ГРЕХ ФРУ БОТМАР
Когда мясо было убрано со стола, я велела Сусанне отправляться спать, что она сделала очень неохотно, поскольку, зная о цели приезда этих людей, хотела слышать наш разговор. Как только она ушла, я расположилась так, чтобы свет свечей падал прямо на лица трех мужчин, оставляя мое в тени, – необходимая предосторожность, если вы намереваетесь лгать – и сказала:
– Теперь я к вашим услугам и с удовольствием выслушаю все, что вы имеете мне сказать.
Разговор начал адвокат, спросив через переводчика:
– Вы госпожа Ботмар?
– Это мое имя.
– Где ваш муж, Ян Ботмар?
– Где-то в вельде, не знаю точно, где.
– Завтра он вернется?
– Нет.
– Когда он вернется?
– Возможно, через два месяца, а может быть, и через три, я не могу сказать точно.
После этого они посовещались, а затем продолжили:
– Не живет ли с вами молодой англичанин по имени Ральф Маккензи?
– У нас живет человек по имени Ральф Кензи.
– Где он сейчас?
– С мужем в вельде. Где точно, я не знаю.
– Его можно найти?
– Нет, вельд слишком велик. Если вы хотите его увидеть, придется подождать его возвращения.
– Когда это случится?
– Я ему не нянька – не могу сказать. Может быть, через три месяца, может, через полгода.
Они снова посоветовались и продолжили допрос:
– Этот мальчик, Ральф Маккензи или Кензи, был жертвой крушения судна «Индия» в 1824 году?
– О Боже! – воскликнула я, чувствуя, что теряю терпение. – Можно подумать, что я какая-нибудь кафрская старуха, которую допрашивают по обвинению в краже кур. Скажите сразу, что вам от меня нужно!
Тогда адвокат, пожав плечами, предъявил бумагу, а переводчик перевел ее мне. В ней были переписаны имена пассажиров, которые находились на судне «Индия», когда оно отплыло из места под названием Бомбей, и среди этих имен значились имена лорда и леди Глентчирских и их сына, достопочтенного Ральфа Маккензи, девяти лет от роду. Затем следовали показания одного или двух выживших после кораблекрушения, в которых говорилось, что леди Глентчир и ее сына видели живыми в лодке, которая была спущена с тонущего корабля. После этого шел абзац из английской газеты, отпечатанной в Капстаде двумя годами ранее, под заглавием «Странная морская история», в котором с некоторыми ошибками рассказывалась история обнаружения Ральфа – хотя откуда писавший знал ее, ума не приложу, разве что от учителя в синих очках, – и говорилось, что он и теперь живет на ферме Яна Ботмара в Транскее. Это все, что было в газетной вырезке. Я попросила взглянуть на нее и оставила у себя, а утром сказала, что служанка, увидев бумажку на кухне, использовала ее, чтобы разжечь огонь; на самом деле она по сей день хранится вместе с другими вещами в сундуке под кроватью.
Когда с бумагой было покончено, адвокат взял слово и рассказал мне, что в Англии долгое время полагали, что лорд Глентчирский утонул в море, как оно и было, и что леди Глентчир и ее сын погибли на берегу вместе с другими женщинами и детьми, как сообщили люди, отправленные английским правительством для выяснения фактов. Вот почему через некоторое время младший брат лорда Глентчирского по закону унаследовал его титул и владения, которыми он пользовался в течение примерно восьми лет, то есть до своей смерти. А где-то за год до его смерти некто отправил ему заметку под названием «Странная морская история», и он был очень обеспокоен ей, хотя и утверждал, что это всего лишь вздорная история, какие часто печатают газеты. В конце концов, он так и не предпринял никаких шагов, чтобы выяснить, была ли история истиной или ложью, и никто не знал об этом, кроме него, а он не собирался ловить рыбу в этой мутной воде. Так или иначе, он был нем, как могила, до той поры, пока могила не разверзлась уже у его ног, и его титул, земли и богатство перестали быть ему полезны, тогда он открыл все своему сыну и адвокату, двум мужчинам, которые сидели теперь передо мной, обязав их доискиваться истины и, если придется, возмещать ущерб его племяннику.
