Глава третья. Всё тайное становится явным

Вячеслав Лебединский
   Приятного чтения)


   Вельмол успел дотемна вернулся к святилищу. Его узнали у входа через кованые высокие двери, и он вошёл внутрь здания, невольно поёжившись при виде высокой статуи Адишола высотой до сводчатого потолка. Мотнув головой, прогоняя нехорошие мысли, он некоторое время блуждал по обширной зале, выискивая среди братьев и сестёр мастера Зына. Чуть погодя, когда братия как по щелчку прекратили свои занятия, танцы, лепку, они отправились в столовую. Вельмол шёл рука об руку с ними, и чуть впереди, в третьем ряду, он подметил седовласого мастера.

   Не упуская мастера из виду, он вошёл вместе с братьями и сёстрами в столовую, где на постаментах располагались высокие, толстые свечи, где в четыре ряда проходили длинные столы и скамьи, приставленные к ним. Эту комнату озарял огромный каменный камин из тёмного камня, многочисленные поленья в нём звучно потрескивали. Мастер Зын как раз присел рядом с камином, спиной к нему, а рядом, протискиваясь через «сестёр», присел напротив чернобородый, кивнув тому в знак приветствия.

   – Ну что, как успехи? – спросил деловитым голосом мастер Зын, отламывая себе ломоть хлеба.

   – Я весь день искал людей, говорил с ними, восхвалял увиденное в этом святилище. – ответил Вельмол, – Думаю, завтра утром от моего имени сюда придут несколько человек.

   – Что ж, прибавление новых верующих это всегда хорошо. Твоё возвышение напрямую зависит от количества людей.

   – Я это понимаю, и думаю, что у нас с вами получится общими усилиями возвыситься до верхов. Нужно только держаться друг друга.

   – Согласен, – строго подтвердил мастер.

   Более Вельмол не желал говорить, да и смысла не видел, потому как ко столу принесли скромные яства, а именно обжаренный на огне картофель, мясную похлёбку, и золотистый круглый сыр. Чернобородый ел молча, периодически вслушиваясь во властный голос владыки на постаменте, который говорил громогласно, возвышенно, вверяя братьев и сестёр в правильность их славной жизни в культе.

   Наевшись, он откинулся на спинку, и закрыл глаза вслушиваясь в звуки.

   Он слышал чавканье мужчин, звон посуды, общую шумиху, топот плясуний, развлекающих ужинающих, шум и гам голосов, таинственные шепотки о владыке и его новым подручном, а именно об одноглазом. Не все верили в то, что Адишол и вправду вернул Ронэмилу руку, и в чём-то Вельмол был с ними согласен; он и сам, когда будет время, хотел бы получше проверить это святилище. Его так и манил тёмный подвал. Вспоминая все прошлые подвалы, где ему доводилось бывать, он не мог отозваться об многих из них положительно.

   Чернобородый ещё некоторое время продолжал разговаривать с раздобревшим мастером Зыном, а затем, когда владыка хлопнул несколько раз в ладоши, братья и сёстры как по команде встали и начали направляться к себе в спальни.

   Вельмол встал из-за стола и одеревеневшими, уставшими за день ногами кое-как добрёл через коридор до спальни, и не раздевшись рухнул на свою кровать.

   Когда потушили настенные факела в комнате он незаметно просунул руку под кровать и нащупал лезвие топора. Его подбодрило то, что он на месте. Закрыв глаза, вслушиваясь в храп мужчин, думал о своей семье, и особенно о Филити. Он вздыхал: Как она без него? Скучает ли? Ждёт-дожидается?

   Зевнув, он перевернулся на другой бок, подложил под подушку правую руку и заснул сном младенца, всецело надеясь на завтрашний приход новых верующих.



   Весь следующий день в святилище Адишола являлись новые люди. По приходу их сразу же начинали обрабатывать продуманными речами мастер Зын и наместник. К сожалению, Вельмол за весь день так и не увидел своего друга, но он слышал из перешёптываний, будто бы владыка с одноглазым проделывают какой-то сложный ритуал.

   Некоторые из прихожан были теми, с кем чернобородому удалось поговорить. Они просили помощи, поговаривая, что для них наступили тяжёлые времена; и именно в этот момент красноречивые люди всячески возвышали это святилище и самого Адишола, поговаривая, что он им ответил добром за добро.

   Мастер Зын вместе с угрюмым наместником, одетым в тёмную мантию, опрашивали людей, узнавали, как они узнали об этом месте. Некоторые люди, уже будучи одетыми в заговорённые мантии, с искренними улыбками на лицах радостно отвечали, что это прекрасное место им посоветовал некий Вельмол. Мастер Зын, выслушивая людей, периодически оглядывался на чернобородого, которого заворожили танцы плясуний внутри круга свечей; он и сам иногда поглядывал на мастера Зына, который довольно кивал ему.

   К вечеру поток людей стал утихать. Зын был немало удивлён новым пришедшим, из которых более чем половина присоединилась к их пути и даже внесла кое-какие звонкие суммы для общей пользы культа. Это обрадовало седовласого мастера, и он, отужинав вечером в столовой рядом с чернобородым, живо переговаривался, восхвалял его труды, на что тот отвечал с улыбкой.

   Отужинав, мастер Зын прошёлся по зале, оглядел статую Адишола, зачем-то кивнул ей и начал подниматься по охраняемой лестнице, куда доступ был закрыт для новичков. На третьем этаже святилища он встретился с владыкой Мэризилем, и они вместе прошлись до его кабинета.

   Внутри роскошно обставленной комнаты с нависшими над ними картинами, громоздкими книжными полками и множеством оловянных подсвечников искусной работы находился и одноглазый. Он держал обе руки над кинжалом, временами сверяясь с потрёпанной голубоватой книгой, шёпотом проговаривая над оружием заклятье.

