Чудь наскочила чёрным роем
И княжича из мёртвых рук
Отняв, с кривлянием и воем
Из гари вынесла на луг.
Глумились, кукиши казали,
Ножами тыкали к лицу,
Убить, однако, не дерзали,
Чтоб подарить его жрецу.
Душа Натальи упорхнула
Из тела лёгким мотыльком.
К глазам, что мукой отянуло,
Небес мелодия прильнула
Со светом – Божьим маяком.
Перекрывая звуки эти,
Раздался голос близ неё:
«Да будет вечной жизнь на свете,
Во имя присное моё»!
Уносится душа княгини
Туда, где небо всё светлей,
Но боль о княжиче, о сыне
Гнетёт что дале – тяжелей.
Язвит глубинно душу жало
Любовной смертной пеленой…
Как глядь – на прежние кружала,
На пепелище, в мир земной
Вернулась мать путём неблизким:
«Окликнись, где ты, Заряслав?»
Встают пред взором материнским
Охлопья туч, омшенья трав,
Где Чудь бежала, уносила
Подале ноги от беды,
Ползла, кочкарники месила,
В трясине путала следы,
Вторую ночь, боясь погони,
Неслась неведомо куда…
Хрипели псы, дрожали кони,
Кипела мёртвая вода.
Колдун залётной рати чёрной –
Мокрец с козлиной бородой –
На пень гнилой залез проворно
И, расщеперив перья ворона,
Бубнил заклятья над водой.
Кривлянья дурня прерывая,
То ряску вздует пузырём,
То морда выглянет кривая,
И, хрюкнув, сгинет за бугром.
Чудь оторопливо блудила
Теснясь за дымные костры
И полонянок разводила
По стланям лыковой коры.
Те покорялись не переча,
(Что им-поруганным терять?!),
Мужья-защитники далече,
А подле - вражеская рать.
Лишь Заряслав, бровёнки хмуря,
Любовью матери храним,
Дремал в Натальином пещуре,
Как беззаботный Херувим.