Пазл 105. Друзей найти можно везде.
Несколько раз повторенный Любой вопрос:
- Кто такая Клара?
- насторожил Карлоса и Фернандо.
Они с любопытством смотрели на то, как Николай отдувается от вопросов Любы.
Фернандо заметил по-английски, а Николай перевел:
- Фернандо говорит, что тебе надо служить в полиции, ты очень ловко допрашиваешь.
Люба раздраженно возразила:
- Смешно вам, да? А мне не до смеха было.
Люба всхлипнула, и губы ее задрожали. Мужчины смутились, Николай забормотал:
- Ну ты чего? Ты чего Любовь Алексеевна? Неудобно же. Что, люди подумают?
Лукас вовремя появился с подносом. Выпили. Люба повеселела. Полицейские вспомнили обещание Николая, и попросили его показать, как пьют русские. Николай долго объяснял, что коньяк — это не водка, но потом, махнул рукой и согласился:
- Действительно, какая разница, что водка, что коньяк, один черт.
После этого он долго объяснял, что такое граненый стакан и корка черствого хлеба. В конце концов сошлись на том, что достаточно любого стакана, в который можно налить двести пятьдесят грамм жидкости. А, вместо корки черствого хлеба вполне подойдет кусочек имбиря. Коньяк Николай пил с чувством, не торопясь. Испанцы с напряжением наблюдали за этим процессом. Когда он перевернул стакан вверх дном, поставил на стол и понюхал имбирь, ему стали придвигать хамон и сыр. Выдохнув воздух, Николай произнес:
- После первой не закусываю.
- И перевел фразу на английский.
Раздались аплодисменты. Николай остановил аплодисменты поднятой над головой ладонью, и стал снова наполнять стакан. Возмутилась Люба:
- Хромов, ты что, хочешь напиться в хлам, чтобы я тебя перла в отель на своем горбу?
- Спокойно Аморита, еще посмотрим, кто кого попрет на горбу в отель.
- Хромов, а чего ты бутылку из горла не вылакал, это вообще фурор бы был.
- Из горла, это не эстетично. Будут потом говорить, что русские, свиньи.
Испанцы посматривали, то на Николая, то на Любу, пытаясь понять суть развернувшейся дискуссии. Николай гаркнул:
- За здоровье присутствующих. Пор ла салуд де тодос лос пресендес!
Раздались и стихли аплодисменты и второй стакан был выпит Николаем в полной тишине. Стол окружили зрители. Когда Николай посмотрел на просвет свой пустой стакан, снова раздались аплодисменты. Николай с азартом оглянулся по сторонам и спросил:
- Карлос, Фернандо, а здесь музыку можно заказать?
- Конечно, Николос.
Фернандо махнул рукой и раздались звуки туша. Николай замахал руками:
- А, шейк или твист они могут?
Фернандо крикнул музыкантам и раздались звуки "Твист эгейн". Николай встал из-за стола и буркнул:
- То, что надо, То, что доктор прописал.
Через минуту он энергично выплясывал твист перед подиумом, на котором играли музыканты. Его движения были грациозны и наполнены скрытой энергией. В танце он напоминал пантеру, готовящуюся к прыжку. На музыкантов харизма его танца подействовал как живительная влага на растения во время засухи. Они тоже стали приплясывать. Минут пять толпа вокруг их столика стояла в остолбенении. А потом, дружно ринулись к Николаю и стали аплодировать. Николай увидел на против себя Любу. Она тоже отплясывала твист. Когда они возвращались к столу Люба возмущалась:
- Хромов, а чего ты дома дурака валял? Я танцевать не умею. Я танцевать не умею. Тебе на конкурсах нужно выступать.
- Любовь Алексеевна, так танцевать я могу только после стакана. Как говорил Евстигнеев в фильме «Зимний вечер в Гаграх», в танце главное не чувство ритма и слух, а кураж.
- Хочешь сказать, что если два стакана заглотил, то и чечетку сможешь.
Николай посмотрел на свою плетеную обувь:
- Смог бы, обувка не позволяет, не та обувка, не зазвучит, а получится смех и горе, и сплошной выпендреж.