   Мастер Зын прошёлся по кабинету и услышал, как позади него двое охранника с шумом закрыли кованые высокие двери. От этого он подскочил на месте, но быстро овладел собой и, пройдясь до резного стола, уселся на кресло напротив владыки, взирающего на него свысока.

   Мэризиль, снимая с курносого носа округлые очки, рукой взъерошил бледно-рыжие волосы и строго спросил:
   – Почему ты раньше молчал о таком умелом человеке?

   – Честное благородное слово, я и сам не ожидал от него такой прыткости.

   – За один ничтожный день к нашему пути присоединилось двадцать восемь человек – это прекрасное событие. Я чувствую, культ и его вера в наше божество – крепнет.

   – И это прекрасно, уважаемый владыка. Сказать по правде, да, Вельмол молодец, и я не удивлюсь, если и завтра тоже придут несколько человек и выскажутся о том, что именно он посоветовал наше святилище.

   – Ты думаешь, что придут ещё люди? – спросил владыка, разминая бескровные руки.

   – Непременно, потому как он высказался, что искал их по всему городу, разговаривал с множеством разношёрстных людей, уговаривал, льстил, возвышал достоинство нашего культа, словом, делал всё, чтобы они захотели к нам примкнуть.

   – Ты отыскал самородка. Сегодня ты можешь быть горд собой, потому как завтра...

   – Что завтра? – прищурился тот с хитрой улыбкой.

   – Завтра я найду тебе замену и вас обоих возвышу до наместников. Но только при условии, что так называемый Вельмол выдаст те слова, с помощью которых у него получилось достучаться до людей.

   – О, владыка, ручаюсь: мы вас не подведём. Нельзя словами передать мою радость.

   – Можешь идти, – отмахнулся Мэризиль, доставая из ящичка стола потрёпанную книгу.

   Мастер Зын ушёл из кабинета с низкими поклонами, чуть ли не посылая воздушные поцелуи владыке, который его особенно уважил, сделав этот день особенным.

----------------------------

   Этим же вечером, когда уже был дан отбой, в спальню братии спустился сам владыка. Он аккуратно потревожил чернобородого. Тот зажёг свечу и разглядел его, нахмурившись.

   Владыка наклонился и прошептал:
   – Одевайся, надо поговорить.

   Вельмол еле послушными руками с трудом оделся, даже нацепил на себя мантию, и моментально почувствовал обволакивающее, но фальшивое спокойствие и единения. Выйдя на цыпочках из спальни, в которой похрапывало и мирно дремало множество собратьев, они заперли за собой дверь со скрипом и принялись неспешно прогуливаться.
   Некоторое время они шли молча. Вельмол ждал, что тот начнёт что-то говорить, но тот упорно погряз в думах до момента, когда они приблизились к статуе Адишола.

   В обширной зале, подсвеченной факелами на колоннах, стояла звеняще-тревожная тишина. Владыка Мэризиль прокашлялся, указал пальцем на Адишола и сказал:
   – Поверь, и я и он очень ценим твою помощь культу. Невероятно то, что тебе за один день удалось столь многих людей уверовать в наш благородный путь.

   – Да, – ответил Вельмол с наигранной улыбкой, – Сказать по правде, мне пришлось попотеть и как следует размять язык. Но, как вижу, дело того стоило.

   – Очень даже стоило. Знаешь, я гляжу на тебя, и вижу прекрасного, как нельзя лучшего кандидата в наместники. Что ты об этом скажешь?

   – Для меня это будет огромной честью. – ответил чернобородый, внутренне ликуя, – Должен открыться и сказать на чистоту: один бы я не справился. Мне помог мастер Зын. Вместе с ним мы продумали то, что было бы как нельзя лучше для культа; и тогда-то я и начал усиленно думать. Без этого человека, правда, у меня ничего бы не вышло придумать.

   – Завтра он тоже вместе с тобой возвысится. – сказал владыка строго, – И всё же, как тебе удалось убедить людей в нашем пути?

   – Вы мне вряд ли поверите, – начал Вельмол, – Но я прожил насыщенную жизнь. Мне доводилось разговаривать с многими людьми, в том числе с высшими особами. В жизни так происходило, что мне, чтобы выжить, приходилось врать, приукрашать и возвышать. Первое время мне слабо верили, но годы шли, и я стал это делать как будто бы от чисто сердца, будто бы это идёт изнутри меня. Скажу сразу, врать мне не нравится, я в такие моменты внутренне злюсь на себя, но всё же понимаю, что порой обстоятельства требуют упорства с моей стороны. В такие моменты я просто сосредотачиваюсь, думаю о том, что хотел бы услышать человек от меня, как бы его заговорить и заинтересовать, и дальше у меня это выходит как-то само собой.

   – Поистине, из тебя выйдет замечательный наместник, – ответил владыка с трепетом в голосе, – Я бы очень хотел, чтобы ты научил меня, ну, скажем так, не врать, а убеждать моих людей. Это тебе по силам?

   В этот момент Вельмол крепко сжал зубы и некоторое время молчал. Он уж точно не хотел никого учить врать, зная, что люди могут, и скорее всего станут это неправильно использовать. Но также он и понимал то, что сейчас, в этом разговоре, нет выхода кроме согласия, потому что ему как можно скорее необходимо возвыситься до наместника и попытаться второй раз завязать разговор с Ронэмилом и убедить его вернуться домой.

   Глубоко вздохнув и выдохнув, мня руками чёрную как вороново крыло бороду, Вельмол нехотя сказал:
   – Сделаю всё, что в моих силах.

