Одной утехой Заряславу
Была синица:
ест ли, пьёт,
Она уж рядом: порх на трАву,
Щебечет, зёрнышки клюёт.
То на плечо присядет, глядя
Глазами чёрными в глаза,
То спереди, то снова сзади
Ерошит перья егоза.
Уснёт ребёнок – к изголовью
Прильнёт его бессонный страж,
Готовый, словно верный паж,
Всю жизнь отдать ему с любовью.
Порой досаду вызывала
Неугомонной суетой:
«Лети себе, чего пристала?
Своей докукою пустой?"
Того не знал он, что в синице –
Залётной птице озорной,
Душа горючая гнездится
Княгини – матушки родной.
Прошла зима… зазеленели
Бугры, долины и леса,
Разлился Днепр,
запестренели
Гостей заморских паруса.
Рос Заряслав, крепчал на диво,
Играл уже мечом отца,
Пытал дружинников правдивых
Про удаль князя-храбреца,
Про битвы, игрища, охоту…
Когда же женщины его
Жалели,
отвергал заботу:
Мол я – мужик! Мне ничего…
И сострадательную руку
Отталкивал: «Уйди, побью!»,
На сердобольных глядя букой,
В себе таил печаль свою.
Порой со сверстниками бился…
Раз как-то после драки той
Сидел, досадой налитОй,
Всё переведаться грозился.