Never look back
Alex Sheridan & Louise Messereau
Это проект моего учителя. Но он разрешил мне опубликовать его.
Веточка...
Думать о ней, чтобы не сойти с ума.
Написать очередное мысленное письмо, которое никто никогда не отправит, не получит и не прочтет.
«Дорогая Веточка.
Чем отчетливее я осознаю, что никогда не увижу тебя, тем сильнее по тебе тоскую.
Милая Веточка. Если бы ты только знала, как это тяжело. Когда у тебя на сердце и в голове столько всего, а рассказать некому. Это так угнетает, подтачивает изнутри. Мне хочется избавиться от этого груза, эта ноша непосильна. Но я не могу довериться никому. Никому. Здесь столько людей вокруг. И они бы с удовольствием меня послушали. Да, они ловят каждое мое слово как манну небесную, чтобы, многократно изучив со всех сторон, проанализировать и потом использовать против меня же.
Я сожалею о стольких вещах теперь. Мне жаль, что я сделал неверные выборы. Мне жаль, что не выбрал иной путь. Мне жаль, что ты встретила и полюбила именно меня. А не обычного человека с обычной жизнью. Потому что ты достойна только самого лучшего.
Я знаю, я не говорил тебе многого. Но не потому, что не хотел, я не мог. Я хотел уберечь тебя. Уберечь от правды. Правда забавно звучит. Ирония. Ирония в том, что тебе безопаснее без меня. Мне так хочется верить, что у тебя все хорошо. И что эта тьма, что окутывает меня, тебя не коснется никогда. Потому что если будет иначе… Я не знаю, как я смогу жить с этим…
Эти противоречия внутри меня разрывают на части. Я уже не знаю, что правильно, а что нет. Я хочу выбраться отсюда, очень хочу. Но я боюсь оказаться в мире людей таким, каким меня сделали. Я знаю, ты меня уже не примешь. И это правильно. Смогу ли я принять себя…»
После таких мысленных разговоров с Елизаветой Лукас чувствовал небольшое, но все же облегчение. Даже этого было достаточно. Так он снижал уровень стресса, как будто открывал вентиль, чтобы уменьшить давление, пока оно не достигло критического уровня. А резервуаром был он сам. Этаким котлом, наполненным болью, страданиями, злостью, отчаянием. Он был готов взорваться в любую секунду. Но не имел на то никакого права.
«Тоска. Бескрайняя. Глухая. Безнадежная. Вот что владеет мною сейчас. От одной мысли о том, что я никогда не услышу твоего голоса, не прикоснусь к тебе, не обниму… В горле встает ком, и я грызу подушку по ночам, чтобы никто не слышал, как зову тебя. Безмолвно. Отчаянно. До исступления. Иногда я вижу тебя во сне. И просыпаюсь счастливый и испуганный. Счастливый от того, что был с тобой, но мне страшно, то я мог назвать твое имя во сне, а кто-то услышать и узнать, что ты все еще дорога мне…
Если бы только знать, что у тебя все хорошо. Если бы только одним глазком посмотреть на тебя. Стать бы птицей, зверем, преодолеть все эти километры, без отдыха, без сна, без еды, замертво упасть к твоим ногам, умереть счастливым и свободным…»
***
«Веточка, родная. Если бы ты только знала, как мне не хватает тебя сейчас. Твоего голоса, твоего прикосновения, твоей улыбки. Я не могу выразить словами, как тоскую по тебе. Ты никогда не узнаешь, потому что я поклялся быть сильным. И тебе не скажу. Но я не могу без тебя. Ты нужна мне, чтобы жить. Чтобы дышать. Чтобы хоть наполнить мою жизнь хоть каким-то смыслом. Как я хочу обнять тебя сейчас, почувствовать тебя так близко… Что ты есть на самом деле. Что ты не сон, прекрасный сон, который мне приснился. Мне страшно и холодно. Одиноко. Я теряю все, что было мной. Я теряю себя.
Только теперь, когда тебя нет рядом, и я понимаю, что ты недосягаема, я осознаю, как много осталось несказанным. Как много не сделано. Ты никогда не узнаешь, как же сильно я тебя люблю. Всегда любил. Знаю, не показывал, как должен был, о чем теперь горько сожалею. Если бы можно было повернуть время вспять. Если бы только…
Я помню нашу первую зиму. Как мы были беззаботно счастливы, влюблены, мы забывали обо всем на свете, купаясь в наших чувствах, как в теплом потоке. Мы не думали о завтрашнем дне, мы жили только друг другом. Это было волшебно. Говорить обо всем на свете, узнавая друг друга, восхищаясь и все глубже погружаясь в пучину чувств. Осень, казалось бы, не время влюбляться, но мы с тобой были два исключения. Мы нашли друг друга именно осенью. И провели вместе такую прекрасную зиму… Это была моя первая зима в России. Я никогда не видел столько снега. Ты научила меня видеть красоту в этих белых просторах. Радоваться морозу, ловить снежинки и загадывать желания, пока они тают. Я загадывал лишь одно. Быть с тобой вечно. Но они всегда таяли раньше…»
Хочется выть и бросаться на стены. От этого отчаяния и безысходности. Даже мысленно написанное письмо Елизавете не приносит больше облегчения. Норт вновь загоняет мысли о ней так глубоко, что сам едва может распознать их теперь. Его единственная болевая точка это MI5. Та, про которую знает Палач. Он пытался вытянуть Лукаса на разговор о Елизавете, но безуспешно. Норт процедил пару презрительных слов в ответ на предложение закончить все и вернуться к жене.
- Вряд ли она меня ждет. Я бы не ждал. Я же не выйду отсюда?