Так кто в доме главный?

Василий Храмцов
 ТАК КТО В ДОМЕ ГЛАВНЫЙ?
Мы довольно часто произносим слово «семья», даже не задумываясь о том, что оно имеет несколько значений. Слово это не простое, многогранное! СЕМЬ-Я! Это лишь одно предположение. Но это - и группа живущих вместе близких родственников. В  переносном смысле - это объединение людей: дружная школьная семья, студенческая семья. Слово употребляется и по отношению к природе. Это группа животных, растений или грибов одного вида: медведей, бобров. Есть пчелиная семья (группа из рабочих пчел, матки и трутней). Семья берез. Семья груздей. И даже семья языков - в языкознании: группа родственных языков.

Я счастлив, что вырос в многодетной сельской семье. Меньше шести человек у нас в доме никогда не было. Бедно жили, особенно в войну, в послевоенные годы. Работали много и трудно, начиная с дошкольного возраста. Малыши умирали. А все-таки по ощущению - это были лучшие годы жизни. 
       
Все соседние семьи у нас были многодетными. И возраст родителей был почти одинаков. На нашей улице подряд жили в своих домах семейные три Ивана и один Егор. Бывало, перед самой войной соберутся вместе, закурят самокрутки и рассуждают о международном положении. К началу войны им было под сорок или за сорок лет. Крепкие были мужики. Мне шел шестой год. Я иногда внимательно слушал разговоры.
- Война начнется с Востока, вот увидите, - четко запомнил я очередное высказывание и выбежал играть на улицу. А там, через дорогу, озеро огромное, а за ним – извилины реки Алей. Им, извилинам, счет был: Первая лука, Вторая лука. Сколь ни ходил я впоследствии по берегам, а никаких луков не видел. Потом узнал значение названий. А на этот раз, как только я вышел из избы, в районе Второй луки, находившейся на восток от наших домов, грянул выстрел. Звук над водой показался мне очень громким, сильнее, чем из ружья. Я пулей влетел в хату и закричал:
- Война уже началась! На востоке – стреляют!
Я ожидал, что все сейчас побегут по домам за ружьями. А они как сидели, так и не сдвинулись с места. Только захохотали. Я притих, присел в уголочке. Меня заинтересовала беседа взрослых людей. А они все переиначили.

- Если начнется война, то с Запада. Там фашисты сейчас набирают силу. Образовали ось: «Рим, Берлин, Токио». Вот и пойдут на нас с запада итальянцы и немцы, а японцы - на Дальнем Востоке.

Прислушиваюсь. Мужчины в селе малограмотные, только и успели при Советской власти окончить по три-четыре класса церковно-приходской школы. Но газеты читают и за политикой следят. Затвердив себе: «Рим», Берлин», «Токио», я убежал к ребятам похвастать незнакомыми словами. Пока незнакомыми.

А через день наши отцы получили повестки из военкомата. Подогнали колхозную повозку. Уселись мужики удобнее. Кое-кто из ребят поехал с ними на железнодорожную станцию за пятнадцать километров. Отец звал меня с собой, но я отказался: из соседнего села пришла бабушка, а мы ее так редко видели!

И зажила страна военной жизнью! Мы с ровесниками за то время, пока она длилась, успели подрасти и досыта наработаться в колхозе. А война все продолжалась.
Из госпиталя привезли домой Ивана Ивановича. Раны его были ужасные, смертельные. Об этом знали медики, родственники. Две старшие дочери продолжали работать в колхозе, а жена, тетка Анисья, ухаживала за мужем и двумя малышами – Вовкой и Васькой, родившихся за три года до войны. Фронтовика поставили на довольствие и снабжали продуктами. Но он ел очень мало. Злые языки стали поговаривать, что Анисья мужа не кормит, а всю еду отдает малышам. Конечно, ребятишки были еще несознательными, могли клянчить. Но это ничего не значило. Наговаривали на женщину.

Я себя вспоминаю, шестилетнего. Отец, Иван Михайлович, вернулся с войны без одной руки. Как-то мать наварила ему молочной лапши. Инвалиду, еще не оправившемуся от ранений и ампутации, нужно было хорошо питаться. Старших ребят дома не было. Мне так захотелось лапши! Я понимал, что не для меня сварено. Молока для этого заняли у соседей, пока своя корова отелится. Посматривал, как отец ест, отворачивался, а потом неожиданно для себя не справился со своими чувствами и натурально заревел. В слезах смешались и стыд, и голод, и зависть, да мало ли что! Это были сложные слезы войной обиженного ребенка. А в них и вся мораль.

 Было ли мне лет восемь или больше, не помню, когда появился на улице еще один сосед – Афанасий Васильевич. Он был ранен в руку, да так аккуратно, что кроме указательного пальца правой руки у него ничего не отшибло. А без указательного пальца мужчина уже не боец. Так появился у нас недремлющий бригадир. Женщин он как метлой выметал из села работать в поле. Даже молочных детей покормить не отпускал. Вот и умерли на моих руках три братика.

Добрался бригадир и до нас, школьников. Я получил звание пастуха стада свиноматок. А уже в следующее лето определили меня ездовым, и все сезоны, до окончания семилетки, я работал на лошадях.

Сосед Иван Иванович недолго прожил дома. Хоронили его на местном кладбище всем селом.

Алтайский Край далек от тех мест, где шла жестокая Великая Отечественная война. Один человек из нашего села - Егор Немыкин – все-таки после нескольких мирных лет вернулся из немецкого плена. Это был высокий жилистый мужчина с рыжими и седыми вперемешку волосами. Такое качество унаследовала от него только старшая дочь: волосы ее были просто золотые. В то время она была уже девушкой-подростком. А мы были все как один –  русыми.

