Когда Земля молчит...

Элеонора Мандалян
Фантасмагорическая ненаучная фантастика


                Пролог
    

...Взгляд Гело скользнул вверх по стене и застыл, как в стоп-кадре. Из-под потолка на него смотрели улыбающиеся, хорошо знакомые ему лица односельчан – целая галерея человеческих голов, превращенных в искусно выполненные чучела, над которыми словно потрудилась бригада парикмахеров и визажистов.
Волосы мужчин тщательно расчесаны. Женские головы украшены замысловатыми прическами или конфигурациями из кос. На лицах косметика, ресницы подкрашены или наклеены, рты растянуты в улыбке, демонстрируя, в одних случаях, идеально белые зубы, в других – кривые, выпавшие или подгнившие. У самого старого изо рта торчит съехавший на сторону зубной протез. Глаза как живые, со стеклянным блеском. Каждая голова закреплена на фигурно вырезанной и отполированной деревянной основе. Открыв рот, Гело переводил взгляд с одной на другую. Его мозг отказывался принять, что все эти люди мертвы.
- Ну, как тебе моя Комната смеха? – послышался голос из-за его спины. Гело вскинулся, как от удара хлыстом. – Обожаю охоту. Особенно ее трофеи. С ними потом есть что вспомнить. Есть чем похвастаться. Всем им я честно давал шанс на спасение. Я снимал с них ошейники и позволял бежать. Они очень старались – петляли, прятались, падали и сломя голову улепетывали... Увы. Стреляю я слишком метко. Ни одному не удалось уйти...

                Глава 1

Ева сидела у открытого окна и, подперев кулачками голову, «разговаривала» со своим зеленым другом. Старая лиственница, будто отбившись от стада, стояла одна на опушке леса, свободно раскинув длинные грациозные ветви. Ева с детства обожала ее, здоровалась с ней, гладила ее растрескавшуюся, загрубевшую кору, прижимаясь к ней щекой и нашептывая свои девичьи тайны. Она не сомневалась, что дерево отвечает ей взаимностью.
Привычная с рождения сельская идиллия окутывала Еву этаким пасторальным покрывалом (с душком, тянувшим с ферм), ласкала, баюкала, усыпляла. Струилась многообразием красок и звуков. Птицы весело щебетали в листве. С недалекого болотца доносилось кваканье лягушек. Жалобно мычали коровы, заточенные в тесные стойла...
Увы, ушли в безвозвратное прошлое те времена, когда черно-белые буренки привольно разгуливали по зеленым лугам под присмотром лохматой псины, а юный пастушок, сочиняя несложные, но полные очарования мелодии, наигрывал их на самодельной дудочке.

Почти задремав, девушка уловила вдруг необъяснимую тревогу во флюидах, излучаемых старой лиственницей. Дерево будто обуяла паника и оно беззвучно кричало. Ева не успела даже подумать, о чем мог предупреждать ее зеленый друг, как перед ее глазами все поплыло, в голове возник назойливый, нарастающий звон. Лес завибрировал, будто он отражался в пруду, покрывшемся зябкой рябью.
- Что это там летает?! – Проходивший по улице сосед, запрокинув голову, с любопытством вглядывался в небеса.
Подняв глаза, Ева увидела странные продолговатые объекты или существа – бескрылое обтекаемое тело с вытянутым вперед носом. Их было много, быть может десятки, и становилось все больше. Они плыли под облаками четким строем, как стая перелетных птиц, и, плавно снижаясь, приземлялись где-то в лесу или за лесом, выбрасывая вверх пучки света.
Ева поняла, что это не галлюцинации, лишь когда увидела, что соседи выбегают из своих домов, со страхом и интересом наблюдая за непривычным явлением.
Поселок, в котором она жила, был достаточно большим, но практически все знали друг друга. Основная масса односельчан занималась сельским хозяйством, разведением крупного рогатого скота. Родители Евы преподавали в той же школе, в которой учились они с братом, отец – историю, мама – математику. Побросав домашние дела, они тоже присоединились к соседям. Следом за ними выскочил на улицу и брат Вовка.
Весной ему исполнилось одиннадцать лет. У него была своя компания. И даже своя девочка, одноклассница, этакая синеглазая Настенька из сказки «Морозко», в которую он был влюблен уже целых четыре года. В первом классе Вовка таскал ее портфель. Во втором – отдавал ей свои завтраки, воровал для нее самые сочные, самые крупные фрукты в чужих садах – в своем неромантично и слишком просто. В третьем пытался мастерить для нее всякие замысловатые штучки. В четвертом несколько раз подрался из-за нее с мальчишками. В пятом начал писать ей записки. Но обо всем этом знала только Ева – не потому, что он делился с ней сердечными тайнами, а потому, что была наблюдательна и очень любила своего брата.
Сама же она с детства дружила с четырьмя мальчиками-однолетками. Где-то лет в тринадцать, в знак солидарности и верности друг другу, каждый сделал себе на плече татуировку с изображением четырех сплетенных рук. Уговаривали и ее, но она отказалась, испугавшись родителей, о чем конечно же жалела. Ведь если солидарность, то для всех.
Лето было на исходе, их последнее беззаботное лето. Будущей весной они окончат школу и возможно разлетятся в разные стороны. Но Ева не хотела даже думать об этом.
Вадим, Федор и Миша ей были одинаково дороги. А вот Олег... Олег занимал особое место в ее сердце. Только она старалась держать свои чувства на замке, чтобы не нарушить сплоченность компании. Ведь все четверо к ней неровно дышали, что не удивительно.
По-детски шаловливая и по-взрослому умненькая, Ева год от года становилась все краше, все стройнее и притягательней. Тяжелые блестящие волосы цвета спелой вишни, слегка раскосые золотистые глаза, менявшие цвет в зависимости от погоды и ее настроения, трогательно-хрупкие плечи, высокая, до конца не оформившаяся грудь, длинные, проворные ноги...
Олег же, кареглазый, высокий и тоже очень привлекательный юноша, терялся в догадках, кому из четверых Ева отдает предпочтение, десятки раз мысленно проигрывая тот «самый главный» разговор, когда он наконец откроется ей...

Люди на улице все прибывали. А ее верные друзья собрались у нее под окном. Перегнувшись через подоконник, Ева тревожно спросила:
- Мальчики, что происходит? Вы что-нибудь понимаете?
Те лишь озадаченно пожимали плечами – никто ничего не понимал.
- Аве, пожалуйста, не выходи из дома. На всякий случай. Кто его знает, что это такое... – попросил Олег.
Он назвал ее «Аве»! А сам почему-то вдруг стал для нее «Гело».
Странности на том не кончились. Вокруг воцарилась такая непроницаемая тишина, что заложило уши. Не брехали дворовые псы за заборами, не драли свои луженые глотки сельские будильники – петухи. Смолкли птицы и лягушки. Исчезли даже насекомые – ни ос, ни комаров, ни мух. А с прилегавших к поселку ферм вдруг разом испарилась вся скотина и птица. У Аве возникло ощущение, что люди остались единственными живыми существами на планете.

Весь день и всю ночь над их головами бесшумно плыли «бескрылые птицы». Никто не рискнул отправиться на покой или хотя бы вернуться в дом. Односельчанам казалось, что вместе, чувствуя плечо друг друга, они в большей безопасности.
Наутро небо успокоилось, воздушный десант иссяк. Но ведь он был, в этом никто не сомневался. Фермеры нервничали, порываясь вернуться к работе – они еще не знали, что их там никто не ждет. Первым рискнул владелец ближайшей фермы, захватив с собой жену и двух взрослых сыновей. Добравшись до места, они замерли перед пустым загоном, озадаченно глядя друг на друга.
Загон являл собой длинное, унылое, похожее на барак сооружение с двумя рядами стойл. Здесь старый фермер вот уже несколько десятков лет выращивал молодых бычков на мясо. Теперь же с заграждений свешивались лишь пустые ошейники на цепях.
Почувствовав чье-то присутствие за спиной, все четверо попытались обернуться, но не успели. В глазах у них потемнело. Они не поняли, как оказались на земле.

Семья фермера так и не вернулась. Потом пропало еще несколько человек. Когда же исчезла целая ватага подростков, отправившихся купаться на пруд, вопреки запретам родителей, жители поселка встревожились не на шутку. Они снова собрались на лужайке перед лесом.
Говорили все сразу, казалось не слушая друг друга. Воздух гудел от их вопросов, на которые не было ответа.
- Куда смотрят власти!? 
- Почему ничего не предпринимают?
- А что должны предпринимать?
- Как что! Прислать войска. Танки. Военные самолеты.
- Может они там вообще не в курсе про нашествие инопланетян?
- Почему сразу инопланетян? Разве кто-нибудь из нас их видел?
Будто очнувшись от спячки, сельчане схватились за свои мобильные телефоны, о существовании которых почему-то напрочь забыли. Правда, они привыкли, что мобильная связь в их краях появляется часа на два в сутки – когда над ними проплывает спутник.
- Связи нет и, похоже, не будет.
И никто не удивился, что такая, сама собой разумеющаяся идея, как заснять на мобильный «воздушный десант» и выложить видео в интернете, или позвонить на телевидение и сообщить о происшествии, никому даже не приходила в голову. А ведь когда все это началось, связь возможно еще была.
- Нужно что-то делать. – Отец Аве решительно поднялся. – Пойдем в лес и посмотрим, что это за чертовщина.
- Мы пойдем, дядя Синед, – не особо решительно взял на себя инициативу Гело.
- Почему вы? – забеспокоилась Аве, предчувствуя беду. – Может кто-нибудь постарше?
Аве поймала руку Гело и крепко сжала ее, не желая отпускать. Она почувствовала, как его ладонь стала влажной. Закусив досадливо губу, Ашим косился на их сплетенные руки.
- Не волнуйся. Мы осторожно. Если это действительно какие-то неведомые существа, мы попытаемся не попадаться им на глаза. Понаблюдаем из укрытия и обратно.
Аве вздохнула и в знак согласия разжала пальцы. Они обменялись взглядами, которым не требовались слова. Все четверо – Гело, Мидав, Родеф и Ашим направились к лесу. Оглянулся только Ашим – на Аве.
Жители поселка, решив не расходиться по домам, расположились прямо на лужайке. Переговариваясь, они, сами того не замечая, перешли на шепот. И только шестилетняя Ашютак как ни в чем не бывало резвилась, пританцовывая и что-то мурлыча себе под нос. Ее кудряшки весело подпрыгивали, а в доверчиво распахнутых глазенках отражалось пронизанное солнечным светом небо. Золотая головка на фоне белого в оборочках платья делали ее похожей на прелестную полевую ромашку. Собравшиеся рассеянно наблюдали за ней, завидуя ее детской беззаботности.
- Ашютак! Хватит прыгать, угомонись наконец, – одернула девочку мать.
- Не надо, Яло, пускай себе, – шепнула ей сидевшая рядом женщина. – Хоть кто-то из нас может еще жить спокойно.
В тягостном ожидании все снова умолкли.
- А мальчикам-то пора бы вернуться, – с тревогой в голосе заметила мать Гело. – И зачем только мы их отпустили. Они ведь еще полудети.
- Нечего записывать их в детей, – глухим хриплым голосом возразил ей отец Гело. – Они уже, считай, мужчины. Да на них пахать можно. Получили задание – вот пусть и справляются.
- Даже, если речь идет об инопланетном вторжении? – сердито бросила ему жена.
- Это еще доказать нужно. Лично я в такие глупости не верю, – проворчал он и, по своему обыкновению, отвернулся.
Отец Гело был суровым, неразговорчивым человеком. Он не затевал игр с крутившимися в их саду друзьями сына, когда они были еще маленькими. Сколько помнила себя Аве, когда бы они не зашли к Гело, его мать, местный ветеринар, возилась на кухне, а отец неизменно сидел в плетеном кресле на веранде, не отрывая глаз от газеты. Побаиваясь его, они начали обходить дом Гело стороной. Ни она, ни мальчишки, по сей день не знали даже имени его отца.   
Сам Гело всегда старался уйти от ответа, если одноклассники ехидно начинали допытываться, чем занимается его отец в Мясоперерабатывающем комплексе. Но они все же докопались, что среди своих должность его завуалированно определяется словом: «боец». С тех пор все только так его и называли – «Боец», за спиной Гело, разумеется.   
Как-то раз брат Аве, Аквов, купаясь в реке, вспорол себе корягой ногу. «Боец», случайно оказавшийся поблизости, схватил мальчика в охапку и бегом понес на руках через весь поселок в ветеринарную лечебницу. (Другой в их поселке не было.)
Только после того, как вручил пострадавшего своей жене, он заметил, что весь вымазан кровью, и, сняв с себя рубашку, швырнул ее в мусорный бак. Аве, бежавшая за ним всю дорогу, впервые с изумлением увидела, что его спина, грудь и руки сплошь покрыты густой золотистой растительностью, местами кудрявой. Это так поразило воображение девочки, что «мохнатый боец» ей привиделся даже во сне.

Ждали почти до темноты. Беспокойство достигло предела. Наконец, отец Мидава, дядя Янав, решительно поднялся: 
– Нам действительно не следовало отпускать их одних. Я сам найду наших сыновей и верну их домой.
Кому ж как ни ему было принимать подобное решение. Нави (он же дядя Янав) и стрелял без промаха, и лес знал как собственный двор. Он работал инженером-оператором на ферме. Но увлечением всей его жизни была охота. Причем охотился он в одиночку – ни свет ни заря закидывал за спину ружье и уходил в лес. Друзья Нави с нетерпением ждали его возвращения, зная, что очередное экзотическое угощение им обеспечено. Было у него и еще два хобби, напрямую связанные с первым – коллекционировать оружие всех видов и создавать из своих трофеев чучела – в основном головы. Делал он это мастерски – для себя и на продажу.
Сходив домой за ружьем, Нави бросил клич:
- Кто со мной?
С молчаливой готовностью к нему присоединились отец Аве – Синед, отцы Гело и Родефа и одна женщина, по имени Анови – мать Ашима. (Его отец года два назад ушел к другой женщине и перебрался к ней в город.) Мужчины попытались было отговорить Анови, но она проявила такую настойчивость, что они вынуждены были принять ее в свои ряды.
Матери пропавших с надеждой смотрели им вслед. Маленький отряд давно уже скрылся из виду, а они продолжали сидеть застывшими изваяниями, не сводя глаз с поглотившего их леса.

                Глава 2

Гело с друзьями осторожно пробирались сквозь чащу. Листва деревьев была такая нежная и сочная, что ветки не царапали, а ласкали их лица и руки. Это был их лес. Они исходили его вдоль и поперек, зная наперечет все его особенности и секреты.
Сумерки, словно лазутчики, просачивались исподтишка сквозь кроны, выползали из недр земных, таились там, где деревья росли особенно густо. Непривычная тишина настораживала и угнетала. 
Так и не обнаружив никого из своих, мальчики уже подумывали повернуть назад, когда прилипшую к ушам тишину внезапно нарушили приглушенные голоса и проблески света впереди. Схоронившись за кустарником и затаив дыхание, они пытались что-нибудь разглядеть, не выдав себя. 
Выждав немного, Гело рискнул раздвинуть ветки. Сквозь густую листву открылась лесная прогалина, освещенная голубоватым светом, лившимся неизвестно откуда, а на ней – с десяток чужаков, одетых в комбинезоны, или что-то в этом роде. Внешне они ничем не отличались от обычных людей, и если бы не армада «неопознанных летающих объектов», всполошившая весь поселок, мальчикам и в голову бы не пришло, что перед ними могут оказаться инопланетные гости.
- По-моему, на инопланетян они не тянут, – прошептал Ашим. – Люди как люди. Может американские или китайские диверсанты?
- Или прикидываются людьми, а на самом деле монстры, чудовища, – предположил Родеф шипящим шепотом. – Приняли наше обличие или влезли в человеческую шкуру, чтобы их нельзя было распознать...
- Насмотрелся фантастических ужастиков? – фыркнул Мидав. – Я, например, уверен, что это какие-то залетные гастарбайтеры или нелегалы-перебежчики.
- А про воздушный десант ты уже забыл? – стоял на своем Родеф. – Нелегалы таким транспортом не пользуются. Они предпочитают кузова грузовиков, корабельные трюмы и тому подобное.
- А кто сказал, что тот десант высадился в нашем лесу? – резонно возразил Мидав. – Может это были военные учения, испытания новых летательных аппаратов, и все они давно уже вернулись на свою базу, а эти – обыкновенные браконьеры...
- Тсс... – насторожился Гело, приложив палец к губам.
Позади них хрустнула ветка. Резко обернувшись, все четверо столкнулись нос к носу с двумя нелегалами-гастарбайтерами-браконьерами-диверсантами. В густых синих сумерках они были едва различимы. Не успели юноши придти в себя, как неведомые существа схватили их за шиворот – каждый по паре, и, ни слова не говоря, выволокли на освещенную призрачным светом прогалину. Это было последнее, что они помнили.

В себя друзья пришли уже в загоне для крупного рогатого скота, с ошейниками на шеях, прикованными цепями к перекладинам заграждения. Напротив них в таких же стойлах сидела вся семья пропавшего фермера. Возмущенные и напуганные, юноши начали метаться, сотрясая воздух бранью и кулаками, требуя немедленно их освободить. Короткая цепь не давала возможности даже коснуться боковых перегородок, поэтому они бились о переднюю, отделявшую стойла от прохода.
- Ребята, не тратьте зря силы, – посоветовал старый фермер. – Я сооружал этот загон на совесть, для парней, в несколько раз сильнее и крупнее вас. Так что вред вы можете причинить только себе. – Помолчав, он, ни к кому не обращаясь, пробормотал: – Одного не могу понять, каким таким фантастическим образом коровьи ошейники пришлись каждому из нас впору. Когда они успели их переделать?
На какое-то время все стихло, погрузившись в тягостное ожидание. А потом в проходе появились чужаки – те самые, с лесной прогалины. Впереди себя они гнали очередную партию пленников, подстегивая их электрошокерами.
- Папа!!! – заорали в унисон сразу три глотки. И четвертая, значительно тише: – Мама...
Отцы неразлучной компании и примкнувшая к ним Анови тоже угодили в лапы пришельцев. Их затолкали в свободные стойла и защелкнули на шее каждого ошейники. Агрессоры не торопились покинуть загон. Они прохаживались по проходу с довольным видом и с каким-то особым блеском в глазах разглядывали каждого пленника.
- Давайте вон тех двоих? – Один из пришельцев, с белобрысой головой, ткнул пальцем в сыновей фермера.
- А может лучше эту? – предложил другой, длинный и тощий, указав на Анови.
Гело, сдвинув брови, внимательно прислушивался к их разговору, и вдруг, просияв от собственной догадливости, заговорил так же, как они, лишь слегка путаясь в словах:
- Вы не имеете права с нами так обращаться! Выпустите нас немедленно. Мы вам не домашняя скотина и не дикие звери. Мы – люди, такие же, как вы.
Пришельцы изумленно уставились на Гело.
- Смотри-ка! Сообразил. Ишь, смекалистый какой. – Белобрысый даже языком прищелкнул.
- Это хорошо. Он нам может пригодиться, – деловито отметил другой, с ярко рыжей гривой, и подошел к Гело поближе. – Скотина, говоришь? А где она, ваша скотина?
- Н...не знаю, – честно признался Гело. – Пропала куда-то.
Фермер с женой и сыновьями глядели на них поверх заграждений, тщетно силясь понять хоть слово.
- Гмм... – Пришелец озадаченно почесал рыжий загривок. – И чем же вы теперь питаетесь?
- Да пока ничем – с тех пор, как вы свалились на наши головы, как-то не до еды было.
- А когда станет до еды...
- Будем, наверное, есть фрукты, овощи, зерновые, орехи, – на ходу сочинял Гело. – И потом, у нас уже научились выращивать искусственное мясо в лабораторных условиях – из консервированной мышечной ткани. Сельскохозяйственные культуры в основном тоже ненастоящие. Модифицированные.   
Пришельцы озадаченно заморгали. А один даже брезгливо сплюнул.
- Брр, какая гадость, – поморщился Рыжий. – Как же вы дошли до такого... скотства?
Остальные дружно загоготали.
- Фигово живете. – Пристально глядя в глаза Гело, Рыжий поинтересовался на всякий случай: – А сами-то вы настоящие? Или тоже... модифицированные?
- Надеюсь, что настоящие, – в тон ему ответил Гело, и даже попытался улыбнуться, чтобы закрепить контакт.
- Вот и славненько, – равнодушно отреагировал залетный собеседник и отошел.
- На каком языке ты с ними разговаривал? – тут же набросились на Гело сидящие в загоне.
- Так на нашем и разговаривал, – гордясь собой, ответил Гело. – Только в обратном порядке.
- Это как? – не поняли его.
- Я засек, что они говорят по-нашему, – еще раз попытался объяснить Гело, – но слова произносят не слева направо, как положено, а справа налево.
- Ну ты молоток! – Мидав тихонько присвистнул. – И как же ты додумался?
- Забыли что ли, у меня ж с детства еще была такая способность. Я сходу запоминал целые абзацы из книги, стихи всякие, а потом отбарабанивал их наоборот... Пап! – окликнул он смотревшего себе под ноги и скрежетавшего зубами от бессильной ярости отца, – ты-то ведь помнишь? Меня даже пару раз на телевизионные шоу молодых талантов приглашали.
- Да уж, чего только в жизни не бывает, – отозвался Боец с мрачным сарказмом. – Думали, бесполезный у тебя дар, никчемный, а он возьми да сгодись в такой вот судьбоносный момент.
- Ну, рассказывай скорее, о чем вы говорили, – с горящими глазами атаковали Гело друзья.
- Ты потребовал отпустить нас?
- Ты объяснил им, что мы разумные существа?
- Да все я им сказал и объяснил...
- И чего?
- А ничего. Они меня выслушали, расспросили, чем мы питаемся...
- И?
- И, как вы сами видели – отвернулись.
Пришельцы тоже обсуждали между собой первый состоявшийся контакт с землянином, что-то в связи с этим обмозговывая. А потом громко расхохотались, и так развеселились, что долго не могли успокоиться.
- Чего это они? – вжав голову в плечи, насколько позволял ошейник, безответно вопрошал Ашим.
- Хозяйничают тут, понимаете ли, как у себя дома, самоуправствуют, – проворчал Синед.
- Они ружье мое забрали. Напали с такой стремительностью, что я и вскинуть его не успел. А то всех бы, как собак бешеных, перестрелял к чертовой матери, – сам перед собой оправдывался Нави. Для него лишиться ружья было большей катастрофой, чем оказаться в загоне для скота.
- Охотник хренов, – презрительно фыркнул Боец. – Зря, выходит, мы на тебя и твое ружьишко понадеялись.
- Надеяться нужно на себя, – зло огрызнулся Нави. – Особенно, если имеешь такие бицепсы и... такой незабываемый опыт за плечами.
- Па-ап! – позвал Гело, вовремя прервав их перепалку. – Вы-то как сюда угодили?
Разозленный охотником Боец лишь хмуро отвернулся. За него ответил Синед:
- Вас отправились искать. А напоролись на этих...
Синеду тоже не хотелось разговаривать – тревога камнем давила ему грудь. Глядя на друзей своей дочери, оказавшихся в столь плачевном состоянии, он понимал гораздо больше, чем эти славные, но неопытные еще юнцы, нутром чувствуя, что назревает что-то страшное, невиданное.
- О-ох, – застонал старый фермер и, приноровившись, тяжело плюхнулся на грязный пол – ноги его уже не держали.

                Глава 3

Прошла еще одна ночь неведения и тягостного ожидания. Никто из ушедших так и не вернулся. Посовещавшись в приглушенных тонах, решили все вместе отправиться на поиски пропавших, оставив в поселке только матерей с малыми детьми, которым наказали запереться в своих домах и не открывать даже окна.
Не углубляясь в лес, они двинулись вдоль его кромки, поближе к фермам. Шли молча, стараясь не наступать на сухие ветки, чтобы производить как можно меньше шума.
 Аве рассчитывала найти хотя бы один из бесчисленных неопознанных объектов, проплывавших над их головами, чтобы попытаться понять, с кем или с чем они столкнулись. Но так ничего и не увидела. «Возможно они приземлились где-нибудь дальше – за лесом, на открытом пространстве, – подумала она. – И все равно как-то странно.»
И вдруг гортанное «Гу-гу-гу!!!» взорвало стерильную тишину, висевшую над лесом. Так охотники устраивают шумовую облаву на дикого зверя. Перепуганные односельчане бросились врассыпную. В ответ сразу с нескольких сторон прогремели выстрелы. Кто-то застыл на месте, боясь пошевелиться, кто-то начал в панике метаться, не зная куда бежать. В какофонии звуков, оглушавших их, сводивших с ума, слышались свист и крики, щелканье кнута, треск электрических разрядов.
Не выдержав, Аквов сломя голову пустился наутек. Аве в ужасе закричала, пытаясь остановить его. Ахнув, мать села на землю – ноги подкосились. Ей представивилось, как на сына обрушивается град пуль. Хотя хватило бы и одной.
Над головой мальчика просвистела не пуля, а лассо. Петля, накинутая поперек туловища, крепко прижавшая руки к бокам, заставила его носом пропахать землю и корни ратений. Лассо волокло его назад, в лапы неведомых охотников. Тем же путем были остановлены еще несколько беглецов.
Все сбились в кучу. Кричали дети. Женщины плакали навзрыд, причитали, иных бил озноб. Мужчинам же ничего не оставалось, кроме как стиснуть зубы и кулаки. Бравые фермеры, с легкостью распоряжавшиеся жизнями взращенных ими животных, в моменты опасности, грозящей им самим и их семьям, оказались не такими уж бравыми. 
В воздух взвилась необъятная сеть, шатром накрывшая всех сразу. Стягиваясь в узел, сеть едва не ломала крайним кости. Выйдя из своих укрытий, чужаки ухватили сеть с дальнего конца и с нечеловеческой силой потащили пленников за собой. А поскольку тащили по бездорожью, сухие ветви деревьев царапали в кровь их лица и тела.   
Так односельчане оказались на ферме Ракама, самой большой в округе. Пришельцы распахнули массивные ворота загона и силой затолкали их внутрь. Когда первый шок от совершенного над ними насилия прошел, люди начали оглядываться по сторонам, и только теперь заметили жалкую стайку мальчишек, забившихся в угол – тех самых, что ушли на речку и не вернулись. Глядя на них полными слез глазами, родители не знали, радоваться им, что дети нашлись, что они живы, или готовиться к худшему.
Сеть ослабили, но не убрали, предоставив пленникам барахтаться под ее гнетом. Перед загоном учредили охрану – вооруженные детины со скучающим видом и с автоматами на плече принялись прохаживаться по периметру заграждения. В отличие от загона, в котором оказались Гело с друзьями, этот не был разделен на стойла.
Ближе к вечеру сеть убрали. Охранники приняли позицию боевой готовности, после чего в загон вошли вооруженные пришельцы и деловито принялись за работу. Они грубо хватали первого попавшегося пленника, швыряли его на землю и защелкивали на шее коровий ошейник, чудесным образом уменьшенный до нужного размера. Пытаясь защитить своих жен и детей, мужчины устроили живой заслон, пуская в ход кулаки и ноги. Но их быстро усмирили электрошокерами.
Очередь дошла до молодой красивой женщины по имени Ирэм. Уворачиваясь от ошейника, она в гневе оттолкнула пришельца, а при следующей его попытке вцепилась ногтями ему в лицо, оставив на обеих щеках длинные красные полосы.
Пришелец криво ухмыльнулся, отбросил ошейник в сторону и подмял Ирэм под себя. Она визжала и извивалась, пиная его ногами. Но тому все было нипочем, словно его отлили из некой пластической массы, нечувствительной к внешним воздействиям.
По недоступной, до сих пор незамужней красавице Ирэм сохли многие молодые мужчины поселка, неизменно поворачивая головы ей вослед. А она равнодушно и высокомерно смотрела на всех огромными телячьими глазами с поволокой и проплывала мимо, покачивая бедрами. Получавшие от ворот поворот, как впрочем и все остальные, сгорали от любопытства, кому же в конце концов достанется этот лакомый кусочек. 
Согнув непокорную пленницу пополам, пришелец задрал ей юбку и, вспоров ножом трусы, обнажил ее налитые, будто зрелый розовощекий персик, ягодицы... Самая красивая и гордая женщина поселка была грубо, мерзко изнасилована у всех на виду.
Увидев, что происходит с теми, кто пытается сопротивляться, остальные женщины разом затихли и молча подставляли под ошейники шеи. Но и эта покорность им не помогла. Привлекательные и молодые не избежали участи Ирэм. Насильники появлялись снова и снова, иногда по одному, а то и целой компанией.
Каким-то чудом Анеле удавалось каждый раз спасать от них дочь – она лохматила ей волосы, смешивая их с жидкой вонючей грязью, и той же грязью мазала ей лицо. И еще заставляла горбиться и хромать. Сходя с ума от отвращения к самой себе, Аве тайком с благодарностью сжимала руку матери после того, как насильники, брезгливо кривя физиономии, отворачивались от нее.
Мать с дочерью остро переживали, что Аквов, совсем еще ребенок, видит весь этот кошмар. А Аквов не находил себе места от тревоги за «Настеньку». Девочка вместе с матерью была прикована на противоположной стороне загона. Они не могли ни переговариваться, ни дотянуться друг до друга. Им оставалось только переглядываться, как в школе на уроках. Но то были уже совсем другие переглядки, полные боли, отвращения и взаимного сострадания. Обрушившаяся на них беда заставила обоих разом повзрослеть.
Мать девочки, заметив, как Анеле спасает дочь от насильников, сделала со своей дочерью то же самое, вымазав ее с ног до головы грязью. И теперь Аквов, глядя на нее, каждый раз с трудом удерживался, чтобы не прыснуть со смеху.