   – И это прекрасно! Что ж, вижу по твоим сонным глазам, ты желаешь отдохнуть; и несомненно, отдых ты заслужил. Ступай к себе и готовься к завтрашнему возвышению. Да хранит тебя Адишол!

   – Да хранит вас тоже, владыка, Адишол, – сказал Вельмол со спокойствием.

   Развернувшись, чернобородый пошёл по плиточному полу залы к дальнему коридору. Свернув за угол, он перешёл на бег и мигом вернулся к кровати.

   Разделся и улегся спать, надеясь, что ему удастся убедить друга быстрее, чем от него начнут требовать обучению лжи.

   Этой ночью Вельмолу приснился сон в тёмных тонах. Он явственно видел отрубленную руку, которая ползла по освящённому факелами коридору. Запыхавшись, бежал за ней вдогонку, но никак не мог догнать, – она постоянно была впереди него. Рука без тела ползла, перебирала пальцами, возле спальни братии, далее она ускорилась и начала ускользать всё дальше по коридору. Вельмолу удалось догнать её и увидеть, как она вприпрыжку начала спускаться вниз по лестнице, в подвал, всё ниже и ниже, в гнетущую темноту.

   Последнее что видел чернобородый, так это то, как рука скреблась о деревянную дверь.

---------------------------------------

   Вельмол проснулся со злостью. Он чувствовал, как взмок из-за сна и это ему не понравилось. Сев на кровать, он некоторое время подумал он смысле приснившегося.

   Махнув рукой, встал и оделся, с брезгливостью нацепив на себя уютную, мягкую тёмную мантию с капюшоном.

   В обширной зале его уже ждали-дожидались многочисленные братья с сёстрами. Они хлопали ему, некоторые даже свистели. Он вошёл в людской круг и встал рядом с владыкой Мэризилем, мастером Зыном, угрюмым наместником, и одноглазым Ронэмилом, который смотрел на него пуча единственный глаз.

   Свысока на них взирала статуя Адишола, как бы участвуя в возвышении новых наместников. Вельмол несколько нервничал; он не знал, чего ждать и надеялся, что ничего плохого не произойдёт.

   Владыка зажёг три тёмных свечи, возле которых находились два серебряных амулета. Он взял в руку книгу, полистал и начал громогласно воспевать. Его моментально подхватили многочисленные братья и сёстры, которые, видимо, заучили наизусть текст.

   Вельмол косился на мастера Зына, тот посматривал на него с улыбкой, кивая и подмигивая, смущая чернобородого, и без этого нервничающего.

   Около трети часа все собравшиеся громогласно пели, сотрясая своими звучными голосами своды, около которых высилась голова Адишола; затем, как по команде, владыка перестал петь и взмахом руки оборвал песнопение. Он подошёл к алтарю, аккуратно положил книгу на место, задул свечи и взял первый амулет.

   Владыка одел его через шею мастеру, знаменуя его на весь зал наместником. Чуть погодя, пошептавшись с Зыном, он оглядел Вельмола с ног до головы, и, подойдя к нему, с улыбкой на него тоже одел серебряный амулет с шестигранной звездой. Так же им обоим выдали более тёмные мантии, с виду более качественные, из нежнейшей, тёплой ткани.

   Вельмол, сказать по правде, ожидал жертвоприношения или чего-либо крайне зловещего или вроде того. Но его опасения вмиг улетучились, потому как всё позади, и он, сам тому не веря, стал наместником.

   Он думал, что в такой значимый день придётся задобрить Адишола, чтобы возвышение прошло гладко, не нет, всё обошлось.

   Когда люди с улыбками на лицах начали расходиться по святилищу, Вельмол увидел удаляющегося скорой поступью Ронэмила, который побежал на лестницу, куда до этого чернобородый не мог ступить.

   Усмехнувшись, он побежал вслед за одноглазым. Около лестницы его остановили стражники в тёмных одеяниях, но, увидев амулет, сердечно извинились и пропустили его.

   Чернобородый бежал вверх по лестнице держась и отталкиваясь вперёд за полукруглые каменные перила. Он перелетал по две ступени, видел удаляющегося впереди друга и не понимал, почему тот дал дёру.

   Поднявшись на третий этаж, он потерял из виду Ронэмилу и начал оглядываться по сторонам. Он видел многочисленные бочки, прислонённые к стенам, скорее всего то были личные запасы владыки и наместников – так он подумал. По правую его сторону находился балкон, с которого хорошо была видна статуя Адишола и вся зала с братьями и сёстрами.

   Чуть погодя, обходя деревянную балку-подпорку, Вельмол увидел прячущегося в небольшом закутке друга. Чернобородый за руку выхватил его оттуда и посмотрел в лицо со всей серьёзностью.

   Ронэмил нехотя кивнул, мол, поймал. Вместе с ним они молча некоторое время гуляли по третьему этажу, затем, подойдя до развилки, которая вела в четыре комнаты, Вельмол набрался храбрости, сосредоточился на своих мыслях и сказал:
   – Как видишь, если надо, я тебя из-под земли достану.

   – Да уж, – ответил тот безрадостно, – Как тебе удалось за три дня дослужиться до наместника? Ты никак не мог пройти все испытания за эти дни.

   – Я уверовал многих людей в то, что именно это святилище – их спасение в тяжёлые времена. Этого хватило, чтобы на меня стали смотреть по-другому.

   – И всё-таки, что тебе от меня нужно? – спросил одноглазый, – Разве ты не видишь? Я счастлив, мне хорошо живётся. Братья и сёстры меня любят, слушают мои речи, что иногда нашёптывает мне Адишол.

