Never look back
Alex Sheridan & Louise Messereau
В этот раз проход по коридорам тюрьмы понравился Олегу больше всего. Предвкушение того удовольствия, которое он надеялся получить, глядя в полные страха и боли глаза врага, и слушая его крик, не шло ни в какое сравнение даже с возможностью заехать ему в челюсть. Он уже знал, что дальше будет веселее...
Камера встретила его безмолвием и неподвижностью. Непохоже было, что Лукас пришел в себя и притворяется, чтобы внезапно напасть на Даршавина и предпринять попытку побега. Олег усмехнулся собственным мыслям. С Лушанки убежать невозможно.
Жаль, что стул не прикручен к полу. Хотя в данном случае это не так и важно. Единственное, что сложновато усадить на него Лукаса. Он, оказывается, тяжелый. Все. Готово. Лукас привязан к стулу ремнями, руки и ноги надежно зафиксированы. Голова пока безвольно свисает. Что-то долго он в отключке. Вроде не так сильно его и приложил. Или сильно?
А пока Олег разложил на столе все, что приготовил сегодня для Лукаса. Не, ну хватит! Мне тут скучно одному!
Даршавин взял Норта привычно за волосы и поднял его голову.
- Просыпайся, спящий красавец!
А он по-своему красив. Оказывается. Правильные, но несколько хищные черты изможденного лица. Аккуратные уши. Высокий лоб. Густые брови. Губы тонкие, четко очерченные. И на скуле уже красуется кровоподтек. Для симметрии а челюсти еще один. А его это даже не портит.
Даршавин придирчиво осмотрел Норта еще раз, а потом рявкнул прямо в лицо.
- Подъем, мать твою!
Веки Норта задрожали, и он распахнул свои темные от страдания глаза. Непонимающе пошарил взглядом вокруг.
- What is goin on…
- Только не говори, что русский забыл. Давай вспоминай. В темпе. – С нескрываемой издевкой проговорил Даршавин.
Лукас попытался освободиться, дернул головой.
- Пусти.
- А то что будет?
Но волосы Норта все же впустил из пальцев.
Видимо, Лукас попытался пошевелиться. Потому что в следующую секунду он посмотрел таким взглядом на Даршавина, что тому даже стало не по себе. Этакая смесь ужаса, паники, отрицания и просьбы о помощи, которую Норт никогда не произнесет вслух.
- Что... что ты мне ввел? Я не могу пошевелиться…
- Сыворотку правды, - заржал Олег. Но резко осекся. – На самом деле не можешь? Так я ж тебя привязал! – Новый взрыв хохота.
- Я… я ничего не чувствую… - голос срывается на шепот, во взгляде сквозит отчаяние.
- В смысле? – Олег напрягся и обошел Лукаса вокруг. – Я делаю во так. Чувствуешь?
- Нет.
- А так?
- Нет…
Даршавин и не думал прикасаться к Норту. Но паники нагнал дай боже.
- Что происходит? Я… я что… парализован?
- Нууу… - протянул Даршавин, вновь встав напротив Норта, скрестив могучие руки на груди. – Наверное, я тебя лихо об пол приложил, что-то там и нарушилось…
- Мне нужно в больницу. Отведи меня к врачу.
Эта мольба в глазах. Бесценно.
- К врачууу? Это можно. Но прежде ответь мне на пару вопросов.
- Ты не понимаешь. Дорога каждая минута. Пожалуйста.
- Разве? А вот как по мне, так времени у нас навалом.
- Ты не понимаешь! – Лукас вот-вот сорвется на крик. – Я же останусь инвалидом!
- И останешься. Не велика беда. Мне нужно только то, что здесь, - Даршавин протянул руку и указал на голову Норта. - А остальное несущественно.
- Для тебя может, но не для меня!
Ага, заорал-таки. Значит, умеешь.
- А ты не волнуйся, не волнуйся. Навредишь себе только. Мы же договорились. Ты отвечаешь на пару вопросов, и я отправляю тебя в больницу. Договорились же?
- Да. – Чуть слышно отвечает Норт.
- Давно бы так, - ворчит Даршавин, усаживаясь на шконке. – С чего начнем…
Лукасу очень сложно сконцентрироваться на том, что говорит Даршавин. Даже на нем самом. Все вокруг как-то качается, искажается. А еще очень страшно и в то же время чуть ли не смешно. И очень хочется кому-то довериться. Рассказать, как ему сейчас невыносимо жутко как он боится остаться беспомощным инвалидом. Здесь. В тюрьме. Лучше сразу смерть. Неужели Олег правда вколол сыворотку правды. Эффекты похожи. Но, если так, то Лукас на самом деле парализован…
- Я расскажу. Да. Только обещай мне… обещай…
Это бормотание очень похоже на бред. О, повелся. А представлялся суперменом, которому все нипочем…
- Я тебя слушаю, Лукас. – доверительно склоняется к Норту Даршавин.
