->
Ох, и велика-то Русь землями бескрайними да умами пытливыми. Чем дальше от стольной Москвы и притаившегося под именем Питер Ленинграда, тем меньше холуйского смрада пред столичной властью, но горбом спина перед губернскими и районными князьками и их прислужниками.
Льются тёплым потоком света душевные порывы о красотах ландшафта малой родины, любовь к которой стала сутью жизни. Исчезают не только смертельно ядовитые, а любой остроты зубы журналистики. Беззубым интеллектом не искусать ни центральную, ни местечковую власть. Как защитить публичным словом нужды провинциальных селян от вседозволенности мегаполисов – столпов столичной и губернской власти, когда свобода публичного слова на содержании тех, кто создаёт местечковые нравы и порядки, которые подчас значимей федерального закона.
---
«Спящие», которых нынче обвиняют в измене или шпионаже – дешёвая подделка, а подлинные – настоящие «спящие», не сегодня проснулись, их разбудили в конце 80-х в СССР и стали они Властью СССР и России, назвав Россию - Раша. Смехом сквозь слёзы лыбится народ и щемящим, распирающим душу чувством добавляет слово: всего четыре буквы, а в них без малости налёта фальши самая что ни на есть настоящая любовь – НАША. Для народа - Россия, это НАША; для элиты не интеллектуальной, а приХватизационной, чьи семьи живут в дальнем зарубежье, Россия, это РАША. Каждая элита не пальцем, а народам сделанная и российская не исключение, вот и получилась: НАША РАША; от народа – НАША, а от приХватизаторов народных богатств – РАША.
--
Нынешние «спящие» интеллектуальностью не золотой червонец, но и не кукиш и не дырочка бублика, а позеленевший медный пятак с претензией на серебро за блуждания меж трёх сосен сенсации. У разбуженных «спящих медных пятаков» задача простая: исполнить роль злобного налёта зелени, которую каждый, коль захочет, трёт до дыр иль блеска.
На публичном слуху продавшие Родину негодяи и всякие вражины шпионские, выведавшие секреты государственной важности и вытянувшие государственные тайны из-под семи иль более, толстенных чиновничьих жоп.
Утянули новоявленные звёзды политических игрищ всю новостную славу; как заноза не в голубом, а в телевизионном глазу портреты и бегущая строка сенсационных разоблачений.
Поток праведного гнева общественности к выявленным врагам России, прикрыл, а то и вовсе скрыл, настоящих «проснувшихся» – верхушку российской власти; и так почти во всех постсоветских государствах.
---
Кто ж из новоявленных публичных «героев-изменников» добровольно и без мзды согласился на роль козла отпущения. Да никто и не соглашался, а использовали дурней в тёмную, да так, что тем и невдомёк.
Шпионские игрища устраивают не только в России, находят строптивых и в Прибалтике, и на Украине, да мало ли где необходимы для власти угодно-неугодные чиновники-воры, бизнесмены-барыги, кукольные правозащитники, да коррупционеры, как борцы с коррупцией.
Чем ярче тона политических красок, тем вольготней цветёт и пахнет общественное мнение, ведь умом и сообразительностью не блещут ни те, кого сажают, ни те, кто сажает.
---
Выражения лиц найденных «спящих», и у тех, кто их выявлял и создавал условия с видом неба в клеточку, у всей этой многочисленной оравы, один общий на всех расплывшийся в очертаниях портрет: до невозможности обвисшая элитарная пятая точка опоры, как у клоунов на цирковой арене; не пнуть - грех, словцо туфлёй с ноги слетает и несётся реактивным снарядом, чтоб попасть в самое яблочко и реализовать мечту: утонуть туфле в этом портрете по самый каблук.
