Принцесса

Роза Джейсон
               

Повесть



Глава первая.

Над горной цепью медленно, но верно разгорался рассвет. Снеговые вершины, скрытые до этого в перламутровой дымке, зарделись нежно-розовым румянцем. Мгла отступала, оседала по ущельям, заползала под густую сень многолетних деревьев, открывая взгляду зеленую долину, огражденную с трёх сторон, как стенами, отрогами высоких гор.
Солнце лениво всползало на небосвод, все больше и больше освещая эту уютную землю. И вот, в рассветных лучах сверкнула белая горделивая башня, плеснуло в первом порыве утреннего ветра зеленое знамя - Крепость, огражденная горами -  и солнце заискрилось на золотом куполе и жемчужных шпилях.

На балконе, обращённом на восток, стояла стройная девушка с золотыми волосами, перехваченными алой тесьмой. Её белоснежное одеяние заря окрасила в пурпур. Она задумчиво смотрела на горы, в её светлых глазах отражался рассвет. Лицо её было строгим и горделивым, однако не надменным, оно выдавало благородную и честную натуру. Небольшие, плотно сжатые губы, прямой нос, заметно выделяющиеся скулы - все черты её лица были правильными, но назвать её первой красавицей было нельзя. И все же было в её лице, как и во всем ее облике, что-то неимоверно притягательное, сразу же располагавшее её к себе.
Девушка была словно в забытьи. Она неподвижно стояла, как мраморное изваяние, устремив взгляд к восходу солнца. Лицо  её было светлым и умиротворенным, как будто она переживала что-то очень приятное.
- Ваше Высочество! - раздался звонкий, но немного встревоженный голос за  ее спиной. - Ваше Высочество!
Из-за двери на балкон выглянула голова молодой девушки.
- Ваше Высочество, вот вы где! - всплеснула руками появившаяся девушка, и тут же быстро затараторила: - А я вас ищу! С ног сбилась, уж думала - случилось что! А вы тут, оказывается. Что это вы так рано встали, Ваше Высочество? Плохо спали? Да вам холодно, наверно, вот накиньте!
- Анабель, - спокойно сказала принцесса, но та не услышала. - Анабель!
Служанка вдруг осеклась и испуганно и виновато посмотрела на свою госпожу. Её тёмные волосы были заплетены в аккуратную косу, но непослушные пряди упрямо выбивались из тугой причёски и игриво завивались на лбу и у висков. Загорелое лицо Анабели было  симпатичным по своему: не было в нем аристократичной белизны и правильности, зато была естественность и простота. Одета она была в темное платье с передником и грубые башмаки. Эрика давно заметила, что не только платье отличает их, но и некая свобода Анабели, доступная только простому люду – свобода от манерности, от этикета, от всех этих лицемерных правил жизни высшего общества.
- Да, Ваше Высочество, - тихо сказала Анабель, опустив голову.
- Во-первых, не надо опекать меня, как маленького ребёнка, - с едва заметной раздражительностью сказала принцесса. - Во-вторых, сколько раз я просила тебя называть меня по имени?
- Простите, Ваше... Эрика! - пролепетала служанка, согнувшись в реверансе.
Эрика поморщилась, а потом сказала:
- Ты принесла мне завтрак?
- Конечно, завтрак, все как вы любите, - вновь радостно заторопилась та. - Вы же будете завтракать в своих покоях?
- Я бы не прочь спуститься к отцу, но ладно уж, - Эрика говорила все это, не отрывая взгляда от снеговых вершин.
Анабель юркнула обратно в комнаты, но принцесса медлила. Она в последний раз окинула тоскливым взором окрест и собралась уже было вернутся в покои, как вдруг услышала шелест крыльев. Она обернулась.
На перилах сидела огромная сова и смотрела на нее своими  круглыми глазами на плоской физиономии. На секунду воцарилось молчание.
- Привет тебе, посланец, - наконец сказала Эрика.
Она не очень удивилась сове, потому что эти умные птицы часто разносили королевскую почту. Она удивилась только тому, что сова прилетела к ней. Раньше такого не случалось.
- Угу, - сказала сова и снова замолчала.
Принцесса, как бы очнувшись, поспешно сняла с её ноги скрученный клочок пергамента, перевязанный обрывком чёрной ленты. Быстро спрятала послание и, с недоверием оглянувшись на двери в покои, попыталась согнать птицу с перил. Сова, недовольно ухнув, камнем упала с балкона. Эрика поспешила в комнаты и не увидела, как сова, сделав широкий круг над двором замка, опустилась где-то за ним.

- Анабель! - позвала принцесса.
Никто не отозвался. "Слава Богу, - подумала она. - Могу прочитать прямо сейчас". Она села спиной к двери и с видом заговорщика развернула пергамент. Эрика была умна и внимательна. Поэтому и сейчас, где-то на задворках её сознания мелькнула мысль о том, что на свёртке нет ни сургуча, ни печати - а это значит, что запечатан он был человеком, не имевшим печатки...
Но Эрика торопилась прочесть загадочное послание, поэтому не придала должного значения этим важным мелочам. Она развернула пергамент и прочла:
"Моя дорогая принцесса!
Дни, когда я не вижу Вас, подобны для меня дням без солнца! Все мои мысли неизменно с Вашим образом. Я полюбил Вас в тот миг, как увидел. Простите за столь дерзкие слова, но мои чувства слишком сильны, чтобы и дальше скрывать их...".
Принцесса почувствовала волнение, сердце её сначала замерло, а потом застучало с двойной силой. Она перечитала ещё и ещё эти написанные твёрдой мужской рукой пылкие строки.
- Ох, Ва... Эрика, вы почему не позавтракали до сих пор? - голос Анабели спустил её с небес. - Все уж остыло давным-давно, а я так старалась, так старалась!
Принцесса мгновенно сжала пергамент в руке. Перед ней стояла служанка и улыбалась. Анабель с удивлением смотрела на нее – ей показалось, что лицо принцессы покрылось румянцем смущения, а глаза горят ярким огнем. Но это длилось лишь какое-то мгновение – Эрика снова овладела собой и, легко улыбнувшись, спокойно сказала:
- Извини. Уже иду.
Анабель повернулась  к столу, чтобы поправить салфетки, а принцесса бережно свернула пергамент и положила его на ночной столик перед кроватью.
Завтрак ничуть не остыл, несмотря на все сокрушения Анабель, и Эрика невольно подумала: "А если бы я села завтракать на полчаса раньше?..".
Эрика задумчиво сидела за столом и смотрела в одну точку перед собой. Анабель украдкой любовалась величавой, прекрасно-печальной принцессой и пыталась понять, о чем она думает.
Вообще принцесса всегда умела скрывать свои мысли, чувства и эмоции, потому что была человеком, замкнутым по натуре. Эта замкнутость была одним из последствий ранней смерти матери. Она умерла, когда Эрике было всего два года, но в памяти остался её нежный образ и ласковые прикосновения. С раннего детства наследницу воспитывали няньки, но она помнила свою мать и никому никогда не доверялась... Даже отцу. Король всегда был занят – поначалу ему и вправду не хватало времени на дочь, а потом они отдалились друг от друга. Он всегда был приветлив и весел с нею, но не было между ними доверия и понимания. Эрика, не находя человека, способного понять ее, замкнулась в себе. Все изменилось с появлением Анабели. Эта живая девушка с неподдельным интересом слушала её и интересовалась всем. Незаметно для самих себя, они сблизились, иногда разговаривали по душам. Эрика тянулась к этой простой девушке, а та любила ее. Они часто делились переживаниями и радостями, но сейчас Эрика не хотела ничего говорить ей. Она переживала что-то новое, ранее неизвестное ей, и ее необщительная натура взяла верх.
Она сидела, и мысли разбегались, двоились, не обретая четких форм, уже сменялись новыми. Эрика как будто со стороны наблюдала все это, и ей было необычно это ощущение рассеянности – она всегда была собранной и внимательной, а теперь…

- Вы такая задумчивая сегодня, - несмело сказала Анабель. – Что-то случилось?
Эрика вздрогнула и очнулась от раздумий. Она подняла голову и посмотрела на служанку.
- Может быть, - тихо сказала она словно самой себе.
Анабель не стала больше ничего говорить, она только собрала посуду на поднос и, попрощавшись, вышла из ее покоев.
Когда за Анабелью закрылась дверь, принцесса села на кровать и снова погрузилась в свои мысли. Однако, вскоре в дверь постучали. Эрика машинально встала и, подойдя к дверям, открыла их.
- Доброе утро, принцесса Эрика!
Перед ней стоял высокий молодой мужчина в дорогих одеждах. У него были светлые волосы и голубые глаза. Он был строен и величав - это был Кристиан Сандер, доблестный рыцарь, лучший, по мнению короля. Его храбрость не знала границ, а талант полководца и воина снискали ему славу и любовь всего народа уже в столь раннем возрасте. Кристиан был влюблен в дочь короля, и тот   втайне мечтал выдать ее за этого юношу, но Эрика, несмотря на все знаки внимания, оказываемые ей, не отвечала взаимностью. "Пока", - думал король, он не мог поверить, что обаяние этого рыцаря могло оставить её равнодушной. Однако это было так: не лежала к нему душа принцессы.
- Привет и вам, Кристиан, - спокойно ответила Эрика, едва склонив голову. - Чему обязана визитом столь прославленного рыцаря?
 Рыцарь широко улыбнулся и тут же покраснел.
- Вы, наверное, уже наслышаны о готовящемся балу во дворце... - Он вопросительно взглянул на Эрику, но та осталась неподвижной. - Ваш отец, король Ричард, хотел бы, чтобы я был вашим кавалером сегодня вечером.
Он почти полностью овладел собой, но дрожащие пальцы предательски выдавали его чувства. Он весь напрягся; казалось, улыбнись сейчас принцесса или просто поправь волосы, он бы упал на колени и признался бы, что это было его жгучее желание. Но принцесса осталась холодно вежливой:
- Мне льстит, что я буду на сегодняшнем балу в вашем сопровождении. Это честь для меня. Благодарю, что принесли мне эту весть, потеряв ваше драгоценное время... А теперь, прошу меня извинить, - Эрика вновь слегка наклонила голову и закрыла двери.
Кристиан остался стоять у закрытых дверей покоев принцессы. Очнувшись от оцепенения, он уронил голову на грудь и, ссутулившись, угрюмо побрел по гулкому коридору.





Глава вторая.

Принцесса стояла на балконе, размышляя о случившемся за утро. Мысль о таинственном послании не давала ей покоя.
Между тем, жизнь за пределами замка шла своим чередом. Солнце, уже успевшее подняться, начинало припекать, утренний ветер, всколыхнув было сонные деревья, улегся, и в прозрачном, но ещё не раскаленном воздухе, отчётливо были слышны голоса слуг и стражей, ржание коней и перестук копыт, неугомонный щебет птиц в саду и дальнюю перекличку рогов. Далеко в долине можно было наблюдать вечное движение: где-то косцы косили сено, где-то женщины стирали бельё в реке, где-то крестьяне ехали с гружеными повозками. Все это делалось с песней, и не смолкал детский смех.
На заднем дворе замка тоже кипела жизнь. Туда и сюда сновали слуги, конюхи чистили и ласкали лошадей, приезжали и уезжали какие-то всадники, иногда ребятишки с гиканьем проносились мимо работающих женщин, незлобно бранящих маленьких озорников.
И Эрика, стоя над всей этой пестрой толпой, постоянно находящейся в движении, казалась самой себе ненужной и бесполезной: чем были заняты её дни? Повторением дворцового этикета, уроками танцев, балами и, наконец, бесцельным шатанием по замку...
- Пойду к отцу, - вслух сказала она, отогнав от себя привычные мысли.

Её комнаты, как и комнаты её отца и покойной матери и вообще жилые комнаты, находились на ярус выше Тронного зала. Там стояло массивное золоченое кресло, там принимали гостей и устраивали балы. Эрика спустилась в Тронный зал, зная, что найдёт там отца. Осторожно заглянув внутрь через высокую дверь, она увидела короля, о чем-то спорящего со своими советниками. Она прислонилась головой к косяку и с улыбкой смотрела, как они громко спорят на непонятную ей тему.
- Оставим это, Николас, - наконец устало сказал Ричард самому упорному советнику. - Я не могу принимать решения сейчас. Мне нужно время.
- Но, король, - горячо возразил Николас. – У нас нет времени! Наши люди сотнями гибнут каждый день на этой проклятой войне. Пошлешь сотню – вернутся десять, из них только половина сможет и дальше содержать свои семьи. Вы должны принять решение как можно скорее!
- Ты приказываешь королю? – жестко спросил Ричард у советника, остальные притихли поодаль, боясь гнева короля.
Николас стоял напротив Ричарда – дерзновенный и спокойный – а Эрика любовалась им. Она не была знакома лично, но он всегда импонировал ей. Наверно, потому, что они были похожи по духу. Свободолюбивые, прямолинейные, честные и благородные.
- Нет, повелитель, - спокойно и тихо ответил Николас, после непродолжительного молчания. – Люди гибнут за ваше желание. Десятки, сотни людей. Неужели это разумная цена за клочок земли? Отступитесь, пока не поздно – вот вам мой совет.
Чертог затопила тишина. Все боялись пошевелиться, устремив застывшие взгляды на короля, от которого теперь зависела участь этого молодого советника.
Эрика тоже смотрела на них, пыталась представить себе настоящую войну – ведь она никогда не видела ее, только читала в учебниках по истории. Раньше ей представлялось это романтическим походом за славой: прекрасные рыцари на стройных лошадях, все в значках и со сверкающими мечами в руках мчатся по ровному полю, настигая врагов, рубя их и повергая в страх. Солнце блещет на клинках, полощутся на ветру знамена, развеваются гривы лошадей...
Но вдруг сознание ее наполнилось совершенно иными картинами, никогда не виденными ею, но отчётливыми и настоящими: горстка измученных людей, собрав последние силы, отбивается от врагов, озверевших от крови, от зноя, от вида загнанных и побежденных соперников. В лицах людей – серых, безжизненных – не осталось ничего, кроме отчаяния и единственного желания – спастись, перекошенные болью, страхом и безнадежностью лица. В лицах же врагов, кажется, не осталось ничего человеческого – лишь животная жажда крови и жестокость. Падает на вытоптанную, красную землю изрубленный человек – молодой крестьянин, который был рожден для того, чтобы возделывать землю, любить, растить детей – жить… Но он мертв. Он отдал жизнь за имя короля, сидящего в это время за сотни миль у себя в замке…
Эрика невольно содрогнулась от этих мыслей. Ей показалось, что прошла целая вечность – но прошло не более минуты. Она будто прожила чью-то жизнь за это время, чью-то боль и отчаяние. Она лишь снова убедилась, что знает о жизни непростительно мало. Что это за война? Где? Зачем? Что значат последние слова советника?...

 Николас и Ричард все еще стояли друг напротив друга, остальные молчали.
- Вот мое решение, - наконец сказал король. – Ты сегодня же отправишься с новым отрядом на передовую и все уладишь. И больше никаких пререканий!
В глазах Николаса выразилось безграничное отчаяние. Он уронил голову на грудь и, шатаясь, вышел из чертога через главные ворота. «Неужели он струсил?» - невольно подумала Эрика. Но Николас не струсил, он просто понял, что королю неважно, какой ценой будет отвоевана небольшая территория на юге королевства. Не представляющая никакой пользы территория.
Король дал знак советникам, чтобы они ушли, а сам, заложив руки за спину, стал прохаживаться по Залу. Он был зол.
Эрика стояла за почти закрытой дверью и не могла решить – войти ей или нет? Но король заметил ее. 
- А! Эрика! – делано веселым голосом воскликнул он, но в нем слышалось недовольство. - Доброе утро, малышка! Как дела?
 - Здравствуй, отец! - выходя из-за двери, сказала Эрика.
Голос ее прозвучал глухо. Девушка внимательно смотрела в глаза отцу, пытаясь увидеть его мысли. Она не хотела принять, что он жертвует человеческими жизнями только ради своей прихоти – должно же быть разумное объяснение этому, которое она не знает. Отец заметил задумчивый и смятенный взгляд дочери и спросил:
- Что-то случилось?
Эрика все еще молчала. Это немного рассердило короля.
- Можно тебя кое о чем спросить, отец? – наконец прервала тяжелое молчание Эрика.
- Все, что угодно, - небрежно бросил тот, не взглянув не нее.
Но девушка все еще не могла решиться. Она не сводила с него глаз и вдруг прямо сказала:
- Расскажи мне о войне, о которой вы только что говорили.
Король замер и вскинул на нее глаза. Эрика подумала, что это было лишним – наверно, отец сердиться за то, что она подслушивала.
- Вот это да, - неожиданно и принужденно рассмеялся он, подходя к ней. – А почему тебя это волнует? Мы в безопасности.
В глазах девушки выразилось неимоверное изумление.
- Как ты можешь так говорить? – воскликнула девушка. – К тому же, - уже гораздо спокойнее продолжала она, - не надо считать меня ребенком. Я давно не ребенок,  и я хочу знать больше, чем знала в пять лет.
Ричард сидел на троне и молчал. Эрика выжидательно смотрела на него.
- Самая обыкновенная война, - нехотя ответил король через некоторое время.
- Но причина? Ради чего?
- Мне нужна территория на юге королевства.
- В чем же ее ценность?
Король нахмурился и недовольно взглянул на дочь.
- Эти земли когда-то принадлежали нашей стране… Но мой предок продал ее туземному царьку. Я хочу вернуть то, что по праву принадлежит нам.
Воцарилось молчание.
- Но ты пробовал выкупить ее? – с надеждой спросила Эрика – она не хотела верить в то, что ее отец может так поступать.
- Это наши земли! – вспылив, воскликнул Ричард. – И я не дам этим дикарям ни гроша за свои законные владения.
Эрика опустила голову. Она не узнавала отца. А, может, она и не знала его? Может, ей только казалось, что она его знает? Может, она никогда раньше не видела настоящего Ричарда Стюарта?
Они молчали. Король пристально смотрел в западное окно. Наконец, он вздохнул и снова посмотрел на нее.
- Давай поговорим на другую тему, - примирительно сказал он. – Ты ведь зачем-то пришла, верно? 
     - Я хотела спросить о сегодняшнем бале, - все еще не смотря на отца, кивнула Эрика. -  Почему я только сегодня о нем узнала?
- Ну, это было немного спонтанное решение, - ответил король. - Тебе не нравится эта идея?
- Я привыкла узнавать о подобных событиях за несколько дней, - уклончиво ответила девушка.
- Что ж, на этот раз придётся поторопиться, - вдруг весело подмигнул Ричард. - К тому же, я хочу, чтобы ты обязательно там присутствовала. У меня есть важная новость, - уже серьёзно добавил он.
Эрика лишь склонила голову в знак покорности и, не вымолвив больше ни слова, вышла из Тронного зала.
Оказавшись в гулком коридоре, она остановилась в нерешительности. Подниматься в свои покои ей совсем не хотелось, ей как будто не хватало воздуха от всего, что произошло, и она направилась к воротам дворца. Вышла, и в лицо ей брызнул яркий свет. Солнце уже  достигло зенита и палило немилосердно.

В глубине двора, у конюшен, стояла Анабель и беседовала с одним из конюхов.
- О чем ты думал? - негодующе всплеснула руками служанка. - А если об этом узнает не только она?
- Мне уже все равно, - устало бросил конюх.
- Да ты знаешь, что с тобой может быть?... Что? - вдруг осеклась Анабель, заметив, что собеседник изменился в лице и смотрит на что-то за её спиной.
 Она обернулась и с изумлением увидела, как к ним подходит принцесса со смущенной улыбкой.
- О! Эрика! - воскликнула Анабель. - Как вы... Почему?..
- Я не вовремя? - ещё более смутившись, спросила Эрика.
- Нет, нет, что вы, принцесса! Я просто не ожидала вас увидеть здесь. Но я очень рада, что вы пришли, - тут же привычно заторопилась та.
Но принцесса смотрела на юношу, безмолвно стоящего поодаль. Это был стройный молодой человек, с чёрными, словно смоль, волосами. Лицо его было приятным, хотя и немного острым: ровный лоб местами закрывали нависшие пряди, слегка заостренный нос с горбинкой, тонкие губы, на скулах - заметные желваки. Но более всего Эрику поразили его глаза - темно-карие, глубокие и выразительные.
Анабель, заметив, что принцесса смотрит на конюха, поспешила его представить:
- Это Филипп Валентайн, с вашего позволения, королевский конюх, мой давнишний друг.
- Очень приятно, Филипп, - улыбнувшись, сказала Эрика.
Филипп поклонился, поцеловал ей руку и произнёс:
- Для меня честь быть представленным столь высокой особе. Я рад наконец лично познакомиться с вами, Ваше Высочество.
Принцесса не спешила отнимать руку, она со слабой улыбкой смотрела на него. Её удивила такая учтивость простого юноши.
- Знаете, не стоит ломать язык над моим длинным титулом, - все же отняв руку, сказала она. - Зовите меня по имени.
Он склонил голову в знак согласия, а Анабель, до этого молча наблюдавшая разыгравшуюся сцену, вдруг сказала:
- Я рада, что вам понравился мой друг, он и вправду хороший парень..
- Отныне, твои друзья - мои друзья, - перебила её Эрика.
- Благодарю, принцесса... - с улыбкой склонила голову служанка. -  В таком случае, может быть, вы бы захотели присоединиться к нам сегодня вечером?
- А что будет сегодня вечером?
- В таверне, недалеко от замка сегодня соберётся народ, - вступил Филипп. - Будут петь песни и танцевать. Анабель говорила, что вы интересуетесь жизнью простых людей, поэтому вам должно быть интересно присутствовать там.
- Это будет весело, - подтвердила Анабель.
- Конечно, я с радостью, - обрадовалась Эрика.
- Ох, я так рада, так рада! - с нескрываемым восторгом воскликнула служанка и, забывшись, взяла принцессу за руки и начала кружиться вокруг.
Эрика была очень удивлена этим, но ей понравилось то, как она выражает свои эмоции. Но в этот момент она вспомнила о приёме, который устраивается этим же вечером во дворце.
- Только, боюсь, мне не удастся пойти с вами, - грустно сказала она, освобождаясь от Анабели.
Та недоуменно посмотрела на неё.
- Сегодня вечером я обязана присутствовать на королевском балу. Отец просил меня быть там. Я не могу не прийти.
Она едва не со слезами смотрела на Филиппа и Анабель.
- Как же так, - пробормотала последняя и вдруг хитро посмотрела на принцессу. - А что если вам потихоньку уйти с этого приёма? Ну, потом, когда все уже немного выпьют? Я дам вам свой плащ с капюшоном.
Филипп хотел что-то сказать, но передумал. Бросив на него мимолетный взгляд, принцесса посмотрела на небо, как бы пытаясь обдумать только что услышанные слова.
Небо было ясно-лазурным, только иногда проплывали белые барашки облаков. Но вдруг в чистой выси Эрика увидела чёрную точку, через мгновение точка превратилась в птицу. Она кругами спускалась во двор.
- Что ж, это неплохая идея, - опустив глаза, наконец сказала она и вдруг улыбнулась, будто сделала правильный выбор. - Кто не рискует, тот не пьёт шампанского! Сбегать так сбегать.
Они весело рассмеялись.
Во дворце трижды ударили в колокол, что означало призыв к обеду.
- Стало быть, до вечера, Филипп, - склонив голову на прощание, сказала Эрика.
- Жду с нетерпением нашей встречи, - ответил тот, поклонившись.

