Иногда я шёл по следам своих сновидений.
Приснилось мне, что у меня на берегу Велья на горе - свой маленький, но уютный дом. И я решил осуществить эту грёзу. Сначала нарисовал эскиз. Рисунок положил в дальний ящик...
Поговорил с матерью, не хочет ли она иметь "запасной аэродром" в любимых ею родных Полеях. Мать обрадовалась столь приятному предложению. Поговорил с дядюшкой, не будет ли он против, если на его территории, на горе, где прежде стояла его старая баня, я возведу себе "нехитрое" жилище - что-то вроде летнего пристанища. Дядюшка был обеими руками за.
На горе росли две развесистые сосны. Я решил их не трогать, построить домик между ними и под ними, и всё соответственно разметил.
И вот в Полеи приехал оранжевый "Камаз", за рулём которого сидел друг школьных лет Вася Киндеев, согласившийся мне помочь - чуть отклониться от маршрута, указанного в путёвке - км этак на тридцать... Мы вдвоём сгрузили на землю всё необходимое для начала строительства. Да, момент в моей жизни был торжественный и яркий, оттенённый и тучами по краям - не все в моей семье этого хотели, кое-кто ехидно посмеивался. Ведь я до сего дня никогда не занимался стройкой. Да и топор держал в руках не часто - разве что дровишки колол матери. И топора своего у меня отродясь не было - попросил у троюродного братишки Володи Цекуля; он дал, не жалея, с возвратом.
И денег вести стройку у меня не было. Ну откуда они у среднего медработника ЦРБ!... Мать с отцом скинулись всего на 80 рэ, и по знакомству родич-прораб (добрейший из добрейших людей) позволил отобрать и накидать в грузовичок более менее приличных досок. Несколько сосёнок в лесу я спилил сам и в одиночку на себе притаранил на место. Распилил, ошкурил, разметил, выбрал острым топором пазы...
Сидел я на мешках с цементом, курил, думая, с чего начать. И тут подходит мой милейший дядюшка Михаил Петрович. Встреча была самой радушной. Он взялся мне помогать, как молодой. А ему уже было 63... И кто кому помогал? Но это по-началу.
Конечно, на побегушках и на передовой трудового фронта был я - мне было 33, но советы - дельные - шли от дядюшки.
Набегавшись в первый день, так хотелось спать... Но в 4-00 дядя уже будит: "Пошли". Я с ужасом гляжу за окно - там вовсю пылает синяя луна! И встаю по команде бывшего сержанта. А сержанты, как выяснилось, бывшими не бывают, тем более фронтовые.
У меня с моим полеёвским дядей сложилось настоящее фронтовое братство. И был у нас, что очень важно, надёжный тыл - тётушка Галя, первая и последняя дядина любовь и жена - она нас кормила и поила (молоком). Какая же у неё выходила вкуснейшая рисовая каша с тыквой - вся ярко -жёлтая! Тётя Галя точно знала, чем кормить двух повкалывавших на воздухе мужчин; с её лёгкой руки мы не налегали на мясное и жирное, диета была приближена к вегетарианской, за исключением молока и творога. Но зато как же легко мне бегалось по полеёвским горушкам!
Как это ни удивительно, но эти три года, в течение которых я урывками (во время отпусков, по выходным и праздничным дням...) ездил за 30 км из Опочки в Полеи, на автобусах (а по лесу 6 км пешком), чтобы вести строительство, были "лучшие годы нашей жизни". Летом я наладил из Опочки в Полеи и назад велосипедный маршрут - по обочине гремящего фурами шоссе, международной трассы Ленинград - Киев - Одесса. Натренировавшись, доезжал до конечной точки за полтора часа.
Юмор со мною был всегда, как и осторожность. Проезжаю на "прялке" мимо затаившихся гаишников с радаром, интересуюсь по ходу:
- Как я, не превышаю?
- Нет, нет, всё в порядке, проезжай!
Я ездил в Полеи на стройку, постучать молотком, даже зимой, на один только день, даже в густой снегопад, время от времени останавливаясь, чтобы обмести спицы колёс, сплошь забитые снегом. И при этом пел песни. О, с какой кричащей радостью встречал меня заснеженный с замёрзшими стёклами окошек мой дом!... Встречал, как заждавшийся хозяина верный пёс!
А какие стихи лезли в голову мне во время строительных работ! Да что там стихи - музыка витала вокруг, песни сочинялись легко, сами собой - только успевай их записывать. И я записывал на клочках автобусных билетов, потом скорее, пока не выветрились прозой будничной жизни, на магнитофон.
* * *
Её глаза - как лунный свет.
