В эти дни, когда полуразрушенный Бейрут тяжело переживает трагедию, причиной которой стал чудовищный взрыв в порту, я вспоминаю счастливые дни, проведенные в этом красивом городе в гостях у дочери и зятя.
В одно из октябрьских воскресений 1997 года мы всей компанией – Бассам, Татьяна, двое их детишек, - моих внуков, и я с ними - завалились без предупреждения в гости - в бейрутский монастырь к братьям-францисканцам, с которыми Бассам водил дружбу.
Два месяца назад мы в этом монастыре крестили ребят – Джованни и Сашку. С тех пор они - христиане, правда, не православные, а католики, как их отец.
Когда двухлетнему Джованьке падре Джузеппе вылил на голову полкружки святой воды, Джо очень удивился: такой солидный дедушка, и такое учудил! Неужели не мог придумать что-нибудь поумнее? Что же касается Сашки, то он просто ничего не понял, поскольку родился всего три месяца назад. Крещение закончилось чаепитием и тортами.
А сейчас - на пороге кухни нас встретил падре Рафаэле – в джинсах, рубашке с короткими рукавами, в сандалиях на босу ногу и фартуке. Завидев нас, он стал активно и радостно размахивать руками, приглашая войти. Падре Рафаэле был явно при исполнении шеф-поварских обязанностей. Бассам вручил ему приготовленную курицу-гридь, вино и торт. Через минуту мы были уже в трапезной.
За длинным столом сидели падре Джузеппе - настоятель, одетый примерно так же, как падре Рафаэле, только без фартука, - знакомый нам по прежней встрече, падре Джованни, еще два пожилых монаха (вся троица в традиционных францисканских облачениях с обязательной веревкой в качестве пояса) и еще – вполне цивильно одетая мадам средних лет.
Падре Джузеппе, увидев нас, вскочил из-за стола, побежал к нам навстречу, быстро всех перецеловал и немедленно усадил за стол.
Я огляделся. Трапезная представляла собой длинный просторный зал с высоким потолком. В одном торце всю стену занимала картина, изображающая тайную вечерю. Другой торец украшала большая статуя девы Марии.
Взглянув на боковую, противоположную от окон стену, я увидел там полотно, запечатлевшее какого-то пожилого выпивоху, сидящего за деревянным столом – в шляпе и с кружкой в руке. Выпивоха весело улыбался: было совершенно ясно, что кружка не первая.
Трапеза началась еще до нашего прихода. На столе стояли четыре больших бутылки красного вина. Проворный весельчак Рафаэле притащил из кухни блюдо пасты и тертый сыр, тарелку с ветчиной и красиво нарезанными крабовыми палочками, принес еще что-то из закусок, дважды произнес «self-service», и, не снимая фартука, сел за стол напротив нас.
Я с удовольствием смотрел, как он принялся наматывать пасту на вилку и отправлять ее в рот, щедро запивая каждую солидную вязанку вином, и при этом ухитрялся оживленно говорить с несколькими людьми одновременно, щекотать Джованьку, кричать мне через стол «buono!» и хохотать.
Передо мной сразу всплыл образ незабвенного монаха – приятеля Робин Гуда, только у этого, нашего, темперамент был такой взрывной силы, что мы с Татьяной решили, что, несмотря на живость наших характеров, на жизнерадостных монахов мы, пожалуй, не потянем, поскольку выглядим рядом с ним безнадежными меланхоликами.
За столом шел оживленный разговор, сопровождаемый тостами, шутками, веселыми воспоминаниями и рассказами о забавных происшествиях.
После третьего бокала я пошел прогуляться по монастырскому саду с Сашкой в коляске. Сад размерами метров сто в длину и пятьдесят в ширину был огорожен от внешнего мира высокой каменной стеной. Вдоль стены стояли могучие пальмы и кипарисы, а в саду - чего только не было!
Впрочем, честно говоря, я вряд ли смог бы вам назвать растущие там деревья и кустарники, за исключением, пожалуй, апельсинов, мандаринов и гигантских фикусов.
Дорожки в саду были расчищены, в центре располагался фонтан, над ним – беседка, увитая виноградом: кусочек рая в пыльном Бейруте.
Когда мы с Сашкой вернулись, великолепная монашеская трапеза была в разгаре. Мы чувствовали себя здесь не столько гостями, сколько старыми друзьями, встретившими дорогих нам братьев-францисканцев.
Много лет уже прошло с той памятной трапезы, но она помнится мне как некий символ братства всех людей на земле – братства, которое не зависит от вероисповедания, языков, принадлежности к расам и иных различий, порой надуманных и ложных.