   – Я дел твоей Катроне слово, что ты вернёшься в целости и сохранности домой, к семье.

   – Ну, раз уж ты только за этим пришёл, то я должен тебя огорчить – уходить из культа я не намерен.
   Вельмол стиснул зубы и еле сдержался, чтобы не наорать на упрямца. Он смог спокойно, вкрадчиво сказать:

   – Вспомни чудное, полукруглое, с ямочками лицо Катроны и представь, что она из-за тебя плачет. И уже, как я слышал, не один день. Я видел на ней тяжёлый груз горя, ей и детям не хватает тебя. Разве тебе это безразлично? Сам подумай: что с тобой стало? Тебе не жалко свою семью?

   – Ты не понимаешь! Адишол вернул мне руку! Ты знаешь, что такое потерять конечность? Я все эти годы чувствовал себя ущемлённым и униженным, а теперь же я боюсь, что если перестану веровать в путь культа, то божество может прогневаться, и лишить меня такого судьбоносного дара!

   – Семью, которая искренне ждёт тебя, нужно ценить превыше, чем руку. Они любили тебя и без неё, разве не помнишь?

   – Я помню, но я... Я не могу. – Ронэмил развернулся на месте и принялся уходить.

   – Что тебе мешает? Скажи мне, ведь я такой друг!

   – Я боюсь, что меня лишат руки! Доволен?

   Вельмол задумался над сказанным им, и упустил момент, когда Ронэмил достал из мантии ключи и, открыв вторую дверь в закутке, вошёл в неё и закрылся изнутри.

   Чернобородый понимал, что хоть на чуть-чуть смог заставить задуматься друга; но также он уяснил сейчас то, что этого мало.

   Он подошёл к балкону, стиснул каменные поручни и облокотился, начал разглядывать залу с молящимися братьями и танцующими сёстрами в круге свечей. Видя их, кивал в такт свои мыслям. Вспомнил, что ему снился престранный сон, будто бы он видел схожую руку, что появилась у Ронэмила. И куда она пыталась проползи он тоже запомнил, и подумал: а не знак ли это?

   Нахмурившись, он твёрдо решил этой ночью попробовать проникнуть в подвал. Размяв шею, обернулся от балкона и увидел рядом стоящего владыку, державшего связку ключей в руках.

   Мэризиль улыбнулся ему, звеня ключами и, вздохнув, протянул ему руку, сказав:
   – Ну здравствуй, Вельмол.

   – Добрый день, владыка, – ответил он, крепко пожимая руку.

   – Пора бы тебе ознакомиться со своими апартаментами.

   – Конечно, – отозвался он со вздохом.

   Владыка отпёр третью дверь рядом с закутком и пригласил чернобородого зайти внутрь. Вельмол вошёл и немало удивился. Под его сапогами на плиточный пол был устлан чистым, будто бы новый ковром с пейзажами неприступных гор на фоне ночного, звездного неба. Пройдя дальше, увидел величавый резной стол, на котором находились толстые тома, чернильница с пером и чисто-жёлтые бумаги. Крутанувшись на месте, рассмотрел стены, обшитые деревянными панелями. От удивления его рука дрогнула, и он чуть было не сбил с подставки высокую вазу с лестным пейзажем.

   Скажем прямо, чернобородому понравилась эта комната, он даже думал, что заслуживает её за свои старания; но он чуть погодя, отказался от этой мысли, понимая, что не должен задержаться в этом святилище.

   – Ну, как?

   – Замечательный кабинет, я благодарен. – ответил Вельмол наигранно-сердечно.

   – И это прекрасно. Что ж, как ты видишь, здесь есть удобный стол и мягкие кожаные кресла, за которым ты должен будешь подробно расписать методы по убеждению людей. Думаю, ты понимаешь, что я и мои наместники могут использовать твои словесные уловки на пользу культа, не так ли?

   – Несомненно. – поддакнул чернобородый с кривой улыбкой.

   – Ну, скоро отбой, осмотрись, а завтра с утра по мере возможностей приступай к написанию своих хитростей. Пиши подробно, не жалей бумагу.

   Вельмол кивнул владыке и тот, подойдя к нему, отдал в руки связку с ключами, холодящими пальцы. Как только Мэризиль удалился, хребет чернобородого пронял нехороший озноб. Что-то неправильное, даже злорадное он чувствовал в этом человеке. У него была глупая мысль спросить владыку о закрытом подвале, но благо он её отринул, и сейчас, держа в руках связку с семью ключами, надеялся, что один из них подойдёт для его ночного замысла.

    Выйдя из своего кабинета он запер его и подошёл к балкону. Действительно, братья и сёстры, внизу, на первом этаже залы, уже уходили в сторону коридора, наверняка в столовую. При мысли о вкусной еде у него заурчал живот в подтверждение того, что не помешало бы подкрепиться.

   Он спустился на первый этаж залы, поскорее пробежал возле статуи Адишола, и, минуя коридор, вошёл в столовую. На этот раз была подана варёная, остро-сладкая курица с хрустящими овощами, чему он был рад.

   Как и обычно Вельмол присел рядом с Зыном, надеясь, что в столовую придёт также и Ронэмил; но нет, тот вновь не появился.

   Некоторое время братья и сёстры молча, дружно жевали, насыщались, слушали песню молодой девицы и неспешную, игриво-приятную музыку скрипача.

   Наевшись, Вельмол некоторое время разговаривал с Зыном, который поблагодарил его за тёплые слова, сказанные о нём владыке. Чернобородый также приветливо ответил, что всегда рад сотрудничать для общей пользы.

   Владыка, сидящий отдельно исключительно с пышно-цветущими женщинами, встал во весь рост и громко хлопнул три раза в ладоши: это подействовало сразу, братья и сёстры кончили ужинать и отправились к себе в спальни.

