КАК СУСАННА СПАСЛА СИГАМБУ
В горной долине, примерно в часе езды от нашей фермы и близ дороги, которая шла к ферме Темного Пита, жила кафрская знахарка Сигамба Нгеньянга. Эта женщина не принадлежала ни к одному из транскейских или соседних племен, она явилась в нашу сторону откуда-то с севера. Скорее всего, она была из свази или какой-то родственной им народности, но почему она оставила свое племя, мы в то время не знали. Хотя она была вполне здоровой, хорошо сложенной девушкой, с кожей скорее медного, чем черного цвета, внешность ее производила странное впечатление ввиду ее маленького роста – она была не выше двенадцатилетнего ребенка, что заставляло многих ошибочно принимать ее за бушменку. Вообще, для кафрской женщины Сигамба была недурна собой: у нее были тонкие и приятные черты лица, белые зубы, а копна черных курчавых волос обрамляла ее голову, как те золотые диски, что венчают головы святых на картинках в нашей старой Библии.
Вероятно, ей было уже чуть за тридцать, а по соседству с нами она жила уже года три-четыре. Сигамба занималась знахарством, но ведьмой, пожалуй, не была, потому что никогда не принимала участия в «вынюхивании колдунов» и тому подобных чудовищных обрядах туземцев. Она составляла разные зелья и лекарства и лечила от всех болезней, особенно домашний скот. Говорили, правда, что она предсказывает будущее, да получше многих шаманов, не одеваясь при этом в пузыри и змеиные шкуры и не впадая в буйство или транс – ей достаточно было бросить кости. И, наконец, как среди туземцев так и, к сожалению, среди части буров у нее была репутация лучшей вызывательницы дождя и предсказательницы наводнений, бурь и тому подобных бедствий. Хотя тут я должна признать, что в жизни не встречала другого человека, который бы обладал таким даром понимать приметы погоды, как эта странная Сигамба. Этими занятиями она понемногу заработала себе денег на хижину и небольшое стадо, а также имя Нгеньянга за привычку блуждать в лунном свете, собирая травы и коренья.
Ян несколько раз отсылал к ней заговаривать наш скот (сама она к «пациентам» не приходила, какую бы плату ей ни предлагали). Сначала я этого не одобряла, но, видя, что она излечивает животных от всех болезней, я смирилась.
У Сусанны был щенок – несколько месяцев назад его подарили ей проезжие путешественники, останавливавшиеся у нас на ночлег. Они сказали, что собачка хорошей породы, ее родителей привезли из самой Англии. Конечно, Сусанна очень любила этого щенка и, когда тот захворал, должно быть, чем-то отравившись, сильно забеспокоилась. И вот как-то после обеда она положила песика в корзинку и, взяв с собой старого слугу-готтентота, чтобы было кому его нести, отправилась на своей серой кобыле к Сигамбе.
Хижина знахарки располагалась в самом дальнем от нас конце долины, по которой ехала Сусанна, а готтентот с корзиной на голове рысью поспешал рядом. За поворотом дороги, уже в конце пути, она увидела сцену, которой никак не ожидала. На открытом пространстве перед ней под присмотром нескольких кафров паслось небольшое стадо коров, овец и коз, напротив в тени холмов стояли хижины Сигамбы и ее людей, а перед ними росло большое дерево. И вот под этим-то деревом Сусанна увидела саму Сигамбу, почти вся одежда с которой была сорвана; ее крошечные запястья были связаны за спиной, а на шею накинута веревочная петля – другой конец веревки был переброшен через сук дерева. Перед нею, зверски хохоча, стоял не кто иной, как Темный Пит, а вокруг него расположилась группа бродяг-полукровок из числа тех бездельников, что таскаются с фермы на ферму, выпрашивая гостеприимство под предлогом дальнего родства или во имя милосердия, и живут там, пока их не прогонят. Здесь же присутствовали несколько кафров – все наймиты Пита или его темные соратники по колдовству.