На второй или третий день в загон вошли четыре громилы с огромными ручищами и бычьими шеями и принялись сортировать пленников, отбирая подростков и юношей, которым еще не было двадцати. Матери уводимых парней, заламывая руки, кричали в истерике. Их крики, вопли и рыдания сливались в одну сплошную какофонию, или – в симфонию скорби.
Аквова то ли не заметили, то ли посчитали еще недостаточно взрослым, оставив с сестрой и матерью. Забыв о своем плачевном положении, он чуствовал себя счастливым и не спускал глаз со своей «Настеньки».
- Братишка, шею свернешь, – шепнула ему Аве.
Братишка густо покраснел.

Молодняк посадили на вездеходы и переправили на ту ферму, где томились Гело с друзьями. Их тоже загнали в отдельные стойла. А старого фермера с женой и родителей неразлучной пятерки отвезли на их место, в общий загон.
Увидев наконец мужа, пленным, но живым, Анеле крепко сжала губы, глядя на него такими просветленными глазами, будто перед ней явился сам дух святой.
- Папа... папочка, папа, – как заклинание бормотала Аве, не замечая, что слезы текут ручейками, оставляя светлые дорожки на ее грязных щеках.
Синед обернулся на ее шепот, но не узнал дочь в ее защитном камуфляже.
- Меня тоже не узнаешь? – окликнула его жена.
- Анеле! Ты? Боже, во что они тебя превратили! А где дети?
- Мы здесь, папа, – сообщил Аквов, впервые улыбаясь во весь рот. И с ехидцей заключил: – Вот теперь вся семья в сборе.
- Главное, что живые, – умиротворенно отозвалась мать. – И что можем видеть друг друга.
Конвоир грубо подтолкнул Синеда в другой конец загона, закрепив его цепь на одном из освободившихся мест. Теперь родные тоже могли с ним лишь переглядываться, или переговариваться знаками, как глухонемые.

                Глава 4

- Этих будем кормить получше, содержать почище, – прохаживаясь между стойлами, отдавал распоряжения Вожак. (Так сами пришельцы в шутку называли своего главного.) – Мыть, вместе с загоном, два раза в день.
- Зачем нас тут всех собрали? – недоумевал Ашим.
- А мы у них на элитном положении, – мрачно съязвил Гело. – Даже купать нас собираются.
«Купание» оказалось чисто символическим, к тому же оскорбительным – их прямо в одежде поливали холодной водой из шланга. Одежда долго не высыхала, особенно брюки, и, когда после заката солнца спускалась ночная прохлада, пленники стучали зубами от холода.
Гело очень хотелось спать, но мокрый, скользкий, вонючий пол вызывал отвращение. Когда же сопротивляться сну уже не было мочи и он готов был лечь на что угодно, лишь бы позволить себе отключиться, выяснилось, что лечь не получится – мешала слишком короткая цепь. Так Гело и провел ночь на холодном бетонном полу, привалясь к передней переборке загона с неестественно задранной головой, и к тому же страдая от холода. Наутро все тело ныло, на шее саднили первые ссадины и кровоподтеки, голова гудела, от голода к горлу подступала тошнота.
- До чего же эти чертовы стойла узкие и неудобные, просто жуть, – посетовал он друзьям, проведшим такую же кошмарную ночь. – Хуже, чем в тюрьме.
- Если тесно тебе, представь, каково тут бычкам, – усмехнулся Мидав. – Ведь они в несколько раз больше и толще тебя.
Мидав был племянником дяди Ракама. С детства он сначала просто околачивался у него на ферме, а потом и начал помогать дяде, проводя там все свободное от учебы время. Его друзья, напротив, старались обходить стороной «вонючие скотные дворы». Решив похвастаться перед ними своими познаниями, Мидав с видом знатока продолжал:
- Из экономии места стойла делают по ширине туловища коровы, а длиной – даже короче. Видели небось, как они стоят все в ряд, будто солдаты в строю, прижавшись боками к перегородкам, а если нет перегородок – то друг к дружке. Перегородки и очень короткая цепь их практически обездвиживают. А зачем им двигаться-то. Ведь их основная задача наращивать мясо. 
- Выходит, я правильно делал, что никогда не заглядывал сюда, – проворчал Гело, отворачиваясь от друга. Но, вспомнив мучительную ночь, все же спросил: – А как же они спят в таких условиях?
- Ну-у, если им удается лечь на залитый собственной мочой пол, их головы оказываются за пределами стойл, на ребрах кормушки. Вообще-то, когда они стоят, головы тоже за пределами. При этом их зады свешиваются над навозным желобом, в который, хочешь не хочешь, попадают и хвосты, и задние ноги.
- Зачем же так? – поморщился Гело.
- Рациональное, очень удобное ведение хозяйства. Экономия места и времени. При таком раскладе коровы гадят прямиком в навозный желоб, а не под себя... – Почесав затылок, он добавил: – Вообще-то бывает, что и под себя.

В загоне появился Рыжий. Деловито подойдя к стойлу, в котором сидел Гело, он отомкнул от перегородки конец его цепи, намотал его себе на руку и скомандовал:
- Пойдешь со мной.
- Куда он тебя уводит?! – заволновались друзья. – И почему тебя одного?
- Покажешь мне, где вы держите свою еду, – деловито бросил Рыжий.
Увлекаемый пришельцем, Гело успел жестом показать друзьям, что пока нет повода для беспокойства. И не удержавшись от иронии, сказал Рыжему:
- Что, проголодались?
- Еще как, – в тон ему с ехидцей ответил тот. – Но для нас важнее, чтобы сыты были вы. Так где ваши продукты?
- В разных местах, – нехотя ответил пленник. – На складах, в магазинах, в амбарах, в домашних погребах.
- Показывай все по порядку, если не хочешь, чтобы твои друзья сдохли с голоду.
Перед воротами загона уже стоял небольшой вездеход с прицепом. Рыжий заставил Гело сесть в прицеп, закрепив цепь так туго и коротко, что юноше приходилось стоять на четвереньках. На ухабах и корнях деревьев прицеп подскакивал и трясся, отчего ошейник то бил его по позвонкам, то врезался в горло, в кровь натирая шею. От боли Гело плохо соображал, не зная, стоит ли чужаку показывать, где находится их поселок. И все же решился, лелея тайную надежду, что односельчане сумеют одолеть одного пришельца и освободят его. Но, оказавшись на главной и единственной улице, с нарастающей тревогой осознавал, что поселок пуст.
«Куда все подевались? Где мама? Где Аве?», – пульсировало в висках.
- Показывай же! – рявкнул Рыжий, грубо дернув его за цепь.
- Ослабь цепь, чтобы я мог хоть что-нибудь видеть, – проворчал Гело, добавив про себя: – «придурок».
Через несколько минут они остановились перед продуктовым магазином, запертым на большой висячий замок. Рыжий едва коснулся его – замок тяжело шлепнулся на землю – и по-хозяйски вошел внутрь. Обследовав все лотки и деревянные ящики с овощами и фруктами, он вытащил два самых больших яблока, разрисованных, словно кисточкой, красными полосками, и, бросив, как великую милость, одно Гело, с хрусом вонзил в другое свои лошадиные зубы. Изнывавший от голода и жажды Гело тут же последовал его примеру. Не переставая жевать, Рыжий остановился перед объемистыми мешками.
- Что в них?
Гело указал на наклейки и ответил:
- Тут орехи. Там – разные крупы.
- Орехи мы и сами съедим. А вот крупы, пожалуй, то, что надо. Грузи эти мешки в вездеход.
Гело попытался было возмутиться, но получил такой пинок под зад, что тут же принялся за работу. На обратном пути Рыжий с пристрастием разглядывал аккуратные добротные дома поселка и, остановив вездеход, спросил:
- Ты здесь что ли жил?
- Почему жил? Живу, – нахмурился юноша.
- В каком доме? – продолжал допытываться пришелец.
- Вон в том, – неохотно ответил Гело, с тревогой вглядываясь в закрытые окна.
- Показывай, – приказал Рыжий, сделав зверское лицо: – Ну!?!
Взяв пленника на короткий поводок, он вылез из вездехода и направился к утопавшему в зелени дому, выкрашенному в веселый, золотисто-солнечный цвет.
 Гело не понимал, почему вокруг нет ни души и почему дверь в дом не заперта. Но страстно желал, чтобы матери там не оказалось.
Дом, к счастью, был пуст. Рыжий по-хозяйски обошел все комнаты, особенно долго задержавшись на кухне, где обследовал плиту, все ящики, кастрюльки, сковородки, фарфоровую посуду... На его заросшем щетиной лице застыло кислое выражение.
- Пошел! Вперед! – дернув пленника за цепь, Рыжий вернулся к вездеходу.
Но сесть за пульт не спешил, озираясь по сторонам и внимательно изучая дома по обе стороны улицы. Его взгляд задержался на самом большом, с изображением ветвистого оленя на флюгере. Там жил охотник Нави. Там жил друг Гело, Мидав.
- Чей вон тот дом? – указывая на него пальцем, спросил Рыжий.
- Не знаю, – солгал Гелло. А про себя пробурчал: – Какая тебе разница.
Рыжий посмотрел на него с недоверием, но допытываться не стал.
- Ладно, разберемся. Полезай в кузов.

За время его отсутствия пришельцы решили от нечего делать заняться таврацией, благо на ферме имелись все необходимые для этого приспособления. Со специальными «предбанниками» для фиксации головы заморачиваться не стали. Просто вытаскивали пленника, по одному, и чтоб не вырывался и не дергался, прижимали его руками и коленями к полу – лицом вниз.
Чугунное клеймо, таинственным образом изменившее прежнюю форму на «знак вечности», долго раскаляли над газовой горелкой – до тех пор, пока оно не становилось красно-белым, а потом прикладывали к мальчишеским лопатках – неспеша прикладывали, с нажимом, чтоб оно поглубже вдавилось не только в кожу, но и в мышцы.
Над прижигаемым местом вспыхивало дымное пламя. Воздух под сводами загона загустел от запаха жареного мяса и истошных воплей несчастных. Сие ритуальное действо так развеселило пришельцев, что они покатывались со смеху, глядя как корчатся от боли их юные жертвы. Больше всех веселился Коротышка.
- Погодите, вроде как неполный комплект получается, – сквозь смех проговорил он. – Мы забыли про сережки с индивидуальным номерком на одно ушко, или сразу на оба. Молодежь ведь любит украшать себя всякой дрянью.
- А для чего это? – наивно спросил Тощий.
- Невежда, – фыркнул Коротышка. – Процедура необходима для маркировки при инвентаризации. Для регистрации осеменения, для селекционирования, для статистики и шифрования индивидуальных данных. Ну и так далее.
- Да я и слов-то таких не знаю, – отмахнулся Тощий.
Вот, глядите, что я нашел, – воодушевившись, стоял на своем Коротышка.
Он вытащил из какого-то угла лукошко с ярко-желтыми пластиковыми бирками и аппликатором поверх. 
- Нет уж, избавьте! Снова выволакивать их из загона не будем – слишком муторное занятие, – заортачился Тощий. – Процедура должно быть минутная, и так справимся.
- Доверьтесь мне, я знаю, как это делается, – суетился Коротышка. – Много раз видел... – И добавил, многозначительно вздернув брови: – Оттуда.
Похоже, не обманул. Действительно видел. Ловко насадив до упора верхнюю часть прямоугольной бирки с номером на толстый штырь аппликатора, а вторую, полую ее часть, вставив в зажим и деловито проверив, совпадает ли отверстие с входящим штырем. он скомандовал:
- Давайте сюда первое ухо. 
Двое добровольных подручных ухватили голову ближайшего к ним подростка и прижали ее правой стороной лица к переборке стойла. Толстыми, корявыми пальцами Коротышка вставил красное от испуга ухо подростка в аппликатор и, хрясть – защелкнул его, как плоскогубцы или клещи:
- Следующий!
Работа спорилась легко и быстро, если не считать сопротивления несчастных пленников. И вскоре каждый из них обзавелся своим собственным номером.
- Нет, вы поглядите, какая прелесть! – ликовал Коротышка, любуясь своей работой. – А как им идет. Мальчики с сережками. Их бы да на дискотеку сейчас. От девочек отбоя бы не было.
- Ты вовремя вспомнил про девочек, – ухмыльнулся Тощий. – А что, если для завершения ритуала всех их кастрировать?
- На сегодня с нас хватит, – остудил его пыл Белобрысый. – Успеется. Не все сразу. Пора подумать об ужине. Наработались – проголодались.
Продолжая обсуждать содеянное, мучители покинули загон.

Вернувшись из поселка, Рыжий впихнул своего провожатого в стойло и ушел. Гело недоуменно уставился на стонущих товарищей, потом на всех остальных – поверх заграждений торчало десятка два всклокоченных голов со страдальческими физиономиями и веселенькими ярко желтыми товарными знаками на ушах. Картинка удручающая и комичная одновременно.
- Как это понимать? – пряча невольно напрашивающуюся улыбку, спросил он Ашима.
Тот лишь насупился в ответ, завидуя товарищу, что он один избежал общей участи.
– А почему тут пахнет жареным?
Все так же молча, со стиснутыми от боли зубами, Ашим показал ему воспаленное и припухшее клеймо у себя на спине. Ничего не сказав, Гело лишь присвистнул.

                Глава 5

Вернув своего провожатого в стойло, Рыжий снова оседлал вездеход с прицепом и направил его к ферме Ракама, где собралось с дюжину голодных пришельцев. Рассказав им о результатах продовольственной вылазки, он похвастался добытыми трофеями. Но главное свое открытие оставил на закуску.
Его сотоварищи тут же взялись за дело – выгрузили из прицепа мешки и засыпали привезенную им крупу в кормовой желоб, выдолбленный по всей длине бревна в форме корыта. И заодно прямо из шланга налили речную воду в поилки для скота.
- Проблему сортиров пусть решают сами, – брезгливо фыркнул Вожак. – Если дотянут свои задницы до навозного желоба, значит им повезло.
- Так ведь не дотянут, цепи слишком короткие, – заметил Белобрысый. – Через пару дней будут плавать в собственном дерьме.
- Подумаем об этом на досуге, – отмахнулся Вожак. – Где наш мясник?
- Да тут я, – вышел из кустов плотный, жилистый пришелец. – Разводите костер и накрывайте поляну. Я уже присмотрел нам хороший экземплярчик на ужин. – Он указал пальцем на Анови. – Вон та мясистая подойдет?
- В самый раз! – тотчас оживились остальные, приготовившись к разжигающему аппетит зрелищу.
Анови работала продавщицей продуктового магазина, и возможно именно поэтому не по годам раздобрела. Говорливая и бойкая, она была доброй, покладистой, готовой посочувствовать чужим невзгодам и порадоваться любой хорошей новости, за что все ее любили. Женщины с удовольствием делились с ней своими мелкими проблемами, а заодно и сплетнями.
Перегнувшись через заграждение, Мясник ухватил ни о чем не подозревавшую пленницу за ошейник и ловко перекинул ее себе под ноги. В загоне все дружно ахнули от неожиданности и возмущения. А Анови потеряла дар речи. Сняв с нее ошейник, Мясник зажал отчаянно брыкавшуюся женщину подмышкой и унес.
- Куда это он ее?
- Что он с ней собирается делать? – испуганно перешептывались односельчане.
- Ясно что, – пытаясь подавить в себе ярость, пробормотала Анеле. – То же, что они делали с нашими девушками у нас на глазах.
- Когда они это делают, никого из загона не вытаскивают, – возразили ей.
Пленники подавленно умолкли, со страхом ожидая, в каком виде вернется их односельчанка.

Увы, Анови не суждено было вернуться. Готовая бойня находилась совсем близко от загона. Здесь, свалив свою жертву на землю, Мясник связал ей руки, а затем подвесил за ноги к горизонтально закрепленному бревну. Потеряв себя от ужаса и страха, Анови визжала на всю округу.
Слыша эти холодящие душу звуки, обитатели загона безмолвно смотрели друг на друга полными ужаса глазами.
- Да заткни ты ее уже, – поморщился Рыжий. – Верещит как недорезанная свинья.
- А чем не свинья. Разве что мяса и жира поменьше. Ладно, щас. – Мясник вытащил из-за пояса зловеще сверкнувший нож и со скучающим видом перерезал подвешенной женщине горло. Пока из нее, еще живой, вытекала кровь, вспорол на ней одежду, полностью оголив тело, и деловито поинтересовался у наблюдателей: – Освежевывать будем?
- Не стоит. На открытом огне с кожей корочка вкуснее получается – румяная, хрустящая, поджаристая, – ответил за всех Коротышка, глотая набежавшую слюну и нетерпеливо потирая руки.
- Давай, потроши ее скорее, а я костром займусь, – торопил Белобрысый.
Двое других принялись сооружать вертел из подручных материалов.
- А про соль-то мы и забыли, – расстроился Коротышка.
- Не переживай, – самодовольно ухмыльнулся Рыжий. – Я и солонку, и перечницу прихватил в одной симпатичной кухонке.
 
- Наш первый обед... или ужин на этой хлебосольной планете, – с наслаждением обгладывая лопатку, отметил Тощий.
- Поспешили снять с огня. Жестковато малость. Надо было хорошенько прожарить на углях, – сокрушался толстенький Коротышка, рьяно вгрызавшийся в самый лакомый кусочек – в ягодицу. Его пухлые щеки лоснились от жира.
- Не выдумывай. В самый раз. Тебе, видно, не та часть досталась, – возразил ему сосед по поляне и громко срыгнул.
- Подведем итоги, – оглаживая округлившийся живот, сипло заговорил Вожак. Он был самый взрослый из всех, с проплешинами в седых, коротко стриженных волосах. – Голодная смерть нам здесь явно не грозит. Мы себя надолго обеспечили. Надо только кормить их получше, чтоб не отощали. Осталось решить вопрос с жильем. Будем рубить лес и строить дома, али как?
- А не надо ничего ни рубить, ни строить! – торжествующе провозгласил Рыжий. – Готовенькое жилье со всей необходимой начинкой нас уже дожидается. Каждому по дому гарантирую.
- Откуда?! – удивился невзрачный бесцветный пришелец с обезьяньим черепом.
- Ты что, тупой? Включи мозги, если они у тебя есть, – покровителственно глянул на него Рыжий, и начал объяснять сразу для всех: – Те, что у нас в загонах, ведь не на улице жили. Ну а если они в загонах, значит их дома освободились. А это, в свою очередь, значит, что дома... – он сделал внушительную паузу, – чьи?
- Наши!!! – восторженно завопили пришельцы. – Что ж ты молчал! Веди нас! Да здравствует новоселье! 

Убрав за собой следы пиршества, пришельцы устремились к поселку, и когда увидели выстроившиеся в два ряда дома, замогильная тишина, топором висевшая над ними, вновь наполнилась их радостными воплями.
- Не спешите заселяться, – командовал Рыжий, чувствуя себя первооткрывателем и предводителем одновременно. – Надо проверить, все ли они освобождены.
Переходя от дома к дому, пришельцы обнаружили нескольких женщин с детьми и бесцеремонно выволокли всех наружу. Детей было с полдюжины, в возрасте от трех до семи лет – пухленьких, ухоженных, красиво одетых. С доверчивым любопытством они разглядывали чужаков кукольно огромными глазами.
- Какие хорошенькие! – умильно воскликнул Коротышка.
- Еще один подарочек, – поддакнул ему Тупой.
Спеша и толкаясь, словно соревнуясь между собой, пришельцы тотчас разобрали их по одному. Каждый крепко держал выбранного ребенка, прижимая его к себе и улыбаясь. Голосившим матерям связали руки и ноги. Чтобы поскорее избавиться от них, отыскали пустой сарай и временно там заперли.
Сидя на руках добреньких дядей, только что сытно пообедавших всем им хорошо знакомой тетей, малыши с детской непосредственностью трогали крошечными ручонками их носы и уши, заглядывали в глаза. Никто не вырывался, не плакал. И лишь златовласая Ашютак оказала выбравшему ее Коротышке бурное сопротивление. Она умудрилась укусить ему руку, когда он пытался закрепить ошейник на ее тоненькой нежной шейке.
- Ах ты, маленькая бестия! – беззлобно прорычал тот и влепил девчушке оплеуху. – Нет, я точно забираю именно этого звереныша, – принял он окончательное решение. – Дрессировка непокорных – моя стихия. Она меня будет развлекать. И дом ее мне вполне подходит.
Не без труда удерживая отчаянно рвущуюся из рук Ашютак, Коротышка сгреб ее в охапку и потащил к дому. Никого не интересовало, зачем он и остальные забирают детей и что собираются с ними делать. У каждого были дела поважнее – выбрать себе жилье по вкусу.
Рыжий взялся за калитку дома с флюгером, чтоб кто-нибудь другой его не опередил.
- Я вижу, ты уже нашел себе дом? – спросил Вожак, стоя на распутье.
- Ага. Еще когда ездил за провизией. А ты возьми вон тот. – Рыжий указал на дом Гело. – Не пожалеешь.
- Спасибо за совет. Кстати, пока ты ездил, мы провели... таврацию молодняка, – сообщил Вожак. – И еще... Как это называется..? Идентифицирование через биркование – вот! Одним словом, повесили им на уши бирки с номерами. Немеченым остался только твой. Непорядок получается. Надо бы с утречка и его присовокупить.
- Не надо, – отрезал Рыжий. – Он со мной за провизией ездит. Он единственный, с кем мы вошли в контакт. И вообще. Я может его себе в питомцы возьму. А питомец с серьгой в ухе мне не нужен. Так что его не трогайте.
- Ладно. Как скажешь. Но если передумаешь, сам все это проделаешь. Уж больно громко они орут, да еще и брыкаются.
- А ты ждал, что они станут лизать тебе руку с раскаленным клеймом?

                Глава 6

Кусая губы от отчаяния, Аве наблюдала за тем, как голодные односельчане, встав на четвереньки, пригоршнями собирают сырую крупу из кормушек, как с жадностью пьют грязную воду из коровьих поилок. Труднее всего приходилось детям – цепь не позволяла им дотянуться до желоба. Пересиливая себя, Аве кормила брата, прикованного рядом с ней. Аквов, морщась от отвращения, ел прямо с ее грязной ладони.
Голод и жажда взяли верх над людьми. Но была и другая нужда, бороться с которой было еще труднее. Несчастным узникам пришлось преодолеть и этот барьер. Поначалу каждый, скрежеща зубами, терпел до последнего. Когда же кому-то становилось совсем невмоготу, он, сгорая от стыда, просил остальных отвернуться, а тех, что были рядом – загородить его. Вскоре улетучился и стыд. Люди вынуждены были справлять нужду не только у всех на виду, но и там же, где укладывались спать.
За содержание пленников отвечали несколько, приставленных к ним пришельцев. Они подсыпали крупу, доливали воду, и нещадно били длинными шестами, если кто-то вел себя не так, как положено – пытался вскарабкаться на изгородь, впадал от отчаяния в истерику, слишком громко кричал или бранился.
Через день им устраивали купание, обильно поливая холодной водой из шланга, и заодно смывая зловонную жижу с бетонного настила. То были самые желанные мгновения, когда каждый получал возможность хоть как-то смыть с себя грязь и избавиться от нечистот у себя под ногами.
К счастью, изнасилования прекратились, и Анеле перестала маскировать свою дочь. Сидя на корточках под заграждением и отвернув лицо от матери, чтобы та не видела ее слез, Аве беззвучно плакала. Но мать догадалась по вздрагивающим плечам дочери.
- Держись, девочка, – шепнула она. – Все образуется. Так не может продолжаться до бесконечности. Вот увидишь, скоро все встанет на свои места.
- Не встанет, мама, – замотала головой Аве. – Посмотри, мы все изменились. Мы уже другие. Нас превратили в животных.
- Это временно, поверь. Нас обязательно найдут и спасут. Мы вернемся домой, отмоемся, переоденемся во все чистое... Ты такая у меня красавица. На тебя снова все будут заглядываться.
Аве мрачно промолчала. Она понимала, что мать сама не верит тому, что говорит. Ее прекрасные волосы потускнели от грязи, свалялись и повисли клочьями. Одни только глаза по-прежнему сверкали, как лужицы в придорожной грязи, в которых отражается небо.
- Я приготовлю тебе твой любимый яблочный пирог, – продолжала мечтать Анеле. – Нет, наготовлю много-много разных блюд! Мы позовем соседей и устроим настоящий пир... Ты только не раскисай. Сдаваться нельзя ни при каких обстоятельствах. Ты – человек, пока за себя борешься, запомни это.
- Борется за себя любая живая тварь, – пробормотала Аве. – А нас здесь лишили даже этой возможности.
Помолчав, Анеле сама вдруг пригорюнилась, помрачнела и уже другим, совсем не бодрым голосом пожаловалась:
- У меня очень неспокойно на душе. Вроде бы мы все здесь – твой брат и ты, мы с папой. Но папу приковали так далеко от нас, что я даже взглянуть ему в глаза не могу. А он все время молчит. С ним что-то не так. Мне кажется, он пал духом, сдался.
- Или страдает от того, что не знает, как нам помочь, не может ничего предпринять.
Аве постоянно думала о Гело и своих друзьях, с которыми столько лет была неразлучна. Где они? Что с ними? Они ни за что не оставили бы ее в беде. Особенно Гело. Если их нет, значит беда приключилась и с ними...
Вслух она сказала:
- Мальчики, наверняка, просто не знают, где нас искать. Но обязательно найдут. И что-нибудь придумают, чтобы нас вызволить. Они все такие смекалистые...
- Что за звери эти странные люди! Откуда они взялись? – Анеле говорила шепотом, чтобы, не дай Бог, ее не услышали. – Почему они с нами так обращаются? Ведь мы такие же, как они. И мы им не враги.
- Не знаю, мама... Не знаю. Я вообще не понимаю, что происходит.
Аве обхватила мать одной рукой – двумя не получалось, спрятала лицо у нее на плече, зажмурилась и надолго так затихла, лелея иллюзию, что под материнским крылом она в безопасности, что когда она снова откроет глаза, весь ужас последних дней исчезнет и забудется, как плохое кино.

Однажды перед загоном появился художник. Разложив на траве свои причиндалы – складной стульчик, мольберт, краски, двухметровый холст на подрамнике, он просидел целый день, что-то самозабвенно рисуя. Закончив работу, он собрал вещи, а холст прибил к ближайшему дереву – так, чтобы пленники тоже могли его видеть. И ушел.
На холсте был изображен загон, вернее – лишь его внешнее ограждение. А внутри – залитая солнцем зеленая поляна, покрытая полевыми цветами. На поляне, под синим небом с ватными комочками облаков, свободно расположились улыбающиеся, нарядные земляне, без цепей и ошейников. На переднем плане – Аве в красном сарафане, плетущая венок из желтых одуванчиков.
Хмуря брови и скрепя от бессильной ярости зубами, пленники разглядывали лживую лубочную идиллию.
- Запустить бы этому хренову художнику в бошку куском дерьма, – не поднимая глаз, проворчала себе под нос Ирэм. С того самого дня она ни на кого не смотрела и ни с кем не разговаривала.
- Или затащить в загон и заставить пожить нашей солнечной жизнью, среди полевых цветочков, – добавила Яло.
Но пуще всех разволновалась Анеле. Особенно после того, как здоровенный пришелец с рыжей гривой несколько раз подошел к картине, разглядывая именно Аве, а потом прохаживался вдоль загона, внимательно всматриваясь в грязные лица пленниц. Она тогда успела повернуть дочь к нему спиной. Но в другой раз ведь может и не успеть. Дочь выставили напоказ, да еще и в приукрашенном виде. И теперь от этих извергов можно ожидать любой мерзости.

