УОТСОН
Меня разбудил голос Холмса:
- Не хотел вас тревожить, но я больше не могу терпеть. В «логове» у меня, по крайней мере было ведро, а здесь чужой дом, и я не решаюсь пока выйти.
Он сидел в постели, спустив больную ногу, а вторую, здоровую, поджав под себя. Губы его казались пересохшими, а глаза лихорадочно блестели. Но в целом выглядел он гораздо лучше, чем накануне, хотя синяки и ссадины на теле сделались ещё ярче.
- Ведро и здесь найдётся, - сказал я, дотягиваясь до своей одежды. – Не вставайте пока – ноге нужен покой, тем более, что, как я подозреваю, через день-другой беготни у нас будет немало.
- Одежду мою вы уничтожили… - полувопросительно произнёс он.
- Принесу другую. Хватит вас ещё на пару минут?
- Очень на это надеюсь, - сказал он, и я уловил знакомую насмешливую интонацию.
- Дольше я не задержусь.
Однако, я задержался дольше, потому что стоило мне спуститься с тем, чтобы найти Вернера, как в дверь громко постучали и чей-то голос властно приказал открыть.
- Что там такое? – притворно ворчливо отозвался Вернер, выходя из своей комнаты, но по глазам его я увидел, как он встревожен. – Кого несёт ни свет, ни заря? Мы все ещё в постелях.
- Открывай, Идэм! – рявкнули за дверью. – Нужно осмотреть твой дом.
- Идэма здесь нет, - не торопясь открывать дверь ответил Вернер. – Идэм уехал ещё вчера днём.
- Тогда ты открывай, - потребовал голос.
- Это с какой это стати? Я гостей не звал, не ждал, а уж таких бесцеремонных – и подавно, - ответил Вернер, делая мне знак, чтобы приготовил оружие.
Из другой комнаты между тем высунулся Мэртон. Выглядел он, как всегда, невозмутимо, но рука – я заметил – находится в кармане.
Сзади скользнула к чердачной лестнице Рона. Я не знал, что она собирается делать, но увидел краем глаза в её руках какое-то бельё.
- Открывайте, Вернер, - раздался другой, более вежливый и более знакомый голос. – Мы здесь по приказу Клуни. Вы же были на пожаре. По всем домам ходим – не только в ваш. А тем более ,что у вас чужие.
Вернер посмотрел мне в глаза пристальным взглядом, словно силясь что-то сообщить невербальным образом, но из меня не слишком хороший чтец мыслей – я понял только, что он откроет, и осмотреть дом позволит. А как же Холмс?
- Ладно-ладно, сейчас, а то вы, пожалуй, от рвения и дверь разнесёте, - проворчал Вернер, отпирая засов.
За дверью стояли трое в егерской форме, в одном из которых я с ужасом узнал своего лондонского визитёра, сопровождавшего Арчивелла. Думаю, что и он меня узнал, но виду не подал. Не подал и я.
- Мои гости и коллеги, - развязным тоном представил Вернер, небрежно взмахнув рукой. – Доктор Джон Хэмиш Уотсон из Лондона. Доктор Джереми Филлип Мэртон, - я несказанно удивился тому, что Вернер правильно назвал второе имя Воблы, но, подумав, решил, что Мэртон сам ему назвался – снестись с Майкрофтом у него просто времени не хватило бы. – А вы не представитесь, господа? Потому что знаю я только одного Мак-Нея.
- Капрал егерской охраны господина Клуни Доусон, - назвался тот, что был постарше и имел за спиной карабин. – А этого господина зовут Локи.
Безусловно, это было не имя, и Вернер только усмехнулся, продолжая глядеть вопросительно.
- Моя фамилия Лассар, - низким и очень хриплым голосом проговорил этот самый Локи. Но чаще меня называют Волкодавом, и не без оснований, мистер студиозус.
- Ну, и что вам от меня угодно, господа Доусон, Мак-Ней и… Локи? – спросил Вернер, вроде и не препятствуя им войти, но и не отступая гостеприимно.
- Вы же слышали,что отец Ози священник поджег церковь и сбежал ? – спросил Доусон, подозрительно приглядываясь к Вернеру.
- Мы с доктором Уотсоном были на пожаре, - не отвечая, ответил он, и вопросительности во взгляд даже вроде бы прибавил.