   Вельмол чуть было не отправился на третий этаж, но вспомнил про забытый под кроватью Зубоскал. Ругнувшись на себя, он бегом вбежал в спальню, раскорячился около кровати, и вытащил топор, завёрнутый в тряпьё. Когда он взял в руки оружие и искренне, лучезарно улыбнулся лезвию, на него посмотрели с подозрением и неким опасением.

   Радостно выйдя из спальни, держа в руках холодную, успокаивающую, как будто бы родную сталь, он скорой поступью пошёл в залу. Там, около статуи Адишола, он встретил угрюмого наместника, чьё имя он до сих пор не знал, а также наместника Зына, который оживлённо разглагольствовал о завтрашнем ритуале во время полнолуния. Этот разговор чернобородый пропустил мимо ушей, обошёл колонны и наместников и, поднявшись на третий этаж, вошёл к себе в кабинет.

   Закрывшись изнутри подошёл к кровати и, нагнувшись, спрятал топор вновь под кровать, но в новом месте. Чернобородый думал и надеялся, что сегодняшней ночью ему не придётся прибегать к силе; и всё же он не знал, чего можно ожидать от подвала святилища.

   Во время отбоя, когда владыка за дверью его кабинета постучал, Вельмол подошёл и услышал:
   – Спишь?

   – Сплю, – бойко ответил Вельмол, внутренне улыбаясь.

   Чуть погодя, спустя, должно быть, полтора часа, достаточно належавшись на кровати и не сомкнув глаз, Вельмол встал во весь рост и размялся. По правде говоря, ему сильно хотелось спать, глаза пасовали, руки-ноги еле слушались, но, хорошенько умывшись из умывальника, он несколько взбодрился холодной водой.

   Вельмол достал предательски звенящую связку ключей, повернул в скважине нужный ключ, и дверь с омерзительным скрипом отворилась. Далее он действовал исключительно тихо, медленно и обдуманно. Чернобородый аккуратно закрыл за собой дверь, запер её, и выдвинулся по коридору к лестнице.

   Он, продвигаясь вперёд, радовался тому, что пол был не деревянный и скрипучий, а плиточный. Подойдя к балкону оглянулся вниз и, к своему счастью, не увидел никого. Обрадовавшись, он слегка ускорился и тихой поступью начал спускаться по лестнице.

   Оказавшись в зале, он буквально пробежал её, продвигаясь вперёд по освящённому факелами коридору не смея и смотреть на высившуюся над ним статую, особенно боясь того, что она могла в любой момент ожить. Дальше он шёл гораздо медленнее, прислушиваясь, контролируя каждый шаг, потому как понимал, что по его правую и левую руку расположены спальни братьев и сестёр, а также столовая.

   Крадучись тихой поступью, Вельмол шёл вдоль коридора, радуясь, что на этот раз кто-то соизволил зажечь настенные факела в мрачном коридоре, где со всех сторон выступали могучие трубы.

   Прислушавшись, он слышал за дверью храпящих и сопящих «братьев», а пройдя чуть дальше он слышал за другой дверью тихие перешёптывания и смешки «сестёр». Свернув вправо, начал медленно спускаться по крутым каменным ступеням, держась за влажную стену.

   Некоторое время он шёл почти что на ощупь, далее не было видно ничего, факелы не были зажжены. Плюнув, Вельмол вернулся назад и аккуратно взял со стены огнище, держа за деревянную ручку.

   Чуть погодя он подошёл к кованой, но местами ржавой двери, где по бокам были вырезаны череп с шестигранной звездой на лбу и глубокие линии, с виду напоминающую кости.

   Нахмурившись, чернобородый достал из кармана мантии связку ключей и принялся пробовать каждый из них. Вставляя сталь в замочную скважину, он с аккуратно поворачивал в бока ключи; третий из связки подошёл, и он с трудом открыл кованую, протяжённо скрипучую дверь, попав внутрь тёмного круглого тоннеля.

   Заперев за собой дверь, он, пытаясь нагнать на себя добрые воспоминания, принялся глушить в голове беспокойство о том, что может его поджидать дальше, в конце тоннеля.

   Вновь спустившись по крутой лестнице ещё глубже, он попал в широкую, холодную и тёмную комнату. Увиденное сразу же не понравилось ему. Вельмол пожевал губу, подумав было уйти пока не поздно, но вняв разуму, взял себя в руки и направился вперёд, обходя книжные полки с запыленными и отсыревшими книгами.

   Пройдя дальше, он чуть не споткнулся об толстую цепь; взглянув куда она ведёт его пробрала злость, потому как он увидел клетку с толстыми прутьями. Внутри клетки к стене были вбиты цепи и наручники, которые вполне могли обездвижить человека по рукам и ногам.

   Вельмол на этом моменте грустно вспомнил себя, точно так же прикованного к стене, когда он был пойман наблюдателями. Пробормотав недовольство прошёл чуть подальше и встал как вкопанный; увиденное ему не то что не понравилось, нет, ему стало мерзко, и он почувствовал нехороший холодок по вспотевшей спине.

   В свете факела, который отбрасывал причудливые тени, увидел каменный стол с прибитыми к нему наручниками; рядом с ним ширилась жаровня, а чуть поодаль громоздился резной стол, на котором разлеглись, дожидаясь своей нужды, молоты, пилы, иглы разных размеров и окровавленные тряпки.

   Подойдя поближе к каменному столу его чуть не стошнило, потому как поднеся к нему факел он увидел багрово-тёмные сгустки крови и тёмно-коричневые пятная ещё чего-то.