***
Время шло, бежало и пролетело; повырастали волчата советских времён и поседели некогда молодые волки, стали нынче вожаками волчьей породы. Заматерели и забыли незатейливые забавы игр детства. Исчезли из памяти детские и юношеские видения, смешивающие мечты сна и явь, негласно оберегавшие им жизнь: устроить поджог и править зверушками после всеобщего лесного пожара.
Играли волчата холодными угольками и взрослели в схронах волчьего логова; дожидались горячих углей, от молний направленных кем-то могущественным. Не всех волчат смогли обучить, чтоб не боялись огня, лишь единицы оказались пригодны для поджога с разных сторон леса; всеобщего пожара, от которого нет спасения лесным жителям, пока не выгорит весь лес, да и на пепелище нормальная жизнь не раньше, чем через пару десятков лет.
---
В России в 90-е годы Власть была непонятного вкуса и цвета: ни красной и ни белой, ни сладкой и ни кислой, а до приторности безвкусия серой распальцовкой малиновых пиджаков со стойким запашком детской неожиданности - культура общения того времени.
Бери, коль дают; бери, сколько хошь свобод и грабь и грабь, набивай карманы без призора оставленным народным добром.
Мораль: прав тот, кто сильней; купайся в крови бесчисленных стад мирно пасущихся овец.
Извращайся: прижми серой лапой к земле за отвислую бороду старого козла, разорви ему горло и наслаждайся вкусом свежей крови и хрипами последнего козлиного блеяния, которое не раз слышал в радионовостях и лицезрел с телеэкрана, да наискось почитывал в передовицах советских газет.
Балуй свою страсть остротой ощущения жизни: исподтишка выходи охотиться на подобных тебе безжалостных и кровожадных волков.
Мир злобных и самодовольных тиранов вернулся и формирует повсеместно власть из лихих людей с верностью шефу и интеллектуальной инвалидностью; из нелюдей не позабывших, а никогда не знавших, что такое совесть.
---
Драли и драли волки овечьи стада, резали и резали заплывших жирком свиней; немели от устали челюсти.
Не от нужды голода, а в игрищах меж собой, желали не напиться вволю, а искупаться в озёрах свежей крови. Поделил волчий сброд стада овец, фермы свиней и спесивых козлов, да в границах рек лес перегородили пограничными кольями, чтобы знать, где и кого поляна; на каждой свежее мясо клочьями валяется, гниёт. Янтарным светом злости горят глаза; потеряли волки голодный страх.
---
Обжорство, обжорство и обжорство; от чрезмерной сытости постоянная грызня за власть - кресло главного пахана. Сутулый от хулы мир плох, но уж точно, лучше, чем запрятанный от посторонних взоров страх: лечь спать, и не проснуться с разодранной глоткой.
Собрали заматеревшие вожаки серых разбойников в совместные стаи хищников разных видов от грызунов до шакалов, пресмыкающихся способных сбрасывать старую и отращивать новую кожу и хамелеонов снующих всюду, коршунов до крови жадных и высоко парящих стервятников; был поделен и роздан мир.
---
Насколько сильна стая настолько и хапнула себе лесов, полей, лугов, захватила берега речек, да воды озёр, даже болотцами и оврагами не побрезговала, всё притянули оскаленные морды под зад вожака, приближённых и по снисходящей иерархии стаи. А к чему не смогла стая дотянуться и подмять под свою опеку оставили другим хищникам.
---
Стал волчий аппетит, и инстинкт жажды крови сводом правил жизни - незыблемой моралью для травоядного сообщества и всяких букашек. Не на рыцарских турнирах укреплялась и передавалась Власть волков, а продажностью острых зубов и серой услужливостью к более сильному хищнику.
Правящие ныне вожаки взрослели в потаённом волчьем логове во времена перестройки СССР.
Всякая нынешняя хитринка в обёртке многолетней матёрости власти, это не природный ум и смекалка, а погибельная мутация волчьего рода: предать собрата, чтоб быть ближе к вожаку всех стай.
---
Не все волки заразились вирусом предательства и обжорства власти.
