Колин Рассел. Конфликт науки и религии?

Инквизитор Эйзенхорн 2
КОНФЛИКТ НАУКИ И РЕЛИГИИ?
Колин А.Рассел

Тезис о конфликте

 Историю науки часто рассматривали как серию конфликтов между наукой и религией (обычно христианством), в которой случаи Галилео Галилея (1564–1642) и Чарльза Дарвина (1809–82) - просто самые знаменитые примеры. Некоторые пошли  дальше и утверждали, что такой конфликт является неизбежным в историческом процессе, рассматривая эти и другие противостояния как случайные проявления глубокой склонности, которая присутствует почти всегда, хотя и не всегда столь очевидна и эффектна. Обычно здесь есть дополнительная предпосылка, явная или скрытая, что результатом такого конфликта всегда и неизбежно будет победа науки, хотя бы в долгосрочной перспективе. Такой взгляд на отношения между наукой и религией обычно описывается как«тезис конфликта», «военная метафора» или просто «модель войны». Значительная литература по этому вопросу началась с двух известных работ XIX в.: "История конфликта между религией и наукой" (1874) Уильяма Дрейпера и «История войны науки с богословием в христианском мире» (1896) Эндрю Диксона Уайта. Несколько более взвешенна работа Симпсон-Лейта  "Борьба между наукой и религией" (1925) добавляет ряд метафор к этой теме.
Первые две книги достигли широкого распространения и неоднократно переиздавались. Они были написаны в то время, когда наука, казалось, добилась триумфа в Британии и за рубежом, и у каждого автора были свои конкретные причины для споров с организованной религией. Дрейпер, профессор химии и физики в медицинской школе в Нью-Йорке, опасался власти Римско-католической церкви и был обеспокоен обнародованием догма о папской непогрешимости 1870 года. Уайт, профессор истории в Мичиганском университете и позже президент Корнелла (первый частный недеминационный университет в США) был, что неудивительно, противником протестантского богословия. Таким образом, книга Уайта стала манифестом, направленным (особенно в последней версии) не столько против религии в целом, сколько против христианской догматики.
В течение почти столетия понятие взаимной вражды (тезис Дрейпера-Уайта) тиражировалось в научно-популярной литературе, в СМИ и в нескольких историях науки. Оно глубоко внедрилось в культуру Запада, и казалось, что его очень трудно убрать. Лишь за последнюю треть ХХ века историки предприняли согласованную атаку на этот тезис, и постепенно широкая общественность стала признавать его недостатки.

