном, по дороге к дому. Он шел отрешённо, не обращая ни на кого внимания, по принципу – сапоги дорогу знают. И тут его догоняет группка молодых парней. – Василий Иванович, – пристал к нему один из них, – ты там Петьку своего не сильно нагружай работой. Он ведь сейчас начальник всех коммунистов. – Шурку? Что ли? – он уже привык, что его сравнивают со знаменитым комдивом, и сразу понял о ком идет речь. – Ты бы лучше спросил, когда я его в последний раз видел. Постой, постой… Это было давно, когда он меня в партию записал. Так секретарь парткома, говоришь, он стал? – А ты почему на партсобрания не ходишь? Вот и не знаешь, чем твой помощник занимается. А премии вместе с тобой получает.
«Черпалку» Василия Горохова поставили на текущий ремонт. Он оставил машину слесарям, а сам отправился в партком. Приоткрыл осторожно дверь, заглянул одним глазом, убедился, что никого из посторонних нет, без стука вошёл в кабинет, сел за длинный стол, – приставленный к столу секретаря.
– Шура, выпиши меня из партии, – заявил он без лишних предисловий.
– Здравствуй, Василий Иванович, – ошеломлённо, с растерянной улыбкой поприветствовал его секретарь. – Рассказывай что случилось?
– Понимаешь, Шура, я с каждой получки плачу партийные взносы. На эти деньги я каждый месяц мог бы купить новую куфайку. Как месяц – нет куфайки, как второй – ещё одной куфайки нет. Выпиши меня, пожалуйста. Не могу я больше свои деньги кому-то отдавать.
– Не кому-то, а партии, – поправил секретарь несознательного коммуниста.
– Да что же это за партия, если без моих денег прожить не может? – пустился в рассуждения оппозиционер Горохов. – Подоходный налог плати, в профсоюз плати, а ещё за что-то высчитывают я даже не пойму за что, а тут ещё живые деньги собственными руками вынужден отдавать партии. Если всё собрать, то не на одну куфайку хватит. Выпиши ты меня. Христом Богом прошу.
– Бога, Василий Иванович, коммунисты отменили. Я тебя выслушал, а сейчас послушай меня. Добровольно из нашей партии не выходят – Устав не позволяет. Из партии только исключают. А после сдачи партбилета человека лишают должности, всех наград и почестей. Снимут твой портрет с Доски Почёта…
– Ой, какая невидаль! Мой портрет. Я его туда не вешал. Пусть снимают. Сейчас ты мне ещё про «Москвич» напомнишь. Так пусть его хоть сегодня заберут. Я всё равно на нем ездить не умею. Да и не куда. Жена моя Клавдия, который год в нём наседку с цыплятами держит. Помою машину и отдам.
– Сочувствую я тебе, Василий Иванович, но помочь ни чем не могу. Разве только советом, но при условии, что ты ни кому не расскажешь, что я тебя надоумил. Ты не плати взносы, а каждый месяц покупай фуфайку. Месяца через три тебя вызовут на бюро парткома и объявят выговор за неуплату членских взносов. А ты скажешь, что на эти деньги купил три фуфайки. И опять не плати, а каждый месяц продолжай покупать так любимые тебе обновки. Тебе объявят строгий выговор, потом выговор с занесением в учётную карточку и, наконец, исключат из партии, как злостного нарушителя Устава.
– Это что же получается? Тягомотина растянется на целый год?
– Ты же хочешь каждый месяц ходить на работу в новой фуфайке? Вот и ходи. Утомил ты меня Василий Иваныч. Ладно. Расскажи как дела на участке?
– На участке всё хорошо. Поставил машину на текущий ремонт. Надеялся подольше протянуть без ремонта, да помощник подвёл. Мне некогда было во время смазывать, начальство подгоняло, сверхплановую добычу требовало. Вот я перед тобой сижу, а машина не выдержала, заскрипела, – тонко и дипломатично уколол машинист своего помощника, который по-прежнему числился в его экипаже, исправно получал зарплату и премии за перевыполнение плана.