4
До призывного пункта мы с Лехой были вместе. А там уж наши пути-дорожки разошлись. Как пелось в одной известной песне: «Дан приказ ему на запад, ей – в другую сторону…» Леха отправился служить в ГСВГ – так тогда называлась Группа Советских Войск в Германии, а меня отправили на полгода в учебку за Урал. Правда, через три месяца, уже после присяги, меня и еще пять ребят с нашего призыва забрал с собой, приехавший неизвестно откуда, старшина в, невиданной мной до того, полевой форме.
Ехали мы долго: на поездах и на машинах, с пересадками на вокзалах и каких-то маленьких станциях, пока не приехали на новое место – другую учебку, но уже в Средней Азии. Здесь нас переодели в такую же форму, как и у нашего старшины. Все группы, которые прибывали сюда, были разбиты по пять-десять человек, в зависимости от того, для чего готовились. Независимо от этого в каждой группе был командир, снайпер, подрывник и радист. Строевая муштра отошла на второй план, а вот занятия по физподготовке, рукопашному бою, стрельбы из различного вида оружия, минное дело и радиодело чередовались каждый день.
Примерно раз в две-три недели проводились учения в виде контрольных проверок – все подразделения поднимались по тревоге, и перед каждой группой ставилась своя задача. Например, одной группе надо было сделать марш-бросок по определенному маршруту, взорвать мост, другой – добраться в срок и передать сигнал из определенной точки и так далее. Иногда маршруты групп пересекались, и тогда надо было действовать скрытно, ничем не выдав себя перед другой группой или наоборот – действовать сообща, в зависимости от полученного задания.
Через три месяца такой службы, когда наши гимнастерки побелели уже не столько от стирок, сколько от пота и соли, бесконечных тренировок и занятий, нас, как всегда, подняли по тревоге, но отправили в этот раз не по маршруту, а выдали сухой паек и, раскидав по машинам, доставили на военный аэродром. Вечером того же дня всей группой мы вылетели оттуда на «вертушке».
Так я оказался бойцом 56-й десантно-штурмовой бригады, дислоцировавшейся в Афганистане.
Все оставшиеся полтора года службы я провел «за речкой». Много событий прошло на моих глазах за это время. Зачистки кишлаков, прочесывание «зеленки», сопровождение караванов, засады на перевалах – чего только не было. И горы, горы, горы…
А еще бородатые афганцы, улыбающиеся тебе днем и стреляющие в тебя ночью, да что там ночью – отвернись не вовремя днем, и сейчас же можешь получить нож в спину или пулю в затылок. Не полюбили они нас, да и мы их тоже, честно говоря. Не получилось у нас взаимности. Одно слово – война. И за этим словом - испепеляющий зной и холод, и мозоли, и пот, и кровь. Многие из тех, с кем я пришел туда, вернулись домой в цинковых гробах.
Иногда, до сих пор, меня мучают во сне кошмары. И снова, и снова я попадаю туда, где прошла моя служба. И снова я мерзну в палатке, и снова карабкаюсь по камням, и снова повторяется той первый мой бой в ущелье, где наша колонна попала в засаду, и от роты к концу боя осталась всего треть состава, а я, заменив убитого ефрейтора Бережного, бью из пулемета, не замечая ничего вокруг, громко кричу какие-то слова вперемешку с матом неизвестно кому. Потому-что страшно, потому-что война…
Я еще по детству запомнил, что не все ветераны любят вспоминать войну. На пионерских сборах в школе, куда их часто приглашали выступать, многие ветераны зачастую отмалчивались или отвечали немудренными односложными предложениями. Мы, пионеры Советской страны, восторжено завидовали им в душе и безумно жалели, что на наш век не хватило войны, что нам негде проявить свой отчаянный героизм и отвагу, и неодумевали, отчего так скупо они рассказывают нам о своих подвигах. И лишь теперь я до конца понял того седого ветерана, увешанного орденами и медалями, который, как-то раз, тихо и по-отечески заботливо сказал нам в конце своего выступления: «Не дай вам Бог, ребята, пережить войну…»
Но все когда-нибудь кончается. Закончилась наконец-то и моя служба.
Продолжение - http://www.proza.ru/2019/09/08/1403