   И всё же подумав об увиденном и случайно вдохнув мерзкий, застоявшийся воздух, он не сдержался и его с силой вырвало.

   – Чёрт…

   Чуть погодя он собрался с внутренними силами и разозлился на всех этих братьев, наместников, сестёр и самого владыку этого святилища. Вельмол не понимал, зачем и для чего здесь всё это находится.

   Отойдя в сторону, присел на табурет, держа в правой руке факел, и решил было перевести дыхание, как вдруг внезапно сзади послышался отчётливое бряцанье и звон цепей.

   Чернобородый моментально встал во весь рост, но был не в силах обернуться: его сковал холодный ужас того, что он может быть пойман и точно так закован на этом столе.

   Он вдруг представил, сколько мучений можно испытать на этом камне и то, что способен придумать безумный ум с помощью стальных инструментов и жаровни.

   И всё же сжав зубы, он резко развернулся, и глубоко выдохнул. То были всего лишь крупная, откормившаяся крыса, которая пробежала возле цепей и остановилась возле миски с водой.

   – Проклятье, боги, я чуть не... – прошептал Вельмол, внутренне радуясь, что всё обошлось.

   Набравшись храбрости и подняв факел над головой, пошёл дальше, обходя каменный стол и жаровню. Свет огнища освящал ему путь, но его не радовало увиденное, а именно полки и штативы со склянками, наполненными разноцветными веществами, человеческие черепа с дырками у висков и на лбах. Погодя, обходя стол со свечами, он чуть не испугался статуи Адишола, которая была чуть ниже его ростом.

   Горько усмехнувшись, он подумал:
   «Ну да, только тебя здесь не хватало».

   Вельмол дошёл до конца комнаты и нахмурился, потому как ничего интересного он не нашёл. Но также и понимал то, что не обошёл другие стороны этой обширной комнаты. От конца стены, где стояла статуя, он пошёл по левую сторону, периодически переступая через поваленные старые книги, тряпки и мешки с чем-то, ящики, и тут...

   Чернобородого пробрал ледяной озноб. Он только сейчас, спустя минуту понял, что переступал через трупы. Прикусив губу, развернулся и посвятил перед собой факелом; и в самом деле, судя по вытянутым формам сзади были трупы, завёрнутые то в тряпки, то в мешки. Закрепив на стене за держатель факел, он принялся проверять каждый из мешков.

   Не церемонясь, но сильно брезгуя, он с омерзением вытаскивал за холодные ноги трупы и осматривал их руки. Пахло отвратно, смрад впивался в ноздри, отчего на глаза наворачивались слёзы, колющие глаза, и как на зло в воздухе стояла столь ненавистная ему звенящая, смертельная тишина.

   Подумав, как он, вытаскивая из мешков трупы, выглядит со стороны, горько усмехнулся с мыслью:
   «Неужели я и вправду это делаю?»

   В мешках он не нашёл ничего особенного, кроме израненных, покалеченных сталью и огнём тел. Чтобы никто не подумал об его приходе, он обратно, через силу, обвязал и засунул с десяток человеческих тел обратно. Закрепил факел в другой стороне комнаты, принялся развязывать тёмно-бордовую ткань, в которую были завёрнуты другие тела.

   Внутри оказались на удивление целые, но почему-то мёртвые люди, большинство из которых были престарелые мужи с длинными, серебрящимися бородами.

   Развязав четвёртого человека, осмотрев его, Вельмол не знал, радоваться ему или паниковать. Он нашёл пожилого человека без руки. У тела были в точности там же, где и Ронэмила, отрублена под прямым углом рука.

   Это заставило его поёжиться, и всё же он понимал, что это как-то может быть связано с его одноглазым другом.

   Развязав, стянув с человека всю ткань, он придирчиво рассмотрел его и нашёл в под целой рукой наполовину сожжённое письмо. Заинтересовавшись, он взял его и подошёл к свету.

   Содержание гласило:
   ...и именно этой ночью, пусть случится так, что однорукий обретёт руку. Его вера в наш культ возрастёт, когда он подумает, что Адишол преподнёс ему в благодарность за служения целую руку.
   Думаю, вам не стоит говорить, что сегодня вы должны сходить к профессору и выкрасть мазь, с помощью которой нам удастся прирастить ему новую руку. Верьте, ваши старания вознаградятся. Этой ночью мы подпоим его, и совершим ритуал по сращению конечности.
   Так же не стоит забывать о том...

   Вельмол в первый момент немало обрадовался, но также он подумал о том,  как отнесётся сам Ронэмил к этому письму и его рассказу? Внизу, на до конца не сожжённой стороне бумаги, он увидел изящную, залихватскую подпись: «М.З.» – несомненно значащую имя владыки.

    Не медля, чернобородый аккуратно сложил письмо и засунул к себе в карман. Он некоторое время обратно обвязывал конечности трупа, но выходило у него из-за спешки неправильно, не так как было. Плюнув, поторапливая себя, он взял факел и ускоренным шагом принялся удаляться из этого мерзкого, гнетущего места.

   Пробравшись возле запоминающегося каменного стола, он бегом побежал прочь вперёд по круглому тоннелю и принялся на эмоциях толкать и тянуть на себя дверь; но спустя момент вспомнил, что запер её за собой.

   Вельмол закрыл дверь на ключ, вложил факел обратно в держатель и, поднявшись по крутой лестнице, тихой поступью начал приближаться к коридору.

   Спустя несколько мучительно долгих, тревожных минут, он оказался в зале, посмотрел на статую Адишола и показал ему язык, проходя дальше, возвышаясь по каменной лестнице, поднимаясь на третий этаж, где он с облегчением перевёл дыхание.