                Глава 7

От нечего делать Аве разглядывала пришельцев, время от времени приходивших поглазеть на пленных аборигенов из любопытства. Она еще не знала, что любопытство тут не при чем. Почти каждый, топтавшийся по ту сторону заграждений, долго изучал обитателей загона, потом подзывал стражника и тыкал пальцем в одного из них. Стражник подтягивал избранника за цепь, вытаскивал его через ворота наружу и уводил. Назад ни один не возвращался. Но впавшие в глубокую депрессию пленники, казалось, этого не замечали.
Женщины среди пришельцев были явно в меньшинстве. Да и те не особо выделялись. На всех одинаковые комбинезоны. Волосы либо коротко стрижены, либо спрятаны под берет. Манеры грубые, лица непроницаемые.
В тот день снова объявился художник, превративший мерзкий, грязный загон в райскую поляну, снова разложил на траве свои художественные приспособления – в непосредственной близости от Аве, и самозабвенно рисовал верхушки сосен со стволами, облитыми огненным закатом.
Девушка невольно следила за рукой с кистью, оставлявшей на холсте сочные, красочные мазки, что было куда интереснее, чем смотреть в грязный загон. Ей показалось, что художник не случайно уселся так близко от нее. Время от времени она ловила на себе его взгляд и сердито спешила отвести глаза.
За изгородью появилась женская особь, которую Аве тоже хорошо запомнила, потому как видела уже не первый раз. И еще потому, что, подолгу стоя прислонившись к дереву, она наблюдала именно за ней. На сей раз, судя по решительной походке, она пришла с созревшим решением. Подозвав охранника, пришелица указала подбородком на Аве. 
Тот, ни слова не говоря, приступил к уже ставшей привычной процедуре – отстегнул от заграждения цепь и попытался вывести очередную пленницу... Отец Аве, казалось навечно погрузившийся в смерти подобное оцепенение, вскочил, размахивая руками, и закричал:
- Эй ты, подонок! Убери от нее свои лапы! Не трогай мою дочь!
Аквов схватил сестру за руку и, почти горизонтально откинувшись на пятках, тянул ее на себя. Анеле взвыла от ужаса, вцепившись в ноги дочери обеими руками. Охранник с силой пнул башмаком сначала мальчика, потом ее. Оба отлетели в стороны, повиснув на своих цепях. Анеле тут же вскочила и снова ринулась к дочери. Но дотянуться уже не смогла – ворота захлопнулись.
Хуложник, забыв про свой холст, с любопытством наблюдал за разыгравшейся сценой. Аве показалось, что в его глазах мелькнули проблески сочувствия. Он подошел к пришелице и о чем-то ее спросил. Та, улыбнувшись, отрицательно покачала головой.
- Мама! Папа! Братишка!– крикнула Аве. – Не надо. Успокойтесь. Куда бы они меня не повели, это лучше, чем сидеть здесь, в вонючей грязи. Я что-нибудь придумаю, чтобы спасти вас. Это шанс.
Мать затихла. Обнадеживающие слова дочери достигли цели. Ее сердце так бешено колотилось, что казалось вот-вот взорвется и разлетится на мелкие кусочки. 

Охранник передал свободный конец цепи пришелице, и та зашагала прочь от загона, увлекая за собой девушку. Аве с детства привыкла доверять своей сильно развитой интуиции. А ее интуиция сейчас подсказывала, что ее ждут перемены к лучшему. Но она все-таки спросила:
- Куда вы меня ведете? 
Женщина не поняла обращенных к ней слов и ничего не ответила. Она лишь то и дело оборачивалась, чтобы с довольным видом взглянуть на свое приобретение.
Аве прекрасно знала здешние места, в которых родилась и выросла, и ей нетрудно было сообразить, что идут они в сторону поселка. Мертвая тишина вокруг. Листья на деревьях не шелохнутся, будто их намертво впечатали в это сводящее с ума безмолвие. Когда они добрались до цели, пришелица, указывая на вереницу домов, спросила:
- В котором из них ты жила? 
Теперь Аве не поняла ни слова. Тогда женщина прибегла к простой уловке. Она ослабила поводок и жестом пригласила пленницу идти вперед. Забыв обо всем, Аве устремилась к родному дому... Обежала все комнаты – пришелица едва поспевала за ней. Цель достигнута. Питомица привела ее туда, где все ей знакомо. Значит, она поможет своей новой хозяйке освоиться с их бытом. Но сначала нужно хорошенько отмыть эту мерзко пахнущую замарашку. 
Аве сама потянула ее в ванную и, открыв кран, с остервенением принялась тереть мылом лицо и руки.
- Одним лицом тут не обойтись, – покачала головой пришелица. – Давай-ка, милая, под душ.
Брезгуя прикасаться к ее одежде, она показала Аве на платье, предлагая его снять, и открыла воду в душевой, но ошейника с ее шеи не сняла, защелкнув конец цепи на сушильной решетке. Аве не стала ждать повторного приглашения. Бросив в мусорный бак опостылевшее, пропитанное грязью и нечистотами платье (снимать его пришлось вместе с нижним бельем через ноги), она с наслаждением подставила свое хрупкое гибкое тело горячим струям воды и долго, бесконечно долго смывала с себя не только грязь, но и саму память о страшном, унизительном загоне.
Все это время пришелица стояла с большим банным полотенцем в руках, не просто терпеливо, а с удовольствием дожидаясь, когда она отмоется. А потом прямо-таки с материнской заботой сама обтерла ее, высушила волосы феном, усадила, голую, на табурет и принялась старательно расчесывать ее скрипящие от чистоты волосы.
- Да ты прелесть как хороша! Я сделала правильный выбор. Ты – лучшая! – бормотала себе под нос пришелица. – Только тебя нужно откормить, а то вон как отощала. Я бы не возражала, если ты покажешь мне, где тут у вас что лежит.
С трудом вытерпев столь неожиданные и никак не объясняемые заботы своей благодетельницы, Аве вскочила, натянув цепь. Женщина отстегнула конец и, намотав его себе на руку, снова позволила ей идти, куда она хотела. Аве достала из шкафа чистое белье, халат и тапочки. Одевшись, бросила взгляд в зеркало, не сдержав вздоха облегчения. Но при виде ненавистного ошейника разом сникла и умоляюще посмотрела на пришелицу. Та отрицательно покачала головой:
-Я бы рада снять с тебя всю эту гадость, – сказала она, – да ты ведь добровольно не останешься со мной. Сразу дашь дёру.
 Зная, что девушка ее все равно не поймет, она перешла к делу, выразительно похлопав себя по животу и скорчив гримасу голодного человека. Потом поднесла воображаемую ложку ко рту и развела руками, мол помоги. Аве догадалась. От голода она и сама едва держалась на ногах.
Пришелица последовала за ней на кухню и внимательно наблюдала, откуда она берет продукты, какую посуду использует, как зажигает жаровню. Часом позже они вместе ели приготовленную Авой стряпню, только пришелица сидела за обеденным столом, на месте ее матери, а Аве – на полу, скрестив по-турецки ноги и положив тарелку себе на лодыжки.
Устраиваясь на ночь, к возмущению девушки, пришелица выбрала себе широкую супружескую постель родителей, а ее попыталась уложить на ковре, на полу. Но Аве заортачилась и настояла на том, чтобы ей разрешили лечь в свою постель.
- Не будь ты такая хорошенькая, отхлестала бы я тебя плеткой за непослушание, – недовольно ворчала пришелица, ища в спальне девушки место, куда можно пристегнуть цепь.
Перед тем как лечь она сняла, наконец, свой берет и ей на спину упала тяжелая черная коса. Распустив волосы, женщина отправилась в ванную, предварительно еще раз проверив, надежны ли оковы питомицы. 
Аве лежала в мягкой, теплой постели под пушистым одеялом и блаженно жмурилась, не веря свалившемуся на нее счастью. Она снова дома, на собственной кровати. Ее пушистые волосы приятно пахнут шампунем...
Глаза защипало, пришлось крепко зажмуриться, чтобы не разрыдаться. Вместо отца с матерью и брата в их доме хозяйничает какая-то чокнутая баба, которая неизвестно зачем обхаживает ее, как любимую куклу, и при этом держит на цепи. Спасибо хоть, что после нескольких дней невыносимых условий она снова дома, сытая и чистая.
Ее зеленый друг смотрел на нее через окно, и Аве была уверена, что он ей отчаянно сочувствует. Она хотела рассказать ему о том, что приключилось с ней, с ее семьей и со всеми жителями поселка, но не заметила, как крепко-крепко уснула.

                Глава 8

Утро давно наступило, а Аве все не могла проснуться, будто задавшись целью отоспаться за все бессонные страшные ночи. А когда наконец открыла глаза, обнаружила, что в доме одна. Она очень обрадовалась, потому как нежданная благодетельница, с ее нелепой заботой и неусыпным контролем, раздражала Аве и держала в постоянном напряжении.
Девушка проворно вскочила, собираясь бежать в туалет – ошейник больно врезался в горло. Цепь оказалась слишком короткой – до ванной комнаты не дотягивала. Пришлось вернуться к кровати. Она попыталась отстегнуть карабин, да не тут-то было. И его, и ошейник можно было отомкнуть только специальным ключом.
К счастью, промаялась она недолго. Вернулась пришелица и, заметив, что девушка нервно переминается с ноги на ногу, засуетилась:
- Ах, бедное дитя! Моё упущение. Не сердись.
Поспешно отстегнув цепь, она повела Аве в ванную комнату, оставшись стоять в дверном проеме. Аве пристально уставилась ей в глаза, но та отрицательно покачала головой:
- Все при мне.
Пришлось снова вспомнить обретенные в загоне навыки и с бунтарским вызовом усесться на унитаз. Пришелица терпеливо дожидалась, пока она закончит утренний туалет – умоется, почистит зубы, причешется, отметив про себя: «Умница. Аккуратная.»
Позволив питомице одеться, она сказала, указывая в сторону кухни:
- Так и быть, завтрак тоже готовишь ты. Я еще не привыкла к здешним условиям. Хотя... всё как везде.
Аве сварила кашу из дробленой овсяной крупы, отыскала среди маминых запасов блинную муку и напекла целую горку румяных оладьев. А к ним добавила сметану с фермы дяди Ракама и банку вишневого варенья из ягод, выращенных в своем саду.
- Ого! Королевский завтрак! – обрадовалась пришелица. – Да ты, девочка, настоящее сокровище. Я придумала тебе кличку: «Находка»! Какая жалость, что ты меня не понимаешь...
Подождав, пока Аве уберет со стола и помоем посуду, она сказала:
- А теперь я возьму тебя погулять... Мы будем гулять каждый день. Солнышко и чистый воздух тебе необходимы. Только жарковато тут у вас. Особенно в моем комбинезоне. Одену-ка я что-нибудь полегче.
Порывшись в родительском платяном шкафу, она вытащила легкую блузу и юбку.
- Не трогайте мамины вещи! Вы не имеете права! – выкрикнула Аве, бросаясь к шкафу и захлопывая дверцу.
- А вот этого делать не следовало.
Пришелица выхватила из-за пояса плетку и наотмашь стегнула Аве по спине. Та вскрикнула от острой и неожиданной боли.
- Знай свое место! Лучше будь умницей и очень послушной девочкой, если хочешь, чтобы я тебя любила.
Изображая гнев, пришелица прекрасно понимала чувства своей питомицы, вынужденной наблюдать за тем, как чужая тетка спит в постели ее родителей, копается в вещах ее матери, да еще и напяливает их на себя. Но, поскольку вся ее жизнь отныне в корне изменилась, она должна усвоить, что повиновение и преданность, на фоне ровного, хорошего настроения – единственный для нее шанс выжить. Что с сантиментами нужно распрощаться быстро и сразу.
Облачившись в вещи Анеле и позволив Аве сменить одежду, женщина отправилась с ней на прогулку. Проходя мимо любимого дерева, девушка прятала глаза, сгорая от стыда, что ее друг-гигант видит ее в таком унизительном положении. А пришелица бодро вышагивала, держа перед собой намотанную на кулак цепь и с достоинством неся увенчанную черной косой голову – берет она вместе с комбинезоном оставила дома, и теперь вообще ничем не отличалась от обыкновенной селянки.
Им навстречу попался рыжий детина, тот самый, что крутился перед загоном вокруг картины. Бесцеремонно уставившись на отмытую и опрятно одетую Аве, на ее прехорошенькое личико в ореоле сверкающих волос, он решил на всякий случай уточнить:
- Не та ли это землянка, что изображена на картине?
- Та самая, - с гордостью ответствовала пришелица. – Теперь она моя безраздельная собственность. Так что нечего и заглядываться.
Но Рыжий не спешил проходить мимо. Он долго еще смотрел им вслед. Вернее – Аве вслед, оценивая ее с ног до головы.
По поселку сновали чужаки – на вездеходах и пешком. Рядом с некоторыми неуклюже и явно нехотя семенили поселковые ребятишки. Издали Аве не было видно, что все они тоже на цепи, и она лишь удивленно смотрела на них, не понимая, что все это значит. Из соседнего дома вывалился круглый рыхлый пришелец, тащивший за собой маленькую девочку, отчаянно упиравшуюся.
- Ашютак! – вскричала потрясенная Аве. – Они тебя тоже посадили на цепь! Тебя!.. Господи, а где твои сказочные волосики!? Мы все так любовались ими. 
На трогательно крошечной головке девочки вместо прелестных золотых кудрей, явно остриженных наспех, неумелой рукой, остался лишь торчащий нелепыми пучками ежик.
- Аве, Аве! Спаси меня! – в голос заревела Ашютак. – Этот дядька надо мной издевается. Посмотри! – Она задрала подол платьица и показала на пухленьких ножках ссадины и обширные, темно-фиолетовые синяки. – Он делает мне больно. Очень-очень больно. Скажи моим папе и маме. Пожалуйста. Пусть они заберут меня.
Аве была в шоке. Разъяренной тигрицей она прыгнула на Коротышку, молотя кулаками по его физиономии. Тот с трудом оторвал ее от себя и с такой силой отшвырнул, что девушка кубарем покатилась по земле. Пришелица во все глаза смотрела на свою подопечную, забыв даже про плетку.
- Чего стоишь столбом? – окрысился на нее Коротышка. – Берешь питомца, так дрессируй, чтоб ни на кого не бросалась. Она у тебя бешеная. Лучше отведи ее на бойню и найди кого-нибудь поспокойнее.
- Извини, приятель, недосмотрела. Не сомневайся, она будет наказана со всей строгостью. Сегодня же. Кстати, твоя вроде бы тоже кротостью не отличается.
- Не отличается, – согласился Коротышка. – Но она не лезет на тебя с кулаками. А между собой мы уж как-нибудь разберемся. – Облизав мясистые губы, он плотоядно хихикнул.
 Взяв Аве на короткий поводок, пришелица свернула к лесу. Вопреки ожиданиям девушки, она стала устраивать ей выволочку. Аве даже показалось, что она все понимает и не осуждает ее. Шли молча. Перед глазами Аве стояла испуганная, несчастная Ашютак и отвратительная физиономия педофила. Она не заметила, как они оказались на ферме – перед тем самым загоном, в котором ее продержали несколько бесконечно долгих дней и где все еще томились ее отец, мать и брат.
Прильнув к изгороди, Аве с болью в сердце вглядывалась в лица грязных, потерявших человеческий облик людей. Аквов увидел ее первым и, показывая в ее сторону обеими руками, заорал:
- Аве! Аве пришла! Сестренка, ты пришла за нами? Ты заберешь нас отсюда?
Мать инстинктивно бросилась к дочери, но цепь заставила ее дернуться и остановиться в неестественной позе. Все взгляды теперь были устремлены на Аве.
- Девочка моя дорогая! Ты снова стала прежней! Я ж тебе говорила, что все образуется, – со счастливой улыбкой на измученном лице лепетала женщина, жадно разглядывая дочь. – Твои изумительные волосы снова сияют. На тебе чистенькое платье. Я помню, как я его для тебя шила, а ты все норовила улизнуть от примерки. Значит, ты снова дома...
Все то время, что Аве общалась с близкими, пришелица терпеливо ждала, и даже с некоторым интересом наблюдала за ними.
- Мамочка... – еле слышно прошептала Аве. – Как же я по вам скучаю... – И вдруг, окинув взглядом обитателей загона, забеспокоилась: – А папа где? Почему я его не вижу?
- Папу вчера забрали охранники. Он здесь стал каким-то странным. Ни с кем не разговаривал. Все сидел и молчал. И ничего не ел. Когда его уводили, он даже не сопротивлялся. Я думаю, пришельцы решили, что он заболел и взяли его к врачу. Может они его подлечат и отпустят домой? А может он уже дома? А, Аве?   
«Если я спрашиваю про папу, значит дома папы нет, – подумала про себя Аве. – Так зачем же спрашивать меня, не дома ли он. Мама-мамочка, с тобой уже тоже что-то происходит... Господи, да кто ж останется в здравом уме в таких-то условиях!»
Аквов всегда был очень живым ребенком, а иногда и несносным говоруном, никому не дававшим вставить и слова, что часто раздражало Аве. Но сейчас ей хотелось, чтобы он болтал о чем угодно и как можно дольше, потому что у нее не было ответов ни на один мамин вопрос. И она до сих пор понятия не имела, как помочь своим самым близким, самым любимым.
- Они все время кого-нибудь из наших забирают. И обратно не приводят, – сказала Анеле. – Вот, дошла очередь и до вашего отца. Мы теряемся в догадках. Иногда нам здесь слышно, как ужасно кричат те, которых забрали. Может быть их пытают? Ты там, на воле, ничего об этом не знаешь?..
Аве хранила мрачное молчание.
- Доченька! У тебя по-прежнему на шее ошейник! – только сейчас заметила Анеле. – Почему?
Бросив недобрый взгляд на пришелицу, девушка впервые пожалела, что не знает ее языка и не может расспросить про своего отца и про Гело.
До сих пор Анеле не видела вокруг никого и ничего, кроме своей дочери. Но, проследив ее взгляд, поняла, что она не одна, что рядом с ней та самая пришелица, забравшая ее из загона.
- Она... она гостит в нашем доме! – догадалась Анеле. – На ней моя кофточка... И юбка!.. И туфли!
- Все. Хватит. Свидание окончено, – хмуря брови, объявила пришелица. И, обращаясь к охраннику, указала на Анеле: – Её! Только сначала хорошенько отмоете.

Глава 9

Они возвращались домой, не глядя друг на друга. Всю дорогу Аве мучительно думала о том, как вступить в контакт со своей благодетельницей, как упросить, чтобы она забрала из загона хотя бы ее брата. Но ничего не могла придумать.
А после полудня пришелица куда-то ушла. Оставшись одна, Аве попыталась понять, как открывается ее ошейник, но только в кровь расцарапала себе шею. Хозяйка вернулась не скоро. В руках у нее был объемистый и явно тяжелый сверток зеленого цвета.
- На сегодня у нас с тобой свежее мясо, – провозгласила она, сияя. – Стейки я буду жарить сама. И гарниры тоже. Закатим настоящий пир. Ах, как я истосковалась по мясу!
Переодевшись в халат и тапочки Анеле и подвязавшись ее фартуком, пришелица в приподнятом настроении взялась за готовку. Начала с острого соуса из помидор, лука, зеленого перца, приправив его чесноком и мускатным орехом. А пока варилась картошка, занялась мясом. Тщательно промыла его под струей проточной воды, разрезала на большие, ровные куски, отбила каждый кухонным молоточком, посолила, поперчила и шлепнула на разогретую сковороду.
Все это время Аве стояла у окна, глядя как беспомощно бьются ветви ее любимого дерева. Ей показалось, что ветер тут не при чем, что это само дерево, совсем как человек, заламывает ветви, пытаясь ей что-то сказать. К сожалению, между ними была только интуитивная связь на уровне подсознания. Если, конечно, девушка не напридумывала все это для себя. Ее обоняния коснулся запах жареной телятины, разве что чуть-чуть сладковатый. Но чесночный дух, витавший в кухне, все перебивал.
- Стейки – дело тонкое, деликатное. Тут не только мастерство, но и чутье особое нужно, – стоя над жаровней, то ли сама с собой, то ли обращаясь к Аве, разглагольствова-ла пришелица. – Главное – не пережарить, вовремя успеть снять. Несколько минут с одной стороны, несколько – с другой, так, чтобы они покрылись легкой поджаристой корочкой снаружи, а внутри остались чуть сырыми – сочными, с кровью... Ну вот и готово... Находка! Обедаем. Неси тарелку.
Эту команду Аве успела усвоить. Она взяла свою тарелку, которую Хозяйка держала отдельно, и протянула ей. Улыбаясь от предвкушения славного чревоугодия, та положила ей здоровенный кусок мяса с картофельным пюре, щедро полив все соусом, украсив темно фиолетовыми листочками базилика, сорванными в огороде. Тот же дизайн она соорудила в своей тарелке и без промедления приступила к трапезе. Ела пришелица очень даже цивильно – ножом и вилкой, аристократично оттопыривая мизинчики.
Так как за стол Аве не пускали, она уселась на полу, снова по-турецки сложив ноги, и прежде, чем вонзить нож и вилку в лежавший перед ней кусок мяса, бросила по привычке взгляд в окно, на свое дерево... В памяти сразу же всплыло коротенькое зловещее слово Хозяйки – там, у загона. Не понять его было невозможно: «Ёе!». Руки Аве задрожали, на лбу выступил обильный холодный пот. В следующий миг взрывоподобный приступ тошноты вывернул содержимое ее желудка прямо на тарелку и колени.
- Что ты наделала, паршивая девчонка! – взревела пришелица. – Испортить такой обед! И себе, и мне. Пошла вон! – властным жестом она указала на дверь. – Не туда! В ванную. Смой с себя всю эту гадость и не появляйся, пока я не кончу обедать. – Она не забыла взяться за цепь и защелкнуть ее конец в ванной, на сушилке.

                Глава 10

С того дня Аве ходила сама не своя, не поднимала глаз от пола, отказывалась от еды. Она и мысли не могла допустить, что с ее горячо любимой мамой... случилась страшная беда, что пришельцы оказались... Нет, она даже про себя не осмеливалась оформить в слова свои чудовищные догадки. Гнала прочь подозрения, чтобы не сойти с ума.
А мысль упрямо работала. Откуда у них мясо? Возможно они отыскали пропавшую скотину фермеров или сами ее похитили, убеждала себя Аве. Ну конечно же! Ведь скотина пропала в тот самый день, когда эти проклятые пришельцы устроили налет на их планету. И теперь они наслаждаются свежим мясом.
Аве ломала голову, как попросить полоумную тетку еще раз отвести ее к загону, чтобы убедиться, что мама цела. «Тетка» догадывалась, что гложет ее питомицу и проявляла своего рода деликатность, пытаясь отвлечь ее от тягостных мыслей. Но скоро ей это начало надоедать.
- А знаешь, дорогуша, мне не нужна хмурая питомица. Если ты не перестанешь киснуть, я верну тебя обратно в загон и возьму себе другую, помоложе и повеселее, – пригрозила она.
Ее тон был красноречивее слов, Аве поняла суть угрозы. Нет, ни за что на свете она не вернется в этот омерзительный, вонючий загон, где все спят прямо на земле, справляют нужду, не стесняясь друг друга, а пришельцы насилуют девушек и детей у всех на глазах. И Аве взяла себя в руки, изображая веселость и беззаботность, и постоянную готовность идти на контакт со своей благодетельницей.
«Был бы хвост, я бы тебе повиляла, – зло проворчала она, увещевая самою себя: – Это ненадолго. Я обязательно что-нибудь придумаю. Я должна вызволить своих. Если мальчики не пришли за мной, значит они тоже в беде.»

 Очень кстати пришелица захотела проверить, насколько Аве поддается дрессировке, и начала устраивать с ней нечто вроде уроков. Она медленно, внятно проговаривала слова, используя жесты:
- Запомни: Я – твоя Хо-зяй-ка. Ты – моя На-ход-ка. Повтори.
Аве смотрела на нее не моргая.
- На-ход-ка. – Пришелица терпеливо ждала.
Поскольку сообразительностью девушку Бог не обделил, она нехотя повторила:
- Находка.
- Умница! Молодец! – обрадовалась пришелица. – А теперь скажи: Хо-зяй-ка.
- Хозяйка.
- Находка это ты. А Хозяйка это я. – Женщина снова сопроводила сказанное соответствующими жестами.
Для Аве ее слова прозвучали так: «Я отэ акиязох а. Ыт отэ акдохан». Смысл длинных слов она не уловила, а вот значение коротких, в одну букву, лежало на поверхности. Если «отэ» понять как перевернутое «это», то «я» и «а» и переворачивать некуда. Заинтересовавшись возникшей догадкой, Аве решила повнимательнее прислушиваться к словам пришелицы. Тем более, что та сама пыталась ей в этом помочь.
Указывая на воду, она произносила: «адов», стол называла «лотс», пол – «лоп», рот – «тор», нос – «сон». И девушка, наконец, поняла: чтобы общаться со своей «акиязох», ей всего лишь нужно научиться переворачивать слова задом наперед. «Вот только хозяйкой моей тебе, милая, никогда не быть, – ворчала она. – Заруби это на своем инопланетном носу.»

Оценив старания девушки понравиться ей и научиться ее понимать, пришелица снова начала одаривать ее любовью и заботой, смотрела на Аве умильными глазами, гладила, прижимала к себе, расчесывала ей волосы, придумывая разные прически, перебрала весь ее гардероб и сама решала, какое платье ей надеть. Особенно ей нравилось купать свою питомицу. Она даже пыталась кормить ее с ложечки. А на ночь теперь оставляла цепь в два раза длиннее, что позволяло девушке самостоятельно пользоваться туалетом.
- Если будешь паинькой, если я пойму, что могу доверять тебе, то возможно сниму с тебя ошейник, – пообещала она. Вернее – высказала вслух свои планы, без рассчета на то, что Аве поймет ее.
Вечерами, усевшись перед телевизором, пришелица требовала, чтобы «Находка» устроилась у нее в ногах или рядом на диване, положив голову ей на плечо или колени.
Пользуясь предоставившейся возможностью, Аве с жадностью всматривалась в экран, надеясь услышать что-нибудь об инопланетном вторжении и о том, что земляне собирают все свои военные силы, чтобы дать им отпор. Но скоро поняла, что это уже совсем другие новости, на том же странном языке, на котором говорила ее «хозяйка». Получалось, что если пришельцы захватили и телевидение, значит они оккупировали всю планету, и везде происходит то же самое, что и в их поселке.
К новостям добавились первые ток-шоу. На одно такое привели на поводке очень старого человека, продемонстрировав на нем достижения дрессировки. Его заставили петь, танцевать и выполнять разного рода команды, подтверждающие, что землянин способен воспринять речь пришельцев. Явно наглядевшийся ужасов старик, жалкий, запуганный, готов был сделать все что угодно, даже встать на четвереньки, лишь бы его оставили в живых.
С особым удовольствием пришельцы показывали земные пейзажи, города и села, в которых они теперь жили. Не забывали и о самих землянах – довольных, беззаботных, свободно гуляющих. Среди таких картинок Аве вдруг увидела себя на том самом плакате, что нарисовал перед загоном пришлый художник.
- Смотри, смотри, Находка! Это же ты! – восторженно закричала Хозяйка. – Тебя показали по всей планете! Гордись. – Она обхватила голову своей питомицы двумя руками и звонко чмокнула ее в макушку. – Я обязательно договорюсь с местными телевизионщиками, и мы с тобой примем участие в одном из шоу. Ты наденешь самое нарядное свое платье. Я завью тебе волосы и украшу твою милую головку огромным розовым бантом... Нет, пожалуй бант лучше завязать на шее, чтобы не было видно ошейника. Пусть все узнают, что ты у меня самая лучшая, и пусть лопнут от зависти.

