На седьмой день, наконец добравшись до монастыря, который затерялся в лесистых горах, как ненужная бусинка среди вороха старых тряпок, я зашёл под свод обветшалого храма и с облегчением скинул рюкзак на пыльный пол. Многовековой покой согревал это холодное с раннего утра строение. Как весёлый беззубый старик, улыбался мне храм, которому ничего не нужно было от этой жизни и с которым поэтому можно было помолчать о Вечности. Я сел на плиты возле входа; глупый старик-храм изображениями толстеньких лысых будд смеялся над моими заботами, многолетним слоем придавившими моё сердце, смердел конскими хвостами, развешанными тут и там, доносился запахом навоза с улицы. Наконец, я встал, поднял рюкзак и вышел на улицу.
Холодный утренний ветер морозил бритую голову; поднимающееся над горою солнце обещало новый неимоверно жаркий день. Я обернулся на старый храм. Он по-прежнему смеялся над моими переживаниями, а когда увидел, что я обернулся, так просто захохотал. Я поднял с земли камень и швырнул его в дурацкий храм. Камень попал в крышу; кусок черепицы медленно съехал по скату и упал на землю, раскрошившись тёмно-рыжими осколками. Храм продолжал беззвучно хохотать, ничуть не впечатлившись потерей. Развернувшись, я стал спускаться по склону, поросшему колючим кустарником; уже через несколько метров я разорвал куртку и поцарапался рукой. В отвратительном настроении я выбрался из кустов на полянку, где сел на свой рюкзак и закурил. Со склона открывался чудесный вид на горы, как пухом покрытые молодой зелёной листвой. Никого нет и не будет здесь до скончания времён; я один. Полностью один.
Мне захотелось вздохнуть и заплакать. Ветер продувал мою голову, унося мысли и скорбь. Я лёг, положив голову на рюкзак, и задремал.
Когда я проснулся часа через полтора-два, солнце встало достаточно высоко, вокруг щебетали птицы, но по-прежнему не было ни души. Я решил вернуться к храму, но пошёл в этот раз не напрямик, а в обход колючего кустарника. Я вышел на узкую, пыльную дорогу, которая, петляя, вела вверх, в монастырь. Увидев издалека крышу старого храма, я нахмурился. Но когда я вошёл на территорию монастыря, храм как будто не заметил моего появления; всё дышало невозмутимым покоем, а меня тут вроде и не было.
На этот раз я разулся и скинул рюкзак у входа в храм. Ступая босиком по холодным плитам, я зашёл внутрь, махнув рукой на безопасность своих вещей. Внутри было прохладно и тихо. Выйдя на середину, я встал перед изображением самого большого будды, сложив руки на груди. Будда улыбался, но смотрел поверх меня. Есть я, нет меня, он будет одинаково счастлив, одинаково улыбаться, подумалось мне. Что же делает тебя счастливым? Мои проблемы, они всё-таки не настолько тяжёлые. Можно быть счастливым и с этими проблемами. Будда продолжал улыбаться и смотреть поверх. Ладно, ты прав. Есть в жизни счастье, несмотря на любые проблемы. Мне легче. Спасибо. Именно этого облегчения я и хотел, когда шёл сюда. Мне захотелось выразить свою благодарность в каком-то жесте. Но я не знал, что можно делать в храмах, кроме как перекреститься. А здесь это не подходит. Поэтому я подошёл к статуе Будды, встал на колени и прижался лбом к его холодной бронзовой ляжке. Я переживал мир, омывавший моё сердце. Постояв так, я прошептал чуть слышно «Спасибо» и погладил металл. После этого я вышел из храма.
На улице мои вещи окружили несколько местных жителей, в грязных лохмотьях и без зубов. Они счастливо улыбались мне во весь свой гнилой рот и протягивали руки для подаяния. Улыбнувшись им в ответ, я взвалил рюкзак на спину, положил в каждую руку по монетке и отправился по дороге дальше.
—————————
© май 2018