Причины раздора   

Прежде всего может быть полезно кратко изложить основные проблемы разногласий, вокруг которых вращается реальный или воображаемый конфликт. Первоначально эти проблемы были в области эпистемологии: может ли то, что мы знаем о мире через науку, быть интегрировано с тем, что мы знаем о нем из религии? Если нет, ситуация постоянного конфликта представляется вероятной. Такие гносеологические проблемы были впервые подняты в широких масштабах, когда коперниканство отказалось признавать Землю центром Солнечной системы, и это было явно несовместимо с картиной мира геоцентрической вселенной, которая казалась библейской. Хотя этот вопрос, как он был задан самим Коперником (1473-1543), еше не вызвал публичного ажиотажа, конфликт стал очевидным, когда он переплелся с другими религиозно-политическими разногласиями во времена Галилея.
Оглядываясь назад, можно отметить, что еще в XVI в. Коперник и его ученик Георг Иоахим Ретик (1514–74) удовлетворительно для себя решили проблему, сославшись на патристическое различие между библейским учением о духовных и вечных реальностях и  описаниями мира природы на языке простых людей. Ретик специально обратился к доктрине Августина о «приспособлении», утверждая, что Святой Дух преподал истину Писания на повседневном языке и в простых выражениях. Так появилось то, что позже стало различием между картиной мира и мировоззрением, ибо первая предварительна, рассудочна и может меняться, а второе касается ценностей и принципов, которые неизменны. Этот же принцип проник в работу как Галилея, так и его последователей, а также Иоганна Кеплера (1571–1630) и эффективно разрядил проблему для большинства верующих христиан. Если они были правы, то не было конфликта не только в отношении конкретного случая космологии, но и в принципах, применимых ко всему, где научные и библейские высказывания казались противоречивыми.
"Тезис конфликта» легко показался бы тогда несостоятельным, потому что не за что было бороться. Тем не менее исторические реалии были таковы, что эти уроки не были быстро усвоены. Несмотря на появление в конце  XVIII века свидетельств о гораздо более старой Земле, чем cчиталось на основе повествования в Книге Бытия, в ранневикторианской Англии возникла небольшая оппозиция в виде разрозненной, но громогласной группы геологов. Они не были, как это нередко утверждается, группой наивных, научно некомпетентных людей, ибо это были талантливые люди, которые видели различие между библейскими описаниями природы сегодня и событий в прошлом в соответствии с их пониманием физической науки и истории. Хотя по большей части они были согласны признать коррекции к библейским упоминаниям Солнца и Земли, они не были готовы распространить их на то, что представлялось им описаниями истории, включая хронологию. Потенциал для конфликта был самым большим там, где наука имела историческое содержание (как в геологии или биологии). О "войне между Писанием и геологией" твердили те, кто со временем атаковал дарвиновскую эволюцию на тех же основаниях.
Вторая и связанная с этим область разногласий была в области методологии. Здесь мы находим вековую поляризацию между наукой, основанной на «фактах», и теологией, основанной на «вере», или между натуралистическим и религиозным мировоззрениями. Натурализм имеет долгую историю, уходящую в Средневековье, с впечатляющим возрождением в Англии  XIX века, которое было удостоено звания "научного натурализма". Это было мнение, которое отрицало право церкви «вмешиваться» в прогресс науки, вводя богословские соображения в научные дискуссии. К тому же, любое обращение к Божественной цели как объяснению необъяснимых явлений стало козлом отпущения. Эта философия «Бога пробелов» вызвала особое возмущение, когда какой-то из «пробелов» позже заполняли натуралистически. В этих случаях, конечно, возник конфликт, хотя на самом деле речь идет просто о методологических вопросах, которые могут быть поставлены под сомнение. Также утверждалось в истинном потоке информированных и научно грамотных трудов о том, что методологии науки и религии являются взаимодополняющими, а не противоречивыми, и локальные споры следует отнести к другим причинам. Тем не менее, эта путаница все еще проникает в массовое мышление, и тезис о конфликте был таким образом поддержан.
Третий потенциал для конфликта был в области этики. Совсем недавно он был реализовано в таких вопросах, как генная инженерия, ядерная энергетика и распространение инсектицидов. Старые дебаты об уместности таких медицинских процедур, как вакцинация и анестезия, были заменены страстным конфликтом из-за абортов и ценности жизни плода. В викторианские времена одной из наиболее серьезных причин противостояния Дарвину был страх, что его теории приведут к закону джунглей, оставлению всех этических ограничений в обществе. Тем не менее, почти во всех этих случаях под судом оказалась не столько наука, сколько ее применение, часто отнюдь не учеными.
В-четвертых, некоторая оппозиция между наукой и религией возникла из-за проблем социальной власти. В культурах континентальной Европы полярность между священным и светским часто была гораздо острее, чем в Великобритания и США, в результате чего прогрессистские естественнонаучно обоснованные идеологии стали чаще оказываться в явном противостоянии с консервативными политическими и церковными силами. В Британии начала XIX в. некоторые англикане-высокоцерковники стали воспринимать науку как угрозу  их доминирующей роли в обществе. Хотя эта дискуссия была формально о авторитете Писания, на самом деле речь шла о растущем духе либерализма в университетах. Неудивительно, что научное сообщество возмущалось такими атаками и со временем опрокинуло стол на врага. Его ответ пришел в форме согласованных усилий ученых-натуралистов в викторианской Англии, особенно тех, которые были связаны с Томасом Генри Гексли (1825–1895), свергнуть гегемонию Церкви Англии.
Движение, которое сопровождалось ожесточенным конфликтом, породило поток статей, «проповедей» и словесных нападок на духовенство, включая заговорщические попытки получить "своих" людей на ключевые посты в научных учреждениях. В нем участвовали лекторы, воскресные школы и даже успешное лобби за то, чтобы тело Чарльза Дарвина было похоронено в Вестминстерском аббатстве. Тем не менее, это не была битва между наукой и религией, кроме как в самом узком смысле. В отличие от Уайта, который утверждал, что он противостоял не религии, а догматическому богословию, Гексли стремился подорвать организованную религию, хотя его риторика часто стремилась передать впечатление незаинтересованной защиты истины. Один недавний писатель определяет движущую силу, по крайней мере, викторианской борьбы как «усилия ученых по улучшению положение науки. Они не хотели ничего, кроме как перенести науку с периферии в центр английской жизни" (Heyck 1982, 87). Именно в это время наука стала профессиональной, с первым в мире НИИ - Институтом химии, созданным в 1877 году Это был также период, когда научное руководство начало скользить из Британии в Германию, порождая жестокую арьергардную реакцию некоторых британских ученых против всего, что могло бы уменьшить их общественное положение. Они сочли, что если Церковь встанет на их пути, они должны противостоять этому всеми силами, в том числе раскручивая миф о конфликте, в котором религия обычно терпела поражения от торжествующей науки.