В тот вечер Аве нажарила целую сковородку картошки с грибами и луком. Все это посыпала тертым сыром с чесноком и мелко нарезанным укропом. (Грибы они с мамой сушеными хранили круглый год, а свежесобранные замораживали в морозилке.) Хозяйка, забыв про мясо, не могла дождаться, когда ужин будет готов.
Неожиданно в дверь постучали. Аве напряглась в тревожно-нетерпеливом ожидании. Она привыкла, что к ним в дом приходят только друзья и близкие соседи. А вдруг это Гело! Или ее друзья, все вместе! Но на пороге стоял пришелец. Аве сразу узнала его. Это был тот самый художник-аферист. Теперь она имела возможность разглядеть его поближе. Ей показалось, что если он и старше ее самой, то может года на два, не больше.
Художник был не только очень молод, но и хорош собой. Лучистые глаза, открытый, доброжелательный взгляд. Темно-русые волнистые волосы откинуты назад и почти касаются плеч. Он смотрел на нее с нескрываемым восхищением и широко, почти по-детски улыбался. Ведь Аве впервые предстала перед ним в своем естественном виде.
- Как вкусно у вас тут пахнет! – Юный пришелец втянул ноздрями воздух.
- Моя Находка постаралась, – с гордостью сообщила Хозяйка. – Присаживайся к столу. Попробуй ее стряпню.
- Уже сижу, – продолжая улыбаться, он пододвинул себе стул.
По интонациям, их мимике и движениям Аве поняла о чем речь.
Гость ел с аппетитом, жмурясь от удовольствия.
- Объедение! Какая ты молодец, Находка.
Девушка смотрела на него исподлобья, как на врага.
- Как жаль, что мы не можем с тобой поговорить, – сокрушенно вздохнул он.
- Вот-вот. У меня та же проблема, – тут же посетовала Хозяйка. – Очень мешает этот языковой барьер.
- Могу помочь, – неожиданно предложил Художник. – Всего пара сеансов, и ты сможешь общаться с ней если не устно, то письменно уж наверняка. Обещаю.
- А ты не переоцениваешь свои возможности? – недоверчиво покосилась на гостя пришелица.
- Давай попробуем. Все зависит от ее сообразительности.
- Можешь не сомневаться. С этим у нее полный порядок.
- И еще – от ее желания. Уж очень недружелюбно она на нас смотрит.
- Милое дитя, но дикарка, – развела руками Хозяйка. – Ведь она у меня всего несколько дней. С ней надо заниматься. Дрессировать. Что ж попробуй, может у тебя получится.
- Не возражаешь, если я начну с портрета. За работой легче познакомиться поближе, войти, так сказать, в доверие.
- Не возражаю. А я пока схожу за свежим мясом. Мясник говорит, что лучше всего приходить в конце дня...
- Ты ешь их мясо? – поморщился Художник.
- А ты нет? Ты веган?
- Я не ставил перед собой такую задачу или такой вопрос. Я просто предпочитаю духовную пищу. Как Там... У нас.
- То – Там. А мы сейчас – здесь. Здесь мы все обязаны есть мясо. Ты знаешь, почему.
- Я не могу. Только, пожалуйста, никому не говори об этом. Возможно, я просто еще не созрел для такой работы.
- Или не повзрослел, – улыбнулась пришелица. – Ладно, не скажу. Так я пошла. Оставляю свою питомицу на тебя. Смотри, не обижай ее. Я уже успела к ней привязаться.
Дверь за Хозяйкой закрылась, и Аве осталась один на один с нежданным гостем. Как он себя поведет? Что он от нее хочет? Почему не ушел вместе с пришелицей? Уж не сводничает ли ее покровительница? Вопросы без ответов бились в ее голове, как лесные орешки в лукошке. Аве незаметно подобралась к кухонным ножам... на всякий случай.
Но тут юноша принес из передней мольберт с небольшим холстом и этюдник, показал Аве на холст, потом на нее и сделал круговое движение ладонью вокруг своего лица. Не трудно было понять, чего он хочет. Не на шутку разозлившись, она выхватила из вазы садовые цветы и нахлобучила их себе на голову:
- Вот так? – Вода со стеблей струйками стекала по ее лицу.
Юноша расхохотался. Сбегал в ванную за полотенцем и протянул его ей. А потом сложил руки лодочкой, сделав умоляющее выражение лица:
- Не отказывайся. Прошу.
Она смотрела на него букой.
- Сейчас-сейчас, подожди!
Он открыл свой этюдник, вытащил оттуда блокнот для зарисовок и, написав на нем что-то, протянул Аве. Она удивленно уставилась на листок. Все буквы оказались ей знакомы – то была, вне сомнения, кириллица, но при этом абсолютная бессмыслица: «Йищяотсан. Тертроп йовт тасипан ишерзар. Ушорп нечо.»
Художник провел пальцем по строчке справа налево:
- Попробуй вот так. – Улыбка не сходила с его лица.
Она посмотрела на листок снова, и тарабарщина обрела вдруг смысл: «очен прошУ. разреши написат твой портреТ. настоящиЙ.» Аве просияла от того, что поняла. Пришелец сам указал ей путь к контакту. Можно будет больше не чувствовать себя бессловесным животным. Она схватила карандаш и крупно вывела: «Ты не художник, а обманщик». Склонившись над блокнотом и шевеля губами, он прочел и снова широко улыбнулся. Смысл слов отошел на второй план. Главное – что они могут общаться.
«То был заказ, – написал он. – А этот портрет мы сделаем вместе – для души. Ты очень красивая. Я должен запечатлеть тот особый, космический свет, что струится из твоих глаз.»

Вернувшись с очередным зеленым свертком, Хозяйка увидела нежные очертания своей питомицы, проступавшие на холсте, валявшийся на полу исписанный блокнот и горящие глаза художника и его натуры.
- Чем это вы так воодушевились? – подозрительно спросила она.
- Мы общаемся! – радостно сообщил юноша. - Я сдержал свое слово. И мне не понадобилась «пара сеансов». Аве поняла все с первого раза.
- Кто-кто? – сдвинула брови женщина.
- Вот эта милая девушка, в доме которой ты живешь. Ее зовут Аве. А на их языке – Ева.
Хозяйке явно не понравилась употребленная юношей формулировка.
- Аве-Ева... Чудно, – недовольно проворчала она. – Находка звучит куда лучше.
- Но она не хочет, чтобы ей давали клички. Она говорит, что у нее есть свое имя.
- Здесь я решаю, кто чего хочет, – ощетинилась пришелица. – Твой сеанс на сегодня закончен. Продолжишь как-нибудь в другой раз.
И она демонстративно включила телевизор. Юноша сложил свои художественные принадлежности, попрощался и ушел.
- Находка! Сядь рядом. – Хозяйка похлопала ладонью себя по колену.
Кусая от злости губы, девушка выполнила ее команду.

Уютно устроившись со своей любимицей на диване, женщина погрузилась в созерцание вечерних новостей. Аве стоило взглянуть на экран, чтобы понять, что ни одна телевизионная компания планеты не стала бы показывать такие новости.
Благодаря интернету она уже кое-что знала про охоту на дельфинов, которую периодически устраивают ради спорта и развлечения на разных концах земного шара – в Японии, на Фарерских Островах, на Соломоновых, в Перу, на Тайване – да не просто охоту, а отвратительное кровавое побоище.
И вот теперь перед ней разворачивалось во всей своей ужасающей наглядности это изуверство, заснятое откуда-то сверху – то ли с вертолета, то ли со спутника: Рыбаки-охотники загоняют стаю крупных черных дельфинов в мелкую бухту, сетями и лодками перекрывая пути к отступлению. Звуковая какофония лишает их способности ориентироваться – объятые паникой, они беспорядочно мечутся. Люди на лодках – молодые и старые, подростки и женщины – без разбору молотят несчастных животных огромными ножами, гарпунами, кольями, крюками, железными прутьями, пока вода в бухте не обретает цвет красного вина... Нет, скорее – кетчупа с ошметками плоти. Охваченные всеобщим безумием, озверевшие садисты прыгают в воду и, стоя по пояс в кровавом месиве, продолжают добивать свои жертвы.
Израненные, истекающие кровью прекрасные, миролюбивые, умные животные долго мучаются прежде чем испустить дух. «Охотники» выкладывают свои трофеи, еще трепещущие в предсмертной агонии, бесконечно длинными рядами вдоль берега. Полюбоваться «красочным зрелищем» собираются, как в цирке или в театре, все жители окрестностей – семьями, с детьми... 
Не находя себе места от стыда и головной боли, обручем сдавившей виски, Аве стеклянными глазами смотрела в экран, время от времени зажмуриваясь, чтобы не видеть того, что там происходило, и не сразу заметила, что пришелица очень внимательно наблюдает за ней, с саркастической усмешкой на тонких, резко очерченных губах. Залившись краской, девушка отвернулась.
А на экране появился следующий сюжет. Его пришелица смотрела без особого интереса, хрустя большим яблоком, сорванным в саду. Зима. Лес. Лунная ночь. Все видно на удивление четко. Похоже, что съемка снова велась откуда-то сверху. Вокруг тихо и бело. На еловых лапах, на голых ветвях деревьев снежные рукавички и шапки, а местами и целые шубы. Лес спит. Спят его обитатели.
Бесшумно скользит на лыжах охотник. Он останавливается и, вскинув ружье, палит в воздух. Выстрелы разбудили молодого оленя с едва пробившимися рожками, по сути еще олененка. Грациозный, на трогательно тонких высоких ножках, он застывает на месте, не зная, куда бежать и чего бояться, чутко вслушивается в тишину, двигая ушами, как локаторами. В его больших красивых глазах отражается лунный свет.
Еще один выстрел, на сей раз прицельный. Тонкие ноги подгибаются – раненый олень заваливается на бок. Видимо охотник рассчитывал на более внушительного зверя, прихватив с собой крупнокалиберную винтовку – пуля вспорола оленю живот. На голубой снег мокрыми змеями выползают кольца его кишок. Олень удивленно смотрит на них и, склонив голову, обнюхивает.
Все еще надеясь спастись, он с трудом поднимается, проваливаясь в глубокий снег по самое брюхо, и упорно ковыляет, волоча за собой свои внутренности. На искристом насте позади него красная дорожка. Несколько шагов, и олень снова падает. Его кроткие, доверчивые глаза устремлены на приближающегося человека. В них нет страха, только боль и мольба о помощи. 
Охотник не добивает свою жертву – то ли пулю жалеет, то ли шкуру лишний раз дырявить не хочет, страдания раненого животного его не волнуют. Брезгливо поддев оленя стволом ружья, он наклоняется и, ухватив его за ногу, волочит к саням, не обращая внимания на шлейф из внутренностей и на то, что олень еще дергается, отбиваясь или агонизируя.
Подняв голову, охотник смотрит на Луну – на экране крупным планом его лицо... Аве вскрикивает от неожиданности – это дядя Янав, отец Мидава! Зажав рот рукой, Аве невольно переводит взгляд на Хозяйку, и наталкивается на ее ледяную и одновременно понимающую улыбку.    
Сюжеты сменяют друг друга в полной тишине, безо всяких комментариев. Теперь внимание таинственных операторов сосредоточено на утиной ферме. Вернее – на утиных самцах, полностью обездвиженных в битком набитой клетке. Работник фермы грубо хватает за горло одного селезня и вытаскивает его на бетонный пол. Обделавшись с перепугу, селезень отчаянно бьет крыльями. 
Работник сосредоточенно делает свое дело – придавив птицу к полу, он вставляет ей в горло металлическую трубку с широким раструбом на конце, заполняет раструб разбухшей кукурузой в огромных количествах, и с помощью воздушной помпы всю ее проталкивает прямо в желудок селезня. Застрявшие в трубке зерна досылаются вручную – деревянной колотушкой.
Тем же насильственным путем работник вливает через трубку воду. Пока селезень «пьет», его изображение увеличивается на весь экран. Крылья и бока в кровоподтеках и в помете. Одна лапа сломана. А из середины продырявленной трубкой шеи тонкой струйкой вытекает вода. Камера наплывает на воспаленную рану, вокруг которой в слипшихся перьях копошатся черви...
В отцовских книгах Аве попадались описания производства фуа-гра – утиной или гусиной печенки, основная задача которого искусственным путем увеличивать печень птицы раз этак в десять, доводя ее до патологически больного состояния. Читала она и о том, что истоки этой жестокой практики, насчитывающей четыре с половиной тысячи лет, восходят к Древнему Египту, от него – к Древней Греции и Римской империи, что в настоящее время основным поставщиком фуа-гра слывет Франция.
Мама несколько раз покупала малюсенькие баночки с утиной или гусиной печенкой, и они всей семьей, смакуя, лакомились ею, намазывая нежную пасту тоненьким слоем на хлеб с маслом. Посмотрев, без щадящих потребителя умалчиваний, какой ценой получают этот редкостный изысканный деликатес, Аве вряд ли когда-нибудь захочет еще раз положить его в рот...
Теперь на экране массовая зачистка городов от бездомных собак и кошек в преддверии чемпионата мира по футболу – с отстрелом, удушением удавками, ядами, заставляющими их подолгу мучиться прежде чем умереть, и с длинными траншеями «братских могил», куда четвероногих друзей человечества швыряют полуживыми. Не выдержав, Аве взмолилась, прося избавить ее от созерцания всех этих прелестей.
- Ладно, иди спать, – нехотя смилостивилась пришелица.
И выключила телевизор.

                Глава 11

Художник заглядывал в их дом иной раз дважды на день, ссылаясь на необходимость закончить начатый портрет. И Хозяйка, и Аве понимали, что он попросту влюбился. Аве попыталась использовать эту слабость юного пришельца и появившуюся возможность общения, чтобы узнать от него хоть что-нибудь – кто они такие, откуда и зачем нагрянули. Однако юноша, с удовольствием «болтавший» с ней (с помощью карандаша и блокнота) на разные темы, мгновенно замыкался, и Аве натыкалась на железобетонную стену. С первых же попыток ей стало ясно – он такой же, как остальные, разве что симпатичный и немножко в нее влюбленный. И она окончательно потеряла к нему интерес.
Ее мысли то и дело возвращались к судьбе родителей, Гело и всей их компании, словно растворившейся в небытии. Художник показал ей путь к общению, и она не приминула им воспользоваться. Написала на школьной тетрадке заранее заготовленную фразу: «Пожалуйста, отведите меня к маме. Хоть на минуту. Я очень скучаю по своей семье», сама переписала ее в обратном порядке и показала Хозяйке.
Та взглянула, улыбнувшись сообразительности своей питомицы, но прочитав нахмурилась, задумалась, меря комнату по-мужски широкими шагами, потом решительно подошла к столу и написала ей ответ, до дырки вдавив карандаш на финальной жирной точке. Сгорая от нетерпения, Аве впилась глазами в послание. Ее губы беззвучно шевелились, воспроизводя каждый слог:
«Забудь. В загоне тебе делать нечего. И близких твоих там больше нет.»
Это могло означать все самое худшее, и даже то, о чем она запрещала себе думать. Дрожащей рукой Аве схватилась за карандаш, но Хозяйка демонстративно отняла его.
- Я все сказала. Хватит. Марш на место – в свою спальню...

На следующий день, когда пришелица чинно прохаживалась по поселку со своей питомицей, ей преградил дорогу Рыжий. Его нечесаная грива цвета спелой тыквы примелькалась Аве. Она вспомнила, как он околачивался перед загоном, как пару дней назад повстречался им во время прогулки, и на душе стало тревожно. Впрочем, не то что тревога, а один сплошной, непрекращающийся стресс не покидал ее со дня прибытия этих человеко-тварей.
Широко расставив ноги и заложив руки за спину, Рыжий и не собирался дать им пройти, бесцеремонно разглядывая «чужую собственность».
- Так где, говоришь, отхватила эту кралечку? – не спуская глаз с Аве, небрежно поинтересовался он, будто сам не знал.
- В вашем вонючем загоне, – огрызнулась раздосадованная его наглостью пришелица. – Как видишь, откопала бриллиант под толстым слоем дерьма. А как отмыла, привела в порядок да приодела, заглядываешься теперь.
- Тебе больше подошла бы не девчонка, а хороший, крепкий парень. Кстати, у меня есть один такой на примете. Именно то, что тебе надо. Зелененький еще, нетронутый, но уже почти мужчина. К тому же никаких проблем с общением – свободно чешет по-нашему. Предлагаю обмен. Не пожалеешь.
- Я к своей успела привязаться, – куда менее агрессивно ответила пришелица. – И мы с ней тоже уже общаемся. Правда, пока только письменно. Но обучение идет полным ходом. Она у меня смышленая.
Их разговор все больше походил на торги.
- К парню привяжешься еще сильнее, – недвусмысленно ухмыльнулся Рыжий. – Будет тебе и игрушкой, и другом, и помощником, и... кем сама пожелаешь.
Женщина не долго колебалась.
- Почти уговорил. Приходите завтра. Угощение за мной. Если твой питомец мне понравится, может соглашусь на обмен.
- До сих пор я прекрасно обходился без питомцев, – презрительно фыркнул Рыжий. – Охота была возиться с ними, выгуливать и все такое... Этот парень у меня что-то вроде гида по местным достопримечательностям. Без него я бы с их хозяйством не разобрался... Все мы не разобрались бы. А вот куколка твоя мне приглянулась и я готов отдать за нее своего гида. Так что к полудню жди гостей.
Нет, всего из их разговора Аве, конечно, не поняла, но суть все же уловила. И запаниковала. «Мерзкая инопланетная предательница! – ругалась она про себя. – Цацкалась со мной, облизывала, волосы расчесывала, чуть ли не с ложечки кормила. А как только предложили игрушку получше, тут же обо всем забыла.» Нужно срочно что-то придумать, чтобы не попасть в лапы рыжего детины. От него сбежать уж точно не удастся. Там, в загоне она насмотрелась, на какое скотство они способны.
«Думай, думай!» - твердила себе Аве. Должен же быть хоть какой-нибудь выход. Просить помощи у Художника бесполезно. Против своих он не пойдет. Ключ от ошейника – вот ее главная задача и цель! Выкрасть его у Хозяйки нереально – она носила его, как браслет, на запястье, не снимая даже на ночь. И Аве решила прибегнуть к хитрости.
Когда по возвращении с прогулки Хозяйка собралась ее купать, она скорчила плаксивую гримасу и стала нервно чесать ногтями шею вокруг ошейника. И даже выговорила тщательно заученную фразу:
- Тен лис. Теаритан.
- Ах, бедняжка! – растрогалась пришелица, не столько сочувствуя ей, сколько радуясь, что питомица поддается дрессировке и пытается правильно произносить слова.
Ненадолго задумавшись, она сказала:
- Кажется я знаю как тебе помочь. Один из наших – прекрасный скорнячок. Он открыл в поселке мастерскую. Мы прямо сейчас пойдем к нему, и я попрошу его заменить тебе железный ошейник на кожаный. Заодно и гость наш завтра увидит, как бережно я с тобой обращаюсь, как забочусь о сохранности твоей прелестной шейки.
У этой странной женщины была привычка думать вслух. То есть она постоянно разговаривала со своей питомицей обо всем, что ее непосредственно касалось, не заботясь, понимает та или нет. Аве же старалась запомнить ключевые слова, мысленно произносила их наоборот и таким образом начала уже ухватывать суть.
Слушая ласковые речи, адресованные ей, принимая от чужачки трогательную до нелепости заботу, она все никак не могла взять в толк, как такое возможно и почему – с одной стороны, пришельцы держат весь поселок в чудовищных условиях, в загонах для скота, а с другой – нянчатся с их детьми больше, чем родные матери.

Хозяйка теперь редко подпускала ее к готовке, предпочитая все делать сама. Ведь Аве ей не служанка, а любимая питомица, основная обязанность которой быть приятной, игривой и послушной. А обо всем остальном она с удовольствием позаботится сама.
Вот и на этот раз пришелица отдельно для нее приготовила ужин без мяса, от которого «глупая девочка» наотрез отказывалась – стакан свежевыжатого апельсинового сока и овсяную кашу – такую, как любит Аве.
А после еды, как обещала, отправилась с ней к Скорняку, занимавшему большой, двухэтажный дом близких друзей ее родителей.

Скорняк был низкорослым, сутулым и немолодым, с черными, как дырки, глазами и большим, крючковатым носом. Поприветствовав его, женщина объяснила, зачем пожаловала. Понимающе улыбнувшись, Скорняк полез в один из ящиков длинного рабочего стола, явно сколоченного пришельцами, и достал то, что она просила – прочный, широкий ошейник из светлой кожи, с дырочками и вшитым металлическим замком.
- Ты погладь его, погладь, - с гордостью настаивал мастер. – Посмотри, какая выделка. Уж я свое дело знаю. Советую заменить и цепь, такую шумную, тяжелую, вот на этот кожаный поводок. Гарантирую, обе будете довольны. Я могу сшить все, что угодно, было бы сырье. Хочешь, сделаю тебе удлиненный замшевый жилет с накладными карманами и стоячим воротничком? Спереди планочка с пуговками, сзади поясок...
Скорняк оказался словоохотливым. Пока они разговаривали, Аве с любопытством разглядывала разложенные на столах и полках кожаные изделия: походная сумка-рюкзак, шляпа с полями, пилотка, перчатки, тапочки... И тут вдруг сердце ее ухнуло и провалилось в черную дыру. Теряя сознание, она грохнулась на пол, лицом вниз.
- Эй, Находка! Ты чего? – всполошилась Хозяйка, бросаясь к ней.
- Похоже, обморок. – Скорняк склонился над девушкой, перевернул ее на спину, похлопал по щекам. Взяв со стола стакан, плеснул ей в лицо воды.
Девушка вздрогнула и очнулась. В следующий момент она смотрела на пришельцев широко распахнутыми, полными ужаса глазами.
- Что так встревожило тебя, дитя мое? – вопрошала Хозяйка, не рассчитывая получить ответ.
Аве попыталась взять себя в руки и жестом показала, что у нее закружилась голова. Женщина поняла, закивала и, обращаясь к Скорняку, сказала:
- Душно здесь у тебя. Ей надо поскорее на воздух. Я беру ошейник и поводок.
- Бери, бери, – широко улыбнулся Скорняк большим, узкогубым ртом. – Замки на них те же, что и у всех, а ключ у тебя есть. Если хочешь, поменяем прямо сейчас.
- Да, конечно. Меняй скорее. А то ей совсем худо.
Скорняк достал из среднего ящика стола замысловатый круглый ключ и, отомкнув им железный ошейник на шее Аве, заменил его на кожаный, пристегнул и защелкнул поводок.

- Ну вот, совсем другое дело, – радовалась пришелица по дороге домой. – Мне стало намного легче тебя водить. А как должно быть полегчало тебе.
Увы, не полегчало. Прильнувший к ее шее лоскуток кожи давил во сто крат сильнее, чем прежние путы. Давил и жег огнем. В ее память намертво впечаталась большая, в форме кисета, сумка цвета летнего загара, в правом верхнем углу которой красовалась эмблема из четырех сплетенных рук, так хорошо знакомая ей с детства. Она видела ее всякий раз, когда они, все впятером, отправлялись на речку купаться, или когда в жаркие летние дни мальчики ходили в маечках.
Может пришельцам понравилась эта татуировка и они ее воспроизвели? К чему себя обманывать. Из чьей кожи сделан ошейник и все те изделия на полках у Скорняка? Чью – из четырех – татуировку она только что видела? Аве шла не чувствуя ни ног, ни земли, не сознавая, где она и что делает. А Хозяйка заглядывала своей питомице в глаза, надеясь уловить хоть искорки благодарности. Не уловила. У Аве не было ни сил, ни желания притворяться.
По возвращении домой пришелица не стала, как обычно, включать телевизор. Переодевшись в халатик Анеле, она отправилась на кухню готовиться к приему гостей. Аве должна была сидеть тут же, на своем коврике.
- На завтра, Находка, я сделаю котлетки, – ворковала Хозяйка, доставая из холодильника миску с принесенным накануне мясом. – Они у меня будут сочные, румяные. Вот только я не нашла в твоем хозяйстве мясорубку. Придется измельчать вручную.
Сначала она взяла металлическую колотушку с зубьями и хорошенько отбила разложенные на разделочной доске куски, а затем вооружилась самым большим ножом, предварительно наточив его, и принялась рубить мясо на мелкие кусочки.
Чтобы опять не потерять сознание, Аве изо всех сил пыталась убедить себя, что это совсем другое мясо, неизвестного ей происхождения. Возможно даже искусственно выращенное. Одно она знала наверняка – что не вынесет зрелища, когда эти мерзкие существа будут с аппетитом уплетать его.
«Интересно, кого приведет с собой Рыжий, – размышляла Аве. – Ребенка, как у тех, остальных? Или подростка? А вдруг это будет кто-то из моих друзей? Его тоже заставят есть ее «котлетки»? Ведь он наверняка из наших. Значит, я смогу предупредить его, чтоб не притрагивался. А куда его-то посадят? За стол «с господами» или рядом со мной, на подстилку?» 
Прервав свое занятие, Хозяйка скрылась – по естественной нужде – в ванной комнате. Аве не упустила предоставившийся шанс. Зная, где у матери лежали запасные ножи, она тихонько выдвинула ящик кухонного стола, двумя пальцами осторожненько – чтоб, не дай Бог, не звякнули – выудила самый маленький из них и спрятала его в тапочке под ступней.
Оставлять нож до ночи в таком ненадежном месте было небезопасно. Бдительная  пришелица следит за каждым ее шагом. А эти «трогательные» купания, причесывания и переодевания лишают ее возможности спрятать хоть что-нибудь на себе. Не придумав ничего лучшего, Аве сделала вид, что у нее болит голова, и попросилась пораньше в постель. Хозяйка, слишком увлеченная готовкой, позволила ей самой умыться и лечь. Задвинув тапочку с ножом под кровать, девушка укрылась с головой одеялом и стала ждать.
Она лежала, затаив дыхание, прислушиваясь к звукам, доносившимся с кухни, потом – к плеску воды из ванной, потом – к скрипам половиц в родительской спальне. Решив, что «хозяйка», наконец, угомонилась и соизволила отойти ко сну, Аве тихонько села...
Шлепанье босых ног по полу застигло ее врасплох. Она успела лишь снова бухнуться головой в подушку. В призрачном свете Луны, проникавшем сквозь окно, возникла, как привидение, проклятая пришелица в любимой ночной сорочке ее матери.
- Ай-яй-яй! – закудахтала заботливая покровительница. – Разве можно спать, укрывшись с головой! Так ведь недолго и задохнуться. А ножки-то голые. Холодные. Вот беда. Не проследила.
Она бережно подняла ноги «спящей» на кровать, укутала их одеялом, а лицо открыла, не забыв убрать с него разметавшиеся волосы. Уже собравшись уходить, пришелица наступила в темноте на тапочку. Отодвинув ее ногой в сторону, ногой же стала искать наощупь вторую. Не найдя, наклонилась, пошарила рукой под кроватью. Вытянула ее оттуда и подтолкнула к первой. Если бы она приподняла или взяла в руки злосчастный тапок, наверняка почувствовала бы, что он стал тяжелым и жестким. Аве лежала не дыша.
- Вот теперь порядок. Спи, моя хорошая. Спи моя девочка. И пусть утром головка у тебя будет ясная, – ворковала пришелица сладчайшим голоском.
А глаза ее так лукаво искрились, что, казалось, она вот-вот прыснет со смеху. Но Аве этого видеть не могла. Она крепко сжимала веки, стараясь унять громко бьющееся сердце. «Хозяйка» на цыпочках удалилась. Скрипнула в соседней комнате кровать... Как только звуки прекратились, в дом тотчас просочилась зловещая, пустая тишина, висевшая вокруг.
«Бред какой-то, – злясь, недоумевала Аве. – Ей кажется, что мне два года и что я ее дочка? У этих инопланетян какой-то сдвиг по фазе. Целыми днями обхаживает меня, даже ночью, и при этом держит на подстилке и преспокойненько собирается обменять на кого-то, кого даже в глаза не видала.»
Аве села. Прислушалась.
«Это ж надо, полезла под кровать за тапочкой! – продолжала возмущаться она. – Просто чудо, что все обошлось.»
Она вытащила припрятанный нож и без труда перерезала кожаный поводок у самого горла. Ошейник трогать не рискнула – он слишком туго облегал шею, в темноте можно было пораниться, даже задеть артерию.
Еще не позволяя себе поверить в то, что она больше не на привязи, что наконец свободна, девушка оделась, стараясь не производить ни звука, забралась на подоконник и мягко спрыгнула в цветник, который сама развела у себя под окном. Из сада, через лазейку в заборе, выбралась на залитую лунным светом улицу. 