Первой мыслью Сусанны было развернуться и умчаться прочь, но храбрая девушка тут же устыдилась своей трусости, ибо маленькая знахарка явно подвергалась опасности, а Темный Пит, очевидно, задумал что-то ужасное. Поэтому она смело подъехала прямо к нему и резко спросила:
– Бога ради, что тут происходит, мин хеер?
– Ах, мисс Сусанна, это вы? – воскликнул он. – Вы выбрали не самое удачное время для своего визита. Мы, видите ли, соби¬раемся казнить эту воровку-ведьму, которая приговорена к повешению решением справедливого суда.
– Справедливого суда!.. – с негодованием повторила Сусанна, презрительно оглядывая стоящий вокруг сброд. – А ваши друзья были присяжными? И в чем же ее преступление?
– Живя из милости на моей земле, она посмела украсть у меня часть стада и скрыла в дальнем овраге, – отвечал Пит. – Это подтверждено свидетельскими показаниями, мой скот умышленно смешан с ее стадом. Я, как вельдкорнет[1] округа, разобрав это дело по закону, нашел, что воровка подлежит смертной казни.
– Значит, если я правильно вас поняла, – гневно сказала Сусанна, – вы здесь и обвинитель и судья, но что-то я никогда не слышала, чтобы закон допускал такое. Что ж тогда удивляться, что англичане кричат на весь мир о жестоком обращении буров с туземцами. Это не справедливость, мин хеер, это преступление, за которое вас накажет Бог, если вам удастся избежать правосудия людского.
Тут впервые заговорила Сигамба – в ее негромком спокойном голосе не было заметно никаких следов страха.
– Вы правы, госпожа, этот приговор действительно преступление, совершаемое из мести: я должна поплатиться жизнью за беспутство этого человека. Я женщина свободная и никому не сделала ничего дурного, никого не околдовала. Я только лечила больных людей и больной скот. Хеер говорит, что я живу на его земле, но ведь я ему не рабыня, я плачу ренту за свой участок. И скот у него я не крала, он сам приказал своим людям свести его в дальний овраг и смешать с моим, чтобы иметь против меня улики и повесить в отместку за одно личное дело. Но пусть госпожа не беспокоится об участи такого низкого черного создания, как я; уезжайте отсюда и расскажите обо всем людям, если пожелаете, но уезжайте поскорее, ибо казнь – неподходящее зрелище для ваших юных глаз.
– Нет, я никуда не уеду! – воскликнула Сусанна. – А если и уеду, то только для того, чтобы обратить против вас, Пит ван-Воорен, всю тяжесть наших законов. Ах, если бы мой отец был дома! Пусть он не любит кафров, зато любит закон и справедливость.
Слыша смелые речи Сусанны и видя огонь в ее глазах, Темный Пит и его сообщники оробели. Конечно, никто из буров не счел бы казнь черной знахарки, уличенной в краже скота, преступлением, так как они постоянно страдали от воровства кафров и частенько в своих пустынях прибегали к самосуду, – никто не стал бы особенно разбираться, насколько справедливым или несправедливым был этот суд. Но когда находился белый свидетель, готовый обвинить соплеменника в убийстве невиновного туземца перед властями, возможно, даже перед самим губернатором Капстада, к которому всегда можно было обратиться через миссио¬неров Лондонского общества, дело для обвиняемого могло закончиться плохо. Поэтому, после того, как Сусанна вступилась за Сигамбу, Пит понял, что не сможет повесить ее без опаски за собственную шею. Зато он тут же придумал, как, воспользовавшись жалостью девушки, опозорить ее при всех и на всю жизнь оставить на ее сердце темное пятно.
– Я не привык спорить о законе с барышнями, – рассмеялся он, – но я всегда готов угодить барышне, особенно этой. Воровка уличена и приговорена к смертной казни по закону, что доказывает вот эта бумага. По вашей просьбе, Сусанна Ботмар, я готов снять все обвинения против нее и уничтожить этот документ своими собственными руками, но с двумя условиями. Во-первых, воровка должна отдать мне, в качестве компенсации за укра¬денное, весь свой скот и скарб. Согласна ты на это, колдунья?