- Так вот, это не совсем так. Тело, опознанное поначалу, как Магон, оказалось совсем другим телом. Возможно, отца Ози, - теперь он перевёл взгляд и посмотрел на меня. Я постарался сделать бесстрастное лицо.
- Теперь вопрос в том, куда девался Магон, - продолжал Доусон.
- Понятия не имеем, - сказал Вернер. – Мы думали, что это он сгорел.
- Однако, многие заметили, что ваш гость принимает в нём особое участие.
Я демонстративно потрогал шею:
- Оно мне дорого обошлось, мистер Доусон. Потом, не вижу ничего особенного. Я – врач, и как врач, обязан оказывать медицинскую помощь всякому: и преступнику, и психу. Не скажу, чтобы это приводило меня в восторг, - я снова потрогал шею. - Но такова уж моя профессия.
- Вот именно, кивнул Доусон. – Поэтому мы и подумали, что если бы он запросил убежища, вы бы тоже не отказали, возможно, даже скрыв это от других жителей посёлка.
- Я вас понимаю, - не стал я спорить. – И – да – думаю, что так и было бы. Но я не видел Магона с того момента ,как ваши товарищи увели его и, кажется, водворили в церковный подвал. Я искренне считал, что он там и сгорел, и это его тело я вытащил.
- Ну, в таком случае, в благодарность за хорошее известие, полагаю, вы позволите нам мельком осмотреть комнаты, - и он решительно двинулся вперёд, чуть не сметя Вернера с дороги - так, что тот вынужден был посторониться.
Это, действительно, напоминало полицейский обыск. Ситуация усугублялась ещё и тем, что Доусон снял карабин с плеча и держал его наготове.
Я не пытался даже слово поперек сказать, повинуясь красноречивому взгляду Вернера, а Мэртон – тот и вовсе открывал рот лишь в самом крайнем случае, но я боялся, что они полезут на чердак. И никак не мог сообразить, что делает там Рона. Я нащупывал сквозь ткань кармана свой револьвер и, судя по его напряжённым скованным движениям, Вернера подмывало делать то же самое.
Удовлетворившись осмотром комнат, Доусон, наконец, обратил внимание на чердачную лестницу.
- А там что?
- Чердак, - сказал Вернер.
- А на чердаке?
- Ещё одна комната для гостей, но вам туда нельзя – там ночует юная девушка, ей неприлично предстать перед мужскими взглядами в неглиже.
Лассар презрительно скривился – он явно считал все эти условности излишеством, да, кажется, и не моргнул бы глазом, будь девушка женщина хоть и совсем без кожи.
- Нет, - Локи, поспешно вмешался Мак-Ней, - девушка – не выдумка. Я видел её, говорил с нею. Кем она тебе приходится, Вернер?
- Сам хорошенько не знаю, - небрежно отмахнулся наш хозяин. – Дальняя родня, седьмая вод на киселе. Ну что, господа, вы удовлетворены или будете искать Магона в постели моей юной родственницы?
Они бы ушли, обманутые его небрежным тоном, если бы не Лассар.
- Если девушка спит, она ничего не узнает о нашем визите, и неприлично ей не будет, а вы, щадя её чувства промолчите – не так ли? Ну, а если она проснулась, пусть оденется и спустится к нам – мы достаточно громко говорим для того, чтобы она услышала нас сейчас и сделала это. Выждем несколько минут – и поднимемся.
Я беспомощно оглянулся на Вернера, а тот смотрел на Доусона, словно ожидал, что тот отмахнётся: «ладно, пошли», но, похоже, если номинально Доусон и был капралом и командиром, реально тройкой управлял Волкодав. Ему никто не возразил.
Ступени заповизгивали от тяжёлых шагов. Не сговариваясь, мы оба: и я, и Вернер, стали подниматься следом за Волкодавом, не убирая рук далеко от карманов. Вернер громко, но нерешительно пытался протестовать, однако Лассар его не слушал.
Дверь комнаты на чердаке Волкодав бесцеремонно пнул ногой, распахивая настежь, а в следующий миг его физиономия, доселе тупо-угрюмая, как-то странно расплылась в неприятной скабрезной ухмылке и, заглянув через его плечо, я понял почему.