                Глава 12

Среди пришельцев оказался один убежденный вегетарианцец. Наотрез отказываясь от мяса, он с осуждением и явно нездоровым любопытством наблюдал за действиями собратьев-каннибалов, досаждая им нравоучениями и лозунгами, типа: Я против жестокости, против насилия, против посягательств на чужую плоть и чужую жизнь.
Слоняясь без дела, Веган забрел на бойню, брезгливо зажимая нос от стоявшего там смрада, что не помешало ему прислушаться к разговору между Мясником и Вожаком.
- Что будем делать с костями и прочими отходами? Куда их девать-то? Ведь через день-два вони по всей округе не оберешься, – рассуждал вслух Вожак.
- Дробилку видишь? – Мясник кивнул на большой, заляпанный черной сухой кровью агрегат. – Она как раз для таких отходов. Подсушиваем сырье и, покидав его туда, перемалываем.
- И что потом? – не понял Вожак.
- Можно использовать как пищевую добавку для наших питомцев. Костно-мясная мука – штука полезная.
- А мне известно другое, – встрял в разговор Веган. – Скармливать двуногим перемолотые останки их самих не только негуманно, но и чревато. Такая подкормка может спровоцировать у них бешенство, которое через их мясо перекинется и на вас.
- Не бери в голову, – отмахнулся Мясник. – Они не успеют заболеть.
Подошли два пришельца:
- У нас все готово. Партию доставили. С кого начинать?
Мясник заглянул в клетку с полдюжиной абсолютно голых землян. Жалкие, дрожащие, насмерть перепуганные. Все, кроме одного. С хладнокровным бездушием оглядев их, Мясник ткнул пальцем в того, что с немой яростью смотрел ему прямо в глаза – очень крупного мускулистого мужчину, покрытого, как шерстью, густыми кудрявыми волосами. Это был Боец, отец Гело, человек сильный и волевой, уверенный, что голыми руками его не возьмешь.
 Подручные поначалу предложили ему самому выйти из клетки, а когда он, набычившись, замотал головой, покрепче упершись ногами в землю, выволокли его силой и потащили к узкому проходу, ведущему к скотобойне.
О, Боец не понаслышке знал, что такое скотобойня. У него, наверняка, даже по ночам в ушах стоял пронзительный, ни на миг не смолкающий визг истекавших кровью, но все еще живых свиней, подвешенных вниз головой на крюках транспортера. Не желая оказаться одним из них, он начал вырываться и хрипеть, заехав локтем в челюсть одному подручному и наградив сокрушительным ударом колена в пах другого.
После такой атаки оба должны были оказаться на земле, корчясь от нестерпимой боли. Ничего подобного с пришельцами не произошло. Как ни в чем не бывало они бесстрастно вели свою жертву к проходу. Боец отказался передвигать ноги – его протащили на пятках, как на лыжах.
Чтобы положить конец бесполезному сопротивлению, подручные прибегли к помощи электропогонялки – методу испытанному и весьма эффективному, действующему, как правило, безотказно. Почувствовав на своих ягодицах разряды оголенных электродов, а в носу – запах паленой шерсти, волосатый пленник инстинктивно сделал рывок вперед – еще и еще раз, пока не оказался в глухом тесном коридоре, из которого был только один выход – вперед, к собственной смерти. Решетчатая дверь захлопнулась позади него.
Там, впереди, за глухими кирпичными стенами, Смерть поджидала его не с косой, а с пневматическим пистолетом. Не без труда изловчившись, Мясник приставил пистолет ко лбу по-звериному ревущей жертвы и спустил курок. Выдвижной ударный стержень, пробив череп и мозг, вернулся обратно в ствол. Мясник знал, что после такого выстрела даже у крупного рогатого скота наступает контузия, бесчувствие. Но организм этого двужильного человека не желал подчиниться. Тело дергалось в конвульсиях, а руки тянулись к горлу мучителя, чтобы не дать ему проделать следующую процедуру.
Следуя «законам жанра», Мясник ее все же проделал – в полутора сантиметровое отверстие, образовавшееся во лбу от выстрела, он вставил конец стального прута и начал медленно вращать его. Таким варварским способом обычно отключают мозг жертвы. Глаза Бойца продолжали в упор смотреть на него.
Для нестандартных случаев, подобных этому, на бойне имелась обыкновенная кувалда. Размахнувшись, палач оглушил не желавшего умирать смутьяна ударом кувалды по голове, проломив ему череп. Упершись руками в узкие стены, как распоркой, Боец поджал к подбородку колени и с силой пнул Мясника пятками в грудь. Тот отлетел в сторону, но устоял. На его лице отразилась не злость и не боль, а... восхищение.
Позади него со зловещей монотонностью булькала закипевшая в огромном чане вода, перекрывавшая назойливую воркотню Вегана.
- Шел бы отсюда, – буркнул ему через плечо Мясник.
- Я хочу понять, почему этот волосатик никак не отключится. Да еще и брыкается после того как ты ему сначала продырявил, а потом проломил череп.
- Такое редко, но бывает, – ответил за палача Вожак, с живейшим интересом наблюдавший за происходящим.
- Но вы же не сможете использовать его мясо, – не отставал Веган. – От такого чудовищного стресса оно будет жестким, сухим и черным, со сгустками запекшихся кровоизлияний в волокнах.
- Знаю, – буркнул палач. – Теперь это вопрос принципа. Кто кого.
- Так ясно ж и так, что ты – его. Позиции у вас уж больно неравные.
Проигнорировав реплику, Мясник дал знак подручным. Те набросили цепь на коленный сустав жертвы и, закрепив ее на крюке, включили электроподъемник. Уползавший вверх крюк перевернул Бойца вниз головой. Его свободная нога и руки, словно в каком-то ритуальном танце, беспорядочно двигались, а взгляд был по-прежнему прикован к палачу.
- Да кончай его уже! Что ты тянешь? – не выдержал даже Вожак.
На скотобойне появился Рыжий. Скрестив на груди руки, он с мрачным видом смотрел на Бойца.
- Зафиксируйте голову этому бунтарю, – приказал подручным Мясник.
Один из них подошел к Бойцу с большущими щипцами, похожими на ухват, каким в деревнях, бывало, доставали из горячей печи горшок с кашей. Поймав дергающуюся голову жертвы, он крепко стиснул ее лапками щипцов. Вооружившись большим, остро наточенным ножом, палач приблизился к висевшему на крюке Бойцу. Налитыми кровью глазами тот следил за каждым его движением. Распухшие губы, на которых пузырилась пена, смогли выдавить лишь одно слово:
- Ублюдок.
Нож сверкнул под его подбородком и из вскрытой артерии фонтаном брызнула кровь. Тело Бойца дергалось и извивалось.
- В кипяток его, быстро! – скомандовал Мясник.
- Э-э, ребята! Он же еще живой! – запротестовал Веган.
- Это положено делать сразу, иначе с волосами потом будет морока. – Палач подал сигнал к действию притормозившим было подручным.
Те сняли агонизирующее тело с крюка и потащили его к чану, оставляя на полу широкий кровавый след. Глаза жертвы, вывалившись из орбит, вращались в поисках палача. Крякнув от натуги, подручные приподняли могучий торс и столкнули тело в чан. А сами резво отскочили в сторону, спасаясь от перелившегося через край кипятка.Только теперь, сварившись заживо, Боец навсегда затих. И то не сразу.
Через несколько минут его вытащили, прошлись по обмякшему, уже не сопротивлявшемуся телу резиновыми скребками.
- Не забудьте про опалку, – подсказал наблюдавший за ними Рыжий.
От остатков волосяного покрова избавились с помощью горелок.
- Теперь куда его? – решил уточнить один из подручных. – В полировочную машину?
- Не стоит, – махнул рукой Мясник, брезгливо оглядев неестественно белое, неестественно гладкое, без единой волосинки тело Бойца. – Брак случается и в нашей работе. На свалку его. Или на костно-мясную муку.
- Можно вопросик? – подошел к нему Веган. – Зачем вы всех их подвешиваете вниз головой, ломая ноги, почему не делаете свое черное дело прямо на земле или на столе? Ведь они верещат на ваших крюках, дергаются... Они мучаются прежде чем испустить дух.
- Не положено, любопытный ты мой.
- Не положено чего? – не унимался Веган.
- Кровь разных особей нельзя смешивать – чтобы не передать заразу, если таковая имеется.
- А по-моему, ваше «ходячее мясо», в первую очередь, не должно испытывать стресс перед забоем. Адреналин, который они от страха и боли выбрасывают в кровь, не просто портит вкус мяса. Он его отравляет. В конечном итоге страдаете вы сами.
- Поэтому мы и выпускаем из них кровь – вместе с гормонами. – Мясник отвернулся, показывая, что разговор окончен.
- Но вы все равно ведь едите мертвечину, – в спину ему продолжал бубнить Веган.
- Какой же ты зануда! Вместо того, чтобы читать здесь лекции, пошел бы в лесок и поел там грибочи, ягодки, травку, – посоветовал Рыжий.

                Глава 13

Особняком от остальных держалась этакая неразлучная «сладкая парочка». Один – высокий, стройный, светловолосый, с мягкими плавными движениями и томным взором. Другой тоже был высок и строен, разве что в плечах пошире да во взгляде пожестче. Его подбритая на висках шевелюра по форме и цвету напоминала зрелый каштан, с таким же гуталиновым блеском.
Оба смотрели на земные красоты широко распахнутыми глазами, один – невинно-голубыми, другой – порочно-зелеными, в вызывающей рамке из густых черных ресниц. Гуляя, они держались за руки, и даже декламировали друг другу стихи. Когда пришельцы занимали освободившиеся дома, эта парочка выбрала себе один дом на двоих и тут же принялась благоустраиваться, переставляя мебель, перевешивая картины, и даже – что-то пересаживая в саду.
Все также держась за руки, парочка однажды появилась на ферме Ракама, высматривая мальчонку посимпатичнее.
- Как тебе вот этот? – спросил зеленоглазый голубоглазого, останавливаясь перед парнишкой лет одиннадцати, смотревшим на них ощерившимся волчонком.
Это был брат Аве, Аквов. После того, как увели и не вернули его сестру, а потом и мать, он возненавидел всех пришельцев.
- Если он тебе приглянулся, я не против, – последовал ответ с придыханием.
- Выводи. Мы его забираем, – крикнули они охраннику.
Подчиняться им Аквов не собирался. Он упирался всю дорогу, выкрикивая ругательства, подслушанные у взрослых. Кое как добравшись до дома, парочка затащила двуногого звереныша внутрь. А там прямо с порога ему приказали:
- Раздевайся. 
Поскольку мальчик не понял, они сами принялись стаскивать с него одежду. Аквов извивался, брыкался и отталкивал их, как мог. Тогда Зеленоглазый ухватил его рубашку за ворот и рывком разорвал ее. То же самое он проделал и со штанами. А потом, брезгливо подхватив двумя пальцами грязное вонючее тряпье, понес его в сад, чтобы сжечь.
Аквов стоял нагишом посреди комнаты, стыдливо прикрываясь ладонями, и не мог справиться с нервной дрожью. Без одежды он чувствовал себя этаким беспомощным крабом, с которого живьем содрали панцирь. Железная цепь, пристегнутая к батарее, не оставляла шанса для побега. Пока Зеленоглазый возился в саду, Голубоглазый наполнял ванну. Услышав плеск воды, мальчик не смел даже поверить, что ему позволят отмыться. На всякий случай он перестал сопротивляться.
Его новые хозяева оказались на удивление заботливыми. Они усадили свое приобретение в ванну, полную восхитительно горячей воды с густой мыльной пеной на поверхности, и принялись в четыре руки за дело, то ли отмывая, то ли лаская его костлявое тельце с торчащими сквозь тонкую кожу лопатками и ключицами, суставами и ребрами.
- Какой же он худенький у нас, –  сокрушалась заботливая парочка. – Надо поскорее его откормить. А то он поцарапает нас своими костями.
- Ты вытирай его, а я побыстрому что-нибудь приготовлю. – Заставив себя оторваться от приятного занятия, Голубоглазый отправился на кухню.
Бережно обтерев тельце и голову своего питомца махровым полотенцем, Зеленоглазый пригладил его непокорные вихры и надел на него свою рубашку, свесившуюся ниже колен.
- Не беда. – Он ласково похлопал мальчика по тому месту, где положено быть заду. – После обеда сходим в ваш магазин и выберем тебе подходящую одежду.

Ужинать сели все вместе – парочка за стол, их новый питомец – в уголке на полу. С жадностью поглощая печеные овощи, которые в прежние времена терпеть не мог, Аквов не спускал глаз со своих неожиданных покровителей, изумленно наблюдая за тем, как они, не обращая на него внимания, кормили друг друга с ложки, облизывая не только ложку, но и пальцы, ее держащие.
Укладываясь спать, парочка отвела мальчику место на коврике подле своей кровати. На полу было довольно холодно, тем более что ему ничего не дали укрыться. Аквов сжался в комочек. Его кожа покрылась мурашками, а зубы тихонько постукивали. Через несколько минут, приподнявшись на локте, Голубоглазый участливо промурлыкал:
- Ты там совсем продрог, малыш. Иди к нам, здесь так тепло. – Поощрительно кивая, он приподнял край одеяла.
Аквов недоверчиво косился на него. Голубоглазый протянул ему руку и, когда он взобрался на высокую двуспальную кровать, ловко перекинул его через себя. Мальчик оказался между двумя обнаженными телами, от которых исходил такой жар, что можно было в миг согреться и без одеяла.
- Ну как? Тебе здесь больше нравится?
Четыре глаза, устремленные на Аквова, фосфоресцировали в темноте, будто волчьи. Какое-то время все трое лежали неподвижно, затаив дыхание – было слышно даже, как в соседней комнате тикают стенные часы. В этой неподвижности все явственнее ощущалось напряжение... 
В следующий миг мальчик вздрогнул и сжался в один сплошной комок нервов и мышц – с обеих сторон горячие большие ладони осторожными прикосновениями начали ощупывать или гладить его бока, грудь, ноги. Так дикий зверь, примериваясь, скользит мягкими пушистыми губами по пойманной жертве, прежде чем вонзить в нее острые жадные клыки.
- Не надо. Щекотно, – заерзал Аквов.
- Какой же ты холодный! Как бутылка пива из морозилки. Сейчас мы тебя согреем, малыш, – нашептывал Зеленоглазый мальчику в самое ухо. И вдруг мокро, шершаво и противно облизал его.
Аквову невольно вспомнилось, как эти двое кормили друг друга и какие длинные, верткие были у них языки, будто самостоятельные живые существа, обитающие в норках их ртов.
Рука второго уже более настойчиво, более нетерпеливо легла ему на живот и медленно поползла вниз.
- Э-э-э... Эй!!! Вы чего? Охренели? – взвился пацаненок, сразу обоих пырнув в бока острыми локтями. – Не надо мне вашего тепла. Перебьюсь как-нибудь и на коврике.
Пружинкой выстрелив из-под одеяла, он встал над ними во весь рост, перешагнул через Голубоглазого и спрыгнул с кровати, гремя цепью. Парочка разочарованно смотрела друг на друга. А потом, забыв про строптивого питомца, хихикая, накрылась одеялом с головой.

                Глава 14

Полная Луна, висевшая над лесом, была похожа на окно-иллюминатор в невидимом барьере между двумя мирами. Окно, через которое струился таинственный потусторонний свет, озарявший мглу земного невежества. Он был так ярок, что Аве боялась выходить на проезжую часть улицы, где ее могли сразу заметить.
Зато протоптанную односельчанами тропинку, вившуюся вдоль заборов, пышные кроны деревьев надежно укрывали от ночного светила. По ней девушка и добралась до пристанища Скорняка. Предосторожности оказались напрасными – на улице не было ни души. Судя по темным окнам домов, пришельцы тоже, как все нормальные люди, по ночам спали... Спали, да не все. Несколько окон в доме Скорняка слабо светились. 
Поднявшись на крыльцо, Аве тронула дверную ручку – тихонько скрипнув, дверь приоткрылась. Она затаила дыхание, выжидая. Ни шагов, направлявшихся к двери, ни вопрошающих возгласов не последовало. Аве рискнула проскользнуть внутрь.
Она хорошо запомнила, где находится комната, в которой «добрый скорняк» поменял ей тяжелые путы на легкие, и куда потом так небрежно бросил вожделенный ключ. Лунного света, проникавшего сквозь окно, оказалось вполне достаточно, чтобы сориентироваться, найти нужный ящик и вытащить из него ключ.
Боясь поверить, что все может получиться так легко и беспрепятственно, Аве тут же нащупала у себя на шее замок и вставила в него ключ. Щелкнув, замок разомкнулся. С чувством огромного облегчения она сняла с шеи кожаный ошейник, повертела его в руках, не зная, как поступить. Железный она с отвращением отшвырнула бы как можно дальше. Но этот вызывал в ней целую гамму чувств и эмоций. Не придумав ничего лучшего, Аве засунула его в одну из сумок, выставленных на полках. А ключ спрятала на груди... Шаркающие шаги в коридоре застигли ее врасплох. Аве заметалась по комнате, ища укрытия, и в последний момент нырнула под стол.
Ей видны были только ноги вошедшего, обутые в старые кроссовки с подмятыми под пятку задниками. Она еще днем обратила внимание на забавно земную обувь Скорняка, и теперь не сомневалась, что это именно он. Скорняк остановился посреди комнаты, то ли прислушиваясь, то ли во что-то вглядываясь. Возможно, он уловил шум из этой комнаты и пришел проверить.
Выдвинул один ящик стола, потом другой. «Что он ищет? Неужели ключ от ошейников?» Аве непроизвольно нащупала свое сокровище и, словно желая защитить его, накрыла ладонью. Что-то тяжело и зловеще проскребло по столешнице прямо над ее головой. Девушка съежилась, как от удара. Шаркающие ноги направились к выходу. Уже когда они были в дверном проеме, ей стали видны большие портняжные ножницы в его опущенной руке. Найдя, что искал, пришелец удалился.
Ей следовало поскорее убраться восвояси. Но любопытство взяло верх над осторожностью. Ее манил мерцающий свет в глубине дома, тот самый, что был виден из окон. Крадучись Аве пошла на свет. Коридор заканчивался двумя неплотно прикрытыми дверями. Заглянув в одну щелочку, она увидела уже знакомого ей Скорняка и еще двух молодых пришельцев. На всех троих были широкие клеенчатые фартуки и клеенчатые перчатки с раструбами выше локтя. Помещение освещалось расставленными повсюду стеклянными плошками с фитилями, плавающими в жидком мутном жире.
Скорняк колдовал с какими-то химикатами – смешивал их, измерял. Два других, скорее всего его подручные, сосредоточенно трудились вокруг выставленных в ряд ванн... «Где они взяли столько ванн? – невольно подумалось Аве. – Перетащили из соседних домов, что ли?» Один подручный, согнувшись пополам, старательно тер что-то, лежащее в ванне. Другой, взяв большую пачку соли, обильно посыпал стол или то, что на нем лежало – что именно, ей не было видно.
Из комнаты отвратительно пахнуло тухлыми яйцами. «Сернистый газ, - догадалась Аве. – Откуда он?» Тот, что стоял над ванной, с большими усилиями вытащил набухший скользкий ком и перетащил его к столу. Ком тяжело и мокро шлепнулся на столешницу. Молодой пришелец начал старательно растягивать его в разные стороны. А потом, вооружившись ножом, принялся его скрести.
Так и не поняв, чем они там занимаются, Аве заглянула за соседнюю дверь и, убедившись, что в помещении никого нет, проскользнула внутрь. От того, что она увидела, ноги ее задрожали и ослабли, а в горле застрял усилием воли подавленный крик, мешавший сделать вдох.
Комната, освещенная такими же загадочными плошками, была заполнена человеческими оболочками – содранной целиком кожей, только без голов. Одни, как выстиранное белье, сушились на натянутых вдоль всей комнаты тросах, свесив пустые конечности. Другие были прибиты к щитам, вертикально прислоненным к стене. На широком столе, занимавшем центральную часть помещения, лежала совсем маленькая, нежно-розовая кожа, а рядом с ней – большие портняжные ножницы, утюг и отрезанные детские ручки и ножки, вернее – кожа, сохранявшая их очертания.
Шатаясь, Аве направилась к выходу. Внутренне она мчалась сломя голову вон от всего этого кошмара, но негнущиеся ноги с трудом повиновались ей. Она еще не знала, что самое большое потрясение, какое способен выдержать далеко не каждый видавший виды взрослый, ждет ее у дверей. Ей бы закрыть глаза или не поднимать их от пола. Ей бы вообще не переступать порог этой комнаты, этого дома.
Там, у стены, в непринужденных позах стояли три голых человека. При взгляде на одного из них Аве узнала фермера Ракама. Сгорбившись, как древний старик, он опирался двумя руками на узловатую палку. Его глаза были устало полузакрыты. Аве захотелось участливо тронуть его за плечо. Остановило и насторожило ее то, что он был без одежды.
Рядом с ним – молодая женщина, бесстыдно и вызывающе уперевшаяся кулаками в бока. Да это же Яло, мать Ашютак, пронеслось в голове Аве. Из-за ее редкой красоты волос, таких же, как у дочери, ее ни с кем не спутаешь. Пикантная родинка над верхней губой – еще одно подтверждение. Глаза Яло, ничего не выражавшие, неестественно блестели даже в полутьме.
От страшной догадки Аве с ног до головы покрылась холодным потом. Протянув дрожащую руку, она осторожно потрогала смотревший на нее глаз, отчаянно надеясь, что Яло сморгнет и зажмурится. А то и накричит на нее. Ничего такого не произошло. Глаз был жестким, сухим и холодным, как фарфоровые глаза ее любимой куклы, бережно хранимой с детства. «Они убили их и сделали из них чучела», – беззвучно прошептали ее губы. 
Адскую экспозицию замыкала фигура немолодого мужчины, беспечно скрестившего руки на груди и смотревшего в сторону от нее. Эти руки и эти волосы ей вдруг показались до боли знакомыми и родными. Аве заставила себя обойти мужчину, чтобы заглянуть ему в лицо. Всматриваясь в застывшие, искаженные насильственной смертью черты, она отказывалась принять, что перед ней чучело... ее собственного отца.
Нет, она не рыдала, не голосила на всю застывшую в безмолвии ночь, не билась в истерике и не рвала на себе волосы. Она попросту вымерла вся изнутри. Ее выпотрошили, как эти холодные чучела, оставив одну лишь оболочку, такую же, как те, что развешены там, за ее спиной.
 
Девушка не сознавала, как вышла со двора, не понимала, что делает и куда идет. Не находя пристанища ни внутри себя, ни снаружи, она бездумно, в полной отключке до утра бродила взад-вперед по центральной улице поселка, утратив счет времени, способность думать и чувствовать, рискуя угодить в лапы кровожадных пришельцев. Если бы ее схватили и, снова посадив на цепь, бросили в загон, она наверное даже не заметила бы. То была защитная реакция организма, без которой ей бы просто не выжить. 
Неизвестно, чем закончилось бы для Аве это полное внутреннее оцепенение, если бы ее дерево не позвало ее под свою умиротворяющую, излечивающую душевные раны сень. Как заторможенный ленивец – этакий полузверь, полурастение, она невыносимо медленно взбиралась по стволу. Наощупь, с закрытыми глазами отыскала свою с детства облюбованную ветку и безвольно распростерлась на ней.
К действительности ее вернули крики, доносившиеся из дома. Проснувшись утром и не найдя в постели свою питомицу, «хозяйка» обежала все комнаты, заглянула в каждый уголок. Ее голос, звавший «свою Находку», звучал то гневно, то умоляюще.
Растерянная женщина появилась на крыльце, огляделась по сторонам, спустилась в сад. Продолжая выкрикивать кличку своей питомицы, обошла его, продираясь сквозь колючие кусты малины и крыжовника.
Скрипнув калиткой, вышла на улицу и прямиком к дому Коротышки, настойчиво барабаня в его дверь. Тот вышел не сразу, заспанный и недовольный. Выслушал ее и ушел в дом. Через несколько минут он появился снова, одетый и с автоматом на плече. Вдвоем они углубились в лес. Аве долго еще слышала голос «хозяйки», зовущий ее.
- А автомат-то зачем? – спрашивала у дерева Аве. – Подстрелить он меня что ли собрался? А потом выпотрошить и сделать еще одно чучело? Не дождутся. Им ни за что не найти меня. Ведь ты никому не отдашь меня, правда? Ты защитишь меня от этих омерзительных монстров. 