– Да ведь если я откажусь, – горько усмехнулась Сигамба, – вы все равно все возьмете вместе с моей жизнью. Ну, а второе условие?
– Перехожу к нему, ведьма, но тебя оно не касается. Сусанна, перед всеми этими людьми, в качестве платы за жизнь этой во¬ров¬ки вы дадите мне поцелуй, в котором отказали прежде.
Раньше чем Сусанна нашлась, что ответить, Сигамба горячо воскликнула:
– Нет, госпожа, не оскверняйте ваших губ, не пятнайте ваше сердце ради меня! Лучше мне умереть, чем видеть вас в объятиях этого полукровки, который позорит и белых, и черных.
– Я не могу этого сделать, – бледнея от гнева, выдохнула Сусанна, – а вы, ван-Воорен, негодяй, коли просите об этом.
– Не можете? – усмехнулся Пит. – Ну, и не надо, если не хотите! Ясное дело, девушки предпочитают поцелуи тайком... Эй, кафры, вздерните-ка эту черную дьяволицу, только медленно, чтобы она успела хорошенько почувствовать, как петля сдавливает ее горло, прежде чем задушить насмерть.
По его команде три злодея ухватились за конец веревки, свисавший с ветви дерева, и потянули его так, что тонкая фигурка Сигамбы поднялась вверх, и только кончики больших пальцев ее ног касались земли.
– Ну, разве не славно пляшет маленькая ведьма? – с жестоким смехом сказал Темный Пит, жестом приказывая кафрам придержать веревку.
Сусанна взглянула на почерневшие губы и конвульсивно вздрагивающее в борьбе со смертью тельце Сигамбы, и не смогла этого вынести.
– Опустите ее! – выкрикнула она и, спрыгнув с лошади, подошла к Питу, сказав: – Бери то, о чем просил, но, Боже, как бы я хотела, чтобы мои губы были ядом!..
– Нет, нет! – хрипела полумертвая Сигамба, которая теперь опять лежала на земле.
– Мы не так договаривались, дорогая, – сказал Пит, – это не я должен целовать вас, а вы меня.
Опять Сусанна отпрянула от него, и опять по его сигналу кафры принялись тянуть за веревку. Увидев это, с бледным, как смерть, лицом, она качнулась вперед и коснулась его губ своими. Он тотчас обхватил ее за талию, привлек к себе и целовал до тех пор, пока даже его сообщники не сочли, что шутка зашла слишком далеко, и не потребовали, чтобы он отпустил свою жертву. Пит нехотя подчинился, произнеся при этом слова, которые я не решусь здесь повторить, и выпустил Сусанну из рук. Бедняжка была настолько слаба от пережитого позора, что тут же рухнула наземь и лежала так, пока старый готтентот, сопровождавший ее, не подбежал, ругаясь и плача от ярости, и не помог подняться.
Некоторое время она ничего не говорила и только терла своим капье лицо, как будто стирая с него грязь, хотя лицо было белее белой шапочки. Наконец она сказала хриплым голосом:
– Освободите женщину!
Негодяи повиновались, и, подхватив свое покрывало, Сигамба повернулась и бросилась прочь, а Сусанна пошла к своей лошади, но прежде чем сесть в седло, она посмотрела прямо в глаза Темному Питу, который шел за ней, умоляя не сердиться на его шутку, потому что его безумие, удовлетворившись, на какое-то время оставило его. Она лишь молча взглянула в ответ так, что он отшатнулся, разглядев, должно быть, в горящих гневом глазах девушки тень грядущей расплаты. Затем Сусанна уехала, и Пит, приказав своим головорезам сжечь хижину Сигамбы и забрать ее людей, скарб и скот, тоже отправился восвояси.