- Хорошо, что ты это еще понимаешь.
- Не дурак, понимаю.
Они подошли к столу. Николай стоя, хотел налить коньяк «Carlos I» в свой стакан. Ладонь Любы легла на стакан:
- Хромов хватит.
Николай осуждающе посмотрел на Любу
- Любовь Алексеевна, да, ладно тебе. Я норму знаю.
- Да ты уже готов.
- Тебя не поймешь, то на конкурс иди танцевать, то тебе уже хватит, ты уже готов. Ты как-нибудь определись. Ну ты мне скажи. Я с людьми-то могу выпить, или буду из себя трезвенника изображать.
Люба сняла ладонь со стакана:
- Да, изображай ты, кого хочешь.
Стеклянные стены ресторана дали понять, проходившим снаружи, что тут происходит что-то необычное. Ресторан наполнялся. Лукас принес еще бутылку бренди и пояснил:
- Николос, это за счет заведения.
Дальше пили умеренно. В воздухе повисла пелена ожидания. Публика ресторана явно томилась в предвкушении чего-то необычного. Николай попросил:
- Можно мне две ложки.
Карлос поднял руку и щелкнул пальцами:
- Лукас, паэлью
Паэлья в большом блюде была водружена на столе. Николай продолжал настаивать:
- Мне две ложки можно?
Недоумение на лице Лукаса сменилось восторгом:
- Двумя ложками сразу есть будешь Николос? Ну, русские, обязательно что-нибудь придумают.
Николай неопределенно махнул головой. Когда Лукас подал ему две ложки, он взял их в правую руку и пробуя звук ударил по ладони левой руки. Поправил ложки в правой руке, и задавая ударами ложек ритм запел:
- Когда из родной Гаваны отплыл я в даль...
Музыканты уже стояли рядом со столом. Над залом поплыл бархат гитары, плавный разлив аккордеона и ритм ложек Николая. Баритон Николая красиво плел ткань песни. По окончании русского текста, Николай кивнул головой музыкантам, и они запели "Голубку" на испанском. Почти все посетители ресторана столпились у этого стола. Пространство перед подиумом, где можно было танцевать уныло пустовало. Люба протянула руку Николаю и выразительно посмотрела, приглашая его на танец. Они грациозно двинулись к подиуму. Николай скомандовал музыкантам:
- Танго.
На этот раз Николай с Любой покорили публику льдом и пламенем исполнения танго. На пути к столу Люба восторженно ворчала:
- Не знала, что тебе надо для куража, а то давно бы применила.
Николай улыбался:
- Бесполезно. Дома мой кураж уходит весь в работу.
Восхищенные взгляды и аплодисменты делали свое дело. Николая разрывали противоречия. Мозг ему подсказывал, что надо остановиться, а разбуженные выпитым эмоции несли его по своим неспокойным волнам. И, Николай запел:
- Аки сикъеда ла клара. Ла есранабле транспоренса. Де ту кверида пресенсия команданте Че Гевара.
Николай встал, Карлос и Фернандо тоже поднялись. Уже со второй строчки мотив песни подхватили музыканты. После второго куплета припев песни подхватили в зале. Зал бушевал. Охладила Николая реплика из толпы на русском:
- Наши как напьются, так и начинают куролесить. Стыдоба.
Николай поник головой. Он чувствовал себя мальчишкой, случайно разбившим окно футбольным мячом. Перед его внутренним взором встал Волк. Волк надрывно кашлял, вытянув к земле голову и сквозь кашель хрипло бормотал:
- Сколько раз тебе говорил, не пей всякую гадость. Мочи никакой нет. Пил замечательный чай, все хорошо. Нет, потянуло тебя нажраться этой гадости.
Николай мысленно огрызнулся:
- Хватит. Кончай ворчать. Давай выгонять из меня алкоголь.
Волк продолжал брюзжать:
- Наконец-то. Дошла умная мысль до глупой головы.
Николай стал ставить условия:
- Но только, чтобы было все эстетично, никакой блевотины и рвоты.
- Что боишься в грязь лицом ударить?
- Ты, что не понимаешь? Люди отдыхают!