- Убей меня.
Дааа. Точно глюки начались.
- Убей. Обставь все как несчастный случай. Тебе поверят. Такое же случатся. Здесь. Почему бы не со мной? – горячечно шепчет Норт. – Это же так просто. Пожалуйста, убей меня. Я даже ничего не почувствую.
Даршавин всматривается в лицо Лукаса, пытаясь угадать, вот сейчас он врет или говори правду? Потому что их же готовили, делали невосприимчивыми к препаратам… нет, вроде все взаправду. Расширенные зрачки, не сфокусированный взгляд, испарина на лбу.
-Убей меня, - продолжает Лукас. – Я же все равно ничего не скажу…
Олег отшатывается от него, как будто получив удар тока. Как этот недоносок мог просчитать меня? Бьется под черепом мысль. Ну ладно. Я тебе устрою.
Он предвидел такой поворот дела. И подготовился к нему. Не будь он главным следователем.
- Ничего не чувствуешь, говоришь? Почувствуй вот это!
Он срывается с места, подлетает к столу, рывком разворачивая к себе Норта вместе со стулом. Берет с разложенного на столе наподобие несессера футляра тонкую длинную иглу и показывает ее Лукасу.
- Знаешь, что это?
Панический ужас в глазах Норта лучше всяких ответов.
По мере того, как Даршавин приближается, медленно, как в фильме ужасов, хотя их разделяет не более пяти футов, Лукас в панике пытается уговорить себя, что он сильный, что он выдержит, но тщетно. Он хочет закрыть глаза, чтобы не видеть. Но так еще хуже. И Лукас смотрит, не отрываясь, на блестящий кончик иглы.
- Ты знаешь. что это. Убить тебя? Не слишком ли ты торопишься? Так просто? Или ты думаешь. что ты что-то решаешь тут? Что всё, что я делаю, это для тебя? - удовлетворённо говорит Олег, наслаждаясь ужасом Лукаса. Но ему кажется этого слишком мало. нет, наслаждение должно наполнить тут всё пространство. - А ты представь, что это для твоей жены. представил? Представь, что всё что с тобой было я могу сделать и с твоей женой. Или ты думаешь я и в самом деле подумал, что ты запал на прокуроршу? - Улыбка Даршавина уже напоминала оскал. И если бы начала капать слюна, никого из них это бы уже не удивило. омерзение и ужас читались в глазах Лукаса так же как удовлетворение и азарт в глазах Олега. - Представь себе, что твоя жена приезжает завтра сюда к тебе на свидание. думаешь наши специалисты не смогли её убедить в том, что ты нуждаешься в её визите? А теперь подумай, что мне помешает допросить её? кто может изменить это моё желание? А? А я желаю увидеть её ужас. Её боль. Я желаю надеть блестящие браслеты на её руки и насладиться её обществом.... А ещё лучше, знаешь, поселить её в камеру...- Даршавин обвёл взглядом пространство, и без того сжавшееся плотным кольцом вокруг них. - Тут у тебя просто курорт. Не приходило в голову, что за это нужно заплатить? Тут в некоторых камерах по шестьдесят человек на двадцать коек. Спят в три смены. Но, думаю, для твоей жены и в таком перенаселённом месте найдётся уголок.
Даршавин стоял перед Нортом . И теперь уже ничего не мешало ему осуществить все свои планы. И первое, что он хотел. ещё ни прикоснувшись к врагу, увидеть невыносимый ужас в его глазах. и вот теперь он смотрел в эти полные бездны глаза. Потому что прекрасно понимал, что всё, о чём только что сказал, Норт видел и чувствовал. Каждый удар. который мог быть адресован жене Норта, отразился в его мозгу адскими мучениями. Даршавин опять схватил Лукаса за волосы. Запрокинув его голову. Олег смотрел в глаза.
