Глава 2.
Повстречался мне на жизненном пути один молодой человек. Бедненький такой, несчастненький верзила, с честными-пречестными глазами, который прям-таки запутался в своих жизненных неурядицах и не знает, как жить дальше. И, как фанатичную байкершу, меня очень зацепили его откровения о том, что он тоже хочет стать мотоциклистом, правда еще не определился, что ему нужнее – машина или мотоцикл. Но для меня это было абсолютно неважно, ведь он просто любил мотоциклы… Я всегда обладала широкой русской душой, готовой последнюю рубаху на груди разорвать, а помочь человеку в трудной ситуации. А тут такое дело: как же мото-брату не помочь. Я почему – то решила , что я – Робин Гуд. И приняла на себя обязательство укрыть от всех бед и несчастий за своей прямо сказать хиленькой спиной здорового упитанного детину.
Со скупой мужской слезой в глазах, он так трагично описывал свои страдания, что они явно были бы достойны пера хорошего драматурга. А я так растрогалась, расчувствовалась от всех этих злосчастий, которые свалились на моего бедного мото-друга, что достала половину своих сбережений да и дала их моему мото-другу. На, дружок, только возьми, не отказывайся. В долг, конечно, отдашь мол как сможешь. Дружок меня сердечно поблагодарил, сказал что я Ангел… И исчез. «Как мимолетное видение, как гений чистой красоты».
Я, безусловно, огорчилась, посокрушалась на свою безмозглость и доброту, и пошла в институт. На сессию, оптимистично подумав, ааа, еще заработаю.
Весело и задорно сдав сессию, торжественно открываю дверь обувного магазина, где я полтора года работаю продавцом-консультантом… И прямой наводкой отправляюсь в кабинет нашей заведующей, обрадовать ее, что я полна сил и вдохновения выйти со следующего дня на работу, продавать людям зимние сапоги… Но так получилось, что обрадовала не я ее, а она меня, когда протянула мне лист бумаги, ручку, и с сожалением произнесла убийственную фразу : «Мне очень жаль… Но ты уволена…» Это конечно был внезапный удар. Но я растянула в улыбке рот до ушей и говорю: «Ой, да вы знаете, я и сама хотела уволиться!» Написала заявление по собственному желанию, и радостно летящей походкой пошла домой. Правда , скрывшись за углом, моя летящая походка сменилась на походняк усталого грузчика: опустились плечи, башка, руки плетью повисли вдоль тела, а ноги сами волочились, будто к ним привязали килограммовые гири.
Но мне удалось справиться с отчаянием, и я восприняла свое увольнение как мотивацию к изменению своей жизни непременно в лучшую сторону. И подумала: а не махнуть ли мне в Питер? На оставшиеся деньги, которые еще не успела никому безвозмездно одолжить. Давно мечтала увидеть этот город. Э то было моей по истине голубой мечтой уже лет семь…
Домой я прилетела вприпрыжку и с порога давай фонтанировать новостями:
- Мама! У меня для вас есть две новости!
Мама , почуяв неладное, присела на диванчик.
-Что, дочь?
- Меня уволили! – торжественно парировала я.
Мама с бабушкой застыли в минутном молчании. Скорбели по моей везапно наставшей участи безработной. Все-таки первой в себя пришла мама, вспомнила, что есть еще одна новость, и рано еще впадать в уныние. Неизвестно, что любимая дочурка сейчас еще ляпнет. И дочурка, выгадав момент , когда вроде никто в обморок пока упасть не собирается, еще торжественней заявила:
- Мам! Баб! Я еду в Питер! Вот прям через пару дней и еду! На вокзал только сьезжу куплю билеты.
Я бы не сказала , что мама и бабушка очень обрадовались, но попробуй мне запретить, если я что – то уже решила.
- Ну езжай, дочь, посмотри Петербург, там очень красиво… - как то без особого энтузиазма проговорила мама.
И через три дня я уже запихивала свой чемодан в поезд. Радостная, довольная, что сейчас сьезжу, отдохну, устрою себе такой отпуск. Потом вернусь в родную свою провинцию и буду интенсивно искать работу, устроюсь, накоплю на мотоцикл, и уже следующей весной куплю его… А может и не вернусь из Питера, и найду работу там, и там накоплю на вожделенный мотоцикл. Я на тот момент еще не решила.
И вот я уже трясусь в поезде на верхней полке… Питер… Как ни крути ,а мечты сбываются… Мои мысли перемешались в клубок, глаза затмила пелена, и под мерный стук колес я провалилась в глубокий сон,.