- Ладно, ладно. Пей воду и шуруй в туалет.
В туалете Николай почувствовал, что алкоголь покидает его, как будто его изнутри вытирают губкой и сливают в мочевой пузырь. Из туалета Николай вышел совершенно трезвый и слегка бледный.
А внимание посетителей уже переключилось на то, что происходило рядом с подиумом, на котором стояли музыканты. Испанцы решили показать, что они тоже не лыком шиты, и тоже не последние нация в мире искусстве. Посетителей они решили поразить искусством фламенко. Рядом с подиумом уже стояла бочка в качестве импровизируемого стола, за которым сидело несколько мужчин. В нескольких шагах от бочки стояла женщина в длинном черно-красном платье с многочисленными кружевными оборками. На бочке стояли бокалы, бутылка вина и горела восковая свечка. Верхний свет в зале был потушен, только кое-где горели подслеповатые настенные бра. Первыми вступили в выступление двое мужчин, грациозно и торжественно выбивая чечетку. К ним присоединилась женщина и они уступили ей все пространство для ее страстного танца. Публика в восторге замерла. А, женщина энергично выбивала каблучками и кастаньетами ритм танца. Гитара то погружала присутствующих во вселенскую грусть, то разражалась боевым звоном струн. Длинная юбка танцовщицы, как птица, кружилось и металось по залу. Неожиданно край юбки пролетел над горящей свечкой, стоявшей на бочке. Юбка вспыхнула. Сначала никто ничего не понял, все подумали, что это вполне запланированная часть танца и зрелища, это ощущение усилилось тем, что танцовщица не стазу заметила угрожавшую ей опасность. Первыми осознали происходящее сидевшие за бочкой танцоры и кинулись к своей партнерше, пытаясь потушить пламя. Но, и тогда зрители все еще воспринимали горящее платье, как символическую часть танца. Действия мужчин были хаотичны, малоэффективны, неумелы и сумбурны. Николай мгновенно оценил ситуацию и тоже ринулся к танцовщице, вызвав неодобрительное шиканье окружающих, считающих, что он своими действиями нарушает канву танца. А женщина уже металась не в танце, а испуганными движениями пытаясь уберечься от ожогов. Николай метнулся на колени стал зажимать горящие части юбки между своими оголенными предплечьями. Женщина остановилась и с ужасом смотрела за его действиями. Оплавленные части юбки из синтетической ткани, прилипали к коже на его руках Николая. Он отдирал их вместе с кожей и снова и снова зажимал между запястьями и предплечьями горящую ткань. Наконец пламя было побеждено. С рук Николая, в тех местах где он отодрал кожу, капала кровь. На бедре и ноге танцовщицы проступило малиновое покраснение и вздулись пузыри ожогов. Она заглянула на пострадавшие места и обреченно охнула. Все вокруг суматошно засуетились, начали давать советы по оказанию помощи. Кто-то звонил врачу, остальные испуганно охали. Николай взял в руку ладонь танцовщицы и произнес по-испански:
- Спокойно сеньора, не волнуйтесь. Немного потерпите, сейчас вам станет легче.
Мысленно он рявкнул Волку:
- Помогай.
Николай поднес ладони к ожогам на бедре и голени. Раздался легкий треск электрических разрядов, не слышимый в поднявшейся суматохе. Женщина молчала и испуганно смотрела на Хромова. Наконец Николай отнял свои ладони и улыбнулся женщине:
- Все нормально сеньора. Вам уже не больно?
Танцовщица посмотрела на те места, где совсем недавно были ожоги. Ожоги отсутствовали. Она удивленно посмотрела в лицо Николая, не решаясь заговорить. Потом перехватила руки Николая и с болью посмотрела на его содранную на предплечьях кожу. Николай усмехнулся. Глаза танцовщицы расширились от удивления, когда на ее глазах раны на руках Николая стали затягиваться. Когда Николай стряхнул с рук остатки отмершей кожи и остатки обгоревшей ткани, она удивленно и испуганно спросила:
- Ты кто?
Николай улыбнулся:
- Я? Я - русский.
- Ты колдун?
- Нет, просто человек. Инженер.