И вот, слушая широко открытыми ушами и иногда домысливая то, что не было сказано вслух, я ясно поняла, что умирающий лорд не мог выбрать худших исполнителей для своего поручения, ведь, несмотря на то, что сын его был честным человеком, оба они были заинтересованы в том, чтобы доказать, что рассказанное в газете – ложь. С тех пор, однако, мне часто приходило на ум, что лорд и сам отлично знал это, и единственной его целью было обмануть собственную совесть и сохранить богатство и титул для своего сына. Конечно, один Бог, к которому он ушел, знает всю правду об этом, но скорее всего я права. Я говорю, что оба были заинтересованы, поскольку, как я вскоре узнала, адвокат должен был по завещанию умершего лорда получить большую сумму – десять тысяч фунтов – ведь за прежние годы он много сделал для него. Но если бы Ральф оказался наследником, эта сумма отошла бы ему, а не адвокату, потому что деньги эти были частью наследства его отца. Ясное дело, десяти тысяч фунтов адвокату вполне хватило, чтобы убедить себя и вновь испеченного лорда, что Ральф не является тем человеком, которого они ищут, и поэтому я нашла в его лице скорее союзника, чем противника.
Сразу после того как старый лорд умер, адвокат попытался убедить сына не обращать внимания на его предсмертные слова и оставить все как есть, потому что выиграть он ничего не мог, а потерять мог многое. Но тот не согласился, поскольку, как я уже сказала, был честен, и заявил, что не будет ему покоя до тех пор, пока он не узнает правду, и что если он не поедет сам, то отправит кого-нибудь сделать это за него. Этого адвокат желал меньше всего и потому уступил, и они отправились в свое путешествие, которое в те дни было очень большим приключением, пока наконец не добрались благополучно до наших земель в Транскее; ибо, нравилось ему это или нет, его спутник, которого теперь звали лордом Глентчирским, не был намерен отказываться от поисков или доверять ему вести их в одиночку.
Наконец, закончив свой рассказ, адвокат посмотрел на меня своими острыми глазками и сказал через переводчика:
– Фру Ботмар, вы слышали всю историю, теперь скажите нам, что вам известно. Молодой человек, живущий у вас, это тот, кого мы ищем?
Я задумалась на секунду, хотя эта секунда показалась мне годом. Всякие сомнения оставили меня, для них просто не было места. Ральф, и никто другой был тем самым человеком, и от моего ответа зависело его будущее. Но я все решила заранее, я была готова солгать и, хотя, как я надеюсь, это единственная ложь, которую я когда-либо произносила, я не из тех женщин, что вот так вдруг меняют свое решение. И я солгала.
– Нет, это не он, – сказала я. – Хотя ради его выгоды я могла бы желать обратного, но могу вам доказать, что это не он.
И вот, когда я произнесла эту великую ложь во имя любви к моему мальчику и к моей Сусанне, его невесте, в голове моей на мгновение сделалась какая-то пустота, и я хорошо помню, как в этой пустоте я услышала дьявольский смех, эхом прозвучавший в воздухе где-то над крышей нашего дома. Впрочем, я быстро пришла в себя и, взглянув на англичан, поняла, что мои слова обрадовали их, и только переводчик, которого они наняли в Капстаде, и который никак не был заинтересован в исходе дела, а просто зарабатывал себе на хлеб, хранил полное равнодушие. Адвокат же и молодой лорд улыбались друг другу и выглядели так, будто с их плеч сняли тяжкий груз. Наконец адвокат, взяв себя в руки, вновь обратился ко мне:
– Будьте так добры, предъявите доказательства, о которых вы упомянули, фру Ботмар.
– Конечно, – ответила я, – но сначала скажите, корабль «Индия» потерпел крушение в 1824 году, не так ли?
– Определенно, – ответил адвокат.
– Что ж, вы, должно быть, слышали, что еще один корабль под названием «Флора», шедший с Мыса, не знаю, правда, куда, пропал у этих берегов в том же месяце следующего года, и что некоторые из его пассажиров спаслись?
– Да, я слышал об этом, – сказал адвокат.
– Хорошо, а теперь взгляните на это, – и, подойдя к шкафу, стоявшему у окна, я сняла с него старую Библию, принадлежавшую еще моему деду и отцу, в начале которой на пустых страницах было записано множество дат рождений, браков, смертей и прочих важных событий, происходивших в нашей семье. Открыв книгу, я отыскала и показала им запись, сделанную рукой моего мужа Яна. Чернила, которые привозили нам торговцы в те годы, были слабыми, и запись уже успела потускнеть, а после нее имелись и другие, сделанные Яном позднее: о смерти его тетушки, которая оставила ему кое-какие деньги, о вспышке оспы на ферме и количестве людей, умерших от нее, о нападении красных кафров на наш дом, когда по милости Божьей мы сумели отбиться, убив двенадцать из них, но потеряв несколько наших лучших волов...