- Очень хорошо, что ты меня понял. Прекрасно. Не думаю, что из перенаселённой зеками камеры она выйдет живой. - пропитанное табачным дымом дыхание уже упиралось в лицо Лукаса, будто его сунули в жерло вулкана, - Да и стоять на коленях в луже мочи ей тоже наверное будет не очень приятно. Помнишь, как это было? А воду? Помнишь воду, которая затекает в тебя, как в губку, и всё вокруг становится звенящим от того, что вода распирает твою кожу. Хорошенечко вспомни всё, что было с тобой. и чего не было пока, но могло бы быть. А теперь, подумай. стоит ли молчать. Стоит ли твоё молчание всего ужаса, который завтра ей предстоит пережить. - И сверкающий конец иглы приблизился к руке Лукаса...
Тем чудом уцелевшим клочком мозга, который еще сохранял способность рационально мыслить, Лукас понимал, что Даршавин этого не сделает. Ему не позволят. Не допустят, чтобы гражданку Великобритании, как хорошо, что Лукас настоял на смене гражданства… привезут на зону. Нет, Веточка в безопасности. Но его воображение, то самое чрезвычайно развитое, услужливо рисовало картины всего, что описывал Даршавин. Как Веточку на части рвут изголодавшиеся по женскому телу зеки. Как она стоит на коленях, а Миша с Гришей поочередно мочатся на нее, а потом запихивают ей в рот свои члены…
А Лукас ничего не сможет сделать, беспомощный калека, только умолять их прекратить…
Норт помотал головой, прогоняя наваждение. Но Даршавин взял его за волосы и заставил смотреть в глаза.
- Что, не вышло с прокуроршей, так весь мир вокруг виноват? – проговорил Лукас, не скрывая ни издевки, ни ненависти. Загнанный в угол зверь будет сражаться еще отчаяннее. – Ты можешь делать все, что тебе вздумается, извращенец х***в, моя жена мне уже не жена. Это первое. Она отказалась от меня, и мне все равно, что с ней станет. Второе. Если даже ты и сможешь каким-то образом достать ее, я скорее откушу себе язык и сдохну кровопотери, чем заговорю с тобой снова. Так что подумай, если тебе еще есть, чем. Что стоит делать, а чего нет. Да, мое молчание многого стоит. – Лукас скосил глаза, глядя на иглу. – Зря стараешься, я же ничего не чувствую.
Олег только ухмыльнулся и прижал руку Лукаса к столу.
- Ну, это мы ещё посмотрим, что ты чувствуешь, - и медленно стал вводить иглу под ноготь мизинца левой руки, - Попробуй наконец понять, что ты будешь чувствовать что я захочу и когда я захочу, и я буду решать, кого из твоих близких стоит побеспокоить для вызова сюда.- Олегу нравился этот процесс, словно он выписывает предписание пациенту, но тот, вечно пропускает его слова мимо ушей. вот и приходится прибегать к более серьёзным мерам. А пациент при этом ещё и жутко орёт, может стоит заткнуть его рот кляпом? Первая игла заняла своё место. доставляя Лукасу боль, от которой он всё таки закричал.
- Нет, кляп будет лишним Мне пока нравится твой голос. - И в руках Олега была уже вторая игла. Правда он чуть замешкался, размышляя стоит ли опять вгонять её под ноготь....
- Знаешь, мне что-то надоело смотреть на тебя, Олег был в каком-то порыве азарта и агонии. откину голову Лукаса назад за волосы, он с силой рванул её вперёд. И всадил иглу в основание шеи, будто наслаждаясь новой порцией крика.
- А знаешь, мне нравится как ты кричишь. Но я хочу, чтобы это был настоящий крик! Давай-ка ещё разок. - И третья игла начала своё продвижение под ноготь мизинца правой руки Норта. Медленно, враскачку, словно пытаясь найти самый болезненный путь. Даршавин ждал, когда из горла Лукаса вырвется крик, похожий на тот, что ему слышится по ночам...
Ему всё хотелось найти в этих муках врага отголоски тех мук, что терзали его самого каждую ночь. каждый раз, когда он закрывал глаза...
Инстинкты вопили, избегай боли. Сознание противоречило, боли не будет, паралич же. Но она была. Да еще какая… Сначала Лукас не мог поверить, что это происходит с ним. Боль пришла с кончика пальца, свила свои клубки внутри, в районе диафрагмы, а потом начала распухать, увеличивать в размерах так стремительно, что заполонила собой все существо Лукаса, не оставляя ему возможности даже вздохнуть. Эта всеобъемлющая, подавляющая, застилающая сознание боль.
Норт пообещал себе еще в Москве. Что никто и никогда не услышит его крика. Обещание было забыто.
Это был даже не крик. Оглушительный, не имеющий ничего общего с человеческим, вопль бился в тесных стенах камеры, рвался на волю, но тщетно.