Хотя все это происходило при большом стечении людей, никто ничего не понял, а может в суматохе не обратил внимания. К Николаю и танцовщице подбежал Карлос:
- Сейчас подъедет доктор. Все будет хорошо.
Николай его успокоил:
- Все обошлось. Доктор не нужен.
Но к ним уже подходил врач, а за ним виднелись двое санитаров с носилками. Врач раздвинул руками обгоревшие края платья заглянул в образовавшуюся прореху и флегматично пробурчал:
- Все нормально. У страха глаза велики.
Танцовщица завороженно смотрела на Николая. Доктор двинулся на выход. Карлос недоуменно поплелся за ним извиняюще бормоча:
- Да, я сам видел ожоги.
Николай смущенно пробормотал:
- Ножницы есть? Сейчас сделаем вырез в платье. И ни у кого такого платья не будет, только у вас.
Женщина взяла его за руку и молча повлекла в какую-то подсобку. Там она встала и задумчиво посмотрела на Хромова. Николай продолжал бубнить:
- Так где ножницы? Нету? Портной, конечно, это сделает лучше меня. Это правда. Тогда я пойду.
Женщина обняла его, заглянула в глаза и поцеловала в губы.
Хромов выдержал поцелуй, но потом заторопился и смущенно замахал рукой:
- Меня там ждут. Неудобно. Я пойду, меня там ждут.
Он вынырнул за дверь, под удивленно-восторженным взглядом испанки. В зале стоял встревоженный гул голосов. Но, все уже расселись по столикам. Николай столкнулся с обиженным взглядом Любы. Когда он сел за столик за которым сидел Карлос, Фернандо и Люба, она ему отрывисто бросила:
- Понятно. Русские тебе не подходят. Тебе иностранок подавай. Испанок, англичанок.
Николай, подавляя смущение, буркнул:
- Ну, причем тут это. Что ты все драматизируешь. Давай выпьем лучше?
Карлос с Фернандо смотрели на него. Он повторил последнюю фразу на испанском. Полицейские придвинули свои бокалы к центру столика. За другими столиками возбужденно обсуждали произошедшее, не обращая внимание на посетителей за другими столиками.
Николай наполнил бокалы. Выпили молча. Потом полицейские разом заговорили:
- Вы русские удивительные люди.
- Ты так во время успел на помощь Долорес.
- Долорес сестра нашего приятеля.
- Это надо же такому случиться. До этого все было нормально. Она тут постоянно танцует
- Мы сюда поэтому и приходим, чтобы посмотреть на фламенко.
Николай улыбнулся:
- Фламенко вы испанцы танцуете классно. Жаль не удалось посмотреть полностью.
На плечо Николая плавно легла ладонь. Он глянулся и встал. У него за спиной стояла Долорес. Она уже переоделась. На ней было другое платье. Николай подвинул ей свой стул:
- Садитесь Долорес.
Она удивленно посмотрела на Хромова:
- О, ты уже знаешь как меня зовут.
- Ваши друзья сказали.
Карлос и Фернандо тоже встали:
- Садись с нами Долорес. Мы только что говорили о тебе. Николас, сказал, что сожалеет, что не смог посмотреть полностью твой танец.
Долорес села за стол и снизу вверх взглянула на Николая:
- Николас? Теперь и я знаю как тебя зовут.
Николай представил Любу:
- Это Аморита.
Долорес подняла брови и улыбнулась, потом протянула Любе руку:
- Долорес.
Люба натянуто ответила:
- Люба.
Долорес не выпуская руки Любы удивленно посмотрела в лицо Николая. Николай пояснил на испанском:
- Аморита по-русски это Люба.
Долорес перевела взгляд на Любу и повторила:
- Лъуба.
Люба махнула свободной рукой и недовольно заметила:
- Аморита, так Аморита. Тоже красиво. Хоть имя не исковеркают.
Карлос притащил еще один стул для Николая. Выпили впятером. Разговор сумбурно пошел о том да сем. Полицейские рассказали Долорес историю Николая. А, Николаю рассказывали о фламенко и о том, как здорово танцует Долорес. Николай переводил разговор Любе, та сидела насупившись. Изредка она напряженно и неестественно смеялась, глядя на Фернандо. Долорес посмотрела на Николая:
- Станцуешь со мною мой спаситель?