Рона лежала на постели, сбив комом на сторону огромное пуховое одеяло, в задранной почти до невозможности рубашке. На простыне и её бёдрах были следы крови, волосы разметались по подушке, ровное дыхание слетало с приоткрытых губ, перемежаясь сладким причмокиванием.
- Кто-то, похоже, попользовался ею перед сном, - с удовольствием проговорил Лассар, расплываясь в своей гадкой ухмылке ещё шире.
- Это регулы, идиот! – зашипел Вернер, хватая его за воротник и дёргая назад так, что он чуть не полетел с лестницы. – Она невинная девочка, а вы… Что, довольны? Или, может быть, вам ещё мало такого унижения? Пошли вон отсюда все трое, только имейте в виду, что я вам этого всё равно не забуду! Вот увидите, я буду жаловаться и вашему хозяину, и в полицию, и везде, куда придумаю. Мало того, что вы нарушили неприкосновенность жилища, мало того, что просто убили своей бесцеремонностью, вы ещё и нашу гостью застали в самый неподходящий момент без её согласия. А по твоей слюнявой от вожделения физиономии, - прямо в лицо Лассару дохнул он, - я бы сейчас с таким удовольствием размазал пригоршню навоза… Всё, проваливайте, здесь больше нет никаких комнат, можете сунуть свой нос в свинарник – тем более ,что ему там самое место!
Он говорил всё это возбуждённо и зло, не выпуская из рук воротника Лассара, но своими натянутыми нервами я чувствовал его облегчение.
- Ну, не кипятитесь так, - попытался утихомирить его Доусон. – У нас приказ – что тут поделаешь?
- Приказ подглядывать за юными девочками? Да вы, джентльмены, похоже, страдаете педофилией. И после этого я не должен кипятиться?
- Да никому не интересна ваша девочка, - тоже начал сердиться Доусон. – Мы ищем беглого сумасшедшего, пока он не натворил дел…
- Но почему вы, чёрт побери, ищете его в доме моего отца?! В спальне моей гостьи?! Это возмутительно!
- Ладно-ладно, - примирительно бормотнул Мак-Ней. – Мы уже уходим.
Они быстро, даже суетливо, один за другим скользнули к двери. Со вздохом огромного облегчения Вернер заложил за ними щеколду и повернулся ко мне:
- Кажется, пронесло стороной, доктор?
И снова мы, не сговариваясь, плечо к плечу взбежали по чердачной лестнице. Мэртон следовал за нами, но не решительно и прямо к комнате не пошёл
Холмс выпутывался из складок одеяла. Рона поспешно подвязывала поясом халатик. Она морщилась и кусала губы в мужественной попытке не расплакаться, но ей удавалось плохо – я видел, как сначала одна, потом другая слеза скользнули по её щеке и спрятались в углу рта.
- Испугалась? – ласково спросил Вернер.
- Просто стыдно. Мне же пришлось… - она всхлипнула.
- Да ты гений, сестрёнка! Чего там «стыдно» - ты нас всех спасла от, по крайней мере, крупной потасовки. А, может, кого-то и от смерти.
- Прошу простить, дорогой доктор, но мне сейчас будет ещё более стыдно, - сказал Холмс чуть насмешливо, но сдавленно – на его щеках горели красные пятна, он дышал быстро и тяжело.
Я вспомнил, что ему срочно нужно было в туалет, и поспешно выгнал всех, попросив у Вернера пустое не особо нужное ведро или «что-нибудь в этом роде». Холмс, похоже, едва дотерпел, потому что совершенно не постеснялся меня – только застонал от облегчения. Впрочем, кажется, не только от облегчения.
- У вас кровь в моче, - с беспокойством сказал я.
- Потому что несколько раз ударили по пояснице – такое уже было после истории с дочерью мельника, я по боли чувствую, что ничего серьёзного, - сказал он. – Дней через пять пройдёт, не тревожьтесь. Простите, но… вы обещали найти мне какую-нибудь одежду.
- Вот, - я протянул ему грубые, но чистые штаны и более утончённую сорочку Вернера. И вот куртка, но пока вам лучше никуда не выходить – берегите ногу, вы нездоровы ещё.