Когда Даршавин делал паузу перед тем, как снова вогнать очередную иглу, Лукас мог судорожно втянуть в себя воздух. Чтобы были силы для нового крика.
Кажется, все пределы человеческой выносливости уже превышены. Но нет.
Лукас слышал, как сначала хрустнули позвонки, а потом что-то треснуло, и новая вспышка боли взорвала мозг.
И он кричал, кричал, пока не потерял сознание.
А Даршавин пил этот страх. Страх, ужас, крик, беспомощность, пил всё это жадно, нервно, через край, словно боялся, что не достанется, что его оттолкнут от желанной чаши с жертвенной кровью. Ах, как жаль, что он отключился! Так хотелось смотреть к эти глаза, равные бездне и срастаться с ними в единое целое. Так чудесно было слышать эти вопли, словно наблюдать за действом высших сил в аду. Но, девятый круг ещё не настал... До девятого круга нужно ещё дойти, заслужить его, возродиться для него... Даршавин точно знал, что и сколько ещё предстоит пройти Норту, чтобы обрести право считать себя избранным. Это тебе не отбор в МИ5, мать твою...
И Олег, вздохнув, присел на шконку, чтобы наконец, закурить, как будто после выпитой пол литры. Чтобы всё доступное наслаждение смешалось в одном единственном теле, как доказательство его существования. Выкурив первую сигарету в три затяжки, Даршавин достал вторую. Помяв её кончиками пальцев, прикурил от первой. Что ж если немного подождать, то он ещё насладится возвращением боли в очнувшееся тело Норта. То-то он будет удивлён, когда обретёт опять способность соображать и говорить... Это стоит увидеть... И Олег ждал, словно гурман, ожидающий невероятного блюда в ресторане.
Первой мыслью было осознание того, что это все же не паралич. Лукас поблагодарил бога за это. Горячо, неистово. Так он не молился даже в детстве, когда их с отцом во время рыбалки застигла буря. Отец молился, еще как, за них двоих. На то он и священник. А маленький мальчик, его сын, прислушивался к раскатам грома и думал, что, если их унесет вместе с палаткой, как Элли и Тотошку. Где бы он хотел оказаться…
А оказался в камере. Наедине с безумным психом с садистскими наклонностями. Которому доставляет неимоверное удовольствие причинять другим боль. Просто так. С целью причинить боль и получить удовольствие.
- You lied to me. You fucken bastard.
Горло дерет как при ангине. Хотя Норт уже давно забыл, каково это. Болеть простудными заболеваниями. И в больничку попал исключительно по милости Даршавина. Как же Лукас его ненавидит…
Любая попытка пошевелиться приводит к новой вспышке боли. Лукас скосил глаза и увидел иглы, торчащие у него из пальца. Приступ тошноты удалось подавить, хоть и с трудом. Еще одна должна быть в шее. Она еще там? Лукас боится даже пошевелиться, чтобы не навредить себе еще больше.
-Why are you doing this to me?
Этот вопрос должен был прозвучать негодующе, грозно, а получилось сдавленно и робко, как будто Лукас боялся услышать ответ.
Да. Боялся. Потому что знал его. Потому что Даршавину это нравится. Ощущение власти над чьей-то жизнью. Контроля. Он упивается собственной мощью и беспомощностью Лукаса. Как вампир пьет его страдания. Ненасытно, жадно. А потом, как после полового акта закуривает свою сигарету. Как это называется? Замещение? Или это другое? Мысли все еще путаются.
Но пока Двршавин сидит на шконке, он не опасен. Нужно пользоваться этой передышкой.
К боли можно привыкнуть. Даже если кажется, что твои внутренности наматывают на зубчатый вал и вытягивают из тебя медленно, но верно. Лукас часто и прерывисто дышит, смаргивая подступающие слезы. Будь она проклята, эта непроизвольна реакция организма. Он итак уже из последних сил старается держаться. Еще немного…
Олег смотрит на Лукаса. В этом взгляде почти нежность, признательность за доставленное удовольствие. Он выдыхает ком дыма, словно другой мир, разглядывая фигуры, возникающие в нём. Что Лукас... С Лукасом всё ясно, его существование здесь создано для Олега. Точнее, Олег выбрал его для удовлетворения своих желаний, потребностей, нужд. И он сделает всё, что наметил в своём плане, иначе стоило затевать всё это... Но, как же он мил, когда пытается не выпустить слёзы. Словно непослушные стихийные бедствия, слёзы неподвластны Лукасу.