   В его голове была мысль прямо сейчас тихо постучаться в кабинет к Ронэмилу, но его обволакивала всепоглощающая усталость. Зевнув, он отпёр свою дверь комнаты, вошёл внутрь и закрылся, осматриваясь по сторонам.

   Ничего не изменилось в строгой, с размахом обставленной комнате, и это его радовало.

   Вынув из кармана письмо, Вельмол спрятал его под кровать, положив рядом с топором Зубоскалом. Раздевшись, сняв с себя мантию, он прилёг на кровать, накрылся и закрыл глаза, не помня себя уснул, так и не продумав речь для друга.
   
-------------------------------------

   Вначале чернобородый не понял, что происходит; он слышал настойчивый стук, и только спустя минуту додумался до того, где он находится и для чего он сюда прибыл.

   Встав с кровати, он чуть не упал из-за онемевшей ноги. Еле ковыляя, ругнувшись, взял с тумбы связку ключей и отпёр дверь. Внутрь сразу же вошёл владыка Мэризиль и обеспокоенно оглядел его с ног до головы.

   Вельмол был неодет и невольно испытал стыд от придирчивого взгляда этого человека. Облокотившись спиной на стену, владыка деловито сказал:
   – Уже полдень, а ты всё спишь.

   – Приятные сны снились, – нашёлся Вельмол, начав одеваться.

   – Ты должен как можно скорее приступить к написанию своих продуманных речей. Мне будет очень интересно посмотреть, какие слова ты используешь, чтобы проникнуться к человеку.

   – Всё будет сделано, только переговорю с наместником Ронэмилом, и ближе к вечеру, с вашего позволения, приступлю.

   – Хорошо.

   Владыка закивал, усмехнулся чему-то, и удалился из комнаты тихой поступью.

   Вельмол поёжился. Ему было неприятно даже разговаривать с этим человеком; он чувствовал в нём что-то холодное, расчётливое.

   Одевшись, нагнулся около кровати и достал оттуда наполовину сожжённую записку; спрятав её в кармане тёмно-лиловой мантии вышел из своего роскошного кабинета. Заперев за собой дверь, он вышел в закуток и вспомнил, где именно находится кабинет друга. Дёрнув на себя неподдающуюся дверь чернобородый принялся настойчиво стучать, поговаривая:
   – Открывай, скорее открывай!

   За дверью послышались шаркающие шаги и глубокий вздох; по-видимому одноглазый узнал по голосу, кто стучит.

   Войдя внутрь, Вельмол увидел точно такой же кабинет, как и у него, правда, в этой комнате находился каменный алтарь, на котором лежал волнистый кинжал, открытая книга в кожаном переплёте и курица, запертая в клетке.

   Ронэмил молча сел за свой резной стол, удобно устроившись на кожаном кресле с мягкими подлокотниками, и кивком головы пригласил усесться Вельмолу рядом, напротив него. Чернобородый плюхнулся и многозначительно посмотрел своему другу прямо в глаз.

   Брови одноглазого взметнулись к верху и он, не выдержав взгляда, нахмурился и принялся что-то писать.

   – Ладно, ближе к делу. – буркнул Вельмол, – Обрати на меня внимание и хватит притворяться, будто бы мы не знакомы.

   – Слушаю, – ответил тот, откинувшись назад.

   – Я был в подвале, и видел пыточную комнату. И я вовсе сомневаюсь, что это святилище – мирное местечко.

   – Мне тоже однажды довелось там побывать. Место, конечно, гнилое, но иногда люди, идущие против интересов культа, заслуживают пытки. Их необходимо расколоть, узнать, почему они начали выступать против нас.

   – Но это чистое зверство! – прошипел чернобородый, – Людей там ни во что не ставят. Ты видел пыточные приспособления? А каменный стол с наручниками? Жаровню? Что будет если лично ты как-то сглупишь и окажешься там по воле владыки?

   – Не думаю, что этому суждено совершиться.

   – Раз так, ладно. Я скажу тебе прямо: я нашёл там трупы, завёрнутые в мешки и ткани. И угадай, в чём была особенность одного из них?

   – Ну, говори же, не томи.

   – У него была отрублена левая рука именно там, где она у тебя отросла. Цвет кожи был с бронзовым оттенком! Что ты на это скажешь?

   – Это ерунда, ты врёшь. – отмахнулся одноглазый, незаметно приподнимая рукав и посматривая на кисть своей руки.

   Вельмол выждал минуту, дал подумать Ронэмилу и смотрел на то, как тот краем глаза оглядывал под столом свою руку, сравнивая её с другой.

   – Ты мне не веришь? – спросил чернобородый со вздохом, – А не боишься ошибиться?

   – Нет, не боюсь, – выдавил из себя Ронэмил, у которого виднелись капли пота на лбу.

   – Что ж, – Вельмол достал письмо и положил на середину стола, – Читай. Это я нашёл как раз у безрукого трупа.

   Одноглазый с наигранным смешком схватил наполовину сгоревшее письмо и начал придирчиво читать. Мало-помалу лицо его мрачнело; он нахмурился, и его руки начали невольно трястись.

   Он оглядел Вельмола, охнул, не веря письму, затем облизнул губы и ещё несколько раз прочитал записку.

   – Боги, – прошептал он, держа листок дрожащей рукой, – Неужели?

   – Да, – ответил чернобородый, вставая с кресла, – Теперь-то ты понимаешь, что ничего не должен этому божку? Они использовали тебя для пользы культа. Все братья и сёстры увидели чудо, а именно то, что тебе за веру вернулась рука. Честно сказать, это горький конец сказки, но реальность, увы, такова.

   Ронэмил поник телом над столом, прислонился лбом к дереву, содрогнувшись.