- Благодарю, - кивнул он и принялся одеваться, причём в его движениях, когда он застёгивал рукава и воротник сорочки чувствовался привычный автоматизм.
- А знаете… вы совершенно перестали походить на дикаря, - заметил я, качая головой. – Обороты речи... Манеры… Поведение… Вот и хоть с этим ведром. Думаю, например, Магон просто «пометил» бы ближайший куст.
- Нет, это маловероятно, - чуть порозовев, вдруг улыбнулся он. – Оставлять, где попало, свой запах, знаете ли… Скажите, доктор, а эта девушка…?
- Ваша дочь, - прямо сказал я, наблюдая его реакцию.
Никакой. Он просто кивнул, принимая информацию к сведению.
- Холмс, вы вообще помните, что значит слово «дочь»? – не удержался я.
- Да. Человеческий ребёнок женского пола, некогда произведённый на свет оплодотворённой мною женщиной, - как по учебнику, отчеканил он.
Я не нашёлся, что ответить – только раскрыл и снова закрыл рот. И вдруг увидел почти забытых, но некогда очень знакомых чёртиков в его глазах.
- Да вы смеётесь надо мной! – ошеломлённо вскричал я.
- Самую малость, доктор. Но, увы, вынужден ещё раз напомнить вам: я не могу испытывать чувств ни к кому из вашего окружения – они для меня совершенно незнакомые люди. И эта девушка – тоже.
- О, здесь как раз всё органично, - сказал я. – Вы её и без вашей амнезии толком не знали. Её мать родила ребёнка без вашего ведома и долго скрывала это от вас. Вы, действительно, почти незнакомы.
- А кто её мать? – равнодушно спросил он – похоже, просто из вежливости.
Бог не обделил меня слухом, и хотя, в отличие от моего друга, абсолютным он не был, и скрипки я в руках не держал, а мог лишь наиграть с десяток немудрящих мелодий на фортепьяно, всё же во время пения мне удавалось приблизительно попадать в ноты. Да и за тембр голоса мне, как я не раз слышал, можно было не стыдиться.
И я вместо ответа на вопрос Холмса взял, да и напел первый куплет «Песни Сольвейг» из «ПерГюнт» Грига по пьесе Ибсена - довольно бестолковой, на мой взгляд, но Григ – есть Григ. Это была любимая музыка матери Роны - Сони Терракойт, урождённой Вальденброк, женщины непростой судьбы, женщины удивительной своей женственностью, верностью, своим умом и своей отвагой, её лейтмотив, голос её скрипки, которой она владела едва ли ни виртуознее самого Холмса, возможно, даже сама её суть. Более того, их отношения с Холмсом некогда буквально пронизывала эта музыкальная композиция.
- Что это? – вздрогнул Холмс. – Какая печальная и пронзительная песня!
- Песня девушки, которая всю жизнь ждёт своего ветреного возлюбленного, уехавшего от неё за тридевять земель. Вы не слышали её раньше?
Холмс оставался Холмсом ,в каком бы плачевном состоянии ни находилась его память.
- Вы не просто так вспомнили её в ответ на мой вопрос, верно? Это музыка должна как-то подстегнуть моё представление о той женщине? Допустим, что-то я почувствовал, но… Кем она была?
-О, кем она только не была, - улыбнулся я. – Впрочем, в последние годы вашего знакомства она была «мадам» знаменитого лондонского борделя. Только не подумайте, что при этом она была падшей женщиной… В ней совсем не было вульгарности, не было того безнадёжного безразличия к себе, которое нередко отличает питомцев лондонского дна, у неё были обширные знакомства в свете, и её девушки, скорее, выглядели гейшами, чем шлюхами. А она могла бы быть графиней, если бы некогда её возлюбленный ни предал бы её, ни ограбил и ни продал бы, ещё совсем юную, владельцу другого борделя в чужой стране, в которой она даже языка не знала.
- Как же меня угораздило с ней познакомиться? – спросил Холмс непонятным тоном – не то насмешливым, не то недоверчивым.
Меня уязвил этот тон, но я лишь в очередной раз напомнил себе, что это всё амнезия. Однако, распространяться на эту тему мне расхотелось.
- Сейчас уже неважно, - сказал я. – Всё равно этой женщины больше нет в живых. И у девочки нет никого, ближе вас.