- Надеюсь, ты понял, что со мной лучше говорить? - Умиротворённый голос Олега не оставлял шансов, всё может повториться в любую минуту, в любом наборе вариантов боли. - Не будешь ли ты столь любезен, ответить мне на парочку вопросов? - как же Даршавину нравился этот Норт, просто можно было чувствовать себя джентльменом, - Расскажи-ка мне подробнее, с кем, где и для каких целей тебе приходилось работать в России? Лучше с адресами, паролями и фамилиями. Я слушаю.
Всё. точка. Дальше или последует ответ, или следующая игла, которая уже в руках Даршавина сверкает, словно игрушка с рождественской ёлки...
- Я… я скажу.
Едва слышно выдохнул Норт. Ему жизненно необходима передышка. Тем более, вопрос задан так некорректно. Наверняка Даршавн ищет новый повод продолжить пытки. Но Лукас просто не выдержит. А он должен держаться. Нет, он не даст этой деревенщине сломать его. Как же мысли Норт расходятся с тем, как обстоят дела в реальности… Он готов на все, на что угодно, только бы эта боль прекратилась. Пожалуйста…
- Мне не собраться с мыслями, когда они там – выразительный взгляд на иглы. Непрошенная слеза все же сорвалась с ресниц и скатилась по щеке, оставляя тонкую дорожку на впалой щеке. – Твоя взяла. Ты победил. Будешь писать или так запомнишь? – все-таки Норт остается собой даже в такой ситуации. Он не может позволить своему внутреннему стержню разломаться на тысячу осколков, пока нет. Еще нет. Ситуация еще не безнадежна. Всего лишь илы под ногтем…
- Мешают? Странно, - Олег издевался с таким же удовольствием, что и вводил в тело Лукаса эти иглы, - Надеюсь, ты не думаешь, что по твоей просьбе я вытащу их из тебя? Глупо было бы предполагать, что я мучился, вгоняя их в тебя, для того чтобы вытащить их тут же. Посмотри, как забавно, - и Даршавин взялся за конец торчащей иглы, чуть подёргивая её из стороны в сторону. А потом, глядя на слёзы катившиеся по щекам Лукаса, произнёс, - Теперь ты понимаешь зачем я это сделал? Уж будь любезен, говори всё, что мне хочется слышать, может быть тогда мне не придётся сплетать из этих иголок косичку. Хотя... я не решил ещё, какие узоры я хочу видеть. У тебя есть время говорить, а у меня есть время понять чего ты достоин.
И Олег опять сел на шконку, закуривая очередную сигарету, но уже с нетерпением и нервно, его благодушное удовлетворение было на исходе. Ещё минута... и...
Лукас весь сжался, насколько позволяли его путы, когда Даршавин стал к нему подходить снова. Нет-нет-нет-нет-нет… Пожалуйста не наааа…
Тихий стон вырвался сквозь сжатые до хруста зубы. Лукас уже не пытался сдерживать слез и ни стыдился их. Ему было уже все равно. Лишь бы только эта боль, эта ужасная боль прекратилась. Он не может дышать, его легкие разрываются от недостатка воздуха, как будто он на самом деле опускается все глубже и глубже под толщу воды. Он смотрит наверх и видит лучик света, который становится все тускнее и тускнее…
Но Даршавин не дает впасть в беспамятство. Не превышает тот порог боли. Который приведет к забвению.
Да, Лукас понимает. Понимает, что его единственный путь к спасению из этого ада – это начать говорить. Что угодно. Желательно то, что устроило бы Даршавина. С Уортом же проскочило…
- Я же сказал, что буду говорить! – Лукас снова срывается на крик. Ему тошно от самого себя, но это контролировать он не может. – Понял я все… понял…
Даршавин с видом победителя возвращается на шконку, а Лукас все еще не может продышаться, погасить истерику, контролирующую его сознание и реакции организма. Уже ясно, что иглы там и останутся. Возможно, на всю ночь. Так бывало. Только не с иглами. Выжил? Выжил. И в этот раз сможешь.
Норт втягивает в себя воздух, задерживает дыхание и выпускает его. Так несколько раз Даршавин ждет, хотя видно, что его терпение на исходе.
Нужно поторопиться.
- Я работал в секции двусторонних отношений. Моим непосредственным начальником был Боб Хенсон. Советник. От него я получал задания. Кроме него в нашей группе были Моника Сандерс, Пол Мидли и Герберт Монк. Как известно, одной из самых важных форм работы сотрудников дипломатических представительств является информационная деятельность в стране пребывания. Ее условно можно разделить на две составляющие. Это сбор, анализ и передача информации своему правительству и разъяснение позиции своего государства по тому или иному вопросу.