Слабые стороны тезиса о конфликте

Тезис о конфликте, по крайней мере в его простой форме, теперь широко воспринимается как совершенно неадекватный интеллектуальным рамкам для построения чувствительной и реалистичной историографии западной науки. И это не просто особая ситуация британской полемики. Рональд Нумберс предположил, что «война между наукой и богословием в колониальной Америке существовала только в клише, созданных историками", и считает полемически привлекательный тезис о конфликте "исторически обанкротившимся" (Numbers 1985, 64,80). В сборнике "Бог и природа: исторические очерки о столкновении христианства и науки" (1986) под своей редакцией Нумберс со своим коллегой из Висконсинского университета Дэвидом К. Линдбергом предпринимает все усилия, чтобы исправить стереотипный взгляд на конфликт между христианством и наукой. Недостатки тезиса о конфликте обусловлены множеством причин, и некоторые
Во-первых, тезис о конфликте препятствует признанию других связей между наукой и религией. На разных этапах своей истории они были не столько воюющими, сколько независимыми, взаимно ободряющими или даже симбиотическими силами. Конечно, есть хорошо документированные случаи, такие как случаи Галилея и Дарвина, в которых наука и религия, казалось, вели открытую войну друг с другом. Но недавние исследования продемонстрировали сложность проблем, поставленных на карту даже в этих случаях, где церковная политика, социальные перемены и личные обстоятельства так же актуальны, как вопросы науки и религии. Вне этих соображений вопиющие случаи слишком часто воспринимаются как типичные, и, следовательно, обобщенный тезис о конфликте был построен на несущественных основаниях. Как исторический инструмент, тезис о конфликте настолько туп, что он является более разрушительным, чем действенным. Стоит вспомнить хотя бы "две книги" Фрэнсиса Бэкона (1561–1626) - природа и Писание - каждая из них играет роль, дополняющую роль другой. Они не были в противоречии друг с другом, потому что они имели дело с различными предметами. Опять же, для множества крупнейших ученых XVII - XVIII вв. христианство играло центральную роль в формировании их научной деятельности: примеры Кеплера, Роберта Бойля (1627–1691), Исаака Ньютона (1642–1727) и Рене Декарт (1596–1650) являются наиболее заметными. Исторические отношения между религией и наукой, безусловно, куда богаче и сложнее, чем предполагает простой тезис конфликта.
Во-вторых, и более конкретно, тезис о конфликте игнорирует множество хорошо документированных примеров того, как наука и религия действуют в тесном союзе. Это было наиболее очевидно в XVII - XVIII вв., как свидетельствуют имена Бойля, Ньютона, Блеза Паскаля (1623–1662), Марина Мерсенна (1588–1648), Пьера Гассенди (1592–1655) и Исаака Бекмана (1588–1637). С тех пор непрерывная история людей, прилагавших напряженные усилия для интеграции своей науки и религии, свидетельствуют о бедности модели конфликта. Это было особенно верно в Британии, где наиболее известными из таких людей в XIX веке были Майкл Фарадей (1791–1867), Джеймс Джоуль (1818–89), Джеймс Клерк Максвелл (1831–1879), Уильям Томсон (лорд Кельвин [1824–1907]) и Джордж Габриэль Стоукс (1819–1903). В следующем столетии ряд выдающихся ученых религиозных убеждений были готовы вступить в такие общества, как Институт Виктории в Лондоне или его преемники в Великобритании и Соединенных Штатах, которые были посвящены объединению религиозных и научных идей. Англоязычный мир не был уникальным в этом поиске интеграции, но он несомненно наиболее исторически изучен.
В -третьих, тезис конфликта закрепляет ошибочный взгляд на историю, в которой «прогресс» или в данном случае "победа" изображается как нечто неизбежное. Кажется, нет никакой внутренней причины, почему это должно быть так, хотя вполне понятно, почему некоторые хотят, чтобы так было. Этот подход представляет и охватывает давнюю разрушенную традицию позитивистской вигской историографии.
В-четвертых, тезис о конфликте скрывает богатое разнообразие идей как в науке, так и в религии. Ни та, ни другая никогда не были монолитными, и у них никогда не было единой реакции друг на друга. Так, в деле Галилея римское католическое, а не протестантское крыло христианства, казалось, противоречило науке. В дарвиновском споре единый ответ отсутствовал даже в пределах одной ветви протестантизма, и англикане с низким, высоким или широким церковным убеждением имели тенденцию отвечать на дарвиновские теории по-разному. Более того, все научное сообщество викторианской Англии было глубоко разделено по отношению к религии, а физики и математики более сочувствовали ей, чем натуралисты. Тезис о конфликте не может распознать такое разнообразие.
В-пятых, тезис о конфликте порождает искаженное представление о спорах, вызванных причинами, отличными от противостояния религии науке. Учитывая это ожидание, конфликт нетрудно найти в любых обстоятельствах, оправдано ли это имеющимися историческими доказательствами или нет. Классический эпизод - это предполагаемая оппозиция Джеймсу Янгу Симпсону (1811–1870) за введение хлороформной анестезии в акушерстве. Несмотря на все претензии и домогательства антиклерикалов, документальных доказательств почти не существует. Если вообще был какой-то конфликт, то он был между лондонскими и эдинбургскими медицинскими учреждениями или между акушерами и хирургами. Истоки этого мифа могут быть найдены в неадекватно документированной сноске Уайта (1896 2.63).
Наконец, тезис конфликта возводит незначительные ссоры или даже разногласия в статус основных проблем. Противостояние между Сэмюэлем Уилберфорсом (1805–73) и Гексли в 1860 году было настолько часто и односторонне представлявшимся как великая битва,  что можно забыть, что на самом деле это было нечто совершенно неоригинальное. Такое преувеличение является почти неизбежным дополнением к изложению теории конфликта. Это превосходная драма, но обнищавшая история, которая заслуживает доверия только благодаря предварительному убеждению, что такой конфликт неизбежен. Из такого материала сделаны легенды, и было хорошо отмечено, что «вторичность тезиса о конфликте в том, что он при ближайшем рассмотрении оказывается обманчивым, и это является более общим недостатком, чем могут предложить отдельные примеры»(Brooke 1991, 40).

