22. Начало Хаоса.
...-Хорошо, вызову...
-Ну давай, до встречи.
Карабин бросил телефон на кровать и вышел на лоджию, превращенную уходящим за горизонт днем в настоящую топку. Превозмогая головную боль и общую слабость он окинул взглядом панораму двора , взглянул на небо . Кроме боли, его мучал вопрос : прилетит двуглавый в третий раз или нет ?
Хотя , какая разница, если боль разрывает мозг, а бессильные горькие таблетки одна за другой растворяются в желудке, вызывая лишь тошноту и головокружение. Субботняя мука ограничилась хоть и одним, но поистине адским часом , в течение которого кончики пальцев давили на глазные яблоки и в моменты сильнейших приливов боли , Карабин впивался ногтями в щеки, как если бы хотел содрать с себя лицо. Время боли тянулось к бесконечности, служа наглядным примером теории относительности. Когда сравниваешь минуту первого свидания с красивой девушки и минуту сидения задницей на раскаленной сковородке.
В субботу ворон так и не прилетел. Зато к вечеру на Карабина обрушился прилив энергии и ему дико захотелось секса. Телефон хранил номера трех знакомых девиц, двум из которых было чуть за тридцать, третья же пребывала в золотой поре поздней молодости , затушив на свой мартовский день рождения двадцать седьмую свечку. Карабин нашел ее на сайте знакомств , спустя год после того, как ушла Полина. Девушка была худощавой , со строгим скуластым лицом и чувственным большим ртом с тонкими губами под блеклой розовой помадой . В телефоне она была записана как Полиглотова. Свою близорукость Полиглотова прятала под контактные линзы , хотя в очках ей было гораздо лучше.
Как ее звали? Черт! Кажется, Лариса.
Если честно, все три варианта были не очень, так что не мудрствуя лукаво , Карабин полез в интернет. Просмотрев с десяток профайлов жриц любви, гадая какие фото настоящие, а какие нет, он вдруг вспомнил про четвертый вариант. Миловидная брюнетка Лиля, или на французский манер Лили, с которой примерно полгода назад он провел горячую встречу в сауне.
Как назло, пять звонков кряду наткнулись на «абонент недоступен», потом номер включился, но ответила какая-то незнакомая тетка с голосом 60+ (примерный возраст).
-Лили? Лилия? Лиля? Кто такая Лиля? Вы кому звоните вообще?- дребезжащий и громкий голос тетки резал серпом по уху.
Карабин молча нажал на кнопку и противное кудахтанье смолкло. Искать другую проститутку стало вдруг в облом, как и противиться зову плоти. « Передерни, и не еби себе мозг»-внутренний голос подвел и усадил его в кресло, заставил включить компьютер и загрузить порносайт. Минут через десять позвонил Козырев( Карабин только вымыл руки) и сказал, что такси вызывать не нужно, его встретят на вокзале. Связь была ужасной, словно Миша говорил со дна океана. И голос у него был странный, с нотками страдания, как с жесткого бодуна.
-Миша, тебя очень ***во слышно – выкрикнул в трубку Карабин – у тебя как? Порядочек?
- Траванулся малость, голова болит, наверное коньяк палевный. Армянский, сука…- слов было больше, но Карабин различил только эти.
-Давай, буду ложиться. До завтра – проронил напоследок Козырев.
- Ага. Давай. До завтра – ответил Карабин и широко зевнул, аж в скулах хрустнуло.
Вся энергия в один миг куда то исчезла, вместо нее голову окутала сонливость, тотальный «раслабон» с непреодолимой гравитацией дивана. Обрывки мыслей нагоняли некое мрачное предчувствие, но прежде чем понять причину смутной тревоги, Карабин уснул.
