Кесаревич

Галина Курова
Да, последние 5 лет не назовёшь спокойными и счастливыми. Во – первых, отец ушёл от мамы и поселился у своей «новой» в Плёсе. И винила в этом Лариса, прежде всего, саму себя. Потому что именно она познакомила отца с Ириной, своей бывшей подругой, которая была старше её на 12 лет. Но и такой «прыти» от отца никто не ожидал. С Ириной-то всё понятно – надоело одиночество, была готова связать свою жизнь с кем угодно, лишь бы не одна.  Так Лариса потеряла не только отца, но и подругу. А мама очень переживала, хотя и не показывала этого никому, даже своим дочерям. Но последствия не замедлили себя ждать – заболела мама и серьёзно. Сдало сердце. Одно радовало Ларису – застала мама её свадьбу с мужем, который переехал к ним из Ярославля. Был он единственным ребёнком в профессорской семье, и его мать не захотела жить с ним в разных городах. Собрались свёкор со свекровью, да и переехали к сыну с невесткой в их посёлок, продали квартиру в Ярославле. Свёкор устроился работать в академии (доктор наук, профессор, большой умница), а свекровь – в районной библиотеке. Квартиру им дали от академии.

Незаметно прошли эти три года брака, и вот Лариса ждёт ребёнка. Узнав об этом, они с мужем поторопились к маме, которая лежала в больнице, сообщить радостную новость. Сразу из перинатального центра и поехали. Уже два с половиной месяца, и будет, скорее всего, мальчик. Хотя это пока неточно.  Так сказал доктор, делавший УЗИ. От остановки почти бежали, так хотелось скорее сообщить маме хорошую весть. Но не успели. Мама умерла. Сердце остановилось за 10 минут до того, как они пришли. После всего этого Лариса в первый раз попала на сохранение, даже на похороны её не отпустили. Была угроза выкидыша и реальная. Врачи просто испугались, что она не сумеет сохранить первенца, лет Ларисе было уже за тридцать. Так что на могиле у мамы Лариса побывала только через полтора года после похорон, когда крестили сына в церкви, располагавшейся недалеко от кладбища.
 
Лариса очень хорошо помнила тот день, когда её отвезли в районную больницу рожать. Мест в перинатальном центре не было. Зато больница находилась недалеко от дома. Муж почти каждый вечер пешком доходил до неё, навещал Ларису и обратно – на автобусе.  Сказать, что она боялась рожать – не сказать ничего. Конечно, старалась  не волноваться, да куда там! Одно понимала – теперь отступать некуда. Придётся рожать. Её уже предупредили, что будут делать плановое кесарево сечение, потому что возраст для рождения первого ребёнка очень большой – 36 лет. Зато, как говорили её соседки по палате, заснешь как царица, проснёшься, а ты – уже мама с кесаревичем на руках. Кесаревичем они заранее прозвали будущего сына Ларисы. Царевичем, значит.

Над именем ему Лариса почти не думала. Решила назвать Валентином, потому что маму её звали Валентиной. Хотя свекровь была очень недовольна. Никак не могла ей Лариса доказать, что это, скорее всего, её единственный ребёнок будет и неважно, какого пола. Но свекровь всё спорила и ярилась. Свёкор же и муж прекрасно понимали Ларису и встали на её сторону. «Ва – лен – тин!» - по слогам всё повторял имя будущего внука свёкор и радовался. Лариса позвонила из больницы свекрови и продиктовала ей, что надо приготовить в день приезда домой для ребёнка. Свекровь молча выслушала её и положила трубку телефона, ничего не сказав. В день приезда из больницы Лариса поняла, что свекровь просто хотела сделать ей гадость – ничего не подготовила к приезду внука. Потом, правда, говорила, что просто забыла. Мол, память уже не та. В общем, в тот день приезда они с мужем убегались. Хорошо, что всё необходимое находилось у Ларисы в одном месте, в шкафу на двух полках. А пелёнки и подгузники им подарили коллеги Ларисы по кафедре. Все ждали – что же за Кесаревич к ним скоро прибудет?