Лукас сделал паузу, перевел дыхание. Даршавин слушал, не перебивая. Интересно, сколько еще он будет делать вид, что ему интересно наблюдать, как Норт излагает прописные истины, можно сказать, основы работы любого посольства.
- Вам, несомненно, знакома Венская конвенция о дипломатических сношениях? Так вот в ней сказано, что выяснение всеми законными средствами условий и событий в государстве пребывания и сообщение о них правительству аккредитующего государства является одной из функций дипломатического представительства. Надо сказать, что работа в этом направлении отличается большим разнообразием. Источниками получения информации являются беседы, средства массовой информации, собственные наблюдения дипломатов.
И снова пауза. И опять Даршавин молчит, не перебивает. Делает вид, что весь обратился в слух. Неужели ему и правда все это интересно?
Зато Лукас смог сконцентрироваться на том, что говорит, и хоть немного отвлечься от боли. Она отошла на второй план, стала притупленной и как будто отдельно от него.
- Задача дипломата состоит в том, чтобы глубоко изучить, проанализировать события, явления, факты общественно-политической жизни страны и объективно проинформировать о них свое правительство. Иногда уже на этапе анализа и обобщения делаются предложения о каких-либо дипломатических акциях.
Тоном лектора привычного к чтению лекций благодарной аудитории, продолжал вещать Норт.
- Основными документами, в которых содержится передаваемая информация, являются шифрограммы, записи бесед, обзоры прессы, краткие информации, справки, записки, отчеты, аннотации и переводы всевозможных материалов и т. д. Наиболее срочная информация передается по каналам электронной связи, а информация обобщающего и аналитического характера направляется диппочтой. Традиционным в информационно-разъяснительной работе дипломатов в стране пребывания является выпуск и направление в МИД, диппредставительства других стран, редакции крупнейших газет пресс-бюллетеней и пресс-релизов. В них обычно публикуются строго официальные сообщения, тексты некоторых документов…
Слушая тревожный торопливый голос Норта, Даршавин впадал в нирвану. Чуть покачиваясь, он выпускал кольца дыма изо рта и прикрывал глаза, стоило всё это сделать, чтобы слышать этот трёп? В любом случае стоило.
- Ну, хорошо. По крайней мере, мы оба поняли, что говорить ты можешь. - Чуть с хрипотцой проговорил Даршавин. - Уже не плохо. Теперь бы понять другое. - Олег опять встал, прекрасно понимая, что одно это уже заставляет Лукаса сжаться в комок и ждать новой порции боли. Вполне хорошая реакция организма, пусть и этот рефлекс будет выработан до автоматизма. Пока следователь сидит и улыбается, как сытый кот, лучше говорить, а не тянуть время. А если следователь встал на ноги, что само по себе уже плохо. Желательно не просто говорить, а говорить правду и только правду, как на исповеди. - А теперь давай-ка мы проверим можешь ли ты говорить правду. Как думаешь, сколько времени ты сможешь выдержать, если я не начну верить твоим словам?
Даршавин опять заходил кругами по камере. Просто желая вызвать у Норта ощущение тревоги и ужаса, хотя и без того понятно, что больше ужаса в глазах нужно ещё пойти поискать. Если конечно не сделать проще - добавить боли ему сейчас, когда действие препарата закончилось и он будет не только чувствовать боль каждой клеточкой своего тела, но и обязательно начнёт дёргаться, причиняя тем самым себе ещё большую боль. Эта мысль понравилась Олегу, но видеть Лукаса второй раз без сознания он тоже не хотел. Нужно давать боли столько, сколько тот сможет вынести, не отключаясь. Это Олегу нужен отдых, а Лукас должен чувствовать постоянно. Конечно, желательно, чтобы это была боль. Чтобы он говорил с нескрываемым желанием и интересом.
- А теперь я хочу услышать про твоё последнее задание. Ты ведь уже всё проанализировал. Что ты должен был сделать? Что успел сделать, почему тебя взяли? Где прокололся? И кто был рядом с тобой в тот момент? Кто мог знать о твоём задании кроме непосредственного руководителя? В общем всё, о чём тысячу раз передумал.
Олег подошел сзади, взял голову Лукаса в руки так, будто уже и слушать не хотел, а мечтал только сделать резкое движение до характерного хруста... Но нет, он не хотел слышать этот хруст, вот так свести пальцы на шее Норта и сжать их, чтобы тот начал ощущать нехватку воздуха, чтобы в го мозгу горела жуткая красновато-фиолетовая паника, и смотреть, как он пытается вдохнуть...