В глухомани пущи и на полесье, да на делянках по одну сторону реки и в малых рощах, где крупной живности с кукиш, притаились и жили волки филантропы, с опаской смотрящие на мировые волчьи законы. Вначале вожак, как и другие вожаки, устроил банкет серых шкур, клыков и хвостов, да был бит молодым волком и вся стая пошла за новым вожаком - не по нраву пришлись порядки волчьих стай с запада и с востока. Принятие отрастающего на пепелище грязно-зелёного мирка в рыночных одеждах ссудного процента давало вожаку, хоть и махонькую, но тележку мировых привилегий, но молодой вожак от волков с других земель отстранился и словом и делом: вокруг владений стаи выкопали длиннющие и широченные рвы, глубиной до вод подземных и сохранили от всепожирающего пламени мирового пожара крошечные заповедные уголки своего леса.
---
В непроходимых завалах и буреломах берлога бурого медведя, на косогоре в яме под корнями поваленной сосны волчье логово – вылезли наружу и, балуясь, кувыркаются в песке волчата. Повсюду множество дыр нор лисиц, зайцев, барсуков и прочей мелкой лесной живности. Вздымаются шапками земли меж кустов подземные ходы кротов, мелькнёт в траве серой малюсенькой молнией хвост мышки. Чуть шевелятся макушки трав на берегу лесного озёрца, убегающего разросшимся камышом и осокой к самым корням сосен. Тихий всплеск; по тине скользит к чистой протоке задранная на несколько сантиметров голова ужа, на мгновение мелькнула двумя светлыми пятнышками на темно-серой голове и исчезла, лишь на воде зыбкая протока-след. Всплеск чуть всколыхнувшихся волн угас и замер в слипающейся тине.
Глухомань живёт своей размеренной и спокойной жизнью, не ведая о бушевавшем некогда, совсем рядом смертоносном пожаре.
А если и помнит, то старая жаба, присевшая на кувшинку; замерла тёмным серо-зелёным камешком рядом с цветком речной лилии и охотится: поджидает комаров и мух. И не факт, что внушительных размеров лягушка помнит пожар, хоть и дальняя родственница аллигаторов. Крокодилов и черепах в лесном заросшем озерце нет, а остальные обитатели леса живут меньше черепах. Мало кто доживает до старости, т.к. любой житель леса, когда охотится, сам для кого-то добыча.
---
Нет в заповедном лесу пришлых волков, и местных волков осталось немного: щелкают зубами в темени ночи, да воют в свете луны задрав истрёпанную клыкастую морду - жалуются на судьбу, но из заповедника ни шага; боятся чужаков, хоть и манит запах гниющей плоти и свежей крови за пределами родного леска.
Некогда родные и до мелочей знакомые косогоры и нежно журчащие маленькие ручейки, убегающие меж корней деревьев к заросшему озерцу, нынче стали для серых хищников-отщепенцев чужой территорией, где поджидает смерть.
---
Нет никого нынче, кто расскажет о том, как жили в давние времена, когда волки голодные рыскали, зубы скалили и поджав хвосты убегали куда б подальше от мишки бурого: внешности плюшевой и ходьбы косолапой, мирно сосущего лапу у себя в берлоге зимой в стужу лютою, но разбуди, потревожь его сон, вылезет из берлоги и побредет медведь-шатун: оглушит рёвом дикой ярости и напугает силой злобы округу.
Сегодня плешивые и седые волки воют и дрожат звери на просторах отросшего после пожара лесного молодняка, даже малюсенькие листочки зелёных побегов принадлежат непомерно размножившейся стае волков. Суть старых вожаков, как и много годов назад после пожара, волчья: предавать и прислуживать сильнейшему хищнику, волк всегда там, где Власть, а остальные – мясо.
---
июль 2019г
-*.*-
(а)
Картинка взята из интернета; спасибо автору.