Причины устойчивости

Тогда, учитывая, что модель конфликта настолько неточна, можно задаться вопросом, почему она существует так долго. Это действительно серьезный вопрос для историков. Объяснение может быть, по крайней мере, частично выражено в знаменитой полемике Гексли и его друзей с англиканской и римско-католической церквями. В дополнение к стратегиям. о которых упоминалось выше, у них была другая тактика, более тонкая и, тем не менее, более смелая, чем все остальное, что было ими сделано. Создавая тезис о конфликте, они могли бы увековечить миф как часть своей стратегии, чтобы повысить общественное признание науки. Таким образом, Гексли мог, не обращая внимания на то, что говорит история, написать следующее: "Богословы лежат у колыбели любой науки, как задушенные змеи рядом с Гераклом, и анналы истории показывают, что там, где наука и ортодоксия встретились напрямую, последняя была вынуждена бежать, покрытая ранами, если вообще не была уничтожена".
Дарвинистские воины были успешны по жизни, и их идеалы были закреплены в работы Дрэпера и Уайта, понятых как полемические трактаты, выдвигающие одну и ту же теорию. Тем не менее Дрэпер настолько свободно обращался с историей, увековечивая легенды как факты, что его справедливо избегают сегодня в любом серьезном историческом исследовании. То же самое относится и к Уайту, хотя его обширный аппарат сносок создать вводящее в заблуждение впечатление о дотошной учености. С удивительной широтой холста его работа источает уверенность в его тезисе и передает чувство действительно всестороннего анализа. Тем не менее в его полемике личная предвзятость была неизбежна. Он не раз подвергался критике за то, что был  пойман в ловушку его собственных предпосылок врожденного антагонизма между теологическим и научным взглядом на Вселенную. Его книга, которую он начал писать в 1870-х годах, больше не рассматривается даже как надежный вторичный источник для исторического изучения. Это, однако, точное отражение того, как определенные либерально мыслящие люди его времени воспринимали связь между религией и наукой и о том, как «история» (или ее версия) была поставлена ими на службу своему делу. Самая поразительная вещь во всем тезисе о конфликте - это то, насколько легко викторианская пропаганда во всех ее разнообразных формах бессознательно ассимилировалась как часть житейской мудрости наших дней. Однако стоит отметить, что серьезные исторические исследования показали, что тезис о конфликте - это в лучшем случае упрощение, а в худшем обман. Это редкий пример взаимодействия современного общественного мнения и исторической науки, раскрывшей истину в наше время.
 
Brooke, John Hedley. Science and Religion: Some Historical Perspectives. Cambridge: Cambridge University Press,1991.
Corsi, P. Science and Religion: Baden Powell and the Anglican Debate, 1800–1860. Cambridge: Cambridge University Press, 1988.
Draper, John William. History of the Conflict Between Religion and Science. London, 1874.
Farr, A.D. “Religious Opposition to the Obstetric Anaesthesia: A Myth?” Annals of Science 40 (1983):159–77.
Gilley, S., and A.Loades. “Thomas Henry Huxley: The War Between Science and Religion.” Journal of Religion 61 (1981) :285–308.
Heyck, T.W. The Transformation of Intellectual Life in Victorian England. London: Croom Helm, 1982.
Hooykaas, R. Religion and the Rise of Modern Science. Edinburgh: Scottish Academic Press, 1972.
——. G.J.Rheticus’ Treatise on Holy Scripture and the Motion of the Earth. Amsterdam: North Holland, 1984.
Jensen, J.V. “Return to the Wilberforce-Huxley Debate.” British Journal for the History of Science 21 (1988):161–79.
Lindberg, David C., and Ronald L.Numbers, eds. God and Nature: Historical Essays on the Encounter betweenChristianity and Science. Berkeley: University of California Press, 1986.
——. “Beyond War and Peace: A Reappraisal of the Encounter between Christianity and Science.” Perspectives on Science and Christian Faith 39 (1987):140–5.
Livingstone, David N. Darwin’s Forgotten Defenders: The Encounter Between Evangelical Theology and Evolutionary Thought. Edinburgh: Scottish Academic Press, 1987.
Lucas, J.R. “Wilberforce and Huxley: A Legendary Encounter.” Historical Journal 22 (1979):313–30.
Moore, James R. The Post-Darwinian Controversies: A Study of the Protestant Struggle to Come to Terms with Darwin in Great Britain and America, 1870–1900 . Cambridge: Cambridge University Press, 1979, 20–49.
Numbers, Ronald L. “Science and Religion.” Osiris 2d ser. (1985):58–80.
Russell, C.A. “Some Approaches to the History of Science.” Unit 1 of undergraduate course AMST 283, Science and Belief:From Copernicus to Darwin. Milton Keynes, U.K.: The Open University Press, 1974, 30–49.
——. Cross-Currents: Interactions Between Science and Faith. 1985. Reprint. London: Christian Impact, 1995.
——. “The Conflict Metaphor and Its Social Origins.” Science and Christian Belief 1 (1989):3–26.
Russell, C.A., N.G.Coley, and G.K.Roberts. Chemists by Profession. Milton Keynes, U.K.: Royal Institute of Chemistry/Open University Press, 1977.
Simpson, James Y. Landmarks in the Struggle Between Science and Religion. London: Hodder and Stoughton, 1925.
White, A.D. A History of the Warfare of Science with Theology in Christendom. 2 vols. New York: Appleton, 1897

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn