Действующие лица:
Сергей, 52 года, хирург в обычной больнице
Ирина, 50 лет, певица.
Действие 1
На сцене стоит садовая скамейка. Сергей и Ирина появляются с разных концов сцены и идут навстречу друг другу. Проходят мимо, но через несколько шагов оборачиваются. Первой это делает Ирина.
Ирина (неуверенно). С-сережа?
Сергей (устремляясь к ней). Ирка, ты?! Сколько лет... (Вспоминает угловатую девушку, которую любил двадцать семь лет назад. С восхищением). Ир-ка-а! Как-кая ты стала!..
Ирина (с едва заметным кокетством). Постарела, говоришь?
Сергей. Да ты что?! Возмужала... Ой, не обращай внимания... прости... я что-то не то говорю... Не возмужала, а...
Ирина (губы трогает едва заметная усмешка). Главное, что я тебя поняла. Сядем.
С чувством превосходства садится на скамейку. Сергей пристраивается рядом, но чуть поодаль. Его фигура больше повернута к ней, чем ее — к нему.
Ирина. Сколько лет мы уже не вместе?
Сергей (не задумываясь). Двадцать семь.
Ирина (удивленно). Неужели столько лет прошло? Ты не путаешь?
Сергей (вырывается фраза). Да мне каждый год без тебя...
Ирина (задумчиво). Четверть века... Неужели ты все эти годы меня помнил? Хотя... и на самом деле, меня забыть трудно... наверное...
Шум дождя. Сергей достает зонт, раскрывает над Ириной. Она двигает его к Сергею, чтобы на него не падали капли.
Ирина. А ты изменился...
Сергей. Так не молодеем же, Иринка. По полтиннику уже каждому...
Ирина (кривится). Да я не о том! Раньше ты зонт надо мной не раскрыл бы. А хотелось. Господи, как мне хотелось тогда... вроде бы... посидеть с тобой в парке под зонтом. (Спохватывается) А вообще, мы с тобой когда-нибудь в парке вот так сидели, не помнишь? А сейчас уже и не хочется. Или хочется? Нет, наверное, все-таки не хочется. Дождь... (ее передергивает) брррр... А потом идти через весь город мокрой курицей, или телепаться на задней площадке какого-нибудь случайного трамвайчика... Особенно если знаешь, что батареи еще не включили.
Сергей (озадаченно). Неужели я таким эгоистом был? И ты шла под дождем, а я под зонтом? Ей-богу, не помню такого.
Ирина. У тебя просто такой мысли не возникало. Да у меня и свой зонт был. Действовала сама. Приходилось...
Сергей. А сейчас что, зонта нет?
Ирина. Почему? Есть. Мне просто лень его доставать. Выматываюсь так, что не хочется временами и пальцем пошевелить.
Сергей. А когда-то ты была шустрая... как электровеник. Помню, по дому носилась, только занавески шелестели. Все в руках горело.
Ирина (перебивая). И что — все сгорело, ничего не осталось?
Сергей (не успевая сориентироваться, не отвечает на фразу Ирины). ...До сих пор вкус и запах твоих котлет не забыл.
Ирина. Что, тоже сгорели? Уже не помню, когда и как все это готовила. Нет ни сил, ни желания. Да и некому. Поди, разучилась уже.
Сергей. А я, наоборот, научился. Приохотился даже. Хотя готовить тоже не для кого. Если только для себя... любимого... Ну и когда дети-внуки приходят. Спрашиваю: что есть будете? «Как что? — говорят. — Твой борщ!»
Ирина (удивленно). Не подозревала в тебе таких талантов. Двадцать... сколько лет назад, говоришь?
Сергей. Двадцать семь.
Ирина. Двадцать семь лет назад ты только о своих делах думал. Да о тусовках. Слава богу, не о других девочках. (С еле заметной ревностью). Или у тебя был кто-то еще, кроме меня? Какая-нибудь красотка... кабаре... Сейчас-то уже можно сказать, я уже не ревную. Ну!
Сергей (спокойно). Да не было у меня никого! Зачем? Если в отношениях появляется кто-то еще, значит, появляются и дополнительные проблемы: как конспирацию соблюсти, где лишние деньги взять. Екатеринбург ведь — большая деревня, все друг друга, по большому счету, знают. Обязательно спалишься где-нибудь.
Ирина. То есть вот так: чисто приземленно? А речи о чувствах нет? (поправляется) Не было?
Сергей. Почему не было? Были. Просто чувства — это слишком возвышенно в наше приземленно-меркантильное время. Далеко не все их понимают и, главное, принимают. Потому и объясняю чисто прозаически, без высших материй, на более понятном, пусть и чуждом мне, языке. Хотя такое объяснение мне, честно говоря, претит.
Ирина. Считаешь, что сейчас люди понимают только такой язык, приземленно-меркантильный?
Сергей. Убедился уже не однажды. И постоянно продолжаю убеждаться.
Ирина. А чувств, говоришь, сейчас нет? Неужели?
Сергей. Да есть, наверное. Но ведь чувства — не только физика...
Ирина (усмехаясь). Но и химия?
Сергей (не принимая ее реплику во внимание). ...Но и, в первую очередь, душа. Дух. А материальное и идеальное — два полюса. Им никогда не сойтись. Сейчас во главу угла встали деньги, а, значит, и душа ушла... на другой край Земли. Закон маятника никто не отменял.
Ирина (с улыбкой). Философ...
Сергей. Да какая философия?! Это жизнь! К сожалению...
Ирина (поневоле втягиваясь в разговор). А совместить не пробовал?
Сергей. Ну и что это будет? Наполовину главное — материальное, наполовину — душевное? Монстр какой-то... Ни два, ни полтора.
Ирина. То есть — либо все, либо ничего? Не помню, ты всегда таким был? (задумчиво) Наверное, все-таки всегда...