Ближе к утру ему приснился кошмарный сон, абсолютный сюр и арт-хаус, сшитый из непонятных, бессвязных эпизодов. Сначала возникла улица, кажется, бульвар Шевченко или что-то похожее. На третьей от городских часов скамейке лежал труп мужчины, кое-как прикрытый перепачканными в крови газетами. Невдалеке от скамьи, бурый от крови, валялся охотничий нож, над которым бессильно свисала рука трупа. Под скамьей застыла большая красная клякса. Людей очень мало, а может и вовсе никого не было, в отличие от наводнивших небо летучих тварей. Ни воробьев, ни голубей, а черных, неизвестных науке двухглавых мутантов с мерзкими, раздвоенными голосами. То ли стервятники, то ли вороны, а может и те и другие, скрещенные в виде гибридов. Они слетелись со всех сторон, видимо привлеченные запахом крови, а также перспективой вырвать кусок мяса, обглодать труп до костей. Вот уже самый наглый спикировал на скамью и сложил крылья, за ним подлетело еще двое, после чего шесть огромных клювов принялись терзать мертвую плоть. Несмотря на страх, Карабин потянулся за увесистой палкой, но отогнать птиц не успел - бомба угодила прямиком в здание мэрии. По бульвару прокатилась взрывная волна, как отрыжка огненного смерча, от которой завыли машины, рассыпались в прах стекла, сорвались с петель двери. Карабина отбросило метров на пятнадцать, но пролетая над фонтаном, он не сводил глаз с угольных тварей ( кошмар милосердно приглушал звуки, снижал скорости), которые, как ни в чем не бывало, продолжали свою трапезу.
Второй взрыв донесся со стороны набережной, там где возвышался отель «Хортица». Судя по взвившемуся в небо, черному столпу дыма и дикому грохоту, бомба попала в цель.
Карабин отчетливо помнил как гнул во сне трехэтажным матом.
«****ь, ****ец, надо съябываться быстрей, ***ня какая то, полная ****ень. -в унисон паническим обсценным мыслям он представил железнодорожный вокзал и уходящие вдаль рельсы, после чего в мгновение ока очутился на перроне. Поезд уже отходил. В одном из вагонных тамбуров Карабин заметил Козырева, задумчивого и хмурого, с помятым бессонницей лицом. Тот стоял неподвижно, не обращая внимания на громкие окрики товарища.
-Миша, одуплись! - в вязком кисельном воздухе орал Карабин – Мне тоже надо в поезд, весь город в огне! На нас напали!
Но действия Козырева выглядели странно: вместо того, чтобы помочь другу забраться в тамбур, он захлопнул дверь и скрылся в тамбуре. Через мгновение поезд укоротился до трех вагонов, остальные застыли на рельсах, словно железная ящерица отбросила железный хвост .
Из вагонов высыпались люди , повсюду раздавались их громкие, истеричные крики. Лица пассажиров были перекошены от страха. Это последнее, что увидел Карабин в этом эпизоде кошмара – вместо вокзала, поезда и людей он перенесся в узкий, уныло подсвеченный лампочками Ильича, черный коридор.
Впереди, шагах в пяти от него , темнел прямоугольник двери.
Дверь была не заперта, даже слегка приоткрыта и сквозь щель в коридор проникала узкая, бледно-синяя полоска света. Прямо как в морге, да и коридор был явной копией «взлетки».
Карабин толкнул дверь вперед и вошел в комнату. Ноги утонули в чем- то мягком и ворсистом, нечто среднем между ковром и болотной тиной. Шаги обеззвучились. На столе, прямо посреди комнаты возвышался огромный , в два человеческих роста хрустальный саркофаг. Внутри него, сложив на груди руки, кто-то возлежал и Карабин сразу подумал о желтой мумии с рыжеватой бородкой. Но нет, та оставалась в пределах Мавзолея.
Приблизившись на пару шагов он почувствовал, как когтистая лапа кошмара сжала сердце, зацарапала по ребрам. В хрустальной гробнице, похожая на гоголевскую панночку, лежала его Полина. Вблизи, прозрачный монолит напоминал герметичную капсулу. Ее поверхность была совершенно гладкой наощупь, без единого намека на крышку или рычаг, с помощью которого можно было открыть саркофаг и оживить мертвую царевну поцелуем .
На Полине была расшитая черно-красными узорами вышиванка и широкая алая юбка, из под которой выглядывали босые ноги, как если бы перед заключением в хрустальную тюрьму, она выступала на сцене национального театра . Веки Полины накрывали желтые монеты - присмотревшись, Карабин различил два царских червонца. Смотреть на бледное лицо затворницы было жутко и Карабин, что есть силы заколотил по капсуле кулаками, потом попытался сдвинуть хрустальную глыбу с места. Бесполезно.
Он проснулся вместе с истошным криком и сбитыми в кровь костяшками пальцев, наяву, проверявших на прочность отнюдь не хрусталь, а несущую стену панельной девятиэтажки на улице Украинская. Часы показывали пять утра. В отличие от мерцающих пространств сна и яви, время продолжало тикать вперед, по замкнутому кругу циферблата.