Солнце клонилось к западу, когда Анабель вошла в покои принцессы с большим подносом. Было уже пять часов пополудни - время чаепития.
- Привет, - сказала Эрика Анабели, держа перед собой зелёное атласное платье. - Как думаешь, оно мне идет?
Анабель окинула её внимательным взглядом и невольно нахмурилась.
- Я думаю, оно не идёт к вашим глазам, - робко ответила она.
- Тогда я не знаю, какой наряд мне подходит! - раздражённо отбросив платье на кровать, воскликнула принцесса.
- Подождите минутку, - и Анабель кинулась к груде атласа и шелка. - Вот это лазурное шёлковое платье будет прекрасно смотреться на вас.
Эрика взглянула на себя в зеркало и недоверчиво осмотрела платье. Оно было лёгким и воздушным и правда гармонировало с серыми глазами принцессы.
- Только тебе не кажется, что оно немного будничное? - спросила она.
- Тогда накиньте поверх него эту шаль, - и служанка подала ей лёгкую белую накидку, украшенную жемчугом и прозрачными бриллиантами.
- Хм, скромно, строго… и красиво, - задумчиво произнесла Эрика, глядя в зеркало. - Как раз по мне... Спасибо, Анабель!
Та улыбнулась и принялась накрывать на стол.
Когда все было готово, и принцесса села за стол, радостная Анабель села рядом и взяла чашку с чаем. Они всегда пили чай вместе, болтая обо всем и ни о чем – так умеют болтать все подруги. Хотя сегодня Эрика была рассеяна, и Анабель вскоре это заметила. Но вдруг она увидела свернутый пергамент на столике перед кроватью и похолодела. Теперь они обе были рассеяны и, не зная того, думали об одном и том же человеке.
- Знаешь, Анабель, я хотела тебе кое-что показать, - задумчиво сказала Эрика, после очередной паузы. – Вот. Сова принесла мне это утром.
Она взяла пергамент и протянула ей. Анабель дрожащими пальцами развернула его и прочла содержимое. Эрика не спускала с нее глаз и видела, что та мертвенно побледнела.
- Что случилось? – спросила она.
- Простите, - Анабель покраснела. - Эм... Мне тяжело это говорить, но я знаю, кто это написал...
Эрика резко выпрямилась. В её глазах было удивление и недоверие.
- Не сердитесь, прошу вас! - взмолилась служанка. – Это написал мой друг, Филипп, с которым вы сегодня познакомились. Он мне ничего не говорил, и я не успела его отговорить! Что-то теперь с ним будет! - её голос задрожал. - Вы уж простите его глупость, не говорите отцу, а то ведь пропадет его головушка!..
Анабель тихо плакала, смотря на неподвижную принцессу. А Эрика уже давно не слышала ее. Она была далеко-далеко отсюда, её захлестнула волна неведомых ей доселе эмоций.
- ...простите его, прошу вас, - донесся до неё голос Анабели, как будто из другой вселенной.
- О, нет, не буду сердиться, - непослушным языком, наконец сказала принцесса. - Ты, пожалуй, иди... Мне нужно готовиться к приёму.
Анабель удивлённо посмотрела на Эрику и, вытерев слезы, направилась к двери, не понимая, что значит эта реакция принцессы.

Эрика сидела на кровати и вновь перечитывала пылкие строчки, теперь уже представляя лицо юноши, склоненного над пергаментом. Что-то непонятное грело её изнутри. "Что со мной?" - как в тумане думала она. Шум и голоса в коридоре вернули её действительности.
Эрика вскочила на ноги и выбежала на балкон. Чуть отдышавшись и проведя руками по лицу, она вздохнула и вновь превратилась в невозмутимую принцессу.

В коридоре, перед дверями Тронного зала, её ждал Кристиан.
- Добрый вечер, принцесса! - обрадованно сказал он.
- И вам того же, - ответила Эрика, и они рука об руку вошли в зал.
Их встретил одобрительный гул. Рыцари приложили руки к сердцу и склонились, тайком ловя случайный взгляд принцессы, дамы приседали в реверансах и с обожанием смотрели на Кристиана. Все придворные были уверены в браке принцессы и лучшего рыцаря королевства и только и ждали объявления их помолвки. Поэтому, когда король после первого танца встал у трона и попросил тишины, чтобы сказать что-то важное, все были рады за молодых и кое-кто даже успел их поздравить.
- Дорогие мои подданные! - обратился король к присутствующим, когда тишина, наконец, настала. - У меня для вас есть новость. Я ничего не хочу скрывать от вас, а особенно от тебя, моя дорогая дочь.
Все зааплодировали, и на Эрику обратились многие взгляды. Она ответила слабой улыбкой.
- Я хотел сказать вам, - продолжал Ричард, - что ваш король и повелитель собирается жениться.
Изумленное молчание было ответом. У Эрики сердце замерло в груди, и похолодели руки. "Как он мог? - в отчаянии думала она. - Как он мог предать память мамы?".
- Моей женой станет герцогиня Беатрис, она с малой свитой уже едет к нам.
Зал понемногу начал оживать. Эту новость никто не мог предвидеть, и всем нужно было время, чтобы её принять. Наконец послышались редкие хлопки, переросшие в гул, однако параллельно слышался ропот. У герцогини была недобрая слава.
На самом деле, герцогиня была известна благодаря одному печальному случаю. Она уже была замужем за герцогом Лукасом Толлером, который умер через четыре года после свадьбы при весьма таинственных обстоятельствах. Так как все имущество переходило к ней, многие решили, что она отравила своего мужа, хотя это и не было доказано. После смерти герцога, Беатрис зажила, как в сказке. Эта корыстная женщина стремилась только  к одному – к богатству, роскоши и власти. Поэтому, когда она случайно встретила короля в лесу, когда прогуливалась верхом, а тот охотился там, то пустила в ход все свои чары – благо, красотой природа ее не обделила. С того времени она мечтала стать королевой – и получить разом все то, к чему она всегда стремилась.

Эрика сидела за столом, пытаясь овладеть собой. Её душу полнила обида, и не столько за себя, сколько за попранную память незабвенной матери. Ей все было уже безразлично, её предал последний родной человек. Она пришла в себя, только когда Кристиан подвел её к столу после очередного танца и поклонился.
- С вашего позволения, я вас оставлю, - учтиво сказал он и удалился.
"Анабель! - вдруг пронеслось в её голове. - Праздник в таверне!". Она тряхнула головой и вздохнула. Потом незаметно пробралась к задней двери и вышла в коридор, в котором не было ни души. Высшее общество танцевало в Тронном зале, а прислуга ушла на свой праздник. На кухне Эрика нашла плащ Анабели и, накинув его, вышла во двор.

Над дворцом взошла полная луна, и в её бледном свете все казалось призрачно бесплотным. Принцесса пришла в назначенное место, но её никто не ждал. Она простояла так минут пять, прислушиваясь к каждому шороху и вздрагивая от любого стука. Она устала ждать и тоскливо подумала, что в эту злосчастную ночь её предали все, кто мог. Она уже было пошла обратно в замок, как тут увидела, как кто-то идёт прямо к ней. Мужчина вышел из тени и она с невольным облегчением узнала Филиппа. Но тут же память всколыхнули выученные строчки, и сердце застучало с двойной силой.
- Добрый вечер, принцесса, - улыбаясь сказал Филипп, подходя. - Я рад, что вы всё-таки пришли. Прошу прощения, что заставил вас ждать. Я должен был убедиться, что за вами не следят.
- Что ж, рада вас видеть, Филипп, - нежно улыбнувшись в ответ, произнесла Эрика. - Думаю, обо мне никто и не вспомнит сегодня, - грустно продолжила она, - так что можем отправляться.
- Могу я узнать причину вашей грусти, Эрика? - участливо, почти ласково спросил юноша, когда они пересекали двор.
- О, не стоит рассказа, - уклонилась она. - К тому же, мы должны веселиться сегодня, не так ли?
Он кивнул. Они подошли к невысокой двери слева от главных ворот, но открыть не успели.

Может быть, большинство придворных и не знало о намерении короля жениться на герцогине Беатрис, но эта весть ещё до заката достигла слуха жителей прилежащих поселений. В таверне "Золотой гусь" в эту ночь собралось пёстрое общество: местные жители, приезжие купцы, слуги из королевского замка и просто бродяги. И не без повода: отмечали середину лета. В Большой Зале было не протолкнуться, однако молодежь умудрялась даже танцевать, а старики смотрели на них и вспоминали свою молодость.
Но в этот раз на языке у всех была предстоящая женитьба короля на герцогине.
- И что он в ней нашёл? - то и дело слышалось с разных сторон.
- Говорят, она ведьма, - не без страха говорили одни.
- Что ведьма не слышал, но что интриганка - это точно, - возражал кто-то.
Но в итоге все сходились к одному мнению: герцогиня не чиста душой, и не следует королю с ней иметь дело.
- Ограбит казну - да и поминай как звали, а с нас потом с три шкуры сдерут, - жаловались купцы.
По мере того, как пустел винный погреб хозяина, толпа все больше свирипела. И, наконец, достигнув точки кипения, народный гнев выплеснулся и обратился на короля, опрометчиво связывающегося с неверной особой.
- Так пойдём и скажем ему! - крикнул кто-то, и толпа подхватила: "Пойдём!".
Все высыпали на улицу. Несмотря на то, что свежий воздух протрезвил многих, никто не отступился от задуманного, тем более что было известно о празднике во дворце. Пестрая толпа, вооруженная чем попало, нестройно подходила к воротам. Подойдя вплотную, люди начали бить в ворота палками и дубинами, стрелять из луков и громогласно призывать короля к ответу.

- Что это? - недоуменно, но не испуганно спросила Эрика у Филиппа, когда они услышали топот и крики за воротами.
- Не знаю, - коротко ответил тот и взялся за ручку двери.
В этот момент во двор посыпался град огненных стрел. Филипп толкнул принцессу на землю и накрыл её собой. Несколько стрел воткнулось в землю рядом с ними.
- Уходим! Быстро! - крикнул он, подымаясь и поднимая Эрику.
Они спрятались за конюшни и, стоя рядом, смотрели, что будет дальше.
Между тем, во дворце начался переполох. Все гости испугались, а Кристиан стал срочно собирать рыцарей и строить их у ворот дворца.
- Охрана построена, Ваше Величество! - доложил он королю, тоже вышедшему из чертогов. - Только они знали, что рыцари будут не в лучшей форме сегодня ночью, - сквозь зубы добавил он. - Прикажете стрелять?
- Нет, Кристиан, - покачал головою король. - Откройте ворота, я хочу поговорить с ними.
Кристиан нехотя пошёл исполнять приказ. Когда перед толпой открыли ворота, люди замешкались - они не надеялись на такой приём.
- Люди! Зачем вы пришли? - крикнул король.
Тогда из толпы вышел человек и сказал:
- Мы пришли, чтобы сказать тебе, что твое намерение жениться на герцогине Беатрис - это ошибка!
Король нахмурился.
- Откуда они об этом узнали? - бросил он Кристиану. - А чем вам не по душе герцогиня Беатрис?
И тогда на короля обрушился целый град причин. Никто не остался в стороне и добавил своего в общее недовольство.
- Это решение моего отца не нравиться даже тем, кого оно не затронет, - как бы самой себе сказала Эрика, смотря на недовольную толпу.
- Так, стало быть, и вам оно не нравится? - внезапно спросил её Филипп.
Она не ответила.

Между тем, король раздумывал над тем, что услышал.
- Мне жаль, что вы так думаете об этой женщине, - наконец сказал он. - И я не хочу верить во все то, что вы мне говорите. Я считаю, что вы с ней плохо знакомы, поэтому так судите о ней, но я вас уверяю - это хорошая и честная женщина.
Раздался гулкий ропот.
- В любом случае, давайте кончим все миром, - призвал Ричард. - Если ваши слова подтвердятся, я приму нужные меры.
Король развернулся и вошёл в чертог, оставив Кристиана разбираться дальше. Сам он пошёл в свои покои, недовольный в первую очередь тем, что народ так быстро узнал о его решении.
Толпа у ворот после ухода короля тоже понемногу начала расходится, хотя многие и не были довольны результатом этой "аудиенции".

- Простите, что все так вышло, принцесса, - сказал Филипп, когда все улеглось.
Они все ещё стояли рядом, и Эрика только теперь почувствовала спиной тепло его тела. Это взволновало её.
- В этом нет вашей вины, - пытаясь овладеть собой, сказала она. - В любом случае, я прекрасно прогулялась на свежем воздухе.
Он засмеялся.
- Позвольте я вас провожу, - он протянул ей руку, которую она с радостью приняла.
Они обошли дворец с другой стороны и он подвел её к черному ходу, которым пользовались только слуги. Помедлив на крыльце, Эрика обернулась к нему, улыбнулась своей самой лучезарной улыбкой и сказала:
- Ещё раз спасибо за прогулку. Дни без свежего воздуха подобны для меня дням без солнца... Спокойной ночи!
И она исчезла в дверях. Филипп не мог поверить своим ушам. Он стоял неподвижно, только сердце бешено колотилось. "Так она знает! - пронеслось в его голове. - Боже мой, она знает!".
Он обежал дворец и остановился под балконом Эрики, подняв глаза, будто надеясь увидеть её там.
- Спокойной ночи, принцесса, - прошептал он и с видом самого счастливого человека отправился к своему домику.



Глава третья.

Эрика проснулась от пения первых жаворонков. Открыв глаза, она увидела, как колышатся лёгкие занавеси на окнах. В комнате царила ароматная утренняя прохлада, и девушка не торопилась покидать уютную постель. Она наблюдала за солнечными зайчиками на стенах, и постепенно к ней возвращались воспоминания о событиях прошлой ночи. Девушка вспомнила странное волнение, которое испытала, когда чувствовала близость Филиппа. Однако, как оказалось, она чувствовала это волнение и сейчас, когда просто подумала о нем.
Эрика встала и по обыкновению вышла на балкон. Над королевством вновь вставало ясное утро, и розовели вершины гор. Но сегодня взор принцессы был обращён не к снеговыми пикам, а к соломенным крышам надворных построек.

Перед колоколом к обеду, Эрика вышла из своих покоев и увидела, что по коридору то и дело сновали слуги. Одни несли лёгкую ткань для штор, другие бархат для балдахина над кроватью, третьи живые цветы.
- Что происходит? - спросила она, остановив одного носильщика.
- Его Величество король велели украшать комнаты для герцогини Беатрис, - был ответ.
Эрика сначала хотела спросить, когда приезжает герцогиня, но потом услышала голос отца и пошла следом за слугами.
- Нет, левее, левее! - услышала она недовольный голос короля. - Осторожнее, это хрустальная ваза!
- Привет, отец... Что ты делаешь?! - вдруг негодующе вскрикнула она.
- А что не так, детка? - удивлённо и даже немного испуганно спросил Ричард.
- Отец! - задыхаясь от возмущения, произнесла она. - Это же мамины комнаты!
В глазах Эрики была просто буря обиды и негодования. Она вот уже шестнадцать лет, как умерла её мать, с благоговейной печалью посещала эти покои: смотрела на её кровать, гладила мебель, на которой она когда-то сидела, вдыхала запах её духов, стоящих на зеркальной полке. Это было её храмом, здесь она находила приют своему одиночеству, и ей даже порой казалось, что она слышит её шаги, её незабвенный голос... А теперь здесь не осталось камня на камне... Она стояла на пепелище своей памяти, и предательство отца ещё сильнее давило ей на сердце.
- Но, дорогая, мамы давно нет, - вкрадчиво начал король, беря руку дочери. - Память о ней никогда не изгладится в моём сердце, но довольно пустовать этим покоям.
- Ты не понимаешь! - в сердцах крикнула Эрика.
Она отдернула руку и, развернувшись, быстрым шагом пошла по коридору и скрылась за дверями своих комнат.
Раздался обеденный колокол. К ней вошёл отец.
- Детка, ты разве не пойдёшь к столу? - ласково спросил он, подходя к Эрике.
Она молчала.
- Я надеюсь, что она станет для тебя новой мамой, - тихо продолжил он.
Девушка обернулась, и на него устремились строгие глаза, затуманенные скорбью.
- Нет, отец, боюсь, не станет, - услышал он сдавленный глухой голос. - Для меня моя мама навсегда останется единственной.
В ее голосе слышались обида и упрек. Эрика опустила глаза и, не дожидаясь короля, вышла из покоев и направилась в Обеденный зал.

Солнце стояло над дворцом, и нестерпимо ярко горела золотая крыша. Эрика стояла на балконе, и болью отдавался в её душе каждый звук, доносящийся из коридора. Там, в соседних комнатах, ломали её прежнюю жизнь, и невыносимо было просто так вот стоять и слушать это. Она нарядилась в амазонку, взяла изящный хлыст, подаренный ей когда-то сестрой матери, и бесшумно выбралась из дворца.
Она с замиранием сердца подошла к конюшне и, заглянув внутрь, столкнулась лицом к лицу с Филиппом.
- Ах, - выдохнула она и залилась румянцем.
- О... Вы... Я... Простите, я такой... невнимательный, - непослушным языком выговорил юноша и тоже покраснел.
- Ох... Не стоит, я сама во всем виновата, - впервые теряя самообладание, проговорила принцесса, не сводя с него глаз.
Филипп стоял, боясь шелохнуться, под устремленным на него чистым взглядом. Он краснел все сильнее и боялся, что грохот его сердца слышен ей. Они просто стояли и смотрели друг на друга, не смея пошевелиться. Наконец, робко улыбнувшись, Эрика сказала:
- Я хотела покататься верхом сегодня... Вы не выберете для меня лошадь?..
- О... Лошадь? Да, конечно, - стряхивая нерешительность, ответил Филипп.
Неловкое молчание было разбито, и каждый чувствовал себя намного увереннее.
- А вы умеете ездить верхом? - уже совсем осмелев, спросил юноша.
- Да, - охотно ответила Эрика. - У меня когда-то был собственный конь, но после его гибели я перестала ездить верхом.
- От чего же он погиб? - поинтересовался он.
- От нерадивости хозяйки, - грустно бросила девушка. - Мы долго скакали галопом, - через минуту продолжила она, - а по прибытии домой я не проследила, чтобы ему дали остыть и напоили тёплой водой... Кто-то сразу дал ему холодной воды, и он начал чахнуть. Мы не смогли его вылечить.
- Не стоит винить себя в этом, принцесса, - тихо сказал Филипп.
Они шли между двумя рядами стойл, почти в каждом стоял или мышастый конь или тонконогая кобыла. Однако Филипп не останавливался, он вел принцессу в самый дальний угол конюшни, туда, где стоял прекрасный серебристый конь с тонкими ногами и длинной гривой. Это был любимчик Филиппа, самый резвый скакун из королевских табунов.
- Это Вихрь, - похлопав коня по крупу, гордо сказал юноша. - Самый лучший конь здешних мест.
- Правда? - спросила Эрика, гладя коня по шее и заглядывая в глаза.
- Лучшего вам не найти на тысячу миль вокруг. Он быстр, искусен и очень умен, правда, Вихрь? - конь радостно заржал в ответ.
- Что ж, я верю вам, - обойдя кругом, сказала принцесса. - Мне приятно, что вы считаете меня достойной лучшего скакуна.
Она улыбнулась, а Филипп смутился. Он отвернулся и, взяв седло со стояка, оседлал Вихря и надел на него изящную уздечку. Когда он передавал поводья Эрике, их руки неожиданно соприкоснулись, и от этого касания по телу девушки прошёл будто электрический разряд. Она покраснела и поспешила запрыгнуть в седло.
- Удачной прогулки, Эрика, - тихо сказал Филипп.
- Вы разве не составите мне компанию? - весело, но не без волнения, спросила она, сама удивляясь своей решительности.
На лице юноши выразился восторг вперемешку с удивлением. И через пять минут, они уже рысили по главной дороге от ворот замка. Поначалу, они смущались, подолгу молчали, не зная с чего начать, но постепенно стена между ними рушилась и, наконец, они весело болтали обо всем на свете, забыв о времени.
Перед ними открывались прекрасные пейзажи: вот густая нива, уже начавшая золотиться, наливаясь тяжестью упругих колосьев; вот речка с обросшими старыми ивами берегами; вот берёзовый перелесок, полный земляники и подберезовиков; вот покос, со своим опьяняющим ароматом скошенной травы и уже кое-где стоящими копнами.
Прогулка их длилась уже несколько часов, солнце все увереннее клонилось к западу, а они все разговаривали и разговаривали, и им не хотелось возвращаться в замок. Эрика чувствовала какую-то незримую, но прочную связь, которая установилась между ними, и ей было спокойно и приятно проводить время в компании Филиппа.