Казалось, Даршавин входил в транс. А ничего удивительного, повредившийся мозгами на войне спецназовец еще и не такое может выкинуть…
Но это было лишь заблуждение со стороны Норта. Олег внимательно его слушал, а потом опять вошел в свой режим истребителя. Благо, камера была просторнее, и было, где развернуться. И начал нести какой-то бред насчет правды. А где гарантия, что сейчас только Лукас говорил НЕ правду? Или, быть может, правдой здесь считается только то, что сам Даршавин хочет услышать? Поди догадайся, что именно. А до тех пор ты обречен на вечные страдания. Хочешь остановить их – ищи способы это сделать. Легко сказать, особенно, если ты ни разу не ясновидящий. Да и ясновидящий в два счета заблудился бы в этих диких непроходимых дебрях спутанного сознания Даршавина.
Попробовать, конечно, можно терять-то нечего. Кроме собственной жизни…
Когда один человек долго заставляет другого испытывать сильную боль, тело реципиента начинает жить отдельно от разума, подчиняясь исключительно инстинкту самосохранения. И Лукас вздрагивает, отшатывается, сжимается в комок, насколько позволяют веревки. Они больно врезаются в кожу, оставляя ссадины, но это даже не идет в сравнение с тем, что делает, делал или будет делать Даршавин.
Если бы Лукас знал, он бы набрал в легкие побольше воздуха. И все равно бы его не хватило. Он судорожно дергается, пальцы скребут воздух, на шее вздулись вены, сердце вот-вот разорвется, а глаза вылезут из орбит. Смерть была бы таким простым выходом. Но инстинкты берут верх. И Лукас сопротивляется.
Олег с ликованием ощущает в руках бьющееся тело. Его трепет сродни цветку, бьющемуся на ветру за жизнь. Или оргазму, доводящему до конвульсий, но служащему началом новой жизни. Всё правильно, всё так и должно быть. Но хорошего понемногу, и Олег чуть ослабил хватку, давая возможность кислороду проникнуть в лёгкие Лукаса. Само по себе кислородное голодание рождает новые ощущения, способные изменить сознание. Может быть, Норт уже понял то благо, которое Даршавин пытался ему подарить?
Олег выдернул иглу из шеи Норта. Ничего страшного, возможно, она ещё пригодится, если тот всё ещё будет тянуть с ответом.
- Так я так ине услышал про последнее задание. - Словно строгий учитель, назидательно - угрожающе произносит Олег, - Может быть всё же, добавить тебе пару игл для настроения? Видимо, твои воспоминания нужно освежить. - И Олег встаёт прямо перед Нортом, чтобы тот видел эти иглы, готовы войти ему под ногти в любую секунду.
- Что ты должен был сделать в последний раз? Кто был рядом с тобой? Почему ты провалился, а тот человек нет? Кто ещё мог знать это задание? Думай! Говори! пререрабатывай кислород, иначе ты можешь лишиться и его!
Даршавин опять сорвался на крик. Ему явно не хватало зрелища мук Лукаса, чтобы оставаться спокойным....
А ведь так близко было, так близко… Лукасу кажется, что он побывал в каком-то ином, прекрасном мире, где нет боли, нет пыток, не нужно сражаться за выживание. Там уютно, спокойно, там царит умиротворение и покой.
Но Даршавин не дал остаться в этом замечательном месте. Грубо вернул Лукаса в полную страданий реальность, ослабив хватку на горле и вытащив иглу из шеи. Именно этот звук, скрипучий, многократно усиленный шумом крови в ушах, возвращает Норта к жизни.
Судорожно втянув воздух, Лукас начинает кашлять. Горло дерет уже совсем сильно. Любая попытка заговорить приводит к новому приступу кашля. А Даршавин делает вид, что не понимает, в чем дело. Или ищет новый повод вогнать свою иглу куда-нибудь еще.
Собравшись с силами, Норт поднимает голову, источник боли перемещается от руки в шею, заставляя зажмуриться. А потом едва слышно хрипит.
- Пить дай…
Господи, ну до чего же народ пошел... Но посмотрев в глаза Лукаса, Олег осёкся... Хочет воды? Да, пожалуйста!
- Хочешь иголки вытащу? - сочувственно шепнул Олег, и получив ответ только глазами, опять шепнул. - Сейчас. Потерпи.