Сергей (горько усмехаясь). А сейчас совмещаю материальное и духовное. Деваться некуда — век наш меркантильный заедает. Как раньше говаривали: «Деньги — зло. Придешь в магазин — зла не хватает».
Ирина. А идти поперек века не пробовал?
Сергей. Пробовал. (Поправляется). Пробую. Меркантильный врач — нонсенс, как, наверное, и меркантильный писатель. Или поэт.
Ирина. Ты просто не знаешь, какими меркантильными бывают поэты... Я сталкивалась, к сожалению. Да и сейчас временами приходится.
Сергей (заинтересованно). И что — абсолютно все?
Ирина. Про всех не скажу, но те, с кем сталкивалась — однозначно «да». С одной стороны, все правильно: человек работал, за работу платить надо. С другой... противно, наверно, все-таки. Как-то не привыкли мы еще до конца, что культура и деньги — понятия абсолютно совместимые.
Сергей (с досадой). Да шут с ними! Встретились спустя четверть века, а говорим...
Ирина (перебивая). Не напоминай мне о возрасте!
Сергей. Да при чем здесь возраст?! А... ну да, конечно. С-слушай, Ирка... Ирина... ты свободна? В смысле, спешишь куда-то?
Ирина. И свободна, и не спешу. Ты что-то хочешь предложить?
Сергей (мнется). А что я могу предложить? Только кафе...
Ирина (задумчиво). По-прежнему только кафе... (решительно поднимается) Ну что ж, пошли!
Уходят.
Действие 2
Кафе, за столиком сидят Сергей и Ирина. На заднем плане может играть музыка. Ирина и Сергей не говорят друг с другом, мысленно вызывая в памяти прошлое.
Сергей. Наверное, рано мне тогда было заводить семью. Ну или почти семью — женаты-то мы все-таки не были. Не нагулялся еще. Нет, не в том смысле, что на уме были одни девушки, а в том, что хотелось — вихрем по жизни, вырваться куда-нибудь на ночь глядя, оторваться, и общаться, общаться, общаться! А Ирка... Увидел ее тогда — впервые — на улице, рванул за ней, но подошел не сразу — во-первых, хотелось понаблюдать, чтобы понять хотя бы примерно — какая она? — ну и до первого цветочного киоска добраться. Купил несколько роз, забежал вперед, вручил, спросил, как зовут, ну и понеслось!.. Первое время все замечательно было, эйфория, лямур... Но замечательно, как потом выяснилось, только в моем воображении. Иришке, как она однажды проговорилась, хотелось, чтобы я чаще бывал дома, сидел вместе с ней у телевизора и смотрел «мыльные оперы». Кстати, на днях где-то прочел: «— Что такое «мыльные оперы»? — Менты в бане». О чем я? Д-да, мыльные оперы... Она мне все высказала после того, как я в очередной раз явился домой поздно — не помню уже, не то в час, не то в два ночи. Кажется, закрылась тогда в ванной, долго выревывалась. Легла в постель, когда я уже спал. А наутро — как не было ночного скандала. Подумал: ну, сдали нервы у девочки, ничего страшного. Потом оказалось: нет, затаила все в себе, долго терпела, держала, ну и, как всегда, однажды рвануло. Собственно, даже не рвануло, просто в один из поздних вечеров, когда я вернулся с очередной тусовки, не обнаружил Иришки дома. Нашел лишь записку на столе: «Родной! Я так больше не могу. Я чувствую себя кухаркой, прачкой, подстилкой, в конце концов, но не женой! Ты где? С кем?! В общем, оставайся там. Или здесь. Но без меня». Ни телефона, ни адреса. Растворилась в большом городе. Я, помнится, еще подумал: а почему такое противопоставление — кухарка, прачка (о третьем определении Иркой себя не задумался) — и жена? Разве понятие «жена» не включает в себя все эти понятия? Что ж поделать, женская логика... И вот так, спустя почти четверть века, случайно, на улице... Двадцать семь лет не пересекались — даже слухами друг о друге, а тут... Почему именно сегодня? И что дальше? Не может же это все закончиться ничем? Или все-таки может? Жизнь — штука непредсказуемая...
Ирина (внутренний монолог). Ну и какого черта мы столкнулись? Не виделись же столько времени, и столько бы еще не видеться! Хотя?.. Что нам с ним сейчас делить? Эмоции утихли давно — все, почему бы просто не поговорить, как старым знакомым? К тому же мне нужно убить время до любимого сериала: домой возвращаться не хочется. К кому и чему возвращаться — к пустым стенам? Хотя... В юности тоже, по сути, были пустые стены. Серега то ли был, то ли не был: тусовки допоздна, вечное общение с кем-то там... Пожалуй, только это меня в нем бесило. Вроде, не изменял: и сама не ловила, и слухов никаких не доходило. Может, стоило подождать, пока перебесится, нагуляется? Но сколько можно было ждать — год, два, пять? Интересно, когда он все-таки за ум взялся... Или все-таки не взялся? Ладно, сейчас узнаем. (Сергею). Ну, рассказывай! Кем ты?
Сергей. Один.
Ирина. Я спросила не «с кем», а «кем»? (В сторону). Каждый слышит то, что хочет слышать...
Сергей. Неужели тебе и правда интересна моя жизнь? Двадцать семь лет назад...
Ирина (перебивает). Двадцать семь лет назад мне это действительно было неинтересно. Главным для меня тогда было то, что внутри тебя. (В следующей реплике пробивается ее застарелая обида). И наш дом, в котором ты появлялся только после полуночи.
Сергей (с легким раздражением, скорее, на себя). Да знаю я, что дом был, но меня в нем не было! Ну таким вот я был тогда, чё ж делать! (Через паузу). ...А сейчас тебе важен статус?