– Прочтите, – сказала я, и переводчик прочитал следующее:
«В двенадцатый день сентября 1825 года (дата была написана словами) наша маленькая дочь Сусанна нашла в клофе голодного английского мальчика, который потерпел кораблекрушение на побережье. Мы приняли его в качестве подарка Господа, он говорит, что его зовут Рольф Кензи».
– Видите дату? – спросила я.
– Да, – ответил адвокат, – и она не подвергалась исправлению!
– Не подвергалась, – подтвердила я, но не сказала, что Ян не сразу довел запись до конца, а позже по ошибке написал текущий год и отказался исправлять ошибку, потому что, по его словам, для этого на странице уже не было места, а вносить в книгу беспорядок он не хотел.
– Есть и еще кое-что, – продолжала я, – вы говорите, что мать того мальчика, которого вы ищите, была знатной дамой. Так вот, я видела тело матери мальчика, которого нашли мы, – она была простым человеком: и платье, и белье на ней были очень грубые, по ее рукам было видно, что ей приходилось тяжело и много работать, и на них было только одно кольцо, серебряное. Вот оно, – и, открыв ящик комода, я достала из него простое серебряное кольцо, которое когда-то купила у заезжего торговца, потому что оно мне приглянулось. – Наконец, господа, отец нашего мальчика не был лордом, если только в вашей стране не в обычае у лордов пасти овец, потому что мальчик сказал мне, что у себя дома его отец был пастухом и что он ехал в какую-то далекую английскую колонию с намерением и там заниматься этим. Это все, что я могу вам сказать, – жаль только, что парня нет дома, чтобы рассказать обо всем самому.
Выслушав мое заявление, которое я произнесла холодным и безразличным тоном, молодой лорд, двоюродный брат Ральфа, встал и потянулся, радостно улыбаясь.
– Ну, – сказал он, – вот и конец кошмара, и я очень рад, что мы приехали сюда и узнали правду, потому что, не сделай мы этого, не было бы мне покоя.
– Да, – ответил адвокат, а переводчик тем временем переводил мне каждое их слово, – доказательство фру Ботмар вполне убедительно, я представлю ее заявление в письменной форме и попрошу ее подписать его. Существует, правда, еще это странное сходство имен... – И он взглянул на хозяина своими быстрыми глазками.
– В Шотландии много Маккензи, – сказал молодой лорд Глентчирский, – без сомнения, этот бедняга был пастухом, эмигрирующим с женой и ребенком в Австралию или куда-то еще. – Затем он зевнул и добавил: – Пойду-ка я на воздух, подышу перед сном. А вы успеете сегодня составить бумагу, которую должна подписать наша добрая хозяйка?
– Конечно, милорд, – ответил адвокат, и молодой человек вышел, совершенно удовлетворенный.
После его ухода адвокат достал перо и чернила и написал заявление, изложив в нем всю произнесенную мной ложь, и скопировал часть текста с листочка из нашей Библии. Когда он проделал все это, переводчик перевел мне написанное, а потом адвокат вдруг рассказал мне о последней воле умершего лорда, упомянув и о том, что это дело могло стоить ему десяти тысяч фунтов. Наконец, он передал мне бумагу на подпись.
Кроме догоревших свечей, что стояли на столе, комнату освещала лампа, заправленная китовым жиром, но и жир был уже на исходе, так что низкое пламя время от времени подергивалось с легким треском, отливая синим светом. В этом неверном свете, делавшим наши лица ужасно бледными, мы с адвокатом посмотрели друг на друга в то время как я замерла перед ним с пером в руке, и в его глазах я ясно прочла: он уверен – то, что я собираюсь подписать – злая ложь, и на моем лице он ясно читает, что я знаю, что это ложь. Некоторое время мы смотрели друг на друга, как сообщники.
– Подписывайте, – сказал он наконец, передернув плечами, – лампа сейчас погаснет.
И как только я поставила свою подпись, свет померк, и мы остались в полной темноте, и сквозь мрак я снова услышала, как над крышей нашего дома раздались звуки зловещего хохота.