Олег берёт вату, смачивает в спирте, накладывает на палец и вынимает иглы. Кто бы сомневался, что всё это вызовет новую волну боли? Олег это знал точно и сделал всё так, чтобы и этим действием насладиться в полной мере. Он смотрит в глаза Лукаса не отрываясь, пьёт его боль, его крик, впитывая его муки в свою душу, как бальзам. Отлично получилось. Ах, как хочется всё это повторить ещё разок... Но, пока ему хватит и этой боли, нужно же ещё и информацию получить. Потом Даршавин берёт бутылку с водой, стоящую у ножки кровати. Как и обещал Олег, вода у Лукаса теперь есть всегда. Другое дело, может ли он воспользоваться этой водой без посторонней помощи. Ну, это уже детали..
Оле медленно откручивает крышку и пластиковой бутылки, держа её перед глазами Лукаса. Очень долго. Будто желая убедиться, что тот на самом деле не может обойтись без воды. Потом обхватывает голову Лукаса левой рукой, чтобы тот не качнулся или не дёрнулся. И подносит горлышко бутылки к губам Норта... Вот сейчас тот должен почувствовать всю власть Олега. Его полное владение им, Лукасом. Во всех смыслах и чувствах.
После нескончаемой агонии даже изменение в интонации способно поднять такой шквал эмоций… Стоит Олегу заговорить с Лукасом иначе, не в обычной грубой и властной манере, как тому незамедлительно хочется довериться, спрятаться, сбежать от всего этого нестерпимого ада. Неужели Даршавину надоело его мучить…
Да-да, воды. Именно. Дайте…
Но вопрос совершенно о другом. Хочет ли он, чтобы Даршавин достал иголки? Это шутка такая? На себе попробуй и узнаешь, каково это… Волна злости, которую так тщательно возрождал в себе Норт, так и не поднялась. И все, на что способен Лукас, это умоляюще посмотреть на Олега. Даже кивнуть не получается. Шея совершенно онемела. Что, если он задел какой-то нерв… да не все ли равно…
Господи боже! К этому не подготовиться. Снова боль скрутила внутренности, заставила задохнуться, а потом дико заорать, выгнувшись на стуле. Лукас уже не может контролировать свои реакции. Они ему неподвластны. Боль и не думает утихать, а сил на крик уже нет.
Норт чувствует, не видит, как в губы упирается пластик. Он открывает рот, а Даршавин уже тут как тут. Держит его голову. Вот что от него ожидать? Что просто даст попить или шею свернет? Лукас уже начинает испытывать постоянный страх. Это плохо, очень плохо, это верный шаг к погибели. Но это выше его сил. Противостоять этому чувству.
А Даршавин подождал пока Норт продышится, сделает несколько глотков, всё так же осторожно, даже бережно поддерживая его голову. Потом поставил бутылку на стол и принялся развязывать верёвки и снимать браслеты, всё ешё стараясь сделать так, чтобы Лукас не свалился со стула. Потом помог подняться и довёл до шконки, поддерживая, будто самое драгоценное в жизни существо. Ну, ещё бы! столько волшебных минут удовольствия ему ещё никто не доставлял! Он был на 100% уверен, что Ксения Николаевна не смогла бы подарить ему ТАКИЕ волшебные минуты.
Присев на шконке рядом с Лукасом, Олег обнял его за плечи, чуть покачивая, будто в колыбели.
- Ты пойми, мы же с тобой одни во всей вселенной,- тихонько, рядом с ухом Лукаса шептал Олег, - у тебя есть только я, ну представь, кто тут может быть вместо меня? Н думаю, что тебе будет приятнее в обществе Миши. Ты уж, постарайся, вспомни всё. Как в кино, смотрел?
То, что происходило дальше, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Даршавин не только напоил, но еще и отвязал Норта. Лукас, конечно, не в состоянии был самостоятельно даже на стуле сидеть, его тело наотрез отказывалось с ним сотрудничать, еще бы. Подвергли таким испытаниям. Если бы не Даршавин, Норт кулем свалился бы на пол. Но тот не дал. Отвел на шконку.
И в этих сильных теплых объятиях Лукас окончательно потерялся.
Так хотелось спрятаться, вжаться, потеряться… Стать таким маленьким, чтобы никто не нашел. А этот обволакивающий мягкий голос… В ответ на его доброту хочется отплатить тем же. За доверие доверием. На самом деле, кто? Кто избил Мишу, когда тот измордовал Норта? Олег. Кто так трогательно ухаживал за ним в больничке? Приносил разные домашние вкусности? Опять же Олег.
Отрывок из http://www.proza.ru/2018/06/27/1351