Ирина. Не сам статус. А то, что следует за ним.
Сергей (полувопросительно-полуутвердительно). То есть то, что он дает: деньги, славу, угодничанье окружающих.
Ирина. Прости, я наголодалась за эти годы. Хочу жить, а не выживать. Существовать на среднестатистическую, а еще хуже, меньше среднестатистической, зарплату — не для меня. Запросы растут, значит, должно расти и их обеспечение. А ты? Ты что, против денег и славы?
Сергей. Как говаривал Франсуа Рабле, аппетит приходит во время еды. Не так давно его поправил другой доморощенный философ: «Аппетит приходит во время беды». А у меня — что есть, то есть. Будет больше — хорошо. Нет — ну и ладно. Главное, чтобы не было меньше того, что есть сейчас. А слава... Думаю, прекрасно понимаешь, что за славой-паровозиком идут вагончики, и далеко не все в этих вагончиках хорошо.
Ирина (задумчиво ковыряет вилкой в тарелке). Жизнь-то все дорожает и дорожает. А за славой-паровозиком, как ты говоришь, идут и вагончики-привилегии. Среди поклонников ведь разные люди бывают. Да, идиоты невменяемые тоже. Но и сильные мира сего временами случаются. ...И все же — кем ты?
Сергей. Нет, сначала ты.
Ирина (разочарованно). А я думала, ты знаешь...
Сергей. Дай-ка угадаю... Неужели актриса? Помню вашу самодеятельность в институте! Толпы на нее ходили. На всех ваших спектаклях в первом ряду сидел. Внимал. Аплодировал. Гордился.
Ирина (хмыкает). Самодеятельность... актриса... На это не проживешь. Так! Вторая попытка!
Сергей. Ну не бухгалтер же!
Ирина. Ох, Серега, у тебя всегда было плохо с воображением. Удивляюсь, как ты вообще в наших пьесах что-то понимал! Просто не представляю, как бы мы с тобой жили...
Сергей (уязвленно). Да жили бы как-нибудь — не хуже других.
Ирина (перебивая). Вот именно — не хуже. А надо — лучше! Как можно лучше! Вперед и вверх — как можно выше. Тебе никогда не хотелось быть примером для других?
Сергей (почти автоматически). Пионер — всем ребятам пример... Но мы же давным-давно не пионеры, чтобы...
Ирина (безжалостно). Третья попытка!
Сергей (наугад). Певица.
Ирина. Ну слава богу! А я уж думала, никогда не родишь.
Сергей (по ассоциации с последней фразой). Кстати, у тебя дети есть? Взрослые давно, наверное. У меня...
Ирина (меняясь в лице, жестко). Без комментариев. (Спохватывается). Прости, журналюги уже замучили этим вопросом. Всё лезут и лезут в личную жизнь. Должно же что-то оставаться за кадром!
Сергей. Что ты хочешь? Издержки профессии...
Ирина. Ну да, ну да. Обрыдли мне эти издержки. А у тебя? Сын, дочь? Небось, внуки?
Сергей (эхом). Сын, дочь, внуки... (вытаскивает смартфон). Вот, смотри: это Валька... сын... Сашка... дочь... Внуки — Машка, Мишка...
Ирина (смотрит мельком). Красивые... Познакомил бы как-нибудь, что ли... (Вспоминает). Но ты же, насколько помню, не хотел детей... двадцать семь лет назад. Все боялся ночами, как бы чего не случилось... Вечерами все в аптеку бегал...
Сергей. Так все течет, все меняется. Не был готов. Казалось, они нас свяжут. (Поправляется) ...Меня свяжут. Хотелось пожить для себя, и только для себя.
Ирина (задумчиво). Даже не для меня...
Сергей (не обращая внимания на реплику Ирины). Сейчас рад. Придешь домой, тебя все облепят, все новости детские-взрослые выложат... Садишься — полный стол народу. И одиночество куда-то уходит. Думаешь: оставил после себя продолжение, вспоминать о тебе будут, своим детям-внукам будут рассказывать, каким был предок.
Ирина. Когда-то ты терпеть не мог, когда за нашим столом много людей. А я, наоборот, любила гостей. Наготовишь до отвала, наговоришься до отвала, и кажется, день прожит не зря. А ты почему-то предпочитал общаться за пределами дома. Я тебе мешала, видать. Слушай, только сейчас поняла, что за нашим столом тогда в основном мои подруги были, а твоих друзей — раз-два и обчелся. Так ты что, стыдился меня показывать своим друзьям?
Сергей (мнется). Д-да не т-то чтобы стыдился, а... Ну, скорее, ты просто не вписывалась в нашу компанию. Мы ж тогда были — эге-гей, а ты — вся такая домашняя, тихая... Сдерживала бы ты нас тогда. Мы ж безбашенные были, такое творили! (Спохватывается). Ну, в рамках разумного, без криминала и разврата. Просто веселились. Отрывались. Когда ж еще отрываться, если не в юности?
Ирина. Не скажи! Когда юность прошла тихо-мирно, иногда в зрелости-старости хочется оторваться. ...Правда, сил и здоровья на это уже может не хватать. Но это уже второй вопрос. Сейчас напоешься за день, и разговаривать, ей же богу, не тянет! Да и готовить тоже. А ты, насколько помню, любишь вкусно поесть.
Сергей. Есть такое дело...
Ирина. Вообще, мне кажется, я тебе просто была удобна тогда, и все. (Безжалостно). Ты просто мной пользовался. А я до поры, до времени позволяла тебе это. Скорее даже, думала, что это — в порядке вещей.
Сергей. По большому счету, мы все друг другом так или иначе пользуемся. Вопрос в том, позволяешь ты пользоваться собой или нет. Ну и в том, что ты получаешь за пользование собой.
Ирина. Как-то это все древнейшей профессией попахивает, тебе не кажется?