                Глава 15

Рано утром Рыжий в очередной раз забрал Гело из загона, к чему сам Гело и его товарищи уже успели привыкнуть. Но сегодня пришелец вел себя как-то странно. И одет он был по-другому – не в комбинезон, а в полосатую желто-черную фуфайку и джинсы с фирменным знаком LEVI STRAUSS & CO на поясе, явно позаимствовав сей «земной прикид» у кого-то из сельчан. Используя вездеход как персональный транспорт, Рыжий усадил пленника рядом и, ни слова не говоря, направился к поселку.
«Нет прицепа, значит, едем не за продуктами, – размышлял Гело. – Тогда зачем я ему опять понадобился?»
Когда Рыжий по-хозяйски остановил свой вездеход перед домом Мидава, дернув пленника за цепь, чтоб поторапливался, Гело побледнел от злости. Теперь он вспомнил, что видел эти джинсы на отце Мидава, дяде Янав.
Пропустив юношу в дом, Рыжий прямо из коридора подтолкнул его к ванной:
- Я предоставляю тебе возможность  принять душ, – заявил он пафосно. И брезгливо покосившись на его жалкий вид, добавил: – Думаю, ты будешь мне благодарен. Иди же, пока я не передумал.
- А вам-то это зачем? – подозрительно поинтересовался Гело. – Вам же на всех нас наплевать.
- Ошибаешься, парень. – Гело впервые увидел, как Рыжий улыбается. – Да мы ж во все времена только о вас и думаем. Уж больно много хлопот вы всем доставляете.
Гело очень хотелось спросить: Кому это «всем»? Но, приняв его слова за издевку, он лишь досадливо отвернулся.
- Так ты будешь мыться или вернуть тебя в загон, как есть?
Угроза подействовала. Гело поспешно скинул одежду и забрался в душевую. Пришелец терпеливо ждал, но в ванную, как другие, за ним не увязался. А когда юноша вышел, предложил, проявив неожиданную осведомленность:
- Я знаю, что в этом доме жил твой друг. Ты вполне можешь воспользоваться его одеждой.
- У меня есть свой дом и своя одежда, – нахмурился Гело, кутаясь в большое банное полотенце.
-Уже нету, – похлопал его по мокрому плечу Рыжий. – Так что поторопись. А где искать, ты и без меня знаешь.
У Гело не было выбора, не оставаться же голым. Да и Мидав, уж точно, возражать бы не стал. И он отправился в его комнату. Уже одетый и причесанный, чувствуя себя так, будто сбросил с плеч стопудовый груз, он снова предстал перед Рыжим, пробормотав с искренней благодарностью:
- Спасибо.
 Тот оценивающе оглядел его с ног до головы и явно остался доволен.
- Я хочу знать, что вы сделали с моим другом, куда его дели, – глядя прямо в глаза пришельцу, потребовал Гело.
- Все узнаешь в свое время, – с откровенной издевкой пообещал тот.
- Нет, сейчас!
- А то что? Попросишь вернуть тебя обратно в загон? А может хочешь присоединиться к другу?
Гело сменил агрессивный тон на умоляющий:
- Скажите хотя бы – жив он или нет?
- Я уже ответил: все узнаешь в свое время. И не топчись в коридоре. Подожди меня вон там. – Рыжий указал на одну из дверей, Гело слишком хорошо знакомую.   
Еще детьми, в отсутствие дяди Янава, они так и норовили проскользнуть туда, как в комнату Синей бороды, чтобы потоптаться босыми ногами на пушистой, теплой шкуре медведя, расстеленной на полу, поглазеть на развешанное по стенам коллекционное оружие и на головы зверей, убитых Нави на охоте и превращенных им в чучела – оленя, медведя, лисицы, волка, дикого кабана, косули, лося с массивными ветвистыми рогами.
Гело помнил, что у окна с видом на лес стоял рабочий стол охотника, на которым неизменно красовалось очередное незаконченное чучело. Он знал, что данный вид деятельности называется таксидермией. Но в поселке дядю Янава чаще всего называли не охотником даже, а чучельником.
- Чего застыл на месте? Иди, куда я сказал. – Резкий окрик вывел юношу из задумчивости. – Я там кое-что поменял. Тебе должно понравиться. – Защелкивая конец цепи пленника на массивном бронзовом кольце, вделанном в стену, пришелец как-то двусмысленно хихикнул.
Заинтригованный словами Рыжего, Гело шагнул в охотничью комнату Нави. И не узнал ее. Над диванчиком была раскинута походная палатка. Окно затянуто рыболовной сетью. На рабочем столе выставлены в ряд капканы для крупного и мелкого зверя. Пол мягко пружинил от нескольких слоев хорошо выделанных ковриков из натуральной кожи бледно-телесного цвета. Но коллекция оружия сохранена в неприкосновенности.
С гордостью показывая друзьям отцовскую сокровищницу, Мидав всякий раз так подробно описывал свойства и достоинства каждого предмета, что Гело мог бы сдать зачет или написать обстоятельное сочинение на тему «Коллекция охотника Нави», несмотря на то, что последние годы сюда больше не заглядывал. Он смотрел на все эти экспонаты, как на старых знакомых, мысленно называя каждый для проверки памяти.
На одной стене попрежнему висели пистолеты – солдатский капсюльный, винтажный, старинный курковый пистолет-хлопушка, мушкет, немецкий двуствольный, американский склaднoй oднoзapядный... На другой – ружья: гладкоствольные дробовики, двуствольные и даже тройняк, комбинированное, нарезное, ружье Молот, Беретта.
По соседству с «горячими» орудиями убийства богатая коллекция холодного оружия – здесь были собраны ножи выживания, боевые, охотничьи, тактические, подводные: кинжал, финка, кортик; два итальянских стилета – один с тонким узким клинком, другой – с четырехгранным, для колющих ударов; коварный турецкий ятаган, палаш с длинным клинком и сложным эфесом; испанский мачете, похожий на тесак; боевой нож-керамбит с внутренней заточкой серповидного клинка; тактический нож со страшным шкуродерным крюком на клинке; нож с раздвоенным, как змеиный язык, клинком; нож-кастет из семейства «Скорпионов»; нож «бабочка»; нож «Кошка»; нож «Оборотень»; русский «Морской дьявол».
Несколько в стороне от них висел бумеранг – боевое метательное оружие австралийских аборигенов: деревянная пластина, изогнутая и выточенная таким хитрым образом, что, поразив противника, бумеранг возвращается обратно к воину.
Вспомнив про чучела животных, развешанные дедей Янав под самым потолком (а потолки в его доме были на удивление высокие), Гело захотел убедиться, что Рыжий и их сохранил. 
Его взгляд скользнул вверх по стене и застыл, как в стоп-кадре. Из-под потолка на Гело смотрели улыбающиеся, хорошо знакомые ему лица односельчан – целая галерея человеческих голов, превращенных в искусно выполненные чучела, над которыми словно потрудилась бригада парикмахеров и визажистов.
Волосы мужчин тщательно расчесаны. Женские головы украшены замысловатыми прическами или конфигурациями из кос. На лицах косметика, ресницы подкрашены или наклеены, рты растянуты в улыбке, демонстрируя, в одних случаях, идеально белые зубы, в других – кривые, выпавшие или подгнившие. У самого старого изо рта торчит съехавший на сторону зубной протез. Глаза как живые, со стеклянным блеском. Каждая голова закреплена на фигурно вырезанной и отполированной деревянной основе. Открыв рот, Гело переводил взгляд с одной на другую. Его мозг отказывался принять, что все эти люди мертвы.
- Ну, как тебе моя Комната смеха? – послышался голос из-за его спины.Гело вскинулся, как от удара хлыстом. – Обожаю охоту. Особенно ее трофеи. С ними потом есть что вспомнить. Есть чем похвастаться. Всем им я честно давал шанс на спасение, – разговорился вдруг пришелец. – Я снимал с них ошейники и позволял бежать. Они очень старались – петляли, прятались, падали и сломя голову улепетывали... Увы. Стреляю я слишком метко. Ни одному не удалось уйти. Теперь вот, красуются здесь... Мясо в обед, головы на стену, шкурки на диваны и под ноги. Безотходное производство получается. Жаль, шерсти на вас маловато, шубу на зиму не сошьешь.
Услышав про «шкурки», Гело попятился. Мягкие «коврики» жгли огнем его ступни.
- Так что имей ввиду, надумаешь сбежать – местечко для тебя в моем охотничьем домике всегда найдется, – мимоходом предостерег Рыжий.
Теперь он не стоял за его спиной, а самодовольно прохаживался вдоль стены перед своей коллекцией: 
- Наши специалисты забальзамировали для меня их конечности и гениталии – рецепты позаимствовали у ваших африканцев. Только я еще не успел их развесить. Надо бы придумать им какую-нибудь забавную композицию, чтоб повеселить друзей. Не поможешь?
Гело не мог говорить. Ему свело челюсти.
- Заткнись уже, ублюдок! – выдавил он на своем обычном языке, до треска в костях сжамая обеими руками виски и уши.
Но слова пришельца, казалось, минуя уши, проникали в него сквозь каждую пору натянутого, как тетива, тела.
- Как ты сказал? Ублюдок? Я уже слышал это слово... от одного упертого храбреца. Это было последнее, что он смог выговорить.
Гело вскинул на него полные ужаса и ненависти глаза. «Ублюдок» – было излюбленным ругательством его отца.
- Ух и крепкий мужик оказался! Такого сопротивления и такой живучести никто от него не ожидал. Недаром ваши его бойцовским именем называли. Да ты присядь на диванчик-то, в ногах правды нет – кажется, так у вас говорят. Хотя нет, идти надо. Мы тут застряли, а нас уже ждут.
- Я никуда с тобой не пойду. Отведи меня в загон. А еще лучше – на бойню. Кончай уж сразу, как отца.
- Теперь мы решаем, кого куда и когда. А ты не то что пойдешь – побежишь, – благодушно ухмыльнулся всё за всех решающий пришелец. – Так резво побежишь, что и электропогонялки не понадобится. Или ты уже не хочешь встретиться со своей девушкой?
Ужас, владевший юношей, достиг предела.
- Откуда, черт возьми, ты про нас знаешь?! – пробормотал он.
- А нам всё про всех известно, даже больше, чем вам самим – о себе. Работа у нас такая.

                Глава 16

«Я обязана, обязана взять себя в руки. Обязана помочь тем, кого еще не поздно спасти. Возможно я одна на весь поселок оказалась на свободе, и у меня есть ключ к их избавлению», – твердила себе Аве. А может дерево внушало ей эти мысли, пытаясь вывести девушку из ступорозного состояния.
И тут вдруг, не веря своим ушам, она услышала голос, слишком хорошо ей знакомый и близкий. А, посмотрев вниз, не поверила и своим глазам: по поселковой дороге медленно ехал странной конструкции вездеход, а на нем, рядом с рыжеволосым детиной, тем самым, что положил на нее глаз – Гело. Живёхонький. На шее ошейник с цепью. Но лицо и одежда чистые.
Когда же вездеход остановился перед ее домом и Рыжий, толкнув калитку, вошел вместе с Гело в сад, ей все стало ясно. «Так вот, значит, на кого собрался обменять меня этот мерзкий тип!»
Она всматривалась в окна центральной комнаты, где наверняка уже был накрыт стол для дорогих гостей – увы, ей ничего не было видно.

Стоило пришелице увидеть юношу – стройного, высокого, широкого в плечах, с волнистой копной волос и бархатными глазами, цвета молочного шоколада, источавшими силу и доброту одновременно, как в ней взыграла женщина. Она широко, кокетливо улыбнулась гостю, но за стол все равно не пригласила, стол был накрыт только для двоих.
Усевшись на предложенное место, Рыжий взялся было за вилку, и замер, с открытым ртом уставившись на стену. Там, на самом видном месте висел изумительной, неземной красоты портрет Аве, выполненный в нежной, воздушной гамме розово-голубых пастельных тонов. Казалось, ее юное личико в ореоле разметавшихся, как под ветром, волос вот-вот растворится и исчезнет в легкой дымке, делающей ее недосягаемой и почти нереальной.
Стоявший в уголке Гело проследил взгляд Рыжего и тоже увидел портрет. Его бросило в жар от овладевшей им целой гаммы чувств и мыслей – от ревности до тревоги за любимую. Как это понимать? Кто и когда мог нарисовать ее? Он знал, что художников в их поселке нет. Неужели кто-то из пришельцев? Но главное, если картина с ее изображением здесь, значит здесь и Аве – у себя дома. Выходит, не обманул Рыжий. Он сейчас увидит ее!
С трудом оторвав плотоядный взгляд от завораживающего портрета, Рыжий перевел его на пришелицу.
- Ты решила вместо питомицы выставить ее изображение? Мы договаривались об обмене. Я свое слово сдержал – мой товар перед тобой. Показывай свой.
Гело изменился в лице. Только теперь он понял, что задумал Рыжий. Он стиснул кулаки, готовый броситься на него, придушить на месте.
- Я бы с радостью, – извиняющимся тоном проговорила пришелица. – Да не могу. Она сбежала сегодня ночью. Перерезала поводок и сбежала. Мне не удалось ее найти. – Женщина снова бросила вожделенный взгляд на ускользающую из ее рук добычу и поспешила добавить: – Но я найду ее. Обязательно найду. Послушай, брат, а может ты оставишь мне этого юношу, под любой залог? Девчонке все равно ведь бежать некуда. Наши ее наверняка поймают и отдадут тебе... А ты пока угощайся. Я так старалась тебе угодить. И юношу твоего покормим. Голодный небось.
- Вот когда поймают, тогда и продолжим разговор, – заявил Рыжий, пододвигая к себе блюдо с жареной печенкой под пряным соусом с зеленью.

Аве тихонько слезла с дерева, не забыв его поблагодарить, и проскользнула в сад, спрятавшись под окнами среди буйно цветущих золотых шаров. Убедившись, что ее никто не заметил, заглянула в комнату. Там, за столом сидели оба пришельца, весьма недружелюбно глядевшие друг на друга. Гело стоял в сторонке, под стеной, и, как она поняла по направлению его взгляда, смотрел на ее портрет.   
«Конечно. Ему за стол не положено. В лучшем случае – с миской на полу, – с горькой ехидцей подумала Аве. – Ведь он для них, как и я, либо питомец, либо ходячий кусок мяса. Только вот встретились эти двое и сели за стол из-за нас с ним... Зря сели, господа пришельцы, торги не состоятся. Половина сделки сбежала. Она не заберет себе Гело – Рыжий просто так не отдаст... Или отдаст?»
У Рыжего был разгневанный вид, а «хозяйка» перед ним явно оправдывалась. Гело больше не интересовало происходящее за столом. Теперь он, сдвинув брови, вслушивался в тишину, царившую в доме, надеясь уловить хоть какой-нибудь звук или знак о присутствии Аве. Когда его блуждающий по комнате взгляд остановился на окне, Аве высунула голову из цветов и, чтобы привлечь его внимание, легонько помахала рукой. Он увидел ее! Встрепенулся. Его взгляд разом ожил. Она приложила палец к губам и снова нырнула в ярко желтое царство.
Рыжий с Гело остались в гостях совсем недолго. Они покинули дом, как и вошли – вдвоем. «Не отдал», – с облегчением вздохнула Аве. Но тут же снова встревожилась: «Куда теперь он его везет?»
Вездеход свернул с поселковой улицы на проселочную дорогу, ведущую через кромку леса к ферме несчастного дяди Ракама. Он ехал медленно, подпрыгивая на корнях деревьев, проступавших из земли, как вздувшиеся вены склеротиков. Прячясь за кустами и деревьями, Аве бежала следом. Не доехав до фермы, вездеход остановился.
- Загляну-ка я на бойню, – буркнул себе под нос Рыжий, наказав Гело: – Жди меня здесь. 

Проверяя, надежно ли пристегнута цепь пленника к вездеходу, он повернул голову в ту сторону, где пряталась Аве. Ей показалось, что пришелец, будто рентгеновским лучом просветив взглядом кусты, увидел ее. Или... заранее знал о ее присутствии. У Аве была сильно развита интуиция, только она ей почему-то не всегда доверяла.
Выждав, пока Рыжий скроется за деревьями, Аве вышла из своего укрытия. Безумная радость осветила лицо юноши.
- Значит, это была ты – там, в цветах! Значит, я не ошибся. Ты живая... живая!
Аве тронула покрасневшую от ошейника шею Гело, скользнула пальцами по цепи и мрачно, без улыбки упрекнула:
- А ведь обещал быть осторожным. Обещал вернуться.
Он виновато опустил голову, но тотчас поднял ее снова, чтобы не пропустить ни единого мгновения их встречи, которая обоим казалась уже невозможной.
- Как тебе удалось освободиться?
- Долгая и страшная история. Не сейчас.
- Ты – единственная, кто на свободе... Никто не смог уйти от них... Аве, родная моя, тебе нельзя здесь оставаться, – забеспокоился он. – Они повсюду. А это чудовище вот-вот вернется. Спрячься где-нибудь, если можешь.
- Я прячусь на моем дереве, ты знаешь, каком. И буду ждать тебя там... Вот, возьми. – Девушка вложила в его руку заветный ключ. – Он отпирает все ошейники и цепи.
Юноша смотрел то на ключ, то на нее полными изумления и невыразимой благодарности глазами. Она дарила ему надежду на спасение. Она дарила ему шанс выжить.
- Откуда он у тебя?!. Ты не представляешь...
Послышался хруст веток под тяжелой поступью. Аве бросилась к кустам и распласталась там на земле, вжавшись в нее всем телом. Вернувшийся пришелец, прежде чем сесть в вездеход, огляделся по сторонам, вновь на мгновение задержав взгляд на кустарнике, за которым она лежала. Вездеход тронулся с места. Она подождала, пока он отъедет достаточно далеко.
«Зачем Рыжий ходил на бойню? Что он там делал?» Перебегая зигзагами от зарослей к зарослям, Аве добралась до фермы. Она понимала, как безрассудно рискует, но решила испить эту чашу до дна – увидеть собственными глазами то, что происходит за пределами загона, из которого постоянно пропадают пленники. Хоть и знала наперед, что ее ждет.
Она вспомнила, что перед летней скотобойней дяди Ракама, сооруженной им под открытым небом, есть заброшенный сарай, в котором они с мальчишками любили прятаться. С тех пор прошло немало лет, но до старого сарая никому не было дела. Он светился насквозь, а крыша его давно обвалилась. Вряд ли пришельцы станут использовать такую развалюху. Зато лучшего наблюдательного пункта и не придумаешь. Вспомнила Аве и то, что со стороны леса в стене сарая есть повисшая на одном гвозде доска, которую они во время своих детских игр использовали, как потайной лаз. Доска, как когда-то, послушно отъехала в сторону, впустив ее внутрь.
На четвереньках Аве подобралась к противоположной стене и там затаилась. Привычно пахло прелой соломой и мышами... И еще – мертвечиной. Но это уже снаружи. Прильнув к щели между досками, она увидела широкую площадку, по одну сторону которой стояло с дюжину пришельцев – мужчин и женщин, включая ее «хозяйку». А по другую, в железной клетке – человек пять пленников из загона, в котором она провела самые отвратительные дни своей жизни – все голые. Их лица были искажены ужасом и страхом. У одних глаза вылезали из орбит, другие зажмуривались и зажимали рты руками. Никто не кричал, не бился в истерике. Сильнейший шок сковал их умы и тела. Эти люди смотрели в глаза собственной смерти, наблюдая за тем, как через несколько минут всё то же самое будет происходить и с ними. 
Аве проследила направление их взглядов и увидела на длинном-предлинном бревне, горизонтально закрепленном на очень высоких козлах, подвешенные за одну ногу обезглавленные человеческие тела с содранной кожей и выпотрошенными животами. Пришелец в клеенчатом фартуке промывал их струей воды из шланга. Тут же, на дощатом столе, почерневшем от запекшейся крови, были выложены в ряд отрезанные головы и кисти рук.
До девушки, едва не терявшей сознание, донесся сдавленный, похожий на мычание стон или хрип. Перебравшись к другой щели в стене сарая, она поняла, откуда исходил этот звук, став свидетелем запредельной, ужасающей жестокости.
Два пришельца вцепились в крепкого, жилистого, голого мужчину, силой заставляя его сохранять вертикальное положение. Практически он не стоял уже, а висел на их руках, бледный, обмякший. Третий пришелец зажимал ему рот рукой, отчего тот не мог кричать, и только хрипел. Когда пришелец на секунду отвел руку, Аве поняла, что это дядя Янав, отец Мидава.
Она знала его, как человека уверенного в себе, и даже чуть-чуть заносчивого. Повидимому абсолютное владение любыми видами оружия давало ему, в его собственных глазах, право на превосходство. Но с ними – с друзьями его сына, он вел себя совсем иначе. Он так захватывающе интересно рассказывал им разные охотничьи байки, что мальчики его просто обожали.
В промежутках между работой, охотой и обработкой собственных трофеев, он мастерил для них разные забавные штучки – воздушного змея, кораблики из толстой сосновой коры с березовыми парусами, пилотки и шляпы от солнца из огромных листьев лопуха. А когда они повзрослели – беседовал с ними на равных, и даже обещал взять с собой на охоту. Такой чести не удостаивался еще никто в их поселке, потому как дядя Янав был охотником-одиночкой.
И все же с детства и по сей день Аве боялась заходить к Мидаву домой – из-за чучел животных, развешанных повсюду. Ей казалось, что они живые и смотрят со стен с тоской и укором за то, что их лишили тела, необъятности неба, уютной защищенности леса, простора полей. Не могла она избавиться и от настороженности по отношению к самому дяде Янаву. Ей казалось, что от него исходит какая-то скрытая опасность. Увидев по телевизору эту злосчастную охоту на оленя с вывалившимися на снег кишками, она поняла, какая именно.
И вот теперь этот человек у нее на глазах умирал страшной, мучительной смертью. Она до крови прокусила губу, чтобы криком не выдать своего присутствия.
При взгляде на палача или мясника, память Аве выдала слово, заменившее оба предыдущих – «резник». Возможно когда-то оно попадалось ей в папиных книжках. Сутулый, кряжистый «резник» с остатками черной шевелюры на плешивой голове, судя по медлительной торжественности происходящего, совершал самое настоящее ритуальное убийство, кровавое и бесчеловечное. В одной руке он держал нечто вроде шила, а в другой – очень узкий, длинный нож или ланцет с заостренным концом.
Неожиданно резник повернул голову в ее сторону. Аве окаменела от страха. Ей показалось, как тогда, с Рыжим, что его безразличные глаза под тяжелыми припухшими веками видят ее сквозь стену сарая. И что он ей... улыбается. Улыбается не сатанинской зловещей улыбкой, как следовало бы ожидать, а доброжелательно-лукавой.
Мистификация длилась всего мгновение, показавшееся Аве вечностью. Мясник-палач-резник снова сосредоточил все свое внимание на жертве. Неспеша, со знанием дела он поочередно – то шилом, то ланцетом – наносил ей глубокие, колющие, но не смертельные удары – в голову, в шею, в бока. Двумя ударами в подмышечные впадины перерезал нервно-сосудистые пучки. Из одних ран кровь стекала тонкой струйкой, из других била фонтаном.
Слабея на глазах, дядя Янав хрипел, конвульсивно вздрагивая всем телом от каждого нового удара. От боли, ран и покидавшей его тело крови он находился почти в бессознательном состоянии, но все чувствовал и понимал. Когда ноги его уже совсем не держали, а голова упала на грудь, один из пришельцев – тот, что зажимал ему рот, принялся мять и грубо массировать живое еще тело, дабы выдавить из него остатки крови. Сам резник и его подручные были с ног до головы в крови. Под их ногами растекалась огромная алая лужа.
Лишь после того, как жертва была полностью обескровлена, резник положил конец ее страданиям, перерезав трахею, пищевод, сонную артерию и яремную вену одним, четко вымеренным ударом клинка.
Подручные перевернули тело вниз головой и подвесили его на крюке к бревну. Один из них, вооружившись цепной пилой, сначала отделил голову, которую отнесли на стол, к остальным, а потом распилил тело вдоль позвоночника сверху донизу. Какими словами передать чувства юной девушки, смотревшей на болтавшиеся половинки отца ее друга, которого она знала с детства?
 Закончив свой мастер-класс, пришелец-палач обратился с речью к наблюдавшим за ним собратьям: 
- Я показал вам, как получают настоящее, чистое мясо без крови и адреналина. А через пару часов вы узнаете, каково оно на вкус. Готовить буду сам, тоже по древним библейским рецептам. Ближе к закату приглашаю всех на трапезу.
- А эти? – уже вслед удалявшемуся мастеру крикнул один из ассистентов, указывая на пленников в клетке, с которых градом лил пот. – Что делать с ними?
- Я научил вас. Вот и попрактикуйтесь, – не оборачиваясь, бросил тот.
Ассистенты уже направлялись к клетке, когда на бойне появились два свежих пришельца. Каждый вел на поводке мальчика-подростка с ядовито-желтыми ярлыками на ушах. Аве хорошо знала обоих. Стоило ее родителям лечь в гамаки на дневной отдых, а ей – устраиться с книжкой у окна, как они начинали перед их домом гонять мяч, который почему-то с грохотом летел то в забор, то в калитку. А бывало, что и в окно. На речке они всегда так шумно плескались, что всем мешали купаться. 
Куда подевалась их залихватская подростковая нагловатость. Вид у обоих был жалкий, пришибленный, даже какой-то затравленный. «Уж не держат ли их «хозяева» в собачьей конуре на заднем дворе? – непроизвольно промелькнуло в голове Аве. Однако былая досада на двух разгильдяев уступила место тревоге: – Зачем их привели на бойню? Господи, неужели и их..?»
Один из «хозяев», ласково почесывая «двуногого друга» за ухом, обратился к своему собрату, смывавшему шлангом лужи крови, вытекшие из последней жертвы.
- Кто у вас тут ведает кастрацией? Мы хотим оскопить наших питомцев.
- Зачем? – не прекращая своего занятия, равнодушно поинтересовался чернокожий, сверкнув белками.
- Не задавай глупых вопросов. Так спокойнее. И надежнее. Разве мы первые? Все так делают... Говори, куда укладывать пацанов.
Съежившись в комочек, мальчишки дрожали, беспомощно озираясь по сторонам. Они бы, не задумываясь, дали деру, да цепь надежно удерживала их во власти этих двух существ. Чтобы не видеть, что будет дальше, Аве, почти не дыша, тихонько выбралась из сарая и, петляя от куста к кусту, побежала назад, к своему зеленому другу.

На дерево-то она забралась, но живот громким урчанием напоминал ей, что давно уже пуст, что пора бы дать ему работу.
- Уймись, глупый! – рассердилась на него Аве. – Да мне кусок в горло не полезет после всего, что я видела. Сейчас можно думать только об одном – о том, чтобы тебя самою ненароком не зажарили и не съели.
Она всегда разговаривала со своими внутренними органами и со всеми частями тела, как со старыми добрыми друзьями или – как учительница с учениками: журила их, давала поручения, советы. И тело ее, как правило, слушалось. Но на сей раз живот подчиняться не пожелал, и Аве попыталась сообразить, как ей добраться до холодильника собственного дома, который, увы, уже не был ее домом.
Тут очень кстати на крыльце показалась «Акиязох» и, деловито вышагивая, направилась вглубь поселка. «К кому собралась в гости – к Скорняку или Рыжему? – со злой иронией подумала Аве. – Может захотелось кожаную обновку? В любом случае, мне крупно повезло.»
Подождав, пока пришелица скроется из виду, Аве спустилась с дерева, прошмыгнула за калитку и залезла через окно в свою комнату, а оттуда на кухню. По привычке первым делом направилась к холодильнику. У мамы там всегда хранились какие-нибудь молочные продукты – сыры, йогурт, кефир, творог, вкуснейшая сырковая масса с изюмом, сметана, парное молоко в крынке под марлиевым лоскутком, на котором образовывались такие густые сливки, что их можно было есть ложкой. Ну и конечно – салями, буженинка или ветчина... Летом дома не переводились фрукты и ягоды – садовые, лесные. И обязательно что-нибудь печеное – яблочный пирог или клубничный, пирожки с черникой или вишней, с капустой или картошкой...
От таких воспоминаний рот девушки наполнился слюной, а живот – нетерпеливым ожиданием. Она знала, что из прежнего роскошества ничего уже не осталось, но не теряла  надежду, что хоть что-нибудь да завалялось. Распахнув дверцу холодильника, Аве отпрянула и тут же с шумом захлопнула ее. Не только морозилка, но и все полки были туго набиты прозрачными пакетами с сырым мясом.
Голод разом улетучился, уступив место тошноте. Аве могла бы найти остатки маминых съестных припасов на кухонных полках, в погребе, или нарвать фруктов в саду. Но сама мысль о еде теперь вызывала лишь новый приступ тошноты. И она поспешила вон из опаганенного пришелицей дома.
Однако добраться до своего дерева не успела. Открыв калитку, девушка угодила в широко раскинутые руки Рыжего. Он-таки выследил (или вычислил) ее.
Вскрикнув от неожиданности, Аве метнулась вправо – он за ней, она метнулась влево – он уже там – так деревенские жители ловят в своих дворах кур, избранных на заклание. Она отчаянно отбивалась. Нижняя подсохшая ветка лиственницы зацепилась за его фуфайку. В пылу охоты он не обратил внимания на характерный треск рвущейся ткани. Аве сделала рывок в сторону леса – он подставил ей ножку. Она с разгону растянулась на траве.
Попыталась вскочить – помешало что-то холодное и жесткое, больно врезавшееся в ее лодыжку. То была удавка для отлова бродячих собак – металлическая трубка с самозатягивающимся тонким тросом в виде петли.
- Попалась, земляночка. От дяди не уйдешь. Дядя первоклассный охотник. – Рыжий удовлетворенно улыбался. – От дяди еще никто не ушел. Видишь, как хорошо, и обмен не понадобился. Вставай, вставай. – Он схватил ее за руку и рывком поставил на ноги. – Ты как, предпочитаешь ошейник на горле или удавку на ноге? С удавкой ты будешь ко мне ближе. Выбор за тобой. А пока пошли домой, милая. Я тебя уже заждался.
Насильно увлекаемая пришельцем, Аве озиралась по сторонам в надежде на чью-нибудь помощь. Им попался только Коротышка, равнодушно прошмыгнувший мимо, да два пришельца, копавшиеся в огороде. Прервав свое занятие, они подошли к забору поглазеть на «улов» сородича.
Со своего высотного наблюдательного пункта Аве видела, как эти двое выгуливали ее брата. По их повадкам и взаимоотношениям она сразу догадалась, кто они такие, и пришла в ужас, представив, во что вляпался ее бедный брат. Взгляд Аве метался по саду. «Если эти педики там, значит и брат должен быть где-нибудь рядом», - предположила она.
- Аквов! Где ты? Отзовись.
Ей никто не ответил. Парочка равнодушно смотрела на нее.

                Глава 17

- Не слишком ли быстро пустеют загоны? Хорошо бы пополнить наши запасы продовольствия, – покончив с чревоугодием, сказал Вожак, ни к кому не обращаясь, и одновременно обращаясь ко всем.
Пришельцы, сыто развалившиеся вкруг затухающего под вертелом костра, навострили уши.
– Так за чем дело стало? – поддержал Вожака Белобрысый и смачно срыгнул. – Добрая охота – лучшее средство от скуки.
- И на кого ж мы будем охотиться? – недоверчиво поинтересовался Коротышка. – Вроде бы все по загонам сидят... не считая питомцев.
- Все да не все. По ту сторону леса, на запад отсюда, я засек еще один поселок. Наши до него каким-то образом пока не добрались. Непорядок! Выкурим народец из их домов и... бери голыми руками.
Пришельцам идея понравилась. Отправили гонцов по домам, собрав воедино всю свою братию. Вооружились всем необходимым для охоты, затем выстроились, как положено, по трое в ряд и – прямиком сквозь лес за Белобрысым. Даже про охотничий рожок не забыли.
Шли довольно долго. Вскоре лес начал редеть и пришельцы увидели поселок, мало чем отличавшийся от того, в котором они так вольготно расположились.
- Ну, что я говорил! – с торжествующим видом подбоченился Белобрысый.
- Видим, что не обманул, – подмигнул ему Вожак. – Теперь надо обмозговать, как их из домов выманивать.
- Да проще простого, – подсказал Тощий. – Откроем пальбу по их домам – сами повыскакивают, как семена из лопнувшего стручка.
Он не ошибся. Даже долго палить не пришлось. После первых же выстрелов все жители поселка высыпали наружу. Оглушая взбудораженных людей улюлюканьем, свистом и пальбой, пришельцы начали окружать их. А те, с перепугу теряя ориентиры, все плотнее сбивались в кучу, заслоняя собою детей. На пытавшихся спастись бегством Вожак с воинственным кличем накидывал лассо и подтягивал сбитого с ног обратно, волоча его по земле. Орудуя прихваченными на фермах электрошокерами, пришельцы погнали новых пленников через лес к уже освоенным ими местам...