Когда война окончилась, нам об этом объявили в школе и отпустили домой. Мы ждали какого-нибудь грандиозного события, какого-то чуда. Но все оставалось так, как всегда. То же небо, те же облака и те же работы в колхозе. Я постоял минут десять у здания школы, чего-то ожидая, а потом отправился огород поливать.

Приход из плена Егора мне запомнился не тем, как пришел он домой, как рассказывал о немецком лагере для военнопленных, а поведением его жены, тетки Аленки. Она, не стесняясь присутствия детей, говорила женщинам:

- Стыд-то какой! В таком возрасте - и ходить беременной!

Егор, конечно, сиял! Он говорил:

- Сын родится – никуда учиться не пущу! Пусть будет дома при родителях!

Отпустил он, конечно. Парнишка техникум окончил.
 
 Первое время Егор разъезжал на маленьком отечественном мотоцикле. Документы собирал. А почему я это запомнил? Мы встретились в соседнем селе у сельсовета. Он обратился ко мне с вопросом: знаю ли я, как отрегулировать зажигание мотора мотоцикла? К сожалению, я не знал. Самой сложной техникой в нашем доме был обычный велосипед. А на нем зажигание одно: резвые ноги! Да и появился он в семье после возвращения меня со службы в армии. Когда я поступил работать в колхоз, то там за работу уже платили деньгами, а не так, как раньше: ставили трудодни. Их называли «палочками». За эти «палочки» старшее поколение работало всю жизнь, до пенсии.

Все малыши с нашей улицы, кто родился до войны, - все дожили до Великой Победы. А кто рождался после – помирали. И все же на нашей угловой улице, прижатой к озеру, можно было при желании насчитать с десяток ребят. Нынешним бы посмотреть на них да поучиться послушанию, воспитанию. А по внешнему виду - оборванцы! Не отличить друг от друга. Заплатки и на рукавах, и на штанах, и сзади. Но на такие мелочи уже никто не обращал внимания. Вот почему наше поколение долго оставалось безразличным к одежде: лишь бы тепло да уютно!

Однако, среди них были два мальчика, которые всегда были одеты в нормальную одежду, без заплаток. И главное – по росту. И зимняя одежда у них была добротной и теплой. Как умудрялась тетя Оля, как мы ее звали, а соседки – просто Аленкой, мы и не задумывались. Ее муж из плена им ничем не мог помочь. Только известием, что он жив и надеется на возвращение. Выходит, что он незримо присутствовал в семье все годы. Возможно, даже влиял на обстоятельства. Однажды мальчики похвастались посылкой из Средней Азии. Родня, видать, была не бедной.

Еще было одно отличие этой семьи: она не знала голода. От этого ребята были в меру упитанными, сильными. Но скромными. Да мы все тогда казались дружными, никогда не дрались и не ссорились. Если кто-то долго не выходил гулять – заходили в дом, к любому, всей оравой. И выясняли причину. И ко мне домой часто заходили.
Были среди нас самые маленькие мальчики, Вася и Вова. Их тоже никто не обижал. Это их отца привезли домой из госпиталя, всего израненного. Взрослые-то понимали смысл: чтобы хоть дома умер. Мальчишки, как и все мы, не наедались досыта. С наступлением весны заполняли желудки молодой зеленой травой. Когда выросли, на службу в армии их не призвали по состоянию здоровья.

 Жизнь и проста и сложна одновременно. Считается, что женщина – хранительница семейного очага. Но мужчина в семье разве только добытчик? Я считаю, что он - ее основа и опора, ее стержень. Каждый из мужчин – глава семьи и ее центр. Это стало особенно ясно во время войны и потом. И вот как это можно подтвердить.

Наступила, наконец, мирная жизнь. Семьи погибших односельчан влачили жалкое существование. Две женщины-солдатки даже отчаялись на воровство, но были пойманы в чужом погребе с семенной картошкой. Наказывать их, естественно, никто не стал. В селе началось незаметное, казалось бы, расслоение общества. 

Первыми это почувствовала молодежь, особенно девушки. Хорошей невестой считалась та, у которой отец с войны вернулся, одел и обул ее. Дочь бригадира Афанасия Васильевича оказалась поэтому очень востребованной и вскоре выскочила замуж. А когда родила девочку – вернулась домой. А почему бы и нет? Дом – полная чаша. Не в каждой семье была такая сытая и богатая жизнь.

Иван Михайлович, несмотря на увечье, стал первым парнем на деревне. От женщин не было отбою. Разгулялся так, что и совсем от дома отбился. Две дочери на выданье, мои сестры, остались без надежды выйти замуж. И без защиты. Их женихи остались на полях сражений. Обманывали девочек, кто как мог. Вскоре обе они оказались беременными. Три ребенка росли у нас в доме без отцов.

В семье Егора все было в порядке. Два его сына слыли самыми завидными женихами. Вскоре старший женился, но ему пришлось идти в примаки. Все три сына получили среднее специальное образование.

Дочери умершего Ивана Ивановича замуж так и не вышли. Зато мать их, вдова солдата, родила им сестричку.

Так кто в доме главный? Без мужчины дом – сирота.

С некоторых пор пошла среди девиц «мода» - родить ребенка «для себя». Выйдут для формальности замуж или без этого родят, а потом начинают разборки устраивать. Но мало кому из них удается в одиночку воспитать нормального человека. Не хватает ребенку отца, вот и все! Отсюда и наркотики, и правонарушения, проституция и… хватит! Дальше любой читатель сам сделает выводы.