   Вельмолу показалось, что тот плачет, – он обошёл стол и обнял одной рукой своего друга, говоря:
   – Я понимаю, это ужасный для тебя момент, но теперь-то ты видишь? Тебя обманывали. Каждый наместник и сам владыка знали правду и целенаправленно молчали, использовав твою слабость на благо культа, тем самым закрепив веру братьев и сестёр в чудо, дарованное божеством.

   Но оказалось, что Ронэмил не плачет а злится. Он с силой сжал зубы и кулаки до хруста, стал глубоко дышать и только сейчас до него начала доходить правда от друга.

   Собравшись с силами, он сердечно сквозь злобу сказал:
   – Прости меня. Они такие убедительные...

   – Старина, я тебя понимаю и прощаю, только пожалуйста, послушай меня внимательно.

   Ронэмил поднялся телом над столом, овладел собой и вопросительно посмотрел на того, который шёпотом сказал:
   – Бежим отсюда пока не поздно. Владыка хочет, чтобы я написал то, как мне удалось уговорить людей вступить в культ – а такой информацией я делиться не намерен. Старина, бежим со мной, вернись к семье, они тебя и вправду ждут, понимаешь? Поверь, я достаточно пожил чтобы твёрдо сказать: нет ничего важнее семьи. Ну, послушаешь ты меня наконец-то?

   – Бежим, – только и ответил Ронэмил, вставая из-за стола.

   – Я только на минутку забегу в свой кабинет, там мой топор.

   – Я прихвачу со столовой чего-нибудь нам на дорогу, – ответил одноглазый, кидая взгляд на свою руку.

   Вельмол и Ронэмил одновременно вышли из кабинета, и возле закутка их подозвал к себе владыка, рядом с которым стояли братия с дубинками.

   Мэризиль посматривал на них с лукавой улыбкой; он деловито, ласково спросил:
   – О чём шептались?

   – Мы с наместником Ронэмилом решили сегодня поискать ещё людей для культа, – сказал Вельмол с наигранной улыбкой, – Если повезёт, завтра утром придут ещё новые приспешники. Как и было уговорено, к вечеру я вернусь и приступлю к записям.

   – Надеюсь что так. Я терпелив, я буду ждать, – ответил Мэризиль строго, – Кстати, вы случайно не знаете, кто бы мог проникнуть этой ночью в подвал?

   Одноглазый и чернобородый в один голос высказались отрицательно, затем переглянулись и Вельмол сказал:
   – Если бы я что-нибудь узнал, то обязательно доложил вам.

   – Верю, что это так. – вкрадчиво ответил владыка, – Кое-что пропало, и мне это не нравится... Что ж, к ночи я жду от тебя парочку листочков речей.

   – Будет сделано.

   Одноглазый и чернобородый посторонились и увидели, как в комнату Ронэмила зашёл владыка и несколько «братьев», которые сразу же начали обыск, проверяя каждую книгу на полках, резной стол и ящички в нём, переворачивая всё вверх дном.

   Это смутило обоих, и потому они, переглянувшись, молча поняли друг друга.

   Одноглазый направился вдоль коридора. Спустившись по лестнице, он стремглав побежал по залу, к закутку в конце, ведущему в столовую.

   Вельмол отошёл от балкона, с силой выдохнул от напряжения и увидел, как стражники в комнате Ронэмила началась возня и то, как придирчиво осматривалась постель.

   Нахмурившись, чернобородый поспешил; он отпёр свою дверь сразу же и нырнул под кровать, достал Зубоскал, холодная сталь которого моментально успокоила его. Сняв с себя мантию, он на ремнях приспособил топор за спиной, крепко закрепил его, и обратно надел одежду с капюшоном. Он знал, что выглядит так несколько подозрительно, потому как топор выпирается вверх, и всё же он думал, что пока рано снимать мантию.

   Оглянув в последний раз роскошный кабинет, он огорчённо вздохнул, и вышел в тот момент, когда уже к нему вошёл владыка со стражниками. Они обменялись улыбками, Вельмол же старался не показывать им свою спину. Держась к ним торсом вперёд, он аккуратно протиснулся и впустил внутрь остальных.

   «Братья» сразу же начали бесцеремонный обыск, владыка командовал, не обращая никакого внимания на чернобородого. Это было ему руку, потому как он, сдерживая ухмылку, начал потихоньку удаляться.

   Спустившись на первый этаж залы, Вельмол в последний раз оглядел это святилище. Над сводчатым потолком высилась статуя Адишола, цвет камня которого, как будто бы, сменился на тёмно-янтарный. Возле статуи, стоя в кругу тёмных свечей, всё так же танцевали сёстры, которым молитвами подпевали братья, иногда ритмично хлопая в ладоши. Чернобородый увидел, как очередной новичок с другой стороны статуи, прямо под ногами, приносил в жертву козла. Некоторые люди, одетые в тёмные мантии, продолжали упорно лепить из глины подобие божества Адишола, другие поддерживали огонь в камине и просто стояли в сторонке, тихо беседуя друг с другом.

   Поморщившись, Вельмол в сердце обрадовался, что уходит из этого святилища. Чуть погодя скорой поступью к нему присоединился Ронэмил. Теперь-то одноглазый сменился в лице, вместо угрюмо-серьёзного лица он как будто бы подобрел после того, что узнал, что его и это святилище более ничего не связывает.

   По переменке каждый из них вышел из святилища, не привлекая внимания. Вельмол попал на улицу вторым и услышал, как сзади него с грохотом захлопнули дверь стражники. Этот шум знаменовал для них свободу.


   Лебединский Вячеслав Игоревич. 1992. 05.09.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите в мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)