Сергей. Время такое. Сколько сейчас девушек и женщин продается (уничижительно) бизнесменам за возможность пожить (с насмешкой) хорошей жизнью? Кажется, это кое-кто даже называет бытовой проституцией. В принципе, с этим определением я согласен.
Ирина. А я их не осуждаю. Мы, женщины — создания, как известно, слабые, нам приходится как-то выживать. (Спохватывается). Хотя я так бы не смогла, наверное.
Сергей (подначивая). Значит, все-таки сомневаешься в своих способностях?
Ирина (отрезая, с нажимом). В таких — сомневаюсь.
Сергей. Скажи, а ты всегда поешь то, что тебе нравится? Или временами все-таки кривишь душой? Если тебя попросят спеть песню, которую ты ненавидишь, ты ее споешь?
Ирина. Наверное, нет. Нет!
Сергей. А если назовут немаленькую сумму?
Ирина (задумчиво). Ты, наверное, прав. Спою. Знаю-знаю, что сейчас скажешь: «Так чем же ты тогда отличаешься от представителей той самой, древнейшей?» Да?
Сергей (безжалостно). Да!
Ирина. Но они продают тело! А я тело не продаю.
Сергей (с жаром). Ты продаешь душу! А это гораздо хуже.
Ирина. Абсолютно не согласна! Тело продавать противнее.
Сергей (задумчиво). Тело продавать противнее, чем душу... Интересное наблюдение!
Ирина (обиженно, однако в голосе сквозит небольшое сомнение). Я свое тело никогда не продавала!
Чувствуется появившаяся отстраненность между Сергеем и Ириной. Звучит медленная песня.
Осенний романс
Осенняя листва, кружа, рождает ритмы,
Мне слышится мотив, пока еще без слов.
Потом придут слова, хрупки и беззащитны, —
Осеннее тепло, как поздняя любовь.
Прозрачность тополей, нагих ветвей шуршанье
И горький запах трав и вянущих цветов.
Так нежен солнца луч, так ласков на прощанье, —
Осеннее тепло, как поздняя любовь.
Пусть промелькнет она, как радость, быстротечна,
И будет только сон под пеленой снегов.
Весна прошла давно, она, увы, не вечна —
Осеннее тепло, как поздняя любовь.
(музыка — Евгений Лобанов, стихи — Владимир Журжин, г. Зеленоград)
Сергей (неуверенно, не зная, согласится Ирина после такого разговора, или нет). Пойдем потанцуем?
Ирина. Ох, Серега, разве ж так девушку приглашают танцевать? Ладно, пошли... (Выходят в круг). ...А я тогда хотела детей. Потом на первое место вышла работа — ты ведь меня уже не кормил, пришлось рассчитывать только на себя, потом втянулась... Пробивалась с потом и кровью. Пробилась. Пошли концерты, гастроли... Временами по два города за день окучивали. Полные залы, поклонники... И невменяемые, и сильные мира... Подарки, сюрпризы, деньги... (Еле заметно вздыхает) Сначала все было на подъеме, потом уже, скорее, по привычке. Ну да черт с ним, дело прошлое. Ошибки молодости, как говорится.
Сергей. Это концерты-то и гастроли — ошибки молодости?
Ирина (горько усмехаясь). Да нет... Я ж не только пела, личная жизнь тоже бывала... временами... Сам знаешь, наверное, где чувства, там и разочарования. И предательства тоже хватало. Впрочем, наверное, как и у тебя. Женщины тоже любят это делать. Некоторых хлебом не корми, дай попредавать кого-нибудь... мужчину своего... или подругу...
Сергей. Ясно... Где поёшь?
Ирина (уклончиво). Сейчас — куда зовут, там и пою.
Сергей. И часто зовут?
Ирина. Мне хватает.
Сергей. Никогда не отказываешься? Ну, если заболеешь, или если настроения нет?
Ирина (подчеркивая первые два слова). У нас не может не быть настроения. (Помолчав) Даже если кошки на душе скребут, ты не должна это показывать. Слушателю это неважно. Он пришел на концерт, он хочет получить удовольствие и имеет на это право.
Сергей (говорит неожиданно для себя, размышляя). Выходит, ты ему прислуживаешь?
Ирина (резко). Почему — прислуживаю?! Может, он устал на работе, может, у него дома нелады, все из рук валится, и он хочет хотя бы немного расслабиться или отвлечься? А если он уже в петлю готов, а придет на мой концерт и передумает? (Остывая). А тут я — со своим плохим настроением и неудавшимся из-за этого вокалом...
Сергей (намеренно меняя тему). А в Москву не хочешь?
Ирина. А что там делать? Там нужно волчью пасть иметь, чтобы пробиться. Ну или... сам понимаешь... Лучше уж я здесь как-нибудь... Пусть и не очень высоко взлетишь, но зато себя не так сильно потеряешь.
Сергей. Все-таки есть возможность потерять?
Ирина. А как ты думал? (задумчиво) Мы все себя рано или поздно теряем. Жизнь сейчас слишком суматошная, немудрено затеряться. Дорожек разных слишком уж много... в одном и том же направлении. И только одна для тебя лично — та, остальные ведут в тупик. Вот и попробуй, выбери! А я не экстрасенс... к сожалению... Как написала одна молодая поэтесса: «Я потерялась, теперь можно только вперед...»
Сергей (с затаенной надеждой). А... вернуться? Никогда не хотелось?
Ирина. Ты о чем?.. Мое кредо: нельзя возвращаться назад. Нельзя возвращаться туда, где тебе когда-то было хорошо: найдешь там одни руины.
Сергей. Это камень в мой огород?
Ирина. Это уйма камней в огород всех окружающих. (Все-таки не удерживается). Ты ж меня тоже сейчас так или иначе пытаешься вернуть в прошлое. В наше прошлое. Или я неправа?