Однако солнечный диск расплылся, побагровел и уже только наполовину выглядывал из-за гор. В долине быстро смеркалось. Два всадника медленной рысью подъезжали к воротам замка. Филипп спешился и, ведя на поводу обоих коней, вошёл в левую дверь в крепостной стене.
- Спасибо за прекрасный день, - улыбаясь, сказала Эрика, когда они стояли у ворот конюшни, распрощавшись с Вихрем и Огнём (так звали огненно-рыжего коня, на котором ехал Филипп). - Я давно не проводила время так хорошо.
Филипп только пробормотал что-то невнятное. Они стояли друг напротив друга, боясь нарушить это молчание, и мягкие сумерки скрадывали их очертания. Солнце совсем опустилось за горы, и в воздухе понемногу разливалась вечерняя прохлада.
- Спокойной ночи, Филипп, - прошептала девушка, и, едва коснувшись его щеки мягкими губами, растворилась в полумраке.
- Спокойной ночи, Эрика, - как во сне проговорил юноша, и на лице его расцвела блаженная улыбка.
Он осторожно коснулся лица в том месте, где оставили влажный след её губы, и, держась за щеку, тихо пошёл к себе.

Эрика убежала в свои покои, закрыла двери и прислонилась к ним спиной. Сердце бешено колотилось то ли от бега, то ли ещё от чего-то. Она закрыла глаза, и вдруг тихо рассмеялась - от переполнявшей её радости.
Она отошла от дверей и тогда увидела закрытый крышкой поднос - должно быть, ужин. Через полчаса раздался тихий стук, и в комнате появилась Анабель, тревожно и радостно смотревшая на принцессу.
- Ох, Эрика, а я волновалась! Все заходила к вам, а вас не было.
- Я была на прогулке, - хитро улыбаясь, ответила та. - Мы с Филиппом далеко ездили сегодня.
Она пристально смотрела на служанку, стараясь ничего не пропустить из её реакции. Анабель сначала широко раскрыла глаза, потом открыла рот, чтобы что-то сказать, потом закрыла его и просто смотрела на Эрику с величайшим изумлением.
- Так вы?... Не сердитесь?.. - наконец прошептала она.
- Совсем нет, даже наоборот, - подмигнув, ответила принцесса.
Анабель расплылась в улыбке, но тут же покраснела. Девушки замолчали. Служанка помогла своей госпоже приготовиться ко сну, и только когда уходила, тихо сказала:
- А я за него так рада... Спокойной ночи, Эрика.
- Спокойной ночи, Анабель, - сонно ответила принцесса, не открывая глаз.
Анабель подошла к двери и повернулась, чтобы локтем её открыть - руки были заняты подносом - и увидела, как на полу что-то блестит под лунными лучами. Она поставила посуду на пол и подобрала предмет.
- Сережка, - озадаченно пробормотала она.
На её смуглой ладони поблескивало червонное золото - серьга в форме лилии - эти серьги когда-то подарил королеве король, а после её смерти они достались Эрике, и та хранила их как память и надевала только на приёмы. Вот и вчера, должно быть, надела и одну потеряла. Анабель хотела было сказать Эрике о находке, но увидела, что та крепко спит и, тихо пробравшись к зеркальной полке, положила сережку в шкатулку с украшениями. Потом мельком взглянула на принцессу и вышла из ее покоев.



Глава четвёртая.


- Малышка, ты спишь? - спросил король, заглядывая в комнату дочери.
Но Эрика не слышала, она стояла на балконе, глубоко задумавшись, и улыбка временами освещала её лицо.
- Эрика! - вновь позвал Ричард, выходя на балкон. - А, вот ты где! Доброе утро, детка!
- Отец?.. - девушка удивлённо посмотрела на него. - Доброе утро... Но что ты делаешь здесь в такой час?
- Разве я не могу проведать свою дочь, когда захочу? – приосанившись, спросил в ответ король.
- Но ты никогда этого не делал, - с едва заметной язвительностью ответила она.
- У меня к тебе просьба - не могла бы ты оказать мне маленькую услугу?
- Как прикажешь, отец, - без энтузиазма отозвалась девушка и вновь отвела взгляд.
- Мне нужен твой исключительный вкус по части украшения чертогов... Беатрис, то есть герцогиня Беатрис приезжает завтра утром, и я бы хотел чтобы ты помогла нам подготовить Тронный зал.
Эрика тоскливо посмотрела на отца и неохотно бросила:
- Когда начинать?
- Все уже приготовлено - цветы, флажки разные, - обрадовался Ричард. - Тебе нужно только руководить. Думаю, после обеда и начнешь. А сейчас приберись у себя - я пригласил портного и белошвеек - я хочу, чтобы у тебя было самое лучшее платье на балу в честь моей свадьбы.
Довольный король покинул её покои, а Эрика стояла, сжимая перила до белых рук, и день стремительно гас перед нею. Да и не только день...

С утра и до позднего вечера Эрика была как в тумане: сначала её неимоверно долго измеряли и спрашивали, какой оттенок ей больше нравится; потом отец что-то говорил ей за обедом о том, как лучше было бы украсить чертог; потом она отдавала приказания, и слуги бегали вокруг; потом отец похвалил её за ужином... Мысли же её были все это время далеко. Сначала она думала о матери, о том, что она слишком рано оставила её, думала об отце, который предавал её память, и наконец подумала о Филиппе. И в этот момент ей показалось, что ближе всех ей сейчас именно этот юноша. "Хорошо бы его увидеть" - думала она целый день, но когда у неё выдалась свободная минутка, за окном был уже поздний вечер.
Эрика устало села на кровать. Но потом ей пришла в голову мысль, что Филипп может ждать её под балконом. Она вышла и с надеждой выглянула за перила. Но там никого не было. Тоска и одиночество сдавили сердце тисками с удвоенной силой. Она бессильно оперлась на деревянные поручни и затихла.
 Внезапно откуда-то слева из полумрака вынырнула сова и шумно опустилась рядом с принцессой. Эрика отпрыгнула, едва не вскрикнув от страха, но когда поняла, что случилось, лицо её озарила новая надежда. Она нащупала свёрток на ноге птицы и, проворно отвязав его, быстро скрылась в покоях. Сова ещё немного посидела на перилах, разочарованно ухнула и скрылась в наступающей ночи.
А Эрика уже зажгла свечу и в неровном свете с замиранием сердца прочла трепетные строчки:
"Принцесса! Я убит вашим отсутствием. Я целый день не спускал глаз с вашего балкона, но вы не появились. Я боюсь думать о причине, по которой вы не удостоили меня своего внимания. Вчера вы поселили надежду в моё сердце... Или, может, я вас неправильно понял? Тогда простите, великодушно.
Филипп.
P.S. Но если я всё-таки был прав, на что я не смею надеяться, то будьте сегодня ночью в саду".
Не раздумывая ни мгновенья, принцесса поднесла пергамент к свече и, бросив его догорать в вазу, выбежала из покоев.

Филипп нервно прохаживался под развесистым, столетним дубом в укромном уголке сада, окружённым живой стеной из сиреневых кустов. Он давно заметил, что принцесса часто приходит сюда и даже приказала поставить здесь скамейку, однако кроме троих человек об этом уголке никто не знал. Он все время повторял: "Филипп, она не придёт, иди домой... Она же принцесса, а кто ты? Конюх? Вот и оставайся им". Но сердце говорило иное, и он не мог найти в себе силы уйти из сада.

Эрика выбежала в сад и тут только подумала: "Где же мне его искать?". Сердцем вновь овладело отчаяние. Но она решила пойти к своей укромной скамейке, и если не встретит его по дороге, то все равно посидит в тишине. Она быстро добралась до сиреневой изгороди, никого не встретив по пути, и нырнула под сплетение ветвей. Раздвинув руками кусты, она вышла на поляну и застыла в изумлении - перед ней стоял Филипп.
- Вы пришли! - невольно вырвалось у него.
И вдруг Эрика шагнула к нему, обвила руками его шею и горько заплакала. С минуту юноша стоял совершенно неподвижно, не веря в то, что происходит. Потом он бережно обхватил её и тихо сказал:
- Моя дорогая Эрика... Скажи мне, почему ты плачешь?
- Он предал нас... - отрывисто заговорила она, не переставая плакать. - Он предал её, мою маму... Мою незабвенную маму... Он собирается жениться на другой... Он меня никогда не любил, а теперь это...
Она заплакала ещё сильнее, а Филипп только крепче прижимал её к себе и молчал.
- Но этого ему мало... - наконец выговорила Эрика. - Он разрушил все, что с ней было связано... Он переделал её комнату... Понимаешь?! - она подняла голову и посмотрела ему в глаза. - Все вынес! Все выбросил! - девушка вновь уронила голову на его плечо.
- Не горюй так, прошу тебя. Знай, ты всегда можешь на меня положиться.
Эрика вдруг перестала плакать и, немного отстранившись, взглянула на Филиппа. Он встретил этот взгляд и улыбнулся. И больше не в силах сдерживать себя, он наклонился и поцеловал её. Она вздрогнула, но не оттолкнула его, а наоборот прильнула к нему всем телом, и он кожей чувствовал стук её сердца.
 
Они сидели на скамейке под дубом и смотрели на звёздное небо. Эрика, обессиленная слезами, склонила голову на плечо Филиппа, а он обнял её за плечи. Они молчали. Слова не имели для них сейчас смысла. Где-то в кустах запел соловей.
Эрика больше не чувствовала волнение от близости Филиппа. Она чувствовала приятное тепло в груди и спокойствие в сердце. Впервые за многие годы она не чувствовала себя одинокой.
- Знаешь, Филипп, - наконец нарушила молчание она, - мне так хорошо сейчас с тобой, как никогда в жизни... Я ведь всегда была одинокой, а теперь... Ты ведь не оставишь меня?
- Обещаю, что не оставлю тебя, - горячо заверил он. - Я же люблю тебя, Эрика.
Она помолчала.
- И я тебя люблю, - тихо произнесла она, ближе придвигаясь к нему.
Они просидели там до рассвета, то беседуя, то просто наслаждаясь прекрасной ночью. Небо на востоке побледнело, звезды гасли, и пришла пора расставаться.
- Я совсем забыла, что сегодня приезжает эта герцогиня, - грустно сказала Эрика, когда они шли по саду к дворцу.
- Да, я слышал об этом, - отозвался Филипп.
- Лучше бы мне никогда о ней не слышать, - помрачнела она. - Придётся встречать её...
- Но ты придёшь сюда снова?
- Да. Жди меня после заката, - она махнула ему на прощание и взошла по ступеням.

К полудню весь замок загудел и заволновался. Расставленные на стенах дозорные доложили, что с запада к замку приближается карета герцогини и её свита. Прибытия ждали с минуты на минуту. Эрика стояла на ступенях, ведущих к парадному входу во дворец, рядом с королём Ричардом и устало смотрела на построенных рыцарей, на разодетый люд, на радостное лицо отца и чувствовала себя лишней на этом торжестве. Она стала искать глазами Филиппа, и когда увидела его устремленный на неё взгляд, улыбнулась ему, и на душе стало спокойнее.
Но вот, первые конники достигли ворот, и толпа встретила их радостным гулом. Следом показалась большая карета, заряженная в четверку белых лошадей. Окна были завешаны шторами и герцогиню никто не видел. Карета въехала во двор, но тут откуда-то выскочила собака и бросилась на лошадей. Те вздыбились от страха и неожиданности и, развернувшись, помчались обратно к воротам, шалея с каждым шагом.
- Эй, стража! Кто-нибудь! Остановите коней! - с ужасом закричал король, бросаясь вслед.
Начался переполох: женщины визжали и плакали, мужчины кричали и толкались, конница смешалась и отступила. И вдруг из толпы вынырнул юноша. Он прыгнул на передовую лошадь и осадил её. Остальные повиновались.
- Филипп! - невольно вскрикнула принцесса, но её неосторожный возглас потонул в общем шуме.
А Филипп между тем, успокоив лошадей, направил их обратно, и те послушно вошли во двор и остановились у крыльца.
- Кто ты, храбрый юноша? - изумленно спросил король.
- Я Филипп, Ваше Величество, здешний конюх, - ответствовал тот.
В этот момент дверца кареты распахнулась, и из неё вышла высокая женщина в зелено-золотом платье. У женщины были рыжие волосы, зелёные глаза и тонкие губы. Острый нос придавал её лицу какую-то хищность коршуна. Она была красива собой, но далеко не приятна. Облик её скорее отталкивал, нежели привлекал. Так, по крайней мере, показалось Эрике.
- Как твоё имя, о бесстрашный юноша? - в свою очередь спросила герцогиня наигранно мягким голосом.
- Филипп, Ваша Светлость, - поклонился Филипп.
- Позволь выразить тебе мою безграничную благодарность за моё спасение, - в её голосе было слишком много фальши, и Эрика невольно содрогнулась от омерзения - честная и прямолинейная по натуре принцесса не выносила лицемерия.
- Всегда рад служить, госпожа, - учтиво, но холодно ответил он и, снова поклонившись, скрылся в толпе.
- О, Беатрис, ты в порядке? - король бросился к женщине и нежно взял её за руки.
- О, да, Ричард! И я счастлива, как никогда, - добавила она, лукаво улыбаясь.
Ричард смутился и мельком покосился на окружавшую их толпу. Потом взял её под руку и, подняв голову, направился к дверям дворца. Толпа приветственно загудела. На ступенях их ждала принцесса. Лицо её было спокойно и равнодушно,
- Познакомься, дочь, это моя невеста - Беатрис, - сказал ей отец, указывая рукой на герцогиню, та слегка кивнула. - Знакомься, Беатрис, это моя дочь - Эрика.
- Я наслышана о вас, Эрика, - приторно сладким голосом сказала Беатрис. - И я рада, наконец-то, познакомится с вами. Надеюсь, мы поладим.
- Я тоже наслышана о вас, герцогиня, и мне бы хотелось узнать о вас больше, чтобы делать выводы, - вежливо, но веско ответила принцесса.
Беатрис пристально посмотрела в глаза принцессе и, хотя она продолжала улыбаться, Эрика увидела в её глазах лютую ненависть, искусно замаскированную дружелюбием. А Беатрис увидела в глазах принцессы высокое благородство, честность и прямодушие - и этот взгляд обжигал её, поэтому она быстро отвела глаза, как бы боясь, что эта строгая девушка увидит её насквозь.
- Что ж, я думаю, у нас будет время, чтобы узнать друг друга получше, - снисходительно сказала она, когда их поединок закончился.
- В этом вы несомненно правы, - грустно произнесла Эрика, и процессия вошла в Тронный зал.
 
За ужином король ни разу не обратился к своей дочери, как это случалось раньше. Эрика сидела немного поодаль от него и пыталась заставить себя съесть что-нибудь, однако в обществе герцогини у неё не очень-то получалось. Наконец, она встала и, никем не замеченная, вышла из Обеденного зала.
В саду было уже по-ночному темно и тихо. Лёгкий ветерок волновал верхушки деревьев, в воздухе расползался стойкий аромат ночных цветов. Филипп и Эрика, взявшись за руки, брели по мягкой траве и тихо беседовали.
- Ну и как тебе эта прославленная герцогиня? - вдруг спросил он.
- Даже хуже, чем я себе представляла, - неохотно бросила девушка.
- Да уж... Мне она тоже не по душе - какая-то...
- Лживая, - спокойно закончила за него Эрика.
- Да, - задумчиво произнёс он, - и злая.
Они замолчали. В этот момент до них донесся женский смех и голос короля. Филипп и Эрика посмотрели друг на друга и, как по команде, юркнули в заросли жимолости.
- О, Ричард, ты такой смешной! - услышали они слащавый голос, от которого Эрике становилось тошно.
Они сидели тихо-тихо, боясь пошевелиться, но шаги и смех быстро стихли - король с Беатрис направились в другую сторону саду - к беседке над медленной рекой.
 Решив больше не испытывать судьбу, они улеглись прямо на траву и любовались звёздным небом, шатром раскинувшимся над ними.
- Вся аристократическая верхушка такая, - продолжая прерванный разговор, сказала принцесса.
- Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
- Я хочу сказать, что достаток высшего сословия порождает праздность, а та растлевает умы и сердца. Люди больше не дорожат тем, что у них есть – им хочется большего. Жажда денег толкает их быть неискренними и лицемерными, льстивыми и своекорыстными… Девушки думают о том, как бы им удачно выйти замуж – за самого богатого, а юноши – как бы им жениться на богатой наследнице. Продажность не имеет границ, и честные люди почти не встречаются в наших кругах… Я уверена, что в деревне все люди хорошие и честные, потому что труд – первое лекарство от всех пороков.
Филипп слушал внимательно, то сжимая, то отпуская ее руку. Когда Эрика замолчала, на минуту наступила тишина. Наконец, Филипп раздумчиво произнес:
- Знаешь, в чем-то ты права, но не во всем… Не хотел бы рушить твои идеалы, но и среди простых людей есть немало лентяев и лицемеров… Продажность, своекорыстие, подлость, низость – все это имеет место быть и в нашем обществе – если можно так сказать… Понимаешь, не происхождение определяет натуру, а внутренние убеждения толкают на определенные поступки, которые и формируют твою личность.
Эрика все это время смотрела на Филиппа – ее поразил этот задумчивый взгляд, сосредоточенный вид, твердый голос. Но идеалы пошатнулись после услышанного. Она молчала.
- Но знаешь, что я заметил, - продолжал он, – что настоящие аристократы отличаются от честных, но простых людей. Есть в них что-то…высокое, благородное, недоступное простым смертным…
Он повернулся к принцессе и слабо улыбнулся, смотря ей в глаза.
- Вот смотрю я на тебя и не могу понять, что нас отличает. Мы оба свободолюбивые, честные и прямолинейные – ведь так? Говоришь ты просто, ну, разве что немного «по-дворцовому», но без лести и скрытого умысла. И все же я чувствую, что ты на голову выше меня… Есть в тебе что-то, что сразу отличает тебя от нас… Недаром же это обращение – «Ваше Высочество». В тебе и правда есть нечто высокое… Я не знаю, как это объянить…
Его глубокие глаза тихо мерцали в теплой темноте летней ночи, и Эрика не могла отвести от него взгляд. Он повернул голову и встретил этот мягкий взор. Она едва повела уголком губ, но он заметил. Его рука дрогнула и потянулась к ее запястью… Выше. К локтю. К предплечью. Они, не моргая, смотрели в глаза другу, боясь пропустить малейшую искру. Эрика все так же улыбалась почти одними лишь глазами, в которых не было ни безумства, ни вызова. Было чувство – гораздо сильнее страсти и желания.
Она смотрела в его глаза, чувствовала его руку, и видела то же самое. Она знала, что в нем нет ничего порочного, ничего низкого. Она была спокойна. Они долго смотрела друг на друга, читая в душах. Наконец Филипп взял ее руку и нежно поцеловал. Она тихо рассмеялась.
- Мы немного отвлеклись, не так ли? – не отнимая руки, спросила она.
- Совсем чуть-чуть, - прошептал он, улыбаясь.
- Да, наверное, ты прав, - немного помолчав, сказала Эрика. – Я невозможно мало знаю о жизни и людях. Тебе, я вижу, ведомо намного больше… Хотя мне и очень трудно принять то, что ты сказал.
- Со временем ты узнаешь больше, уверяю тебя, - серьезно ответил юноша. – Жизнь для того и дана человеку, чтобы он узнавал её, себя, людей, окружающий его мир… У всех нас были какие-то идеалы, которые впоследствии приходилось пересматривать. Только одно нельзя предавать – правду.
- А как же насчет чести, верности, и всех этих прекрасных качествах человеческой души?
- Эрика, - улыбнулся он. – Разве это не проявления правды? Что будет правдой – измена или верность?
- Верность.
- Все эти качества – лишь названия правдивых поступков в немного разных случаях. Однако причина всех этих на первый взгляд разных поступков – приверженность правде.
Эрика молчала. Молчал и Филипп.
- Все это так, - наконец сказала она. – Однако моя правда в том, что я тебя люблю.
Он радостно засмеялся и крепче сжал ее руку.
Восток бледнел – наступало жестокое утро. Им снова приходилось расставаться.



- Принцесса, принцесса! Эрика, проснитесь!
Анабель стояла над Эрикой и осторожно трогала её за плечо. Она открыла глаза, и уже поднявшееся над горами солнце ослепило ее.
- Ох, сколько времени? - заплетающимся языком спросила она.
- Да уж час, как солнце встало, - ответила Анабель. - Что это вы так спите сегодня?
Принцесса сладко потянулась и не смогла сдержать улыбку.
- Ты умеешь хранить секреты, Анабель? - спросила она.
- Конечно, принцесса, для вас - все что угодно, - с готовностью ответила та.
- Я вчера была с Филиппом, - немного помолчав и понизив голос, сказала Эрика.
- Ох, правда? - громким шепотом удивилась служанка. - Я так рада за вас, Эрика, правда! Вы выглядите такой счастливой!
Эрика с улыбкой смотрела на радостное лицо Анабели, и ей показалось, что жизнь вновь распахнулась перед ней.

Эрика и Беатрис не встречались целый день, потому что принцесса не выходила из своих покоев. Только вечером в двери постучали, и вошла герцогиня.
- Добрый вечер, Эрика, - сказала она, улыбаясь. - Ваш отец собирает званый ужин и просит вас быть там.
- Хорошо, я спускаюсь, - коротко ответила принцесса.
В Обеденном зале были накрыты все столы, и ходило множество людей - рыцари и придворные. За ужином было шумно, и Эрика скоро утомилась.
- Дорогие гости, - вставая, громко сказал король и поднял свой кубок. - Мы собрались здесь, чтобы поприветствовать прибытие прекрасной герцогини Беатрис!
Он поднял кубок, а потом отхлебнул из него. Гости шумно приветствовали герцогиню и тоже звенели кубками. Беатрис милостиво улыбалась направо и налево.
- Также, я хочу во всеуслышание объявить о нашей помолвке, - продолжал Ричард.
Снова звон серебра и пожелания в адрес обручившихся.
- И наконец, хочу объявить о рыцарском турнире, который состоится через две недели, в честь нашей свадьбы!
Эту весть гости встретили ещё большим гулом и возгласами: "Слава королю!", "Да здравствует король!" и "Да здравствует доблесть и отвага!".
- В этом турнире могут участвовать все рыцари, которые изъявят желание биться друг с другом, однако, - король сделал акцент на последнем слове, и все насторожились, -  за спасение герцогини Беатрис, я предоставляю возможность участвовать в турнире храброму юноше Филиппу!
Эрика, до сих пор слушавшая речь отца без всякого интереса, теперь выпрямилась и искала глазами Филиппа. Да вот же он - сидит за последним столом, вот встал и благодарно улыбаясь, идёт к королю, чтобы поклониться ему. Когда король произносил последние слова, Эрика почувствовала, как Анабель за её спиной (она прислуживала ей за столом) радостно встрепенулась.
- Благодарю вас, Ваше Величество, за оказанную мне честь, - волнуясь, сказал Филипп, склоняясь перед королем.
- Ты будешь защищать мой герб, сынок, - ласково сказал ему Ричард. - Завтра получишь в оружейной все необходимое.
Филипп ещё раз поклонился и бросил быстрый взгляд на принцессу. Та покраснела и отвела глаза, чтобы никто не заметил её смущения.

Так, Филипп, сын крестьянина и простой конюх, получил право участвовать в рыцарском турнире наравне с остальными. Конечно, воинского опыта у него было мало, зато отваги было не занимать. К тому же он лелеял надежду, что сумеет победить в турнире и тогда попросит руки принцессы у короля.
Но для победы нужно было тренироваться, и Эрика, без объяснений поняв такое рвение возлюбленного сражаться, сказала ему в ту же ночь:
- Тебе теперь не стоит проводить здесь бессонные ночи. Тебе нужно готовиться к турниру.
И они почти перестали видеться, и принцесса стала ещё печальнее.

Однажды, гуляя по саду, она сначала услышала быстрые шаги, а потом увидела Беатрис. Она шла к ней.
- О, Эрика, а я вас и искала, - пытаясь казаться как можно более дружелюбной, сказал она. - Я хотела с вами побеседовать. Помните?  - мы хотели узнать друг друга получше.
- Помню, - кивнула принцесса, и они пошли рядом дальше по дорожке.
Беатрис заводила разговоры на разные темы, но Эрика смутно чувствовала, что герцогиня хочет узнать у неё совсем не то, что спрашивает, и была осторожна и кратка  в ответах. Наконец Беатрис спросила то, что, видать, давно было у неё на языке:
- Знаете, Эрика... Вам ведь уже восемнадцать лет, а ваш отец говорит, что вы ещё не помолвлены. Неужели у такой прекрасной девушки как вы может быть недостаток в кавалерах?
Эрика пристально посмотрела на неё и спокойно ответила:
- Любовь - непростая вещь. Я не могу полюбить человека только за то, что брак с ним может быть выгодным... А без любви я не представляю себе семейную жизнь.
Она намеренно сказала это с ледяным спокойствием, однако подтекст был очевиден, и Беатрис не могла не понять его. Она принужденно рассмеялась и сказала:
- В этом вы несомненно правы, - и в глазах её сверкнула ярость. - Однако вам уже пора задумываться над замужеством, вы ведь такая взрослая.
- Я понимаю ваше стремление поскорее избавиться от меня, но позвольте мне самой решать свою судьбу, - отрезала Эрика и добавила: - А теперь, прошу меня извинить.
Она прибавила шагу и вскоре скрылась за деревьями. Беатрис ещё немного постояла, улыбаясь, а потом её лицо приняло совершенно другой вид - оно перекосилось от бешенства и злобы.
- Дрянная, разбалованная девчонка, - сквозь зубы процедила она вслед Эрике. - Ты поплатишься мне за свою заносчивость.
И она, развернувшись, направилась во дворец, топча траву и цветы.


Глава пятая.

До турнира оставался один день, когда Анабель, придя вечером к принцессе, передала ей, что Филипп хочет встретиться с ней этой ночью.
- А чем он занят сейчас, Анабель? - спросила Эрика.
- Как и все эти двенадцать дней - он тренируется, - отвечала та.
Принцесса молчала. После объявления о турнире, она редко покидала свои покои, а если это случалось, то она уходила в своё тайное место в саду, чтобы избежать встреч с Беатрис. Эрика с грустью заметила, что с ее появлением во дворце, отец совсем перестал замечать её, а если она к нему обращалась, он слушал вполуха и отвечал неохотно. Девушка понимала, что Беатрис настраивает его против собственной дочери, но сделать ничего не могла. А тут ещё и Анабель должна была прислуживать и ей тоже - якобы не могли найти другую служанку - и Беатрис капризничала целыми днями, чтобы не пустить её к принцессе.
- Поговорим, Анабель? - с надеждой взглянула она на служанку.
На лице Анабели выразилось отчаяние.
- Ох, Эрика... Я бы с радостью... Только эта герцогиня...
Она вздохнула и бессильно пожала плечами.
- Я понимаю, - тихо произнесла Эрика.
- Ну, я пойду, я и так считай без позволения ушла, - и Анабель, виновато улыбаясь, выбежала из комнаты.
Солнце все ниже опускалось за горы, а принцесса все сидела в кресле и неотрывно смотрела в одну точку. Её одолевали горестные мысли о том, что, когда Беатрис станет королевой, то приложит все усилия, чтобы избавиться от неё.
Солнце окончательно скрылось за горами, долина утонула в безлунных сумерках, можно было покидать дворец. В коридоре ей почудилась какая-то тень, но выжидать более удобного момента у нее просто не  было сил.
Эрика молилась, чтобы Филипп ждал её у тайной скамейки, потому что боялась, что Беатрис следит за ней - окна теперь её покоев выходили как раз в сад - и он, будто прочитав её мысли пришёл туда - чуть раньше, чем послышались её лёгкие шаги и сама она появилась из сиреневых кустов, в тёмном платье, почти неразличимая в темноте.
- Филипп! - тихо выдохнула она, бросаясь в его объятия.
- Я так рад тебя видеть, любимая, - ещё тише сказал он, целуя её в макушку. - Я почти готов к турниру.
- Чего же тебе не достает? - тревожно спросила Эрика.
- Поцелуя на удачу...
Она подняла голову и улыбнулась.
- Всего один? - и она нежно коснулась его губ своими.
- Я думаю, что одного было бы достаточно.
- Но мы ведь не можем рисковать, правда? - она снова поцеловала его, перебирая мягкими пальцами его чёрные волосы. - И это возьми, - она сняла с себя тонкую цепочку с кулоном - крупная жемчужина в серебряной оправе - и надела ему на шею. - В этой жемчужине - часть меня, поэтому пусть она будет с тобой, когда я сама не могу это сделать.
Филипп поцеловал жемчужину и спрятал её у сердца, под рубашкой.
После стольких дней, Эрика наконец-то снова чувствовала себя любимой, нужной и желанной. Её слушали, ею интересовались, и она - слушала, спрашивала, смеялась - словом, любила. Ночь пролетела, как одно мгновенье, и как не было грустно, пришлось расставаться.

Перед вечерним чаем в её покои вместо Анабели вошла Беатрис и Эрика, с улыбкой обернувшись к дверям, остановилась в неприятным изумлении, и слова приветствия замерли на её губах.
- Что-то вас не было видно все это время, - явно на что-то намекая, сказала она.
- Чем обязана? - проигнорировав провокацию, холодно спросила принцесса.
- Ох, не обижайтесь на меня, я иногда бываю несносной, - сладким голосом сказала герцогиня и притворно рассмеялась.
Эрика не сводила с неё проницательного взгляда.
- Ваш отец просил меня позвать вас к нему на чай. Он в Тронном зале. У него есть к вам разговор, - поняв, что смеяться бесполезно, продолжала Беатрис.
- Благодарю за известия, - так же холодно сказала Эрика и, едва кивнув головой, направилась к дверям.
Беатрис последовала за ней. Когда девушка спустилась по лестнице и не могла её увидеть, она быстро зашла обратно в покои и через пару минут уже вышла, пряча что-то в перчатку и довольно улыбаясь.

- Отец?
Эрика вошла в высокий чертог, стены и колонны которого закат окрасил кроваво-красным. Король сидел в дальнем углу зала за принесённым столом и молча наблюдал за дочерью. Эрика повернулась и, увидев его, пошла в его сторону. За её спиной садились солнце, и его косые лучи облекли принцессу, одетую в лёгкое белое платье, в розовый саван и окружили мягким сиянием. Она выглядела как мифическая Алкмена, когда её впервые увидел Амфитрион, и король невольно залюбовался своей строгой и прекрасной дочерью.
- Ты хотел меня видеть? - мягко и печально прозвучал её голос, а лицо ее было мужественно и спокойно.
- Да, Эрика, - чуть помедлив, ответил Ричард.
Он протянул ей руку и пригласил сесть рядом с собой. На него обратились серые чистые глаза.
- Знаешь, дочь, - начал он. - Беатрис говорит, что ты избегаешь её, это так?
Эрика молчала. Лгать она не умела и совесть бы ей этого никогда не позволила, а правда была не очень приятной.
- Но почему?
- Прости, отец, не могу тебе сказать, - смотря на закат, ответила она.
- Ты ревнуешь?.. Просто Беатрис через два дня станет моей женой, и я бы хотел, чтобы мои две любимые женщины жили дружно.
Король выглядел ласковым отцом, но в голосе его звучали металлические нотки далеко не просьбы, а приказа. От Эрики не могло это укрыться, и она осознала, что ничего уже не будет прежним; Беатрис прочно вошла в жизнь отца, а ей там больше нет места. Ей вдруг невыносимо захотелось, чтобы мама не умерла тогда, не оставила её и отца, и все было бы совсем по-другому... И ей нужно было пережить предательство последнего родного человека.
- Я постараюсь, отец, - сглатывая слёзы, коротко сказала она.
- Вот и славно, - довольно сказал король, как он всегда говорил советникам, которые соглашались с ним после того, как он в гневе говорил: "Или ты повинуешься, или завтра ты будешь возделывать землю!"
Эрика, уронив голову на грудь, вышла из чертога. Так холодно и властно отец никогда не говорил с ней. Наветы Беатрис не прошли даром.

Начало турнира было назначено на два часа пополудни. Но ещё за час до начала к деревянным трибунам за замком потянулась разодетая толпа: женщины в цветастых платьях и шляпках, дети в чистых штанишках и нарядных рубашках, мужчины в парадных сюртуках. Затем, на золоченых и расписных каретах, начали прибывать знатные люди: вельможи, купцы, советники.
Эрика наряжалась под неусыпным взглядом Анабели: она ничего не упускала, все время что-то поправляла и разглаживала. Она не могла допустить, чтобы наряд принцессы не выглядел безупречным.
- Принеси мне мамины серьги, пожалуйста, - сказала Эрика, закалывая волосы шпилькой.
Анабель отошла к зеркальной полке, но через некоторое время вернулась, держа в руках всю шкатулку.
- Что случилось? - спросила принцесса.
- Да, понимаете... Недели две назад я вечером нашла на полу одну из этих серёжек, - смущённо ответила служанка. - И положила её в шкатулку, вот она... А второй нету...
- Как нет? - испуганно воскликнула Эрика, выхватив шкатулку из её рук и высыпав все содержимое на пол.
Рассыпались и засверкали жемчуг и бриллианты, золото и серебро. Девушки перебрали все до единого украшения, но так и не нашли вторую серьгу.
- Наверное, я потеряла её, - едва не плача, произнесла Эрика. - Никогда себе этого не прощу... Но сейчас некогда её искать.
- Простите, Эрика, мне надо бежать, - виновато сказала Анабель. - Меня уже, наверно, герцогиня заждалась.
Принцесса молча кивнула, и она вышла из её комнат и побежала к покоям Беатрис. Та встретила её упрёком.
- Где ты была?
- Я помогала своей госпоже, принцессе Эрике, - с достоинством ответила Анабель.
- Кстати, о принцессе, - сказала герцогиня, резко обернувшись к девушке. - Я хотела тебя спросить, ты не знаешь, в кого она влюблена?
- Что вы, Ваша Светлость, - потупив глаза, ответила служанка.
- Ты, наверняка знаешь, - продолжала Беатрис. - Во всяком случае, я точно знаю, что Эрика встречалась с кем-то позапрошлой ночью, - она многозначительно посмотрела на по-прежнему молчавшую девушку. - Я видела, как она вышла из дворца и направилась в сад, когда стемнело... Тебе же это о чем-то говорит?
Она в упор смотрела на Анабель, но та лишь покачала головой и повторила:
- Что вы, Ваша Светлость.
- Хорошо, - резко сказала Беатрис. - А это тебе знакомо?
Она показала серьгу принцессы.
- Откуда она у вас? - вырвалось у девушки.
- Значит, хорошо знакомо, - продолжала та. - Если ты мне не расскажешь о тайном поклоннике принцессы, я отдам эту серьгу королю и скажу, что нашла её на кухне. Ведь ты знаешь, чем это может для тебя обернуться?
Тогда Анабель не на шутку испугалась - своей невесте король точно поверит, но поверит ей самой Эрика? Она оказалась зажатой в угол, и ей ничего не оставалось, как рассказать все этой коварной женщине.
- Хм, вот значит, как, - злобно улыбаясь, произнесла Беатрис, выслушав Анабель. - Держи, ты заслужила.
Она бросила ей серьгу и вышла. Анабель хотела тут же отдать её Эрике, но тут её позвали её друзья и она, положив серьгу в карман, побежала вместе со всеми на трибуны.

Эрика сидела в высоком ложе, откуда было хорошо видно все поле битвы. Когда король дал приказ, затрубили трубы, и глашатаи громко объявили об открытии турнира. Под балконом, где были расположены места для королевской семьи, проезжали вооруженные рыцари на боевых конях. На Эрику смотрели многие из рыцарей, но она посмотрела только на одного: Филипп улыбнулся и незаметно подмигнул ей, проезжая под балконом.
Когда все рыцари прибыли, глашатаи стали их объявлять. Когда объявляли Филиппа, трибуны стихли, а среди рыцарей послышались недовольные возгласы: "Он не рыцарь!", "Он недостоин этого турнира!". А простые люди радостно заголосили, поддерживая Филиппа. Наступила заминка, рыцари все громче возмущались.
Сердце Эрики сжалось от страха, она взглянула на отца и надежда покинула её сердце: король хмурился, и она подумала, что он сейчас встанет и прикажет Филиппу покинуть трибуны. Король действительно встал и поднял руку, призывая к тишине.
- Слушайте! - понемногу наступала тишина. - Этот юноша благороден и смел, но вам кажется, что он недостоин вас только потому, что судьба решила родиться ему в простой семье! Так смотрите же! Подойди, юноша! - обратился он к Филиппу.
Тот спешился и поднялся к королю.
- Дай мне свой меч! - приказал Ричард, и юноша, не веря своим ушам, отдал ему свой меч, а сам опустился на одно колено, склонив голову.
Король взял меч и трижды ударил им Филиппа, диктуя ему слова клятвы. Тот повторил. Затем король произнёс свои слова и сказал:
- Встань, рыцарь!
Филипп встал, а король обратился к остальным:
- Теперь вас не оскорбит его присутствие?
Рыцари покорно склонили головы.
- Иди и защищай свою рыцарскую честь, - сказал ему король.
- Да, повелитель! - звонко воскликнул Филипп и спустился к своей лошади.
Все это время Эрика пребывала как будто во сне. "Филипп - рыцарь!" - не переставая, крутилось в её голове. Преграда между ними рухнула, и теперь им нужно было немного удачи - выиграть турнир, и тогда...
От всех этих мыслей у неё перехватило дух, и закружилась голова. Она схватилась за перила и увидела на другой стороне - на трибунах для простого народа - счастливое лицо Анабели, которая кричала и пела с остальными, потому что турнир уже начался.

Солнце склонилось к западу, а турнир все продолжался. Пока удача сопутствовала Филиппу - он победил во всех поединках, и теперь ему оставалась последняя схватка. Но в соперники ему попался не кто-нибудь, а сам Кристиан, и Эрике оставалось только надеяться на то, что удача до конца останется на стороне её возлюбленного.
А удача ему и вправду была нужна - Кристиан был искусным воином и на его недолгим веку было уже несколько турниров, в которых он всегда добивался значительных успехов. В этот же раз, он подошёл к этому делу с двойным рвением, потому что надеялся завоевать сердце принцессы. 
Зазвучала труба, объявляющая о начале поединка, и трибуны разразились оглушительным рёвом. Это был главный поединок во всем турнире, победивший получит всеобщее признание и любовь, а проигравший - порицание. Забудут тех, кто проиграл и на более ранних стадиях, не дойдя до финала, но проигравшего в этой схватке не забудут ещё долго. Поэтому принцесса сжала до боли кулаки под складками платья и, почти не дыша, смотрела вниз.
А по разные стороны площадки уже готовились пустить коней галопом Филипп и Кристиан. На флаге, реявшем за спиной первого, светилась белая Крепость на зелёном поле, на флаге второго - золотая голова совы на алом фоне.
- Ну, любимая, молись за меня, - тихо прошептал Филипп, бросив на мгновение взгляд на балкон,  и тут же устремил его на соперника.
Кристиан первым тронул коня, и всадники ринулись навстречу своей судьбе. Эрика не могла вынести такого напряжения и закрыла глаза, а когда открыла их, увидела, что оба всадника в седлах, только один из них, с серебристо-зелёным гербом на плаще, бессильно опустил левую руку. Толпа ревела и грохотала, отовсюду были слышны крики и пение, всем доставляло удовольствие это зрелище, только у принцессы сжалось сердце - Филипп ранен, у него почти нет шансов.
По правилам, победивший считается тот, кто сбросит соперника с коня, а сам останется в седле, если же получалось, что оба всадника не удерживались верхом, они должны были продолжить биться на деревянных мечах, пока кто-нибудь из них, не упадёт на землю. Раз Филипп и Кристиан все ещё были на конях, их вновь развели по разным краям, и через пару минут они вновь мчались друг к другу.
Кристиан был опытным участником турниров, он знал, что копье нужно направлять в раненную часть тела. И он направил острие в левое плечо соперника. Когда они сшиблись, Филипп глухо вскрикнул и, грянувшись оземь, остался без движения.
Толпа взорвалась оглушительными криками и хвалами победителя. Кристиан гордо поднял в воздух обломок копья и подъехал к балкону.
- Я всегда верил в тебя, мой мальчик! - крикнул ему король.
- Я сделал это в вашу честь, принцесса! - звонко сказал Кристиан и склонил голову.
Эрика промолчала. Её взгляд неизменно устремлялся туда, где на песке распростерлось тело рыцаря, которого под конец предала удача.
- Вам разве не интересен победитель? - тихо спросила Эрику незаметно подошедшая Беатрис.
Но Эрика не ответила. Для неё все уже было неважно, и сейчас она думала только о том, чтобы в общей суматохе не забыли про раненого.
А Беатрис весь турнир внимательно следила за принцессой. Но та вела себя очень разумно, не давая повода себя скомпрометировать. Однако исход финального поединка полностью выдал её настоящие чувства, и герцогиня воочию убедилась в словах Анабели.
Но Эрика не знала об этом, и поэтому сначала хотела незаметно уйти с трибун, но король, увидев её, сказал:
- Эрика! Иди сюда! Ты будешь вручать награду победителю.
И ей пришлось повиноваться. Для вручения наград был сооружён отдельный помост, куда выходил навесной коридор с балкона. У подножия помоста уже собралось много народа и все ждали начала церемонии.
Король встал посередине, а Эрика встала от него по левую руку. Тогда, под звуки фанфар, на помост взошел Кристиан - без шлема - и толпа радостно загудела.
- Да здравствует Кристиан Сандер! Да здравствует победитель! - раздавалось со всех сторон.
Он улыбался и, приблизившись к королю, поклонился.
- Кристиан, - торжественно обратился к нему Ричард. - Долгие годы ты тренировался, чтобы победить в этом турнире. И вот этот день настал, твои мечты сбылись, и сегодня мы устраиваем праздник в твою честь! Прими же свою награду!
И король возложил ему на голову золотой венок, что означало повышение статуса Кристиана - теперь он принадлежал к самому высшему сословию. Толпа рукоплескала и громко восхваляла доблестного рыцаря.
- Благодарю, милорд, за ваше доверие! - поклонился он.
- Прими же и это, рыцарь, в знак дружбы с королевской семьёй! - громко, но безэмоционально сказала Эрика положенные слова и с лёгким поклоном передала ему резной золотой кубок, древней работы - реликвия их рода.
- Из ваших рук, принцесса, я бы считал драгоценным и глиняный черепок, - ласково улыбаясь, негромко сказал Кристиан, но принцесса осталась неподвижной.
- Да здравствует сэр Кристиан Сандер! - громко возгласил король, и направился к заранее приготовленным столам. За ним последовали вельможи, придворные и простой люд. В такой радостной неразберихе никто и не заметил, как принцесса ушла. Она села в свою карету и приказала везти её во дворец, а потом велела ехать кучеру обратно к трибунам, сама же поспешила в замок.

Во дворе ей встретилась Анабель, она куда-то бежала.
- Анабель! - окликнула она служанку.
- О, принцесса! - обрадовалась та и подбежала к ней. - Он в палате, с ним все будет хорошо, - заторопилась она. - Он без сознания, я за лекарем. Я спешу, Эрика, я потом к вам приду и все вам расскажу.
И с этими словами она убежала. Принцесса, недолго думая, быстрым шагом пошла в палаты, но на полпути остановилась. Она замерла и прислушалась, но слышала только как кровь гулко стучит в ушах.
 "Боже мой, что я делаю! - пронеслось в её голове. -  Мне же нельзя показываться там". Она остановилась. Сердце ее рвалось к Филиппу, но холодный рассудок говорил вернуться к себе. Она стояла в нерешительности, но услышав чьи-то шаги, она взбежала по лестнице и скрылась в покоях.



Глава шестая.

Солнце побагровело, расплылось и наконец, окровавив склоны гор, скрылось за ними, уступив место ночи, а принцесса все мерила шагами пол свой спальни. Тысяча мыслей пронеслась в её голове с того момента, как она покинула торжество, и мысли эти были далеко не радостные. Много раз она останавливалась и замирала, прислушиваясь к звукам, доносившимся из коридора, несколько раз выглядывала в надежде увидеть Анабель, но все тщетно: Анабель не приходила, вестей не было. Напряжение её достигло предела, и она уже шагнула к двери с твёрдым намерением увидеть Филиппа, несмотря ни на что, но вдруг в дверь постучали.
- Анабель! - вырвалось у неё, когда она настежь распахнула двери и увидела служанку.
- Тише, - прошептала та и быстро проскользнула в комнату. - Тише, Эрика - герцогиня услышит.
- Ну что? - громким шёпотом, едва сдерживая своё волнение, спросила Эрика.
- Все в порядке, принцесса. Лекарь осмотрел его, это просто вывих плеча, как он его выправил, так он и уснул. Только бедняге подождать пришлось, я долго искала нашего целителя.
- Ох, как гора с плеч, - выдохнула Эрика, держась за грудь, в которой бешено трепыхалось сердце. - Где он?
- Он на этом ярусе, - ещё более понизив голос, отвечала Анабель. - Беатрис велела дать ему дальнюю комнату в западном крыле, и сама не отходила от него все это время.
- Беатрис?! - гневно сверкнула глазами принцесса.
- Она, принцесса, я почему так поздно - потому что ждала, пока она уйдёт.
- Я должна его увидеть, - твёрдо сказала Эрика.
Анабель поморщилась, потерла лоб и просительно посмотрела на госпожу. Но в глазах Эрики она увидела такое жгучее желание и непреклонную волю, что не осмелилась возразить. Она вздохнула и, выглянув за дверь, дала ей знак следовать за ней. С величайшей осторожностью спустились они сначала на первый ярус, а потом поднялись по Западной лестнице, чтобы избежать покоев герцогини, потом на цыпочках пробрались в самый конец коридора и наконец, остановились у деревянной двери, где смогли перевести дыхание.
- Сторожи здесь, - коротко сказала Эрика служанке.
- Но... - Анабель не успела возразить, потому что принцесса уже закрыла дверь с другой стороны.

Комната, в которую поместили раненого рыцаря, была небольшой, чистой и светлой. Убранство было небогатым, но добротным: кровать, стол, пара стульев, платяной шкаф, да глубокое кресло в дальнем углу у камина. На кровати лежал Филипп, и его бледное лицо показалось Эрике ещё прекрасней. Она тихо подошла и села на край постели, положив свою руку поверх его левой руки, обвязанной плотной тканью у плеча. Она сидела и слушала его ровное дыхание, пока он не простонал что-то во сне и поморщился. Лицо его приняло страдальческое выражение, и Эрика погладила его по щеке, а потом, наклонившись, поцеловала его.
- Эрика? - едва слышно спросил юноша, открыв глаза.
- Привет, любимый, - мягко улыбнулась она, сжимая его руку.
Он весь ожил и встрепенулся. Он сел в кровати и, посмотрел ей в глаза, но вдруг помрачнел и уронил голову на грудь.
- Прости меня, - глухо произнёс он. - Я проиграл... Я неудачник...
Он закрыл лицо руками, и плечи его вздрагивали от немых рыданий. Эрика обхватила его голову руками и притянула к себе.
- Вот ещё неудача - проиграть в глупом турнире, - сдавленным голосом сказала она, пытаясь не заплакать. - Ну же, Филипп, забудь об этом... Тебе не надо сворачивать горы, чтобы я любила тебя... Я люблю тебя, что бы ни случилось...
Он поднял голову и снова посмотрел на неё. И хотя радужные дали более не открывались перед ним, как утром, он видел, что она любит его, и от этого ему стало так хорошо и спокойно, как никогда в жизни.
- И я тебя люблю, дорогая. Больше жизни! - он крепко обнял её, а она спрятала на его груди своё лицо и слушала, как бьётся его сердце.
Они оба успокоились. Завтра ещё её настало, а сегодня они были счастливы, от того, что вместе, и это придавало им сил. Они беседовали или просто сидели, обнявшись, а часы утекали в невозвратность, отмеряя мгновения их счастья.

Беатрис рано встала этим утром. Поселив Филиппа так близко к принцессе, она надеялась, что та не удержится и навестит его. Сейчас, идя по пустынному коридору, она больше всего желала, чтобы Эрика была там, тогда она поймает её с поличным и опозорит в глазах всего дворца. Как же она обрадовалась, когда увидела Анабель, спящую на полу у двери комнаты Филиппа.
- Просто замечательно, - злорадно мурлыкнула она себе под нос и носком туфли ткнула девушку в бок.
Анабель недовольно сморщилась и открыла один глаз. В следующее мгновение она уже стояла на ногах и судорожно соображала, что ей делать.
- Что ты тут делаешь, Анабель? - строго спросила герцогиня.
- Я просто уснула, Ваша Светлость, - непослушным языком быстро ответила та.
- А почему ты спишь здесь?
- Я принесла ужин рыцарю, а потом, пока ждала, уснула, - говоря это нарочито громко, Анабель прижалась к двери, не пуская Беатрис.
- Что за глупости ты говоришь? - рассердилась та. - Немедленно пусти меня туда!
- Нет! - в отчаянии крикнула девушка. - Рыцарь не велел никого впускать!
- Что!? - Беатрис просто задыхалась от злости. - Как ты смеешь со мной так разговаривать, грязная девчонка?! Стража! Стража!
Беатрис отошла от двери и громко звала стражников. На её крики снизу прибежали двое вооруженных стражей.
- Что угодно герцогине? - спросили они.
- Заберите эту девчонку и отведите её к королю! Ей есть что ему сказать!

Когда Эрика и Филипп услышали шум и голос Беатрис за дверью, у них все оборвалась внутри.
Они погибли.
Но если кто-то другой на их месте сдался бы сразу, то Эрика решила действовать по-другому.
- Оставайся здесь, - бросила она Филиппу, а сама резко встала и подошла к двери, но не смогла открыть - её держала Анабель, - когда стражники её забрали, Эрика вышла из комнаты и увидела, как Беатрис идёт следом и продолжает ругать служанку.
- Она воровка! Так пусть заплатит за это! - крикнула Беатрис и обернулась. - А! Принцесса! - слегка опешив, но тут же придя в себя, прошипела герцогиня. - Что вы здесь делаете в такой час?
- А что вы тут делаете? - властно спросила в ответ принцесса, так что Беатрис на мгновение растерялась. - И почему вы обвиняете в воровстве мою служанку?
И Эрика, не дожидаясь ответа, бросилась вниз по лестнице. Она догнала стражу у дверей Тронного зала, и ей ничего не оставалось, как зайти вслед за ними в чертог. Несмотря на то, что было раннее утро, король уже был здесь и недоуменным взглядом смотрел на разыгрывающуюся сцену.
- Что происходит? - спросил он у стражника.
- Герцогиня велела доставить эту девушку к вам, Ваше Величество, - ответствовал тот.
Король увидел Эрику, стоящую здесь же, но ничего не успел спросить ни у неё, ни у Анабели. В чертог вошла Беатрис и тут же бросилась к нему.
- Эта девчонка - воровка! - крикнула она, указывая на испуганную Анабель.
- Это неправда, отец, - спокойно, но твёрдо сказала Эрика.
- О, король, посуди сам, - вкрадчиво произнесла Беатрис и обратилась к служанке. - Выверни карманы!
И тут Анабель похолодела. Серьга! Она совсем про неё забыла во вчерашней суматохе, и та преспокойно продолжала лежать в её кармане. Она опустила голову и непослушными пальцами вынула все содержимое своих карманов. Звякнула и засверкала на солнце золотая сережка.
- Ты видишь это, Ричард! - поднимая серьгу, воскликнула герцогиня.
Она довольно смотрела на бедную Анабель – она была почти уверена, что служанка не  отдала серьгу принцессе.
Король нахмурился.
- Анабель! -  грозно сказал он. - Тебе есть что сказать в своё оправдание?
- Ну... Есть, Ваше Величество, - замялась она. - Я не украла эту сережку!.. Герцогиня дала мне её...
Она ещё больше смутилась и посмотрела на принцессу. Та кивнула. Эрика сразу поняла, что Беатрис все подстроила, чтобы выведать у Анабели её тайну. Но она не могла подставить Анабель - ведь не расскажи она всю правду, король обвинит её в воровстве и, в лучшем случае, прогонит из дворца...
- Это ложь, Ричард! - крикнула Беатрис. - Зачем мне отдавать сережку ей, если я могла отдать её самой принцессе!
- Ваше Величество, - решившись и получив разрешение у принцессы, продолжала Анабель. - Герцогиня шантажировала меня этой серьгой, чтобы узнать у меня тайну принцессы.
На минуту воцарилось молчание. Анабель стояла с виноватым видом, украдкой вытирая слёзы, и ждала своей участи. Эрика смотрела за спину королю в западное окно и думала о Филиппе. Король хмурился и пытался во всем разобраться, а Беатрис ликовала: наконец-то ей удалось встряхнуть "этот тихий омут" королевской интригой.
- Она правда знала твою тайну, дочь? - наконец спросил король.
- Да, отец, - спокойно ответила девушка и прямо посмотрела на него.
- Ты можешь идти, Анабель, - сказал Ричард, обращаясь к служанке.
- Благодарю вас, Ваше Величество, - Анабель низко поклонилась и поспешила покинуть чертог.
- Беатрис, оставь нас, прошу тебя. С тобой мы поговорим после, - мягко попросил герцогиню король.
Она нежно улыбнулась ему и кивнула. Когда за ней закрылась дверь, король повернулся к окну и спросил:
- Так что же это за тайна, из-за которой твоя служанка едва не угодила за решётку?
- Тайна моего сердца, отец, - ответила девушка.
- Это не смешно, Эрика, - жёстко сказал Ричард. - Что ты скрываешь от меня?
- Свои чувства к проигравшему вчера рыцарю, - прямо ответила принцесса.
- Что? - переспросил король, но Эрика не ответила.
Он схватился за голову и сел на ступеньки у подножия трона. Девушка стояла перед ним и молчала: она не пыталась оправдаться, не просила прощения, не отстаивала свою правоту - она смотрела в глаза своей судьбе и оставалась непоколебимой, как гранитная скала.
- Но это же позор! - вдруг слабо проговорил король, но вскоре голос его налился яростной силой. - Как ты могла так опозорить меня?! Опозорить мое имя?! Ты, королевская дочь, отдалась какому-то конюху, лишь по прихоти судьбы ставшему рыцарем, не сумевшему даже защитить этот титул!
Он грозно навис над дочерью, но та не дрогнула. Она подняла на него глаза, полные гнева и решимости, и твёрдо сказала, и слова её эхом отдались в чертоге:
- Я чиста перед тобой и небом. Но если твоё имя запрещает мне любить, то я не хочу больше носить его! Пусть его носят те, кто может пожертвовать всем ради него! А я не желаю более носить его. Стражники будут свидетелями - я, принцесса Эрика Стюарт, дочь короля Ричарда Стюарта и покойной королевы Элизабет, находясь в здравом уме и трезвой памяти, в присутствии своего отца, отказываюсь от своего имени и принадлежности к королевской семье! Я отказываюсь и от своего отца! Отныне и присно я не являюсь членом королевской семьи.
Эрика говорила это, смотря в глаза отцу, и видела, как поразил его её поступок.
Отзвучал её властный голос, и Тронный зал затопила зловещая тишина. Бывшие отец и дочь стояли напротив и молча смотрели друг другу в глаза.
- Это были опрометчивые слова, - наконец холодно произнёс король.
- Нет, я долго думала над этим, - с готовностью ответила Эрика. - И я не отступлюсь от своих слов.
Король отвёл взгляд, отошёл и сел на трон.
- Да будет так, - скрепил он.
Эрика поклонилась и вышла из Тронного зала.

Король сидел неподвижно и размышлял о том, где он допустил ошибку в воспитании дочери. Он давно уже чувствовал неприязнь по отношению к ней и был уверен, что причина именно в Эрике, а не в нем самом.
- Стража, - позвал он, и из специальных ниш выступили два воина облачённый в серебристо-зелёное. - Молчите о том, что слышали и страшитесь выдать это кому-либо! Моя расправа будет быстрой.
- Как прикажешь, повелитель, - отвечали они.
- Иди и приведи рыцаря Филиппа, - сказал он одному стражнику, тот поклонился и вышел. - А ты иди и скажи Генриху, чтобы тот не выезжал без моего приказа, и найди оруженосца и лошадь для ещё одного рыцаря.
Второй страж тоже, поклонившись, удалился. Король остался сидеть на троне, он был чернее тучи. Вскоре послышались шаги, и Филипп в полном обмундировании - так положено являться рыцарям к королю - предстал перед Ричардом. Юноша выглядел спокойно, но в глубине его тёмных глаз король заметил тревогу.
- Филипп, - властно сказал он, - вчера ты не смог защитить королевское знамя. Поэтому сегодня ты отправишься на южные рубежи, чтобы там постоять за честь короля и исполнить клятву.  Последний отряд выступает сегодня утром, он ждёт тебя. Идем.
И Ричард, не дав ему даже шанса опомниться, развернулся и направился к воротам чертога. Филипп, проклиная свою несчастливую судьбу, поспешил за ним. Они вышли из дворца и увидели во дворе большой конный отряд. Утреннее солнце поблескивало на жалах копий, дрожало бликами на блестящих шлемах, расцвечивало радугой серебряную эмаль на щитах. Воины переговаривались, улыбались, вздыхали и смотрели в ясное небо, на котором не было ни облачка. Ветер гулял где-то в лазурной выси, развевал знамена над башнями, а в закрытом дворе хоругви и стяги безжизненно повисли, и знаменосцы хотели поскорее выбраться на дорогу, чтобы ветер развернул и наполнил жизнью полотнища.
 Перед отрядом стоял высокий воин – его голова была непокрыта и темные волосы, перевязанные тесьмой, ниспадали на могучие плечи. Мужчина был моложав, однако Филипп шестым чувством осознал, что перед ним искусный, бывалый воин, за плечами которого многие сражения. Его светлые глаза были жесткими, проницательными и строгими. Но юноше он не внушал страха, наоборот – уважение и благоговение. Это был Генрих Гилберт – великий воин и искусный полководец, человек, наделенный многими талантами, но никогда не кичившийся ими, натура честная, благородная и прямолинейная. Филипп сразу осознал, что за такими идут в огонь и в воду, и безмерное уважение заполнило его душу.
Рядом с Гилбертом стоял воин пониже - он держал за поводья трех коней - белого, чёрного и рыжего.
- Да здравствует Его Величество, король, - громогласно воскликнули рыцари, когда король появился на ступенях.
- Приветствую вас, воины! - быстро сказал король и подошёл к военачальнику. - Генрих, это Филипп, возьмёшь его с собой. Езжайте сейчас и не медлите.
Военачальник поклонился и, вскочив на коня, стал отдавать приказания. К Филиппу подошёл спешенный воин.
- Вы - рыцарь Филипп Валентайн? - осведомился он.
- Да, - поникшим голосом ответил тот.
- Тогда это ваш конь, а я - ваш покорный слуга, оруженосец Джозеф.
Филипп взглянул на коня и узнал в нем Огня. Он потрепал его по холке, вскочил на него и, бросив тоскливый взгляд на балкон принцессы, встроился в колонну. Они выехали из ворот и погнали коней галопом на юг. Филипп больше не оборачивался, он безжалостно понукал коня и думал только об одном - о том, что даже не успел попрощаться с Эрикой. Кто знает, суждено ли ему вернуться?


Эрика вышла из Тронного зала и медленно пошла по лестнице. Она чувствовала себя свободной, и ей хотелось как можно скорее увидеть Филиппа. Она представила, как она скажет ему, что теперь они могут быть вместе, и никто уж больше не сможет разлучить их. Она представила его удивленный и радостный взгляд…
 Эрика улыбнулась и взбежала по оставшимся ступеням. Но в коридоре она заметила Беатрис, и ей пришлось спрятаться у себя в покоях. Прижавшись к стене, она мучительно прислушивалась, сама не понимая, что она хочет услышать. Осторожно выглянув за дверь через некоторое время, она с облегчением вздохнула - Беатрис нигде не было, - и почти побежала в дальний конец коридора.
- Филипп! - радостно воскликнула она, когда вбежала в его комнату.
Но пустая тишина была ей ответом. Комната выглядела так, будто здесь никогда никого не было: кровать аккуратно застрелена, камин потушен. Она обошла комнату и не нашла ни одной его вещи. Как будто сегодняшняя ночь ей приснилась. Она стояла посреди опустошенной комнаты и думала: «Неужели все это мне лишь приснилось?». Лицо ее было бледным и растерянным. Она впервые не знала, что ей делать. Миллион мыслей роился в ее голове. 
Она села на кровать и закрыла лицо руками. Отчаяние понемногу овладевало ее сердцем, которое, казалось, сжалось где-то глубоко-глубоко и уж больше не билось. «Где он может быть? – думала она. – Почему ушел, ничего не сказав?». Она изо всех сил старалась не заплакать. "Надо найти Анабель, - вдруг пришла ей в голову новая мысль. -  Она точно поможет мне".
И Эрика пошла на кухню. Она хоть и не хотела встречи с королем или герцогиней, шла совершенно открыто – не таясь и прячась. Не такого духа она была. На кухне царила суета – готовились к королевской свадьбе. Она обратилась к первой попавшейся служанке и та позвала ей заплаканную Анабель.
- Принцесса! - радостно воскликнула она, хватая ее за руку. - Вы не сердитесь на меня?
- Я больше не принцесса, - тихо сказала ей Эрика.
Анабель широко раскрыла глаза. Эрика отвела её в сторону и рассказала ей все, что произошло после того, как она ушла.
- Как же вы теперь?.. - совсем тихо спросила служанка.
- Не знаю, Анабель, - задумчиво ответила та. - Я хотела найти Филиппа, мы бы вместе ушли, но его нигде нет. Ты не знаешь, где он?
Анабель всхлипнула.
- Что? - испуганно спросила Эрика. - Что с ним? Его... Его казнили?..
- Нет, Эрика его отправили на войну сегодня утром, - плача, сказала Анабель.
- Как на войну? – едва слышно выдохнула она, во все глаза смотря на служанку.
Анабель продолжала плакать. А для Эрики свет вдруг померк, и она пошатнулась, припав плечом к стене.
- Бедняжка, - донесся до нее голос Анабели.
Она подняла на неё затуманенный взгляд и спросила:
- А ты пойдёшь со мной, Анабель? Что тебя здесь держит?
Воцарилось молчание. Анабель молчала, не зная что сказать. Но Эрика поняла все и без слов.
- Тогда сослужи мне последнюю службу, - холодно сказала она. - Дай мне хлеба на три дня пути и мехи для воды. Я уйду ночью.
И она, развернувшись, ушла наверх, оставив Анабель наедине со своими мыслями.

Когда замок окутала ночная мгла, Анабель тихо вошла в покои Эрики и застала её отпарывающей оборки от своего платья.
Эрика, несмотря на смятение, сразу же занялась приготовлениями к отбытию. Она бездумно делала необходимую работу – все мысли ее были с Филиппом. «Как это жестоко, - думала она. – Он отправил его на казнь, дав надежду выжить… Нет худшего отчаяния, чем отчаяние с призраком надежды… Бедный мой рыцарь! Зачем? Зачем ты имел неосторожность влюбиться в меня?.. Я стала твоим проклятием… Прости. Прости меня… ».  Она все время плакала. Лицо, руки – даже платье – все было мокрым от ее горячих слез.
Анабель, когда вошла, увидела ее такой несчастной, что невольно остановилась, и сердце ее сжалось от боли.
- Я принесла вам мой плащ, - наконец, тихо сказала она Эрике, подходя к ней и ставя на пол вещевой мешок.
- Спасибо, - коротко ответила та сдавленным голосом, быстро вытерев слезы.
Анабель чувствовал себя очень виноватой. Она переминалась с ноги на ногу и наконец сказала:
- Не обижайтесь, Эрика, пожалуйста! Я так долго пыталась попасть во дворец, а теперь... Мне и возвращаться некуда... Я всегда любила вас, но я… не могу пойти с вами...
Эрика подняла на неё глаза и вдруг улыбнулась.
- Я не обижаюсь. Это ты прости меня, Анабель. Это мой выбор и моя судьба, мне и уходить. Но я не жалею, я чувствую себя такой свободной...
Она встала.
- Как думаешь, это платье сойдёт за простое? Я не хочу, чтобы меня сразу раскрыли.
Анабель покачала головой.
- Ваши платья совсем другие... Хотите, я вам принесу своё платье?
- О, это было бы чудесно, Анабель, - и Эрика с надеждой посмотрела на служанку.

Через полчаса, Эрика, надев платье Анабели и запахнувшись в её плащ, была готова уходить. Она отдала Анабели все свои платья и шкатулку с украшениями, взяла несколько золотых монет из тайника, остальное тоже отдала служанке, постояла немного посреди своей комнаты, и они спустились по лестнице и вышли на задний двор через чёрный ход. Они дошли до двери в стене, у которой когда-то Эрика стояла с Филиппом, теперь это время казалось ей таким далёким. Перед ней открывалась новая дорога, и она жалела только об одном - что нет рядом надежного плеча и любящего сердца.
Выйдя за стену, они остановились.
- Прощай, Анабель, - сказала Эрика и вдруг обняла служанку.
Та сначала растерялась, но потом обняла ее тоже и заплакала.
- Прощайте, принцесса!.. Для меня вы всегда останетесь ею.
Эрика посмотрела на луну, на замок и глубоко вздохнула.
- Я такая свободная, Анабель, - сказала она. – И я боюсь только одного… Анабель, а вдруг… вдруг я его больше никогда не увижу?..
На Анабель обратилось бледное лицо, в котором не было надежды – только отчаяние и бесконечная скорбь. Анабель испугал этот взгляд – она никогда не думала, что Эрику может что-то сломить.
 - Эрика, Филипп обязательно вернется с этой войны, вот увидите, - тихо произнесла Анабель.
- Я надеюсь на это..., - глухо ответила Эрика. - Я пойду на север. Прощай! Может, свидимся когда-нибудь!
И она, вскинув мешок на плечи и набросив капюшон на лицо, уверенно пошла по дороге, ведущей от ворот замка до перекрёстка. На нем она повернула на север и вскоре растворилась в темноте.



Глава седьмая.

Холодный дождь заволок серой пеленой дома небольшой деревни, раскинувшейся у подножия гор, чьи склоны обросли густым сосновым лесом. Серое унылое небо низко плыло над промокшей землёй, и ни один луч закатного солнца не пробивался из-за плотной пелены. Соломенные крыши домов и сараев чернели неровными рядами по обе стороны просёлочной дороги, которая, спускаясь с лесистых всхолмий и прямой линией рассекая поселение, взбиралась на деревянный мост над бурливой речонкой и убегала дальше - к широкому тракту, ведущему на юг. Деревня с одной стороны была окружена лесом, с другой, сколько хватало глазу, простирались поля и покосы - серые и унылые, как и всё этим промозглым ноябрьским вечером.
Жители этого отдаленного селения уже давно находились дома, в жарко натопленных комнатах, пели песни и рассказывали сказки, кто-то ужинал, кто-то уже собирался отойти ко сну, и на улице было пустынно и тихо, только капли дождя монотонно отбивали ритм своей печальной песни.

У навеса возле последнего дома - старого и покосившегося - стояла одинокая фигура - должно быть, девушка, запахнувшаяся в плащ. Хоть она и стояла под навесом, лицо её было мокрым. Она неотрывно смотрела на дорогу, уходящую вдаль, занавешенную, словно плотной шторой, дождевой завесой. Лицо её было печально и строго. Глаза - светлые и ясные - были словно подернуты дымкой. Казалось, она уснула с открытыми глазами и ей снятся нездешние сны.
Из дверей дома выглянула маленькая старушка, замотанная в шаль и скрипучим, старческим, однако ласковым и приятным голосом позвала:
- Эрика! Деточка!
Девушка вздрогнула и обернулась. Она была все так же стройна и красива, но лицо ее потемнело от солнца, а волосы утратили мягкость и выцвели, но она была все той же строгой девушкой с непреклонной волей – прекрасной и строгой.
- Внученька, хватит стоять под дождём, вон он какой холодный, разошёлся. Замерзнешь, простудишься, заходи в тепло, - заботливо говорила старушка, а сама любовалась прекрасным лицом, обрамленным мокрыми завитками светлых прядей.
Девушка улыбнулась и подошла к старушке.
- И правда, бабушка, дождь очень холодный, - сказала она, и голос её зазвенел, как бубенец в морозное утро.
Они зашли в дом, и старушка налила ей чаю и подвинула плошку с вареньем.
- Ты о чем-то сильно грустишь, внучка, - уверенно сказала старушка, с любовью смотря на девушку. - Там, в прошлом, что-то держит тебя. Расскажи, облегчи душу, самой лучше станет.
Девушка печально улыбнулась и отпила душистого чаю, но ничего не ответила.

Прошло уже больше четырёх лет, как она покинула замок.
Той ночью она прошла всего несколько миль и заночевала под стогом. Проснувшись на рассвете, она поела хлеба из своего запаса и отправилась дальше. Идти по главной дороге днём она не стала, чтобы избежать ненужных встреч. Она шла пару дней по полям рядом с дорогой. К вечеру третьего дня, совсем выбившись из сил, она дошла до большого придорожного селения. Отыскала трактир и осталась там до утра.
Когда она проснулась на следующий день утром, она по привычке встала и пошла на балкон. Но уткнулась в маленькое, грязное окно с засаленными занавесками. Она вздохнула и открыла его. Внизу, во дворе трактира, стояли грязные лошади, запряженные в огромные телеги, на телегах сидели толстые женщины и лузгали семечки, рядом стояли их мужья и грязно бранились. Эрика невольно поморщилась.
Спустившись вниз, чтобы купить что-нибудь на завтрак, она увидела целую толпу таких людей - грязных, засаленных, ругающихся. Ее встретили сальными шутками и улюлюканьем. Эрика смутилась и тоскливо окинула взглядом зал, ища свободный стол, но не нашла, зато заметила в дальнем углу человека, который резко отличался от всех остальных.
Это был юноша лет двадцати трёх, высокий и широкоплечий, с длинными темно-русыми волосами, ниспадавшими на плечи. Одет он был чисто, говорил мало и только по делу, потому и остался в стороне от галдящей толпы.
Эрика подошла к нему и робко спросила:
- Можно здесь сесть?
Он поднял на неё голубые глаза.
- Да, конечно, - сказал он.
Она села и принялась за свой завтрак.
- Ты издалека наверно, - полуутвердительно сказал юноша.
От неожиданности Эрика поперхнулась.
- Ох, простите, - сказала она, отдышавшись. - Вы так неожиданно обратились ко мне...
- Ты странно говоришь, - продолжал он, как бы поняв, что собеседница не хочет распространяться о себе.
- Правда?
- Да. Это твоё странное "вы"... У нас принято обращаться друг к другу проще.
- Что ж, благодарю за совет, - улыбнулась Эрика, а парень рассмеялся.
- Ну вот, опять, - сказал он. - Да... Чудная ты... Кстати, я Рилан Дин, мельник из Северна, есть такое поселение к северу отсюда.
- Очень приятно. А я Эрика... Валентайн, - сказала она, чуть запнувшись на фамилии.
- Вот и славно, - Рилан подмигнул ей. - А куда путь держишь, мисс Валентайн?
- Вообще-то, -  Эрика замялась, не зная, что ей сказать, - я ищу новое место жительства.
- Ох, но только не здесь, - он понизил голос и посмотрел по сторонам. - Народ здесь так себе... А иди-ка ты к нам, пожалуй. Да, точно, не хочешь уехать к северным рубежам - далеко от всех? У нас там так красиво и спокойно. Правда работать приходиться много, а ты, я вижу, к работе не привычная.
И он указал на её белые мягкие руки.
- Работа меня не пугает, - решительно сказала она. - А ты можешь взять меня с собой до Северна?
- Могу, - с готовностью ответил Рилан. - Я продал на ярмарке все свои седла - это моё увлечение - а купил всего пару шестерней для мельницы, так что места предостаточно.
- Я заплачу тебе, конечно, - поспешила заверить его Эрика. - Семь золотых - это все, что у меня есть.
- Ту-ту-ту, куда ж так много? - присвистнул он. - Два золотых - не больше. Кстати, если ты закончила с завтраком, то мы едем - путь неблизкий.

Путь и вправду был не близкий - шестьдесят миль к северу по тракту. Но Эрика не скучала - ей попался удачный спутник. Рилан забавлял её рассказами, байками и небылицами, которых он знал видимо-невидимо. Охотно говорил о себе и не спрашивал лишнего, когда Эрика говорила недомолвками. Из его рассказов она узнала, что отец и мать его умерли от горячки, когда он был ещё ребёнком, и он остался со своим дедом. С детства он знал мельничное ремесло, поэтому когда дед умер, а ему было семнадцать лет, он стал хозяином мельницы и исправно справлялся со своей работой и стал очень уважаемым человеком в поселении. Сначала Эрика думала, что Рилан - просто весёлый и забавный, но потом поняла, что он по-своему несчастен и уже умудрен жизненными испытаниями, а шутки и смех - это ширма, за которой он привык прятаться.
Она узнала, что после смерти деда, его взяла под опеку одинокая старушка – бабушка Тереза. Он помогал ей с хлебом, а она держит небольшое хозяйство и снабжала его всем необходимым.
- Вот, пожалуй, к ней и поселим тебя – она уж совсем состарилась, помощница ей будет очень кстати, - сказал Рилан в заключение.

К полудню третьего дня они свернули с тракта, а к вечеру впереди показались первые дома и сараи. На лугу паслись коровы, овцы и лошади, играли ребятишки. Увидев повозку, они побежали вслед с радостными криками:
- Дядя Рилан! Дядя Рилан вернулся!
"Дядя Рилан" сидел в повозке и улыбался, бросая направо и налево:
- Ну что, сорванцы-разбойники, много, поди, шалили без меня, а? - и мальчишки заливались смехом. - А вы, девчонки-проказницы, матерей, наверно, извели капризами, да?
И девчонки кричали ему: "Нет, нет!". А он только улыбался и продолжал спокойно ехать. Эрика смотрела на эти загорелые, простые лица и невольно улыбалась. На нее дети смотрели с удивлением, но ничего не говорили.
Доехав до середины моста, Рилан остановился. Со всех сторон сбегались детишки и окружали его. Наверно, когда в поселении не осталось ни одного шалунишки, Рилан достал из-под сиденья  холщевый мешок, и дети радостно заголосили:
- Конфеты, конфеты! Ура!
Рилан открыл мешок и подставил его под цепкие ручонки. И Эрика удивилась - ребятишки постарше пустили вперёд тех, кто был поменьше и терпеливо ждали, пока те возьмут себе леденцов. А маленькие не толкались и не пытались взять больше других; когда каждый брал свою долю, то говорил: "Спасибо, дядя, Рилан".
- Судя по всему, ты каждый раз привозишь им конфеты, - сказала она юноше, когда они, наконец снова тронулись.
- Ну, да, - скромно ответил тот. - Люблю их счастливые рожицы.
Он посмотрел вокруг и подхватил какую-то маленькую девочку. Он усадил её на повозку, а та усердно сосала леденец.
- Привет, - сказала девочка Эрике. - Я Энни, а как тебя зовут?
- Меня зовут Эрика, - ответила, улыбаясь, девушка. - Очень приятно.
- Эрика - какое странное имя, я его ещё не слышала. У нас так никого не зовут, правда дядя Рилан?
- Да, Энни. У тети редкое имя, - улыбнулся Рилан.
Эрика рассмеялась. Невинная наивность этой девчушки грела её изболевшееся сердце, и она вдохнула полной грудью душистый воздух и снова рассмеялась.
- Я вижу, тебе здесь нравиться, - удивленный её смехом, заметил Рилан.
- Да, - коротко ответила та. - Здесь так красиво и уютно... И спокойно.
- Иногда даже слишком, - усмехнулся он. - Как бы не заскучать тебе тут зимой - ты ведь не к такому привыкла.
Эрика насторожилась. Неужели он что-то знает о ней? "Вряд ли," - успокоила она себя.
- Ошибаешься, - сказала она вслух. - Раньше я очень скучала зимами.
- Ну и ладно, - быстро согласился он. - А, может, глядишь, научиться вышивать или ткать - так на всю зиму работенки хватит.
Он улыбнулся и свернул с проселка к первому домику - потемневшему от времени, слегка покосившемуся, но все равно добротному и просторному. Дверь была распахнута настежь, и в проёме белела лёгкая ткань. Из дверей вышла маленькая старушка в тёмном платье до щиколоток и белом фартуке. Голова её была непокрыта и совершенно седые волосы были собраны в пучок. Увидев Рилана, старушка улыбнулась и бросилась его обнимать.
- Ох, Рилан, мальчик мой, хорошо, что ты вернулся целым и невредимым, - раздался её ласковый голос. - Я уж беспокоиться начала.
- Не стоило, - ответил он, обнимая старушку.
- Ну, что, касатик, продал свои седла? - смотря своими веселыми глазами, обрамленными, словно лучиками, морщинками, на юношу снизу вверх, спросила она.
- Да, все до одного раскупили.
- Я так и знала, - перебила его старушка. - Я всегда говорила, что твои седла - лучшие в королевстве!
Она с гордостью смотрела на него, а он покраснел и покосился на Эрику. А та стояла и улыбалась, наблюдая эту сцену. Если бы она не знала историю Рилана, она бы решила что видит встречу матери и сына - так нежно обнимала его эта старушка, так заботливо оглядывала его.
- Ох, а кто эта прекрасная девушка? - спросила старушка, заметив Эрику.
- Это Эрика Валентайн, бабушка, - представил её Рилан,  а она склонила голову.
- Какая ты красивая, - улыбнулась старушка и обняла Эрику.
Эрика была ошеломлена таким приемом, но тоже обняла старушку. Её объятия были такими теплыми и ласковыми – совсем материнскими. Эрика на мгновение закрыла глаза.
- Где ты нашёл такую красавицу? - услышала она голос старушки.
- Она сама нашла меня, - засмеялся Рилан и вкратце передал ей обстоятельства их знакомства.
- И я ему очень благодарна за то, что он привёз меня сюда, - сказала Эрика. - Только как мне вас величать?
- Ох, все зовут меня бабушкой, внучка, - улыбнулась старушка. - Вот и ты зови.
Рилан сел в повозку и махнул им рукой.
- До встречи, Эрика! Пока, бабушка!
Эрика стояла и смотрела ему вслед.
- Ну что, деточка, пойдём в дом, - позвала её старушка. - Поживешь пока у меня.

И с этого дня Эрика поселилась у старушки по имени Тереза, которую все в селении называли бабушкой. Была это добрая и приветливая женщина и, несмотря на свой возраст, справлялась со своим хозяйством. А было у неё - корова да поросенок, десяток кур и с пяток кроликов. С появлением Эрики, хозяйство немного увеличилось, но они прекрасно с ним управлялись. Эрика быстро научилась всему, что было необходимо для простой жизни. А старушка без лишних вопросов научила ее всему, что знала сама. Через полгода Эрика уже могла одна оставаться на хозяйстве.
Рилан и Тереза находились в тёплых,  родственных отношениях. Рилан жил за селением, на мельнице, что стояла на реке, и держал только пару лошадей. Он косил сено и сеял хлеб для себя и Терезы с Эрикой, а они снабжали его молоком, маслом, сыром и мясом. На покос и жатву выбиралось все селение - от мала до велика, и Эрика вскоре тоже гребла сено деревянными граблями, скидывала его в скирды, жала рожь и связывала колосья в снопы. Она быстро все схватывала, всем интересовалась, руки её оказались умелыми и все эти годы только и ждали подходящих занятий. Она научилась ткать, вышивать, вязать кружева и шить. Так что, что ни новое платье у девушки в селении - так работа Эрики.
Рилан и Эрика виделись часто. Он каждые два дня приезжал к ним за молоком, периодически привозил им муку, да и по вечерам наведывался - выпить душистого "бабушкиного" чаю с мелиссой и мятой и побеседовать. Жил он особняком, не женился, с девушками не гулял, но с Эрикой они подружились, и он сильно привязался к ней. И она полюбила его – как брата –  любила разговаривать с ним, ездить верхом и гулять, но чаще бродила она одна.
По вечерам её можно было увидеть бродящую под ветвями деревьев в лесу, или у реки.  В такие моменты её лицо выражало великую скорбь, иногда оно было мокрым от слез. Она все время мучила себя вопросами. Где Филипп? Что с ним? Жив ли он вообще? Или дождь давно размыл холм над его могилой? Северн жил своей жизнью вдалеке от главных артерий страны – сам мало интересовался делами королевства, и про него никто не вспоминал. Новости слушались здесь неохотно, да и доходили редко – жители были самодостаточны, Эрике иногда даже казалось, что Северн – это вообще отдельное государство. Но изредка к ним забредали одинокие путники – воины или сбившиеся с дороги торговцы. Но это случалось крайне редко, однако все новости первой узнавала Тереза – ее домик был первый в поселении.
Однажды, поздним августовским вечером, когда от реки поднимался легкий туман, скрадывая резкие очертания, а в воздухе разносился пряный  аромат свежего сена, уже стоявшего во дворах, в дверь постучали. Тереза и Эрика уже поужинали и собирались ложиться спать.
- Ой, - вздрогнула Эрика. – Кто это?
- Путник какой-нибудь, непутевый, - улыбнулась старушка и пошла к двери.
- Бабушка, не ходи, я сама открою! - воскликнула девушка, бросаясь следом.
Она толкнула дверь и увидела пожилого мужчину, тяжело опирающегося на стену.
- Мир дому сему, - сказал путник.
- Добрый вечер, - ответила Эрика, удивленная его приветствием.
- Пусти переночевать старого солдата, прекрасная девушка, - мягко улыбнувшись, попросил мужчина.
- Ох… Конечно, входите, - немного замялась та.
Мужчина вошел в дом, Эрика проводила его на кухню – там ждала Тереза.
- Здравствуйте, - мужчина поклонился старушке. – Разрешите переночевать. Я отставной солдат Джеферсон Оукмен.
- Проходи, добрый человек, - пригласила бабушка. – Я Тереза, а это моя внучка – Эрика. Садись, поешь, чего Бог послал.
Сердце у Эрики колотилось со страшной силой. «Солдат» - сказал он. Значит, он с войны… Значит, он мог что-то слышать о рыцаре Валентайне… Эрика вжалась в стену. Первым порывом было – кинуться и расспросить его. «А вдруг?.. Вдруг его уже нет в живых?» - молнией пронеслось в ее голове. Ей первый раз не хватило решимости сделать то, что она хотела сделать.
Эрика стояла и невидящими глазами смотрела перед собой. Она глубоко и неровно дышала.
- Бабушка, я пойду задам корму лошади, - дрожащим голосом сказала она и выскользнула из дома.
На небе загорались звезды. Прохладный вечер остудил ее разгоряченную голову. Ей, наконец, удалось успокоить сердце. Она глубоко вздохнула. Лошадь пришельца щипала траву тут же во дворе.
- Ну, же, - тихо сказала Эрика, подходя к ней и беря под уздцы. – Хорошая лошадка, умная. Иди сюда.
Лошадь посмотрела на нее своими большими глазами, которые показались Эрике очень грустными, и дала вести себя. Эрика расседлала ее, привязала под навесом и принесла ей сена. Она задумчиво стояла и гладила лошадь по шее. В ее памяти вставал все тот же любимый образ, трепетно хранимый ею в самом потаенном уголке души. По щеке скатилась и упала на землю прозрачная слеза. Она поспешно вытерла лицо и, вздохнув еще раз, пошла к дому.
На кухне Тереза разговаривала с Оукменом. Эрика тихо вошла и встала в углу, не сводя с него глаз. Это был среднего роста, крепкий мужчина лет пятидесяти с широким, открытым лицом – загорелым и изрезанным морщинами – хранившим, однако, следы былой привлекательности. Высокий лоб был рассечен небольшим шрамом, наполовину седые волосы были коротко обстрижены. Левая рука его работала плохо,  при ходьбе он сильно хромал, но все равно производил впечатление сильного мужчины. У него был приятный низкий, грудной голос, говорил он кратко и только по делу, но было видно, что ему есть что рассказать.
Тереза расспрашивала его разве что только из вежливости, и он отвечал односложно. Поэтому, когда Эрика вошла, старушка обратилась к ней:
- А ты чего там стоишь, внученька? Садись, послушай.
Эрика молча села напротив мужчины, он внимательно посмотрел на нее и чему-то улыбнулся.
- А ты издалека, сынок? – снова обратилась к гостю старушка.
- Да. С восточных рубежей.
- А как ты сюда-то попал?
- С войны вернулся домой, а жена умерла от горячки. Дочери разъехались, оба сына погибли. Я решил уехать оттуда.
- С южной войны? – невольно вырвалось у Эрики.
Тереза удивленно посмотрела на нее, но промолчала.
- Да, с южной, - отвечал тот.
- Значит, она уже кончилась? – с надеждой спросила Эрика, не замечая удивления старушки.
- Нет, - горько усмехнулся он. – Я просто уже негоден для службы.
Эрика сидела и пыталась набраться храбрости для того, чтобы задать один единственный вопрос, который так ее волновал. Но она только с надеждой смотрела на него, не в силах произнести ни слова.
Старушка еще немного поспрашивала Оукмена, но девушка ничего не слышала – она вся обратилась в зрение, и смотрела на него, как будто хотела, чтобы он прочитал ее мысли. Наконец, он встал из-за стола, поблагодарил их за ужин, и Тереза отвела его в комнату. Эрика осталась сидеть в кухне. Она проклинала свою нерешительность и решила, во что бы то ни стало, задать этот вопрос ему завтра. Всю ночь ей не спалось – только в глухой предрассветный час её сморил тяжелый сон.
Она проснулась, когда солнце уже встало. В открытое окно влетал утренний ветер, и прохладца забиралась под одеяло. Эрика сладко потянулась и вдруг разом вспомнила все события прошлого вечера. Она вскочила и выбежала из комнаты. Навстречу ей шла Тереза.
- Доброе утро, внучка, - ласково сказала она. - Иди завтракай.
- Где мистер Оукмен? - перебила её Эрика.
- Он уехал сегодня рано утром, - пролепетала старушка, испуганная её взглядом.
- Уехал?! - вскричала девушка. - Куда? Куда он уехал?!
- Я не знаю, он не сказал, - почти со слезами отвечала та. - Да что с тобой, деточка?
Но Эрика не слушала её. Она выбежала из дома - босая и в одной ночной рубашке - и бросилась к реке. Испуганная старушка поспешила следом, она, бедняжка, подумала, что девушка сошла с ума и хочет утопиться.
- Деточка! Эрика! Постой, куда же ты? Добрые люди, остановите её!
В это время к их дому подъезжал Рилан - он привёз муку в очередной раз. Он услышал крики и увидел Эрику, которая уже почти добежала до моста. Он соскочил с повозки и стрелой помчался за ней.
- Эрика! Стой! - строго крикнул он и схватил её за талию.
- Пусти! Я должна его догнать! Мне надо поговорить с ним! - со слезами воскликнула девушка, пытаясь освободиться.
Но он крепко держал её. Эрика, как бы одумавшись, разом стихла и бессильно повисла на его руках. Рилан подхватил её и бережно отнес к дому. Её положили в её комнату. Вид у неё был невозможно несчастный. Она не сказала ни слова, не плакала и не билась, только смотреть на неё  было больно. Признаков помешательства не было – слишком осознанным был этот взгляд, полный невыразимой скорби.
Эрика овладела собой только к полудню. Она вышла к обеду - и была снова спокойной. Рилан и Тереза сидели за столом и смотрели на неё. И невольно залюбовались ею - так она была прекрасна в своей печали.
Этот случай так и остался необъясненным ею, а люди в деревне боялись спрашивать её об этом. Вообще, у неё сложилась необычная слава в селении. Эрика, помня давний разговор с Филиппом, с осторожностью знакомилась с людьми. И хотя в Северне жители были лучше, чем в том трактире, были и здесь лентяи и подлецы, но таких не привечали. В целом же, люди полюбили эту строгую и прекрасную девушку, чья история была покрыта тайной. Эрика никогда не рассказывала о себе, и понемногу люди смирились с этим. Но никто не строил домыслов на эту тему, не придумывал сплетни и байки - в их душах Эрика завоевала огромное уважение, но никто не знал - почему. Все чувствовали, что эта таинственная девушка выше их на голову, она была благородной и честной, но как-то по-особенному. Эрика со всеми была в хороших отношениях, но ни с кем не сходилась - никто не мог сказать, что знает её лучше, чем другие. Даже Тереза и Рилан многого не знали о ней. Эрика была хороша собой, трудолюбива, и многие юноши пытались завоевать её сердце. Но она лишь качала головой и грустно улыбалась. Рилан же любил ее всем сердцем, но видел, что чувство обречено на безответность. Сначала ему казалось, что Эрика просто скрывает свои чувства к нему, но один случай сильно ранил его, и он понял, что ее сердце принадлежит другому мужчине, которого она будет ждать хоть до конца своей жизни.
Это было в первое лето, которое Эрика целиком провела в Северне. Рилан предложил ей прокатиться верхом и она согласилась. На селение опускался тихий вечер, с гор уже тянуло холодком. Они ехали медленно и беседовали. Эрика была по обыкновению немногословна, и Рилан смущался еще больше – он позвал ее на эту прогулку, чтобы наконец сказать ей о том, что в нем происходит с тех пор, как он ее увидел. Они уже возвращались к селению, как вдруг девушка резко выпрямилась в седле и вперила пристальный взгляд куда-то перед собой.
- Что там? – встревоженно спросил Рилан.
Но Эрика не ответила. Она ударила по бокам своей лошади, и та понеслась галопом. Рилан поспешил следом. В поле, почти у самой реки пасся оседланный огненно-рыжий конь, Эрика определенно скакала к нему.
- Эрика! Что случилось? – крикнул Рилан, увидев, что девушка спешилась и подхватила под уздцы рыжего коня.
- Огонь! Огонь, это ты? – услышал он ее взволнованный, дрожащий голос.
Эрика гладила коня, заглядывала ему в глаза, а тот, казалось, был удивлен не меньше Рилана.
- Нет, это не он, - вдруг сказала Эрика, отходя от лошади.
- Кто не он? – допытывался Рилан, ничего не понимая.
Но та его не замечала. Эрика стояла и смотрела куда-то вдаль, а лицо ее было светлым. Но это длилось лишь мгновение.
- Нет, этого уже не вернуть, - печально прошептала она, ни к кому не обращаясь. – Но мое сердце всегда будет только с тобой…
И она, не обращая внимания на спутника, запрыгнула на свою лошадь и рысью направилась к мосту. А Рилан стоял и смотрел ей вслед. Последние слова, сказанные ею, больно ранили его. «Так вот в чем дело, – подумал он. – Она любит кого-то, кто ушел и не вернется… А я – глупец…». На глаза навернулись слезы, он рывком смахнул их и, вспрыгнув в седло, помчался прямиком к своей мельнице. Теперь ему стала понятна замкнутость, молчаливость и безмерная печаль этой девушки. И он полюбил ее еще больше, понимая, что ничем не может ей помочь.
Этот случай остался между ними, даже Тереза не знала об этом. А Эрика только еще усерднее стала работать – чтобы хоть как-то отвлечься от горестных мыслей. Зимами она ткала холсты, пряла пряжу и вышивала. К весне они с Терезой наготавливали множество рушников, фартуков и тканей для платьев. Рилан увозил все это вместе со своими седлами на ярмарку в начале лета, и они выручали неплохие деньги. Эрика всегда помогала Терезе, и та полюбила её, как дочь, и Эрика любила эту старушку, как мать, которую едва помнила. Тереза видела, что девушку терзает неведомая скорбь, и иногда пыталась разговорить ее, но та лишь отвечала что-то неопределенное и продолжала молча страдать.

Вот и сейчас, сидя за столом в теплой кухне, с чашкой горячего чая, она смотрела в даль за окном и перед ней вновь и вновь вставал милый образ.
- Жаль мне, тебя, внученька, - тихо сказала ей старушка. - Эта печаль тебя старит... Да и в девках сидеть уж довольно. Вон, Рилан тот же, тебя с превеликим удовольствием замуж возьмёт, да и не он один. Женитесь, детишки появятся, там и горевать некогда будет. А то что же - лица не тебе нету, смотреть больно.
Она положила ей руку на плечо и заглядывала в глаза. Эрика продолжала смотреть в окно и слушать дождь.
- Не могу, бабушка, - наконец едва слышно произнесла она. - Никто мне не мил...
- Как же так, внучка? Сколько у нас хороших парней...
- Ты не понимаешь, - перебила её Эрика. - Я... Я другого люблю...
Тереза грустно посмотрела на неё, и они надолго замолчали.
- Но не вечно же ты будешь ждать его, - опять сказала старушка после долгого молчания.
- Сколько потребуется, - твёрдо ответила девушка. - Я все равно больше никого не полюблю.
Она уронила голову и замолчала окончательно.
Тереза вздохнула и горестно оперла голову на руку. В печке потрескивали дрова, на стене мерно стучали часы. А дождь за окном все шёл.


Глава восьмая.

Филипп открыл глаза и увидел над собой бледное небо, промытое ночным дождём. Он вздохнул и встал на ноги. Рядом спал Джозеф, неподалёку паслись их кони. Филипп приложил ладонь козырьком ко лбу и посмотрел на север, туда, где в первых лучах уже поблескивали шпили далекого замка.
Уже два дня прошло, как он покинул расположение войска, возвращавшегося с затянувшейся войны с южанами. Попав на эту войну в самом разгаре, Филипп, не имевший воинского опыта, проявил себя, сначала как бесстрашный воин, затем, как талантливый полководец. Четыре с лишним года провоевал он, а война то затихала, то разгоралась с новой силой. Филипп несколько раз был ранен, но несерьёзно - наверное, судьба хранила его. Однако война оставила на нем свой отпечаток: через левый глаз и всю щеку до скулы пролег рваный шрам - подарок на память от длиннорукого южанина с кривой саблей, - сотни новых морщин изрезали его лицо, осунувшееся и постаревшее. Много пришлось ему пережить, но все это время его не покидала надежда вернуться в замок и, может быть, снова увидеть принцессу. Он часто сжимал в руке её подарок - светлую жемчужину, - снова и снова вызывая в памяти её незабвенные черты. Он засыпал и просыпался с её именем и, смотря по вечерам на яркие звезды, шептал молитву Богу, прося его только об одном.
И вот, война закончилась, и войска возвращались домой. Филипп, препоручив свой отряд одному из лучших воинов и, испросив разрешение у воеводы, покинул медленно движущиеся обозы и в сопровождении своего верного оруженосца, с которым они стали лучшими друзьями, галопом помчался по тракту к замку. Им оставался один дневной переезд и они рассчитывали на следующее утро въехать за крепостные стены.

- Что-то вы рано сегодня, господин, - услышал он сонный голос своего оруженосца.
- Не спится, Джозеф, - коротко бросил рыцарь.
- Оно и понятно, - заметил тот. - Вон уж шпили видать.
Филипп стоял и смотрел на дальний замок, и думал, что чем ближе он к нему, тем сильнее ноет его сердце. Он страстно стремился и в то же время боялся возвращаться в замок и отчётливо ощутил это именно сейчас, когда его цель была у него перед глазами. Он слишком много времени провёл вдали от замка, и все эти годы не получил ни одной весточки от Эрики. Он снова сжал в руке жемчужину, и ему показалось, что ясные глаза мягко смотрят на него из темноты и тихо сияют золотистые волосы.
- Завтрак готов, сударь! - позвал его Джозеф.
Он вздохнул, и видение исчезло. Они тронулись через час и галопом помчались по тракту. Мимо проносились убранные поля, опустевшие перелески, редкие селения. Переночевав под открытым небом и тронувшись на рассвете, ещё до полудня они достигли крепостной стены вокруг замка. У ворот они остановились и часовой окликнул их.
- Это воин Его Величества, доблестный рыцарь Филипп Валентайн! - крикнул в ответ Джозеф, и часовой приказал открыть ворота.
 - Так война и вправду кончилась? - спросил он, когда они въехали во двор замка.
- Правда, приятель, - важно ответил оруженосец.
Филипп даже не обернулся, он спрыгнул с коня и вбежал во дворец. Миновав холл, из которого был виден Тронный зал через открытые настежь высокие двери, он в три прыжка одолел лестницу, не обращая внимания на людей, которые его окликали. Он достиг коридора и остановил женщину, которая смотрела на него со страхом.
- Где принцесса? - спросил он.
- Я не знаю, о чем вы, господин, - пролепетала та.
- Где покои Эрики? - крикнул он и сам не заметил, как от волнения сильно сжал руку женщины.
- Ой! - вскрикнула она. - Эрика раньше жила там, - со слезами проговорила она, указывая на одну из дверей.
Филипп ничего не слышал, он только видел, как женщина указала ему дверь. Он подскочил к ней и распахнул её. И замер. Посреди спальни стояла детская кроватка. В ней стоял ребёнок, лет двух от роду и с удивлением смотрел на него. У окна стояла высокая женщина с рыжими волосами и тоже смотрела на него.
- Что вам тут нужно? - спросила она.
Филипп туманным взглядом окинул комнату. Нет, он не ошибся. Вот, завешанный лёгкой шторой дверной проем - выход на балкон, на котором так часто стояла она...
Он пошатнулся, ухватился рукой за дверь и вышел в коридор. Там он тяжело оперся на стену и уставился в пол, уже ничего не замечая вокруг. Женщина вышла вслед за ним и пригляделась.
- Филипп? - удивлённо спросила она.
Рыцарь вздрогнул. Он узнал этот голос.
- Герцогиня Беатрис?
- Королева, - высокомерно поправила его она.
- Королева, - машинально повторил он.
- Да, но сейчас не это важно, - снисходительно сказала Беатрис. - Вы только что с войны?
- Да, - бросил он.
- Так вам нужно прямиком к королю, он давно ждёт полного отчёта  об этой войне, - строго говорила она, но Филипп её не слышал.
Он снова пошатнулся. Потом, не видя возмущенного взгляда Беатрис, медленно побрел по коридору и спустился по лестнице. Он остановился перед распахнутыми дверями Тронного зала, поднял глаза и шагнул навстречу правде. Он был готов ко всему.
- Приветствую вас, Ваше Величество, - громко сказал он, подходя к королю, который о чем-то спорил со своими советниками, и поклонился.
- Кто ты, рыцарь? - удивился король, вглядываясь в его лицо. - А! Филипп! Вы так рано прибыли?
- Нет, Ваше Величество, - устало отвечал он. - Прибыл я один.
- Почему? Войска разбиты? На вас напали? - нахмурился король.
- Нет, милорд. Это было моё желание. Я хотел скорее попасть во дворец, чтобы узнать одну вещь.
Король прищурился.
- Ваше Величество, не сочтите за дерзость, но, прошу вас, скажите, где ваша дочь, принцесса Эрика?
Воцарилось молчание. Советники тихо удалились, а король продолжал смотреть на рыцаря. В глазах Филиппа он видел тревогу, страх и надежду. Он отвел взгляд и холодно сказал:
- Она умерла.
Эти слова пронзили сердце Филиппа ледяной стрелой, и оно оборвалось и стихло. Он весь вдруг как будто умер и свет померк перед его глазами.
- Как?.. Когда? - слабо прошептал он.
- Больше трёх лет назад. Она умерла от горной лихорадки, - все так же отстраненно отвечал король.
Филипп едва дышал. Надежда, гревшая его все эти годы, разом погасла и смысл жизни потерялся.
- Где она? Я хочу видеть её могилу, - глухим голосом сказал он, и король позвал одного из слуг, велев проводить его.
В саду, под раскидистым, уже облетевшим дубом, на тайной поляне, куда вела теперь аккуратная дорожка, засыпанная песком и обложенная белыми камнями, возвышался холмик с мраморным изголовьем. Слуга поклонился и удалился, а Филипп упал на колени возле могилы и, обхватив голову руками, зарыдал.
- Эрика! Ты слышишь меня, любимая? - временами взывал он. - Зачем ты оставила меня? Ради чего мне жить?
Он рыдал и выкликивал милое имя, но только холодный ветер вторил ему, завывая над замком. Он провёл там весь день, рыдая и без конца произнося её имя. Он обнимал холмик, и горячие слезы падали на холодный, равнодушный мрамор. Он бредил – порой ему казалось, что его голову обхватывают мягкие нежные руки, и милый голос шепчет ему пылкие слова; ему казалось, что Эрика стоит над ним и протягивает к нему руки, и он вскидывал свои руки к ней, но видел лишь серое, унылое небо – безмолвное, как всегда. Потом он просто сидел над могилой и смотрел на белый мрамор. Опустилась ночь и вместе с ней, с востока налетел холодный ветер, и дождь хлестал, не переставая. А припал грудью на могильный холм и не двигался, пока на рассвете его, продрогшего и почти без сознания, не нашёл Джозеф.
- Господин! Господин! Мистер Валентайн! - испуганно звал он хозяина, пытаясь растереть его окоченевшее тело. - Мистер Валентайн! Хозяин!
Наконец, Филипп открыл незамутненные глаза и тихо, но твёрдо произнёс:
- Оставь меня, Джозеф, я хочу умереть здесь... Рядом с той, что я люблю больше этой жизни...
И он закрыл глаза.
- Нет, господин, так нельзя! Не оставляйте меня, хозяин! - со слезами восклицал бедный оруженосец. - Эй! Кто-нибудь! На помощь! Рыцарю нужна помощь!
На его голос прибежали слуги и, осторожно подняв рыцаря, понесли его в замок. Его поместили опять в те же покои, что и тогда - после турнира. Вокруг него бегали слуги и служанки, его растирали, согревали, поили чем-то горячим и крепким. Ему было уже все равно.

- Ну, как он? - спросил король у лекаря, вышедшего из покоев Филиппа.
- У него острое воспаление лёгких, - мрачно ответил тот.
- Он будет жить?
- Все зависит от него, - коротко бросил лекарь и добавил: - В нем идёт борьба. Его крепкий организм справился бы с болезнью в два счёта, но он сам не хочет выздоровления. Не знаю кто победит, но от этого и зависит теперь его жизнь.
Он поклонился и ушёл, а король нахмурился. Мимо него побежала служанка в комнату Филиппа.
- Анабель! - окликнул её король.
- Да, Ваше Величество, - холодея, пролепетала Анабель, приседая в книксене.
- Скажешь ему - ты знаешь, что тебя ждёт, - тихо сказал ей Ричард, и в голосе его слышалась угроза.
- Да, Ваше Величество, - повторила бедная девушка.
- Смотри же! - и король быстрым шагом удалился.
Но рыцарь все не приходил в себя, и король мало-помалу успокоился. Весной они с Беатрис даже решили отправиться в ее бывший замок, чтобы провести пару недель на природе. Снова позвав к себе Анабель, король строго-настрого запретил ей говорить Филиппу правду.
- Моя расправа будет быстрой, не забывай об этом, - сказал он ей "на прощание".
Анабель лишь испуганно кивнула.

Больше полугода Филипп пробыл на границе жизни и смерти – он то почти приходил в сознание, то надолго забывался. Перед ним проносилась вся его жизнь. Он снова видел, как Эрика улыбается ему, чувствовал ее легкие поцелуи. Потом он видел войну. Снова ехал долгой дорогой и все думал о ней. Потом он увидел расположение войск. Началась обычная полевая жизнь. Редкие стычки, длительные отступления, вылазки и разведка – вот, что занимало все его время на протяжении этих лет. Боевое крещение он получил только через три месяца после прибытия. Он бился в конном строю – опыт турнира пригодился ему, и он неплохо справился со своей задачей, но многие бывалые воины считали эту стычку пустяковой. Из сражения в сражение он набирался умения, а отваги у него хватило бы на двоих. Сметка простого деревенского парня, храбрость и благородство сразу расположили военачальника Гилберта к нему. Через год Филипп уже получил отряд под свое командование, и Гилберт очень ценил его.
Однажды – это было уже на третий год войны – отряду Филиппа пришлось закрывать левый фланг в важной битве. Королевские войска несли большие потери, сражение длилось уже больше пяти часов, люди были измотаны, а у противников внезапно обнаружился резервный полк. Битва становилась совсем неравной. Был дан приказ отступать. Филиппу и его отряду было дано задание прикрывать отступление их фланга.
- Держать строй! – крикнул он.
Но их уже окружили. Огонь вдруг вздыбился  и рухнул на бок, пронзенный стрелой. Филипп едва успел отпрыгнуть в сторону, и тут же к нему подскочил огромный, длиннорукий  и свирепый южанин. Филипп выхватил меч и отбил первый удар, но в следующий миг под колено ему вонзилась стрела, и он, глухо вскрикнув, упал на колени. Южанин размахнулся саблей и сделал выпад – Филипп отклонился, так что тот лишь полоснул его по лицу и выбил меч из рук. Кровь заливала Филиппу глаза, но он видел, как снова заноситься кривая сабля. Смерти было не избежать. Ему не было страшно. «Прощай, любимая» - успел подумать он. Но вдруг лицо южанина перекосилось от боли, и он, издав страшный вопль, упал ничком к его ногам.
- Господин! Вы живы?
Из-за спины только что стоявшего врага выскочил Джозеф и бросился к хозяину.
- Да, я… в порядке, - с трудом произнес Филипп и тяжело оперся на руки.
Но их отряд окружили и всех, кто остался в живых взяли в плен. Пленных согнали в строй и куда-то повели. Филипп тяжело опирался на плечо своего оруженосца, который всячески пытался помочь хозяину. Их вели целый день, а к вечеру Филипп уже ничего не замечал вокруг. Нога сильно болела, и от каждого шага по всему телу расходилась острая боль. Лицо было липким от крови и пота, порез ссаднил. Сколько их вели он не помнил. Все слилось в одну серую череду событий. Временами он слышал, или думал, что слышит, голос Джозефа, который говорил что-то и с тревогой всматривался в лицо хозяина. Он очнулся когда Джозеф в очередной раз усадил его на землю.
- Хозяин, - тихо позвал он. - Что-то неладно. Басурманы что-то учуяли. Наши близко, наверно... Хозяин, смотрите - море!
Филипп открыл глаза. Джозеф протягивал руку вперёд, и глаза его выражали изумление и восторг. Они находились на песчаном берегу. А дальше ровной пеленой расстилалось безбрежное лазурное пространство, окрашенное заходящим солнцем, над которым с тоскливыми криками носились серебристые чайки.
- Красиво как, мистер Валентайн! - воскликнул Джозеф, схватив его за руку.
- Да, - тихо сказал Филипп, через силу улыбнувшись.
Море было спокойно, прибой нежно лизал берега, воздух был влажным и солёным. Картина эта была такой безмятежной, что Филипп вдруг осознал насколько он устал от войны. Он припал к плечу оруженосца и умиротворенно вздохнул.
А южане и вправду волновались. Они прислушивались и о чем-то тихо переговаривались. К самому берегу в двухстах шагах от места остановки подходил лес. Вот на него-то и косились охранники. Вдруг из-за листвы вылетела первая стрела, и атака началась. Поднялся невообразимый гвалт - охранники вопили от ужаса, воины королевства кинули боевой клич, пленные тоже кричали, отбирая оружие у южан и обращая их в бегство. Через час Филипп уже ехал в повозке, провожая взглядом прекрасную картину, которую ему больше уже не привелось видеть.
В целом же, судьба миловала его. В самые трудные минуты он всегда произносил одну и ту же фразу: "Храни меня, любимая", и всегда его душа полнилась покоем от этих слов, и сил прибывало. Через всю войну он пронес это горячее чувство, бережно храня его в сердце. Многие солдаты ожесточились от долгого пребывания в плохих условиях, потеряли человеческий облик, а Филипп остался собой - любовь хранила его.

Все это пронеслось перед ним в одно мгновение, хотя прошли долгие месяцы, и настало глухое безмолвие. Он будто бродил в тёмных коридорах, не находя выхода. А может, он и не хотел его найти. Но сильный организм его победил болезнь, и в одно прекрасное весеннее утро он открыл глаза. Над ним навис деревянный потолок, по которому то и дело пробегали солнечные блики. Он различил шум листвы за окном и щебет птиц. На лице он ощутил прикосновение ветра. Он был в небольшой, но светлой комнате, в которой пахло утренней росой и полевыми цветочками. Ему было так спокойно и уютно, что он невольно подумал: "Наверно, я уже на том свете". И тогда он вспомнил о том что случилось. "Эрика, - пронеслось в его голове. - Любимая, где ты?". Он повернул голову и увидел перед собой девушку. Она спала, подперев рукой лицо. Он в недоумении продолжал смотреть на неё, а она вдруг открыла глаза и увидев его, пронзительно и радостно закричала:
- Рыцарь очнулся! Рыцарь очнулся!
Она вскочила на ноги и выбежала из покоев. Через некоторое время к нему вошел лекарь в белом, в сопровождении той же девушки и ещё одной - она старалась спрятаться за из спины.
- Ну что, мистер Валентайн, - обратился к нему лекарь. - Жить будете?
Филипп грустно посмотрел на него.
- Значит, я не умер? - спросил он.
- Нет, рыцарь, и, надеюсь, не умрете в ближайшие сорок лет, - улыбнулся тот.
Филипп повернулся на спину и закрыл глаза.
- Вы это бросьте, сударь, - строго сказал ему лекарь. - Вам кушать надо, сил набираться, вы же молоды!
Филипп не ответил.
- Ну ладно, оставляю рыцаря на твоё попечение, - лекарь обращался к одной из девушек.
Потом его шаги стихли в коридоре, и в комнате остались они вдвоём.
- Уходи, - не открывая глаз, сказал девушке Филипп. - Оставь меня.
- Филипп, - тихо произнесла девушка, и он вздрогнул.
- Анабель? - он открыл глаза и посмотрел на давнюю приятельницу.
Та улыбнулась сквозь слёзы.
- Я, Филипп, - сказала она, садясь на край кровати.
- Ну вот и славно, - вздохнул он. - Я рад, что ты закроешь мне глаза.
- Нет, Филипп, ты не умрёшь, - снова начав плакать, проговорила она. - Ты не можешь умереть!
- А ради чего мне жить, Анабель? - глухо спросил он. - Её больше нет, жить незачем... Я лучше умру и там буду с ней. Всегда...
Он глубоко вздохнул и затих. Анабель плакала. Несколько минут они молчали.
- Послушай, Филипп, - вдруг серьёзно сказала Анабель, схватив его руку. - Ты не можешь умереть, - очень тихо прошептала она. - Потому что она жива...
- Что?! - вскричал он, даже поднявшись в постели и судорожно схватив её за руку. - Как?!
- Тссс, - Анабель закрыла ему рот своей рукой и умоляюще посмотрела на него. - Молчи, прошу тебя! Никто не должен знать о ней...
- Ты сказала, что она жива? - громким, возбужденым шепотом спросил он, и на щеки его даже вернулся румянец.
- Боже мой, Филипп, тише, прошу тебя! - едва слышно выдохнула она и порывисто оглянулась. - Да! Жива! Но не здесь об этом! Здесь опасно!
- Ты знаешь где она? - продолжал шептать он, во все глаза смотря на неё.
- Знаю, но замолчи во имя её любви! - не на шутку испугавшись прошипела Анабель, снова закрыв ему рот. - Поговорим потом, я сама найду тебя, а пока - ни слова!
Она встала и, нарочито громко рассмеявшись, сказала, выходя из комнаты, не только для его ушей:
- Ну вот я же говорила! Жизнь прекрасна!
- Да, ты права, как никогда! - поддерживая её спектакль воскликнул он.
Но не только для этого. В его сердце вновь зажглась надежда, и он быстро пошёл на поправку.
Уже через пару дней он вышел в сад, на прогулку. Там он встретил Джозефа. Оруженосец завороженно осматривал сад, осторожно ступая между бесчисленных цветов. Увидев Филиппа, он встрепенулся и, улыбаясь, подошёл к нему.
- Рад видеть вас в здравии, - сказал он ему.
- Да, я тоже рад тебя видеть, - ответил ему Филипп. - Нравиться сад?
- Да, господин. Весной он выглядит куда лучше, чем... - он осекся.
- Чем осенью, - спокойно закончил рыцарь. - Да, ты прав. Этот сад чудесен.
Он вдохнул полной грудью и улыбнулся. Как хорошо, что он не умер прошлой осенью, хорошо, что дожил до этой весны. А весна и правда была чудесной. Филипп чувствовал, что этой весной он ожил как вся земля - очнулся от долгого сна и готов был начать все заново. Он был уверен, что Эрика жива - сердце говорило ему это, а любящее сердце не может лгать, и он был счастлив. Надежда - великая сила, способная возвращать к жизни. Но она ничто по сравнению с любовью. А Филиппа грела любовь к Эрике, и жемчужина у горячего сердца всегда напоминала ему о лучших днях в его жизни.

Этим вечером, очень поздно, к нему в комнату тихо постучали, и вошла бледная Анабель. Вид у неё был обреченный и виноватый, и если бы Филипп не был так взволнован, он бы заметил это. Но он сразу нетерпеливо спросил:
- Где она?
- Я не знаю, - шепотом ответила та. - И прошу тебя, говори тише. Иначе не доживешь до лета.
- Ты обещала! - рассердился он.
- Тихо! Дай мне рассказать все, что знаю.
И она начала рассказ. Она рассказала, как Эрика пожертвовала своей тайной ради её свободы, как она отреклась от своего королевского имени и ушла из замка. Про то, как король запретил ей и тем, кто знал об этом, говорить кому-либо правду под страхом смертной казни. Про то, как была придумана легенда, будто принцесса умерла.
 Филипп слушал все это с изумлением, а потом отвернулся, чтобы Анабель не видела его слез. "Ради меня она отказалась от своего происхождения... - думал он. - Избрала участь изгнанницы... Эрика... Любимая Эрика...".
- Она сказала, что пойдёт на север, - закончила свой рассказ Анабель и вдруг заплакала. - Знаешь, Филипп, мы с ней расстались друзьями, но мне все время кажется, что... что я её предала.
Филипп погладил её по волосам и ничего не ответил. Они долго сидели молча, а потом он сказал:
- Анабель, дай мне то же, что дала ей.
Она подняла на него глаза и кивнула.
На рассвете Филипп покинул замок, простившись с Анабелью и Джозефом, которому сказал на прощание:
- Наши пути отныне расходятся. Ты был мне больше, чем просто оруженосец. А я... Я теперь не буду именоваться рыцарем. Война кончилась, и нам нужно расстаться. Я еду за своей судьбой и тебе желаю её найти. Прощай.
Выехав за ворота, он доехал до развилка и повернул коня на север. Он сдавил его бока и воскликнул:
- Вперёд, мой верный скакун! Моя любовь ждёт меня! Так мчись же, как ветер, неси меня к ней!
И конь, как будто поняв его, встал на дыбы и заржал. Потом прянул с места в карьер, блеснув в утренних лучах светлой стрелой.
Анабель снова стояла у крепостной стены и смотрела ему вслед, как когда-то провожала Эрику. Лицо её было бледным и изнеможденным, но взгляд - решителен и спокоен. Она сделала свой выбор.
- Я искупила вину, Эрика, - тихо сказала она, провожая взглядом маленькую фигурку всадника, уносящуюся по тракту.


Глава девятая.


В это утро Эрика проснулась от того, что во сне слышала голос Филиппа, который звал её.
- Я здесь, Филипп! - крикнула она и проснулась.
За окном занималась заря. В комнате было прохладно - холодок заползал через распахнутые окна. Эрика встала и посмотрела через окно за реку, но все скрывал туман.
- Если бы ты меня нашёл, любимый, - прошептала она.
Эрика оделась и пошла в кухню. Она была одна. Тереза почти неделю назад уехала с Риланом на ярмарку, чтобы там попросить кого-нибудь отвезти её до Светлого - селения в ста милях от Северна, - потому что хотела повидать свою сестру, и девушка осталась на хозяйстве.
Эрика была в кухне - самой дальней комнате от дверей - когда услышала звонкий стук копыт, такой отчетливый в этот тихий утренний час. Она была погружена в свои мысли, поэтому не задумалась над тем, кто бы мог ехать в такое время. Затем она услышала стук в дверь. Иногда к ним заезжали путники, сбившиеся с пути, и стучали в крайний дом, чтобы спросить дорогу или попросить воды или переночевать. Поэтому Эрика спокойно пошла открывать. На пороге стоял мужчина, увидев которого, Эрика застыла на месте...

Они стояли и смотрели друг на друга, не в силах отвести взгляд или пошевелится.
- Эрика? - одними губами прошептал Филипп.
И они бросились в объятия друг друга. Эрика рыдала, обвив руками его шею, Филипп тоже плакал, крепко обняв её за спину. Они не говорили ни слова, просто плакали.
Они долго стояли на пороге, боясь отпустить друг друга. Их волосы  были уже мокрыми, а слёзы все текли по их лицам - счастливым и скорбным одновременно.
- Неужели это ты, Филипп, любовь моя, мой единственный, мой желанный? - наконец горячо зашептала Эрика, покрывая его скулу и щеку сотнями поцелуев. - Неужели ты нашёл меня?
- Да, любимая, я здесь, с тобой! Все позади, нас больше ничто не разлучит, - отвечал он, сжимая ее в руках.
Эрика чуть отстранилась, продолжая, однако, держать его за шею, и посмотрела на него. Его лицо, хоть и счастливое, казалось худым и осунувшимся. Глубокий шрам навсегда изуродовал его щеку, но глаза остались прежними. Прекрасные, тёмные, глубокие глаза, полные невыразимой любви. Эрика знала эти глаза и для неё всегда были важны только они - два маленьких окошка, через которые она видела его душу, его богатый внутренний мир. Она снова и снова тонула в этих бездонных глазах, и для неё уже ничего более не существовало.
А Филипп покрывал сотнями, тысячами горячих поцелуев её щеки, глаза, лоб. Она чувствовала как сильно стучит его сердце под тонкой оболочкой, неспособной больше сдерживать его пульс. Она вся прижалась к нему отвечая его поцелуям миллионами своих, и наконец их губы встретились, и весь мир померк вокруг. Для них не осталось ничего, кроме их всеобъемлющей любви, и они растворились в ней.
- Я люблю тебя, Филипп, больше всего на свете, больше жизни люблю, - шептала Эрика, пряча у него на груди заплаканное, счастливое лицо.
- Я тоже люблю тебя, Эрика, как никто никого никогда не любил, - горячо отвечал ей он, целуя её голову.
Не было предела их счастью и не было границ их любви. Когда первый порыв миновал, они засыпали друг друга вопросами, вместе удивляясь и радуясь, как хранила их судьба.
- На как ты нашёл меня? - спросила Эрика, смотря на Филиппа горящими глазами. - Я уже и не надеялась на это.
- Ты, конечно, хорошее место выбрала, чтобы исчезнуть, - со смехом сказал он. - Но и мне найти тебя нелегко было. Анабель мне передала твои слова, что ты уходишь к северу...
- Ах, да, Анабель, - задумчиво приговорила Эрика, слабо улыбаясь. - Как там она?
- Не жаловалась, вроде, - коротко бросил Филипп.
Они немного помолчали, раздумывая каждый о своём. Филипп многое недосказал, но по глазам Эрики видел, что та догадывается и о том, о чем он промолчал и о том, почему он промолчал. Наконец она снова посмотрела на Филиппа, как будто ища последний ответ на свои мысли, он лишь улыбнулся и продолжал:
 - Я заезжал в каждое селение, в каждый трактир, спрашивал у всех, кого встречал, но ты не оставила следов. Хотя в одном таком заведении, я, спросив у трактирщика про девушку с золотыми волосами, заметил, что на меня как-то подозрительно смотрит один из завсегдатаев. Трактирщик мне ничего не мог сказать, потому что только недавно стал им - сказал, что полгода назад его отец умер, а сам он тебя не видел. Тогда я решил попытать счастья с этим пьяницей. Он назвался Уильямом, потребовал, чтобы я купил ему выпить, а потом стал рассказывать небылицы и в итоге просто уснул. Не знаю, помнил ли он тебя или просто играл со мной, но когда я спросил его снова на следующее утро, он угрюмо буркнул: "Ходят тут всякие... У порядочных людей про каких-то девиц спрашивают...".
Он ненадолго умолк.
- Я побывал в каждом селении, которое мог найти по обе стороны тракта. Но когда я не нашёл тебя в последнем северном  селении, я упал духом, - признался Филипп. - На мгновение я даже подумал, что тебя и вправду... нет в живых... Ведь почти все жители мне говорили, что их посёлок - последний к северу, дальше только горы.
- Почти все жители? Кто же сказал, что есть ещё Северн?
- Один старик, которого я встретил, когда выезжал на тракт. Он почему-то все время озирался и говорил шепотом. " Ты кого-то ищешь, рыцарь?" - спросил он сразу, а я растерялся - как он мог узнать о моём прошлом? Я ему ответил, хотя и не сразу, что я ищу девушку. Он понимающе покачал головой со скучающим видом, как будто ему уже все известно. "И ты почти отчаялся?" - снова спросил он, не нуждаясь в моём ответе. Я молчал. А он мне: "Есть ещё одно селение - там, - он махнул куда-то вдаль. - Там спроси". И словно исчез. Я помню только, как видел его фигуру уже у первых домов. Сейчас, когда вспоминаю об этом, мне кажется все случившееся нелепым и таинственным, но тогда я ничего не успел подумать. Я сразу бросился разыскивать Северн... Остальное тебе известно.
Он улыбнулся вновь и протянул к ней руки.
Так прошёл день, наступила ночь, а они все сидели в маленькой комнате, где жила Эрика, и беседовали, не отпуская другу друга ни на мгновение. Так они и уснули под утро - в объятиях друг друга - усталые и невероятно счастливые.

Рилан подъехал к дому Эрики и Терезы на рассвете. Все о мысли были о предстоящей встрече. Он думал о том, как она обрадуется ему а у него будет предлог обнять её. Но его вернуло к действительности одно обстоятельство - оседланный конь, бродящий на лужайке перед их домом.
- Что за чёрт, - пробормотал он, разглядывая коня. - У нас таких нету...
Он соскочил с повозки и поспешил в дом.
- Эрика! - позвал он, но никто не ответил.
Он подошёл к её комнате и остановился в величайшем изумлении. На кровати спала Эрика в объятиях черноволосого мужчины. Но более всего его поразило выражение её лица - светлое, умиротворенное и безмерно счастливое, как никогда. Все морщины разгладились, на губах играла милая улыбка. Лицо мужчины тоже было счастливым и безмятежным, но в нем Рилан заметил следы былых невзгод. Но сейчас они оба были безгранично счастливы, и Рилан не мог не порадоваться за них.
- Так вот кого ты ждала, - тихо пробормотал он, с улыбкой глядя на них.
В душе у него тоже настал мир и покой, он не чувствовал ревности или обиды, он внезапно понял, что её любви он недостоин, что эти двое намного выше его. "Кто же она на самом деле?" - подумалось ему. Смотря на их лица, он видел в них что-то чуждое лицам простых людей, что-то аристократичное. Он неожиданно увидел Эрику в другом свете и впервые серьёзно задумался над ее происхождением.
Но он стряхнул с себя эти раздумья, вздохнул и вышел из дома. Во дворе гулял конь, в сарае мчали коровы, он задал всем корму, устроил лошадь и тихо уехал к себе на мельницу.

Эрика проснулась от пения третьих петухов. И сразу увидела перед собой лицо спящего Филиппа. Она улыбнулась и провела пальцами ему по глазам. Он, не открывая глаз, притянул к себе и поцеловал.
- Я так счастлив, - произнёс он и его губы касались её.
- Ты снился мне вчера, - сказала Эрика, обхватив его голову. - Как будто пророчество...
Они не двигались - не было ни сил, ни желания.
- Я был так тронут, когда узнал, что ты отреклась от своего имени ради меня, - немного помолчав, прошептал Филипп.
- Я люблю тебя, Филипп, и я бы всем пожертвовала ради тебя... И я ни разу не пожалела о своем решении.
Они замолчали. Сердца их бились мерно, и им было невероятно хорошо быть наконец-то вместе.
- Ты, наверно, ужасно хочешь есть, - вдруг сказала Эрика.
- Все чего я ужасно хотел - быть с тобой, остальное не так важно, - ответил тот.
- И все же, Филипп, ты уже давно не ел, - настаивала она. - Идём.
Она потянула его за руку. Они позатракали и вышли из дома.
- А где моя лошадь? - спросил Филипп.
- Не знаю. А это не она?
- Да, но... Кто её расседлал? - воскликнул он, увидев своего коня привязанного под навесом.
- А, это, наверно, Рилан, - тихо сказала Эрика.
- Рилан? Кто это?
- Я же говорила тебе о нём, он привёз меня сюда.
- Доброе утро, Эрика! - раздался голос Рилана у них за спинами.
Рилан подошёл к ним и улыбнулся.
- Я Рилан Дин, сударь, - обратился он к Филиппу, - мельник.
- А я Филипп Валентайн, - ответил он. - Конюх.
Когда Рилан услышал его фамилию, он густо покраснел и удивлённо посмотрел на Эрику.
- Нет, Рилан, - ответила на незаданный вопрос Эрика. - Я ещё не его жена, но скоро буду ею. Но Филипп немного неверно сказал о себе. Он был воином.
Рилан, все это время смотревший на Филиппа, вдруг низко поклонился ему и сказал:
- Господин, я любил вашу невесту, но теперь вижу, какой мелкой была моя любовь. Только вы достойны любви этой прекрасной девушки.
Филипп был удивлён его словами, а Эрика смутилась. Рилан ещё раз поклонился и ушёл.
- Ты знала об этом? - недоуменно спросил её Филипп.
- Догадывалась, - ответила Эрика. - Но он прав. В тебе что-то изменилось.
- Что же? - улыбаясь спросил он, снова привлекая её к себе.
- Ты стал настоящим рыцарем, между нами теперь нет ничего, что бы отличало нас. И это сразу бросается в глаза. Ты оставил меня мальчишкой-конюхом, а нашёл зрелым мужчиной-рыцарем. Ты сильно вырос, Филипп.
Филипп ничего не ответил. Он только сильнее прижал её к себе.

Тереза вернулась через две недели. Встретив её на пороге, Эрика улыбалась больше обычного. Это не могло ускользнуть от зоркого материнского взгляда старушки.
- Что с тобой, деточка? - радостно спросила она. - Ты выглядишь такой счастливой.
- Вот, бабушка, человек, которого я ждала, - сказала Эрика и ввела её спальню. - Это мой жених - Филипп.
- Добрый вечер, бабушка! - приветливо произнёс Филипп. - Эрика мне рассказывала много хорошего о вас.
- Ох, соколик, как же я рада, что ты явился наконец, - со слезами воскликнула старушка, обнимая его. - Знаешь, как она страдала, бедняжка?.. Ну что, дети, - совет вам да любовь, вы этого заслужили.
Филипп был растроган таким приемом, и вправду материнским. Тереза плакала от радости и все обнимала их. На следующий день они обвенчались в маленькой часовенке на берегу реки, и Эрика простилась со всеми жителями. Рилану она сказала:
- Ты много для меня значишь, Рилан. Ты был мне как брат. Надеюсь, я была тебе хорошей сестрой. Думаю, у тебя все сложится в жизни, хотя иногда стоит и подождать. Я желаю тебе счастья, которое испытала сама. Прощай.
А Терезе она сказала:
- Ты ненадолго заменила мне мать, которую я едва помню... Я благодарна тебе за всё, что ты сделала для меня. Ты научила меня новой жизни, а я, как видишь, ждала и страдала не зря. Спасибо тебе за твою доброту. Возможно, мы встретимся когда-нибудь... А пока - прощай!

Филипп и Эрика сели на навьюченных коней, махнули на прощание и скрылись из виду на лесистых склонах. Они уезжали за горы - в другую страну. Они хотели начать совершенно новую жизнь, в которой будет место только для их любви.