Гело, которого Рыжий после несостоявшегося обмена вернул в стойло, первый заметил, что пришельцы, вооружившись и сгруппировавшись охотничьим строем, уходят в лес. Лучшего случая для освобождения может больше не подвернуться, тут же принял решение он.
Присматривать за «мужским загоном» остались всего двое. За спиной каждого – по автомату. О чем-то болтая, они даже не смотрели в сторону загона.
Полученный от Аве ключ Гело испробовал сначала на себе – ненавистный ошейник разомкнулся. Эмоции выплескивались через край, ему хотелось по-мальчишески прыгать и кричать от радости. Но он сдержался, заставляя себя сохранять спокойствие и мрачное выражение лица. Не снимая ошейник, Гело толкнул локтем дремавшего в соседнем стойле Родефа и с безразличным видом зашептал:
- Слушай меня внимательно. Сейчас я передам тебе ключ от ошейников. Только нужно действовать тихо, продуманно и осторожно, чтобы охранники раньше времени ничего не заподозрили.
В потухших было глазах друга вспыхнули одновременно надежда и сомнение.
- Не верю. Покажи!
Разжав ладонь, Гело показал ему ключ.
- Откуда он у тебя!?. – вскричал Родеф.
- Тсс! Я же просил... – шикнул на него Гело. – Аве дала. Не знаю, где и как она его достала. Откроешь свой ошейник сам, но пока не снимай. Потом передашь ключ Ашиму, предупредив по-тихому и его.
Сначала на Родефе, потом на Ашиме ошейники, слабо лязгнув, отомкнулись. На лицах всех троих засияла глуповато-счастливая улыбка. Увы, четвертого товарища не было среди них. Несколько дней назад Мидава забрали. В загон он больше не вернулся.
- Класс! – прошептал Гело. – Теперь нужно освободить остальных.
Тем же путем пустили ключ по цепочке, не очень надеясь, что неуправляемые подростки сумеют сохранять спокойствие. Опасения оказались не напрасными. Возня-таки поднялась с возбужденно-нервным перешептыванием и жадно тянущимися грязными пятернями. Один из охранников, заметив необычное оживление в загоне, пошел вдоль стойл, подозрительно вглядываясь в лица пленников. Нужно было что-то делать.
И тут Родеф начал вдруг биться спиной о заграждение, громко, бессвязно крича. Охранник ринулся к нему с электрошокером наизготове. Родеф как бы неосознанно оттянулся назад, насколько позволила цепь, чтобы больно жалящая палка его не достала, и заголосил еще громче. Все обитатели загона затихли в ожидании дальнейшего развития событий.
Охранник вошел в стойло и выбросил вперед руку с электропогонялкой, намереваясь усмирить разбушевавшегося пленника. Сбросив с себя ошейник, Гело размахнулся и ударил пришельца кулаком по голове, благо перегородки были невысокие. И пока тот приходил в себя от неожиданности, завладел его автоматом.
- Эй, ребята! Берегитесь! – крикнул самый старший из юношей поселка по имени Неваз.
Резко обернувшись, они успели увидеть направленное на них смертоносное дуло. Гело сам не понял, как спустил курок. Этот почти рефлекторный выстрел был первым в его жизни. На какое-то время от шока он потерял контроль над собой. Пошатнувшись, второй охранник рухнул на землю. А первый, приподняв голову, не спускал глаз с автомата в руках Гело.
Ашим перемахнул через перегородку и оседлал поверженного пришельца. Родеф, не растерявшись, защелкнул на его шее свой ошейник. Втроем они подхватили подмышки другого охранника – живого, но обвисшего, как мешок с мукой, и, забрав оружие, затащили его в соседнее стойло, тоже посадив на цепь.
- У нас целых два автомата! – Родеф сиял, победоносно поднимая оружие высоко над головой. – Это уже что-то. Теперь мы можем за себя постоять.
- Да выходите же! – крикнул Гело притихшим пленникам. – Вы свободны!
- Надолго ли? – мрачно поинтересовался Неваз. – Их слишком много. И нам некуда идти.
- В лес! Уходите в лес, спрячьтесь там до лучших времен, – подсказал Гело, понимая, что другого варианта у них попросту нет.
- А вы? – робко спросил кто-то из мальчишек. – Разве вы не с нами?
- Мы обязательно присоединимся к вам. Только позже, – ответил Гело. – Нам нужно освободить наших... и ваших родителей, всех пленников, запертых на соседней ферме. Или вы забыли про них?
Мальчишки и зеленые юнцы с болтающимися на ушах нелепыми бирками, согнувшиеся как старички от боли, причиняемой воспалившимся клеймом, неуверенно выползали в проход, разделяющий стойла. Выползали только с одной стороны.
- А как же мы? – подали голос пленники с противоположного ряда. – Вы что, оставите нас здесь?
- Фу ты черт! – выругался Гело. – У кого ключ? – И, получив его, бросил крайнему. – Освобождайтесь. И поживее. Последний передаст ключ мне.
Наконец всей гурьбой они вышли под открытое небо, радостно озираясь по сторонам и наполняя легкие чистым, не пропитанным нечистотами воздухом.
- Неваз! Ты самый старший. Позаботься о них, – сказал Гело мрачному юноше. – Ты отвечаешь за них головой. И давайте договоримся. Место встречи – лесная избушка у родника. Если нам ничего не помешает, мы всем селом соберемся там.
- И что потом? – поинтересовался Неваз, комично тряхнув своей биркой, отчего болезненно сморщился.
– Не знаю... – честно признался Гело. – Будем выслеживать, выжидать, будем хитростью или силой отбирать у них оружие... А сейчас, пока их нет, уходите. Не теряйте время.
Мелкой рысцой освобожденные пленники устремились к лесу. С Гело остались только два его друга.
- Ребята, нам нужно забрать Аве, – сказал он.
- Откуда забрать?
- Она в поселке. Совсем одна. Сидит на своем дереве и ждет нас.
- Но поселок ведь занят пришельцами, – малодушно возразил Ашим. – Возвращаться туда опасно.
- Не опаснее всего того, что мы сейчас делаем, – огрызнулся Гело. – Аве – наша подруга. И это она, между прочим, достала ключ, освободивший всех нас.
- Да конечно... Я понимаю...
Помедлив, Гело принял решение:
- Сделаем так: Я отправляюсь за Аве, а вы идёте на ферму дяди Ракама. Там пришельцы держат всех остальных. Возьмите оба автомата и ключ. И вперед! Нейтрализуйте охрану и начинайте освобождать наших. А мы с Аве к вам присоединимся.
- А как же ты без оружия? – крепко зажав в руках автомат, спросил Ашим.
- Надеюсь не понадобится. Прихвачу с собой электропогонялку.
Гело запомнил, где Рыжий обычно оставлял вездеход, и направился прямо к нему.
- Ты что, знаешь, как управлять этой штуковиной? – удивился Родеф.
- Кажется знаю. Да поторопитесь же! До встречи... А если нас не дождетесь, вы знаете, куда всех вести. – Гело лихо запрыгнул в вездеход.
- Нет уж, брат, давай без экспериментов. Мы дождемся вас, – нахмурившись сказал Родеф.

                Глава 16

Не раз сопровождая Рыжего, Гело, сидя в прицепе с пригнутой головой, не видел почти ничего, кроме его рук, манипулирующих на пульте этой несложной «колымаги». Он хорошо запомнил каждое его движение. Так что всё получилось с первой же попытки. Через несколько минут притормозив под раскидистой лиственницей, он издал их условный сигнал.
Подождал немного, всматриваясь в крону дерева у себя над головой. Никакого движения. Оглядевшись по сторонам, тихонько окликнул Аве по имени – ответа не последовало. Гело стоял в растерянности, не зная, что делать, куда идти, где искать ее.
Длинные ветви, словно руки застывшей в танце балерины с грациозно оттопыренными пальчиками, тянулись к нему от ствола, едва не касаясь земли. И хотя ветра не было, ему показалось, что одна из ветвей дрогнула и качнулась. В надежде, что это спускается Аве, он подбежал ближе к дереву, в нетерпеливом ожидании глядя вверх. Увы. Он разочарованно опустил голову. Взгляд его наткнулся на желто-черный лоскуток, повисший на сучке нижней ветки – той самой, что привлекла его внимание.
Гело сразу вспомнил, на ком видел такую расцветку. Кровь бросилась ему в голову. Аве похитил Рыжий! Что он с ней сделал? Куда увел? Быть может в загон? Первым его побуждением было мчаться туда... А если нет? Поразмыслив, он сказал себе:
«Если она там, друзья освободят ее вместе со всеми. А если нет, то, поехав на ферму, я только потеряю драгоценное время. Нужно проверить дом Рыжего.»
Похлопав старую лиственницу, в знак благодарности, по стволу, он прыгнул в вездеход.
Поселок выглядел вымершим, но Гело не был уверен, что, заполучив Аве, Рыжий ушел со всеми. Он подкрался к дому, в котором пришелец обосновался, прислушался, по очереди заглянул во все окна – нигде ни звука. Гело прокрался внутрь.
«Неужели он запер ее одну в той ужасной «комнате смеха»? Она же сойдет с ума!» Он и сам не мог заставить себя заглянуть туда. Улыбающиеся головы односельчан с фарфоровыми глазами неотступно преследовали его. Но он все же открыл проклятую дверь – Аве в комнате ужасов не было.
Обойдя весь дом, Гело остановился посреди коридора. Куда же уволок ее Рыжий? Видимо, все-таки в загон. Прежде чем уйти, он на всякий случай окликнул, сначала тихо:
- Аве... – потом громче: – Аве! Это я – Гело. Если ты здесь, отзовись.
Не получив ответа, юноша направился к выходу. Слабый шорох или возня заставили его остановиться. Замерев на месте, он затаил дыхание, вслушиваясь в тишину. Может мыши? Хотя, откуда им взяться в этом мертвом безмолвии. И вдруг расслышал приглушенный голос:
- Я здесь, Гело.
- Где?!? Где ты?
Гело волчком вертелся на месте, не понимая, откуда исходит голос. Половицы под ним скрипнули и спружинили. Он посмотрел себе под ноги. Вдоль коридора тянулась длинная ковровая дорожка. Откинув ее, Гело увидел вырезанную в полу квадратную крышку люка, так хорошо пригнанную, что ее и без ковра трудно было бы заметить.
В крышку заподлицо было вделано кольцо. Гело потянул его на себя, но люк не открылся. Встав на колени, он попытался найти замочную скважину для ключа или что-нибудь в этом роде. И только тогда догадался – бронзовое кольцо составляло одно целое с задвижкой. Чтобы получить доступ к люку, нужно было повернуть кольцо в сторону, и задвижка уползала внутрь. Ему наконец удалось откинуть крышку, обнажив темный провал.
- Аве, ты здесь? – почему-то шепотом спросил он.
Она появилась в квадратике света, перед вертикально уходящей вниз лестницей и протянула к нему руки. Он лег на пол, ухватил ее за запястья и вытянул из погреба...
Они стояли друг против друга, счастливые и оробевшие одновременно. Набравшись храбрости, он крепко прижал ее к себе. То были их первые объятия, первое открытое проявление затаенных, еще невысказанных чувств.
Аве закрыла глаза, на мгновение позволив себе забыть обо всем. Не совладав с собой, он припал к ее губам нежным робким поцелуем. Она обвила замерзшими руками его шею, готовая раствориться в нем, в волной нахлынувшей неге. Но оба понимали – расслабляться сейчас никак нельзя.
Она отстранилась первая и срывающимся от переполнявших ее чувств голосом спросила:
- Как ты нашел меня?
- Твое дерево подсказало, – улыбнулся он. Но тут же нахмурился. – А как ты оказалась в погребе?
- У этого рыжего дьявола не было дома ошейника с цепью. Он привел меня сюда на удавке. Его куда-то срочно позвали. Вот он и засунул меня в подпол, чтоб не сбежала, пока его нет. – Она с нежностью смотрела на Гело, проведя ладошкой по его первой шелковистой поросли на щеках и над верхней губой: – Как же я за тебя волновалась и... как скучала. Я так боялась, что мы никогда-никогда больше не увидимся, что с кем-то из нас случится что-то страшное.
- Не было минуты, чтобы я не думал о тебе. И хоть там, в загоне, был настоящий ад, я предпочел бы, чтобы ты была рядом, чтобы у меня был шанс защитить тебя. Ничего нет хуже неизвестности...
- Есть, – не согласилась она, разом помрачнев. – Неизвестность сохраняет хоть какую-то надежду. Хуже, когда ее нет.
- Я все время думал о том, что должен найти способ спасти тебя. А получилось, что не я тебя, а ты спасла меня.
- Какая разница, кто кого. Сейчас ты спасаешь меня, – улыбнулась Аве. – Мы живы, мы свободны... пока. И мы вместе.
Он снова обнял ее и, щекоча губами ей ухо, словно извиняясь, прошептал:
- Нам надо спешить. Нас ждут.
- Кто ждет? Где? – Она отстранилась, чтобы видеть его глаза.
- Родеф и Ашим. На ферме дяди Ракама. 
- Родеф и Ашим, – эхом повторила Аве. И осторожно спросила: – А Мидав?
- Мы не знаем, где он. Он пропал.
- Так значит Мидав, – упавшим голосом прошептала Аве.
- О чем ты? – сдвинул брови Гело.
- Так... Ни о чем... Не сейчас.
Он повел ее к вездеходу.
- Подожди. Сначала мы должны зайти в два места, - остановила его Аве.
- Зачем?!. У нас совсем нет времени, – занервничал Гело.
- В одном доме мой брат, – с болью в голосе проговорила Аве. – Я видела с дерева его с двумя... геями... Господи, среди этих подонков есть и такие... А вон там малявка Ашютак. Ее забрал себе один отвратительный тип. Сейчас его нет. Значит она сидит одна, на цепи. Гело, он не человек, он – чудовище, он делает с ней такое... Он замучает ребенка. Мы должны ее спасти...
Держась за руки, они побежали через улицу. Дверь оказалась запертой, но окна были открыты. Гело вскарабкался на подоконник и подтянул за собой подругу. 
Аве часто бывала у соседей, с которыми они жили бок о бок много лет. Но, оглядевшись по сторонам, не узнала их основную комнату. В ней царил невообразимый кавардак – разбросанные вещи вокруг, грязная посуда, остатки еды и омерзительная вонь.
- Ашютак, – позвала Аве.
В доме царила тишина. Она открыла дверь в соседнюю комнату и, сдавленно вскрикнув, отпрянула. В углу, на циновке, туго прикрученная к ножке кровати, в неестественной позе лежала маленькая девочка. Она была мертва. Циновка набухла, пропитавшись ее кровью. Чтобы не завыть в голос, Аве уткнулась лицом в плечо Гело. Он поспешил увести ее от жуткого зрелища.
Гело очень боялся, что во втором доме их ждет нечто подобное. Боялся, что если его опасения подтвердятся, психика Аве не выдержит. Ведь там ее родной брат, родившийся и выросший на ее глазах и, можно сказать, на ее руках.
Они подошли к дому, указанному девушкой. Здесь дверь не была заперта. Приоткрыв ее, Аве дрожащим голосом окликнула брата – раз, другой, но не получила ответа. Губы ее задрожали. Ноги стали какими-то тряпочными, будто разом лишившимися костей.
- Жди меня здесь, – приказал Гело. – Я войду первым.
В гостиной и на кухне было пусто. В детской тоже никого не было. Он осторожно заглянул в следующую комнату. Там была родительская спальня. На разобранной постели лежал светловолосый пришелец. А рядом с ним со скучающим видом сидел мальчик.
В первый момент Гело показалось, что пришелец мертв, и тут же возникла догадка: уж не Аквов ли убил его. Но глаза пришельца открылись и зафиксировались на вошедшем, как на экране телевизора – безо всякого выражения. Гело в растерянности застыл на пороге. Встречи с пришельцем он ожидал меньше всего. Оттолкнув его, в комнату ворвалась Аве. Не обращая внимания на чужака, она бросилась к брату.
- Аквов! Миленький! Ты живой! Слава Богу.
Мальчик смотрел сквозь сестру отсутствующим взглядом, никак не прореагировав на ее появление.
- Братишка мой... Это же я, Аве.
Не поднимаясь с постели и не изменив позы, голубоглазый пришелец все так же безучастно наблюдал за ними.
- Я пришла за тобой. Ты идешь с нами, – сказала Аве, встряхнув брата за плечи.
- Ты что, не видишь, что я на цепи? – наконец подал он голос.
- А э...этот? Почему он лежит, почему не ушел со всеми?
- Он не любит охоту. Его друг из любопытства пошел. А этот не захотел оставлять меня одного. Добренький, блин.
- Они сильно мучили тебя, бедный мой...
- Ну что ты. Они меня сильно любили. – Мальчик вдруг громко, истерично захохотал.
- Гело, отомкни его ошейник, – потребовала Аве.
- Не могу, – беспомощно развел руками юноша. – Ключ у Родефа и Ашима. Они сейчас освобождают всех наших.
- Как же быть?.. – расстроилась Аве.
- Аквов, ты не знаешь, где они держат этот чертов ключ от твоего ошейника? – на всякий случай спросил Гело.
- Как не знать, – безразличным тоном ответил мальчик. – Вон он, у него на шее.
Гело решительно шагнул к Голубоглазому и с запинкой проговорил:
- Чюлк адюс йад!
Пришелец криво улыбнулся одним кончиком губ и хладнокровно ответил:
- Тен.
Гело сжал зубы. Времени на уговоры не было, да и общения не получалось. Нужно действовать или уходить, оставив мальчика пришельцам, чего Аве ему никогда не простит. Единственным оружием при нем был захваченный с фермы электрошокер. Не раздумывая, Гело прижал конец парализующей или вызывающей болевой шок палки к груди пришельца. У того перехватило дыхание, судорогой свело тело. Вытаращив глаза, он начал хрипеть, хватая ртом воздух. Гело содрал с него цепочку с ключом, отомкнул ошейник подростка и снова его защелкнул, но уже на шее пришельца, а ключ сунул в карман.
Без лишних слов схватив брата за руку, Аве потащила его к двери. Но на полпути что-то заставило ее оглянуться. Пришелец смотрел ей вслед своими небесно-голубыми глазами – именно ей, а не брату – еле заметно махая рукой на прощание, будто и не его только что огрели электрическим разрядом, будто он не враг ей и не чудовище, а добрый знакомый. Аве могла бы поклясться, что губы его оставались сомкнутыми, но она явственно услышала слова, прозвучавшие то ли в воздухе, то ли у нее в голове на привычном ей языке:
«Не переживай, Ева. Твой брат всё забудет. Это ради тебя.»
Тряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения, она захлопнула за собой дверь.
Минутой позже они уже ехали втроем на ферму. Аквов снова ушел в себя и ни на что не реагировал.
- Если все это когда-нибудь кончится, я думаю, ему понадобится психотерапевт, – тихо сказал Гело, кивнув в сторону мальчика.
Аве ничего не ответила. Она думала о голубоглазом гее.

                Глава 17

Перед фермой толпились освободившиеся от пут пленники. Грязные, отощавшие, измученные, морально раздавленные, они, казалось, не способны были даже понять, что снова могут чувствовать себя людьми.
Родеф и Ашим успели сообщить им, что все... ну, или почти все подростки и юноши поселка целы, свободны и дожидаются их в лесу, в условленном месте. Завидев приближавшийся вездеход, друзья устремились ему навстречу, заключив Аве и ее брата в объятия. С перекошенным лицом и нескрываемым отвращением Аквов сорвал с себя их руки. Родеф и Ашим удивленно переглянулись.
_ Братишка, ты чего? Своих не узнаешь?
- Оставьте его в покое, – вмешался Гело. – У него шок, как у всех нас. Это пройдет.
С отчаянной надеждой Аве всматривалась в лица односельчан. Потом бросилась в самую гущу их, хриплым шепотом (голос не слушался ее) спрашивая каждого:
- Где моя мама? Кто знает, где она? Подскажите же хоть кто-нибудь, где ее искать.
Односельчане хранили мрачное молчание.
- Мы не знаем, девочка моя, – дрожащая старческая рука легла ей на плечо. – Эти звери все время кого-нибудь забирали. Но ни разу никто не вернулся обратно.
- А маму когда забрали? – не унималась Аве. Ей нужно было знать наверняка. Очень нужно.
Люди, утратившие счет времени, способность мыслить, пребывавшие в глубокой депрессии, смотрели друг на друга, пытаясь вспомнить. Наконец, одну женщину осенило:
- Так в тот же день и забрали, когда ты ее навестила. Выволокли из загона и увели.
Низко опустив голову и сжав кулаки, Аве отошла в сторону. Ее тут же подхватил под руку Гело:
- Надо уходить в лес. Незамедлительно. Иначе мы все рискуем снова оказаться в загоне. Ведь ты не хочешь этого, Аве? Пожалуйста, соберись. Ради брата... Ради меня.
- Боюсь, незамедлительно не получится, – подошел к ним Родеф.
- Что не так? – нахмурился Гело.
- В поселке осталось несколько малышей, – объяснил Родеф. – Их родители... ну, те, что уцелели, заявляют, что никуда без своих детей не пойдут.
- Я с дерева видела пятерых, – тут же включилась Аве, – ...не считая Аквова и Ашютак. И еще должны быть мальчишки, двое, из Шестого «Б». Только я не знаю, в чьем они доме.
- А что Ашютак? – в один голос спросили Родеф и Ашим.
Эту солнечную, жизнерадостную и очень красивую девчушку обожал весь поселок. Она, можно сказать, была его символом. По мрачному виду Аве и Гело друзья все поняли без слов и, склонив головы, умолкли. Время подсчитывать потери еще не пришло.
К ним подошла группа односельчан. Беспокойство за детей, казалось, возвращало их к жизни. С настойчивой нервозностью они доказывали, что должны немедля идти в поселок.
- Ладно. Мы с вами! – вынужденно принял решение Гело. – Будь что будет. Мы должны держаться все вместе. Сколько у нас автоматов?
- Теперь четыре, – ответил Родеф. – У охранников отняли еще два. Больше ничего найти не удалось, пришельцы все забрали с собой.

До поселка было рукой подать. Но Гело предпочел снова воспользоваться вездеходом, чтобы усадить в него детей – тех, что удастся найти и освободить.
К великому изумлению и радости родителей, нашлись все. Они были не просто живые, а сытые, чистенькие, нарядно разодетые, украшенные бантиками, брелоками и прочей дребеденью. Только вот – посаженные на цепь. Лишь самые маленькие были без ошейников. Каждый ребенок сиротливо сидел один в пустом доме в ожидании своих хозяев. Те, что поменьше, горько плакали. 
Нашли и двух мальчишек, которых «хозяева» приводили на кастрацию. Ярлыки с их ушей исчезли, но оба не могли нормально ходить, широко и неуклюже расставляя ноги. Под любопытно-сочувственными взглядами односельчан их щеки пылали, а глаза бегали. 
У погибшей малышки Ашютак не осталось родителей. Аве не сомневалась, что  хоронить и оплакивать ее будет весь поселок. Но пока она решила никому не показывать дом, в котором лежало ее тельце.
Вид поселкового продуктового магазина приковал к себе внимание беглецов, вызвав болезненные спазмы в их пустых желудках. Одни мужественно пытались побороть нестерпимый приступ голода, другие взбунтовались, напомнив, что много дней питались одной сырой крупой, посыпанной к тому же отвратительно пахнущим порошком. Двери не были заперты, и голодные люди набились в магазин.
Оказавшись внутри, они застыли, подозрительно озираясь по сторонам. Все охлаждаемые витрины были буквально забиты мясными продуктами, аккуратно расфасованными и рассортированными по стандартным отрубам – шейный отруб, лопатка и плечевая часть, корейка на ребрах, антрекот, филей – оковалок и вырезка, грудинка, костец, подбедерок, огузок, рулька, голяшка и так далее. Сельские жители, трудившиеся из поколения в поколение на фермах, прекрасно знали, как выглядят и чем отличаются друг от друга говядина, свинина, баранина, курятина... То, что лежало на витринах, не было похоже ни на одно из них.
Они озадаченно и тревожно переглядывались, боясь поверить возникшей догадке. Тесня друг друга, в гробовом молчании люди, пятясь, покидали магазин. Многократно пережитый шок в очередной раз сковал их умы и тела. Все подавленно, тупо молчали.
- Не знаю, что и думать, – шепнул Гело друзьям. – Пришельцы давно уже должны были вернуться. Почему их до сих пор нет?
- Ну так радоваться надо, что нет, – беспечно отозвался Ашим. – Даже после стольких проволочек есть шанс уйти в лес живыми.
- Не знаю, не знаю, – задумчиво пробормотал Гело, размышляя вслух, – тут явно что-то не так. 
Аве тоже чувствовала подвох. Более того – ей постоянно казалось, что за ними наблюдают. Как за подопытными кроликами. Но она предпочла промолчать.
 Осуществив задуманное, односельчане усадили спасенных детей к Гело в вездеход, и процессия двинулась, наконец, к лесу.
Поравнявшись со своим деревом, Аве подбежала к нему, обвила ствол двумя руками и быстро прошептала:
- Не скучай без меня. Я обязательно вернусь. Ведь мы друзья на всю жизнь. Спасибо тебе за все.

                Глава 18

Перед началом «великого исхода» Гело бросил вездеход там, где его взял – использовать его и дальше было небезопасно. Поэтому в поход отправились все пешком, включая детей. Самых маленьких мужчины посадили себе на плечи.
Опустив голову, Аве бездумно передвигала ноги. После дней запредельного напряжения и непрекращающихся стрессов ее мозг требовал если не отдыха, то хотя бы передышки.
Она шла по лесу, который знала наизусть, и память уносила ее назад, в такое близкое и такое безвозвратно далекое прошлое. Здесь, на пригретом солнцем пригорке, они с мамой и братом собирали в стеклянную банку землянику. Сюда ходили по грибы. Разноцветные сыроежки и облепившие трухлявый пень опята веселили, но не больше. Сопливенькие маслята с желтой губкой под шляпкой и ярко рыжие лисички можно было считать находкой. Подберезовик – так себе (слишком часто оказывался червивым). Подосиновик, гордо выставлявший на высокой ножке свою темно красную мясистую шляпку, попадался редко и потому был желанным гостем в лукошке. Но ничто не могло сравниться с семейством боровиков, безраздельно царивших в грибном лесу, как львы в саванне. Если удавалось найти хоть одного крепыша под слоем еловых иголок и палой листвы, можно было считать, что поход удался.
Летний лес звенел птичьими голосами. А какие рулады выделывал соловей, какие брал коленца! Когда же к лесному концерту присоединялась свободолюбивая невидимка кукушка, оглашая все вокруг своим гулким, таинственным «ку-ку», мама неизменно запевала свою любимую, сентиментальную песенку:
«Тихо, все в лесу молчит,
Лишь кукушечка кричит.
Ты, кукушечка, скажи,
Да всю правду доложи:
Сколько раз еще весной
Мы увидимся с тобой?»
И начинала считать. Кукушка обычно не скупилась на обещания. У мамы на всё находилась соответствующая песенка. Если они собирали цветы во ржи, расцвеченной красно-синими огоньками, она напевала: 
«В поле маки-васильки,
Все они мне любы.
Васильки – твои глаза,
Маки – твои губы». 
От ее звонкого голоса, казалось, даже острокрылые ласточки как-то по-особому кружили над головой – будто танцуя. Слетались к ней и бабочки, так похожие на порхающие цветы, и бесстрашно садились ей на плечи.
Взгляд Аве, затуманенный слезами, независимо от нее, привычно подмечал все вокруг. То здесь, то там из сочной зелени выглядывали скромные лесные цветы – нежно сиреневые колокольчики (казалось, тронь их, и они зазвенят); гордые свечки ночных фиалок, лишь с наступлением сумерек источавшие дивный аромат; загадочная сказка леса – ландыши, похожие на крошечные восковые чашечки, из которых эльфы, должно быть, пьют по утрам росу.
Сколько раз Аве ходила с мамой в лес за цветами. Каждый изящный стебелек ландыша казался бесценным приобретением. Они бережно несли домой обернутые в свои же листья букетики, ставили их в самые красивые вазочки на самом видном месте и поминутно любовались, с наслаждением вдыхая их умопомрачительный аромат...
«Мама... Мама... Мамочка, где ты теперь?»