Сергей. А тебе этого не хочется?
Ирина. А зачем? Это было, и было, наверное, неплохо... не помню... Но это было, а, значит, прошло. А ты что, хочешь вернуться? Ведь у нас с тобой тогда все как-то не складывалось.
Сергей. Разве? Меня в основном все устраивало.
Ирина. Во-первых, в том-то и дело, что «в основном». А, во-вторых, устраивало тебя. Меня не устраивало, и с каждым днем все больше. Рассогласованность какая-то между нами была. Шестеренки не цеплялись друг за друга, а почти постоянно проворачивались. И мы стояли на месте. А стоять на месте значит — умереть. Это я давно поняла.
Сергей. Говоришь, хотела детей, была домашняя, уютная. Да, тогда мне это было не нужно. Но прошло бы еще чуть-чуть времени, и я дозрел бы. И не только дозрел бы, но и на самом деле дозрел.
Ирина. А откуда я могла знать, что ты дозреешь? И сколько мне было еще ждать? Год, два, пять, десять?! А годы-то уходили. ...Правда, за эти годы я, как женщина (уже можно это, наконец, признать!), не состоялась. (задумчиво, скорее, для себя, чем для Сергея) Может, и в самом деле стоило подождать?
Сергей. Я дозрел лет через пять... Н-нет, года через четыре. Как раз тогда я и встретил Сашку.
Ирина. Какого Сашку?
Сергей. Да не какого, а какую. Это моя бывшая жена. Она все в моей жизни перевернула.
Ирина (уязвленно). А я, значит, не смогла это сделать, да?!
Сергей (умиротворяюще). Ну, вы просто разные. Сашка смогла, ты — нет.
Ирина (с вызовом). То есть я, по твоему мнению, на это была не способна?
Сергей (морщась). Ирка, ну хватит, а?! Давай замнем!
Песня заканчивается. Сергей ведет Ирину к столику. Она снова берет в руки вилку. Вертит ее, а потом с силой бросает на стол. После этого порыва понемногу успокаивается. Сергей сидит напротив и смотрит на Ирину. Она находит брошенную вилку и начинает есть.
Сергей (выдыхает, через паузу). Иришка... почему ты тогда ушла?
Ирина (кладет вилку и вытирает губы салфеткой). Когда-то я думала об этом. Сначала был один только импульс — бежать! Потому что дальше ничего хорошего не будет. Потом поняла: мы с тобой просто не совпали во времени. Мне подруга однажды рассказывала... был у нее друг. Симпатия глубочайшая — с обеих сторон. Но они вечно не совпадали. Когда он был свободен, она была занята, когда освобождалась она — он уже был с другой. Вот так и мы с тобой...
Сергей. Но ведь сейчас мы оба свободны!
Ирина (недовольно, резко). Я не о том! Какая тебе сейчас женщина нужна?
Сергей (размышляя, медленно). Я бы сказал, четыре «с»: стройная, спокойная, симпатичная, свободная... А, в общем, уютная, домашняя. Чтобы на кухне пирожки стряпала, а я начинку для них делал. Чтобы сидеть у телевизора, смотреть какие-нибудь сериалы, в общем, неважно даже, какие. Главное — вместе.
Ирина (подхватывая). Вот, Сережа, вот я именно об этом! Я была такой двадцать семь лет назад. Мне именно того же тогда хотелось. А сейчас — нет. Сейчас я абсолютно противоположная: не стройная... неспокойная... не симпатичная...
Сергей делает протестующий жест.
Ирина. Не спорь! Не симпатичная, потому что красивая. И излишне свободная. Всё! Забыли об этом. Не воз-вра-щай-ся! (неясно, кому она это говорит — Сергею или самой себе).
Пауза в разговоре. Оба что-то едят и пьют.
Сергей (жуя). Что для тебя сейчас важнее всего в жизни? Для меня — работа днем, семья — во все остальное время.
Ирина. Ой, путаешь ты что-то, Серега! Или, может, себе врешь. Что скорее всего. Как я поняла, ты сейчас разведен и живешь один? Тогда о какой семье ты говоришь?
Сергей. Думаю о ней, встречаюсь со своими, общаюсь...
Ирина. С бывшей женой тоже? Или вы в контрах?
Сергей. Д-да нет, не в контрах. Она для меня... (задумывается, щелкает пальцами, подбирая слова) ну, как приятельница, как та, с которой просто где-то случайно пересекаешься... не можешь не пересекаться... не получается. (Пауза, продолжая мысль до предыдущей реплики Ирины). А тогда я о семье толком и не думал. Есть ты рядом, и хорошо. Да у нас с тобой тогда и семьи-то толком и не было. Так, просто жили вместе...
Ирина. Вот-вот! Я тоже не чувствовала тогда, что у нас с тобой семья. Потому и ушла.
Сергей. Ты не ответила! Я спросил: что для тебя сейчас важнее всего?
Ирина. Да ответила я тебе уже, невнимателен ты! ... Как всегда. Мне нужен статус и все, что он дает: деньги, уважение...
Сергей (утвердительно). То есть в первую очередь все-таки деньги.
Ирина (жестко). Да! Будут деньги, будет все.
Сергей. Ошибаешься! Любви не будет. Дружбы тоже. Это понятия не денежные.
Ирина. Хорошо: все, кроме любви и дружбы. Когда-то ты так не считал. ...А я вот сейчас подумала: если бы мы с тобой все-таки совпали? Ведь было бы два варианта: оба уютные и домашние, такие милые обыватели, но почти без денег, или два карьериста с деньгами, которые постоянно перетягивали бы одеяло каждый на себя. Что лучше? ...Или хуже?
Сергей. А ты ничего не слышала о противоположностях, которые притягиваются?