- Я фламенко пока не умею танцевать.
- А танго ведь можешь. Я видела как ты танцуешь с Аморитой.
- Танго можно.
Люба поняв, что они говорят о ней окончательно нахмурилась. Когда Николай с Долорес отправились танцевать, Фернандо пригласил на танго Любу, почувствовав ее к себе расположение.
Когда Николай с Долорес вернулись к столику, Карлос смущенно развел руками:
- Аморита сказала, что у нее разболелась голова, Фернандо пошел ее проводить. Они еще продолжали пить и танцевать, когда к ним присоединился Фернандо.
Пробуждение в номере отеля было тяжелым. Апатия заворачивала Николая во влажное противное одеяло. Смутность воспоминаний вчерашнего вечера давила на совесть. Добила его реплика Любы:
- Ну, что нагулялся с заграничными барышнями? Приполз вообще на рогах.
В голове качаясь проплыла раскаяние:
- Сходил чайку попить.
В аэропорт они с Любой прибыли как чужие люди, вынужденно оказавшиеся вместе.
Уже в самолете Люба бросила Николаю:
- Что, все Таньку забыть не можешь? Заглушить хочешь подвигами на стороне?
Николай ошарашенно удивился:
- Какую Таньку?
- Прохорову?
- А она-то здесь при чем?
- Да брось прикидываться. Все и так всё про вас знают.
На работе на Любу посматривали с любопытством:
- Ну рассказывай путешественница, как отдохнули?
- Да в общем неплохо. Можно сказать, хорошо отдохнули. Хромов там номер отколол. Представляете, увидел на танцах какую-то англичанку и заорал - Клара, Клара.
Татьяна Николаевна вздрогнула и молча уставилась на Любу. Кто-то спросил:
- Ну и что дальше?
- А, что дальше? Дальше он намылил шею ее кавалеру. Ну и его загребли в полицию. Представляете?
- Офигеть!!!
- Вот именно. Слава богу, полицейские попались хорошие ребята. Говорят повезло тебе Коленька, эта Клара тебя отмазала, а то сидеть тебе сейчас у нас в тюрьме.
- Ну, и чего отпустили?
- Опустили, мы потом в месте с ними в ресторане гульнули. Представляете, а Хромов то наш все тихоней прикидывался. А, в кабаке такого шороха дал. Мама родная.
- Да, рассказывай ты толком, Люба.
- Ну значит так. Для начала он на спор два стакана коньяка заглотил без закуси. А после этого сплясал твист. Там все очумели. Говорил, танцевать не может, а его хоть на конкурс бальных танцев посылай.
- Что, и это все? Тоже мне достижение. Не знаю, как там у них, а у нас это каждый второй мужик может.
- Не скажи подруга. Он потом еще и спел, они там все в осадок выпали.
- А чего пел-то? Небось, подмосковные вечера?
- Какие вечера? Он им там "Голубку" выдал. Они чуть не рыдали. А потом еще на испанском спел, про этого, как его, ну с Фиделем Кастро, который контачил.
- Про барбудос? Пахмутовой "Куба любовь моя", что ли? Мы ее в школе пели.
- Да какой еще барбудос? Какая Пахмутова? Про Че Гевару на испанском. Вот! Там весь ресторан на ушах стоял.
Про Долорес Люба предусмотрительно умолчала.
Татьяна Николаевна с замирающим сердцем спросила:
- А, Клара? Она, что, тоже с вами в ресторане была?
- Какая Клара?
- Ну, из-за которой его в полицию забрали.
- Да нет. Там сразу выяснилось, что, Коля обознался. Эта тетка с мужем отвалила еще в полиции.
Татьяна уточнила:
- Так значит Клару вы не видели?
Кто-то из женщин одернул Татьяну:
- Тань, далась тебе эта Клара. Ну ошибся мужик, тоже мне преступление.
Люба продолжила:
- Но, испанцы, я вам девки доложу, это настоящие мужики. Одним словом, кабальеро, не нашим обормотам чета.