***
Уже на выезде из долины что-то шевельнулось в кустах, напугав лошадь, так что Сусанна, которая ехала, погруженная в свои грустные мысли, соскользнула с нее на землю. В следующий миг она увидела Сигамбу, которая, преклонив перед ней колени, целовала ее ноги и край одежды.
– Встань, – ласково сказала девушка, – сделанного не воротишь, а твоей вины в том нет.
– Нет, Ласточка, – отвечала Сигамба (я, кажется, уже говорила, что этим именем туземцы звали Сусаннну с детства, полагаю, за изящество ее движений и привычку быстро бегать туда-сюда). – Нет, Ласточка, как раз я всему виной.
– О чем ты говоришь, Сигамба?
– О том, Ласточка, что несмотря на мой маленький рост, кое-кто находит и меня красивой, и настоящая причина ненависти Темного Пита ко мне... Но зачем я буду пачкать ваши уши этой грязной историей?
– Рассказывай, – мрачно проговорила Сусанна, – чтобы мои уши стали под стать моему испачканному лицу... Но я и сама догадываюсь, что ты скажешь.
– Тогда вы должны понимать, в чем моя вина. Я, жалкая черная женщина, которая для вашего народа все равно, что грязь, не хотела купить свою жизнь той ценой, которую вы, дочь белого вождя, сами заплатили, чтобы сохранить мне эту жизнь!
– Если мой поступок был добрым делом, то он зачтется мне в великой книге Создателя, – вздохнула Сусанна.
– Он зачтется вам и в этой книге, и в сердцах всех, кто услышит эту историю, но больше всего в моем сердце. Послушайте, госпожа! Иногда на меня находит облако, и в этом облаке я, родившаяся знахаркой, вижу то, что должно случиться впредь. И сейчас я вижу, что через много лун и вдали отсюда я спасу вас так же, как сегодня вы спасли меня. Но между этим днем и нынешним облако будущего перед моими глазами непроницаемо.
– Может и так, – сказала Сусанна, – я слышала, что тебе дано Зрение. Ну, а теперь, прощай! Хорошо бы тебе отыскать друзей среди своих и спрятаться на время.
– Своих мне пришлось бы искать долго, – ответила Сигамба, – потому что они очень, очень далеко, и не хотят меня видеть.
– Почему не хотят?
– Потому что по праву рождения я должна бы быть их правительницей, ведь я – единственный ребенок главной жены моего отца, но для этого мне пришлось бы выйти замуж, а к браку у меня нет охоты: и телом и душой я не такая, как другие женщи¬ны. Рассорившись из-за этого со своими соплеменниками, я отправилась искать свое счастье.
– Недобрым же оказалось твое счастье, коли привело тебя к Темному Питу и веревке!
– Нет, нет, госпожа, оно привело меня к Ласточке и свободе; нет, не к свободе, а к рабству, ибо я ваша раба, за жизнь которой вы заплатили так дорого... Больше у меня ничего нет: Темный Пит отнял у меня стадо, которое я собирала по коровке и разводила по теленочку. Кроме ума в моей голове да этого каросса[2] на моих плечах, у меня теперь ничего не осталось.
– И что же ты будешь делать, Сигамба?
– Я всюду пойду за вами, Ласточка, и буду служить вам до конца моих дней.
– Я была бы этому рада, но понравится ли это моему отцу?
– Что нравится Ласточке, понравится и ему. А я не буду вам в тягость, я заработаю свою пищу – я могу лечить его скот и лошадей, ведь я умею это делать.
– Хорошо, пойдем, – решила Сусанна, – а когда вернется отец, посмотрим, как быть дальше.
[1] Вельдкорнет (полевой корнет) – в Южной Африке как гражданское должностное лицо местного правительства, так и военный офицер; в мирное время был главой милиции и отвечал за поддержание правопорядка в своем районе.
[2] Каросс (зулу kaross) – Меховая накидка у коренных народов Южной Африки.