Ирина (неуверенно). Может быть... но не в семье, скорее всего...
Сергей. А где?
Ирина. В дружбе, наверное. В бизнесе.
Сергей. Но если говорят, что два медведя в одной берлоге не уживутся, значит, и в семье муж и жена должны друг друга дополнять.
Ирина (уже с вызовом). А ты звал?
Сергей (недоуменно). Куда я должен был тебя звать?
Ирина. Как — куда? Замуж! Не звал. Даже мысли такой у тебя не было. Ладно. Чего мы с тобой переливаем из пустого в порожнее?
Сергей (вроде бы меняя тему, а на самом деле — все о том же). Знаешь, была у меня одна... замужняя. Однажды заявила, что любви нет. Говорю: как так? Что ж ты тогда с мужем, без любви, что ли? Удобен? А она мне: «Он меня в свое время очень поддержал в трудной ситуации».
Ирина (усмехаясь). В благодарность, что ли? Я бы так, наверное, не смогла. Хотя... А вообще, ты это к чему?
Сергей. К чему? (Вспоминая, к чему он на самом деле это сказал). А-а, да, вот к чему. Спрашиваю, с чего ты вдруг решила, что любовь — выдумка поэтов? А она мне... никогда, кстати, не понимал женскую логику, тем более, ее: казалось, у нее вообще нет никакой логики... Да, она мне тогда привела убийственный, по ее мнению, аргумент: «Я однажды пристала к разным людям — разного образования, возраста, уровня жизни — с вопросом: что такое дружба? Все мне сказали одно и то же. А когда я у них спросила, что такое любовь, никто не ответил одинаково, все — по-разному».
Ирина (заинтересованно). И какой она сделала вывод?
Сергей. Очень логичный, по ее мнению: если на вопрос, что такое дружба, все отвечают одинаково, значит, такое понятие существует. А если на вопрос, что такое любовь, все говорят разное, значит, это понятие просто придумано, и на самом деле его не существует.
Ирина. Забавно. И что, с тобой она была тоже из благодарности, без любви? Или все-таки...
Сергей. Да нет. Когда она меня полюбила, у нее уже таких диких мыслей больше не возникало. Да я, собственно, не о том хотел сказать.
Ирина (не совсем довольно). Ты, как раньше, начинаешь очень уж издалека. Как меня это в тебе бесило!
Сергей (не обращая внимания на ее реплику). Я после этого задумался: а в самом деле, почему в понятие «любовь» каждый вкладывает что-то свое, отличное от других? И что такое любовь?
Ирина (заинтересованно). Ну и что же это такое?
Сергей. Любовь — коктейль из совершенно разных ингредиентов: в нем и дружба, и страсть, и привязанность, и теплота, и взаимопонимание, и привычка, и уважение, и общие интересы – все вместе. И, как в каждом коктейле, каких-то ингредиентов может не быть, да и концентрация каждого может быть разной. Вот потому и разнятся все ее определения. (Воодушевляясь). И я понял однажды, что мог бы жить с женщиной без любви. Но не с любой, а только с той, которая меня привлекает внешне, и к которой мне хотелось бы относиться трепетно и уважительно. Многие, к сожалению, понимают под любовью только страсть, а она, как сосновая ветка в костре, — быстро вспыхивает и так же быстро сгорает, оставляя только пепел. И если нет других составляющих, то и от любви со временем остается один пепел. Так стоит ли обращать внимание только на страсть, если она все равно рано или поздно сгорит?
Ирина. Ты так и остался прагматичным, Серега, несмотря на твое вроде бы утишение (заметь, через «и»!) и спокойное отношение к деньгам. (Через паузу). И что, со мной так же мог бы — без любви, на одном голом уважении?
Пауза.
Сергей. А кто сказал, что только на одном уважении?
Ирина. А на чем еще? На привычке? Мы же с тобой друзьями-то, если по-хорошему, так и не стали. Интересов общих тоже, вроде бы, не было и нет. Теплота, взаимопонимание... Как-то тоже не чувствую.
Сергей. Время должно пройти. Ты уже не та, и я не тот, как мы выяснили. Мы же с тобой сейчас заново узнаём друг друга.
Снова звучит песня.
Подмена
Попросила я у лета:
«Погадай мне на валета,
на желанного валета
с фотографии одной».
Вместе карты мы мешали
с той цыганкой в яркой шали,
в той цветастой яркой шали
в день июньский выходной.
Скрылось лето за туманом,
обернулось все обманом,
ловким карточным обманом...
Золотила руку зря.
Осень, осень вместо лета
подменила мне валета,
чернобрового валета
на чужого короля.
(музыка — Евгений Лобанов, стихи — Генриетта Ляховицкая,
журнал «Нева» за 1990 г.).
Ирина (неожиданно торопясь, нервно). Все, Сережа, все! Расплачивайся и пошли отсюда. Давай-давай, быстрее!
Сергей удивляется, неспешно вынимает из кошелька деньги, кладет на столик. Уходят.
Действие 3
Парк. Скамейка. Шум дождя. Два зонтика.
Сергей. Слушай, Ирка, почему мы так быстро сбежали?
Ирина (уклончиво). Д-да так...
Сергей. И все-таки?
Ирина (неохотно). Это была моя песня. Ты разве не понял по голосу? Надоела она мне хуже горькой редьки.
Сергей. А мне понравилась.
Ирина. И здесь мы с тобой не совпадаем.
Сергей. Неужели тебе не нужны поклонники? Я мог бы стать одним из них. Ходил бы на все твои концерты, как раньше — на спектакли в институте.
Ирина (хмыкает). Не-е! На все не смог бы. Это ж по городам нужно было бы мотаться, да и на закрытые вечеринки тебя бы не пустили. Да и одним поклонником больше, одним меньше — мне сейчас уже без разницы. Когда только начинаешь карьеру, тут каждый поклонник на счету. А когда их у тебя десятки и сотни тысяч... (Явно переводит разговор). А ты кем работаешь?
