Всё дальше и дальше уходят воспоминания о нём – о моём единственном, кого любила и от кого родила сына.
Проходят годы, и мне уже начинает казаться, что без него прошла целая вечность. И я боюсь… боюсь забыть его. Похоже, что его никогда не было в моей жизни, что я сама всё придумала. Придумала его – такого сильного, надёжного и бесконечно родного.
А может и в самом деле не было этих гуляний под ночным небом, когда звёзды совсем близко; не было этого трепета от случайных прикосновений; не было таких жадных поцелуев, когда невозможно оторваться друг от друга; и не было этих томительных ожиданий его звонка, когда прижимаешь трубку к уху, и сердце сладостно сжимается и трепещет от его голоса, а в животе… летают бабочки. (Дурацкое выражение! Но по другому не скажешь). По-моему, у меня в те времена бабочки летали не только в животе, но и в душе, в сердце и даже в голове... Я пребывала в предвкушении чего-то неведомого для меня, прекрасного, великого, что называется «Любовь».
Возможно, этого не было, и я сама всё понапридумывала? Но нет! В детской кроватки посапывает сынишка, как две капли похожий на отца. Он живое доказательство, что я не брежу. И моя фантазия здесь не при чём. У Алёшки те же синие глаза (не по-детски серьёзные); тот же крутой лоб и выступающий вперёд волевой подбородок. Только у малыша всё это намного мягче, нежнее. Он ещё ребёнок.
Помню, как муж остался у меня впервые. Это произошло до свадьбы.
Весь вечер мы сидели у меня на кухне, пили чай, разговаривали. Но разговор не клеился. Я чувствовала, что ему смертельно не хочется уходить. А мне не хотелось его отпускать. Он напряжённо смотрел на меня, и в его глазах читалась мольба: «Не прогоняй! Я не хочу уходить!». А я не могла сказать: «Оставайся». Что-то мешало мне.
И вот он надел китель, фуражку и взялся за дверную ручку. Оглянулся на прощание. Из-под козырька его фуражки меня обжёг его горячий взгляд. И я вдруг ясно осознала, что не могу без него. Не могу и не хочу! Не в силах сдержать свой порыв, подошла вплотную и, распахнув края кителя, крепко обхватила его стройную фигуру и прижалась к нему лицом. Мне хотелось согреться. Мне безумно хотелось согреться! Только тогда я поняла, как замёрзла от одиночества, как устала быть сильной, как мне не хватает его.
Он рывком обнял меня и прижал к себе. Я ощутила трепет его тела, и поняла, что он чувствует тоже самое, что и я. Еле слышно прошептала:
– Не хочу тебя отпускать!
– Не отпускай, – эхом откликнулся он.
– Как «не отпускай»? Какое я имею право удерживать тебя? Я тебе не жена и даже не невеста.
Он наклонился и заглянул мне в глаза:
– Ты – моя жена. Другой у меня нет и не будет. Если хочешь, мы прямо завтра распишемся.
– А свадьба? У меня не будет белого платья и фаты?! (Господи, что за глупости я спрашиваю? При чём здесь платье и фата?)
– Будет! Но официальные церемонии потом. Всё потом, – и он подхватил меня на руки…
За окном рассветало, а я так и не сомкнула глаз. Боялась уснуть и проспать эти счастливые мгновения, когда он рядом. Смотрела, как он спит: дышит тихо, почти не слышно, и ресницы подрагивают. Он, наверно, почувствовав мой взгляд, проснулся:
– Почему не спишь?
– Смотрю на тебя… Мне очень нравится твоё лицо.
Его правая бровь удивлённо изогнулась:
– Только лицо? – и в глазах смешинка.
– Нет, конечно, – догадавшись на что он намекает, вспыхнула:
– Да ну тебя! – и спрятала лицо на его груди, пытаясь скрыть смущение…
Всё это вспомнилось так живо, так осязаемо, как будто это было вчера. Я чувствую его дыхание, запах его тела, лёгкое пощипывание губ после его горячих поцелуев, и - вдруг! внутри меня взрыв: «Он жив! Он не погиб! Смотри!» Стены начинают раздвигаться, окружающие предметы растворяются, и я вижу его – моего пропавшего без вести мужа.
«Не может быть! – набатом бьёт мысль. – Неужели это он?!» На краю какого-то старого селения сидит человек: голова побрита наголо, лицо заросло густой бородой, на правой щеке глубокий шрам, свободно спадающая старая рубаха скрывает исхудавшее тело.
Этот мужчина мало чем напоминает моего мужа, но душой, сердцем, каждой клеточкой своего существа чувствую, что это он. Да-да! Это он! Но что у него со взглядом? Он смотрит в мою сторону отрешённо, как будто ничего не помнит. «Амнезия!» – оглушает догадка. – Контузия. Потеря памяти!».
Я пытаюсь разглядеть то место, где он находится. Справа полуразрушена часовня. Чуть дальше: то ли кишлак, то ли аул. А прямо за ним… Что это? Сопка? Гора? Она, почему-то, красного цвета и напоминает голову сморщенного бородатого старика.
Я хватаю телефон. Звоню другу Алексея. Они вместе были в горячей точке, и, возможно, Сергей знает эту местность. Наконец на другом конце провода:
– Алло! Я вас слушаю.
– Сергей! – кричу, еле сдерживая дрожь. – Алексей жив. Я только что его видела.
– ???
– Не удивляйся! Я могу видеть через расстояние, поверь мне, – и я подробно описываю своё видение.
– Хм… кажется, я понимаю о какой местности идёт речь, – немного подумав, отвечает Сергей. – Да! Там, где мы были, есть гора. Она, кажется, так и называется «Красный старик». Но поисковая группа там не раз обшарила всю местность – никого из наших не нашли.
– Да как они найдут, если он был без сознания, а может даже в коме? Как ты узнаешь его переодетым, с бородой и шрамом? Скорее всего его кто-то из местных переодел и спрятал у себя, чтобы спасти от моджахедов.
– Логично… Но тогда почему он, выздоровев, не пытался вернуться домой?
– Если не пытался, значит не помнит, где его дом… – в горлу подступают рыдания.
Сергей торопится успокоить:
– Хорошо-хорошо. Не переживай! Я пробью по своим каналом. Если Алексей и в самом деле жив, мы его найдём.
– Только я тебя прошу: не забудь передать поисковикам его... эти... ну как же их? – мысли путаются, волнение мешает найти нужные слова. – Особые приметы! Бритая голова, борода, шрам на правой щеке и... чайка на груди. Да ты и сам знаешь о его татуировке.
– Я понял! Всё передам, – отвечает Сергей и, вероятно, догадавшись о моём состоянии, добавляет:
– Если будет какое-нибудь известие, я тебе сообщу.
Потянулись бесконечные минуты ожидания...
(Продолжение следует - http://www.proza.ru/2019/09/11/712)