В один из понедельников врач осмотрел Ларису, ободряюще похлопал её по руке и сказал: «Через час собирайся, кесарево будем делать. Что-то мне сегодня его сердечко не нравится. Хватит у моря погоды ждать».  «Ой, я не готова!» - заволновалась Лариса. «Ничего, я сам не готов», - деловито заверил её Алексей Иванович. И продолжил обход дальше. Об Алексее Ивановиче Лариса слышала много всякого. Но все сходились в одном – врач он от Бога. Сколько жизней уже принял в свои руки! А скольких мам и детей спас!

В операционной на Ларису нашёл ступор. «Вставные челюсти, протезы вынимаем», - деловито сказала одна из сестёр. Лариса от волнения ляпнула: «Ой, у меня вставные зубы!» «Ну, вынимаем», - спокойно, немного удивлённо ответила медсестра. «Ой, не вставные, а просто пломбированные», - спохватилась Лариса. «Да не волнуйтесь, всё будет хорошо», - внимательно посмотрев на неё, добавила другая сестра. Последнее, что помнила будущая мама перед операцией – как Алексей Иванович, весело потирая руки, говорит: «Ну, поехали!» - И свет в глазах от лампы, как зовущий туннель. Что ж, у всех – свой космос.

Очнулась уже в палате от того, что её хлопали по щекам и какого-то неприятного чувства, будто сделали с ней что-то очень нехорошее. Чувство это концентрировалось где-то в районе живота. Тут прибежала Оля – медсестра и её подруга, шепнула: «У вас всё хорошо! Лучше, чем у молоденьких», - и убежала по своим делам. Потом пришла какая-то тётка в белом халате и начала учить её всяким упражнениям, чтобы наркоз быстрее выходил. А вечером зашла нянечка – палату проветрить, вытереть пыль, да просто поговорить с новыми мамашами. Потом она куда-то сходила и вернулась не одна. «На – ка вот, посмотри на своего Кесаревича», - сказала она, кладя новорожденного на кровать к Ларисе. Словно весь мир замер для неё. Вся она сосредоточилась на красноватом, немного сморщенном личике крошечного и такого родного человечка. «Валюшка, как на папу похож», - прошептала она и осторожно прижалась подбородком к его запелёнутой головке. Что она почувствовала в этот первый раз, когда увидела своего новорожденного ребёнка? Нежность? Слишком грубое слово. Невесомость какую-то душевную почувствовала. Будто уплывала с ним вместе по какой-то огромной тёплой и влажной долине. «Эй, ты чего?» - зашептала ей нянечка, - ты чего плачешь? Радуйся, пока он весь твой. Не всегда так будет».

Через три дня Ларису перевели в другую палату. Она уже пробовала ходить. А больше лежала на новой нежёсткой кровати и ждала времени кормления. На обходе врач, посмотрев на её сорочку со следами молока, которое так и выступало из груди, сказал, что у неё проблем с кормлением малыша не будет.  Так и получилось. Кровать стояла у окна и ей не нужно было вставать и подходить к нему, чтобы показать запелёнутого сына навещавшим её.  «А что у тебя с лицом и руками?» - кричал ей стоящий под окнами муж. «Ты вся жёлто – коричневая», - добавил он. И, действительно, лицо и руки Ларисы все сплошь были покрыты мелкими рыжими веснушками. Стоял конец июля, и солнце проникало всюду. Лариса даже не догадывалась, насколько была сейчас похожа на свою любимую маму. Веснушки потом сошли, но Лариса долго помнила удивление мужа.
 
Однажды после кормления Кесаревича она почувствовала необъяснимую лёгкость и пустоту в голове, словно совсем ослабла, и уносит её на невидимых волнах в какую-то другую страну, где хорошо, спокойно и мама… Очнулась после укола, который срочно сделала ей медсестра, измерив у неё давление. 40 на 20. «Ничего себе. Ещё бы немного, и ты уплыла бы от нас навсегда», - говорила ей медсестра. Что это было? Наверное, напоминание о том, что к маме на могилу она должна идти сразу, как только сможет. «Расти и хорошей, мой Кесаревич, маленький птенчик, Валя младенчик», - думала Лариса. Главное, что мы с тобой теперь вместе. Вырастай! Все вырастают…