Сергей (воодушевляясь). Угадаешь с трех попыток?
Ирина (не совсем уверенно). В-врач, насколько помню. А кто из них? Ну, не стоматолог, точно. Ты никогда зубастым не был... к сожалению...
Сергей. Это да. Рвать глотку ближнему — не мое. Хирург я.
Ирина. Значит, режешь ближних... Забавно... Ой, прости... А двадцать семь лет назад по живому резала я. И без наркоза, насколько помню.
Сергей (скептически). Жалеешь? Неужели?..
Ирина (задумчиво). Знаешь, сейчас действительно начинаю жалеть.
Сергей. С чего вдруг?
Ирина. Один из ваших мою маму с того света вытащил. А потом выходил. Полностью на ноги поставил. Другие врачи ей и года не давали, а она после того еще семнадцать лет прожила.
Сергей (с жаром). Но ведь тебе жить с человеком, а не с профессией! Откуда ты знаешь, каким этот врач был в быту? Приходишь домой — когда уставший в хлам, когда раздавленный абсолютно... если не вытащишь с того света... А на кого это все падает? На близких, конечно. На жену... детей... Потому, видно, все женщины от меня и уходили. Ты бы хотела такого?
Ирина. Все уходили, говоришь? (задумчиво) Все... (в сторону, себе) Все уходили, и я тоже ушла. С меня это все началось. А если сейчас все-таки изменить своему кредо... никогда же ничему и никому не изменяла, жизнь проходит, может, попробовать? Хотя мы, бабы, дуры — вечно говорим себе: это другая не смогла его изменить, но я-то — не другая, у меня получится... (Сергею) Может, поэтому уходили, может, потому, что у тебя денег мало. Семью-то кормить надо. Ну и на наряды нужна немалая сумма. Как ты меня представляешь без концертных платьев? Не буду же я все время выступать в одном и том же?
Сергей. Ты что, так мало зарабатываешь, что тебе платьев не хватает?
Ирина. А если я себя полностью обеспечиваю, зачем тогда мне муж?
Сергей (с издевкой). Так тебе муж нужен только для денег?
Ирина. Нет, не только. Но и для них тоже. Хотя... (в сторону, задумчиво, будто принимая какое-то решение) Меня, как-никак, знают, возвышаться за счет мужа мне сейчас незачем. Ну да ведь и он тоже, по-своему, уважаемый человек. Многих, наверное, спас. (Сергею). Скольких ты спас? Ну хотя бы примерно... Пятьдесят, сто, больше?
Сергей. Не считал. Но в день рождения телефон не умолкает. Возле больницы встречают... уже подросшие, кому когда-то жизнь продлил. Цветы дарят. Даже детские игрушки. (Оживляясь). А однажды даже горский кинжал подарили... Майор один... Мы три с половиной часа его штопали... Осколками его прошило у Хасавюрта. (Разволновавшись). Прости. Пойду покурю. (Уходит в угол сцены).
Ирина (себе). Ушел... (Через паузу) Гастроли... Поклонники... Цветы... А возвращаешься-то все равно в пустую квартиру. Может, в самом деле попробовать еще раз — с ним? Ведь были и хорошие моменты в нашей прошлой жизни. ...Прошлая жизнь. Жизнь прошла. Или все-таки еще не прошла? Ведь пятьдесят лет — еще не повод себя хоронить. Ведь я еще в форме — на сцену нельзя выходить не в форме. Нельзя возвращаться к прошлому?.. А почему — к прошлому? Разве это — возвращение к прошлому? Я уже не та, что была четверть века назад. Да и Сережка — не тот. Мы сейчас и правда знакомимся заново: другая Ирина и другой Сергей, два незнакомых друг другу человека. Кто знает, может, и сложится. Мы просто поменялись ролями. Раньше я была домашней, а для него важнее были в жизни контакты со всеми, кого он видит, а сейчас — наоборот. В конце концов, вся жизнь — театр, как говаривал старик Шекспир, и мы в ней — актеры. Нельзя всю жизнь играть одну и ту же роль: наскучишь и другим, и себе. А скука — наверное, самая плохая вещь в жизни. Наверное, так и нужно жить, как живет Сережка: не ставить в голову угла что-то одно — работу или семью, а оптимально распределять то и другое. Ох, Иришка, ты, кажется, излишне прагматичной стала, несмотря на профессию. Стареешь, что ли? (С горькой улыбкой). Старе-ешь! А в старости чего больше хочется? Уюта и покоя. Но где они у тебя сейчас — уют и покой? В юности остались. Господи, как я запуталась! Не встретила бы Сережку, так и не поняла бы, что запуталась. А распутываться-то сейчас как?! Остается только — с его помощью. ...В конце концов, кто виноват в том, что я так запуталась? Он! Вот пусть и помогает распутаться. Вон, кстати, и он.
Возвращается Сергей.
Ирина. Ну и я пойду... попудрю носик... кажется, это так на женском языке называется...