Пробираясь сквозь чащу, уже на подходе к лесной избушке, беглецы услышали треск веток и приглушенные голоса. Застыв на месте, они тревожно вглядывались в сумрак леса. Те, у кого было оружие, взвели курки, встав в позу обороны. Остальные еще в поселке запаслись вилами, топорами, выдранными из заборов кольями, и теперь ощетинились всем этим инвентарем, как племя дикарей.
Но за кустами прятались не пришельцы, а их собственные дети – мальчишки-подростки и юноши, бежавшие с другой фермы. Грязные, напуганные и уморительно смешные с ярлыками в ушах. После всплеска бурной радости и объятий все озадаченно уставились на эти ярлыки. Чтобы еще больше не шокировать родителей, мальчики договорились умолчать про выжженные на их спинах клейма. 
 
Лесная избушка стояла на краю просторной поляны в окружении высоких сосен, стволы которых горели оранжевым пламенем в отблесках близкого заката. Всем хотелось уйти как можно дальше от поселка и ферм, оккупированных пришельцами, но, истощенные и замученные, они быстро выбились из сил и потому решили заночевать здесь, на поляне. А детей уложить в избушке. 
Расположившись на траве и наконец слегка расслабившись, односельчане начали вспоминать и перечислять поименно всех, кто пропал или был убит на их глазах. Пережитый ужас, унижения и страх снова оказаться в этом кошмаре мешали им осознать в полной мере свои утраты.
Аве присела на заросший мхом пенек, ее друзья устроились рядом. У мальчиков было приподнятое настроение. Ведь им удалось освободиться самим, освободить своих односельчан и увести их в безопасное место.
- Я не уверена, что нам больше ничего не угрожает, – охладила их пыл Аве. – Пришельцы заняли не только наш поселок. Они, возможно, оккупировали всю планету. Они везде. А это значит, что деваться нам некуда.
- Откуда ты знаешь, про всю планету?!. Такого не может быть! – не поверили ей друзья.
- Может... – отрезала Аве. – Они захватили телевидение и показывают только свои новости. Причем только про нас. И только всё самое ужасное, на что мы сами способны. Ихняя тетка – та, что завела себе меня вместо собачонки, упивалась этими сюжетиками каждый вечер. А меня держала под рукой, на поводке. Так что я тоже, сгорая от стыда, их насмотрелась.
- Ну, допустим сгорать от стыда перед этим зверьем уж точно не стоило, – заметил Ашим. – Пусть они сами сгорят в аду за всё, что тут натворили.
- Знать бы, откуда они прилетели, – мрачно проговорил Гело.
- Может с планетой Нибиру? – высказала предположение Аве.
- Ты хотела сказать, «с планеты», – поправил ее Родеф.
- Нет, я не оговорилась. Считается, что Нибиру – планета, гуляющая вокруг Солнца по очень вытянутой орбите. Она сближается с Землей только раз в три тысячи шестьсот лет. Очередное ее появление приходится на наши дни. Некоторые верят, что именно ее высокоразвитая цивилизация когда-то создала на Земле людей. Может, они заранее готовились к этому редчайшему моменту, чтобы посмотреть, какими мы стали?
- Наши пришельцы что-то не слишком похожи на представителей «высокоразвитой цивилизации». Обыкновенные дикари-каннибалы, – заметил Ашим.
- За три с половиной тысячи лет они сами вполне могли деградировать, – фыркнул Родеф.
- Тупиковая версия, – отмахнулся Гело. – Когда маленький астероид или комета приближается к Земле, астрономы заранее трубят об этом. А тут целая планета. Если бы она действительно существовала и если бы появилась в поле зрения, представьте, какая паника поднялась бы на Земле.
- Тогда остается Глория, – пожала плечами Аве.
- А это еще что за фрукт? – не поняли товарищи.
- С давних времен, где-то с Древнего Египта люди верили, что у Земли должен быть двойник – планета-близнец. Она сидит, как пришпиленная, на одной с нами орбите, на другом конце диаметра. У них там такая же природа, такой же животный мир и такие же разумные существа, как здесь. Только нам невозможно увидеть их, а им – нас, потому что между нами всегда стоит Солнце и расстояние в 600 световых лет. Кстати, Глорией ее назвал древнегреческий философ Филолай. А потом уже, в более поздние времена, астрономы по многим признакам начали подтверждать, что Антиземля действительно должна существовать. Правда, стопроцентных доказательств пока нет. 
- Если это не сказка, – подхватил Ашим, – значит на ней все с точностью наоборот. Как в зеркале.
- А вот это уже интересно! – оживился Гело. – Ведь эти проклятые пришельцы разговаривают на одном с нами языке, только шиворот навыворот...
- И жрут не скотину, а себе подобных, – пробурчал Родеф. – А все остальное у них как у нас, начиная с внешнего вида. Поэтому они себя и чувствуют здесь как дома.
- Аве, ты молоток! Как ты до такого додумалась? – Ашим восхищенно глядел на подружку.
- Забыл, что мой папа историк? – Польщенная Аве улыбнулась. Но тут же помрачнела. Ее лицо стало серо-зеленым, а губы задрожали: – Был... Был историком. – И заплакала навзрыд.
Ей понадобилось время, чтобы успокоиться. Все еще всхлипывая, она закончила:
– Папа собирал библиотеку исторической, философской, художественной литературы. Вот я в свободное время и глотала книжку за книжкой... Но это всего лишь догадки. Да и что нам до того, откуда они. Они жестокие, отвратительные звери. Они... они... – Аве снова заплакала. – Они не просто нас едят, они еще и используют нашу кожу.
- Че-во-о??? – в один голос вскричали Родеф и Ашим. – Как это?
Гело промолчал. Ему снова зловеще улыбались головы с фарфоровыми глазами.
- Как как, – раздраженно передразнила Аве. – Элементарно. Так же, как мы используем шкуры животных.
- Не может быть! – в сердцах стукнул себя по колену Родеф. – Никогда не поверю!
Понизив голос почти до шепота и глядя в землю, Аве с трудом выговорила, дрожа всем телом:
- Я бы тоже не поверила, если бы не видела собственными глазами их цех... Настоящее частное производство. Моя «Хозяйка» взяла меня туда, чтобы заменить железный ошейник на... кожаный. Там были разложены разные изделия из кожи. А среди них... сумка с татуировкой... такой, как у вас. Понимаете? – Она засунула пальцы обеих рук себе в рот и сжала челюсти, даже не почувствовав боли физической.
Вылезающими из орбит глазами мальчишки уставились на нее, не веря своим ушам и тщетно пытаясь осмыслить услышанное.
- Мидав?.. Ты хочешь сказать, что...
- Все! Я больше ничего не хочу сказать. – Аве резко встала. – Я навидалась такого, что на три жизни хватит. Мои родители погибли кошмарной смертью. И я не могу ни о чем другом думать, кроме них. Я хочу хотя бы мысленно побыть с ними.

Изголодавшаяся, но повеселевшая молодежь начала разбредаться по лесу в поисках ягод и орехов, с жадностью отправляя в рот даже сырые грибы и съедобные травы. А взрослые собирались групками, снова и снова оплакивая погибших, вспоминая пережитое.
Аквов сидел особняком, положив руки на колени и спрятав в них лицо. К нему тихонько подошла «Настенька», тронув его прозрачной хрупкой ручкой за плечо. Аквов взвился, как от удара хлыстом, и злыми глазами уставился на девочку.
- Т...ты чего? – испуганно заморгала она длинными густыми ресничками. – Я только хотела узнать, что с тобой, почему ты сидишь здесь один.
- Потому что я никого не хочу видеть. Понятно?
- И меня?
- И тебя. Не подходи ко мне больше, слышишь. Никогда не подходи.
- Хорошо... если ты так решил, – пятясь, обиженно проговорила девочка. И, отвернувшись, чтобы он не увидел ее слез, побежала к матери.

С наступлением ночи все легли спать там, где сидели – прямо на траве, ничего не подстелив и ничем не укрывшись. Впрочем, после дней, проведенных в загонах для скота, на холодном бетонном полу, скользком от собственных экскрементов, ковер из душистых шелковых трав казался им милее пуховой перины.
Аве нашла брата и предложила лечь рядышком, прижавшись друг к другу, чтобы под утро, когда выпадет роса, не замерзнуть. С грубой нервозностью пацан оттолкнул ее и визгливо крикнул:
- Только не надо ко мне прижиматься! Не надо до меня дотрагиваться... – Взяв себя в руки, он почти извиняющимся тоном тихо добавил: – Я могу механически огреть тебя во сне. Так что держись от меня подальше.
- Акшувов, родной... Мы остались с тобой одни на этом свете. Нам нужно быть вместе, поддерживать друг друга. Иначе... никак нельзя. Иначе пропадем, – беря брата за руку, ласково проговорила Аве.
Ничего не ответив, мальчик уже без истерики высвободил свою руку, свернулся калачиком в метре от нее и демонстративно зажмурился.
Поляна медленно погружалась в сон. Не слышно было даже плача детей из избушки. Аве долго еще сидела, подтянув к подбородку колени и крепко обхватив их руками. Ей все казалось, что она на ветке любимого дерева и вынуждена следить за собой, чтобы не свалиться вниз. Усилием воли она заставила мысли и мышцы расслабиться, легла на бочок и наконец уснула. Ее друзья, расположившиеся поблизости, долго еще перешептывались, обсуждая план действий или свое освобождение, пока кто-то не шикнул на них. К полуночи спали все.
 
                Глава 19

Выплывавшее из-за горизонта светило вытесняло с небесного купола ночную черноту. Его белесые косые лучи пробивались сквозь стволы на поляну. Земля дышала влагой, струилась легкой дымкой. Случайный ветерок прошелся по листве, как по клавишам испорченного рояля, породив не музыку, а еле уловимое шуршание. Лес по-прежнему молчал. Молчала Мать Земля, лишенная всех своих детей, кроме человеческих. Все вокруг было как-то не так – не как положено быть.
В глухую тишину, нависшую над спящими, врезался вдруг истерический крик Аквова, от которого все разом вскочили.
- Смотрите! Смотрите туда! Ой, мамочки! – Он указывал на деревья, обрамлявшие лесную поляну.
Там, с этих деревьев свешивалось с полсотни освежеванных человеческих тел, наподобии туш свиней или коров в холодильных камерах, только с головами и конечностями.
Прижав лицо брата к своей груди, Аве и сама старалась не смотреть в ту сторону. А ведь она чувствовала, что в таком затяжном затишье таится подвох. Выходит, все это время пришельцы, не выпуская беглецов из виду, усиленно трудились, готовя им очередное, самое грандиозное представление. Но где они взяли столько новых жертв? Гело что-то говорил про охоту... Допустим, рассуждала про себя Аве, а как они умудрились подвесить их на деревьях?
- О, Господи! Они движутся! – прошептал кто-то в полном шоковом безмолвии.
Тела и впрямь этакой гирляндой плыли вдоль поляны, ударяясь друг о друга. И вдруг, одно за другим, начали падать на землю, как если бы чьи-то невидимые руки подрезали невидимые веревки, на которых они якобы висели. Объятые ужасом, люди протирали глаза, жмурились и снова таращились на фантасмагорическое зрелище.
А потом стало происходить нечто совсем уж невообразимое. Оказавшись на земле, «тела» медленно поднимались на ноги, потягиваясь и распрямляясь, как после сна, и так же медленно принимали замысловатые, но вполне узнаваемые позы, замирая в них, наподобие анатомических музейных экспонатов – «метатель диска», «силач», «бегун», «волейболист», «мыслитель», «боксер»... Два тела, обняв друг друга, изобразили влюбленную пару, застывшую в поцелуе. Была тут и беременная женщина «на сносях». Все, как один – вскрытыми мышцами наружу. 
- Мама родная! Они нам устроили «Выставку тел» пресловутого доктора Хагенса! – прошептал Родеф.
- Хагенс манипулирует с покойниками, а эти, кажется, живые, – заметил Гело. Аве показалось, что голос его осип и осел.
Шоу между тем продолжалось. Люди с содранной кожей снова ожили, вышли из продемонстрированных образов и, выстроившись рядами, боевым строем двинулись на односельчан. Ни дать, ни взять – кадры из фильма ужасов. Двигались они медленно и слаженно, как один организм, отчего зрелище становилось еще более зловещим.
- Ребята, да они ж зомбированы! – вскричал в панике Ашим, вскакивая. – Они идут прямо на нас! У них установка – убить нас всех.
- Голыми руками? – охладил его пыл Гело.
- Разве ты не знаешь, что зомби обладают нечеловеческой силой? – стоял на своем Ашим.
Односельчане все как один вскочили на ноги, готовясь дать отпор этим жутким существам, выставив вперед все, чем можно было защищаться. В нескольких метрах от них «зомби» остановились, будто их всех разом выключили.
- Смотрите! – крикнул кто-то. – Они тоже здесь!
На том месте, куда, падая, приземлялись освежеванные люди, начали появляться пришельцы. Как на старой фотографии в проявителе, они проступали один за другим из леса, и вскоре вся поляна оказалась взятой ими в кольцо. Тут были все – Рыжий и Коротышка, «Хозяйка» и Мясник, Вожак и Веган, Художник, Скорняк со своими подручными и так далее. Скрестив руки на груди, они хладнокровно наблюдали за плодами трудов своих... Или мысленно управляли ими.
Живые анатомические экспонаты между тем заняли то ли оборонительную, то ли наступательную позицию. Гело ошибся. Теперь их руки вовсе не были пустыми. В них неизвестно откуда появились хорошо знакомые всем фермерам «орудия труда» – пневматический пистолет с ударным стержнем, металлическая кувалда, топор, деревянная колотушка, электропогонялки, веревки и тросы, забойные ножи, электропилы – ленточные, дисковые, шаговые, ручные, клещи и гильотины, пластмассовые ведра для сбора крови и так далее, и так далее.
- Пришельцы решили расправиться с нами нашими же руками! – взвизгнул кто-то.
- Точно. И окружили поляну, чтоб никто никуда не сбежал, – пробормотал Родеф.
- Ребята, это конец. – Ашима бил озноб.
- Стреляйте! – приходя в себя, скомандовал Гело. – Защищайтесь и защищайте других! Смотрите, сами пришельцы не вооружены.
- В кого стрелять-то? В ободранных зомби или в этих извергов? – У Ашима даже голос дрожал.
- В пришельцев! – рявкнул Гело. – Всё зло от них. Может испугаются и оставят нас в покое.
- Гело, их слишком много, – чуть не плакал Ашим. – На всех патронов не хватит.
- А что ты предлагаешь? Сдаться им, чтобы они с нас тоже шкуру содрали? Дай сюда автомат! 
Слова Гело подействовали на Родефа. Он образно представил, как с него живьем сдирают кожу, представил себя и своих друзей в этом жутком обличье и, обезумев от отчаяния, разрядил всю обойму в шеренгу агрессоров. Гело и еще двое обладателей оружия последовали его примеру – ни один пришелец не только не упал, но и не сдвинулся с места.
В следующее мгновение Гело показалось, что автомат в его руках начал раскаляться, как если бы под ним зажгли газовую горелку. Скорчившись от боли, он отшвырнул его от себя. То же самое произошло и с остальными тремя.

Наверное, только одна Аве не испытывала страха. Она смотрела на друзей, на неподвижных людей, лишенных кожи, на опостылевших пришельцев и перепуганных односельчан с каким-то странным чувством отстраненности, как если бы все это происходило не с ней и не наяву, а, скажем, на киноэкране.
Она первая, а возможно и единственная, заметила, что все вокруг вдруг неуловимо начало меняться. Снова – как в день появления «бескрылых птиц» – сначала воздух, а потом и лес, и небо над головой, и люди, окружавшие ее, задрожали, завибрировали. Сквозь поляну, как по живому гобелену, побежали волны. Аве показалось, что вся эта псевдореальность сейчас распадется на атомы, без форм и очертаний.
Волнообразная деформация стягивалась в одну точку где-то над лесом, увлекая за собой пришельцев двумя цепочками разорванного круга. По пути они становились все более и более прозрачными, а потом и вовсе невидимыми.
Как долго длилось светопредставление – несколько секунд, минут... или часов – никто сказать не смог бы, поскольку, пока окончательно не схлопнулся портал между двумя мирами, время вроде как остановилось или даже перестало существовать.
В процессе этого безвременья сначала из рук освежеванных людей исчезли орудия пыток. Потом они начали обрастать кожей, поднимавшейся снизу вверх по ногам и бедрам. Их лица обретали привычные человеческие черты, с бровями и ресницами, на головах появлялись волосы, у некоторых мужчин – бороды и усы, а на телах – одежда. Повернувшись к односельчанам спиной, будто и не видя их вовсе, будто попрежнему находясь не в себе, все они, как сомнамбулы, устремились в ту сторону леса, за которым находилось их родное село. И исчезли, как не были.
 
Всё прекратилось так же внезапно, как началось. Жители поселка – сами не поняли, как – оказались вдруг не на лесной поляне, а на опушке леса, на той самой лужайке, с которой посылали на разведку первых гонцов.
Планета снова обрела свой голос. Во дворах лениво лаяли собаки, кудахтали куры-несушки, голосили петухи. Лес наполнился щебетанием птиц. Лягушки на болоте старались переквакать друг друга. В лучах солнца столбиками вилась мошкара, как предвестник хорошей погоды, жужжали мухи, тоненько пищали зловредные комары, примериваясь, куда вонзить свой кроважадный хоботок.
Ожили фермы. С них снова доносилось безрадостное, похожее на стоны, мычание коров, блеяние овец, а в воздухе привычно витал запах навоза и птичьего помета. 
Постепенно выходя из гипнотического оцепенения, односельчане изумленно озирались по сторонам, протирали глаза, ощупывали себя, не позволяя еще выплеснуться наружу радости избавления.
Забыв о том, что нужно дышать, Ева во все глаза смотрела на спины мужчины и женщины, растерянно стоявших посреди лужайки. Крадучесь, чтобы не спугнуть дивное видение, не оказаться так безжалостно обманутой,  она подошла к ним и осторожно дотронулась до каждого – плотные, теплые, реальные. Пара обернулась.
- Не может быть... Не верю... Ведь я же... собственными глазами... – задыхаясь, одними губами лепетала Ева. А потом, набрав в легкие воздух, срывающимся голосом крикнула: – Вовка! Беги сюда!
Брат с разгону влетел в объятия отца с матерью. Все четверо сплелись в один крепкий узел, разомкнуть который, казалось, невозможно. Но, спохватившись, мать отстранилась первой и озабоченно проговорила, обращаясь к мужу:
- Денис! Нам нужно скорее домой, чтобы смыть с себя всю эту зловонную, мерзость.
- Еленушка, о чем ты? – возразил ей отец. – Ты у нас, как всегда, чистенькая, ладненькая, аккуратно причесанная. Правда, дети?
С брезгливой недоверчивостью Елена начала оглядывать себя.
- Пап, – осторожно спросила Ева, – ты совсем-совсем ничего не помнишь?
Их взгляды встретились. В них отразилась такая запредельная боль, что оба поспешили отвести глаза.
- Но ведь меня же... меня... Я видела нож у своего горла. И холодные, не ведающие жалости глазищи... Это было очень страшно. И очень больно. – Пальцы Елены ощупывали шею в поисках смертоносной раны. Но ничего не нашли.
- Видишь, Ленок, ничего там нет. Кожа гладенькая, целая. Тебе все привиделось...
- Нет, не привиделось, – стояла на своем Елена. – Они зарезали меня, как овцу.

- Мама! Мамочка! Посмотри, какую пребольшую ромашку я нашла! – услышала Ева знакомый голосок и стремительно обернулась.
Прыгая на одной ножке в такт с танцующими золотыми кудряшками, Катюша протягивала матери сорванный цветок. На ней было белое платьице в оборочках, то самое, что делало ее самою похожей на ромашку. Улыбка вдруг угасла на ее мордашке. Она разжала пальчики, выпустив цветок, и обеими руками обхватила ногу Оли, которую всё еще бил озноб.
- Мамочка, а где мы теперь будем жить?
- Дома, счастье мое, где ж еще. – Взяв дочь на руки, Оля прижала ее к себе.
- Домой нельзя. Там этот страшный дядька. Я боюсь его. Я туда не пойду. – Катюша захлюпала, сморщилась в преддверье потока слез.
- Его там нет, моя дорогая. Он улетел к себе домой. Мы с тобой всегда-всегда будем вместе, и тебя никто никогда больше не обидит.
 «Ничего, Катюша, ты еще маленькая, ты всё забудешь сама», – мысленно пообещала ей Ева.

Олег, Федор и Миша, стоя на краю лужайки, заставили Вадима показать им свою фирменную татуировку. Они хлопали его по спине, шутливо тузили кулаками в грудь, требовали: «Дай пять», и все для того, чтобы лишний раз убедиться, что их друг не привидение, что он состоит из живой плоти.
- А мы, кажется, отделались только клеймом, – сказал Федор, задирая футболку. – Вот, смотри.
Миша тоже поднял рубашку, показывая своё.
Оглядев их спины, Вадим насупился:
- Какое же это клеймо! Обыкновенная татуировка. Неплохо придумано. Чья идея-то – знак вечности рядом с нашей клятвой верности. – И с обидой в голосе добавил: – Когда вы успели ее сделать? И почему без меня? Ведь мы, вроде как, одна команда.
Федор и Миша обследовали спины друг друга и лишь изумленно переглянулись.
- А ты чего молчишь? – напустился Вадим на Олега.
- Уменя там ничего нового нет. Как у тебя, – отмахнулся Олег, но спину демонстрировать не стал. Не до того было.

Вовка между тем успел сбегать домой, обследовав каждую комнату и убедившись, что там всё без изменений. Даже продукты в холодильнике были на месте – молоко, сметана, колбасы, горка пирожков с картошкой. Он схватил сразу три, с жадностью засовывая их в рот. А пока, давясь, жевал, его взгляд упал на портрет. Забыв про пирожки, с оттопыренной щекой, он долго стоял, любуясь им. Потом осторожно снял портрет со стены и побежал назад, на лужайку.
- Смотрите, что я нашел! – кричал он, держа портрет высоко над головой. – Это Ева, сестричка моя.
Все уставились на портрет, зачарованные его неземной красотой.
Прижав кулачки к груди, Ева задумчиво и грустно улыбалась: «Надо же, не исчез. Они оставили его, чтобы я... чтобы мы все знали, что всё это с нами действительно было».
- Вовушка, отнеси его обратно, домой. Пожалуйста. Сейчас не время, – крикнула она. И снова про себя подумала: «А братишка-то прежним стал. Какое счастье! Не обманул Голубоглазый.»
Съедая себя от ревности (или от каких-то иных малопривлекательных эмоций), Миша, сощурившись, впился взглядом в изображение Евы.
- Позировала пришельцам, значит, – со злой иронией пробормотал он. – Подружка наша зря времени не теряла, пока мы в ванючих загонах гнили. Теперь понятно, как она раздобыла волшебный ключик. Да я бы...
Договорить Миша не успел. Сбитый с ног сокрушительным ударом в челюсть, он скатился в овраг, в заросшую тиной грязную лужу. Олег потер занывший кулак и отвернулся. А Федор с Вадимом, бросив презрительный взгляд на барахтавшегося в луже приятеля, одновременно вынесли приговор:
- Ты нам больше не друг.
К счастью, сцена эта осталась незамеченной. Слишком все были возбуждены своим возвращением в прежнее состояние и встречами с близкими, которых считали погибшими.
             
В стороне от всех стоял охотник Иван, казалось, полностью погруженный в себя. Односельчане – те из них, что стали свидетелями его страшной, мученической смерти в преддверии собственной, смотрели на него, как на выходца с того света. Да он таковым и был.
- Папа! – окликнул охотника Вадим, ничего не знавший об учиненной над ним расправе. (Он и сам еще до конца не пришел в себя, помня во всех подробностях как его убивали, и наверняка нуждался в утешении.) – Что пригорюнился? Всё кончилось. Пришельцы убрались восвояси. Мы снова свободны. И... кажется живы.
- Вадик? – Иван поднял на сына отсутствующий взгляд. Стоя здесь, на лужайке, он заново переживал все ужасы и всю боль своей садистски медленной смерти. Заставив себя сосредоточиться на сыне, он спросил: – Ты в порядке? С тобой ведь они ничего не сделали?
- Нет-нет, ничего, – поспешил ответить за друга Федор. – Он в полном порядке. – И, чтобы увести разговор в сторону, с деланой веселостью напомнил: – Дядя Ваня, вы не забыли свое обещание взять нас на охоту? 
Иван посмотрел на него, не сразу сообразив, о чем речь, помедлил, окончательно убеждая себя, что всё действительно позади, всё снова будет по-прежнему, и, одарив мальчиков вымученной улыбкой, сказал:
- Конечно, ребятки, о чем речь. Дождемся зимы и айда в лес. Я покажу вам, что такое настоящая охота на крупного зверя. И как важно для охотника иметь меткий глаз.
Сказал, и обеими руками схватился за лицо.
- Пап, ты чего? – встревожился Вадим.
В надежде, что ему показалось, Иван медленно отнял руки и, вытаращив глаза, начал вращать ими.
- Па-ап...?
- Я ничего не вижу. Сплошная муть. Скажите мне, что всё вокруг действительно потемнело! Вадик, посмотри на небо. Может собирается гроза?
- Да нет, всё как было, – озадаченно пробормотал Вадим. – Ребят, что с ним?
С пугающей ясностью перед Олегом снова всплыли чучела улыбающихся мертвецов.
- Кара небесная, – выпалил он. Выпалил и сам устыдился. Разве мог он сказать такое отцу своего друга. «Кто меня за язык дернул!»

Он тихонько отошел в сторону и отыскал взглядом своего отца. Что-то удерживало Олега от встречи с ним. А ведь он его сразу заметил в толпе односельчан. Обычно прямой в спине, уверенный в своей силе, отец стоял ссутулившись, один посреди всеобщего оживления. И вид у него был то ли растерянный, то ли подавленный.
Отругав себя за черствость, Олег шагнул к нему и, не говоря ни слова, крепко, по-мужски обнял. Боец обхватил сына обеими руками и долго не размыкал их. Прижатый лицом к его могучей груди, Олег оказался в шелковисто-кудрявом плену густой поросли, выбивавшейся сквозь распахнутый ворот рубашки и щекотавшей ему нос... Его счастье, что он ничего не знал о том кошмаре, который пережил его отец...
Чихнув, Олег отстранился.
Годами угнетавший всех своей неразговорчивостью и замкнутостью, Боец жаждал выговориться, облегчить душу. Но даже сейчас оставался скуп на слова.
- Отныне я больше туда не ходок... – Олег понял, что он имеет ввиду. – Найдется же для меня в поселке какая-нибудь другая работа.
- Конечно найдется! Можешь не сомневаться! – просиял от неожиданности Олег.
- Да ты у меня совсем взрослый! – Держа сына за плечи, Боец разглядывал его так, будто впервые видел. – Вечно от всех вас отворачивался, чтоб в глаза не смотреть, и не заметил, как ты вырос.
- Не только вырос, но и успел влюбиться, – доверительно шепнул ему на ухо Олег.
- Успел, говоришь? – Хмурое лицо отца осветила лукавая и непривычно теплая улыбка. – А по-моему вы с Евой с пеленок жить друг без друга не можете. Я конечно многое не замечал. Но уж это не увидеть никак не мог... Да не красней ты так. Девчонка что надо! Иди, иди к ней. Вон она там одна дерево подпирает.
Одарив отца благодарной улыбкой, Олег поспешил к Еве.

 Воспользовавшись тем, что родители обменивались тягостными воспоминаниями с соседями, Ева уединилась. Она стояла, прислонившись спиной к старой лиственнице, и глаза ее были полузакрыты.
- Почему ты одна? – Олег с нежностью положил руку ей на плечо.
Ева открыла глаза, но взгляд ее был устремлен не на него, а куда-то вглубь себя.
- Разве я одна. Нам просто надо было подумать.
- Нам?!
- Ну да. Мне и моему зеленому другу. И кажется, я поняла, в чем смысл. Они приходили, чтобы показать нам нас самих. Как в кривом зеркале. – Сдвинув брови, Ева надолго умолкла, глядя прямо перед собой. И очень по-взрослому договорила: – Ну и как же нам теперь со всем этим жить?


P.S. Опубликовано 11/9/2019 в русско-американском международном журнале "Кругозор" (Бостон) - https://www.krugozormagazine.com/show/article.3983.html