Ей тридцать лет.
Она пришла с других планет,
Сомнений нет...
Это ведь песня, сотканная из того воздуха полеёвского и легкого света, и чуть-чуть из перистых серебристых облаков, когда я, сидя на стропилах крыши, уверенно и точно вгонял молотком гвозди в собственноручно нарезанные и тщательно выструганные узорчатые доски, которым суждено было по плану стать надёжною кровлей и частью мансарды моего романтического летнего домика. Всё просто - душа во мне пела, вот и раскрывались, как цветы по весне, прежде пропадавшие под спудом таланты. Никогда потом я не писал больше музыки, а в те дни, в Полеях - едва ли не каждый день - без малейшего напряжения - мелодии влетали в сознание, подобно метеоритным дождям, будили по ночам...
А какие яркие необычные снились сны - когда спал уже в завершённом строении моём, на горе, над озером, на родине предков, слыша их внятный шёпот, звучащий из лиственных и хвойных губ...
* * *
Сюда приеду - предков голоса
Поют мне из-за каждого куста,
И песня их свободна и проста,
И грустью Русь - в берёзовых устах,
В берёзовых устах...
И крик души - в ветрАх!
28. 10. 1990 г.
Две невероятно красивых, чрезвычайно "разлапистых" сосны (одна из них во множестве веток, нисходящих до земли напоминала древний баобаб) обнимали крышу моего дома, нежно ласкаясь с ним и заглядывая в окна чердачного помещения. В сильный ветер, в непогоду, сосны шумели, скрипели, лупили ветками о фронтоны и по коньку, будто рвались в дом. А в доме было так уютно, радостно, и даже буря за окном была мне в радость!
А на чердаке так славно спалось в дождь, под его увертюры, скерцо и токкаты...
Две молодые "дачницы" в пляжном "прикиде", проходя мимо, в зыбких тенях соснового леса козьей тропинкой к озеру, искренне восхищались:
- Какие красивые сосны! Ну надо же, дом совершенно вписался в природу!...
- А сосны так и останутся - вплотную к дому? Вы их не спилите?
Я объяснил:
- В этом весь шарм. Так и было задумано, изначально.
* * *
На озере
На озере, где зелена вода,
Купались голыми, смеясь,
Две лесбиянки.
А я над озером
всё строил, строил дом -
В прибое жёлтых стружек
строгал, пилил...
И вид резвящихся подружек
Меня, увы, не восхитил.
1990 г., Полеи.
Я приехал сюда ещё раз с Васей на "Камазе", выгрузил у хижины моей стопку пятиметровых еловых досок. Закончив строительство дома, я решил начать постройку лодки - большой, парусной. Ведь на Велье простору предостаточно, и под парусом пройтись из конца в конец - самое то!
И, хотя лодок я никогда не строил и даже не видел, как это делается, мне всё теперь было по плечу, всё казалось достижимо.
И остались мне на память о том романтическом времени, когда, балуя, качала меня в синих ладонях Велья родина любимая,... только эти лёгкие стихи, в спешке набело записанные мною тогда.
* * *
Здесь довелось мне родиться:
Свет, шум берёз на свободе,
Смело - домашнею птицей -
Аист по улице ходит...
Дом на горе, где порожек -
Мина с войны тяжеленная.
Ямина после бомбёжек -
Пруд, где лучи в играх с тенями...
Нежатся змеи на солнышке
Возле продымленной бани.
А под горой - чашей полною
Озеро с даль-синью дальнею.
Тяжкие волны зелёные
Лижут песок в пенном кружеве,
Лодки качают смолёные.
Ветер-свистун сети сушит...
Как я хочу к тому берегу,
С ветром, сквозь брызги под парусом -
К тем островам, что Америкой
Манят меня, пусть напрасно...
Пылью, полынью околицы
Пахнет уж вечер цветной.
Гонит с далёкого полюшка
Стадо пастух удалой.
Встретят хозяйки коровок,
Что на подходе ревут,
И под домашние кровли
Всех отведут и запрут.
В хлевЫ загонят овечек.
Вот уж подойник звенит...
Я же иду каждый вечер
На гору, где чудный вид.
Как зачарованный рвусь я
В даль эту с дымкой закатною...
Прямо пойдёшь - в Белоруссию,
Вправо возьмёшь - выйдешь в Латвию.
А за спиной вся Россиюшка
Под небо ушла - до Камчаточки!...
И годы мои не прошли ещё -
Не разменял и десяточку.
Примечание.
По следам сновидений - глава из эссе "Древняя тайна" (2019 г.)
На снимке - тот самый домик в объятиях сосен.