Сергей (задумчиво крутит в руках вилку). Никогда не думал, что до сих пор у меня что-то оставалось к Ирке. ...Пока не встретил. Всколыхнулось откуда-то со дна души. Когда она ушла — двадцать семь лет назад — задавил в себе все чувства к ней. Сначала давил и держал, чтоб не всплыли. Потом на них, как гнет, ложились новые события, люди, новые любови. ...Или не любови? А тогда что? Симпатии, привычки? Может быть. А сегодня, как увидел ее, так сразу этот гнет, как пробка из-под шампанского, выстрелил, и все чувства, кажется, вспенились и вырвались наружу. Но... пена и есть пена. Говорим, говорим, а я понимаю, что не то это все. (Раздельно) Не то! Нынешние устремления ее мне, оказывается, не близки, отношение к миру — не близко, мораль... Тогда зачем пытаться что-то наладить? Все равно не наладится. ...Или попытаться? А зачем? Чтобы в очередной раз разочароваться, на этот раз — окончательно? Не лучше ли не пробовать, а оставить себе последний шанс — на будущее, для какой-то мифической принцессы? Но остались ли они — принцессы? Если только молодые. Но дай себе отчет: что ты, Серега, можешь дать молодым? У тебя нет ни таких денег, на которые они могли бы позариться, ни — уже! — прежней резвости. Нынешние принцессы уважают лишь толстый кошелек да жизненную энергию. У Ирки, кажется, есть и деньги, и энергия. Но зачем ей тогда я? Просто «чтобы был»? Как предмет интерьера? Как комнатная собачка, чтобы не возвращаться вечером в пустую кватиру, чтобы было кому повилять хвостом и забраться на колени? Мне-то самому это нужно? Разве только — время от времени, как говорится, «без обязательств»... Но нужно ли такое ей? Сомневаюсь. Хотя... это раньше не было нужно. А сейчас? Может, сейчас она на такое и пошла бы. Кто знает...
Возвращается Ирина.
Ирина (передергивает плечами, Сергею). Осень. Холодно. Тепла хочется.
Сергей (с небольшой долей участия). Замерзла?
Ирина снова не отвечает. Сергей снимает пиджак (или куртку), набрасывает на Ирину. Она подается к его рукам. Но он кладет руку на свое колено. Ирина пытается скрыть обиду, отстраняется.
Сергей (поворачивается к ней). Ты что, обиделась?
Ирина (резко). Нет!
Сергей (в сторону). Обиделась. На что? (Ирине). Давай начистоту.
Ирина (стихая). Как раньше?
Сергей. Да, как в самом начале. Говори!
Ирина (решается, просительно). С-сережка, м-может, все-таки попробуем еще раз? Мы оба свободны, можем уже пожить и для себя. Я буду лечить души людей, ты — тела. Я буду приходить после концертов, приезжать после гастролей, ты меня будешь ждать, и это хорошо, что ты меня будешь ждать, что мы временами будем порознь. Соскучиться будем успевать, значит, и ссориться, возможно, будем меньше. Я буду тебе петь. Тебе ведь, кажется, понравилось, как я пою? А песня, которую ты услышал, такая старая, такая банальная, у меня новые есть, гораздо лучше! А если ты боишься, что денег не будет хватать, так не бойся! В крайнем случае квартиру твою будем сдавать... или не будем, если не захочешь... У меня уютно, а если тебе покажется, что нет, всегда ведь можно его создать. Познакомишь меня со своими детьми, внуками... если они захотят. Будут приходить к нам, будем их угощать... общаться... петь... (просительно) А?
Долгая неловкая пауза.
Сергей (мнется, не желая обидеть). Нет, Ира. Все-таки нет.
Ирина (с болью). Ну почему?!
Сергей. Н-нет. Н-не получится.
Ирина (настаивая). По-че-му?!
Сергей (неохотно). Ты явно зарабатываешь больше меня.
Ирина. Да разве в этом дело?!
Сергей. Исключительно в этом!
Ирина. Да при чем здесь деньги?!
Сергей. Не ты ли сегодня все время говоришь о них? Что тебе важны именно они, что тебе важен статус. Разве нет?
Ирина (стихает, голос дрожит, смотрит на часы). Но мне нужны не только они... мне нужен ты...
Сергей. Как кто? Как комнатная собачка, чтобы встречал твой приход радостным лаем? Как кухарка, чтобы на столе к твоему приходу стояла тарелка с горячим наваристым борщом? Как массажист, который снимал бы усталость с твоих ног и плеч? Как кто — еще?
Ирина. А разве то, что ты только что перечислил, не любовь? Не говорю о страсти, я уже поняла, как ты к ней сейчас относишься, но — уважение, тепло, трепет? Нет? Не твои слова были?
Сергей. Мои. Но разве это чувство не подразумевает обоюдность? Я тебе — всё, что сказал, а ты мне что — в ответ? Я понимаю, что тебе нужно отдохнуть перед концертом и после него, подготовиться к гастролям, поберечь голос... Значит, в лесу уже не побегаешь на лыжах, не сплавишься на лодках по норовистой реке... Не знаю, доберусь ли я когда-нибудь до этого сам, но — в принципе. У тебя просто времени на меня не будет оставаться. И сил.
Ирина (горько констатируя факт). Тебя не устраиваю не я, а моя профессия. Тебе нужна обычная мещаночка, а еще лучше — домохозяйка. Но — не с твоими доходами мне быть домохозяйкой. ...Да и я уже эту ступеньку прошла. Меня сейчас на нее не загонишь. Только вверх, ну или, на крайний случай, там же, где я сейчас. ...Ладно, мне пора. Я на свой любимый сериал опаздываю.
Снимает и отдает куртку.
Сергей. Мне тоже пора. (Пауза). Знаешь, какую фразу я от тебя ждал? «Я сделаю для тебя все». Ты ее не сказала. Прощай!
Надевает куртку. Встают и расходятся в разные стороны, Ирина оглядывается, Сергей нет. Звучит прощальная песня.
На Расстанной улице
На Расстанной улице
оказались мы...
Что так небо хмурится,
как в канун зимы?
Вспоминаю с грустью я
Поцелуев мост —
весело похрустывал
солнечный мороз.
Как нам было молодо
в прошлые года!
Не боялись холода
мы с тобой тогда.
Нынче небо хмурится,
как в канун зимы.
На Расстанной улице
расстаемся мы.
(музыка — Евгений Лобанов, стихи — Генриетта Ляховицкая).
17.08 — 09.09.2019.