- Сколько ей лет? – спросил Холмс.
- Шестнадцать.
- Очень умная девушка, - серьёзно заметил он. - Вырастет умной женщиной. Она сразу поняла, какая опасность угрожает от этих егерей всем вам – не только мне – и сама придумала такую инсценировку. Я спрятался в одеяло, а она изобразила невинный сон, да ещё в таком виде. Жалко только, что она заплакала…
- Она отважная девочка, я восхищён, - сказал я. - Думаю, ей было нелегко переступить через стыдливость, отсюда и слёзы.
- Увы, ничего лучшего нам в голову не пришло – простыня была в крови, егеря это могли заметить и что-то заподозрить, а так…
- А так она их достаточно шокировала, чтобы все подозрения вылетели из головы, - засмеялся я.
- Лишь бы этого хватило хоть на сколько–то, - вздохнул Холмс. – Ну, а что вы теперь намереваетесь делать?
- Пока ничего. Вам нужно поправится и окрепнуть, так что перво-наперво я принесу вам завтрак. А потом я думаю всё-таки увезти вас в Лондон. Как вы на это смотрите?
- Сам не знаю. Я полон и надежд, и опасений, и верю вам, и не верю… Но я, в любом случае, хочу узнать, что со мной было, - жёстко и решительно добавил он, сверкнув глазами.
- Я тоже этого хочу, - сказал я. – Вон там, в тазу, вода. Вы можете умыться, и сейчас я принесу что-нибудь поесть, а потом осмотрю вас, как врач.
Я спустился вниз, где Рона, уже успокоившаяся и переодевшаяся в неброское сизое платье – кажется, форменное из Брокхилла – колдовала над большим пузатым фарфоровым чайником, отмеряя в него какие-то травки. Вернер был тут же – точил на бруске длинный нож для мяса.
- Ввиду наших изменившихся обстоятельств, - проговорил он, приглядываясь к остроте заточки, - я, думаю, нам придётся отказаться от помощи по дому и делать всё самим. Ты готова попробовать, Рона?
- Вроде бы я это уже и делаю, - не слишком любезно откликнулась девушка, надрезая половинку лимона. – Пекарь из меня плохой, кондитер – ещё хуже, так что вам придётся удовольствоваться омлетом и творогом. Но к чаю есть мёд.
- Рона, будь добра, - попросил я. – Собери что-нибудь для нашего гостя – я отнесу ему наверх. И, Вернер, ему нужно поменять постель. Впрочем, нет. Это после завтрака. Ведь ещё перевязка понадобится... Вы, кстати, не согласитесь мне ассистировать?
- Почту за честь, - светски наклонил голову Вернер.
- А где наш второй гость? – спросил было я. Но тут со двора донёслись конское ржание и взволнованный голос самого Мэртона:
- Господа, у вас у коновязи дьявол объявился.
- Что? – не понял Вернер. – Какой ещё дьявол? – и закричал в окно – так, чтобы быть услышанным:
- Что за дьявол?
- Здоровый, чёрный блондин, - откликнулся Вобла. – И с норовом. Зубы скалит – не подойти. А уж если взбрыкнёт…
- Что за ерунда! – возмутился Веренер. – Чёрный блондин…зубы…
- Это Чёрт! – сообразил я. – Чёрт – конь Холмса. Из конюшен Клуни. Вороной с белой гривой. Значит, он его нашёл.
- И чему вы радуетесь? – остудил мой пыл Вернер. – Если конь приметный, он нас живо выдаст.
- Нужно всё-таки поймать его и завести в конюшню, - сказал я. – Пошли!
Мы выскочили во двор, где в стороне от настороженно жмущегося к стене Мэртона гарцевал белогривый конь, действительно, не особенно дружелюбно скаля зубы.
- Ну, положим, даже мы его поймаем – дальше что? Сколько мы сможем его скрывать от досужих глаз, вроде того же Мак-Нея?
- Скажем, что это доктор Мэртон на нём прибыл, - подала из-за наших спин голос Рона, тоже не утерпевшая и вышедшая из дома.
- Ну да. Не узнают они своего коня!
- Перекрасим, - пожала она плечами, как о само собой разумеющемся, словно только и делала, что сводила, да перекрашивала коней.